Луганск - Киев

Алексей Будков
Ранее утро. Разбудил меня мой кот. Многие меня называли странным: ведь я дал ему имя Бродский. Ласково называл его Иосиф. Меня особо не волновало мнение других людей.  Даже наоборот, я всегда пытаюсь показаться, как можно хуже. Залезть в душу на самое дно.

Я лежал на старой кровати времен Союза. От неё несло этакой периферией. В моем доме уже никто не жил лет восемь, словно проклятое царство

Поднявшись с кровати, я зевнул, и как обычно захотел прослушать Лучано Паваротти. “Ave Maria” – моя любимая композиция. Вообще, я обожаю классику. С первых нот крысы начинают грызть под сердцем.

Мой утренний обряд только начался. Я открыл окно. С  улицы повеяло сыростью и свежестью. Этот запах накрыл меня как волна. Я выдвинул ящик. На дне лежала пара темных монет – сдача после вчерашней пьянки. Рядом лежала не открытая пачка “сокровища”. Я ловко снял пленку и достал крепкую сигарету, которую хочется растянуть до самого вечера. Когда докурил, я решил что-то съесть: желудок был пуст, словно душа нигилиста.

Зайдя в кухню, я осмотрел плиту, возможно, осталась ещё еда. Всё, что было в масляной сковородке  – кусок омлета, приготовленный моей матерью, которая спешно ушла на работу. Подойдя к шкафу, я прошуршал в хлебнице. Нашел парочку кусков твердого чёрного хлеба. Хотелось чего-то мясного, и вспомнил, что оставались сосиски. Открыв холодильник, я ничего не обнаружил. Было ощущение, что мышь сдохла в том холодильнике, но интуиция подсказывала открыть морозильную камеру. Возможно, мама решила там спрятать от меня в моем понимании деликатес. Борьба с камерой разгорелась не на шутку. Лёд покрывал дверцу, но немного подвигав её, я открыл ящик желанными жемчужинами. В морозильной камере лежал небольшой пакет, в котором находилась долгожданная пища. Закрыть камеру не составило труда. Я кинул сосиски на помятый стол, на котором меня ожидали хлеб и омлет. Открыв пакет, возникли сразу две проблемы. Во-первых, количество сосисок было ограничено. Нужно было взять одну, дабы мама не заметила. Во-вторых, они были покрыты льдом. Желание голода преодолело меня. Я накинулся на еду как ходячий мертвец. Мою голову поедала мысль. Насколько я мелочный: за кусок второсортного мороженого мяса готов обмануть любого. Ел я, не спеша, может, растягивая удовольствие, может, просто проблематично было откусывать.

Поев, я вытер рот и снова закурил. У меня привычка после еды подымить. Хотя я курю всегда и везде. Больной до этого. Обожаю, когда едкий дым дерёт легкие. Только мой старый друг Макс курит больше, чем я. Его ногти уже обхватил тонкий слой смолы. Не нужен убийца человеку, просто дай ему волю, он сам себя сгубит табаком, наркотиками, выпивкой или любовью. Как печально не звучало, но в основном виновна любовь.

Захотелось выпить мне кофе. Ну как кофе – порошковое дерьмо, ввиду отсутствия финансов. “ Зерна из Бразилии “ свято верю в это. У нас же Бразилия теперь в подвалах ошивается. Самое главное – это не махинация, а успешно проведенная маркетинговая политика. Набрал пол чайника воды и поставил кипеть. На дне всегда оставалась накипь. Чайник – это душа человека, которая запоминает всё самое скверное и грязное в жизни. Когда вода закипела, я залил четверть чашки воды, дабы ощутить хоть какой-то вкус “ маркетинговой Бразилии “. Не допив содержимое, я кинул чашку в мойку. В ней находилась вся шелуха нашего мира.

Пора собираться в дом родной: ведь Родина моя – улицы. С её пьяным пафосом, который бьет нещадно по лицу благородных индюков, с её сумасшествием и развратом. Только там понимаешь, насколько наша жизнь мелочна и ничтожна. Как бы богатый не плакал, бедный все равно сидит по горло в навозе и проблемах, даже когда счастливый. Можно подумать, что меня стоит пожалеть, но я горжусь своим происхождением, своей семьей, своим домом.

С кухни перешел в ванную комнату, где стал на деревянные доски. Потому что пол бетонный, а я особо не хочу запачкать свои белоснежные ноги. Взял щетку, которая была растрепанная, выдавил на неё мятную зубную пасту. Почистив зубы, сплюнул мутную массу. Кинул на лицо кусок холодной воды, что привело меня в себя.

Я закрыл кран. Вернулся в свою комнату, выключил музыку и стал собираться. Снял носки, которые вчера постирал (Альпийская свежесть). Рубашка висела на стуле. Я не спеша одел её, вспоминая стихи Есенина. Люблю лирику Сергея Александровича, в особенности интимную. Чуяла его русская душа больное женское сердце. На стуле также висели брюки, в которые, можно сказать, я запрыгнул, и сразу застегнул немного избитые пуговицы своей одежды. Достал из ящика галстук, который обхватил мою шею словно змея. Связал животное в Гордеев узел и плотно затянул до яблока. Достал пиджак, накинул на плечи и застегнул. Классика придает каждому стиля среди твердолобого народа. Прекрасно казаться безумным, хотя мое безумие – моя жизнь Безумие делает меня личностью, делает меня уникальным.

Заиграла музыка моего мобильного телефона, который находился на столе.

–  Привет, солнышко, как у тебя дела?

– Не хуже чем вчера, кстати, соскучился я за тобой, – ответил я ласково.

Это была Яна, мы вместе уже давно болеем друг другом. Всё время я вел себя мерзко, а она реагировала адекватно. Макс мне сразу сказал, что я ей якобы понравился. Мне хотелось проверить её на прочность. Пару месяцев мы выпивали, гуляли и просто общались. Признаюсь, у меня даже тогда было необъятное желание снять с неё нижнее белье. Я не подозревал, что всё настолько закрутится с этой чертовкой. На тот момент я был разбитый. Думал,  что любовь – солнце в зените, а после захода начинается тьма, пустота, одиночество. Яна долго терпела мои выходки. Поражало, что, невзирая на это, она хочет меня, но относиться ко мне как к человеку, а не как к бычку, который прыгает на первую корову.

– Я бы хотела прогуляться с тобой.

– Ян, для тебя я всегда свободен и в бурю, и в войну.

– Я сейчас собираюсь и выхожу.

– Понял, твой намек, скоро буду, целую.

– Я буду ждать, – благодарным голосом ответила Яна.

Закончив разговор, я кинул телефон в левый карман брюк, ибо в правый привычка класть деньги. Сейчас понимаю, что люди – алмаз, который блестит по-разному. Но его решетку сложно сломать. Да что там сломать немного, изменить даже невозможно.

Войдя в прихожую, я достал идеально чистые туфли, над которыми работал всю ночь. Приелось в голову слово “ денди ”. Его сказал мне бывший мой учитель литературы. Из-за такой похвалы, я чувствую себя уникальным. На холодильнике лежали спички и ключи, оставленные матерью. Я всё сгреб в свою сумку, вышел на улицу и закрыл дверь.

Возможно, кто видел меня с моей сумкой, мог подумать, что я книжный персонаж. Этакой Диоген засыпающий, где приходится, и носящий свое богатство с собой. Я, конечно, носил некоторое сокровище в сумке, но это был блокнот с моей лирикой. Для любого встречного пешехода – это лишь бездарные потуги напыщенного поэта, который сочиняет свои интимные рифмы про свою даму фантазий. Многим подавай хлеба с ветчиной и зрелищами. Да-да, именно с ветчиной и куском хлеба. Человек – это паразит, который испортит свое, чужое, и всё чистое и прекрасное в этом жадном мире.

Я закрыл калитку на ржавый кусок металла, закурил сигарету, достал белоснежные наушники и легким нажатием клавиши начал прослушивать Frank’а Ocean’а. Frank со всей своей развязностью и чистотой сердца не забывал про самое главное, и это стиль. Даже размазанные судьбой люди, могут быть намного более стильные, чем богатая “ элита общества “.

Было облачно, свистел холодный ветер. Природа готовилась становиться голой. Разве не парадоксально, как листок напоминает человеческую жизнь. Живут, занимаются фотосинтезом, а потом стареют, желтеют и умирают. Превращаются в забытую гниль. Становясь забытым куском мозаики, на который многие ссали.

Я вышел к бару и под ногами почувствовал асфальт. Мой телефон зазвонил – это Яна.

– Солнышко, ты где? – спрашивала Яна.

– Я уже рядом с центром, скоро буду у “ Спутника “.

“ Спутник “ – местный супермаркет, где абсолютно каждый житель города вечером выпивал. Ночной “ Спутник “ можно сравнить с Марианской впадиной: ведь прыгая в неё нет сил, вырваться. Я тоже частенько нырял до самого дна, чтоб забыть на пару часов о своих проблемах. Многие говорят, что алкоголь – не выход, хотя находятся в первом эшелоне слабых, безумцев, отбросов общества.

– Я уже вышла, поэтому давай быстрее подходи.

– Ян, я лечу к тебе на крыльях ветра.

– Я тебя очень жду и хочу поскорее обнять.

– Я тоже очень хочу тебя обнять.

На этом наш разговор закончился, мимо меня пролетела груда металла, за которой сидел безрассудный парень, а рядом с ним блондинка в грязном гриме. Как говорят в народе: “ Бисер метает “. Нравится логика наших людей. Войны считают Мировой трагедией, а свое безрассудство не замечают. За год в автомобильных катастрофах погибает больше чем за всю Афганскую войну. Жертв в 1923 году во время чумы, было больше чем в период Первой Мировой войны. И люди стали уходить как-то не красиво. Хемингуэй, Есенин, Буковски, Маяковский – этот список короткий как акростих: такие люди один на миллион. Они тоже сумасшедшие и глупые, но оставляют звёздную пыль, которая горит даже в самую темную ночь.

Я подошел к перекрестку, где обычно встречал Яну. Глянул вдаль улицы и увидел парящую блондинку, на которой были одеты алые кеды (они, явно, немало истоптали). Также на ней были обтягивающие джинсы (они подчеркивали всю идеальность ног). Верхняя одежда – свободный свитер (он придавал героиновый шик). Серебряные цепочки с котом и Иисусом Христом висели у неё на шее. Весь её вид так и завлекал меня. Это девушка – моя Яна. Она подбежала ко мне, я взял её на руки, кровь и желания вспыхнули в моем сердце. Всё что я мог – только мило улыбнуться. Смотря в её глаза, я мог бесконечно долго искать в голове метафоры и эпитеты, но так ничего и не найти.

– Привет, котенок, – вырвалось из уст Яны

– Зайчик, я очень соскучился. Ты неотразимо выглядишь, – сам не ожидал, что говорю такие милости

У Яны огромный талант вызывать доброту при кошмарных проблемах. Когда отец воткнул бабочку мне в сердце, Яна склеила его. Я снова стал верить людям. Так она меня познакомила со своим лучшим другом Максом. Мы с ним похожи: смеемся над собой, и многие вкусы у нас похожи.

Я взял Яну за руку, и мы отправились в сторону парка. Беседовали обо всем, что голове вздумается. Обожаю с ней спорить. В такие моменты понимаю, что любое прекрасное существо имеет стержень. Стержень – бунт. Она бунтует против меня, и я осознаю, что все мы песчинки с острым стеклом. Иногда маленькие осколки сливаются в стекло и вместе дают отпор другим песчинками. Но бывает, осколки настолько любят друг друга, что просто разбиваются.

Нам позвонил Макс, и мы решили прервать наше фланирование. Встретились мы с ним около заброшенного дома, в который не зашел бы даже самый смелый белый офицер.

Могу сказать, потом в моих глазах пелена. Ведь с Максом мы очень часто любили разоружать и самоуничтожать себя.

Макс взял какого-то едкого пойла, которое сжигало наше горло, как кусочек метеорита из произведения Лавкрафта “ Лабиринт в Эриксе “. Я уже ничего не различал. Включая, какая погода сейчас. Но, как и каждого самурая, меня остановил цвет сакуры.

Яна попросила провести её домой. Она мне ничего не высказывала, и от этого было ещё тяжелее.  Желтоватый цвет фонарей освещал её лицо. Я влюблялся в неё снова и снова. Я просто опьянел от любви к ней. Как же я глуп. Скрываясь за маской философии и безразличия, я изуродовал себя, не видя счастья в этом мире. Я хотел извиниться перед ней: ведь она мой цвет сакуры, а ради неё только стоит жить. Я довел Яну до двери и впился в её вишнёвые губы, прижал как можно крепче и промолвил:

– Прости, я дурак, но я тебя люблю.

Яна ответила мне поцелуем, который вознес меня до небес. Начинается новая жизнь, а цвет сакуры исчез за крепкой дверью.

Я вышел со двора своей половинки, закурил и наполнил дымом вечернюю тихую пору.

Я был очень рад окончанию всего этого и тому, что меня отпустил зелёный змей. Но зайдя за угол, меня вынесли на обочину глаза адской колесницы. Я погиб моментально – перелом шейного позвонка.

На моей панихиде были: мама, которая  убита горем, Макс (ведь он был моим лучшим другом и чувствовал вину перед моей матерью.) Ну и мой любимый, хороший цвет сакуры. Яна за тот день не сказала ни слова: не смогла вынести утраты.

А моя могила укрылась густым туманом. Я ушел так и не успев загореться, так и не успев понять всю неповторимую теплую красоту розовой сакуры.

Мы с ней вряд ли встретимся: потому что меня ждет дорога к Воланду. Может, Господь простит меня, и нас будет ждать беззаботный Рай, а может, будет только пустота. Кто знает?!

Родился в подвале. У меня было четыре сестры и три брата. Мать наша нас очень любила и всячески поддерживала. Каждый, кто угрожал нам, страдал от лап матери.

Шли месяцы. Глаза наши стали распознавать свет. Мы увидели серый, мокрый подвал. С братьями я проводил очень много времени. Мы с ними стали, как древний клан. А сестры были островком любви и нежности. Мама приходила и кормила нас, но в один день она не вернулась. На наш дом напали другие коты. Моих братьев растерзали, а сёстры пропали. Я остался один, я стал - отшельником!

Во мне кипела ненависть и злость, ведь я хотел отомстить за своих умерших братьев и за своих утраченных сестёр. Но я должен был набраться силы, я должен был стать настоящим воином.

Было тяжело, остался без семьи и дома как раз во время зимы. Холод разъедал мою шерсть и грыз мои слабые кости. Но главная проблема была в поиске пищи, а когда я находил, чем подкрепиться, то не мог найти, где согреться, ведь тёплые места были захвачены другими опытными животными.

Я пережил этот тяжелый период морозов и наконец-то смог стать свободным от внешних факторов. Начиналась весна.

Злоба становилась сильнее. Желание мести полностью поглотило меня. Я жил только ради мести своим обидчикам.

Я так и не рассказал про свою угольную шерсть, которая была пятном страха среди людей. Сам я был довольно массивный. Был похож, скорее, на “ Чёрного кота “ По или “ Бегемота ”Булгакова. Для многих мой вид довольно мрачен, но внешне же я оставался маленьким котёнком.

Как-то в один дождливый день я забился под лестницу. Проходила милая девушка, которая обратила на меня внимание. Я почувствовал сразу к ней тепло. У неё был очень ласковый голос, который унёс меня в волшебный мир мечты. Она сказала: ” И кто тут у нас? ” А потом взяла на руки и унесла с собой. Сквозь нежные пальцы я чувствовал тепло её доброго сердца. Впервые забыл про свою месть, о которой думал каждую минуту и даже секунду. Впервые не тренировал свои глаза, которые были у меня, как оружие. Эта девушка занесла меня к себе домой и окутала лаской. Она называла меня: ” Франц “. Не знаю, правда, почему. Сначала я думал, что она жила одна, но к вечеру пришел парень.

Он был высокий, тощий и с тёмной окраской волос. Если бы он был котом, как я, то выглядел бы также. Лицо было смазливое, наверное, любая женщина обратила бы на него внимание. Он говорил с моей спасительницей влюблено. Наверное, у них отношения. Самое главное я узнал их имя. Он назвал её: ” Лилит “. А она его: ” Райнер”.

И всё же я пока не доверял им. Райнер наконец-то увидел меня и наклонился, чтобы рассмотреть. Лилит сказала: ” Я нашла его на улице, Франц прятался от дождя, он напомнил мне тебя, поэтому взяла к нам “. ” Франц - красивое и загадочное имя, я уверен, что ты назвала в честь моего любимого писателя. Ты знаешь, как я обожаю книги и всё, что с ними связано. Этот кот очень красивый, но он красив, как дьявол. Видно, что ему пришлось пройти через многое. Франц, как падший ангел ” - ответил с улыбкой Райнер. ” Я знала, что он тебе понравится, Райнер. Может, оставим Франца себе? Я давно мечтала о своем защитнике от тёмных сил “. ” Лилит, мы, конечно, его оставим. Я сам уже в плену этой демонической красоты “.

Меня порадовало, что они сказали, но моей главной целью остается месть.

У этой четы был довольно богатый дом. Не буду скрывать, что хотел здесь остаться, ведь надоело скитаться по снежным и мокрым улицам. Ещё когда покормили, я забыл вообще обо всём. Я стал овощем или обычной игрушкой. Каждый раз, когда слышал “ Франц “ я бежал к своим новым родителям. Пришлось пройти Ад, чтоб получить долгожданную путёвку в Рай. И всё же, мне хотелось мести, а также найти своих сестёр.

Я начал замечать, что Лилит сидит за тетрадями. Мне кажется, что она преподаватель или что-то в этом роде. Лилит была ласкова со мной и говорила, как с человеком. Её доброе сердце заставляло мои лапы становиться ватными. Она мне очень часто рассказывала про проблемы с Райнером. Лилит хотела ребёнка, но Райнер никак не соглашался, аргументируя: “ Мы слишком молоды для этого и нас ещё ждет много препятствий, которые нужно преодолеть “. Лилит мне говорила: “ Жизнь – сплошная проблема. Этот путь всегда имеет заносы, ямы, непогоду, и откладывать я, считаю, неправильным. Он думает, наверное, что мы бессмертны. Ах, Франц, только ты меня понимаешь. Мне кажется, что Райнер разрешил тебя взять, чтоб я от него отцепилась. Животное – друг и понимают лучше многих людей, но я хочу маленькую частичку себя, которая будет передавать мое наследие. Я хочу посвятить кому-то свою жизнь “. Странно, но эти слова задели меня. Я понял обычного человека, мне сразу вспомнилась моя семья. Мы могли быть счастливыми, но удар в сердце был слишком тяжелый.

Время бежало со скоростью света. Эти люди стали моей семьей, они стали моей отдушиной в этом сером, сыром, душном мире. Когда ты не видишь отблеска света, появляется человек или люди, которые поддерживают тебя на плаву.

Но настал тот самый трагичный день для нашей семьи. Лилит вернулась домой вся взволнованная, а Райнер находился на кухне. Она очень нервничала, словно впервые дарит поцелуй незнакомому парню или впервые садится на велосипед. “ Райнер, у меня для тебя новость. У нас будет ребёнок “. Сказать, что ударил гром – ничего не сказать. Было видно, как скулы играли на лице Райнера, он стал нервно тереть кружку. “ Ты, наверное, шутишь? Я не готов к этому, скажи, что это шутка, я тебя умоляю “. Его нервозность превратилась в жалкую мольбу. “ Райнер, я тебя, может, разочарую, но у нас будет ребёнок “. Лицо мужа Лилит переменилось на камень. Глаза налились кровью и были похожи на Люцифера из Библии. Тёмные крылья прорывались сквозь спину Райнера. Капельки пота стекали в его глаза и выедали, как кислота.

Меня не отпускало ощущение, что настала война. Их борьба аргументов была бесконечна.

Мои вены ударило лезвие, Райнер от нехватки аргументов нанес удары Лилит. Она упала и закрыла свое заплаканное лицо. Я подумал, что он снова хотел её ударить и, как древний рыцарь стал на защиту, своей, не побоюсь этих слов, – второй матери.

Лилит тяжело поднялась и не сказала ни слова (я бы на её месте ржавую отвертку в живот зарядил). Подошла к шкафу, достала сумку и начала бросать все вещи, которые попадались под руку. Я никогда не видел Райнера таким жалким, он ползал на коленях, рыдал, но Лилит держала твёрдость (не догнать уехавший трамвай). Когда сумка была набита под завязку, Лилит отправилась в ванную и забрала все свои принадлежности.  Райнер не переставал говорить. Он был как назойливая муха. Думаю, ей стоило его прибить. Лилит оделась, взяла сумку и хлопнула громко дверью, ничего не сказав.

Я думал, что она возьмет меня с собой как верного защитника, но не тут-то было. Мой милый читатель, я её не обвиняю, даже не знаю, как бы я поступил.

Когда ушел из дома последний запах духов Лилит, Райнер слетел с катушек. Я вообще не слышал своего имени. Он сильно запил, пытался дозвониться, но дверь была закрыта навсегда (и, думаю, что это правильно). Райнер начал очень сильно курить, поэтому было всегда открыто окно. Я уже не выдерживал его одинокие вои и сделал прыжок веры в неизведанную даль. Снова оказался на улице – мой родной пункт А.

Не знал, куда идти. Находясь в своих скитаниях, не мог найти близких себе по духу. Смотря на остальных животных, я понимал, что не одного меня ранила судьба, что не одного меня бросили в бурю событий. Мы – боремся с каждым испытанием, но ничего не помогает, и идем на дно.

Если бы только мои собратья валялись на грязных улицах, но и люди нередко бросали всю жизнь в прорубь и решали идти по наклонной.

В некой степени могу их понять, ведь потеряв всё, человек начинает ценить маленькую крупинку счастья или во всем разочаровывается. Люди перестали помогать друг другу и верить, проще плюнуть в спину.

Как-то я подошел к ресторану за объедками, а хозяин бросил меня в лужу. Я шел мокрый, грязный в свете жёлтых фонарей и не знал, куда мне податься. Но случилось то, чего я не ожидал.

Я встретил кошечку, которая напомнила мне маму. Она крутилась возле магазина. Наверное, выпрашивала еду для себя. Так и не смог к ней подойти, не хотел отрывать себя от любования её красотой. В ней было всё, как у матери. От цвета шерсти и, может, даже до костей. Я набрался смелости и заговорил с ней. Благодаря нашему разговору, узнал, что её зовут Абель. Она поведала историю про свое детство, и я понял, что это моя сестра. Мое сердце давно так не рыдало. В последний раз такие чувства были у меня, когда Лилит ушла. Абель сказала: “ У меня жив брат, и я не знаю, что с ним. Но знаешь, думаю, это хорошо, ведь он захотел бы отомстить “. После этих слов мои глаза снова налились кровью. Я не мог ни о чем думать. В голове играло только: “ Месть! Месть! М-Е-С-Т-Ь! “

Она мне рассказала, что те живодеры находятся в том же подвале. Это место стало для них, скорее всего, цитаделью или главным офисом Сатаны. В моей голове проскользнула мысль: “ Время не ждет, а расправа тем более “.

Было дождливо, мои лапы тонули в грязи. Я ломал ветки, которые были у меня на пути. Жар пожирал мое нутро. Я ждал этого давно и наконец-то вкушу сладостный плод убийства.

Сырость и вонь доносились из подвального помещения. Я медленно приземлился вниз, как перышко. Капли непонятной субстанции падали на мою спину из ржавых труб, но я говорил себе: “ Это не зря! “

И вот я увидел главного виновника моих страданий – это гордый, полосатый кот. Он был как тигр, который гордится своими битвами.

“ Бей, рви, кусай! “ – кричала голова. Я набросился на него. Мы танцевали в кругу гнева, злости. Я дрался словно за свою свободу. Мой соперник дал слабину, его ноги не выдержали и согнулись. Я воспользовался этим моментом и перегрыз его глотку! Медный вкус застыл в моем горле. Я никогда не чувствовал ничего более сладкого! Но мое торжество быстро закончилось. 

Из-за угла вышла молодая кошечка, а рядом с ней маленькие котята. Он, наверное, был отцом! Я желал отомстить за семью, но никогда и никому не хотел подарить свою судьбу. Сладость превратилась в горечь. В горле образовался ком, который не давал выдавить слово. Я не мог смотреть им в глаза, поэтому убежал.

Шёл по мокрым улицам, падал в лужи. Я до сих пор вижу глаза кошечки вместе с детьми.

Запретный плод оказался не таким сладким, как я ожидал. Месть – наркотик или алкоголь. Сначала ощущаешь наслаждение, которое бросает в шоколадное озёро, и ты пытаешься абсолютно всё выпить. Но после отпускает дивный эффект, появляется чувство боли в животе, в голове, в душе, в костях. Иногда она ослабляет свои объятия, в основном, когда нет катализатора.

Мой едкий катализатор – его семья.

На небе появились звёзды. В ушах слышалось нытье. Неизвестно, было оно мое или одинокой принцессы Луны. Этот вой сводил с ума, поэтому я забежал в темное помещение и уснул (навсегда).

Всю ночь мне снились кошмары и слышались вопли, я чувствовал, что уже в ином мире.

С первыми лучами солнца смотрел на свое тело со стороны, как за зеркалом. Я лежал в луже крови (такое чувство, что вокруг океан). Меня нашла старушка и попыталась разбудить, но меня уже тянуло вниз.

Я исчез так же быстро, как и пришел (словно мускус или кокосовое масло). Месть меня затянула, как опиум, и я крепко держался за его огненную силу.

Наконец-то свобода, наконец-то Ад, ведь в этом мире страданий больше, чем в царстве падшего архангела!

Предо мной сидела моя подруга, которая отрыгивала непонятные для меня дискуссии. В этом сумасшествии слов я пытался найти крупицу, которая могла меня заинтересовать. Мы с ней не так давно познакомились, но эта чёртовка всегда вытягивала меня из передряги своей поддержкой. Мы – животные одного вида. Все люди – стадо и каждый пытается найти соплеменников. Так, она – сестра по разуму. Наши мысли были написаны под копирку профессиональным художником, а не мелким, крикливым, расфуфыренным хипстером. Она любит рисовать. Выражать свои мысли для неё, как глоток холодной воды уставшему путнику. Но её жутко бесило, что никто не замечает полета мысли. Честно, для меня картины – мазня. Не подумайте, что я сжег бы полотна на ритуальном костре (сам пробовал себя в искусстве), но многие работы мне не понятны. Если говорить кухонным языком, то они дерьмо.  Она же поменяла мое мнение о живописи. Когда мы не были ещё знакомы, я любил посидеть сзади неё и понаблюдать, как она выводит тени, контуры. Было ощущение, что она священнодействует, ведь никто не осмеливался даже взгляд опрокинуть ей под руку. Вообще, она очень молчаливая, но по стечению обстоятельств судьба нас объединила против всего Мира. Мы вмести наполнились желчью против всех. Люди пытаются найти любовь, дружбу, семью, но я за этим не гонялся и в мою дверь постучался человек, который в некоторой степени меня понимает. Наверное, она даже первая обратила внимание на мои писательские потуги и высоко их оценила. Хотя в большинстве случаев критиковала так, что хотелось броситься с обрыва или надышаться чадным газом (её замечания, как спасательный круг).

У каждого жука (особи) наступает момент, когда жизнь скатывается по наклонной. Хоть ты и задаешь правильный вектор, но все равно вокруг тебя руина. С ней произошла аналогичная ситуация. Жизнь, как таковая ей стала омерзительна. Единственное, что её интересовало – выныривать из дна океана, дабы сделать глоток воздуха, который поможет продержаться подольше под водой. Разочарование начало следовать за ней по пятам и у неё пропало всяческое желание заниматься живописью. Думаю, что её решение – это самый глупый поступок, который она совершала, ведь только искусство помогает абстрагироваться от реалий. Может, мне заедут печатной машинкой по яйцам или пробьют череп, но я благодарен, что могу играть со словами. Пусть на уровне ребенка, у которого ещё розовая жопа, но в своем маленьком царстве бычков, грязных мыслей я – это король, ведь по моему желанию на бумаге происходит всё, что я возжелаю.

Вернемся к нашей дискуссии. Хмельной эффект попал ко мне в голову. Подруга высмеивала меня и мои вкусы, но она не могла со мной тягаться. Каждое мое слово было едкая критика для любого обывателя. Мы с ней другие. Темы у нас менялись, как патроны в барабане револьвера и контраст поражал. Но я заметил, что в моей голове крутятся одни и те же слова об её отвращении к живописи. Она рассказывала, как все желают, чтоб окончила проклятую художественную школу и получила многострадальную корочку, ведь в жизни всякое понадобиться. Семья, знакомые, преподаватели. Все они навязывали ей эту идею ежеминутно или ежесекундно, что всякое упоминание о холсте и красках вызывало у неё омертвение лица. Тошнота застряла в её горле. Но продолжала упоминать, как все раздражает. Парадокс, ведь ненавидя, мы продолжаем это любить. Я понял, что она искренне больна к живописи, что ей нужно куда-то прятать свою руину и начать отстраивать новую крепость, которая тоже, наверное, рухнет. Наша жизнь – бесконечный поток строительства, а лучше сказать: жизнь – “ Сизифов труд “.

Мне надоело слушать её нытье, ведь я знал, что она может взять быка за рога. Я высказал ей всё, плюясь ненавистью к лени, к лизанию собственных ран. Я сказал, что она зависима от красок, как политик тяготеет за ложью. Знаете, что было дальше? Она мне сказала спасибо! За то, что я заставляю её вернуться в свое королевство, дабы навести порядок. Не ради титулов и бумажек, а только для себя! Помните, когда Вам хорошо, то на других срать с высокой колокольни.

Дайте себе или другу хорошенький моральный пинок под зад, который заставит Вас сжать свои яйца, намотать сопли на кулак, чтобы дальше тонуть в смертельном омуте жизни.

Без писанины я бы вскрылся. Продолжение о ней не жди, ибо хочу курить…

Свет проходит сквозь окно. Парят мелкие перышки пыли, будто они устроили пышный бал. Вещи разлетаются в разные стороны. В квартире беспорядок, словно происходит операция “ Буря в пустыне “. Стекла издают звон, который задерживается на несколько минут. В самом воздухе летает гнев. Ощущение, что его можно потрогать и даже спрятать в пятках. Осколки сверкают на полу и ослепляют мое воображение. Слышу крики. Можно подумать, что кого-то подвесили к потолку и снимают живьем кожу. Это не была литературная дискуссия битников или ограбление. В доме происходила семейная ссора, которая некоторым нужна, как глоток холодной минералки после вечерних посиделок.

–  Отвали от меня, надоедливая собака! Дай мне собраться спокойно, чтоб я съебался со спокойной душой, – проревел он с красными от гнева глазами.

–  Это я собака, гнида недорезанная?! Кто в прошлый раз падал на колени с мокрыми глазами? Кому ты нужен? Тебя и бомжи с улицы выгонят, ведь с тобой стыдно находится, – видимо её зацепила фраза про собаку. Женское самолюбие – необъяснимое явление, ведь оно выражается только при колком словечке. А до того времени оно в глубокой, непробудной спячке.

–  Ты забыла, как умоляла меня вернуться? Не ****и мне тут, ведь у тебя с враньем всегда было туго, как и с мышлением, – с высокомерной ухмылкой ответил он.

–  Мне стыдно, что тебя кто-то называет мужчиной. Ты жалкий подкаблучник, который при виде женских прелестей или ****ины сразу вымазывает в масле. Хотя о каком масле речь? Твоя веточка должна была давно отсохнуть, ведь пихаешь её в непроверенное дупло, – возвышенным тоном ответила она.

Наверное, от этих слов у него в голове что-то замкнуло. Он пытался вытрясти из неё всю душу. Она выворачивала ему руки и пнула в живот. Промелькнуло тяжелое дыхание. Она схватила свою смелость и решила додавить его на парах удачи.

–  Ты упал в моих глазах ниже некуда. Собирай вещи и проваливай! Ищи себя, как ты говоришь, познай мир. Но ко мне не смей приближаться!

Он промолчал. Взгляд упал в пол, словно его воображение пыталось высверлить дыру в полу, чтобы прыгнуть в неё и не участвовать в этой романтической битве. Он закурил, чтобы хоть как-то скрыть поражение. Видно было, что гордость ныла у него где-то в желудке. Дым плавал по комнате, как одинокий океан. Он вычеркнул её из комнаты и продолжал уже спокойно собирать вещи. Не было дальнейших планов. Сейчас главное – смыть поскорее позорное клеймо. Забыть всё, ведь нужно начинать новую страницу.

Она хоть и была похожа на королеву, но боль грызла её жизненный мотор. Не понимала, как человек, которому доверяла, мог так кардинально измениться. Совсем же недавно были первые признания, первые поцелуи, первые личные моменты. А сейчас вся любовь спускается по наклонной в огромную, вакуумную прорубь. Были же звёзды чувств, которые горели. Но со временем они тухли, и осталось теперь небо чистым. Только шрамы выпирают. Сейчас ей было бы так приятно услышать его извинения. В глубине душе понимала, что без него лучше сразу лезть в петлю, ведь ловить мечтательных бабочек в воздухе уже нет смысла. Он бросил бычок и втоптал его в ковер, украшая пространство дымным платьем. Закинул сумку на плечо. Наверное, он не хотел уходить с разбитой гордостью, поэтому с язвительной улыбкой решил уколоть на прощание.

–  Можешь раздвигать ноги перед кем захочешь. Всё равно меня твои “ рыцари “ не смогут превзойти.

–  Проваливай уже! Меня выворачивает от тебя, – с разочарованием ответила она.

–  Я уйду, но ты не лей после крокодиловые слёзы. Не умоляй меня, чтоб снова к тебе вернулся. Мне бракованный товар даром не сдался.

Похоже, он насыпал ей соль на рану. Всю брань, которую она знала, высыпала на него. Он стоял и ухмылялся. Его безразличие её добивало. На столе лежала хрустальная пепельница, которая блестела, как только что найденные бриллианты. Она не выдержала и запустила этот диск. Он увернулся, но нога совершила кульбит, который не каждый конькобежец смог бы повторить. Раздался звук бьющегося кокоса. На полу растекались алые лепестки роз.

Она зарыдала. Последние слова пытались очернить его. Уже ничего не вернуть. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

Чёртово солнце выедало мои глаза. Неприятный привкус во рту, словно кошки насрали. Вечер удался, ведь есть желание повеситься, а у меня такое только после жизнерадостной бури. Я должен был уже давно подняться с кровати, но одеяло меня так пригрело, что мне хотелось ещё поплевать в потолок.

Захотелось пожрать. Живот играл 24 каприса для скрипки. Боковые части головной коробки сдавливали мой мозг, словно пытались из него выбить долги. Я потянулся за шортами и футболкой, дабы спрятать свое неопрятное тело. Встал, протер лысину, закурил. Это священное действо происходит каждое утро.

Хозяйка дома приготовила непонятный бульон, который был для меня, как глоток холодной воды для путника. Я ещё не пришел полностью в себя, поэтому заварил кофейку. А когда понял, что и кофеин – это детская присыпка для моей пятой точки, тогда я достал баночку ледяного пива. Один глоточек, второй глоточек… Пульс нормализировался, и вспышки яркого света пропали.

Я послал всё к чёрту и вернулся в свою постель…

Желание прилипнуть к постели на века не покидало меня. Я нырнул под кровать, достал пачку сигарет, озарил комнату огнем и наполнил пространство ядовитым туманом. Мне пора бы уже вставать, но так хотелось начать утро в обед. В помещении стало душно, поэтому решил проветрить газовую камеру. Запах весенней свежести ударил мне в нос мощным ароматом, словно ночная бабочка порхает вокруг меня и пытается затащить в свою пещеру, дабы пригвоздить к стене и вырвать душу. Капельки романтично стекали с крыш. Наверное, был ливень вчера. Но мой мозг в тот момент отсутствовал.

Я снова встал с кровати. Теперь уже не нужно было надевать одежду, ведь вырубило во всем одеянии. Повторил завтрак, который ещё раз показал ради чего стоит жить. Нужно было уже собираться, а я всё никак не мог затащить свое тело в ванную.

Возобновил подачу воды в кран. Он в знак благодарности выкашливал мне рыжую, холодную воду. Вода была на вкус, как металлические хлопья. Зубная паста только заглушала этот ядреный вкус. Кристаллики хрустели на зубах, будто съел парочку ложек песка. Должен же был я подождать, пока вода наденет чистый костюм, но даже в сохранении здоровья у человека просыпается неподъемная лень. Может, когда меня припечет, я задумаюсь над спасением единственной ценности в своем быте. А хотя зачем кому-то лгать?!

Меня ожидало странствие с моим братом Иудой. Он не был для меня кровным братом, но я мог доверить ему свою жизнь. Видимо, взгляды на жизнь у нас настолько совпадали. Мы смеялись над стадами людей, которые окружали нас. Но Иуде я начал доверять, когда он вытянул меня из передряги. Стадо взбунтовалось и начало угрожать моей жизни. Оказалось, что я не могу справиться с большим количеством инакомыслящих тараканов. Иуда прикрыл мою спину.

Объяснять, как он выглядит, думаю не нужно, ведь половина не сможет нарисовать портрет в своей голове. Могу только сказать, что он был похож на скитающегося серафима, который познал воды Тихого и Индийского океана. Представляйте бездомного старца или Диогена.

Я надел брюки, рубашку и завязал змею вокруг горла, а после влетел в туфли. Выключил электронные приборы, потушил горящие бычки, которые разбрасываю по всему дому (такими темпами спалю свой песчаный замок). Покормил четырехпалого Есенина. Допил пиво и отправился в дорогу.

Мы должны были встретиться около парка. Пыль ложилась на мои туфли. Благо, что взял с собой салфетки, которые должны были освежить мой внешний вид. Складывается ощущение, что я живу посреди Сахары. Даже сам Рембо не дошел бы в мои края. Каждый, кто хоть как-то пытался оказаться в моем доме сдавался на полпути или приходил полумёртвым.

Холодненький ветерок освежал лицо, насекомые пели серенады, которые стучали эхом в голове. А запах весенней травы – это что-то невероятное! Ангелы отказались бы от благодати, чтобы вкусить всю сладость этих ароматов. Солнце не казалось уже таким мучительным, ведь теперь оно ласково целовало мое лицо. Собаки пробегали мимо меня и открывали пасть в мою сторону. Но я надел наушники, заиграло творение Бетховена. Я растаял в весенней эйфории.

Видел, как рабочие ковырялись в своих автомобилях, как вампиры парили на шпильках, а маленькие отпрыски играли в теннис гранатой. И ничего их не волновало. Может, в этом и есть счастье? В повторяющемся алгоритме действий, который приводит только к отправной точке.

Пиво начинало выходить из моей головы. Ну и с организма тоже, поэтому решил полить дерево. Мне надоело слушать классику, заиграла Nirvana, которая водила меня по нарезанному миру Берроуза и Достоевского. Я видел знакомые лица, но решил обойти их, ведь и так опаздывал. А если честно, то они вызывали у меня рвотный рефлекс. Когда я подходил к ним, то их шершавые языки ласкали мои гениталии. Стоило мне только покинуть сих персонажей, как небесный град фекалий выливался на мою особь. Как они сами говорили: “ Ну, ты какой-то не такой “. Они не понимают, что я воплощение настоящего человека, ведь у меня есть характер и яйца, которые не раз проявляю. Конечно, я совершал ошибки. Но мне не стыдно за них, ведь они помогли создать в моей душе империю. И если бы стоял перед синедрионом за свои поступки, то я помочился бы на них.

Я дошел до парка. Запах цветов и музыка насекомых ввели меня в сказку. Иуда стоял около входа и махал мне рукой. Я ещё не дошел до него, но было видно, что он подавлен, словно по нему проехался жизненный каток и бросил умирать голым на улице. Он голосом нытика начал вопить:

–  Это шлюха меня бросила! Я уверен, что она сосет другим! – он говорил про Марию. Это была его девушка. Честно сказать, не понимаю, что их связывало, ведь её лицо выглядело, как после пулеметной очереди. А характер – мрак. Представьте, что снобизм, легкомыслие и полное отсутствие интеллекта решили совокупиться, то Вы получите Марию. Завораживает, не так ли?

Но я понимал Иуду. Он был настоящим животным, которое думало отростком. Пытался успокоить жажду, а она у него клокотала по всему телу. Мы не сходились с ним во взглядах. Нет отношений – значит не на кого будет злость низвергать в постели, а есть отношения – значит, что на твой мозг будут литься кучи фекалий. Когда ты один – есть глоток свободы. В отношениях же всё теряешь и сознательно сковываешь себя цепями.

–  Иуд, успокойся же ты. Сейчас мы введем в организм горючие смеси, и нам станет намного легче. Мои кости выворачивает наизнанку. Похмелье бьет по мозгам, как сумасшедшая обезьянка, которой дали барабан!

–  Да, мне надо выпить и трахнуть кого-то! Я покажу этой суке, что она потеряла. Слушай, что она мне заявила: “ Ты проводишь со своей подругой больше времени, чем со мной. Ну и ****уй к ней, если она тебе так дорога! “ Я же не выдержал выслушивать весь этот помет, поэтому ушел, – с комком в горле поведал Иуда.

Он странный. Было уже такое не раз. Я конечно, как верный друг должен его поддержать, но его отношения – змея, которая заглатывает свой хвост. Скандалы бесконечные и кровь молодая бьет по мозгам. Он слабый человек, ведь и дня не может вытерпеть без внимания. Таким целуют зад или раздавливают под прессом жизни. Сейчас Иуда ноет, проклинает её, но уже завтра будет у её ног.

–  Иуд, если Мария шлюха, то зачем ты себя сознательно бросаешь в этот омут? Неужели ты настолько слабый человек, что не можешь раз и навсегда захлопнуть дверь?

Мои слова его зацепили. Наверное, он хотел показать, что внутри него ещё живет гордый лев, который заставлял девушек падать штабелями. А сейчас же – это домашний кот, который при виде хозяина пытается ублажить его фальшивой улыбкой. Его выворачивает от этого всего, но он не представляет, как жить дальше. Иуда – наркоман. Он  не слезет с этой зависимости, а будет только доводить себя до передозировки. Только тогда Иуда выйдет из игры. Может, другая зависимость его заполнит. Меня терзают смутные сомнения.

–  Да! Ты прав, чёртов философ! Давай же наконец-то вмажемся, чтобы забыть эту дрянь, – с фальшивым облегчением говорил Иуда.

Я зашел в магазин. Продавщица была похожа на старуху, которая лет тридцать пускает “ хмурого “ по вене. Сказал, чтоб дали две пачки красных сигарет, несколько литров пива и водки. Она всматривалась в мое лицо, но мои глаза излучают доверие (они, как зеркало падшего ангела). Я расплатился, поблагодарил её и пожелал хорошего дня (наверное, подохнет около замазанных берёз). Никто и не заметит, как она исчезла, ведь мы – это прах и только некоторые могут стать песчинками.

Когда я вышел, то Иуда озаряла улыбка. ****ит, как дышит, а дышит он часто, ведь коптит небо, как паровоз. Мы зашли во двор, смешали пойло и употребили в свой организм. Мое тело начало петь мне серенады, а Иуду же понесло. Он начал рыдать, поэтому я предложил ему немного травки. Но как только я достал чудодейственное зелье, то его вырвало. Все его слова были адресованы Марии. Меня эта божественная шалава уже достала. Я просил его успокоиться, взять себя в руки, но он сошел с ума. Какие-то мысли о любви низвергал он из грязного рта. Я улыбался и пытался его утихомирить. Протянул салфетку, но он выбил её из рук с фразой:

– Пошел на ***, лицемерный ублюдок! Ты никогда и никого не любил так, как себя.

Я пытался всё утрясти, но Иуда не хотел меня слушать. Он надел куртку, которая лежала около бутылок (кстати, залил её несколькими глотками). Чуть не упал, зацепившись об бордюр. И скрылся в свете фонарей.

Следовал по его стопам. Спрашивал у знакомых, куда Иуда пропал, но каждый мне отвечал: “ Я не видел его “. Мне кажется, что он отправился к своей даме и уже находится у её ног. Может, это и лучше. Я закурил и пошел домой.

Когда шел, то пытался дозвониться этому сумасшедшему. В ответ получал только длинные гудки. Иуда несчастный человек, ведь продал свою душу истинному дьяволу, который управляет ним, как кукловод марионеткой. Я надеюсь, что он сможет вырвать меч из сердца и обрезать эти нити ярма.

Подходил к дому. Звёзды освещали мое лицо. Хмель уже отпускал. Тишина была мёртвая. Я услышал звук воды, но дождя не было. Это был Иуда. Этот персонаж мочился на мою дверь с криком: “ Это тебе за мою девушку, пидорас конченный “. Мое лицо стало белое от гнева.

Я постучал ему по плечу, и он отпрыгнул от меня, как от огня. Наверное, не ожидал, что я приду домой так рано. Он пытался мне что-то объяснить, но я огрел его яйца мощным ударом ноги. Иуда взвыл, будто волки решили обитать в его душе. Я поднял этот пьяный мусор и вышвырнул из своего двора. Он продолжал извиняться, но злость звенела у меня в ушах. Его не только отношения добили, а и алкоголь. Честно, мне было жалко Иуду. Но он должен быть рад, ведь я не вырвал ему селезенку. Хорошо, что всегда оставляю окно открытым.

Не раздеваясь, я завалился спать.

Прошло несколько дней, а Иуда не появлялся. Наверное, человек – самое гнилое существо, которое лучше перемоет тысячу туалетов языков, чем извинится. Может, я ошибаюсь, а, может, мне пора бросать пить. Обидно, что Иуда не пытался со мной нормально поговорить, ведь на тот момент мы бы к компромиссу не пришли. Мне не стыдно смотреть в зеркало, хотя я понимаю, что я урод не лучше. Зла не держу, надеюсь, что судьба его сложилась лучше, чем отношения с Марией.

Но мое сердце подсказывает, что он вернулся. Вы обращайте внимание на осины. На них может висеть мой друг Иуда, которые попал под женские чары любви.

Перестало дышать моё и так холодное тело. Ничего толком не изменилось. Коты всё также соблазняют милых кошечек. Мир сотрясают душевные потопы, землетрясения и ураганы. Подростки прорываются сквозь хрустальную паутину. Девушки ломают руки от томного желания. На грязных улицах плывут скейтбордисты. Волки воют на луну в одиночестве. Собаки лают на караван. Буржуазные дамы играют песни в Альпах. Споры и кровь текут в барах, кофейнях. Никто не надел траурную маску, ведь я был тонким слоем дыма.Только она не смогла этого вынести, чтоб всё закончить прыгнула в воды грусти. Дно закипело, за девственные ноги схватило. В мире ничего неизвестно.

Ветер расчёсывал её золотые нити. Голубое платье было, как облако. То время, которое я с ней провел, было древнегреческой сказкой. В юном возрасте она имела повадки королевы или султанши, поэтому моё сердце, было рабом, ведь боготворило её. Я был готов найти цветок среди непролазной, колючей рощи. Я был готов убить всех святых херувимов и серафимов. Во всем виновны бездонные, алмазные глаза. Как же я хотел с ней быть до самого конца. Но чёрная кошка пробежала между нами. Мать опускается над её синим, бездушным телом. Ноги тоскливо скрипят по снегу. Всё бы ничего, но эта девушка пригвоздила меня к рекламному щиту. Она не дает мне думать, она не дает мне жить. Дайте воздуха, остановите наковальни и откройте шлюз. Улицы стали безлюдны. Улицы стали Сахарой. Прятались уставшие слоны. Покойница въелась в мозги и уничтожила мой естественный мир. Есть цветы, которые разжигают жажду. Есть птицы, которые своим высоким полётом покоряют. Есть строки, от которых кровь застывает. Есть голод и жажда, от которого многие сходят с ума. Есть подводные камни, которые дарят препятствия многим. Есть комедианты, которые из-за мира навеки лишены улыбки. Но в этом сумасшедшем хождении по краю она спрятала своего Дьявола. И нарисовала Ангела, который полюбил падшего Архангела.

Город рубит тела, оставляя на сердцах швы. Рубим древо мира и уходим под землю. А как же любовь?! Я сижу за книжным столом, который освещает лампа. Свет падает на скучные журналы, на газеты и скандалы. Я – безумец, ведь пытаюсь найти истину в вещах, в которых нет смысла. Бесконечная ночь. Пытаюсь прыгнуть выше головы, но не могу. Наверное, мне нужно её отрубить, только тогда на трон смогу взойти. Кидаюсь пышными фразами, но сам я мёртв, как и многие дети от тифа или монстр, которого съел блеск сапфира. Я – король тишины. Я буду молчать, я смогу себя не чернить. Под каплями дождя счастье смогу найти. Я – пилигрим, который путешествует зелёными лугами и мрачными кварталами. Я – ребенок, который увидел мрачные закаты. Я – странник, который пытается убежать, как можно дальше из этого мира, ведь хочу от чёрных теней людей скрыться. Я мог бы стать отличным человеком, но мне мешает платина в сердце. Платина – барьер от искренних чувств. Иногда воздух застывает. Зимнее солнце кажется тусклым. Я от одиночества руки ломаю. Я от одиночества плачу. Но не перестаю молиться счастливой судьбе, потому что остаюсь верующим пилигримом. Моя голова – место, где никто не мог меня достать. Я закрываюсь в ней и рисую картины. Даже сейчас вижу Париж, а рядом со мной Шарль, который рассказывает о своих Цветах. Она любит устраивать мне праздники. Только она может остановить кровь, которая сжигает сердце. В ней я творец своего прославленного мира. В ней я не видел человеческую комедию и разбитые палубы. Наверное, когда она оставит меня, тогда и жизнь оставит мое покалеченное тело.

Бог Олимпа лил слёзы из-за своей скучной, беспросветной жизни. Он мечтал быть смертным. Он мечтал испытывать страх потерь. Он мечтал любить милых девушек земных. От скуки страдали звери, горели дворцы и устроил на небе истинный Ад. Он просил у Зевса исполнения наказания. Владыка поведал ему: ” Перестань грызть себя заблуждениями желаний, начни верить и тогда к тебе придет желанное счастье “. И стал он истинным отшельником, ведь отказался от всех благ. Мучения постигли ещё больше. Они терзали его сердце, они терзали его душу. Он не знал, куда себе деть, куда бы ни глянул, везде видел жестокую Вину. Однажды высоко в горах нашел свой ночлег. Нашел его Аид, который предложил ему познать, что такое любовь и смерть. Не думая, он сразу предложение принял. Свое бессмертие за гроши продал. Влюбился он в невинную деву. Помнила она его дебоши Бога. За это вырвала ему сердце, но он был доволен, что познает покой. Аид и он исчезли вместе. Как же иногда хочется услышать похоронную музыку желания!

Огромное пространство. Холодный ветер танцует над головами. Гордые деревья готовятся встречать тёплую подругу. Каждый человек думает, что он счастливый. Какая же идеальная иллюзия. Ради неё они готовы убивать друг друга. Вспоминаю, как я обнимал свою любимую, опускал руки на её незабываемые ноги. Тихо шептал что-то на ухо, а потом дарил сладкий поцелуй хрупким ключицам. Эти моменты, как побывать в шоколадной долине! Порой думаешь, что будешь вечным сладкоежкой, но всё рано или поздно заканчивается. Любовь – солнце, которое жарит и унижает тебя в зените, а потом тонет в океане. Сплетались, как растения между собой, но кто-то гнилой сорняк. Ты остаешься один с погодными бурями. Неизвестно, доживешь ты до завтра или нет.

Были у меня нарисованные улыбки. Они целовали меня утром и ночью. Были в моих руках чужие сердца, но подкрадывались ко мне, чтоб вонзить нож в спину. Знания получал, но окунаясь в этот омут, понимаю, что бурлящее количество грязи здесь бесконечно. Станции, а на них толпятся люди. Я прыгаю к небу и хватаюсь за птичье крыло. Мои ровесники гордятся скорым отправлением в свободное плавание. Буду безумцем среди них. В детстве я мечтал стать значимой фигурой, но сейчас только и думаю о возвращении в свою гавань. Так хочется вновь лежать под бескрайним, чистым небом. Не оскаливать зубы от злости на вражеские фрегаты. Тогда я мог устраивать бесконечные споры и бросить всё в огонь. Сейчас же вокруг одни требования, которые выводят мои душу из тела. Я улетаю, прощаясь со своим скептицизмом, цинизмом и снова становлюсь ранимым, влюбчивым. У меня был свой диапазон единомышленников. Сейчас же я другой…

Снова всё, как в первый раз. Потеют мои ладони. Чёрт, да я сам весь мокрый до нитки от волнения. Детвора из своего горла будет выпускать неконтролируемый смех. Девушки наденут коротенькие юбки (главное, чтоб белье забыли). О, мои мечты! Мне не хватает только радостных фанфар. Хотя я понимаю, что будет всё, как раньше. Я буду прилипать своим мёртвым телом к кожаному дивану. Мысли будут лихорадочно сверлить мое сердце. Не смогу ухватиться за вечность, ведь убегает из моих пальцев любовь. Да, кому она нужна? Я же не брал с кого-то обещание. Весна – абсолютно бездарный праздник. Одно греет, что ночью буду хотеть что-то поменять. А утром уже буду трезвый…

Мерзкие пейзажи, а вверху возвышается неизвестное знамя, которое меняется на протяжении целого дня. Политика – самая древняя, циничная проститутка! Раздвигают партии перед неуправляемым стадом, а оно ведется на драные ляжки старой бабочки. И начинается бесконечный процесс эксплуатации, войны. Вроде ничего особенного, но теряешься в этом болоте, как птица среди облаков. Бунты, барабанные дроби, танцы на могилах. Не имеет значения, сколько раз упадут на колени перед стадом, но его внимание пленят. Добровольно подсядут на эту философию и будут повторять в голове: “ Истинная дорога к счастью состоит из крови! “ или “ Шагом марш! “

Дуновение соленого ветра. Оно разъедает тоску и хочется не думать про грязную черепицу и о разбитых оконных рамах. Я принимаю горизонтальное положение около воды, закапываю пальцы ног под песочные кристаллы. Стаканчик выпивки, сигарета и меня уносит в мир кривых сновидений. Вижу чёрного альбатроса, который борется с водной стихией своими пернатыми лезвиями. Ветер снова дунул, появился привкус меди. Эта птица выпускала из своего тела багровые алмазы. Для его соплеменников чёрный цвет – изъян, а для меня – гордость. С рождения альбатрос вынужден был выгрызать глаза “ братьев и сестер “. Наверное, у него есть мечта, а хотя он сам – мечта, которую так тяжело понять и невозможно достать, ведь она в вечном полете. Альбатрос решил передохнуть на мачте корабля, но его схватили неотёсанные моряки и разорвали гарпунами тело, как Иисуса. Падает, и бьется головой об потертую, старую палубу. Из его горла выливается океан крови. Он издавал какие-то звуки. По-моему, даже не звуки, а страждущие мычания. Он захлебывался от желания жить. Глаза его темнели, но в крыльях играли вихри света, которые ужасали людей своим блеском. Птица лишилась крыльев, глаз, красоты. Но эти проклятые обыватели не заберут его в Подземное царство. Чёрт! Меня всё-таки алкоголь не слабо взял. Даже в этих иллюзиях погибает небо, а самое главное – непонятая мечта. Бухта была осыпана цветами, ягодами. Стояла девушка, глаза блестели жемчужными звёздами. Сердце покрыто пятнами красного вина. Мрачнее тучи. По рукавам бегала дрожь, которая ломала руки. Я должен вернуться – и для неё настанет солнце. Я брошу якорь покоя в её душу. Вода хлюпает под подошвой. Слева голые деревья, справа тёмная трава. Океан чувств омывает, камни души. Я забуду чёрного альбатроса. И моя любимая осветит меня тёплыми лучами. Многие бредут в грязи по пояс. Звёздные ночи самые бессонные, ведь я в поиске. Ветер легонько шепчет на ухо. Я поднимаюсь с колен, я поднимаю свой взгляд, я выплываю с бездонных вод, я трезвею, я возрождаюсь.

Начало последнего месяца весны, а я уже успел заключить высокомерную звезду в объятия. Никто не мог шелохнуться в её сторону, ведь огонь и вода в организме становились мёртвыми. Мне не нужны были драгоценные камни или играть роль арлекина. Я заразил её любовью, которая заставляла рыдать целые озёра. Но жила в душе моей вольная птица. Она успевала подморгнуть белокурой Луне и пофлиртовать с яркими кометами. Звёзда пыталась меня купить всем, чем только могла. Оголяла свои покровы, дарила кусочек алмаза. Наше сношение заразило и меня. Я стал напыщенной мерзостью, которую сам хотел потушить. Улетела обратно на небо заря. А я теперь скрываюсь в густых, зелёных долинах, чтоб никто не видел моего изуродованного лица. Она страдает, ведь не чувствует желанного вкуса пищи. Она может только наслаждаться запахом молодых яблок. Её поражает вид шоколадных плит. Не пугают золотые буквы на её плите. Для неё люди бездарны, ведь её фигура – искусство. Она готова отказаться от желаний, любви, страсти. Не грызут нормы морали, дух истории и религии. Не боится тёмных бродяг, титанов, полубогов. Уже высохла, как капля воды на стекле. Она не желает роскошных одеяний. Она лишь желает, чтоб выпирали рёбра, ведь для неё – это сила и ключ к повседневному параду!

Изогнутые строения в виде параболы гордо возвышаются над бурлящей водой. Вода течет стремительно, неудержимо и ни одна сила не способна взять под контроль стихию. Мосты только наблюдают, запоминают. Вода не выдерживает и пытается свергнуть металлического сноба. Выливается из берегов, заставляет проржаветь сердце непоколебимого сооружения. Природа всегда побеждает: огонь сжигает всё дотла, смерть забирает каждого, а иногда помогает и вода. Повезло мне, ведь сейчас я наблюдаю за этим с небес, хотя сам недавно балансировал на этой доске. Создают коалиции, империи, партии, пары. Но всё рухнет в стремительное русло воды, и исчезнешь там, где солнце ложится спать навсегда.

Я, наверное, самый незаметный и ненужный гражданин города. В этом сумраке неотесанно-оркестрового пения не могу найти инструмент для игры. Пытался вступить в церковный хор. Но идеи старенья, семейного счастья, слепой веры довели меня до рвоты. Неделю не мог привести в чувство свои мышцы. Висел, как лампочка светлым днем. Слава не знаю кому! Но пришли меня навестить призраки. Эти сгустки эктоплазмы вбили себе в голову, что я чувствую себя плохо из-за одиночества. Позвали весь хор в мое пристанище. О, испорченная весенняя ночь! Меня использовали. Бросили в оркестровую яму слухов. Вокруг моей головы вращались слухи и сладкоголосые песнопения. Почему, тогда не пришла ко мне смерть со своими сухими глазами?! Я не хочу видеть этого, мне только бы слиться сердцем с природой. Развратные служанки, сладкие мальчики, отчаявшаяся любовь, робкие преступления. Как же мне смыть всю эту липучую грязь?

Выходные. Построение математических формул для моего бюджета. Просветляется небо, а я пускаю колечки дыма к солнцу. Я знаю, что оно любит наблюдать за нами и не вмешиваться в людские дела. Солнце – божество. Так, наблюдая за хаосом, который происходит, оно решило помолчать. Вроде было счастья, богатство, так оно исчезало, дарило непролазную тьму. Наверное, дабы не возвышались и помнили свое место около радужных луж. И сейчас оно прячется за мутно-перегарными облаками, слушает революционные возгласы макак. Мы – бесконечный сериал. Всегда найдется неизвестный персонаж с хитрой болезнью, плаксивой историей или больным разумом. Снова начинается буря событий, которая порядком поднадоела. Смотришь на это всё и думаешь, как слезть с карусели, ведь тошнит уже. Я делаю себе завтрак и скрываюсь под одеялом от информационного потока ржавчины. Лучше бы они пули в голову мне всадили, а не дарили бы неизвестность. А солнце, как сноб возвышается над нами. Ну, ничего, я обломаю эти лучики невинности когда-нибудь. Как же смешно всё выглядит. Прыгают перед камерами, думаю, что не надо объяснять как кто наши предводители. Меня не посетила Психея, а хотелось бы. Потухни солнце! Подохните от СПИДа обезьянки, ведь я хочу спокойно закончить свой божественный завтрак.

Солнце нежно щекочет мое лицо. Запах цветов перемешивается с благоуханием бензина и моих сигарет. Мозговой штурм – тот момент, когда ни одна особь не смеет трогать мысли и чувства. Даже девушки скользящие по бетонному подиуму не заставят пускать слюни. Нужно что-то написать, но идеи не приходят, словно мне сделали кровопускание, и все мои раздумья высосала неизвестная гарпия. Глотаю паршивую выпивку, закусываю облачком дыма. Ложь про Бога ещё не такая едкая, как ложь про “ счастливую жизнь “. В голове срабатывает часовой механизм, я поворачиваю глаза на ангельский блик.

Кома. Не могу подобрать ни одного слова, будто изо рта льется пена. Может, у меня передозировка? Да! Это именно она, ведь этот блик заставил гормоны кипеть и плавить стенки кишечника. Блик – девушка, которая спустилась не с Небес, а карабкалась с самого дна Ада. Чёрные волосы обхватили мое сердце, оно стало стучаться сильнее, словно вымаливало ещё минутку жизни. Мозг начал верещать так, что эхо можно было услышать из кончиков пальцев. На груде появился рисунок. Это были её глаза, которые я унесу с собой в гроб.

В тело били ржавый гвоздь, который издевался надо мной. Мне хотелось реветь, но я проглотил непроходимый ком боли. Впервые чувствовал такое животное влечение, хотелось упасть перед ней на колени и просить, чтоб хоть взгляд кинула в мою сторону. Она прошла мимо меня. О! Этот запах! Он никогда не выйдет из моей головы. Поддался пленительной силе, может, даже продал душу дьяволу. Я последовал за ней.

Всю дорогу нёс неподъемный крест жажды. В горле сухо, руки мокрые, сердце выламывает рёбра – это любовь или просто влечение? Не знаю, но я хочу наесться этим чувством досыта и забиться в угол, дабы никто не видел моего довольного лица. Она повернула за угол. Ох! Я не вытерплю сего испытания. Кто взвалил на меня это? Как Адам с Евой выносили это? Чёрт! Никакое бы яблоко не смогло бы остудить этого жара. Со всей моей нигилистической душой творились невообразимые метаморфозы. Я, словно бабочка, которая в состоянии гусеницы познала великий первый полет. Может, я, как Икар, взлечу слишком высоко и обожгу свои крылья, разобьюсь на миллионы кристаллов.

Мы шли в тёмном переходе. Кусочек света не проникал в это место. Складывалось ощущение, что я иду по своей душе, ведь в ней кроме тёмной жиже ничего нет. В глазах начало мутнеть. Не знаю, выпивка ли это или новый наркотик, но я скользил руками по стенам и собирал всю грязь города. Она начала подниматься по лестнице. Такое чувство, что исчезает в другой мир, за который я не смогу ухватиться. И даже, если Дедал подарит мне крылья или Ариадна покажет мне путь, моя дорога к ней всё равно закрыта. Хлопок двери, она исчезла. Легкие остатки её аромата летали ещё в воздухе. Я глотал их, как закоренелый фетишист.

Мне хотелось спрятаться. Не слышать, не видеть ничего. Я пытался вырвать свои уши, дабы не улавливать звуки людей и моторов. Видел цветы, но я царапал глаза, чтоб не видеть красоты. Мне нужно себя уничтожить. Стереть жалкое подобие жизни с гранита истории. Потерялся в этом лабиринте Фавна. Не хочу искать пути обратно, ведь тварь, которая живет во мне, оказалась необъятной. Чувствую себя Раскольников потому, что этот город напоминает мне Петербург Достоевского. Пустой угол. Я зарылся в него, как новорожденный котенок скрывается за спиной матери. Начал заливать ядом таракана, который бегает и скребется под моей кожей. Не могу это терпеть. Я буду дарить море, а говоря простым языком – рыдать.

Путешествуя по миру бескрайнему, я встречал множество людей. Многие из них были, как клоны. Даже некоторые части гардероба созданы под копирку. Каждый пытался показаться более знающим жизнь, словно они открывали тайны в сумраке покоя. Мужчины мне ведали дамские секреты. Женщины же и о соперницах, и о мужчинах (игра на два фронта). Через месяц в моей голове было такое болото, что и Луна могла загрузнуть в этой жиже. Уныние начало вытекать из потухших глаз, капельки презрения выступали на лбу и ярко горели под палящим солнцем. Казалось, что встретить кого-то чистого душой мне не удастся. Но судьба совершила крутой поворот, и пред моими глазами явился её образ. Не могу передать, что чувствовал, когда она раскрывала свой нежный рот и из него вылетали ласковые слова. В ней была сила без жестокости, стиль без тщеславия, ум без умысла, честность без маски. Кто бы мог устоять перед таким ангелом? Только сумасшедший или умственно отсталый не мечтал бы оказаться у её ног. Я начал дарить ей каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Чем больше я окунался в её идеальность, тем страшнее мне становилось. Может, меня одолела просто скука? Точного ответа никогда не смогу дать. Больше не мог выносить этого шаблонного, небесного зверька. Она сводила меня с ума. Куда бы ни пошел, но повсюду преследовал её образ. В моем организме появился яд, который сочился сквозь гнойные пороки моей души. Она хотела спасти меня, поэтому подарила мне поцелуй. Всё это было зря, ведь под деревянным куполом мы теперь лежали вдвоем. Надеюсь, что мне подарят шанс не быть с ней, а наблюдать за ломаными облаками.

– Странник, правда, что ты поэт?

– Каждое сердце может прочувствовать звук капель, которые падают с крыши.

– Объясни мне: вот ты видишь то, чего не видят другие, но одет, как оборванец. Тебя не интересуют золото, дамы, слава?

– Золото – жёлтый металл, дамы приходят и уходят, а от славы слепнешь.

– А как же красота?

– Красота – мнимая вещь. Ради неё стоит погибнуть, но она столь переменчива, как и погода.

– Чего же ты хочешь, поэт?

– Хочу лежать мёртвым под звёздным небом и курить до утра…

Я не кичусь своим одиночеством и тем более не превозношу себя. Но оно дает мне шанс познать тайны организма. Стать сильнее духовно, наверное. Оно меня же и убивают. Потолок я уже изучил до малейшего изгиба, до мельчайшего пятнышка. Спасибо, что кто-то захотел создать вино и сигареты, ведь только они могут помочь вынести всю жизнь. И каждый раз, когда меня пытаются вырвать из круга одиночества, я нахожу причину, дабы не быть снова освистанным за пошлость или непонятные высказывания. Лучше отвернусь к стене и сделаю вид, что сплю. В нашем мире скрываться от проблем – это уже, как клише в лингвистике. Мимо моего окна каждый день проходят милые, молодые дамы. Их влияние нельзя увидеть взглядом, а хотя и можно, если обратить внимание на меня. Я закуриваю сигарету, пускаю кружки дыма по маленькой комнате. Может, стоит выйти? Да! Только дамам можно посвятить свое никчемное существование.

Я жирная, неполноценная биологическая единица потока частиц. Если исчезну, то этого никто не заметит, как блестящую росу или возбуждение подростка (привычное дело). Мой психолог советует открывать ломать стены своего бетонного многоугольника, дабы меня начали замечать. Скорее, чтобы эти стены испачкали грязью, экскрементами и спермой. Я прекрасно живу, хоть и понимаю, что моя единственная компания – бутерброд с маслом, шоу низкопробных шуточек про эмигрантов на главном канале и кожаный диван. Но бутерброд изменил мою жизнь. Когда-то я проснулся рано, не успел привести себя в порядок, как накрыл привычный банкет. Сел на свой престол и стал властителем системы. Я менял канал за каналом. Обожаю мазать на хлеб несколько кусочков масла. Мои инстинкты приказали мне остановиться на одной передаче. Я уплетал бутерброд за бутербродом, как фашистская чума захватывала людей в сороковые годы двадцатого столетия. Что-то мелочное промелькнуло в голове, хлебная крошка выбрала самый подходящий момент, чтобы напасть на мое разжирелое тело. Я начал задыхаться, биться в конвульсиях. Не знаю, что меня ждало, если бы не выбил ту проклятую хлебную крошку. Я ей чертовски благодарен, ведь подохнуть от такой мелочи мне не особо хочется. Решил что-то изменить. Ожидает ли меня успех? Этого я не знаю! Посмотрим, как сука-судьба улыбнется мне. Но хуже точно не станет…

Вечер… Луна стучится в окно и просит впустить её в дом, дабы заняться со мной любовью, которой завидовали бы сами боги Олимпа. Я сливаюсь с потным диваном в единое целое. Не могу пошевелить кончиком пальца, в теле появляется тошнота, меня кидает по разным углам, как тоненькое перышко на ветру, но я лежу неподвижно, боюсь даже моргнуть. Настроение начало ухудшатся, решил потянуться за дозой смолы, дёгтя и прочей таблице Менделеева. Может, проблемы настолько часто стучались в мое сердце, что меня начала одолевать смертельная скука. Устроить передозировку или залезть в петлю – не такой уж и плохой вариант. Хвала Всевышнему, ведь он послал мне приключение. Я услышал легенький стук. Попытался успокоить головную канитель, когда подходил к входной двери увидел яркий свет. Дверь распахнулась сама, я пришел в ужас, мне казалось, что сейчас наложу в штаны. Увидел электронный нимб, который прожигал мой протекающий потолок. Звон заставил зеркала выйти из корпуса и разлететься на гранулы. Крылья разбросали мою обувь по всему дому. Я упал на колени. Впервые мой фальшивый нигилизм исчез. Я стал, как маленький ребёнок, который умоляет маму простить за разбитую вазу. Предо мной явился посланник божий. Меня окутала трезвость, резко захотело действовать и что-то менять в своем растительном графике. Не знаю, зачем он пришел, хранитель мой или пришел за моей копеечной душой. Точного ответа я до сих пор не могу дать. Я бежал, куда глаза глядели. Не помню, что произошло за эти лихорадочные дни…

Когда очнулся, то был возле своей двери. Страх заставлял трястись тело в конвульсиях. Я открыл дверь, и глаза должны были вытечь от удивления. Лежал ангел на моем диване, рядом с ним потухший нимб, крылья были пробиты бычками, а перегар стоял во всей комнате. Я слышал его мысли. Лучше сказать, что это был поток несвязной брани. В комнате стоял невыносимый аромат, который заставлял меня вырвать себе нос и зашить рот. Ангел ходил под себя. Может, он заливал горе? Не берусь отвечать. Наше человеческое существование даже ангела заставит отказаться от благодати. Его единственные цели отныне – пить, курить и срать!

На земле есть много болезней, которое вызывает рвотное “ фи “. Разнообразие на лице и коже у многих бесконечное: от сифилиса до герпеса. Каждый думает свое превосходство над другими, кичась чистотой. Дабы не попасть в список прокаженных, люди готовы отдавать безмерное количество финансов на частные клиники, которые, как пылесос выкачивают всё до последнего пенни. Но главное “ фи “ в нашем мире из-за морали. Вокруг ушей только и крутятся слухи о том, кто кого целует, что пьет, где засыпает. Я готов совокупляться с чужим мозгом и приписанными нормами морали, чтоб создать силуэт, который будет заставлять людей выцарапывать глаза. Я стану спать с бездомными на улице и философствовать о рамках поэзии нашего времени. Встану за столом и скажу, что я гей, ведь только гнев, презрение остальных людей доказывает создание чего-то существенного. Умру от передозировки в 21 год, но в Вашем царстве буду персоной нон грата.

Потухли последние огни в доме. Мой язык оставил вкус её тела, ведь он, как губка. Я исчезаю гордым полетом, заклеиваю скотчем изрезанные запястья. Бьюсь головой об мраморные плиты, пытаюсь войти в состояние жука Кафки. Останавливаюсь около магазина и покупаю едкое кофе, которое проплывает по моей трахее лавой. Вкус её ферментов перемешиваются с горечью табака, зёрен и молока. Опускаю нос на дырявую кофту, чувствую тонкий шлейф ласок. Я хватаю этот шлейф, связываю из него шарф, дабы осталась память, ведь незаменимых тараканов в нашей жизни нет. Дует освежающий ветер, меня выкидывает из одежды, я просыпаюсь голый среди багровых роз. Пыльца нежно целует мое тело, перед моими глазами появляются воспоминания, тепло добирается до моего сердца и заставляет его зарыдать. Решил пробежаться, чтоб вкусить всю сладость галлюцинации. Вижу её перед собой, будто она – это золотая птица, которой хотел овладеть каждый правитель. Падаю, разбиваю колени, рассекаю губу, реву, но проглатываю соленый коктейль из слёз и крови, ведь не стоит падать перед ней лицом. Пролетали мимо огромные пчелы, которые были раза в два больше моего тела. Пробегали огромные сороконожки, которых можно было оседлать. Я не останавливался, ведь меня постигла ломка. Кричу, что снова хочу быть рабом её ног и поклоняться женскому превосходству. Но она глухая, немая, слепая. Мне кажется, что бегу за образом каким-то. Что-то в душе надломилось, осколки попали в желудок, а сок нивелировал остатки памяти. Мое лицо горело холодным пламенем. Изменился, но не чувствовал отвращения, а напротив счастья. Но не останавливался, ведь теперь меня сверлило проклятое любопытство. Добежал до обрыва. Совершить прыжок веры или уйти в бесконечную галлюцинацию? Полететь за ней или познать истину? Я видел на дне обрыва окно, которое выплевывало сгустки света. Вздох, шаг и чувствуется, что сердце сейчас сломает рёбра. Нырнул в самую пасть льву. Она отрыгнула меня в городе. Бродил по ночным улицам, дарил им свое бессмысленное присутствие, наблюдал за автоматизированными муравьями. Вдох, выдох и сон для них – нужная цепочка. Вентилятор судьбы понес мои ноги в сторону пасти. Я сломал себе палец, чтоб прийти в себя, но тело плюнуло мне в лицо. Наверное, революция! Ветки пытались лишить меня глаз, руки вырывали кусты с шипами. Шарф всё крепче сдавливает горло. Вот оно! Окно! Ради него я прошел тернистый путь. Огонь в нём мигает, нагой силуэт у подоконника сверкает, но меня ничего не терзает. Шарф уже запахом ласки не отдает, язык потерял вкус её тела. Чувствую, что умер только мой мозг. Хотя нет! Чувствую приближение будущего. Один прыжок переменил меня. Один прыжок изменил судьбу. Один прыжок помог найти себя. Я ушел, а окно потухло навсегда, но не для меня…

Я хожу по базару, на котором летают революционные возгласы. Иудеи, христиане, мусульмане, словно попал в улей пчел. И они пропускают тебя взглядом, пока ты не станешь угрожать дымовой шашкой. Помимо горестного мёда тут продают ядовитые ласки, возвышенные грехи, девственную плоть. Даже кусочек чужой души за пару сребреников можешь сложить в свою сумку. В этом месте не смотрят на расу, происхождение, а только на вес твоего золотого мешка или умения владеть языком. И когда ты попадаешь в этот круговорот, то стоит навеки закрыть душевную оркестровую яму, ведь здесь вырвут струны с первой скрипки. Здесь не будут церемониться, а разберут на формулы и цифры, которые будут пылиться в забытых статистиках. Ты – это кусок мяса, ибо подвесили за горло, дабы утолить жажду крови. Каждый подставляет стакан, чтобы испить сего виноградного напитка богов. Ты – это вторичный продукт, который никогда не познает волшебную гармонию, напряжение спорта, чувство секса, желание голода. В этом месте из тебя делают товар. Но не надейся, что тебя, как щенка отдадут в хорошие руки, ведь добрые покупатели не смогут утолить порывов своей желчи на дне пяток. Я знаю, что ты хочешь разгадать тайну этого базара, ведь ты – это я, а я – это ты. Не скоро дождемся конца распродажи. Но сожми крепче сердце, мой милый друг. Мир полон продажных, мелочных, завистливых сук!

Бросила меня судьба за горизонт. Я бреду по лезвиям пустыни, словно мираж. На пути моем вырастают змеи, скорпионы. Они отрывают от ног куски моей плоти. Кровь смешивается с жареным песком, но я не останавливаюсь, ведь один раз остановившись, не поднимусь, как уставший слон. Покой – абстрактный феномен, который невозможно потрогать, понюхать, увидеть. С крестом на спине буду следовать на протяжении горизонтальной восьмерки. Радуют меня только миражи, которые кладут свои руки мне на грудь. Я закрываю глаза и не вижу песчаных собак. Но их лай заставляет пустить себе в рот пулю. Я не выдерживал, поливал огнём и свинцом трахею. Но находил остатки духа, проглатывал зубы и следовал далее. Мне встречались ночные бабочки, головокружительные напитки, сладостный дым. Всему я поддавался, дабы утолить невыносимую жажду путника. Не видно конца моему пути. Наверное, бесконечно вынужден слушать душный лай. Не услышу любовного сонета, не встречу пахучий май вместе с длинноногой, белокурой звездой. Маленьким бычком я прожигаю себе пальцы, чтобы показать свое безрассудство, безразличие внешним катализаторам. Я делаю то, что должен. Скучаю только за небесными ногами, ведь они – идолы, которые делают звание херувима омерзительной рутиной. Я нырял мордой в землю, но поднимался. Я тонул в омуте пороков и пойду на дно снова, как титановый якорь. Мой караван не остановить, как бы ни лаяли собаки, не вырывал плоть ползучий пролетариат. Я буду дальше идти, ведь – это мой путь, который не каждый сможет осилить. Пусть наступит кромешная темнота и не постучит в гости новый день. Я стану под луной, которая осветит меня ярким светом, дабы не уйти в тень. И буду с улыбкой встречать рассвет и модернизированный век…

Зашиваю рот себе золотыми нитками, дабы покинули меня все. Я хочу дойти до моря, словно прекрасный херувим. Мой путь прямой. Не повороты, не закоулки. Меня никто не будет знать. Выйду из опушки леса, и только падшие ангелы мелодии будут в голове выжигать. Мне не прижиться в этом мире, ведь не смогу вечно ходить с улыбчивой гримасой, делать вид, что болею за футбольную команду и переживаю за финансовое положение. Я готов растянуться, словно Иисус там, где теплое Солнце будет целовать мой лоб, соленый воздух щекотать нос, а глаза тонуть в небесных глубинах. Кто-то завопит: “ Немой бродяга и дурачок! “ – я вырежу на его сердце: “ Я счастливый, ведь дурачок и меня ничего не держит “. Возьмусь за первую попавшуюся работу, словно за соломинку, которая подарит пропускной билет в Рай. Построю мирок где-то в глуши, чтобы не слышать нелепых разговоров. Буду писать, но ни для кого-то, а для ублажения своих демонов в душе. Может, я падаю в пропасть, из которой меня не вытащит дружественная рука, и буду плавать по забросанному мусором дну. Накрою себя илом, словно он – это пуховое одеяло и озарю радостной улыбкой кромешную темноту. Я не встречу больше снобов, фашистов, лицемеров, деньги, власть и прочих паразитов этого мира. В мои фантазии будет приходить семья, в их объятьях стоит умереть. Наступит вечный отпуск, и даже если сердце перестанет дарить стук, то превращусь в прекрасный цветок, который будет освежать уставшее тело хрустальной росой. Перед тем, как уйти из Вашего мирка, к которому я не принадлежу, соберу все вопросы ребром, весь драгоценный металл, все крики, скандалы и сожгу в вечном пламени ненависти, дабы Вы хоть как-то могли понять блеск из моей пучины. Я пустое место, которое имеет только пачку сигарет, но прыгнув с обрыва, смогу осознать величие мира или найти себя в нём…

Ветер выдувает меня из футболки, словно он огромный вентилятор. Я сижу на бордюре и вонь от моего тела заполняет всю улицу. Запах настолько едкий, что табун лошадей отдал бы копыта. Глаза набрали в себя молочный туман. Не знаю, кто я или что я. Ощущение, будто я самый слюнявый жук, которого обходят типичные рабочие муравьи. Сложно было лишиться всего. Впервые залезть в омут неизвестности. Мою жизнь закрутило. Теперь стыдно в зеркало смотреть. Но есть маленький кусочек света, который слабо пищит. Рядом сидела Кира. Она помнит ещё, что я вырывал из души стихи. Мои кудри когда-то сверкали, а теперь на свитер кому-то пойдут. Голова моя ноет, солнце освещает лысину. Кира вроде бы рядом, но я не чувствую больше её холодных рук.

Со всеми был груб. Недостоин никто увидеть внутреннего оскала, сожгу продажных сук. Только Кира обнимала мое лицо нежным взглядом, не замечала уродства. Целовала щеку, шептала: “ Лицо твое – это камень, который океаны терпел. Я их потушу. Буду, словно вечный огонь. Моего пламени хватит на двоих “. Я не верил ей. Отрезал слова: “ Ты не любишь меня. Тебе меня просто жалко, как бездомную собаку “. Но нити золотые меня купили. Я обнимал её, ласкал нежную грудь. Тень была в моем сердце, часто били в него. Из-за количества грязи съеденной, я ей не верил и не дарил яркий цвет.

Она терпела и садилась тварям на колени. Закрывала свои глаза. Представляла, что мои флюиды рядом, но я на других ногах спал. Потух вечный, скоростной огонь. Мы встретились случайно. Может, были пьяные в доску, ведь верили, что выйдет построить небесный замок чувств. Кира проходила мимо. Дарила другому кобелю свои телесные цветы. А я манил нетронутых и несгоревших  дам.

Шел тогда по переулку. Играл в голове Паганини или Бах. Я закурил, встретил голубые очи и не мог ничего сказать. Я дымом ржавым кашлял, словно подхватил туберкулёз. Она покраснела, как стеснительный мак. Нотку милости пустила: “ Здравствуй, мой милый друг “. А я грубым воплем сломал оперу: “ Добрый вечер, нежный ангел “. Внутри ничего не тревожит. Не смыть прикосновение других рук. Мое сердце любить не сможет, ведь ждет ласок от дешёвых сук.

Я посмотрел на Киру. Она, будто пепел стала исчезать. Отныне мой дом – бордюр, а эликсир жизни – память о чем-то прекрасном. Ветер начал дуть сильнее. Кира улетела на небеса. На месте, где она сидела, появился красный мак. Я протолкнул сочный запах до самых гланд. “ Надеюсь, что ты счастлива “, – обратился к ней. Сходил под себя и выключился.

Никто не полюбит, никто не пожалеет…

Я растекаюсь в сонном, молочном тумане едкого дыма. Мой мозг становится обнаженным для бесконечных картин.

Мне снятся женские ноги, в которые я нырял своим невинным лицом. Мне снятся ободранные коты с поломанными хвостами, которые не могут найти дом. Мне снятся толстые ночные бабочки, которые готовы использовать свой рот ради дозы. Мне снятся умершие души, которые летают между ревом автомобилей и чёрной музыкой. Мне снятся прекрасные принцы, которые из-за химикатов становятся прыщавыми сгустками агрессии. Мне снятся одинокие херувимы с руками брадобрея, у которых вздымается пузо от пива. Мне снятся женственные парни, которые отдаются гордым морякам, вышедшие из океанов. Мне снятся мужественные дамы, которые связывают цепями нежные лепестки цветов. Мне снятся бездомные в модной одежде, которые раздвигают душу перед блесками синтетического монстра. Мне снятся богатые в лохмотьях, которые устраивают ритуальный костер из своего богатства. Мне снятся изуродованные лица, которые покрывают блевотной массой берёзы Есенина. Мне снятся юродивые карлики, которые думают своими мелкими гениталиями. Мне снятся слетевшие с пути дети, которые на глазах у людей умирают от передозировки. Мне снятся женщины богатыри, которые выдавливают душу из тела парней. Мне снятся блаженные графоманы, которые готовы засунуть язык в Марианскую впадину ради секундной вспышки. Мне снятся очумевшие дрочилы, которые пускают ядовитые слюни на своих соседок. Мне снятся почитатели спорта, которые заполняют воздух отрыжкой от похмелья. Мне снятся непризнанные профессоры, которые продают тело на подиуме. Мне снятся наследники императоров, которые построили замки на костях страждущих. Мне снятся слабые страждущие, которые радуются, когда им позволяют нести тапки. Мне снятся обгаженные девственницы, которые жаждут, чтоб лезвием им провели по горлу. Мне снятся великие проститутки, которые похожи на небесных муз. Мне снятся смелые наркоманы, которые бросают прошлое в огонь, чтобы найти что-то новое. Мне снятся хваленые матери, которые превращают из мозга детей ливерную колбасу. Мне снятся ядерные боеголовки, которые хотят расцвести, как златоцвет среди чистого поля. Мне снятся иконы культуры, которые не могут отмыть от костей всю желчь пролетариата. Мне снятся ****и масс-медиа, которые опошлили, очернили культуру своими бартерными действиями с душой и оральным сексом. Мне снятся плохие актёры, которые хотят, чтобы я поверил в их чувства. Мне снятся молодые алкоголики, которые бросаются вплавь за славой и истинной. Мне снятся гуляющие ***, которые не могут бросить якорь, а плавают из ****ы в ****у. Мне снятся бездомные философы, которые проживают жизнь в дырявой бочке. Мне снятся неосвещенные кварталы, которые бесконечно ставят драмы Шекспира. Мне снятся продажные храмы, которые доводят веру до рвоты и заставляют людей становится геростратами. Мне снятся бутылки с алкоголем, которые вводят в состояние катарсиса. Мне снятся улыбающиеся картины, которые вызывают синдром Стендаля. Мне снятся безумцы, которые горят в самой тёмной ночи, как римские свечи. Мне снятся длинные канализационные трубы, которые стали домом для исхудавших мартышек. Мне снятся банковские системы, которые помощью обдирают людей до нитки. Мне снятся куски эктоплазмы, которая прилипает к телам нагих жриц. Мне снятся нежные демоны, которые расселись в душах Лолит. Мне снятся отрывки паранойи и шизофрении, которые заставили меня тянуться по святой земле. Мне снятся первые признания, которые завязывают вокруг горла петлю. Мне снятся наигранные ораторы, которые видят мир, как шахматную доску. Мне снятся первые бессонные ночи, которые били меня электрическим наслаждением женской ласки. Мне снится моя рваная душа, которая заделывает раны цементом, как каменный сфинкс.

Пусть же бесконечная нарезка выдуманных кинолент отправляется в ****у, ведь в моем сердце поэзии по горло, как героина в венах наркомана!

Хватит жить в воображении. Съешь сердце, которое брызжет ядом на весь мир. Ты струилась по артериям, как ангельский свет среди невежества. Ты преклонялась, как слуги культа Наполеона. Ты мечтала, как Артюр среди пустынь Африки. Ты ****ась, как дух нимфомании, который принял образ человека. Ты врала, как возрожденный из мёртвых Плевако. Ты любила, как Эдгар умершую душу Аннабель. Ты пила, как Буковски, который не видел алкоголя неделю. Ты курила, как Бодлер, который впервые познал магию злых цветов. Ты одевалась, как мелкая волшебница, которая желала околдовать старого короля. Ты горела, как путник, который подхватил чуму. Ты жила, как новорожденный ребёнок, который не видел все фекалии и сперму этого мира.

А я совокуплялся со словами, терялся и разрушался. И сейчас мой график – пить, курить, срать и ****ься.

Богиня со мной, когда печатные слова кажутся не такими сексуальными! Со мной, когда ночи заканчиваются в поцелуе под звёздами! Со мной, когда чувствуешь среди каменных лиц! Со мной, когда низвергаешь сладостные крики весь процесс! Со мной, когда убийство кажется наслаждением! Со мной, когда я твой писатель, а ты моя муза! Со мной, когда разрушаются песочные замки! Со мной, когда утро начинается с кофе и радужных антидепрессантов! Со мной, когда пытаются засунуть нас в смирительные рубашки! Со мной, когда потешаемся над призраками девяностых! Со мной, когда лижу твою розу сутками! Со мной, когда даже при смерти можешь трогать мое тело! Со мной, когда безумные мысли поют серенады на ухо! Со мной, когда бросаешь легионы, когда становишься одиноким, когда подставляешь лезвие ножа к двигателю, когда решаешь выплеснуть консервированные эмоции в постели!

И истекая священной кровью Сына Божьего, навеки будешь со мной!

Это – не лихорадка терминов и нравоучений. Это – ни в коем случае слабость с девушкой в постели. Это – любимой причинять страдания, дабы о тебе только мечтала. Это – вода и земля, огонь и воздух, табак и алкоголь, мужчина и женщина. Это – обессиливающая лень, которая сожрала душу. Это – чувствовать себя проституткой, которую избивают в Новом Орлеане. Это – мечтать умирать, ведь невозможно жить с тошнотворным похмельем.

Да! Жизнь без ярких сновидений прекрасна!

Я сидел на холодном бордюре и обнимался с дымом. Свет луны отправил меня в супермаркет. Ноздри низвергли остатки тумана, и я попал в царство бесконечного бартера. Дети ели жадно помидоры, которые отдавали мёртвой, зелёной плотью. Женщины намазывали фальшивые слои штукатурки, которые гноились лепёшками, как вены опытного наркомана. Мужчины заливались дешёвым бензином, который уже плавал жёлтой субстанцией под моей подошвой. Животные восседали гордо на троне, как Наполеон, который наблюдает за своими подданными. А подданные заляпывают стены кровью. Бесконечные бои за кусок ткани и блёсток. Люди – болезнь. Люди – перегрызают друг другу глотки. Ужас застрял колом в лёгких. “ Господи, прости же наши души! Сделай мой родной, рыжий осколок подсолнухом, который будет купаться в солнечных ваннах и не видеть этого мрака “. Мои молекулы не изменить. Я вынужден просить, чтоб вирусы подвинулись и вместе с ними ко дну идти…

Солнце ослепляет пустые, стеклянные глаза. Люди встают, ходят в уборную и надевают рабочий наряд. Люди влюбляются, заводят семью, наживают ипотеку. Люди подхватывают болезни, перестают мечтать и умирают. Люди исчезают, как крупицы пыли во время слабовольного ветра. Один я считаю количество звёзд на небе. Один я жду, когда накинут мне на шею петлю и вывесят, как распятого Иисуса. Один я счастлив там, где всё просто, ведь стоит только лампа в углу. Один я жду, когда рухнут империи и храмы, дабы упасть нагим телом среди златоцвета. Пусть каждый считает себя вторым Фридрихом Ницше. Пусть каждый сражается с вспышками ярости, сексизма и расизма. Пусть каждый мечтает построить мир во всем Мире. Но я не начну этот поход, ведь – это сизифов труд. А лучше наслажусь сладким дымом, безразличием и своей душевно-телесной наготой.

Обман, как короста заставляет меня расчесывать свою кожу до крови. Я – не Я. Я шарлатан в маске Сореля, который колесит по свету с цирком уродов. Ненавистью чужие души не травил и руки в убийство не окунал, а наоборот дарил неизвестным лицам улыбки, ведь пытался улицы сердечной лазурью освящать. Но катится по переулкам дурная сплетня обо мне, что гуляю и жму руки котам. Не могу справиться с собой, ведь моя душа, как и походка легка. Мне бы с улыбкой солнце золотое встречать или под жемчужными звёздами засыпать. Но тело заполнили людские метастазы, и лихорадит, и приходят умершие поэты. Выворачивает наружу меня от отношений, ведь единственная моя пассия – бесконечная дорога. Не для них срываю маску, поэтому сочусь и плююсь каждому в лицо ядом. Враги мне, как птице человеческие ноги, ведь могу отдать последнюю копейку свою. Молюсь неизвестному небесному тирану, чтобы прошла моя актёрская игра. Когда-то гордо скажу, что я не скандалист и не шарлатан. 

Экспресс подъехал к Западной Пустыне. Палящие солнце выжигает слюнявых мутантов, которым под кожу заползли мозговитые жуки с клешнями и перегаром. Они впиваются в серое вещество и производят полное форматирование. Мутанты капают зелёной жидкостью из пасти, воют стонами наслаждения. Чистильщики пытаются охладить огнемётом этих торчков для ночной мессы. Но мутанты зарываются под кристаллический песок со своей зависимостью. Чистильщики пробуждают каменных стервятников, которые стряхнули с себя тёмный покров. Их смертельные крылья отрезали липкие пальцы жуков из эктоплазмы мутантов. Существ мучают эпилептические припадки. Повсюду шипящая слизь, которая пузырями напоминает шампанское. Предвестники смерти накидываются на полуживую плоть, вырывают глаза из орбит, выгрызают сердце титановым клювом, выжигают гениталии огненными когтями. Присоски отклеивают липкие щупальца от существ, а те задыхаются, превращаясь в горстку пепла. Отряд смертельных крыльев сжигает неоновым лазером уцелевших. Крики захлебнулись в водопаде ломки и боли. Ветер разбросал желейные остатки повсюду. Отряд смертоносных стервятников гордым полетом феникса возвращается на трон и засыпает, как древние горгульи. Колокольчики завыли звуком сирены. Чистильщики слюнявыми червями повылазили из глубоких нор. Блестящими лезвиями они соскребали желейные остатки под палящим солнцем. Чистильщики дают клятву молчания, которую никогда не нарушают. Но один пожертвовал своим языком.

Карло отправил почтового голубя сквозь электрические провода. На животе птицы он вырезал послание семье. В нем говорилось: “ Мы соскребаем остатки. Это чудовищная работа! Не знаю, чем я думал, когда решил стать Чистильщиком. Ощущение, что сдерживающие иголки вонзили под кожу. Многие здесь уже забыли, что значит быть человеком, ведь удовольствие, которое они получают, когда сливают алую жижу не сравнить ни с чем. Я хочу снова ощутить телом прохладу, ведь уже выворачивает от вечно палящего солнца. Помолитесь за меня! “ Чистильщики не прощают таких поступков. Мать, сестра и отец были стёрты неизвестным белым светом. Карло молчаливо нёс свой крест теперь.

Из песков появлялись каменные статуи. Чистильщики обрабатывали жёлтым дымом пространство. Напоминал запах хлорки. Марк чувствовал аромат сквозь изолированный скафандр, который облегал его тело. Ненависть к этому обмундированию у него с первого дня работы, ведь натирало в интимной зоне. Как его сюда занесло? Он сам уже давно не помни. Знал только, что всё это из-за проклятого Билли. Они всё детство провели вместе, и Марк давно чувствовал страсть к нему. Как-то Билли остался ночевать у Марка. Всю ночь разбирали работы Шекспира. Билли ближе подсел тогда к Марку. Марк почувствовал невинность Билли. Как бы он хотел иметь рентгеновское зрение, чтобы осмотреть тело Билли. Они пытались войти в сон вместе. Билли выключился быстро, как после алкогольного марафона. А Марк даже не думал о строчках, которые они сегодня переводили, ведь его единственное желание – вкусить сливовые губы Билли. Но всем, чем он мог довольствоваться – вкушать неназойливый аромат его волос. Когда Билли заявил, что решил стать Чистильщиком, то Марк ни секунды не колебался. 

И сейчас Марк подбирает желейные субстанции, от которых его выворачивает. Но самое тяжелое, что вынужден был вынести Марк – это узнать, что существа – бывшие люди, которые решили совокупляться с присосками. Марк обвинял во всем Билли, но никогда не говорил эту ему. Они перестали поддерживать отношения. Марк был вынужден признать, что ради любовного болеутоляющего пустил свою жизнь по наклонной.

Ну, а Билли поддался соблазну и решил станцевать танец галлюцинаций со слизнями. Для Чистильщика нарушить клятву – это, как клеймо холопа на всю жизнь, которое выжигается и на семье. Когда узнали, что Билли поддался райским, слюнявым яблокам, то его семью запихнули в изолированную машину, которая была похожа на ёлку, ведь вокруг сияли новогодние гирлянды. Их не усыпляли, потому что они – творцы Брута. Двигатель разогнали до такой скорости, что кишки вместе с фекалиями разбросало по всем стенам, а после они стекали в подобие прачечной, где перерабатывались на биологическую добавку для кошек. С Билли же разобрались, как и со всеми остальными существами. Ничего не существуют мучительнее, чем отряд смертельных крыльев. И Билли, как и прочие осмелившиеся попал под пресс системы.

Когда Марк узнал, что Билли не стало, то в первое время его одолела тоска. Он помнил, что ночью Билли пролазил через окно к нему, и они всю ночь путешествовали по плохо освещенному городу, где видно только синие вывески баров и супермаркетов. Именно с Билли у Марка было взросление, ведь с ним он попробовал выпивку с сигаретами. Именно Билли познакомил Марка с блондинкой, которая подарила незабываемую ночь Марку. Сейчас он думает, что, наверное, перепутал братскую любовь и огонь, который съедает сердце. Марк следовал за Билли, как мотылек на свет римских свечей, которые не тухнут даже тогда, когда все ветряные катаклизмы сливаются в танце. Он очень сожалеет, что не смог сказать Билли, как дорожит им. И подумывает отдаться присоскам, которые вкусят его серое вещество и введут в нирвану. Марк всегда следовал за Билли. Сейчас у него два выхода: или уйти из Чистильщиков, или быть нивелированным от когтей отряда смертельных крыльев. Мысли, как машина грёз работают. Марк видит бесконечные варианты, но точного ответа он дать не может, поэтому пока сольется с Западной пустыней и красной жижей.

Среди потного рабочего отряда выделялся один, ведь весь его внешний вид заявлял о могуществе и превосходстве. Парня звали Владимир. Уже по имени можно догадаться, что он был русским. Этот зверь прошел войну и считал, что окружающие его соплеменники по работе не достойны, ему смотреть прямиком в глаза. Владимир не мог привыкнуть к спокойной жизни. Он хотел кому-то мстить за свои шрамы и потерянные пальцы, поэтому пошел в отряд Чистильщиков. От семьи давно уже открестился. Да и они его не разыскивали. Наверное, думали, что сын их погиб, как герой. Владимир оставил свою душу на полях боя, которую мать так лелеяла и взращивала, поэтому можно считать, что он превратился в бессмысленный механизм. А лучше сказать в шестерёнку, ведь даже у простого механизма есть хоть какой-то принцип действия. Владимир отправился в отряд Чистильщиков скорее из-за отсутствия девушек. Он не был из любителей неба. Во время войны он нежился в объятьях одной пуэрториканки. Она изрядно любила выпить и покурить, как и он сам. После бурной ночки Владимир вышел посшибать с потухших домов удовольствие. Когда он вернулся, то на месте дома пуэрториканки была огромная дыра, которая напоминала Тунгусский метеорит. Вокруг сочилась кислота, а белые кости девушки блестели среди мёртвой почвы. Он до сих пор не может забыть её плоский живот, на котором был маленький шрам. Её тоненькие ноги, как крылья лебедя. И самое главное – чёрные, как смола волосы, в которых мог загрузнуть самый опытный следопыт. Владимир сорвался с цепи. Его наградили орденом за заслуги. Но единственная цель – уничтожить как можно больше счастливых людей. Да-да, именно счастливых людей, ведь чувство несправедливости пожирало его. Ему казалось, что все насмехаются над ним, над его внешним видом и несчастьем. Каждая улыбка, которая мелькала мимо него, становилась подсознательно жертвой.  Он был готов каждому вырвать тот маленький осколочек счастья, который так редко появляется в нашей жизни. Владимир отравился в Чистильщики именно за страданиями. Ему нравилось слушать всхлипы оступившихся людей, которые поддались страсти и совокупились со щупальцами, дабы насладиться сладенькой слизью. И никто его не осуждал и не пытался помочь. Многие считали, что он имеет право на успокоение новой страсти. Ну, или лучше сказать, что многим было на него абсолютно плевать. Он сам не желал как-то снова доверять, отдавать сердце людям. За жестокость, которую Владимир проявлял, его назвали “ Русский медведь “. Воистину те, кто попадал в его лапы, уже не мог вырваться. Он был идеальным оружием для пыток и убийства. Кстати, “ медведь “ любил собирать неразложившееся в лазере сердца существ, тем самым, грея свое порезанное и выеденное.

Связывало этих людей лишь желание выжить в этом озере эктоплазмы и человеческих гонений. Соскребались последние остатки мясных лепёшек, которые отправились в перерабатывающую машину, которая из костей, крови и других останков существ создавало безделушки для красавиц. Они не знали друг друга, а только видели взгляды вскользь. Но Чистильщики – одно целое братство, которое вряд ли пошатнется.

Вернулись в Западную пустыню золотые пирамиды. Люди копошились, как жуки в муравейнике. Каменный отряд смертельных крыльев холодным взглядом охранял покой жителей, а Чистильщики исчезли. Но наступит новая ночь, и люди снова будут отдаваться щупальцам липких присосок. Всё повторится снова. Но Чистильщики не позволят истине выползти из своей пещеры, ведь кто-то обязан жертвовать жизнью.

Пульсирует городское сердце. Какая живопись! Эти голубые небеса слились с серым дымом и мой восторг не передать. Пепел падает на землю, словно вечный снег на земле. Блеск выбитых зеркал сводит с ума варваров, которые не могу остановиться, и покрывают слюнями желания чужие дома. Скверы, дворы, парки, террасы и прочие места, где впервые говорят о любви уже в огне буйной природы. Флюиды тепла разлетаются повсюду, и тело хочет броситься во встречную волну. Прохожу по мелкому мосту своей судьбы. Ах, я бы прыгнул с него, но ко мне пришла морская богиня!

Светятся блеском, от которого можно ослепнуть, купола соборов. Мелкие морские капли ложатся легким касанием не на лицо. Я растягиваюсь на горячем песке и сливаюсь с ним. Наблюдаю за кораблями, которые входят в порт и оставляют якорь. Насколько же всё это глубоко для познания. Совсем недавно город был один, а одним взмахом волны он изменился до жути. Чужестранцы и авантюристы начинают терроризировать местные лавки. Женщины отдаются не раздумывая. Анархия заполняет улицы, как помои в древнем мире.

У меня хандра, которая мучает мое тело. Я наблюдаю за этим действом. Меня выворачивает наружу. Умоляю, чтобы кто-то надел мое тело, ведь всё происходящие, не могу передать словами. “ Господь, спусти же лестницу с небес, пока не сгнил в разбитом асфальте около неоновых ламп! “ И стыдно мне, что потерял свою любовь, которую взвалил на плечи и до конца нёс. “ Прости меня, мои жемчужные звёзды! Я буду вновь ласкать ваше тело, буду вновь целовать ваши брови, буду вновь посвящать вам свои стихи. Вы только дождитесь, пока душа моя вернется из тупых, гнусавых переулков.

Лицо парня было выедено кислотой. Его уродство вводило ужас всех прелестных существ. Даже птицы облетали его стороной, а собаки кидались, как на чужака. Чёрные коты бросались ему под ноги, дабы несчастья преследовали его. Родная мать жалела, что когда-то не свернула ему шею или не утопила. Но был он чистый сердцем и душой. Мечтал обрести покой и семью. Ливень покрыл грязью все улицы. Маленький мальчик порхал между луж, словно бабочка. Но споткнулся он об камень и зарыдал. Слёзы и крики неслись по всей округе. Парень с выеденным лицом пришел на помощь маленькому мальчику, но тот усилил только крики о помощи. Вышла мать мальчика, которая, как тигрица, накинулась на невинного парня. Она бросала в него камни, которые оставляли на теле гематомы. Эту боль он протолкнул глубоко в желудок, ведь всё, что запомнил – лишь взгляд отвращения, который резал его сердце ржавой пилой. Плачущий мальчик, сумасшедшая тигрица вместе с криками: “ Проваливай, выеденный урод, пока цел! “ Парень вернулся домой и зарыдал.

– Не наступит время, когда будет свой уютный уголок. Люди никогда не смогут принять такого как я. Я вызываю у них ужас, но мне бы так хотелось любить!

Люди толкались в автобусе, как сардины в томатном соусе. А томатный соус – рыночные ароматы Франции и солёные запахи свободы парней. Девственники тёрлись о спины сексуальных нимфеток, а старики выпускали слюни из своих беззубых ртов. Сумки с отравленными овощами летали над головами, а старухи выкрикивали только: “ Верните мое богатство! “ И какое же было изумление, когда люди покидали этот человеческий тостер. Кто-то сравнивал эту поездку с газовой камерой. Всхлипы оргазма можно было услышать, когда люди глотали свежей воздух из люка или открытых окон. Резина начала издавать необычный визг. Водитель кареты ударил по тормозам. Вышли миллионы, а вошли миллиарды. Хруст костей можно было услышать. Кто-то кривил гримасы, когда его просили передать несколько монет Харону. Посередине этого безумного царства стояла девушка, которая занимала огромное пространство. Она носила под своим сердцем ещё одно сердце. Её живот напоминал огромный глобус. Она взвалила на себя несколько сумок, тем самым напоминала Иисуса, который гордо несёт крест. Сидел молодой хипстер, который блистал своими золотыми локонами, рваной одеждой и эксклюзивными очками. Он решил, что нужно вырвать поздравление для дамы.

– Поздравляю Вас с приближением кусочка счастья! Пусть же дитя будет похоже на свою красавицу мать.

Хипстер продолжал сидеть. А девушка даже не бросила на него скользящий взгляд. Ей было абсолютно всё равно, как и остальным сардинам в этом томатном соусе.

Стена из битого шлакоблока напоминала Великую Китайскую стену. Она спасает от чужих мыслей, которые находятся по другую сторону, и дарит эстетическое наслаждение, ведь маленькие листочки совокупились с бетоном. Здесь я погружаюсь в нирвану и останавливаю время. Пропадает желание. По телу струится наслаждение и запах растений. Все предметы кажутся такими незамысловатыми и простыми, но именно они придают какой-то таинственности. Обычная доска превратилась в стол, который вкушает жаркое дневное солнце и капли мелкого дождя. Кажется, что все предметы мечтают или ожидают чего-то нового. Хочется растянуться среди этих растений, слушать радостные напевы и встречать багровые закаты. Ни одна мерзость сюда не проникает. Ни одна политическая партия. Ни одна новая модная тенденция. В этой гармонии не чувствуешь двойного дна и обретаешь полную ясность, которая приходит к тебе только через несколько уколов морфия и испытания машиной сновидений. И люди не могут пройти эту стену. Они не могут сотрясать атмосферу, которая таится в этом царстве. Даже ночью, когда мелкая лампочка освещает двор и дым курящего человека ложится на все предметы. Именно здесь начинает разрывать любопытство ко всему миру и хочется вкусить все сладостные атомы. Только за этой стеной нет злобы, которая наполняет наш мир, как воздух Азот. В этих божественных сумраках ты видишь глаза и волосы той самой. Ты пытаешься до неё дотянуться, но она остается недосягаемой. Наступает восхищение и томное желание! Кому я должен писать оды восхищения? Здесь превращаюсь в камень и становлюсь одним целым со стеной. Я не имею ничего общего с той жизнью, которая происходит вокруг. Часы становятся минутами, минуты становятся секундами, а секунды миллисекундами. Вечность пыли и жаркого солнца. Духи прошлого появляются вновь и пытаются вернуть меня. Они возомнили себя героями. Но гнусные законы, мерзкие сожительницы не поднимают мой дух. От меня требуют продолжение пьесы. Сны – всего лишь иллюзия. Люди – мрак! О, ужас! О, убожестве! Терзают наваждения незаконченной главы! Я ставлю точку во всём этом. Сливаюсь со своими камнями и не вижу всего происходящего.

После мелкого дождя лучики солнца решили пробиваться на землю. Всё под властью всеобщего восторга и любви. Ощущение, что наступил мир во всем Мире. И странно, что их объединила мокрая свежесть асфальтов. Даже лужи, которые остались не смели портить судьбы людей. Наступил Рай! Цветы заставляли подростков падать в ноги принцессам и открывать свое пламенное сердце, как Данко. Нежное благоухание воздуха и всемирное курение. Но сидел один парень задумчивый. Он прожигал взглядом книгу, которую держал на руках и что-то шептал невнятное. Судьба своими нежными руками подтолкнула к нему. Вокруг него сияли слёзы и меня это удручало. Как человек во время ликования мог страдать? Может скука его убивала? А может угрызения совести? Наверное, он не раскроет всех своих карт, но мне очень хотелось узнать.

– Почему ты грустишь? Неужели ты не можешь впустить в себя радость?

– Это всё ложь, которая пройдет завтра же. Люди снова будут поливать друг друга помоями. Но меня не это терзает. Господь послал один день, которым все могут насладиться, но я и тут оплошал. Печаль и безумие меня терзает. Я готов сердце вырвать из груди, чтобы хоть раз полюбить.

Парень пламенными речами меня удивил. Я понял, что сам никогда не любил.

“ Иди сюда, озлобленный комок шерсти. Ты можешь хоть раз меня не царапать, а спокойно посидеть на руках? Я понимаю, что котам чуждо слышать слово “ дом “, но можешь побыть паинькой денёк “.

Кот приближается ко мне и лениво виляет хвостом. Лижет мою руку, противно мяукает. Он не останавливается. Отлично играет роль домашнего питомца. Уверен, что он знает, что я знаю все его проделки и истинные его мотивы. Но когда он рядом, то в голосе нет ни малейшего упрёка или агрессии.

“ Я знаю, что тебе подавай лишь тепло и еду. Даже сейчас ты пытаешься выклянчить у меня топливо для своего желудка или путёвку на свободу. За это я тебя и люблю, ведь ты честнее, чем многие люди. Ты прямо показываешь, что тебе нужно от меня нужно при этом кривя свой влажный нос. Твоя честность – великая черта твоего животного характера! Ах, как бы я хотел стать котом! “

И слышу довольно часто от семьи, что я натура бездейственная. Ничего поделать не могу. Видимо Господь создал меня созерцателем. Меня радует наблюдать, как люди копаются в болоте и пытаются вырваться в небеса. Но для чего? Задавал себе этот вопрос. Ответ не смог дать. Задавал другим элементам этот вопрос. Тоже ответ скрылся в тумане неизвестности. И вот мы нерешительно топчемся на месте, чтобы пробить дыру в неизвестность. А когда получаем свое, то, что нас ожидает? И всё равно какая-то неведомая сила нас подталкивает сражаться с судьбой. Даже играть с ней в русскую рулетку. Моралисты стремятся к всезнанию, а прожигатели мечтают вспыхнуть в небесах фейерверком. Но порой самые ранимые, ленивые моралисты находят в себе силы на сумасшедшие поступки. Их не пугают взгляды с оттенком упреков.

Один из моих знакомых прыгнул кувырком с огромной стены. Естественно, что до этого он познал влияние зелёного змея. Как он сказал: “ Всегда мечтал почувствовать, как чувствуют себя птицы в небесах “.

Другой был футболистом, который ставил себе рамки. В определенный момент ему всё осточертело, и он решил выйти из своей изолированной территории. Перед соревнованиями решил выпить со мной, подцепил легкодоступную бабочку, уединился с ней, пропустил тренировку. Шквал упрёков и ругани летел в его сторону. Мне он сказал: “ Я ни о чем не жалею. Это был прекрасный день. Я желаю, чтобы мы повторили “.

Что же подталкивает нас? Скука или мечта быть кем-то другим? И даже самый застенчивый цветок когда-то распускается, который будет сиять среди тёмного поля нормальности.

Засыпаю я с мыслью о чем-то великом, будто во мне желание возвести самому второй Санкт-Петербург. Но просыпаюсь очень часто со злостью, которую неизвестно откуда черпаю (Прошу заметить, что мое настроение нечто мистическое и меняется оно не из-за стечений обстоятельств или жизненных невзгод, а как говорят в народе “ Так карты сложились “).

Хочется разбивать стекла, дабы солнце придавало им новое сияние. Хочется разрывать книги и создавать из них нечто новое и уникальное. Хочется плеваться гневом в каждого, чтобы тот вкусил все идеи. Какое же оправдание? Самое смешное, что всё это ради искусства. И уничтожение настроения, и уничтожение всего окружающего – всё ради искусства.

И когда планы идут, как по маслу, то хочется закричать всему миру: “ Какая красота! Как жизнь прекрасна! Увидьте же жизнь так, как вижу её я! “

Ради этих секунд наслаждение стоит не лезть в петлю с самого утра. Часто за такие забавы, конечно, приходится платить. Но кого это волнует, когда ты познал бесконечность?

Можно вкусить карамельную тьму из окна. Слышно лишь тонкое и противное лопотание крыльев насекомого. Не мелькают перед глазами больше лица. Всего несколько часов покоя. Кажется, что всего несколько минут. Снова буду вынужден целовать задницу другим. Снова буду вынужден врать самому себе. Как же я страдаю. Мне всего лишь нужен намек как стать счастливым. Я хочу, чтобы мои внутренности не пробирались наружу, когда смотрю в зеркало.

Но сейчас вокруг меня звёздная баррикада. Все люди улеглись в постели и внешний мир умер. Я с удовольствием запихнул бы его в сундук и повесил бы огромный замок, а ключ выкинул бы в Марианскую впадину или отправил бы голубя на гору Олимп.

Ужасно! Мерзко! Стыдно! Сегодня я должен был быть вежливым. Отпускал комплименты и дешёвые шуточки, которых нахватался в низкопробных фильмах. Не могу сказать, что всех бы людей отправил в Ад, но большинство загорало бы. И каждый пытается мне поведать о бытовых бурях, а я, как величайший Дон Кихот вынужден протягивать руку помощи. Половина из них мошенники, которые презирают свое окружение. Другая половина не лучше, ведь они тоже подливают масло в огонь. Только мелкий кусочек середины остается девственным. Уже не могу отмыть свою руку от всех этих грязных рукопожатий. Не могу отчистить язык от всей лести, которую я отпускаю. Для кого-то – это праздничные фанфары, но для меня – фланирование по Содому.

Я недовольный всем Миром и всеми обитателями, а главное – самим собой! И как же хочется иногда, чтобы неизвестная птица проткнула мне сердце, и я захлебнулся в своем позоре. Как же я хочу вновь стать чистым и смыть весь позор вместе с грехами. “ Господи, сохрани же те души, которые я воспел, ведь они дарят мне единение с жизнью. Убереги их от текучей лжи и тленного запаха общества! Дай мне шанс создать несколько стихотворений, которые позволят стать собой и покаяться. Я не хочу стоять с теми, кого презираю. Укажи дорогу! Мне нужен шанс, который позволит найти себя.

Многие пытались испить из колодца людского общества. Но отвергает, или магическая сила напитка, или иммунитет пьющего. И интересно мне, почему у людей отвращение к домоседству и такая любовь к фанфарам, розовым платьям, огненным драконам. И всегда нужно делать выбор между толпой и одиночеством. Великая и страшная сила оставаться в толпе одиноким. Чаще вынужден человек превращаться в неизвестное ему создание, надевать плащ, который выжигает спину. Но сквозь боль он улыбается, ведь в некоторой степени сие действо дарит наслаждение. И когда ты играешь свою роль, то есть шанс прикоснуться к чужому сердцу. Бывает, что и душу из тела можно испить. Кто-то уже, как заядлый наркоман, который только и ищет, где бы ему зарядиться таинственной энергией чужой души. Съедая человеческую батарейку, как правило, её выбрасывают к остальным смертникам. Не у многих есть шанс найти новый источник.

А по возвращению становятся, как и их убийцы. Они упиваются силой толпы. Перенимают все наслаждения и горечи, смешивая их в один коктейль. Получают они наслаждение, как от самой бурной вакханалии. И выживают только люди в футляре или те, которые спрятали свою священную жемчужину в титановую устрицу.

И гордятся собой энергетические наркоманы, ведь они единственные, кто может показать счастливчикам всю их ничтожность. Обрезают гордыню, наводят смуту на радость и направляют на поиски выпитой души. Лишь немногие находят что-то спокойное и целомудренное.

Я съеденный и переработанный жизнью, выплюнутый и растоптанный в траве. Словно в гробу, ведь тьму только вижу. Дыра уже давно в сердце и в голове. Как бы ни рисовала удача мне карту, но бьюсь об рифы, словно корабль. Почти утонул в человеческом мраке, и улетает далеко любовный журавль. Никто не принимает меня настоящего, а лишь упрекают в отсутствии опыта. Хватит строить из себя проходящего, вернусь когда-то и без помощи компаса. Тебя уносит восточный холодный ветер, как маленькую каплю или разбитую льдинку. Понимаю сейчас, что одинок и смертен. Меня не узнаешь, ведь лицо окунется в морщинку.

Помнишь ли ты, как я для тебя рисунком стал? Помнишь ли ты, как я твоих тёплых рук ждал? Знаешь ли ты, что сейчас я жалкие разводы? Знаешь ли ты, что сердце хочет свободы?

Вышел из-под ангельского крыла. Мне стало страшно и одиноко. Почему ты меня с собой не взяла? Вышло всё до слёз жестоко. Я становлюсь бесчувственным камнем, как и другие мёртвые миллионы. Твой путь и без меня туманен, поэтому у нас разные дороги. Тебе не нужно меня теперь спасать, ведь ты уже сделала это когда-то раз. Теперь меня, как брак, нужно списать или засунуть героем в новый рассказ.

Помни, что когда-то тебя ждал! Помни, что когда-то за тобой умирал!

Ветер занимается любовью с бензином. Завод отхаркивает тучные отходы. Декоративные кусты легко шатаются и поливаются человеческой рвотой. Для кого-то главная цель – поливать мочой архитектуру. А для кого-то – напиться до состояния архитектуры. Жалюзи закрыты, одинокие крики во дворах, свет ламп и телевизоров вылетает из окон. Круглосуточные лавки заправляют топливом влюбленные пары. И сидишь вокруг этого и пытаешься найти хоть какие-то чувства. Но замечаешь только нормальность. Даже какую-то наигранность, ведь каждый верит в этот порядок вещей. Им кажется, что за гранью этого ничего не существует. Что-то же заставило Рембо бросить писать, пить, любить и погибнуть в свои молодые годы. Я не говорю о физической смерти, а о духовной. Что-то он узнал. Что-то увидел за гранью человеческого воображения, словно узнал секреты тайного архива Ватикана.

Лай собак. Количество людей на улице увеличивается. Но мой взгляд следует за одной парой. Между ними чувствуется отстранение, будто презирают друг друга. Я докуриваю и несу свои ноги за ними. Не хотел следить, но желание, как дешевой алкоголь, выжигало меня изнутри. Фонари окрашивают их лица в желтый оттенок. Они повернули во двор. Наверное, решили спрятать препирательства в таинстве тьмы. Они замедлили шаг и бросили якорь около лавки. Свет из окна дома освещал лицо девушки, и можно было заметить её аристократические розовые губы. Её холодные глаза соблазняли и одновременно отталкивали. Ощущение, будто душа покинула тело и отправилась под небосвод. Я курил и прятался за ржавой сеткой, дабы увидеть, что будет происходить дальше. Парень блистал сумасшествием. Он ходил от одного края лавки к другому. Сам дьявол вселился в него. Волосы кудрявились от легкого ветра, а голос заполнял пространство. Всё, что я услышал: “ Ты была другая. Сейчас я, словно целую другого человека. Ты заставляла меня ломать руки от желания, передала, как я думал, свой вечный огонь. А сейчас твой огонь вызывает у меня лишь холод и желание самоубийства. Как всё могло перемениться за столь короткое время?! “ Девушка не почувствовала ни одного отрицательного заряда. Перед ним сидел могильный гранит, который испепеляет своей невозмутимостью и превосходством перед жизнью. Даже жрицы любви умирают. Те самые, ради которых поэты разбирают душу на атомы, становятся мёртвыми. Что ими движет? Желание ощутить новую страсть или просто погасла очередная римская свеча? Кажется, что при рождении выпивают из нас душу и оставляют плавать желейную субстанцию на донышке нашего тела. Теперь другой вопрос: кто эти поглотители? Или мы сами разрушаем себя под влиянием жизненных проблем?

Я вышел со двора, и люди казались мне неживыми, словно они куклы, а кто-то дёргает их за ниточки. Меня мучает усталость. Я запутался в сетях человеческих отношений, ведь мне непонятно, как дама улыбается одному, изъясняется ему в любви, а под покровом ночи уже сгорает от ласок другого. Парни окружают себя букетами цветов и выпивают нектар из каждой, как пчела. Что ими движет? Желание жизни или первобытный животный инстинкт. Каждый следует каким-то правилам, которые в глаза никто не видел. Почему мне так сложно влиться в этот круг и стать одним целым? Я мечтаю почувствовать метаморфозу, чтобы стать птицей. Самой мелкой синицей, которая загнется от кошачьих лап на следующий день. Но так хочется познать чувство полёта и свободы. Пролетать так низко и быстро над водой, что брызги разбивали бы перья вдребезги. Быть той маленькой искоркой в огне жизни, которая может вот-вот потухнуть. Все потухнут. Точнее сгниют. Кукловод перевёрнет страницу книги и даст маленький экскурс о главных персонажах прошлых веков. Мне вспоминаются слова Ремарка: “ Когда умирает один человек – это трагедия, а когда миллион – это лишь статистика “. Что же вечно в нашей жизни? Искусство уничтожалось бесчисленное количество раз. А история переписывается уже на протяжении несколько тысячелетий. Цифры лгут.

Среди толпы я увидел его. Не Бога или какую-то высшую силу – а цветок. Цветок, который наблюдал за людьми. Цветок, который купается в лучах солнца. Цветок, который терпит раздирающий на части холод зимы. Цветок, который улыбается при граде. Именно он вечен!

Ты плавал в бурях чарующего дыханья женских губ. О, мой дружественный корабль, меня застал ты врасплох! На берегу гуляя, позабыл о тебе. Не волновал выеденный стихией каркас. Я нежился в объятьях сладкого вина, пока указательный маяк гас. Должен был я быть капитаном, но якорь бросил на суше. Отправился бороться ты один. Впервые просочилась в мое тело тоска за тобой. Впервые мне не приятен жаркий песок. Променял бы сейчас высохшие плоды и дурман покоя, чтоб ощутить вкус бури на губах. Прости же меня, что плывешь без меня в этом мраке человеческой грусти. В наше время корсаров сжигают. Эпоха прошла, но бывших морских львов не бывает. Пусть в пути сияет свеча на острове Форосе, и заживет ранимый парус. Не тронет тебя лаской ядовитый запах абсента.

До свидания, друг мой, дальше неси в бескрайнюю синь знамя гордо сам. Главное, что вчерашний день – не последний, а крайний.

Хочется остаться самим собой навечно. Закуривать сигарету и бродить по ночам. Бросать колкие слова, быть с собой честным, бродить в мятой рубашке, посвятить жизнь мечтам. Запивать похмелье горьким кофе поутру, прыгать с троллейбуса, и ждать откровенных писем от подруг. Верить в чудеса, держать любимую за руку, сидя на скамейке, в цветами заполненной аллее. Не искать счастье в мелкой копейке и быть согретым в дырявой телогрейке. Шататься по миру, но находить дорогу назад. В октябрь дождливый оставлять в сердце веру и бить удачу по почкам наугад. Видеть красоту в размытых картинах, любить грязную улицу, не жить в золотых магазинах и не идти с тропами к концу. Существовать и жить – разные вещи, чувствуй разницу.

Мелкие отблески света заливают комнату. Несколько дней шел сильный ливень. Улицу залило настолько, что можно доставать лодку. Холодный ветер проникает сквозь мелкие скважины в окне. Я слышу, как объявляются очередные политические новости в нашей стране. От этого моему желудку становится хуже. На втором плане мультфильмы сестры, которые могут зомбировать даже Нобелевского лауреата. Ныряю под одеяло, чтобы ещё минут не слышать весь окружающий бред. Вчера мое сердце читало радостные оды, а сейчас, словно ангелы меня поимели своей благодатью и выкинули подыхать на улицу. Появляется желание покурить. Понимание того, что вынужден покинуть тёплый рай заставляет меня, чуть ли не рвать на себе волосы.

Я еле поднимаюсь с кровати и надеваю свои любимые синие шорты, которые, наверное, войну прошли. Футболку не стал надевать, хоть и было прохладно. Меня эта свежесть немного успокаивала. Лучше сказать – мой рвотный позыв. Первым делом нужно было утолить жажду. На кухне стояла моя мама, которая копошилась около плиты. Видимо создавала гениальный завтрак для моего ранимого желудка. Она обернулась и бросила язвительный взгляд с фразой:

– Доброе утро, малолетний алкоголик. Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

Я промычал что-то невнятное, дабы дать понять, что сейчас не готов к словесной перепалке. Она протянула мне стакан воды, а я его уничтожил, как измученный жаждой путник. Звуки моих глотков мог услышать целый город. Капельки воды сверкали на моем бедном животе, словно утренняя роса на траве. Сходил в туалет освежиться. Когда вышел, то не мог уловить суть взгляда матери – упрек или одобрение. В данный момент это меня сильно не волновало.

Я вышел покурить. Пачка лежала на самодельном столе. Солнце начинало потихоньку выходить; становилось душно. Первая затяжка совершила переворот в моем организме. Мне хотелось облить желчью все посаженные кусты цветов. Но я присел и перевел дыхание. Холодный, влажный ветерок ласкал мое тело. Мозг крепко спал. В этот момент меня ничего не трогало. Кот, как обычно, резвился на улице и бросал вызов соседским собакам. Он воин, которому всегда нужна война, ведь война – его жизнь. Я потушил бычок об кусок кирпича и кинул его в банку. Мне не хотелось идти домой, поэтому решил ещё немного поблуждать. Не знаю почему, но мне вспоминалась фраза вчерашнего вечера: “ Ты другой. Ты сможешь прославить свое имя “. Только сейчас до меня дошло, как глупо всё это звучало. Я не певец жизненных прелестей. Мне кажется, что я мелкая искра от вселенского костра жизни, которая пытается разгореться ещё сильнее, но максимум – удержать яркие отблески на ветру судьбы. Вроде бы, меня это должно пугать, но всё наоборот. Возможно, вчерашний вечер повлиял так, а, может, подростковый максимализм. Одно я знаю точно – это то, что ничего не знаю и абсолютно не представляю, что меня ожидает дальше. Кажется, будто я сплю, и мне снится очень длинный сон. А когда проснусь, то буду путешествовать со своим караваном по пустыням Египта, дописывать “ Озарения “, соблазнять Мельпомен и вкушать остальные сладостные плоды жизни.

Мои размышления прерывает голод или банальная боль в желудке. Я вдыхаю несколько раз на полные легкие и отправляюсь домой. Когда снял обувь, то увидел, что меня ожидает горячий завтрак, а моя мама доделывает мне кофе. На столе стояла тарелка с куриным бульоном и подносом с бутербродами. На десерт был божественный медовик, который таял во рту. Я присел, перевёл дыхание, схватил ложку и приступил к трапезе.

– Приятного аппетита, мой златовласый Есенин. Ты уже совсем высох. Скоро тебя можно будет отправлять в кабинет биологии, чтобы вводить детей в ужас, а, может, кого-то и в восторг, – промолвила мама.

– Ха-ха, очень смешно. Наверное, ты меня словом хочешь добить? Ты же знаешь, что у меня сейчас настроение путешествует где-то в Уругвае, – ответил я с высокомерным тоном.

Она посмотрела на меня печально, поцеловала и отправилась посмотреть, что делает моя сестра. Теперь мне кусок в горло не лезет из-за моего поведения. В душе, как кошки скребутся. Я не хотел её обидеть. Вышло всё непроизвольно. Люблю её всем сердцем и благодарен ей безумно, ведь кто знает, где бы я был без неё. Она, как всепрощающая Богиня, ведь только смотрит на меня, и не бросает фразы гнева и упрека, и не устраивает скандалы, которые, и живого в гроб загонят.

Я доел свой завтрак и вернулся в постель. Мама подарила моей щеке поцелуй и сказала:

– Есенин мой, прошло всё весело?

– Мам, давай позже поговорим. Сейчас я в состоянии глупого ослика.

– Хорошо, мой путешественник. Отдыхай.

Я слышал, как сестра собирала игрушки. Наверное, она собирается гулять, поэтому меня ожидает несколько часов тишины, покоя и вселенской гармонии. Я накрыл тело одеялом, закрыл глаза и отправился в мир сновидений.

Ночь. Предо мной было неизвестное для меня заведение, а вокруг него языки пламени. Яркий свет вылетал из окон, и можно было услышать музыку. Вокруг ничего не было, словно меня вместе с этим строением запихнули в чёрный ящик.

Выбора не было, поэтому пошел в здание. На маленькой лестнице стояло несколько человек в тёмных плащах и в масках. Невыносимо было дышать из-за облака синего дыма. Я обратил внимание на свою одежду. Я был не в домашней футболке и рваных шортах, а в строгом костюме.

– Простите, что отвлекаю вас, где я нахожусь? – спросил я.

Но ответ не последовал. Жрецы, если можно их так назвать, разошлись по сторонам и кинули взгляды на дверь с золотой ручкой. Стекло сверкало, как самый чистый изумруд.

– Может, Вы всё-таки ответите? – уже с агрессией спрашивал я.

Но ответ снова обошел меня стороной. Я поискал смелость в теле, поднялся по лестнице и открыл дверь. Блики ослепили меня, а музыка оглушала. В мои руки вложили стакан со странным напитком, который отдавал запахом мёртвой плоти. Я выпил странную жидкость и весь дискомфорт, как рукой сняло, словно таблетки от похмелья запивал пивом.

Яркий свет начал рассеваться, и я увидел Лолу среди этих призраков. В моих венах начала струиться живость и радость. Мне хотелось петь, танцевать и орать на весь зал. Меня не волновали ни свечи, ни людские черепа, ни ползающие блюда, которые заполонили весь зал. Я подошел к танцующей Лоле.

– Лола, где мы? Как я здесь оказался?

– Прости, но я не знаю. Меня это особо и не волнует. Это место не такое, как кажется на первый взгляд.

Я помолчал. Только через несколько секунд я заметил насколько Лола красивая. Её зелёное платье идеально облегало тело, а украшения придавали таинственности. Но у неё был парень, который с удовольствием вырвет мой кадык, если появится такой шанс. Я решил подарить Лоле комплимент.

– Ты луч света среди этого царства мрака.

– Что? – удивленно ответила она.

– Я говорю, что ты сегодня прекрасна как никогда. Меня зависть пожирает изнутри, ведь я не на месте твоего парня.

– Прекращай летать в поэтических облаках. Лучше потанцуй со мной!

Музыка заиграла громче. Существа в чёрных одеяниях освобождали зал. Я никогда не чувствовал ритма, но волшебный напиток придал мне сил. Я отдался танцу, как индеец, который употреблял опиум. Страсть и желание заполнили площадку. Было ощущение, что сами Боги наблюдают за нами и не могут нарадоваться от наших с Лолой танцев.

Но действие напитка проходило. Свет снова становился невыносимо ярким и режущим. Я увидел, как существа сорвали маски. Под ними были прекрасные фарфоровые лица. Начались аплодисменты. Под этот шум Лола упала ко мне в руки.

– Я этого не забуду, – устало прошептала она мне.

– Мы же не последний раз танцуем! Я в этом уверен.

Она обняла меня и подарила моей щеке поцелуй. Вспышка! Звон! И мне кажется, что теперь я оказался в Японии…

Я лежал на земле. Чувствовал себя паршиво. Неизвестный аромат от растений успокаивал мою головную боль, даже пьянил немного. Солнце уже не было таким жестоким по отношению ко мне. Я встал и решил осмотреться.

Я был на острове. Вокруг бушевал бескрайний океан. Я уверен, что этот остров – часть Японии, ведь над зданием сиял флаг этого государства. Вокруг не было ни души. Птицы, будто вымерли, а все другие животные спрятались под землю. Как меня сюда закинуло? Где Лола и наши душераздирающие танцы? Нужно выбираться.

Я пошел в здание, которое находилось напротив меня. Тропа к нему усыпана цветами. А вода перепрыгивала с места на место, как дельфин. Я постучал, но мне никто не ответил. Дверь была открыта, поэтому я вошел.

На стенах висели портреты людей. У них были необычайно большие глаза. Было ощущение, что смотришь в голубое зеркало моря. Я споткнулся об книжную стопку, на которая была сложена из томов стихотворений Мацуо Басё и Ли Бо. Мой нос почуял странные благоухания и понес ноги за этим ароматом. Я зашел в тёмную комнату, где из свечей был сделан круг, как в языческих обрядах. В середине этого круга сидела моя подруга. Её звали Сакура. Глаза у неё были закрыты. Тело свое она сложила в странную позу. Мне показалось, что она медитирует. Я решил оторвать её от занятия, дабы узнать, где я и как отсюда выбраться. Я вошел в круг, задул свечу, и Сакура открыла свои глаза.

– Здравствуй, Артюр! Я тебя уже давно жду, – с ласковой улыбкой сказала Сакура.

– Ждешь? Но я даже не знаю, где нахожусь? И зачем я вообще здесь?

– У тебя слишком много вопросов, на которые необязательно знать ответ. Ты, как бушующий океан. Тебе нужно успокоиться, ведь только тогда сможешь увидеть жемчужину на дне.

– Ты опять принялась сочинять хайку? – обозлено ответил я, – лучше ответь мне, где я?

– А ты уверен, что хочешь это знать? Я уверена, ты устал после бала, который устроила тебе Лола.

– Сакура, хватит меня загонять в лабиринты!

– Не загоняй сам себя. Иногда отдавайся течению, ведь у каждого свой путь.

– К чёрту эту проклятую поэзию и объясни мне, что происходит!

– Забудь о желаниях и просто расслабься.

– Но…

– Отдайся течению, оно само приведет тебя к ответу. Неужели тебе настолько противна моя компания, что ты хочешь поскорее сбежать?

– Сакура, даже не думай об этом. Данная ситуация загоняет меня в тупик. Я толком не могу понять, что происходит…

– Не перебивай меня. Не ищи во всем смысл: “ Чем больше ответов, тем больше вопросов “. А жизнь и так спичка, которая от малейшего вздоха тухнет.

Сакура протянула мне трубку. Не знаю, что она туда положила, но запах довольно странный и едкий.

И вправду, почему я сопротивляюсь? Она права, мне нужно хвататься за эту соломинку наслаждений.

– Попробуй это, и ты познаешь истину, – подсаживаясь ко мне, говорила Сакура.

Когда я затянулся, то по моему телу пробежали мурашки. На лбу выступил холодный пот, волосы стали липкие, в горле появилась сухость, а в животе бабочки порхали. Это чувство мне нравилось, будто нырнул в океан или оседлал неоновую вывеску в форме пегаса и взлетел в небеса.

Мои приключения не заканчивались. Сакура поцеловала меня. Кровь затмила мой разум. Давно не чувствовал ничего подобного. Она целовала мою шею и что-то тихо говорила, словно возле уха пролетало маленькое насекомое. Её слова не были противными, как звук насекомого, а наоборот разжигали меня ещё сильнее. Она снова меня поцеловала. Я уже не мог поймать ни одну мысль даже за мизинец на ноге. Мне хотелось изучать её тело вечно. Сакура возвысилась надо мной и сказала:

– Не ищи всегда в задаче решение, а наслаждайся условием, которое тебе подарила судьба.

Она поцеловала меня ещё раз, но теперь в щёку.

Снова темнота, как было с Лолой. Я открываю глаза, а надо мной небо в звёздной рубашке и вокруг дышит степь.

Мокрая трава щекотала мои руки и лицо. Луна светила на меня, как фонарь в тёмном переулке. Облака заслоняли телом сияние некоторых звёзд.

Почему я здесь? Может, Сакура была права и мне нужно просто наслаждаться? Я всё равно не найду на эти вопросы.

Я поднялся с земли. Я прекрасно себя чувствовал. В душе пело какое-то спокойствие, которое я не мог объяснить. Думал о Сакуре и о том сладком времени, которое она мне подарила. Не надо было подвергать насиловать клетки мозга мыслями, ведь теперь стою посреди степи один.

Как же мне надоели эти вечные поиски!

Я получил всё, чёго может возжелать душа человека.

Проснулся.

Пружины старой кровати упирались мне в спину. Ничего не изменилось, пока я спал. Сестра наслаждалась мультфильмами, а мама копалась на кухне. Было паскудно, словно меня переехал бульдозер или отравили чадным газом.

Пора переставать поддаваться магии Богинь.

А лучше всего – бросать пить.

Вырезала судьба на сердце слюнявую тоску, и фарс отпечатан на ладони. Ударю ядом ещё раз себя я по виску, пока не захлебнулся в мёртвых топи. Я, как любой поэт, желаю вкусить лакомства, но разве они что-то мне принесут? Мне бы услышать дыхание любовного хаоса, августовские письма до неё не дойдут. Небо не разукрашу яркими красками, и не украду у Луны сестру-звезду. Сижу с грустными воронами и вместе с ними туплю. Крысы уже сбежали со всех пароходов, коты на панихидах ревут. Я жду от жизни хоть каких-то доходов, которые вряд ли ко мне дойдут.

Чувствую себя ребёнком перед шагом в бездну. Я ни король, ни пьяница, ни шут, ни куропатка. Я постоялец дешевой печали.

Толкают желанья ходить по рее. Есть дырявый чёрный плащ – нет дома и гроба. Как отвратительны окраины и героини поэтов-романтиков. Не усмирить играющие скулы злобы.

Тучи канули в лужи, а деревья иссохли от человеческого гнева. Усиливает скорбь свою хватку вокруг моего горла. Власть чарующей красоты кажется прогнившим мертвецом. Плоды небесные отдают запахом и вкусом крови. И нет прекрасной незнакомки ни в мире абстрактом, ни в мире живом – лишь вороны и пьяные суки. Плоть горит и воняет, как после удара молнии. Бежать неизвестно куда – единственный выход?

Новые связи, новые кафе – все рухнет, как песочный замок неуклюжего ребёнка.

Создали ЛСД, героин, но умираем от злокачественных клеток. Мужество должно ударить душу. Бог нас покинул.

Буйные ветры, хоть Вы не бросайте и утолите жажду моей болезни. Я хочу слушать жужжание золотых жуков, влюбляться в разноцветные бабочки и нежиться под солнцем с гиппопотамами.

Если Вы будете любить другие дали, то вырвите мое сердце и бросьте в канаву. Похороните меня так, как того хотело порочное перо де Сада или отправьте тело плавать под мостом Мирабо, дабы слушать глазурные речи влюбленных.

– Лёша, напиши стихотворение или новеллу обо мне.

– Только не это! Я не хочу ссор из-за правды. Если я возьмусь за это, то взбаламучу весь мул на дне. Кишки повешу сушиться у всех на виду, а грязное белье отдам моралистам. Забудь, ведь я не буду тебе дарить глазурные рассветы в строках, не буду воспевать твои золотые нити.

Она залепила мне пощечину и ушла. Я достал сигарету, дабы выпустить из ноздрей синий дым. Хотел закончить новеллу, но паршивое настроение танцевало в сердце. Зазвонил телефон, из него лился сладкий голос.

– Я люблю тебя, я не хотела тебя обидеть и тем более вести себя, как последняя сука.

– Расслабься, завтра встретимся.

Я лежал на кровати, и появилось желание написать о ней. Теперь сновидения будут кого-то другого баловать своей абсурдностью. Мне кажется, что завтра мое лицо получит ещё одну пощечину (Наверно, она будет последняя от неё).

Я в тупике.

Правда всегда всех выбивает из состояния покоя, даже если говорят, что истинна – божественный нектар, а ложь – яблоко Дьявола.

В полночь я отправил ей стихотворение, скурил ещё одну сигарету и лег спать.

Закрываюсь в пещере, плюхаюсь на матрац. Грезы летают где-то в облаках. Многие поражены их блеском и бегают за ними. В окно стучится ливень. Песок превращается в грязь, которая прилипает к белым, девственным ногам. Девушки оголяют тела на балконах, потому что пытаются найти сказочно.

Мне наплевать.

Я ковыряю пальцем стену, пытаюсь добраться до её сердца. Брамс тихо шепчет свои нотки, которые совокупляются с моими желаниями и чувствами.

Бесконечные выстрелы и взрывы становятся привычкой, как глоток воздуха. Все песчинки беспомощны в этом жизненном вихре. Птички не щебечут слова в телефонную трубку, ведь уже не выхожу из комнаты. Слышно симфонию грязных капель с крыш. Молодость исчезает, как комета в виде пегаса.

Моя любовь – желание найти покой.

Отчаявшиеся ангелы продают за копейки свою благодать, дабы прокормить как-то вестников мира. Влюбленные голубки надевают чеку от гранаты вместо обручальных колец на свои гнилые лапки. Старухи скидывают головы и выворачивают внутренности наружу, чтобы обрести красоту Лауры. Собаки гниют под солнцем вместе с уставшими от жизни путниками и конечностями кухонных поэтов.

Кто-то бьется в истерике, а кто-то внедряет зелёного змея в организм. Смерть – это уже не трагедия, а статистика. Последователи Пифагора ведут счет погибших, которые были зомбированы синими экранами гипноза.

Купание в неопределенности: парни стараются не попасть под летящие свинцовые ножи, а девушки пытаются поймать уходящую звезду покоя хотя бы за мизинец. Охранники мира скидывают последние колоны старого порядка и выпускают чуму войны.

Лакомый кусочек сыра так и заставляет лезть в мышеловку. Маленькие плевки попадают в тело, а на следующий день соскребают багровую жижу с подошвы.

Пролетают мимо поколения. Они отсиживаются в высоких замках и сырых погребах вместе с бочонком вина.

Жестокий ветер обдувает мои кости и разбрасывает в разные стороны. Сердце забыло верленовский плач, оно кричит, кусает и рёбра изнутри ломает. Я поддался сладкому желанию, поэтому иногда напиваюсь. Несут меня перемены в своем кожаном чемодане в горько-сладостные руки женщин.

 Смотрю в битое зеркало.

Лучше в нежных прикосновениях травы буду подыхать, ощущать росу на выбритых висках, чем желтеть потихоньку, как ноябрьский листок, и теряться Бог знает где, не находя своего чистого, единственного “ Я “.

Мир прилипает к телу сухой жестокостью. В моем царстве нет ни одного растения. Мое королевство – дом маленького Принца. Мой дом – гроб или спасение от окружающих угольных пик. Родная, желанная жемчужина спряталась в устрице где-то в Тихом океане. По венам шастают зелёные моллюски. Меня тошнит от холодных лучей солнца и горячей луны. Хочется броситься с обрыва, чтоб ощутить свободный полет и крикнуть: “ Привет, мы будем счастливы теперь и навсегда! “ Застрелюсь, дабы уйти с её серебром на губах. Кто-то скажет, что это слабость, но – дорога в мой дом, ведь она меня ждет, чтоб встретить рассвет. Комики пытаются подсластить жизнь абсурдом. Разве, жизнь – не сплошной театр Ионеско? Ржавое лезвие скользит возле губ, которые испачканы гуталином. Они символизирует вселенскую грусть. Правая щека открывает маленький порез, красная слеза катится по горячему горлу к грудной клетке. Мне говорят: “ Храни свою индивидуальность “. Я разочаровался, ведь вокруг идентичные индивидуальности, которые приняли облик жирных сук, и они бороздят просторами всемирной паутины, демонстрируют лопнувшие вены и намазанные ресницы. Хочется смешать пиво, водку и опиум в мясном сосуде, чтоб забыть их потные рубашки и впасть в летаргический сон.

Барон де Валь де Лод въелся в мою шею. Мимо стадиона с обляпанной глазурью, не замечая алкоголь и сперму, пропитанный табаком бреду домой. Одиночество –спаситель мой! Ночь своим телом закрывает от едких глаз, хочется сделать глоток ” дешевого ” ещё хотя бы раз, но не выдержит кривая оболочка катание по пыльным дворам. В эту осень сердце уже вряд ли кому-то отдам. Сжимая кулак, грозился Богу, умер во мне соловьиный поэт. Мечтаю чувствовать твою тонкую ногу, но разум вопит твердо: ” Нет! ” Твое лицо - греческая маска, не спасает и бронежилет. Я натяну на глаза огромную каску, чтоб не читать на губах ответ. Пробегают в голове эрос картины: целую, облизываю розовый клитор. Твои слезы и сперма смешиваются в моем мире, а член, словно расстрелян в тире. Можешь бросать и отвергать мое ” Я “, но укус змеи будет напоминать про меня.

Жил-был я. Радовался жизни, бегал по зелёному полю, курил свежие фиалки, ел сладкие персики, пил нежное молоко. Вдруг злобная гарпия заставила меня сидеть с гномом. Я думал, что закончилось беззаботное детство, и будут загонять мне под ногти титановые иголки. Но гном оказался уникальным монстром, как и я. Мы начали говорить обо всём.

И даже появилась какая-то любовь к жизни. Но гном улетел на радуге снарядов в неизвестную для меня в страну.

А я постоянно отпрашиваюсь выйти покурить.

Какой я нахуй поэт, когда соевый соус засыхает на футболке? Во мне нет ни рифмы, ни потока жизни. Бывшие бабочки мои давно оттерли сперму со своих тел, а я уже не покусываю и не обжигаю их нежные губы. Бегаю от собаки-жизни. Усталость меня ловит, не могу подрочить теперь даже. Юля дает пощупать живые рисунки на теле, а клиентка вырывает меня из бесконечного движения, мы сидим, курим. В такие моменты вспоминаешь про эрекцию. Я помогаю “ Зелёному мексиканцу “ прижимать девушек к ликёрной груди. Хочется же трогать чужое тело, вдыхать его флюиды, и засовывать язык в порочные места…

Судьба – это ****ь. Она распорядилась по-другому.

" А я вот жалею, что не родилась мужиком ".

Что?!

Ты представляешь, что такое быть парнем? Вечное ярмо на твоей шее, которое снимешь только после смерти. Девушка, когда встречается с парнем походит на инвалида, которому пятки лизать нужно.

А утренний стояк? Думаешь так просто вставать с “ напухшей башней “ по утрам? Мы можем загнуться на улице от голода – а вот девушка всегда найдет шанс выбиться в люди.

Не спорю, что многие девушки пашут, как дикие быки во время корриды – но, блять, половина из Вас – это кровососущие вампиры, которые впитывают кровь мужского пола до последней капли.

Сейчас Вы скажите про месячные, но и они – жирный плюс, который очищает Вас от помоев нашего мира.

Что тяжелого с Вами происходит? Нивелировать мозг мужчины? Ходить по магазинам? Наверное, воспитывать детей. Такое ощущение, что парень на другой планете, когда растет ребёнок (если он только не космонавт).

Мужчины умирают пьяными на остановке от одиночества. А Вы знаете, что такое одиночество? Всё, что Вам нужно сделать - подмигнуть и улыбнуться.

Бывают исключения, но по одному человеку семью не судят.

Вы оставляете нас одних во время передозировки с членом в руке…

Все знают, кто и как создал Адама и Еву.

Многие говорят: ” Если бы не Ева со своей порочностью – то мы бы жили в Раю “. Но знаете, слал я на *** “ Рай “ без всех пороков этого мудацкого Мира – а самое главное без девушек!

Без Вас я не представляю свою жизнь.

Только Вы дарите нам жаркие ночи, вкусные завтраки, чистую одежду, блестящий дом, и ласку.

Только Вас стоит воспевать в поэзии.

Только о Вас можно говорить вечно.

И пусть меня назовут сейчас подкаблучником и ****олизом, но как можно устоять перед вашей красотой?!

Я просто ****абол…

Давайте я поведаю Вам об Алексее:

Он сам не знает, чего хочет. Его колкие комментарии могут вызвать припадок у камня. Он может гулять, веселиться и пить. А потом послать всё в страну потерянных метафор, и ложится отдыхать с книгой, забывая обо всех, как бродяга в голодный вечер. Может свои мысли конструировать из гениталий, а может в нежности утопить. Может разозлиться из-за мелочи. Может говорить, не замолкая, а через секунду зашить себе рот золотыми нитками. Может не есть ничего дня два, а потом устроить себе пир на весь мир.

Это бесконечно долго писать.

Многих ударила иллюзия, ведь они считают, что могут понять его.

Я могу передать Вам его слова: “ Я выстроил идеализированную любовь, которую никогда не найду “.

– Какую роль в жизни должен играть секс?

– Секс – это, как праздник или уикенд. А Летов говорил: “ Если праздника нет, то эта жизнь нахуй не нужна “.

Как ни странно, но сейчас я счастливый. Последний период жизни у меня был сумбурный. Я хватался за то, что мне даром не нужно. Внушал себе ахинею и пытался поверить во что-то абстрактное. Я рад, что со мной случился переезд и прочие приключения, ведь наконец-то осознал, кем являюсь. У меня такие ужасные перепады настроения были, и я думал, что это нормально. Но сейчас я не меняю свое естество. Принимаю себя таким, какой есть. Я другой и никому меня не дано понять. Я из тех людей, которые ходят за Вами под ливень и наблюдают, дабы высказать всё на бумаге. Не подумайте, что возвышаю себя на небеса, ведь самолюбие - лишь юмор. Самое позорное, что врал не только себе, а другим. Я другая плеяда людей, которым сложно понять ценности обычных обывателей. Сейчас я нашел счастье и крепко держусь зубами за него.

Кто скажет, что высокомерно звучит, то меня не колышет. Я такой, какой есть и меня не изменить. ” Караван идет, а собаки лают ” - очень уместная цитата. Мне интересна только своя судьба.

Я человек – мне свойственно меняться. Могу послать на ***, а потом тебя обнять и сказать, что люблю тебя. Иногда мне хочется высмеять желание людей ковыряться в грязном белье или примитивизм. Иногда я могу поведать лирическую историю и рассказывать про радуги, которые извергаются из моего сердца.

Со мной невыносимо жить, ибо я могу встать с плохим настроением и разбить вдребезги утреннею улыбку. А потом, как ничего и не было. Нужно находить момент, когда со мной можно поговорить серьезно. Мне нравится, когда люди говорят, что знают меня. По-моему, только один человек может такое утверждать и он старше меня почти в два раза.

Вы спросите: ” Зачем ты всё это писал? “

Ответ прост: я человек, который не знает себя полностью и находится в поиске.

Я наслаждаюсь своей жизнью, я наслаждаюсь, когда Вас высмеиваю и раздражаю. Я не веду себя, как статичная ****ь, которая вынуждена играть одну роль каждый день. Если мне что-то не нравится, то я шлю смело в страну гениталий.

Никто меня судить не в праве, ибо я один такой.

Пусть я ёрничаю, пусть я играю. Но я делаю то, что должен и мой корабль не тронут Ваши мелкие волны.

Мой мозг играет со мной злую шутку. Я ему доверять не могу, а Вы спрашиваете кому можно верить. Я никого не хочу обидеть, но верить кому-то – глупо. Родственники скажите Вы, но меня не раз кидала семья. Друзья скажите Вы, но сегодня Вы обнимаетесь, а завтра плюете в затылок. Вторая половинка скажите Вы, но тут, думаю, даже объяснять не стоит. И я не говорю, что люди плохие. Просто всё когда-то заканчивается, и появляются новые люди. Лично я никогда не видел, чтоб кто-то верил кому-то до конца своих дней.

Наверное, нужно ****ь это всё в рот и верить в светлое и доброе путешествие по миру. Но эта сказка обходит меня стороной.

Мое любимое воспоминание было ночью.

Тогда небо плевалось сочными звёздами, и у меня была одна пачка сигарет. Я прогуливался один в парке и мимо кладбища проходил. Столько мог обдумать, не забуду этот момент никогда. Чувствовал себя наивным ребёнком. Эту тишину невозможно передать.

Я вернулся под утро…

Любовь - это нормально для тех, кто может справиться с психическими перегрузками. Поэтому стараюсь держаться одиночества. Одиночество укрепляет меня; без него я, как без еды и воды. Каждый день без него, как без глотка минералки во время похмелья.

Я не горжусь своим одиночеством, но я его люблю.

Любовь, отношения - тупой ложкой черпать из груди сердце. Дарить каждую минуту свою.

Кто-то считает отношения – секс, совместная жизнь, прогулки.

Любовь прекрасна - любовь убийственна.

Любовь - самая противоречивая вещь, которую создал Господь.

Я её боюсь, ведь когда-то она сожрёт меня с потрохами.

Опавшие листья создают рисунок городской печали. Пурпурные платья порхают под слезами ранимых облаков. Всё заглохло, всё умерло, словно расплавилась важная деталь двигателя жизни. Нити, которые выпирают из моей спины, кто-то дергает.

Может, это инстинкты?

А, может, небесный сюжет главного драматурга этих миров?

Платья тянут меня за собой к себе на дно. Мы напиваемся, тонем в собственной ругани и растворяемся среди тоненьких колокольчиков. Пурпурные пятна выворачивают себя наизнанку.

Я трогаю что-то сладкое и абстрактное, но оно до мурашек холодное, словно в нём живет ледяное сердце падшей феи.

Мое единение с ними исчезает.

Меня колошматит, словно пробыл несколько веков в заморозке, и мое голое тело выкинули в улицу.

Я употребляю яд.

А яд мой – мои мысли. Они создают раковую опухоль, которая со временем поглотит мой мозг. Я понимаю, что наступит на горло финал и эпилога он не подарит. Но травлю себя дальше.

У платьев вырастают губы, которые пораженные неизвестной силой и руки, которые подстроились к моим венам.

Сквозь эпидерму проникает желание. Оно уже рыдает под сердцем и прожигает другие внутренности. Поцелуи уже устроили битву в моей голове против яда и метастаз.

Что лучше:

Дробь, которая мгновенно разрывает тело на части или яд, который заставляет разум и тело прогнивать на протяжении бесконечности.

Платья поимели мою голову, как улица, которая поправляет дырявый чулок.

Я просыпаюсь в полдень. Долгов становится с каждым днём всё больше. Задумываюсь: “ А не бросить мне курить? “ Взрывы всё ближе подползают к моему окну. Продукты во всемирных лавках мусора исчезают с геометрической прогрессией. Исчезла та, которая трогала мое голое сердце. Безумцев становится всё больше. Они трясут костями под мелодии свинцового рока. Выпивка становится ценной, как кровавые бриллианты Африки. Пейзажи становятся тусклыми, словно их размыли 4-х летние дети.

Раньше я нежился в поле любви, а сейчас наблюдаю предсмертные конвульсии своих “ собратьев “.

Весь мир – лишь сплошная сперма в туалете.

Я приготовил себе рыбу с овощами, скурил несколько сигарет, облил свое лицо холодной водой, надел мятный блеск на зубы, убрал золотых зайчиков со своих щёк, открыл ящик и увидел: “ Ты мне нравишься. Прогуляемся как-то? “

Неужели она думала, что эти слова заставят меня полюбить жизнь, ещё хотя бы на один день? Мы все не вернемся, ведь так говорил когда-то туман.

Бесконечные разговоры о встречах с друзьями, которые мёртвого заставили бы повеситься. Советы о жизни. Попытки разрушить человека и на руинах построить новый храм, который боготворил бы нового человека. Проблемы с менструацией и прочие женские секреты растворяются в парнях, как кубик сахара. И под действием некой сладости поклоняются Богиням. Всё пропитано жгучими слезами – мы выжимаем себя, как переспевшие лимоны. Всё поклонение – сплошная путница, которая заканчивается одинаково плохо. Мы потеряли свое эго. Затерялись где-то в боли с привкусом любовного рафинада. Уже пускаем слюни на это всё, как жалкие псы. Время тянется, словно канарейка с подбитым крылом. Застряли в Долине Смерти. Нас сожрали и отрыгнули. Одиночество лежит с нами в одной постели. Оно ласкает нас орально и проверяет на прочность наши гениталии. Мы – Геккели XXI века. Одиночество у нас ещё будет рыдать, ведь настоящая любовь – это, когда адские муки и невыносимо больно.

Мне писала любовные сообщения и стихотворения прелестная Лолита. Она запрятала нудные проблески характера глубоко в нутро. Её сообщения – лучшие стихи. Что говорить: сам Верлен позавидовал бы, как она изрекалась ласковыми словами в мой адрес. А ангельская внешность доводила меня, чуть ли не до преступления. Я был готов стать её Набоковым. Потом вспоминал её возраст, выходил на улицу, вдыхал холодный воздух, курил и ложился спать.

Я вижу, как разрушается целая эпоха. Прогнивают последние островки, на которых остаются, гниющие и ищущие адреналиновую дозу зомби. Мы прогибаемся под системой капитализма. Нам дают предупредительный взрыв цветков, дабы показать путь спасения последним хипстерам. Бродяги в лохмотьях ночуют под прилавками и пытаются найти желанный покой. За один день остановился электрический муравейник. В голове свергли королеву, и нас несёт в водную бурю. И всё больше впитывается запах алкоголя в верхние слои атмосферы, которые напрочь испорчены потом и кровью. Кто ещё пытается верить во что-то? Я бы взял на себя роль Дон Кихота, но ветер хватает меня руками и уносит мои чувства куда-то на восток. Горящие гильзы заполняют детские песочницы, которые скоро будут заполнены пирамидами из свежих голов. Проигравших не будут вспоминать, а победителей не будут проклинать. И мечтаем мы встретить лунную фазу под ритм джаза. Мне хочется влюбляться. На теле остаются плевки железных драконов. Трогаю грудь, а из ребра сочится гниль. Левая часть покрылась мертвечиной. Мое сердце упорхнуло птицей от меня в ангельские сновидения. Я не ненавижу никого. Глаза ведут мои ноги в неизвестность. Баррикадировать сознание от заклинателей крыс не выйдет – мы всё пляшем под их мелодии ржавой музыки. Правые и левые, желтые и красные. Из социума делают нарезку, как из куска телятина и приправляют пармезаном под лимонным соком. Бесконечный круговорот цитат в голове. Многие желают встретить свинцовый поцелуй и попрощаться с этим круговоротом. Одиночество – не самое страшное, что может быть в жизни. Увидеть голой её в постели – самое божественное, что испытывало мое сердце, словно морфий унёс меня в мир грёз. Жизнь – дорога, которая рано или поздно закончится. От перестановок ничего не меняется – я засыпаю и просыпаюсь раздетым каждый день под пыльными лампочками. Готовлю завтрак, умываюсь, одеваюсь и снова в дорогу. А дом шлёт меня под ливень, как удача потерявшая абсолютно всё. Дети рождаются в обнимку с мёртвыми тушами рыбы. За копейки женщины лепят на лицо слёзы и заманивают в социальные сети истории трёхлетнего Иисуса. В поиске дозы адреналина мужчины отправляются в кровавый поток. “ Ради мира мы будем воевать! “ Мозги выпивают верховные служители, которые заполняют мозги чумной спермой планету. Она размножается с геометрической прогрессией. Уже не пишут мелодии любви. Пыльные грибы расцветают на полях так, что я могу мячом от гольфа из Арктики в Европу. Перестали играть ритмы нежные бабочки в животе и обжигать пьяными поцелуями. Жизнь теперь без праздников, а кому такая жизнь, нахуй, нужна?

Семнадцать лет исчезли, как мыльный пузырь, который встретился с острой иголкой. И всё что есть – серьезность и дырявые карманы. Помню вечер – я хмельной, звезда сосалась в липе с мглой. А я любуюсь, как жаркие водопады льются по щекам, и кровоточат на губах твои раны. И никто не нашел свое место в этом мире, ведь демонстрируем гениталии для продолжения цирка в общественном сортире. Из пыльной комнаты выйти не боюсь. Об депрессивный томик Бродского больше не обожгусь.
Да и Есенин давно подох голодной крысой в полях. А Маяковский читает искрение стихи Лиличке в других мирах. И пусть я балабол, но количество моих трипов и хороших поступков когда-нибудь выйдет в ноль. Не буду ****еть, половину своей графомании посвятил тебе. До сих пор сверкаешь глазами, махаешь тонкими руками где-то извне.
Блять, я снова болен стихами. Не как в тот раз – не будут падшие ангелы и венецианские храмы бить мелодии по вискам. Хватит скрывать, что я принадлежу низам, поэтому от похмелья бывает отдышка, а когда-то была от передозировки любви отрыжка. Не знаю, как жить и про что писать, поэтому выхожу в дорогу в ночь. Мое одиночество мне, как любимая дочь. Наша любовь оказалась подтаявшим мороженым, ведь под солнцем будешь с привкусом ванили нежиться с поэтом другим. Ты не увидишь кухонного Достоевского, встречаясь с ним, ведь его мечта – осуществить твои детские сны. Я буду помнить неловкое “ в “ и мягкий знак в конце. Пора уже изменится в лице. Стук колес ржавого поезда, словно огненный конь уносит тебя. Твой поэт умер, поэтому души в себе скользкую печаль.

Прощай, прощай…