8.1
У шиповника
http://www.proza.ru/2015/01/07/86
...Расцвело небо цветом розовым, цветом розовым – золотым лучом. Поднялось над степью солнце летнее, солнце летнее – солнце ласковое. Осветило куст шиповника, и зацвёл он цветами дивными, цветами дивными – пахучими…
— Ой, какая красивая сказка, бабулечка!
— Не сказка это Варенька, посмотри, на кусте и в самом деле бутоны раскрываются, — говорила седовласая старушка девочке.
— Это ты им приказала? — спросила Варенька.
— Что ты, милая, мне ли чудеса творить? День сегодня такой – лето пришло. Сам Никита Столпник цветы шиповнику открывает и наделяет лепестки поутру волшебными свойствами.
— И чем же они волшебные?
— Видишь ли, Варенька, ты сама сетовала, что мама измаялась с братиком. А мы вот соберём лепестки, сделаем отвар, отнесёшь его домой и напоешь ребятёночка. Напиток отгонит тёмные силы и перестанет братик бегать и кричать, как оглашенный, да и ныть без причины не будет. Наступит облегчение матушке. Только торопиться надо, пока день силу не набрал.
Бабушка Пелагея и Варенька, девочка – соседка стали собирать лепестки дикой розы. Рядом на пригорке сидела и умывалась кошка Сёмка, и носился, гоняя бабочек, щенок Шнапс. А вокруг просыпалась от ночной дрёмы степь: зашуршали ящерки, зажужжали жуки, засвистели куропатки, а потом шумно вспорхнули напуганные щенком. Высоко в небе, оглядывая дали, парил орёл – степняк.
Прикрывшись рукой от лучей восходящего солнца, наблюдала за орлом Пелагея. Засмотрелась на птицу, загрустила. Вот так же на рассвете много лет назад провожала она жениха в дальний поход на бой смертный. Вот так же летел орел, указывая путь молодому казаку, а Пелагея стояла и смотрела вслед обоим.
Видно надолго душа в прошлое заглянула. Не слышно вопросов Вареньки, затих Шнапс, только кошка Сёмка со степной мышкой играет. Взглянула Пелагея под куст, а там, в обнимку спят сладким утренним сном девочка и щенок.
Переполошилась старушка, затормошила спящих, запричитала:
— Что же вы, милые, удумали? Ох, нельзя спать под кустом шиповника – задурманят вам головы богинки – пакостницы, злого демона прислужницы, болезнь – лихоманку нашлют.
Отнесла Пелагея девочку от куста подальше. Рядом с Варенькой и Шнапса пристроила. Щенок глаза приоткрыл, хвостом слабо вильнул и заскулил жалобно. Да и девочка хотя проснулась, но вся горячкой пылала. Расстроилась старушка, посетовала:
— Эх, не уберегла тебя, девонька! Не успела рассказать, что у корней шиповника провал в тёмное царство находится. Видимо придётся спуститься, да поискать богинок – вредин, упросить нечистую вернуть силы ваши.
Сняла Пелагея шаль тёплую, укутала Вареньку, приказала кошке с висков девочки жар слизывать, взяла щенка на руки, вступила под тень куста шиповника и стала читать заклинание:
Солнце встаёт,
Длинну тень даёт,
Дверь в другой мир открывает,
Лихо-беду не пускает,
Дай же мне, Солнце,
Луч золотой, открой дорогу
В край иной…
Не успела Пелагея слова до конца договорить, как нашёл на солнце диск тёмный, и разом все звуки смолкли. Поднялся ветер, закружил вихрь буйный и с силой толкнул старушку на ветки кустарника. Но шипы дикой розы не поранили старушку – втянуло её в другой мир, где бродят тени мертвецов и пируют бесы.
Как ни готова была Пелагея к событиям нежданным, но от испуга сердце зачастило. Постояла знахарка немного – дух перевела, тёмные точки перед глазами сморгнула, цветные переливы отогнала и пошла по едва заметной тропке среди валунов и утёсов. С одной стороны от старушки огонь полыхал – как в горне у кузнеца, а с другой стороны холод жуткий стоял — словно в лютый мороз. С одной стороны крики да стоны раздавались, с другой – смех, душу леденящий.
Долго бродила Пелагея: вроде шла вперёд, а ноги вспять несли, тропинка вниз вела, а старушка вновь у начала тропы оказывалась – закружили, заморочили богинки голову знахарке. Устала Пелагея – не молодая, поди, присела на камень. А богинки возле неё вьются: то щипают, то толкают, то за платье, то за волосы дёргают. Щенок рычит, но встать не может – сил не хватает, а старушка отбивается, как умеет, но чувствует, что последних сил лишается. Хотела достать платочек из кармана, чтобы пот утереть, да нащупала лепестки шиповника. А цветы шиповника непросты – они нечистой силе путь преграждают. Рассыпала Пелагея лепестки вокруг себя, богинки, отстали, а вскоре и вовсе исчезли.
Поняла тут знахарка, что не сможет она в одиночку с этими пакостницами справиться. А раз так, то надо на них управу поискать. Отправилась вновь по тропинке. В этот раз путь недолгим оказался. Очутилась Пелагея перед пропастью, едва не свалилась в неё. Из-под ног камни осыпались, потревожили сон самого демона. Это знахарка тогда поняла, когда закипел провал огненный, поднялся одним большим всплеском и вырос до громадных размеров. Проявились наверху черты демона с рогами и чёрными глазницами. Загромыхал басом хозяин преисподней:
— Раньше времени пожаловала, старая? Отчего так? По доброй воле сюда редко кто ходит.
Отвечала знахарка сильный страх испытывая – не с обычным человеком говорила:
— Прости, хозяин тёмного царства, за беспокойство. Не по злому умыслу, а по большой необходимости пришла к тебе. Расшалились, разыгрались богинки – служанки твои. Губят души невинные, не в наказание, а ради прихоти. У детей безвинных силы забирают, над старостью издеваются.
Рассмеялся демон, опалил седые волосы Пелагеи:
— Ты решила правду и справедливость в тёмном мире искать?
— И не думала, уважаемый. Их на земле не найти порой. Только вот думается мне, что в любом месте негоже мелкой твари важной особой слыть. Коли власть над ними имеешь, можешь и к ответу призвать, ну а если нет…
Рассердился демон, вспыхнул языками пламени и произнёс:
— Уж не думал я, что смертной старухе силу свою покажу. Но будь по-твоему -воспитаю нечисть ещё раз.
Взмахнул демон рукой, разбрызгал капли огненные, и появились всякие уродливо-страшные твари. Каждая из них занималась непристойным делом: кто в карты играл, кто вино распивал, кто мутузил друг друга, а богинки шарами светящимися играли, перекидывали из рук в руки, подбрасывали и хихикали противно от радости.
Демон долго не рассматривал слуг своих – всем славную трёпку устроил. Не знали, куда разбегаться поганцы, но демон их и не отпускал вовсе, а поливал и поливал жаром нестерпимым пока они не закричали все, как один, и не взмолились о пощаде. Пелагее тоже жутко было – вдруг, как и ей перепадет преисподней гнев.
А богинкам особо досталось, собрал он светящиеся шары воедино, уменьшил до малости – то силы детей безвинных и людей праведных были и отдал знахарке. Сам подбросил богинок ввысь и стал ими играть, как раньше они силами людскими забавлялись. Развылись богинки, раскричались – поклялись впредь поступки обдумывать. И унеслись без оглядки, как только демон отпустил их.
Пелагея держала в ладонях то, зачем пришла, но радости не испытывала. Ибо тёмный демон исчез назад в пропасть, а перед тем хохоча, сказал, что дороги из его царства не отыскать.
Побрела Пелагея, куда глаза глядят. За себя уже не боязно – может время её закончилось на белый свет глядеть? Жалела она Вареньку, что не уберегла, не вылечила.
Шнапс же отлежался, сил набрался, нашёл Пелагею, громко залаял, и понёсся по склону вверх, приглашая Пелагею за собой. Старушка мешкать не стала, пошла за щенком и вскоре оказалась в том месте, откуда её подземный путь начался. Над головой корни шиповника висели тонкими концами. Для человека трудно дорогу домой найти, а собаке со своим чутьём отыскать несложно.
Подозвала Пелагея Шнапса, взяла на руки и заговорила:
Солнце – светило,
Счастья мерило,
Забери с собой
Чтоб остаться живой.
Протяни луч прямой
Укажи путь домой…
Закружилась тут у Пелагеи голова, пронеслись яркие разводы перед глазами, подхватила её неведомая сила и вышвырнула на землю под яркое солнышко возле куста шиповника. С радостью встретили старушку кошка Сёмка и девочка Варенька. Кошка своё дело хорошо знала, вылизала весь жар с девочки. Пелагея этому обрадовалась, достала из кармана светящийся шарик дунула через него на Вареньку. Разом чихнули и кошка, и девочка, и щенок, который тут же зашёлся в весёлом лае. А через пять минут девочка стояла уже на ногах, полна сил и расспрашивала бабушку, про неожиданное исчезновение и ещё более внезапное появление.
Пелагея правду Вареньке не рассказала, зачем девочке знать о тёмном демоне. Предложила дослушать сказку о шиповнике.
… на заре вечерней алой облетели с цветов лепестки. Облетели, посыпались под ноги. Разогнали силы тёмные, силы тёмные неуёмные. Отступили они далече, далече за крутые бугры, за темные яры. Стало в мире радостно, радостно и приветливо…
8.2
Есаулиха
http://www.proza.ru/2015/01/06/1706
Жила в нашем хуторе Нюрка – глупая баба, по прозвищу Есаулиха. Оно, конечно, многих из женского племени неумными назвать можно, но Нюська – это особый случай. Возомнила она себя кошевым* и ну всех, кто под руку подвернётся муштровать: и соседей, и детей своих и чужих, и свекровь старенькую. Корове с поросём чаще всех доставалось.
Муж её – Егор, до поры, до времени терпел выходки, любил, как ни странно. Но когда Нюська стала супружника учить, как стога ставить и подпругу утягивать, а главное, как щук ловить, рассердился: «Не лезла бы ты, баба, не в своё дело!» Но Есаулиху останавливать, будто бегущему стаду быков поперёк встать. Разошлась она вовсю - не унять. Плюнул Егор, сел молча на телегу и уехал в поле боронить. Долго не разговаривали – соседям надоело спорить: помирятся или разъедутся. Даже поп приходил их совестить, но Нюрка ни в какую: «Не жена я Егору больше. Развенчивайте нас!»
Пока в молчанку играли Покров пришёл. А на праздник этот в народе было принято на столы угощения знатные выставлять и вина отборные подавать для гостей. Людей приглашали разных – чем больше гостей, тем больше достаток в следующем году. Вот и Егора с женой в гости позвали. От обилия выпитого и съеденного Есаулиха подобрела: скандалы не чинила – плясать пошла. И Егор оттаял, присел на завалинку с мужиками поговорить, самосаду покурить. И зашёл между казаками разговор, где в это время года лучше щука клюёт.
И надо же такому случиться, что Есаулиха спор услышала – видимо нелёгкая принесла. И ну препираться сразу, мол, под Бабьей скалой ловить надо – и всё! Мужики ей разумные доводы приводят, а она упирается: «Дайте снасти, через два часа полную сапетку** щук принесу!»
Хозяин застолья, посмеиваясь, снасти принёс, и Нюрка, как была в праздничной блузе, так и пошла на рыбалку. А гостям того и надо – за столом песни поют, никто не ругается.
Далеко за полночь вернулся Егор домой, спать улёгся – не до жены было. Проспал до обеда, пока корова и поросёнок голодным криком не разбудили. Глянул в окно ребятишки его неумытые, нечёсаные на лавочке сидят и жалобно вздыхают. Делать нечего, принялся Егор справлять бабьи дела: поросю отруби запаривать, корову доить, мать и детей кормить. Устал казак за день. Но Есаулиха и к ночи не явилась. Не до смеха стало Егору – пропала жена, куда делась, и что делать не знает.
Пошёл за околицу, прищурился вдаль, увидел по дороге бредёт кто-то – оказалось, дед Капитон со службы из станицы возвращался. Присели на валуны, посетовали на жару, что летом стояла. И вздохнув, Егор осмелился у деда спросить, не видел ли он где его Нюрку, исчезла, мол. Старый казак не отмахнулся, всё в подробностях выслушал и ответил:
— Дураки вы, вместе с Нюркой!
— Это же почему? — возмутился Егор.
— Вчера Покров был, водяные из реки в реку перебираются и всех, кого увидят, с собой забирают. Потому на Покров рыбачить и нельзя – деды наши так велели. А они в этом здорово разбирались.
Не поверил вначале казак деду Капитону, до утра маялся, не спал. А утром наточил шашку, почистил ружьё, отсыпал денег и пустился в путь.
Возле самой Бабьей скалы увидел Егор бусины красные, которые вначале за ягоды принял, снасти кинутые и платок шёлковый на кусте висящий. А рядом трава помятая, притоптанная, чешуёй покрытая. Понял, что старый казак правду сказал и придётся новый дом водяного искать. Только в каком краю, в какой реке находится он, не понятно.
Тут к Егору дед Капитон подошёл и сказал с укоризной:
— Ты, казак, никак водяного вызывать собрался? Как задабривать его решил? Или думаешь, что он просто так отпустит твою Нюрку? Он её с целью умыкнул – в русалку превратить и жениться.
— Так что же мне делать, дядько?
— Вот тебе мешок. В него я собрал всё, что вспомнил, что мне мой дед велел с собой брать, коли придётся водяного навестить. Мне совет не пригодился, а тебе в самый раз, — и добавил, — ну, прощевай, может, и не свидимся более. Водяной не только женщин в полон берёт, но и мужиков в рабство кобалит, тяжёлыми работами замаривает.
Отдал мешок старый казак, рассказал Егору, что делать надо и, кряхтя, пошёл назад в хутор.
А Егор присмотрелся внимательно и увидел, что бусины в одной стороне лежат, друг за дружкой через пару шагов. И впервые подумал казак о своей жене: «Умница! Догадливая бабёнка».
Шёл казак, усталости не замечая, как вдруг закончились бусины: не видать их более. Опечалился Егор, но не поддался унынию, вспомнил, что приближался он с каждым шагом к водам реки, что с севера бежит.
Дошёл Егор до берега и вверх по течению направился, высматривая, где осоки побольше, где деревья повалены, словно крыша лежат, и стал поджидать полночи. Дед Капитон сказал, что сумерки любимое время водяного.
Как только стемнело, и на небе показалась луна, Егор достал припасы, положенные старым казаком в мешок. Вначале жареного поросёночка, затем бочонок мёду, крынку масла и чугунок пшеничной каши. Примерил угощение на вес и по очереди стал бросать в гущу осоки. Как только стихло хлюпанье воды и шелест травы, как только лягушки снова заквакали, достал Егор из мешка живого гуся.
Жалко было птицу Егору, но ничего не поделаешь, отрубил голову шашкой и бросил в воду. Гусь, не задерживаясь, пошёл ко дну – знать хозяин здешних вод довольный угощением остался.
А раз так, Егор нашёл раковину побольше. Зачерпнул в неё воды, опустил губы в воду и позвал: «Водяной, водяной, выйди, поговори со мной!»
Вскоре услышал казак хлюпанье чего-то тяжелого об воду и увидел страшилище: обнаженного старика с огромным животом, предлинной зеленой бородой и волосами, всего покрытого тиной и чешуей. Испугался Егор, всё же нечисть впервой видел, но не забыл, что Нюрку спасать пришёл и учтиво спросил:
— Разрешит ли водяной царь с ним говорить?
Водяной, почесывая сытое брюхо, согласно кивнул. А казак продолжал:
— Ты второго дня у Бабьей скалы женщину в полон взял. Она жена моя – Нюра. Мне хотелось бы её домой забрать, детки скучают.
— Нет мне дела до чужих детей! А Нюра – баба весёлая: так всех смешно ругает,
что хохочут жители с утра до вечера. Как же я такое диво отдам?
Егор совсем сник, последнюю попытку сделал:
— Может и я развеселить смогу, или спор какой выиграю?
Водяной подумал, взмахнул рукой прикинуться огромных размеров щукой, вильнул хвостом, вызвал волну и смыл Егора за собой на дно.
А под водой у царя хрустальные палаты, русалки хоровод водят, хохочут. А в середине Нюрка стоит и поучает, как танцевать правильно надо.
Увидел жену казак, бросился к ней и заговорил: «Нюра, Нюра, что же ты тут делаешь? Дома детки плачут, мамку зовут. Пошли отсюда!»
Есаулиха опомнилась, схватила мужа за руку: «Уведи меня скорей! Сыро тут, зябко, солнышко не видно!»
Только не просто уйти – водяной путь перегородил:
— Или веселишь меня и других водяных, что в гости пожалуют, или навек здесь
остаёшься!
— Хорошо, царь, быть по-твоему. Отпусти жену мою к детям.
— Отпущу, коли удивишь.
Глянул Егор, а у старой затонувшей коряги десяток водяных сидят и ждут, что казак им покажет. Не артист Егор, но вытащил шашку и показал, как умеет работать ею: вымахнул рукой сверху вниз направо и налево с прохождением клинком полного круга. Рука была совершенно прямой и, только проходя мимо бока, чуть-чуть уходила вправо или влево. И клинок засвистел, запел, потому что если клинок не свистит — скорость мала. А чем выше скорость, тем тоньше свист.
Никто в этом мире так делать не мог, восхитились водяные и отпустили Нюрку к деткам на землю. Она поначалу без Егора уходить не хотела – оказалось тоже любит мужа сильно. Но казак убедил, что дети сиротами останутся, пусть хотя бы мать, да вернётся. Погрустнела Нюрка, но волю мужа выполнила, ушла.
Водяные следующих развлечений ждут. А что казак умеет ещё? Только то, что познал с мальства – джигитовку. Приказал Егор привести коней (как известно у водяного и лошадей, и коровушек вволю) и показал свою ловкость: положил коня на землю после резкой остановки, скакал «о дву-конь и три-конь» с пересадкой с одного на другого. Не боялся стоять на коне. Мог Егор вниз головой повиснуть, переворачиваться в движении лицом к хвосту коня и ехать в таком положении долго. На ходу расседлывал скачущего коня и метал дротики в цель.
Думал Егор, раз понравилось его джигитовка, то отпустят его на волю, но не тут-то было! Водяной решил и других гостей развлекать, показывая ловкого казака. И потянулись дни безрадостные в окружении русалок, рыб и водяных. Через некоторое время стал замечать Егор, что ноги его покрываются зеленью, а на ступнях чешуя появляется. Испугался. Что делать не знает.
Как-то утром, на зорьке приплыл он к Бабьей скале – тоска одолела, и увидел там Нюрку. Сидела она печальная, из глаз слёзы катились. А заметив мужа, обрадовалась. Повесила на грудь образок и сказала, что дед Капитон научил, как от водяного уйти.
Надобно на закате, когда чёрные кони водяного выбредают пастись на луг у кромки воды, успеть оббежать три раза вокруг всего табуна, пока солнышко не скроется за буграми и схватиться за хвост вожака. Конь силою крёстной испуганный рванётся подальше от воды и уведёт казака из царства водного, не смогут силы тёмные удержать крещённого человека в глубинах.
В тот день Егор исправно царю служил, игрою в карты развлекал и всё ждал, когда солнышко к земле покатится. А светило ясное не торопилось. Однако, и его черёд пришёл к земле клониться.
Водяной пошёл свои владения обходить, а казак коней на выпас погнал. И пока они сочную траву жевали, оббежал табун три раза, крёстную молитву творя. Испугались кони, понеслись в степь, и Егор, уцепившись за хвост, вместе с ними. Так и добежали до своей хаты.
С тех пор только в наших краях рождаются вороные кони. А Есаулиху больше в хуторе не слышали, тихая стала. Когда ей хотелось покричать, набирала в рот студеной воды и молчала.
Не зря говорится, что на всякую человеческую глупость есть Божья премудрость.