«Личность и история … Ответ на этот вопрос – в достаточной степени актуальный – не дан ещё наукой; успеть бы послушать ответ учёных, ибо появление случайных личностей на арене истории чревато катастрофой, и чем дальше, тем эта угроза делалась явственнее, потому что если раньше право на владычество решалось на полях битв, когда лицом к лицу сходились армии, то ныне всё определяет скорость, с которой пальцы – по приказу лидера – опустятся на безликие кнопки, приводящие в действие те силы, которые раздирают атомы, выхлёстывая их силу, сжигающим всё окрест пыльным грибом смерти».
Ю. Семёнов «Экспансия-1».
«Кроха сын к отцу пришёл
И спросила кроха:
-- Что такое хорошо
И что такое плохо?»
В. Маяковский «Что такое хорошо».
Сколько прошло времени с тех пор, когда он в последний раз бродил по этим тихим умиротворяющим улочкам? Если судить по календарю, то где-то около года, а по неким незримым параметрам мироощущения, то пролетели десятилетия; достаточно, чтобы наступила новая эра – Эра Всадника Цвета Блед – Апокалипсис. И проводником Хаосу суждено стать ему – Николаю Гавриловичу Москаленке, новоприобретённому человеку Аллаха. Что сказали бы его старые товарищи, если бы вдруг прознали о действительных целях его нынешнего визита на родные, так сказать, пепелища?
Впрочем, какое ему дело до их слов, у него своя голова на плечах, позволяющая ему выживать в таких условиях, когда любой другой на его месте отчаялся бы, и в страхе и вое предстал перед Всевышним на Последний суд. Он же, Николай свет Гаврилович, продолжает существовать и происходит сие знаменательное событие в силу его умения жить и просчитывать последствия поступков.
Вся их нынешняя команда разместилась в разных точках. Багаев снял несколько квартир в старой и новой частях Кирова-на-Вятке. Это не только место ночлега и опорные пункты, но и средство отвлечь внимание от Акции возмездия. Опытный диверсант, Багаев продумал всю операцию до мелочей. Она будет очередным шагом, ступенькой, на том пути, по которому движется священный Джихад, поглощая собой землю российскую. Их подвиг будет вписан золотыми буквами, арабской вязью, в скрижали великой исламской истории.
Ему смертельно хотелось отправиться к тому месту, где стоял его особнячок, где он страстно любил свою Ларису. Жаль, что она предпочла смерть побегу со своим героем. Быть может, сложись всё иначе, он шагал бы сейчас по иной дороге. Но, что произошло, то обязано было произойти. Всё равно, идти туда будет поступком неразумным, пусть и не обязательно опасным. Ему в Тренировочном центре сделали незначительную пластическую операцию по изменению внешности. На носу появилась горбинка, на – лбу залысины, кожа стала более смуглой, в результате приёма каких-то лекарственных средств и, как последствие нахождения под кварцевой лампой. Ему придали семитский тип. Это было ещё до операций в Южном Йемене и Иордании. Такова была легенда – доктор права Горинштейн едет в Киров-на-Вятке изучать влияние Ислама на Православную церковь на границе двух религиозных мировоззрений. Чудаковатого учёного должен был сопровождать весьма практичный ассистент, Аркадий Гуревич, а, если вспомнить прошлые события, то – Андрей Булич. Ему тоже кое-что подправили во внешности. К примеру, исчезли многочисленные татуировки на открытых частях тела. Частично их убрали с помощью пересадки донорской кожи, а частично их закрыла поросль курчавых волос, которыми в обилии заросло тело Мочилы после того, как с ним поработал специалист- дерматолог.
Несмотря на общую стойкость характера, иногда Николая пробирала накатившая внезапно волна тоски. Хотелось забросить всё и бежать, бежать как можно дальше, где не было этой вечной борьбы за существование, в некую блаженную Аркадию, идеалистический Ирий, но он понимал, что это будет первым шагом в безумие, от чего он открещивался всеми силами.
Багаев склонился над Москаленкой, заглянул ему через зрачки в самое нутро. Николай улыбнулся и попытался что-то сказать, но язык не слушался, лишь слюна потекла тонкой ниточкой и капнула на плечо. По замыслам Горинштейн- Москаленко должен был встретиться с секретарём архиепископа Вятского и Слободского, но в теперешнем состоянии «доктора» ни о какой встрече не могло быть и речи. Багаев не любил, когда в его планы врывались чужие коррективы и начинал подтачивать тщательно выверенные намерения. Такой вот неожиданностью и был побег Андрея- напарника Москаленки, одного из группы террористов. За беглецом пришлось отправить ещё двоих – Салеха и Джо. Они или вернут негодяя, или помогут ему остаться там, в Москве, навсегда. А вот каким местом замешан в этой истории Москаленко, Магомет и пытался выяснить. Но бывший полковник пребывал в состоянии наркотической прострации и отвечал лишь расплывающейся улыбкой на все вопросы.
-- Что ты можешь сказать о своём товарище особо? – спрашивали Николая чёрные карбункулы глаз Эль-Моута. Он умел выглядеть и грозным воином, и мягким интеллигентом, и простоватым работягой. В настоящую минуту вид его больше напоминал облик прокурора, разбирающего затянувшееся дело.
Не знаю, честно ответил про себя Николай, беззвучно шевеля губами. – Он не обмолвился ни одним словом. Всё было как обычно. Он просто исчез. И всё.
-- Но он же не мог вот так просто исчезнуть. Любому делу предшествует какая-то побудительная причина. – Продолжал неслышимый допрос Багаев. – Следствием этой причины и служит последующее действие. Какова же причина бегства вашего друга?
-- Друга? – Усмехнулся полковник. – Я бы поставил вопрос иначе. Скорее, м-м, подельника. Он составлял мне компанию, защищал спину в случае нужды, так сказать, то есть – опасности.
Николай улыбнулся снова, поправив свою формулировку.
-- Но ведь в нашем деле спину можно доверять только преданному товарищу, чтобы он не всадил туда нож.
-- Я доверял ему в те минуты. Когда опасность обжигала нам лица адским пламенем, а песок плавился от огня противника под подошвами сапог …
-- Не надо патетики, полковник. Мы сами избрали этот путь, путь по лезвию бритвы. И кто сопровождает нас на этой дороге, это наше дело и наша ответственность. Мы надеемся на твёрдое плечо нашего товарища, и мы же отвечаем за его поступки и проступки. Готовы ли вы ответить за возможный провал всей нашей миссии?!
Фобос и Деймос, Страх и Ужас, взирали на Москаленку сквозь зрачки Магомета. Но он не мог дать себе право терять головы.
-- Я готов ответить, -- губы Николая неслышно шевельнулись. – Андрей не пойдёт, ни в коем случае, в контрразведку, а уж тем более в милицию. За ним не меньше кровавых дел, чем за вами, друг мой. Уж это-то я знаю совершенно точно. Лично листал его уголовное дело, да ещё видел кое-что своими глазами. Да и не такой человек Мочило, чтобы на кого-то жаловаться. Скорее он сам возьмёт в руки «пушку» и тогда плохо придётся его обидчикам, какими бы сильными они себя не ощущали.
Москаленко прикрыл глаза и отвернулся. Эль-Моут с ненавистью глянул на полковника и повернулся к остальным.
-- Глаз с него не спускайте. Когда он придёт в себя, его допрошу я сам лично. Тогда и решим, что с ним делать.
Глава 1.
Войдя в комнату, Роман включил телевизор и бросил газеты на диван. После утомительной смены он проголодался. Ломило спину, но он, привычным усилием воли, отогнал боль, загнал её внутрь и опустил заслонку чувствительности.
Теперь можно было подумать и об ужине. В принципе имелось два варианта. Можно просто разогреть в микроволновке банальную привозную пиццу. А можно не полениться и приготовить витаминный салат. Из молодых огурчиков, сладкого болгарского перца, зелёных и красных, и двух огромных помидорин «бычье сердце». Жаль, что Любаша уехала в деревню, проведать старушку- мать. Тогда и с ужином проблем бы не было. Попутно Рома глянул на экран. Начинался «Антишок».
Как всегда – сверху, из-под обреза экрана, тяжело упала глыба слова «Шок», монументальная, как гранитная плита. И тут же, слева, вылетело стремительным снарядом другое слово – «Анти», ударило в глыбу, и та вся треснула, начала крошиться, оплывать, но, в общем-то, осталась единым целым, составив фразу – «Антишок». Это была такая хитрая компьютерная заставка передачи, которую Рома любил смотреть сам и рекомендовал всем своим знакомым.
И на этот раз, в образе несчастной героини, предстала хрупкая девушка. Она пробиралась по аллеям заснеженного парка. Камера оператора поворачивалась таким образом, что зритель видел – среди деревьев в снежных балахонах девушка шествует совершенно одна. Тревожная мелодия обволакивала сознание и настраивала на самые кошмарные ожидания. Вот-вот должно что-то случиться. И зачем её сунуло, бедняжку, идти именно здесь? Должно быть, таким образом она сокращает путь домой. Дураку ясно, что в этом месте можно сократить только отпущенный судьбой отрезок жизни. Где-то далеко зловеще завыла собака. Полная луна выглянула в мрачноватый разрыв между тучами. Сыпал колючий снег.
Так и есть! Среди шпалеров тополей показался тёмный силуэт. Он ещё далеко и девушка его не замечает. Но злодей (а кто ещё может быть, в такое время, в этом заброшенном, позабытом законом и моралью месте?) уже увидал жертву и ускорил шаги. Припадающая походка с каждым шагом неумолимо приближала его к хрупкому, беззащитному созданию. Весь вид ханыги внушает зрителю отвращение. Небритая морда, заплывшие «мешками» щели глаз в плёнке конъюнктивита, грязное замызганное пальто, стоптанные сапоги, заляпанные цементными пятнами. Пальцы, с каёмкой грязи под ногтями, сжимают рукоять ножа, обмотанную красной изолентой. Намерения его столь же далеки от помыслов доброго самаритянина, как Марс удалён от Венеры.
Но вот наша злосчастная героиня заметила преследователя. Она заметалась. Бросилась в одну сторону, передумала, кинулась в другую, но везде протянулись бесконечные снежные сугробы и ряды безмолвных тополей, берёз и акаций. Деревья застыли немыми свидетелями этого действия. Неужели сейчас случится беда?
Крупно, во весь экран, показалось лицо девушки. Она была в отчаянии. Только сейчас, в полной мере, она поняла всю глубину безрассудства своего поступка. Не надо сокращать путь домой, за счёт риска, риска для жизни! Она это уяснила, уяснила твёрдо и до конца. Это было ясно начертано в испуганных глазах, в самой позе отчаяния.
Что же сейчас будет?
А негодяй уже настиг свою жертву и осклабил в улыбке гнилые обломки стёршихся зубов. Для него-то сейчас наступит праздник. Все свои несчастья, всю скопившуюся злобу он сейчас выместит на этом беззащитном создании. И даже более того! Ржавая заточка исчезла в глубоком провале кармана. Он грубо толкнул девушку в сугроб и дёрнул рукой. Вжикнула «молния» штанов. Крупно показали искажённое страхом лицо девушки, сжатый кулачок, утонувший в снегу, тлеющий чинарь в сугробе, и – фигура насильника, склонившегося над беспомощной жертвой. Всё остановилось, замерло в оцепенении стоп-кадра.
Камера медленно «отъехала» назад. Стоп-кадр обернулся фотографией в альбоме. Известный нам альбом конфликтных ситуаций.
С светлой, стильно обставленной студии, в чистом заграничном костюмчике, сидел Ведущий Передачи. Он так же скорбно разглядывал фотографию, как и большинство из телезрителей. Как и им, ему было жалко девушку.
-- Печальная картина, не правда ли? – Рука Ведущего погладила глянцевую поверхность фотографии. – Роковое переплетение самоуверенности и цепочки случайностей дало ужасный плод – преступление, трагичное для столь юного создания. Фаталисты, составляющие известную часть наших зрителей, бессильно опустят руки, вверяя свою судьбу и судьбы своих близких во власть всемогущего Рока. Но правильно ли это? Могла ли наша героиня избежать столь печального окончания прогулки? Можем ли мы влиять на обстоятельства, которые, на первый взгляд, преобладают над нашими скромными способностями? «Нет», скажут почитатели Фатума, «Да», скажу я и многие постоянные зрители нашей программы. Человек, который не сдаётся, не опускает безвольно руки перед опасностью, не теряет воли, всегда имеет дополнительный шанс если не на победу, то хотя бы на то, чтобы выпутаться из беды с наименьшими потерями здоровья физического и морального. Не верите? Судите сами. Волшебная сила кинематографа даёт нам возможность не только остановить время, -- Ведущий снова погладил фотографию с последним кадром, -- но и повернуть его вспять.
Камера опять «наезжает» на фотографию и она … оживает. Но действия сейчас происходят в обратном порядке. Насильник отступает от жертвы, окурок снова прыгает в руку и замирает в усмешливой щели рта. В руке негодяя тускло мерцает клинок заточки.
-- Постой, крошка, нам есть о чём потолковать пару минут, -- снова выплёвывает фразу дегенерат.
Ситуация на первый взгляд та же, но в этот раз девушка не паникует и держится не в пример уверенней. Она сама направляется к неприятному субъекту.
-- Вы не видели здесь большую чёрную собаку? Он вырвал у меня из рук поводок и скрылся вон там, в кустарнике. Рэкс! Рэкс!
Бродяга оглянулся. Одинокая хрупкая девушка – это одно, а хозяйка большой непослушной собаки, уже две большие разницы. Но природа кругом дышала тишиной и спокойствием, и ничто не выдавало присутствия агрессивного кусачего животного. И бродяга решился. Он толкнул девушку и рывком расстегнул штаны. Но девушка совсем не желала сдаваться.
-- Ещё чего! Захотел на халяву побаловаться? Не выйдет! И не надейся. Сначала плати, а потом делай свои гнусные предложения. А, что я вижу?! Ха-ха! И с этим ты хочешь что-то сделать? Ха-ха! Держите меня, я сейчас лопну от смеха! Слушай, мужик, застегнись и не позорься, пока никто другой не видит. А вот и Рэкс! Рэкс, беги сюда скорей! Куси его, куси!!
Бродяга обескуражен. Всё желание у него улетает, как заяц при виде лисы. Он отступает, озираясь по сторонам. Жертва не может быть такой спокойной, если на самом деле рядом не беснуется надёжный защитник – огромный пёс с пастью, переполненной острыми клыками. И бродяга кидается наутёк. Ему уже видится преследующее его животное, настоящая собака Баскервилей. Бродяга в паническом испуге даже завыл. Крупно застыло лицо с вытаращенными глазами. Изображение снова останавливается, камера опять отъезжает от фотографии и Рома увидел ведущего, вальяжно развалившегося в удобном кресле.
-- Совсем иная картина, не правда ли? Благополучное завершение дня, который столь трагично развивался. Мы с вами наблюдали за вашей героиней, которая взяла себя в руки и с честью перевернула ситуацию в свою пользу. Я верю, что из своей прогулки она извлекла хороший урок, так же, как и наши телезрительницы. И телезрители. Уверенность в себе, в своих силах, концентрация и спокойствие, как бы ни трудно это было, в самый тяжёлый момент, а также усвоенные знания некоторых навыков психологии помогут вам, постоянным зрителям программы «Антишок», справиться со многими тяжёлыми жизненными ситуациями. В следующий раз мы рассмотрим пути выхода из положения жертвы уличного хулиганства. Доброго вам вечера, дорогие телезрители и – оставайтесь с нами!
Ведущий захлопнул альбом и положил его на низенький журнальный столик. На красном бархате обложки чернели зловещие буквы «Антишок». Под плавный напев лиричной мелодии поплыли завершающие титры. Передача закончилась.
Как по сигналу, звякнула микроволновка. Можно доставать ароматную пиццу с ломтиками ветчины, помидорами и шампиньонами. А ещё запахло «Якобсом». Роман специально рассчитал так, чтобы и кофе и пицца приготовились одновременно. Роман подтащил всё поближе и снова блаженно откинулся в кресле, прихватив попутно газетку. Сразу после смены спину частенько схватывало и отпускало потом далеко не сразу. А вот если Любаша была бы сейчас дома, то умелые сильные пальцы её прошлись бы по мышцам, твёрдыми валиками избороздившими окрестности позвоночного столба. Обычно после этой процедуры боль, нехотя, но отступала, пряталась где-то там до следующего раза. А пока что приходилось довольствоваться полным расслаблением, что тоже действовало благотворно. Важно дождаться результата.
Что там пишут в газете?
«НЛО в Кикнуре. След пришельцев или влияние микродыры в озоновом щите атмосферы?».
Любопытно. Почитаем.
«Наш постоянный читатель, Владимир С., поведал редакции интересную историю. Отправившись на рыбалку в заветное место, он удалился от районного центра Кикнур в окрестности села Падерино. Там с ним и произошло это невероятное событие. Он миновал деревушку Верхнее Бараново и углубился в пойменные заросли безымянной речушки. Там наш читатель прикармливал, по его признанию, стайку подлещиков. Он рассчитывал на приличный улов. Две удочки, коробка мотыля и термос кофе обеспечивали ему хороший ночной отдых. Но, несмотря на заранее приготовленный запас крепкого кофе, его вдруг потянуло в неодолимый сон. Голова сама опускалась на грудь. Никакие силы не позволяли глазам оставаться открытыми. Удочки в глазах двоились. Пальцы сами разжимались. И вот тогда рыбак решил плеснуть в лицо несколько пригоршней речной водицы, желая этим прогнать сон.
Он спустился пониже, балансируя на самом краю травяной кромки берега. От суетливых движений мальков поверхность воды покрылась рябью. Дрожало и разбивалось на куски отражение луны и бесчисленных иголок звёзд. Поэтому наш герой не сразу понял, что вместо одного молочно- белого диска на водной поверхности отражалось два. Сначала он не обратил на этот феномен внимания и зачерпнул полные пригоршни нагревшейся за день влаги. Вот тогда-то он и понял, что совсем не луна медленно уплывала из ограниченного ладонями зеркальца воды.
Потом Владимир рассказывал нам, что от неожиданности он соскользнул в воду и едва не упустил удочки. Как закоренелый рыболов, он бросился в первую очередь свою экипировку и выловил, довольно быстро, оба удилища, и лишь затем перевёл взгляд на небо. Остаётся лишь сожалеть, что мутноватое светлое облачко в форме диска к тому времени почти исчезло в кронах прибрежного леса. Владимир не мог дать уверенную оценку того, свидетелем какого явления он стал в ту ночь. В ту минуту он приписал происшествие усталости и долго ругал себя впоследствии, потому как утром увидел необычный след возле огороженной лужайки, где росла трава для покоса.
Как рассказал нам свидетель данного факта, с краю, ближнего от лужайки, появилось пятно необычной формы. В целом оно напоминало аккуратный круг диаметром чуть более пяти метров. Но в верхней части круга было ещё два пятна, равно как и в нижней части. Сам круг представлял собой участок внезапно пожухшей травы. Владимир так заинтересовался этим явлением, что остановил свою машину и вышел наружу. Травинки, каждая по отдельности, как бы высохли, как это бывает в сильную жару, и даже кое-где свернулись по спирали. Поражала чёткая граница пятна. Вся лужайка сочно зеленела и лишь здесь жёлтые пятна составляли собой … огромную бабочку. Да-да, пятна жухлой травы складывались в довольно чёткий силуэт бабочки, расправившей крылья. Только тогда Владимир связал проплывавшее над ночным лесом облачко и это странное пятно. Не был ли он невольным соседом приземления инопланетного космического корабля? Или это пятно появилось в траве в результате форсажа «летающей тарелки»? Сквозь пробитую НЛО озоновую дыру на землю хлынул узкий поток космического излучения. Под влиянием жёсткого ультрафиолета хлорофилл в растениях «выгорел» и трава поблёкла.
Если тогда на этом месте вдруг очутилась компетентная комиссия, то она могла бы дать оценку события. Но, к сожалению, слишком поздно мы узнаём о подобных фактах. Владимир С., когда вернулся домой, всё рассказал друзьям и родственникам, и только потом решился написать нам, в газету. Он честно поведал всё в обстоятельном, подробном письме, но … пока письмо добралось до редакции, пока корреспондент доехал до места, пятно начало зарастать свежей растительностью. Владимир показывал нам это место и фотограф зафиксировал загадочный круг, но элементы, составляющие силуэт «мотылька», уже почти не были видны. Корреспондент потом уверял нас, что хорошо различал абрис, но фотографии не всегда передают всех деталей. Ещё одна загадка бесследно растворилась в природе, скрывающей в своих объятиях и не такие тайны.
Если вы были свидетелями подобного происшествия, то мы ждём писем с рассказами, проливающими свет на некоторые события, из каких впоследствии рождаются легенды».
Роман недоверчиво хмыкнул, разглядываю фотографию лужайки. Вся история здесь зависит от содержимого термоса. Если вместо кофейной бурды в металлической колбе булькало алкогольное зелье с тройной угольной очисткой, то неведомый Володя вполне мог вступить в контакт с командой внеземной «тарелки» и пропустить стаканчик за здоровье таукитян. Как часто алкогольные галлюцинации становятся сиюминутной сенсацией. Но, с другой стороны, вся история могла быть и чистой правдой.
Рома, несколькими глотками, допил кофе и перевернул другую страницу. Новый заголовок и новая сенсация. «Йети из вятских лесов». Любопытно.
«В нашу редакцию уже поступило немало писем от жителей губернии. И во многих из них читатели газеты рассказывают об удивительных встречах с диким лесным человеком. Пенсионер Григорий К. поведал нам о жутком чудовище, которое переплывало реку. Он принял его поначалу за обезьяну. Но в нашей губернии никогда не было обезьян, даже в обозримом прошлом. Григорий К. так описывает встречу (мы сохранили его слог почти полностью, за исключением некоторых слов идиоматического содержания): «Я собирал грибы. Люблю я такую охоту. Очень люблю. Не на зверя, не на птицу, а вот именно на грибы. Присядешь, траву руками раздвинешь, а он там прячется – боровик, или красноголовик, или рыжик. Всякие грибы беру; и на засолку, и на грибовенку, и на жарёху, а также на маринад. Хорошая, знаете ли, закусочка. Так вот, залез я в самые что ни на есть заросли, за лисичками. Много их там под хвоей затаилось. Собрал все, повернулся и обомлел. Сквозь колючие ветви увидал обезьяна натурального. Здоровенная, знаете ли, животная, на двух лапах идёт, и громко так фыркает, вроде как кашляет. Руки длинные, с ногтями отросшими, в голове, значит, чешется, да бормочет как-то непонятно. Не верите? Говорю вам, натуральный обезьян, гамадрил или, этот, как его там, орангутанг. Через кустарник проломился и в речку прыгнул. Правда, речушка та не больно велика, скорее даже ручей. Но, ежели упасть туда ненароком, и потонуть можно, с перепугу-то. Так тот зверюга в два прыжка через речку перебрался и дальше ушёл, по своим, знамо дело, звериным делам. Признаться, чуток я тогда струхнул, еле потом отдышался, даже очки запотели.
-- Так может это и не обезьяна была, а, к примеру, медведь?
-- Может и медведь. Меня тогда кондратий чуть не хватил, от встречи такой неожиданной. Да и хотел бы я посмотреть на человека, который, на моём месте, подвиги бы героические начал проявлять к задержанию неизвестного науке зверя. Ведь тот, поди, кусается, а ежели и вправду медведь то был, вообще мне там делать нечего было. Известное дело – хозяин тайги».
А вот мнение егеря Трофимова А. П.. Он видел не только следы, но и само животное.
«Да. Имел честь. Наблюдал, как вот вас или вас. Я его, затрудняюсь к какому виду и отнести. Не медведь это, хотя и ходит на задних лапах, и не обезьяна. У той передние лапы много длиннее. Она на них при ходьбе опирается.. Да и хвоста не было вовсе. Голову даю на отсечение. Не было. Скорее это что-то похожее на человека. На дикого, лесного человека.
А дело было так. Охотился я тогда на кабанчика. Повадился он корни деревьев ценных пород подрывать, вот я и запланировал его завалить. Заодно и мясцом для домашнего хозяйства разжиться. Устроил себе лёжку, замаскировался, поджидаю стервеца. Темнело. Слышу, он появился. Хрюкает, возится в темноте, сопит себе и делает своё чёрное дело. Взял я тогда его тёмный горбатый силуэт на прицел и уже совсем собрался курок спустить, как вдруг на кабана сверху тот обрушился. Не видел я, как дикий человек к моей засаде так ловко подобрался. Кабанчик, это вам не лягушка слабая, он сопротивляется будь здоров как. Одни клыки чего стоят, да ещё зубы, что у бобра твоего, корни запросто перегрызает, как ножовкой, а клыки так не меньше карандаша школьного. Острые, как гвозди. Да и силушкой его Бог не обидел. Словом, не хотел бы я с ним без ружья в лесу, нос к носу, столкнуться, а тот, лесовик, с ним голыми руками совладал. Я как замер, так только тогда отошёл, когда он уже удалился и тушу с собой уволок. Вот так на плечи закинул, и ушёл. Лишь после этого я фонариком посветить осмелился. Гляжу, истоптана площадка, изрыта вся, и следов всяческих в обилии имеется. Разглядел я там всё досконально и даже рулеточкой примерился. Как у человека следы те были, разве что чуть пошире. Да и понятное дело, ведь лесовику босиком ходить приходит, вот и растоптал ноги-то. Вот так».
Имеются ещё несколько свидетельств. Если брать их каждое порознь, то объяснение находится само. Пенсионер Григорий, к примеру, с перепугу, да в очках «запотелых», принял отечественного мишку косолапого за гамадрила заморского, а охотник Трофимов вообще толком ничего определённого не видел, ведь встреча состоялась ночной порой, да ещё и в лесных кущах. Там и днём-то, в сумраке заповедном, невесть что померещиться может, а ночью, так и подавно.
Да, это так. Если рассматривать каждый случай встречи с гоминидом по отдельности. Но, вместе, истории эти наводят нас на размышления. А не есть ли всё это очередной встречей свидетелей с представителем тупиковой ветви отряда двуногих прямоходящих приматов?
В фольклоре издавна существует масса упоминаний о лесных существах – леших, кикиморах, великанах и многих других. Откуда они взялись, что послужило прототипом для сказочных персонажей? Между жителями городов, с их научными изысканиями, и обитателями земледельческих провинций всегда присутствовала некоторая дистанция. Горожане со скепсисом относились к «фантазиям» селян и воспринимали рассказы о встречах с лесным человеком как сказки, легенды, а то и просто пьяную блажь. Но чем дальше продвигался человек в глубь необитаемых ранее земель, тем чаще становился свидетелем таких необычных встреч. Уже можно было начать задумываться о некоей системе.
В ежегоднике Тобольского Губернского музея за 1907 год можно прочитать заметку о необыкновенном чудовище, каковое осенью 1845 года убили зверопромышленники остяк Фалалей Лыкысов и самоед Обыль. Зверь был столь необычен, что охотники его тщательно осмотрели и сообщили о нём отставному уряднику Андрею Шахову.
Вот как описал Шахов существо со слов охотников: «постав человеческий, росту аршин трёх, глаз один на лбу, а другой на щеке, шкура довольно толстой шерсти, потоньше собольной, скулы голься, у рук заместо пальцев когти, у ног пальцев не имел, мужска пола».
Письмо отставного урядника дошло до губернатора Тобольска и он лично дал распоряжение дело сие непонятное до ума довести. Отправили комиссию под руководством земского исправника. С тех пор прошло уже несколько месяцев, началась зима, год 1846. Нашли обоих промышленников и добивались от них ответа обстоятельного, для дельного доклада. Но остяк на пару с самоедом пужались дюже тех учёных комиссионеров и оттого часто путались; хотя зверя описали заново, но само спрятанное ими же чудище найти так и не смогли. Исходили напрасно окрестности на лыжах снеголазных, но всё сокрыто было под толстым слоем выпавшего снега, а при раскапывании тех мест, которые свидетели указывали, предмета поиска так найдено и не было. С тем и вернулась комиссия. Дело под названием «Берёзовское чудо» поместилось в архив города Салехарда, и долгое время затем хранилось в местном краеведческом музее. Это было, уточним, первое описание уполномоченных поисков лесного человека.
Затем на долгое время на страну накатило. В России забушевали пожары и вихри волнений, мятежей, войн и революций и опять войн. Лишь в начале пятидесятых годов века нынешнего, двадцатого, через столетие после Берёзовских изысканий, в прессе снова появились сообщения о «снежном человеке», йети, следы которого обнаружили в Гималаях. Это дало новый толчок к попыткам познания тайн Природы. За дело взялся крупный учёный- географ Сергей Владимирович Обручев.
В январе 1958 года Президиум Академии наук СССР выслушал компетентный доклад учёного и образовал специальную Комиссию по изучению «снежного человека». Учёные с энтузиазмом взялись перелопачивать сведения и следы существования йети, но … уже в 1959 году Обручев отказался от порученных ему исследований и передал дела своему заместителю профессору Поршневу. Тогда же отправили экспедицию на Памир, откуда неоднократно проходили сведения о существовании дикого человека. Экспедицию скоро вернулась, но явных доказательств пребывания снежного человека на Памире представить не смогла, и Президиум Академии наук посчитал лишним дальше держать специальную высококвалифицированную комиссию на весьма сомнительном направлении. Но, тем не менее, дело сдвинулось с мёртвой точки.
В международной печати появились научные трактаты на тему гоминида и скоро откликнулись американские коллеги, которые поведали о своих встречах с бигфутом («большой ногой») или «сосквачем», как издавна именовали это существо североамериканские индейцы. Мало того, американский исследователь Роджер Паттерсон сумел зафиксировать встречу с бигфутом женского пола на киноплёнку. Правда, снимал он на бегу и кадры получились не совсем удачными. Эта встреча произошла в северной Калифорнии, в лесном ущелье Блафф Крик, на берегу ручья. Увидев пришельцев, бигфут бросился бежать и скоро скрылся из глаз. Но несколько кадров вполне отчётливо передавали движения мохнатой «мадам». Но фильм был объявлен большинством антропологов фальшивкой и Паттерсон решил ехать в Европу, но не успел. Дело в том, что к тому времени он был уже тяжело болен и вскоре умер в возрасте 39 лет, а дело взялся продолжать его ассистент и помощник Роберт Гимлин, который тоже был свидетелем той знаменательной встречи с бигфутом и даже пытался преследовал гоминида на лошади, но неудачно.
Гимлин привёз плёнку и демонстрировал её в Лондоне, а затем – в Москве, где представил её на экспертизу участникам Дарвинского семинара. Увеличенные снимки с той плёнки многократно показывали телезрителям всего мира, но большинство учёных упорно не желали признавать факта. История встречи начала забываться.
Это было давно, и по ту сторону Атлантического океана. А что же у нас? Были ли встречи с лесным человеком? Конечно, в числе встреч перевалило на многие десятки.
Советский историк и этнограф Ксенофонтов в труде «Уранхай Сахалар» описывает чучунаа, якутского дикого человека: «Чучунаа – человек. Питается охотой на диких оленей. Ест мясо в сыром виде. Говорят, с дикого оленя целиком сдирает шкуру, как мы сдираем шкуру с песца. Эту шкуру натягивает на себя. Он будто бы живёт в норе, наподобие медведя. Голос у него противный, хриплый и трескучий. Свистит, пугает людей и оленей. Люди встречают его весьма редко, часто видят убегающим … Лицо у чучунаа чёрное, ни носа, ни глаз в нём разобрать нельзя. Чучунаа люди видят только в летнее время, зимой его не бывает».
Ненцы называют лесного человека тунгу и дают описание, отличное от описания других северных народностей. Среди характерных особенностей тунгу – отсутствие членораздельной речи, оглушительный свист и удивительная быстрота бега, а также исключительная, непостижимая адаптация в условиях полярной природы, где шестидесятиградусные морозы не являются природным феноменом.
Вообще в пустынных северных землях, труднообитаемых для человека, среди привычных нам зверей сосуществуют и другие создания. В Югорской земле это – «куль». Оленеводы называют его «Утэн-ехти-аген» («В лесу который бродит»). А по-нашему – лесной человек. Раньше, по рассказам предков, лесные люди встречались во многих местах, но сейчас, по мере расползания метастаз цивилизации, гоминиды отступают, в самые что ни на есть, дебри.
На географической карте нашего государства можно вычертить, по рассказам очевидцев, некие белые пятна – ареалы обитания загадочных гоминидов. В Республике Коми это – Усть-Цилемский район, верховья реки Пижмы и Цельмы. В Западной Сибири – малолюдное и труднодоступное пространство между полярным Уралом и Обью. В Ямало-Ненецком национальном округе – Тазовский район. В Якутии- Саха лесные люди облюбовали Верхоянские горы и отроги этих гор, уходящие к востоку. На самом же Востоке – Дальнем, гоминиды мигрировали на суровую Чукотку, где трудные условия существования и постоянный отток местных жителей обеспечили им своеобразный заповедник. Может быть, именно поэтому случаев встреч с гоминидами там больше всего. И названия им дано немало. Судите сами: тэрык (человек, появляющийся на востоке солнца), гиркычавыльин (быстробегущий), мирыгды (плечистый), килтаня (пучеглазый), арынк или арыса (полевой), рэккем, джулин (остроконечная голова) и т. д. По одним названиям существа можно нарисовать картину чукотского йети.
Наши предположения не плод голословных рассуждений. Подобной точки придерживается и известный профессор Поршнев, и научно её развивает в объёмной монографии «Современное состояние вопроса о реликтовых гоминидах». Хотя труд этот старый, но до сих пор он остаётся злободневным.
Сейчас, когда мы немного приподняли завесу тайны перед читателями нашей газеты, мы надеемся, что вы отнесётесь с полной серьёзностью к возможности встречи. Хотя известны случаи нападения гоминидов на охотников и рыбаков, но это скорее исключение, нежели правило. Почти всегда «лесовики» спасаются бегством, а чаще всего они ничем не выдают своего присутствия, умудряясь мирно сосуществовать с современным человечеством на протяжении стольких лет.
Наша газета решила организовать экспедицию по изучению следов жизнедеятельности нашего, вятского, «куля». Если нам удастся изловить его, конечно же – живым и здоровым, то, быть может, это даст возможность заполнить белый лист Истории и разгадать самую большую тайну Эволюции – каким образом неандерталец преобразовался в кроманьонца. Известно, что в один исторический период сосуществовали эти две ветви приматов. И не являются ли кроманьонцы своеобразными мутантами, великим экспериментом Его Величества Мироздания? В таком случае – реликтовые гоминиды, это остатки тех неандертальцев, что умудрились дожить до наших времён, слившись с Природой в единое целое».
Роман хмыкнул и отложил газету в сторону. У него была своя теория о появлении вятского гоминида. Он достал из ящика стола ножницы и аккуратно вырезал заметку, занимавшую почти всю страницу газетной площади, с рисунками и фотографиями волосатых силуэтов.
Пока наш герой вырезает статью и прячет её потом в кожаную папку, познакомимся с ним поближе, так как Роман Андреев будет играть одну из лидирующих ролей в нашем занимательном, смеем надеяться, повествовании.
Был Роман мужчиной сильным и видным, весьма плечистым, при этом имел немалое брюшко, но вовсе не казался тем рыхлым обладателем «пивной внешности», что смело оккупируют ныне все площадки досуга и развлечений, как своеобразные символы успешного образа жизни. Вовсе нет. Скорее уж походил он на этакого Илью Муромца, сидевшего на печи тридцать лет и три года, по причине нервной атрофии мышц. Известно, что былинного героя излечили некие странники, калики перехожие, дав ему испить живой водицы. Так и наш герой. При всей его силе и уверенности, в движениях явно ощущалась осторожность, и даже некоторая заторможенность. Как будто он всё время ощущал болезнь, сидевшую глубоко внутри, и боялся её разбудить. Об этом же напоминал и жёсткий корсет, который он иногда поднадевал в исключительных случаях. В другое же время он бинтовал себя эластичными лентами. Подобным же образом действовал герой гражданской войны, красный командир Василий Блюхер. Говорили, что получил он травму позвоночника при падении с лошади, но отказался признать увечье, не ушёл с арены борьбы на вторые, зависимые роли. Каждый день он бинтовал себе торс до тех пор, пока не начинал чувствовать, что держит тело уверенно, и тогда шёл в жизнь, как в вечный бой. И было так не день- два- неделю, а месяцами. Отсюда следовал вывод, что Роман Андреев, как и легендарный краском Блюхер в прошлом, жил с повреждённым позвоночником. Это было действительно так, но больше ничего не выдавало какого-либо последствия болезненных ощущений. Он легко управлялся с баранкой такси, участвовал, и весьма активно, в парковских массовых гулянках, и даже бывал там заводилою. Ромку шофера любили и уважали. За крепкие руки и твёрдые жизненные устои прозвали его Хватом. «Наш Хват», «Хват сказал», «Хват сделает» - частенько слышалось в парке и все знали, что коль Хват обещал, то сделает это обязательно, пусть даже для этого надо в лепёшку расшибиться.
Голова у Романа была довольно крупная и черты лица соответствовали размерам головы. Нос картофелиной выпирал между щёк. Крупные белые зубы высвёркивали между полных губ. Выпуклые глаза возбуждённо блестели из-за увеличивающих стёкол очков, а может они казались такими, пройдя стадию преломления в диоптриях линз. Волосы торчали непослушным ёжиком, если это было летом, или лежали густой шапкой, когда время поворачивало на зиму. Больших меховых шапок Роман не любил, а предпочитал одежду спортивную, удобную, не сковывавшую движений. Впрочем, в активных видах отдыха участия не принимал, футболу предпочитал рыбалку, особенно зимнюю, когда горизонт был затянут морозной дымкой, а в тёмной воде колыхались ледышки, которые надо терпеливо отчерпывать специальной ложкой, чтобы поверхность лунки не схватилась ледком. Тогда Роман любил наблюдать, как рыбёшки медленно, сонно двигаются в воде, остренькой мордой тычутся в наживку, дыша кислородом, которого зимою в речных водах завсегда нехватка. Любил Роман рыбалку, что уж тут долго распинаться.
А ещё у Ромы- Хвата была Любовь. Самая настоящая. Люба- Любаша. Жена его, женщина очень даже хозяйственная, что решительно прибрала Рому, когда он ещё и в парке не работал, а ходил тяжело, опираясь на костыль. Встречались они недолго и скоро уже порешили жить вместе, как говорится – рука об руку. И взял тогда Роман Подгорилый фамилию жены, стал Андреевым. Сказал супруге своей будущей, что за фамилию не держится обеими руками, а при таком раскладе продолжить род Андреевых считает задачей более важной, чем дать Подгорилым ещё один шанс. О прошлой своей жизни рассказывал мало и неохотно. Мол, проживая на Украине, хлебнул там самостийности по уши, а потому в Россию подался на постоянное проживание. Любаша горячо обнимала своего горемыку, по ночам даже плакала, а утром снова за Романа бралась, спину тщательно бинтовала. Массажи разные сама освоила и прочие- другие процедуры.
Неизвестно, кому больше принадлежала пальма первенства в деле поднятия Романа на ноги. Тот день. Когда он бросил костыли и пошёл сам, Любаша обвела красным карандашом и потом отметила его годовщину, точно так же, как годовщину их скромной свадьбы, на те деньги, что у Ромы оставались ещё от прежней жизни. Правда, к тому времени Роман уже в таксопарке работал. Приняли его туда осторожно, хотя в медицинской карте про повреждение позвоночника сказано было как об ушибе. Не для калек водительская работа, не для слабаков. Но все скоро убедились, что свой Андреев, свой в доску. А потом он постепенно выбился в неформальные лидеры, стал Хватом.
Глава 2.
Кто этот человек?
Вопрос этот интересовал не только врачей, но и некоторых работников внутренних дел.
Когда в «Скорую помощь» позвонили растерянные строители, к ним срочно направили машину с установкой реанимации. «Черепно- мозговая травма». Таков был первый диагноз выездного врача. «Обширная амнезия вследствие поражения корковых центров затылочной и теменной долей, вследствие чего развилось нарушение восприятия и узнавания зримых, слуховых и обонятельных сигналов».
Такое заключение выдал невропатолог травмбольницы, куда доставили раненного. Голову его быстро обработали, удалили волосяной покров и инородные предметы, а попросту говоря – силикатную крошку. Не повезло человеку – присел отдохнуть, а ему на голову – кирпич. Пожалуйста!
Примерно так объяснил врач работнику УВД, который по обязанности явился рассмотреть данный случай по своему профилю. И всё бы ничего – от подобных происшествий нет защиты – если бы не маленький нюанс. Человек, попавший под удар кирпича, оказался пресловутым господином Никто.
По правде сказать, был у него и документ с соответствующими печатями, но, при детальном осмотре, паспорт оказался подделкой, хотя и выполненной довольно искусно. Записанный там Михаил Петрович Иванов, уроженец города Орла, русский, холостой, года рождения 1964-го, на самом деле не существовал, то есть данный гражданин не был зафиксирован ни в городе Орле, ни в Тамбове, ни в Нижнем Новгороде, откуда он прибыл в Киров-на –Вятке с деловым визитом. Якобы.
Не было такого человека, и всё! Хотя бы для бюрократически настроенной администрации. Это вызвало интерес со стороны губернского управления внутренних дел. Кто этот человек? И не связан ли он каким боком с событиями, которые возмутили спокойное течение жизни российской глубинки?
Довольно быстро нашли место проживания незнакомца – гостиницы «Спортивная». И всё. Дальше следствие забуксовало. Следы дальнейших перемещений отсутствовали. Как будто человек добыл себе поддельные документы, прибыл в губернский город, чтобы купить себе выпить, закусить и отправиться на ближайшую стройку, где его уже поджидал плохо положенный кирпич. Нонсенс!
Тогда следователь отправился к лечащему врачу.
-- Когда мы сможем пообщаться с больным? – спросил капитан милиции озабоченного мужчину в белом крахмальном халате, с полоской седоватых волос над узкой верхней губой.
-- Затрудняюсь сказать, -- честно ответил врач. Усы смешно двигались, похожие на лохматую гусеницу, оседлавшую губу.
-- Отчего так? – удивился следователь. – Ведь вы же специалист. Больной приходил в себя?
-- Потому и говорю неопределённо, что специалист, -- пояснил мужчина. – Да, больной приходил в себя. На внешние раздражители он не реагирует, что говорит в первую очередь о серьёзных нарушениях мозговой ткани. Последствия могут быть самыми плачевными – от утраты сознания и памяти до паралича, и вообще – летального исхода.
-- Но пока что больной жив?
-- Слава Богу, жив. И мы не собираемся расписываться в неумении бороться с подобными дефектами. Сделаем всё от нас зависящее.
-- А когда же …
-- … Пойдут подвижки? Самый широкий промежуток времени.
-- Часы, дни, недели?
-- Да, в том числе и месяцы.
-- А может и годы? – С долей язвительности спросил следователь.
-- Может, и годы, -- невозмутимо подтвердил доктор. – Известны случаи, когда память к человеку не возвращались никогда.
-- И что же тогда происходит?
-- Ничего. Жить они начинают с белого листа. Только в отличии от младенцев с их рефлекторной памятью, у взрослого человека уже присутствует двигательная, образная, логическая и эмоциональная виды памяти, что в тоге сделает довольно быстрым его вливание в жизнь, в окружающее его общество. Это если не будут развиваться последствия повреждений внутренних тканей мозга, к чему мы ещё вернёмся.
-- Но это всё абстракции, а если мы будем держаться за конкретного человека?
-- А мы и боремся за жизнь каждого конкретного человека. За Иванова, Петрова, Сидорова.
-- Я про нашего Иванова говорю.
-- И я про него. Мы подвергнем его серии специальных исследований. Начиная с изучения цереброспинальной жидкости и заканчивая электроэнцефалографией и электромиографией. Словом, сделаем всё, что от нас зависит, чтобы вернуть обществу полноценного члена.
-- Вы не могли бы позвонить по этому номеру, когда больной окончательно придёт в себя?
-- Обязательно, гражданин начальник, -- позволил себе пошутить доктор. – Обязательно. Только не думаю, что это произойдёт в ближайшие дни.
-- Скажите, пожалуйста, как там наш больной? – Обратился к доктору давешний следователь. – Прошло уже достаточно много времени.
-- Экий вы торопыга. В нашем деле спешка – вещь опасная. Человеческий мозг слишком тонкий инструмент, чтобы позволить себе ошибиться. Тем более, если он уже находится в аварийном состоянии.
-- Но какие-то подвижки есть, доктор? – Нетерпеливо спросил следователь. Начальство требовало от него быстрого и успешного продвижения расследования. Каким же образом действовать, если подследственный лежит в индивидуальном боксе, опутанный проводами и датчиками?
-- Имеются подвижки, вне всякого сомнения. Больной, господин Иванов, будем называть его так, по старой памяти, реагирует на речь, отвечает и вполне удовлетворительно справляется с физиологическим проблемами.
-- А годится ли он для того, чтобы его подвергнуть допросу?
-- А почему нет? Вот только сомневаюсь я, что вас удовлетворит исход вашей … м-м … беседы.
-- Почему?
-- Ну, видите ли, процесс восстановления ещё далёк от завершения. Повреждения оказались ещё более обширными, чем мы подозревали сначала. Можно даже предположить, что кирпич не упал, а им запустили в несчастного. Удивляюсь, как он вообще жив остался. У него удивительно крепкий череп, да и сам он человек не слабый. Быстро, очень быстро поправляется.
-- Может всё же можно вернуться к допросу?
-- Я и говорю. Обширнейшая амнезия. Он не помнит ни того, кто он, ни того, откуда он в наши края прибыл. Такое наблюдается, и довольно часто. Называется это явление ретроградной амнезией, но, в данном случае, границы амнезии весьма раздвинуты. При общении с пациентом часто происходит запредельное торможение сознания.
-- Как это? – удивился следователь, остро жалея в тот момент, что не посидел перед беседой в библиотеке, изучая элементы Высшей нервной деятельности человека и его головного мозга. Хватит ли его познаний из полузабытого курса по судебной медицине ещё с институтских времён? Где-то пылились тетрадки с конспектами. Но эти бесконечные дела, и эта проклятая серая текучка не оставляли необходимого промежуткам времени не только на посещение библиотек или копания в старых институтских записях, но даже на долгие отсидки в сортире. Придётся ориентироваться на ходу.
-- Давайте пройдём к пациенту. Мне так будет легче объяснить вам.
В белом кафельном зале всё было выдержано в однотонно белых красках. Несколько цветных пятен разнообразили удручающе однообразную палитру. Посереди палаты, на высокой кровати, возлежал пациент. Был он уже далеко не тот бледный субъект, похожий на предмет вожделения записного патологоанатома, а вполне здоровый мужчина со слегка отросшей щетиной, короткой причёской ёжиком и пронзительным взглядом карих глаз. Сросшиеся на переносице брови делали его взгляд выразительным. Спортивного сложения и атлетическую мускулатуру не могла скрыть даже бесформенная больничная пижама. Роста Иванов был не меньше следователя, а тот считался человеком немаленьким.
-- Как вы себя чувствуете, уважаемый? – спросил менторским тоном доктор.
-- Нормально, -- ответил больной, разглядывая спутника врача, который держался позади врача.
-- Тут с вами человек побеседовать хочет, -- заявил доктор, отступая чуть в сторону. – Поговорите с ним.
-- Я готов, -- ответил Иванов и попытался встать.
-- Лежите, лежите, -- замахал руками следователь, оглядываясь на медика, но тот лишь усмехнулся, скрестив руки на груди. Он явно принял роль стороннего наблюдателя. Иванов поднялся повыше и присел, опираясь спиной на подушку. С любопытством он вгляделся в лицо следователя.
-- Так, -- начал тот, доставая из кармана блокнот и прозрачную авторучку. – Не скажете ли, товарищ Иванов, откуда вы прибыли в наши края?
Глаза больного сузились и он замер. На лбу выступила испарина. Видно было, что мозг его усиленно трудится, вспоминая забытое.
-- Не … не помню, -- с трудом ответил Иванов.
-- А зачем вы вообще приехали? – продолжил выспрашивать следователь.
-- Забыл я, ничего не могу вспомнить, -- признался больной после минутной паузы. Грудь его учащённо двигалась под пижамой. Пальцы рук едва заметно дрожали.
-- Может, на заработки, или, к примеру, в командировку? – попробовал помочь собеседнику капитан и тот задумался. Внезапно голова его опустилась на грудь, и он медленно завалился на спину. Следователь вздрогнул и, в растерянности, оглянулся на врача. Тот быстро выступил вперёд, поднял веко больного, глянул в зрачок, потом нашёл пульс. В комнате появилась медсестра в высоком накрахмаленном колпаке. Должно быть всё это время она стояла за неплотно притворенной дверью, так как сразу принялась действовать, повинуясь короткой команде доктора. Возле больного поставили капельницу, девушка нащупала иглой вену и скоро по пластиковой трубочке потёк целебный эликсир.
-- Что это с ним? – только сейчас неуверенно спросил следователь.
-- А это и есть запредельное торможение. Или охранное. Задавая свои вопросы, на которые наш пациент хотел бы дать ответ, но не мог, вы задействовали некую реакцию. Вы явились своеобразным раздражителем, ваш голос включил те участки коры, где должны были содержаться ответы, но их там не было, сектор поиска расширился, были задействованы всё новые и новые нейронные цепочки. Далее процесс возбуждения рассеивается по поражённому участку мозга. Вы уже видели сами признаки волнения. При повторном воздействии раздражителя иррадиация, то есть рассеяние сменяется концентрацией возбуждения на маленьком участке коры мозга, соответствующее представительству анализатора, воспринимающего данный раздражитель. Если бы не было спасительного процесса торможения сигнала. Возбуждение рассеивалось бы по всей коре, и подвергло бы истощающему действию чрезмерно сильных и продолжительных раздражений на нервные клетки и их окончания. Запредельное, или охранное, торможение обусловлено не только активностью внешнего раздражителя, но и общим состоянием коры больших полушарий.
-- А он не?.. – Капитан осторожно покрутил пальцами возле головы, в районе правого уха.
-- Нет, что вы. Если разобраться по сути, это вполне здоровый человек. После того, как он достаточно окрепнет, мы его выпишем. Надеюсь, к тому времени вы идентифицируете его личность, и память его начнёт восстанавливаться.
-- А если нет?
-- В таком случае ему придётся адаптироваться в нынешних условиях самостоятельно. Согласен, что это непросто, но такова жизнь. Се ля ви, как говорят французы.
-- Ну что же, -- разговор продолжался уже в ординаторской. – Насколько я понял, всяческие попытки расспросить вашего клиента закончатся тем же самым образом?
-- Да, если это будет касаться событий месячной и более давности.
-- Ну что же, тогда мы призовём на помощь другую науку – логику, и попробуем подобраться к загадкам, связанным с именем нашего таинственного больного здесь же, не сходя вот с этого стула.
-- Весьма любопытно, знаете ли.
-- Да, с помощью логики можно кое-что узнать, не утруждая себя долгими прогулками. Итак, что мы имеем?
-- Мы имеем молодого человека, -- принял предложенную игру доктор. Он уселся в кресло, немного поёрзал в нём в поисках наиболее удобной позы, после чего замер и расслабился. Именно так, по его мнению, и должен сидеть человек, которому ничего не мешает.
-- По паспорту ему около тридцати пяти лет, -- сказал следователь.
-- Физиологический возраст немного отличается от физического. Здесь всё зависит от образа жизни. В нашем случае образ не превышает ту отметку, что сделана в паспорте, а может быть даже ниже.
-- Намного?
-- Ну, лет на пять.
-- Получается, что в реальности ему от тридцати до тридцати пяти лет.
-- Даю руку на отсечение, что это так.
-- Мы довольствуемся истиной. Продолжим наши исследования?
-- Конечно. Вы знаете, мне становится всё интересней.
-- Далее. По паспорту наш клиент – русский. А что говорит физиология?
-- Скажу сразу, что он не китаец, не негр, а также не проходил обряда мусульман или иудеев.
-- То есть, ему не делали обрезания?
-- Да. С этим у него всё в порядке. Я, конечно, не антрополог, но строение черепа нашего друга ярко выраженное европейское, я бы даже отметил – восточноевропейское. Судя по акценту и произношению, он с южных регионов России. Ростов, Волгоград, Воронеж. Быть может – Донецк.
-- Так. Мы уже кое-что выяснили, -- почти что потёр руки следователь. Казалось, что он ищет курительную трубку, чтобы выпустить облако дыма и заявить «элементарно, доктор», а потом вывалить всю подноготную пациента с родословной тётушек и дядюшек.
-- Продолжим. Зачем приехал в наш город незнакомец?
-- Иванов, -- поправил доктор.
-- Для вас он – Иванов, для нас же – неизвестный. Итак, зачем он приехал? С какой целью?
-- Может, в командировку?
-- Сомнительно. Тут что-то другое. Человек заказывает поддельные документы и тайно проникает в район, отстоящий от юга на тысячи вёрст.
-- На тысячи?
-- Ну, на сотни, всё равно достаточно далеко. Тут вырисовываются две возможности – или его послали к нам с какой-то тайной миссией, или он сам скрывается от чего-то или, скорее уж, от кого-то. Так. Сейчас разберём оба варианта. Его послали. С определённой задачей. Поставка наркотиков. Связь с другой группой. Разведка. В таком случае остались бы хоть какие-то следы. Соответствующее оборудование, техника, деньги, помощники, наконец. Сейчас без связи не проходит ни одно дело. А что у нас, то есть, понятно, у него? Нашли мы комнату, номер гостиничный. Ничего необычного. Прописался и ушёл погулять. А на следующий день его находят на стройке с проломленной кирпичом башкой.
-- А где он провёл ночь?
-- Пока что мы не нашли следов. Так, а теперь рассмотрим второй вариант.
-- В котором наш больной спасается от преследования?
-- Вот именно. Он где-то купил или достал другим способом документы, и бежал практически без вещей. Откуда? Мы можем только гадать на эту тему. Тайно проник в наш город, где прописался в гостинице, расположенной рядом с железнодорожным вокзалом. Всё это уже проверенные факты. Может, он хотел затаиться там, но расшатанные нервы не позволяли ему спокойно сидеть в закрытом помещении. И он снова вышел на улицу.
-- Где и пострадал, в конце концов.
-- Да, эта его затянувшаяся прогулка закончилась для него плачевно. Он пострадал. Скажите, доктор, интересовался ли кто самочувствием больного? Проявлял ли кто из посторонних или даже персонала клиники интерес к ходу лечения?
-- Ну и картину вы тут нарисовали … Нет, лично я такого ничего не замечал и расспросов тоже не припомню. Всё было, как обычно, насколько это определение подходит к нашей юдоли слёз, боли и даже скорби.
-- Не прибедняйтесь, доктор. Мне почему-то кажется, что всё у вас на высоте. Как техника, так и люди. Давайте договоримся о некотором сотрудничестве в этом щекотливом деле, где соприкасаются наши интересы. Вроде бы у нас всё неплохо началось …
Когда Иванов покинул больничный комплекс, он очутился в положении весьма затруднительном. Вокруг кипела активная городская жизнь. Катили машины, автобусы, разодетые горожане ходили по магазинам или просто прогуливались по аллеям парков. Группы студентов и стайки школьников что-то азартно обсуждали. Детвора шустро гоняла на велосипедах или роликах. Всяк был занят своим делом, даже самые никчемные бродяжки. Они деловито прочёсывали окрестности в поисках утиля, который они поставляли в пункты сбора этих субматериалов. Словом, каждый был на своё месте, и не было ему дела до неприкаянного новичка, шагнувшего за больничный порог.
Из больницы Михаила, если честно, никто и не гнал. Ему там предложили даже должность охранника при воротах, поднимать и опускать шлагбаум, регулируя движение автотранспорта на территории больничного комплекса. Работа довольно ответственная и включала в себя также ночное бдение перед пультом сигнализации, а также патрулирование больничных площадей в тёмное время суток. Словом, работу ему предложили, но Михаил отказался. Ему действовали на нервы некоторые больничные порядки, ущемляющие личность, а белые халаты, так те вообще набили оскомину. Хватит с него! Довольно! Для них он навсегда останется ущербным человеком, покалеченным психически, почти что чокнутым.
Всякий человек, шагнувший во взрослую жизнь, должен выбрать для себя путь. По которому он будет двигаться до конца своих дней. Понятие сие не только географическое, а скорей социальное. Словом, люди выбирают себе будущую профессию со школьной скамьи, а может даже ещё с детсадовского горшка. Уже тогда крутят пластмассовую «баранку» будущие водители, деловито машут полосатой палочкой завтрашние милиционеры, а пигалицы с огромными бантами суют своим «пациентам» под мышку большие фанерные градусники. Всё понятно. Это маленькие люди постигают азы будущей работы.
А если толкнуть бедолагу во взрослую жизнь до того, как он придумает для себя занятие, выберет дело на всю жизнь и обучится ему в специальном заведении, будь то колледж или университет? Такого человека ожидает печальная судьба. Он окажется на задворках жизни и его раздавит безжалостная махина прогресса. Армия бичей пополнит свои ряды новым членом. Алкоголики и наркоманы встретят ещё одного собрата, не вписавшего в систему мегаполиса. Такая судьба ожидала и нашего героя.
Но только сам-то он не собирался расписываться в собственном бессилии. Ведь жил же он где-то раньше, занимался чем-то и, быть может, весьма неплохо. Что так было, можно догадаться, достаточно заглянуть в ближайшее зеркало. Этот крепкий усатый молодец не мог быть бродягой и прощелыгой, а найти себя Михаил не терял надежды.
Для начала устроился он в магазине продуктовом грузчиком. Работал через день, свободное же время посвятил поискам себя. Он пытался пробудить в себе воспоминания о прошлой жизни. Для этого ходил в библиотеку и читал там толстые научные книги, чтобы самому разобраться, что это за фрукт такой – Память, и как бы её отмотать назад, на полгода.
Много он узнал за это время. Например, что память начали изучать много веков назад. Древние греки считали, что зрительные образы остаются на мягкой поверхности мозга в виде отпечатков, какие оставляет стило на вощёной дощечке. Сократ был уверен, что люди изначально знали всё и нужно лишь «вспомнить» нужное. Французский учёный- энциклопедист Рене Декарт, философ и математик, представлял себе нервную систему человека переплетением пустотелых трубок, по которым движутся «жизненные духи». Постоянное же движение приводит к растяжению и снижению сопротивления движению и сопровождается поэтому формированием различного рода навыков, то есть является своеобразной Памятью.
Чем дальше развивалась наука, тем сложнее были определения. Теперь мозг уже сравнивали с электростатической машиной, биологическим магнитофоном и, наконец, с компьютером. А затем снова вспомнили о химических процессах. Правда, сейчас открытия делались на молекулярном уровне.
Оказалось, что рецепторы восприятия мира передают особые волны возбуждения от одной нервной клетки к другой. В научной книге действие это называлось процессом реверберации возбуждения. По мере прохождения по нейронной цепочке нервного волокна полученная информация обрабатывается. За это отвечает специальный агент головного мозга – гиппокамп. По мере прохождения сигнала по цепочке, изменяется сам внешний вид и функции синапсов, и даже химический состав нервных клеток. Появляются новые белки в цитоплазме клетки, куда рибонуклеиновая кислота (РНК) переносит информацию с ядра клетки. Вот эти-то белки и суть та информация, которая отныне занесена в базу данных Памяти. Для того, чтобы активизировать их, нужно повторить систему первоначального сигнала, что послужит своеобразным «паролем», белки заиграют и человек вспомнит то, что ему в тот момент понадобилось. Но, если знакомые импульсы долгое время не поступают, белок постепенно распадается и информация «стирается» из базы данных.
Узнав, сколь тонкие химические процессы здесь задействованы, Михаил затосковал. Его попробовала утешить заведующая магазином, Клавка, баба видная и полная. Она сразу «положила глаз» на нового грузчика, ещё когда он только пришёл устраиваться на работу, затем неделю присматривалась к нему, а вдруг новичок алкоголик, или того хуже – рецидивист из тюряги. Рассеяв свои сомнения, она принялась действовать и действовать решительно. Пригласила его к себе «на день рождения». Немного подпоив, выставила остальных гостей и осталась с подарком наедине …
Прожил у Клавки Михаил две недели и ушёл, уволившись из магазина. До чёртиков надоела ему эта «растительная» жизнь. Плюнула ему вслед несостоявшаяся сожительница, да расплакалась. И что этим мужикам надобно?
А Михаил уже скоро работал в телефонной компании. Причём у новенького монтёра проявились совершенно удивительные навыки и способности. Он показал редкостную сноровку в ремонте и наладке телефонного оборудования. Теперь он расхаживал по городу в синей спецовке, лихо заломленном берете и с красной кожаной сумкой, где хранился набор проводов и реле, а также комплект кусачек и разнокалиберных отвёрточек. Вскрывал он узенькие ящики с начинкой мини-АТС, быстро находил причину неполадок и устранял её весело и надёжно. Работа у него в руках спорилась. Неужели он всё-таки нашёл своё призвание – радиста или связиста? Будущие события покажут ему, что это лишь малая толика его сокрытых способностей.
Весь год, что прошёл после выхода его из больницы, за Ивановым присматривал бдительный глаз работника УВД. Это был капитан Фёдоров, который поручился перед своим руководством, что потерявший память человек не связан ни с российскими, ни с зарубежными преступными кругами. И пусть оперировал следователь отвлечёнными психологическими категориями, капитану поверили и оставили больного в покое. Но сам Фёдоров посчитал своим долгом иногда навещать своего «крестника». Они даже немного подружились, хотя особой близости ни тот, ни другой не ощущали. Фёдорова заедали повседневные дела, а Михаила продолжал мучить вопрос, кто же он на самом деле.
И продолжал бы Миша накручивать диск переносного телефона, проверяя качество выполненной работы, если бы не одна встреча, не одна командировка. Послала его компания налаживать телефонную связь в казачьей станице. Как раз в то время прибыла в край новая группа переселенцев, из Казахстана. Довели их придирки да наезды местных властей, не дающих жизни столь вольнолюбивым людям, как русские казаки. Служивые не стали долго лаяться, а снялись с места всей станицей, да и подались в Отчизну. А чтобы отрезать все пути назад, забрались весьма далече, аж в Вятскую губернию. Там им обещали помощь хорошую, да и атаман тутошний, Григорий Величко, оказался куманьком станичного полковника Ахрапенко Евграфа Кузьмича.
Повстречались кумовья, обнялись, да и порешили новую станицу образовать, на месте заброшенной деревеньки – Петропавловска. В память о прошлом решено было назвать новую станицу Казахстаном.
Вот туда-то и приехал Миша Иванов, куда уже и столбы с электроэнергией вкопали и щитковых бараков завезли. Пришельцы дружно взялись за работу и мигом «освоили» окрестности. Местные парни быстро протоптали в Казахстан дорожку, поболтать с новыми девчатами, которые были, как на подбор, весёлые да работящие.
Не успело село до конца обустроиться, а уже, одну за другой, четыре свадьбы сыграли. Причём в самом селе убыло лишь на одну дивчину. Двое вятских парубков предпочли записаться в казаки и влиться в новую семью, а ещё одна дивчина с соседского села по уши втюрилась в чернобрового Митьку и тоже скоро перебралась в станицу.
Очень уж поглянулось у станичников Михаилу. Делал он не спеша своё дело, собирал из отдельных модульных блоков автоматическую станцию связи да к ребятам присматривался. Серьёзные все мужики были, основательные. Они не только первым же делом землю засеяли и дома «всем миром» поставили, они ещё и с соседями дружбу завязали. Так и должен делать человек, если планирует пустить здесь корни.
Скоро руководство компании начало интересоваться окончанием затянувшейся операции по монтажу станции. И тут выяснилось, что Иванов не хочет покидать станицу. Он так свыкся душой с этим народом, с полковником Ахрапенко, с есаулом Багровым, с казаками Семёновым, Кремнем и Васильчиком, что ему уже казалось, знает он их – долгие годы. Михаил даже забросил свой фирменный берет и натянул синюю фуражку с красным казацким околышем. И сразу понял – быть ему казаком. Совершенно точно! Вот и в прошлой, забвенной жизни, он явно казаком был. Память сыграла свою шутку и приоткрыла краешек занавеса, чтобы тут же закрыть его снова. Как он не бился, не ломал голову, пелена не желала расступаться. Та щель, сквозь которую выскользнул факт прошлой жизни, крепко захлопнулась.
В телефонной компании не желали терять действительно классного специалиста и, после раздумий, предложили они Иванову некий компромисс – обслуживание станичной станции, а вместе с ней и всей близлежащей территории. По большому счёту, это было выгодно прежде всего самой телефонной компании. С одной стороны и ценный кадр в штате сохраняется, и с другой – не надо будет в командировки на беспокойный юг никого посылать. Подумав для порядка, Михаил дал согласие, полковник свою резолюцию в контракте черкнул и появился так в Казахстане новый житель.
Друзья помогли ему жильё собрать из готовых щитков. Много ли человеку надо? Много, очень много! Любимую работу, друзей верных, жильё и свободное пространство для души, желательно – до горизонта. Так вот, всё это у Михаила появилось в одночасье.
Кровать свою походную он поставил таким образом, чтобы первое, что увидел он, когда утром глаза откроются, было поле, покрытое весной зелёными хвостами озимых, летом – шуршащим золотом пшеницы, а осенью – стогами, что возвышались курганами по всему полю. Зимой, в молочной белизне снега, тоже есть своё радостное разнообразие, но зима ещё была у станичного телеграфиста впереди.
А пока что гонял Иванов на своём служебном «Уазике» по всей округе, починяя ветки телефонной сети. Во всём цивилизованном мире устаревшую проводную связь стремительно сменяла сотовая, мобильная. Но мировое поветрье коснулось Россию лишь краем охвата. По большей части лишь в крупных, столичных городах бравировали импортными трубками, что помещались в мелком жилетном кармашке, а то и даже в чашечке бюстгальтера. В провинции же всё ещё крутили возвратный круг телефона или, в лучшем случае, нажимали на кнопки более современного аппарата.
Но, тем не менее, новый телефонист в казацкой фуражке привёз и смонтировал блок сотовой связи. Величко расщедрился и закупил десяток мобильников для «куманька», мотивируя покупку врастанием казахстанцев в дружную семью вятского казачества. Другие станичники не стали обсуждать внезапную щедрость губернского атамана, благо чесать языком было недосуг – на югах появились разбойные хлопцы и, как раз казахстанцам, и выпало столкнуться с ними.
В своё историческое время Вятская губерния, ещё до того, как она стала Кировской областью, напоминала на географической карте своими очертаниями черепаху (сейчас же похожа на петуха). Произошла такая геотрансформация из-за того, что часть территории отхватили с различных краёв вятской земли. К примеру – отделилась в самостоятельную вотчину Удмуртская автономная республика с центром в городе Ижевске, досталась вятская землица и другим удачливым соседям. Делалось это, чтобы исподволь ослабить свободолюбивый самодостаточный вятский народ, не забывавший никак свои новгородские кони. В качестве своеобразной сатисфакции и, чтобы исподволь ущемить те исторические связи, от Архангельской области к Кировской области присоединили целый Подосиновский район, суть тоже земли Великого Новгорода.
Среди прочих изъятий можно вспомнить кусок территорий с Елабугой и Мамадышем, который отошёл влиятельному южному соседу – Татарстану. Это было достаточно давно, чтобы не начинать ворошить некоторые исторические моменты, тем более, что земли оставалось ещё предостаточно, а во время последней мировой войны здешним местам была дадена вторая, как говорится, жизнь. В Киров было переведено несколько крупных ленинградских предприятий, а в Ижевск и Вятские Поляны эвакуировали из Тулы часть оружейных заводов, и начали в тех Полянах ковать молот для Победы над фашистской Германией. Так и прозывается по сей день то промышленное объединение «Молотом» и продолжает оно выпускать ружья и «Калашниковы» во всех мыслимых модификациях. Крепкий завод, нужный во все времена, так как все времена на Руси порохом попахивают.
Не нравилось нынешнему Татарстану, что под самым боком у них находится столь мощный милитаризированный узел, но делать было нечего. Приходилось мириться с неизбежным. Потихоньку оброс завод криминальными связями, как и большинство крупнейших производств России и более мирного содержания.
Сейчас по ночам в Вятских Полянах, красивейшем месте, настоящей идиллией в недавнем прошлом, строчили автоматы и даже рявкали гранатомёты. Милиция раскатывала в бетеэрах и вся поголовно обрядилась в бронежилеты. Тогда и начали появляться на юге губернии казачьи станицы. Преступники малость приутихли, когда несколько караванов с оружием казачки перехватили у неких шустрых молодчиков, наряженных в джинсу и кожу.
Пробовали наехать те молодчики на станицы ночной порой с намерениями, далёкими от дружелюбия. Но крепко обломали им казаки рога. Покрутили пришельцам руки. Остатки «гостей» растворились в ночи, оставив на прощанье облака дизельной вони. Неудачливые боевики частью были свои – вятскополянские, юнцы- недоучки, предпочитавшие «косяки» с анашой честной работе, а частью молодчиками татарских кровей. Те зло щурили раскосые глаза и поигрывали желваками на вопросы станичного Круга. Всех их отправили в Киров-на-Вятке. По дороге молодчики попытались утечь, но, после того, как двоих подстрелили, сдались заново бдительным стражам и уже оставались смирными до самого конца пути.
Скоро несколько зарёвленных юнцов вернулись домой, полностью раскаявшись в делах, которые казались им раньше лихой и даже героической игрой. А остальные остались в местном доме заключения на большой срок. Тогда же появились первые данные на молодёжную группировку «Сыны Батыя». Создана она была в своё время в ответ на радикальные акции Русского Национального Единства и носила промусульманский характер. Молодые люди слушали кассеты с записями проповедей имамов Казани и Набережных Челнов, просматривали видеоматериалы из Саудовской Аравии, Сирии, Иордании в своём видеоклубе. Проходили и некие спортивные сборы в бывшем пионерском лагере. Юноши и несколько девушек занимались бегом, гимнастикой и атлетизмом. Над территорией лагеря веял флажок с изображением золотого полумесяца. Всё это воспринималось как игра, развлечение, что-то вроде «Зарницы», но такое отношение пришлось поменять, когда «Сыны Батыя» были обнаружены среди конвоя оружейного обоза. Дело оказалось намного серьёзней.
Казачьи патрули следили за миролюбием и благочестью самой атмосферы приграничья, но грозовые сполохи не раз пробивались сквозь пикеты и заставы. Были это и беснующиеся группы мотоциклистов в шлемах, украшенных полумесяцем, и спокойные с виду таборы молодёжи, читающих распевно суры возле костра. Во всех случаях казаки действовали достаточно деликатно, беря сборище в окружение, но не демонстрируя явно силы или иного превосходства, а просто присутствуя рядом, что и было уже достаточно сдерживающим фактором.
Несколько раз, правда, с трудом, , удалось избежать разрастания конфликта, когда одиночки с той и другой стороны попадали в руки агрессивных противников. Так был серьёзно побит казацкий парнишка Сёмка Косых, который отправился на мопеде посидеть ночной порой с удочкой на берегу речки Шабанки. Налетели на него молодцы, удочку отняли, самого изватузили и там же, на берегу, бросили, а мопед старенький в реку столкнули. Пришёл в себя хлопец, кое-как до дома добрался. С трудом отца и мать утихомирили станичники. Сам Кузьмич с Тихоном, отцом парнишки, два часа беседовал, пока не ушёл тот домой, в сердцах плюнувши на прощанье в придорожную пыль. Скаталась пыль в серый комочек. А вскорости двух мотолюбителей выследили приятели Сёмки и отправили их без штанов «до хаты», предварительно выстегав крапивой до воя. Мотоциклы остались на дороге, вымазанные старательно коровьим навозом. Пришлось старикам снова успокаивать молодёжь.
Угадал как-то в подобную переделку и Михаил. Выехал он на «Уазике» в Преображенку, где опять забарахлила линия, и проехал уже добрую половину пути, как вдруг его догнали три рокера. Одеты они были все в кожаные куртки и большие шлемы с изображением золотого полумесяца, отличительного знака «Сынов Батыя». Они пронеслись мимо Михаила, покосились на него и исчезли за поворотом.
Крутил Миша руль машины и даже вроде напевал что-то весёлое и задушевное, типа «Крепче за баранку держись, шофёр», как вдруг, за поворотом, резко нажал ногою на тормоза – впереди, поперёк дороги, лежал сухой ствол берёзы. Похоже, что упала она только что, ведь перед ним совсем недавно проезжали мотоциклисты. Не было видно никого. С обеих сторон дорогу окружали кряжистые ели, вперемежку с сухостоем – засохшими берёзами и осинами. Весной низинку часто заливали пойменные воды и слабые деревья на корню гнили.
Вылез Михаил из машины и подошёл к валежине, чтобы поднять её да с дороги отодвинуть. Поднатужился, поднял рывком, уже и к обочине шаг сделал. В это время и зарычали внезапно мотоциклетные моторы.
Невость откуда вылетели «сынки батыевы» и закружились вокруг Михаила, обдавая его лепёшками грязи и обволакивая бензиновым смрадом. Казалось, что они выполняют какой-то ритуальный танец, завиваясь вкруг него, как комары- толкунцы в летний полдень. Каким-то чудом они умудрялись не сталкиваться друг с другом, выписывая хитрые пируэты. Причём каждый из них завывал и улюлюкал в полную силу.
Не обращая внимания на юнцов, Иванов оттащил валежину и кинул её в кювет. Хлюпнула позеленевшая вода и скрыла в себе сухие ветви. Михаил повернулся к своей машине и … едва устоял на ногах. Один из «батыйцев» угостил его хорошеньким пинком по задней части или, быть может, задел крылом мотоцикла.
Удар был не сколько сильным, сколь обидным, но не это было главным. Вдруг Михаил увидел вместо своего «Уазика» с открытой дверцей – другой, обгорелый, стоящий на спущенных скатах. И раскалённым шилом высверкнулась мысль, что там – его погибшие друзья, казаки.
Облако гнева замутило чело телефониста. Он пригнулся к земле. Мотоциклисты загоготали. Ближний к нему скорчил рожу и выпучил глаза. Он что-то заорал, но тут же поперхнулся – кулак Иванова молнией мелькнул перед его глазами и, в следующее мгновение он уже летел, размахивая неловко руками, как птенец крыльями.
На секунду смешной раскорякой замерли в воздухе тощие заджинсованные ноги мотонаездника, а в следующий миг он уже распорол телом жирную лужу, расплескав по обочине жидкое содержимое. Случилось это столь быстро, что все участники стычки не сразу и поняли положения. Даже сам Михаил.
Первым опомнился один из «батыйцев». На ходу он выхватил из-под куртки нунчаки и взмахнул рукой. Текстолитовая палка пролетела возле головы телефониста и описала аккуратную окружность, чтобы затем вылететь из рук молодчика и скрыться навечно в придорожном кустарнике. Михаил, увернувшись от нунчаков, сделал ответный ход, прыгнул вслед «герою» и вышиб его из седла мотоцикла умелым пинком. Осиротевший «ИЖ» прокатил ещё пару метров и завалился на бок. А хозяин его тем временем дёргался и сучил по дорожной пыли ногами – Михаил ему что-то там в нутре отбил и теперь «батыец» не мог подняться, а лишь бессильно скрипел зубами.
Последний из троицы «сынов», оставшийся на коне, остановил машину и ловко соскочил с неё. Был он из них самым крепким и поэтому чувствовал себя весьма уверенно в драках. Сжав кулаки, он прыгнул на телефониста и двинул его в подбородок. Но тот оказался подвижным как ртуть, несмотря на достаточно крупное сложение. Кулак едва задел Иванова, скользнув по подставленному плечу. Без промедления «батыец» попытался нанести удар ногой в тяжёлом ботинке, но казак локтем сблокировал ногу и, тычком, оттолкнул противника в сторону. Тычок оказался неожиданно сильным. Или «батыец» недостаточно твёрдо стоял на ногах, но только он лишь чудом удержался от падения. Тем не менее он отступил на несколько шагов назад и оскалил в усмешке зубы. Что ж, он не хотел, но придётся чужака жестоко наказать!
Из кармана незаметно появился некий предмет, который уверенно влился в ладонь «батыйца» и, через мгновение, луч солнца высветил в руке нападающего новенький металлический кастет заводского производства. Сейчас любой удар вооружённой руки мог закончиться для Иванова раздроблением кости. А это уже серьёзно и перестаёт относиться к категории молодёжных забав.
Поднялись с земли и другие участники нападения. Не сговариваясь, они окружили чужака и одновременно кинулись на него, стараясь ухватить его за руки. Плечом оттолкнув одного, всадив голову в живот другому, Михаил в мгновении ока расшвырял противников и остался, один на один, с вооружённым бойцом. Тело Иванова великолепно слушалось его, подчинялось командам мозга, мышцы были эластичны и подвижны, движения артистично закончены, ничего лишнего, удары поражали силой и точностью.
Завыл и кинулся вперёд «батыец» с кастетом, выбросил вперёд руку, чтобы разбить лицо, свалить врага с ног. Но вдруг рука его попала в зацеп, и вот он уже летит в траву, а в открытый рот попадает земля вперемежку с полынью и подорожником. Кастет плюхнулся в кювет и скрылся под слоем ряски.
Поднял противника за шкирку Михаил да встряхнул как следует, так, что у того только зубы склацали. Моментом из парнишки весь форс вылетел и сделался он сразу не тем грозным «батыйцем», каким ощущал себя ранее, а великовозрастным подростком с накачанными мышцами и гонором, рисовкой перед товарищами. Глядел он сейчас в лицо телефонисту разноцветными глазами – чёрным и карим, и как-то искательно улыбался. Мол, прости, браток, с кем не бывает.
А телефонист снова замер, пробуя задержать в голове ту картину, что вызвездил удар парнишки, чтобы, зацепившись за один объект, выдернуть из туманных недр памяти и другие картинки, которые помогут вспомнить всё. Вот, и правда, перед глазами что-то замерцало …
Об спину его, с громким треском. Сломался сухой сук, которым вооружился один из мотоциклистов. Скорее от неожиданности. Чем от силы удара, Михаил выпустил парнишку и упал на колени. От последовавшего затем пинка он растянулся, а когда вскочил на ноги, мотоциклы уже завывали моторами и противники его, в считанные секунды, исчезли из поля зрения. На поле брани остался позабытый шлем да кожаная перчатка с обрезанными кончиками пальцев.
Михаил уселся за баранку и закрыл глаза. Медленно, как в тумане, перед ним вновь проявился сгоревший остов машины. Но было это, как забытая фотография, а не фрагмент прошлой жизни. И тоска по чувству, что он знал когда-то этих людей, как товарищей, друзей, соратников. Кто они были? Кем был он сам? В каких переделках участвовал? В каких вооружённых конфликтах?
Вечером он обязательно поделится своими воспоминаниями с новыми друзьями. Расскажет им всё, что знает и помнит. Одна голова хорошо. А две, три, гораздо лучше.
Но будет это всё по приезду в Казахстан, а пока что посидит он тут, с головой на скрещенных руках, и чтобы пальцы ощущали твёрдый пластик баранки, уши слышали шелест листвы, тревожно шумящей над головою, а глаза … глаза снова будут смотреть туда, в кисельную взвесь воспоминания, а вдруг … вдруг он разглядит ещё что …
Глава 3.
Когда годы перестройки в Советском Союзе завершились переходом к хищническому, звериному варианту Капитализма, когда привычной нормой стали законы джунглей, где прав тот, кто имеет больше прав, а сильный диктовал свои условия слабому, города российские потихоньку стали меняться на новый лад. Начался дикий процесс варварской приватизации.
Если у стран Запада переход экономики на рыночный лад растянулся на целые десятилетия (17 – 18 – 19 века), а у стран Юго- Восточной Азии этот промежуток снизился уже до десятилетий (Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг, Малайзия), то у восточноевропейских государств оставались лишь считанные годы, чтобы успеть влиться в систему мировой экономики, где частная собственность и конкуренция имеют основополагающие принципы.
Восточная Германия, Чехия, Венгрия и Польша признали новые правила и повсеместно открыли свои территории для более развитых в делах экономики инвесторов. У них дела начали идти, что называется - в гору. Иной вариант событий ожидал государства постсоветского пространства. Им пришлось не в пример труднее. Как непосильные жернова, их тянули назад многочисленные нерешённые проблемы социального и экономического свойства, а также зреющие внутренние конфликты. Неумение договариваться, жадность, глупость и коррумпированность власть имущих тоже играли значимую отрицательную роль в период резинового перехода. «Шоковый период» затянулся на целое десятилетие, вымывая почву из-под ног большинства населения многострадального государства. Правила игры всё время менялись; не успевали люди привыкнуть к новым порядкам законодательства, как шустрые думцы уже внедряли новейшие, ещё более запутанные.
Чтобы быстро построить общество новой экономики, было решено срочно создать класс собственников, уповая на то, что уж хозяева-то не дадут растащить новоприобретённое добро. Мало того, они его, мол, в скором времени преумножат. Каким же образом, хотелось бы знать?
Доподлинно известно, что большая часть самых популярных изобретений принадлежит нашему народу или выходцам с земли Российской. Здесь и радио Попова, появившееся на два года раньше открытия Маркони, и электрическая лампочка Яблочкова, запатентованная на три года раньше Эдисона, и геликоптер Сикорского, эмигрировавшего из революционной России, и телефотограф Бахметьева, и ещё многое- многое другое, начиная от щелочных батареек и кончая цветным телевидением. Отсюда следует, вне всякого сомнения, что потенциал за плечами русского человека Гигантский. Если бы к светлой русской голове приставить деловую хватку американцев, трудолюбивые руки японцев и основательный подход к процессу производства немцев, то полученный гибрид легко бы справился с любыми трудностями и перевернул весь мир, как это обещал сделать Архимед с помощью своего знаменитого рычага.
Таковы были планы думских реформаторов. Период стартового накопления капитала всегда пованивает криминальным душком. В особенности, если этот период проводится форсированными темпами. Вчерашние «красные директора» становились главами акционерных гигантов, а профессора с семитскими фамилиями быстро обогащались, искусно лавируя в мутной водице биржевых операций. Скоро появились официальные обладатели состояний в миллионы, в десятки, сотни миллионов и даже миллиардов долларов. И всё это за три- четыре года, при государственном лоббировании. Казалось бы, всё в порядке – собственники появились, сейчас локомотивы экономики заработают в полную силу и эшелоны радостных россиян полетят в светлое будущее. Но не тут-то было. Собственники продолжали заколачивать агромадные бабки, но, почему-то, предпочитали их вкладывать в западную, стабильную экономику. Думцы же, вместо того, чтобы создавать законодательную базу для развития нашей промышленности, кинулись делить появившиеся деньги, игнорируя интересы всей нашей Отчизны. В ничтожной, по сравнению со всей остальной площадью государства, городе Москве кипел жестокий котёл финансов, интриг и предательств. Ведь в одном столичном городе крутилось сразу столько денег, сколько не было у многих европейских государств с более крепкой экономической основой. В Россию потянулись стаи международных аферистов и мошенников, которые организовывали сами и учили других, как строить финансовые пирамиды, как использовать офшорные зоны, как уходить от налогов, что такое «Чёрный нал», как устроена двойная бухгалтерия и как правильно использовать дочерние предприятия. В Библии есть страницы, описывающие Апокалипсис и поведение людей, его переживающих. Сравнение явно не в нашу пользу.
«Каждый россиянин имеет право на соразмерную часть собственности от государственного имущества России». Так говорили реформаторы Борис Ельцин, Егор Гайдар, Анатолий Чубайс. Порешили, что на долю каждому россиянину приходится по десять тысяч рублей. Ценными бумагами. А если вспомнить, что среднемесячный доход на человека в то блаженное время приходился в пределах от 160 до 240 рублей, в зависимости от зоны проживания, то можно представить себе радость населения, когда они узнали о планах реформаторов. По десять тысяч целковых! Каждому!! Это надо же, от родного, блин, государства!!! Демократов готовы были носить на руках до конца жизни. Но потом выяснилось, что наличных не будет, а взамен их будут специальные талоны или, если угодно, купоны под названием «приватизационные чеки», которые можно вложить в акции самых доходных предприятий и получать потом дивиденды. Всю жизнь! В надёжной российской валюте!
Вскоре опять оказалось, что процветающих предприятий гораздо меньше выданных ваучеров, тех самых чеков и пресловутые 10000 рублей, обозначенные на , как-то не тянут на собственность, а всё больше напоминают аккуратно разрезанные кусочки обоев. Не успели раздосадованные россияне впасть в уныние, как некие доброхоты пообещали взять все заботы в свои руки и завалить будущих рантье деньгами по самые уши. Те уши, на которые так удобно развешивать лапшу. Страну наводнили инвестиционные биржи и фонды, и дело наконец сдвинулось с «мёртвой точки», но … опять ненадолго. Фонды вроде и существовали и даже благополучно, а денежек у россиян почему-то не прибавлялось. На вопросы работники фондов разводили руками. Мол, акционерные общества, куда вложили государственные чеки, не приносят дохода. Но как же так? Ведь работают же все эти многочисленные АО, ЗАО, АООТ и подобные им образования. Что же там происходит? Мы можем приподнять завесу над этим «таинственным» явлением. Администрация предприятия, ставшего вдруг акционерным, разделила акции на три категории, или вида. Для себя – «золотые» акции, контрольный пакет, это уже само собой, затем – для своих рабочих, а потом уже для всех остальных, так сказать – иногородних. Своя куча получалась самая большая. Мно-о-ого акций. А чеков, на которые те акции приобретались, было мало. Что же делать? Некоторые пустились по сёлам и весям, скупать у пенсионеров ваучеры, обменивать их на мешки с мукой и сахаром (мешок сахара ценою в десять тысяч рублей, как это написано на приватизационном чеке. Не слабо? Такова цена заботы государства о собственном народе), но большинство сделало всё гораздо проще – они просто забрали акции себе, а стоимость их покрыли уже потом, когда пошли те самые дивиденды. Рабочие же обменивали свои, кровные, ваучеры на акции предприятия или вкладывали в это дело деньги, свои же. У кого на сколько хватило. К тому выгодному делу привлекали и родственников. А оставшиеся бумажки достались инвестиционным фондам.
Когда начали делить доходы, то бишь дивиденды, то львиная, законная доля осела у администрации, какую-то малую толику получили рабочие, а пришлым не досталось ничего, точнее – крохи, какие пошли на обслуживание работы самого инвестфонда. Объяснили всё просто – если давать в полной мере посторонним, то тогда ни с чем останется рабочий класс, а это есть нехорошо, не по-капиталистически. И рабочие такой почин начальства поддержали. Не пухнуть же им, в самом деле, с голоду из-за посторонних, которых и в лицо-то никто из заводских не знает.
Так вот и крутились дела с бывшей государственной собственностью. На больших предприятиях в обороте были большие деньги. На маленьких – соответственно. Но всегда находились люди, которые считали, что им общественные деньги нужнее, чем другим, а уж они-то с деньгами распорядятся лучше остальных. И ведь действительно. Какие особняки они себе строили! Граф Орлов помер бы от зависти, а герцог Курляндский Бирон просто бы повесился. Какие виллы, какие дворцы! С вертолётными площадками, с колоннадой и мраморными статуями у входа, с золотыми рыбками в бассейне, и даже прудами, где гордо плавали грациозные лебеди, при виде которых защемит на сердце у современного Петра Ильича и потянется рука сама к гусиному перу и разлинованной бумаге … Но всё это лирика, чуждая деловой хватке нашего урбанистического века.
Каждый российский город прошёл сквозь чистилище Приватизации и шагнул в настоящее. Несколько изменили дела метаморфозы в геополитике, преобразование Российской Федерации в Союз Свободных Экономических зон, но … рыночные законы остались практически прежними.
Кировский таксопарк относился к убыточным предприятиям. Ну, не желали кировчане за достаточно большие деньги ездить на стареньких «Волгах» с грубоватыми простодушными водилами за рулём. Не лучше ли чуток поднапрячься и купить собственное авто, пусть подержанное, но своё? Где сам себе и король и хозяин, мол, хочу – просто катаюсь, а захочу, так и клиента словлю. Соглашались частники- «бомбилы» на самую смехотворную сумму, в особенности, если им было по пути.
Состязание с частником таксопарк упорно и безнадёжно проигрывал. Ну, что тут попишешь. Пробовали даже к городской Думе подкатить, чтобы они для ГАИ специальное распоряжение придумали о запрете частникам возить левых пассажиров. Но думцы городские даже рассматривать этот вопрос не стали. Ведь не написано же у человека на лбу – случайный он пассажир в машине, или приятель закадычный владельца машины.
Парк потихоньку хирел и вообще дышал на ладан. Некоторые таксисты подались на вольные хлеба, кто куда. Кончилось всё тем, что решили выставить парк на торги, со всем имуществом и потрохами. Устроили аукцион и … продали. За смехотворную сумму, эквивалентную стоимости нескольких машин. «Кому продали-то?» -- поинтересовались водители. «Да, одному тут, с Татарстана он, раньше у нас жил», -- ответили аукционщики, папки собрали да и укатили восвояси.
Кто же их новый хозяин? Любопытно ведь, право слово, людям. Давно уже хозяев у нас не было. Повалили таксисты гурьбой в правление, глянь, а за столом расселся Федька, по прозвищу Бай, то есть теперь уже Фархад Барагатуллин. И, если раньше Федька расхаживал по гаражу в штанах с пузырями на коленях и замызганной майке, облепившей объёмистое брюхо, то сейчас в кресле развалился полуседой господин в дорогом костюме и шёлковой сорочке, что едва не лопалась на таком же большом животе, что и прежде. Маленькие глазки, утонувшие в щеках, прятались за тёмными стёклами дорогих очков, а торчавшие раньше нечёсаные вихры сейчас лежали вокруг лысины, умасленные порцией бриолина.
Достал новый хозяин из алюминиевого футлярчика толстую сигару «Упман», прикурил от зажигалки фирмы «Зиппо» с мелодично- хрустальным перезвоном, и лишь после этого глянул в сторону бывших коллег.
-- Ну что, господа, -- сквозь зубы процедил он, -- в гляделки играть будем, или всё же соберёмся да работать себя заставим? Для вас пока что ничего не меняется. Буду думать, как вас из дерьма вытащить.
С тем и улетел Федька- Бай на собственном вертолёте куда-то за горизонт. Поразевали рты шоферюги от такой деловой хватки. И кого? Федьки, которого попёрли из парка за его вороватые наклонности. То бензин у товарищей сольёт, то покрышку укатит, а когда попытался вывезти с территории гаража сварочный агрегат, его и попросили по-хорошему, по-доброму. Он и бросил заявление об увольнении. Говорили потом, что посадили его где-то в Набережных Челнах за спекуляцию водкой в особо крупных размерах, что в его гараже стояли штабеля ящиков со стеклотарой. А сейчас вон как всё обернулось. Обошёл всех Бай на повороте, и довольно крупно.
Оказалось, что Фархад Харисович проживает в данный момент в Елабуге и является там главою промышленно- торгового концерна, ворочает большими миллионами и работает на него не одна сотня человек. Имеет он свой спиртзавод, сеть аптек в Елабуге и Казани, а также дилерский участок по продаже «КАМАЗов». Для него таксопарк кировский, что кулёк семечек. А начинал он, действительно, с торговли водкой. А дальше дело попёрло.
Первой ласточкой грядущих перемен стало увольнение директора парка Михалыча, главного механика Сидорчука и главного диспетчера Любови Захаровой. Собрал Михалыч водителей, попрощался с ними по-доброму, кепочку на глаза надвинул и покинул помещение. Тягостно тогда было на сердце у каждого из работяг, пусть и строг был Михалыч, ругался частенько и по столу кулаком садил, себя не жалеючи, но вместе с тем и парней своих в обиду не давал, с деньгой были ребята и материальная часть Худо- бедно обновлялась. А что сейчас будет?
«Нормально будет, заживём сейчас!» -- голосили во всё горло забулдыги Карп Михайлов и Олег Бодров, первые, в прошлом, Федькины собутыльники. – «Федька парень свой, не забудет он нас».
Действительно, не забыл – скоро стали, и тот и другой, бригадирами.
Сам Бай в Киров-на-Вятке заезжал нечасто. Прилетал с помпой, на вертолёте, а раз прикатил на громадной машине типа «Линкольн», отделанной золотом, с баром, телевизором и квадрафонической музыкой. Карп с ним прокатился, так хвалился потом излишествами такими, что мужики не поверили трепачу. Мол, у Федьки там всё есть, и даже баба резиновая, самонадувающаяся. Нажал, мол, Карп кнопку какую-то, зашипело вдруг, и развернулась перед ним та баба с ногами враскорячку. Спужался он, а Федька ржёт. По спецзаказу, говорит, тут всё сработано. Другую кнопку нажал и баба та обратно втянулась, оставив запах цветочный, до жути приятный. Европа, братва!
Шум да дело, а не менялись в парке дела. Так же колесили ребята по городу порожняком, а «чайники» всегда были с наваром. Они открыто насмехались над таксёрами. «Помочь воздух перевозить?» -- спрашивали. Некоторые отшучивались, но большинство лишь зубами скрежетало. Ребята впервые остались без зарплаты, пришлось затянуть пояса.
Ходили к новому исполняющему директору Мусе Мелиху, которого назначил Бай лично. Тот весело скалил зубы сквозь редкую щёточку усов. Круглое рябое лицо его лоснилось, пальцы потирали, поглаживали авторучку. Что ему волноваться? Федька своему-то человеку платил исправно. Плюнули ходоки ему на стол, да разошлись.
А на следующий день Карп Михайлов не выпустил на линию Безенчука, того самого, что первым в директора плевал. Придрался Карп, что тормоза у машины не в порядке. Попробовали, действительно, не работают. Исправили поломку, собрался Безенчук на выезд – снова проволочка. И так – каждый день. Взвыл таксист, и посоветовал тогда Карп ему забирать манатки да сваливать с концами на сторону. Врезал ему Безенчук по сопатке. После того, как Михалыч ушёл, остался Безенчук старейшим работником парка, ветераном, можно сказать. А тут ему на ворота указывают. И кто? Известный выпивоха и прогульщик, вчерашний изгой.
Удрал Карп, натуральнейшим образом, утирая кровавую юшку, струившуюся из разбитого носа, да направился прямым ходом в милицию, а оттуда – в медицинский пункт, где ему официально засвидетельствовали факт нанесения побоев на рабочем месте. Завели на Безенчука дело. Поднялся коллектив на защиту ветерана и взял того на поруки.
Ходил до того случая Безенчук в бригадирах, но сейчас разжаловали его в простые водители и с каждым днём тучи над ним сгущались всё сильнее. Чувствовали ребята, что происходит что-то не то, сочувствовали старику, оказывали ему разные мелкие услуги. А потом Безенчук ушёл.
Послали такси по вызову в посёлок Новый, что в народе Дурнями прозывается. Приехал Безенчук, адрес нашёл, а там его компания дожидается, пьянёшенькая вусмерть. Безенчук им и заявил, что не повезёт их никуда, «хороших» таких, и не лучше ли им домой отправляться да проспаться как следует. Возроптали тогда клиенты, налетели на таксиста, да так отделали сердешного, что он чудом в живых остался. Били его не жалеючи, жестоко.
Спрашивали потом следователи бедолагу, кто, мол, такие были, обидчики его? Что мог сказать им старик покалеченный – то ли цыгане, то ли ещё кто; чернявые они все были, с золотыми зубами, да кучерявые. А подробности какие дополнительные разглядеть у него не получилось. Вечер, сумрак, фонарей уличных нет, а те парни с ночью почти что сливались. Помнит лишь отчётливо перегар водочный да матерщину картавую. А преступников и след давно простыл.
Вывели Безенчука на инвалидность, а Мелих машину его продал. Будем, говорит, штаты сокращать, а машины лишние на продажу. – вот дела и поправятся.
Спорить с начальством – себе дороже. Разошлись мужики по боксам, н душе тоскливо сделалось. Был Безенчук душой коллектива, настоящим лидером, а сейчас, с его уходом, будто кто на парк покрывало тёмное накинул. Если раньше, после смены, люди поболтать оставались, в пивнушку шли дружно или развесёлой компании в гости к кому пёрли, то теперь после работы всяк до своего дома торопливо отправлялся. Исчезли ещё несколько человек, из тех, что Мусу тогда оплевали.
Роман, к тому времени, в парке уже работал и к обстановке тяжёлой присматривался. И так-то у таксистов жизнь не из лёгких, а тут ещё такая атмосфера сгущается. Явно назревал конфликт – отличных профессионалов со службы выдавливали, а пьяницам и дебоширам давали поблажку. Вокруг Михайлова и Бодрова уже суетились новоприобретённые дружки, поддакивающие бригадирам и всегда готовые подать сигаретку или сгонять за пивком. Они уже и на смены не ездили, дулись в картишки с механиком и Мусой.
Скоро всем стало ясно – выживает их Бай с работы. Хочет продать парк машин, со всеми потрохами. «Волги» были хоть и старенькие, но ещё крепкие, и должны были принести ощутимый доход. Опять положит себе Бай в карман кругленькую сумму, покроет все накладные расходы с лихвой.
Но не сдавались мужики, продолжали работать. Предложил им Роман выезжать попарно – прикрывать друг друга, чтобы не повторить судьбу Безенчука. Подозревал он, что не зря в Дурни именно его тогда направили.
Мужики с его предложением согласились и теперь рядом с одной «Волгой» поблизости крутилась другая. И, если один сажал клиента, то его «сопровождала» вторая машина, подмигивая зелёным фонариком.
Один раз это здорово помогло Олегу Клюкину, мужичку весёлому и даже фартовому. Вечно он был в приподнятом настроении, всегда-то с шуткой- прибауткой. Одевался с форсом, фиксу имел золотую, перстень- печатку на безымянном пальце и цепочку золотую же с крестом нательным. Любили его за добродушный нрав товарищи, а в особенности – женский пол. Каким-то образом он умудрялся столковаться практически с любой и оттого, верно, был завсегда весел и доволен.
Подсадил он в тот день к себе мужичка вида неказистого, в шляпе с галстуком, с портфелем кожаным под мышкой. Мужичок тот всю дорогу нервно оглядывался и лицо его покрывали пятна белые, должно быть от волнения. Адрес дал, всё, вроде бы, чин чинарём. Олег, как всегда, газанул, чтоб с ветерком лететь, любил он это дело, по-гоголевски. Напарник его через это обстоятельство и отстал. А прикрывал его в тот день Туз, то бишь Гера Москвин, а Тузом его прозвали за внушительный вид, мощные руки и круглую голову с остатками волос, проигравших войну с лысиной. Красный глаз светофора тормознул Туза, а когда зелёный загорелся, Клюкина уже и след простыл. Бросился Туз вдогонку, на удачу уповая.
Тем временем клиент несколько раз оглянулся, да решение своё изменил. Давай, мол, туда, передумал я. И показывает на двор, весь кустами заросший. Желание пассажира – закон для таксиста. Свернул Олег и не успел машину затормозить, как вдруг его ожгло. Сидевший позади клиент набросил ему на горло ремешок кожаный и сейчас сжимал его со всей силой. Всё же умудрился Олег, каким-то удивительным образом, плечо в последний миг подставить, но ремешок с плеча съезжал, и руками, от пота скользкими, никак не захватывался. А убивец его насел, хрипит, в ухо самое дышит, и за ремешок со всей силой тянет.
У Клюкина перед глазами круги зелёные вращаются, звёздочки перемигиваются. Ногами он задёргал, но руль проклятый да рычаги все движения сковывали. Сунул руку назад, ухватился за что-то, дёрнул, а кулаке лишь шляпа осталась.
«Всё, -- подумалось, -- прощай жизнь, прощайте бабы недоцелованные, отгулял своё друг Олежка». И перед глазами, как в кино, побежал ряд картин, из которых жизнь его складывалась. Вот он, совсем ещё маленький, бежит, задыхаясь от счастливого смеха, за большим синим мячом, вот уже и в школу отправился, с портфелем новым. Блестящим, а в руке букет из белых астр и гладиолусов – мама с грядки садовой сама срезала. А вот он с Наташкой, соседкой по дому, ученицей 8-го «А» целуется и гладит ей грудь упругую, небольшую, а она смеются и к нему всё прижимается.
Тут кадык резануло. Это ремешок с плеча окончательно соскользнул и в горло впился. Последние атомы кислорода вылетели из опустевших лёгких. Как рыба разевал рот Олег. Лицо покраснело, кровью налилось. Захрипел едва слышно Клюкин и, уже почти в агонии, по клаксону кулаком саданул.
Заревел сигнал и почти сразу рядом тормоза завизжали. А потом ослабла хватка душителя, и скоро уже вдохнул Олег, пусть и тяжело, через силу. Продирался воздух сквозь гортань, как через трубы неимоверно длинную. Никак он не мог вздохнуть достаточно глубоко, чтобы лёгкие насытить. Сипел, сипел, глаза выкатив, а пальцы скребли по груди, по куртке, царапая ногтями кожу.
Наконец немного отпустило и туман перед глазами начал рассеиваться. Перестал в голове молот бухать, но глухие удары остались. Глянул Клюкин в окошко, а там Туз его клиента об землю колотит. Поднимет за грудки и с силой, спиной об землю – бух! Тот зенки выкатил, пищит что-то, волосёнки растрепались, худые руки из рукавов прутьями торчат. И такой-то мозгляк чуть его не задушил, как паук давит муху, нитями паутины со всех сторон оплетая.
Дошло тут до Олега, что обидчик его что-то о бабе лопочет. А потом понял, что тот хотел отомстить ему, таким вот экзотическим образом, за супругу поруганную. Это в его мнении она, значит, поруганная, а сам Олег всегда с доброго согласия действовал. Вылез он из машины, да оттащил осатаневшего Туза от пассажира своего. Мог ведь силач Москвин его жизни вообще лишить, это дело уже подсудное. Влепят тогда Тузу такой срок, что мало не покажется.
Сам же Олег решил дело миром уладить. Поднял с земли пассажира своего, Тузом недобитого, усадил под куст и спросил толком, что да как. А у того слёзы ручьём полились. Мол, хотел он Клюкина, за проделки его кобелиные, придушить, как собаку, об чём он не жалеет ни капельки.
Хотел было ему вдарить Олег, да передумал. И так уже пострадал мужик – дышит с трудом, бланш синеет под глазом и со рта кровь ниточкой свисает. Квиты, получается. Обещал при следующей встрече ноги повыдёргивать. А тот, сквозь рыдания, в ответ – сунешься ещё к супружнице, машину подожгу. С тем и расстались. Уехали с Тузом, а пассажир сидящим в кустарнике остался.
А ещё через час тело мужчины с размозжённым затылком было найдено ватагой пацанов, гонявших неподалёку мяч. Они и вызвали милицию. Рассказывали, вперебой, о проходившей неподалёку компании, о двух такси, стоявших, совсем недолго, во дворе. Кто же из них?
На территории парка опять появились следователи. Кто из водителей был по такому адресу? Карп притащил Мусе путёвки. Около десятка водителей «паслись» поблизости. Вызвали всех. Следователь рассказал о происшествии. Попросил рассказать, если кто что-то видел. Понял Олег, что на него его крестник настучал-таки. Вышел, рассказал, как было, потому как запираться было глупо. Только про Туза не стал упоминать. Сидел мужик в своё время за хулиганство, ведь всё вспомнят ему, чего и не было вовсе, и рецидив припишут.
-- Накинул он мне ремешок на горло, задушить хотел, не знаю, как и вывернулся из петли. Вдарил ему в сердцах, себя ведь защищал, жизнь свою.
-- Ограбить он вас пытался, деньгами завладеть? – спрашивал следователь, капитан милиции, который ещё по Безенчуку к ним приходил, Фёдоров его фамилия.
-- Нет … То есть, может быть … -- замялся Олег. Как скажешь, что из-за бабы евойной всё произошло. Ну, не может Клюкин против своего естества идти. Вот и попал в историю.
-- Значит, вы утверждаете, что это ваш клиент на вас же и напал? – спросил Фёдоров.
-- Точно, напал, -- подтвердил таксист. И потёр шею.
-- Каким же это образом? Ведь ваш пассажир был росточка маленького и сложения щуплого, а вы человек весьма здоровый.
-- Да, не жалуюсь, -- усмехнулся водитель, но тут же понял, что говорит не то. – За спиной он у меня устроился. Скомандовал во двор сворачивать. В тот самый.
-- Скомандовал?
-- Попросил. Решительно. А я что, кто платит, то и музыку заказывает. Свернул. А он мне удавку на шею закинул и затянул сразу. Да вы сами посмотрите.
Клюкин отогнул воротник куртки. Все увидели багровую полосу, перечеркнувшую шею. Кадык дёрнулся и Клюкин разразился кашлем. Трахея была явно повреждена, отчего каждое глотательное движение сопровождалось вспышкой боли. Было видно, что Олег не притворяется. Видел это и следователь.
-- И как же вы сумели вырваться из удавки?
-- Не помню. Изловчился. Вырвался и вдарил ему от души. Ведь с того света, считай, вернулся. Как тут удержишься, капитан? Что бы вы на моём месте сделали?
-- Что? А вот что. Где, говоришь, машина твоя стоит?
-- Вот, на площадке.
Фёдоров, Клюкин, а за ним и остальные, прошли на площадку. Там находилось несколько светлых «Волг». Туз приотстал, выглядывал из-за спин, насупившись. Кожа на лбу у него собралась в гармошку. Олег ни одним взглядом с ним не переглянулся. Он всё рал на себя. Роман находился поблизости и внимательно наблюдал за происходящим.
Капитан заглянул в салон, а потом решительно распахнул дверцу и уселся за водительское место. Положил руки на баранку, покачал рычаги. Потом выглянул наружу и подозвал одного из водителей, роста небольшого, в футболке и бейсболке, повёрнутой длинным козырьком назад.
-- Садитесь, товарищ, назад. Вы будете моим пассажиром.
-- Как это? – удивился таксист.
-- Сейчас мы будем проводить следственный эксперимент. – Капитан отстегнул ремешок от планшетки и сунул его в руки водителю. – Звать-то вас как?
-- Анатолием.
-- Так вот, Анатолий, сейчас ты мне, по моей команде, набросишь на шею ремень и затянешь. А вы, Клюкин, смотрите, так ли всё было.
Положил капитан руки на баранку, сжал пальцы. Скрипнула оплётка руля, скрученного из разноцветных проводков. В зеркальце заднего подсмотра белело лицо «пассажира». Глаза его щурились.
-- Давай.
Ремешок скользнул по носу и зажал подбородок. Фёдоров оторвал руки от баранки, ухватился за ремень и легко вырвал его из рук таксиста.
-- Давай ещё раз, Анатолий.
Свистнула удавка, задела зеркальце, «пассажир» ругнулся. Кто-то из обступивших машину таксистов засмеялся.
-- Опыта у тебя, Толик, маловато. Придётся дома потренироваться.
-- Сам попробуй, -- буркнул таксист и, с третьей попытки, забросил удавку так, что петля скользнула на горло. Капитан успел оторвать руки от руля и даже всунул пальцы под ремешок. Анатолий тянул удавку на себя, а капитан пытался отжать эластичную кожу от горла. Внезапно он сунул руку назад и ухватил за плечо Анатолия. Он пробовал привстать из кресла, но руль не оставлял ему пространства для манёвров, не давал развернуться.
-- Достаточно!
Рывком Фёдоров выдернул ремешок из рук Анатолия и потёр шею. Передавленное горло першило и жгло. Он закашлялся. Обескураженный «пассажир», боком вылез из салона.
-- Извините, если что, -- бормотал он, снимая бейсболку с головы. Редкие волосы прилипли к макушке жидкими прядями. – Сами просили …
-- Ничего, всё нормально, -- наконец откашлялся Фёдоров. – Каким же это образом вы сумели вырваться из петли, Клюкин, если он вас столь крепко достал? – Спросил капитан, показывая на багровый рубец, «украсивший» шею Олега.
-- Сам не знаю, как это получилось, -- оправдывался тот. – Я уж и с жизнью попрощался, а тут будто Бог помог.
-- Не Бог тебе, Олег, помог, а кто-то и товарищей, -- перебил его капитан. – Ребята со двора видели две машины. Две. Обе – такси. Так кто тебе помог?
-- Я. – Послышалось из толпы. Расталкивая людей, вперёд выдвинулся Туз. – Ему помог я.
-- Так. Вот видите, Клюкин, это и есть тот самый Бог, точнее твой ангел- хранитель. Как ваша фамилия, гражданин?
-- Москвин. Герасим. Я ему помог, оттащил ентого клеща, да об землю хлопнул. Злость меня тогда крепкая разобрала. Нашего брата не трожь! – повысил Туз голос, густой и мощный.
-- Та-а-ак! – тянул Фёдоров. – И что дальше было?
-- Ничего. Грохнул об землю его и вдарил пару раз, для науки, чтобы знал, с кем связался. А тут Олег из «Волги» вылез, оттащил меня, а то бы я ему ещё накостылял. От души! Ишь, человека жизни хотел лишить, из-за бабы, тьфу!
-- Из-за какой бабы?
-- Да, как оказалось я с его супругой гульнул как-то, -- сообщил Клюкин. Что делать, приходилось рассказывать, всё как было. Все навострили уши и придвинулись ближе. Про амурные похождения Клюкина знали многие.
-- Вы его знали раньше?
-- Что вы, в тот день первый раз и увидел.
-- А жену его как звали? – приготовил блокнот Фёдоров.
-- Да, как бы вам сказать … -- потёр затылок в замешательстве Олег. – Честное слово, затрудняюсь ответить.
-- Почему? – искренне удивился следователь.
-- Ну-у … Не знаю, которая из моих была его бабой. Он имён не называл. Сразу кинулся. А потом мы уехали. А он там остался. Слеза его прошибла. Мы оттуда уже сразу в парк отправились.
-- Кто из вас вернулся обратно?
-- Туда, во двор?
-- Да.
-- Никто. Мы оба отъехали оттуда подальше да остановились. В себя прийти время потребовалось. А потом молодёжь там появилась какая-то. Мы в парк и отправились. Не до работы уже было.
-- Минуточку. Что за молодёжь? Кто такие? Дворовые пацаны? С мячиком?
-- Да нет. Тех мы ещё раньше видели. Они в соседнем дворе в футбол гоняли. Крики их азартные хорошо были слышны. Нет, то другие были. Старше гораздо. На мотоциклах.
-- Ладно. К этому мы ещё вернёмся. Скажите ещё. Вы видели, как он ремень доставал? Пассажир этот ваш. Ведь он его заранее приготовить должен был, если руководствоваться вашими словами.
-- Портфель у него был на коленях, кожаный. Видимо, оттуда он удавку достал. Мы рядом с ним оставили и портфель, и ремешок тот … Товарищ капитан, он что, в милицию на нас заявление принёс?
-- Нет. Не принёс.
Капитан закрыл блокнот и спрятал его в планшетку. Не будешь ведь говорить главному подозреваемому, что найден обидчик его а том же месте, но только с размозжённым черепом. И не было там ни портфеля, ни ремня- удавки, а были лишь карманы вывернутые, да лужа крови со следами мозговой ткани. Так вот, убили человека и, со спокойным сердцем, оставили на месте. Арестовал бы их сейчас Фёдоров, если бы не ряд обстоятельств. К примеру, рубец свежий на шее. Видно, что действительно защищался парень, жизнь свою бедовую отстаивал. Мог бы и признаться, что, мол, так и так, покушались, так они, в состоянии аффекта, с обидчиком и поквитались сразу же, не отходя, так сказать, от кассы. Правда, защитник-то второй, Москвин Герасим, ещё тот фрукт. Надо бы поинтересоваться, не было ли за ним чего в прошлом.
-- Чего выставились? – Закричал тут на водителей Карп Михайлов. – А ну на линию все. Кто план делать будет? Я, что ли?
Ишь, про план вдруг вспомнил. Заворчали таксисты, на машины сели, да в разные стороны поразъехались. Остались в гараже Клюкин с Москвиным, бригадира оба да слесаря с механиком.
Отправился Роман навестить своего знакомца давнего, калеку несчастного, по прозвищу Огрызок. Так того бродяги прозвали, когда он у них появился. Весь он был искалеченный, перемещался с трудом, повиснув между двух костылей. Жил на подаяние, которое выпрашивал у магазинов или церквей. Молодой ещё парень, а руки вывернуты, ноги перебиты, будто живьём попал в мясорубку, где его всего изжевало. Кто-то пустил слух, что попал как-то Огрызок в бетеэре под обстрел миномётный, прижало его, после попадания, свернувшимся металлом к борту танкетки и сидел он так, вынужденно, несколько суток, пока не нашли его и не достали наружу. К тому времени нога одна сохнуть стала, а руки навсегда силу и гибкость потеряли. Даже говорил он теперь с трудом, заикаясь и головой тряся. Пока до конца фразы доберётся, все буквы пережуёт, всякое терпение потерять можно. Никто с ним говорить не мог. Только забулдыги редкие сочувственно кивали, слушая хрипы и междометия. Прозвали его сначала Солдатом, но потом как-то на Огрызок всё обернулось. Понятней так. Огрызок есть часть целого, живого.
Как-то раз встретил Андреев Огрызка у церкви, подсел к нему и долго расспрашивал его, внимательно в ответы вслушиваясь. Бормотал Огрызок, всем телом сотрясаясь, даже костыли свои обшарпанные упустил. Упали они на землю, лёгкие, буковые. Поднял их Роман, тряпочкой обтёр и Огрызку обратно вручил, потом неожиданно обнял его и уехал восвояси. С тех пор часто Роман навещал Огрызка, подкармливал его и даже подносил на праздник чарку водочки. Непонятна никому была их дружба странная. Что-то тут было замешано непостижимое, тайное. Бичи шёпотом передавали друг другу легенду, что Огрызок с Таксистом «афганцами» были, друзьями закадычными, но пропал один из них в ночном бою, а потом выяснилось, что в плену он у врагов. Таксист, мол, тогда налёт устроил на душманский лагерь в горном ущелье, чтобы друга отбить, да только не вышло у него ничего. Прознали душманы о дружбе той, и решили казнить пленного смертью самой что ни есть мучительной и чтобы всё это было на глазах у «шурави», то есть интернационалистов с советской базы. Но, в самый напряжённый момент той зверской казни налетели наши и отбили беднягу Огрызка у палачей, но те уже успели его искалечить безвозвратно. Так он и остался на всю жизнь с вывернутыми суставами и отбитым нутром.
Посидел Роман с Огрызком, послушал его бормотанье невнятное, да и уехал, оставив ему стольник на прощание. Не как милостыньку, а как помощь товарищу. Иногда к ним выходила одна монашка, сестра Варвара. Говаривали, что она тоже имела отношение к фронтовому братству. Мол, у неё «духи» убили горячо любимого мужа, но мало ли что люди языком болтают. В этот раз сестра Варвара у церковного пристроя не появлялась, и Андреев не стал задерживаться, сел в машину и погнал с Макарья обратно, в город. Позади двигалась машина напарника. Ехал
Роман в парк и размышлял. Показалось ему дело о пассажире- душителе подозрительным. Интересно, где он скрывается – дома или в больнице? Туз, мужик крепкий и, если врежет, так уж от души. Позвонил в травматологию, но там подобного пострадавшего не оказалось. Значит – дома, гад, отсиживается.
А утром Туза, вместе с Олегом, арестовали. И оказалось, что душитель их мёртвым найден, и не было вовсе у него никакой обесчещенной супружницы, да и не было никогда, а был выпущен он из мест не столь отдалённых всего неделю назад. Светила теперь таксистам статья за непредумышленное убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Эту часть на Туза вешали, а Клюкину – превышение обороны допустимыми методами, как сообщника Москвина.
Для коллектива водителей обвинение стало подобием ушата холодной воды. Снова у всех опустились руки. Опять появились заявления об уходе по собственному желанию. Бригадиры ходили весёлые и потирали руки. Вечером они устроили гулянку, вместе с Мусой, и орали блатные песни. Хват вспомнил, что в своё время Карп оттрубил с полгода на общем режиме. Интересно, за что? И почему Муса так носится с этими подонками? Было над чем поломать голову.
Через два дня Клюкин вернулся в парк, молчаливый и растрёпанный. Выпустили его под подписку о невыезде. Должен он теперь каждый вечер сообщать участковому о своём присутствии в городе. И так – до конца следствия. А Туз остался в следственном изоляторе. Другая статья была у него. Серьёзная.
Побывал Фёдоров ещё раз в парке, пообщался с водителями. Рассказали они про Безенчука некоторые подробности, что для следствия несущественными подробностями показались. Объяснили в этом ключе и решение своё – ездить попарно во избежание провокаций. Записал капитан их рассказы в блокнотик, попрощался за руку с каждым и ушёл восвояси.
Была Любаша Андреева женщиной хрупкой и маленькой, со стороны даже на подростка смахивала. И откуда в ней только силы брались, всегда это Романа поражало. Причёска Каре, небольшой задорно вздёрнутый носик, строгие губки, подчёркнутые помадой, в ушах – серёжки подковками. Не любила Люба- голуба вычурные украшения. Поэтому и носила всё незаметное – тонкую цепочку, узенькое обручальное колечко, да ещё одно – из хризолита, камня золотисто- зелёного, под цвет глаз и волос (глаза – зелёные, а волосы – пряди солнечные и мягкие, как хвост у золотой рыбки). Носила Люба брючные костюмы в крупную или мелкую клетку, подчёркивающую юношескую стройность.
По приезду супруги в доме начался праздник. Появился букет роз в хрустальной вазе, и Роман, облачившись в фартук, приготовил фирменное блюдо – плов по-фергански «ковурма палов».
Нарезал Роман бараньего сала кубиками, бросил в чугунную жаровню, затем шкварки оттуда достал, а в кипящий жир бросил нашинкованный кольцами лук, поджарил до золотистого цвета, а сам тем временем нарезал баранину ломтиками и туда же, в лук пассированный свалил. Добавил огня, чтобы жарилось пока мясо с луком до образования ароматной, румяной корочки. Аккуратно, тонкой соломкой, нарезал морковь, полкило, и туда же – в жаровню, где уже сочилось ароматом поджаренное мясо. Дух шёл по кухне такой, что слюнки сами текли в предвкушении пира. Но это ещё было не всё. Впереди – самое главное.
Весь специфический вкус в блюдах восточной кухни – от приправ. Залил Роман мясо водой, а когда вода закипела, убавил огонь и начал подсыпать красный молотый перец, барбарис, зиру и ещё перец стручковый. Скоро закипел зирвак, Роман его посолил и принялся тушить на медленном огне. Целый час. Чем дольше мясо варится, тем вкуснее получается плов. Тем временем вся влага впиталась в приправленное мясо, пришлось добавить кипятку из чайника и ещё потушить минут с десять.
Подошло время для риса. Сыпал его Роман ровным слоем, хорошо предварительно помыв. И сразу воды налил так, чтобы она на пару сантиметров рис прикрывала. Когда вода выкипела, Роман убрал газ до минимума и шумовкой сдвинул рис на середину жаровни горкой, а затем деревянной палочкой сделал в нём несколько углублений. Потом накрыл жаровню плотной крышкой. Выждав полчаса, когда плов подойдёт, Рома осторожно снял крышку, чтобы капельки воды, собравшиеся на ней изнутри, не упали, не дай Бог, в рис. Всё, плов готов!
Роман сам положил плов горой на блюдо и лишь после этого позвал Любашу обедать. Не дозволял он ей это блюдо готовить, действовал всегда сам, по всем законам восточной кухни. Зато получилось так, что потом друг другу пальчики вкусно облизали. Под такой плов и бутылочку вина открыть не грех. Обняла Любаша Романа, голову на плечо положила, и повёл он её отдыхать.
Глава 4.
-- Лечь!
Он упал на руки и растянулся в пыли. Облачко измельчённого кварца поднялось от удара и настырно лезло в нос, пересохшую глотку. Не выдержав, он чихнул.
-- Встать!
Он вскочил на ноги. Конечности же совершенно ослабли и не желали держать тело, больше похожее сейчас на дрожжевое тесто. Мышцы уже отказывались слушаться. Всему есть свой предел, даже металл, молибден или титан, имеет ту грань, за которой он ломается и крошится, как чугун. Сколько он уже падал и поднимался вновь? Двести? Триста? Пятьсот? Или счёт приближается к тысяче?
-- Лечь!
Перед строем прогуливается Рустам, лощёный, в чистой, выглаженной форме «тигровой» расцветки. На боку, в кожаном футляре, висел кривой нож. Мундир расстёгнут почти до пупа. Мускулистую, рельефную грудь покрывает густая курчавая поросль. Глаз его всегда прикрыты большими тёмными очками а-ля Че Гевара. В таких очках щеголяли коммандос Саддама Хусейна. Рустам Чебышев, профессиональный наёмник, в настоящий момент работает инструктором по выживанию в Особом волонтёрском корпусе.
-- Встать!
Строй неровно поднимается. Кто-то падает на колени, но находит в себе силы подняться. Правильно и делает! Тот, кто первым упадёт, переходит в штрафную секцию по усиленной физической подготовке. А это бег по песчаному склону огромного бархана, подтягивание на перекладине в полной боевой амуниции, то есть с дополнительными шестьюдесятью пяти килограммами, перемещение по плацу «гусиным шагом» с автоматом над головой на вытянутых руках, штурмовая полоса с полным набором «удовольствий» …
-- Лечь!
Все бессильно валятся, как брошенные мешки. Важно успеть, перед самой землёй, сгруппироваться и уберечь голову от бутс товарища. Рядом лежавший Эрнст Дышит с хрипом. Глаза у него закатились за веки. А ведь он был диверсантом в армии Эстонии, проходил стажировку в США. По какой причине он покинул Родину?
-- Встать!
Второй час они уже пашут носом степь. Он уже ненавидит эту пустыню, эти колючие кустарники, шары перекали-поля, «летучими голландцами» катившимися в Никуда, эти провонявшие въевшимся потом палатки, где они бессильно засыпают на резиновых надувных матрасах, это постоянное чувство жажды …
-- Лечь!
Хлопается вниз Булич. Кажется, его не берёт усталость, лишь колючее становятся глаза, сильнее ненависть во взгляде, который он бросает порой на Рустама. Комбинезон его, с большими накладными карманами, насквозь пропитался потом, но Булич бодро вскакивает каждый раз, когда Москаленко уже и не надеется подняться на ноги.
-- Встать!..
-- Лечь!..
-- Встать!..
В этот тренировочный лагерь Москаленку и Булича привезли две недели назад. Здесь они обязаны были пройти очередную переподготовку, через которую проходили все волонтёры Корпуса. Позади оставались ещё лагеря, ещё тренировочный центры, а между ними – акции, боевой контакт. В этих скоротечных боях зачастую участвовали и инструкторы- наёмники, такие вот рустамы. Они наблюдали за своими учениками, видели воочию все их действия, потом в планы подготовки вносили адресные корректировки. После одного из боёв сентиментального Эрнста заставили откусывать головы у живых цыплят.
-- Вы – Барсы Аллаха, Янычары горской конфедерации. Вы – руки Аллаха, его пальцы, сжимающиеся на горле неверных; вера пророка наполняет ваши мышцы силой, голос его нисходит до ваших ушей через наши уста. Слушайте же откровения божии …
Всю ночь из репродуктора льётся речь невидимого проповедника. Голос его напоминает шорох песка в старинных часах, где из верхней колбы, через небольшое выверенное отверстие, мириады крупинок проваливаются в нижнюю колбу, где нарастает постоянно холм остановившегося времени.
Так время остановилось для Москаленки. Казалось ему, что на прошлой неделе сковали его наручниками, сорвали одежду, бросили «тигровый» комбинезон, заставили дать обет служения восточному Богу. Вот тогда-то время и остановилось для него, так как день сегодняшний от дня вчерашнего ничем не отличался.
Подъём, утренняя молитва, когда стоишь на коленях, уткнувшись лбом в вытянутые руки, задрав зад к небу, и слушаешь завывания муллы. Каждый день, утром, днём, вечером, слушал он Фатиху:
-- Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помощь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал …
Мулла читал распевно, играя голосом, по-арабски, но Николай уже понимал его достаточно, чтобы в нужный момент, вместе со всеми, приподняться – руки горе и пропеть громко «Аллах акбар» («Велик Аллах»), и снова пасть ниц, чтобы дальше слушать суры Корана.
Далее начинался завтрак, заключавшийся в поедании риса с редкими кусочками бараньих шкварок. Ели руками, щепотью захватывая слипшиеся комочки и закидывая их в рот. Не сразу научился Николай проделывать это достаточно ловко, чтобы не измазаться каплями хлопкового масла.
Потом начинались физические упражнения – утомительные пробежки в тяжёлых, подкованных ботинках по пустыне, когда ноги тонут в песчаных наносах, а лёгкие с хрипом ловят воздух, и в голове бухает кровавый молот. Слава Богу, слава Аллаху, Кришне, Иегове, что пробежкам этим приходит конец. Но это ещё не всё. Они попадали в городок Боя, напоминавший подобие дедаловского Лабиринта, в котором Тесей искал встречи с Минотавром. Только там человекобык был один, а здесь подобных неприятностей напичкано гораздо больше.
Гейдар рассказывал, что слышал от кого-то. Что прообразом их Лабиринта послужили подземелья Шао-Линя, монастыря- крепости, где-то на юге Китая, где учились- тренировались монахи, более похожие на воинов, или воины, но воспитанные как монахи. И там, в подземных пещерах, устроили искушённые старцы своеобразный испытательный полигон для завершающей стадии испытаний на зрелость, когда из стен внезапно выдвигались деревянные истуканы, а также всяческие другие боевые приспособления, вырабатывая у юных воинов привычку к опасности, помогая в дальнейшем бороться с чем-то неведомым.
Лагерный лабиринт состоял из нескольких этапов, где приходилось действовать голыми руками, нарабатывая боевые мозоли, затем применять холодное оружие – кинжалы, метательные пластины или миниатюрные дротики, после чего наступала очередь третьего этапа. Где доходило уже до огневого боя – стрельбы из помповых карабинов или короткоствольных автоматов. Отдельные умельцы пользовались бесшумными арбалетами.
После изматывающих тело упражнений наступало время обеденное. Ели много, от души, мясо жареное, всяческую зелень, лапшу с приправами. Для пития тогда дозволялся и коньяк, чтобы дух был крепок, как и здоровье.
После обеда выделялось немного времени для отдыха, себя в порядок привести. Курсанты валялись на надувных матрасах и беседовали о жизни, прошлой и будущей, кому как она представлялась, делились воспоминаниями. Москаленко с Буличем всё больше других слушали, чем сами языком чесали.
Не одни такие были они. Имелись и другие молчуны. К примеру - Карл, немец из Баварии, китаец Лю и американец Джо, похожий на индейца. Как он попал сюда, толком не знал никто, а Джо предпочитал держать рот на запоре. Помнится, один из инструкторов, напившись, рассказывал, что Джо, в своё время, перебежал к боснийцам, покинув группу американских миротворцев, будто бы от расовых гонений со стороны своих же товарищей. А затем Джо воевал, бок о бок с боснийскими мусульманами, против сербских войск, действовавших на территории Боснии с бесцеремонностью хозяев, огнём и мечом. Успешно воевал там Джо, воин он был замечательный, но нашла его пуля снайпера, работавшего у сербов в качестве иностранного инструктора. И был тот снайпер из числа российских военных специалистов. Помыкался тогда Джо по боснийским госпиталям. Выжил с трудом, благодаря скорей собственной крепости, чем эффективным способам лечения. К тому времени и война закончилась. Но Джо не пожелал прощать своей тяжёлой раны, как не простил ранее побоев от сослуживцев. Устроил он вылазку в тыл к противнику, прошёлся там демоном мести. Кого застрелил, кого ранил из числа сербских особистов. Но в этот раз всё оказалось намного сложнее. Не объявишь ведь весь сербский народ своим обидчиком. Русские военспецы уже давно дома были. Пришлось Джо в одиночку опять от обидчиков скрываться. Вернулся он в Боснию. Но не пришлась по вкусу Джо мирная жизнь у боснийцев. Ещё хуже оказалось у албанцев, хотя платили они ему исправно. Слишком уж примитивно жили эти отщепенцы Европы, объявившие холодную войну всему миру, со времён Энвера Ходжи. Все границы были перерыты широкими рвами, поверх которых высились надолбы из армированного железом бетона. Пулемётными амбразурами смотрели в Европу и Средиземное море многочисленные доты. Даже машин не было у бедных албанцев, а перемещались они в основном на ослах или велосипедах по грунтовым дорогам, размолотым «гусеницами» немногочисленных танков советского и китайского образца. Повоевал Джо немного в Ираке с курдами, а затем перебрался на Кавказ. Вот где можно было заработать немало, да и того русского снайпера Джо не собирался забывать. Горяча была кровь у американского семинола Джо, по прозвищу Огненный Палец.
После полуденного отдыха вновь начинались занятия. Тактические. Бородатые специалисты в камуфляжной форме доходчиво объясняли им назначение пластиковой взрывчатки, показывали разные варианты детонаторов, обучали курсантов, как быстро смонтировать из разных бытовых компонентов мину, учили действовать в темноте или с закрытыми глазами.
Для некоторых из курсантов всё это было в новинку, но только не для Москаленки. Всё это он уже проходил два десятилетия назад, а с тех пор не раз ещё знакомился с новинками, когда наступало время переподготовки. Он даже сам бы мог обучать других курсантов, не хуже подрывника- преподавателя Али, осетина.
Кроме Николая, были и другие, умело собиравшие мины с закрытыми глазами. Тот же Джо, Огненный Палец. Или, к примеру, Лю, Боло. Обратил он внимание и на Гирсама. Он не подавал виду, но по движениям его чувствовалось, что парень достаточно поработал со взрывчаткой в своё время.
Булич тоже старался овладеть особыми способами искусства убивать.. Его профессия киллера мафии получила новую подпитку. Раньше он отдавал предпочтения пистолету, но теперь старательно заучивал виды мин, маркировку запалов и детонаторов. В нынешнее время способному человеку пригодится многое, в том числе и навыки партизанско- диверсионной войны.
После тактических занятий начинались стрельбы. Они в корне отличались от тех, что проводились в тире Управления. Там сотрудников безопасности учили занимать согласованную уставом стойку, когда стоишь прямо, ноги на ширине плеч, пистолет держится на вытянутой правой, либо зажат обеими руками. И, с дистанции в 25- 30 метров садится в поясную мишень вся пистолетная обойма. После чего стрелявший начинает подсчитывать заработанные очки.
Здесь всё было устроено по-другому, почти как в Лабиринте. Мишени внезапно поднимались или опускались, выныривали из стенных ниш. У стрелка были считанные секунды на то, чтобы среагировать на появление цели. При этом стрелок не оставался на одном месте, а беспрерывно перемещался по всему помещению. Людей здесь приучали к действиям в реальном бою, а не на великосветской дуэли. В течении тридцати секунд мишени появлялись в 7- 8 разных местах. Нужно было успеть определить цель, выпустить не менее двух пуль по каждой, и бежать дальше. Магазины в пистолетах менялись на ходу и стрельба продолжалась. Частенько Булич показывал превосходные результаты. Хорошо стрелял Джо, Москаленко. Остальные тоже быстро обучались. Но все они и в подмётки не годились инструктору по стрельбе. Ходил он всегда в маске и стрелял на звук. Только успевает скрипнуть шарнир мишени, как Стрелок стремительно поворачивается и мишень разлетается в клочья. Стрелял инструктор специальными разрывными пулями, не оставляя жертве ни единого шанса. Его так и называли – Стрелок.
После ужина курсанты могли подвести итоги прошедшего дня, побродить по окрестностям, пообщаться друг с другом. Отходить от лагеря далеко не дозволялось. На высокой вышке сидели надзиратели и наблюдали за окрестностями в мощные бинокли. Следили, в том числе, и за курсантами. Стоило иному удалиться в сторону солончаков, как пулевая «змейка» перечёркивала ему тропинку, и он резво поворачивал обратно. Самого настырного ожидал с утра кросс по пересечённой местности в противогазе, после которого ему приходилось сражаться с инструктором по рукопашному бою, в полном контакте. Как правило, курсанта с площадки уносили на руках.
А после завывал муэдзин, и все шли на вечернюю, заключительную молитву- салят. Ложились головой в сторону Мекки и слушали гнусавый голос, читающий избранные суры … «Аллах акбар». Всё, можно было идти спать.
Но это было ещё не всё, ибо дальше вновь начиналась длиннейшая проповедь, на всю ночь, когда голос из репродуктора то плескался слащавым ручейком, то бубнил зловещим гонгом.
-- Да восстанут праведники и великомученики великой Веры, под звуки труб четырёхкрылого гиганта Исрафила, потому что наступит миг Судного дня, эль-Йаум эль-ахар для эль-Ахирета, жизни загробной. И ждёт праведников и великомучеников- моджахеддинов – Дженнет, то есть рай мусульманский.
Раскроется перед каждым умершим – мусульманином и иноверцем, грешником и праведником, убийцей и агнцем Книга, в которой записаны все их деяния. Это время, время Хисаб – проверки деяний человеческих. И длится оно будет пятьдесят тысяч лет. И пронесутся для праведников они в мгновение ока, а грешники будут испытывать боль и унижения от проступков своих. Это время называется Хукма – взвешивание на весах Аллаха всех человеческих дел. И будет суд и будет правда. Пройдут воскресшие через пруд Хана, над которым висит мост Сират. Узок мост этот, как лезвие ятагана.
Попадут все грешные души, иноверцы, гяуры окаянные, а также те мусульмане, которые от истинной веры отвернулись, в джехенну огненную. Правит джехенной ангел падший и имя ему – Табек. Первое отделение – джехеннем, создано для грешных мусульман, что преступили запреты Корана, и будут они пребывать там, пока не очистятся от скверны. Второе отделение – лаза, создано для христиан, где мучаются они в ручьях огненных, сгорая и вновь появляясь. Третье отделение – хотама – специально для иудеев, которые примут сполна все муки за прегрешения свои. Четвёртое отделение – зайр, для мандеев, друзов и других отступников, исказивших слово Мухаммеда, пророка Аллаха. Закар, пятое отделение джехенны, предназначено для огнепоклонников, магов и сторонников их. Шестое отделение – гехим, наполняют поклонники идолов и разнообразных фетишей. Но самое ужасное отделение джехенны – зоавит. Страдают там притворщики и предатели дела Пророка. Беды и муки, которые даже не могут вообразить себе смертные, пронизывают там души грешников. Сгорают в огне, мучаются от страшных язв, а посередине джехенны растёт дерево страданий Заккум. Чтобы утолить жажду, глотают грешники плоды того дерева, а они оборачиваются затем дьявольскими головами, которые прогрызают внутренности и выходят наружу. Страшны и ужасны страдания грешников, непередаваемые простым языком.
Но иная судьба ждёт праведников и великомучеников Веры, и судьба эта зовётся Дженнетом, и расположен он за семью небесами. А охраняет Дженнет Исрафил, старший из четырёх архангелов. Восемь дверей у Дженнета, восемь входов. Отворивши двери, попадёте вы к хаус- кавсару, огромному бассейну, настоящему озеру, из которого могут жажду утолять сразу сто тысяч праведников. Блажен запах той воды, сладостен вкус, слаще щербета и мёда. А по берегу, вкруг чудесного бассейна стоят чаши, наполненные алмазами. Рубинами, изумрудами, всяческими яхонтами, для услаждения глаза и украшения одежд.
Утоливши жажду, перейдут праведники далее, где вечно молодые юноши и девушки, гурии, поднесут им изысканные кушанья, и будут услаждать их слух сладостными песнями и искусными танцами. Вторят тем гуриям ангелы господние и колокольчики, развешанные на деревьях, колеблющиеся от ветра, поднятого раскачиванием крыльев архангелов …
Такие вот речи курсанты вынуждены были слушать всю ночь. Некоторые ухитрялись затыкать уши ватой, но это также становилось причиной наказания. Большинство же послушно внимали ночным речам. Снились им при этом частенько огненные пропасти, где кровавыми сполохами отсвечивались выбоины и каверны. А бывало, что во сне приходили молодые крутобёдрые гурии с распущенными волосами, едва прикрывавшими упругие груди, которые так сладостно целовать и ласкать. Последний сон был самый предпочтительный …
-- … Лечь!
-- Встать! Я сказал – встать!
Голос Рустама возвысился до крика. Все уже стояли, покачиваясь от усталости. Нет, не все. Кто-то лежал на спине, раскинув руки в стороны. Кто это? Глаза заливал пот и разобрать что-либо было невозможно. Неважно, надо воспользоваться образовавшейся малой толикой времени, чтобы успеть набраться сил для Лабиринта. «Тяжело в учении, легко в бою». Суворовская формула была довольно универсальной, годилась и для воинственных христиан, и для мусульман, для иудеев и всяческим там буддистов со школой Шао-Линя за плечами.
Соседи подхватили упавшего под обе руки и оттащили в сторону. После того, как он придёт в себя окончательно, физические упражнения для него будут продолжаться до конца дня, чтобы укрепить тело.
-- Ну что, Барсы Аллаха, вы, я вижу, успели передохнуть. Теперь пройдём в Лабиринт. Ждут вас там, надеюсь, неприятности, с большим нетерпением.
И все курсанты двинулись за Рустамом. Кто-то на ходу выругал его сквозь зубы, но так, чтобы проклятия до ушей инструктора не донеслись. Крепок Рустам на руку, хоть и не Али, но всё-таки …
Лабиринт представлял собой старое здание казармы из пяти этажей. Вместо того, чтобы восстановить казарму, как жилое помещение, боевики оборудовали там огромный тренировочный стенд. Обслуживающий здание персонал постоянно менял мишени, ловушки и западни, совершенствуя их.
Вся группа вошла внутрь казармы и рассыпалась в разные стороны. Кто предпочитал идти дальше с напарником, кто привычно действовал в одиночку. Николай двигался рядом с Буличем, с Эрнстом шёл Лю, азербайджанец Гейдар держался Гирсама, Карл свернул в сторону, одиночкой отправился Джо.
По коридору, что тянулся сквозь всё здания, прошли все, кроме Карла. Далее уже начинались двери, за которыми их поджидали опасности. Булич шагнул первым и толкнул дверь ногой. Она легко распахнулась, но тут из стены выдвинулся рычаг и ударил Андрея по спине. Кувырком он влетел внутрь и тут же, прыжком, поднялся на ноги. А на него уже летел мешок, набитый песком. Булич отклонился в сторону. Второй мешок, третий. Они раскачивались с большой амплитудой, и приходилось то делать шаг вперёд, то отклоняться назад. Внезапно погас свет. Только скрип раскачивающихся мешков, да дыхание самого Андрея показывали, что в замкнутом помещении что-то происходит. Ещё шаг и он нащупал рукой косяк следующей двери. Повернул ручку и створка распахнулась. Повинуясь скрытым механизмам, мешки с песком втянулись в отверстия на потолке, где они терпеливо будут ждать следующего посетителя.
Где Булич? Он исчез в ближайшей комнате, Москаленко догонит его, но решил сделать это иным путём. Поэтому и вошёл в другую дверь. На разных уровнях комнату пересекали стальные нити. Всё помещение покрывала металлическая паутина. Нужно было пересечь комнату, не задев ни одну из струн. Просто? Как бы не так. Свет начал гаснуть, пока не погас совсем. Требовалось напрячь память, чтобы пройти зал, не задев ни одной нити. Если же, не дай Бог, он коснётся металла, то получит удар электрическим током, а если от неожиданного удара упадёт в самую середину сети, то ожоги будут самые настоящие.
Николай затаил дыхание. Он закрыл глаза и сосредоточился. Необходимо иметь хорошее пространственное мышление, чтобы наложить свои перемещения на условную схему препятствий. Сдвинуться немного вправо, лечь на пол, проползти несколько метров, подняться, протиснуться вдоль стеночки, а дальше лучше остановиться и подумать. Комнату с натянутыми струнами он видел всего несколько мгновений, а затем света не стало. Достаточно для человека, чтобы сфотографировать сознанием всю комнату. Николай наклонился, шагнул вперёд, затем подался вправо, высоко поднял ногу, перешагнул незримую преграду, снова сосредоточился. Лучше не торопиться, выждать минуту- другую, чем корчиться в конвульсиях на мокром полу.
Москаленко снова выудил из памяти пространственную развёрстку с нитями электрической паутины. Вот в этом углу он должен находиться сейчас, а вот там переплетения наиболее густы. Поэтому лучше держаться левой стороны, но … вот то непонятное тёмное пятно. Что за пятно? Откуда оно? Николай не помнил. Он постарался ухватить сознанием всю картину целиком, не вдаваясь в подробности.
Вот ведь незадача – если держаться в стороне от непонятного содержания пятна, то можно угадать в самый центр паутины из электрических нитей. Что ж, придётся рискнуть.
Он шагнул вперёд, почти в центр тёмного квадрата, и пол неожиданно подался под ногами, расступился, после чего Москаленко незамедлительно полетел вниз. Он попал в особый колодец и теперь летел в подвал, угадав в кучу мягкого песка. Помещение кое-как освещал тусклый плафон. Не успел Николай подняться на ноги, как в него уже летело бревно, подвешенное на цепях. Конечно же, от бревна того Николай успел увернуться, метнулся к кирпичной стене, с наскоку налетел на неё, подпрыгнул почти на полтора метра, ухватился за примеченный выступ. С трудом удержал на пальцах разгорячённое тело, подтянулся и, одним движением, исчез в отверстии под потолком. Через старый воздуховод он выбрался обратно в коридор. Позади послышался грохот. Кто-то ещё угадал в западню.
Он вывалился в коридор. В конце его маячил чей-то силуэт. Но, уже в следующее мгновение силуэт пропал, исчезнув в каком-то помещении. Со второго этажа слышались крики, ещё дальше стреляли. Кто-то уже добрался до стрелкового уровня. Скорей всего, это был Карл … или Джо- Огненный Палец.
Далее Николай дубасил руками, ногами, а то и просто напряжёнными кончиками пальцев деревянные манекены, которые поднимались из-под пола или выталкивались мощной пружиной из стены. При удачном ударе манекены опрокидывались и снова исчезали в стене, в противном же случае Николаю доставалось так, что хоть вой. Руки- рычаги у истуканов размеренно двигались и, чтобы подойти ближе, важно было улучить удобный момент. Число манекенов варьировало от одного до семи, поэтому между ними было сложно перемещаться, без риска угодить под круговой удар кулаков- болванок.
К тому времени, как последний истукан завалился на спину от прямого удара ногой в голову и уехал на «салазках» в стенку, дверь распахнулась, и Москаленко устремился по лестнице вверх. Навстречу ему качнулся маятник с грузом. Но Николай был настороже и успел прижаться к стене. В Лабиринте ухо надо держать востро. Переломы и вывихи здесь зарабатывались самые настоящие. А в электрической комнате смертельно пострадали уже несколько курсантов.
Ага. Вот. На тумбочке лежал длинноствольный пистолет. Николай подхватил оружие и влетел в стрелковую секцию. Красная точка прицела металась из стороны в сторону. Мишень могла появиться в любой момент. Вот она! От стены оторвался пластиковый силуэт. Выполнен он был специально так, чтобы напоминать собой десантника в берете, надвинутом на левое ухо. Манекен держал в руках автомат. Красная точка метнулась на лоб. Хлопок, и мишень слилась со стеной. Ещё. Где ещё? Ага! Вдоль дальней стены поехал следующий манекен. Москаленко упал на колени. Выстрел. Точка скользнула с живота нв открытое горло. Ещё выстрел! Мишень запрокинулась назад.
Николай перебежал в другое место. Нельзя останавливаться, ни в коем случае нельзя. Иначе сработает "снайпер", специальный агрегат; он всё время отслеживает перемещения курсанта и, выбрав удобный момент, всаживает зазевавшемуся заряд красящего вещества. А это уже штрафной балл. Штрафники лишались коньяка, а также еженедельного посещения женщин, где можно расслабиться, отойти от лагерной нервотрёпки.
Новая цель – штурмовая группа. Это тройка мишеней, которые стремительно несутся на тебя. Мгновение и, одна за другой, все мишени валятся на пол, а Москаленко ныряет в сторону, перевернувшись через голову. По стене расплылось белое маслянистое пятно. Чёрт бы побрал сумасшедшую фантазию разработчиков этого головоломного тренажёра.
По стене напротив мелькнула ещё тень. Лёжа на стене, он вытянул руку, поймал точкой прицела цель, нажал на спусковой крючок. В ответ полыхнуло вспышкой. Николай отшатнулся к стене, прижался к кирпичной кладке пропотелой спиной.
Из темноты вышел Джо. Его пистолет с лазерным устройством целеуловителя прижат, по инструкции, к плечу.
-- Если бы пистолеты заряжались пулями, а не дурацкими порциями сгущённого света, то ты отправился бы к праотцам, -- заявил безапелляционно семинол. – Какого чёрта ты попёрся сюда, пока я ещё не закончил стрельбы?
Николай пытался проморгаться. Сильный световой пучок скользнул по роговице глаз и, как следствие, обжёг нервные окончания. Такие ощущения сварщики именовали «нахвататься солнечных зайчиков». Хлоп! По куртке расплылась белая клякса.
-- Дьявол!
По груди Огненного Пальца также появились белые подтёки. Всё пропало. Он первым прошёл сквозь весь Лабиринт, миновал все ловушки, чтобы так облажаться на последнем рубеже. Как этот белолицый идиот попал сюда? Двери не должны открываться, пока очередной участник не покинет стрельбища.
-- Я толкнул дверь, она и открылась, -- оправдывался Москаленко, как последний школяр. В чём он провинился перед этим долговязым краснокожим хлюстом с длинной гривой чёрных волос, связанных в хвост? В отличии от остальных курсантов, Джо категорически отказался портить ножницами свою причёску.
Джо шагнул вперёд, коротко размахнулся, но Николай мгновенно сгруппировался, согнулся и двинул ему головой в живот. Оба , сцепившись, покатились по полу, попутно нанося друг другу удары локтями и коленями в лучших традициях муай-тай.
Двери распахнулись. Комнату залили потоки света. В помещение ворвалось несколько техников из числа персонала, которые и растащили дерущихся. Теперь обоим придётся заниматься штрафными работами. И из-за чего? Из-за поломки приспособления, открывающего двери. Но спорить с вышестоящим начальством – себе дороже.
Наскоро пообедав, Москаленко, Джо и Боло, тот курсант, что упал на физической подготовке, снова направились к Лабиринту. Остальные в это время разбирали на составные части «Узи» и «Ингрэмы», пистолеты-пулемёты, излюбленное оружие террористов, диверсантов и работников спецслужб. Разборка и сборка автомата доводилась до совершенства, запоминалась назубок. Совершалось сие таинство в полной темноте или с завязанными глазами. Отдельную ставку делали на бесшумность сборки, исключая, при этом, скоростную составляющую.
В полной амуниции, Николай, Боло и Джо кинулись к Лабиринту. Но в этот раз у них была иная задача – нужно было вскарабкаться по отвесной стене здания, пересечь его по крыше, вновь спуститься вниз и проникнуть в окна второго этажа. Без помощи друг друга выполнить поставленную задачу было весьма сложно.
Первым бежал Боло, крепыш- пакистанец, с бритой головой и квадратной челюстью задиры. Мышцы он имел весьма внушительные и, издали, походил больше на шкаф, чем на человека. Из-за постоянного употребления гашиша лёгкие у него были слабые, он начинал задыхаться первым из группы курсантов на марш-бросках. Поэтому и старался бежать впереди, чтобы успеть до того момента, как организм начнёт слабеть. На бегу он отцепил от пояса моток нейлонового шнура с металлической кошкой. На ходу, крутанув шнур над головой, он метнул его вверх. Кошка впилась стальными лапами в подоконник третьего этажа. Почти сразу метнули свои крюки и Николай с Джо. Они быстро поднимались, перебирая руками шнур с навязанными по всей длине узлами, для упора рук. Ноги в бутсах упирались в выбитую стену. Такое упражнение они выполняли далеко не в первый раз. Перемещались довольно быстро. Со стороны казалось, что они бегут по стене казармы, подобно мутировавшему герою фильма Дэвида Кроненберга «Муха».
Достигнув окон второго этажа, все три курсанта дружно бросили внутрь здания макеты осколочных гранат и столь же стремительно поднялись выше. Сложность задачи состояла в том, что внутрь здания нельзя было не только входить, но даже себя демонстрировать. Если ты откроешься, то это автоматически будет означать, что защитники казармы тебя уничтожили. То есть всем придётся спускаться вниз и вновь выходить на заданную позицию, но с ужесточёнными требованиями.
В расщелину карниза Николай вогнал клин для опоры, похожий на гусиную лапу. Для гарантии он даже ударил по нему кулаком. Клин вошёл в паз прочно и легко держал вес тела. Со всей силой прыжковой ноги Москаленко оттолкнулся и буквально взлетел к следующему карнизу, на уровне четвёртого этажа. Хотелось бы напомнить Читателю, что здание казармы было промышленного типа, то есть расстояние увеличено, по сравнению со стандартно жилыми зданиями. Курсанты висели сейчас довольно высоко над землёй. Любое неосторожное движение могло закончиться падением и серьёзной травмой. Но никто из троицы не паниковал, а Джо даже презрительно улыбался.
Из набора альпиниста Москаленко выбрал крюк, вставил его в проём и опустил вниз верёвку. Один за другим, он поднял свой ранец, а также вещи товарищей, чтобы они могли карабкаться налегке. Не забывайте, что действовать им приходилось без всякой страховки, на свой страх и риск. Обстановка была самая что ни на есть реальная, почти боевая.
Возле ног Николая показалось смуглое лицо Боло, залитое потом. Он оскалил зубы, что обычно у него означало улыбку, и повис рядом с Москаленкой. На перчатках у них были специальные шипы, на ладонях и пальцах, что делало контакт со стеной более результативным, помогая держаться. Но, конечно же, основной эффект этого виртуозного приёма достигался за счёт крепости мышц и ловкости скалолазов.
В своё время из среды альпинистов выделилось движение спортсменов, надеявшихся лишь на себя, на собственную ловкость и цепкость рук. Они решительно отвергали всякие технические приспособления, будь то ледорубы, альпенштоки или крючки- карабины для подвешивания страхующей верёвки. Что же это за безумцы? Их называют скалолазами, людей, играющих в салки с судьбой. Из всего сложного альпинистского арсенала они оставили всего лишь мешочек, который крепился к поясу и служил для хранения извести. В мел окунали пальцы, чтобы сделать их хваткими, не соскальзывающими с ровной поверхности. Появились у скалолазов свои приёмы и свои хитрости. Новое движение получило распространение среди молодёжи с авантюрно- романтической жилкой. Среди них даже проводились соревнования по залезанию с «голыми руками» по стене небоскрёба, или «каменных пальцев» - природных скальных образований, отличающихся гладкими вертикальными стенами.
Некоторые приёмы скалолазания взяли на вооружение ряд секретных организаций. Натаскивали курсантов с использованием техники скалолазания и в тренировочном центре Волонтёрского корпуса. С поправкой на кварталы «городских джунглей».
Сейчас вперёд выдвинулся Джо. Огненный Палец полз по-пластунски, если перевезти вертикальную плоскость в горизонтальный ракурс. Семинол мастерски использовал малейшие щели и трещины в силикатных стенах. Он, при возможности, просовывал в щель большой палец и подтягивал всё тело, а затем выискивал следующий выступ и полз дальше.
Поднявшись до уровня крыши, он закрепил шнур, по которому поднимутся товарищи, а сам рывком забросил тело за парапет- бордюр. Уже на лету в его руке очутился давешний пистолет со световой насадкой. Бац, бац, бац, бац – мишени со светочувствительными диодами фатально откидывались навзничь, поражённые наповал. Техника Джо была очень высокой, реакция стремительной, а натиск и агрессия буквально поражали.
Рядом с ним появились руки Москаленки, и вот он уже покатился по крыше, выискивая противника. Но Джо уже сшиб их всех –плексигласовые поясные силуэты.
Поднялся на крышу Боло. Он втащил за собой сетку с амуницией. Задача была выполнена всего лишь на половину. Потребуется весь наличный груз, для спуска вниз.
Короткими перебежками, контролируя друг друга, курсанты бросились вперёд. На крышу выходили колодцы воздухозаборников вентиляции, за которыми их вполне могла поджидать засада. Передвигались они таким образом, чтобы контролировать каждому не только обоих товарищей, но и всё пространство, на 360 градусов.
Нормальное человеческое зрение уверенно охватывает сектор в девяносто градусов. Зрение на сто восемьдесят градусов достигается за счёт использования специальной методики, после овладения которой человеку не составляет труда видеть объекты, находящиеся строго справа или слева от него и отмечать малейшие нюансы в поведении объекта.
Тем временем обнаружили и уничтожили ещё одну группу мишеней. Добрались до противоположного парапета. Теперь нужно было спуститься вниз, с помощью специального приспособления – «Роглисса», модернизированного спецами подразделения «Вымпел». Кстати, многое в арсенале Корпуса была заимствовано из оружейных мастерских «Вымпела» и «Альфы». Москаленко поражался, каким образом секретная техника попала в руки исламистов, но тем не менее – техника была налицо.
Все трое натянули на себя наборы из траверсных систем крепления тросов.
Боло и Джо нырнули головой вниз со стены. Эффект скольжения снижался за счёт затянутых блоков. Впрочем, их можно было ослабить в любой момент. В таком случае этот же спуск можно будет сравнить уже со скольжением на парашюте. Но, на данный момент, задача была иной и спуск был замедлен.
Николай убедился, что его напарники прекрасно справляются со спуском и, в свою очередь, нырнул в колодец вохдухоотвода. Но, до этого, он осторожно удалил предохранительный колпак и прощупал узким лучом фонаря закопчённые стены, убедившись в отсутствии сюрпризов. Обслуживающий персонал вполне мог «заминировать» систему вентиляции. Но визуальный осмотр не показал наличие приспособлений, и Николай начал спуск.
За годы эксплуатации вытяжки колодец покрылся изнутри толстым слоем грязи и копоти. При движении троса частицы сажи начали осыпаться, и Николай вынужден был натянуть на лицо респиратор. Инфракрасные «очки» позволяли ему уверенно ориентироваться в темноте.
Через отдушины Николай мог контролировать внутреннее пространство помещений. В одной из комнат техники занимались ремонтом или наладкой своего «хозяйства». Четвёртый этаж, третий. Осторожно, по сантиметрам, Николай опустился на уровень второго этажа. Достал из карманов рюкзака несколько жёстких сегментов и укрепил их поперёк воздуховода. Теперь он уверенно сидел на кронштейне напротив отверстия в той комнате, где группа «противника» ожидала появления курсантов. Он приготовил световой пистолет.
Столь же осторожно спускались и Джо с Боло. Как пауки, они ползли по стене, едва касаясь кирпичей. С помощью зеркальца они оценили положение внутри, не показываясь самим. Висели они вниз головой над оконными проёмами второго этажа.
Полетели внутрь светозвуковые гранаты «заря», и сразу же оба боевика прыгнули внутрь комнаты- зала. Вспышки лучей- выстрелов косили мишени, одну за другой. При этом оба курсанта держались так, чтобы не попасть под обстрел Москаленки, который, одновременно с ними, открыл огонь изнутри.
Бой просматривался преподавательским составом, с помощью телемониторов. По общему мнению, с запланированной акцией троица курсантов успешно справилась. С хорошей оценкой они покинули учебный полигон казармы. Взыскание и нарушение были со всех сняты.
Вечером всю группу курсантов выставили на плацу. Появился старший офицер Центра, Гилтан Юсуфов. Он постоянно ходил в военной форме а-ля Фидель Кастро, зелёном мундире и хромовых сапогах. Лицо его покрывала широкая курчавая борода. Юсуфов чуть картавил.
-- Ваша группа показала хорошие результаты. Мы решили доверить вам выполнение важной акции – проведение операции под условным обозначением «Самум». Акция будет проведена за границей. Считайте это экзаменом. Далее каждый из вас будет проходить индивидуальную тренировку. Вместе с вашей группой будут задействованы сотрудники службы «Меч Джихада» …
«Меч Джихада». Эта служба возникла на обломках самостоятельных армий Дудаева, Радуева, Басаева, Хаттаба и других полевых командиров Ичкерии. Диверсанты- террористы создали своё элитное подразделение – ответ российскому «Вымпелу» и провели несколько успешных вылазок как в Россию, так и в другие государства …
Обсудив новость, курсанты улеглись спать. Снова заработали репродукторы, накачивая идеологической начинкой головы обитателей Центра подготовки. Николай, с помощью средств аутотренинга, умел создавать психобарьер для вкрадчивых проникновений в подкорку. Эти ночные речи действовали ничуть не хуже того психоиндуктора, вламываясь и закрепляясь в мыслях подопытных кроликов, какими, по сути, были курсанты. По завершении курсов все они станут фанатичными приверженцами ислама, террористами- смертниками, стреляющими и взрывающими со словами из Корана на устах, и с зелёными повязками на лбу.
«Хорошо Буличу, -- думал Москаленко, отрешившись от проповеди, -- моя тогдашняя блокада в его голове всё ещё действует, отсекая психическое воздействие исламистов».
Глава 5.
Булич долго проклинал всех и вся. Москаленко и Крест, Гога и Багаев, всем недругам нашлось место в его сложной вязи ругательств и проклятий, где упоминались разные степени родства и самые сложные сексуальные извращения.
Порой испытывал Андрей самые горькие разочарования. Зачем он живёт? С какой целью? Почему именно на его долю выпало столько страданий? Кого ещё приговаривали к расстрелу и, после выполнения приговора, продолжали терзать и далее?
Всё это придумал и осуществил дьявол во плоти, его нынешний напарник Николай Москаленко. Он крутил и вертел солнцевским киллером, как детской игрушкой. Андрей порой и сам не понимал, что удерживало его от немедленной расправы над этим человеком. Казалось, чего бы проще, как взять и отправить к праотцам этого выскочку, офицера государственной безопасности. Государственной безопасности, ха-ха, да этот змей, аспид в образе человеческом, действует только в свою пользу., а интересы государства блюдёт лишь в той мере, в которой они сочетаются с интересами самого Москаленки. В таком разе и Мочило – благодетель рода человеческого, если отправляет в мир иной конкурентов, людей, по большей части, отрицательных качеств, поднаторевших в шантаже, коррупции или убийствах. При таком ведь раскладе и Буличу полагается государственная кормушка, звание и табельное оружие. А вместо этого – что у него? Срок, нары и язва желудка.
Нет, извините, язва закончилась. Кстати, не без помощи всё того же Москаленки. Пожалуй, это единственное, что он помнит хорошего, что перепало ему от невольного товарища всего последнего года.
Подумать только – год, целый год он уже таскается по баракам и палаткам, в степи и пустыне, почти не снимая проклятого комбинезона. И всё это время – стрельба и прыжки с парашютом, подрыв мостов и разборка автомата. Всё – до тошноты, до кровавых всполохов в уставших глазах. За что это? За грехи прошлые? Так чем же он отличался от других «быков», что продолжают жить в своё удовольствие, гуляют по кабакам, баб кобелят да водку жрут. Короче, ещё один камешек положен в ту груду, что он собирал против Креста.
Только потому он ещё не сбежал из этого лагеря гребаного, что сознательно решил пройти весь курс подготовки террориста. Но только когда он закончит их школу, то сразу объявит газават и имя главного врага его – Крест. Вот начало всех его несчастий. Крест и Гога. Мочило использует всё своё умение, чтобы достать двух этих авторитетов. Доходили до него слухи, отголоски слухов, эхо, что Крест сейчас – олигарх, одна из самых крупных фигур в Москве, в том криминальном мире, а Гога у него за «серого кардинала». Что ж, скоро придёт время, и Мочило отправится к вам в гости, и будет день тот именоваться – Антирождество, то есть – Смерть. Покатится рикошет рокировок, повалятся другие авторитеты и государственные чиновники, что с Крестом связаны крепкими узами. И за всем этим будет стоять один человек- тень, Мочило- Булич, памятник которому в полированном мраморе высится на Ваганьковском кладбище.
Известие о походе за границу воспринял Булич так, как воспринимает студент летнюю практику. Если мог бы, так удрал подальше, а нет возможности увильнуть, так быстрее бы уж началось, чтобы быстрее закончилось.
Для чего же посылали курсантов Тренировочного центра в зарубежную миссию? Прежде чем продолжить повествование, автор решил сделать небольшое лирическое, а точнее – теологическое, отступление.
Итак, в начале седьмого века некий теософ Мухаммед начал проповедовать новое религиозное учение, получившее известность как Ислам. Большей частью его высказывания вошли в священную книгу мусульман – Коран, как слова пророка, через чьи уста глаголет истину Аллах. Новое учение имело успех. К 630-му году от рождества Христова в Аравии появилось новое мусульманское государство. Постепенно исламское влияние разрослось на весь Аравийский полуостров. Начали назревать внутренние противоречия между различного рода толкователями священных текстов. Первыми взялись обосновать философскими доводами мусульманское вероучение мутазелиты. Постепенно мусульмане разделились на два враждующих между собой лагеря – суннитов, которые, наряду с истинами Корана чтили сунну, священное предание, основанное на жизнеописаниях поступков и высказываний Мухаммеда, своего рода восточное Евангелие. Сунна не только дополняла суры Корана, но даже изменяла некоторые истины. Большинство арабских государств признало суннизм своей государственной религией. Иное дело – шииты. Они отринули сунну и своим законным духовным вождём, конечно же, после пророка Мухаммеда, избрали четвёртого праведного халифа Али, и его потомков – алидов. Сторонники и приверженцы халифа Али организовали особую группировку «шиа». Это стало точкой раскола ислама. Шииты пользуются влиянием в Иране, южной части Ирака, южной части Йемена.
В те исторические времена прокатилась волна мусульманских походов. Зелёное знамя колыхалось в северной Африке, проникли мавританские завоеватели и в Европу, заняв почти всю Испанию, большая часть Центральной и Малой Азии внимала исламским проповедникам.
В Европе средних веков христианство подверглось расколу – помимо православия, само собой, оно откололось много раньше. Католики воевали с протестантами, Святая Инквизиция активно истребляла сектантскую ересь. Появились новые пророки – в шестнадцатом веке во Франции – Жан Кальвин, в Германии – Мартин Лютер. Они отбили от общей массы протестантов добрую часть.
Точно такие же явления претерпевала и исламская вера. Онам делилась на рукава, направления, секты, имела связь с христианской верой или с языческими верованиями. Друзы, почитатели пророка Дарази, уверены были в божественной принадлежности халифа Хакима. Друзы считали его единым Богом. В секте езидов слились воедино элементы древнеперсидской религии зороастризм, язычества, иудаизма, ислама и христианства несторианского толка. Пользовались влиянием огнепоклонники, сторонники древнейшего на Востоке культа. Монофиситы, более известные как несториане, чтившие Иисуса Христа с пятого века, как настоящего Бога. Скрывались в пустынях Сирии марониты, последователи маронитской христианской церкви, отколовшейся в пятом веке от восточной христианской церкви. Чтили они своего пророка – Мара Марона, а молитвы читали на арабском и арамейском языках. Встречались в дальних скитах халдеи, как называли особых, месопотамских христиан, почитавших Иегову ещё до Моисея.
Но самой фанатичной, непримиримой частью восточной религии были ваххабиты, ученики Мухаммеда ибн Абу аль-Ваххаба. Яростный проповедник задумал воскресить чистый первозданный ислам, каким его видел, по мнению аль-Ваххаба, сам Мухаммед. Он отринул теософические извивы, плоды исследований многих великомудрых талибов. Его ученики внедряли обновлённое учение. Они решительно отвергали многочисленных святых и пророков, гнали прочь дервишей, жгли книги теософов. Аллах и только Аллах должен править миром. Из Неджды, центрального плоскогорья Аравии, новая вера шагнула в мир. К 1786-му году ваххабиты уже имели своё государство и свою армию, которая активно вторгалась на территорию соседей. Ваххабиты уже скакали по побережью Персидского залива и алчно поглядывали на ту сторону свинцовых бурных вод. В те времена на севере Аравии существовал имамат зейдитов, отвоевавших свободу у войск Османской империи. Ваххабиты подступили к самому сердцу ислама – провинции Хиджаз. Именно здесь тот самый Мухаммед создал первую мусульманскую общину, ставшую впоследствии идеологическия ядром Арабского халифата. Мекка и Медина увидели вновь, через тысячу лет, толпы воющих фанатиков с оружием в руках. Начинался просвещённый девятнадцатый век, а вооружённые фанатики силой насаждали свой порядок, как это было на рубеже тысячелетий. В 1801-м году был захвачен священный для всех шиитов город Кербела на юге Ирака. Именно там находилась гробница любимого внука Мухаммеда – Хусейна. Ваххабиты осквернили мавзолей имама. В 1803-м была разгромлена Мекка, а через год и Медина, вехи пути Пророка. Началось генеральное наступление на Багдад. Но мусульманский мир к 1808-му году начал наконец приходить в себя. Уже почти вся Аравия находилась под властью Ваххаба. Султан Махмуд Второй начал первую карательную экспедицию против ваххабитов. Война проходила с переменным успехом. Ярость фанатиков сбивала волны массированных атак имперских солдат, и пятнадцатого сентября 1808-го года султанский военачальник Ибрахим вошёл в столицу ваххабитов Дарийю. Аравия вошла в состав Османской империи. Формально. Но, так как победитель Ибрахим был сыном египетского правителя, областью полностью распоряжались египтяне. Ваххабиты ударились в партизанскую войну и, через двадцать лет, отстояли свою государственность. Но турки и англичане не раз покушались на государство чистого ислама. И только почти через столетие ибн Сауд воплотил мечты Ваххаба в лице Саудовского королевства. Появилась та самая Саудовская Аравия, центр мирового ваххабизма. Отсюда ваххабизм шагнул в воюющий Афганистан, при участии неких кругов, связанных с политиками США и Великобритании. А в Чечне он появился с подачи … российских спецслужб. Именно они финансировали через верных людей первые школы Ваххаба. Целью секретной акции было ослабление режима генерала Дудаева и дестабилизация мятежной республики. Новоявленная Ичкерия должна была упасть в ладони России, как созревшее яблоко, но ситуация скоро вышла из-под контроля. Вместо помощи ближайшего соседа, чеченские функционеры обратились к единоверцам, и скоро Чечня сделалась тем катализатором, что кардинально изменил геополитическую расстановку на всём Северном Кавказе. Ваххабиты получили прописку в горской конфедерации и сейчас активно экспортировали процесс обратно, на Аравийский полуостров.
Какую именно миссию будет выполнять группа курсантов Центра, знало лишь несколько человек, включая Юсуфова и командира группы, которого Гилтан именовал Эль-Моутом (Ангелом смерти).
Курсантам устроили роскошный пир. Карские шашлыки, узбекский плов, жаркое с картофелем по-кокандски, рагу из тушёных овощей, рыбные копчёные деликатесы, абрикосы и персики, шотландское виски и русская водка текли рекой. Появились девочки. Ребята отрывались по полной программе.
Нагрузившись по самые брови, Булич попытался подняться, но ноги его не держали. Он засмеялся, глядя как копошатся другие. Кто обнимал красавицу- соседку, кто доказывал что-то, жестикулируя, приятелю, не обращая внимания на то, что тот уже спит, опустив голову в блюдо с лапшой, облитой густым соусом.
Вон сидит Москаленко. Что это он там втолковывает индейцу?
-- Посмотри на нас, -- начал Булич, испытывая чувство раздражения, без всякой, казалось бы, причины. – Вот мы все здесь. Это мы – суперсолдаты. Мы – терминаторы будущего. Пройдёмся железной поступью по Европе. Эй, Карл, слышишь меня? Это я для тебя говорю.
Карл оторвался от губ блондинки, махнул рукой: «Йя, йя», и снова прильнул к подружке. Та пьяно хихикала и откидывалась назад. Москаленко нахмурился.
«А, не нравится, что я про «терминаторов» вспомнил. Ну и чёрт с тобой».
Булич махнул рукой и опустил голову на руки. Сквозь сон он услышал надоедливое:
-- Вы – Барсы веры, янычары Аллаха. Вы созданы для крови и боя, ваши руки привыкли к ножам и пистолетам. Что может быть лучше последнего крика врага, когда держишь пальцы на его трепещущем горле и сжимаешь его, пока глаза не вылезут из орбит, когда …
«Дьявол вам всем в глотку, начинается». Обычно Булич спал крепко, беспробудно, но эти сраные голоса мешали ему заснуть, если случалось проснуться ночью. Найти бы тот проигрыватель, что крутит эту бесконечную пластинку. Он раздробил бы её ногами в пыль.
Утром, как ни в чём ни бывало, в палатку вошёл Юсуфов.
-- Орлы, я рад за вас. Сейчас подойдёт автобус, и вы отправитесь в путь.
-- Хотелось бы знать – куда? – словно бы невзначай, вполголоса, поинтересовался Боло. Он был самым любопытным в группе.
-- Почти что на курорт. Отдохнёте там, парни, -- заявил Юсуфов, широко улыбаясь. По размерам улыбки все поняли, что вояж будет, по самой малой мере, не из простых. – К тому же, по окончании прогулки, каждый из вас получит причитающийся ему гонорар. Можете прогулять его сразу же.
-- А нельзя ли сначала прогулять, а уж потом куда-то ехать? – спросил Булич.
-- Сначала всё же поработаем, -- повернулся к нему Юсуфов, -- а то сильно голова болеть будет. Знаю я ваши гулянки.
Карл достал из заднего кармана плоскую фляжку и свинтил с горлышка пробку. Это про него говорил Гилтан. Карл вчера сильно перебрал, да и не он один.
Сборы были короткие. Каждый забрал свой ранец. Вещи всегда были аккуратно сложены и упакованы. Пятнистые комбинезоны, вонючие от пота, оставили возле большого ящика – это пойдёт в стирку. Курсанты обрядились в гражданское. Сейчас они напоминали шайку туристов, оккупировавших участок дикого пляжа. Эрнст прихватил с собой огромный «Панасоник», извергавший из хромированных недр своих пронзительные выкрики Оззи Осборна. Торс его обтягивала футболка с устрашающей мордой. Готические буквы составляли название сатанинской группы «Моторхэд». Напульсники с блестящими зубами шипов и спутанные волосы короткой шевелюры делали его похожим на металлиста. Да он и был им до дезертирства из армейской казармы.
Остальные оделись более спокойно. Белые кроссовки и джинсы соседствовали с блестящими галстуками и белыми сорочками. Картину завершали фотоаппараты. И видеокамеры.
Отпускники расселись в большом автобусе с зеркальными стёклами. Почему-то зеркальными они оказались с обеих сторон. Снаружи и изнутри. Ребята могли видеть лишь самих себя и корчили рожи своим заспанным опухшим физиономиям. Словно стадо обезьян внезапно выпустили из давно надоевших вольеров на экскурсию по городу. Вёл автобус Рустам. Всю дорогу он пережёвывал жвачку, как какой-то ленивый вол.
Ехали долго. Успели даже вздремнуть, когда автобус перестал дрожать и подпрыгивать на неровностях и колдобинах дорог. Рустам дёрнул рычаг. Влажно всхлипнув, отъехала дверь, открывая вид на серый бетон аэродрома.
Курсанты гуськом потянулись из салона, потягиваясь и оглядываясь по сторонам. Неподалёку находился бетонный куб аэропорта. Прямо перед ними стояла авиетка с приставленным трапом. Все быстро забрались внутрь. На прощанье Андрей бросил взгляд в сторону здания вокзала. «Влади …». Владикавказ?
Кроме их группы из одиннадцати человек, в самолёте уже были трое «туристов». Были все они в тёмных очках. Старший курсант Гейдар уселся с ними и у них сразу завязался разговор. Ребята быстро расселись по креслам, привычно разместившись таким образом, чтобы контролировать весь салон. Хотя оружие у них ещё не было, но привычка уже выработалась и въелась в кровь. Любой из них теперь старался садиться в помещении так, чтобы за спиной никого не оставалось, самому предпочтительней пребывать в тени, но, в то же время, видеть всю обстановку.
Рядом с Буличем плюхнулся Николай и улыбнулся. Он до сих пор считал Андрея своим помощником, и Андрей до поры не разубеждал его. Мало ли что там, впереди. Москаленко же – человек проворный и боец не из последних. Сам же Булич старался своих истинных возможностей не афишировать. Может быть, поэтому и решил Крест убрать его, не желая терпеть рядом скрытного человека. Крест всегда умел заглянуть в день завтрашний и знал, кого надо опасаться.
Окна закрывали пластиковые забрала, а когда Мочило попытался содрать занавеску, один из чужаков что-то крикнул. Москаленко повернулся к нему. За последний год он поднахватался у местных чучмеков и даже мог разговаривать по-ихнему.
-- Не хочет он, чтобы мы в окна глядели, -- объяснил Николай.
-- А что так – боятся, что я удеру через иллюминатор, не дожидаясь причитающегося мне гонорара? – спросил он бывшего шефа. Вместо ответа тот пожал плечами. Булич отвернулся. Если не глазеть в окошко, то чем же ещё заниматься в этой болтающейся коробке, пока они не прибудут на место?
Гирсам и Боло тут же разложили доску, расставили чёрные и белые шашки, и азартно бросали зары – крошечные кубики с зёрнышками очков на гранях. Они играли в нарды – сложную восточную игру, где шашки путешествовали по периметру доски, то выстраиваясь цепочкой, то делая скачки вперёд или даже назад. Знатоки могли проводить за доской незаметное время часами. За их времяпрепровождение можно было не беспокоиться. Эрнст присоединил к бифонике наушники и наслаждался энергичными звуками «Назарет» или «Блэк Саббат». Голова его подёргивалась в такт неслышимого посторонним ритма, а пальцы сжимались в кулаки и разжимались. Он обожал такую вот музыку, где кипит и льётся живая энергия, как расплавленная сталь. Лю сидел, прищурив глаза. Он мог сидеть так сколь угодно долго. О чём думает в такие минуты китаец, не знал никто. Джо- Огненный Палец был столь же неподвижен. Но его взгляд напоминал ту точку, где конец электрода прикасается к сварному шву конструкции. Если бы взгляд мог бы стать более ощутимым, то спинка кресла перед ним бы уже дымилась.
Булич закрыл глаза. Что он сделает, когда вырвется отсюда? Прежде всего он постарается добраться до Москвы. С его новыми навыками это вряд ли будет сложной операцией. Затем он устроится на работу и примется наблюдать за Крестом. Выяснив все подробности, он достанет оружие. Проблем с ним возникнуть не должно. Давным давно, ещё когда не запахло жареным, он спрятал в парке отдыха два пистолета – ТТ и «наган» с запасом патронов. Этого ему вполне хватит, чтобы расправиться с Крестом, а нет, так он придумает парочку сюрпризов …
Не спеша, авиетка перемещалась в воздушном пространстве. Широкие крылья суперлайнера «Боинг- 747» поддерживают машину в зоне уверенного полёта, небесный трудяга АН- 2, «Аннушка», напоминает порой лихого ковбоя, прыгая от одной воздушной ямы к другой. Их авиетка балансировала где-то на середине этой классификации самолётов. Дремать при этом было затруднительно. Куда их занесёт?
В ушах начало давить. Значит, самолёт заходит на посадку. Булич пристегнул эластичный страхующий ремень. Сейчас они сядут и тогда …
Колёса коснулись земли. Самолёт подпрыгнул, и все пассажиры вздрогнули. Покатился по проходу один из кубиков- зар. Ругнулся Карл. Он в этот миг зевал, проснувшись, и сейчас, во время толчка, умудрился прикусить язык. Самолёт прокатился, замедляя скорость, до конца взлётной полосы и свернул на место парковки. Замигала, а затем ровно засветилась табличка «Не курить. Пристегнуть ремни». Опомнились, блин!
Незнакомцы заглянули в отсек пилотов и переговорили с ними. Гейдар распахнул дверь наружу. К ногам его подкатила площадка самоходного трапа. Он повернулся к своим товарищам и махнул рукой. Все потянулись к нему, разбирая сумки с личными вещами. Все жадно вытягивали шеи.
Джидда. Кто первым сказал это слово? Кажется, кто-то из чужаков. Николай пояснил Буличу, что Джидда, это международные ворота в Саудовскую Аравию. Через этот порт попадали в страну паломники, совершающие хадж – путешествие к исламским святыням. Со всего мусульманского мира тянулся нескончаемый поток пилигримов. Они ехали на машинах, плыли на паромах, прилетали на самолётах, чтобы посетить Мекку – город Пророка, и Медину, где он умер в сентябре 632-го года.
«Джидда» - в переводе с арабского означает «богатая». И это действительно самый богатый город в Хиджазе. Современные здания нового города здесь соседствуют со старыми домами из серого песчаника или самана в старом городе. Супермаркеты возле аэропорта и отели международного класса, и маленькие лавочки, где можно купить чеканные украшения времён Харуна ар-Рашида, или азиз-кумахш, сувениры из Мекки, памятные свидетельства путешествия- хаджа.
Быть может, Читатель заявит, что ему нисколько не интересно читать про святыни мусульман, так на это мы можем сообщить, что именно в Джидде, по поверьям, находится гробница праматери человечества – Евы, и что здесь закончился её жизненный путь после изгнания из Эдема. Когда Адам похоронил свою суженую самим Всевышним, горевал он сорок дней и сорок ночей, а потом отправился в путь и нашёл последнее успокоение на острове Синхала-Двипа, то есть «Львиный остров». Сейчас он называется Шри-Ланка и является настоящей жемчужиной в той диадеме, что именуется Индией. К слову сказать, когда Адам умер там, было ему 930 лет, срок немалый, надо признаться.
Старую часть города от новой отделяет большая саманная стена, украшенная изразцами. Через арочные ворота, проделанные в стене, выходят и тянутся за горизонт широкие асфальтированные дороги. Именуются те ворота – Баб-эль-Медина, Баб-эль-Йемен и Баб-эль-Мекка, по названиям направлений дороги. Со стороны Красного, или, по-старинному – Черемного моря, Джидду охраняют два обширных форта с большими бронзовыми стволами старинных крепостных орудий. Сейчас они исполняют скорей роль декоративную, чисто символическую. Как средство защиты, они уже не функциональны. Эту роль сейчас выполняют более действенно саудовские реалы. Или нефтедоллары, если вам так нравится больше.
Курсанты вышли тесной группой из стеклянного куба аэропорта и тут же рассыпались беспорядочной стайкой. Они глазели по сторонам, как обычные туристы. К ним бесшумно подкатил шикарный мерседесовский автобус. Только теперь они опомнились и мигом загрузились внутрь. Автобус поплыл по широкому проспекту. Переулки, что выныривали на проспект, были узкие и тёмные, как это зачастую бывает в восточных городах. Богатые арабы перемещались большей частью на огромных американских автомобилях. Порой встречались длинные лимузины, отделанные настоящим золотом и самоцветами. Экзотикой выглядели путники, чинно двигающиеся по своим надобностям на меланхоличных длинноухих осликах, которые не обращали никакого внимания на четырёхколёсные громадины, носившихся взад- вперёд перед носом невозмутимого ишака, вынужденного, к своему неудовольствию, вдыхать облака бензинового и дизельного перегара, на котором построена экономика его хозяев.
Карл, Лю и Боло снимали всё на видеоплёнку – ослика, проходившего рядом с позолоченным «кадиллаком», минарет в орнаменте голубых османских изразцов, нищих паломников, просивших подаяние на виду у полицейского с пышными усами и накрученным на голову тюрбаном. Он, с гордым видом, сидел на белом скакуне, сам похожий на изваяние. Не хватало только кривой сабли на боку, чтобы сделать из него настоящую статую. Но, как оказалось, по здешним обычаям, запрещалось изображать людей и улицы украшали предметы обихода. Они увидели пальмовые деревья (хотя пальмы относятся к травяным видам растительности), выполненные столь искусно, что не отличались от настоящих, скульптурную группу «Лампы», но больше всего на туристов производил впечатление памятник велосипеду.
Автобус миновал площадь Аль-Муни и остановился возле отеля, испещрённого портиками и базиликами в мавританском стиле. Здание было выстроено классически, рядом с открытой террасой соседствовал небольшой шестиугольный бассейн. Когда курсанты повалили из мерседесовского салона, кто-то как раз нырнул с постамента для прыжков. Мелькнуло бронзовое от загара тело и ныряльщик, практически без шумного всплеска, вошёл в воду. Из водной глубины поднялось облако радужных пузырьков. А вслед за ними поднялось лицо восточной Афродиты – японки или корейки. Своих жён арабы держали по старинке в серале – жилище, где они пребывали в неге и праздной роскоши, деля время между болтовнёй, обжорством и телевизором.
Туристов, под легендой которых действовали курсанты, распределили по нескольким смежным номерам. Эрнст тут же собрался в ресторан, но Гейдар запретил им покидать свои номера. Официанты привезли на тележках широкий перечень блюд, покрытых никелированными колпаками, под которыми аппетитные запахи, усиленные разнообразными специями, концентрировали свою ударную силу.
Москаленко включил телевизор. Огромный плоский экран ожил и показал смуглую красотку. Увешанная гроздьями запястий, ожерелий, бус и всяческих финтифлюшек, она раскачивала бёдрами и крутила выпуклым животом с крупным бриллиантом в глубокой ямке пупка, под пронзительные звуки каких-то струнных инструментов непривычных европейскому уху тембров. Лицо её прикрывала повязка из кисеи, вроде наших противогриппозных. Сверкали лишь тёмные глаза, подведённые густым слоем сурьмы.
Парни сгрудились у экрана – подумали, что показывают стриптиз, но танцовщица упорно не желала сбрасывать полупрозрачные покровы и открывать свои прелести жадному мужскому вниманию. Скоро эти ужимки курсантам надоели, но по другим каналам программы были столь же безынтересны – то показывали гонку беговых верблюдов по пустыне с потными «жокеями», обмотанными бурнусами, то шёл местный сериал, где то и дело переругивались противными визгливыми голосами перезревшие смуглые красотки, или носатые арабы спорили о чём-то друг с другом, попивая попутно кофей. Комментарии все были на арабском языке. Может, что интересное можно было углядеть по спутниковым каналам, но подключения к параболической антенне не было. Заказать тюнер не успели, в номер завалился Гейдар. Он позвал всех на общее собрание.
Сгрудились мужики в большом номере- люксе, где устроился сам Гейдар и те чужаки, что летели вместе с ним в самолёте. Держались они гордо и отчуждённо. Говорил всё больше Гейдар, но, судя по взглядам, которые он иногда бросал на незнакомцев, именно они заказывали музыку, а Гейдар лишь пел соло с их голоса.
Оказалось, что Джидда лишь перевалочный путь в их одиссее. Путь их лежал ещё дальше, на юг полуострова, в Йемен. Там возник какой-то конфликт, в разрешении которого должна была принять участие и их группа. Сейчас они будут ждать в этом отеле сообщения из того места, куда им. В скором времени, придётся отправиться, и вот тогда-то колесо операции стремительно закрутится.
Предстоящую задачу Гейдар обозначил лишь в самых общих чертах. Где-то на побережье Аденского залива, в том месте, где Баб-эль-Мандебский пролив, эти ворота, ведущие в Красное море, омывает песчаные берега, находится некий особняк, подробные схемы которого должны скоро сюда привезти. Этот особняк является резиденцией одного важного лица, устранение которого поручалось их группе. Группу сразу разбили на несколько секций – для уничтожения внешней охраны, для проникновения внутрь особняка и для обеспечения отхода.
Заняться внешней охраной и обеспечением подходов к особняку должны были Эрнст, Карл и Гуль. Старшим был Карл. Внутри действовать будут Николай, Андрей и Джо, под командой самого Гейдара. Отход прикрывают Боло, Гирсам и Фархад. Старшим назначили Лю.
Затем Гейдар отпустил всех обратно, и парни разошлись но номерам. После лагерных изнуряющих тренировок все восприняли передышку, как заслуженный отдых. Валялись на широких кроватях или пялились в телеящик. Кто-то нашёл подключение к ночной кабельной сети, где гоняли порнофильмы, и теперь они глазели на оргии и слушали сладострастные стоны. А чем ещё было заниматься? Разве что пожрать от души.
Карл дорвался до рыбы. Страстный рыбак, он истосковался по рыбным блюдам и теперь уписывал их за обе щёки. Эрнст слушал концерт Ричи Блэкмора, который показывали по музыкальному каналу МТВ. Он и сообщил, что Карлу плохо, распахнув дверь в номер, где остальные заворожённо следили за развитием порносюжета. Мигом позабыв про телевизор, все бросились за эстонцем, оставив без внимания стонущую сексбомбу с поражающим воображение бюстом, в окружении троицы здоровенных обнажённых мулатов.
Карл лежал в туалетной комнате, рядом с ослепительно белым унитазом. Грудь и руки его были выпачканы рвотными массами.
Эрнст рассказал, что, пообедав, Карл принялся расхаживать по номеру, а потом пожаловался, что язык и нёбо онемели. Эрнст решил, что он просто слишком много слопал фруктового мороженого, но, когда Карл рухнул в туалете, он по-настоящему испугался и бросился за помощью.
Роль врача в группе выполнял Гирсам, выходец из Турции. Он работал в Германии, в Штутгарте, в местном хосписе врачом- токсикологом. Он сразу же определил причину потери сознания – отравление. Похоже, что Карл отравился своей обожаемой рыбой. Он выбрал в ресторанном меню блюдо с лирическим названием «Голубка эль-Арави». «Голубь» или «морской скраб», одна из разновидностей рыбы-собаки. Эту рыбу ещё именуют иглобрюхой. В пищу употребляют лишь хвост.
-- Существует несколько разновидностей рыб, смертельных для человека, -- объяснил Гирсам. – Их нельзя употреблять, частично или полностью, круглый год или в определённое время года. В остальное время мясо их не представляет опасности для гурмана.
Карла обмыли и уложили в постель. Он потерял сознание. Мышцы его были полностью расслаблены, и он теперь больше напоминал куклу с безвольными конечностями, нежели чем человека.
-- Что с ним? – спросил Гирсама один из незнакомцев, нервно нащупывая у запястья немца слабую ниточку пульса.
-- Похоже на отравление ядом тетродоксин, который вырабатывают генетические железы самцов рыб-собак во время полового созревания. Странно, но для брачного периода ещё довольно долго.
-- Как это сказывается на здоровьи?
-- Плохо. Дело в том, что тетродоксин действует на нервную ткань таким образом, что ионы натрия блокируются, то есть перестают проходить сквозь оболочку нервных клеток, тогда как ионы калия продолжают свой ход.
-- Нам это ни о чём не говорит.
-- Хорошо. Я буду говорить более понятно несведущим в делах медицины и химии организма людям. Дело в том, что тетродоксин перекрывает подачу нервного импульса органам.
-- Чем это грозит больному? – продолжал допрашивать медика незнакомец, теряя терпение. – Только без лишних терминологических подробностей.
-- Мышечным параличом, -- коротко ответил Гирсам.
-- Но ведь мышцы его сейчас не напряжены.
-- В этом и состоит отличие отравления тетродоксином от, к примеру, столбнячного паралича, когда мышцы возбуждены и деревенеют. В нашем же случае мышечная дисфункция вызывается полным расслаблением, а не конвульсивным сокращением мышечной ткани.
-- Дальше?..
-- А что может быть дальше? Смерть от остановки дыхания, поскольку мышцы, участвующие в системе дыхания, перестают получать соответствующие нервные импульсы- команды.
-- Как долго протекает болезнь?
-- Неизвестно. Всё зависит от количества токсина, поступившего в организм. Наш человек уже перешёл в коматозное состояние, но он слышит и понимает всё происходящее. Если его сейчас поместить в хорошую клинику, то, по окончании интенсивного лечебного процесса, кстати, довольно дорогостоящего, он встанет, в конце концов, на ноги. Но всё это время, пока он находится в коме, жизнедеятельность его придётся поддерживать с помощью искусственной нервной системы, подключив его к электронной аппаратуре. Сейчас же его состояние сродни состоянию анабиоза.
Гейдар всех выгнал из номера Карла. Через несколько часов он сообщил остальным, что немца увезли в местный госпиталь, а вместо него старшим в группе назначается узбек Фархад, которого перевели из группы обеспечения отхода.
Булич промолчал. Он не видел амбулаторной машины, на коей могли увести больного. Вместо этого, сквозь планки жалюзи, он видел, как в чёрный вместительный «кадиллак» загружали некий длинный пластиковый мешок. Вряд ли когда они будут ещё общаться с сухопарым флегматичным Карлом с его унылым вытянутым лицом, усыпанным целым набором веснушек и оспин.
Ещё сутки провели в отеле «туристы». Вот только теперь их отношение к предстоящей «экскурсии» в корне поменялось. Трагическое происшествие с Карлом удручающе подействовало на всех, кроме, пожалуй, Джо и Лю. Они оставались столь же невозмутимыми, тогда как остальные угрюмо переговаривались и недовольно посматривали на чужаков, которые время от времени исчезали из отел.
Наконец все необходимые сообщения были получены, и группа расселась в приземистом японском микроавтобусе. Багажник и проходы в салоне были заставлены контейнерами со снаряжением. Один из чужаков остался в Джидде, а двое других уселись в микроавтобус вместе со всеми, причём один из них взял на себя роль водителя. Автобус «тойота» пересёк арку Баб-эль-Йемен, и скоро машина уже неслась во всю прыть по широкой ровной автостраде. Время от времени далеко в стороне мелькали воды Красного моря.
Гирсам объяснил им историю происхождения названия. Раньше море называлось Чермным. Когда обиженные евреи покинули Египет, под предводительством пророка Моисея, за ними кинулись в погоню войска фараона. Но, почти настигнув беглецов, они остановились – воды моря внезапно окрасились в кровавый цвет. Нерешительностью преследователей воспользовался Моисей – он простёр вперёд жезл, и воды моря расступились перед ним. Евреи посуху, как это парадоксально и не звучит, успешно преодолели водную преграду. По преданию, по обе стороны колонны евреев стояли две стены воды, и очумелые рыбы выскакивали прямо на головы чинно шествующих беглецов. Они выбрались на противоположный берег вместе со скотом, семьями и многочисленным скарбом, куда, кстати, входили и драгоценные украшения «позаимствованные» евреями у соседей- египтян. Только тут опомнились фараоновы воины и решительно устремились в погоню, для чего так же вошли на дно чудесным образом обмелевшего моря. Но, время, отведённое Господом на чудо, истекло, и воды моря разом сомкнулись над головами вооружённых до зубов солдат, похоронив всё войско на морском дне. В память об этих событиях море и назвали Красным.
А вообще-то в красный цвет воды окрашивались из-за крошечных микроорганизмов, относящихся к панцирным жгутиковым – динофлагеллятам. Иногда они столь быстро размножаются, что кажется, будто вода «цветёт». В те дни концентрация динофлагеллятов достигает сорока миллионов особей в одном литре морской воды. Однако такое «цветение» бывает весьма нечасто и быстро проходит. Жгутиковыми питается масса других морских обитателей и питается весьма успешно.
«Тойота» двигалась по дороге всю ночь. Над машиной ярко светилась круглая луна в окружении мириадов звёзд. Пустыня, в призрачном лунном свете, казалась масштабной декорацией для постановки фантастического блокбастера. Высокие барханы сменялись зарослями мимозы и алоэ, колоцинт соседствовал с верблюжьей колючкой. Временами машина въезжала в сухие долины- вади, крутые склоны которой возвышались по обе стороны шоссе. Ранее, в исторические времена, здесь текли бурные воды реки, но, в последнее время, водообмен был настолько скуден, что внезапные дожди давно уже перестали наполнять сухие эрозийные долины водой.
Ранним утром автобус вкатился в обширное заброшенное строение – хану, которая была окружена неровной глинобитной стеной, окаменевшей от времени. Дорога на Сану осталась в стороне. Они находились на территории Йеменской Арабской Республики. Когда и где они успели пересечь условную линию границы, не заметил никто из «туристов».
«Как такое могло быть?» -- спросил бы особо недоверчивый Читатель. Постараемся объяснить такое непривычное нам явление. Дело в том, что на Аравийском полуострове, львиную долю которого занимают многочисленные пустыни, чёткие границы, фиксированные, незыблемые в понятии европейцев, отсутствуют, что, нередко, является поводом для конфликтов. Но, признайтесь, подумав, сами, насколько сложно в голой пустыне провести линию рубежа, отделяющего одно небольшое государство от другого.
А в случае с Йеменом всё гораздо сложнее. В давние времена здесь появлялись, а затем умирали государства – Хадрамаут, Катабан, Саба, Аусан. В седьмом веке Йемен вошёл в состав Арабского халифата. В десятом веке северную часть отвоевала для себя шиитская секта зейдитов и образовала там своё государство – имамат. С тех пор Йемен разделился на две части – Северный Йемен и Южный Йемен. После этого обе части не раз захватывали арабы и турки, а позднее – англичане, но граница между частями Йемена существовала постоянно.
В 1904-м году в Северном Йемене вспыхнул противоосманский мятеж. Долгие годы войны закончились тем, что Королевство Йемен стало самостоятельным государством в 1918-м году, тогда как его южный сосед оставался британским протекторатом вплоть до 1963-го года, когда появилась Народная Демократическая Республика Южный Йемен, официально утверждённая в 1967-м году.
Пожалуй, с тех пор и начались конфликты между более мощной экономически Йеменской Арабской Республикой и ДРЮЙ. Дело доходило даже до боёв местного значения. Южный Йемен был более слабым экономически, но имел большую площадь, правда, при меньшем населении. И ещё. Если большинство северного населения Йемена поддерживала шиитскую ветвь ислама, то их южные соседи склонялись к ваххабизму.
Курсанты разместились в глинобитном строении. Низкие потолки нависали над самой головой. Полом служила хорошо утоптанная почва. Мебели, как таковой, просто не было в наличии, за исключением выступов и углублений- ниш в стенах. Разгрузили автобус. Часть снаряжения распределили по дому. Имелся даже в наличии компьютерный комплекс с установкой спутниковой связи. Чужаки, вместе с Гейдаром, суетились возле пульта связи, получая от внешних источников координаты систем настроек.
Булич, как и остальные, занимался подгонкой снаряжения. В грузовых контейнерах содержались разные наборы – от стрелкового оружия и снаряжения взрывников до спасательных жилетов и надувных лодок – действовать придётся в непосредственной близости от побережья.
Для перемещения по Тихаме, пустыне вдоль побережья Красного моря, имелась пара специальных джипов- сэндроверов, которые кто-то позаботился пригнать сюда раньше и прикрыть брезентом под навесом в задней части ханы. Их прочистили от песка и дозаправили из канистр. Появились схемы, и курсанты занялись заучиванием подходов к особняку и планов внутренних помещений.
Из ханы выехали, когда на пустыню упала тьма. По сравнению со средней полосой, животная жизнь в тропиках не так богата, если, конечно же, речь не идёт о влажных пойменных зарослях, которые буквально дышат сыростью и жизнью. Нет, речь конкретно идёт о пустыне. Но и здесь живут, и даже весьма успешно, различного типа существа, от метровых варанов и змей, до джейранов и верблюдов. А уж про такую мелочь, как тушканчики, песчаные мыши, скорпионы или черепахи и говорить нечего; другой вопрос, что им приходится вести постоянную борьбу за своё существование. Фазан и стрепет стараются по большей части молчать, в то время как наш соловей заливается долгими восторженными трелями. Вот и создаётся привычное впечатление о безжизненности песков.
Один из чужаков остался в строении возле аппарата связи, а второй занял место за баранкой переднего джипа. Лицо его было скрыто под повязкой, для защиты от ветра, несущего в своих струях песок. Такими же повязками обзавелись остальные. Также лица прикрывали масками приборов ночного зрения. Двигались без света фар и практически без шума. Даже двигатели джипов работали «шёпотом». С натугой они наползали на барханы, приминая их широкими шинами, и ныряли в прогалы между пологими склонами. Возможно, что в это время где-то рядом перемещались пограничные патрули на джипах или верблюдах, снабжённых прожекторными установками на аккумуляторах, а не абы как. Своего присутствия патрулям, само собой, выдавать было никак нельзя.
Скоро запахло морем. Показался высвеченный участок. Действительно, здесь был выстроен большой трёхэтажный особняк, ввиду небольшой лагуны. Часть акватории была отделена от залива специальным ограждением.
Один джип- сэндровер, с группой захвата и группой поддержки, направился к побережью. Остальные остались ждать, приспособив бинокли к наблюдению. Джо достал из узкого чемодана снайперскую винтовку «маузер СР-86» калибра 7, 62 миллиметра, с большой оптической трубой. Он устроился на пригорке, примостив ствол винтовки в развилку тернового куста. Сразу же Джо начал примериваться к различным ориентирам, запоминая расстояние и параметры прицела. Он собирался контролировать обстановку с большого расстояния.
Булич вспомнил план первого этажа. Холл, различные службы и подсобки. Второй этаж – спальни и кабинеты, включая массажную и биллиардную комнаты. Третий этаж – оранжерея и, если можно так выразиться – зимний сад. А также там имелся пост охраны, как положено – с пулемётами и прожекторами. Время от времени все окрестности заливал слепящий свет мощных ламп. Лучи прожекторов «ощупывали» подходы к объекту, включая и лагуну. Вне всякого сомнения, что все подозрительные места были заранее пристрелены.
Кроме охраны на крыше, у прожекторов, должны быть сторожа и на первом этаже. Их и должны были обезвредить Николай с Андреем. Тем временем Гейдар и Джо, отложивший на время винтовку, собрали дельтапланы, окрашенные в чёрный цвет. Они должны были вспорхнуть прямо на крышу, подобно ночным нетопырям и обезвредить верхний пост. Подъёмную силу дельтапланов обеспечивал пропеллер, работающий от миниатюрных аккумуляторных батарей, и обеспечивал несколько минут бесшумной управляемой левитации, свободы от земного тяготения. Этого времени обоим пилотам должно было хватить, чтобы добраться до крыши особняка.
Фархад, Эрнст и Гуль подплыли под водой к самому причалу, где стоял катер. Как они и думали, там тоже дежурил человек, так как Фархад скоро доложил, что одного часового они благополучно сняли и теперь двигаются дальше. До боли в глазах Булич вглядывался в дорожки, ведущие к дому, но никакого движения не заметил, если не брать в расчёт троих охранников. Они патрулировали вокруг периметра дома, а когда встречались все вместе, покуривая, беседовали в полголоса, передоверив ответственность верхнему посту. Вот снова зажглись три красные точки на тёмных силуэтах. Вдруг одна из них искрой метнулась к земле. Видимо, курсанты решили их обезвредить сразу и одновременно. С дальнего расстояния подробностей происходящего было не разобрать. Понятно лишь, что ни один из охранников не успел поднять тревоги. Все они вдруг рванулись в стороны, но тут же попадали в траву и больше уже никто из них не поднялся на ноги. Но их место тут же заняли «дублёры». Никто бы не отличил в темноте теней силуэты новичков от старых сторожей. Они даже короткие автоматические карабины повесили точно так же и продолжили обход здания. Трупы были засунуты в глубь кустарника, под стену дома.
Зажужжали электромоторы и две тени отделились от вершины тёмного бархана. Казалось, что сама ночь неслышно машет крыльями мрака. Только эти тени не порхали беспорядочно над пустыней, а целенаправленно приближались к безмятежно спавшему особняку, выросшему в сердце Тихамы.
Под плоскостью чёрного треугольного крыла висело тело пилота, управлявшего воздушным винтом и поворотными тягами. Возле самого особняка они выключили питание и теперь совершенно бесшумно планировали, направляя полёт своих птиц на площадку- патио, возле стеклянных конструкций крытой оранжереи.
На огороженной площади стоял ряд полосатых шезлонгов. Днём, в этом месте, обитатели пустынного жилища принимали солнечные ванны, пользуясь щедрыми услугами бесплатного солярия. В настоящий момент здесь лежали двое спящих сторожа. Ещё двое управлялись с прожекторами. Длинное хищное тело крупнокалиберного пулемёта БРГ-15 делало их пост серьёзной тактической силой.
Для сторожей, наблюдающих за ночной жизнью пустыни, было полной неожиданностью падение с неба двух нетопырей- бэтменов. Не успели они и рта открыть, как получили полную обойму из бесшумного пистолета семинола. К спящим кинулся Гейдар и, несколькими взмахами кинжала, покончил с обоими рассечением яремной вены. Путь вниз был свободен. Гейдар передал по рации короткое кодированное сообщение.
Впрочем, его люди внимательно следили за происходящим на крыше и двинулись вперёд едва ли не до подачи сигнала, так как Гейдар увидел их сразу, как только глянул вниз с крыши. Конечно же, он с семинолом повернул прожектора так, чтобы они никоим образом не выдавали присутствия нападающей группы.
Гирсам залёг с ручным пулемётом в барханах. Боло остался дежурить рядом с джипами, вооружившись автоматической винтовкой. Гуль залёг рядом с причалом. Таким образом, почти вся территория находилась под неусыпным наблюдением. Почти, это значит, что надо учитывать ночной характер операции, когда полностью видеть все детали округи невозможно было физически.
До сих пор всё развивалось благополучно. Вся наружная охрана была выбита в считанные секунды и минуты, и без всяких потерь с нападающей стороны. В доме всё было тихо и спокойно. Там пока что никто нападения не почувствовал.
Джо, а за ним и Гейдар, попробовали открыть внутреннюю дверь, ведущую на нижний уровень, но … дверь была надёжно заперта. Стало понятно, почему сменная пара сторожей отдыхала тут же, на патио. Внизу осторожно звякнуло. Кто-то из нападавших старался вырезать кусочек стекла. Алмаз скользил по гладкой поверхности стекла, оставляя слабую царапину. Стекло оказалось толстым, пуленепробиваемым.
Внезапно внутри загорелся свет. Там кто-то всё же встревожился и теперь перемещался от окна к окну. Наверняка, охрану сейчас вызывали по радиосвязи. Нужно было срочно начинать действовать. Азербайджанец заложил минизаряд пластита под дверь и отпрыгнул в сторону. Рвануло! В оранжерее посыпались стёкла. Забил крыльями и заголосил крупный попугай ара, спавший в клетке. Дверь, ведущую внутрь дома, сорвало с петель. Оттуда торопливо застучал автомат.
В это время грохнуло внизу и сразу же ещё. Это остальные члены штурмовой группы начали атаку со стороны больших, во всю стену, окон. Одно из стёкол от детонации пошло трещинами, и Булич высадил его длинной очередью, а затем нырнул вперёд и покатился в сторону, поливая темноту автоматным огнём. Скрываться дальше не имело смысла. Рядом мелькнул силуэт Николая. Он бежал и стрелял на ходу в глубь длинного зала с огромным столом в центре его. Позади стола поднялся и тут же отлетел назад человек в светлом пиджаке. По материалу расползались тёмные пятна. На пол упал М-16.
Сверху тоже стреляли. Там прорывались Джо и Гейдар. Главное, не дать опомниться обитателям дома. Сейчас они должны пребывать в полной панике. Ведь они проснулись среди ночи от разрывов гранат и автоматной стрельбы. Где охранники? Кто нападает? Пока они оценят обстановку, нужно успеть закончить операцию.
По окнам снаружи остервенело палили Фархад и Лю, по дорожке бежал Эрнст. Бронированные окна гудели и покрывались мелкой чешуёй микротрещин. Булич бросился по проходу между рядом диванов и тем огромным столом из полированного тёмного дерева.. На ходу отстегнул опустевший магазин, вставил заряженный и передёрнул затвор. Он снова в деле, готов к бою. Москоленко кинул вперёд, где начинался коридор, гранату и бросился на пол. Булич кинул себя в шёлковые объятия массивного кресла и телом перевернул его. Грохнуло так, что закачалась под потолком огромная люстра, мелодично позванивая хрустальными гранями подвесок.
К стеклу на миг прижался Эрнст. Он что-то крикнул, ударил прикладом «Хеклера» по стеклу и исчез. Булич снова бросился вперёд. Его задачей было пробиться на второй этаж и пройтись пулевым смерчем по комнатам справа от лестницы. Он подлетел к широким ступеням, устланным яркой ковровой дорожкой. Вдруг наверху появился, как чёртик из коробки, внушительный верзила. По крайней мере, именно так он выглядел отсюда, снизу. Одет он был в нежно- розовую пижаму, похоже сшитую из шёлка, и волосы его были взлохмачены ото сна. Но, тем не менее, в руках он сжимал израильский автомат «Галил».
Оба оказались быстрыми стрелками и выстрелили одновременно. И обоих пули противника откинули назад. Вот только Булич через мгновение вновь уже стоял на ногах, потирая грудь, защищённую кевларовой бронёй, тогда как верзила остался на лестничной площадке с дырой во лбу и размозжённым затылком.
Рядом с Буличем прогрохотали башмаки Москаленки. По залу бежали Лю и Эрнст. В кого-то, ощерив зубы, яростно палил Фархад. Почему-то в доме оказалось очень много прекрасно вооружённых людей. Они как тараканы выползали из всяких щелей, с пистолетами и автоматами в руках. Стрелять приходилось беспрерывно.
Неизвестно, сколько времени прошло с начала атаки, когда вдруг Гейдар начал кричать об отходе. Значит, задачу свою они всё же выполнили. Все начали отходить, продвигаясь к выходу, прикрывая друг друга. На какое-то время Булич замешкался и вдруг понял, что остался один. Все свои уже выскочили в разбитые окна и против него в длинном зале остались три или даже четыре бородача, полуодетых, но все с автоматическими винтовками в руках. Они задумали взять Мочилу в кольцо и, как раз в это время у него закончились патроны. Андрей вскочил на ноги, что есть силы заорал что-то матом и швырнул в них бесполезный автомат, а затем прыгнул рыбкой в окно.
Видимо бородачи подумали, что он бросил в них гранату и попрятались за диваны, а когда поняли свою ошибку и с рёвом вылетели из укрытий, было уже поздно. Товарищи не бросили Андрея, а вернулись за ним, чтобы встретить преследователей Булича штыковым огнём в упор. Расстёгнутые мундиры охранников вмиг были изорваны пулями в клочья. Бородачи ещё не успели ничего толком понять и стояли пока ещё на ногах, но были уже все фактически мертвы.
Курсанты выскочили из особняка и кинулись к бархану, за которым были укрыты песчаные джипы. И в это время особняк взорвался. Заложили подрывники пластитовые мины, или в доме хранился столь внушительный арсенал, но дом оказался разрушенным едва ли не до основания, что называется – в щебень. Парни попадали от неожиданности на песок. В ушах заложило.
Наверное, именно по этой причине никто сразу не уловил диких выкриков со стороны пристани. Вдруг там застучал автомат. Курсанты скопом кинулись в сторону залива, на ходу рассыпаясь в стороны.
Кричал Гирсам. Всё лицо его было белым. Он истерично вопил и всё жал на спусковой крючок. Все патроны были выпущены одной длинной очередью, пропахавшей берег. Что там было? В кого он целился?
-- Крокодил! Гребнистые крокодилы!!! Они всё это время были там! Я думал, что на берег выбросило несколько брёвен, а они вдруг ожили и накинулись на Гуля. Тот не ожидал нападения, так смотрел в это время в сторону дома, где шло сражение. Он кричал, просил о помощи! Но я не успел спасти его!
Крокодилы?! Все бросились на берег. Действительно, там всё было изрыто и залито лужами крови. Нашли брошенный автомат. Где Гуль? Курсанты светили в воду фонарями, но разглядеть что-либо в тёмных ночных глубинах было просто невозможно и не реально.
Гребнистый крокодил, пожалуй, единственный из рептилий, который заплывает в солёные морские воды и отлично там себя чувствует. К тому же из всего отряда крокодилов, аллигаторов, кайманов и гавиал, именно гребнистый крокодил самый опасный. Его всегда считали людоедом и не без основания. Гребнистых крокодилов обвиняют в гибели Майка Рокфеллера, сына нью-йоркского губернатора, авантюриста и путешественника. Это лишь один пример аппетитов этих рептилий, но пиком численности жертв стал период зимы 1944- 1945-го года, когда американские и британские войска пошли в массированное наступление на все базы тихоокеанского бассейна зоны японской оккупации. Гарнизон свыше тысячи солдат принял бой с британскими морскими пехотинцами в мангровых зарослях острова Рамри, что находится в Бенгальском заливе. Японские солдаты отчаянно защищались, отрезанные от императорских войск, отказываясь сдаваться. Англичане отступили, когда солнце закатилось за горизонт, и тут из влажных болот появились крокодилы, по большей части – гребнистые, и район боевых действий превратился в ад. Лежавшие в тени древесные стволы вдруг оборачивались кровожадными чудовищами. Они хватали трупы, разрывали на части или утаскивали в тину целиком. Причём крокодилы хватали не только мёртвых, но и живых, раненных солдат, которые ожидали помощи от товарищей и оставались лежать на поле боя.
Манговые заросли наполнились тогда стонами и воплями живых людей. Британцы потом говорили, что это напоминало им ожившие иллюстрации к произведению Данте Алигьери, где герой путешествует с проводником- поэтом Вергилием по кругам Преисподней.
Джунгли осветили прожекторами и выстрелами попробовали разогнать людоедов, но те, вкусив человеческой плоти и крови, не желали бросать дармовой добычи и лишь отмахивались тяжёлыми хвостами от английских пуль, что бороздили очередями пулемётов гнилую поверхность болот.
Когда солдаты утром вошли на плацдарм противника, то нашли лишь не более двух десятков деморализованных японца, которые тут же сдались на милость победителей, чтобы избегнуть страшной смерти в пасти жутких ящеров.
Долго разыскивать пропавшего не было времени. Гейдар уже второй раз давал команду об отходе. Где-то вдалеке появились световые всполохи. А с запада приближался вертолётный гул.
Все быстро расселись в джипы. Булич заметил, что Эрнст зубами затягивал на руке бинт, сквозь который быстро проступало багровое пятно. Оказалось, что на него напал один из защитников дома и умудрился достать его широким кинжалом, какие называются «джамалия». Эрнст всадил ему клинок десантного кортика в грудь по самую рукоятку. Больше со стороны нападавших потерь не было. Если, конечно, не считать беднягу Гуля. Булич его почти и не знал. То ли татарин, то ли башкир, он поддерживал дружественные контакты с Фархадом.
Последовавший ночной слалом по пустыне запомнился Андрею с самой нехорошей стороны. С натугой рычал двигатель. Песок из-под колёс летел во все стороны и засыпал бойцов, сидящих в этой трясущейся жестянке, с головы до ног. Песок попадал в глаза, скрипел на зубах, от него чесалось всё тело. И это при том, что на голове была маска и ночной прибор инфразрения. По потному лицу стекали потёки грязи. Но это были сущие пустяки по сравнению с тем, что, возможно, навстречу им уже движутся патрули, прочёсывающие местность.
Когда они начали, на полной скорости, удаляться в пустыню, над пожарищем завис вертолёт, высветив местность прожектором. Убедившись в отсутствии живых людей, он принялся методически прочёсывать окрестности световым лучом. Мысль о том, что он вот-вот наткнётся на колеи от джипов и устремится за ними в погоню, со всеми своими пулемётами и ракетными установками, не давала сидеть спокойно.
Все они оживились, когда сэндроверы добрались до ханы, где их дожидался микроавтобус. К этому времени незнакомец собрал всю аппаратуру и дожидался их, забравшись на верх глинобитной стены. По рации он связался с ними и, увидев тёмные силуэты в зарождавшейся заре, начал мигать красным глазом ручного фонарика.
Подъезжающий джип пыхнул фарами, чтобы показать, что они заметили сигнал. На миг незнакомца осветило. Фары тут же погасли, словно их и не включали. Это было как вспышка стробоскопа на танцевальной площадке, «фиксирующая» пары, как фотография на сетчатке глаза.
Булич замер и едва не выпустил автомат из рук. Или он стал жертвой галлюцинации, или на верху саманной стены, опустившись на корточки, сидел … Магомет Багаев, тот самый студент фармакадемии из владивостокского поезда. Сколько раз он потом видел его во сне, высвеченного фонарём там, в бункере. Он стоял посередине укрепления в позе Брюса Ли, а гигант Слон, штангист и борец, заваливался на пол, раскинув руки в стороны в безуспешной попытке нащупать опору в воздухе.
Глава 6.
Операция прошла на редкость удачно. Николай мог её сравнить со взятием дворца Амина в Кабуле бойцами «Зенита» и «Грома». На каждого нашего бойца тогда приходилось по несколько десятков солдат гарнизона. Это если не брать в расчёт толстых крепостных стен, танков и артиллерийских установок. И наши парни взяли верх. Всего несколько человек не получили ни одной царапины. Остальные были изранены и пострадали, в различной степени тяжести. Не обошлось и без потерь, но свою сверхзадачу наши бойцы выполнили, и Амин был убит. Скоро в Кабуле появились советские солдаты, призванные на помощь Бабраком Кармалем. Всю операцию Москаленко хорошо знал со слов очевидцев.
Сегодняшняя акция прошла так успешно благодаря хорошо проведённой разведке. Он признавал профессионализм своих новых хозяев. Всего одна резаная рана. Да Гуль, которого утащили крокодилы. Это надо было учесть, что рядом со свалкой, куда выбрасывают остатки протухших продуктов, всегда крутятся хищники. Именно по ночам они появляются на пляже, чтобы поживиться остатками с людского стола. Бедный Гуль!
Все парни после выполнения акции чувствовали возбуждение, какой-то эмоциональный подъём. Их переполнял адреналин. Хотелось что-то делать, куда-то двигаться, бежать, кричать. Преувеличенно бодро все пересмеивались, подначивали друг друга.
Микроавтобус от ханы двинулся не обратно, а совсем в другую сторону. Направились к Эр-Рияду. Скорее всего маршрут Сана – Джидда уже перекрыли патрули. По УКВ- приёмнику передавали новости. Оказывается, их группа уничтожила опорную базу движения «Партия Демократический Арабистан». Они действовали в подполье и акции движения неуклонно повышались. Лидер Ибен аль-Даффа быстро набирал политический вес. Он был сторонником Ясира Арафата, и тоже активно искал пути выхода из конфронтации с Тель-Авивом. И вот его не стало. Что будет сейчас в этом регионе? Очередная эскалация насилия? Москаленко задумался.
Если бы он вдруг задумал перебежать к израильтянам или американцам, то его сведения могли бы принести существенную пользу этим государствам в вопросах ближневосточной политики, и ему самому перепало бы немало денег, а также реальную возможность получить политическое убежище. К американцев существует специальная программа по защите ценных свидетелей и перебежчиков. Свидетелям делали пластические операции, вручали новые документы и селили затем в тихом, спокойном уголке. Как раз то, что больше всего ему необходимо в такие минуты, перенасыщенные адреналиновыми выбросами.
Сбежать, спрятаться! И сделать это нужно, не откладывая задуманного в долгий ящик. Что его ждёт здесь? Карьера международного террориста рано или поздно заканчивается тюремной камерой, а, после приговора – пулей или мучительной пожизненной каторгой. Другая альтернатива – смерть на улице какого-нибудь города во время проведения террористического акта. А это никак не входило в жизненные планы бывшего полковника спецслужб России.
Надо уговорить Булича составить ему компанию. Привлечь на свою сторону Джо. Наверняка и Огненный Палец уже сыт по горло всей этой катавасией. Их троих с удовольствием примут американские разведчики. Самое главное, что они пока ещё не занесены в картотеку Интерпола, как действующие террористы. А это будет, рано или поздно, останься они в рядах Особого волонтёрского корпуса.
На сегодняшний день самым эффективным способом ведения малой, локальной войны, считаются партизанские операции. Группы диверсантов наносят быстрые точечные удары и молниеносно исчезают. Акцию можно провести как в глубоком тылу противника, так и в прифронтовой полосе. Годятся самые разные способы – шантаж, угрозы и активные действия. Хорошо подготовленная группа числом не более роты захватывает целый посёлок в тылу противника и диктует ему свои условия. Защитники оказываются в моральном цейтноте, боясь пострелять своё мирное население. Тем временем террористы диктуют властям свои условия – освободить из тюрем своих сообщников, сделать то-то и то-то. Властям приходится идти на уступки целиком или частично, идти на переговоры с горсткой боевиков, признавая своё, пусть и в малости, но поражение. И оно тем горше, что, после окончания акции, террористы спасаются от наказания, имея превосходно налаженную сеть информации и прикрытие. Но сколь долго будут продолжаться эти игры в преследования и разбой на большой дороге?
Тем временем микроавтобус двигался по пустыне Нефуд-Дахи. Ребята разглядывали караваны дромадеров, увешанных плетёными корзинами. Это путешествовали феллахи – простые земледельцы. Они проживали в редких оазисах и разрабатывали их, чтобы пользоваться затем плодами своего труда. На роскошные машины, что проносились по скоростному шоссе, проложенном прямо посередине пустыни, они обращали не больше внимания, чем меланхоличные «корабли пустыни», степенно шествующие по волнам песчаного «моря». Они лишь презрительно поджимали губы и важно взирали куда-то далеко вперёд, где обманчиво колыхались очертания очередного миража, дразнившего покачиванием пальмовых вееров доверчивого путника, опрометчиво пустившегося в путь по пустыне.
В оазисе Эль-Хаута сделали остановку. Здесь стоял целый город с минаретами и ремесленными лавками. К тому времени они поменяли «имидж» и теперь изображали окружение богатого шейха, роль которого взял на себя их вожак, тот самый Эль-Моут. Николай заметил, что его приятель Булич как-то странно поглядывает на «шейха». Напоминает он ему кого, что ли?
Теперь и Николай, и Андрей, и все остальные, кто не имел внешности араба, кутались в белые накидки бурнусов. Фанатичным арабам не стоит демонстрировать цвет их кожи. В Эль- Хауте они передохнули в местной гостинице, похожей на сборный пункт всех клопов и тараканов Аравийского полуострова. Отведали и местной кухни с упором на острые приправы, и снова двинулись в сторону столицы – Эр-Рияда. Там их должны ожидать, чтобы переправить обратно, в конфедерацию.
Конечно, можно попытаться и в Эр-Рияде оторваться от группы. Хотя … трудно придумать более неудачное место для побега. Эр-Рияд является резиденцией королей- Саудов, улицы всегда переполнены полицейскими- ваххабитами, которые, наверняка, кинутся на подмогу единоверцам из братской Горской конфедерации. В таких обстоятельствах довольно сложно пробиться к посольству Соединённых Штатов. Видимо, придётся обождать более удобного случая.
Пригороды Эр-Рияда заросли финиковыми рощами. Там суетились работники, развозя тачки с удобрением. Пояс зелёных насаждений постепенно перешёл в район проживания феллахов. Глиняные хибары сменялись домами из силикатных блоков, затем появились многоэтажки, похожие на наши «хрущёвки», которые, в свою очередь, сменили чисто западные небоскрёбы из стекла, бетона и алюминия. Правда, было их немного, и сосредоточились они в одном районе. Всё остальное место занимали обычные для Востока плоскокровельные строения с узкими окнами, близко расположенные один от другого. В центре города можно было встретить улочки, «перекрытые» завесами свежевыстиранного белья, развешанного на шнурах, протянутых от одного дома к другому.
Но «Тойота» держалась в стороне от подобных мест. Вблизи от центра города они свернули на круглую площадь, где стоял небольшой отель. Рядом раскинули свои палатки ремесленники, продающие разные мелочи, созданные своими руками.
В отеле их дожидался тот человек, что остался тогда в Джидде. Они снова уединились с Гейдаром и Эль-Моутом в отдельном номере. Остальные курсанты тоже разделились по трое. К Москаленке и Буличу вселился Эрнст, Джо Огненный Палец поселился с Лю, а третий номер заняли Гирсам, Боло и Фархад.
Николай вышел в коридор гостиницы и, какое-то время, прогуливался по нему. Выждав удобный момент, он прижался к двери, за которой совещались главари. О чём это они там беседуют? Толком ничего слышно не было, дверь была плотной, из хорошего дерева, круглая металлическая ручка холодила плечо.
Что же делать? Николай вернулся в номер. Эрнст завалился спать. Булич о чём-то напряжённо размышлял, прикрыв глаза. Казалось даже, что он задремал в мягком удобном кресле. Москаленко оббежал глазами весь номер. Обычный джентльменский набор. Гостиная. Холодильник, телевизор, торшер, стол, кресла, диван. Спальня из двух отсеков. В одной – большая двуспальная кровать с намёком на балдахин. Во втором – обычные две односпальные кровати. Эрнст потому и завалился спать, что решил первым занять лучшее лежбище. Пусть его. Даже магнитофон не привлекал его больше. Он стоял на прикроватной тумбочке, а рядом лежала куча компакт- кассет в разноцветных пластиковых футлярах.
Стоп! Магнитофон. Москаленко подхватил его и перенёс в комнату. Одна из последних моделей стереомагнитофона «Панасоник». Приличная двухкассетная дека со скоростной перезаписью, программированием, системой ускоренного поиска и массой других технических прибамбасов, а кроме того – расширенная стереобаза тюнера, мощный радиоприёмник с большим выбором станций, эквалайзер и мегабас, две приличные отстёгивающиеся колонки. Любой меломан- турист был бы доволен подобным аппаратом. Остаётся внести туда малую толику рационализаторства.
Москаленко снял верхнюю панель магнитофона и вынул встроенный микрофон. От снимаемых динамиков он отрезал лишний запас кабеля, соединил элементарной скруткой отрезки, и скоро микрофон можно было отнести от магнитофона на несколько метров. Николай вышел на лоджию. Попутно он снял верхнюю планку от карниза.
Привязав микрофон на один конец планки, он выдвинул его как можно дальше. Он не доставал немного до открытой фрамуги окна в номере, что так его интересовал. Затем поставил магнитофон на запись. Таким образом, Москаленко смонтировал, что называется - «на коленке» - примитивную акустическую «пушку» для подслушивания на расстоянии чужих разговоров. Из спальни Николай позаимствовал ещё и наушники Эрнста. Он надел их на голову и присел на корточки, устроившись рядом с бифоникой. Через динамики слышен был лишь треск и невнятное бормотанье. Неужели у него ничего не получится? В отчаянии Николай повернул ручку громкости почти до упора. Сейчас шорох помех и наводок превратился в невыносимый грохот индустриализации, бьющей по барабанным перепонкам. Захотелось сбросить «уши» к чёртовой матери, но … бормотание сейчас стало более отчётливым.
Это безумие, грохот проникал в самый мозг, изводил, сводил с ума. Что они там бормочут? С помощью эквалайзера Николай снял часть шумов, и что-то можно было уже разобрать. «Акция … Фархад … Гуль … бой … Карл … Амман … Иерусалим …». Довольно, он больше не может терпеть такого издевательства над своим слухом! Москаленко выключил запись и скинул наушники. Потом поднял глаза и похолодел. На соседней лоджии стоял Фархад. Он тоже вышел из душного номера на свежий воздух. Он разглядывал палатки арабов и стайки босоногой смуглой детворы. Сколько пройдёт времени, пока он не заметит сидящего на корточках товарища с разобранным магнитофоном? Что он подумает?
Москаленко постарался вжаться в гофрированную стенку. Если мог бы, он превратился сейчас в саранчу и улетел бы прочь. Но приходилось лишь уповать на то, что скоро Фархаду надоест тут торчать. Вот он потянулся, широко, с завыванием зевнул и удалился в комнату.
Николай подтянул к себе микрофон и, за несколько быстрых минут, восстановил всё, как было. Микрофон занял своё место в корпусе, крышка легла на место и «Панасоник» снова встал на тумбочку, рядом с кроватью, где похрапывал Эрнст. За это время Булич не поменял позы, так сказать, размышлений. Москаленко, не раздеваясь, улёгся на одну из кроватей. Что они там обсуждали? Фархад и Гуль. Ясно, что это про их последнюю операцию. Если Гуля обнаружат, то появится след. Далее – Карл. Что-то не то с этим делом. Но и это – не самое важное. Главное то, что он услышал в конце – Амман, а затем – Иерусалим. Неужели следующий пункт их путешествия находится в Иордании? Тогда у него появится реальный шанс перебежать от этих людей.
Часть территории Иордании, западнее реки Иордан, в июне 1967-го года израильские войска аннексировали в свою пользу. В допотопные библейские времена Господь Иегова обещал Аврааму, что земля ханаанская будет навечно принадлежать семитскому племени. Может, это и было действительной причиной оккупации окрестностей Иерусалима, исторической столицы Израиля? Где ещё он сможет сделать попытку побега? Надо поговорить с Джо. Осторожно он прощупает интересы семинола и, если поймёт, что Огненному Пальцу надоело у ваххабитов, предложить ему присоединиться к их группе.
Решив так, Москаленко поднялся с постели, одёрнул по укоренившейся привычке покрывало и вышел из номера. Рядом с их комнатой находилась комната главарей, а дальше поселились индеец с китайцем. Оба они были молчунами, чурались общения, поэтому и избрали соседство друг друга. Москаленко подошёл к двери и поднял руку, чтобы постучать.
Внезапно дверь в конце коридора распахнулась, и наружу выскочил человек. Это был Боло. Москаленко повернул к нему голову и отшатнулся. У Боло был вид безумца. Рубашка его висела лохмотьями. Глаза выкатились, сверкая белками, рот открылся, показывая два ряда крепких зубов. Между ними мотался лиловый язык. Боло вопил во всё горло и царапал себе грудь. Уже первые капельки крови сочились из царапин. Пот делал лицо Боло блестящим, словно его отлакировали.
В коридор начали выглядывать жильцы из соседних номеров. Следом за Боло выскочил Фархад и уцепил его за плечо, чтобы втащить обратно, внутрь комнаты. Пакистанец внезапно ударил его со всей силой и, Фархад, не ожидавший удара, рухнул на ковровую дорожку. Он сразу откатился в сторону и прижался к стене, но обезумевший товарищ не собирался его преследовать. Он сам ударился лбом о стенку. Его шатало из стороны в сторону. И всё время он размахивал руками, будто пытался ударить кого-то невидимого.
Из распахнувшихся дверей выскочил Гейдар, следом за ним его остальные соседи, из-за их спин заспанно щурился Эрнст, даже обычно невозмутимый Джо вышел наружу, привлечённый шумом. Казалось, что Боло не узнаёт никого из своей группы. Столь же сильно он врезам Гирсаму, попытался боднуть головой Гейдара, но тут сразу несколько рук подхватили тело безумца и его втащили в номер.
По коридору прошёлся служитель отеля, но причина переполоха уже исчезла, и потревоженные постояльцы разошлись по своим местам. Вся команда Гейдара набилась в номер Фархада. Боло привязали к кровати. Он бился, вырывался, вращал покрасневшими глазами и пытался выплюнуть кляп.
Что тут произошло? Но Фархад на все вопросы лишь пожимал плечами. Нет, он ничего не видел. Как обычно, когда он хотел расслабиться, Боло достал свой заветный ящичек с зельем. Гашиш употребляли многие из боевиков. Это позволяло снять напряжение, забыться и, зачастую, давало возможность наяву побывать в райском саду с гуриями.
Боло насыпал в бумажную гильзу сероватого порошка, закурил и закрыл глаза. Передать «косяк» узбеку пакистанец не успел. После нескольких глубоких затяжек он вдруг выронил окурок и замахал руками. Фархад окрикнул его. Пакистанец отпрыгнул в сторону и заметался по комнате. Каким-то образом Гирсам выбил у безумца из руки кинжал.
Теперь Боло лежал в кровати и бился. Изо рта стекала пена. Что с ним произошло?
-- Что это с ним? – спросил Эль-Моут у Гирсама.
-- Не представляю. Похоже на припадок безумия.
-- Припадок? – недоверчиво спросил Гейдар. Он поворошил пальцем порошок с гашишем и высыпал щепотку снадобья а стол. Затем ногтем выцепил несколько зёрнышек. – А это что?
-- Где? – в свою очередь недоумённо переспросил Гирсам. Он всё ещё нервно крутил в руках десантный клинок.
-- Вот эти зёрнышки. Они мне напоминают …
-- Да это же, -- наклонился над столом врач, -- это же дурман, datura stromonium.
-- Дурман? – переспросил Лю, подобрал одно зёрнышко и приблизил его к глазам.
-- Да, это разновидность дурмана, встречающаяся в Индии, арабских государствах, а также в Северной Африке. Подобные разновидности встречаются в Мексике и Южной Америке. Все разновидности вызывают галлюцинации. Вот этот вид курят суахильцы и арабы, африканские негры жуют листья этого растения, индусы же листья перетирают и добавляют в коноплю, чтобы курить. Южноамериканские индейцы- запотеки применяют datura talula в качестве «лекарства истины» на своих судебных заседаниях.
-- Что-то раньше Боло не употреблял дурмана, -- задумчиво произнёс Гейдар, глядя на пакистанца. У того закатились глаза.
-- Я тоже не помню подобного, -- признался Гирсам.
Эль-Моут пристально посмотрел на него, затем перевёл глаза на Фархада. Тот развёл руками в стороны.
После такого скандала оставаться в отеле было неразумно и даже опасно. Не привлекать к себе внимания! Под этим негласным девизом проходил весь их вояж. Они собрались и уже скоро были в аэропорту Эр-Рияда.
Современный стеклянный павильон наполнен был специальной таможенной техникой. Как они пройдут здесь предпосадочный контроль с грузом столь специфического снаряжения? Оставить всё здесь? В конце концов, сделали всё по=другому.
«Тойота» миновала люминесцентный аквариум аэропорта с неоновой рекламой и двинулась к сектору чартерных перевозок. Если у международных парковочных площадок гордо высились «Боинги» и «Конкорды», то здесь стояли маленькие АНы и «Сесны». На таких самолётах делали перелёты в границах одной провинции. Курсанты загомонили. Куда они направляются? В Багдад или, может, Эль-Кувейт?
Один лишь Москаленко помалкивал. Он знал, что сейчас они направляются в Амман, столицу исламской Иордании. Какой ветер нёс их туда? Какой ещё контракт заключили их хозяева с неведомыми заказчиками. Или Амман лишь очередной пересадочный пункт в их серии путешествий по сложной дороге домой? Такая попытка замести следы. Так петляет заяц, удирая от лисицы. Он делает петли и ложные прыжки. Подобный крюк сейчас выполняет команда террористов- конфедератов.
Боло куклой загрузили в небольшой самолёт. Он получил порцию транквилизаторов и ничего сейчас не соображал. Перемешанный с дурманом гашиш высыпали в канализацию. Багаж со снаряжением загрузили в хвостовую часть самолёта. Пилот- англичанин получил плату наличными. Он взвесил на руке пачечку американских долларов, пробежался умелыми пальцами по купюрам и сунул наличность в бумажник, сразу сделавшийся заметно толще. Дело сделано. Почти.
Курсанты рассаживались по местам. Кресла были старые, с продавленными сиденьями, из некоторых даже торчали «горбы» пружин. Но на неудобства никто не сетовал. Всем хотелось поскорее вырваться отсюда. Вот-вот до Эр-Рияда могли добраться преследователи. Или полиция могла заинтересоваться свитой подозрительного «эмира» - слишком много лиц явно неарабской внешности.
Самолёт с натугой двигался вперёд. Пропеллеры превратились в прозрачные окружности и перемалывали воздух, толкая машину навстречу неизвестности.
Москаленко в очередной раз взвешивал все «за» и «против». С индейцем он так и не успел переговорить, даже с Буличем не перекинулся порой слов. Впрочем, в Андрее он не сомневался – верил, что киллер пойдёт за ним и на край света. По некоторым психологическим признакам экс-полковник определил, что Мочиле здесь не нравится, хотя он не подаёт виду и старательно повышает квалификацию убийцы. Это значит, что он, без всякого внутреннего сомнения, поддержит напарника.
Всё-таки какой-то шанс у них имелся утечь от своей нынешней компании, но гарантия была бы выше, если их поддержит ещё хотя бы один человек. Джо? А может и Лю? Что он знает об этом китайце? Контрабандист из Гонконга, он провалился с партией товара и был арестован полицией. Бежал, убив стража порядка, и спрятался у родственников в Малайзии. Но, через вездесущую китайскую общину, его нашли раздосадованные сообщники и потребовали вернуть свою долю от сделки, не взирая на то, что она так и не состоялась. Пришлось Лю снова бежать, теперь уже от преступников. И снова Лю попался. В группе иностранных туристов его схватили алжирские фундаменталисты. Но местной полиции надоели вылазки диких фанатиков и они сразу же открыли огонь из всех видов автоматического оружия, особо не разбираясь – где заложники, а где террористы. Пули дырявили воздух, автобус, тела людей, рядом пылали тележки с товаром из глубины африканского континента. Один за другим, в клубах дыма, фундаменталисты выскакивали из автобуса и скрывались в узеньких алжирских переулках. Вместе с ними бежал и Лю, спасаясь от убийственного «кинжального» огня стражей закона. Следом за ними кинулся и один из баварских туристов, но уже через несколько шагов взмахнул руками и повалился, заливаясь кровью. А Лю повезло – он проскочил. Пули, выпущенные им вслед, достались немцу. Так он попал к исламистам. Правда, в первый момент его хотели тут же прирезать, сгоряча, но он объявил себя наёмником и даже вспомнил несколько арабских слов, которые слышал в Малайзии. Короче, фанатики оставили его в покое и переключились на решение своих проблем. Вместе с алжирцами он участвовал ещё в нескольких акциях, а потом перебрался обратно, в Азию, и, в конце концов, очутился в Особом волонтёрском корпусе. В тренировочный лагерь он попал на повышение квалификации. По окончании обучения каждый из курсантов должен был получить в подчинение отделение волонтёров. Захочет ли китаец бежать вместе с Москаленкой?
Булич с любопытством выглядывал в окошко. Европеец (если применимо здесь это слово), он привык видеть под крылом самолёта луга и леса. С большой высоты леса напоминали лужайку, или газон, аккуратно подстриженный садовником. Узенькие «дорожки» рек пересекали лужайку в различных направлениях. Иногда в лужайку влезали скопления инородных тел- «муравейников». Это были города и посёлки. Но насколько малы они были по сравнению с зелёным «океаном». Порой землю закрывали ватные наплывы облаков. Солнце отражалось от их поверхности и Буличу казалось, что они летят над большим снежным полем с необыкновенно пухлыми сугробами. Хотелось прыгнуть туда – в самую середину, в мяконькое. Он заулыбался. Но в разрывах туч показался не привычный лес, а унылая серая поверхность пустыни Большой Нефуд, однообразно- тоскливая. Она тянулась и тянулась, тянулась и тянулась, не вызывая иных чувств, кроме раздражения. Он отвернулся, глянул на Москаленку. Тот задумчиво шевелил губами.
«А если захватить самолёт? Встать, отправиться в хвостовую часть, где лежит снаряжение, якобы, чтобы поразмять ноги. Нет. Ничего не получится. На него навалится полдюжины тел прежде, чем он завладеет хотя бы одним автоматом. И что он будет делать, сумей захватить этот несчастный самолёт? Погонит его в Тель-Авив или Хайфу? Так любой иорданский истребитель заставит прежде его пойти на вынужденную посадку, под страхом расправы в воздухе. Не надо забывать, что здесь не Европа и не Америка, и никто особо церемониться не станет. Нет, делать свой ход надо на земле, имея хороший козырь в рукаве. В следующий раз надо оставить при себе пистолет и хотя бы одну гранату».
Их самолёт приземлился на таком же крохотном поле аэродрома, что и в Эр-Рияде. По всему выходило, что они не добрались до Аммана. На площадке стоял грузовик, набитый солдатами. Рядом с ним на треноге раскорячился тяжёлый пулемёт, обложенный мешками с песком. Люди с автоматами бросились к самолёту, но, после коротких переговоров с Эль-Моутом, они развернулись и медленно вернулись обратно, на свои позиции. Что им сказал этот «Ангел смерти»?
По радио вызвали машину, и скоро она прибыла – полуразбитый «КрАЗ» со сломанной рессорой. Он со скрипом затормозил рядом с кучей багажа. Курсанты мигом загрузили в кузов снаряжение и Боло, расселись сами. Под дулами автоматов и крупнокалиберных пулемётов работа делалась очень даже споро. Через пару минут грузовик уже выруливал с территории полевого аэродрома. Самолёт, их доставивший, заправился горючим и сразу вылетел обратно. Пилот не желал рисковать своей машиной. Наличие на поле вооружённой стражи говорило о том, что здесь пахнет порохом.
29 ноября 1947-го года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о создании на территории английских мандатных земель двух государств – арабской Палестины и еврейского Израиля. Сионистское лобби финансировало экономику Израиля и, почти что в мгновении ока, на побережье Средиземного моря возникло мощное индустриальное государство, по ближневосточным меркам, конечно же. 14 мая 1948 года – день появления Израиля. Арабам не понравилось такое соседство, и в том же году началась первая война израильтян с арабами, которая закончилась тем, что часть палестинских земель заняли израильские войска. Вооружённые первоклассной техникой, они показали себя превосходными вояками.
Другую часть Палестины присоединили к своей территории Иордания и Египет, оправдывая такую дружественную оккупацию предлогом, что иначе на палестинские земли наложит руку Израиль. Первая война 1948- 1949 года не вразумила неуживчивых соседей и в июне 1967-го года прошла знаменитая шестидневная война, когда мощным броском, без лишних жертв и разрушений, военные силы Израиля захватили новые земли арабов. С тех пор арабы и вели изнурительную партизанскую войну против опасного соседа. Появились боевые радикальные организации, такие как ООП («Организация освобождения Палестины»), «Хезбаллах», «Чёрный Сентябрь» и другие, не менее опасные. Террористические группы постоянно вторгались на территорию Израиля и разрушали кибуцу – милитаризированные поселения – коммуны израильтян. Бедным евреям- поселенцам приходилось работать, постоянно держа одну руку на автомате. Но, в конечном результате, это привело к тому, что под ружьё в Израиле могло встать до девяноста процентов всего населения. Израиль стал ещё крепче. Вернулись времена Иисуса Навина.
Иордания не желала мириться с имперскими амбициями Израиля и поддержала палестинских повстанцев, действовавших с её территории. Привлекали они и другие группы.
Разместились курсанты- боевики в палаточном лагере. Кроме них здесь было ещё немало другого народа. Держались они отчуждённо. Одеты были преимущественно в военную форму без опознавательных знаков различия. Когда муэдзины пропели начало полуденной молитвы, все как один расстелили молитвенные коврики и встали на колени, повернувшись в сторону Мекки. Преклонили колени и наши герои. Кто из них шептал священные тексты вполне искренне и осознанно, а кто лишь бездумно шевелил губами, было не разобрать.
К вечеру Эль-Моут объявил им новое задание – проникнуть на территорию, прилегающую к Иерусалиму, и приготовиться к операции, идентичной уже проведённой. Боло всё ещё не пришёл в себя. Он пребывал в крайне подавленном состоянии глубочайшей депрессии. Остальные занимались подготовкой к операции, изучая некоторые особенности объекта интереса.
Иерусалим – уникальнейший город в мире. Он является святыней сразу для трёх мировых религий – для христиан, иудеев и мусульман. В Иерусалиме сохранилась ротонда «Гроба господня», а также мечеть Куббат ас-Сахра, предмет священного преклонения исламистов. По мысли функционеров Организации Объединённых Наций Иерусалим должен был остаться самостоятельной административной единицей, своеобразной нейтральной зоной, неким объединяющим фактором, который должен был примирить враждующие стороны. Решение Генеральной ассамблеи от 29 ноября 1947-го года документально утвердило положение города, но …
Опять это пресловутое «Но». Иерусалим был столицей Палестины. Израильтяне тоже считали этот город своей духовной и политической столицей. Наконец, после войны 1948- 1949 года, Иерусалим поделили на две части – западная отошла к Израилю, а восточная – к Иордании – своеобразному наследнику Палестины. В то время Иерусалим напоминал Берлин времён окончания Второй мировой войны. Только там была другая ситуация – наличие экспедиционно- оккупационных корпусов стран- победителей, а также отвращение немцев к боевым действиям. Они натерпелись всех лишений военного времени по уши.
Иное дело – Ближний Восток. Арабы – палестинцы, иорданцы, ливанцы, сирийцы и египтяне, не желали признавать за Израилем права хотя бы на малую часть Иерусалима, одного из центров исламской веры. Все преткновения завершились тем, чем и должны были закончиться – опять заговорили ружья и пушки. Арабам пришлось вновь откатиться. Иерусалим стал полностью израильским и формально сделался столицей Израиля. Сюда даже перебрался парламент и резиденция премьер- министра.
Сорок лет арабские организации боролись за свои права и, в последние годы Израиль вернул-таки часть территории палестинцам. Но за годы борьбы экономика Палестины, какая и была, оказалась подорванной и бедой государства стала безработица. Палестинцы привыкли жить с оружием в руках, и трудиться с мотыгой у них теперь получалось плохо. Радикалы призывали выгнать евреев из Средиземноморья и воспользоваться плодами западной цивилизации, применяя промышленные инфраструктуры в своих целях.
Какая задача может ожидать команду боевиков на таком печальном геополитическом фоне? И как переломить исход предстоящего дела в свою пользу? Над решением этих непростых вопросов и ломал Николай голову все последние дни. Перед кем раскрыться? За Булича он не сомневался, но нужен был хотя бы ещё один человек. Ошибиться было нельзя.
Что, если прослушать ещё раз разговор старшин? Беседу их Николай записал тогда на кассету и держал её всё это время в кармане. Попросив у Эрнста «Панасоник», он надел наушники и запустил кассету. Помехи и посторонние шумы забивали текст. Если бы пропустить запись через компьютер, то можно убрать лишние «паразитические» звуки и тогда он мог бы услышать кое-что вразумительное. Но компьютера под рукой не было.
Пользуясь эквалайзером, Москаленко снизил часть шумового фона. На высокой громкости он мог теперь разобрать переговоры Эль-Моута, Гейдара и третьего незнакомца. Понимая арабские слова, что называется – с пятого на десятое, Николай всё же понял, что старшины обсуждают подробности проведённой операции, вспоминали отравление Карла и происшествие с Гулем. Почему-то упоминались, в связи с этим делом, Гирсам и Фархад.
Утомившись от грохота в динамиках, Николай перемотал запись ближе к концу, где упоминался Иерусалим. Видимо, в это время Фархад вышел на соседствующий балкон, потому что разобрать дальше почти что ничего было нельзя. Наверное, микрофон в то время повернулся в другую сторону. Неужели Эль-Моут планирует взорвать с их помощью Парламент Израиля? Не может такого быть. Улицы Иерусалима переполнены полицейскими и сотрудниками безопасности.
Нужно ещё раз внимательно прослушать запись. Отмотал плёнку назад и снова нажал кнопку «Плей». Голос Гейдара сообщил, что Гирсам покинул своё место у джипов и оказался на берегу, где открыл стрельбу по крокодилам. Боло утверждал, что ничего не заметил, так наблюдал за боем внутри особняка.
Стоп! Николай выключил магнитофон и откинулся на спину. Гирсам! Действительно, врач их экспедиции был связан со всеми таинственными происшествиями. Вместе с Карлом он обсуждал рыбное меню отельного ресторана. Он же первым очутился на берегу, поливая воду автоматными очередями. Да и Боло, что дежурил тогда неподалёку от Гирсама … С какой это стати он пересыпал гашиш дурманом, находясь на боевом задании? Значит, ему кто-то в этом помог. Уж не Гирсам ли решил убрать с дороги пакистанца, чтобы тот не рассказал … Что мог такого рассказать Боло? Уж не приоткрыть ли завесу над тем случаем, с крокодилами? А если он ошибается в своих, на первый взгляд такими логичными соображениями?
Москаленко достал из магнитофона свою кассету и спрятал её в карман. Он бросил насторожённый взгляд на Гирсама. Что он знает об этом человеке, кроме того, что он рассказывал о себе сам? Каким это удивительным образом дипломированный врач вдруг сделался террористом? Каким образом клятва Гиппократа «Не убий» метаморфировалась в заповедь «Око за око»? Он пригляделся к Гирсаму. Сириец, врач- токсиколог, боевик из Особого волонтёрского корпуса. А не собирается ли он случайно тоже бежать из их команды камикадзе? Ведь родина его так близка. Каких-то сто- сто пятьдесят километров через сирийскую пустыню. Предложить что ли ему сотрудничество? Под каким соусом? Разве что сыграть на подозрениях Эль-Моута.
-- Возьми аппарат, -- Николай протянул Эрнсту магнитофон. – Классная машина.
-- Тебе понравилось?
-- Спрашиваешь!.. слышь, док, -- Николай повернулся к Гирсаму. – Что-то у меня голова трещит. Нет ли у тебя таблеток, баралгин там или пенталгин?
-- Давно это у тебя началось? – сразу засуетился Гирсам, щупая пульс. – А что ещё беспокоит?
-- Да, в общем-то … -- Николай понизил голос. – Давай отойдём. Необходимо поговорить.
-- Сейчас. Я готов.
Сириец оглянулся, глянул на остальных. Но тут в палатку заглянул Гейдар.
-- А, ты здесь, -- обратился он к врачу. – Пойдём, там требуется осмотреть Боло. Что-то он опять хандрит.
-- Но я собирался поговорить с …
Гирсам повернулся к Николаю, но тот поднял руки, показывая, что к доктору у него никаких вопросов нет, и подошёл он к нему случайно, после чего удалился с независимым видом. Гейдар проводил его подозрительным взглядом. Москаленко в это время ругал самого себя последними словами. И сунуло же его подойти к сирийцу именно в эту минуту.
Пока Гирсам приводил в себя Боло, который испытывал явное наркотическое голодание – абстинентный синдром, остальные собрались в самой большой палатке городка.
-- внимание! – обратился к ним Эль-Моут. Со всеми ними он заговорил в первый раз. До этого Гейдар был его ушами, глазами и устами, отдавая приказы курсантам. Все понимали, что азербайджанец лишь посредник, но беспрекословно ему подчинялись. Теперь Эль=Моут лично принял командование. Это говорило о серьёзности предстоящей акции. – Мы собирались вернуться домой, но внезапные события нарушили наши планы. Сразу после йеменской акции диверсионные отряды Израиля провели операцию по уничтожению лагеря движения «Хезбаллах», наших давних друзей и единоверцев. Мы покажем им нашу силу. Принято решение нашей группе перейти границу демилитаризированной зоны и нанести удар по штабу батальона израильских сил самообороны.
Батальон сил самообороны! Все приутихли. Каждый из курсантов понимал, что выполнение задачи практически невозможно. Каждая машина, проникшая в фактически в прифронтовую зону, обыскивается, а люди проверяются. Вооружённый человек, не имеющий специального пропуска, априори считается партизаном и террористом, то есть подлежит суду через трибунал. А тут им придётся проникнуть в самый центр расположения сильного врага и уничтожить штаб воинского подразделения.
Эль-Моут, довольно молодой человек, сухощавый и жилистый, с довольно узкими плечами и пронзительными тёмными глазами, оглядел притихших боевиков.
-- Барсы Веры, янычары Исламского Сопротивления. Вам поручается дело огромной важности и очень опасное. Наши враги не дремлют, но они в панике разбегутся, когда наш отряд успешно справится со своей задачей.
С трудом верилось, что бойцы одной из самых сильных армий мира разбегутся от дюжины террористов.
-- Наша предстоящая акция хорошо подготовлена, -- продолжал между тем Эль-Моут. – Мы всё тщательно рассчитали. Вам осталось лишь выполнить заключительную часть. Взорвём их штаб. Аллах акбар!
-- Аллах акбар!
Все, как один, провели руками по лицу, оглаживая имеющуюся или воображаемую бороду. Кое у кого фанатично блестели глаза. Николай опустил голову, чтобы скрыть ироничную усмешку. Он перевёл взгляд на Булича. Тот внимательно разглядывал предводителя и что-то шептал. До Москаленко донеслось: «Магомет …». Неужели эти постоянные ночные проповеди проняли Мочилу, и он уверовал в Аллаха и Магомета?
Обязанности распределили следующим образом. Пикап, набитый взрывчаткой, поведут Эрнст и Гейдар. Остальные будут их прикрывать. Им выдали форму израильской военизированной охраны, каски и штурмовые винтовки «Галил». Кроме этого, у каждого была сумка с запасом осколочных гранат. Каждый из боевиков понимал, что взорванная рядом с пикапом граната чревата взрывом пятисот килограммов тринитротолуола. Этого количества было достаточно, чтобы взорвать и большее здание, чем помещение штаба батальона.
Акция планировалась на ночное время. Пикап надо было подогнать на парковочную площадку рядом со штабом, а затем можно было удалиться. На ящиках со взрывчаткой был укреплён неизвлекаемый детонатор с часовым механизмом. Кроме этого, здешние подрывники установили мину- ловушку, которая должна была сработать, если кто попытается проникнуть в пикап. В том и другом случае на месте машины останется огромная дымящаяся воронка. То, что окажется в радиусе пятидесяти метров, будет до основания разрушено и безвозвратно испорчено.
Эль-Моут, вместе с Фархадом, уехал вперёд на открытом патрульном джипе. Одетые в форму, в касках и противопылевых очках, они походили на израильских оккупантов. Эль-Моут сунул в рот пластинку Риглиса и пережёвывал её как истый израильский солдат. Они проведут разведку и будут дожидаться остальных на месте, охраняя подходы.
Николай и Андрей заняли места в другом джипе. Они будут сопровождать заминированный пикап. В их джипе на турели был укреплён пулемёт М-60. Николай сидел рядом с Андреем, который положил руки на баранку, готовый в любой миг занять место пулемётчика.
Ещё с ним должен был ехать мотоцикл с коляской. За руль посадили одного из местных арабов. Как и все, он был одет в израильскую форму. Он будет показывать им дорогу. Лю с винтовкой М-16 устроится в коляске. Джо и Гирсам на отдельных мотоциклах будут крейсировать по дороге, заезжая вперёд в качестве дозоров. Они будут играть роль мобильной охраны. В случае необходимости они должны были оказаться в тылу противника и забросать его гранатами. Кроме того, каждого вооружили пистолетом- пулемётом «Узи».
Поговорить Николай так ни с кем и не успел. Операция уже началась. Фархад по рации передал, что они добрались до места. Впереди их ждала застава – блокпост с укреплённой огневой позицией. Местный житель брал на себя обязанность перевести их через пост. По «легенде», все они возвращались с выполнения боевого задания – небольшой караван из пикапа, джипа и мотоцикла. Если возникнет угроза огневого контакта, поблизости окажутся Джо и Гирсам.
Двинулись в путь. Мотоциклисты улетели вперёд, подняв колёсами вихрь пыли. Дорога ровной колеёй уходила за горизонт. Горизонт дрожал знойным маревом. Вдали высились пальмовые рощи. Небольшие селения с оливковыми купами и полями, засеянными ячменём, появлялись и тут же исчезали позади. Феддаины останавливали работу и провожали кортеж, приложив руку козырьком ко глазам, защищая их от палящих лучей солнца. В полуденный жар работающие спасались под навесами или залегали в арык, протекающий вдоль поля. Николай достал фляжку и сделал крупный глоток минерализованной воды. Как быстро она нагревается и приобретает металлический привкус. Как будто держишь во рту удила.
В стороне показалось обширное водное пространство. Это было знаменитое Мёртвое море, куда впадает главная река Израиля и Иордании – Иордан. Солёное озеро не зря называется Мёртвым морем. Длина его около восьмидесяти километров, ширина – пятнадцать километров. В водах этого озера не водится рыбы, здесь вообще нет никакой жизни. Озеро совершенно бессточное; вливающиеся в него воды под влиянием жаркого солнца постоянно испаряются и поэтому концентрация минеральных солей очень высока (260- 270%о, а временами превышает и 300%о). в такой воде могут проживать лишь отдельные бактерии. Благодаря повышенного содержанию солей плотность воды Мёртвого моря одна из самых высоких в мире. Если неведомый купальщик вздумает нырять в глубины этого моря- озера, то он вскоре столкнётся с весьма затруднительным случаем – воды озера не захотят его пускать на глубину. Кажется, что вода сама отталкивает живую материю. Всё это – результат солёности воды. В Евангелии упоминается, как Иисус Христос шёл по воде, чтобы помочь ученикам справиться с течением, уносившим лодку. Происходило это на Генисаретском озере, но вполне могло бы быть на Мёртвом море, находившемся поблизости. Кстати, утонуть там было бы очень проблематично, разве что на море разгуляется шторм.
Само Мёртвое море входит в систему Сирийско- Африканского грабена, огромной сбросовой впадины, протянувшейся через весь Аравийский полуостров и далее – через всю Африку до самого юга. В эту впадину входит, наряду с Мёртвым морем, ещё и Красное, озёра Альберта, Рудольфа, Танганьика, Ньяса. Грабен вполне мог бы называться «величайшим шрамом на лике Земли».
По мере того, как машины продвигались к Солёному озеру, поля пшеницы и ячменя встречались всё реже, оливковые и финиковые рощи редели. Скоро растительность вообще прекратилась. Машины следовали по безжизненной пустыне, отравленной дыханием Мёртвого моря. Мёртвая вода плескалась на песчаные и каменные отмели и застывала соляными «языками». Даже птицы изменяли свой полёт, чтобы не пролетать вблизи этой юдоли печали. Лишь ветер стонал в каменных скалах, да время от времени обрушивались подточенные прибоем валуны, в набегавшую пенную волну.
Джип и пикап ещё несколько раз оказывались вблизи побережья, следуя извивам дорожного полотна, пока дорога не начала подниматься из тектонического кратера Гхор, одного из самых глубоких в мире. Справа от Мёртвого моря остались отроги Аваримских гор, а слева, за Иудейской пустыней, начинались Иудейские горы, поросшие дубом и кедром.
Впереди их ждал мост через реку Иордан и блок- пост с заставой.
Внезапно им навстречу вылетел мотоцикл. Он летел на полной скорости, порой даже взлетал в воздух из-за избытка скорости. Мотоциклист спешил. Кажется, это был не кто иной, как Гирсам. Видимо, впереди их поджидала опасность. Булич замедлил движение джипа, а Николай перебрался к пулемёту. М-60 хищно поднялся, нацелившись на горб, за которым вот-вот должна была появиться погоня.
Пикап оторвался от джипа, вырвавшись вперёд, но потом тоже притормозил. Гейдар открыл дверцу и окликнул Гирсама, выспрашивая его о причине столь спешного возвращения. Мотоцикл с Лю съехал с дороги. Китаец соскочил с коляски и залёг за придорожным камнем. Гирсам резко затормозил. Как по волшебству, в руках его очутился «Узи». На долю секунды все удивлённо застыли.
«Узи» рычал и рычал. Николай отшатнулся, спасаясь от очереди, пропевшей над джипом. Гейдар завопил и попробовал закрыть дверцу. Вторая очередь перечеркнула его и он вывалился в дорожную пыль. Булич выпрыгнул из джипа и нырнул за приземистый корпус машины. Пули «узи» звенели и бренчали о металл корпуса.
Тем временем экипаж передового мотоцикла опомнился и открыл огонь по обезумевшему Гирсаму. Лю дал короткую очередь. Пули ударили сирийца в спину, и он рухнул в траву. Но кевлар защитил его жизнь. Мелькнул мячик гранаты и мотоцикл сделал попытку взлететь в небо, в дыму и грохоте. Он перевернулся в воздухе и грянулся вниз, прикрыв араба, так и остававшегося в седле надгробьем из покореженного металла. Вскрикнул пораненный Лю. Он привстал на корточки, уперев приклад винтовки в плечо. Грохнула короткая очередь. Из отражателя вылетела пригоршня пустых гильз.
Москаленко кинулся было к пулемёту, но тут же сдержал порыв и замер. А что, если не вмешиваться в поединок? Пусть они стреляют друг в друга, а он пойдёт и сдастся солдатам с блок- поста. Машина, набитая взрывчаткой, будет лучшим доказательством его показаний.
Гирсам ответил на огонь Лю. Китаец вновь спрятался за камнем. Его положение было более выигрышным, но он не мог выглянуть без опаски наткнуться на пулю сирийца. Что стало причиной его нападения на товарищей?
Эрнст высунулся из пикапа и закричал. Он хотел подсказать Николаю о пулемёте. М-60 вполне мог бы заставить Гирсама пожалеть об опрометчивом поступке.
Булич вытянул руку и выстрелил. Гирсам огрызнулся новой очередью. Брызнуло лобовое стекло и машина осела на левую сторону. Николай решил выждать ещё чуток. Лю выглянул из-за укрытия и прошил всё пространство длиннейшей очередью. Сириец корчился у своего мотоцикла и кричал. Должно быть и ему крепко досталось. Эрнст распахнул дверцу пикапа и поднял свой «узи». И в этот момент в салон машины влетела граната. Эрнст завизжал, отшвырнул автомат и прыгнул наружу. Прямо в воздухе его разорвало в клочья.
Казалось, что взорвался весь мир. Джип приподнялся над землёй и снова упал на колёса. Пулемёт сорвался с турели и завалился на бок. Булич медленно пополз в сторону. Николай поймал его за бутсу и вернул обратно. Слышно ничего не было. В ушах всё ещё ревел грохот разрыва. Всё плыло у Москаленки перед глазами. Булич упал на бок и закрыл уши руками.
На противоположном краю воронки поднялся китаец. Автоматическую винтовку он выронил и она покатилась по камням, чтобы остановиться на самом дне, где дымились камни и, может быть, остатки машины – пикапа. Лицо и грудь Лю были окровавлены. Волосы слипались. Каску он потерял во время взрыва, которым его отбросило на несколько метров в сторону. И, видимо, часть этих метров, он пропахал собственной головой. Он вытянул руку к Москаленке и захрипел.
Снова заурчал двигатель и наверху склона остановился мотоцикл. Джо соскочил с него почти что на ходу и успел подхватить падавшего Лю. Тот безвольно повис на руках семинола.
Москаленко выбрался из-под джипа и побежал воль кромки нового кратера. Дорога на Иерусалим была здорово испорчена. Позади неровно двигался Булич, припадая на одну ногу и придерживая вторую руку. «Узи» он оставил на песке, рядом с джипом.
Беспокоиться о здоровье Эрнста или Гейдара не имело смысла. Оба распались на атомы, оказавшись в эпицентре взрыва полутонны тринитротолуола. От обезумевшего Гирсама осталось несколько клочков. Нашли оторванную ногу, фрагмент руки. Проводить раскопки не имело ни малейшего смысла. Операция была провалена в буквальном смысле слова. Она была погребена на дне провала, оставшегося на месте взрыва. В любую минуту здесь мог появиться израильский патруль, на джипах, ощетинившихся пулемётами. Требовалось поспешить и срочно уносить отсюда ноги.
Джо усадил Лю за спину, пристегнув его ремнями к себе. Китаец куклой прижался к Огненному Пальцу. Похоже, его здорово контузило, швырнув на камни. Из-под волос стекали струйки крови, перемешанной с грязью и потом. Джо махнул им рукой и умчался.
Вот он – шанс! Только теперь и делать ноги. Москаленко кинулся к машине. Джип уныло накренился в одну сторону. Очередью ему пробило колёса. Николай повернул ключ зажигания. Двигатель провернулся несколько раз и затих. Он снова попытался завести его. Но – безрезультатно. Только сейчас гул и звон в голове начал отступать. И сразу Москаленко унюхал резкий запах бензина. Он выглянул за борт и чуть не закричал. Машина стояла в луже топлива. Пули или осколок при взрыве пробил бензобак и теперь, похоже, всё топливо вытекло. Чудо, что машина не взлетела в воздух от случайной искры, особенно, когда он пытался её завести. Торопливо Николай выскочил из джипа и отскочил в сторону. Там сидел Булич и держал голову между рук. Его тоже крепко приложило о борт джипа.
-- Вставай, Андрюха. Нам надо идти, -- тормошил напарника Москаленко. Но тот лишь бессмысленно качал головой, до сих не в силах прийти в себя. Оказаться рядом с эпицентром взрыва такого количества взрывчатки небезопасно для здоровья.
Когда наверху заскрипела тормоза, Николай отбросил «Галил» в сторону и высоко поднял руки, показывая, что сдаётся. Против солнца стояли два силуэта, в касках и с автоматами. Наконец-то, сейчас его отвезут в штаб батальона и он им расскажет всё …
Под тяжёлыми ботинками затрещал щебень. Николай поднял руки выше, но затем опустил их. Прожигая его глазами, с косогора спускался Эль-Моут. Фархад стоял наверху, положив ствол винтовки на сгиб локтя.
Глава 7.
«Пропал без вести». Такая формулировка никак не устраивала Подьячего и других казаков. Тогда, после боя, друзья Казакова обшарили всё селение, расспрашивали местных жителей, причитавших над ранеными и уже подсчитывающих убытки, едва закончился тот злополучный бой.
Признаться, село серьёзно пострадало при обстреле. От взрыва боеприпасов несколько домов было разрушено, хоть и не полностью. Но черкесы были готовы вырвать от горя остатки волос. Одинаково неприязненно они отнеслись как к боевикам Басмаева, так и к казакам Войска Донского. Ведь и те и другие, вот буквально только что, не жалели патронов в перестрелке между собой, не учитывая интересов местного населения.
Когда начались кавказские войны последнего периода, некоторые из местных жителей предпочли перебраться в дальние горные кишлаки Дагестана и Ингушетии, откуда шли их исторические корни, и дав, кстати, тем местам дополнительный толчок к развитию, но многие и остались, привыкнув уже считать здешние земли своими, предпочитая пшеничные поля и буковые рощи шумным и гулким горным ущельям с «ласточкиными гнёздами» селений.
Командир батальона специального назначения Подьячий Тарас Вадимович решил провести воинское расследование пропажи «своего человека». Ведь тело пластуна- хорунжего так и не было найдено.
Судя по переговорам, предшествующим чрезвычайному происшествию, казачий патруль стал свидетелем противоправных действий, в которых были замешаны российские десантники с одной стороны, и боевики Басмаева – с другой. История сия попахивала большим скандалом, стоит только дать ей ход по официальным каналам. Потому требовалось проявить известную долю деликатности.
Но, если с горскими национальными гвардейцами было всё более или менее ясно, то представители российских десантных войск яростно открещивались от подобных инсинуаций. Юрий Гордиенко и Сергей Королёв дали свои показания работникам следственной бригады. Но что они видели, как выяснилось, кроме движущегося грузовика, закрытого глухим брезентовым пологом, пусть даже и с символикой ВДВ?
Представители российской стороны документально доказывали, что ни одна их машина не покидала расположения воинской части. Но, после того, как машину осмотрели компетентные органы, они были вынуждены признать, что «КрАЗ» действительно принадлежит российским службам. По документам грузовик числился за автобазой, и там проводился капитальный ремонт машины, замена двигателя. Майор Клобуков лично выезжал на место боя и там опознал в разбитом грузовике свою подведомственную машину.
Каким же тогда образом грузовик вдруг очутился так далеко от автомобильной мастерской, где он должен был стоять, подвергнутый процедуре техностриптиза, бесстыдно обнажив кардан?
После молниеносной цепочки арестов и разоблачений функционеров небезызвестного Офицерского Фронта, несколько ключевых фигур было выдернуто из повседневной армейской сутолоки. На одном из них – подполковнике Бойко, и споткнулось следственное действие.
Похоже, что грузовик этот выполнял какую-то секретную миссию армейской верхушки. И сразу после этого действия группы следователей начали вязнуть в каком-то болоте. Документы терялись, свидетели оказывались переведёнными в другие гарнизоны, находившиеся порой за тысячи и тысячи вёрст от Области Войска Донского. Процесс топтался на месте.
Подьячий вызвал к себе обоих пластунов.
-- Вот что, мужики, -- обратился к ним войсковой старшина. – Мы с вами убедились, что следователи на месте топчутся, завязли в бумажной переписке. Одни бумаги тянут за собой массу других бумаг. Судьба нашего товарища зависит от наших стараний. Подполковника Бойко, у которого оказалось рыльце в пушку, увезли в Россию и теперь следователям до него добраться проблематично. Но Бойко не мог действовать в одиночку. Здесь у него наверняка остались связи. Вот и давайте вместе прощупаем их. Я дам вам для начала недельный отпуск и, некоторого рода, карт-бланш для действий. Когда понадобится моя помощь, обращайтесь. Действуйте, мужики! И да поможет нам Бог!
Пластуны переоделись в гражданское и, не откладывая дела в долгий ящик, скоро уже оказались у ворот российской военной базы. Лагерь российских воинских сил по сути напоминал собой настоящую крепость. Территория лагеря была обнесена высокой стеной из бетонных панелей. По верху протянулись четыре нитки колючей проволоки. По углам и, через пятьдесят метров, над стеной поднимались вышки из фанерных щитов. На вышках установлены были прожектора. По ночам световые лучи обшаривали окрестности, равно как и территорию самого лагеря. Одна часть базы была отведена под казармы, построенные из бруска. Другая часть территории отводилась для хознужд. Там располагались различные учреждения хозяйственного назначения, от пищеблока до автослесарной мастерской. Туда и устроились на работу два новых вольнонаёмных. Майор Клобуков лично переговорил с каждым и передал их, с рук на руки, начальнику мастерской, старшему лейтенанту Васько. Васько, весельчак в лихо заломленной фуражке и белых нитяных перчатках, проводил их на рабочее место, где уже стоял раскуроченный «Уазик».
-- Давайте, орлы, показывайте класс. Оплата сдельная, плата – наличными.
Это у говорливого лейтенанта была такая присказка. Раньше он летал на вертолёте, но как-то машину его подожгли в воздухе, сбив из зенитного орудия хвост. Васько тогда, в самую что ни на есть последнюю минуту, выскочил из пылающего облака и влетел, на полном ходу, в речку. Несколько месяцев он провалялся в госпитале и сейчас вот заправлял мастерской, тщательно скрывая шрамы и подпалины, оставшиеся после той катастрофы.
«Орлы» показали класс. «Уазик» скоро выкатился за ворота. К тому же они так отрегулировали карбюратор, что двигатель стал тянуть даже лучше нового. Васько пришёл в восхищение, а ребята окончательно утвердились в штате хозобслуги.
Кроме них, ещё немало местных жителей работало тут поварами, водителями и садовниками. Российское командование считало невыгодным держать десантников не положении чернорабочих. Лучше дать заработать местному населению, что сближало обе формации, по большому счёту, россиян. Правда, среди обслуги попадались и штатные вояки. Несколько проштрафившихся солдат, в грязном донельзя обмундировании, чистили и обслуживали свинарник. Время от времени то один из них, то другой, отправлялись «стрельнуть сигаретку» в мастерскую. Юрка Гордиенко с охотой угощал солдатиков куревом и даже сам сел покурить с ними.
-- Ну что, служба, как дела? – спрашивал он, лихо стряхивая пепел с сигаретины в траву.
-- Да ничего, помаленьку, -- цедили служивые, старательно затягиваясь чужим табачком.
-- Хорошо, гляжу, устроились – в тепле и сытости, -- балагурил «автослесарь».
-- Да уж, ничего не скажешь, -- отвечали штрафники.
-- По какому поводу специальность поменяли? – продолжал любопытствовать словоохотливый балагур. Солдатам отвечать не больно-то хотелось, но перспектива и в следующий раз побаловаться «на дармовщинку» развязывала рты.
-- Да по-всякому. Кто за самоволку, кто за флакон водяры во внеурочное время, а я вот ни за что тут околачиваюсь, -- со злостью сказал курильщик, низенький широкоплечий ефрейтор, с глубокой ямочкой на подбородке. Он с силой затянулся, сдвинув угрюмо брови.
-- Как так? – удивился Гордиенко.
-- На воротах стоял. Охранял выход из лагеря. А тут подкатил грузовик, и Кузя Сапрыкин, старшина наш, мне документ показал, пропуск то есть, на выезд с разрешения самого Бойко. Ну я машину и выпустил, раз документ имелся, -- солдатик снова затянулся и выпустил длинную дымовую струю, которая быстро развеялась на ветру.
-- И что? – с любопытством спросил Гордиенко, навострив, понятное дело, уши.
-- И ничего, -- уныло ответил штрафник. – Сейчас вот тут сижу, свиньям хвосты кручу.
Он с тоской запустил окурок крепким щелчком в сторону забора. «Бычок» точно попал в дырку от выпавшего сучка. Гордиенко с восхищением от такой точности присвистнул.
-- Так я не понял, за что же тебя сюда, на повышение квалификации, сунули? – переспросил он, не дожидаясь ответа.
-- Так я и сказал, что ни за что. Потом сообщили, что Бойко и слыхом не слыхивал ни о каком пропуске, ни о каком разрешении. Не видел и н слышал. Что, мол, бумагу ту подделали или, того хуже, что я самовольно машину за ворота выпустил. К примеру, за пузырь. Или за блок сигарет.
-- Так пусть этот Сапрыкин подтвердит, что ты в этом деле никоим образом не замазан.
-- И я так думал. Но после этого я Кузьму в части не видел. Так и не вернулся он в тот день. А на следующий меня уже сюда сунули.
«Ага. А следователям в части сказали, что взвод, в котором солдаты участвуют в караульной службе, срочно перевели в Нижний Новгород. А оказывается, вот, не всех».
-- Не понял я. Выходит твой приятель в бега на казённой машине отправился, что ли?
-- Нет, машину скоро назад привезли. Вон там она стоит, обгорелая да покореженная, а где Кузя, чёрт его знает, -- уныло ответил штрафник.
-- Ну как же так – если солдат исчез с территории части, то это же ЧП, его ищут и … и все дела, -- торопливо закончил Гордиенко, видя, что ефрейтор собирается уходить.
-- Есть у него кореш один, у старшины нашего, старлей Баранников. Тот его ото всех неприятностей отмажет, -- с обидой ответил солдатик и медленно удалился в сторону низкого строения, где миролюбиво похрюкивали огромные чушки, что-то настойчиво выискивая в зарослях бурьяна.
Итак, старшина Кузьма Сапрыкин и старший лейтенант Баранников. Неплохо для начала. Гордиенко покосился в сторону обгорелого остова «КрАЗа». Он с ним был слишком хорошо знаком ранее. Ещё совсем недавно они с группой казаков осматривали его со всех сторон, пока десантники не отволокли его на территорию своей части. Это был тот самый «КрАЗ».
Какова же судьба старшего лейтенанта Баранникова и старшины Сапрыкина? Каким образом они связаны с этим происшествием и какова роль их, если они всё же связаны?
На все эти вопросы должны ответить пластуны, выполняющие теперь роль секретных агентов, проникших на территорию, занятую «противником». Российские войска не были противниками казачьих соединений. Наоборот, они искренне симпатизировали казакам, если не учитывать отдельных выходок горячих на руку хлопцев, которым, по большому счёту, было всё равно, с кем или об кого почесать кулаки. А таких хлопцев среди десантников, да и казаков, было не так уж и мало.
Случайно или нет, но новички столкнулись со штрафниками. Один из них, с приплюснутым черепом и длинными руками, «Горилла», как его называли свои же, отделал хорошенько Гордиенку. Сергей Королёв поспешил на выручку приятелю, оттолкнул «Гориллу», но, в конце концов, досталось и ему. На следующий же день оба автослесаря подали заявление об увольнении. Васько взялся было уговаривать их остаться, но, глянув на синяки и шишки, подписал обходной листок. «Не ужились хлопчики, жаль-жаль».
Вечером этого же дня пластуны доложили Подьячему все разведданные, что они раздобыли за эту неделю.
-- Больше, при всём нашем старании, разузнать не получилось. Все ключевые фигуры покинули расположение части. Кроме Бойко, в этом деле задействованы были старший лейтенант Баранников и его помощник – старшина Сапрыкин. – Доложил Королёв.
-- Что старались вы, видно невооружённым взглядом, -- посочувствовал войсковой старшина. – Головой, небось, сведения выколачивали?
Гордиенко погладил рукой разноцветный «фонарь», что расцвёл под глазом, и засмеялся.
-- Мы там хорошо приработались, завмастерской никак нас отпускать не хотел, а тут подвернулась кстати пара штрафничков- десантников, попавших в наказание за самоволочку. Слово за слово, и до кулаков дело дошло. Ну, мы и «сплоховали». Зато появился достаточно наглядный и убедительный повод для увольнения.
-- А другого способа решения проблемы, что, не нашлось? – полюбопытствовал командир.
-- Да уж, получилось так, Тарас Вадимович. К тому же это оказался самый быстрый способ покинуть лагерь без привлечения дополнительного внимания к нашим персонам.
По самым разным уровням влияния казачьи круги начали искать Баранникова и Сапрыкина, непосредственных участников событий в черкесском селении. Но они исчезли, пропали из глаз официальных кругов, которые помогали казакам в поисках их товарища, а также свидетелей, могущих пролить хоть какой-то свет на это весьма и весьма тёмное дело.
Первые сдвиги появились почти через год после начала безуспешных поисков. Если сначала казаки думали, что товарищ их захвачен боевиками- конфедератами в качестве заложника, и содержится в плену в каком-нибудь подземном зиндане, то сейчас они отказались от этой точки зрения. По данным разведки, хорунжего Казакова на территории Северокавказской горской конфедерации не было. Отсюда следовал вывод, что искать необходимо в ином направлении, и личности также исчезнувших Баранникова и Сапрыкина в этом ключе были очень важны.
Сведения пришли из далека., с далёкого Вятского края. Следы обоих десантников обнаружились там. Они участвовали в акциях Офицерского Фронта и оба серьёзно пострадали. Оба были отправлены в одно своеобразное лечебное учреждение, попасть куда было очень непросто.
Действовать официальными способами не имело больше ни малейшего смысла, а для неофициального у Войска Донского были, увы, руки коротковаты.
-- Расскажите, пожалуйста, как в тот день разворачивались дела?
-- С утра меня Пётр предупредил, что будет серьёзная операция.
-- Вам не показалось подозрительным то обстоятельство, что для выполнения серьёзной, как вы говорите, операции понадобилось всего два человека?
-- Два таких человека, как мы с Магнумом, этого вполне хватит для любого дела, а уж тем более, если оно имеет тайную подоплеку.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- То, что я всего лишь напарник своего шефа, прикрываю своим гребаным телом его гребаную спину! И больше мне ничего знать не положено! И больше я ничего не знаю!
-- Но что-то ты видишь, не с закрытыми же глазами ты делаешь ваши секретные дела?
-- Конечно же нет.
-- Ну так расскажи-ка ты нам, старшина, то, что видел.
-- В тот день?
-- Да. В тот день.
-- Грузовик я подогнал к условленному месту. Там за руль уселся Магнум. Мы завернули в какую-то дыру и там в «КрАЗ» загрузили ящики. Что в них, я не знал, да меня это и мало интересовало. Хорошо бы платили, больше мне и не надо знать ничего.
-- Что было дальше?
-- Дальше мы выехали из города. Я был за рулём, а шеф сел в кузов, чтобы быть рядом с грузом. Вы ведь знаете наше дикое время. Могут на ходу обчистить машину, а ты и не заметишь. Встречали таких лихих ребят?
-- Вы отвлеклись от рассказа.
-- Совсем немного. Когда мы добрались до места, известного шефу, он постучал по кабине кулаком. Я свернул на грунтовую дорогу.
-- По пути встречались ли вам машины?
-- Конечно. Это же скоростное шоссе международного значения. Всё время мимо проносились машины, грузовые и легковые. Всякие.
-- Вас останавливали?
-- Нет, мы следовали до конца без всяких остановок.
-- До конца?
-- До места встречи.
-- С кем?
-- А я почём знаю? Вы не забыли, что я лишь прикрываю спину хозяина? Тех людей я не знаю, с ними не знаком и дел общих не имел.
-- Но, тем не менее, вы были там и, мало того, помогали тем людям. Это подтверждают местные жители того селения, где нашла приют ваша машина.
-- Да, помогал, я не отказываюсь, но лишь для того, чтобы быстрее разгрузить машину и вернуться обратно в часть.
-- Что было в тех ящиках?
-- Меня это не касается. Я человек военный и привык подчиняться приказам. Приказ командира – закон для подчинённого.
-- То есть вы – полностью законопослушный человек?
-- Конечно. В той, понятно, мере, какое это относится к человеку войны.
-- То есть?
-- Мы, по роду профессии, частенько играем со смертью в самых разных её проявлениях. И это обстоятельство вносит кое-какие поправки в дела, непривычные гражданам мирных профессий.
-- Поясните принципы ваших рассуждений.
-- Категории нравственного порядка для цивильного и для военного человека не обязательно имеют равную степень градации.
-- То есть, что дозволено Юпитеру, то недозволенно быку?
-- Вроде этого …
-- Ваш напарник, Пётр Афанасьевич, рассказывал нам интересные вещи, знаете ли.
-- Позвольте полюбопытствовать, это какие же?
-- Многие, Пётр Афанасьевич, многие вещи. Вот, к примеру, из последнего. Вы покинули территорию военного городка на армейской машине …
-- Я?
-- Извините, пожалуйста, напарник ваш, Кузьма Сапрыкин, выехал из части на воинском «КрАЗе», посадил вас в условленном месте и … не желаете продолжить, что было дальше?
-- Я не совсем вас понимаю.
-- Может, у вас случаются провалы в памяти, уважаемый Пётр Афанасьевич? Так вас ведь поставили на ноги. За вашей персоной несколько месяцев ходил целый штат медицинских сотрудников самой высокой квалификации. Вы для нас персона очень важная.
-- Почему же?
-- Ну, вам лучше знать. Вы скрываете в своих действиях больше загадок, чем вышло из-под пера Александра Дюма и Понсона дю Террайля вместе взятых. Но мы ещё непременно вернёмся к тем тайнам и загадкам, а пока что позвольте акцентировать ваше и наше внимание именно в той области, с чего началась наша беседа.
-- Я не совсем понимаю вас.
-- Жаль, очень жаль. Мне думается, и небезосновательно, что ваша сообразительность простирается гораздо шире тех границ, что вы старательно демонстрируете нам здесь всё последнее время. Не надо играть с нами в бирюльки, господин старший лейтенант. Ваши карты оказались краплёными и ваш покровитель, подполковник Бойко, сам сел в лужу. Сейчас он больше напоминает голого короля, чем козырного ферзя, если вы желаете перейти на категории игорного жаргона … Итак, продолжите дальше эту занятную историю сами, или мне рассказывать дальше?
-- Попробуйте, а я пока что послушаю вас.
-- Ну что ж, извольте. Вы действовали вдвоём с напарником, который уже давно состоял в ваших подручных; по природе своей ограниченности и тупости вы не вводили его в тонкости своих операций, а пользовались лишь его преданностью …
-- … Напрасно, хотите вы сказать?
-- Вам виднее, Пётр Афанасьевич, виднее. Итак, вы отправились на гарнизонной машине в одно укромное место, где вас уже дожидались сообщники, которые быстро загрузили машину неким грузом, упакованным должным образом в ящики. Я не ошибаюсь, Пётр Афанасьевич?
-- Мне интересно вас слушать – настоящая детективная история.
-- Дальше будет ещё интереснее. Загрузив «КрАЗ», вы уселись в кузов, чтобы следить за сохранностью ящиков, а Сапрыкин сел за руль. Куда ехать, знали только вы, но, тем не менее, поручили управлять машиной своему сообщнику, то есть, виноват, помощнику. Ценность груза держала вас в непосредственной визуальной близости от него. Вам важно было самому убедиться в его полной сохранности. Старшина следовал вашим указаниям и с шоссейной дороги свернул в точно указанном месте. Продолжить? Или вы хотите сделать пояснения вашим действиям, а может и внести некоторые дополнения, которые я по недосмотру упустил?
-- Нет-нет. Я с удовольствием слушаю.
-- Отлично. Тогда я продолжаю. В условленном месте вас ожидали «получатели» груза. Они устроили себе временную базу в черкасском селении, провоцируя местных жителей на недовольство бездеятельностью властей, Войскового Круга донских казаков. Но они оказались более расторопными, чем надеялись бандиты Басмаева. Казачий патруль, под командой некоего Глеба Успенского, выследил вашу машину, и вам пришлось дать бой, результатом которого стала гибель пластунского патруля в полном составе, а ведь это подразделение из элитных частей.
-- Это говорит о неважной подготовке так называемой «элиты».
-- Это говорит о прекрасной подготовке некоторых наших солдат, господин старший лейтенант.
-- Вы мне льстите.
-- Ни в малейшей степени. Я лишь констатирую факты. Расправившись с казаками, вы двинулись навстречу боевикам из подразделения Басмаева, где и начали разгрузку ящиков. Вы торопились, так как с самого начала ваша «операция» пошла по другому сценарию, незапланированному. Но это было ещё не самым плохим. Всё ещё было впереди. Казаки выследили вас, и скоро уже второй патруль прибыл по следам первого. Я правильно рассказываю?
-- Мне бы хотелось сделать один телефонный звонок.
-- Вы хотите обратиться к адвокату? Но вам ведь ещё не сделано никаких обвинений …
-- Внезапно началась стрельба. Люди, помогавшие нам в разгрузке, подхватили автоматы и побежали в том направлении, откуда доносились выстрелы.
-- Вы видели, откуда стреляли?
-- Нет, но я слышал. А этого было достаточно. Отвлекаться от разгрузки я не имел права, так как получил соответствующий приказ командира.
-- Как вы думаете, есть ли разница между приказами нравственного и безнравственного порядка?
-- Для военного человека слово «приказ» должно быть командой безусловного повиновения. Если солдаты начнут рассуждать о последствиях того или иного приказа, то такая армия рано или поздно развалится. Сама армия, само военное действие имеют свою собственную категорию оценки проступков. Не зря ведь у гражданских и у военных есть свои собственные прокуратуры, свои собственные следственные органы.
-- Я вас понял. Но, тем не менее, вы, лично вы, задумывались ли о подноготной сути распоряжений ваших начальников?
-- О сути задумываются лишь те, кто несёт срочную службу. Те, кто решил связать свою жизнь и судьбу с армией, кадровые военные или контрактники, предпочитают о таких вещах не размышлять, оставляя их на суд вышестоящих начальников.
-- Но то, что вы, плечом к плечу, действовали с горскими боевиками, выполняя с ними одну миссию, не стало ли это поводом для некоторого рода домыслов?
-- Нет. Я целиком и полностью доверился своему командиру, его жизненному опыту и преданностью воинской присяге.
-- Но ведь вы действовали рядом с вооружёнными врагами.
-- Российская армия, насколько я знаю, не находится в состоянии войны с Северокавказской горской конфедерацией.
-- Да, это состояние называется вооружённым нейтралитетом, но, по сути своей, несёт в себе принципы «холодной войны».
-- Меня в тонкости нашей внешней политики не посвящали. Повторяю, я лишь выполнял приказ. Оружия против кого-либо я не применял.
-- А если бы командир приказал?
-- Ну … я бы применил, а дальше действовал бы по обстановке.
-- Как действовали в тот раз?
-- Да, как в тот раз. Я занимался, повторяю, разгрузкой, когда в «КрАЗ» выстрелили из гранатомёта. Я, если честно, до сих пор не понимаю, как остался тогда жив. Взрыв, вскипающий огненный шар, а дальше … дальше помню смутно и – преимущественно – отрывками. Огонь, клубы дыма, тлевшая под пальцами трава, и желание бежать прочь, но … ноги не слушались, отказывались повиноваться. Я лежал возле пылавшего штабеля, который мог в любое мгновение взорваться. Я чудом нашёл в себе силы отодвинуться на пару шагов и снова потерял сознание. Когда я пришёл в себя, то ощутил себя лежащим на полу вертолёта, от вибрации стучали зубы.
-- А каким образом вы попали в этот вертолёт? Расскажите-ка нам …
-- Да не помню я ни черта! Меня туда, по ходу дела, затащил командир, спасая жизнь фронтового товарища, если для вас это что-то значит.
-- Выходит, командир твой проявил чудеса героизма, вытащив своего напарника из огненного кольца, среди пальбы боевиков- конфедератов и наступающих казачьих подразделений, с риском получить свою пулю от одних, и от других?
-- Не могу знать по причине контузии, полученной при взрыве грузовика.
-- Что вы можете сказать, господин В-305, в свете вновь открывшихся обстоятельств дела?
-- Насколько я понял, вы имели беседу с товарищами по указанному мною телефонному номеру?
-- Да, и беседа та была довольно содержательна. Вы ведь уже ощутили на себе разницу отношений – до звонка и после.
-- Благодарю вас, без наручников я чувствую себя гораздо уютнее, и голова работает намного лучше.
-- Ловлю вас на слове, уважаемый Пётр Афанасьевич, и прошу ещё раз приоткрыть это дело с такой новой для меня стороны.
-- Но вы понимаете сами, что информация, которой располагаю я, не для третьих ушей и должна храниться в папке под грифом «Совершенно секретно».
-- Уверяю вас, что дела в нашей компетенции не для массового ознакомления, и мы заинтересованы лишь в закрытии некоторых страниц следственных действий. После успешного завершения, конечно же.
-- В таком случае, извольте.
Секретные органы некоторых российских спецслужб проводили специальные операции по дестабилизации государств Северокавказской горской конфедерации, форпоста исламского фундаментализма в европейском театре условных военных действий. Да-да, речь идёт именно в таком контексте. Азиатский фундаментализм объявил войну Западу в целом и Европе в частности. Львиная доля исламской агрессии выпала на долю нашего государства, ослабленного трагическими экспериментами наших доморощенных политиков. Кавказ и Средняя Азия являются двумя фронтами, которые весьма активно наступают на российское жизненное пространство. Сделанная в своё время ставка на ваххабитов, как силу, способную подточить единство мусульманских общин, оказалась ещё одной трагической ошибкой. В лице ваххабитов кавказский ислам получил мощное подкрепление фанатиков, готовых на всё во имя веры. Шииты и сунниты нашли способы повернуть агрессию ваххабитов на внешних противников. Мы рассчитывали получить от Запада помощь, но они выжидают, получив неожиданный отпор от исламистов на Ближнем Востоке и в сердце Европы – вчерашней Югославии, где образовался крепкий мусульманский бастион из Боснии, Герцеговины, Косова и примкнувшей к ним Албании. Им постоянно оказывают всяческую помощь Ливия, Иран, Сирия, Ирак и другие мусульманские государства. Прежде всего, помощь заключается в поставках оружия и снаряжения. Можете представить себе сами волнение европейских государств и всей их озабоченности в делах столь опасных соседей.
-- Но всё же там другие обстоятельства. Европу прикрывает такая мощная военная структура, как НАТО. У нас же совсем по-другому … Вы несколько отвлеклись от сути дела, Пётр Афанасьевич.
-- Нет, я лишь поясняю некоторые нюансы. Чтобы вы уяснили известное всем правило. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Утопающие – это мы, это разваливающаяся Россия со всеми её соседями, союзниками и доминионами. Процесс распада, государственного разрушения зашёл слишком далеко, чтобы спастись можно было лишь общими, конституционными, методами. Чтобы уцелеть, мы вынуждены применять другие, силовые решения.
-- Поясните, пожалуйста.
-- Я могу пояснить лишь на примере одной, частной, операции, в которой имел честь принимать участие.
-- Я вас внимательнейшим образом слушаю.
-- Чтобы раздробить монолитный блок горской конфедерации, мы вынуждены вбивать клинья в наиболее слабые её участки. Такими слабыми местами горцев являются их непомерные личностные амбиции, желание утвердиться, а также заработать. Мы поддерживаем некоторые силовые исламские группировки, которые могут сыграть нам на пользу, развалить их единство. Большую роль в делах такого рода играют коррупция и криминалитет, как союзники противников. Враг моего врага – мой друг. Это правило работает в самых разных ипостасях. Мы подпитываем некоторые политические силы с явным криминальным душком, помогаем им, так сказать, морально и материально. Помогаем им в торговле оружием, наркотиками, в контрабанде. Сами понимаете, что всё услышанное вами должно остаться на самом секретном уровне. Мы не являемся новаторами в этом, честно говоря, бесчестном деле, простите за тавтологию. Для того, чтобы открыть второй фронт в Италии, американцы использовали сицилийские связи нью-йоркского мафиози, капо ди тутти капи, некоронованного короля, Лаки («Счастливчика») Лучано. Сицилийские мафиози помогли американским морским пехотинцам высадиться на побережья Острова. Гитлеровская Германия создала миллионную Русскую освободительную армию (РОА), под командой генерала Власова, из деклассированного и уголовного элемента, подвергавшегося усиленным государственным репрессиям. Одним из пунктов плана «Барбаросса» была подготовка к массовым восстаниям в северных и сибирских лагерях, имеющих численность заключённых в несколько миллионов человек, а ведь это целая армия озлобленных смертников, готовых никого не щадить в попытке вырваться из ада. Другой вопрос, что пункт этот так толком и не был использован. Тогда преобладала другая точка зрения - на развал военных кадров – массовые аресты сталинскими спецслужбами генералитета и старшего офицерства, с подачи тайных служб Гитлера. А неизвестно, что было бы, если в качестве Пятой колонны использовали бы зэков.
-- Мы опять отвлеклись от нашей темы.
-- Ни в коей мере. Я лишь хочу пояснить вам перспективу таких операций, какая проходила при моём непосредственном участии. Мы сумели договориться с полевым командиром Басмаевым о передаче ему партии оружия. Но, к сожалению, в ход этого самого обмена ввязалось досаднейшее недоразумение.
-- И это недоразумение – казачий патруль?
-- Да. По своим тактическим связям они разузнали о переходе границы группы «непримиримых» и тут же приняли соответствующие меры, в результате чего пострадали и сами, и провалили нашу акцию. Мы с трудом выбрались из эпицентра стремительно развернувшегося конфликта. В противном случае сия операция имела бы самый неожиданный резонанс, плодами которого воспользовались бы противники с обеих сторон.
-- То есть вы пытались всеми силами скрыть своё участие в операции?
-- Конечно же. Представьте сами, что было бы в противном случае. До общественности дошло бы, что некие российские армейские круги передают самым экстремистским силам конфедерации оружие – гранатомёты и новейшие артиллерийские системы. Да это же скандал, который быстро вырвется из границ региона. А если вскроются действительные мотивы операции, то дело примет много худший оборот. Очередная эскалация насилия, которой ещё можно избежать сегодня, но которая неминуемо грянет завтра. Если мы, исподволь, не подточим фундамент той завтрашней агрессивной силы.
-- И ради этого годятся любые средства?
-- Да. Точно так. «Цель оправдывает средства». Это определение не мною придумано и успешно использовалось веками. Пора вспомнить некоторые старые лозунги, если мы хотим выжить, как мировая нация, в этом безумном мире.
«Благими намерениями выстлана дорога в ад». Это ведь тоже цитата из классики.
-- Мы и так уже проживаем в аду. Посмотрите, что сделала жизнь с нашими современниками. Русские всегда считались цивилизованной нацией, призванной спасти человечество. Индийские мыслители в начале этого века посылали целую делегацию в Ясную Поляну на встречу с писателем и философом графом Львом Николаевичем Толстым. Они посчитали его Мессией всего человечества, но никто этого здесь, у нас, не оценил. Бенгальский писатель Тхакур, известный у нас больше как общественный деятель Индии Рабиндранат Тагор, небезосновательно считал Толстого духовным гуру человечества и всячески приветствовал движение толстовцев, а на родине нового Пророка официальная Православная церковь предала графа анафеме и приговорила тем Россию к нравственному падению, а империю к грядущему краху. После этого грянула мировая война, начатая где-то там, в Европе, революции и эта часть мирового пространства переродилось в преисподнюю для граждан его. Численность россиян начала стремительно уменьшаться. К концу двадцатого века мы имеем цифру в 140, с небольшим, миллионов человек. Это против 800-т миллионов, запланированных выдающимся учёным Менделеевым, который умел заглянуть в завтрашний день, основываясь тенденциями дня нынешнего, то есть конца века девятнадцатого. Ощутите разницу! И это ещё не предел. Наблюдается тенденция к ещё большему снижению нашей численности и, как следствие, гибели государства как данности.
-- Что-то уж больно пессимистическую картину вы мне тут нарисовали.
-- Что же делать, если такова реальность. Против такого будущего мы и вынуждены бороться, чтобы будущее это не стало днём сегодняшним.
-- Вы всё время говорите – «мы», «нас», «нам». Кто же это – мы? Офицерский Фронт?
-- Нет. Офицерский Фронт, это организация дня вчерашнего. Эта организация, хунта, если хотите, нужна была России в дни кризиса и развала, как некий сдерживающий фактор, чтобы не дать стране скатиться в хаос революции и гражданской войны, в пламени которой Россия погибла бы уже безвозвратно. Помните, что осталось от обширнейшей империи Александра Македонского? Правильно, крошечная провинция в 25 тысяч квадратных километров и населением меньше двух миллионов человек. Это карлик даже по европейским масштабам. От подобной участи не застрахован никто, даже пресловутые Соединённые Штаты, с их манией мирового величия. Достаточно вспомнить времена Великой Депрессии.
-- Вы не ответили на мой вопрос.
-- Я же дал вам телефонный номер. Вы можете позвонить по нему снова и узнать дополнительные сведения по разным вопросам. Я же могу отвечать лишь за то, в чём участвовал непосредственно.
-- Непосредственно? Хорошо. Тогда расскажите-ка, пожалуйста, о вашей причастности к смерти казаков из того несчастного патруля.
-- Им просто не повезло. Они очутились в непосредственной близости от местонахождения боевиков Басмаева. Что-либо исправить было невозможно. К тому же и казаки, и боевики, вели себя крайне враждебно. Улаживать конфликт было тем же самым, что улаживать несоответствие между молотом и наковальней. К тому же на мне лежала ответственность за успешное выполнение своего задания, о котором я вам уже весьма подробно рассказывал.
-- Так. Допустим. А экипаж вертолёта? Он тоже оказался в непосредственном расположении?
-- Вертолёт появился уже после того, как произошёл огневой контакт между конфедератами и казаками. С каждой минутой сила огня нарастала. Вертолёт же участвовал в огневом прикрытии. Что же вы хотите? Его встречали совсем не салютами.
-- Но как же вы попали на борт вертолёта?
-- Очень просто. Вертолётчики увидели нас со старшиной в окружении боевиков. Они собирались нас выручить и посадили машину на площади селения, с риском для жизни. К сожалению, им не повезло. Там столько, поверьте, стреляли … Я сам удивляюсь, что мы с вами сейчас здесь так мирно беседуем. По всем законам войны я должен, наверное, сейчас разговаривать со святым Петром, с тёзкой своим, так сказать.
-- Ну, это из области фантазии. Мне же хотелось знать некоторые подробности происшедшего.
-- Хорошо. Но наша беседа, наверное, фиксируется каким-нибудь образом?
-- Конечно. С помощью магнитной аудиозаписи.
-- Я прошу выключить запись. Тогда мы сможем продолжить беседу. Сами понимаете, здесь замешаны слишком высокие материи и мне не хотелось бы … Понимаете?
-- Ну что ж, я нажимаю на кнопку …
Командир батальона особого назначения Подьячий вызвал к себе двух пластунов, наших старых знакомых, Королёва и Гордиенко. Он принял их в своём кабинете, отделанном деревянными панелями. Под двуглавым орлом и белым «андреевским» флагом стояло кожаное кресло войскового старшины. В углу высился несгораемый металлический ящик, на который Тарас Вадимович зимой водружал свою папаху с мерлушковым верхом. Вокруг чёрного округлого стола из матового дерева стояли кожаные кресла на колёсиках. Оба пластуна устроились так, чтобы сидеть напротив командира.
-- Вот так, други мои, снова дела остановились у нас. Это я про Мишу Казакова, брата нашего. Никаких вестей про него я не слышу, нет даже слухов окольных. Ровно как сгинул человек, в землю провалился. Готовлю себя к худшему, но поверить окончательно никак не могу, сердце не принимает.
Казаки сидели, понурившись. Командира их не зря Батькой кликали среди подчинённых. Всех их он знал по имени- отчеству, знал их подноготную и за каждого готов был выдернуть оселедец свой полностью. Ну, и понятно, что казаки за Батьку тоже стояли горой.
-- Больше для гарантии, чем для проформы, посылаю вас, хлопцы, в командировку далёкую. В тот самый Вятский край, где в последний раз наследили те клятые Баранников с дружком своим, Сапрыкиным. Найдите их, хлопцы, да разузнайте хорошенько, что сталось с братом нашим, Мишей Казаковым, где тело его бренное нашло успокоение.
Казалось, что седые усы старшины пропитались слезами, которые лила душа его, настолько уныло повисли они прокуренными кончиками. Но твёрдый командир не был слаб душой, как был он крепок телом. Вдруг с силой хлобыстнул тяжёлым кулаком по столу так, что друзья от неожиданности подпрыгнули в своих креслах.
-- А если они не захотят говорить, или заноситься дюже станут, то сами знаете что делать там, вдали от наших земель.
Но, являясь не только боевым командиром элитного подразделения, но и дипломатом- разведчиком, Батька тут же вздохнул.
-- Я говорю не про то, чтобы силой переть, да кулаками бездумно размахивать, а чтобы честь казацкая за вашими спинами всю дорогу ощущалась значительная. Едете вы вдвоём, но и без помощи я вас, други мои, оставлять не стану. Земля вятская, она тоже сейчас вроде нашей, буферной зоной становится. Заваривают недруги наши свою кашу окаянную и там. Ног имеется в тех краях крепкое казацкое войско, под рукой атамана Величко. Знавал я в своё время Григория. Может и он меня всё ещё помнит. Так что в трудную минуту обращайтесь, хлопчики, прямо к нему. Но сразу не стоит к нему тропину топтать. Всё же человек он государственный, законы края блюсти обязан, но ежели действительно к нему в трудный час обратиться, то поможет всенепременнейше. В чём я готов подписаться сию секунду. Сегодня же напишу письмо Григорию и вам передам. Будет цыдуля моя вам заместо верительной грамоты. Мало ли с каким людьми вам столкнуться придётся в тех местах, разыскивая тех двух гавриков. Так-то вот.
Расчувствовавшись, старшина обнял своих солдат крепкими руками, прижал к широкой нестариковской совсем груди. Не хотелось ему посылать хлопчиков своих в Россию, но приходилось. Необходимо было обязательно узнать, где окончилась жизнь их товарища, где находится сейчас его безвестная могилка.
Глава 8.
«Из двух сыновей её (Сепфоры), из которых одному имя Гирсам, потому что говорил Моисей: я пришлец в земле чужой».
Эль-Моут закрыл Библию, Вторую Книгу Моисееву, и бросил её небрежно на спальный мешок.
-- Этот самый «Гирсам» являлся законспирированным агентом «Моссад» и выслеживал связи палестинцев, проживавших в Германии. Несколько их содержалось в том хосписе, и он отлично справлялся со своими обязанностями. Что же заставило его службу поменять задачи и забросить своего агента к нам? Надо признаться, он весьма ловко играл свою роль. Вероятно, успел даже привлечь на свою сторону штат помощников.
Эль-Моут оглядел курсантов, сидевших в палатке, сузившимися глазами. Все они сдали имевшееся оружие. Москаленко и Булич сидели со скованными руками. Другие отодвинулись от них в сторону, словно не желая осквернять себя невольным прикосновением к «предателям».
-- Сейчас в ином свете видятся все события, связанные с нашим заданием. Гибель Карла, выходца из неонацистских кругов Германии, не скрывавшего своих симпатий к Гитлеру и Геббельсу, главным виновникам холокоста; смерть Гуля, который, наверняка, что-то заметил и собирался шантажировать убийцу. В качестве следующей жертвы израильтянин выбрал Боло. Зная его пристрастие к гашишу, он пересыпал его ядовитыми зёрнами дурмана, надеясь, что наркоман впадёт в кому, когда ему легко «помочь» отправиться к гуриям рая. А кому это сделать проще всего, как не врачу группы? А если Боло вдруг окажется крепче и начнёт бушевать, то можно вколоть ему дозу такого средства, что оно наверняка отправит его к прародителям. И, если Боло до сих пор жив, то лишь потому, что шпион не захотел привлекать к себе лишнее внимание накануне главной операции. Всё сходило с рук предателю. Мы давно почуяли, что в этой группе что-то нечисто и вывели её из лагеря, чтобы заставить активизироваться шпиона, что, в конце концов, и произошло. Но в результате половина людей из вашей группы погибла и пострадала.
Лю, обмотанный повязками, лежал на резиновом матрасе, похожий на мумию. Ресницы его подрагивали, показывая, что он внимательно слушает, а не находится в забытьи. Боло тоже лежал, но был уже крепок и поднимался на ноги.
-- Мы надеялись, что шпион выдаст себя во время проведения акции устрашения. Чтобы предатель не заподозрил подвоха, мы запланировали теракт на самом деле. Но шпион был слишком ловок. К тому же у него действительно нашлись подручные. Фархад застукал одного из них за прослушиванием нашей беседы. Он не подал виду, что заподозрил что-то.
Москаленко закрыл глаза и замычал про себя. Какой же он самонадеянный идиот! Считал себя ловким пройдохой, сумевшим обвести всю эту компанию камикадзе вокруг пальца, а сам попал как кур в ощип. Но ему приходилось и раньше балансировать на лезвии бритвы и пусть попробует кто поменяться с ним местами, чтобы показать свою ловкость и изворотливость. Москаленко бы согласился на это, не задумываясь ни на минуту.
-- Что же ты молчишь, Николай?
Эль-Моут походил на древнего пророка из библейских времён. Он гремел голосом и трагически закатывал глаза. Театральный режиссёр был бы доволен такой игрой.
Николай вздохнул. Молчать дальше было нельзя. Он невольно подыграл своему обвинителю, что называется – «играл в свои ворота». Нужно как-то объяснить своё поведение, со стороны всё и правда выглядело довольно подозрительно.
-- Вы знаете, кем я был в прошлом. Для остальных слушателей поясню – служил в органах государственной безопасности. Имел там чин полковника и должность начальника охраны крупного госучреждения огромной государственной важности. Возьму на себя смелость уверить всех вас, что на должность эту меня назначили не за красивые глаза, а за громадный наработанный опыт. И этот опыт подсказал мне, что в нашей группе творится неладное. Я не мог только понять, по какому дьявольскому сценарию развиваются события. Жестокость руководства, приговорившая группу волонтёров на работу камикадзе, или действия нелегала. Я решил это выяснить своими силами. Для окончательных выводов мне нужна была дополнительная информация, и я надеялся добыть её собственными усилиями.
-- С помощью Эрнста вы смонтировали подслушивающее устройство, чтобы потом передать сведения Гирсаму.
-- Это всё не так. У Эрнста я лишь позаимствовал, на время, магнитофон, чтобы послушать музыку и самостоятельно смонтировать из него «аудиопушку» для получения, как я уже говорил, информации, не дело ли рук некоторых руководителей группы – смерть Карла, а затем и Гуля. Ни Гирсаму, ни кому-либо другому полученных сведений я не передавал и выводами своими не делился.
Эль-Моут «прожигал» его взглядом своих чёрных выпуклых глаз, но Москаленко ровно так же твёрдо и уверенно смотрел на него. Поединок глазами продолжался с полминуты, пока Эль-Моут не хмыкнул.
-- Хорошо, предположим, что я поверил вам на слово. Удовлетворила ли вас полученная таким воровским образом информация?
-- Нет, качество записи оставляло желать лучшего. Я разобрал лишь несколько слов. Они мне не сказали ни о чём.
-- Отсюда следует, что ваша выходка вам ничего, кроме неоправданного риска, не принесла?
-- Выходит, так. Зачастую, так ведь и бывает - не повезло в этот раз, повезёт в следующий, -- нахально заявил Москаленко. Чего ему, в самом деле, терять? Надо лезть буром вперёд. Ещё Суворов говорил, что смелость города берёт.
-- Вы – наглец, господин экс- полковник, -- заявил Эль-Моут. – Но это ещё не конец нашей беседы. Против вас у нас имеются ещё обвинения. Нами была задумана операция по подрыву Храма Соломона, находящегося в Иерусалиме, в качестве вызова израильским оккупантам.
-- Но вы говорили про взрыв штаба батальона израильских сил.
-- Они находятся рядом друг с другом. Пострадали бы при взрыве оба. Кстати, при подрыве штаба хватило бы и половины центнера взрывчатки, а мы взяли полтонны. Это как раз для разрушения монолитных стен древнего сооружения. От этого действа иудеи бы так взвыли.
-- Я об этом не знал.
-- А что было бы, если вдруг узнали?
Вместо ответа Москаленко неопределённо пожал плечами.
-- Не знаете? А вот Гирсам откуда-то узнал. И решил помешать акции. Теперь сравните свою квалификацию, экс- полковник, и его, врача германского хосписа. Вы попались на первой же попытке что-то пронюхать, а он спокойно ликвидировал сначала двоих, а потом ещё трёх человек, и взорвал машину. Лю остался в живых случайно. Если бы не он, кто знает, чем бы закончилась та история. Скажите, экс- полковник, почему вы бездействовали? Ведь вы сидели у пулемёта, и срезать шпиона очередью для вас было задачей пустячной.
-- Но я никак не ожидал от нашего же товарища таких действий. Он был слишком быстр. Не я один там в то время находился, и никто не успел толком чем-либо ему помешать.
-- Но вы же только что так хвалебно отзывались о своём профессионализме и опыте. «Не за красивые глаза» вам доверили охрану секретного объекта. Кстати, какова судьба подопечного вам учреждения?
Москаленко отвёл глаза в сторону. Здорово его уел этот чеченец, или кто он там по национальности, этот «Ангел смерти». Этого он ему не забудет, если вырвется из этой переделки с минимальными потерями.
-- Что бы там ни случилось, это к нашему делу не относится. Объект находится под грифом особой секретности, и я не могу давать сведений о его состоянии. Здесь же совсем другое дело. Все мы находились тогда примерно в одинаковом положении, когда появился Гирсам. Он что-то крикнул на ходу и подлетел к нам, как на крыльях. Я кинулся к пулемёту, взял на прицел участок дороги, откуда появился Гирсам. Как я мог догадаться, что целиться надо было именно в него? Когда Гирсам начал стрелять, я всё ещё искал цель – врага, который вот-вот вынырнет из-за бугра. Но стрельба продолжалась, а противника всё не было. К тому времени Гирсам уже застрелил Гейдара и, видя меня за пулемётом, перевёл огонь на нашу машину. Признаюсь, что в ту минуту и и в самом деле сплоховал. Сознание отказывалось верить, что в нас стреляет один из нас, с кем мы ещё вчера, плечом к плечу, противостояли смертельным опасностям. Вот Лю оказался быстрее меня, он вовремя опомнился и выстрелил Гирсаму в спину. Лишь после этого сириец уничтожил мотоцикл с иорданцем …
-- Гирсам не был сирийцем. Он самый настоящий презренный еврей, израильтянин.
-- Пускай еврей, и даже презренный, но в те минуты он был как бы ещё свой, ел с нами из одной миски, дышал тем же воздухом …
-- Вдыхание его воздуха отравило Боло, -- снова перебил его Эль-Моут.
-- Когда Гирсам перевёл огонь на Лю, я попытался стрелять по си … по еврею, но промахнулся. Повторяю, он был слишком быстрый. Кинул гранату в пикап и … погиб, разорванный на куски. Он пожертвовал своей жизнью, чтобы остановить нас.
-- Он такой же фанатик, как и многие в Израиле.
-- Иначе они бы давно проиграли войну арабам, -- заметил Николай и тут же пожалел о сказанном.
-- Ты защищаешь его, потому что являешься сообщником, -- яростно зашипел Эль-Моут.
-- Нет. Я лишь констатирую факт. Вся моя вина состоит в том, что я замешкался на какое-то мгновение у пулемёта, не ожидая такого поворота событий. Что угодно, но только не это. Потом уже мне пришлось спасать свою собственную жизнь. Вы обвиняете меня на том основании, что я остался в живых. К Гейдару и Эрнсту у вас нет претензий, потому что они мертвы и с них потому взятки гладки. Раскидай моё тело кровавыми ошмётками над акваторией Мёртвого моря, тогда и ко мне у вас не было бы никаких претензий.
-- Тогда бы не было, -- подтвердил Эль-Моут, внезапно успокоившись. – А как прикажите вы понимать ту картину, что предстала перед нами, когда вы выползли нам навстречу с поднятыми руками. Вы желали сдаться противнику!
-- А что я ещё мог сделать, если у меня кончились патроны? Рычать, размахивая пустым автоматом, как питекантроп кремнёвым молотком?
-- А пулемёт, что стоял на джипе?
-- После того, как Гирсам выпустил в него, то есть в меня, очередь из «узи», пулемёт годился лишь на то, чтобы сдать его в металлолом. Стрелком он оказался великолепным, срезал из «узи» Гейдара. При этом сам он двигался на мотоцикле, на полном ходу, а Гейдар высунулся из пикапа, и тоже не стоял на месте. После этого оставаться на джипе в полный рост, у бездействующего пулемёта, равнозначно было самоубийству и я, естественно, спрятался за машиной. Мы с Андреем вступили было с Гирсамом в огневой контакт, но тут он бросил в пикап гранату. Бывали ли вы в эпицентре землетрясения? Тогда вы должны бы понять наше состояние. Можете спросить вон у Джо. Он подоспел, когда земля ещё дымилась. Лю, бедняга, исходил кровью. Джо усадил его к себе на мотоцикл и укатил в сторону лагеря. Мы остались там одни. Андрей вёл себя неадекватно. Его помяло машиной, когда она подскочила при взрыве, можно сказать – контузило. В качестве полноценного бойца он уже не годился. Более того – в те минуты он превратился в обузу. Конечно, я понимаю, что это звучит грубовато в отношении своего боевого товарища, больше того – напарника, но, технически, это наиболее точное определение. Можете представить себе моё состояние, когда я обнаружил, что у меня в автомате закончились патроны и в тот же момент послышался треск мотора подкатившей машины. И я поднял вверх руки, отбросив автомат в сторону, чтобы выиграть мгновения и усыпить бдительность противника, настроенного априори агрессивно при виде взорванных машин.
-- Так вы подняли руки, чтобы ввести противника в заблуждение? – спросил Эль-Моут.
-- А вы можете предложить другой выход, находись вы на моём месте в те минуты? – Вопросом на вопрос быстро ответил Николай.
-- Воину ислама Аллах всегда подскажет достойный выход, -- сообщил Эль-Моут.
-- Короче, опять я виноват в том, что остался в живых, -- сделал вывод Москаленко. – Но тогда наручники, кроме меня, нужно одеть и остальным, которые дышат.
Эль-Моут молчал. Объяснения, которые ему дал полковник при всех участниках операции, были довольно убедительны и настаивать на том, что Москаленко ходил в подручных Гирсама было сейчас глупо, особенно после того, как Лю подтвердил факт стрельбы израильтянина по джипу с пулемётом. Вместо ответа он подошёл к напарникам и молча расстегнул наручники.
«Слава Богу, что я не успел подойти ни к кому из наших с предложением бежать из этой кодлы. Иначе, скажи кто о моих словах – лежать бы мне сейчас тут с перерезанной глоткой в луже крови. Да и Буличу бы тоже досталось. А уж он-то тут совсем не при чём».
В последнее время Москаленко как-то сжился с киллером и уже не тяготился его присутствием. Молчаливость Мочилы, его самостоятельность и умение выживать было его положительными сторонами в их теперешней жизни. Он годился в качестве напарника в этой своре скорпионов и пауков, называемой Особым волонтёрским корпусом. В него собрались уголовники и наёмники едва ли не со всего мира. Были здесь и негры из Южной Африки, воевавшие в Анголе, и китайцы из триады, и европейские прощелыги, делавшие большие деньги на убийстве себе подобных. Воры и дезертиры, насильники и садисты, всем находилось место в этой шайке убийц. Но не надо думать, что это была чисто криминальная организация, типа американской "Коза ностры». Нет, это был новый вид янычар, башибузуков, вставших под зелёное знамя ислама ради личной выгоды, или чтобы спасти жизнь. Это был кавказский Иностранный легион. Правда, были среди волонтёров и много фанатично настроенных подростков, затянутых в Корпус исламскими вербовщиками. Подростки были родом с Татарстана, Башкортостана, Казахстана, Таджикистана и других … станов. Все они отличались какой-то истеричной готовностью бросить свою жизнь на алтарь войны ради Аллаха и довольно быстро привыкали к наркотикам. От наёмников- профессионалов они отличались более низкой огневой и физической подготовкой. Это было то, что именовалось во все времена «пушечным мясом».
В палатку вошёл один из незнакомцев, что сопровождал группу с самого начала. Он наклонился к уху Эль-Моута и повязка, закрывавшая лицо его, сползла. Открылись полные губы, аккуратный носик, щёки с ямочками и выразительные глаза с длинными ресницами. Недаром чужачок прикрывал всю дорогу лицо повязкой. Уж не баба ли это переодетая? Эль-Моут под шумок свою кралю в поход уволок, чтобы бока ему согревала, пока они в своих мешках ворочаются.
Не только один Москаленко увидел секундную оплошность незнакомки. Заметил движение и Булич. Глаза его расширились. Что это он шепчет? «Хафиза»? Кто это? Откуда он может её знать?
Хафиза! Точно. Это была она. И как это он раньше не догадался. Когда он в первый раз столкнулся с Багаевыми, она тогда тоже была там, рядом с братом. Насколько хорошо они всё разыграли и провернули всю операцию. Амос всю дорогу ухлёстывал за Хафизой, не предполагая, что разговаривает с врагом, от которого они и должны были беречь груз. Вот всё тогда так печально и кончилось. Погибли Слон с Гнусавым, а, по окончании операции, попал в ловушку и сам Булич. Да как попал – надёжно и прочно. Можно сказать – навсегда.
Но нашлась тогда «добрая» душа и выцепила Мочилу с того света, в буквальном смысле этого слова. Для Булича наступила новая жизнь. И вот сейчас старые события всё сильнее переплетались с новыми. Узнал ли его Багаев? Если и узнал, то ничем не дал понять. Но он хитрый волк и Андрей не очень-то надеялся, что выберется сухим из воды. Если Багаев и узнал того Мочилу, то он хорошо знает, что тот не прощает старых обид и лишь затаился, выжидая удобной минуты.
Знал бы Москаленко, сочиняя план спасения, что его напарник такой план уже придумал, и в задумке той Николаю отводилась незавидная роль громоотвода. Хотел Андрей «пришить» Багаева и свалить убийство на Москаленку, чтобы отвлечь кодлу, дать ему время удрать. А дальше он отправится в столицу, в Москву- матушку, где его другие должники дожидаются – Крест с Гогою, его кровники. Для начала выполнения миссии Булич выбирал удобную минуту, чтобы уж наверняка валить и когти рвать. Но такой минуты всё как-то не подворачивалось.
Разобравшись с выяснением вины каждого в провале акции, Багаев начал готовить свою группу к возвращению. Тем более, что агентура израильтян начала крутой шмон, выискивая организаторов несостоявшегося теракта. Видимо, Гирсам, каким-то образом, имел всё же связь со своими, так как над лагерем, где прятались курсанты, прошёл низенько «Фантом» и ушёл в сторону Средиземного моря. Он мог вернуться в любой момент и всадить в скопище палаток несколько ракет класса «воздух- земля», надеясь, что в мешанине земли и окровавленных тел находятся и те самые террористы.
Скоро курсанты уже ехали на микроавтобусе в сторону Аммана. Оттуда, без всяких проволочек, они вылетели на самолёте в Тегеран, а там уселись в большой старый автобус и почти шесть часов тряслись по кочкам и ухабам, пока не добрались до Решта, откуда было уже рукой подать до рыбацкого посёлка Пехлеви.
Города курсанты почти и не видели, так как сразу забились в какую-то грязную дыру. Запомнилось лишь то, что кругом там шныряли разные тёмные личности, больше похожие на контрабандистов, чем на честных рыбаков. Хотя промысел осетровых рыб и был делом довольно прибыльным, а оттого и опасным, но не до такой же степени. Бородатые личности с тёмными хмурыми лицами носили под халатами не только банальные пистолеты, но даже короткоствольные автоматы.
Эль-Моут подошёл к одному из таких и договорился о переброске группы в Махачкалу. Бородач с колоритной внешностью пирата посмотрел на пачку валюты, оглядел сумрачно кучку незнакомцев и нехотя согласился. Ему мало улыбалось маневрировать между морскими патрульными кораблями Ирана, Азербайджана и Казахстана, но выручка как-то уравнивала риск неурочного похода.
Курсанты всё своё снаряжение оставили в Аммане, садясь в самолёт. С собой взяли только самое необходимое. Но, подстраховывая себя, как бы ненароком, команде рыболовецкой шаланды продемонстрировали один из автоматов, что находился за поясом у Фархада. Пусть эти пираты знают, что если в мыслях у них появились намерения поближе познакомиться с пассажирами, то желание это лучше отложить в самый дальний сундук.
Видимо, и в самом деле, персы планировали пошерстить чужаков, и заглянуть на дно их карманов, но вид внушительного воронёного «ингрэма» охладил их пыл клептоманов, и рыбаки стали держаться подальше от пассажиров. Только сейчас им пришло на ум, что эти хмурые, неразговорчивые люди вполне могут отправить за борт хозяев посудины и пуститься в Махачкалу, или куда им там надобно, самостоятельно. С дагестанскими дельцами теневого бизнеса связываться, без особой на то нужды, было опасно. Они сами могли ограбить кого угодно.
Лю и Боло лежали в каюте, по причине слабости, а Фархада укачало. Он валялся на койке с позеленевшим лицом и громко стонал, проклиная море, качку и все затеи, которые связаны с такими мучениями. Время от времени он склонялся над мятым жестяным тазом.
Чтобы не видеть «полосканий» товарища, остальные поднялись на палубу. Булич не сводил глаз с парочки Багаевых, накрыв голову клеёнчатым козырьком зюйдвестки. На большой перекладине, протянувшейся над всей палубой, висели капроновые сети морского невода. Они сушились там, а, может быть, повешены были для того, чтобы издали видели – идут рыбаки.
От водной поверхности несло сыростью и свежестью. С гребешков волн слетала пена и повисала на миг в воздухе, чтобы затем упасть обратно и вновь смешаться с водой. Шаланда летела против ветра во всю мощь старенького дизеля, торопясь поскорее расстаться с опасными клиентами. Матросы опасливо перемещались по палубе, обходя группку людей, которые заняли места таким образом, чтобы держать под неусыпным контролем всю палубу, готовые держать оборону или даже перейти в яростное наступление.
Если бы моряки узнали, что «автоматы» у пассажиров всего лишь магазинская пластиковая подделка, то, может быть, они не были бы столь предупредительны. Но всё шло так, как шло. Шаланда пронизывала туманные острова и всё ближе подбиралась к побережью Дагестана. Ждать оставалось не так уж долго. Но вот посудина углубилась в открытое море, чтобы не быть замеченными береговой охраной.
Булич держался обеими руками за планшир, иногда вытирая рукавом воду с лица. Туманный воздух до того был пропитан сыростью, что она буквально струилась по лицам нетерпеливых пассажиров, но они всё равно не желали прятаться в трюм или кубрик, а ждали береговых огней. Они должны были вот-вот показаться, как уверял их капитан, ориентировавшийся в водном пространстве с помощью карт, компаса, указателя скорости судна и своего весьма богатого опыта «морского волка».
Вдруг туман впереди сгустился в тёмное пятно и тут же вспыхнул прожектор, а за ним резко взвыла сирена, жалуясь и угрожая одновременно. Из кубрика высыпала свободная вахта матросов в клеёнчатых накидках. Из тумана медленно выплывал сторожевой катер. У пулемётной установки стояли стрелки, а у бортового заграждения суетились несколько человек.
-- Заглушить дизель, принять трап.
Услыхав первые слова, Эль-Моут оживился и выступил вперёд. На шаланду наткнулись свои – конфедераты. Матросы приняли швартовы и скоро два судёнышка были надёжно принайтованы друг ко другу, как сиамские близнецы. На борт шаланды прыгнули пограничники в дождевиках и с автоматами. Прожектора сторожевика залили палубу иранской посудины ярким светом, сгоняя тень за борт, где кипели и бурлили в волнении тёмные воды моря.
Эль-Моут, а за ним и остальные, шагнули навстречу дагестанским пограничникам. Чеченец представился. После быстрого осмотра шаланда развернулась и торопливо исчезла во влажной темноте. Последнее, что заметил недоумевающий капитан, это как его таинственные гости выкидывали за борт портативные пистолеты- пулемёты. Если бы он немного задержался на том месте, то капитана бы ждало поразительное открытие – выброшенное оружие не желало идти ко дну, а носилась по волнам, увлекаемое течением и ветром. Но капитан не видел столь дивного зрелища, так как судно во всю мощь двигателя удалялось к иранскому побережью.
Сторожевик доставил промокших курсантов на берег. Под руки свели Боло и Фархада. Лю пришлось нести на лёгких складных носилках. Тащили его Москаленко с Буличем. Эль-Моут, то есть Багаев, со своей сестрой, шли впереди. Ещё на сторожевике, по рации, он связался со своими, и группу в порту встретил закрытый автобус. Все забрались внутрь. Автобус выехал с территории махачкалинского порта.
В лагере курсантов встретили как героев. Ведь они благополучно совершили настоящий акт возмездия против вооружённого противника. Они участвовали в настоящем бою и победили в нём во многом благодаря полученным в Центре навыкам. Не забыли помянуть Гейдара и Гуля, Карла и Эрнста. Все они погибли из-за коварства и предательства, от чего не был застрахован никто. Лю остался в Махачкале, где его сразу отвезли в госпиталь. Крепкий организм китайца выдержал все перевозки и всю дорогу он был в сознании, но со сторожевика его снимали в бесчувственном состоянии. Это говорило о том напряжении, в котором он постоянно пребывал. Булич вспомнил чёрный мешок, в котором вывозили Карла в Джидде. Наверняка ему «помогли» расстаться с жизнью, хотя он всё слышал и понимал. Может и Лю предчувствовал такой вот конец и поэтому изо всех сил оставался транспортабельным, чтобы не превратиться в обузу.
В лагере Андрей немного ожил. Всё-таки здесь ему многое было знакомо. Без малого год он провёл на этих полигонах, проспал в этих бараках. С некоторыми из курсантов его даже связывало что-то вроде дружбы. Как правило, это были люди, имевшие криминальное российское прошлое. Свою старую кличку и связи Мочило не называл. Для всех он был просто Андреем. Копаться в чужом прошлом не было традицией в Особом волонтёрском корпусе. Считалось, что они начали здесь новую жизнь, пройдя прописку в боях как на месте, в конфедерации, так и за границей, в Афганистане, Пакистане, Ливане, везде, где поднималось знамя Джихада, и требовались опытные в военном деле люди.
Но старые связи волонтёров, тем не менее, заносились в картотеку и учитывались при подготовке операций различного характера. Всегда старались иметь в группе одного- двух старожилов того места, где намечалась акция.
Когда Москаленко с Буличем попали в руки к исламистам, Николай назвал Андрея своим помощником, секретным сотрудником, приготовленным для работы с профессиональными преступниками. Им тогда поверили, записав «легенду» Булича в его личное дело. Ведь его готовили для внедрения в преступный мир Москвы, то есть он знал тот регион досконально. Москва всегда была на особом счету конфедератов. Несколько раз планировалось проведение масштабных операций устрашений, но каждый раз их отменяли, боясь чистки чечено- дагестанских диаспор в Москве, которые проносили северокавказским государствам внушительный денежный куш. Но заморские наёмники – это дело иное, и конфедерация всегда могла откреститься от действий одиночек, имеющих прописку где-то далеко.
Булич бродил по лагерю, повторяя про себя некоторые инструкции по взрывному делу и ведению партизанской войны в городской черте. Среди других преподавалась им и такая дисциплина. Шагал Андрей бездумно, углубившись в свои мысли, и едва не столкнулся с шедшим ему навстречу человеком. Но он всё же успел вовремя остановиться и даже резко свернул в сторону.
Прохожий с недоумением оглянулся, но торопыга уже исчез в брусковой казарме, даже не извинившись, что чуть не сбил с ног незнакомого человека. Прохожий отправился дальше своей дорогой, а Булич в это время стоял, прижавшись спиной к стене, покрытой большими цветастыми плакатами с изображением мечети Хасана и минарета «Башня Хасана», вписанные в пейзаж марокканской столицы. На Булича воззрился негр, качавший двуглавую мышцу плеча с помощью огромной круглой гантели, но тот не обращал на хозяина комнаты никакого внимания, как будто его здесь и не было. Так же молча как вошёл, через несколько минут он вышел.
К тому времени человек, с которым он едва не столкнулся нос к носу, уже скрылся, ушёл по своим делам. И всё бы ничего, если бы этого человека не звали Гогою.
Гога! Гога в лагере подготовки террористов? Что это означает? Не то ли, что Гога снова вышел на тропу войны, что пролегает прямо через Особый волонтёрский корпус. Не понадобились ли Гоге, а значит и Кресту, чужие руки для усмирения конкурентов в первопрестольной, или её окрестностях? Чем же это грозило самому Буличу? Тем, что при подборе кандидатур исполнителей, Гоге могут предложить именно Булича. Правда, здесь он носит другую фамилию, но его лицо-то осталось почти прежним, с поправкой на время. Посмотрит Гога на своего воскресшего кореша и ужаснётся. А потом сделает всё. Чтобы восторжествовали законы природы. Да будет мёртвое тело земле предано. Нельзя позволить ему шататься среди живых, если по нему уже поминки не раз справляли.
По мнению Андрея, стоит Гоге узнать о нём, и дни Булича будут на этом сочтены. Надо или срочно бежать, или сделать так, чтобы Гога умолк. Желательно – навсегда. Лучше это было сделать тогда, когда они столкнулись нос к носу. Чик ножиком по горлу и сразу – в сторону. Но в лагере кругом полно народу, как в центре города в разгар деловой активности. Его тут же схватят и, если активы Гоги здесь велики, а это наверняка так, то часы жизни будут сочтены. И меры наказания известна – преступника забросают камнями. До смерти. По законам шариата. Видел Булич такую казнь, расправу правоверных. Отступник кинулся бежать, подталкиваемый страхом смерти, но всюду его встречал град камней. Скоро он упал на землю, защищая из последних сил руками голову, но всё было бесполезно. Его покрыло слоем камней, и он отдал душу Аллаху. Не хотел Андрей себе подобной кончины.
Незаметной тенью он последовал за Гогой. Как и следовало ожидать, Гога скрылся в отдельном коттедже, где размещался Гилтан Юсуфов. Сюда же вошли, немного погодя, Магомет Эль-Моут и Хафиза Багаевы. Сестра Магомета ходила по лагерю в камуфляжной расцветки широком комбинезоне, частично скрывавшем округлые прелести героини. Роскошные чёрные волосы она прятала под кепкой- фиделькой. Как и все вожди конфедератских отрядов, она носила на лице большие чёрные очки. Ещёв коттедж вошёл Азиз, ещё одна личность, весьма таинственная, которая частенько появлялась в лагере. Поговаривали, что Азиз участвовал в подготовке самих лихих акций, включая и ту, из которой только что вернулись курсанты Юсуфова.
С каким чувством вертелся поблизости от коттеджа Булич, мы не будем описывать, так Читатель, наверное, уже уловил нетерпение и, вместе с тем, опаску бывалого киллера. Ведь там, возможно, решалась сейчас его судьба.
Оставим же, пусть временно, Мочилу на том месте, с его чувствами и сомнениями, и воспользуемся нашим авторским правом отправиться вслед за другими в этот самый вожделенный коттедж.
Помещения Тренировочного центра отличались спартанской простотой и отсутствием лишних деталей обстановки. Как бы в противовес этому, жилище Юсуфова носило на себе печать роскоши. Это выражалось, в первую очередь, в обилии ковров и гобеленов. Они лежали и висели повсюду. Под невысокими потолками, что вообще свойственно для восточного жилища, были укреплены богатые люстры с многочисленными весьма вычурными хрустальными подвесками. Открытые взорам шкафы были забиты фарфоровой посудой тонкой работы с искусной росписью. Весь первый этаж был отведён под диван – большой зал- приёмную, где Юсуфов принимал своих гостей. Второй отводился под жильё. Там проживал сам Гилтан и две его жены, а также ещё несколько дамочек, которые выдавались наиболее отличившимся курсантам в знак признания успехов, достигнутых в учёбе.
Сейчас женщины находились в гареме, то есть женской части дома, где предавались любимому развлечению – обсуждали дела хозяина дома. Только мы не станем вслушиваться в женскую болтовню, а опустимся в приёмную залу, где так хотел бы, незримой тенью, присутствовать Андрей Булич.
Гости, между тем, уже устроились в низких широких креслах, стоявших полукругом напротив застеклённой стены, через которую можно было лицезреть повседневную жизнь тренировочного лагеря. Рядом с креслами стоял столик с поверхностью из зеркального стекла. На столике возвышались груды апельсинов и киви, манго и ананасов. Грозди винограда, куски шоколада и халвы составляли скромное угощение. Рядом с каждым из гостей дымилась пиала с ароматным зелёным чаем из южных провинций Китая.
Гилтан потчевал своих гостей. Конечно, собрались они здесь не для того, чтобы посидеть да попить чайку, полакомиться сочными грушами и ананасами, а чтобы поговорить о важных делах.
-- Отведайте, пожалуйста, этот сорт «Зелёного Дракона». Он снимает жажду и усталость в самую сильную жару, вселяет в тело силу и уверенность лучше всяких тонизирующих аптечных снадобий. Чашечка «Дракона» заменит час, проведённый в жаркой, душной русской бане.
-- А вот тут позвольте с вами не согласиться, уважаемый бобо Гилтан, -- вмешался Гога. На почётном положении гостя он взял на себя смелость возразить хозяину. – В русской бане есть свои неоспоримые прелести. Вам, в жаркой Азии, не понять ощущения человека, который выскакивает голышом из душной парилки и ныряет в специально приготовленный заснеженный сугроб, а потом снова влетает в парную. Такая встряска очищает организм не хуже лучшего сорта зелёного чая. Поверьте мне, я немало времени провёл в самых холодных местах Коми, Колымы и Верхоянска. Что бы вы сказали о минус шестидесяти градусах по Цельсию за бревенчатой стеной?
-- Давайте не будем о таких ужасах, -- улыбнулся Азиз, плотный господин в белом костюме. Всякий принял бы его за толстяка, но, если бы Азиз скинул одежду, то невольный свидетель увидал бы переплетения тугих мускулов и наплывы мощных мышц. Но сам Азиз предпочитал не демонстрировать крепость своего телосложения, а усиленно изображал из себя этакого барина- сибарита. В сочетании с толстыми усами и феской он походил на турецкого коммерсанта, но, если Азиз надевал армейскую форму, то в нём сразу виден был военный человек, в отставке он или состоящий в кадрах до сего дня.
-- Ужасов в нашей жизни и без того хватает, -- согласился Гога, холёный брюнет с холодными глазами профессионального убийцы, и взял с блюда разрезанный на части гранат. Сочные зёрна светились сквозь тончайшую кожицу и, кажется, просились сами в рот, чтобы лопнуть на языке кислой сладостью сока. – Каждый из нас может рассказать немало такого, что в книгах и фильмах входит в жанр «хоррор».
-- Не мы такие, -- ухмыльнулся Азиз, -- а жизнь; она заставляет нас быть жёсткими. Не разбив яиц, яичницу не зажарить.
-- Вы правы, -- перевёл речь в нужное русло Юсуфов. – Мы и собрались здесь, чтобы поговорить о делах, далёких от примеров миролюбия. Ислам – религия, не приветствующая кровь, войны и убийства, но люди ещё не придумали иного способа, чтобы занимать стан противника, когда он не желает уступать место более сильному. Россия выдохлась, она доживает последние годы, если не месяцы, а это такой жирный кусок, каким захотят попользоваться многие. Япония и Китай отхватят Дальний Восток и Сибирь, Соединённые Штаты – Чукотку, Финляндия – Выборг и Санкт-Петербург, Германия – Кёнигсберг, но аппетиты немцев только возрастут от столь малой порции и они, наверное, вспомнят о своих «правах» на Поволжье, где когда-то существовала влиятельная немецкая колония. Нужно сделать так, чтобы к тому времени богатые земли Поволжья отошли к мусульманам.
-- Но там уже есть Мусульманский Союз Татарстана и Башкортостана, -- удивился Гога. – Пускай они проявляют инициативу.
-- Они играют свою политику, которая хорошо вписывается в обновлённую российскую конституцию. Им невыгодно разрушение наработанных инфраструктур. Получив экономическую свободу, они и так развиваются высокими темпами, грозя в ближайшее время обогнать Казахстан по некоторым статьям, -- желчно пояснил Азиз.
-- Так что же вы хотите? – спросил недоумевающе Гога. – Не посылать же им насильно ваш волонтёрский корпус, если они не желают выходить из союзнических интересов России? Это было бы … гм-м, недипломатично.
-- К чёрту дипломатию! Время не ждёт, -- бросил отрывисто Эль-Моут. – Если Россию не толкать, она вновь утвердится на всех позициях, а это уже невыгодно никому. Земля её давно уже поделена и новые хозяева желают утвердиться в своих правах. Нас никто не станет осуждать из стран- участниц ООН. Они найдут убедительные оправдания нашим действиям. Мы лишь подтвердим устоявшиеся рынки сбыта их товаров.
-- Вы что же, в самом деле собираетесь ввести Особый волонтёрский корпус в Татарстан и силой заставите их воевать с Россией? – вскричал удивлённо Гога. – Вы сошли с ума?!
-- Конечно же нет, -- успокоил его Азиз. – Это было бы крайне глупой выходкой, обречённой на поражение с самого начала. К тому же это оттолкнуло бы от нас Татарстан и Башкортостан. Мало того, от этих действий выиграла бы только Россия, а значит – проиграла бы конфедерация и главные её спонсоры – Саудовская Аравия и арабские Эмираты, с Ливией и Сирией. Зачем это нам?
-- Но вы явно что-то придумали, -- предположил Гога. – И в этом «что-то» должен принять участие я? Иначе, зачем вам вести со мной такой, интересный, в общем-то, разговор.
-- Люблю вести беседу с умным человеком, -- заулыбался Юсуфов. Азиз защёлкал пальцами, как кастаньетами, а Багаевы взяли с подноса по яблоку. Юсуфов тоже полакомился фруктами и отхлебнул из пиалы. Пока они разговаривали, чай успел остыть. Из маленького пузатого чайника, укутанного игрушкой – потешным барашком, Гилтан подлил себе горячего напитка.
-- Но что же могу сделать я – маленький человек в делах большой геополитики?
-- С чего начинается большая война? – спросил гостя Азиз. – С маленькой провокации. Помнит ли наш уважаемый гость Гога, как заварилась каша второй мировой войны?
-- Ну, Германия присоединила к себе братскую Австрию, произошёл аншлюс, или «поход цветов», потом – аннексировала Силезию от Польши, а Судетскую область от Чехословакии. В результате давления солдатским сапогом и убеждения хитрых дипломатов, к Германии присоединилась, в качестве союзника, Италия, а уже к двустороннему пакту фюрер- дуче, одна за другой, потянулись Румыния, Болгария, Хорватия, Венгрия, Финляндия и другие мелкие государства. К странам оси присоединилась императорская Япония. Создавались «пятые колонны» тайных пособников, вроде норвежского Квислинга, которые толкали режимы свободных республик в объятия сильного тоталитарного соседа. В те времена даже Советский Союз заключил с Германией договор о ненападении, под названием «пакт Риббентропа- Молотова». – Гога проявил поразительное знание истории.
-- Я говорю не о войне дипломатов, разряженных во фраки и смокинги, -- поправил Гогу Азиз, -- а про марширующие дивизии Вермахта, с пушками и танками?
-- Война началась 1-го сентября 1939-го года с наступления на Польшу. Германские войска быстро занимали польские земли- воеводства, и уже третьего сентября союзники Польши – Великобритания и Франция, объявили Германии войну, но сами не приняли участия в непосредственных военных действиях, оказав лишь моральную и материальную помощь, присылая продукты и оружие, а также принимая беженцев. Кстати, почти одновременно с Германией, 11-го сентября 1939 года, на Польшу напала Рабоче- Крестьянская Красная Армия и «вернула» нам Западную Украину и Западную Белоруссию, бывшие в те времена в составе Польши по Рижскому мирному договору 1921 года.
-- Молодец, -- восхитился Азиз, -- видно, что ты хорошо учился в школе. Но я опять не о том. Что послужило причиной, что войска гитлеровской Германии начали свою польскую кампанию?
-- Ну, обстоятельства, наверное, так сложились?
-- Нет, дорогой. Всё было заранее подготовлено Гейдрихом, шефом службы безопасности Германии. Группу уголовных преступников и заключённых концлагерей переодели в форму польской армии, выдали им табельное польское оружие и заставили их напасть на радиостанцию в Гляйвице, небольшом немецком городишке в приграничье. В обмен заключённым обещали свободу. Что им оставалось делать? Брать в руки «Морсы» и М-25, и бежать на немецких солдат, выкрикивая польские проклятия. Короче, пулемёты покосили всех, или почти всех. А уже в десять часов утра 1 сентября 1939 года Гитлер гневно обличал, задыхаясь от «праведного» возмущения, Польшу в провокационной выходке. Его речь тонула в артиллерийских залпах наступающих дивизий Вермахта. Понял ли ты теперь, Гога, с чего началась мировая война?
-- Кажется, да, и даже начинаю догадываться о дальнейшем течении нашей беседы.
-- Даже так? – обрадованно забасил Азиз. – И что же по-твоему мы тебе предложим?
-- Небольшую выходку наших гангстеров в Казани? – предположил Гога.
-- Восхитительно, -- удивился Юсуфов. – Он читает наши мысли.
-- Но только мне не понравилось окончание той истории, в Гляйвице. Я говорю про пулемёты.
-- Время сейчас другое, Гога. Пулемёты больше не в ходу. Небольшая выходка в мечети Марджани ваших людей, и пусть они спокойно исчезают домой. Дальше уже наступит очередь наших сторонников. Про вас никто вспоминать не будет. Все будут хором кричать про «руку Москвы». У нас там немало друзей.
-- Но всё равно. Раньше мы как-то в политику не вмешивались. Находили общий язык в других вопросах. – Гога кривовато улыбнулся. – Во взаимовыгодных.
-- Да, мы, своими руками, убрали часть ваших конкурентов и тем сильно расширили сферу вашего влияния. Вы хорошо заработали тогда. Развернули дело. Теперь помощь нужна нам.
-- Но разве у вас недостаточно своих бойцов? – удивился осторожный Гога.
-- Нужно, чтобы бучу затеяли российские люди, имеющие там прочные корни.
-- Но ведь в вашем лагере немало и российских выходцев, которые не растеряли своих былых связей. К тому же, что немаловажно, все они – профессиональные солдаты, имеющую хорошую подготовку в такого рода делах, тогда как у нас … несколько иная специализация, что ли.
-- Что-то вы юлите, Гога, -- Юсуфов сузил глаза в щелки. – Вы не желаете идти навстречу своим союзникам?
-- Да упаси Боже. Я чрезвычайно рад, что мы давно уже нашли общий язык и стоит ли нарушать эту нашу дружбу ради такой пустячной просьбы.
-- Это вовсе не пустячная просьба, а деловой подход к одной важной проблеме.
-- Сотрудничество деловых людей, -- поддакнул Гога.
-- Вот именно, -- обрадовался Юсуфов. – Я рад, что мы, наконец, заговорили на одном языке. Давайте попьём ещё чаю. А потом можно попробовать сочный шашлык. А на ночь найдётся красивая девушка, чтобы не было в постели холодно, скучно и тоскливо.
Против такого завершения делового разговора Гога ничего не имел против. Компания оживлённо обсуждала тонкости предстоявшей акции в Казани. А снаружи, в тени, стоял Булич и напряжённо ждал. Чем эта встреча закончится? Хотя бы для него …
Глава 9.
Умный учится на чужих ошибках, а дурак – на своих. Умный два раза на грабли не наступает. Умный суму наживает, глупый и ту проживает. Сколько у нас пословиц и поговорок о чужих ошибках, об умении научиться за счёт своего и чужого горького опыта, но всегда находятся люди, которые упорно, раз за разом, суются в реку, не выяснив заранее, имеется ли там брод.
В своё время парнишка из города Линц приникал к телеэкрану, где показывали русского богатыря, чемпиона мира по силовым видам спорта, Юрия Петровича Власова, самого сильного человека в мире, последователя Ивана Поддубного и Железного Самсона. Русский богатырь жал штангу и вообще проделывал чудеса, подобные которым могли бы приписать в библейские времена Самсону, сыну Маноя, из израильского племени Данова. Повесил парнишка дома плакат с фото российского богатыря и взял в руки тяжёлые чугунные гантели. Гонял парнишку того нещадно и отчаянно отнц, нрава крутого и на расправу скорого. Да и понятно, положено так по должности австрийскому полицейскому Шварценеггеру. И сына своего, Арнольда, воспитывал он так же – жёстко.
Прошло с тех пор уже десятилетия и уже плакаты с изображением «Мистера Мускул», «Геркулеса», Арнольда Шварценеггера украшали уголок в комнате пацанов, старательно качающих мышечную массу. Не обошла молодёжная мода и Реваза. Он старательно поднимал тяжёлый кирпич, заводил его за спину или поворачивался из стороны в сторону, держа тот кирпич перед собой в дрожащих от напряжения руках. Старался Реваз изо всех сил. Ему нужно было стать сильным. Очень было нужно. Потому что побили его большие ребята и обещали побить ещё. Реваз знал, чувствовал, что так и будет, побьют его обидчики и придёт он из школы домой с разбитым носом и запачканной кровью рубашке. Мать опять будет расстраиваться. Да что она может сделать против Барабана и Копчика, великовозрастных оболтусов, с которых всё, как с гуся вода. А мать будет плакать и пить валерьянку из стакана со щербинкой, и прижимать голову бедолаги- сына к мягкой груди.
Когда Реваз пришёл домой побитый в первый раз, то плакал от обиды вместе с матерью. За что его побили? За то, что не отдал двадцати копеек. Не сказал он тогда матери, что Барабан велел ему из дома полтину принести, то есть пятьдесят копеек, под страхом нового наказания. Не стал Реваз просить денег. Было у матери, кроме него, ещё четыре сына и дочери, поменьше старшего, то есть его, Реваза. Работала мать санитаркой в городской больнице, и денег в семье было мало. Отец работал шофёром и зачастую месяцами пропадал по командировкам. Когда он приезжал, в доме появлялись деньги, шуршали фантики от конфет, на столе громоздился арбуз или прозрачный бочок дыни подманивал детвору медовой сладостью. Но скоро отец снова исчезал из дома, и тогда приходилось тянуть.
Не мог Реваз, при таком раскладе, просить у матери денег, и шёл в школу, сцепив зубы и сжимая слабые кулаки. Конечно же, Барабан с дружками побили его, и после этого Реваз решил стать самым сильным. Во дворе. В классе. В городе Казани, где он жил.
Каждый день, старательно, он занимался с кирпичами, прыгал на скакалке младших сестрёнок, подтягивался на ржавой трубе. По мере того, как с трубы сходила ржавчина, слой за слоем, в том месте, где Реваз держался ладонями, руки и плечи его наливались силой. Теперь он повисал на трубе вниз головой и рывком поднимался, упираясь носом в колени. Раз за разом, не обращая внимания на тупую боль в животе. Мышцы ныли, трансформируясь и увеличиваясь в объёме. Реваз становился сильным.
После летних каникул Барабан и Копчик, с прихлебателями – Бубликом и Зявой, вразвалочку подошли к Ревазу. И тот показал им. Барабан, второгодник Барабан, с налитым брюхом и выпученными глазами, повалился на спину, позорно задрав ноги. Даже Бублик с Зявой засмеялись, разглядывая поверженного ниц атамана. Вскочил Барабан и с криком налетел на подростка. И снова полетел на утоптанную детворой землю, разбрызгивая капли крови из разбитого носа. Гордо стоял Реваз над поверженным обидчиком, со сжатыми крепкими кулаками, готовый дать бой всей шайке хулиганов, над которой верховодил лежавший неподвижно Барабан. Но ни Копчик, ни остальные не рискнули связываться с одноклассником, так поздоровевшим за лето. Ревазу было приятно, особенно когда он ощутил на себе заинтересованный взгляд Гульнары с третьей парты.
Но не долго он любовался собой – победителем. На следующий же день, вечером, его опять взяли в оборот. Подстерегли его в проходном дворе, где стояли в ряд толстоствольные южные платаны. Там и прятались они. Выскочили подростки разом, отсекая Ревазу путь к отступлению. Теперь, вместе с Барабаном, были другие ребята – плечистые, бритоголовые, с опасным блеском в прищуренных глазах.
Понял Реваз, что опять его ожидает драка и, опережая противников, сам кинулся в атаку – с разбега, головой, ударил самого здоровенного, на вид, в живот. Вместе они и упали. Но, если противник поднялся кое-как на ноги и стоял, державшись руками за живот, Реваз подняться не смог. Обидчики окружили его и остервенело пинали, стараясь заехать мыском ботинка в лицо или в бок, где почки. А потом к ним присоединился и тот, которого он сбил с ног.
Реваз уже не помнил, как обидчики разбежались, как подбежала какая-то женщина, как охала она над ним и звала кого-то на помощь. Очнулся он в больнице. Лицо, разбитое сапогами, покрывали толстые слои бинтов, грудь стягивала жёсткая повязка, одну ногу обнимала шина, рука была в гипсе. Рядом сидела мать с опухшим от слёз лицом. А поодаль, у стены, терпеливо дожидался участковый милиционер, дядя Боря, суровый мужчина с тяжёлым бритым подбородком и совиными, круглыми глазами. Он добился от Реваза имени Барабана и ушёл, «вкусно» похрустывая хромовыми сапогами.
К тому времени, как Реваз Гинеатуллин вернулся в школу, Барабан уже сидел в колонии для несовершеннолетних. За то время, пока он залечивал раны, ушибы и переломы, класс ушёл далеко вперёд. Реваз попытался наверстать в учёбе, но не получилось. Приходилось ведь помогать матери по дому, следить за младшими. А тут опять появились те, бритые. Они преследовали Реваза, мстили ему за «проданного» Барабана. Тот не выдал никого из сообщников, взял всю вину на себя. Мол, драку начал, действительно, он, мстил за оскорбительные побои Гинеатуллина, а помощников, что появились в процессе драки, он не знает и никогда раньше во дворе не встречал.
К тому времени Гинеатуллин узнал, что столкнулся он с серьёзной молодёжной группировкой, и Костыль, которого он тогда сбил с ног, очень опасный боец. К тому же он носил с собой кастет и самые тяжёлые раны, в том числе и перелом, нанесены были именно им.
Реваз рос сильным и довольно ловким парнишкой, но быстро для себя уяснил, что в драке с несколькими противниками сила и ловкость ещё не самое главное. Это он понял, когда неказистый на вид пацан умело врезал ему «под ложечку» и уже ногами «сбил с катушек». А дальше уже было, что называется - дело техники.
Так бы и забили упорного, не сдающегося паренька казанские хулиганы, если бы не помощь соседа, такого же драчуна, по прозвищу «Брюс». Он тогда схватил обрезок водопроводной трубы, валявшийся под кустами, и врезался в самый центр драки. Через минуту обидчики отступили, обливаясь кровью. Брюс долго не выбирал, куда приложиться водопроводным обрезком.
Именно Брюс и объяснил Ревазу, что одному ему не выжить в этом поединке. Тут надо или смириться с побоями и сидеть тихо дома, или найти таких покровителей, которые смогут предоставить защиту Ревазу от обидчиков. С бандой Костыля Ревазу было не совладать в одиночку. А милицию в это дело Брюс не советовал замешивать. Реваз с ним согласился. Участковый, дядя Боря, хоть и «посадил» Барабана, но только это не спасло парнишку от дальнейших побоев, скорей – наоборот.
Но теперь Брюс гарантировал Ревазу защиту. Вот только взамен от Гинеатуллина потребовал некоторого деятельного участия в делах компании Брюса. Банды, как они себя гордо именовали. За старшего в банде был Гном, накачанный коротышка, с наколками по всему телу. Он уже успел побывать в колонии и на Реваза поглядывал недовольно, помня, что Барабана сдал именно он. Но противоречия с Костылём и то, что Реваз в одиночку (!) как-то раз уже отделал конкурента, решило вопрос в пользу новичка.
Так Реваз очутился в банде. Они не занимались там грабежом прохожих и взломом торговых палаток. Правда, они не упускали возможности потрясти пьяных, но всё же основной задачей у молодых хулиганов было желание утвердиться вы своём районе.
Весь город был разбит на зоны, в каждой из которых властвовал свой «король» со своим окружением. «Король» вершил свои дела с помощью свиты. В основном это была расправа над подростками, состоявшими в конкурирующей «банде». То и дело возникали массовые стычки с участием в несколько десятков «бойцов» с обеих сторон.
При таком раскладе в пользу Реваза зачлась его крепость и умение постоять за себя. За себя и за группировку. Гном обязал новичка всё чаще крутиться вместе с остальными. Пусть дружки Костыля знают, что за Гинеатуллиным стоят Гном и другие. А за Гномом, среди остальных- прочих, должен быть Реваз. Такой вот мушкетёрский лозунг. Один за всех и все за одного. С одной стороны всё получилось на редкость замечательно. Наконец-то Реваз почувствовал себя защищённым. Больше его не станут подстерегать бритоголовые подонки. Но – с другой стороны … Все «бойцы», или «солдаты» Гнома также носили короткую причёску. Это было удобно в драке, в бою, когда противник не может ухватить в кулак пучок волос на голове. Ценились в действии стремительность и точность.
Реваз продемонстрировал пацанам своё умение в работе с кирпичом, а затем подтянулся без остановки 27 раз. Сам Гном с трудом повторил его результат. Его статус старшего в группе требовал повторить достижение любого из подчинённых. Иначе авторитет его мог зашататься. Но затем он положил ревазов кирпич на два других и, с яростным криком, разломил его на части стремительным ударом. Подобное Реваз не рискнул бы повторить, опасаясь за сохранность руки, а ведь ему ещё и писать годовую контрольную по алгебре.
Остальные его новые товарищи не очень-то радели в делах учебных. Да и к чему корпеть над учебниками, когда так часто «чешутся» кулаки, а то хочется просто посидеть порой на садовой скамейке с корешами, лузгать семечки и потешаться над Петухом, неказистым пацанёнком, который ходил в должности шута при Гноме, хромоногого, но с гонором. В разговоре Петух частенько пропускал фистулу, за что и получил такой неблагозвучное прозвище. Но главным его достоинством было знание неисчислимого количества анекдотов. На любой вкус и тему, на любой повод.
Гном называл своё сообщество бандой и, наверное, всё же не зря. Конечно, они вовсе не были настоящей шайкой бандитов, что обычно подразумевают под этим словом. Но подростки, молодые парни, нравственно попадали под это определение. Во время драки они порой теряли всякий человеческий облик и могли сотворить в состоянии ража любое преступление. Реваз сам столкнулся с этим, когда попал в руки Костыля. Тот пнул его в лицо ботинком, ударом кастета сломал лучевую кость руки. Всё это приписали Барабану, за что он и тянул свою лямку в колонии для малолеток.
Чтобы Реваза повязать с бандой, Гном, как всякий авторитетный преступник, хотел чем-то «запачкать» новичка. Ведь тот до сих пор не участвовал ни в одной из массовых потасовок. Под любым предлогом Гинеатуллин увиливал от драк, чем приводил Гнома в большое раздражение. Но тут как раз сильно пострадал Брюс. Тот самый соседский парнишка, фанатичный любитель фильмов- каратэ и постоянно демонстрировавший характерные телодвижения своих кинокумиров, особенно главного – Брюса Ли. Этот, дворовой, Брюс и попал в переделку.
Правая рука Костыля – коротышка Муха, раньше ходил в секцию восточных единоборств, пока его не выставили оттуда. За это время Муха поднатаскался немного в у-шу и дзю-до. Быстро передвигаясь, он был в драке опасным противником. Именно он и выследил Брюса. Тот толково отмахивался руками и ногами, но пропустил несколько точных ударов и скоро уже лежал на земле, а банда Костыля быстро его запинала.
Брюс в банде Гнома был главной поддержкой Гинеатуллина, так как пребывал у Реваза не только в соседях, но и, с некоторых пор, закадычным приятелем. Реваз пошёл в больничную палату, где лежал Брюс, точнее – какая-то жалкая и неузнаваемая пародия на живчика и задаваку, которого он знал и любил раньше. Это забинтованное существо с потухшими глазами вяло приветствовало приятеля и скоро отвернулось к стенке. Подушка его была запачкана бурыми пятнами. С тяжёлым чувством покинул подросток больничные стены, выкрашенные в безразлично- тусклый белый цвет.
У входа его поджидал Гном. Как всегда, рядом крутился, гримасничая, Петух.
-- Как он там?
Понятное дело, что спрашивал Гном про Брюса. Не найдя нужных прочувственных слов, Реваз махнул рукой. Говорить он вообще сейчас не мог. Всё в душе переворачивалось от той боли, что он сейчас испытывал, переживая за приятеля, да что там – за друга.
-- И ты спустишь этим гадам, что Брюса изуродовали? – спросил Гном Гинеатуллина. – Не отомстишь за кореша своего? А он бы за тебя …
-- Пошли! – бросил ему через плечо Реваз и решительно направился к бару, возле которого обычно тусовались Костыль, Муха, Бублик и прочая шобла. Он готов был сейчас один броситься на этих нелюдей и бить, бить и крушить, не жалея никого, в том числе и себя.
Рядом с ним двигался Гном, кривовато ухмыляясь. В руках он держал ломик, вложенный в аккуратный газетный свёрток. С виду это выглядело невинной бумажной скруткой, но по сути своей в руках его было грозное оружие ближнего боя, которым вполне возможно было пробить череп с одного умелого удара.
На огороженной ящиками площадке сидела вся кодла – сам Костыль, Муха, Копчик, Окурок и ещё два шкета, не стоящих ничьего внимания за счёт своей «серости», так как ошивались они здесь в качестве «шестёрок» и бегали в бар за всякой мелочёвкой – пивом, ситро, сигаретами или спичками. Костыль и Муха пили из горлышка пиво, передавая бутылку друг другу. Остальные следили за ними с завистью и дули простую газировку. На ящиках лежали разбросанные карты. Шобла отдыхала.
Занятые активным отдыхом, хулиганы проглядели появление Реваза с Гномом и очнулись, когда те были уже рядом. Гинеатуллин подбил ногой «стол», сложенный из ящиков, и Бублик с Копчиком, отшатнувшиеся от неожиданности, полетели на землю. Карты, широким веером, разлетелись вокруг и, порхая, опустились в траву тропическими глянцевыми бабочками, бесстыдно открывая лики и тела размалёванных проституток.
Гном махнул своей «скруткой», и Костыль со стоном откинулся, зажимая руками голову. Сквозь пальцы заструилось красное. Муха прыгнул вперёд, нацелившись в Реваза. В другое время, от серии коротких «рубящих» ударов, Гинеатуллин упал бы на землю, но сейчас исключительное чувство злости удерживало его на ногах вопреки всему. Он собрал пальцы в «замок» и сбоку- снизу вдарил Мухе. Лёгкий подросток от сильного удара буквально взлетел в воздух, повалил штабель пустых ящиков и приземлился на «пятую точку». Петух тут же вскочил на штабель пивной тары и что-то там победное завопил, размахивая шапкой.
Не успел он закончить свою торжественную песнь, как метко брошенная бутылка свалила его с «постамента». Муха снова уже был на ногах и пританцовывал в нетерпении, желая продолжить драку. Копчик и Бублик присоединились к нему, готовые помочь. Поднялся и Костыль, хотя стоял он неровно, пошатываясь, и руки держал прижатыми к голове. Шестёрки умчались за подмогой.
Бутылка попала Петуху в голову, и он лежал неподвижно, раскинув руки в стороны. Ревазу вдруг сделалось страшно. Гном сунул ему свёрток в руки и подхватил мальца Петуха на руки.
Брюс, а сейчас и Петух. Реваз завопил что-то яростное, бросился вперёд и взмахнул рукой. Заверещал Бублик. Ещё взмах и Муха отлетел прочь, удивлённо вскрикнув. Гинеатуллин озверел и размахивал скруткой как палицей, награждая ударами её противников. Он не успокоился до тех пор, пока все противники его не оказались лежащими на земле. Только тут он опомнился и обратил внимание на ломик, который выглядывал из газетных лохмотьев, испачканных в крови. Вот почему соперники его опускались в траву, как куклы. Костыль лежал без движения, Муха постанывал, а Бублик хныкал и всхлипывал, как ребёнок. Да он и был ещё великовозрастным ребёнком, шестиклассником- второгодником.
Шатаясь, как пьяный, Гинеатуллин удалился с поля боя, унося с собой ломик, обрамлённый в кружева из окровавленных газетных листков. Он не обращал внимания на редких прохожих, удивлённо глядевших вслед худощавому подростку в расстёгнутой, выпачканной в земле, джинсовой куртке.
У Гнома его встретили как героя. Петух уже пришёл в себя и даже порывался вскочить со скамьи, чтобы всем рассказать восторженную феерическую басню о подвигах Реваза. Акела, так прозвали его с того дня. Это из «Маугли», «Книги джунглей». Отец- Волк, защитник Стаи. Подросток то смеялся со всеми, то бледнел лицом, вспоминая кровь, струившуюся сквозь пальцы Костыля. Про своё участие в драке Гном не вспоминал. Он предпочёл отдать все лавры победителя, вместе с ломиком, новому герою, с победой, испачканной пятнами крови.
Трое из той компании, во главе с Костылём, попали, с различными повреждениями тела, в больницу. Вообще, надо отметить, в те времена травматологические клиники Казани были переполнены изувеченными подростками. Вчерашние дети вели настоящую войну друг с другом за среду обитания. Талантливый английский писатель Уильям Голдинг выразил подобное состояние в яркой повести «Повелитель мух», где дети действовали без опеки взрослых на необитаемом острове. Конечно, в той повести было много фантасмагории, как у Кафки, но, тем не менее …
Скоро состоянием молодёжной преступности в Казани занялась объединённая бригада КГБ – МВД Татарской республики.
Костыль, Муха и Бублик вышли из больницы, из колонии вернулся Барабан. Над бандой Гнома- Акелы сгустились тучи. С одной стороны шуровала милиция, а с другой что-то задумали недруги.
К тому времени и отец и мать Гинеатуллины поняли, что с их первенцем творится неладное. Учёбу он забросил, отчаявшись подтянуться и догнать класс, а все старания его теперь переключились на манипуляции с железом – гантелями, гирями, турником. Но они бы не стали бить столь явно в колокола тревоги, если бы не подозрительные знакомцы Реваза – приходил то коренастый здоровяк с наколками на длинных руках, т о хлипкий вертлявый юнец, припадающий на ногу. Не вызывал протеста и душевного отторжения лишь сосед, шустрый торопыга, часто пропадавший с Ревазом на видеосеансах, где герои Джеки Чана и Брюса Ли расправлялись с пачками недругов.
Перемирие закончилось неожиданно. Кодла Костыля- Мухи влетела во двор, где «качались» железом Акела, Брюс и ещё один из молодцов Гнома. Налётчики притащили с собой дубинки и цепи. Некоторые вооружились ножами. Предстояло жестокое побоище с безусловным преимуществом нападающей стороны. Ребята отчаянно защищались, но ничего не помогало. Упал, заливаясь кровью, Брюс, попытался бежать третий, за ним кинулись в погоню Копчик с Барабаном. За сараями яростно лаяли собаки. С балкона кричали соседи, находясь сами в безопасности.
Реваз отбил очередной удар палкой и задохнулся от тычка другой дубинки. В глазах потемнело, и вдруг полыхнул сноп искр. Он упал на асфальт. Ему было уже всё равно. Забьют – так забьют. Но ему повезло – появился милицейский патруль. Нападавшие сыпанули в разные стороны. Заливаясь пронзительными трелями свистков, за ними бросились вдогонку милиционеры. Гинеатуллин слышал всё это сквозь барабанный шум в ушах. От ударов пульсирующей крови, или это было что-то другое. Но что?
В палату к нему пришёл молодой лейтенант. Он спрашивал о чём-то Реваза, добивался ответа, но парень не отвечал. Он заново переживал в это время короткий вскрик Брюса, снова видел взмах велосипедной цепи, которым его и свалили.
-- Ненавижу! – вдруг донеслось до него. Это было настолько неожиданно, что Гинеатуллин невольно повернул голову. Лейтенант наклонился над ним и шипел сквозь зубы: -- Ненавижу вас! Во что вы превратились? В зверей. Охотитесь друг за другом. Одна у вас в жизни цель – догнать противника, избить его. И даже убить. Вот в соседней палате лежит твой приятель – Валера Дзюба, (Кто это?), по прозвищу Брюс (А-а). Так он два дня пролежал в реанимации. Ещё долгое время ходить ему с палкой. Ему едва не сломали позвоночный столб. Мы знаем – кто, знаем – при каких обстоятельствах, но не можем завезти дело, так как нет заявления потерпевшего. Свидетели отказываются подписывать свои же показания. Поэтому Владимир Сидоркин, Арос Мамия и Тельман Гусейнов сидят дома, под надзором родителей и участковых инспекторов. Разве это дело? Молчишь?! Знаю, что хочешь сказать. Когда на ноги поднимитесь, то возьмёте ломы и всякую там арматуру, и пойдёте с обидчиками разбираться самолично. А потом – что? Они снова соберутся с силами и нападут на вас? Так и будет продолжаться вендетта по-казански. Пока с обеих сторон не появятся трупы. Ты этого хочешь? Чтобы приятеля твоего, Дзюбу, в драке пырнули ножом в живот и он умер от перитонита, или заражения кишечника? Все вы уже давно в душе убийцы, тюрьмы вам не миновать, но чем провинились те пацаны, которые в вас героев видят, которые за вами табунами ходят? Они ведь завтра тоже возьмут в руки ножи и дубинки, и примут участие в этой бесконечной городской войне. И ради чего? Ради чувства, что ты – самый сильный. Во дворе, в классе, на улице!
Реваз замер. Лейтенант попал в точку, угадав его мысли и желания. Но почему-то в интерпретации они не выглядели столь привлекательными. Действительно, он может подтянуться на перекладине сорок пять раз, отжаться от пола раз восемьдесят, крестится двухпудовой гирей. И что? Лежит вот на больничной койке, а рядом стоит капельница и впрыскивает в вену физраствор, поддерживая его жизненную силу. Ради чего он старался накачивать силы? Чтобы догнать Муху, достать покрепче Костыля, вломить Барабану? И где грань между дракой подростков и преступлением? После которого его обреют наголо, сунут в клетку и пристегнут прозвище – «Зэк».
Лейтенант уже ушёл, выругавшись вполголоса, а Реваз- Акела лежал и думал. «Акела промахнулся!» -- визгливо кричал шакал Табаки в сказке Киплинга. Похоже, он и в самом деле промахнулся, связавшись с бандой Гнома. Но что же теперь делать, когда он влез во все эти дела настолько глубоко?
Как-то в больничную палату заглянул Гном. Как он сумел пройти мимо больничных сторожей – санитарок, было непонятно, но факт оставался фактом. Гном, обряженный в мешковатый белый халат со свисающим хлястиком, уселся на койку Реваза и кинул на тумбочку пакет с яблоками, апельсинами и грушами.
-- Поправляйся, Акела. Мы все ждём тебя, когда ты поправишься. Вон под окном Петух крутится. Когда выйдешь, мы это дело отпразднуем самым лучшим образом. Давай, герой. А потом будем думать, как с Костылём посчитаться.
-- Знаешь, Гном, мне надоела эта война. Не видно ей ни конца, ни края. Бессмысленно это всё. Зачем продолжать эти драки?
-- Как зачем, Акела? Ты меня удивляешь. Неужели ты хочешь простить Костылю, Мухе, Барабану и другим? Брюс в инвалидной коляске, а ты такое говоришь! Не задумал ли ты предать нас? Так вот. Советую эти вредные мысли, куда закопать поглубже, сразу. Иначе мы все тебе будем «тёмную» делать. Отколовшись от нас, ты сделаешься изгоем. А куда тебе идти? Сам подумай. К Мухе, Барабану, Костылю? Вспомни, сколько раз ты сталкивался с ними. Вспомни Барабана, два года оттянувшего свой срок в колонии. Думаешь, он тебя простит? А другие банды, узнав о предательстве, не пустят тебя к себе, даже если ты очень этого захочешь.
-- Я не хочу больше войны, не хочу крови. Ведь кончится всё это одним – чьей-либо смертью.
-- Вся наша жизнь и заключается в борьбе. Мы воюем за себя, за своё место под солнцем. Если отступишь от борьбы, опустишь руки, разожмёшь кулаки, то тебя мигом забьют более сильные и уверенные в себе. Если ты не станешь биться с кодлой Костыля. То это вовсе не означает того, что и они забудут о твоём существовании. Нет, они обязательно придут к тебе, возможно даже домой, но только вот рядом с тобой больше не будет верных товарищей, готовых поспешить по первому зову на выручку. При таком вот раскладе прикинь свои шансы на мирное проживание. Не отвечай мне, Акела, сейчас ничего. Полежи, подумай, взвесь ещё раз все «за» и «против». Я потом ещё зайду, чтобы узнать твоё окончательное решение.
Гном ушёл, а боль в душе осталась. Как быть? Что делать? Лихорадочное мозговое возбуждение вылилось в поднятие температуры, в горячечный бред. В окно палаты лезли бандиты Костыля, ватные пальцы Барабана сжимали горло, сам он навалился на него тяжёлым животом и душил, давил его.
Ещё неделю провалялся Реваз в лихорадке, а потом решил для себя: всё, баста!
Выйдя из больницы, он пошёл прямо домой и засел за учебники. Несколько раз его провоцировали на драки, и не только Костыль с товарищами. Реваз упорно отказывался от схватки. Он сидел за учебниками, затем брал гантели и доводил ими себя до умопомрачения, а затем листал учебники дальше. В классе он теперь держался ото всех в стороне, избегая лишнего общения и совместных мероприятий. Он всё время ждал подвоха, какой-то каверзы и даже выработал особый маршрут для возвращения домой из школы. Чтобы миновать новостройки и тёмные подворотни, которые будто кто специально планировал для засад. Но несколько раз его выслеживали, и ему приходилось улепётывать во весь дух от улюлюкающей толпы. Порой он замечал, что убегает от сорванцов гораздо моложе его по возрасту. Их специально натравливали на него.
Немного позже Реваз понял, что опять промахнулся. Всячески желая избежать схватки, он медленно, но верно превращался в труса и пораженца. Неужели к этому он и стремился? Но, если он снова стиснет кулаки, то вернётся в состояние бесконечной войны в мгновение ока. Реваз отправился к Брюсу. Но того не оказалось дома. Гинеатуллин вышел из подъезда блочного дома и поднял голову. Занавеска на знакомом окошке дёрнулась. Внутри комнаты показалось на миг бледное пятно лица. И тут же скрылось.
Так. И Дзюба- Брюс избегал теперешнего его. А ведь когда-то именно он и вовлёк Реваза в эту среду. Подспудно он чувствовал свою вину (вину?) и всегда преувеличенно бодро общался с Акелой, был всегда с ним приветлив и благожелателен. Реваз считал его настоящим другом, единственным, в компании Гнома. Неужели Брюс тоже посчитал Реваза предателем?
Так пришло к Гинеатуллину решение к побегу из Казани. Он поступил в техническое училище № 10 в посёлке Аркуль, в Вятском крае, учиться на речника, но, проучившись с полгода, бросил. В училище царили нравы, мало отличающиеся от казанских. Но совсем не это стало главной причиной. Речфлот переживал период упадка и профессиональные кадры маялись бездельем безработицы. Что же ожидает выпускника ТУ?
Гинеатуллин подался в Киров-на-Вятке, устроился, временно, дворником. Сложно и тяжело? Ничуть не бывало. Реваз отнюдь не чурался работы. К тому же постоянное пребывание на свежем воздухе располагало к занятиям спортом. А это уже въелось в плоть и душу, стало ежедневной потребностью «поработать с железом».
Постепенно, вокруг него сконцентрировался кружок таких же фанатичных приверженцев бодибилдинга. Подвал, где Гинеатуллин держал мётлы и скребки, они преобразовали, совместными усилиями, в настоящий спортзал. Стены увешали портретами известных культуристов. Конечно же, на почётном месте висел Арнольд. Рядом с ним Реваз прилепил плакат с Брюсом Ли.
Реваз прочитал жизнеописание знаменитого китайца и считал, что ему присущи многие черты кумира. Ли Юн Кам тоже не мог похвастаться богатством родителей и буквально всю жизнь занимался спортом, благодаря чему, в конце концов, добился мировой известности. В Китае он был широко известен под именем Ли Сяо Лунь, что означало – «Маленький Дракон» (росту в нём было чуть больше полутора метров), а в Америке он уже именовался Брюсом Ли.
В детстве Брюс Ли много дрался, учился он у известного мастера шаолиньского кэмпо Ип Мэна. Он достиг в восточных единоборствах такого успеха, что на него вышла «Триада Чайна». А эта преступная организация не признавала отрицательного ответа на свои предложения о сотрудничестве. Они желали принять в свои ряды нового бойца. Пришлось молодому Брюсу уехать в далёкую Америку и зарабатывать там себе на жизнь уроками танца. Мало кто знает, что перед своим отъездом за океан, он стал ещё и победителем танцевального конкурса по чарльстону в Гонконге. Далее он работал в ресторане, пока не заработал достаточно средств, чтобы открыть свою собственную школу кэмпо, впервые обнародовав свой собственный стиль, известный сейчас как «Джет Кун До», стиль опережающего кулака.
Под влиянием своих увлечений Реваз занялся и тхэквондо, «путь ноги и кулака», красивым и эффективным видом восточных единоборств. Известно, что к тхэквондо приучил знаменитого Брюса Ли его не менее известный друг, Чак Норрис, освоивший этот вид борьбы во время армейской службы в Корее. Реваз старательно совмещал занятия борьбой и атлетизмом.
После того, как клуб, который они именовали «Атлантом», начал крепнуть, возле него принялись крутиться местное хулиганьё. Если они раньше игнорировали «качков», то теперь частенько провоцировали их на стычки.
Гинеатуллин к тому времени обнаружил, что в Кирове-на-Вятке (тогда ещё просто Кирове), имеются такие же сообщества, или молодёжные банды, как и в Казани. И они столь же жестоко сталкивались между собой. Всё отличие состояло лишь в том, что, к тому времени, когда эти кодлы обратили внимание на Гинеатуллина, у него было уже немало сторонников, физически достаточно сильных. Среди прочих выделялись Бугай и Котёл, вечные спутники Аттилы, как его прозвали в клубе за восточные черты лица, похожие своей неподвижностью на маску.
Под управлением Аттилы, Котла и Бугая спортсмены- атлеты не раз давали достойный отпор противнику, пока шоблы не усвоили, что и «Атлант» имеет право на свою территорию. А когда под своды «Атланта» начал хаживать известный местный боксёр, носивший кличку Арнольд, то стычки прекратились и вовсе.
Но, вместе с этим, появилась новая опасность – «атланты» почувствовали себя силой и начали вести себя соответственно, не многим лучше вчерашних противников.
Бугай и Котёл вовсю подражали блатным, даже походкой и манерой общения. Это считалось в молодёжной среде знаком приобщения к миру сильных – мафиозных и околомафиозных структур, хозяев российских реалий.
Некоторые парни из «Атланта», во главе в Котлом и Бугаём, открыли охранное агентство, которое вскоре же благополучно накрылось, после того, как в фешенебельном районе города разразился пожар.
Агентство тогда лишили лицензии, и культуристы занялись элементарным рэкетом, бомбежом, где опять заводилами сделались Бугай с Котлом. Аттила видел всё это, но противиться не решался, опасаясь опять стать изгоем.
Формально он оставался их прежним лидером и надеялся и впредь им оставаться. Своей задачей он считал намерения сдерживать ребят, чтобы они окончательно не скатились в криминал, как это едва не случилось с ним самим. По этой простой причине он не прогонял из клуба ни Бугая, ни Котла, ни других, вспоминая о том, как они когда-то горой встали на его защиту против компании подонков с цепями и «перьями».
Неизвестно, как долго Аттила, как опытный канатоходец, балансировал бы на грани закона, если в один прекрасный, или не очень, как это выяснилось впоследствии, день к нему в квартирку не постучались двое.
Реваз открыл дверь, и незнакомцы втиснулись в узенький тамбур прихожей.
-- Здоров, Акела! – грохнул один из вошедших, плечистый детина с длинными руками.
Захолонуло сразу сердце и Ревазу показалось, что он рухнул в пропасть прошлого. Словно он всё ещё находился в одной из казанских подворотен и его окликнул вездесущий Петух с известием, что Гном собирает братву на шухер.
-- Гном? – неуверенно спросил тренер, не зная, как себя вести с пришельцами.
-- Нет больше Гнома, -- пробасил- проскрипел визави. – Перед тобой – Батый.
Гном, и в самом деле, сильно изменился. Он уже не казался молодым человеком, недавно начавшим бриться. Сейчас это был коренастый заматеревший мужик с дикими глазами. Плечи, казалось, стали ещё шире. Спутник его, опиравшийся на резную самшитовую трость, неуверенно и как-то знакомо улыбнулся Аттиле.
-- Как живёшь?
-- Брюс! Ты ли это?!
Приятели обнялись. Гном- Батый по-хозяйски протиснулся в комнатушку и прошёлся по старенькому, вытертому паласу. Обстановка двухкомнатной «хрущёвки» была далеко не богатой.
-- Да, неважно живёшь, кентяра. У нас многим лучше.
-- Проходите, присаживайтесь, -- запоздало предложил Аттила.
Гном опустился в кресло. Оно жалобно скрипнуло.
-- Встречай, давай, корешей старых. Соскучились мы по тебе, однако. Вот в гости и намылились. Сам-то ехать не хочешь.
Если бы Гном заявился к нему один, то ещё неизвестно было, пустил ли его Аттила к себе или оставил бы стоять на лестничной площадке. Но, в компании со старым приятелем, и Гном был обласкан толикой внимания. Реваз даже притащил из холодильника початую бутылку «Чарки» и банку с маринованными огурцами, а ещё ветчины и копчёного «колбасного» сыра, произведённого в городе Котельниче.
-- Вот это уже другое дело. Узнаю Акелу, -- ворковал Гном.
-- Я больше не Акела.
-- Знаю. Акела остался в тени Казани. В Кирове обосновался Аттила – Реваз Гинеатуллин, тренер атлетического клуба «Атлант».
«Что они задумали?» -- подумал Реваз, разливая по стопкам водку.
-- Наверное, сейчас ты думаешь, -- предположил Гном, -- о том, какой чёрт занёс нас в Киров и притащил прямо к тебе.
Гинеатуллин чуть не поперхнулся спиртным.
-- Успокойся. С тёмным прошлым покончено навсегда. Костыль и Барабан сидят и будут ещё сидеть долго за убийство Петуха. А Муха … Муха уже никогда больше не полетит. Война закончилась. И уже давно. Сейчас мы занимаемся достойным делом – воспитываем молодёжь.
Реваз удивился. Кто это интересно доверил бывшему отпетому хулигану, отсидевшему даже какой-то там срок, заниматься с молодёжью?
-- Удивлён? Напрасно. В республике, у нас, давно уже всё по-другому. С бандами в Казани покончено. С молодёжными. Кто сумел приспособиться к новой жизни, тот живёт. Кто не захотел принимать новое, то если и существует, то кое-как. Я сейчас, Реваз, занимаюсь молодёжной организацией. Может, слышал? «Сыны Батыя». Так это – мои ребята. А я у них заместо отца или, скажем, вожатого. Занимаемся спортом, беседы ведём, путешествуем по интересным местам. Вот и до Кирова вашего добрались. А уже тут и про тебя прознали. «Аттила то, Аттила сё». Кто такой? Да это же Ревазик Гинеатуллин, свой человек. Вот мы с Брюсом и порешили наведаться, старого дружка растормошить. Давай, гульнём, в таком разе, по полной!
Гульнули и в самом деле хорошенько. А потом Гном предложил Ревазу с десяток своих ребят взять в шефство, поднатаскать их в атлетклубе. Ребята, как уверял Гном, нормальные, по-преимуществу – студенты.
Реваз чувствовал душевный подъём. Оказывается Гном приехал вовсе не для того, чтобы вовлекать его в старые делишки. Совсем наоборот, он сам изменился, стал воспитателем. «Но, всё-таки, как странно, -- хихикал пьяный Аттила, наклонившись к осоловевшему Брюсу, -- Гном, и вдруг преподаватель. Ха-ха!»
Ребята в скором времени и вправду прибыли. Реваз записал их в журнал и с этого дня «сыны Батыя» рьяно занялись спортом, накачивая силой мышцы. Они буквально оккупировали тренажёры, беспощадно насилуя своё тело.
Остальные атлеты, посетители клуба, подсмеивались над новичками, отпускали по их поводу различные шуточки. Аттила воспрянул духом. Он надеялся сейчас, что новое пополнение, воспитанники Гнома, помогут ему вдохнуть свежую струю в жизнь клуба. Глядя на новичков, и старожилы- «атланты» почувствуют желание к усиленным занятиям. А там и позабудутся намерения «бомбить» чужаков.
Словом, Реваз Гинеатуллин новичкам отводил всё больше и больше внимание, и это было замечено старыми его дружками.
Встретились в Казани Гном- Батый и Бай, то бишь Фархад Барагатуллин. Выпили по маленькой за то, чтобы вся их операция в Кирове-на-Вятке провернулась быстро и удачно.
Глава 10.
«Не повезёт, так и от родной сестры триппер подхватишь». Эту поговорку Гена Котляков вспоминал всё чаще и чаще. И не зря. Не везло ему в последнее время. То в какую переделку попадёт, то, по пьяни, в неприятность вляпается. В душе Котёл понимал, что все неприятности у него происходят из-за собственного скверного характера. Но, когда то же самое говорил кто-то другой, Котёл шумно протестовал и порывался вдарить горлопану «промеж рогов».
Все неприятности у Котла начались, когда он столкнулся с одним чудаком на букву «м» в ресторане «Русская тройка», куда они заглянули с Аттилой и Бугаём отметить какое-то событие. Какое именно, Котёл уже и знать позабыл. Да это и не важно. Важно другое – на их коронном месте сидел тот самый мудило. И ладно бы он, как другие, поджал хвост и быстро удалился, так ведь нет. Чужак принялся бузить и, страшно подумать, поднял руку на их троицу.
Конечно, были в Кирове-на-Вятке люди, даже смотреть на которых Котёл опасался. Но у них были свои точки отдыха и до сих пор, слава Богу, пути их не пересекались с его, котляковскими, стёжками- дорожками. То есть чувствовали «атланты» себя в этом кабаке, как караси в родном омуте. И потому было неприятно так опростоволоситься. Обнаглевший чужак накрутил ему хвост и удалился спокойнёшенько восвояси. А Бугай с Аттилой лишь ржали в то время.
Потом, правда, пробежались они вокруг кабака, но чужака уже, понятное дело, и след простыл. С тех пор и затаил Генка обиду на Реваза. Если тот держит шишку в их деле, то обязан и защищать честь их клуба, а значит и принадлежность к нему. Ведь оскорбив Котла, чужак задел весь атлетклуб. Будь на месте Аттилы сам Котёл, он беспромедлительно размазал бы оскорбителя по стенам заведения, чтобы больше никому повадно не было против «атлантов» выёживаться. А Витёк? А что – Витёк? Все знают, что Витёк в СОБРе служит, а в «Русской тройке» дополнительную деньгу на охране зашибает, чтобы семью прокормить. Так что с ним связываться опасно – назавтра весь СОБР будет гонять тебя как паршивую шавку.
Осерчал тогда Котёл, впервые, наверное, против Аттилы высказаться осмелился И … ничего. Не открутил тот ослушнику голову, как этого опасался в глубине души Котёл. И с того дня Котляков стал оспаривать авторитет клубного тренера. Среди своих же «атлантов». Мол, неизвестно ещё, так ли это. Помаленьку- потихоньку, но Котёл расшатывал кресло хозяина клуба.
Когда-то все вместе, пацанва желторотая, они помогали Ревазу и таскали доски, свинчивали крепления и, постепенно, подвал жилого дома, где гнили раньше всяческие отбросы, приобрёл жилой вид. Как радовались они, когда получили возможность на стареньком лежаке оттачивать жим, прижимая к щупленькой груди холодную железяку грифа и, рывком, отталкивая штангу с двумя единственными «блинами». Тогда это казалось им большим достижением, но теперь-то Котёл понимал, что то был всего лишь первый шаг к искусству бодибилдинга, построения собственного тела.
Чуть ли не разинув рот. Слушали тогда подростки про богатырей земли русской. Былой кумир молодёжи, Юрий Власов, выжимал из-за головы три раза подряд по 170 килограммов, и даже 180 кг. Моряк Пётр Крылов, прозванный «королём гирь», выжимал левой рукой в солдатской стойке 86 раз подряд двухпудовую гирю. А другой силач – Евгений Сандов, делал назад сальто, держа в каждой руке по полтора пуда. Мало того, он приземлялся на то же самое место, с которого производил свой знаменательный прыжок. За четыре минуты он успевал отжаться от пола до двухсот раз.
Реваз, поднаторевший кое в чём к тому времени, показывал своим «оруженосцам» некоторые упражнения с гирями, гантелями, а также просто с большим камнем или мешком, набитым песком.
Тогда же ребята узнали, что каждая мышца имеет своё название и увеличивается с помощью отдельного, специального упражнения.
К примеру, большие грудные мышцы развивались за счёт работы с гантелями, которые разводятся руками в разные стороны и обратно. Прямая мышца живота укреплялась подъёмом и опускания тела с укреплёнными ногами, а дельтовидная мышца развивалась за счёт поднимания рук с гантелями в стороны.
Реваз нарисовал мускулистого человека. Мышцы и группы мышц он отметил номерами. И соответствовал номерам мышц комплексы упражнений, их развивающих. Перед большим мутноватым зеркалом от чьего-то старого трюмо ребята поднимали гантели и старательно щупали потом бицепсы и трицепсы – стали ли они больше после получаса упражнений.
Реваз рассказывал им о системе упражнений Железного Самсона (Александра Засса). Об силовых нагрузках Георга Гаккеншмидта и его труде, названном «Путь к силе и здоровью», об оригинальных системах физического развития Миллера и Анохина, по которым занимался герой гражданской войны Григорий Котовский, тоже известный русский силач. Системы эти были примечательны тем, что не требовали применения специальных тренажёров и материалов, и, вместе с тем, хорошо годились для общего развития.
Много сделал Реваз для становления клуба. Вряд ли без него состоялся бы «Атлант». Но ведь и без занимающихся ребят также не было бы клуба, ведь не бывает клуб лишь из одного человека.
Сегодняшний «Атлант» - это и Аттила, и Котёл, и Бугай, и Арнольд, и Репа. И Буль, и многие другие. И все они внимательно следят за делами спортклуба, так как это касается каждого из них. Так, мимо внимания спортсменов не прошло появление в зале новичков – студентов педа и политеха. Татары по национальности, они держались все вместе, кучно, и были как мушкетёры – один за всех, все за одного.
С появлением новичков поломалась традиция клуба, при которой вновь вступившие под своды спортивного зала играли роль младшего обслуживающего персонала – драили полы, чистили инвентарь, проветривали помещение. Каждый из нынешних ветеранов прошёл этот путь от совка и помойного ведра до лучших крафтовских тренажёров.
Эти же, только ступившие на дощатое покрытие пола, решительно отвергли претензии вчерашних дневальных, которые поспешили было передать им «орудия труда». Гордо, и заносчиво – по мнению окружающих, они прошествовали мимо занимавшихся ребят и скрылись за дверью комнатушки, где размещалась личная резиденция тренера. И тот, к удивлению спортсменов, не вывел нахалов, а, наоборот, долго беседовал с ними за закрытыми дверями, а потом сам представил их ребятам. «Ильяс, Арслан, Ростик, Руслан, Муслим …» Всех по имени не запомнили, а сами новички общались большей частью лишь между собой, а по меньшей – с Ревазом.
Новички смело уселись за самые престижные тренажёры и принялись разминаться. Ветераны, глядя на все эти «безобразия», переглянулись.
-- Ну, ты, как тебя там, -- к одному из студентов направился Бугай с перекачанными мышцами рук и плеч, с клёпанными напульсниками на запястьях. – Сейчас моя очередь качаться. Знай своё место. А оно у тебя за мусорным ведром.
-- Обождёшь, -- смело ответил ему нахал, не останавливая движений, -- а чтобы время не пропадало зря, побегай-ка сам с ведром.
Бугай вытаращил глаза. Остальные загудели. Новички явно напрашивались на скандал. Рядом с зачинщиком моментально появились его дружки. Один держал в руке гриф от штанги, другой – гантелину. Оба насторожённо оглядывались, всматриваясь в нахмуренные лица.
-- Бугай, в чём дело? – строго спросил тренер, выходя из своей комнаты. В спортзале постоянно стоял грохот от опускаемых гирь, гантелей, штанг. Возникшая пауза показалась Ревазу подозрительной.
-- Ничего. Я собирался позаниматься на тренажёре, а этот, -- показал Бугай на обидчика, который спокойно сидел на кожаном топчане и продолжал заниматься, будто его ничего не касалось. – Этот … опередил меня.
-- Ничего страшного, -- заявил Гинеатуллин. – Когда Арслан освободит место, его займёшь ты.
Тренер посчитал возникший инцидент исчерпанным и скрылся обратно в свою комнатушку, а оставшиеся спортсмены замерли в растерянности. Они ожидали от Аттилы немедленных решительных действий, и действий в пользу старожилов, а никак не новичков. Тренер же поступил наоборот. Быть может, в первый раз он принял сторону чужаков, а не своих парней, чем привёл их в растерянность.
Если шеф не желает выполнять некоторых своих функций, ребята решили это сделать своими руками. Котляков вздумал показать новичкам, кем они являются на самом деле.
Когда на следующий день татары вошли в клуб в новенькой форме и двинулись к «снарядам», Котёл встал рядом со штангой. Один из новичков, кажется – Ростик, лёг под гриф и собрался взять штангу на грудь. Но Котёл, без лишних слов, добавил ещё пару «блинов» к уже имевшемуся грузу.
Вообще-то большие физические нагрузки не приветствуются в работе начинающих спортсменов. Но пришельцы вели себя так, будто занимались здесь уже, по крайней мере, с год. Ростик опустил штангу на грудь и попытался поднять её. Казалось, было слышно, как скрипят мускулы, пытаясь совладать с непосильным грузом. Штанга медленно, сантиметр за сантиметром, поднималась на дрожащих от натуги руках. На бицепсах шнурами выделялись артерии. С покрасневшего лица стекали крупные капли пота. Ростик глядел прямо перед собой, сузив сумасшедшие глаза. Все следили за ним, затаив дыхание. «Атланты» переглядывались с усмешкой. Они уже работали с такими тяжестями, но, конечно же, не с первой минуты и после хорошей раскачки- разогрева. Новички следили за своим товарищем по иному. С одной стороны, они сопереживали ему, а с другой – назвался груздем, лезь в кузов. Нельзя показывать свою слабость в мире, где выживает лишь сильнейший.
Почувствовав, что проигрывает, Ростик жалобно глянул на Котла, но тот лишь ехидно ухмыльнулся, сунув ладони за широкий кожаный ремень, опоясывавший талию. Ему было смешно разглядывать сверху старания чужака, который пытался совладать с весом. Он не желал протягивать тому руку помощи. Ростик оскалил зубы и попытался рывком закинуть штангу на держатели, но не дотянулся, и она всей тяжестью опустилась на паренька.
Обычно для страховки рядом с работающим на штанге стоит напарник и следит, чтобы инструмент не покалечил спортсмена, выскользнув из потных ладоней. Задача эта довольно ответственная и зачастую страхуют друг друга друзья и приятели. Но в этот раз всё было по иному. Вместо друзей рядом с Ростиком очутился Котёл, и стоял он здесь вовсе не для дружеской поддержки, а с целью наказать дерзкого, утереть ему нос.
Поэтому железный стержень под тяжестью прицепленного груза ударился о грудную клетку Ростика. Тот дёрнулся всем телом, с ноги соскочила теннисная туфля. Муслим с Ильясом запоздало кинулись на помощь товарищу и подняли, с трудом, усиленную «блинами» штангу. А Котёл по прежнему стоял рядом и продолжал ухмыляться.
Один из студентов, Руслан, подлетел к Генке и внезапным ударом- тычком сбил его с ног. Котляков не ожидал тычка и сразу слетел с катушек, зацепив попутно полуторапудовую гирю. Разъярённый, он молнией взвился с пола и налетел на небольшого парня, коренастого, но с большими кулаками. Тот взмахнул рукой, и Котёл задохнулся от боли. Парень весьма профессионально врезал ему под ложечку и попал в самую точку. Атлет рухнул на колени, ловя воздух открытым ртом.
Сквозь расступившийся строй ветеранов вперёд выступил Арнольд, Андрей Мельников, занимавшийся ещё и в боксёрской секции. Он выбросил вперёд кулак, но Руслан ловко поднырнул под его руку и очутился за спиной «атланта». Только и Арнольд двигался не менее быстро, поэтому успел повернуться и блокировать удар локтем. А затем сам провёл мощный свинг.
Вьюном Руслан отскочил в сторону, но все успели заметить, что поплыл. Ноги ватно шевелились, руки двигались независимо друг от друга. Сейчас бы добавить Арнольду ещё раз и Руслан бы повалился на пол, на боксёр вместо этого несколько раз подпрыгнул на месте, махая кулаками, и Руслан ожил, двинулся быстрее и моментально восстановил силы. Сейчас же он сам перешёл в наступление и даже достал прямым Мельникову в челюсть. Теперь уже Андрей приходил в себя, выставив вперёд кулаки и мотая свинцовой головой, выгоняя из-под черепа липкую завесу. Перед ним двигались сразу два Руслана и примеривались для последнего удара. Взревев и отбросив прочь всяческие спортивные сантименты, Арнольд врезал головой в живот Руслану и … промахнулся. Татарин в последний момент отступил в сторону и мельников поехал на животе по полу.
Новички уже торжествовали победу, когда на сцене вновь появился Котёл. Взбешенный атлет схватил Руслана одной рукой за горло, а другой со всей силой вдарил ему в челюсть. При таком повороте событий вся реакция новичка оказалась не при делах, и Руслан в глубоком нокдауне растянулся на полу, а распалившийся Котёл уже летел на Арслана с Муслимом, что, в свою очередь, ринулись на него.
На полпути они столкнулись и все трое опрокинулись. Они так и не поднялись, рыча и хватая друг друга руками. Такими их застал Аттила, когда вошёл в зал, переодевшись в фирменный пумовский костюм. Его воспитанники вовсю сражались с новичками, «сынами Батыя». Было от чего схватиться за голову.
Реваз подхватил Котла, рывком поставил его на ноги. Попутно тот успел ударить Муслима или Арслана ногой в голову. Муслим (или Арслан) опрокинулся на спину. Второй прямо с пола кошкой прыгнул на Котла и ухватил того за ноги. Рывок – и Котляков рухнул. Аттила схватил за шиворот противников и раскидал их в разные стороны. Ему на выручку кинулись Буль с Репой. Они рьяно тащили новичков, не забыв попутно отвесить каждому по паре увесистых плюх. Драка, только что закончившаяся, готова была вспыхнуть с новой силой.
-- Стоять!! – заорал Аттила. Глаза его грозно горели. Ребята опасливо отодвинулись в сторону. В таком состоянии тренер мог хорошенько «навешать» всей компании, без разбору на своих и чужих.
-- Что случилось? Почему устроили здесь драку?
Вместо ответа столь же разгорячённый Муслим указал на Ростика, который продолжал сидеть на топчане. Штангу стащили на пол. Парнишка скорчился, прижимая руки ко груди. По выражению его лица было видно, что даже просто сидеть ему было больно. Понятное дело – груз свыше центнера весом упал ему на грудь.
Муслим снова дёрнулся в сторону Котла, который ладонью стирал со щёк кровь, набежавшей с разбитого носа. Но Аттила «батыйца» держал достаточно крепко и тот откачнулся назад. Затрещала куртка.
-- Назад!
Редко когда Аттила повышал на кого голос. Особенно – на своих. Но если уж он срывался на крик, то делал это так, что волосы шевелились на голове. Муслим шарахнулся от неожиданности в сторону. Все повернули головы к тренеру, даже те, что только что делали угрожающие движения в сторону потенциального противника.
-- Я никому не позволю что-либо делать в клубе, если это противоречит нашему внутреннему уставу! Все действия я оставляю за собой! Кто не может или не желает это уяснить сразу, тот будет иметь дело непосредственно со мной!
Спортсмены выслушали заявление своего лидера. Что тут можно было возразить – он был прав.
-- Котляков?! Ты нарушил правила клуба, не стал страховать товарища во время занятий, что вылилось в его травмирование. Я прав?
Вместо ответа Котёл ухмыльнулся и провёл ладонью по лицу. Пальцы его окрасились кровью. Он показал ладонь всем присутствующим.
-- Товарища?! В тот момент рядом со мной не было товарища, а был чужак, мало того – враг. Разве стал бы товарищ, друг, можно сказать, нападать на меня в моём же доме, в месте, где я провожу всё свободное время?
-- Товарищ, друг или враг, всё равно, -- запальчиво крикнул один из татар, кажется Арслан. – Раз ты встал рядом, на подстраховку, ты обязан оказывать помощь, особенно если сам же стал причиной экстремальной ситуации.
Все присутствующие в зале, кроме, пожалуй, самого тренера, знали уже про то, что Котёл специально существенно утяжелил штангу, желая унизить новичка. По сути своей, он был не прав, и каждый из присутствующих понимал это, но большинство молчали, так как им тоже не понравилась излишняя самоуверенность новичков.
-- Оказывать вам помощь? – Глаза Котла сузились и он стал похож на своих противников, что тесной стенкой выстроились напротив него, защищая себя и свои жизненные принципы. – Разве вы нуждаетесь в помощи? Мне показалось, что вы считаете себя способными одолеть любой барьер и я лишь доказал вам, что вы не всегда правы. Можно сказать, что я крыл глаза вам на реальное положение дел.
Обычно Котёл молчал, многозначительно пережёвывая американскую жвачку, или ограничивался междометиями, пересыпанными матом, и слыл парнем немногословным и довольно скорым на расправу. Тем удивительнее показалось всем, что Великий Немой разговорился. И слова его казались оттого неким Откровением, применительным для данной ситуации.
Но единогласия редко удаётся достигнуть в коллективе, которого уже коснулась язва раздора. Часть стала на сторону тренера, но большинство «ветеранов» явно симпатизировало Котлу, который вслух высказал претензии, мучившие многих.
-- Все мы прошли длинный путь, чтобы занять достойное место в нашем клубе, -- продолжал между тем Котёл. – Мы вдыхали вредную силикатную пыль, когда таскали кирпичи, чтобы усилить стены, ходили по уши в грязи, когда вычищали все закутки под домом, нас кусали крысы, когда мы выгоняли их из нор, пока убогий подвал не приобрёл цивилизованный вид, достойный принять людей, а не шайку ко всему привыкших бомжей. С тех пор, как мы впервые опустились сюда по стёртым ступеням, здесь всё изменилось, и изменилось с помощью вот этих рук.
Котёл поднял вверх руки, вымазанные кровью. Все уставились на подсыхающие бурые пятна. Аттила нахмурился. Он понял, к чему Котёл склоняет товарищей и лихорадочно подыскивал слова, чтобы разрядить ситуацию. Обрывать Котлякова на полуслове было нельзя, ибо он высказывал претензии, и была в них доля истины, от чего отказываться не следовало.
-- Мы все принимали участие в строительстве, несмотря на многие трудности. Не хватало времени, денег, материалов. Нас гоняли соседские шоблы, участковый собирался завести дело об организации притона, жильцы и ЖЭК объединились в борьбе против нас. Но, несмотря ни на что, клуб был создан и зал построен. И мы стали заниматься здесь спортом, бодибилдингом, строительством тела. Помнишь, Реваз, как ты рассказывал нам о жителях древней Эллады, поклонявшимся богам, которые ввели культ тела в ранг богоугодных искусства? Ты рассказывал нам про богатырей древности, про гладиаторов и спартанцев, жителей Спарты, которые занимались атлетизмом всю сознательную жизнь и достигли в этом совершенства. А древний олимпийский чемпион Милон Кротонский? С юных лет он поднимал и носил на плечах молодого телёнка. Чем старше становился Милон, тем крепче и тяжелее делался бычок, и, в расцвете сил, Милон Кротонский носил на себе мычащего быка. Мы слушали тебя, Реваз, с открытым ртом и готовы были заниматься хоть до утра. Куда всё это подевалось теперь? Ты больше не хочешь рассказывать нам про атлетов древности, не приносишь новые системы развития, а совсем даже наоборот, к тебе приходит пополнение, которое, не проходив и нескольких дней, готовы изгнать нас отсюда, чтобы занять наше место и, быть может, привести ещё своих дружков. Что же остаётся делать нам?
Теперь все повернулись к Аттиле. На прямо поставленный вопрос требовалось ответить, и так, чтобы все в зале поняли, кто здесь хозяин.
-- Ну что ж, Котёл, я отвечу на твой вопрос. Ты вот долго рассказывал нам о всех трудностях, какими создавался спортзал. Да, совершенно точно. Трудности были, и даже больше тех, что ты здесь расписывал. Ты забыл упомянуть про воров, которые пытались растащит материалы, а затем и спортинвентарь, про различные комиссии, которые появились, когда спортзал был уже построен. Но я что-то не припоминаю твоего личного участия в том строительстве. В то время ты больше ошивался в окрестностях да выискивал, что бы где стянуть да кому бы без особых хлопот начистить физиономию. Это первое. Второе же состоит в том, что когда начались регулярные занятия, кто, как не ты, бросал клуб, и не один раз, но потом каждый раз приходил обратно и просил взять тебя снова. Я шёл тебе навстречу. А когда ты накачал себе мускулы и, глядя в зеркало, принимал красивые позы, кто, как не ты, заявил, что намерен заняться своим делом. Кажется, ты открыл охранное агентство. Я понимаю, что демонстрировать дамочкам рельефную мускулатуру и расхаживать с резиновой палкой в фешенебельном районе города занятие не самое трудное. Особенно, если за это отстёгивают вполне приличные бабки. Ты тогда ушёл отсюда гордо, в сознании собственной значимости, и увёл с собой часть коллектива – Репу, Буля, Бугая, ещё нескольких ребят. А когда ваше агентство разогнала милиция, после того, как в вашем районе произошло ЧП с пожаром и разного рода другими происшествиями, ты вернулся в клуб, как ни в чём не бывало, и сразу начал качать права ветерана.
-- Но ты ведь всё это время был с нами, ходил в кабак, помогал, -- казалось, что Котёл оправдывался.
-- Ходил. Помогал. Я не рву, если хочешь знать, со старыми приятелями без всякого повода. Но и, вместе с тем, не вёл у вас в агентстве себя по-хозяйски, как ты сейчас здесь. После того, как вы покинули наш подвал и «занялись делом», я вынужден был пополнить коллектив. И делал это не раз. Прежде всего, наш клуб «Атлант» - это зал для занятий спортом, и лишь затем – клуб для совместных развлечений. Я веду здесь методические занятия, то есть составляю методики и рекомендации для физического развития. Я этим живу и зарабатываю на свой хлеб с маслом. Ты, Котёл, видимо, об этом забыл, устраивая в клубе беспорядок и делая попытку выгнать отсюда моих клиентов.
Котёл хмыкнул, а потом фыркнул. Из носа потянулась струйка крови. Он зажал нос и быстро направился в раздевалку, где улёгся на диванчик, задрав нос кверху. Кровь перестала струиться и быстро подсохла. Оставалось только умыться. Возле него суетилась часть приятелей – Бугай, Репа и другие. Одним глазом, умываясь, Котёл окинул окружение – Арнольда не было, Домкрат тоже предпочёл остаться в зале. И Самсон. Он не выказывал Котлу особых знаков внимания, но Генка вообще-то ожидал, что Самсон в данной ситуации встанет на его сторону.
«На его сторону». Это означало, что он решил идти против Реваза- Аттилы. А что? Давно пора. Кто вообще такой, этот Реваз Гинеатуллин? Татарин, обосновавшийся здесь, в Кирове-на-Вятке. А теперь к нему пришли другие татары. Ну, и в результате пострадал как сам Котёл, так и престиж «Атланта». А кто виноват? Конечно же – Аттила. Ишь, приплёл сюда свой хлеб с маслом. Нет уж, принципы дороже хлеба. Даже если его покрывает щедрый слой свежего масла.
Пока Котёл переваривал эти мысли, к нему подошёл Аттила. «Мириться», -- решил Котляков и сделал равнодушное лицо, «не замечая» приближения тренера. Тот постоял, наблюдая за туалетом давнишнего помощника.
-- Вот что, Котёл, -- наконец начал Реваз. – Ты пользовался здесь, всё это время, преимуществом, которого тебя давно уже пора лишить. Теперь ты сюда будешь ходить на общих правах с остальными, то есть и тебе сейчас придётся вносить плату за занятия. Накладные расходы слишком велики, а беспокойства ты приносишь вагон. Так что готовь денежку. Тогда и заходи. Милости, тогда, просим.
Аттила уже вернулся в зал, а Котёл продолжал сидеть на диванчике с махровым поленцем в руках. Репа стоял рядом, затаив дыхание. Нужно срочно что-то сделать, сказать, чтобы все видели, что последнее слово всё же осталось за ним, за Котлом.
-- Обнаглели черножопые. Видно, пора дать им укорот.
Он выдавил это через силу, скользкую, как дождевой червь, фразу. Это Аттила вдруг стал черножопым, их вождь Аттила. Ещё вчера такая мысль привела бы Котла в состояние психологического шока. Он бы сам, своими крепкими руками, придушил бы всякого, кто посмел бы такое выдохнуть из себя, в адрес тренера и друга- кореша.
Но то было вчера, а сегодня уже день другой и интересы его стали другими, в которых Аттила занял уже другое место. И Котёл с этим был согласен. Его пугала и, вместе с тем, очень даже бодрила мысль, что ему, Генке Котлякову, надо занять для своих парней то место, которое ранее занимал Реваз.
Если разобраться в их делах по-честному, то Генке Котлу давно уже полагается роль пахана, то бишь авторитета в их компании. Кто как не Котёл придумал и организовал то, первое предприятие – охранное агентство, которое затем так быстро развалилось? Жаль, конечно, но это был лишь первый блин, который обязательно. По народным приметам – комом. Главное же – они сами тогда зарабатывали деньги. Реваз сказал – «на хлеб с маслом». Дудки! На тачку, баб и водку. Чтобы жить весело и – с размахом!
Взять того же Реваза. Что он видит в своей жизни? Одно лишь железо, которое он жмёт, давит и выжимает. Гантели и гири, штанги и тренажёры, турник и брусья. Но нельзя же всю жизнь поднимать гребаные железяки, как Аттила. Или, к примеру, Домкрат. Можно ведь отупеть от скуки. Ну, и ржавчиной покрыться, особенно, если после дождичка заниматься. Но это так – шутка.
А не шутка будет, если Котёл реализует в скором времени свои возможности и привлечёт для этого свою кодлу в лице Бугая, Репы и других.
С силой запустил Генка махровый ком в стену и шагнул к выходу. Полотенце частью разогнулось и осталось лежать на кафельном полу грязноватым комком. Остальные потянулись за Генкой. Репа поёрзал на скрипучей скамейке, но, вздохнув, тоже потянулся за компанией. Ему, если честно, нравилось в тесноватом зале, где стройными рядами лежали гантели и штанги, тяжело ухали противовесы, и едко пахло потом и железом. Иное дело – прокуренные и пыльные подвалы, где тренькала расстроенная гитара или прокуренно пищала под ним очередная подружка, которую он вводил во взрослую жизнь на половинке старого дивана, бугрившегося ржавыми пружинами.
Буля с Репой сгоняли в магазин за водярой и уселись за стол на хате у Ништяка – рыжего паренька с губастым улыбчивым ртом. Родичи у парня укатили в Танзанию, где, по контракту, евонный папаша строил мост через реку Руфиджи. На стене в комнате Ништяка висел огромный глянцевый плакат с изображением горы Килиманджаро со снежной шапкой на верхушке и многочисленными изломами и впадинами. Гора была снята в «полный рост» и чётко пропечатана. Сбоку виднелись японские или китайские иероглифы, похожие на финикийские клинописные начертания. Казалось, сама история неведомого заглядывает в захламлённую квартиру через это полиграфическое окно.
Из хрипящих динамиков старенькой «кометы» надрывно выплёскивал «Лесоповал» песню Танича, зэка- поэта, отсидевшего срок от звонка до звонка. Раньше «атланты» вслушивались бы в слова неведомого певца, певшего из-за «колючки», опутавшей страну с давних сталинских пор ГУЛАГа. Но сейчас было не до изысков кичи, и братва уселась вокруг Котла, а тот напыщенно, сквозь зубы, гудел о несправедливости.
-- … Нас вытолкали, считай, взашей , начистив на прощание физию. Не то обидно, что в своём же клубе это сделали, а то, что за обидчиков вступился Аттила. Он нам был как отец и брат одновременно. Привыкли мы к нему, к его словам и даже строгостям, но, вот так, жестко, он с нами зря обошёлся. Я ему прощать таких слов не намерен.
Котёл обвёл собеседников глазами, но окружение его сидело, разглядывая поверхность стола. Глаз не поднимали. Связываться с Ревазом никому не хотелось и Котёл, поняв это, тут же запел совсем другую песню.
-- Ну, что Аттила, Бог с ним. Сегодня погорячился, завтра отойдёт, а ведь чужаки, татарва эта проклятая, достала уже капитально. Я не желаю дышать с ними одним воздухом.
Вот это уже другое дело. С этим «атланты» были согласны. Они оживились и стали припоминать случаи, когда пришлые своими действиями оскорбляли ветеранов. С этим каждый из оппозиционной группы был согласен целиком и полностью.
Лёд сдвинулся и Котляков обрадованно продолжил толковище. Не было, наконец. Рядом Реваза- Аттилы. На которого приходилось всё время оглядываться, сверяться с его мнением. Сейчас Котёл сам стал королём, и новые подданные его вторили словам откровений нестройным эхом согласия.
«Лёд тронулся. Госпожа присяжные заседатели, лёд тронулся».
Глава 11.
Девушка была славянских кровей – белоруска или украинка. Даже скорее всего именно хохлушка. Разговаривала она всё больше междометиями, да и разговоры её Гоге были до лампочки. Достаточно он наговорился за день со своими друзьями из конфедерации. А девушку он использовал по другой части, где если язычок и нужен, так для иных целей.
Сделав два подхода к телу, он успокоился и блаженно вытянулся на постели. Марина, или Оксана (откликалась на оба имени) прикорнула рядом и уже посапывала. Надо бы турнуть её обратно, откуда явилась, да уж ладно, пусть отсыпается, постаралась дивчина знатно.
Гога обдумывал просьбу своих «друзей». Совершить налёт на мечеть в Казани. Они это здорово придумали. Такое действие всколыхнёт народ и даст ту точку опоры, с помощью которой рычаг эскалации сдвинет процесс с мёртвой точки. Вот только надо просчитать, как перемена положения отразится на делах их «семьи».
Слишком часто менялась обстановка в их государстве. Сложно было налаживать дело в ситуации неуверенности. Но, если уметь просчитывать на несколько ходов дальше, быстрее конкурентов, то куш получается солидный. Вон какие деньги потекли в карман братвы, сделавшей ставку на игорный бизнес и девочек. А киднепинг чечено- дагестанских диаспор? Счёт тогда шёл на миллионы баксов. А наркотики, оружие, IT-технологии? Нет, умный человек не пропадёт в любой обстановке. Правда, тут нужна ещё и хватка, чтобы не выпустить своего, когда кругом столько жаждущих перехватить, урвать из-под носа кусок пожирнее.
За размышлениями не заметил, как еле слышно скрипнула оконная створка. (Что тут может случиться? Здесь он как у Христа за пазухой. Прости, Господи, за столь удачный каламбур. Сунуться в это осиное гнездо не решится ни один сорвиголова, разве что полный отморозок, либо сумасшедший).
Скрипнула половица. Гога поднял голову. Неужели кто-то вошёл в его комнату? Быть того не может.
Потянулся, нашёл кнопку ночника, нажал её. Матовый свет бра над кроватью рывком оттолкнул ночной сумрак к стенам и выдернул силуэт человека, стоявшего напротив двуспального ложа. Человек был одет в комбинезон, скрывающий его среди переплетения теней. Выделялось лишь бледное пятно лица.
Гога только глянул на эти черты и сердце его запрыгало испуганным кроликом. Члены налились ватной тяжестью и не желали повиноваться рассудку. Такое состояние будет понятно каждому, кто имел несчастье повстречаться с призраком.
Да-да. Рядом с постелью оробевшего Гоги стоял выходец с того света, которого проводили всей кодлой и обмыли его поминки. Но теперь Мочило, то бишь Андрей Булич, предстал своей собственной персоной перед очами обалдевшего кореша.
Без всякого сомнения, это был он – те же черты, та же причёска, мертвенный блеск глаз, посадка головы, характерная поза готового броситься на добычу зверя. Вся эта сцена зафиксировалась на несколько коротких мгновений, на несколько трепетных ударов взбудораженного сердца, но для гостя лагеря террористов эти считанные мгновения растянулись на длинные минуты, которые сокращают жизнь.
Не успел он шевельнуться, как человек- тень упал на него и горло Гоги захлестнула стальная рояльная струна гарроты. Он захрипел, попытался дёрнуться, но на грудь его навалилась неимоверная тяжесть, а перед глазами поплыли радужные пятна предтечи конца. Рот открылся, чтобы хлебнуть, заглотить порцию воздуха, но надёжная преграда не пропускала ни одного атома кислорода. Пересохшие губы беспомощно шевельнулись, испуская последний хрип.
Но … стальная хватка удавки чуть ослабла, воздух прорвался через горло и наполнил скудной порцией опустевшие лёгкие. Зыбкая пелена колыхалась перед открытыми глазами Гоги. Он ничего не видел и лишь жадно вдыхал драгоценный воздух крошечными порциями, что протискивались через удавку. С великим трудом он преодолел позывы к кашлю.
-- Что … тебе надо? – еле слышный хрипящий шёпот докатился до ушей «призрака».
-- Ты сам знаешь – что, -- дыхнуло ему в ухо влажной теплотой.
-- Я … не знаю, -- из последних сил выдохнул Гога, теряя драгоценные молекулы кислорода, азота и углевода. Удавка ещё чуть ослабла.
-- Ты узнал меня?
-- Да … Ты – Мочило … Но ведь … мы похоронили тебя … Ты мёртв.
-- Да. Я мёртв, -- дыхнуло в ухо, -- и пришёл я за тобой. Мне скучно там одному без старых друзей, с которыми я так весело проводил время.
-- Я … не понимаю тебя … -- Гога втягивал в себя воздух. В голове его начало потихоньку проясняться.
-- Что тут понимать. Я пришёл отмстить за свою смерть. В числе моих обидчиков ты стоишь на первом месте. Это ты выдал меня чеченцам. Ты подставил меня и свалил потом всю вину за провал дела.
-- Нет. Что ты, -- захрипел Гога, пытаясь сдвинуться с места. – Я не осмелился бы действовать в одиночку. Это всё Крест. Он замыслил операцию и затем переиграл всё таким образом, чтобы загрести двойную оплату и свалить всё на тебя одного … Я был всего лишь орудием в его руках … Ты же сам знаешь … знал Креста.
-- Да, я его знаю. И он будет у меня номером вторым. Есть и другие, но начать я намерен именно с тебя …
Набрав, накопив малую толику силы, Гога попытался скинуть с себя тяжёлое тело, но струна вновь впилась в горло, прорезая кожу. Глаза Гоги выкатились, огромный багровый язык выполз между побелевших губ. Казалось, что Гога дразнит своего убийцу и строит ему страшную рожу, похожую на предсмертный оскал удавленника. Но это и было предсмертное рефлекторное движение, после которого он испустил дух.
Подушка пропиталась кровью, которая потекла, когда струя гарроты прорвала кожный покров, выталкиваемая в прорез сильными скачками сердечной мышцы, сдобренной порцией адреналина.
Убийца легко поднял тело, протащил его в ванную комнату и повесил на стойке душа, на той самой рояльной струне. Гога таращил выкачанные пустые глаза на кафельную стену и висел, доставая ногами до холодного дна ванны.
Так же незаметно, как вошёл, Булич покинул коттедж Юсуфова. Искусство убийств, которые прекрасно преподавались в киллер- центре, приносило свои плоды. Чёрный костюм позволил раствориться в интиме ночи.
Пора открыться Буличу. Для того, чтобы не было в дальнейшем срывов, как это случилось в Иордании. Чудом ему удалось открутиться от вопросов Эль-Моута. Только наивный новичок будет радоваться, что сумел обмануть подозрительного горца. Уж Москаленко-то, с его чекистским опытом, понимал, что его взяли на заметку и в следующий раз он не отделается столь легко. Отрежут ли ему язык, выколют ли глаза, отрубят ли по локоть руки или сделают всё это вкупе, неизвестно. Законы ваххабитов жестоки и даже кровожадны, а оттого так действенны. Кто захочет играть в «русскую рулетку», ожидая такого исхода игры?
Нужно было договориться о совместном выходе из того оборота, в котором они невольно очутились по вине полковника. Одному ему вырваться из сердца организации террористов- смертников было задачей практически невозможной, но объединение двух профессионалов, мастеров игры со смертью, давало те несколько шансов, которые они используют на все сто и вырвутся из этого ада, обязательно вырвутся, но сначала нужно всё обговорить, чтобы не осталось недосказанностей.
Москаленко решил не откладывать дела в долгий ящик и отправился искать Мочилу. Как назло, того нигде не было. Не провалился же он сквозь землю? Нигде его не было, ни в одном из щитовых бараков, где отдыхали убийцы и диверсанты, элита смерти, именуемая волонтёрами Особого армейского корпуса.
Расспрашивать хоть кого-то об Андрее Николай не решался и поэтому делал вид, что просто прогуливается. Стояла звёздная ночь и большая часть волонтёров отдыхала, но нашлось и немало бессонных душ, «сов», которые, подобно Москаленке, бродили по лагерю, оккупировали бар и чайхану, или играли в нарды. Некоторые чистили оружие, немало которого, в особенности холодного, находилось в личном владении террористов.
На фоне полной луны метались тени летучих мышей, охотившихся с помощью природных ультразвуковых соноров на мух. Но скоро небо затянуло тучами, вся живность куда-то подевалась, потянуло прохладой. К тому времени Николай прочесал весь лагерь и вышел к самой его границе, откуда уже дышала пустыня. Справа виднелся коттедж начальника Центра, а слева протянулась степь с перспективой отрогов Кавказского хребта.
Куда же подевался напарник? Неужели он решился на такую авантюру, что пустился в путешествие по ночным степным пространствам? Нет, это не похоже на Булича. Но хорошо ли он знает этого человека, которого за последний год привык считать напарником? Не приписывает ли он ему те черты, которые, по мнению Москаленки, должны присутствовать у солнцевского киллера?
Рядом с земли поднялась неслышная тень. От неожиданности сердце у полковника ёкнуло, но ни одним движением он не выдал того, что поражён внезапным появлением чужого человека тут, где только что никого точно не было. Может, это кто из волонтёров отрабатывает незаметное проникновение на территорию охраняемого объекта?
На всякий случай Николай приготовил десантный «стреляющий» кинжал, что он носил в рукаве мундира на тонком ремешке. Одно незаметное движение и из рукава вылетит стальной клинок. Но оружие в этот раз не понадобилось.
Незнакомец шагнул ближе, и полковник узнал его. Именно Булича он и разыскивал всё это время, тщательно обшаривая территорию базы, пока небо не затянулось густым слоем туч. А киллер тем временем спокойно занимался тренировками, или вообще чёрт знает чем.
Николай открыл было рот, чтобы спросить Булича о цели его ночного путешествия. Потом он собирался незаметно перевести разговор на ту тему, ради которой он и направился на поиски. Раскрыл и чуть не поперхнулся. Внезапный порыв ветра кинул ему в лицо чуть не пригоршню песка. И сразу загудел ветер. Он быстро набирал силу. Трава сгибалась, как и кустарники, почти до земли, стелясь над ней колышущими «волнами». Пронеслась испуганная сойка, суматошно стрекача. Вдали шумели кронами редкие купы деревьев. Ветер перебирал ветви и играл на них, как на эоловых флейтах.
Начинался ураган. Булич, о следом за ним и Москаленко, побежали к лагерю. Там уже носились от барака к бараку проснувшиеся курсанты. Старшие собирали свои команды и уводили их в укрытие. Напарники нырнули к своим и уже все вместе кинулись к открытой двери капонира. Вразнобой цокали подковки ботинок по железным переплетениям ступенек. Курсанты спустились в подземный бункер убежища, где и устроились на сидениях, стоявших рядами вдоль стен. Помещение быстро заполнялось.
Таких убежищ на лагерь было выстроено несколько. Сделаны они были для укрытия от налётов российских бомбардировщиков и штурмовиков. В период эскалации напряжения они совершали боевые налёты на возможные места размещения боевиков. Пока наверху бушевал огонь, свистели пули, визжали осколки и шрапнель авиационных бомб и ракет, там отсиживались боевики и слушали, как содрогается в судорогах чужого насилия земля. Ураган тоже был чем-то вроде налёта, но налёта природного характера, который не мог стать причиной ответного удара.
Разговаривать по душам в присутствии десятков свидетелей было бы глупостью и Николай перемолвился с Андреем лишь несколькими фразами, чертыхаясь при этом в глубине души. Что ему стоило найти Булича чуть раньше и раскрыться ему. Кстати, и ураган этот можно было бы прекрасно использовать для побега. Под шумок угнать, скажем, джип и махнуть на нём к морю, насколько хватит бензина. К тому времени, когда в лагере опомнятся, начнут искать пропавших, они будут уже далеко. Было бы время на подготовку, они бы инсценировали несчастный случай и – концы в воду.
Но это если повезёт, а если нет? Представим, что порывом ветра джип опрокинет и охранники вытащат их из машины под дулами автоматов? Поверят ли им, что они лишь хотели прогуляться в степи? Особенно после случившегося в Иордании.
А, ладно, будь что будет. Наверняка, ещё представится не менее удобный случай, а пока … Николай поднял воротник мундира, обнял себя руками и уткнулся носом в лацкан, прикрыв глаза. Он попытался заснуть, расслабив тело и скоро действительно задремал.
Некоторые индийские мудрецы, адепты высших сфер Раджа-йоги, могут заставить своё сознание покинуть тело и путешествовать самостоятельно. Конгломерат энергетических полей, который представляет собой дух, сознание или душу, мог беспрепятственно проникать сквозь материальные объекты и возвращаться обратно. Поэтому для мастеров йоги, постигших высшие формы этого искусства, не было и не могло быть никаких секретов. Они узнавали всё, не сходя с места, где предавались Нирване.
Если бы Москаленко мог действовать с такой лёгкостью, какое бы место в жизни он сейчас занимал. Самое дорогое, что существует на свете – это информация и умелая работа с ней приносит неимоверные дивиденды. О-о, Николай бы с умом распорядился такими средствами, он бы … Он бы …
Шум подняла «девушка для утех». Она проснулась от завываний ветра и стука ветвей граба о стекло окна. Толком ещё не проснувшись, она, в чём была, отправилась в ванную комнату, включила там свет и завизжала, увидев Гогу, голого, висевшего над ванной на рояльной струне. Лицо его, и без того довольно смуглое, стало похоже на лицо мавра, от прилившей к нему крови. Из открытого рта свисал язык, распухший и прокушенный.
В доме присутствовали двое- трое охранников, хотя считалось, что на территории лагеря опасности быть не должно. Вполне достаточно тех сил, что патрулировали территорию комплекса и её окрестности. Кроме этого, новейшая электронная аппаратура сканировала окружающее пространство и о замеченных странностях предупреждали начальника Центра в первую очередь.
Казалось, всякая опасность была исключена, но, тем не менее, московский гость продолжал висеть на гарроте. Кто-то вошёл в дом, казнил гостя и спокойно удалился.
Кто?! Этот вопрос больше всего волновал в первые минуты Юсуфова. Кто посмел проникнуть сюда? Каким образом? Куда смотрела охрана? В одиночку такое совершить немыслимо. Отсюда выходит, что должна быть группа.
Начинался ураган и всех курсантов быстро проводили в убежища. Все оказались в наличии, на месте. Лагерь опустел и команда безопасности начала методично прочёсывать территорию, готовая в любой момент открыть огонь. Конечно же, они ничего не нашли. Никаких следов вторжения. Может быть, следы занесло песком, принесённым с собой ветром, а убийцы уже скрылись в степи? Но и умные приборы показали, что чужие на базу не проникали.
Тогда оставался единственный вывод – действовал кто-то из персонала, или из числа курсантов. Но кто? Все были неоднократно проверены в деле и не раз доказывали свою преданность как идее, так и хозяевам. Это касаемо персонала. А курсанты? Немало было среди них наёмников, а также тех, кто скрывался от российского или какого другого правосудия. Была раньше такая организация в Европе, которая укрывала под своим крылом всех преступников – убийц и насильников, брала их под свою защиту. Именовалась сия «благотворительная» контора Иностранным легионом Франции. Убийцы подписывали контракт и исчезали с континента, чтобы провести ближайшие пять, а то и десять лет очищения в адских условиях Чёрного континента. Жара, болезни, нечеловеческие условия проживания, внезапные налёты партизан делали их жизнь невыносимой. Иная европейская тюрьма, по сравнению с обитанием в армейских казармах Легиона, могла показаться курортом. Но власти оставались «с носом», контракт был подписан, и новобранец отправлялся в заморский вояж. Потом-то он уже понимал, на что променял тюремную отсидку. Но было уже поздно. Порой кто-то решался на побег ,и тогда беглеца настигала суровая кара – при Легионе существовала собственная каторга. Среди легионеров ходили жуткие истории о муках, которые себе трудно даже вообразить, не то что пережить. Некоторые выносили всё, но таких были единицы. Большинство страдальцев навеки оставались там, в суровой земле Алжира.
В конце века двадцатого таким Иностранным легионом стал Особый волонтёрский корпус, действовавший на территории Северокавказской горской конфедерации. Преступники всех мастей, оголтелые фанатики веры или националисты пополняли ряды этой специфической армейской структуры специального назначения. Многие потом становились смертниками и бросались выполнять распоряжения командира не жалея себя, а уж тем более противника.
Найти среди этого сброда того убийцу, что сумел расправиться с Гогой, было трудно, почти невозможно. Но так было лишь на первый взгляд. Всякий в лагере был за себя, правда, существовали команды, где люди действовали сообща, но, после выполнения задания, такая команда вновь распадалась на одиночек.
Нужно было восстановить, кто где был в эту ночь, с помощью старших, которые отвечали за своих подчинённых. А потом «поработать» с теми, кто не был на виду этой ночью, кто мог бы стать тем убийцей. Обнаружив такого, надо его допросить самым строгим образом. С какой целью было совершено убийство? Не является ли это работой российских спецслужб по борьбе с исламской экспансией. Ведь задуманная операция с использованием людей Гоги, в конечном просчитываемом итоге, могло здорово разрушить позиции Российского Федеративного Союза.
Курсанты дремали в неудобных позах, а наверху шла работа. Старшие отделений докладывали Юсуфову, Азизу и Эль-Моуту о местонахождении каждого в ту ночь. Наконец в сетях предварительного отбора остались кандидатуры около десяти человек. После работы с картотекой и данными психологического анализа, отсеялось более половины из них, кто просто не мог сотрудничать с российской разведкой. Из оставшегося списка Эль-Моут сразу выделил двоих – Москаленко Николая и его дружка- напарника Андрея Друбина. Они вполне могли оказаться теми самыми спецами, что так ловко разделались с «авторитетом», работавшим на и вместе с чеченскими группировками.
«А не является ли Москаленко, -- размышлял про себя Эль-Моут, -- тем самым «кротом», которого российская разведка ловко внедрила в боевой корпус террористов, чтобы развалить его изнутри, свести на «нет» результативность деятельности. Они, органы спецслужб, в лице этого таинственного экс-полковника, чрезвычайно ловко разрушили планы ваххабитов о вовлечении в конфликт с российской стороной Мусульманский Союз, занимающий важное стратегическое положение в одном из самых богатых сырьём регионов».
Если бы завязалась свара между Волго- Вятским Содружеством и Татаро- Башкирским Союзом, то в конфликт мигом ввязалась бы Северокавказская конфедерация, как партнёр и союзник. Затем подключились сочувствующие силы из Средней Азии, и скоро бы всё Поволжье находилось под тенью зелёного знамени пророка. Теперь же все планы были похерены. И виной всему был тот самый полковник, выходец из недр аппарата КГБ- ФСБ, выполняющие загадочную роль в каких-то тёмных, закулисных политических махинациях.
Когда Москаленко попал в руки сил шариатской безопасности, он был вынужден многое рассказать. Самое главное – об институте, в котором он занимал пост руководителя охраны. Оказывается, там создавалась особая программа по генной инженерии – евгенике, которая должна была способствовать изменению человека. То, на что эволюция отводила тысячи, десятки тысяч или даже сотни тысяч лет развития, хитроумные учёные думали преодолеть за считанные годы и дать человечеству новый тип индивидуума – «homo super sapiens». Но что-то помешало им. В этой части рассказа Москаленко начинал петлять и выдумывать разные небылицы. Одно было ясно, что во многом вина за провал этой акции лежит на нём. Ведь недаром он попытался скрыться от мстительных рук современных чекистов в этой, наиболее закрытой от россиян, части мира. Правда, он планировал, запутав следы, проследовать дальше, на Запад, но судьба и Аллах распорядились так, что и сам Москаленко и его подручный Друбин попали в руки слуг Аллаха, его передового отряда, взявшего на себя великую миссию – препроводить в лоно Ислама такую богатую и большую территорию, как Россия. Иначе на всё это наложит лапу далёкий восточный Дракон – Китай, стремительно встающий на дыбы. Поднебесная империя признавала лишь один диалог – с позиции силы, и если мусульмане, объединившись и подчинив себе эту бесконечную кладезь природных богатств, станут сильны, то лишь это сможет остановить гегемонистические поползновения желтолицых неверных. В своё время их сумел остановить великий завоеватель, Потрясатель Вселенной Темучин, прозванный Чингисханом. Кто знает, быть может Эль-Моуту суждено стать тем полководцем, который покорит Китай ещё раз?
Но, для начала, необходимо покончить с Россией. Первый шаг, задел, уже сделан Дудаевым. Он не желал заглянуть в будущее, остановился на позициях Великой Ичкерии и в результате такого своего просчёта погиб. Наследники мятежного генерала научились заглядывать в день завтрашний и подчинять законам реальности свои личные фантазии. Сейчас, как правило, распланированное заранее, на бумаге, действие находило воплощение в действительности, и Эль-Моут видел в этом расположение Аллаха, его помощь и советы, что он вкладывал в разум своих наиболее преданных слуг. Но на этот раз запланированная операция сорвалась в самом начале.
В комнату втолкнули Москаленку, а следом за ним и упиравшегося Друбина. Абреки из группы Эль-Моута стянули обеим руки за спиной наручниками так, что пленники могли еле-еле стоять, не говоря уж о том, чтобы делать попытки к побегу или сопротивлению. Оба испытывали сильную боль от врезавшихся в кожу ремней и стальных обручей- захватов. Они молчали, недоумённо оглядываясь по сторонам.
Эль-Моут впился пронзительным взглядом в глаза экс-полковника. Частенько он, вот так, выводил «на чистую воду» предателей, которые от взгляда «Дьявола» впадали в панику и сами признавались во всём, вымаливая прощение.
В этот раз приём не принёс ожидаемого результата. Москаленко продолжал недоумённо таращиться, с трудом удерживая неудовольствие. Как же так – он мирно дремал в кресле, вместе, то есть рядом с остальными курсантами, как вдруг на него накинулись, заломили руки за спину и потащили куда-то. Краем глаза он успел заметить, что вслед за ним тащат и Булича- Друбина. В чём дело? Неужели у этого самого Моута вновь вспыхнул пожар злобы из-за искры недоверия?
Всё внимание Эль-Моута было сосредоточено на личности Москаленки, поэтому от него ускользнула реакция второго пленника. Которого все считали второстепенным помощником Николая. Андрей же почувствовал минутную слабость в ногах, глаза его забегали по сторонам, но, увидав, что противники «давят» пока что на полковника, взял себя в руки и успокоился.
После выполнения акта мести Мочило хотел исчезнуть в степи. Но по некоторым признакам определил приближение урагана и решил вернуться обратно в лагерь. Никто не видел его ни в доме Юсуфова, ни поблизости от него, поэтому и обвинить в смерти Гоги не сможет ни один следователь. Если у Булича и были причины желать смерти солнцевского «авторитета», то мифический Друбин не имел к этому никакого отношения. Напротив – совершив побег, он лично признает этим факт убийства и вызовет волну преследования. А играть в прятки на территории недруга занятие не из самых приятных. Таким образом Андрей и порешил вернуться обратно. И, весьма неожиданно, наткнулся прямо на Москаленку, который, к тому времени, сбился с ног в поисках своего «приятеля».
Кто-кто, а Булич сразу понял причину их ареста. Парни Эль-Моута показали лучший класс следствия и схватили тех, кого надо. Но, если нюх их не подвёл, то интуиция чуток сплоховала. Они начали не с того кандидата и дали время второму прийти в себя.
-- Я буду вас медленно резать на куски! Нарежу из ваших ишачьих шкур ремней и сделаю из них ошейники для собак! – цедил, выдавливая из себя слова Эль-Моут, прожигая полковника взглядом «огненных» глаз.
-- Я не понимаю причины такого обращения со мной, -- ответил недовольно Москаленко. «Они не могут читать мыслей. О задуманном побеге им ничего не известно. Главное – держаться спокойно. За мной никакой вины нет».
-- Ты ещё смеешь над нами издеваться? Да на твоих руках ещё не высохла кровь человека.
Руки полковника были вывернуты за спину и суставы нестерпимо ныли, повёрнутые под немыслимым для физиологии и анатомии углом.
-- Если вы опять начинаете про тот случай в Иордании с Гирсамом, то я думал, что мы расставили все точки над «и». Больше я не знаю, в чём меня можно подозревать.
Всё это время Эль-Моут внимательно следил за лицом визави. Ни один мускул не дрогнул на лице того, кто слушал слова страшных обвинений. Что это – невозмутимость старого разведчика, работавшего ещё под Примаковым, или … Или Москаленко действительно непричастен к убийству?
Можно дать волю гневу и предать злодея, обеих злодеев жестокой казни, но будет ли это карой действительному убийце? Быть может, «крот» заляжет на дно, чтобы в дальнейшем так же ловко разрушить следующий план и погубить тем самым Эль-Моута. Верховная Шура не будет держать неудачника на ведущих постах экспансии.
-- Не понимаешь? – голос Эль-Моута снизился до шёпота. Он наклонился к лицу Николая. – Кто убил нашего московского гостя?! Не ты?
-- Как же так? – лицо Москаленки вытянулось. – Я всё время был на людях. У меня страшно разболелась голова перед бурей, видимо из-за перепада давления, и я вышел прогуляться по лагерю. Многие могут подтвердить, как я прохаживался между бараками, заходил то в одно место, то в другое. Нигде подолгу я не задерживался, так как боль в голове то нарастала, то становилась слабее.
-- Кто может подтвердить твои слова? – спросил обвинитель.
-- Да кто угодно. Вот и Андрей скажет. Тем более, что мы, большей частью, вместе и прогуливались.
-- Ты разве не заметил, что твой защитник тоже связан ремнями? И ему также предстоит доказывать свою непричастность к убийству.
-- Да что вы говорите, -- Москаленко позволил себе поднять голос на тон, -- какое убийство? Знать ничего не знаю …
Он захлебнулся в рвоте. Удар Эль-Моута был таким быстрым и неожиданным, что Николай не успел сдвинуться с места и как-то смягчить попадание. Содержимое желудка покинуло своё вместилище и хлынуло на пол. Абреки брезгливо поморщились, поднимая полковника на ноги. Он с трудом откашлялся.
-- Говорить громко в этой комнате могу лишь я один, -- доверительно поведал Николаю Эль-Моут. – А ты лучше перечисли нам тех, кто мог видеть тебя во время прогулки по лагерю.
Требовалось срочно спасать свою жизнь. Полковник собрался, сосредоточился и начал перечислять одну фамилию за другой, называя точное время. Память он имел фотографическую, тренированную по специальной методике НКВД, которую составляли ещё Бокий с Уншлихтом для своих сотрудников, с помощью профессоров из клиник Мечникова и Бехтерева.
Все слова Москаленки тщательно записывались одним из помощников Эль-Моута. Проверка не займёт много времени – все свидетели сосредоточены в нескольких убежищах и доставить их сюда будет делом нескольких минут или, если точнее, не более получаса. За это время полковник должен выработать для себя концепцию защиты.
«Значит, так. Убит некий московский гость и подозревают в этом именно меня. Почему? Интересный вопрос. Ведь в Корпусе немало других россиян. Возможно, есть и москвичи. Одного такого он точно знает – это Булич. Кстати, что он делал в степи – отрабатывал приёмы скрытого подхода к неприятелю?»
Николай скосил глаза в сторону напарника. Тот сидел на скамеечке в крайне неудобной позе, закрыв глаза. На висках виднелись бисеринки пота.
«А не является ли Булич тем самым убийцей? Возможно, он узнал гостя из первопрестольной. Возможно, это кто-то из его старых знакомых – уголовных преступников, наводнивших столицу. Возможно, тот неудачник даже решил шантажировать Булича внезапно полученным знанием, и поплатился тут же. Профессиональный киллер, руководитель убойного отдела солнцевской группировки, прошедший хорошую школу убийств в тренировочном центре Волонтёрского корпуса, легко расправился с неожиданным шантажистом».
Чем же грозило Николаю разоблачение Булича, как известного солнцевского киллера? На территории Горской конфедерации нашло убежище немало профессиональных преступников, скрывающихся от закона, а Корпус составлен на две трети из таких вот джеков потрошителей. Конфедераты даже были заинтересованы в том, чтобы получить в свой распоряжение профессионала подобного класса и с такими связями.
Чего проще сейчас вот раскрыть рот и заявить, что Андрея он встретил на краю поля и не знает, чем тот был занят всё остальное время. Эль-Моут быстро расставит всё по полочкам и скоро Буличу скрутят руки так, что он взвоет, а потом его уведут. Вскорости все курсанты станут свидетелями жестокой казни. А Николай лишится последнего своего козыря, который у него был надёжно «припрятан». Ведь стоит ему выкрикнуть или хотя бы прошептать кодовую фразу и Булич превратится в послушное орудие его воли, машину для убийств, и проложит для него дорогу отсюда. Но … не время сейчас для поспешного бегства, когда десятки глаз следят за ним, а рядом находятся сотни профессионалов преследования, засад и партизанской войны. При таком раскладе скорое фиаско неизбежно. Нужно выжидать. И делать всё возможное, чтобы вытащит и Булича.
Фотографическая память и на этот раз не подвела Москаленку. Каждый из мимоходных свидетелей подтвердил факт скользящей встречи с Николаем, а тот хитроумно подвёл дело так, что часть свидетелей «вспомнили» и Андрея. По всему получалось, что подозреваемые действительно лишь прогуливались по лагерю. Но убедили они Эль-Моута, или нет? Ведь профессионалам сыска давно уже известно, что самым полным алиби располагает как раз тот, на кого падает главное подозрение. Он тщательно заметает следы, поэтому и обеспечивает себе прикрытие из «свидетелей». Разве простой, случайный человек сможет найти столько людей, чтобы закрыть для следователей каждое мгновение того времени, когда произошло преступление? Для того, чтобы это сделать, нужно всё знать заранее.
Но, если оставить несколько «дыр» в хронометраже прогулки, то подозрительный Эль-Моут обязательно ухватится за них и утвердится окончательно, что преступники им разоблачены. Требовалось проявить воистину дьявольскую хитрость и осмотрительность. Москаленко максимально сосредоточился.
-- Командир, мы устали доказывать свою непричастность к делу, в обстоятельствах которого ничего не понимаем. В чём нас конкретно обвиняют? В том, что мы пытались уединиться? Или каким-то неизвестным нам распоряжением были запрещены прогулки по лагерю? Но ведь мы были не одни, и другие тоже отдыхали таким образом.
-- Не надо финтить, -- глаза Эль-Моута снова сузились. Он хищно сжал тонкие пальцы в кулаки и весь вытянулся вперёд, как реагирует охотничий сеттер на команду «пиль». Напряжённые мускулы подрагивали и разве что раскалённые молнии не слетали с чела устрашающего «Ангела смерти». Сейчас он полностью оправдывал своё прозвище, под которым прославился на Кавказе и вошёл в картотеку международной полиции как опаснейший террорист. – Вы сами хорошо понимаете, о чём здесь идёт речь!
-- Если бы я хорошо понимал, то я давно бы уже помог вам, и вся эта неприятная канитель уже закончилась бы. Думаете приятно сидеть здесь в тесных «браслетах» и мучиться неизвестностью? Где был? Что делал? В который раз уже мне, нам, задаются подобные вопросы. Роковым стечением обстоятельств мы были представлены не в лучшем виде перед вашими глазами, но не делает ведь это нас предателями, чтобы преследовать нас снова и снова. Когда человека освобождают из мест лишения свободы, то в течение нескольких лет он должен ходить и отмечаться у участкового инспектора милиции. Где был и что делал. Сегодняшнюю нашу ситуацию я вижу такой же. Где был? И что делал? Приставьте к нам особого человека или ещё лучше – посадите под замок. И тогда у вас отпадёт надобность столь частых допросов.
-- Я задумывался уже над этим, -- черты лица Эль-Моута были неподвижны, как камень могильного надгробия. Лишь губы едва шевелились. – И всё больше склоняюсь к мысли, что так и придётся сделать. Посадить под замок, а когда обвинения будут доказаны полностью, ваша проклятая кровь промочит пески нашего лагеря.
-- Ну что ж, -- Николай улыбнулся с налётом сарказма, хотя в глубине души облился холодным потом, -- раз так вы видите нашу ближайшую судьбу, действуйте. Сила на вашей стороне. Жаль только то, что мы сами заявились в ваши позиции. Даже хотели помочь, но …
-- Помочь?! Вы хорошо нам помогли этой ночью. В результате вашей помощи кровь ещё не успела высохнуть в коттедже Юсуфова!
-- Да поймите же, что мы здесь совершенно не при чём. Нас кто-то хитроумно подставил. Убил вашего гостя, про которого я абсолютно ничего не знаю, и сделал так, что вина свалилась на нас с Андреем. Этим они убивают сразу двух зайцев.
-- Кто это – «они»? – поинтересовался Эль-Моут.
-- Известно кто – сотрудники российских спецслужб. Должно быть, они проникли в ваш лагерь в поисках нас с Андреем и решили расправиться с нами вашими же руками.
-- Не говорите глупостей. У российских спецслужб слишком короткие руки.
-- Ха-ха! Когда надо, у КГБ руки дотянутся и до Луны. Когда сбежал секретарь Сталина Бажанов, перейдя во время охоты границу с Афганистаном, за ним устремились отряды чекистов и наводнили всю провинцию, не мало не заботясь о нормах международного права. А знаменитые операции ликвидаторов ВЧК- НКВД? 22 сентября 1937 года из парижской штаб- квартиры РОВС был похищен, а затем и расстрелян руководитель Российского Общевоинского Союза генерал Миллер.
-- Генерал Миллер был врагом советского государства. Он склонялся на сторону гитлеровской Германии и РОВС мог бы стать основой для Русского Легиона, какие были созданы для действий на территориях, подготавливаемых к оккупации. Такие легионы были созданы на Кавказе и в Средней Азии.
-- А потом появилась РОА. Я лучше вас ориентируюсь в делах нашей истории. Тем более в истории спецслужб и тайных операций. Я хорошо знаю возможности своих коллег, оставшихся при делах. Они издавна охотились за теми, кого считали предателями. В июле 1937-го года наш резидент в Швейцарии Игнатий Райсс, прослышав про большую чистку в «органах», получивший к тому же подозрительный вызов на Родину, решил не возвращаться туда. И что же? Его нашли на обочине дороги, поблизости от Лозанны, буквально нашпигованного пулями. Бывший советский резидент в Турции Агабеков ещё в 1929 году решил расстаться с коммунистическим идеалами. Почти десять лет он скрывался в Европе, но в 1938-м году его всё же убили в Бельгии. Резидент НКВД в Голландии, Вальтер Кривицкий, тоже отказался вернуться в СССР по вызову. Он даже написал книгу о том времени. Его достали уже в Вашингтоне, по ту сторону Атлантического океана. Орлы из отдела специальных операций ГУГБ НКВД расстреляли его прямо в гостиничном номере. Я могу вспомнить и Мексику 1940-го года, когда полковник НКВД Леонид Эйтингон, ученик Орлова, подготовил, с помощью Каридад Маркадер, сотрудницы особой коммунистической группы по ликвидации политических противников, операцию по устранению Льва Троцкого. Сын Каридад – Рамон Маркадер, втёрся в окружение легендарного сталинского оппонента, последнего из оставшихся в живых к тому времени, и, выждав удобный момент, раскроил ему череп ледорубом. Троцкий умер через сутки, после операции – 21 августа 1940-го года. Рамон отсидел в мексиканской тюрьме двадцать лет, «от звонка до звонка», а в Москве всё это время его дожидался орден. Второй орден получила его мать – Каридад Маркадер, когда прибыла в Москву вместе со своим любовником – Леонидом Эйтингоном.
-- Но всё это дела давно минувших дней, которые уже канули в Лету, вместе со Сталиным, Берией, Ежовым и Ягодой. К тому же до Орлова и Люшкова они так и не смогли добраться.
-- Люшков имел крепкие связи в Японии, а нашей безопасности было не с руки шевелить дальневосточный регион. Иное дело – Александр Орлов. Это был опытный оперативник, профессионал, каких ещё поискать. Во время гражданской войны в Испании он руководил диверсионным отрядом, действовавшим в тылах фалангистов. Он действительно знал очень много о тайнах кухни НКВД, где в дьявольских котлах варились сталинские коктейли. Я имею в виду не тайную лабораторию ядов бывшего фармацевта Генриха Ягоды, а о планировании и осуществлении операций по ликвидации неугодных. Орлов знал, догадывался, что когда-нибудь и до него дойдёт очередь и заранее вывез семью за границу, а когда надобность в его присутствии там отпала, когда война была проиграна, его «попросили» вернуться. Александр согласился, и из Испании направился в Швецию, успокоив тем подозрительность своих коллег. Для себя он уже твёрдо решил не возвращаться ни под каким соусом, но, помня судьбу Игнатия Райсса, которого пасла команда убийц, не стал демонстрировать своих явных намерений. В Стокгольме Орлов вдруг исчез из-под контроля УНО и объявился уже в Штатах, где громогласно объявил, что написал книгу «История сталинских секретных операций» и что в случае его исчезновения или смерти книгу будет обязательно издана. Орлов про тайные операции знал достаточно, чтобы его оставили в покое. Правда, уже после смерти Сталина книга всё же была издана и разошлась по всему миру огромными тиражами.
-- Но это было, повторяю, давно. С тех пор многое изменилось.
-- вы так думаете? – Губы Москаленки иронично разъехались. – А болгарин Марков, убитый уколом зонтика?
-- Это было во времена всесильного КГБ. Сейчас же иное положение вещей. С тех пор, как Вадим Бакатин разогнал министерство безопасности, они не могут ничего.
-- Ничего? Это сказано слишком сильно. А как же тогда смерть генерала Дудаева? А зять его Салман Радуев? Или военный министр Ичкерии Шамиль Басаев? Куратор от «Аль-Каиды» Хаттаб? Президенты Яндарбиев и Масхадов? Они планировали превратить все крупные российские города в поле деятельности для террора. Чем же всё закончилось?
-- Джохар Дудаев, Шамиль Басаев и Салман Радуев – герои и великомученики. Они пошли на смерть с именем Аллаха на устах и нашли вечное блаженство под сенью Аллаха в окружении гурий сладострастия. Это же касается и наших президентов. А ты, ренегат и предатель, чего боишься ты? Ведь не тронули же Шевченко, бежавшего в своё время на Запад.
-- Шевченко не раскрывал рта. Да и знал он не так много. В отличии от меня.
Подводку он сделал хорошую. Сейчас Эль-Моут должен навострить уши и воспринять речь Москаленки в том контексте, в каком Николаю это было выгодно.
-- Что же ты знаешь?
-- Я ни за что бы не сказал ничего в иных обстоятельствах. Но всё идёт к тому, что мои бывшие коллеги решили меня достать окончательно. Терять мне уже нечего и я расскажу о том, о чём молчал ранее. Дело в том, что в подведомственном мне институте микробиологии работали над одной темой, отчасти связанной с экологическими перспективами. Проблема заключается в загрязнении окружающей среды отходами нефтяной промышленности в крупных масштабах. После нескольких аварий с танкерами, а также повреждений нефтепроводов в Коми и на Каспии, учёные взялись решить назревшую проблему несколькими способами. Химики предложили закачивать в танкеры специальное вещество, которое бы собирало нефть вместе, не давало ей растекаться. Физики предлагали построить специальные установки для сдерживания нефти силовыми и электромагнитными полями. Но все эти и другие проекты были слишком дорогостоящими, отнимали уйму сил и средств. Лучшего результата добились микробиологи. Они разработали и вывели штаммы микроорганизмов, питающихся бензольными соединениями. Команды микробов жадно накидывались на нефтяные фракции и скоро вместо них оставались невинные углеродистые соединения, безвредные для окружающей среды. Теперь при аварии нефтепровода достаточно внести штаммы «Х-234» и, через ограниченное число времени, экологическая катастрофа сойдёт на твёрдое «нет». Микроорганизмы основательно подчищают нефтяное «лакомство». Улавливаете, куда я клоню?
-- У любой цивильной идеи есть и военное продолжение?
-- Точно так. Если наш организм поместить в нефтехранилище или месторождение этого углеродного соединения, то он примется тут же размножаться и активно питаться, превращая стратегическое сырьё в нейтральное вещество с вполне невинными характеристиками. И единственная работающая отрасль Горской конфедерации – нефтехимическая промышленность, может вскорости перестать работать. А там, в случае необходимости, может подойти очередь и Саудовской Аравии, Ирака или Ирана, да чья угодно, кто будет вмешиваться во внутренние дела России.
-- И насколько далеко продвинулись исследования в этом «перспективном» направлении? – в голосе Эль-Моута звенел и перекатывался металл.
-- Год назад, когда мне пришлось покинуть институт, препарат был готов к всесторонним испытаниям. А что сейчас там творится, мне уже не ведомо. Настолько далеко мои источники информации уже не распространяются. Но, судя по тому, что мои противники сделали такой ход, думаю, что они готовы.
Кажется, у него получилось. Эль-Моут глубоко задумался. Пусть-ка он переварит этот коктейль из фантазий и действительности. Главное, это убедительность, с какой он изложил все обстоятельства.
Глава 12.
Наконец-то Генка Котляков почувствовал себя человеком. «Эй, Котёл, поди-ка сюда». «Эй, Котёл, принеси-ка мне …». Больше он уже не услышит подобных фраз.
Теперь он сам за пахана, у него своя команда, команда, готовая идти за ним, за своим вожаком. Не надо оглядываться больше на Аттилу, вечно ожидать спиной окрика. Правда, была уже у него попытка заняться своим делом, когда они подрядились охранять престижный квартал. Им просто тогда повезло. Котёл попёр буром на одного бугая и схлопотал по ушам. Но тот оказался не простым «быком», а шишкой в правоохранительной сфере. Не стал он, короче, руки крутить Котлу, а совсем наоборот, предложил ему работёнку. Работу для парня с крепкими кулаками. Генка, помнится, тогда ещё взбрыкнулся. Мол, не один он, а с парнями неслабыми. Так тот человек, представившийся полковником, спокойно попросил привести в следующий раз приятелей с собой. Так они и стали охранниками, но ненадолго. Котёл даже не успел привыкнуть зарабатывать таким образом. Всё для него осталось в памяти дурацкой игрой в казаки- разбойники.
Полковник тот сгинул бесследно, дом его, особняк богатый, сгорел, точнее – выгорел изнутри, остался закопчённый кирпичный остов, как последний гнилой зуб во рту старой карги.
На следующий же день приступили к разборке остатков кирпичной коробки и скоро на этом месте копошились строители, но работы их Котёл уже не видел. Попёрли его вместе с парнями, бумаги отобрали, что полковник справил, как его там, Москалюк или вроде того.
Конечно, если задуматься, то те времена были не так уж и плохи. Тёплое местечко, надёжная «крыша», уверенность в себе. Но на деле всё оказалось очень зыбким. Исчез один человек и, казалось, налаженная конструкция бизнеса рухнула. Никому больше не было дела до Котлякова и его дела. Нагрянули менты и по глазам их Котляков видел, что им ох как хочется достать Геннадия и «прощупать» его хорошенько, но, помог ли кто, или судьба так повернулась, но только Котла задерживать не стали, благо в то время у милиции и своих дел было невпроворот. Парни говорили, что они какого-то байкера разыскивали, чуть ли не «паука», и охранники Котла им были до лампочки.
Сейчас Котляков уже опытный, сейчас он не полезет в такие дела. Сказать по правде, слабовато у него котелок работал в том направлении, где нужно всё время держать нос по ветру и просчитывать ситуацию на два хода вперёд конкурентов, чтобы тебя не сожрали в одночасье вместе с потрохами. А ещё нужно было уметь найти общий язык с УВД, фискалами, таможней да мало ли с кем ещё, начиная с крупных чинов в администрации и кончая накачанными «быками» из местных рэкет- команд. Пожалуй, с последними Генка бы столковался лучше всего. Не даром ведь говорят, что ворон ворону глаз не выклюет.
На этом он и решил строить тактику и стратегию своего замаха.
После передела Российской Федерации начался некоторый отток кавказско- азиатских торговцев с рынков обновлённого государства. Точнее, они переместились южнее, поближе к дому, а место азербайджано- армяно- таджикского торгового сословия потихоньку занимали татары с башкирами, которые быстро начали богатеть после выхода на самостоятельную дорогу. Большую роль в экономике, особенно в провинции, играет торговля.
С этого дела Котёл и решил поживиться. Он будет брать оброк с татарских купцов. И не только с них. А вообще со всех черножопых и узкоглазых, что наводнили Киров-на-Вятке, выжимая из местных жителей последние соки.
С южанами Котёл со товарищи сталкивались не раз. К примеру, как-то раз возле Центрального рынка они классно «поучили» хозяев автомобильной стоянки. Славно они тогда поработали кулаками. Черножопики только успевали с земли подниматься. Надо отдать должное – они оказались упорными, особенно самый молодой из них, который пытался демонстрировать приёмы каратэ или кунг фу. Вдарил он Бугаю крепко. Так, что тот копыта кверху откинул. Но знал бы доморощенный «Брюс Ли», с кем он связался. Бугая потому Бугаём и прозвали, что сколько ему не грузи, ему хоть бы хны. Зубы только скалит. Вот и в тот раз, рассвирепел он, с земли поднялся и «попрыгунчика» кавказского наверняка потом пришлось скребком отдирать от стены вагончика, куда его Бугай в сердцах припечатал. Лишь после этого «атланты» удалились с поля боя.
Кое-какой опыт в делах взимания оброка Котёл уже имел. С детства одноклассников на заднем школьном дворе перетряхивал на случай присутствия лишних денежных сумм. После этих «подвигов» им заинтересовался участковый и тётки из детской комнаты милиции. Сделал тогда Котёл «ход конём» - пошёл в клуб к Аттиле. Там и скорешился с Бугаём, Репой и другими юнцами, мечтавшими иметь крутые мускулы.
Собрались на хате у Генки. Жил он в посёлке Новом, в народе больше известном под другим названием – Дурни (с ударением на последний слог). Отчасти название сложилось из-за развесёлых молодёжных компаний. Очень уж любили местные аборигены веселиться. Особенно за счёт случайных пришлых. То заставят их наперегонки речушку переплывать, где воды-то – кошке по коленки, то улицу спичечным коробком мерить, то петухом петь или собакой на прохожих лаять. А иначе колотили тех бедолаг пришлых нещадно.
Всякого люда в Дурнях хватало. Своих и чужих – цыган и таджиков, китайцев и корейцев, украинцев и молдаван. Союз нерушимый республик свободных сплотил национальный конгломерат, именуемый интернационалом, на деле же национальные диаспоры и землячества зачастую становились основой для образования криминальных или околокриминальных группировок.
Послали Репу за вином. Он притащил сумку портвеша и разговоры загудели с новой силой, подпитываемые звонкой булькающей тарой.
-- На фиг нам этот Аттила сдался, татарин чёртов, -- громко заявил Генка. – Мы без него жили раньше, и ничего, не больно-то и скучали.
-- А клуб? – спросил Буль, оторвав замызганный стакан от губ.
-- А что клуб? – повернулся к нему Котёл. – Стоит себе клуб. И никуда не денется. Не утащит же Реваз к себе в Казань наш подвал. Надорвётся!
Булю эта мысль показалась настолько смешной, что он затрясся от судорог хохота и расплескал содержимое стакана не только себе на спортивные «пумовские» штаны, но и на стол с расстеленной скатертью из вчерашних номеров «Вятского наблюдателя» и «Презентации».
-- Тише ты, -- гаркнул на него Котёл, -- а то заставлю всю комнату языком вылизывать.
-- А всё-таки в «Атланте» всё было не так уж и плохо, -- вздохнул его Репа.
-- … А в тюрьме сейчас макароны, -- передразнил его Котляков цитатой из популярного фильма «Джентльмены удачи». – Не ссы, всё будет ништяк. На нашей улице будет такой праздник, что закачаешься. Не век же Аттила в «Атланте» будет бугром. Мне вот думается, попрут его в скором времени из тренеров.
-- Как это?! – загалдели кореша. – Откуда ты знаешь?
-- Есть у меня одна мыслишка, -- ухмыльнулся Котёл. – Зря он к себе ту татарву записал. Что-то они мне сильно не понравились. Да и не мне одному. При таковском раскладе, ох, трудненько Ревазу придётся. Могут и подвал прикрыть.
-- Кто?
-- Да кто угодно. Вот хотя бы и менты. Капнут им, что собираются там весьма подозрительные люди. Они и прикроют, для разбирательства. А когда клуб снова двери свои распахнёт, вместо Аттилы народ встретит кто-то другой.
-- Например – ты! – предложил Бугай, Серёга Бугаёв.
-- А что, могу и я, -- сразу согласился Котёл. – Пойдёте ко мне, пацаны?
-- У-у! Об чём разговор! Валом повалим, -- ревели кореша, сдвигая в едином порыве стаканы. Соседи за стенкой двухэтажного деревянного дома прислушивались к шуму и только вздыхали. Попробуй возрази что поперёк этому великовозрастному оболтусу, потом хлопот не оберёшься. Раньше целыми днями пропадал незнамо где, а теперь второй день дома гуляет, пожалел бы мать- старуху, что забилась в клетушку и не выходит оттуда.
Вышел Генка покурить в кладовочку, окошко которой зияло голой фрамугой, закрываемой на ночь фанеркой. Здесь, на старенькой кровати дремала старушка. Генка поправил на матери одеяло и отвернулся к окошку. Затуманенный портвейном мозг силился сосредоточиться на … На чём?
Котёл сплюнул в окошко и с силой втянул в себя никотиновый дым. Ага. Убрать конкурента, Аттилу, чужими руками. А затем самому занять место руководителя клуба. С одной стороны, «Атлант» был великолепным прикрытием для его весьма своеобразной компании, а с другой – возможность безбоязненно тратить деньги, заработанные на сборах с чужеродных торгашей. Любому проверяющему он замажет глаза. Что с него возьмёшь – предприниматель. Мол, плата за занятия, пожертвования, то- сё, а сам конвертик в карман ревизору, и все дела.
Радужные картины светлого будущего чуть не усыпили его, и очнулся он от уголька догоравшего окурка, что скатился на запястье. Котёл выругался и забросил чинарь в сумерки.
Сколько он просидел здесь, в одиночестве и пыли старых вещей?
Компания тем временем рассосалась. Кто ушёл домой, кто решил продолжить веселье, но уже в другом месте. Остались лишь самые верные помощники – Бугай, Репа и Буль. Они достали картишки и резались в «дурачка». Но это был не тот привычный «дурак», в которого играют с детского горшка, а особый вид – зоновский. Смысл его состоит в том же – побить противника. Имеются и козыри, но сам ход в корне иной. Карты раздаются на всех играющих сразу. Нижняя и есть козырь. Отбой состоит из количества играющих, а не из шести карт классического варианта. Если играют трое – три карты, пятеро – в отбое пять карт. Игра идёт по кругу. Начинающий кладёт свою карту, следующий должен положить карту той же масти, но рангом выше, нет такой – клади козырь, который, в свою очередь, можно побить козырем, более старшим. Если ничего подходящего нет, бери нижнюю карту, а игра продолжается дальше. Когда карт на кону набирается по количеству игроков, эти карты сбрасываются, как «битые». Игра очень проста и интересна. Причём, чем больше в игре участников, тем она интереснее. Здесь не так важно, какие у тебя карты, крупные или так, мелочь, шваль. Главное – умение, точный расчёт и толика фарта.
-- Шабаш играть, поехали в город, -- в приказном порядке объявил Котёл и Репа тут же смешал карты. Ему не везло и он обрадовался окончанию игры.
-- Чем займёмся? – бодро поинтересовался он, перетасовывая потрёпанную колоду.
-- Много будешь знать, скоро состаришься.
-- Мыслим и Ростик, вы будете первыми пассажирами тачки. Запомните хорошенько адрес. Приводите туда машину и уходите. Сразу. Ваша задача на этом выполнена. Скорее добирайтесь до общаги и включайтесь в веселье. Не забывайте, что у Ильяса сегодня день рождения. Шумите, пляшите, чтобы все видели и слышали, что компания наша вся в сборе. Мы с Арсланом сделаем всё остальное. Запомни, Эдик, ты больше других похож на меня, пройдёшься по коридору, чтобы тебя видели. Одежонку мою наденешь. Короче, ты обеспечиваешь моё алиби. Ильяс берёт на себя Арслана. Лишние лампочки в коридоре выкрутите, в полумраке маскировка будет надёжней. Остальные создают объёмную картину присутствия всех. Ильяс, не забывай включать магнитофон, где записаны наши голоса. Всем всё понятно?
Руслан обвёл компанию «батыйцев» пристальным взглядом разноцветных глаз – один был чёрным, а другой – карим. Все закивали. Арслан натягивал на ноги кроссовки и кивал, глядя на доски пола.
Часть казанских ребят проживала в студенческом городке – многоэтажной общаге с одинаковыми клетушками – комнатами, набитыми расхлябанными кроватями и рассохшимися шкафами. Письменные столы в комнатах были покрыты развесёлыми студенческими откровениями, типа «Учение – свет, а неучение чуть свет на работу». Ребята и девчата проживали на разных этажах, что не мешало им вести тесную совместную жизнь, частенько сопровождавшуюся настоящим риском для жизни, когда новоявленный дон жуан спускался с лоджии восьмого этажа на аналогичную конструкцию, но несколькими метрами ниже. При этом казанова придерживал в зубах пластиковый пакет с пивом, бутербродами и простеньким букетиком каких-нибудь незабудок.
Шумная компания ввалилась в кампус, и никто из вахтёров не обратил внимания, что двух персон из весёлой компании не хватает. Впрочем, почти сразу из группы исчезли двое, а остальные галдящей толпой скрылись за дверью комнаты, где проживали Ильяс, Эдик и Ростик.
Почти сразу после Руслана с его товарищами в помещении клуба появился Котёл. Вида он был весьма агрессивного. Позади него тесной группкой держались Бугай и Буль. Репа двигался последним, втянув голову в плечи и сунув руки в глубокие карманы. Молодёжь, занимавшаяся в зале, провожала их глазами, быстро отводя взгляд в сторону, если кто-либо из четвёрки вдруг поворачивался к нему. Все старательно «не замечали» Котла, доводя его тем до бешенства. Котляков прошёлся по анфиладе коридоров и комнат «человеком- невидимкой» и вернулся в главный зал, где подошёл к Домкрату. Тот, лёжа на топчане, поднимал и опускал штангу с солидным весом. Любой из четвёрки, кроме, пожалуй, Бугая, не смог бы и пяти раз одолеть такой груз, а Домкрат, как настоящий домкрат, жим за жимом, толкал штангу с неутомимостью паровой машины. Рядом топтался новичок со вспотевшим лбом и наблюдал за Котлом взглядом кролика, врасплох застигнутого удавом.
Котёл про себя усмехнулся. Все считали его грозным противником, и он не чурался такого имиджа. На шушеру он не отвлекался.
-- Здорово, Домкрат.
Котёл присел на соседний топчан. Какой-то коротышка торопливо поднялся с сидушки и направился к выверенному гантельному ряду, внезапно «вспомнив» об упражнениях с гантелями.
-- Здорово, коли не шутишь, -- ответил силач, глядя на гриф штанги. Только по голосу его можно было определить, что не так уж легко, как это кажется, управляется он с утяжелённым грузом.
-- Аттила здесь?
-- Нет, по делам ушёл. Нас с Арнольдом за себя оставил … Какие-то проблемы появились? – наконец он впихнул штангу на захваты. Юнец судорожно помог ему, побледнев от такого доверия. Домкрат уселся на топчане и вытер лицо серым вафельным полотенцем, смазав потёки пота.
-- Да нет, -- усмехнулся Котёл. – Мимо проходил. Дай, думаю, загляну по старой памяти … А где же ваши «почётные члены»?
Он повертел по сторонам круглой стриженной головой.
-- Какие почётные члены? – спросил Домкрат. Сейчас он подтягивал напульсник, демонстрируя шары бицепсов.
-- Как это какие? – деланно удивился Котляков. Те самые … Руслан, и другие, которых Аттила под крыло своё взял.
-- А-а-а, -- понял Домкрат, -- ушли уже они. Вот только-только до тебя. Может, вы ещё, нос к носу, с ними у выхода столкнулись. Неуж-то не узнал?
Котёл насупился. В самом деле, от клуба отходила какая-то компания, но в это время он обдумывал, как они скопом налетят на татарву и уделают их руками, ногами, а также подручными предметами (Репа нёс за пазухой арматурину, а у Буля в кармане покоилась пузатенькая бутылка из-под пива, с удобным длинным горлышком). Генка рассчитывал на элемент неожиданности, на то, что противники не успеют опомниться, а дальше … дальше Аттиле придётся смириться с фактом, что пришельцы с Татарстана перестанут посещать «Атлант». Вряд ли он решится на активное сопротивление Котлу. У Генки ещё остались сторонники среди атлетов, а война Ревазу совсем не нужна. На это и рассчитывал Котляков, на блицкриг, силу и напор. Он заставит их всех считаться с собой.
Но неожиданно планы были нарушены. Ни ненавистных татар, ни Аттилы в клубе не оказалось. Котёл растерялся.
-- И … когда, ты говоришь, они ушли? – спросил он у Домкрата.
-- Только что. Беги, может, догонишь.
Силач взял штангу на плечи и присел, а потом поднялся. От весовой нагрузки мышцы вздулись и, казалось, даже заскрипели. Котёл ухмыльнулся и отошёл. При других обстоятельствах он разделся бы и присоединился к занимающимся, но сейчас этого позволить себе он просто не мог.
-- Пошли, -- бросил он спутникам. Тем тоже очень хотелось остаться, но, тем не менее, они послушно потянулись за Котлом.
Ещё не всё потеряно. Найти, догнать обидчиков и посчитаться с ними. Решиться на эти действия легко, но теперь всё было уже по-другому. Одно дело затеять бучу в знакомом, своём месте, где родные стены и сочувственные взгляды старых приятелей помогут им расправиться с кучкой пришлой татарвы. Это будет похоже на то, как разбил князь московский Дмитрий Донской мамаевых ордынцев при помощи Сергия Радонежского, старца. Но совсем другое – налететь на компанию снаружи, где они все вместе и где на одного из орлов Котла придётся по два казанских батыра. А это уже совсем не то, не в пользу котляковскую. Исход дела может получиться совсем другим. Разве что незаметно проследить за ними и хорошенько отделать отставших.
Настроение Котла упало. Репа и Буль угрюмо оглядывались по сторонам. На улице уже стемнело, прохожих не было, тускло, вполнакала, светили ртутные лампы дорожных фонарей. Где же противник?
Из дверей вышел отставший Бугай. Можно было пробежаться по окрестностям, родным и знакомым до боли. Наверное, татарва двинулась в общагу. А если нет? Долго размышлять не было времени и ватага мстителей побежала трусцой вперёд. Но, или они ошиблись в расчётах, или противник укатил на автобусе, но татар простыл и след.
Возвращаться «не солоно хлебавши» в «Атлант» не хотелось. Аттила мог вернуться в любой момент и Домкрат ему обязательно доложит о появлении Котла с компанией. Аттила примет превентивные меры и получится, что шансы Котлякова на месть сведутся к нулю. На день сегодняшний.
В это время и заметил Бугай парочку черножопых, что направлялась по противоположной стороне улицы куда-то прочь. Шли они быстро и целеустремлённо. Вот то, что сейчас ему нужно! Догнать и наказать чужаков. Пусть у себя дома свободно разгуливают по городу, а здесь он хозяин, ему решать, доберутся ли те двое до своей цели, а если и доберутся, то будут ли они по прежнему в добром здравии.
Сказано- сделано. Четвёрка устремилась за потенциальными жертвами. Но, если неудача поселилась в твоих сегодняшних делах, то она будет бесцеремонно преследовать тебя до глубокой ночи с упорством маньяка. Черножопые подошли к машине с зелёным огоньком такси и скрылись внутри. Мотор «Волги» тут же заурчал, выдыхать бензиновую копоть.
Последним усилием Котёл добежал до поворота, где успел заметить красные стоп-сигналы тачки, что издевательски мигнули на прощанье и несостоявшиеся жертвы его злобы исчезли, так и не узнав об ожидавшей их участи.
Рядом зарычал ещё один двигатель. Генка Котляков повернул голову. Вторую тачку он заметил только сейчас. Она стояла чуть в стороне, скрытая стеной кустарника и готовилась также укатить. Действуя инстинктивно, он шагнул к ней, распахнул дверцу и плюхнулся в кресло, соседнее с водительским. Сейчас они догонят черножопых и посчитаются с ними. Следом в такси полезли возбуждённые приятели.
-- Куда поедем?
Или Котлу показалось, или водитель был очень недоволен компанией молодёжи. Впрочем, для Котлякова все посторонние казались сейчас наглыми и недовольными, бросающими ему вызов. Он смерил глазами водилу. Тот был по виду мужиком неслабым, с крепкими руками, несколько оплывшей талией от сидячей работы, с лицом человека бывалого, пусть и с очками на носу. Такого не запугаешь, на арапа не возьмёшь.
-- Ну, так куда вам надо?
Конечно же догонять тех, но … первого такси уже и след простыл, как растаяло облачко бензиновой вони. Колесить по городу на такси в поисках приключений – последнее дело, когда рядом лишний свидетель, да и неприятностей заработать можно при сегодняшней удачливости. К тому же накладно для практически пустого кармана. Но и вылезать из машины глупо, при своих корешах.
-- Давай, шеф, вези меня домой …
Сегодня Роман Андреев страховал Лёху Вылегжанинова, по прозвищу Блондин. Лёха не Олег, с форсом не ездил, поэтому только Роман и расслабился, самую малость. Машину поставил чуть в стороне, чтобы дать Лёхе заработать, а сам пока что сидел с ним рядом и травил анекдоты.
Парочка клиентов вывернулась откуда-то неожиданно. Один наклонился к Лёхе и, улыбаясь фиксами, попросил довести до Макарья. Роман пассажиров разглядеть не успел, но ему хватило фразы про Макарье. Сейчас он сядет в свою машину и быстро догонит напарника, следую за ним тенью.
Вылезая из салона «Волги», Андреев скользнул взглядом по новоявленным клиентам и насторожился. Чёрные кожаные куртки, длинные вьющиеся волосы, большие дорожные сумки. Незнакомцы цыганистой наружности походили на запоздавших коммерсантов, закончивших наконец свои сегодняшние торговые операции. Не имели ли они отношение к той компании, что отправила Безенчука на инвалидность?
Торопливо направился Роман к своей машине. Кем бы не были эти люди, вряд ли они нападут на Блондина, пока он управляет машиной, а стоит ему остановиться, Хват будет уже рядом, а вдвоём они справятся с этими «цыганами» играючи. Впрочем, может быть это всего лишь ложная тревога, а коммерсанты торопятся к себе домой, в Лузу. Есть такая цыганская деревня между Кировым-на-Вятке и Слободским, где проживают почти одни цыгане, те, которые предпочли жить оседло, на земле.
Излишне не торопясь, Роман завёл машину и оглянулся, проверяя, нет ли кого позади, и чуть не поперхнулся от неожиданности, когда дверца «Волги» распахнулась. В машину втиснулся новый пассажир, вида весьма и весьма непрезентабельного. Довольно молодой, парень глянул на Романа агрессивно, исподлобья. Такой тип молодёжи появился у нас в перестроечные времена и получил классификацию – «любера», по названию подмосковного города- спутника Люберцы, где открылись первые атлетические залы для занятия спортом. Накачанные юнцы вели себя крайне агрессивно, демонстрируя превосходство над другими слоями молодёжи – «дофениками», «панками», «гопами», «хиппи», «металлистами», «мажорами», «яппи», «эмо» и прочими, несть их числа.
Пассажир оказался не одиночкой, к нему присоединилась троица приятелей, таких же накачанных и беспардонных. К тому же от них разило перегаром. С такими пассажирами до неприятностей оставалось расстояния с гулькин клюв. Единственное, что могло их остановить, так это сила, которую качки чуют за версту и преклоняются перед ней. Если, конечно, она превосходит их собственную.
Роман окинул их критическим взглядом (в случае чего он их выкинет, одного за другим, из машины на ходу, такие штуки он умел делать) и спросил с чувством лёгкого недовольства:
-- Куда поедем?
Неужели он всё-таки оказался прав и это – нападение? Новая вылазка против таксистов. Пусть уж лучше всё достанется ему, чем Блондину. Уж за себя-то Роман постоит, будь здоров как постоит!
Качки толкали друг друга локтями и кривовато ухмылялись. Старший из них, занявший место рядом с Романом, отсутствующе глядел перед собой. Неужели Хват ошибся, что опасность соседствует с Блондином, исчезнувшем в вечернем сумраке? Быстрее бы уж решали эти олигофрены о своём конечном пункте вечернего променада.
-- Ну, так куда вам надо?
Качок, играющий роль вожака стаи, хмуро глянул Роману в глаза и выдохнул нутряным винным духом.
-- Вези меня домой, шеф. Посёлок Новый.
Дурни. А Лёха укатил совсем в другую сторону. Но не выкидывать же сейчас эту явно заводную компанию. И тогда Хват показал настоящий класс. Давно он уже не выдавал скоростной езды такого уровня в условиях, далёких от идеальных автобанов Европы. Порой некоторые улицы даже в областных центрах по технологическим характеристикам далеко уступают сельским грунтовкам. Проезд на современных машинах там чреват поломкой рессор и выходом из строя всей карданной системы. А Хват шёл по неудобью с лихостью и форсом, достойным «Формулы-1».
В считанные минуты пассажиры были доставлены по адресу, в состоянии радостного возбуждения. Один из них – парнишка с плоским вдавленным лицом, опустил стекло и высунул голову наружу. При такой значительной скорости, не уступающем, пожалуй, автогонкам мирового экстра-класса, воздух стал физически осязаемым и вдавливался в лёгкие с убедительностью пресса. Из глаз сочились слёзы, но парнишка, тем не менее, вопил от восторга. Счастье, что ленивые стражники ГАИ или ГИБДД находились в других местах. Впрочем, неизвестно ещё, как бы они реагировали на мелькнувший ночной призрак, который уже в следующее мгновение растворяется в ночной проекции улицы.
-- Ну, ты, шеф, даёшь …
-- Уважил старичков, молодчага …
-- Нет, не перевелись ещё на земле русской …
-- Какой русский хлопец не уважает быстрой езды …
Каждый почёл своим долгом отметить это удивительное мастерство, эту лихость, которая влила в них некую благотворную энергию, растворившую в себе агрессию, обратившуюся просто в хорошее настроение, испорченное было после неудачи в спортзале. Хотелось сказать что-то ещё, для водителя приятное, но такси столь же быстро исчезло, оставив их в состоянии восторженного недоумения.
Скорее вперёд! Блондин в опасности! Роман крутил непослушную баранку, вслушиваясь в обидный рокот двигателя Старенький газовский мотор давненько не испытывал таких нагрузок на поршни. Не всякая современная машина выдержит такой автомарафон, но доказавшее свою надёжность изделие нижегородских сборщиков, старалось вовсю. Казалось, что каждая рукотворная деталь сопереживает товарищескому порыву водителя. Колёса безумно вращались, вмиг разбрызгивая лужи и раскидывая гравий с дороги. Каким-то шестым, а может – седьмым чувством, Хват ощущал каждый ухаб, каждую колдобину и, в искусном вираже, объезжал ямы или перелетал их, отрываясь от земли. В такой волнующий момент рессоры «Волги» обиженно хрюкали, подбрасывая машину.
Каждый из водителей, особенно таксистов, имеет свои излюбленные маршруты, с минимумом или отсутствием вовсе, стражей порядка, светофоров и запрещающих знаков. На таких скоростях, на какой сейчас летела андреевская «Волга», сознание не успевало реагировать и теперь включилась интуиция, некоторого рода ангел- хранитель, который старательно прощупывал возможные встречные опасности, которые подстерегали машину, чтобы вовремя сделать поворот на другую, параллельную дорогу или миновать, казалось бы на первый взгляд – такой удобный, проезд.
«Ну, -- скажет сейчас скептически настроенный Читатель, -- начинается фантастика». Никакой фантастики в этом нет, ответим мы. Всё это действительно так. И ангел- хранитель есть у каждого человека. Только именуется он по-разному. «Внутренний голос», «альтер эго» или «внутренние рецепторы защитных центров в коре головного мозга». Выберите сами определение, какое вам больше по душе. Как мы не раз уже отмечали в своём творчестве, человеческий мозг, это настоящий биокомпьютер с гигантскими потенциальными возможностями. Порой мы сами не подозреваем, пользователями какого программного обеспечения мы являемся. Некоторые находят в себе силы научиться им пользоваться. Таких называют талантами и даже гениями, но большинство так и не удосуживаются овладеть возможностями, дарованными нам от Природы. Вот такой одной из большого числа возможностей и является охранный центр носителя. Все пять органов чувств непрерывно загружают в мозг- компьютер различного рода информацию, где она затем анализируется и классифицируется. Даются некие рекомендации, что и как делать, чтобы получилось так, а не иначе. Рекомендации накладываются на наработанную схему повседневного поведения, и хозяин решает, слушаться ли ему внутреннего порыва или поступить всё же по-другому.
В исторических хрониках отмечено, что такой интуицией обладал французский президент времён окончания второй мировой войны, генерал Шарль де Голль. На него совершали покушения целых шестнадцать раз и, тем не менее, французский генерал уходил от опасности целым и невредимым. В чём же крылся секрет его поразительной удачливости? А он просто послушно следовал велениям внутреннего «Я» и, один за другим, срывал замыслы убийц и террористов ОАС.
Но вернёмся снова в канву нашего повествования. Роман Андреев уже катил по посёлку Макарье, известному в Кирове-на-Вятке по двум главным городским кладбищам, Старом, возле Свято-Троицкой церкви, с небольшим женским монастырём, и Новом, за ниткой железной дороги, что располагалось чуть дальше по тракту. Редкие прохожие торопливо шествовали по своим припозднившемся делам, а Хват терпеливо исследовал окрестности. Блондин ему навстречу не попадался. Значит, он укатил или дальше, к примеру, увёз коммерсантов в ту же Лузу, или стоит где-то здесь, что гораздо хуже.
Блондин, невысокий юркий мужичок, с глазами навыкате и седой щетиной на подбородке, видел, как Андреев направился к своей «Волге», а значит, будет незаметно следовать где-то позади, чтобы перед остановкой очутиться рядом, когда он мигнёт красными глазами стоп-сигналов. Схема у них была такая, наработанная.
Парнишки- коммерсанты о чём-то лопотали по-своему, а Лёха глядел перед собой, осторожно накручивая баранку. Освещение в городе, по причине вечного кризиса, работало из рук вон плохо. Пришлось переключить фары на ближнее освещение и катить вперёд по улице Ленина, взбираясь на холмистый взъём перед Центральной гостиницей, переделанной в первый супермаркет в города торговым концерном «Спутник». Где-то позади, невидимый, двигался Хват. Это успокаивало Вылегжанинова. К тому же пассажиры не проявляли никакого подозрительного интереса к личности самого водителя. И Блондин успокоился. Интересно, зачем им понадобилось именно Макарье? Может, им надо на кладбище? В такую-то пору? Вряд ли. К Свято-Троицкому собору? Ну уж нет. А может, проживают там? Сейчас многие иногородние торговцы снимают квартиры, а начинающие выбирают что подешевле. По преимуществу – на окраинах.
-- Сверни-ка туда, -- указал один из пассажиров и кивнул на кучку тёмных особняков, что толпились рядом со Старым кладбищем. Когда-то там начался строительный бум, но как быстро начался, столь же внезапно и закончился. Остались трёх- и четырёхэтажные кирпичные коробки с траншеями разрытой земли. Дома ожидали новых владельцев, но, должно быть цены на них были слишком велики и процесс купли- продажи затянулся.
Впереди темнела площадка, и Лёха мигнул стоп-сигналами, сворачивая с основной дороги. Сейчас из тревожной темноты появится Хват и всё будет в порядке. Даже если торговцы и задумали что-то, при виде второй машины они не посмеют поднять на таксиста руку.
Где же Андреев? Блондин высунул голову в окно и оглянулся. Он же должен быть здесь, ведь это же Хват, мастер скоростного вождения. А может … может Роман задумал авантюру и появится из темноты в самый последний момент, чтобы схватить злопыхателей с поличным? Точно, ведь тогда их можно будет сдать в ментовку со спокойной душой. А там из них быстро выбьют признание в причастности к делу Безенчука. Рисковый мужик Хват, ох и рисковый.
-- Открой багажник, земляк, -- обратился к Вылегжанинову один из пассажиров, улыбаясь и демонстрируя своё дружелюбие. Ишь, земляка нашёл. Но не подал Лёха виду, что подозревает неладное, из машины степенно вышел и капот багажника приоткрыл. Торговцы оттуда свои баулы потащили. Ишь, как раздулись у них вместилища товаров, а ведь как они их легко ворочают, будто сумки те - полупустые. Значит, хорошо поторговали, вот зубы и скалят довольно. И чего только вздумали они в ночное-то время рядом с кладбищем ошиваться?
Проводил Блондин клиентов внимательным взглядом, как они, нагруженные, в темноту уходят. Ощутимо так с души свалился камень дурного предчувствия. Не было, выходит, у клиентов нехороших намерений в его конкретный адрес. Где вот только Хват? Пора в город возвращаться.
Вылегжанинов поправил в багажнике чемоданчик с инструментами, пошатал запаску и опустил крышку капота. Поднял голову и чуть не упал от неожиданности. Рядом с машиной стояли двое, но не те, что были с сумками, а совсем другие. Лиц их в темноте не было видно, одни лишь силуэты виднелись. Всё внутри у таксиста похолодело. Вот оно! Всё-таки нарвался на неприятность. Где же Хват?!
-- Вы что, мужики? – залопотал жалобно водитель. – В город довести, или как?
Спрашивал, а сам пытался непослушной рукой нащупать ручку дверцы. Там, под его сиденьем, лежала крепенькая монтажка. С ней-то было бы сподручней разговаривать. «Нет, никогда больше без ломика в руках из машины не вылезу», -- с тоской подумал Блондин и резко рванул на себя дверь.
Осветился тусклой лампочкой салон, но Вылегжанинов уже лежал на земле, пытаясь вдохнуть в себя воздух. Чем это его так крепко двинули, что вдох никак не получался, лишь хрипом шевелились запёкшиеся вмиг губы.
«Хва-а-а-ат!» -- захрипел Лёха и попытался подняться. Силуэт нагнулся к нему и сноп искр вызвездил сознание таксиста в трафарет нереальности, где тёмной глыбой серел бок «Волги» и склепами высились остовы зданий. В глинистой яме кулём лежал Лёха и глядел вверх невидящими глазами, а две тени неслышно растворились среди кустов и оградок.
Ростик с Муслимом, переодевшись в кустах, сели в автобус, следовавший из Порошино. Были они в чистеньких костюмчиках. Прилизанные, серьёзные. Видно было, что достойные люди возвращаются домой, хотя и усталые, всё больше под ноги себе смотрят.
А Руслан поймал попутную тачку, что домчала его до города за пару чириков, «с ветерком». Последним в общаге появился Арслан. Он изображал из себя бродяжку и ехал через Коминтерн, по новому мосту через Вятку. Операция прошла удачно. Веселились почти до утра, отмечая день рождения Ильяса, пока не явился хмурый комендант, чтобы унять шумливую компанию. Парни вручили ему бутылку «Столичной» и он сразу успокоился, даже посидел с ребятами пару минут, благожелательно кивая на их быстрые речи. В случае чего. Можно будет сослаться на него, что вся ватага их гудела под неусыпным оком бдительного общаговского начальства.
Два раза пересёк Макарье Андреев, но машины Вылегжанинова не было. Может, они разъехались, когда он колесил по «музыкальным кварталам»? может, кто другой и вернулся бы в парк, но только не Роман.
Ещё раз проехался по затихшим улицам и свернул к церкви. Немало тёмных закоулков тмилось рядом со Старым кладбищем. Хотя, какого чёрта стал бы туда углубляться Лёха, но проверить всё равно придётся.
Хват вооружился мощным фонарём на три батарейки и углубился в тёмные заросли. Искать долго не пришлось. Почти сразу он обнаружил машину Блондина с распахнутой дверцей. Внутри салона и рядом никого не было.
Неподалёку громоздились разностильные особняки. Кто-то планировал своё жилище в готическом стиле, кто-то желал модерна, классицизм соседствовал с аляповатыми излишествами рококо или вообще неподдающимися архитектурной классификации творческим фантазиям неизвестного проектировщика. В какую из этих коробок затащили Лёху? Вряд ли его стали бы прятать далеко. Роман бросился к ближайшему строению и едва не провалился в яму. Там, на дне осыпавшейся траншеи, лежал свёрток. Нет, это было тело человека.
Роман спрыгнул на дно. Осветил лицо лежавшего. Точно, это был Вылегжанинов и, что самое главное – живой. Видимых повреждений у него не было, но, несмотря на это, лежал он мёртвой куклой, лишь слабая ниточка пульса связывала его с миром живых.
Кое-как Хват достал напарника из ямы и уложил в свою машину. Может и не стоило трогать его, а бежать, лететь за помощью, за врачами, но не смог оставить Роман Лёху рядом с кладбищем. Казалось, что стоит ему вылезти из траншеи, как оборвётся слабое, прерывистое дыхание, и приехавшим позднее врачам останется лишь зафиксировать очередной случай клинической смерти.
Может быть наяву всё было бы не так, но привык Хват слушаться внутреннего гласа и тащил он осторожно тело товарища и укладывал на заднее сиденье «Волги», нашёптывая на ухо Лёхе какие-то пустяки, вроде «живы будем – не помрём».
Легко Хват вырулил на дорогу и покатил в город, к травмбольнице. Осталась на площадке «Волга» Вылегжанинова с сиротливо открытой дверцей и салоном, освещённым слабенькой лампочкой.
Глава 13.
Булич захохотал во весь голос, закидывая назад голову. Адамово яблоко выперло, готовое прорвать кожу и вылезти наружу хрящистым кукишем.
Москаленко повернулся к напарнику и поиграл желваками. Алжирский араб из окружения Эль-Моута насторожённо поднял аккуратную заграничную игрушку. «Хеклер-Кох» странно смотрелся в руках чернявого мосластого парня со смуглой кожей какого-то непонятного синюшного оттенка. Вероятно, араб принадлежал ранее к племени диких туарегов, до сих пор кочующих по пустыням Северной Африки. От постоянного ношения пропитанных едким индиго бурнусов кожа их приобретает противоестественную смесь шоколадного и голубого цветов, не имеющей аналога в расовом колере антропологии. Неизвестно, каким ветром туарега закинуло в кавказский регион, так далеко от дома. Должно быть, тем же самым, что и солнцевского киллера, обожжённого иорданским солнцем.
Хохотнув ещё раз, Булич успокоился и прилёг на нары, сложив скованные наручниками руки под голову. Его позабавила мысль о превратностях судьбы. Его, убийцу со стажем, вытянул буквально с того света службист, специалист по тайным операциям, который вынужден теперь таскать его за собой всюду, а также брать на себя его вину и проступки. Это было так забавно, если вникнуть в ситуацию.
Самое же интересное будет впереди, после того, как полковник его вытащит отсюда, а он, записной ловкач, в конечном итоге обязательно сделает это. И тогда Андрей исчезнет и оставит его, то есть Москаленку, наедине с его дурацкими проблемами и планами. Вся беда полковника состояла в том, что он желал и рыбку съесть и … хм-м, хорошо и удобно посидеть. Но что бывает, когда гонишься за сворой шустрых зайчишек, знает каждый, но далеко не каждый примеряет эту пословицу на себя.
Лично для себя Булич установил задачу ближнего прицела – вырваться отсюда и посчитаться с Крестом. А что будет потом, будет видно потом. В лагере Волонтёрского корпуса он прошёл хорошую школу, повысил классификацию киллера и готов ко сдаче экзаменов в Москве. Станет ли затем он собирать свою команду т отвоёвывать нишу, или займётся разовыми киллер- операциями, подскажут обстоятельства. Заглядывать настолько далеко в будущее Андрей не желал – обидно, когда разработанные планы перечёркиваются неучтёнными реалиями.
Он задремал, не обращая никакого внимания на бодрствующего приятеля.
Москаленко аж зубами заскрипел от накатившегося приступа злости. Он буквально на руках таскает этого выродка, а тот лишь нагло скалит каждый раз зубы. Но стоит полковнику бросить ему короткую кодовую фразу и вся спесь москвича растворится в непререкаемом послушании биоробота. Навсегда исчезнет неблагодарный Булич, а вместо него предстанет послушное орудие чужой воли, машина смерти с человеческим лицом и стальными мускулами, тренированными в специальных лагерях и центрах. Но … этот козырь полковник припрятал для более удобного случая. Он ещё представится ему в ближайшем обозримом будущем.
Ему пришлось спать в президентских апартаментах отелей экстра-класса и в провонявших потом брезентовых палатках, спать на жёстких полках железнодорожных вагонов, в креслах авиалайнеров, даже на полу, но никогда ещё не приходилось дремать со скованными руками. Это было крайне неудобно. Приходилось вертеться и так и эдак, чтобы найти предпочтительную позу для уставшего тела. Но когда он наконец устроился и погрузился, точнее начал погружаться в спасательное забытьё, его затрясли грубые руки.
Не дожидаясь, пока откроются его глаза, Москаленку схватили и поставили на ноги. Покачнувшись, он поймал равновесие и лишь после этого сумел разомкнуть веки. Глаза обжёг яркий луч мощного рефлекторного фонаря. Николай отвернулся, но голову его насильно повернули обратно.
-- Стоять! – Из темноты, что сконцентрировалась за пределами слепящего круга лампы, выдвинулось лицо Эль-Моута. Глаза, сузившиеся от бешенства, лихорадочно блестели. – Планы ваши, господин экс-полковник, рухнули окончательно.
-- Я … не понимаю вас, -- спёкшиеся губы Николая с трудом расцепились.
-- Понимаешь, очень хорошо понимаешь, -- из темноты появился хромированный ствол «браунинга» и упёрся в лоб Москаленки. – Попытка твоих людей вытащить тебя не удалась. Все они задержаны и находятся у нас, в самом надёжном бункере.
«Начинается», -- подумал Москаленко. Эль-Моут сделал очередной ход своей дьявольской игры, пасьянс которой он непрерывно раскладывал уже несколько неизмеримых длинных часов. Внезапно Москаленке сделалось всё равно. Пусть этот чеченский урод делает что угодно, ему это смертельно надоело. Захотелось плюнуть в ненавистное лицо и сразу покончить с этим затянувшимся делом. Неимоверным усилием воли Николай сдержал себя и проглотил уже заготовленный заряд слюны.
-- Повторяю, я не понимаю ничего из происходящего. Если и случилось ещё что, то я не имею к этому ни малейшего отношения. Богом клянусь.
-- Богом? – тут же ощерился ненавистник. – Каким Богом?
-- Аллахом, Саваофом, Яхва, Иеговой, Иисусом, Буддой, Заратустрой, Перуном, Одином, Гильгамешем, Кетцалькоатлем, чёртом, дьяволом клянусь! – В сердцах, всё же не сдержавшись, заорал Николай и тут же получил удар прикладом автомата по почкам. Удар бросил его в темноту беспамятства.
-- … Поднимайтесь, Москаленко. Солнце давно уже встало.
Николай оторвал голову от валика топчана. Действительно, помещение темницы заливали потоки яркого солнечного света. Поодаль стоял Эль-Моут в позе расслабленности. Голова его была опущена, руки засунуты в карманы форменных брюк. И если бы не два абрека за спиной с автоматами, наведёнными на полковника российской безопасности, то создалось бы впечатление, что его мучитель явился с утра для дружеской беседы.
Но как тогда понимать ночной допрос? Николай принял бы его за дурной, кошмарный сон, если бы не тошнотворная боль в боку, куда врезался приклад «туарега». Эль-Моут перешёл к новому этапу игры?
-- Я ничего не знаю, -- начал Николай. – Я ничего не понимаю в ваших действиях. В ваших силах расстрелять нас с Андреем перед строем остальных курсантов, но это же не сделает нас более виновными в делах, которые я даже не могу осознать …
-- Давайте оставим наши взаимные претензии на потом, -- перебил его усталым голосом визави. – Я хотел бы побеседовать с вами на другую тему.
Должно быть от удивления, ноющая боль в пояснице притупилась, а позже и вовсе пропала.
-- Остались ли у вас связи и контакты в губернии?
-- В ка … какой губернии?
-- Ну конечно же в той, откуда началось ваше путешествие, которое закончилось уже в нашем лагере?
-- Если вы про Киров-на-Вятке, то … надо подумать.
-- Вот-вот, подумайте, а я пока распоряжусь насчёт завтрака.
Больше от удивления, нежели сознательно, Москаленко звякнул браслетами наручников. Эль-Моут достал руки из карманов и подошёл ближе. В кулаке он держал миниатюрный ключ, которым тут же и отомкнул железные обручи. Подобную операция он произвёл и с Буличем, который проснулся, но с топчана ещё не поднялся. Если бы не эти причиндалы и не присутствие вооружённых стражей, то чеченец походил бы сейчас на гостеприимного хозяина, пришедшего с утра к гостю, чтобы осведомиться о его самочувствии и предложить ему расширенную программу дневных удовольствий. Впрочем, от Эль-Моута удовольствий мог дожидаться только поклонник маркиза де Сада или Захер-Мазоха.
Москаленку проводили в соседнее помещение, где действительно был накрыт стол на две персоны. Человек из личной службы Эль-Моута прислуживал за этим пиршеством. Рядом с фарфоровыми полупрозрачными чашками, украшенными золочёными драконами, стояла медная турка, распространяющая вокруг волшебный кофейный аромат «Мокко». Поодаль примостилась пузатенькая бутылка с арманьяком. И тарелка с тостами. На выбор – с ветчиной, жареными яйцами или вишнёвым конфитюром. Николай потянулся к ветчине.
-- Итак, уважаемый Николай, продолжим нашу беседу.
Эль-Моут аккуратно промокнул губы уголком крахмальной салфетки и расчесал усы маленькой щёточкой. Крошки тоста пропали.
-- Какую беседу? Ту, что была ночью?
-- Ах, оставьте пожалуйста. Считайте это недоразумением. Или ночным кошмаром.
-- Признайтесь, что мало приятного проснуться ночью от тычка …
-- Свои страхи вы можете мне поведать в следующий раз, уважаемый полковник.
«Ого. Эль-Моут назвал его полковником. Всё последнее время глава службы боевиков «Меч Джихада» если и обращался к Москаленке по этому званию, то не забывал добавить каждый раз приставку «экс» и напомнить тем, что воинские чины остались для него в безвозвратном прошлом. К тому же – уважаемый. Хм-м».
-- Мы беседовали с вами, Николай, о штамме «Х-234». Вашим рассказом заинтересовались очень высокие люди …
Конечно. Москаленко именно на это и рассчитывал, приоткрывая занавес этого дела под грифом «Совершенно секретно». Теперь силовые деятели арабского мира должны начать суетливое «броуновское» движение в попытках узнать подробности. Москаленку увезут с проклятого Кавказа куда подальше – Багдад, Дамаск или Эр-Рияд, быть может даже в Тегеран или, наоборот – в Карачи. Он скажет ещё немного, ещё чуток, играя на любопытстве. Рано или поздно про узнают спецслужбы НАТО и как-нибудь дотянутся до него. Они не раз уже проводили подобные акции во Вьетнаме, Колумбии и Ираке. Команда «Дельта» подобрана из специалистов высшей квалификации. Его же дело сейчас – тянуть волынку.
-- Но по нашим сведениям до военного применения штамма «Х-234» и его аналогов – «Х-235» и «Х-2351» ещё достаточно времени, чтобы не поддаваться панике.
«Откуда?.. Откуда они узнали о «Х-2351»?».
По-видимому, на лице у Москаленки Эль-Моут прочитал всю гамму изумления и откинулся на спинку раскладного кресла с рюмочкой Арманьяка в руке.
-- Не стоит считать нас наивными дурачками, уважаемый полковник. Наши источники информации довольно надёжны и весьма компетентны.
«Проверить список персонала. Проверить картотеку на предмет связей с Горской конфедерацией и Мусульманским Союзом. Далее …»
Но тут Москаленко очнулся. Он давно уже не является начальником службы безопасности института микробиологии и дела НИИ остались навсегда, вместе с картотекой и прочими причиндалами, слишком далеко, чтобы ерепениться перед лицом такого человека, как Магомет Багаев. Николай угодливо улыбнулся и тоже промокнул салфеткой губы.
-- Если ваши службы глядят столь далеко, зачем им нужен совет маленького человека?
-- Не прибедняйтесь, полковник. Маленьким человеком вас назовёт только глупец.
-- Но какой помощи вы ждёте от меня?
-- Ваши связи, возможности, знания.
-- Но для чего?
-- Для ликвидации НИИ микробиологии. И ряда других объектов.
Вот оно. В этом и заключался альтернативный расчёт Багаева. После смерти Гоги проектируемая акция в Казани канула в Лету. То есть людей-то можно было найти и провести акт вандализма, но тогда следы содеянного замкнулись бы на горцах, а этого допустить было нельзя. Татарстан слишком сильный партнёр, чтобы столь бесцеремонно действовать в его пределах. Так можно сделать из влиятельного друга неуступчивого врага. А новая задумка Эль-Моута убивало пусть и одного, но самого неуловимого зайца.
Если нельзя растормошить неповоротливого союзника, то никто не мешает ему кинуть горсть углей за шиворот врага. А то, что гигант обвинит в проделке другого, Эль-Моуту только на руку. Они тут же предложат Казани руку помощи и справедливость будет восстановлена. В том, что нынешний глава Татарстана примет помощь, Багаев не сомневался, как и не сомневались и его высокие покровители.
-- Чтобы штаммы «Х-2351» и «Х-235» не достигли нефтяных скважин и нефтехранилищ Кавказа и Ближнего Востока, мы уничтожим это гнездо дьявольских ухищрений. Ты поможешь нам в этом.
-- Мои знания … Они нуждаются в корректировке … После побега из Кирова там наверняка всё поменялось и затруднительно даже представить себе …
-- Оставьте свои опасения. Подходы к НИИ мы обеспечим. Давайте пока поговорим о чём-то другом.
-- Давайте.
Москаленко облегчённо вздохнул. Скоро они наверняка вернутся к скользкой теме предательства, и придётся как-то выкручиваться. Связываться с российскими службами ему не хотелось, но и умереть от пыток удовольствие не из самых приятных. К тому же пытать его будут люди из личной команды Эль-Моута. Николай содрогнулся и покрылся противной липкой плёнкой пота.
-- Расскажите, пожалуйста, про Кирово-Чепецкий химкомбинат.
Опять! Хрен редьки не слаще. Если на базе Института Советской Армии в городе Кирове был создан мощный пункт по разработкам биологического оружия, аналогичный научно-исследовательскому институту Квантунской армии, или отряду № 731 генерала медицинской службы Исии Сиро, то на месте небольшого предприятия по выработке гидроксида натрия, или каустической соды, развернулся мощный химический гигант, подчинявшийся незабвенному Лаврентию Павловичу Берия, в бытность того главой Комитета по атомной энергетике СССР.
Да-да. В самом начале пятидесятых годов в Кирово-Чепецке работали над созданием советской атомной бомбы. В ту пору химкомбинат засекретили, и таковым он остаётся по сей день. И это неудивительно. Кирово-Чепецкий химкомбинат является крупнейшим предприятием химической и атомной промышленности в Европе. В его цехах в своё время вырабатывались важнейшие компоненты, вошедшие в «начинку» советских аналогов «Малыша» и «Толстяка».
Что знает обо всём этом Эль-Моут? Насколько далеко простирается его знание секретов АООТ «Химкомбинат имени Б. П. Константинова»?
-- Кирово-Чепецкий химкомбинат довольно крупное градообразующее предприятие, выпускающее каустическую соду наиболее высокого в Европе качества, различные варианты хладонов, многие виды сложных минеральных удобрений и другие химические вещества. Счёт их идёт на десятки, и я затрудняюсь назвать их здесь точно. Всё-таки это, признайтесь, не относилось к области моей компетенции. Отмечу ещё, что химкомбинат этот входит в перечень республиканского и даже мирового значения.
Не рассказывать же в самом деле Эль-Моуту о радиоактивных отходах, что копились здесь со времён первичного создания атомного оружия первого поколения. В те времена приходилось спешить изо всех сил. Тогдашний министр обороны Джеймс Винсент Форрестолл, сенатор Джозеф Маккарти, председатель сенатской комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, и шеф ФБР Эдгар Гувер, составлявшие крайне правое крыло реакционных «ястребов», всеми силами подталкивали президента США Гарри Трумэна к развязыванию ограниченной ядерной войны против Советского Союза. Они убеждали Трумэна, что Советы, подмявшие под себя половину Европы после окончания войны, не успокоились на этом и вовсю экспортируют коммунистические элементы в Китай, другие азиатские, африканские и даже, страшно подумать, латиноамериканские страны. «Ястребы» уверяли президента, что несколько ядерных взрывов, подобных хиросимским, остановят коммунистическую экспансию и заставят умерить великодержавную прыть «дядюшки Джо».
Спешно, крайне спешно работники Атомного Комитета Берии форсировали все работы, игнорируя порой элементарные меры безопасности. Имелись в виду меры экологии, а не контрразведывательные. С этим-то как раз было всё в порядке. Молодчики с холодными глазами бдительно наблюдали за работой специалистов. Остатки обогащённых руд, а по слухам – и ёмкости с отработанной начинкой, сваливались в большую яму- котлован, что выкопали измождённые зэки, дармовая рабочая сила. «Враг не дремлет», напоминали многочисленные плакаты, развешанные едва ли не на каждом шагу. Ничто не должно покидать границ производства.
-- Производство ведётся за счёт завозимого из-под Мурманска, с Кировского рудника, концентрата апатита, природного газа и даже атмосферного воздуха, который научились перерабатывать в промышленных масштабах …
Москаленко рассказывал о химическом производстве. Урановое, в наше время, давно уже прекращено и заброшено. Оборудование и оставшиеся материалы оставлены на месте. Ямы и впадины спешно забетонировали или прикрыли слоем глинозёма, но всё равно всё внутреннее пространство «коробок» зданий бешено фонило и потихоньку туда перестали наведываться, повесив запрещающие знаки «Опасно для жизни». Местные жители рассказывали друг другу о мертвенном свете, исходящем сквозь оконные провалы «урановых» цехов. Шёпотом передавались легенды о внезапно оживших от влияния радиации трупов зэков, которые копали могильники для атомных отходов и частью были похоронены здесь же, говорили, что эти энергетические зомби всё ещё бродят по разрушающимся постройкам и. с наступлением дневного света, растворяются в воздухе, чтобы ночью вновь проявиться. Все эти россказни были сказками и легендами нового времени, с поправкой на некоторые «свежие» события.
-- А что вы знаете об отходах химической промышленности? При таких объёмах работы их должно скопиться очень много.
-- Объёмы действительно велики. Правда, за последнее десятилетие они несколько снизились в связи с частичной утратой рынков Восточной Европы, но новые направления позволили сохранить известную долю промышленного роста. К тому же появились новые партнёры. Иран, Ирак, Индия, Корея, по-прежнему покупают у нас продукцию. Китай наращивает темпы закупа. Татарстан с Башкортостаном также являются давними партнёрами …
-- Нас интересуют проблемы отходов, -- бесцеремонно перебил полковника Багаев.
-- Двенадцать с половиной миллионов тонн высокотоксичной гадости гниют и преют в шлако- и шламоотвалах, а также в золоотвалах. Это целое озеро отравляющих веществ. Вы это хотите знать?
-- Да. А сколько могильников с радиоактивными материалами?
-- Я знаю про восемь. Без малого восемьсот тысяч тонн, активностью свыше тысячи кюрт. А рядом целый город.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- А что тут объяснять? – с горечью ответил Москаленко. – Всё наша российская безалаберность. У нас нет ничего более постоянного, чем временное явление. Радиоактивные, расщепляющиеся материалы должны, по инструкции, быть захоронены в бетонных склепах в шахте на многометровой глубине. Но, по причине отсутствия оных в Кирово-Чепецке, чтобы не тормозить производство, выкопали временные могильники и облицевали стены глиной, той самой, что идёт на создание дымковской игрушки. Разрешённый максимум такого хранения Р-отходов – не более пятидесяти лет, которые не так давно истекли. Работать с ураном и его производными перестали лет уже пятнадцать, а про могильники предпочитают помалкивать. Даже на перевозку нет денег, да и ворошить это дело никто не решается. Так и живут на пороховой бочке.
Сказал это всё Николай и язык прикусил. Больно уж концовка звучала двусмысленно, для руководителя диверсионной службы.
-- Что же вы замолчали, уважаемый Николай Гаврилович? Забыли упомянуть про склад аммиака. В металлических ёмкостях комбината должно храниться не менее 17800 кубометров этого вещества. Иначе пары аммиака вырвутся на волю, и тогда никто не позавидует тем бедолагам, что проживают в радиусе трёх с половиной километров. А цех плавиковой кислоты? Тоже штучка не из приятных. А ведь есть склады и ёмкости ещё более опасной кислоты – соляной. Представьте себе дымящееся озеро растекающейся жидкости, от которой нет спасения.
-- Что вы хотите этим сказать?
У Москаленки даже голос сел от вида картин, что описывало ему больное воображение Магомета Багаева.
-- Не правда ли, всё это напоминает Апокалипсис, увиденном в страшном пророческом сне Иоанном Богословом?
-- Вы не посмеете! У вас не получится!
У Николая не выдержали нервы и он закричал в полный голос.
-- Посмею. Получится. – Багаев засмеялся. – К тому же у нас имеется хороший помощник для действий в вятском крае.
-- Кто же это?
-- Вы!
Москаленку увели. Можно подумать – на допрос. Андрей видел, как ночью его лично допрашивал Багаев. Пистолет блестящий ко лбу приставлял, чего-то допытывался. Сам Андрей головы не поднимал, лишь глазами лупа лис-под ресниц. Понимал – следующая очередь будет за ним. Дубины об их спины поломают, выбивая признание. Ни за что Булич им не скажет ничего. Раз полковника первого за шкварник подняли, то и вина вся за ним. А он в этом деле сторонний. За гебиста никакой ответственности тянуть не желает. Ведь если разобраться, так он, Булич – урка в законе. «В тёмном переулке, где гуляют урки …». А Москаленко, наоборот, он – человек служивый, на страже порядка государственного собаку съел, а что Булича с собой притащил, так у него спросите, зачем. Он сам в вечных догадках теряется, сон весь вон потерял.
Но до Булича очередь в тот раз так и не дошла. Вдарил абрек полковнику «Хеклером» в бочару, тот и сомлел. Эль-Моут постоял над ним, подумал о чём-то своём, дьявольском, пистолетом поиграл и внезапно вышел из комнаты. На этом ночное приключение закончилось. Полковника швырнули на койку, где он и проспал до утра.
А сам Булич всё это время придумывал способ, как это он с Крестом разделываться станет. И так от этого на душе сделалось сладостно, что позабыл он про неудобства от скованных «браслетами» рук.
И во сне он продолжал преследовать Креста. Не понимал тот причин нападения, посылал своих стрелков на конкурентов, а Мочило убирал его людей, одного за другим, медленно, с удовольствием и каждый раз после этого посылал пахану очередную отрезанную голову помощника.
Только в конце сна, когда Крест сходку воровскую собрал, где были все - и свои, солнцевские, и подольские, коптевские, люберецкие, тамбовская братва и даже гости из мест отдалённых – с «Уралмаша» и Воркуты. И вот тогда-то выйдет из тени Мочило и выложит браткам свою историю, про чеченцев, про Гогу и Креста. Тогда и настанет Афанасию батьковичу полный крантец. Опустят его принародно, сделают машкой- шалавой. Сам Булич и сделает. Что будет дальше, про то Андрей ещё не думал, фантазии на те блаженные времена не хватило. Его дело – стрелять и потрошить, а что далее будет, уже дело тридесятое. Дожить ещё надо, а это было очень затруднительно. Наручники глубоко врезались в кожу запястий и не давали слишком-то погружаться в розовую пену эмпиреев.
С утра полковника опять увели, но уже иначе, обходительно. Что уже было началом оптимистическим. С Булича даже «браслеты» сняли и хавку притащили фартовую, с мысом и чучмекскими лепёшками. Соскучился Андрей по хлебу ржаному, маслянисто- тяжёлому, чуть влажному на изломе, но делать было нечего и уписывал он за обе щёки их пресные лепёшки, похожие больше на подошву, чем на привычный человеческий хлеб. Главное для него сейчас – силы набраться, ведь ему ещё столько предстоит переделать. Гога лишь первая ступенька на лестнице мести за свою смерть. Прошлую.
Когда на подходах к лагерю Волонтёрского корпуса сканирующей аппаратурой, а затем и скрытым патрулём была обнаружена неизвестная разведгруппа, Магомет Багаев лично возглавил команду своих гвардейцев и практически без боя противника захватили. Их оказалось всего трое. Все были из числа казаков. Приписаны к элитному подразделению – пластунским сотням. Взять орлов помогла хитрая ловушка. Внезапно под разведчиками провалилась земля, и они очутились в трёхметровой яме. Сверху их тут же забросали газовыми гранатами и уже спустя несколько минут потащили в расположение Центра.
Почти одновременно с этим обнаружилась и смерть московского гостя. Багаев не находил себе места и жаждал лично застрелить убийцу, за которого он принял Москаленку, работавшего ранее на органы.
Магомет, Эль-Моут, как его прозвали волонтёры, вспомнил выражение глаз Москаленки. «Клянусь Аллахом … чёртом, дьяволом, что это не я». Странно, но Магомет ему поверил. Глаза человека не врут. Всегда можно понять, если уметь видеть., читать взгляд своим измученным сердцем. Глаза – зеркало души и они же – детектор лжи, полиграф западных умников, привыкших всё мерить на свой извращённый технологией лад.
Пластуны так ничего и не ответили, с какой целью они околачивались рядом с расположением, так что можно было лишь оперировать собственными догадками. Связан ли с ними Москоленко или действовал автономно? А может, под видом казаков, в Центр проник спецназ тайных российских служб? И рассказ Москаленки правдив, а «казаки» явились по душу полковника?
При таком раскладе смерть Гоги ложится пятном на репутацию самого Багаева. Получается так, что чекисты и в самом деле убирают своего предателя, но делают это руками тех, к кому этот иуда переметнулся. Сложно. Всё слишком сложно. Но труп-то налицо., ещё тёпленький. Ах, если бы какой иноземной машиной поднять, растормошить Гогу и спросить его «Кто?» А он бы ответил, шевельнул обескровленными губами и тогда, лишь тогда, с чувством уверенности затянуть на шее гадёныша удавку. Пусть поперхнётся, захлебнётся собственной блевотиной. Ведь есть же у западных умников, наверняка есть такая техника, записывает алгоритмы мозга, какие-нибудь затухающие токи, которые расшифровывают потом на своих «Пентагонах» эйнштейны от некрософии, дьявольские выкормыши, слуги Иблиса.
Ладно, пусть душа Гоги путешествует в Иаре, у него, Магомета, другие проблемы. Если Москаленко чист перед обвинениями Багаева, то это хорошо, но если нет, то предстоит ему кровью искупить вину. Отправится он, вместе с дружком своим уголовным, в путешествие, но уже не по арабскому миру, умытом солнцем и кровью от вечной борьбы с неверными, а в глубину ненавистной России, где ещё не забыли его подвигов. Если не врут Салех и другие, то много грехов осталось на душе кировского чекиста, и не станет он сдаваться местным властям ни при каких обстоятельствах.
Вместе с Багаевым и полковником, с его напарником- уркой, в Киров-на-Вятке отправится та же команда, что уже побывала в Иордании и успела совершить подвиг в Йемене. Не даром волонтёров- наёмников смертниками прозвали. Правда, и деньги им немалые перепадают, но всё же не так уж многим из них пришлось удовольствиями попользоваться, на те деньги купленными.
Не вернулись из последней командировки европейские наёмники Карл с Эрнстом, погиб в крокодильей пасти Гуль, на части разорвало Гейдара, шакал- предатель Гирсам тоже остался там, у Мёртвого моря, множить ряды мертвецов, израненный китаец Лю всё ещё залечивает раны. Фархад, Боло и семинол, краснокожий по прозвищу Огненный Палец, отправятся в Россию. Возьмёт он также и Салеха, по прозвищу Полковник. Команда из семи человек вонзится в тело России, как кинжал янычара, и рассечёт её на части, чтобы добраться до деятелей мусульманского Союза.
У Магомета появилась новая задумка. Из Казани свои люди сообщили о некоей молодёжной организации, именуемой «Сынами Батыя». Говорили, что ведёт себя та молодёжь весьма агрессивно, на стычки с россиянами идёт охотно, в драках себя не жалеет. Вот их-то и задумал использовать Эль-Моут, Ангел смерти. Пусть эти молодчики поработают на славу Ислама и взорвут, в буквальном смысле, паритет волжского региона. Пусть и там прольётся кровь тех, кто думает отсидеться за тысячи вёрст от военного Молоха. Уж тогда-то Татарстану не отвертеться от дружбы с горцами- ваххабитами. Нужда заставит.
Подобные мысли Багаева вдохновляли, вдыхали в него силы, заставляли кипеть кровь. Давно уже он свои душу и тело делу Исламской революции. Ещё будучи в школе, он внимательно прослушивал кассеты с записями проповедей великого пророка аятоллы Хомейни, представившего ныне свои стопы перед очами аллаха Всевышнего. Сделал своё дело Рухолла Мусави, заставил всколыхнуться арабский мир, дал делу Ислама вторую жизнь. После этого оживились палестинцы, жители Ливана, Сирии и Ливии, горячо заговорили о Вере в Пакистане, перевернулся режим Афганистана. Затем, словно вал прошёлся по республикам Советской Средней Азии и Кавказа. Появились медресе, заговорили муллы и имамы, запели муэдзины с верхушек минаретов, призывая правоверных к намазу. Вновь двинулся Ислам в своё торжественное путешествие по земле.
Раскрыл тогда Магомет Багаев глаза и уши, и заметил несправедливость. Преследовали и уничтожали мусульман по всему миру и даже не дали покоя в собственном доме. Израильтяне гнали палестинцев, не давая жить тем, как и чем они жили раньше. Американцы и англичане бомбили Ирак, организовали международное эмбарго, запрет на ввоз и торговлю всего, в том числе – продуктов и даже лекарств. Преследовали Сирию, Ливан, Ливию и другие государства, лишь за то, что они хотели жить по-своему, как издавна жили их предки. Многострадальная земля Ливана пропиталась кровью до такой степени, что перестала плодоносить. Вся Средняя Азия полыхала в пожарищах гражданских войн, развязанных иноземными захватчиками.
Не выдержал студент Грозненского университета имени Л. Н. Толстого, а ныне – Д. Дудаева, ушёл из аудитории исторического факультета в медресе. Уже там он вступил, в качестве мюрида, в священный орден – «тарикат». Сообщество послало вновь обретённого мюрида в Пакистан, где он прошёл свою первую военную школу и даже успел поучаствовать в афганской войне, конечно же, не на стороне шурави.
Как раз в это время начался выход советского ограниченного контингента войск СА с территории ДРА и, сразу же, на отвоёванной земле начались кровавые разборки между бывшими единомышленниками. От всесильного пуштуна Раббани, ставшего правителем исламского Афганистана, отшатнулись узбеки Рашида Дустума, шииты- хазарейцы, а также воины «Льва Пендшера», легендарного командира Ахмад Шаха. Каждый из них видел на троне государства исключительно свою персону. Но, неожиданно для всех, верх взяли учащиеся религиозных школ, талибы. Подготовленные в Пакистане, хорошо вооружённые, они смели боевиков Бурхануддина Раббани и воинов Дустума.
Тогда Багаев не принял чужой войны и вернулся домой. Деятели кадирийского тариката тепло приняли «моджахеддина». В то время в Чечне распространили своё влияние наиболее сильно два тариката – наджбания и кадирия. Оба тариката имели довольно мощные организационные структуры. Новоявленный президент Чечни, генерал от авиации, командовавший соединением стратегических бомбардировщиков, расквартированных в Эстонии, Джохар Дудаев, принадлежал к наджбанийскому тарикату, где собрались наиболее богатые и образованные чеченцы, имеющие хорошие связи в Москве.
Каждый из тарикатов делился на религиозно- родовые ветви – тейпы, которых насчитывалось свыше трёх десятков. Магомет Багаев принадлежал к баталходжийцам, известным своей беспощадностью к врагам. Не раз Магомет, а затем и сестра его, путешествовали за счёт общака в Саудовскую Аравию, где Магомет даже обучался в местном ВУЗе.
И не только дух закалял новоиспечённый воин Аллаха, но и тело, изматывая себя боевыми восточными дисциплинами. «Варма-Калаи» и «Дим Сюэ», «Айкидо» и «Джиткундо», «Шаолинь-цюань» и «Тайки-кэн».
Во время войны в Чечне Магомет руководил разведывательно- диверсионной группой, действовал смело и всегда успешно. Именно его группа содействовала уходу отряда Шамиля Басаева из окружения под Будёновском, а затем, в результате хитрой комбинации, кадирийский тарикат получил особо важный груз – контейнер с обогащённым плутонием. Чечня тогда готовилась к силовой акции – созданию взрывного ядерного устройства, чтобы показать всему миру свою решимость в делах завоевания своей свободы. Мысленно Магомет уже взял на себя обязанность доставить А-устройство в центр Москвы, но … геополитическая карта России подверглась существенным метаморфозам. Закончились активные боевые действия и надобность в атомной мине отпала.
Но Магомет Багаев, Эл-Моут, не желал успокаиваться. Запланированная и кучкой его сторонников акция в Казани должна была подтолкнуть затеянный им личный Джихад на качественно новый уровень. Операция в Кирово-Чепецке будет тем «ядерным взрывом», что так и не прозвучал в Москве. Вот только Хафиза …
Хафиза Багаева была сестрой Магомета. Вслед за братом она поступила в Грозненский университет. Училась на физико-математическом факультете. Готовилась стать программистом. Также, вслед за братом, бросила обучение, недоучившись полтора года. Правда, Хафиза всё же закончила свой факультет. Уже в Карачи. Вместе с братом, компьютерщик в юбке, вернее – в хиджабе, участвовала в нескольких операциях, в том числе и тогда, когда добыли плутоний.
Магомет всегда брал с собой минимум людей, только самых опытных и проверенных, в отличии от полевых командиров Басмаева или Османа. Те манипулировали сотнями боевиков, вооружённых ПТУРСами, «Стингерами» и СКАДами. Эль-Моут предпочитал действовать тоньше.
Сестрой Магомет дорожил. Он предпочитал держать её в тылу, на связи, где она оперировала компьютерным банком данных, подсказывая или давая необходимую информацию.
В операции на территории Вятского края им будет крайне нужна оперативная связь, которую будет обеспечивать сестра. Нужно будет учесть буквально всё. Каждый будет отвечать не только за себя, но и за товарища. Один за всех, все за одного. Как в романе одного французского писателя. Вот только здесь, в отличии от тех времён, приукрашенных талантливым пером, всё гораздо серьёзнее. Нужен особый пригляд за Москаленкой. За ним присмотрит Салех. За полковника будет отвечать Полковник.
Теперь нужно будет продумать варианты проникновения в Киров-на-Вятке. Людям Гоги это было бы сделать гораздо легче. Теперь приходилось ломать голову самому. Нельзя же им являться туда всей группой, увешанной оружием и взрывчаткой. Необходимо будет разделиться. Также надо обдумать некоторые технические детали, важнейшей из которых будет переправка того устройства на плутониевых стержнях, что удалось собрать с помощью специалиста из одного германского научно- промышленного концерна. Специалист, первоначально захваченный в качестве заложника, попытался купить себе жизнь ценою своих умелых рук, но этого, в конечном итоге, у него не получилось. Беднягу нашли потом в одном из берлинских каналов. Просто за него попытались расплатиться меченными марками и похитителям пришлось спешно исчезать из Берлина.
Глава 14.
«АНТИ» снарядом вонзилось в монументальное слово и «ШОК» оплыл, рассыпался, распался на части. Антишок!
Опять по экрану телевизора шествовала девица, дамочка, попадающая в разнообразные конфликтные ситуации. Как всегда, она была беззаботна и доверчива, шествуя вдоль бесконечной решетчатой ограды какого-то парка. Через дорогу, по которой проносились редкие автомобили, громоздились коробки серых жилых многоэтажек, не прогуливающихся пешеходов не было видно вовсе. Наверняка большинство горожан приникло к экранам телеящиков, примеряя на себя жизнь героев «мыльных» сериалов.
Но не все предпочитали призрачное подобие телереальности. Две тени возникли на пути злополучной героини. Она ещё не замечает опасности, но Роман уже видит некоторые детали, показанные, отрывчато, крупным планом. Один из незнакомцев сжимает огромный нож- тесак, каким разделывают в мясных цехах говяжьи туши, у другого в руках не менее страшный топор. Как такие жуткие твари могли проникнуть в центр цивилизованного города? Это могли сказать только создатели этой телепередачи.
Дамочка, наконец, замечает злодеев и оборачивается. Виден долгий путь вдоль решётки ограды и путь этот был девственно чист. А злодеи уже тут, они рядом. Глаза их горят, а рты улыбаются, скалятся в отвратительной ухмылке порочных уродов.
-- Помогите! Спасите!
Девушка кидалась в одну сторону, отшатывалась при виде поднятого топора, бросалась в другую, но там её поджидал второй громила, поигрывающий мясницким тесаком, кидающим блики «солнечных зайчиков», отражающихся от полированного клинка. Оба глумливо смеялись. Развлечение получалось знатное.
Камера скользнула объективом по зашторенным окнам, пустым мёртвым стёклам, отражающим всю сцену трагедии, наехала на разинутый в паническом крике рот, что замер в конечной стадии отчаяния.
Всё! Камера отъехала от снимка на альбомном листе. Уверенный в себе ведущий, со скорбной миной на ухоженном лице с аккуратной причёской, ещё несколько мгновений разглядывал глянцевую фотографию, а затем поднял лицо и глянул на телезрителей, на Романа.
-- Ну что здесь можно сказать, -- рука его погладила гладкий шёлковый галстук в мелкую крапинку. – Ужасная картина. Я всегда душевно переживаю, когда вижу подобное. На телеэкране, да и в жизни тоже. Всё чаще и чаще нашу жизненную идиллию разбивают сегодняшние реалии. Вторгаются, так сказать, в личную жизнь. И мы ничего не в силах сделать, ничего, зачастую, изменить. Против лома, как говорится, нет приёма.
-- Но, -- Ведущий поднял вверх аккуратный наманикюренный указательный палец, -- так это кажется лишь на первый взгляд. В наших силах, если не всё, так, поверьте, многое. Но давайте разберёмся в данной ситуации. Как вы видели, наша героиня возвращалась домой из гостей и подверглась нападению злоумышленников. Что же сделала она? То, что на её месте сделал бы любой, ну, или скажем, большинство из нас, то есть позвала на помощь. И вот тут-то обнаружился вопиющий факт. Никто на помощь-то не поспешил! Не нашлось такого человека там в тот момент, который взял бы на себя смелость совершить героический поступок – защитить женщину. Нет, я не хочу сказать, что смелых людей у нас осталось настолько мало. Многие бы бросились на защиту бедняжки, если бы она обратилась конкретно. И смотрела бы в глаза потенциального защитника. Так же, как и он ей. А призыв помощи в пустоту оборачивается, чаще всего, странным явлением. Ведь не взывала же она к Иван Иванычу или там Сидору Сидоровичу. То есть, формально, они не должны спешить, тем более, что в окно отчётливо видны характерные силуэты настоящих преступников. К тому же те вооружены. И, если появится какой потенциальный защитник, то, конечно же, внимание маньяков тут же переключится на новое действующее лицо данной трагедии. И пусть даже девушка благополучно скроется в потёмках, спеша убраться с нашей авансцены, в весьма неприятной ситуации уже окажется наш условный внештатный защитник. Посмотрите внимательно на лица преступников, на их внушительный арсенал, и представьте, чем закончится их «разговор» с заступником обиженных девиц. И пусть появится потом патрульная машина нашей родной милиции. Но ведь она прибудет после такой разборки, а не до. Это немаловажное обстоятельство и останавливает домашних робин гудов, облачённых в любимые шлёпанцы, с непременной газетой в уставших от повседневного трудового напряга в руках. Так что же, погибай наша героиня без надёжного мужского плеча? А знаете, совсем не обязательно. Давайте прокрутим ситуацию заново, только сейчас героиня нашей истории будет действовать чуть по-другому.
Ведущий потянулся к фотоальбому, лежавшему на приземистом журнальном столике и перелистнул страницу назад. Камера вновь наехала на снимок, где героиня спокойно шагала вдоль бесконечной ограды из металлических прутьев. Картина стоп-кадра ожила, задвигалась. Вновь впереди появились тёмные, зловещие тени, сверкнул отблеск, отразившийся от полированного клинка. Налётчики шагнули из тени, преграждая женщине дорогу домой.
Только на этот раз девушка не стала метаться, выискивая укрытие. Она шагнула ближе к строениям и закричала во весь голос:
-- Пожар! Скорее! Горим!
За окнами сразу задвигались тени, распахнулись створки, появились люди, выискивающие признаки огня. Некоторые даже держали в руках вёдра или лопаты. Следующим кадром показались спины улепётывающих бандитов. Камера отъехала от нового снимка.
Довольно улыбающийся Ведущий прокомментировал обновлённый финал истории.
-- Вот видите. Ситуация благополучно разрешилась. Героиня не растерялась и проявила мудрость. Не надо звать на помощь, если ваши призывы обращены ни к кому, в пустоту. Исходите из реальности. Если и поднимать шум, то ради дела, которое затрагивает всех и каждого. Лучше всего для этого подходит огонь. Вопль о пожаре поднимет и заставит действовать даже самого робкого. Ведь огонь может причинить гораздо больше бед, чем анонимный хулиган. К тому же на бой с пожаром люди встают всем миром. Только так можно отстоять своё жильё от стихии огня. И пусть тревога окажется ложной. Мы лишний раз убедились, что люди готовы отстоять своё жилище и жильё соседа в лучших традициях взаимовыручки. А самое главное – спасена человеческая жизнь, естество вершины мироздания. И ещё, самое главное – первое правило в искусстве безопасности, это не доводить ситуацию до того, чтобы пришлось этими правилами пользоваться. Мы с вами прощаемся, дорогие телезрители, и надеемся, что каждый из вас извлекает из наших уроков то, ради чего мы и проводим всю эту кампанию. Добрый вечер! Оставайтесь с нами!
Роман потянулся и выключил телевизор. Вообще-то он любил эту телепередачу и с удовольствием прослушивал комментарии Ведущего, но сегодня его телезрелище раздражало. Если бы он мог вот так легко перескочить во времени назад. Он бы действовал совсем по-другому и Лёха- Блондин сидел бы сейчас дома, в кругу семьи, слушал рассказы супруги или журил детишек за скверные отметки в дневнике. Сейчас же Вылегжанинов лежит в реанимации, а жена его сидит в коридоре больничного корпуса, зажав заплаканное лицо между рук.
Что же делать? Сколько ещё таксистов останется лежать под капельницами? Или тихо будут подавать заявления об уходе. Где вы, капитан Фёдоров, разбиравший дело Клюкина- Москвина? Допрашиваешь пожилого водилу, съевшего зубы за баранкой такси, об убийстве уголовного нечестивца? Ведь достаточно всё разобрать, разложить по полочкам и сразу станет видно невооружённым глазом, что корни-то надо искать не здесь, а в Татарстане, где разъезжает спокойно пьяница Бай на позолоченном «Линкольне».
Но слишком уж это накладно и хлопотно, ворошить дела сопредельного соседа, не менее состоятельного и сильного, чем ты. Не легче ли при хватить мелкую птаху, что не вовремя засуетилась под ногами, да к ногтю её, к ногтю, чтоб не повадно было. «Бей своих, чтоб чужие боялись». Давно уже стало государственным девизом эта набившая оскомину фраза.
Помочь мужикам можно было только тем, что самолично изловить нечестивцев.
Завалился в постель Хват и даже во сне видел, как уезжает, исчезает вдали «Волга» Вылегжанинова, тревожно помаргивая кровавыми сигналами, а пассажиры, забравшиеся в машину к Андрееву, требуют везти их в другую сторону. А не звенья ли это одной цепи? Не специально ли разорвали сцепку напарников, прикрывавших один другого? С такими вот размышлениями- видениями он и проспал всю ночь.
Утром не стал дожидаться товарищей Роман, а получил путёвку, уселся скоренько за руль да тут же и выехал за ворота парка. Хватит страдать народу. Он сам попробует вычерпать всё дерьмо, запрудившее в последнее время таксопарк, а не получится одному, так и ребят кликнет, и Фёдорову тому дозвонится.
Он хорошо запомнил то место, где вышла компания накачанных парней, что он прокатил давеча с ветерком. Остались они тогда довольны скоростным проездом. Вот эта улица, куда же направились они дальше? Вряд ли далеко проживают, иначе бы не просили высадить именно здесь. Но … может быть, это всего лишь маскировка, желание увезти его подальше, чтобы дать время тем, что сидели в салоне Блондина? Тогда его поиски рискуют закончиться ничем. Но … попытка не пытка.
По улице бодро семенила старушенция в потёртой кожаной куртке. Раньше такие вот сельские бабуси донашивали старенькие тулупчики и рваные ватники, но последние годы многочисленные цыганские коммерсанты буквально навязывали «кожаный» ширпотреб. И цены были невысокие, ниже рыночных. Вот с тех пор и щеголяли бабули на улицах и в магазинах новыми кожанами, даже хаживали так в церковь. Конечно, обновки быстро старились и трещали по всем швам, но бабки упорно красовались и не желали снимать удобные куртки с многочисленными карманами.
К такой бабке и подкатил Роман.
-- Мамаша, остановись-ка на пару слов.
-- Ишь, нашёлся мне сынок на старости лет, -- сварливо ответила старуха, но, тем не менее, шаги замедлила.
-- В магазин торопишься? – улыбнулся таксист, чтобы настроить собеседницу на более благожелательное общение.
-- А коли так, что – подвести хочешь? – спросила старуха, подбоченившись на ходу.
-- А что, давай до магазина подброшу, -- сразу согласился водитель. – С меня не убудет.
-- А платить, значит, мне из своего кармана придётся? – остановилась бабка. Она приготовилась хорошенько отчихвостить нахального и приставучего таксиста, который, должно быть, совсем без клиентов сдурел.
-- Обойдёмся и так. Прокачу на халяву. Садись, пока не передумал, -- и распахнул перед старушкой дверцу.
Ту долго уговаривать не пришлось. Она тут же сунулась в салон и долго там суетливо устраивалась на мягком сидении. Сумку, старенькую разноцветную кошёлку, она то ставила на колени, то клала рядом, то запихивала под ноги. Видимо, не часто ей приходилось кататься на легковых машинах.
-- Чегой-то ты такой добрый сегодня, мил-человек? Аль подарок какой получил?
Теперь бабка была настроена куда лучше.
-- Да нет, по другой причине. Так куда вас, мамаша, доставить, с ветерком и музыкой?
-- До магазина, знамо дело. Только не спеши, а то растрясёшь старую, опять всю ночь кости ныть станут. И тарахтелку свою выключи, голова разболелась, знамо дело.
«Входит в каждый дом, входит и выходит, радио «Ма-а-а …» -- заливались решетчатые динамики, но Роман безжалостно выключил приёмник.
-- Уф, гораздо лучше стало, -- облегчённо вздохнула старушенция. Она, наконец, устроилась с комфортом и сейчас с любопытством рассматривала водителя слезящимися мутными глазами.
-- Знакомый какой, аль просто человек хороший? – спросила она.
-- Скорее уж, просто человек. Гляжу, женщина идёт, дай, думаю, уважу, вот и тормознул.
-- Ну, спасибо тебе, служивый. Уважил ведь, ой, уважил старую. А ведь было время, мимо меня ни один парень не проходил, не оглянувшись. Ух, было время!
-- А давай я тебя, старая, и обратно с магазина до дома доставлю, -- сделал таксист неожиданное предложение.
-- А давай, касатик, -- легко согласилась бабуся. – Я скоренько, хлебца куплю, да молока пакетик. Одна нога здесь, другая там.
Вот теперь Андреев был уверен, что старуха расскажет ему о всех молодчиках, что проживают в посёлке и его окрестностях. Расскажет подробно и со знанием дела. Он терпеливо выжидал, пока бабка наделает покупок и вернётся.
Когда дверь магазина со скрипом отворилась, на улицу высыпала целая толпа старух. Раскрыв рты, они наблюдали, как их товарка гордо шествует и осторожно затем устраивается в салоне «Волги». Роман подыграл ей – выскочил, дверцу открыл, под локоть поддержал, затем вернулся на своё место и лихо стронул машину. Затем они оба засмеялись, разглядывая сквозь зеркальце лица поражённых старух.
-- Как мы их! Ха-ха-ха!
-- Что … ха-ха-ха … что вы им сказали?
-- А так, ха-ха, пустяки, что миллион в лотерею выиграла.
-- «Наши люди на такси в булочную не ездят».
-- Точно, ха-ха-ха … Ну, касатик, совсем старуху умаял. Ты что, специально из города прикатил, чтобы старух разыгрывать?
-- Да нет, был я здесь вчера. Компанию подвозил одну молодую, а они у меня второпях пакетик оставили. – Роман показал аккуратно скрученный газетный свёрток. – Так я мимо проезжал, дай, думаю, загляну, может, тех ребят и найду. Ну, и верну им пропажу. Для меня, может, это и мелочь незначительная, а им эта вещь, поди, нужна. Ещё и на бутылку заработаю.
-- Была бы нужная, в машине не оставили бы, -- философски заметила бабка, на глаз пробуя прикинуть ценность того, что могло находиться в свёртке. – Брал бы себе и вся недолга.
-- Возможно, и придётся так сделать, но сперва всё же попробую хозяев найти, -- поведал старушенции Роман. Той явно приглянулся добрый простоватый мужчина, с которым она так лихо разыграла соседских старух.
-- Что за люди с тобой вчера каталися?
-- Да было их четверо, мамаша. Все с причёсками короткими, ёжиком. У одного личина плоская, как тарелка. Другой весь здоровенный, уши как пельмени, губы толстые, у третьего голова узкая, клином таким вытянута, а четвёртый со мной рядом сидел. Нос у него картохой, лоб небольшой, гармошкой он его хмурил, ну, руки у него длинные, сутулится сам …
-- Ой, милый, не связывайся-ка ты с ними, бери вещь их, да езжай себе домой. Эта компания ещё та. С ними греха не оберёшься. Не сумневайся, сердешный, дело тебе говорю.
Старуха явно узнала парней по скудному описанию. Роман продолжал корчить из себя рубаху-парня.
-- Да что там, мамаша, скажите, коли узнали их. Вам что, а я может на бутылку себе заработаю. Не пропадать же добру.
-- А давай-ка, -- вдруг предложила бабка понравившемуся ей водителю, -- я сама тебе на бутылку дам. И вся недолга. А ты себе езжай, -- м даже к кошёлке своей решительно потянулась.
-- Не-е-ет. Не могу я так, с пожилого человека, да ещё за чужую вещь мзду требовать.
-- Ну, не хочешь, как хочешь, -- бабка явно обрадовалась. Всё-таки, похоже, денег у неё было не так уж и много, чтобы направо да налево их транжирить. – Насилу мил не будешь. Только поостерегись их, сынок.
-- Да что ты пугаешь меня, мамаша, бандиты, что ли, это?
-- По-моему, так бандиты самые настоящие. Как напьются, так лагерные песни горланют, а так всё тяжеленые железяки с утра и до вечера перетаскивают. Чем и живут, не ведаю. Всю дорогу ветер ногами пинают. Тьфу, окаянные, прости меня Господи.
-- Так кто же это, мамаша?
-- Да Генка Котляков, сосед мой скаженный. Батька-то его кочегаром работал. Налопался как-то, да у топки и заснул. Угорел ли, отравился чем, незнамо то, только больше уже не проснулся, а матка ходила всё поезда протапливала, пока ноженьки носили. А сейчас всё больше дома сидит, слушает, как сын её, Генка то есть, пьёт да сквернословит. И компания у него под стать ему. Один другого лучше. Архаровцы они все. Тюрьма по ним плачет. Вот и весь мой сказ.
Вышла бабка из машины и домой к себе отправилась. Скрипнула рассерженно калитка, хлопнула дверь, прижатая пружиной, и остался Хват на улице в одиночестве. Неподалёку сонно щурился рыжий кот, лёжа на столбе, подпиравшем ворота. Хвост и передние лапы свешивались с торца столба, что не мешало коту довольно щуриться.
Роман зорко осмотрелся по сторонам. Вдалеке перемещалась ещё одна старуха. Несколько ребятишек играли с разноцветными пивными жестянками, да лениво брехала собака, то ли на детей, то ли на машину Андреева. Всё было спокойно. Как будто не лежал в забытье Вылегжанинов, не томился в КПЗ Туз, не страдал дома Безенчук.
Решительно вошёл Хват во двор, скрипнув створкой старых ворот. Кот открыл глаза и глянул недовольно на чужака, вторгшегося на его законную территорию, да без подношения.
Покосившееся двухэтажное деревянное строение протянулось вглубь заросшего сорняками двора. Небольшие навесы- веранды поддерживались почернелыми опорными столбами, испещрёнными короткими надписями, вырезанными ножом. По четыре окна на стену размещалось сверху и снизу. В глубине двора громоздился длинный сарай, одним концом уже клонившийся к земле. С разных сторон его подпирали разнокалиберные поленницы разномастных дров. Пышные заросли сирени кое-как скрывали убожество и серость обстановки. Ржавел разобранный мотоцикл, с коляской, но без единого колеса. В землю вкопана была огромная железная бочка, полная чёрной воды, в которой плавали дохлые мухи и размокшие окурки. На стене висел срез бревна, деревянный круг с намалёванной мишенью. Вся деревяшка была чем-то истыкана. Роман ковырнул отметину ногтем. Явно здесь кто-то упражнялся в метании ножа. Надо это взять на заметку.
Внимательным взглядом он «прочесал» двор и решительно толкнул ближайшую дверь. Она с визгом распахнулась. Наверх вели выщербленные ступени, покрытые старыми напластованиями жёлтой «половой» краски. Ступени стонали и скрипели под ногами таксиста. Столь же решительно он толкнул дверь, обитую дерматином, с клочьями порыжевшей ваты, торчавшей сквозь многочисленные прорехи. Дом явно отжил своё и просил пощады от собственных жильцов, держась из последних сил.
-- Здравствуйте, коли есть тут кто, -- сказал Роман, перешагивая через высокий порог. Следом за ним шмыгнул кот, только что сидевший на воротах. Мелькнула рыжая спина в подпалинах и он где-то скрылся. Скрипнула кровать.
-- Чего надо? – послышался сипловатый голос. Неясно было, мужчина ответил, или женщина. Человек находился за перегородкой, обклеенной весёленькими бумажными обоями с васильками.
-- Генку, вот, Котлякова разыскиваю, -- примирительно сообщил Андреев.
-- На веранде он должен быть, --недовольно буркнул голос, -- если чёрт его уже куда не уволок.
Мгновение подождав продолжения беседы, Роман хмыкнул и покинул помещение. Веранда. Скорее всего, туда вела дверь, сколоченная из планок, набитых крест накрест.
Действительно, Котляков оказался там. Он валялся на полосатом матрасе, наброшенном на панцирную сетку. Больше из постельных принадлежностей ничего не было. Конец матраса был загнут, создавая подобие подушки. На круглом колченогом столике стояла тарелка, используемая в качестве пепельницы. Ещё там было несколько мутных бутылок и засохший остаток батона. В помещении каморки стоял ровный монотонный гул от множества мух, упорно и нудно гонявшихся друг за дружкой по тесной клетушке. Посреди всего этого безобразия спал Котляков.
Это был он. Роман сразу узнал вчерашнего пассажира. Тот же низкий лоб, стриженная «пряником» бугристая голова, большие узловатые руки. Одна скрывалась за головой, другая свешивалась с узенькой кровати.
Скинув с продавленного стула с выгнутой спинкой синие спортивные штаны, Хват уселся и несколько минут с интересом разглядывал спящего. Тот безмятежно храпел, не обращая внимания на обилие комаров и мух. Наконец, потеряв терпение, Роман толкнул кровать ногой и только после этого Котёл проснулся.
-- А? Чего? Ты – кто такой?
Глянув на Хвата сонными буркалами, Котёл повернулся к столу и начал перебирать бутылки. Видимо, одна всё же оказалась опорожнена не до конца, так как Генка жадно приник к горлышку. Кадык на шее ходил, как поршень в паровой машине. Роман молча разглядывал молодца, раздумывая о разных вариантах предстоящего разговора.
-- Уф-ф, -- вдохнул с удовлетворением Котёл и снова повернулся к водителю. – Ну, его расселся? Давай, выкладывай, с чем пришёл и проваливай. Дел у меня сегодня – выше крыши.
«Ишь, -- вдохнул про себя Роман, -- о немереных делах утверждает, а сам дрыхнет без задних ног».
-- Не помнишь меня? – спросил Роман, пристально глядя в глаза Котлякову. Тот ухмыльнулся.
-- А чё это я тебя помнить должен? Не я же к тебе прикатил, а ты ко мне. Дело что ль какое, так не тяни, выкладывай.
Он поднял с пола спортивные штаны и натянул их. Затем поднялся на ноги и «поиграл» мускулатурой, разглядывая себя в висевшем на стене помутневшем зеркале. На его поверхность скотчем были приклеены фотографии культуристов.
-- Да, у меня к тебе дело. И большое. Я тебя вчера до дому подвозил …
-- Ба-а, то-то я гляжу, физия твоя мне кого-то напоминает, а врубиться не могу. Сейчас вот вспомнил. Да-да, теперь припоминаю. Экстра-класс. Ну, так ты что, пришёл сказать, что карета подана?
-- Да, где-то так, и разговор небольшой имеется в придачу.
-- Это мы сейчас, зенки только сполосну малость, да и отлить не мешает. Не люблю, когда мочевой пузырь содержательному разговору мешает. Пару минут потерпишь?
Не собирается ли парнишка рвануть наутёк? Не похоже. Ведь хату его Роман вычислил. К тому же не похож парень на дюже пугливого.
-- Давай. Время пока терпит.
-- Ну, ты деловой мужик оказывается. Я счас.
Котляков вышел с терраски и загрохотал вниз по ступенькам. Роман привстал с места. В окно, с отсутствующим куском стекла, был виден его собеседник. Он стоял у поленницы, не больно-то скрываясь, и справлял своё малое дело. Закончив, вернулся обратно, снова прогрохотал по лестнице. Хлопнула дверь в горницу. Через несколько минут дверь опять открылась и на веранду вошёл Котёл.
Он успел надеть футболку с надписью на английском «Убей коммуниста» и изображением огромного кулака. В одной руке Генка держал половину батона, в другой – литровый пакет молока. Зубами он оторвал кусок оболочки и выплюнул на пол.
-- Давай, я тебя внимательно слушаю, -- фраза должна была выглядеть именно так, но жевательные движения немного исказили её. Котёл плюхнулся на койку. Несколько капель молока выплеснулось ему на грудь.
-- Вчера я подвозил тебя вместе с компанией …
-- Это я уже слышал. – Перебил его Котёл. – Ближе к телу.
-- А ты внимательно слушай, -- спокойно ответил ему Роман. (Котёл весь подобрался, но продолжал поглощать булку). – Чтобы мне не пришлось лишний раз повторять. Итак, нас стояло две машины. В первую сели два человека, и она укатила. Сразу же рядом оказался ты, со своими парнями. И мы приехали сюда.
-- Клёво прокатились. Только я не врубаюсь, в чём здесь проблема-то?
-- А проблема в тех пассажирах, что уехали в первой машине. Мне нужно знать, кто они такие.
-- Ну, чувак, ты прикатил явно не по адресу. Ближайшее справочное бюро находится у вокзала.
Котёл вылил в рот последние капли молока и бросил пакет на стол, согнав с насиженных мест стайку мух. Затем попытался встать, но Роман, лёгким движением кисти, толкнул его обратно. Котёл опрокинулся на спину.
Не-е понял! Эй ты, кент несчастный, ты чего это тут выделываешься? – в голосе Котла было больше удивления, чем недовольства.
-- Кто были те двое, что уехали в первой машине?
А виду Роман оставался таким же спокойным, но на самом деле он был начеку. Люди, особенно молодёжь, типа этого Котлякова, признавали только силу и поэтому, без демонстрации физического превосходства, Андреев чувствовал, что дальше не обойтись. Надо ли отмечать, что к этому он был готов с самого начала?
Котёл сорвался с места, готовый повалить наглеца и, выдав пару крепких затрещин, спустить по лестнице вниз. Пускай соседи лишний раз убедятся, что с Котлом шутки не проходят. Он был готов всем телом свалить, опрокинуть собеседника, но, к его удивлению, попытка успехом не увенчалась.
Роман упредил попытку нападения и провёл удар «Ой-цуки» выдвинутым из кулака суставом среднего пальца. Такое положение руки именуется «Накадака-иппон». По сути своей Котёл сам налетел на кулак всем телом и сразу отлетел на кровать. Он сипел и задыхался от боли в горле. Собеседник расплывался перед глазами. Самого удара Котёл даже не заметил, столь сильно надеялся на свою мощь и напор. Для него собеседник оставался сидеть неподвижно, тогда как сам он извивался в судорогах болевого шока.
-- Меня интересуют те двое, что уселись в первую машину. Кто они такие? – терпеливо расспрашивал таксист качка.
-- Спроси сам у своего приятеля, -- прохрипел, наконец, Котёл, немного придя в себя.
-- Я хотел бы так сделать, но не могу, -- объяснил Андреев. – Мой товарищ лежит в больнице. В реанимации. Потому и сказать ничего не может. Но мне ответишь ты. Итак, кто были те двое?
-- Чего пристал? Ничего я не знаю и ничего не видел.
-- А я думаю, что ты прекрасно знаешь, о ком я тебя спрашиваю. Отвечай, в противном случае я сделаю тебе так больно, как было больно моему товарищу.
Котёл собрался с силами и постарался ногой лягнуть таксиста, но тот успел собранными в щепоть пальцами так ткнуть в эту самую ногу, что новая волна боли скрутила Генку едва ли не в жгут.
-- А-а-а, падла, я тебя всё равно достану, -- он всхлипывал и метался по матрасу.
-- Ответь на мой вопрос и боли больше не будет.
-- Не знаю я ничего, не знаю. Я, с приятелями своими, в клуб ездил, в «Атлант», с гадами одними посчитаться хотел, но опоздал малость и они ушли. Мы их не нашли, вот домой и отправились. Ты, сволота, нас до дома и довёз. А-а-а …
Роман наклонился к нему и нажал несколько раз точку, снимающую напряжение на нерв, после чего боль начала уходить. Котёл потирал ногу, с ненавистью глядя на таксиста.
-- Что ещё за гады, за какими вы охотились?
-- Не твоё собачье дело, я сам за ними охочусь. Это моя забота, -- зло ответил Генка, стараясь отодвинуться подальше от водителя, который, совершенно неожиданно, оказался опасным. А ведь с виду – обычный мужик, как все, в очках, с мясистым носом и пушистой бородкой на щеках. Круглый животик распирает ветровку. Но только что, чуть ли не шутя, он разделался с самим Котлом, грозой всего посёлка, и сделал это легко, словно перед ним был маленький ребёнок, разбившим банку с абрикосовым вареньем.
-- Похоже, ты ещё не до конца осознал, что, разговаривая со мной, нужно говорить всё и одну только правду. Иначе дядя сделает тебе бо-бо.
В последнее время Котёл таскал в кармане особый пружинный нож, «спринг-найф», который он отобрал у одного цыганёнка. Кнопкой выталкивалось длинное узкое лезвие, которое крошило и резало некачественную сталь. Котёл упражнялся с ножом, бросая его в цель. Потирая ногу, он осторожно нащупал рукоятку и потихоньку выудил его из кармана. Сейчас он проучит этого супермена, Рэмбу сраного. Увидев нож, тот растеряет свою уверенность и уберётся отсюда. А потом он найдёт с дружками этого доморощенного мстителя и отделает его, как Бог черепаху.
Пора! Котёл выбросил вперёд руку, и тут же щёлкнула пружина, выталкивая клинок. Но … по руке ударила чужая сила, и рукоятка вылетела, выскользнула из сжатой кисти Котлякова. Нож вонзился в дощатую стену и остался торчать в ней. Таксист привстал, резко ударил по рукоятке и она отлетела на пол, а клинок так и остался в стене. Котёл чуть не заплакал, так ему было жалко ножа, предмет зависти всех его приятелей.
-- Повторяю в последний раз. Кто были те гады, за кем вы охотились?
-- Студенты казанские, в «Атлант» ходят, через них нас из клуба выставили, -- чуть не со слезами ответил таксисту Котёл. Обязательно он разыщет этого таксиста, видит Бог, обязательно.
-- Имена, фамилии, -- продолжал тот методично допрашивать.
-- Фамилий не помню, а имена их – Руслан, Ростик, Муслим, Ильяс, Арслан. Были и другие, но тех не помню точно.
-- Хорошо, я проверю и личности их и то, где они в тот вечер пребывали. Если ты вздумал мне лапшу на уши вешать, так я вернусь, не сомневайся. Кстати, могу и не один приехать в следующий раз. В парке у нас немало крепких мужиков, которым очень даже не нравятся нападения на таксистов. Мы выведем всех причастных к этому на чистую воду. Если ты, со своими дружками, к этому делу отношения не имеешь, то считай, что повезло вам несказанно. В противном же случае советую самому идти в милицию с овинной. И это для вас – единственный разумный выход. Оставайся здесь и обдумай мои слова.
Роман спокойно вышел с веранды, прошёл по заросшему лопухами двору и вышел на улицу. Карапузы бросили заниматься пивными жестянками и окружили машину Андреева. Старший из них гвоздём пытался выцарапать на крыле какое-то слово, но остриё, раз за разом, соскальзывало, и слово не складывалось.
-- Я вас, -- шуганул мальцов Андреев, и они бросились врассыпную. Остался лишь брошенный на месте «преступления» гвоздь и несколько незначительных царапин. Хват уселся в салон и завёл двигатель.
Не спеша, Роман выехал из Дурней, проехал под мостами, где, над его головой, прогрохотала колёсами электричка, следовавшая в Балезино. Похоже, Котляков не обманывал, и компания его возвращалась домой после неудачного выхода в город. Но вот те казанские студенты. Надо проверить их – что за люди, чем занимаются и не страдают ли они некоей странной избирательной ксенофобией в отношении кировских таксистов. Студенты из Казани и Фархад Барагатуллин, который тоже «работает» в тех же краях. Интересное, очень интересное совпадение. К тому же, клуб «Атлант» … Надо бы поинтересоваться этим заведением. Что там, да как? Почему те студенты именно сюда пришли? Нет ли чего за этим? Глядишь, и тайна нападений на таксистов раскроется. Пусть капитан Фёдоров с бумагами работает, а мы уж сами, по-свойски …
Когда Репа с Бугаём поднялись по лестнице к Котлу, тот в это время пассатижами вытаскивал покореженный и погнутый клинок, в котором с трудом угадывались остатки пружинного чуда, предмета зависти всей компании. Расколотая рукоятка валялась под столом, а раскрасневшийся отёл шёпотом ругался.
-- Ну, чего зенки вылупили, садитесь, коли приползли.
Сегодня их вожак был настроен агрессивно и недружелюбно, хотя расстались все вчера в настроении самом приподнятом. Конечно, поход их закончился ничем, но скоростная езда на «Волге» вселила в них тогда восторг и радость.
-- А помнишь, Ген, вчерашнего таксиста?.. – попробовал было вернуть приятелю хорошее настроение Репа.
-- Засохни, Репа, я этого мерзавца разыщу и самолично ему руки- ноги повыдёргиваю … А вы мне поможете.
Пацаны опешили от неожиданности.
-- Чего так? Вроде всё путём было?
-- Было, да сплыло. И быльём поросло. А козла этого, таксиста, умру, да найду, посчитаюсь с ним, с гадом!
Только позднее он рассказал приятелям о посещении того самого водителя, что столь здорово, «с ветерком», домчал их до хаты. Как эта мразь изгилялась здесь над Генкой, воспользовавшись его сонным состоянием. Понятное дело, ребята тоже гневом воспылали, ведь обидели не кого-нибудь там, а вожака ихнего, Генку Котлякова, Котла, то есть, личность весьма известную в посёлке и за его пределами. Если таксисты бросили им такой нахальный вызов, то ребята примут его и обязательно наведаются в стан противника. Жаль только, что ряды их скудны. Вот в ранешнее время, когда они в «Атланте» занимались всей гурьбой, ни одна шавка взлаивать в их сторону не смела, а сейчас вон сразу то казанские студенты понт наводят, то опять же таксисты шухер подняли. Но ничего, под крепкой дланью Котла бригада их установит свой порядок в своих владениях.
Порешив таким образом, отправили Репу в чипок за бутылкой, а потом ругались долго. Мол, пошли дурака за бутылкой, так он, дурак то есть, одну бутылку и принесёт.
Глава 15.
В Киров-на-Вятке группа Эль-Моута должна была прибыть с разных мест. Сам Магомет, вместе с сестрой и одним из боевиков – Фархадом, вылетел из Махачкалы в Казань, где Хафиза должна была остаться и обеспечивать связь и информацию группы. Материальная база группы тоже должна быть собрана там же, где у Эль-Моута имелись свои сторонники.
Москаленко с Буличем и Абдулло Салехом, то есть Максимовым Павлом Юрьевичем, через Норвегию и Мурманск, должны были прибыть в Архангельск, а уже оттуда добираться до Кирова-на-Вятке, как представители северной компании «Норд ойл компани». Салех, то бишь Максимов, играл роль старшего компаньона в их группе и не спускал глаз с обоих напарников.
А Боло и Джо, через Эстонию, должны были перебраться в Нижний Новгород, на предмет поставок оргтехники в волго-Вятский регион.
В назначенный день и час все они должны съехаться в Киров-на-Вятке, где и назначена была окончательная встреча. У каждой группы было портативное радиоустройство, выполненное под мобильный телефон, со специальным блоком- скремблером, который радиопереговоры делал шумовыми помехами для постороннего слушателя, что являлось гарантией от подслушивания.
Эль-Моут постарался распланировать и предусмотреть каждую мелочь, начиная от документов и одежды, и заканчивая повседневной мелочью, что болтается в карманах у каждого. Ничто не должно напоминать связь отбывающих за рубеж курсантов с Особым волонтёрским корпусом и, уж тем более, с Горской конфедерацией. Из всей группы лишь он с сестрой имели прямое отношение к горским народностям, а значит, могли бы стать подозреваемыми.
Самолёты чартерный коммерческих авиалиний в течении нескольких дней, один за другим, стартовали в различных направлениях. Среди ящиков с грузом сидели пассажиры в гражданском облачении. Пилоты не раз уже совершали подобные рейсы и не проявляли никакого любопытства, получая за молчание валютой.
Магомет промолчал весь перелёт, утопив голову в воротник пиджака. Закрытые глаза его шевелились, показывая, что он не спит, а пребывает в трансе размышлений. Сестра его также молчала. На коленях она разместила переносный компьютерный блок – ноутбук с дисплеем на жидких кристаллах, и всю дорогу нажимала на сенсорные клавиши, внимательно всматриваясь в картинки, появляющиеся на экране.
Узбек Фархад приник к иллюминатору самолёта. Старенький ЯК то взлетал над белыми холмами облаков, то нырял в обширные провалы «воздушных ям». Фархаду ещё не приходилось путешествовать на этих широтах. До этого весь диапазон операций приходился на Среднюю Азию и лишь в последний год – на Северный Кавказ.
Поэтому он с таким любопытством и разглядывал всё, что удавалось заметить под самолётным крылом. Ростов, Волгоград, Саратов. Самолёт летел над обширной волжской поймой, оставляя под фюзеляжем километр за километром.
Российская земля чрезвычайно интернациональна. Десятки и сотни народностей проживают здесь бок о бок уже многие столетия. Были у них свои войны и конфликты, которые затем непременно сменялись полосой мирной созидательной жизни. По сути своей Россия – это самое многонациональное государство в мире, и русские люди являются здесь той цементирующей прокладкой, что делает государство единым домом, в отличии , скажем, от США, где всё держится на эмиграции, постоянном приливе свежей крови и мозгов. И жила так Россия сотни и сотни лет, пока не зашаталось здание, не затрещало по этажам- народностям.
Постепенно разрасталась Русь, раздвигала свои рубежи- границы. Спешно возводились укрепления на Фронтире, которые затем перевоплощались в приграничные города. Недаром государство россов называли иноземцы Гардарикой, то есть страной городов.
Тысячу лет назад Русь была небольшим государством. По современным меркам, конечно же. Стольным градом был Киев, «мать городов росских». Так называли его в далёком 882-м году, по нынешнему летоисчислению. Через Киев тогда проходили пути и в Европу, и в Азию, и на Дон, в Новгород, и даже в Царьград, как называли россы Константинополь.
Россы показали себя нацией сильной, умелой и в себе уверенной. Занимались в основном земледелием и ремёслами, но совсем не чурались походов воинских. Примером тому может послужить золотой щит, прибитый к воротам Царьграда княжескими дружинниками.
Великий поход с Востока орд монгольских завоевателей надолго затормозил развитие Руси, но не разрушил тогдашней инфраструктуры. Россияне сумели ассимилироваться в новых условиях, приспособиться и пережить опасное, лихое время. К слову сказать, не все народности находят в себе силы приспособиться к новым условиям, предложенным завоевателями. Так исчезли бесследно прибалтийские племена пруссов, порабощённых тевтонским орденом, мало кто помнит о пиктах. Населявших когда-то британские племена, до появления там англов, оттеснённых с равнин нынешней Германии племенами готов. Растворились в песках времени хазары и печенеги, разбитые русскими витязями, перестали существовать инки. Великие цивилизации Америки – ацтеков и майя, обогнавшие в своё время европейское развитие, влачат сейчас жалкое существование. Можно приводить тем больше примеров, чем сильнее углубляться в историю.
Завоевательные походы России усилились во времена Иоанна Рюриковича, по прозванию Грозный, много сделавшего для становления и развития Руси, но и пролившего крови соотечественников – немерено. Многие считают его русским Владом Цепешом, отринувшим все нормы морали, другие – величайшим деятелем, сплотившем раздробленное российское государство в единое целое. Некоторые же историки склоняются к мнению, что именно с абсолютистской монархии Иоанна Четвёртого Грозного Россия окончательно свернула на азиатский путь развития. Вместе с тем никто не отрицает завоеваний Казанского и Астраханского ханств, войны с Ливонским орденом за выход к Балтийскому морю и начало великого похода в Сибирь.
Фархад разглядывал плещущие волны Волгоградского водохранилища, называемого морем. Вокруг зеленели бескрайние поля. Саратовская губерния издавна считалась житницей земли русской. Во времена Петра Первого Романова хлынула в наши земли орда иноземная, строительно- просветительская. Открыл иноземцам царь Пётр доселе закрытую Московию и поразились они богатствам нашим, что, недоразумению и недомыслию, топтались ногами бездумно. Нажившись, многие иноземцы вернулись в своё отечество, нагруженные заработанными мехами и драгоценностями, но некоторые из них полюбили нашу землю и предпочли здесь остаться навечно.
Ещё не раз вливались чужестранцы в пределы наши, не как завоеватели, а как мирные переселенцы, во времена Анны Иоанновны, герцогини Курляндской, а затем – императрицы Российской, вошедшей в нашу историю под прозвищем Анны Кровавой. Продолжился поход чужеземцев и при Анне Леопольдовне, правительнице России при малолетнем сыне, императоре Иване Шестом Антоновиче. Голландцы и англичане, немцы и французы находили себе место в Москве и Санкт-Петербурге. Но прошло время царственных особ, тяготевших ко всему иностранному, и потянулись переселенцы из обеих столиц. Кто вернулся обратно, в иноземщину, а кто и предпочёл Поволжье, кладезь для рачительного хозяина.
Целые города и селения составлялись из «немцев», как именовали тогда всех чужеземцев. Со временем они даже выделились в государственное образование- коммуну. Это было уже после большевистской Октябрьской революции. «Пролетарии всех стран – объединяйтесь». Вот они и работали на благо новой Родины. Главный город у коммуны носил имя Карла Маркса, теоретика революционной мысли, её бога. Пять лет просуществовала коммуна, а затем её преобразовали в Автономную советскую республику немцев Поволжья. Столицей стал город Энгельс, бывший Покровск, стоявший на другом берегу Волги, напротив Саратова. А соединял их, как Буду и Пешт, широкий шоссейный мост и интернациональная дружба народов. Полмиллиона тружеников и профессионалов, работавших надёжно, истово. Много инженеров и строителей, учёных и конструкторов вышли из числа поволжских немцев. Но началась Отечественная война. Гитлеровские войска перешли границу и вторглись на земли Украины и Белоруссии. Тысячами записывались в добровольцы российские немцы на войну с фашизмом. Но времена Клары Цеткин уже закончились. «Пятой колонной» назвали сотрудники НКВД сотни тысяч честных россиян и потянулись в Казахстан и Сибирь эшелоны интернированных лиц. Позднее к ним присоединились крымские татары и поляки, чеченцы и корейцы, евреи и просто русские люди, целый Интернационал. Республика немцев Поволжья перестала существовать в августе 1941-го года. Потом всё же вернулись семьи немцев на свою малую Родину, но уже далеко не все и былого величия уже не случилось. Не было того праздника Труда, каким оборачивалось почти что любое дело. Остались, правда, крепкие хозяйства, справные дела и товарищеское отношение. Одних немцев к другим.
Саратовские поля сменились самарскими землями. Опять потянулись леса и поля, похожие на причёсанные газоны. И снова засверкали в лучах солнца воды очередного моря – Куйбышевского водохранилища, что тянулось до самой Казани, куда и летел чартерный ЯК.
Получил от того полёта Фархад чувство потрясения – от просторов, от величия увиденного, от бескрайних водных пространств, что являлись потрясающим контрастом прожжённым солнцем пескам Средней Азии, где вараны и скорпионы являются хозяевами жизни. И в такие просторы шагнул Эль-Моут с намерением бросить вызов.
Покосился Фархад на Багаева, но тот не обратил никакого внимания на волнение узбека. У него у самого было слишком много забот. Подобно античному Атланту держал он в себе всю конструкцию своего замысла.
В аэропорту их поджидал джип «Мицубиси Паджеро» с золотым полумесяцем на борту. Всё-таки Эль-Моут являлся слишком важной фигурой горского движения. Но это было единственной приметой появления группы. Да кучка людей, встречавших гостей у трапа самолёта.
Пожалуй, труднее остальных пришлось Боло и Джо Огненному Пальцу. Хотя и были они «иностранцами», то есть записаны в документах, как представители торговой фирмы из далёкой Германии, где собралось в последнее время масса всяческого народа, вписавшегося в экономику «сердца Европы». Пакистанец Боло стал курдом Иеном, а семинол Джо – баском Микеле Иберресом. Длинные чёрные волосы он собрал в хвост и походил теперь на испанского гранда, в модельном костюме от Версаче.
Никто не узнал бы в солидных бизнесменах с зеркальными очками и атташе- кейсами боевиков- террористов. Самый совершенный металлоискатель не нашёл бы у них и признака оружия, если не считать таковым костяного ножа для разрезания бумаги. Впрочем, на данном этапе операции воины Ислама и не нуждались в бомбах и пистолетах. Таллинн для них был всего лишь транзитным пунктом путешествия, где они отметили паспорта и поставили выездную визу. В скором времени они должны были проследовать обратно. Если операция пройдёт удачно, а не так, как в Иордании.
Но бойцы Особого волонтёрского корпуса не привыкли поддаваться унынию. Тем более, такие люди, как невозмутимый семинол Огненный Палец, который вообще казался лишённым эмоциональных всплесков, или пребывающий в наркотической нирване Боло. Неизвестно, какими способами он умудрялся провозить наркотик через таможенный контроль, но в отеле он вновь пребывал под кайфом, загадочно улыбаясь индейцу.
В Таллинне Джо был в первый раз. Ранее этот город назывался Колывань, а позднее -Ревель и был, вместе с Санкт-Петербургом, морскими воротами, связывавшими Россию с Западом. Это было не только во времена Российской империи, но и позднее, в советский период, когда Эстония была советской республикой, ЭССР. Но, за последнее десятилетие, многое изменилось. Русскую речь всё реже можно было слышать на улицах и в учреждениях. Вместо русских, белорусов и украинцев, по Таллинну разгуливали теперь немцы, шведы, датчане, то есть те, кто уже побывал здесь с оружием в руках, но во времена, зафиксированные летописцами. Вчерашние и позавчерашние завоеватели вновь чувствовали себя хозяевами Эстляндии, инвестируя свои финансы в экономику прибалтийского государства. Концессионеры и натовские солдаты, банкиры и маклеры, международные авантюристы и простые трудяги, кого здесь только не было.
Если бы Джо решил погулять по узким улочкам Старого города, то он обязательно столкнулся бы с трубочистом, важно шествующим по брусчатой мостовой, с лицом, покрытым копотью, в настоящем цилиндре, с мотком троса и «ершом» для чистки дымоходов. Прохожие стараются прикоснуться к чумазому трубочисту, а некоторые даже оторвать «на счастье» пуговицу. К подобным «покушениям» трубочист давно уже привык и его сюртук предусмотрительно покрыт рядами латунных пуговиц. Счастья ему ни для кого не жалко. А дальше где-то обязательно сидит на маленькой скамеечке брусчатник. Он занят тем, что, специальной лопаточкой, выковыривает изношенные бруски из мостовой, а на освободившееся место ловко впихивает новый брусок. Проделывает эту операцию он настолько быстро, что напоминает порой чудесного робота- андроида, но, на самом-то деле, поверьте нам, это самый обычный человек. Просто он – настоящий мастер. И таких мастеров в Таллинне много. Недаром его иногда называют, по старой памяти, Городом мастеров. Таллинн, Рига и Прага – самые европейские города, в добрых старинных традициях.
Таллинн – город- музей. Здесь их почти два десятка. Это и музей природы, этно- исторический, янтаря, народного творчества и ещё много других. Рядом с уродливой башней «Толстая Маргарита» стоит красивейшая церковь Элевисте, а в Старом городе снимают исторические фильмы кинематографисты едва ли не со всей Европы.
Но равнодушный Джо предпочёл остаться в номере. Он достал из холодильника банку кока-колы и вышел на широкую лоджию, напоминающую террасу обилием цветов в глиняных горшочках. Маленькими глотками он цедил газированную воду с экстрактом листьев коки и разглядывал панораму современного города с многоэтажками из стекла и бетона, что так удивительно соседствовали со старыми, готического типа зданиями в неповторимом, увы, стиле старины. Частично здания закрывали собой Финский залив и крошечные фигурки кораблей, что перемещались в акватории порта.
-- Послушай, Джо, что тебе здесь понадобилось?
Семинол медленно повернул голову и окинул товарища взглядом. Тот сумел встать рядом совершенно бесшумно. Пиджак его остался на диване. Сорочка расстёгнута, обнажая заросшую волосом грудь. В руках Боло держал две пивные бутылки. Одну он протянул товарищу. Семинол молча взял бутылку «Будвайзера».
-- Я понимаю себя. Что мною движет? Желание помочь Пакистану. Да-да. То, что делаю я, всё идёт на пользу моей Родине. Ты тоже работаешь на Пакистан. Но надо ли тебе это, а?
Семинол, одним движением пальца, сковырнул пробку, и она полетела, закувыркалась в воздухе, чтобы приземлиться на зелёную траву газона. Потом её найдёт и поднимет дворник, в белых нитяных перчатках и строгом пиджаке, укоризненно покачает головой и бросит в чистый ящик из оранжевого пластика.
-- Нет, ты мне скажи, Джо, что тобою движет? Я это определённо хочу знать. Ведь не кто-нибудь здесь сейчас находится рядом со мной, а ты. Может, ты работаешь на Интерпол, как … как Гирсам, и завтра мне наденут на эти вот руки хромированные наручники и отправят в тюрьму лет так на пятьдесят. А я не хочу туда. Это плохо. А, Джо?..
Глупец этот Боло. Если бы Джо собирался арестовать Боло, то давно бы уже сделал это, не дожидаясь его докучливых словоизлияний. И не сидел бы пакистанец в номере- люксе в прибалтийской столице, а трясся бы в джипе между двумя суровыми копами по дороге в цитадель.
Копы! Сколько себя помнит, Джо всегда ненавидел полицейских. Они частенько бывали в резервации, вечно кого-то искали. Многие друзья юного Джо занимались контрабандой или иными операциями, так или иначе связанными с нарушением закона. Но такая жизнь не пришлась Джо по душе. Он хотел хорошо зарабатывать, чтобы купить длинный шикарный автомобиль и двухэтажный собственный дом, куда он сможет привести Лилит, девушку из их посёлка, обладательницу чёрной волны волос и голоса, похожего на журчанье весеннего ручейка.
Проблема была в том, что семинолу трудно заработать много денег. Столько, чтобы купить и дом, и машину. Пока что сам Джо жил в стареньком трейлере. Он не захотел жить с родителями в самодельной лачуге и перебрался на кладбище автомобилей. Там его и нашёл армейский вербовщик.
Поддавшись его уговорам, Джо посчитал армейскую службу лучшим выходом из положения. Контракт на пять лет даст ему востребованную профессию и ту необходимую сумму, с которой они с Лилит начнут новую, совместную жизнь. Девушка отнеслась благосклонно к его уверениям, и Джо подписал контракт.
Если бы знал Джо, что его ожидает в казармах, то подумал бы десять раз, прежде чем решился связать себя на эти пять лет. В крайнем случае, на армии свет клином не сошёлся. Но дело сделано, он вручил свои тело и душу командованию армии Соединённых Штатов и началась переделка гордого своенравца под армейские стандарты.
Воинский устав морпехов, куда угодил Джо за рост и силу, предусматривал все мыслимые и немыслимые ситуации. Как быть и что делать в тот или иной момент жизни. Есть, спать и ходить в сортир предстояло отныне только по сигналу. Конечно, все эти строгости происходили только в учебной части и предназначались для того, чтобы новобранцы скорее привыкали к армейскому порядку.
Для свободолюбивого семинола эти строгости и ограничения оказались ножом по горлу. При заключении контракта он больше думал о денежной сумме и тех благах, что он мог приобрести по окончанию службы, а вот то, что называется муштрой, оказалось для него неожиданностью.
В армии Соединённых Штатов служат евреи, немцы, англичане, много негров, встречались даже славяне и китайцы, но вот индейцев в рядах военных очень мало. Почему так, наверное, смогли бы пояснить историки и этнографы, или психологи, а для себя Джо размышлениями не задавался.
Бритые белокожие солдаты, такие же курсанты- первогодки, любили подшучивать над теми, кто не походил на них. Краснокожий парнишка подходил для этого идеально. Он просто напрашивался на то, чтобы стать объектом подначек и издевательств.
Сначала Джо терпел и молча сносил мелочные придирки, считая это участью всех новичков. Но, видя, как его товарищи отправляются на занятия, а его опять назначают на уборку помещений, воспротивился распорядку.
Сержант в армейской казарме – царь и бог. Что скажет господин сержант, то любой из курсантов обязан считать ближайшей жизненной целью. Прикажет сержант землю жрать, курсант падёт на корточки и вгрызётся в прах. Такие порядки в казарме поддерживались всеми силами.
И когда Джо отказался брать метлу в руки, в казарме установилась мгновенная тишина. Сержант Шон не поверил своим ушам и ещё раз отдал распоряжение, но курсант остался стоять немым столбом. Тогда Шон подошёл и схватил новичка за грудки. И отлетел в сторону, завывая от боли. Сержант лежал между койками, держась обеими руками за промежность, и громко стонал.
Пятнадцать суток отсидел в карцере Джо, драил полы и чистил туалеты, но после этого его уже не заставляли быть постоянным уборщиком. Вот только Шон затаил на семинола обиду. Он гонял его по тренировочному городку дольше любого из курсантов, но Джо не протестовал таким нападкам. От постоянных физических упражнений он становился только сильнее и увереннее, и скоро никакой Шон не решился бы бросить Джо вызов. Индеец стрелял лучше всех во взводе, дрался в рукопашных поединках с упорством апача, применял самые жестокие приёмы. Разбивать тяжёлые силикатные блоки он научился не только руками, но и ногами, и даже головой. При этом он проделывал всё в движении, не останавливаясь ни на миг.
Оружие стало частью его, продолжением рук и глаз. «Огненный палец». Так прозвали его в армии. Носил это прозвище Джо и много позднее.
Наиболее подготовленных пехотинцев перебросили в Европу, в Экспедиционный корпус, который постоянно присутствовал на Старом континенте ещё с окончания второй мировой войны. Но только теперь американские солдаты считались не оккупационными войсками, как это фактически было в 1945 году, а союзниками по Атлантическому блоку.
В своей части Джо отвоевал право пользоваться уважением, а на новом месте надо было всё начинать сначала. И если в учебке ему противостояли необученные толком новобранцы, то здесь были уже профессиональные вояки, имеющие солидный армейский стаж и опыт. Многие из них могли бы работать инструкторами не только по рукопашному бою, но и по другим важным армейским дисциплинам. С такими вот «суперменами» и пришлось столкнуться Джо.
Недруги подстерегли его в баре, подленькими шуточками вывели его из себя, а затем спровоцировали драку. Кто-то «невзначай» плеснул ему в лицо виски, а когда он вскочил, толчком опрокинули через стул. Кто-то из своих сделал вид, что не «заметил» инцидента, кто-то ждал от индейца решительных действий, но такого «взрыва» не ожидал никто.
Прямо с пола Джо взвился в воздух и ногой двинул обидчика между плечом и ухом. «Сокуто» свалил неприятеля с ног. Никто не видел здесь подобной скорости движений. Приятели «шутника» ещё только поднимались со стульев, а Джо уже бушевал среди них. Пяткой- «какато» он повалил высокого капрала, похожего усами и статью на Холка Хогана, тыльной стороной ладони, называемой каратистами «кумадэ», провёл ой-цуки в грудину здоровенного парашютиста, от чего тот зашатался и сел прямо на стол.
Два здоровяка попытались скрутить задиру, но не на таковского напали. Они с таким же успехом могли бы попробовать оседлать ветер. Один отлетел от мощного «маэ-гэри кэаге», второго он достал ударом в затылок, молнией проскочив под прямой левой. Если вы помните, что Джо научился на ходу ломать кирпичи и доски, то понимаете, что противнику пришлось очень даже несладко.
Парашютисты частенько устраивали в баре потасовки, и армейцы этих буянов обходили стороной, кроме, пожалуй, морских пехотинцев. Но было тех очень немного. То, что новичок- краснокожий разделался в считанные минуты с половиной команды профессионалов, задело их за живое.
В следующее мгновение уже все, кто был в баре из числа парашютистов, с рёвом летели на обидчика. Никто уже не вспоминал, что тот сам пару минут назад стал объектом нападения с их стороны. На защиту Джо встали несколько товарищей, знавших его лично. Но нападавших было в несколько раз больше. Полетели бутылки, стулья, затрещали столы.
С улицы послышались свистки патрулей «милитари полис», военной полиции, то есть запахло жареным, и драчуны мигом разбежались, спасаясь от штрафов и карцера. Осталась опрокинутая мебель, побитая посуда и … сильно порезанный капрал из числа парашютистов. В драке кто-то крепко саданул его ножом. Доказать ничего не смогли, но все считали виновником именно Джо. Ведь он был центром сражения, его главной действующей силой.
После этого парашютисты устроили настоящую охоту на него, пытаясь отомстить за товарища.
В это время в Югославии началась заваруха. В то время, как Европа объединялась вокруг Германии, на Балканах разгорелось пожарище войны. Собранная Иосипом Броз Тито лоскутная республика трещала по всем швам. Первая о независимости объявила Хорватия, вспоминая репрессии и гонения сербских спецслужб под видом чистки от усташей доктора Павелича. Загреб поднял знамя Хорватской свободной республики, а сербские танки в ответ перешли реку Уну.
Натовские самолёты барражировали над воюющими сторонами, и политики Милошевича устроили крик, что страны Запада хотят ввести войска и оккупировать Югославию. Хотя и слепому было ясно, что того, единого государства, СФРЮ, нет и в помине, политики Белграда считали конфликт Загреба внутренними проблемами государства. А ситуация тем временем развивалась по нарастающей. В конфликт вступили Босния и Герцеговина. Уже большую часть Югославии затянуло дымом пожарищ. По международным информационным каналам корреспонденты рассказывали о массовых «чистках» сербскими военными среди населения мятежных республик. Сербия считала себя старшим братом в этом государственном содружестве и поэтому армия состояла по преимуществу из сербов. Они постарались силой вернуть заблудших соседей в лоно югославской «семьи». Тогда же в ООН впервые заговорили о сербском геноциде против мусульман Боснии.
По санкциям ООН в Боснию и Хорватию ввели международные войска, называемые «голубыми касками» Батальоны миротворцев постарались встать барьером между сербами и мусульманами.
Джо не знал, каким образом получилось так, что он попал в число миротворцев, в «голубые каски». Сначала Джо даже решил, что сюда как-то вмешался неизвестный его благодетель, убравший его от мстительных парашютистов. Но потом он сделал иной вывод, прямо противоположный.
Когда они патрулировали местность и заглянули в селение мусульман, которое накануне подверглось обстрелу со стороны прорвавших линию обороны сербских танков, Джо послали проверить повреждённые взрывами дома. Послали, конечно же, не одного его. Ещё несколько рейнджеров со взятыми наизготовку винтовками М-16 отправились с ним.
Одноэтажные цементные строения со стороны улиц имели глухую стену. За стеной располагались внутренние дворики, где обычно гуляла живность, кричали ребятишки, и цвела буйная зелень. Сейчас же ничего этого не осталось. Стены зияли проломами, из которых несло гарью.
Джо распахнул ближайшие ворота и вошёл внутрь. Винтовку он держал перед собой. Отчаявшиеся боснийцы были готовы на всякие действия в отношении чужого, незнакомого им человека, да ещё и с оружием, но, до прибытия команды медицинского персонала, нужно было проверить развалины и убедиться в отсутствии групп сопротивления. Лишь после этого сотрудникам служб милосердия дозволялось расставлять палатки полевого госпиталя.
Соблюдая осторожность, Джо переходил из комнаты в комнату, переступая через разбитую мебель. Стекло и пластик хрустели под тяжёлыми армейскими джамп-бутсами. Семинолу было жаль людей, проживавших, ещё вчера, в этом доме. В чём они провинились, чтобы 52- миллиметровые снаряды перечеркнули мечты и надежды детей и стариков, мужчин и женщин, живших в этом, и других домах селения.
Он поднял игрушку – резинового Микки Мауса и сжал её. Мышонок пискнул в кулаке и, в то же мгновение, в окне мелькнула тень. Ударила очередь и Джо опрокинулся на пол, покатился и замер под окном, в мёртвой зоне обстрела. Спас его кевларовый бронежилет и каска, выкрашенная под цвет неба. Пули скользнули по броне, и семинол отделался лишь несколькими царапинами и синяками- гематомами.
Оказалось, что стрелял один из рейнджеров, усатый техасец с тяжёлой челюстью и реакцией аллигатора. Стрелял он на непривычный звук, а Джо уцелел лишь чудом. Его хлопали по плечу и поздравляли с удачей. Только вот Джо показалось, что рейнджеры поздравляли его сквозь зубы.
Следующая «случайность» не заставила себя долго ждать. Опять же при досмотре разрушенного дома он высвечивал фонариком подвал и вдруг на него полетел холодильник. Он полетел в пролом, дыру, дыру от ракеты, зиявшую посередине кухни. Индейца шкаф не придавил лишь благодаря его необычайной ловкости. И опять были поздравления коллег.
А потом Джо получил письмо из дома. Обычно ему писала Лилит, сообщала о местных новостях, что случались у них иногда в резервации, а ещё она описывала все свои мысли об их будущей совместной семейной жизни. Читал строки её писем Джо, и делалось ему на сердце легко и радостно. Но в этот раз бумаги покрывали непонятные значки чужого почерка. С трудом Джо разобрал, что в резервации появилась банда белых подонков, из числа техасцев. Это были недобитые остатки сепаратистов, требовавших отчуждения Техаса от Соединённых Штатов. Полиция и Национальная гвардия разогнала шайку негодяев, и они рассеялись по всему югу страны. Одна из таких банд и посетила посёлок семинолов. Они пили виски и буянили, словно не у них висели на хвосте правительственные войска. Несколько стычек с юношами закончились смертью одного из подростков. Бандиты укатили из посёлка на джипах и лендроверах, но вместе с ними пропала Лилит и ещё одна девушка. Их искали, но не нашли, как и бандитов из Армии Техаса. Полиция штата завела дело о похищении.
Лилит пропала! Джо окаменел сердцем. Он слышал об этих фанатиках, напоминающих скорее бандитов, чем деятелей политической организации. Больше всего они ненавидели индейцев и мексиканцев, а дальше уже стояли государственные структуры. Что же они сделают с Лилит? Об этом не хотелось думать.
-- Что же тебя так расстроило, мой краснокожий друг?
Джо очнулся от голоса рейнджера, тягучего, как речь каждого коренного техасца. Тот бесцеремонно выдернул исписанные каракулями листочки из рук семинола и пробежался глазами по тексту.
-- Друзья мои, -- рейнджер повернулся к приятелям, сидевшим вокруг стола, поставленного посередине казармы, ранее бывшей школой. – У нашего Джо какие-то парни угнали девчонку. Скоро она узнает, что такое настоящие техасские парни. Да после этого она на Джо и смотреть-то не захочет. Придётся Огненному Пальцу умереть девственником.
Джо сорвался с места и попытался выдернуть письмо из рук нахала. Но тот успел отдёрнуть руку.
-- Хочешь получить письмо обратно? – спросил тот, улыбаясь во все тридцать два сияющих белизной зуба. – Сделай что-нибудь хорошее – спляши, спой песню или покажи пантомиму, как вы обмениваетесь новостями в кругу краснокожих …
Рейнджер не успел закончить фразу, как кулак Джо пробил брешь в его ехидной белозубой улыбке. Несколько зубов скоропостижно покинули рот негодяя, а сам он едва устоял на ногах. Завладев заветными клочками бумаги, семинол повернулся, чтобы выйти из казармы, но рёв позади заставил его обернуться. Противник, оскалив окровавленный рот, выхватил нож – десантный тесак «боуи» и сейчас летел на него, как взбесившийся буйвол.
Легко, будто играючи, Джо сдвинулся чуть в сторону, перехватил вооружённую руку рейнджера, выкрутил её вниз и в сторону, после чего сразу же рванул вверх. Огромный детина, весом за центнер, оторвался от пола и взлетел в воздух. От страшного удара затрещали напольные доски, а со стены рухнула картина с видом Адриатики. Джо поднял тесак и теперь смотрел, как противник его со стонами поднимается. Приятели техасца притихли. Кое-кто потянулся за кинжалом, что висел на ремне у каждого. Только вовремя вошедший командир подразделения помешал новому этапу схватки, что назревал в казарме, как конденсируется заряд статического электричества в грозовой туче.
Неприятности продолжали преследовать Джо. Похоже, что «буйвол» (он прозвал так техасца), решил отомстить Джо за публичное унижение. Семинол подозревал, что противников у него гораздо больше, но все они искусно скрывали свои намерения. Если бы они явно демонстрировали своё отношение к этому делу, то индейцу было бы не в пример легче. В крайнем случае можно было бы ходатайствовать о переводе в другую часть.
Можно было бы многое сделать, но … Но с получением рокового письма вся армейская служба разом потеряла для Огненного Пальца свой закономерный смысл. Зачем ему всё это, все эти ночные тревоги, вылазки, патрулирования местности? Что это ему даст? Все доллары Америки не вернут ему прежнюю смеющуюся Лилит, если над ней надругалась банда подонков.
Воспользуемся этим трагическим моментом и, пока Джо приходит в себя, расскажем немного нашему Читателю про Техас и техасских рейнджеров, которые появились в середине прошлого века, как отряды самообороны. Итак, откроем одну из страниц истории Соединённых Штатов.
В поисках лучших, удобных и незанятых земель, переселенцы с Востока страны подались на Запад. Начался этап Великой Миграции. Активно осваивались индейские территории, официально именуемые Дикими. Одиночки- пионеры уже побывали в Скалистых горах и занимали там обширные участки, выстраивая в долинах ранчо. Но не все из переселенцев выбирали путь на Запад или Север, некоторые поворачивали на Юг, в жаркую Мексику. Нахрапистые янки самостоятельно занимали удобную для себя территорию, строили дома, загоны для скота, начинали разводить коров. Быстро создалось сословие белых скотоводов- плантаторов.
Мексиканское правительство глядело сквозь пальцы на столь поспешное развитие. Скорее всего, они ждали, когда пришельцы с севера обустроятся сами, чтобы предъявить после этого претензии. Но просчитались. Плантаторы успели объединиться и даже создать свою наёмную армию. В те времена сотни стрелков- ганфайтеров наводнили север Мексики, почуяв возможность заработка. Плантаторы расплачивались звонкой монетой, и стрелки стеной встали на их защиту. В 1835-м году началась Техасская война. Плантаторы успешно защищались с помощью наёмников. Конфликт не желал утихать, а наоборот – ширился и развивался. Мексиканское правительство посылало всё новые и новые отряды. Тогда плантаторам- янки пришлось обратиться за помощью в метрополию. К тому времени на границе с Техасом уже концентрировались войска. Армия Соединённых Штатов тут же вступила в мятежную провинцию, чтобы защитить сограждан.
В 1836-м году война закончилась тем, что Техас вышел из состава Мексики и образовал «самостоятельную» республику. Мексиканцы не желали мириться с таким несправедливым завершением конфликта и не раз пробовали поднять мятеж. Но только войска наёмников не дремали, а решительно расправлялись с недовольными. Это уже были те, которые впоследствии и станут рейнджерами. В 1845 году Техас становится полноправным штатом в составе мощного государства. Затем подобная же участь постигла и другие провинции Мексики, граничившие с территорией столь жадного соседа. Калифорния, Нью-Мексико, Невада. Мексика «похудела» почти в два раза.
Но, после аннексии Техаса, для богатых плантаторов не наступили спокойные времена. Набеги диких индейцев – пуэбло, кайова и особенно грозных команчей, нападения мексиканских, а теперь и «своих» бандитов, не давали развиваться скотоводству и разведению хлопка. Тогда-то и появились рейнджеры, своеобразная милиция специального назначения.
Техасские рейнджеры существуют до сих пор, как альтернатива полиции штата, дань былой исторической самости, имеют разрешение на ношение и применение оружия, и весьма активно борются с непрофессиональной преступностью. Довольно слащавым и приукрашенным примером деятельности современных рейнджеров служит популярный американский телесериал с участием знаменитого актёра и продюсера Чака Норриса.
Во время второй мировой войны рейнджеры участвовали в боевых действиях, и действовали отдельными подразделениями особого назначения. От обычных армейцев они отличались хорошей физической подготовкой и дерзкими действиями. Пожалуй, с тех самых пор и появились армейские подразделения рейнджеров, одно из самых профессиональных структур армии НАТО.
С таким вот противником умудрился столкнуться Джо, во время выполнения миротворческой миссии в центре Европы. Новообразование – Сербская Краина, сателлит Сербии, вела активные боевые действия с использованием самолётов, танков и артиллерии. С Белграда им постоянно подвозили боеприпасы, продовольствие, медикаменты. Батальоны «голубых касок» противостояли разрастанию вооружённого конфликта, ввязывания в боевые действия новых участников.
Подразделение Джо выбросили в горный район Динарского нагорья. Небольшой городишко с труднопроизносимым названием концентрировался вдоль угольной шахты. В здании заводоуправления организовали для миротворцев временное жильё, поставили койки и развернули полевую кухню.
В патруль, вместе с Джо, попали «буйвол» и один из его приятелей. Семинол держался в стороне от своего недруга. Он внимательно вглядывался в буковый лес и придерживал а ремень штурмовую винтовку «Армалит».
Рядом с колеёй железной дороги пробежала серна и исчезла в лесу. Джо вспомнились юношеские походы и охотничьи вылазки. Но в этот раз ему не хотелось целиться в серый бок стройного животного. Винтовка повисла стволом вниз на ремне, врезавшемся в плечо.
Когда-то в этих угольных разломах базировалось подразделение НОАК, Народно- освободительная армия края, а точнее – просто партизанский отряд. В стане его как-то даже побывал лично Броз Тито, и беседовал с личным составом. Отряд Сопротивления будоражили листовки четников, но, после посещения легендарного командира, бойцы перестали слушать националистов.
С тех пор минуло более половины века, но события прошлых лет нет-нет да напоминали о себе. До командования миротворческих сил дошли сведения, что угольные шахты хранят в себе склады оружия тех военных пор. Послали группу специалистов по разминированию. А команду, куда вошёл и Джо, послали на разведку, чтобы убедиться в отсутствии на шахтах воинских подразделений мусульман или сербов.
Отделение «голубых касок» разместилось в немецком трёхосном бронетранспортёре «Фукс». По завершении разведывательной вылазки, они должны были передать в штаб батальона кодированный сигнал, и лишь после этого транспортный геликоптер «Пума» высадит на территории шахтёрского городка бригаду сапёров.
Машину оставили в стороне от строений административного корпуса, среди серых терриконовых конусов отвальной породы. Наблюдатель с бинокулярным прибором устроили в вагонетке навесной дороги, по которой из шахты доставляли груз. Ещё недавно здесь кипела работа, сновали вагонетки, бродили люди. Сейчас же, когда по всему краю прошла волна военной кампании, шахта опустела. Правда, возле административного корпуса маячил силуэт человека. Он то норовил подойти поближе, а то и вовсе задать стрекача. К нему направился командир отделения, старший унтер-офицер Густав. Остальные миротворцы заняли позиции поблизости от бронетранспортёра.
Неизвестный мужчина в потёртом пиджаке и длинных запылившихся штанах оказался сторожем. Он заверил миротворцев, что на шахте никого больше нет. Рабочие частью отсиживались дома, а частью, кто куда, разбежались. Директор укатил в Сараево, выяснять что-то в верхах, оставив дело на заместителя, который уже неделю не кажет сюда носа, и он, Али Сагджи, остался в унизительном одиночестве.
Больше сторож никого уже больше не интересовал и, уяснив это, он быстренько куда-то испарился, а «голубые каски» рассредоточились по территории, проверяя искренность слов местного жителя.
Джо направился к бетонной коробке с узкими окнами. Выяснилось, что здесь находится в саму шахту. На поверхности висела клеть, куда помещалось до десяти рабочих, если им встать плечом к плечу. Конструкция покачивалась, покоясь на металлических тросах. Между клетью и кафельным полом зиял тёмный провал. Семинол подошёл ближе и заглянул в тёмную щель. Оттуда тянуло холодом и ещё чем-то, имевшим непривычный запах.
Джо всматривался вниз и потому прозевал момент, когда в капонир вошли рейнджеры. Их было трое. Видимо, они с самого начала следили за индейцем и, похоже, дождались удобной минуты. Внезапным рывком «буйвол» сорвал винтовку с плеча семинола. Тот дёрнулся, как ужаленный, и отскочил в сторону. Рейнджеры окружили его кольцом, ощетинившись штыками винтовок. Многофункциональные ножи хищно двигались перед ним, норовя, при случае, ужалить. Джо вертел головой, выискивая лазейку для спасения, но возможности такой не находилось. Разве что … Он перескочил заграждение клети и очутился в центре ограждённого квадрата. Клеть закачалась под тяжестью тела столь беспокойного пассажира. Заскрипели металлические тросы.
Два рейнджера приблизились к нему и нацелились штыками в грудь и голову Огненного Пальца. Третий, «буйвол», отцепил нож от штурмовой винтовки и залез на роллинг, через который проходил натянутый трос. В руках он сжимал многоцелевой клинок. Десантным ножом американской армии можно выполнять различные задачи. Использовать в качестве штыка, колющего, режущего оружия, перепиливать ветви деревьев с помощью специальной насечки, нанесённой на тупую часть клинка, и даже перекусывать колючую проволоку. Именно этой операцией и занялся «буйвол». Он соединил клинок с ножнами, и получились своеобразные ножницы по металлу.
-- Помнишь ли ты Чака, индюк? – спросил у Джо «буйвол», не переставая перекусывать ножом стальные нити троса. Какой Чак, о чём говорит этот ненормальный?
-- Я говорю о своём двоюродном брате, Чаке Лоссе. Мы вместе с ним записались в рейнджеры, всегда были вместе. Однажды его отправили на курсы парашютистов. Оттуда он уже не вернулся. Какой-то пьяный индеец в баре зарезал его в драке. Индеец служил в морской пехоте. Звали его Джо.
Сейчас семинол понял всё. Братец того пьяного буяна всё-таки добрался до него. Именно он и покушался всё это время на жизнь Огненного Пальца. На это раз он его, пожалуй, прижал достаточно крепко. Джо положил руку на пояс, где у него был спрятан складной нож. Рейнджеры нацелились на него штыками. «Буйвол» продолжал методично перекусывать проволоку. Уже большая часть троса ершилась «свежими» колючками.
-- Чак уже не вернётся домой, а ты надеешься и дальше пить, жрать и отравлять своим присутствием воздух? Генерал Кастор сказывал, что хороший индеец – это мёртвый индеец. Так вот, я намерен исправить эту ошибку. Но, перед тем, как ты провалишься в преисподнюю, знай, что это я написал своим парням, чтобы они добрались до твоих родичей. Как, ты говоришь, звали твою подружку? Лилит? Жалею я, что не был с парнями, когда они с ней развлекались.
«Буйвол» поднялся на роллинге в полный рост и издевательски засмеялся, глядя сверху на жалкую согнувшуюся фигурку своего личного недруга. Оставалось перекусить ещё несколько нитей и подъёмник ухнет вниз, в жадную темноту. Удар о дно расплющит семинола вдребезги, вместе с площадкой- подъёмником. Всё спишется на несчастный случай.
Молнией распрямился Джо. Выброшенный твёрдой рукой, нож вонзился в кадык «буйвола», но семинол уже отвернулся от падавшего сверху врага. Он метнулся в сторону и уцепился за ствол винтовки ближайшего рейнджера. Рывок, и М-16 оказался у него в руках. По плечу чиркнуло, и заструилась кровь. Джо повернулся к третьему рейнджеру, клеть качнулась, наверху затрещало, и Джо внезапно очутился в темноте. Где-то вверху стремительно отдалялся светлый квадрат. Трос не выдержал и оборвался.
Как он тогда выжил? По той причине, что ствол шахты был не так уж и глубок? Или ему помогло то, что упал он на тело «буй вола»? А может, просто Джо родился под счастливой звездой?
Никому не рассказывал Огненный Палец, как он поднимался по стволу шахты, со сломанной ключицей. Как замирал от дикой пронизывающей боли, повисая над пропастью на гудящих усталостью руках (руке!), как потерял сознание уже наверху, когда одна нога ещё свисала над провалом. К тому времени никого в капонире уж не было. Куда все подевались? Его не волновал этот вопрос. Он пополз в сторону, собрался с силами, поднялся на ноги и заковылял прочь.
Видимо, на него наткнулся сторож и как-то дал знать своим. Этого Джо уже не помнил. Он метался в бреду, звал Лилит, проклинал последними словами Чака, какого-то буйвола, лопотал о резервации. Многих слов окружающие просто не понимали. Там, в шахте, Джо скинул с себя форму солдата американской армии и на поверхность поднялся в нижнем белье. Он не хотел иметь ничего общего с армией, где служат такие люди, как «буйвол» или Чак.
Боснийцы сначала не поняли, кто такой Джо. Он не походил на негров или румяных здоровяков, что раскатывали на бронетранспортёрах с символикой ООН или НАТО. Джо так и остался с боснийцами. Встав на ноги, он снова взял в руки автомат и стрелял теперь, вместе с мусульманами, по танкам с сербскими надписями. Ему платили, и он воевал, а сердце его превратилось в камень …
-- Эй, Джо! – Боло тряс приятеля , пытаясь привести его в чувство. – Послушай, что я тебе говорю.
-- Да, я тебя внимательно слушаю.
Джо отодвинул пакистанца в сторону. Он уже очнулся от воспоминаний и взглянул в расширенные зрачки напарника. Тот держал в руке трубку мобильного телефона.
-- Нас вызывает босс, Эль-Моут. Требует срочно вылетать в Архангельск.
-- Но ведь наша следующая цель – Нижний Новгород? А затем – Киров-на-Вятке.
-- Я ничего не знаю. Босс требует быть в Архангельске. Притом, так быстро, как мы сможем там появиться.
Что же случилось там, в краю северных сияний?
Глава 16.
«Своими глазами, своими руками, печенью, желудком, селезёнкой отвечаешь мне за Москаленку».
Перед отлётом Багаев лично проинструктировал Салеха. Абдулло внимательно выслушал командира и поклялся верой своей, что глаза его ни на мгновение не выпустят из виду поднадзорного. Салех скорее умрёт сам, чем допустит, чтобы сторонняя пылинка упала на голову человека, столь важного в делах величия исламской революции.
Слушая слова клятв и заявлений фанатичного боевика, Магомет немного успокоился. Теперь он был уверен, что Абдулло действительно не позволит сбежать хитроумному гебисту. Если бы не тонкий расчёт запланированных действий, Эль-Моут ни за что не позволил бы Москаленке выйти за пределы волонтёрского лагеря. А так … Так было даже интересней. Пусть экс-полковник спецслужб сам, своими руками, совершит тот действенный акт. А дальше уж в дело вступит его новая тень – Абдулло Салех. Он сделает так, что Москаленко останется там, на территории химкомбината. И пусть его тело обнаружат бывшие коллеги. Пусть они узнают, кто побывал там до эксцесса.
Абдулло Салех послушно всверливался глазами в затылок Николая, пока самолёт не доставил их в норвежский город Нарвик. Перед прибытием, когда шасси грузового самолёта были готовы коснуться бетона посадочной полосы, террористы выпили «за удачу» ирландского можжевелового виски, которое Салех разлил из плоской стеклянной фляжки. Полковники чокнулись пластиковыми стопочками, а на уголовника Салех даже не глянул. Он не скрывал своего презрительного отношения к а Андрею, хотя и ему набулькал полную стопку виски. Булич же в ответ только усмехнулся.
Николай не хотел замечать ничего. Наконец-то! Свобода! Свобода!! И ещё раз – свобода!!! Проклятый маньяк Багаев. Он всё же сумел провести его. Отсюда, из Норвегии, начнётся его исход в Новый Свет. Это будет даже символично. Он сумел всё же вырваться из костлявых объятий смерти. Сто процентов! Такой он ощущал свою участь в операции Эль-Моута. То есть сто процентов того, что он пропадёт, сгинет бесследно, но сейчас-то всё диаметрально поменялось и нет больше рядом этого дьявола в человеческом обличии. Он уже, если честно, заранее простился с жизнью и вдруг – Норвегия, конституционная монархия, европейское королевство, где картинно разодетые гвардейцы шествуют перед королевской резиденцией с американскими автоматическими винтовками, где простые жители не считают нужным запирать за собой дверь после ухода из дома, где машины не оборудованы противоугонной сигнализацией, где тишь, гладь, да божья благодать!
И осталось-то всего лишь маленькая, незначительная мелочь – обмануть дураковатого Салеха- Полковника, который, изо всех сил, корчил из себя профессионала, на самом-то деле пребывая заурядной марионеткой в руках кукольника – Эль-Моута. Сейчас, когда кукловод далеко, Салех не имел уже никакой силы в глазах Николая. Он даже расслабился, мысленно потянулся, как кот перед камином, отдыхая душой после арабского вояжа. Ещё час, два, и он сделает ручкой Горской конфедерации. Адъю, дальше – своим ходом. Он попросит политического убежища у первого встречного полицейского. Николай даже заранее заготовил подходящую фразу на английском.
Конечно же – предстоят долгие допросы у разведчиков и контрразведчиков. Этого Москаленко как раз и не боялся. После того, что он видел и пережил в тренировочных центрах боевиков Кавказа и Азии, все тюрьмы Запада казались лечебными профилакториями. В качестве компенсации он поделится с коллегами знаниями. И купит тем право жить в свободном мире.
Они сидели рядом – Салех и Москаленко, и улыбались друг другу, как влюблённые геи. А потом Салех спрятал пустую фляжку и, как бы между прочим, заявил Николаю.
-- Магомет просил меня следить за тобой в оба глаза, чтобы не позволить искушениям подмять под себя твою решимость возрадовать Аллаха подвигом. Эль-Моут дал мне это виски. Оно отравлено. Противоядие же будет нас ждать в Мурманске.
Как же так?! Неужели всё пропало и он не останется в этом оплоте демократии, мечте многих иноземцев? Кинуться сейчас на этого идиота и выбить, вытрясти из него лекарство от яда.
-- Эль-Моут сказал мне, -- продолжал невозмутимо Салех, -- что за столь подготовленными людьми уследить просто невозможно и поэтому лучше держать их на коротком поводке. Таким поводком он и задумал сделать отраву.
-- Глупец, ведь ты же сам пил с нами и тоже подвергаешься опасности!
-- Я отдаю себе контроль во всех поступках. Фархад встретит нас в Мурманске с дозами антидота. Мы даже ничего не заметим. У нас в запасе целых три дня. За это время мы перелетим на остров Шпицберген, где получим визы на въезд в Мурманск, как представители нефтяной компании. Фархад привезёт к действиям.
-- Но, если … -- Николай был готов рвать и метать, погружаясь в состояние полного отчаяния, -- если Фархад не успеет прибыть в Мурманск, что-то задержит его – нелётная погода или ещё какая неучтённая причина? Что же тогда будет с нами? Мы ведь загнёмся, все трое, от дьявольского пойла, не выполнив порученной нам миссии.
-- В любом случае произойдёт то, что будет угодно Аллаху, -- Салех спокойно улыбался, наблюдая, как мечется перед ним взбешенный Москоленко. – Всё в этом мире происходит с его ведома и по его воле. Если наши жизни понадобятся ему, то мы тут же предстанем перед Всевышним.
Бесполезно разговаривать с фанатиком, будь он чёрным, с широким приплюснутым носом и жёсткой кучерявой шевелюрой, желтокожим узкоглазым азиатом или самым белым европейцем с орлиным носом и голубыми глазами. Если он фанатично предан делу, то своротить его с пути будет очень сложно, если и вовсе не безнадёжно.
В данном случае Николай планировал использовать силу, задействовать свой козырь в лице Булича. Кодовая фраза должна была превратить его в машину смерти, которая перемелет силача Абдулло Салеха. Только так можно было убрать его с дороги, ведущей в свободный мир. Но …
Опять его переиграл чеченский бандит Эль-Моут. Он не знал, не мог знать о «секретном оружии» Москаленки, но великолепно просчитал, что полковник расслабится при виде норвежской земли, потеряет бдительность и попадёт в ловушку, из которой ему самому никак не выбраться.
Москаленко сам когда-то служил в подразделении, работавшем с ядами и разного рода отравляющими веществами, и поэтому знал не по наслышке о многих страшных смесях, начиная от средневековой адской «аква тофана» и до новейших химических и бактериологических разработок.
В бытность свою на посту наркома внудел Генриха Ягоды, успевшего поработать в юности учеником фармаколога, появилась специальная лаборатория, где синтезировались некие химические препараты. В недрах Политбюро глухо циркулировали слухи о странных смертях Горького, Куйбышева, Орджоникидзе и даже Ленина. Закончилось дело о лаборатории снятием Ягоды с должности, долгим следствием за закрытыми дверями и не менее таинственным самоубийством, когда бывший министр повесился на дереве посередине тюремного прогулочного дворика.
Николай представил себе, как он мечется по улицам скандинавского города и доказывает недоверчивым полицейским, что отравлен чеченскими террористами, как его проверяют сначала на психическую полноценность, делают различного рода анализы, а в это время неведомая отрава, медленно и неотвратимо, разрушает его метаболическую и нервную систему, приближая с каждым вдохом медленную и, наверняка, мучительную смерть.
Наверное, часть этих фантазий отразилась у Николая на лице, так как Абдулло отодвинулся в сторону и поднял руку с брелоком, ключами которого он поигрывал весь разговор. Только тут Москаленко обратил внимание на маленькую пластиковую коробочку. Дело в том, что Эль-Моут пустил свою группу в дело, не выдав никому оружия. Из карманов их вымели всё, серьёзнее зубочистки. Боевики не должны были засветиться раньше времени. Изменённая внешность, подлинные документы и хорошая «легенда» должны были свести риск предтечи операции к минимуму.
И вот в руках у Павла Максимова очутился некий стреляющий предмет из арсенала боевиков палестинского сопротивления. Такие вот «брелоки» в массовом порядке производились в оружейных мастерских Ливана, откуда просочились в другие арабские страны и даже в Европу, как одно- или двухзарядное стреляющее устройство, на которое не реагируют ни таможенники, ни металлоискатели. Таким «пистолетом» снабдил Эль-Моут Салеха, чтобы иметь возможность остудить горячую голову Москаленки.
-- Мы все сейчас находимся в одной лодке, объявил между тем Салех, держа «брелок» наготове, -- и хорошо понимаем, что долго тянуть здесь волынку не в наших интересах. Сегодня же мы должны быть на Шпицбергене, а завтра готовиться прибыть в Мурманск. У нас в запасе целых три дня. Успеем сделать всё, если не будем терять времени.
Норвегия только с начала века (двадцатого) стала полноправным членом европейского сообщества. До этого, долгое время, она пребывала в сателлитах, сначала у Дании, а затем у Швеции, которые не очень-то мучились об удобствах своего соседа. И Дания, и Швеция имели у себя мощную европейскую промышленность и пользовались влиянием среди соседствующих государств. Буквально насильно Норвегии была навязана шведская уния, сохранявшаяся вплоть до 1905-го года.
Многое с тех пор изменилось. Скандинавский полуостров сделался образцово- показательным сплавом некоего капиталистического социализма, когда население честно трудится и пользуется всеми благами развитого общества, не имея при этом такого неприятного довеска, как организованная преступность, коррупция и терроризм.
Норвегию, более чем наполовину, покрывают Скандинавские горы, перемежёвывающиеся порожистыми реками и полосами, сначала леса, а севернее – тундры. Вся промышленность сосредоточена на юге государства, между Осло и Бергеном. Весь север отдан природе и многочисленным туристам, в том числе – охотникам и рыболовам.
Побережье Норвегии изрезано узкими каналами- расщелинами, которые местные жители именуют фьордами. Эти узкие каньоны расщепляют горные обрывы и зачастую служат причиной обвалов и лавин. Норвегия похожа на средневековую крепость и выполняет роль своеобразного форпоста Севера европейского континента. Недаром гитлеровская Германия оборудовала именно здесь воздушные и морские базы для ведения войны с Англией и советским Союзом. В послевоенные годы вместо гитлеровских субмарин здесь обосновались войска НАТО. Гористые склоны вновь ощетинились частоколом ракет и артиллерийских установок.
Нарвик, куда прибыли наши герои, был небольшим портовым городом, приютившимся в устье Уфут-фьорда, куда входили и выходили шведские рудовозы, финские лесовозы, а также многочисленные норвежские сейнеры и траулеры, большие, настоящие заводы по переработке рыбы и морепродуктов, и маленькие, чуть больше прогулочного катера. Казалось, что улицы небольшого города, на четырнадцать с небольшим тысяч населения, навечно пропитались солёным морским бризом и запахами всяческих пород рыб.
Можно было прогуляться по этим улочкам, попытаться заглянуть в окна этих домов из красного кирпича, увенчанных высокими крышами, но ничто уже не волновало и не интересовало Николая, кроме желания поскорее очутиться в Мурманске. Там он подумает, что делать ему дальше, а пока что он видел кругом лишь разлагающиеся трупы вместо живых людей.
Всю работу по переоформлению документов взял на себя Салех, оставив спутников в крошечном, на несколько номеров, отеле. Теперь он был уверен, что они будут его дожидаться с большим нетерпением. Конечно, неприятно себя чувствовать ходящим по краю пропасти, отделяющую Жизнь от Смерти, но Максимов, то есть Салех, старался не думать об этом, сосредоточив все мысли на работе с документацией.
Прошло лишь несколько часов, а вся троица уже сидела на борту большого транспортного «Сикорского», который летел в Лонгъир с грузом лекарственных средств и небольшой группой пассажиров.
Остров Шпицберген сейчас считается внематериковой частью Норвежского королевства, хотя издавна русские мореходы останавливались здесь, на берегах Сурового Груманта, как этот остров называли, на свой манер, промышленники- охотники. Была здешняя земля негостеприимна и обильна снегами да льдами. Поэтому и не хотели селиться здесь на постоянное проживание люди. Зашевелились только после того, как обнаружились на острове запасы каменного угля. Потихоньку начали разрабатывать месторождения. Оказалось, что кроме угля, в шельфе острова имеются и нефтяные месторождения. Скоро над поверхностью ледовитого моря гордо возвысились нефтяные вышки. Потёк, всё усиливаясь, ручеёк нефти- сырца.
По «легенде», представителями нефтяной компании и должны были предстать трое героев из Северного Кавказа.
И снова крошечная комната с гудящими калориферами. Несмотря на тёплый сезон года, наружная температура не превышала и нескольких градусов по Цельсию. Ощущалось леденящее дыхание с Северного полюса, с Арктического, то есть, побережья. По большей части это были ветры, дующие с Гренландии, северной ледяной шапки планеты.
Когда-то здесь можно было запросто встретить компанию тюленей, нежащегося при жаре в пару градусов усатого моржа или увидеть вальяжно шествующего белого медведя, посматривающего, с достоинством, по сторонам. Раньше он был здесь Хозяином. Сейчас многое изменилось и, вместо белого медведя, по снежной пустыне катит на японском снегоходе «Судзуки» рабочий с американским винчестером за спиной, а нерп заменили рыбаки в финских пуховиках, караулящие добычу у лунок, освещённых китайским аккумуляторным фонарём. Впрочем, лампочка нужна здесь лишь зимой. Летом солнце практически не скрывается за линией горизонта, путешествую по небосклону над головой путешественника, невость как сюда попавшего. Трудно представить себе чудак, добровольно пожелавшего поселиться на берегах Свальбарда, как именуют этот архипелаг местные жители. В основном население состоит из так называемых вахтовиков, которые проживают, большей частью, в Крагере, Бюглансфьорде или Хортене, то есть любом из норвежских городов, а Шпицберген забираются лишь на месяц, максимум – два. В последнее время компании предпочитают брать рабочих из России, Украины или Белоруссии, согласных работать больше, а получать значительно меньшую сумму, чем самый низкоквалифицированный норвежский коллега. Потянулась с востока дармовая рабочая сила. Вахтовики проводят в тяжелейших за Полярным кругом несколько длинных месяцев, чтобы затем полгода жить на заработанные в твёрдой валюте деньги.
Москаленко с тоской разглядывал дёргающееся за окном под порывами ветра деревце, стойко державшее свою листву. Ветки вычерчивали сложную траекторию движений, а листочки старательно исполняли партитуру безумного дирижёра, и на душе полковника от этого становилось ещё тоскливее. Сейчас он завидовал туповатому Буличу, что сразу после приезда завалился в постель и храпел уже третий час. Что с него станется? Он уже бывал в камере смертников, пообвыкся.
Рейс со Шпицбергена в Мурманск был самой ответственной частью их плана. Полёт совершался не более чем раз в две недели. Транспортный самолёт военной российской авиации совершал коммерческий рейс, отвозил отработавших своё вахтовиков и привозил новую партию желающих заработать. По прогнозам синоптиков ожидалась хорошая погода, но нет ничего более непостоянного, чем погода Заполярья. Оставалось надеяться на счастливую звезду, летние месяцы, более благоприятные во всех смыслах, а также на жадность военных властей, не желающих выпускать удобную кормушку из своих рук.
Ожидание их оправдалось. Самолёт появился в порту, о чём им радостно сообщил Абдулло Салех. Видимо, и его мучило ожидание, так сейчас он выглядел сияющим и довольным, как новобранец, в первый раз получивший увольнительную в город. В руках он держал стопку бумаг, уложенных в прозрачные пластиковые папки. В Лонгъире он выполнял роль старшего в их компании. По своим каналам он добыл необходимые документы и приобщил их к уже имеющимся.
Кольский полуостров их встретил более приветливо, чем северный Грумант. Устойчивый военный ИЛ пробежал по бетонной полосе и остановился. Вместе с другими пассажирами, облачёнными в яркие канадские пуховые куртки, троица «коммерсантов» проследовала в накопитель, где их уже дожидал таможенный досмотр. Всё внимание таможенников концентрировалось на вахтовиках, тащивших неподъёмные сумки и многочисленные картонные коробки. Часть денежной выручки они уже потратили на приобретение фирменной техники. Территорию России переполнили многочисленные подделки с Китая, Польши и Украины, и вахтовики предпочитали вести оригинал с Острова, чем покупать дребедень в отечественных магазинах, пусть и за гроши.
Таможенники имели с вахтовиков свой постоянный маленький гешефт, а вместе с ними прошли, легко и быстро. Проверку трое «коммерсантов». Они показали лицензии, снабжённые солидными заграничными печатями, тактично сунули тощенький конвертик в руки суетливому мужичку с испитым лицом и в мундире с позументом. Тот проштамповал бумаги и отшатнулся ищуще ко крепкому здоровяку, тащившему разом три огромных баула.
Абдулло Салех усмехнулся и подмигнул Николаю («через нашу проходную пронесу хоть мать родную»). Булича он продолжал игнорировать. Дело оставалось за малым – дождаться Фархада и вколоть себе дозу вакцины. Фархад должен был дожидаться из здесь, в аэропорту, или в ближайшей гостинице. Салех оставил приятелей в зале и убежал искать узбека, а когда вернулся почти через час, по тусклому взгляду, уходящему внутрь себя, Москаленко понял, что Фархада нет, а значит, нет и противоядия. Сердце ёкнуло и ухнуло вниз, откуда-то с брюшины поднимался холодный осклизлый ком паники. Моменто мори!
Эль-Моут постарался предусмотреть всё, каждую мелочь, сделать операцию тщательно, отлизать до совершенства. Из всей группы он был самым молодым, по возрасту, но, не по годам, умным и хитрым. Отдельно послал он славян специально, наделив Салеха- Максимова особыми полномочиями. Он верил в преданность боевика- фанатика, в то, что тот недрогнувшей рукой нальёт напарникам и выпьет сам отравленное виски.
По прибытии в Казань он сразу же направил Фархада с ампулами вакцины в несессере в Мурманск, один из самых молодых российских городов, появившийся на карте почти что перед революцией, в 1916-м году.
В 1917-м году, 31 декабря, Лениным был подписан декрет о присвоении Великому княжеству Финляндскому, автономной вотчине Российской империи, к ней отошедшей после войны 1908- 09 года, статуса независимого государства, доказав этим всему миру демократические настроения молодого пролетарского государства. Но так было лишь на первый взгляд. На самом деле таково было требование Вильгельма Мирбаха, который весьма тесно в те дни сотрудничал с Ульяновым- Лениным в делах геополитики. Германские власти соединяли с вождём российского большевизма и пролетариата некие договорённости. Вообще-то немцы планировали значительно увеличить своё присутствие в приполярных северных областях и Финляндское княжество было для них лакомым куском, от которого они «попросили» отказаться Россию. Она сделала это, через декрет Ленина, который, тем не менее, не хотел идти на тесном поводу у немцев, и, однажды ночью, в канун 28 января 1918-го года, в Гельсингфорсе, как тогда именовались Хельсинки, началась Рабочая революция. Отряды Красной Гвардии захватили учреждения правительства, банки и средства связи – почты и телеграф, в полном соответствии со сценарием большевистского переворота в России. Срочно было создано новое революционное правительство – Совет народных уполномоченных. Правительство рабочих и пролетариев занялось выпуском воззваний и декретов и 1 марта 1918-го года заключили договор о дружбе и вечном братстве с РСФСР. Но революционеры, засевшие в Гельсингфорсе, просчитались. Если в российских городах почва для революции была уже подготовлена и удобрена, то в Суоми дело обстояло совсем иначе. Революционеры всех мастей, от эсеров до большевиков, опирались на рабочий класс, на пролетариат, как фундамент восстания, и те подхватили почин. Иное дело было в этой северной провинции. Чухонцы были слишком бедны и забиты, чтобы разглядеть и понять свою будущую жизнь сквозь призму коммунистических преобразований. К тому же край наводнили отряды белого офицерства, бежавшие сюда из Петрограда. В начале мая революция была подавлена, и к власти пришло иное, контрреволюционное правительство, призвавшее на помощь германские войска. Тогда же будущий маршал Карл Густав Маннергейм начал свою успешную воинскую карьеру, примером которой послужила полоса фортификационных укреплений, вытянувшаяся вдоль всей границы с Советским Союзом по болотистым дебрям Кольского полуострова.
Ответом белогвардейско- финско- немецким демаршам стало укрепление нашего северного порта. В 1916-м году в Мурманске собрали воинскую флотилию под названием Северного Ледовитого океана флотилия, для войны с Германией в северных морях. Но, после провала экспортированной Финляндской революции 1918-го года, почти вся флотилия была захвачена в августе германскими войсками. Позднее Мурманск стал центром дислокации Северного флота Российской Федерации, базой ВМФ и ВВС СССР и РФ.
Оттого и направил Эль-Моут Фархада не в Мурманск сразу, где тот мог стать объектом пристального интереса местных органов безопасности, а в Петрозаводск, столицу Карелии, страны лесов и порожистых рек.
Фархад Бабаджанов выполнял роль торговца, представителя наманганского клана, отправившего своего человека на предмет поиска выгодного торгового партнёра или рынка сбыта, для богатого выбора южных фруктов и овощей. Северные провинции всегда хорошо закупали продукты южных районов государства.
Из Петрозаводска до Мурманска можно добраться тремя разными способами – по воздуху, то есть на самолёте местного авиаотряда, водным путём, по Онежскому озеру, пройти знаменитым Беломоро- Балтийским каналом, прорытым стараниями тысяч заключённых, давшим в широкое пользование слово «зэк», то есть заключённый- каналокопатель, выйти в Белое море, обогнуть Кольский полуостров, выйти в студёное Баренцево море и затем подойти к Мурманскому порту в глубине Кольского залива. И, наконец, можно было добраться до Мурманска по железной дороге.
Воздушный путь Фархад отверг сразу, так как не хотел привлекать к своей персоне особое внимание. Может быть где-нибудь до сих пор лежит ориентировка на человека с его внешностью и перечислением его подвигов в Бухаре, Андижане, Коканде и Чимкенте. А быть задержанным российской милицией Фархад никак не желал. Водный путь был слишком долог и утомителен. Тем более, что ещё не забылось плаванье по Каспию, которое он перенёс на койке, изнывая от мучительной морской болезни. Нет, это не годилось ни в коем случае. К тому же приходилось спешить, ведь он вёз в чемодане не просто лекарство, а жизнь своих товарищей.
Таким образом, оставалась железная дорога. От Петрозаводска до Мурманска без малого восемьсот километров. Свыше пятисот из них включают в себя леса и мшистые болота Карелии, а затем ещё почти три сотни вёрст по тундре, среди скальных нагромождений Хибин, вдоль течения студёной Колы.
Но, делать нечего, выбирать не приходилось, и Фархад приобрёл билет на пассажирский поезд. Соседями у него оказалась пара молодожёнов, возвращающихся из Гатчины, что под Санкт-Петербургом, где они проводили первый совместный отпуск, в посёлок Полярный, который находился ещё севернее Мурманска, на самом берегу Кольского залива, где высились цеха рыбоперерабатывающих заводов. Кроме них в купе был ещё инженер, работавший на АЭС. Ехал он в посёлок с красивым названием Полярные Зори. Он предложил Фархаду перебраться на верхние полки, чтобы не мешать общению молодой супружеской пары. Те почти и не замечали попутчиков, только представились им – Женя и Валя, (он – Евгений, она – Валентина).
Николай Константинович, плечистый мужчина с бритой головой и пышными «моржовыми» усами, рассказывал Фархаду о красотах северной природы.
-- Вам трудно понять всю эту прелесть, как и мне трудно передать, что чувствует человек, наблюдая весеннее пробуждение флоры, когда каждая травинка тянется к солнцу, впитывает тепло, чтобы распуститься во всей красе, продемонстрировать свою жизненную стойкость. Вот вы, молодой человек, откуда будете?
Фархаду было уже за тридцать, но выглядел он весьма моложаво, к тому же постарались косметологи тренировочного центра, умудрившиеся сбить его визуальный возраст, ещё лет на пять.
-- Я … с Намангана.
-- А где это?
-- Ферганская долина. Это Узбекистан. Наши земли называют Гулистаном, Страной цветов.
-- Красивое название.
-- У нас очень хорошо, очень красиво. Особенно весной, вах, кругом – одни цветы, потом они превращаются в прекрасные плоды. Вот я и еду в эти холодные, промёрзшие земли, чтобы наладить торговлю. Мы вам – арбузы, персики, абрикосы, дыни, вы нам – свои богатства, разную там морошку, бруснику, грибы, рыбу.
-- Это вы хорошо придумали. Персик там, или мандарин, замечательно. Побаловаться сочными плодами Юга. И ягод у нас своих навалом. Грибы имеются. Всем хватит. Только вот насчёт рыбы … Не знаю, не знаю.
-- А что, рыбы у вас мало стало? – Удивился Фархад. – Или она перебралась к финнам или норвежцам? Кормят там её лучше? – Он неуклюже пошутил.
-- Да нет, рыбы здесь хватает. Кажется, даже больше, чем раньше было.
-- Так в чём же проблема? Не хватает рыбаков?
-- И рыбаков достаточно. Вон Женя с Валей отдыхать не успевают, всё на своём заводе безвылазно трудятся.
-- Так в чём же дело? Не понимаю.
-- Проблема, дорогой ты мой южный товарищ, самая что ни на есть серьёзная. Такая, что многие головы над ней усиленно работают. А зародилась сия проблема полвека назад, когда перестали стрелять пушки, рваться авиабомбы, не топтали уже солдатские сапоги израненную землю, то есть когда закончилась война. Тогда оказалось, что готовились к войне этой очень даже основательно и приготовили огромный, колоссальный запас отравляющих веществ, разных там ипритов и заринов. Химических средств было накоплено столько, что можно было бы с гарантией отравить всё население Европы. Неизвестно, для чего гитлеровцам понадобилось столько отравы. Может, они собирались воевать с Африкой, с Индией, или заранее планировали превратить Советский Союз в гигантскую фабрику смерти, чтобы уничтожать там славян, евреев, цыган и других унтерманшев. Они планировали перепрофилировать сталинские концлагеря в тотлагеря, то есть, для тотального уничтожения. В каких-нибудь тайных архивах секретные документы терпеливо дожидаются своих исследователей- историков. Не знаю. Но командование Союзников столкнулось с гигантской проблемой – куда девать миллионы тонн отравляющих веществ? Порешили разделить их на две части. Одну взяли себе англо- американские войска, другая досталась нашей стороне. Американцы с англичанами набили бочками с химией, старые, отслужившее своё транспорты, и затопили несколько «караванов смерти» в самой глубокой точке Атлантики. Советские власти поступили аналогично – они загрузили бочками множество проржавевших барж и вывезли их в открытое Баренцево море. Сначала планировали оттащить баржи к Таймыру и затопить их в Карском море, но к тому времени начался штормовой период, за которым последовали ранние морозы. Пролив Карские Ворота перекрыло ледяными полями. К тому же оказалось, что множество барж проржавели настолько, что пропускали воду, не хуже иного решета. Путешествовать в таком состоянии по Северному морскому пути было чистой воды самоубийством, а через Норвежское море выходить в Атлантику тоже было далеко не лучшим выходом, так как старые посудины могли затонуть в любой момент, и вчерашние союзники – англичане подняли бы большой шум, если где-нибудь у берегов Великобритании начали бы тонуть наши корабли с затаившейся внутри смертью. Поэтому решили затопить всю химию в Баренцевом море.
После окончания войны экономика нашего государства находилась в довольно критическом состоянии, поэтому и не могли мы позволить себе затопить хорошие, крепкие и надёжные корабли. Вот и пошли ко дну вереницы барж, танкеров и плавучих госпиталей, негодных для выхода в море, в последний раз наполненные немецкими боевыми веществами. Растянулось кладбище кораблей на многие километры, или по-морскому – мили. Сначала все успокоились, так как проблему вроде бы решили. Такая гора с плеч! Но так казалось лишь на первый взгляд. Тогда ещё и слова такого не ведали – «Экология», а зачинатели «Гринписа» писались в пелёнки. Много позже стали интересоваться, что же там происходит, на дне моря, где ржавеют зловещие гробницы? Ведь Баренцево-то море, оно не только наше, внутреннее. Там промышляют и финские, и норвежские рыбаки, а также шведские, встречаются даже польские и исландские траулеры. Международные, получается, воды. Опустили под воду специальный аппарат с кинокамерами, и выяснилось, что баржи те давно уже рассыпались на части, как и некоторые из бочек. Правда, большая часть груза пока ещё была в сохранности. Конечно же, в относительной, ведь процесс-то продолжался безостановочно. Забили тревогу. Извлекли несколько бочек, чтобы изучить содержимое, как оно действует на обитателей моря. И оказалось, что вещества, содержащиеся в цистернах, вступили в реакцию с морской водой. Среди рыб, плавающих вблизи химических могильников, начались мутации. Они слепли, лишались плавников, появлялись лишние органы или исчезали действующие, но это было ещё не самое страшное. Хуже было то, что потребление мяса таких рыб вели к генным изменениям в организме потребителей морепродуктов, то есть нас с вами, людей. Получилось, что люди, сами себе, подсунули большую каверзу. Что же делать? Отказаться от потребления рыбы? Но ведь вся экосистема моря связана тысячью других особенностей, и отрава будет поступать в наш организм всенепременно. И поднять тот проклятый груз, чтобы оттранспортировать в более безопасное место, тоже нельзя. Цистерны и бочки давно же держатся только на честном слове. Слой, отделяющий химические вещества от морского дна не превышает порой толщины папиросной бумаги. Некоторые организации Швеции, Норвегии и России активно ведут проектные работы в деле дезактивации груза. Есть проект похоронить участок заражённого дна под слоем бетона. Имеются серьёзные подвижки, и появляется уверенность, что Баренцево море всё же минует участь Мёртвого моря. Но и время не останавливается. Кто к финишу придёт первым – Смерть или Жизнь?! Быть может, уже делаются ставки в каком-нибудь подпольном тотализаторе. А вы говорите – еду за здешней рыбой.
Рассказом Николая Константиновича заинтересовались даже Женя с Валей. Они слушали своего спутника, раскрывши рот. Работая на заводе рыбных консервов, они не раз наблюдали факты диковинных изменений среди морских обитателей, но не думали, что дело обстоит столь серьёзно.
-- А как же, Николай Константинович, те бочки, что затонули в Атлантике? – спросила Валя, посерьёзневшая хохотушка, с карими глазами и двумя пепельными косичками.
-- Это вы про те караваны, что затопили американцы с англичанами? (Валя кивнула головой). Там тоже всё обстоит не просто. Ведь там, на дне, страшное давление и груз давно уже расплющился, деформировался и разрушился. Но обитатели таких глубин не так уж часто появляются на поверхности и поэтому чрезвычайно трудно изучить биологические и биохимические изменения морского дна. Сейчас уже и ребёнку ясно известно, что химические отходы необходимо складировать в подземные выработанные шахты и постоянно затем контролировать эти места, чтобы предотвратить некоторые, весьма специфические, реакции. Не надо забывать, что многие химические препараты являются мутагенами. Вот вы, Фархад … э-э …
-- Абунасырович.
-- Да, Абунасырович, вы родом с Намангана, из самой что ни на есть Ферганской долины. Это такая котловина свыше трёхсот километров в длину, которая втиснулась между хребтами Тянь-Шаня и Гиссаро-Алая, настоящая жемчужина в краю пустынь и плоскогорий. Орошает ваш Гулистан Сырдарья со всеми её притоками. Множество хлопчатников составляют основу сельского хозяйства, не только Узбекской, но и Туркменской и Киргизской республик. Эти три среднеазиатских государства поделили между собой Фергану. Я правильно говорю, уважаемый Фархад-джан?
-- Да, совершенно верно, но вот только, кроме хлопчатника, там ещё множество виноградников, а также рощ тутовника, на деревьях которого шелкопряд плетёт свои шёлковые коконы.
-- Я же говорил вам, что Фергана – это кладезь. Но всё-таки хлопчатников там гораздо больше всего другого- прочего. Это – основа экономики Средней Азии. Но плантации облюбовали многочисленные вредители. Что же делать с такой напастью? Что бы сделали вы, Валентина?
-- Я? – вспыхнула Валя и начала щипать и дёргать себя за косу. – Ну, наверное, стала бы собирать тех вредных насекомых и бросать их в банку с керосином, чтобы потом сжечь.
-- Очень хорошо. Но ведь поля-то те бескрайни. Километры, десятки километров, а посадки не могут ждать. Миллионы крошечных челюстей вгрызаются в коробочки с хлопком и приносят колоссальные убытки.
-- Тогда облить их какой-нибудь химической отравой, -- предложил веснушчатый парень Женька и взял свою юную супругу ха руку. – Пускай подыхают.
-- Вот оно! – Николай Константинович поднял указательный палец с ровно обрезанным ногтем и обвёл глазами лица своих слушателей, как иной ментор. – Точно так и рассудили «умные» головы. А чтоб быстрее и масштабнее получилось, задействовали гражданскую авиацию. Умно? Конечно! Прогрессивно? Вне всякого сомнения. Но имеется один нюанс! Чем поливали хлопковые поля? Что избрали для уничтожения вредоносных насекомых? Вещества, аналогичные ДДТ, дусту, страшные яды, запрещённые повсеместно, даже в СССР, но не в её азиатской части. Мало того, в период уборки, для ускорения сбора коробочек, с тех же самолётов разбрызгивали дефолианты, тоже химические вещества, от которых скручивались и опадали листья, оставляя одни хлопковые коробочки, которые затем собирались сборщиками. Это были те же самые дефолианты, какими американские лётчики поливали джунгли Вьетнама, чтобы выкурить оттуда партизан Вьетконга и Патет Лао. Потом, после окончания той войны в Индокитае, оказалось, что дефолианты были ужасными мутагенами. Начали рождаться уроды в семьях бедных вьетнамцев, и даже, рука Божья, в семьях тех лётчиков, которые поливали джунгли адским снадобьем. Но ведь тогда-то была самая настоящая война! А у нас, в мирное время, с самолёта разбрызгивался оранжевый дождь, прямо на людей, собирающих хлопок. А ведь зачастую это были дети. Целые классы, да что там, школы, снимались с учёбы на период уборки и отправлялись на бескрайние поля. Как у нас в своё время – на картошку. Представьте себе такую картину – дети ползут по полю на коленях (страшно устают ноги и спина) под палящим солнцем, собирают серенькие коробочки и бросают их в длинный мешок, который привязывали к поясу, либо к плечам. Где-то среди них находится учитель, одетый в дождевик, так как сверху на них струится дождик, которые устроили умные дяди с самолётов. Детишкам, понимаете сами, жарко и они подставляют струйкам лица, порой даже ловят капли ртом, хотя им, строго настрого, запретили это делать, но ведь дети же, они не думают о последствиях какого-то там дождя … Фархад Абунасырович, что с вами?
Фархад побледнел и отвернулся к стенке. Он закрыл глаза и натянул на голову красное шерстяное одеяло, но не мог убрать, стереть так живописно нарисованную инженером картину. Он, учитель кокандской средней школы, Фархад Кадыров, вместе со своими учениками убирает хлопок. Всё было именно так, как описывал попутчик. Именно так. Он вновь вспомнил всю цепочку событий, что привела его на Северный Кавказ …
Началось всё с того, что в его класс, к молодому учителю, только что закончившего обучение в Ташкентском университете, попала новая ученица, Ширин Ниязова. Он рассказывал своим ученикам об узбекском поэте Хакимзаде Ниязи Хамзе, о его жизни и творчестве, когда первый раз заглянул в эти глаза, огромные чёрные глаза серны, сказочной газели. И в ту же секунду понял, что влюбился в эту девушку.
Фархад Кадыров считал себя знатоком восточной поэзии. У него дома хранилось множество хамас – антологий арабских поэтов. Почётное место занимал академический сборник таджикского поэта Омара Хайяма, его знаменитые рубаи, бывшие для восточных ценителей таким же откровением, как для западного – сонеты Шекспира и катраны Нострадамуса.
Благородство и подлость, отвага и страх –
Всё с рождения заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже -
Мы такие, какими нас создал Аллах!
Фархад рассказывал классу об Низамаддине Мир Алишере Навои, пожалуй, самом знаменитом узбекском государственном деятеле, поэте и мыслителе, что был визирем при дворе султана Хусейна Байкары и покровительствовал учёным, художникам и поэтам. Фархад частенько зачитывал детям отрывки из «Хамсе» и, чаще всего, из «Фархад и Ширин», и, когда отрывал лицо от текста дивана, сразу тонул в глубине пленительных глаз Ширин. Ведь это же о них, без всякого сомнения, писал божественный Алишер. Фархад и Ширин.
Конечно же, в школе догадывались о чувствах молодого учителя, он не смог скрыть потрясения, которое испытывал при виде ученицы. Лицо его бледнело, пульс учащался, а Ширин лишь хохотала и прятала лицо с толстыми, насурьмлёнными бровями, сходящимися на переносице, в ладони, когда подруги шутливо вспоминали учителя литературы. Скоро Ширин стала первой ученицей в классе Кадырова. Слушая её, он просто не мог оторвать взгляда от её лица, губ, глаз, тонкого «аристократического» носа, четырёх туго сплетённых косичек.
Ему казалось, что Ширин отвечает ему взаимностью и в самых сладких снах видел её в белом шёлковом платье, в пене кружев и в белой вуали свадебной фаты. Сам он тогда представлял себя в строгом чёрном заграничном костюме, с узенькой полоской галстука, плетённого из кожи королевской кобры. Свадебный марш Мендельсона накладывался на гудящий вой карнаев и звон струн дутаров. Так должно было быть. Так могло было быть!
Фархад Кадыров принадлежал к роду секретаря ЦК КП Узбекской ССР Гайрата Хамидуллаевича Кадырова, председателя Совета Министров республики, к очень уважаемому клану. Правда, являлся он представителем самой дальней ветви рода, но не забывал при этом частенько упоминать о принадлежности, что очень ему помогло при зачислении в университет и дальше не раз выручало в учёбе, делало снисходительней суровых экзаменаторов. Высокая фамилия и скромный достархан отражались в студенческой зачётке.
Постепенно Фархад привык считать ученицу своей супругой. Он уже принимал мечты за действительность. На Востоке становятся жёнами и матерями гораздо раньше своих западных сверстниц. Невеста в шестнадцать лет считается в порядке вещей. Никто не бьёт в набат тревоги, когда девушка в четырнадцать лет сочетается браком, а в сельских районах встречаются женщины, вышедшие замуж в двенадцать лет, а в тринадцать- четырнадцать становившиеся матерями. Так что Кадырова не смущал юный возраст сладостной пери.
Желая сделать ей предложение, он пригласил её в гости. Родственник, двоюродный брат отца, работавший в милиции следователем, уступил ему свой загородный домик – небольшую, неказистого вида мазанку, где он встречался с осведомителями и, негласно, с женщинами. Внутри домик был обставлен с шиком и даже с размахом, намного перекрывающим возможности следователя средней руки. Но не следует забывать о принадлежности ко клану.
Ширин заинтересовала просьба молодого и весьма симпатичного ухажёра, сделавшего её отличницей, встретиться в романтической обстановке. И она огласилась. Она участвовала в некоей игре. Так считала сама девушка и потому соглашалась с предложенными правилами.
Скрывая лицо прозрачной косынкой, Ширин постучала в низенькую дверь строения, на самой окраине Коканда. Дверь сразу отворилась, и она вошла внутрь.
Фархад очень волновался перед столь важным для него объяснением. Он просто не находил себе места всё время. Пока дожидался суженую. Достал из холодильника бутылку «Московской» водки, плеснул на донышко пиалы и выпил, для храбрости. Стало чуть легче, но скоро от волнения задрожали пальцы рук. Он походил сейчас на зайчишку под тяжёлым взглядом гюрзы. Нет, не дело молодому мужчине показывать своё волнение перед женщиной.
Где-то у дяди должно храниться одно средство. Фархад перерыл все шкафчики и, наконец, нашёл коробочку, завернутую в целлофан. В коробке хранилась анаша, лёгкий наркотик, повсеместно распространённый на Востоке. Анашу курили взрослые и дети, чабаны и министры, заправилы подпольных цехов и партийные бонзы. Курить анашу не считалось чем-то зазорным. Главное – не афишировать занятий. Фархад не раз уже затягивался «косячком» и считал, что нет лучшего средства, чтобы прогнать робость. Он зарядил самокрутку и затянулся дымком. Постепенно нёбо во рту стало неметь, а волнение куда-то улетучилось. В это время он и услышал робкий стук.
Распахнув дверь, Фархад увидел свою ненаглядную. В школе она носила длинное платье, из-под которого выглядывали кончики шёлковых шальвар лимонно- жёлтого оттенка. Сейчас же перед ним стояла красавица в коротеньком платьице, открывающим колени, в строгом «деловом» пиджачке и с дамской сумочкой на длинном ремешке. Пальцы, унизанные узенькими колечками с серебряной чеканкой, нервно теребили латунную застёжку. Лишь газовая косынка, стыдливо прикрывавшая большую часть лица, выдавали её принадлежность к восточным женщинам. Во всём остальном Ширин сейчас походила на европейских эмансипированных красавиц, украшающих глянцевые обложки импортных модных журналов. И это ей было к лицу. Даже очень!
Фархад что-то восторженно шептал, упав перед ней на колени. Что-то горячо говорил ей, обняв непослушный гибкий стан своими сильными руками.
Не бойся, друг, сегодняшних невзгод!
Не сомневайся, время их сотрёт.
Минута есть, отдай её веселью,
А что потом придёт, пускай придёт!
Самые ласковые слова Фархад шептал на ушко возлюбленной Ширин, обнимая её плечи, покрытые заграничной тканью жакета. Зачем он на ней? Прочь это порождение европейских портных.
Как нежно щёки роз целует ветерок!
Как светел лик подруги, и лук, и ручеёк!
Не говори о прошлом: какой теперь в нём прок?
Будь счастлив настоящим. Смотри, какой денёк!
-- Ширин, не надо отталкивать меня, милая Ширин. Ведь это же я, твой Фархад, твой возлюбленный!
За любовь к тебе пусть все осудят вокруг.
Мне с невеждами спорить, поверь, недосуг.
Лишь мужей исцеляет любовный напиток,
А ханжам он приносит жестокий недуг.
Фархад припал к коже цвета нежного перла- жемчуга, на лебедином изгибе шеи в страстной истоме глубокого поцелуя. Его истомившиеся от долго сдерживаемой страсти руки нащупали тяжёлые упругие полушария девичьей груди. Он не мог больше сдерживать себя от сжигающего, грызущего чувства и подхватил Ширин на руки. Она что-то говорила, о чём-то просила, но он покрывал её непослушные губы страстными поцелуями, мешая говорить.
О горе, горе сердцу, где жгучей страсти нет.
Где нет любви мучений, где грёз о счастье нет.
День без любви – потерян: тусклее и серей,
Чем этот день бесплодный, и дней ненастья нет.
Он толкнул Ширин на широкую тахту, ложе любви, сексодром, где развлекался его дядька во время «оперативной» работы, в объятиях грешных женщин. Фархад потерял контроль над своим телом и разумом. Сейчас он наяву переживал ту ночь, что следовала вслед за брачной церемонией, вслед, а не до …
Лишь через долгий промежуток времени он очнулся от дикого сна и содрогнулся. Что с ним случилось? Что произошло? Чья это спина белеет рядом в вечерних сумерках, исчерченная длинными параллельными царапинами? Он вмиг похолодел, но не хотел, отказывался верить. Осторожно взял за холодное мраморное плечо. Потянул к себе и к нему повернулось залитое слезами лицо Ширин, всё в разводьях туши, помад и румян. Ширин слабо дёрнулась и свернулась улиткой на раскиданной постели. Сбитую простыню покрывали пятна и полосы крови. Что же здесь произошло несколько часов назад? Что он наделал?!
Если низменной похоти станешь рабом -
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и – куда ты потом?
На все его мольбы и заверения, Ширин не отвечала. Она замерла в окровавленной постели комком Скорби, холмиком Укора и надгробьем Боли. Что же делать? Фархад впился ногтями себе в лицо и разодрал его в кровь, в порыве отчаяния. Как он мог?!
Кое-как натянув на себя разбросанные по комнате одежды, он кинулся вон, оставив Ширин, лежавшую на тахте в прежней позе. Скорее прочь отсюда и забыть обо всём. Не было ничего этого. Не было! Потом он вернётся, когда Ширин успокоится, придёт в себя. Он падёт к ней в ноги, вымолит прощение. Он предложит ей руку и сердце, всего себя. Она должна понять его любовь, его порыв. Он, страстный восточный мужчина, не сдержал себя, не смог, потерял разум от слепящей красы девушки, больше похожей на сказочную пери, околдовывающую мужчин. Она станет его женой и никто, никогда, ничего не узнает.
Фархад бежал, со всех ног, по старому Коканду, по грязной пыльной улочке, носившей когда-то на себе отпечатки копыт конницы Худояр-хана. Властителя Кокандского ханства, бежал, пока не споткнулся и не упал в узкий арык, наполненный водой пополам с грязью. Он долго барахтался в жидкой тине, пока не выбрался оттуда, вымазанный с головы до ног. Кто-то сердобольный вынес ведро мутноватой вонючей воды (вода на Востоке очень ценится, мерило жизни, не много ни мало). Фархад кое-как отмыл лицо, руки, счистил с костюма комья липкой грязи и, понуро, отправился обратно.
Совсем не так он представлял себе обряд сватовства. Должна была играть красивая музыка, представительные лица из клана жениха достойно и гордо обратятся к родителям невесты, которая спрятана где-то в дальних комнатах дома и послушно ожидает там решения старших. Конечно же, они не откажут Кадырову, не посмеют, не захотят отказать. Но, чтобы вот так, вымазанный грязью снаружи и, самое главное, внутри, он будет добиваться взаимного ответа от девушки, которую он уже видел. Чувствовал своей.
Красавица, что сердце мне разбила,
Сама в силок любовный угодила,
Могу ль себе лекарства я найти,
Когда в огне недуга лекарь милый?
Фархад несколько раз обошёл весь дом, пошарил даже в тесном чуланчике, набитом старыми пыльными матрасами и другой хозяйственной мелочью. Ширин нигде не было! Осталась лишь сумка с расстёгнутой застёжкой. Какие-то флакончики, пакетики, коробочки, валялись на полу. Она ушла! Фархад никак не ожидал этого и не сразу сообразил выскочить на улицу, но всё было впустую. На улице уже никого видно не было. На Коканд опустилось чёрное покрывало ночи.
Где-то истошно кричал ишак, за стеной соседнего дома визгливо ругалась женщина и плакал ребёнок. Жизнь в среднеазиатских республиках проходит в основном за стеной дома, отделяющей внутренний дворик от враждебного мира. Здесь принято сидеть перед домом на скамеечке и глазеть на прохожих. Вся жизнь сосредоточена на доме и его окрестностях, на бахче и саде. Узбеки, таджики, киргизы, туркмены, казахи, чинно работают и отдыхают рядом с очагом, иди в чайхане, за достарханом, рядом с мудрыми седобородыми аксакалами. Они неспешно ведут умные речи и следят при этом за чёрными зарами с белыми зёрнышками очков, от которых зависит удачный ход в древней игре в нарды, единственной, пожалуй, памяти о забытом кавказском народе нардов, оставившем потомкам множество легенд и увлекательнейшую игру в азиатские шашки.
Ничего более умного Фархад не придумал, как пойти к дядьке и всё честно ему рассказать. Тот хмуро выслушал невнятные речи племянника и недоверчиво хмыкнул, разглядывая глубокие царапины, пересекавшие лицо учителя. Зря он позволил этому молокососу разводить шашни с девками в его укромной хате. Он тогда ещё не до конца понял. С кем столь неудачно «развлёкся» его племяш, а когда до него дошло, он открыл рот.
Ширин Ниязова! Родственница самого Сапармурада Атаевича, первого лица Туркменской республики. Родители юной красотки приехали в Коканд для изучения здешних архивных документов и взяли дочь с собой, чтобы не оставлять её одну, без пригляда, в Ашхабаде. И сё для того, чтобы её изнасиловал учитель кокандской школы на явочной квартире следователя местной прокуратуры. Следователю теперь хотелось удариться головой о стену и колотить до тех пор, пока не закончится весь этот кошмар. Ведь это же не просто конец карьеры, это крах всей его жизни! И всё из-за оболтуса, который идёт на поводу у собственного члена.
Но надо было что-то делать. Каким-то образом спасать положение. Хорошо бы имитировать сумасшествие Фархада. Тогда с него, следователя, были бы сняты подозрения в пособничестве. Нужно уговорить племянника бежать, и как можно скорее.
Фархада не пришлось долго уговаривать. Он и сам был готов бежать за тридевять земель, подальше от собственного позора, от судьбы. Андижан, так Андижан.
От Коканда до Андижана более ста километров по прямой. За тысячу лет Андукан несколько раз полностью менялся, рос, приходил в упадок, снова разрастался, чтобы опять превратиться в руины. Сейчас Андижан вполне современный град, имеется гидролизный завод, швейные фабрики, четыре института, два театра, то есть он ничем не хуже сотен других восточных городов. Проживало там около трёхсот тысяч человек, работавших преимущественно электромашиностроительных и хлопкоочистительных предприятиях. Конечно же, это касалось мужской половины горожан. Женщины, по традиции, занимались домашним хозяйством, выращивали детей, лишь небольшая часть, из молодёжи, шли на швейное производство или в сферу услуг.
Фархада поселили в сторожке, находившейся посередине какого-то узла гидротехнических сооружений. Мужчина, поселивший его в кирпичном домике, положил на колченогий столик стопку лепёшек, дыню, грудку помидор и молча вышел. Фархад проводил его потерянным взглядом. Что происходит? Зачем он здесь? Может, лучшим выходом будет пойти и признаться во всём? Он падёт в ноги родителям Ширин и расскажет им всё о своей страсти, испепеляющей любви к их дочери, что едва не свела его с ума. Дядя советовал имитировать потерю рассудка, пусть даже и временную. Говорил, что это спасёт его от тюрьмы. В крайнем случае – последует непродолжительное лечение в неврологическом санатории. Родственника самого Кадырова не посмеют упрятать в дурдом. Но ведь человек с клеймом душевнобольного не сможет стать мужем Ширин. Мечта о свадьбе уже казалась недостижимым миражом. Не лучше ли утопиться в канале?
О сердце, твой удел – вовек, не зная сна,
Из чаши скорби пить, испить её до дна.
Зачем, душа, в моём ты поселилась теле,
Раз из него уйти ты всё равно должна?
Так Фархад мучился почти неделю, не зная, на что решиться – то ли прыгнуть в канал, чтобы захлебнуться мутной водой, то ли войти в город, приплясывая и пуская пузыри, то ли идти каяться к Ниязовым. Но время на месте не стояло, пора было определяться.
Видимо, ожидание мучило не только бедолагу- учителя, так как однажды ночью он услышал шум двигателя машины. Фархад выглянул в окно. Неподалёку затормозил милицейский УАЗ. Оттуда вышел человек и осторожно, крадучись, направился к сторожке. Сердце Фархада на миг остановилось, а потом застучало в сумасшедшем темпе. Он нащупал за пазухой костяную рукоятку ножа, который лежал недавно в ящике стола. Сейчас его арестуют, как преступника, как насильника. Хотелось плакать, кричать, но Фархад взял себя в руки, прижался спиной к холодной кирпичной стене и закрыл глаза. Пусть это последнее мгновение свободы растянется на годы. А потом – будь, что будет. Он это заслужил.
Осторожно скрипнула дверь и, частично, прикрыла собой замершего Кадырова. Неизвестный бесшумно вошёл внутрь маленькой комнатушки и направился прямо к постели, ещё хранившей тепло тела учителя. В отблеске света, падавшего сквозь оконце, показалась рука, сжимавшая ленту красного резинового жгута из медицинской автоаптечки. Зачем она ему? Чтобы связать преступника?
Тем временем незнакомец приблизился к постели, где бугрилось скинутое впопыхах одеяло, и коршуном прыгнул туда, коленом вжимаясь в матрас. Вытянулись вперёд руки с намотанным на ладони жгутом, и понял тогда Фархад, что не арестовывать его явились неурочные гости, а убить, задушить, как котёнка. Это его озлило, прямо таки обожгло нутро слепящей ненавистью. Мало ему своих несчастий, так ещё и это. Рука стиснула нож.
В это самое время человек, оседлавший постель, ворочался там, пытаясь затянуть жгут на шее учителя, но это у него никак не получалось, так как он всё не мог нащупать ту самую, злосчастную шею. Наконец он ощупал постель и лишь тогда понял, что жертвы-то ни под ним, ни под руками нет. То есть она, он, был уже здесь, за спиной душителя. Тот уже начал поворачиваться, оскалив в бешенстве зубы. В лунном свете гримаса его походила на оскал ожившего мертвеца, настолько костистое лицо напоминало череп.
Фархад не стал дожидаться, пока неизвестный развернётся к нему, и рывком выбросил вперёд руку. Клинок вошёл в бок душителя. Тот захрипел, пытаясь выбраться из постели. Фархад навалился на него, обхватил рукой, мешая подняться, ещё раз вонзил нож и, с трудом, наваливаясь всем телом, повернул лезвие в ране. Сразу под ним сделалось мокро. Душитель ещё раз всхлипнул и весь как-то обмяк. На пол что-то с шум упало. Учитель невольно глянул туда. В пятне лунного света на полу лежал чёрный пистолет.
Снаружи уже слышались шаги. На помощь душителю спешили сообщники. Кадыров потянулся за пистолетом, схватил его проворно, но вдруг ноги его разъехались и он очутился на полу, залитом кровью. Спина упиралась в кирпичную стену. Он поднял пистолет, держа его обеими руками, и прицелился в дверной проём.
Вошли двое в милицейской форме. Один держал в руках верёвку. Видимо, задачей первого было задушить спавшего Кадырова, а затем, с помощью пары милиционеров, он бы повесил труп Фархада на стропиле, под потолком. Пожалуйста – готов самоубийца. Один из многих несчастных. Врач констатирует факт смерти от перелома шейных позвонков или удушения, после чего дело сдадут в архив. Это было бы удобно всем. Кроме, разве что, самого Фархада. Он не желал быть повешенным. Ему вдруг страстно захотелось жить. И он был готов за свою жизнь драться.
Те двое, что вошли в сторожку, ожидали увидеть своего сообщника, застывшего над ещё трепещущим телом. Так и было, в общем-то. Тело грудой лежало в постели, но вот самого душителя видно не было. Вошедшие в недоумении остановились – прятаться в тесной клетушке было негде – и в это время снизу, от пола, ударил выстрел и сразу за ним ещё один. Передний милиционер, державший наготове верёвку, дёрнулся, выронил шнур и схватился за грудь. Он никак не хотел падать, скрежетал зубами, балансировал, но ослабевшие ноги уже отказывались подчиняться, а товарищ его не подхватил под руки, потому что уже бежал назад, спешил укрыться возле машины. Быть может, он просто струсил и спасал свою бесценную жизнь, а может, бросился за автоматом, чтобы расстрелять убийцу из укрытия.
Да-да, теперь Фархад из насильника превратился в убийцу. Оскалившись, он всадил в темноту ещё две пули, целясь в размытый, движущийся силуэт. Попал он или нет, но больше к машине никто не бежал, а осиротевший УАЗ громоздился тёмной угрожающей глыбой Неведомого. А вдруг там сидит четвёртый и целит сейчас в сторожку. Чтобы прикончить Кадырова, как бешеного пса.
Осторожно растворив створку, Фархад вылез в окно и побежал в темноту, путаясь в сухих зарослях травы. В руке он сжимал пистолет, который выскользнул из-за пояса душителя. Полночи он блуждал среди ирригационных сооружений. Он то бежал, пока не падал от усталости, задыхаясь и прижимая руку к боку, в котором начинало дико колоть, то брёл, отрешившись от всего, готовый отдаться во власть Рока.
Каким-то чудом он сумел выбраться из лабиринта полусухих каналов и шлюзов, и шагал уже по просёлочной дороге. О чём он думал в те минуты, Фархад уже не помнил. Когда утреннее солнце одарило своими божественными лучами окрестности, Фархад стоял посередине дороги в рубашке, вымазанной в крови душителя, со всклоченными волосами, стоявшими колтуном. Он смотрел прямо на огненный шар, поднимавшийся из-за горизонта, и не заметил остановившейся прямо перед ним «копейки» - самой народной марки «Жигулей».
Из машины вышли три бородатых хлопца, то есть – джигита, все в очках с тёмными стёклами. Должно быть они собирались отодвинуть с дороги одинокое чучело, но Фархад вдруг ожил. В мгновении ока в руке его очутился пистолет. Ствол его почти упёрся в нос переднего из мужчин. От неожиданности его спутники отступили назад и в стороны. А уже в следующий момент в руках у них появились короткоствольные автоматы. Откуда они у них взялись? Фархад не желал об этом думать. Его достала ситуация, в которой он должен вечно куда-то бежать, всегда от кого-то спасаться. Зачем? Хотелось с этим покончить раз и навсегда. Поставить жирную убедительную точку.
Стволы автоматов смотрели в грудь и голову Кадырова, а сам он не сводил пистолета с переносицы переднего мужчины. Пауза затягивалась.
-- Ну и что дальше делать будем? – Наконец спросил пассажир «копейки». – Мы так и будем весь день загорать на этой дороге? Давай, брат, определяться – или мы будем всё же стрелять, или поговорим спокойно.
-- О чём нам говорить? – разжал слипшиеся губы Фархад. Это была первая фраза, которую он произнёс за день.
-- Как это о чём? – Удивился мужик. – Давай хотя бы познакомимся для начала. Меня зовут Антон. Позади стоят Павел и Аярбек.
-- Зачем вы остановились?
-- Так ты, значит, хотел, чтобы мы переехали тебя и помчались дальше? Прости, мы не поняли твоих желаний. Если тебя так уж привлекают протекторы «Жигулей», вминающие в гравий тело, то мы можем исправить нашу ошибку. Но, сначала, опусти пистолет.
-- Нет!
Фархад продолжал держать палец на спусковом крючке. Одно короткое движение пальца, и стоявшего перед ним человека отбросит назад удар пистолетной пули. В затылке появится огромная дыра, сквозь которую полетят ошмётки мозга и кровавые густые брызги. А в следующее мгновение уже его тело начнут мять автоматные пули, превращая живую плоть в отвратительного вида клочья. Это было нехорошо, даже представить, неправильно, и Фархад невольно медлил, откладывая решительное действие.
-- Вот и хорошо, -- улыбнулся Антон, -- похоже, мы успокоились. Сейчас мы все опустим оружие и спокойно поговорим.
По его команде сначала Павел, а потом и Аярбек опустили автоматы, похожие на игрушки. Опустилась рука и у Фархада. Какое-то опустошение сжало сердце. Пускай его схватят, уведут в тюрьму, а потом даже и расстреляют …
Очнулся он в машине. «Жигуль» катил полным ходом. Антон и Павел сидели впереди. Аярбек расположился рядом с Фархадом. Пистолет у него забрали ещё на дороге. Куда они его везут? Впрочем, не всё ли равно …
Много позже, уже в Чимкенте, он попытался восстановить цепь последних событий. Помогла ему крохотная заметка в «Правде Востока», где говорилась о милицейской операции, в ходе которой погибли в перестрелке два милиционера и преступник. То есть эти милиционеры собирались использовать киллера, которому дали задание задушить Кадырова. Но вмешался Его величество Случай, и убийцы в погонах сами очутились на месте жертвы, тогда как Кадыров до сих пор оставался в живых.
Подослал ли убийц дядя- следователь, чтобы «убрать» непутёвого бедолагу- племянника, или люди из клана Ниязовых решили тихо покончить с насильником? Так или иначе, но встреча с Антоном в те дни помогла Фархаду и направила его жизненный путь на иную стезю.
Антон, с напарниками, выполнял для солидных людей специфические задания. Он улаживал неразрешимые проблемы, порой и с помощью огнестрельного оружия. Что-то, какое-то обострённое внутреннее чувство, заставило его придержать при себе Кадырова. Антон как раз готовился к весьма деликатному действу в городе Бухара. Именно там начал раскручиваться клубок «хлопкового дела», который, неожиданно для всех, заканчивался в первопрестольной.
Весьма влиятельные личности засуетились и принялись прятать концы в воду. Кто-то из них и вызвал Антона с его командой. Вероятно, тогда у него возникли свои планы относительно учителя с пистолетом.
Он сумел обнадёжить Кадырова. Для Антона, хорошего психолога и внимательного собеседника, это оказалось парой пустяков. Он пообещал ему содействие, убеждал, что дела Фархада не так плохи, как ему кажется. Но учителю придётся отработать за оказанную услугу.
Работать Фархад был готов, пахать хоть круглые сутки, чтобы вновь вернуться в мир привычных человеческих отношений, забыть всю кровь, что жгла ему руки. Если бы он тогда знал, что за работу хотел подкинуть ему Антон. Но, даже если бы и знал, смог ли он тогда изменить предначертанное? Это ещё вопрос.
В своё время советская Средняя Азия сделала ставку на хлопок. Коробочка с натуральным волокном должна была вытащить занюханную среднеазиатскую экономику в лидеры мирового рынка. Огромные площади засевались и старательно разрабатывались. «Даёшь на-гора миллион тонн хлопка!». Под этот лозунг уходило если не всё то многое. Труд тысяч людей, средства, просчитывалась экономистами стратегия развития. Выращивались самые урожайные, зачастую очень неприхотливые сорта хлопчатника. В угоду количеству решили пожертвовать качеством. Главное – вал! И вот заветный миллион забрезжил на горизонте. Забили фанфары, заголосили трубы. Советская экономика и планирование доказали свою жизнеспособность и даже – своё превосходство, несмотря на все доводы и расчёты здравого смысла. В Узбекистан потекли щедрые реки наград. Наибольших успехов достигли труженики Бухарской области. Полетела туда пишущая братия, разные там журналисты – телевизионщики и газетчики. И начала потихоньку выплывать правда. Делом занялись следственные органы. Но следствие почти сразу же зашло в тупик. Всё было шито- крыто. Вот тут-то и взошла звезда двух следователей по особо важным делам – Иванова и Гдляна. Опытные работники, они сумели разобраться в «хлопковых» делах, поддеть первую «ниточку» и та потянулась. Следователи цепко держались за суть и та «ниточка» из Бухары привела их в Ташкент. Оказалось, что о повальных приписках хорошо знали наверху, но «по рукам» мухлёвщикам не давали. «Даёшь-даёшь!». Но, неожиданно, оказалось, что дело в Ташкенте не заканчивается. У местных деятелей нашлись ещё более высокие покровители. Следствие перекочевало в Москву. Маховик закона потихоньку, покамест неуклюже. Но обороты набирал.
Вот и должен был Антон решить вопрос с парой «свидетелей». В хлопководческом совхозе «Заря коммунизма", и в самой Бухаре. Для этого дела он и решил привлечь Кадырова. Пусть он сам, своими руками, уберёт лишних людей, а команда Антона будет на подхвате.
«Очищение надо заработать». Фархад согласился. Что ему ещё оставалось? Он сделает своё дело и уедет далеко-далеко, где никто знать его не будет, в Туркмению, или в Казахстан.
Главбух «Зари коммунизма» возвращался пообедать домой с центральной усадьбы совхоза. Дома его дожидались обе жены и щедрое угощение. Только-только начал бухгалтер отходить от тряски следствия, когда сняли с должности и увезли в Ташкент председателя. Опытный работник, бухгалтер сумел доказать свою непричастность к махинациям с приписками. Много, очень много пришлось дать на руки нужным людям в органах бакшиша. Но этого не жалко. Он своё ещё наживёт. Главное – не зацепиться, не замарать репутацию и своё доброе имя.
На обочине сельской дороги стоял «Жигуль» Передними колёсами он съехал в пересохший арык. Водительская дверь в салоне была распахнута и оттуда безжизненно свисала рука в переплетениях вен. С пальцев капало что-то красненькое.
Водитель совхозной «Нивы» затормозил. Он, а затем и главбух, выбрались наружу. Подошли поближе к месту аварии. Может быть, да наверняка, пострадавшие нуждались в помощи. Про этот случай обязательно напишут в газете. Можно будет всё повернуть на свою пользу, это никогда не помешает.
Не успели доброхоты приблизиться вплотную к месту «аварии», как Фархад вскинулся из машины с пистолетом в руке. Испуганные свидетели подняли руки вверх, попятившись. А из арыка уже споро выскакивали остальные. Главбуха и водителя чуть придушили, чтобы они не роптали и не мешались, а затем аккуратно поместили обратно, в «Ниву». Одним рывком «Жигуль» достали из арыка, а на освободившееся место втолкнули совхозную машину. Аярбек быстренько наплескал в салон бензина из канистры. Антон швырнул внутрь спичку и отшатнулся от последовавшей сразу вспышки.
Спасаясь от жара пламени и смердящего запаха горелой плоти, команда киллеров забралась в свою машину и, уже через минуту, мчалась в сторону Бухары. Всю дорогу Кадыров молчал. Ещё одно дело, и ему дадут чистые документы. Так ему было обещано. Но мозг его сверлила одна мысль – «зачем?». Зачем Антону оставлять свидетеля, да ещё брать на себя необходимость заботиться о нём? Не лучше ли его вот так же шлёпнуть и оставить где-нибудь в придорожной канаве? В крайнем случае – закопать в щебенистой бухарской земле. Но что было делать, если рядом с Фархадом сидели суровые молодцы, вооружённые «Аграмами»?
Судя по всему, Антон не был заурядным бандитом, улаживающим возникающие между людьми проблемы. У него было то, что он называл «крышей», то есть хорошее прикрытие и покровительство. Он владел информацией и умело ею пользовался. Кроме непосредственных помощников- исполнителей – Павла и Аярбека, у Антона были люди, которые помогали устраиваться и делать дело.
В то время слово «мафия» ещё казалось чем-то сугубо иностранным. Представлялись смуглые люди в шляпах и «макинтошах», курившие толстые сигары и разговаривавшие друг с другом с позиции силы, сквозь зубы. Грохотали лупары, стрекотали «Томпсоны». Происходило всё это где-то далеко, по ту сторону океана, в Чикаго, или на Сицилии, где крестьянство вынуждено было организоваться в тайные сообщества, мафии, чтобы выжить в борьбе против латифундистов, захвативших все права и свободы в своё подчинение.
Мы все смотрели тогда увлекательные голливудские боевики о борьбе Интерпола и ФБР с бандами Аль Капоне и Джона Диллинджера, и жестокие итальянские ленты о спруте, и не подозревали, что вместе с тяжёлым роком, джинсами и кока-колой в нашу страну медленно, исподволь, тихой сапой, всасываются и другие детища западных демократий – коррупция, наркомания, организованная преступность.
После революции, которая известна как февральская, эсер Александр Фёдорович Керенский, адвокат, лидер фракции трудовиков, прославившийся на заседаниях Четвёртой царской Государственной думы своими ораторскими филиппиками, получил пост министра юстиции. Он сделал умопомрачительную карьеру, за несколько месяцев став премьером Временного правительства молодого государства. В то время, как большевики, не признававшие новое правительство той законной силой, что приведёт государство к процветанию и готовившие свой, большевистский переворот, который войдёт в их историю под названием Великая Октябрьская Революция 1917 года, коалиция революционных партий создавала многопартийную систему и готовила серию демократических законов. Одним из новых декретов был декрет об амнистии. Логически всё было выверено кристально. Произошёл перелом в жизнеутверждении. Фактически возникла новая точка отсчёта, новая эра в истории государства. Аналог 5 октября 1793-го года. В новом мире, новой жизни всё должно быть по иному, пусть и с налётом идеалистики. Распространялось это и пенитенциарную систему. На радостях Начала Новой Эры распахнулись двери тюрем и на волю хлынули толпы тех, кого впоследствии назовут «птенцами Керенского». Как известно из исторических учебников, надежды и чаяния многочисленных российских революционеров – меньшевиков и кадетов, эсеров и трудовиков, социал-демократов и либералов перегорели в жерновах большевистского Термидора и молоха гражданской войны. В трущобах послевоенной России появились десятки и сотни различного рода банд. «Чёрные Вороны», «Медики», «Девятка смерти», «Живые трупы», «Червонные валеты», «Бим-Бом», «Чубаровцы», «Руки на стенку» и много-много других. В государстве творилось ужасное. Ко всем неприятностям добавилась стрельба по ночам и крики о помощи. Опытные бандиты вовсю пользовались беспомощностью государства, разом лишившегося старой системы правопорядка. Сонька Золотая Ручка, Лёнька Пантелеев, Мишка Культяпный, Янька Кошелёк, Пашка Фараон. Когда-то эти имена заставляли бледнеть самых мужественных из обывателей. Казалось, что на тёмное время суток власть в России переходит на сторону таинственной и ужасной Уркагании. Но наступило время Большого Террора и страна покрылась системой лагерей, названной, с подачи Солженицына, Архипелагом ГУЛАГ, государством в государстве, куда не распространялись законы норм и морали. Преступность ушла в глубокое подполье и вынырнула лишь в 1953-м году, когда страна начала оживать после смерти Сталина. Тогдашний председатель Совета Министров, Лаврентий Павлович Берия, быстро просчитав последствия, снова провёл широкую амнистию, закончив тем сталинский период массовых репрессий. Но вышли на свободу в основном не политические, а бытовые преступники, то есть растратчики, штрафники, прогульщики и другая шушера, но среди них были и настоящие рецидивисты, во всех воровских послевоенных ипостасях: воры, суки и беспредельщики. Снова по стране прокатилась волна бандитского разгула, но масштаба послереволюционного периода она не достигла. Всё-таки милицейские кадры сохранились и даже усилились после вливания в ряды милиции фронтовиков с опытом оперативной работы в армейской разведке. «Анархисты», «Беспредел», «Один-на-льдине», «Подводники», «Гоп-на-киче». Недолго они зверствовали. Рецидивистов хватали и возвращали на нары. Или ставили к стенке.
И вот новая волна преступности поднялась на сломе очередной эпохи. Коммунистические идеалы были грубо поруганы и преданы забвению. Начали спешно строить развитОй капитализм на руинах прогнившего социализма. Появились и легализовались подпольные миллионеры, засуетились всяческие Остапы Бендеры, навострили уши международные аферисты. Передел собственности! Когда происходит подобное в самой богатой по запасам сырья и количеству полезных ископаемых стране мира, то это означает, что скоро запахнет очень большими деньгами, появится тот самый «чёрный нал». Наступала страда «рубки капусты».
«Чтоб ты жил в эпоху перемен!». Это самое чёрное китайское проклятье. Оно неожиданно свалилось на нашу голову. Перемены вылились в новую криминальную революцию. Советский и российский народ не знал более жестоких и циничных времён. На улицах, среди бела дня, расстреливались машины, гремели взрывы, шла настоящая война, подобная временам Становления Мафии в США, после введения «сухого закона».
Тогда-то и заговорили о мафии отечественного толка, применимого к нашему времени, когда с преступностью справиться стало практически невозможно. Само понятие мафии являло собой сплав коррумпированной номенклатуры с бандитствующим элементом, когда преступники «в белых воротничках» убирали конкурентов руками профессионалов, покрытых криминального содержания наколками, далеко не всегда. Теперь работники спецслужб, прошедшие подготовку в тренировочных центрах МВД и ФСБ, становились наёмными убийцами высшей квалификации, действующими, что называется, «без отрыва от производства».
Одной из таких первых ласточек, судя по всему, и был Антон.
По прибытию в Бухару он исчез на целый день вместе с Аярбеком. Павел играл с Фархадом в карты, положив рядом с собой на табурет миниатюрный хорватский автомат. Он не выпускал изо рта изжёванный окурок «беломорины» и часто поглядывал на часы. Видимо, их поджимало время.
Вечером явился Антон. Один. Павел быстро собрался, и они покинули Старый город. На Востоке все города, оставившие свой неповторимый след в истории, имеют ярко выраженную часть, носившую название Старого города. Одним из самых интересных городов является Бухара, в прошлом – центр Бухарского ханства. Ранее с запада Бухару беспокоило Хивинское, а с востока – Кокандское ханства. Бухарцы то воевали с соседями, то мирно с ними же торговали. Пожалуй, во времена Абдуллы-шаха Второго, Бухарское ханство достигло своего наивысшего расцвета. В Бухаре появились заморские гости, караван-сараи оккупировали торговцы всевозможных национальностей, разрослись ремесленные кварталы. Шёл тогда, дай Бог памяти, конец века шестнадцатого. Но благополучию, как это часто, увы, бывает, скоро пришёл конец. Вторглись войска персидского владыки, Надир-шаха, Завоевателя. Украшенная драгоценной росписью посуда, золотые кубки и одежды тонкого шёлка перекочевали в сокровищницы Афшара. Затем пришло время эмиров из династии Мангыт. Потом уже – новейший период истории – гражданские войны и трансформация Бухары в Узбекскую Советскую Социалистическую Республику. Каждая эпоха оставила свой неповторимый след в Старом городе Бухары. Мавзолей Исмаила Самани времён расцвета династии Саманидов. Ансамбль Пои-Калян (Калян- это такой величественный белый минарет, построенный в 1127 году) был возведён после их заката. А Кош медресе и Ляби-Хауз, ярчайший образец арабской готики, знаменовали собой время Аштарханидов. Но верхом зодчества всё же считается древняя цитадель «Арк», настоящая средневековая крепость, сердце старинного города. Поблизости от Арка и резались в карты Фархад с Павлом.
Но все красоты мира теперь не волновали Фархада Кадырова. Ему вновь выдали пистолет, тот самый, ТТ, что принадлежал раньше душителю. Из него кокандский учитель стрелял в андижанских милиционеров и стал убийцей. Антон объявил ему, что стрелять придётся снова. Но это уже будет в последний раз. Необходимо убрать всего одного человека, от которого слишком многое зависит. Это и есть настоящая цена его дальнейшей свободной жизни.
В магазине ТТ оставалось ещё четыре патрона. На одного человека это было вполне достаточно. Антон объяснил Фархаду, что стрелять он должен на ходу, шагая к противнику, и обязательно сделать последний выстрел в голову. Три пули – в тело, последнюю – в голову. Затем – выскочить на улицу и сесть в машину. Всё! Пистолет? Можно бросить в подъезде. Он ему больше не понадобится.
Кроме ТТ, Антон вручил ему металлическую коробочку, что оказалась портативной коротковолновой рацией. По ней ему передадут сигнал, что объект на подходе. Это было необходимо, чтобы учитель не подстрелил постороннего человека и тем не сорвал операции.
Кадыров вошёл в подъезд панельной многоэтажки и спрятался под лестницей. Здесь, на коленях, он впервые воззвал к Аллаху. Раньше он никогда не был богомольным человеком, мечтающим, к примеру, совершить хадж в Мекку, но сейчас искренне был готов посвятить свою жизнь Всевышнему, до того ему сделалось страшно.
Хрипнула что-то неразборчивое рация и, вспотевшей рукой, Фархад достал из-за пазухи тяжёлый воронёный пистолет. Он оттягивал руку и пах чем-то кислым, хотя накануне Антон сам его тщательно вычистил и смазал. Скорее всего, это вонял пот Кадырова, но учителю казалось, что от оружия пахнет тленом смерти. Он оттянул пальцем предохранитель.
Скрипнула дверь, и Фархад шагнул из-за ступеней, одновременно поднимая вооружённую руку. Человек, вошедший в подъезд с улицы, вытаращил глаза на внезапно появившуюся фигуру. Антон специально выкрутил здесь лампочку, чтобы, после дневного света, глаза вошедшего не сразу реагировали на движение. Но этот был весь как на пружинах. Довольно массивный с виду, он Кинулся сам на Кадырова, и Фархад дёрнул спусковой крючок, вместо того, чтобы жать мягко, любя. Грохнуло так, что заложило в ушах. Пуля вжикнула рядом с головой жертвы и вонзилась в стену. Мужчина вытянул руки, чтобы повалить Кадырова, скрутить его, вырвать оружие.
Фархад отшатнулся, чиркнул спиной по штукатурке, сползая по стене, и в отчаянии снова нажал на курок. С противным чавкающим звуком пуля вошла в мощный торс нападающего. Это так показалось Кадырову. Жертва отшатнулась, но перед учителем был по-настоящему сильный человек, и он снова бросился на Фархада. Пришлось ему стрелять ещё раз и ещё. Мужчина, наконец, опрокинулся на спину, но всё ещё пытался подняться. Выстрел в голову! Он должен его сделать. Фархад вытянул дрожащую руку и потянул крючок. Но на этот раз пистолет лишь звонко щёлкнул. Закончились патроны. Магазин окончательно опустел. В голове от выстрелов звенело и оттого казалось, что везде хлопают двери, что по лестнице уже стучат ноги.
Он торопливо бросил пистолет на пол, следом кинул коробочку рации и выскочил наружу. Где же обещанная машина?! Вот она, скрыта кустарником. Скорее!
Но тут ноги его словно оплели ватные жгуты. Из-за тутового дерева выступил Антон. В руках его был миниатюрный автомат. И ствол его глядел прямо в грудь Кадырова. Пустые равнодушные глаза сказали о приговоре лучше любого, самого велеречивого прокурора. Смерть! Палец уже лежал на спусковом крючке.
Очередь наложилась на визг автомобильных шин. Во двор завернула патрульная милицейская машина. И в окне там расцвёл волшебный цветок с размытыми огненными «лепестками» перед дульным срезом. Фархад зашатался. Его тело должно рвать сейчас десятками маленьких свинцовых кровожадных дьяволов. Но, вместо этого, на землю опустился Антон. Его автомат, похожий на игрушку, покатился по дворовому асфальту.
Охрана, сопровождение того милицейского начальника, что завалил в подъезде дома Кадыров, услышала стрельбу, вернулась к злополучной многоэтажке и, сходу, включилась в дело. Ошеломлённые жильцы, оказавшиеся волею обстоятельств поблизости, долго потом пересказывали друг другу подробности увиденного. Оказалось, что почти каждый из них видел совсем не то, нежели чем сосед. Машин было то две, то три, а то и больше. Количество стрелков тоже растягивалось чуть не до десятка, одних стреляных гильз, мол, потом насчитали с сотню.
Ближе всех к истине оказался рассказ отставника, которого разбудили выстрелы в подъезде. Он выглянул на улицу, когда там заскрежетали тормоза патруля. Очередь милиционера свалила преступника, вооружённого непривычного вида автоматом, но тут в перестрелку включился ещё один налётчик. Он поливал огнём милиционеров до тех пор, пока те не прекратили пальбу, израненные все, как один. Но и автоматчик получил своё, так как потом в кустарнике нашли его, простреленный в нескольких местах, труп. Отставник клялся- божился, что видел ещё одного, который ломился прочь сквозь кусты, пока милиция перестреливалась с автоматчиком.
Несколько долгих мгновений ошеломлённый Фархад наблюдал за перестрелкой Павла с патрульными, и вдруг ноги его задвигались, и он помчался прочь, куда угодно, лишь бы подальше от стрельбы, от падавшего Антона со стеклянным взглядом убийцы, от жужжащих шершнями пуль.
Получилось так, что он вылетел прямо на «Жигуль», где сидел Аярбек. К тому времени стихла и пальба. Водитель напряжённо вслушивался в тишину, но ни Павел, ни Антон не появлялись, но зато милиция могла вот-вот начать стягиваться здесь, в центре города, где только что стреляли боевыми патронами. И как стреляли!
Аярбек увёз Фархада. В команде Антона он выполнял роль младшего подручного, знатока местности, всяческих подходов и национальных особенностей. Если Антон, со своим напарником- Павлом, прибыли из глубинки России, то Аярбек проживал в Оше, на границе Узбекистана и Киргизии, где смешалось несколько народностей, в компактном проживании.
Каким-то образом Аярбек достал ему документы и Фархад уехал в Южный Казахстан, где поселился в городе Чимкенте. Сам он считал, что помогла ему мысль посвятить себя служению Аллаху. Лишь это спасло его в Бухаре, остановило руку Убийцы. Учитель пошёл в медресе, чтобы сделаться священником- муллой …
Постоянное покачивание вагона и постукивание колёс на стыках рельсов действует усыпляюще. Отсутствие их может разбудить задремавшего пассажира (Почему стоим? Впереди авария?).
В купе было темно. Сквозь щель между подоконником и краем клеёнчатого оконного забрала проникал тоненький лучик света от наружного фонаря. Света было маловато, но достаточно, чтобы разглядеть молодожёнов. Каким-то чудом разместившись на одной полке, они спали, тесно прижавшись друг ко дружке, как сиамские близнецы.
-- К-хм, вы, похоже, тоже не спите?
Сосед, Николай Константинович, лежал, закинув одну руку за голову, другая же мирно покоилась на широкой груди.
-- Я, кажется, расстроил вас. Так вы простите старика.
Снизу, сквозь щель, внутрь проник быстрый луч фонаря, метнулся по стенке и исчез. На мгновение осветилось лицо инженера. Пожалуй, сейчас он действительно походил на пенсионера, ушедшего по болезни на покой.
-- Я много занимался вопросами химии и отравляющих веществ. Спросите, зачем это нужно инженеру- атомщику? Я тоже раньше не задумывался над такими вещами, пока беда не постучала в наш дом. Посмотрите на меня. Мне сейчас сорок девять лет. Самый расцвет сил и возможностей. А что вы скажете, если я поведаю вам о том, что мой сын, Ванечка, умер не так давно от старости. Да-да, фактически его организм был изношен по аналогии с возрастом от восьмидесяти девяти до девяноста двух лет, а было-то ему тогда всего лишь двадцать шесть лет. Возможно ли такое даже представить?
Фархад посмотрел на соседа. Что ещё за чудесную историю выдумал тот? Но по поведению Николая Константиновича не было похоже, что вздумал шутить. Инженер вздыхал столь тяжело, что казалось, что он вот-вот разрыдается в голос.
-- Слыхали ли вы о такой болезни, как синдром Вернера? Это очень редкое заболевание. Примерно один случай на пять миллионов человек. Наукой эта болезнь плохо изучена. Что-то там, внутри, происходит и человек начинает катастрофически быстро стареть. День равен месяцу, месяц – нескольким годам. Ванечка менялся на наших с Лидией глазах. Жена слегла в больницу с сердцем, а когда её выписали домой, не сразу и узнала сына. Он выглядел старше меня. В больницах и клиниках предлагали различные методики лечения, но толку от них было мало. Ванечка продолжал стареть. Его всего скрутило разного рода недугами, от радикулита до артрита. Поверьте мне, это страшно – видеть, как твоё дитя мучается старческими болячками. Мой отец погиб на войне, бросился под немецкий танк с гранатой, защищая Отечество, дед сгорел на пожаре, потому я не видел в нашей семье немощного старца, близкого мне по крови. А тут – сын!
-- Специалисты рассказывали, -- продолжил инженер после паузы, которую он заполнил тяжёлыми вздохами, -- что имеются несколько версий развития этого дьявольского недуга. Мол, в организме появляется особый вид генов- убийц, которые влияют на другие гены особенным образом, настраивая их на метаморфозу. Известно, что человеческий организм, за долгие годы жизни, постепенно меняется. Клетки- кирпичики постоянно обновляются и заделывают появляющиеся бреши, как фактор внешнего воздействия окружающей нас среды. Со временем эта «кладка» становится всё менее качественной, разрушается всё быстрее – сказывается общая усталость всего организма в целом. Если вести здоровый образ жизни, процесс можно растянуть до ста, а то и ста двадцати лет, но неизбежно наступает необратимый распад тканей. Но, в данном случае, всё это наступает намного раньше.
Инженер опять помолчал, но потом продолжил свою речь:
-- Возможен ещё один вариант. Весь обмен веществ и энергетики в организме, или по научному – метаболизм, суть очень сложная вещь. Процессы идут на молекулярном уровне, как, например, диссимиляция., когда происходит ферментативное расщепление крупных молекул. И проходит оно через окисление, то есть при помощи кислорода. Кислород, с вашего позволения, молодой человек, Великий Окислитель. Именно при участии кислорода (его содержания в воде, в воздухе) и происходит окисление металлов (различного рода коррозия). Точно так же «ржавеют» и биологические ткани. Мы буквально сгораем на дне кислородного океана. Если дерево и другие горючие вещества, при участии кислорода, сгорают моментально, то в биологических тканях «горение» растягивается на десятилетия, и то не всегда. Известны случаи самопроизвольного сгорания людей. 13 мая 1907-го года в индийском городе Динапур сгорела женщина. При этом ни мебель, ни даже одежда её, не пострадали. 1990 год. Штат Нью-Йорк. В городе Кингстоне сгорела столь же таинственным образом миссис Лайк. Всё это официально задокументировано и хранится в архивах. Известны подобные случаи и у нас. Пример. 13 ноября 1990 года на Нижнем Поволжье потрясённые очевидцы рассказывали о смерти одного пастуха. Он мгновенно вспыхнул и скоро руки, тело, голова, спеклись в чёрную смолоподобную массу. И снова не пострадала одежда. Пиджак, брюки, свитер, телогрейка остались сравнительно целыми, хотя их местами подпалило. Изнутри.
-- Во вех случаях было замечено, -- продолжал инженер уже в полный голос, тогда как начинал он с тихого деликатного шёпота, -- что огонь пожирал тело изнутри. Что это, как не ураганное окисление тканей организма, подобное пламени костра? Каждый человек, уважаемый Фархад Абунасырович, является своеобразным аккумулятором, собирающим и унифицирующим энергию в организме, где она хранится и копится в специальных веществах, макроэнергетических соединениях, таких, как аденозинтрифосфат (АТФ). АТФ образуется из аденозиндифосфорной кислоты (АДФ) и неорганического фосфата. И расщепление АТФ на АДФ и неорганический фосфат сопровождается выделением 8- 10 ккал энергии. Энергия эта трансформируется в другие формы – химическую, тепловую, механическую и другие разновидности энергий, используемые на нужды биосинтеза, да мало ли нужд в этой фабрике метаболизма, какой является каждый из нас. Но иногда процесс этот происходит ураганно, как я уже говорил, и выброс энергии столь велик, что человек моментально сгорает, превращается в пепел. Так родилась легенда о Каре Господней, хотя, на деле, налицо нарушение энергетического баланса. Попросту говоря, человеческий аккумулятор сгорает от короткого замыкания.
На нижней полке завозились. Должно быть голос инженера прервал крепкий сон молодых людей, которые могут спать при любом шуме, в особенности – молодожёны. Но Николай Константинович, возбуждённый своим же рассказом продолжал:
-- Но в случае с нашей болезнью, Синдромом Вернера, исход несколько иной. Повышенное содержание окислителя- кислорода в тканях, вызывает торможение гликолиза и усиливает процесс окислительного фосфорилирования. Количество АТФ в клетке, образуемое при окислительном фосфорилировании, определяет интенсивность этого процесса. Если синтез АТФ преобладает над его потреблением, то процесс этот тормозится. Должен, по крайней мере. Но, в случае с Ванечкой, этого не произошло. Наоборот, он нарастал. Организм пережигал сам себя, эксплуатируя нещадно. Все клетки органов буквально плавились от избытка энергии. И, как следствие – катастрофический износ тканей, быстрое старение и смерть.
Николай Константинович уже не сдерживался. Слёзы струились у него по щекам и впитывались в подушку. По потолку купе мелькали сполохи от лучей рефлекторных фонарей. Снаружи вагона явно что-то происходило, но инженер на это не обращал ни малейшего внимания.
-- Мы показывали Ванечку самым разным врачам, всех мыслимых специализаций. Даже к колдунам обращались. И к этим, как их, к экстрасенсам. Те поставили собственный диагноз. Что энергетическая аура, которой обладает каждый живущий, приобрела форму линзы, и космическая энергия, концентрируемая аурой в пучок, подобный лазерному, буквально всё в Ванечке выжигает. Они говорили, что необходимо закуклить метаболистические процессы организма, что они Ванечке больше не нужны. Это позволит ему оставаться молодым вечно, что он избран Космосом и, если ему удастся совладать со своей обновлённой Сущностью, то он станет очередным Воплощением Бога, Живым Буддой, Аватаром. Но наш Ванечка умер. Не состоялась из него Мессия …
Инженер уткнулся лицом в подушку. Тело его беззвучно содрогалось. Но Фархад обращал на него мало внимания. Он вслушивался в шум, что доносился сквозь стенку вагона. Свесившись с полки, он подцепил штору и она поехала вверх. Сразу стало светлее. Снаружи метались тени людей.
-- Что случилось? Что происходит?
С постели поднялся Женька. Волосы его, густые и взлохмаченные со сна, торчали в разные стороны смешными «рожками». Одет он был в одни синие трусы в полоску. Валя прикрылась одеялом, но тоже с любопытством поглядывала на окошко.
-- Да, надо бы выйти и узнать там, что да как, -- Фархад опасно свесился над проходом, пытаясь разобраться в обстановке, что творилось снаружи.
-- Давайте, я схожу, -- Николай Константинович уже спускался, на ходу натягивая спортивную куртку. Почему-то все в наших поездах стараются носить одежду спортсменов. – К тому же и умоюсь.
-- … Повезло нам необыкновенно, рассказал попутчикам инженер- атомщик, когда вернулся с разведывательной прогулки. – Уцелели мы чудом. Дело в том, что впереди пути в аварийном состоянии. Раньше по железной дороге периодически проходили бригады обходчиков, осматривали пути, исправляли, где что надобно, вколачивали костыли, что вылезают порой из шпал, после движения поездов.
-- а зачем они нужны, костыли эти? – спросила с любопытством Валя.
-- Они скрепляют рельсы и шпалы. А вот в нашем случае костыли эти повылезали, и поезд наш едва не рухнул под откос, в болотистую жижу. Экономят всё, подсокращали штатные единицы, а пассажиры вынуждены рисковать своей жизнью.
Незапланированная стоянка. Ремонт путей! Аварийная ситуация! А в Мурманске его ждут три человека. Эль-Моут распорядился доставить им вакцину. От его расторопности зависит многое, а для той троицы вопрос промедления может стоить всей жизни. А время ведь идёт, тикает. Где он находится?
-- Где мы находимся?
Николай Константинович выглянул в окно. Стояла ночь. Где-то далеко тьма концентрировалась во что-то зловещее. Казалось. Что там клубится морок.
-- Точно сказать не могу. Последняя остановка была, кажется, на станции Кемь. Железная дорога в этом месте выходит почти что на берег Белого моря. Поблизости отсюда находятся Соловецкие острова со знаменитым историческим ансамблем – Соловецким монастырём. Он стоит там уже свыше пяти веков, этот форпост северных пределов земли российской, цитадель православия, тюрьма для провинившихся деятелей Церкви, столп нашей веры. В своё время соловецкие жители, монахи и служивые люди, сочувствовавшие стремлениям Тимофея Разина, не приняли никоновской реформы, за что позднее жестоко поплатились. Крепость, после осады, взяла тысячная карательная армия, а бунтарей заковали в железа. Но выловили тогда далеко не всех, и долго ещё прятались упрямцы- раскольники в тайных скитах по всему архипелагу, а крепость- монастырь продолжала выситься громадой каменной над свинцовыми водами Белого моря. А в двадцатых годах века нынешнего, на Соловках открылся первый лагерь для политических противников советского строя. И название у него было СЛОН, то есть Соловецкий лагерь особого назначения. Именно он-то и стал первой ласточкой грядущих массовых расправ, первым островком обширнейшего Архипелага ГУЛАГ …
Но Фархад не желал выслушивать ещё одну лекцию словоохотливого инженера. Он метался по купе с видом тигра, запертого в тесной клетке. Что же делать? Дрожащими руками он достал из сумки несессер и едва не упустил его из скользких от пота ладоней. С криком отчаяния он поймал его уже в полёте. Замирая, расстегнул молнию, ожидая увидеть стеклянное крошево, но, к счастью, ампулы с антидотом были тщательно упакованы. Фархад вытер струившийся со лба пот. Инженер заглянул через его плечо.
-- Лекарства?
-- Да … Инсулин. Остались последние ампулы. Я очень спешу в Мурманск. А ведь ещё необходимо вернуться.
-- Понимаю, -- инженер с сочувствием посмотрел на соседа- торговца. Южанин, как и его сын, тоже страдает нарушением системы обмена веществ. – Признаться, я тоже спешу. Пойду, узнаю, скоро ли мы тронемся с этого места. Стоим уже более пяти часов.
Фархад не находил себе места и рванулся навстречу атомщику, когда тот снова открыл дверь купе. Сквозь окно уже светились утренние зарницы.
-- Дело серьёзное. Оказывается, дальше обнаружился ещё один участок в аналогичном состоянии. То есть опоздание грозит нам не менее, чем на полсуток. И это ещё в лучшем случае. Но … -- Николай Константинович поднял палец, глядя в побелевшее лицо компаньона, -- но есть возможность отправиться прямо сейчас. Ремонтная бригада спешно отбывает за инвентарём в Лесозаводской посёлок, чтобы вернуться обратно и тщательно отремонтировать пути. Поезд наш, как уверяет проводник, простоит ещё полсуток, но нас с вами путейцы могут взять с собой. В Лесозаводском мы пересядем на скорый поезд и в Мурманске появимся с самым минимальным опозданием. Вы довольны?
Фархад что-то невпопад отвечал, благодарил, улыбался и стаскивал с верхней полки объёмистую сумку. Причём делал всё это он одновременно. Он готов был идти пешком, или ехать на санках, запряжённых собаками, плыть на каяке, лишь бы успеть до истечения крайнего срока. Молодожёны попрощались с попутчиками. Они не спешили и были даже довольны, что наконец-то остаются одни. Они тут же кинулись в объятия друг ко другу, не дожидаясь, пока Николай Константинович закроет за собой дверь.
Мотодрезина гудела и подпрыгивала, стремясь поскорее добраться до локомотивного депо. Пассажиры посматривали наружу, сидя на жёсткой скамейке под грузовой «стрелой».
-- Хочу признаться вам, что я побаиваюсь дорог, --доверительно склонился инженер к плечу Фархада, -- особенно железных. Мне кажется, что именно они приносят несчастье нашей семье. И беда, приключившаяся с Ванечкой, по моему разумению, именно оттуда. Синдром Вернера начал развиваться у него после того, как сын вернулся домой с «Красной Стрелы», экспресса, что курсирует между Москвой и Ленинградом. До меня и раньше доходили слухи, что в этом поезде путешествует некий субъект, которого прозвали Доктор Смерть. Рассказывают, что он работает в одном «почтовом ящике», секретном институте, где трудятся над изучением самых страшных болезней, когда-либо поражавших человечество. Доктору нужны пациенты, носители экзотических форм заморских эпидемий и он придумал дьявольский план. Путешествуя в купейных или мягких вагонах экспресса, он заражал попутчиков, чтобы изучить материал воочию, на конкретном объекте. Иногда его препараты помогали победить болезнь, иногда нет. Видимо, он пользуется покровительством спецслужб, если подобные эксперименты сходят ему с рук. Правда, быть может, это всего лишь легенды, некие современные страшные сказки, в которые порой обращаются слухи, но лично я этому верю. Я хорошо помню рассказ Ванечки о странном попутчике, пожилом мужчине с вытянутым, лошадиным лицом и венчиком седых волос, задержавшихся за ушами. Он смотрел на Ванечку в упор, когда предложил ему попробовать какой-то редчайший сорт африканского кофе. Он достал тщательно упакованный термос из кожаного кофра и налил горьковатое пойло в металлический стаканчик. Сын ещё удивился, что попутчик его не снимал с рук кожаных перчаток, но тот признался, что страдает сложной формой диатеза и старается избегать возможных посторонних контактов. Мой Ванечка кофе то попробовал, но сосед ему был неприятен. С его жутким пронизывающим взглядом из-за толстых линз очков. Ванечка говорил, что чувствовал тогда себя лягушкой, распятой на прозекторском столе, которую разглядывают сквозь окуляры доктора- вивисекторы. Приехав домой, он рассказал нам с Лидией про своего странного попутчика, который сперва долго допытывался о родственных связях молодого человека. Чтобы прекратить неприятные ему разговоры, Ванечка наш поведал попутчику, что является сиротой. Воспитывался в детском доме, а затем пересказал историю, прочитанную в одной из книг. Далее и последовало предложение побаловаться кофейком. А через несколько дней проявились первые признаки старения, увядания тканей. Вот я с тех пор и думаю, что тем таинственным попутчиком сына и был тот Доктор Смерть, а в термосе содержался дьявольский препарат, какой-нибудь окислительный катализатор. Быть может, сейчас где-то вовсю идут работы над созданием биологического оружия нового поколения, результатом действия которого будет уничтожение противника в состоянии естественной убыли. То есть была некая армия и вдруг её не стало. От старости все солдаты вымерли! Господи, как это страшно – жить с мыслью, что Ванечка наш стал первым из армии молодых стариков, приговорённых к смерти чьим-то злым гением …
Фархад вполуха вслушивался в бредни инженера. Тысяча и одна ночь Шехерезады, да и только …
Глава 17.
-- Здравствуй, Мария Кузьминична. Живёшь как?
-- Слава Богу, Тарас Вадимович. Не жалуюсь.
Подьячий облокотился на окрашенный в весёленький зелёный цвет штакетник. Он наблюдал, как Мария Гордиенко загоняла в закут хлевный свою корову Чернуху. Та выказывала свой норов, но делала это как бы шутя, и хозяйка ругала её тоже больше для виду. «Пошла, оглашенная, кому гуторю!». Из недр дощатого сарая доносилось довольные похрюкивания свинки, недавно опоросившейся розовым приплодом. И ещё в сарайной глубине, из большой деревянной клетки таращились кролики, белые и чёрные, пугливо поводя длинными ушами- «локаторами». Справное хозяйство было у Гордиенок. Сам хозяин – Гнат, вместе с младшим отпрыском, Костюхой, уехал в город за покупками.
-- Ну, как там, от Юрка не было ли весточки? – спросил Подьячий, покусывая травянистый горький стебель.
-- Пришла цыдуля. Вот недавно совсем. Кланяется Юрко всем, и вам в том числе. Вот только до сих пор не уразумею, уважаемый ты наш Тарас Вадимович, зачем это Юрко со службы казацкой в отставку подався? Все мы тут головы ломали. Ведь служба-то ему в самую настоящую радость была. Приходил, бывало, домой, весь такой весёлый, светится даже изнутри особенным образом. Что такое, спрашиваю его. Да, отвечает, Батька благодарность объявил, стало быть службою моей доволен. А тут вот ведь напасть какая – уволился, да ещё и в края далёкие подался. Признайся-ка мне, Тарас Вадимович, как на духу, не случилось ли что у Юрка нашего на службе у вас? Не провинился ли он чем?
-- Успокойся, Мария Кузьминична. Не было за ним ничего плохого или позорного. Просто парень ведь молодой он у нас, засиделся на одном месте, захотел мир посмотреть, себя заодно показать. Все мы в молодости такие были. Сам вот, помню, по всей Сибири прошёл, в Забайкалье был, в самую глушь уссурийскую забирался. Тигру полосатую, вот как тебя, зрел, и ничего. Служу вот сейчас народу своему здесь. Так же и Юрко ваш. Посмотрит людей, перебесится, и снова домой вернётся. На службу мы его возьмём обратно, с превеликим нашим удовольствием. Гарный хлопец и водитель к тому же примечательный. Нет, обязательно к себе возьмём, не сомневайся, Кузьминична.
-- Да не случилось бы с ним чего на чужбине-то окаянной!
Только что хлопотавшая по хозяйству женщина с густыми, но уже пронизанными серебристыми нитями седины волосами вдруг закручинилась. Вот-вот из глаз начнут струиться слёзы. Подьячий бодро взял инициативу разговора в свои руки.
-- Что ты говоришь, Кузьминична? Какая чужбина? Своя же земля там – российская. Что там может случиться с Юркой нашим- вашим? Крепкий ведь молодец, не вьюноша хлипкий. К тому же с ним человек дельный – Королёв Сергей батькович. Они же в дорогу вдвоём отправились. Или вы думаете, что Королёв вашего Юрку с дороги собьёт праведной?
-- Что ты, Тарас Вадимович, что ты. Да они же с ним первые друзья- приятели. Уже не первый год. Ещё с ними дружковался Мишаня Казаков, тоже хлопец знатный, который с год уже как пропал незнамо куда. Помните его?
-- Ну как не помнить. Такого человека забыть просто невозможно … Так что же пишет сынок ваш, расскажите, интересно , знаете ли, старику.
-- Да заходите же в горницу, Тарас Вадимович, сами и прочтёте письмо то. А я вас молочком свежим полакомлю, прямо с-под коровки, парное молочко. Вот прямо сейчас и надою криночку.
Подьячий подхватил свой портфельчик и направился вслед за Марией Гордиенкой в дом. Прошли они в самую большую комнату, светом залитую, на три широких окошка, уставленных геранями, столетниками- алоэ и колючими кактусами. От открытой фрамуги по комнате гулял лёгкий ветерок.
Мария Кузьминична створку заботливо прикрыла. Из-под вышитой салфетки, на которой стояла фотография бравого пластуна Юрия Гордиенки, забранная в рамку тонкой художественной резьбы, извлекла конверт и достала из него тоненькую стопочку исписанных страниц. Писал Юра широко, между строк оставлял большие просветы ,и оттого, письмо казалось очень объёмистым.
Ну-те ка, -- заинтересовался Подьячий и вынул из портфеля футляр для очков. – Сейчас все новости узнаю из первых рук, расскажу потом мужикам да ребятам нашим, как там хлопчики живут.
-- А я пока коровку подою.
Мария Кузьминична отдала драгоценные листочки и упорхнула из хаты, только завился длинный подол юбки – спешила мать уважить свежим молочком командира своего сына, которого тот настолько уважал, что просил непременно все свои письма Подьячему показывать.
Если бы торопливая Кузьминична задержалась на пару минут в светёлке, то сильно бы удивилась странным очкам, которые войсковой старшина извлёк из пластикового футляра «Кристиан Диор». Очки были массивными, а линзы – толстыми, дымчатыми. Но это ещё было не самое странное. Следом за очками Подьячий достал необычный фонарик. Водрузив на нос «очки», старшина направил «фонарик» на письмо. Это было столь необычно для комнаты, залитой солнцем, что Мария Кузьминична обязательно бы озаботилась здоровьем Батьки- командира.
И совершенно напрасно. Искушённый офицер внимательно вчитывался в строки, что открылись для его «вооружённых» глаз. Между строчками, писанными Юрием Гордиенкой для матери, Сергей Королёв разместил своё послание, сделанное особыми чернилами.
Тайнопись известна миру с древнейших времён, можно сказать – библейских, когда у человечества появились свои секреты. Тогда и начались эксперименты с шифрами, кодами и замаскированными посланиями. Появлялись такие остроумные решения, как сбрить с головы посланца волосы, чтобы написать там шифрованное послание специальной несмываемой краской. Затем посланец путешествовал по самым опасным местам. Тщательнейшим образом его несколько раз обыскивали, но никто не догадывался порыться у него в волосах. Но, стоило добраться гонцу до адресата, как волосы сбривались и письмо прочитывалось.
Столь сложные операции остались на страницах исторических хроник да приключенческих романах, а в наше просвещённое время действуют, большей частью, с помощью технологических ухищрений. На вооружение секретных агентов поступают такие вещи, как спутниковая связь, компьютерные скремблеры, микроминиатюрные микрофоны, столь же маленькие фото- и видеокамеры, а также ещё многое и многое другое.
Но пластунская сотня, равно как и батальон особого назначения, не являлись теми стратегическими службами, которые использовались для действий за кордоном в специфических шпионских условиях. Скорее это были подразделения универсального действия, какие и потребны в прифронтовой зоне. Пластуны получали самые разнообразные знания, среди которых имелись и сведения о шифрах и тайнописи.
Известно, что некоторые свои революционные труды Владимир Ильич Ульянов написал в местах заключения и в ссылке, где за ним пристально следили, надеясь помешать распространению порочащих власть статеек, что регулярно, тем не менее, появлялись в прореволюционных листках Парижа и Берна, а также в нелегальных газетах «За правду» и «Рабочий». Но, несмотря на все ухищрения охранки, «пасквили» выходили с завидной регулярностью. Шпики кусали себе локти, а между тем Ленин использовал в качестве симпатических чернил для написания тезисов … обычное коровье молоко, которое поставляли к столу ссыльного местные крестьяне. Любой из наших Читателей может провести подобный опыт – начертать на листке несколько слов палочкой, опущенной в стакан с молоком. Если затем погладить листок утюгом или подержать над газовой конфоркой (обязательно в присутствии взрослых, если опытом займётся ребёнок), то на листочке проявятся жёлтые или коричневые буквы.
В случае же с пластунами Подьячего использовался экстракт репчатого лука, который приготовить в состоянии любой человек, получивший определённого рода навыки. «Фонарик» и «очки» были нужны войсковому старшине, чтобы не подвергать письмо тепловой обработке, при которой буквы тайного послания уже не исчезнут. Но Подьячий хотел покамест держать в тайне от родителей Гордиенки, что сын их выполняет особое поручение, как уже давно догадался пытливый Читатель. Задание это заключалось в поисках Михаила Казакова, а также десантников – старшего лейтенанта Баранникова и старшины Сапрыкина, которые, получалось, были замешаны в исчезновении хорунжего с поля боя в черкесском ауле. Подьячий подозревал, что его ребята могут попасть в поле зрения российских спецслужб, которые особо церемониться не станут с донскими «эмиссарами», поэтому и затеял столь сложную игру, на свой страх и риск, на свою ответственность. Просто не привык Батька швыряться своими людьми, чем грешат, по бездумию, увы, многие командиры. Ведь остались же, ещё со времён Великой Отечественной войны, многие сотни тысяч российских парней и мужиков, занесённых в печальной памяти категорию «пропавших без вести». Среди прочих остался там и дед автора этих строк.
Тарас Вадимович внимательно вчитывался в первое донесение Королёва, в котором старший из казаков – Сергей, описывал их путешествие по центральной части России, вплоть до Вятского края. В сообщении Королёв рассказывал, что в этой провинции гуляют слухи о пробуждающейся активности части татарской молодёжи. Агрессивные выходки можно сложить в картину зарождающегося, пока что тихой сапой, конфликта, а можно просто считать разовыми выходками хулиганствующих элементов. Именно такой версии и придерживаются власть имущие края.
К двум казакам никто в Кирове-на-Вятке любопытства не проявил. Теперь и Королёв, и Гордиенко, пребывали в мучительных размышлениях, каким образом начинать поиски десантников, исчезнувших год назад из расположения своей воинской части под Пятигорском. По «легенде», оба они приехали сюда в поисках работы, чтобы впоследствии и вовсе переселиться из прифронтовой, закордонной области. На первое время они деньгами были обеспечены, в случае же необходимости, Подьячий обещал помочь через родственников «переселенцев».
Подьячий сложил листки в конверт и оставил его на столе. Выходя во двор, он едва не столкнулся с Кузьминичной, которая спешила со свежим молоком. Старшина уважил хозяйку и выхлебал через край едва не половину крынки, а потом поспешил откланяться. Следовало ещё заняться пропавшей где-то на территории Дагестана разведгруппой. По оперативным данным, было получено сообщение о повышении активности центров по подготовке боевиков Особого волонтёрского корпуса, под крылом которого собрались «дикие гуси» и просто фанатики с Ближнего Востока, Средней Азии и даже из просвещённой Европы, где ещё встречались натуры, склонные к авантюризму. Пластуны на месте должны были провести рекогносцировку, установить следящее автономное оборудование, провести мероприятия тактического содержания и характера. И вот одна из групп бесследно пропала. Нужно было срочно принимать меры по розыску товарищей.
А в это время Королёв с Гордиенкой бродили по улицам Кирова-на-Вятке.
Многие города земли русской, такие, как Киев, Чернигов, Рязань, Москва, Владимир, Ярославль, Новгород, имеют богатую событиями историю, помнят нашествие татаро- монгольских завоевателей, годы подъёма и разрухи. Города эти не раз выгорали почти что до основания, а затем отстраивались заново, чтобы снова блистать славой на просторах Отечества. Это города- патриархи, символ памяти поколений, и жизнь там связана с воспоминаниями о делах седой старины.
В отличии от них в Сибири высятся многоэтажные урбанистические гиганты – Екатеринбург, Новороссийск, Челябинск, Омск, Владивосток. Это всё сравнительно молодые города. История их растянулась не более, чем на два века. Для настоящего города это младенческий возраст. Они сильны, крепки, и с уверенностью «смотрят» в будущее. И население их, кажется, состоит из одной молодёжи, задорной, влюблённой в день завтрашний и уверенной в себе, для кого этот день обязательно наступит. Они, эти города, всё равно что подростки, столько всего выдержали за свою короткую историю и, мы уверены, готовы выдержать гораздо большее.
Но есть и третий тип городов, ещё не отягощённых богатыми и яркими историческими событиями, но уже имеющие за душой стойкие, потом и кровью своих обитателей наработанные традиции. К ним можно отнести Волгоград (Царицын или Сталинград, уж как кому угодно), Калугу, Архангельск, множество других городов, достоинство которых мы ни в коем случае не хотели бы умалить, в средней полосе России, среди которых, на своём не менее почётном месте, стоит и Киров-на-Вятке.
Основанный шесть столетий тому назад новгородскими купцами- ушкуйниками, как слобода на берегу рыбной реки, среди поселений черемисов и мордвы, вотяков и зырян, град Хлынов (суть, по Далю, воровской град, да и понятно, сначала ведь заселял его преимущественно беглый люд, вынужденный слишком многим поступаться). Постепенно форпост Новгородской торговой республики разросся до собственного городского значения, а, после разгрома Новгорода великого уже сам стал твёрдой самостоятельной единицей и развивался дальше, потихоньку, не спеша. «Дыра», «медвежий угол» - прозывали Вятский край партикулярные обитатели столичных салонов и были в чём-то правы, но видели они всего лишь одну, весьма незначительную часть жизни народа вятского.
Сообразно ложившемуся мнению, устроили из Вятки край для ссыльных вольнодумцев, этакий Берёзово- Туруханск нового времени. Таким вот образом и попал сюда сын богатого помещика Ивана Яковлева, революционер и писатель Искандер, вошедший в историю под именем Герцена. Успел и здесь поработать Александр Иванович над своей теорией «русского социализма», дав пищу для размышлений многим светлым головам.
С Вятки списывал свой вымышленный город Глупов писатель-сатирик Щедрин, но, познакомившись поближе с населением города, полюбил Вятку и навеки поселил в своём сердце, этот молодой столичный чиновник Салтыков. Называл он теперь в письмах родным Вятку не «Глуповым», а «Семигорском», невольно сравнивая провинциальный городишко с центром латинской цивилизации – Римом. Конечно же, известный писатель- сатирик любил пошутить, но всё же … Вместе с воспоминаниями вывез Михаил Евграфович из губернского града красавицу- жену, что терпеливо разбирала вечерами его очень неразборчивый почерк. Именно ей мы и обязаны Полным собранием сочинений Салтыкова- Щедрина.
В суровом кайском крае сиживал и другой символ истории – мелкопоместный польский шляхтич Дзержинский, вошедший в Революцию и последовавшую за ней жизнь как «Железный Феликс». Он стоял у истоков Чрезвычайной Комиссии по борьбе с саботажем и контрреволюцией, пожалуй, единственный из вождей ЧК- НКВД, которого не расстреляли, не замучили свои же коллеги, но об этом потом.
Интересно, смогли бы узнать все эти знаменитости город тысячи церквей в этом обновившемся красавце, драпированном зеленью парков, перечёркнутый прямыми перспективами улиц, разросшемся до полумиллиона численности населения, против тех жалких двух- трёх десятков тысяч, что могли видеть Салтыкова и Герцена, Васнецовых и Шаляпина, Грина и Райниса, немало потрудившихся, в своё время, на ниве просветительства на благо этого города?
Шагали теперь по асфальтированным дорожкам Королёв с Гордиенкой, разглядывая дома и прохожих. Конечно, Пятигорск, Екатеринодар и Минеральные Воды были для них ближе и роднее, но, странным образом, казаки не чувствовали себя чужаками в этом далёком для них городе, как если бы они очутились в Москве, Санкт-Петербурге или Нижнем Новгороде, где снующие толпы жителей морально «сминают» приезжих из глубинки, и те потерянно озираются по сторонам в поисках лица, которое одарило бы их хотя бы одним взглядом дружелюбия.
Здесь же пластуны чувствовали себя в своей стихии, хотя и не было в окрестностях столь дорогих южным сердцам грушево- арбузных плантаций, где жужжат пчёлы, «запутавшиеся» в медовой паутине запахов, где пропитанные солнцем плоды только и ждут, чтобы крепкие зубы любителя, лакомки, впились в тугой бок плода, где даже воздух дымится от силы плодородной матери- земли, где чувство спокойной сытости непостижимо соседствует с опасностью внезапного нападения.. Не надо забывать, что Область Войска Донского – приграничная зона, каковой невольно стал и Вятский край, часть Волго- Вятского экономического содружества.
Может быть, именно это чувство делало эти места не столь чуждыми пластунам, а может и некоторые из прохожих – крепкие, ухватистые хлопцы в камуфляжной форме, со знаками отличья казацких сил. Так и хотелось нашим героям подойти к ним, познакомиться, рассказать о себе, своих бедах и радостях. Быть такого не может, чтобы казак отвернулся от своего собрата, не помог ему в святом деле. Но … не советовал Батька, Тарас Вадимович, сразу идти до соратников. «Своими силами», «попробуйте сперва самостоятельно», «сами там смотрите, хлопчики мои». Не простое дело они задумали, ох, непростое. Пропасть мог навечно командир их, Михаил, от одного лишь неосторожно обмолвленного слова. Поэтому и молчали покамест герои донские и лишь осматривались по сторонам. Чудилось им, что бывал здесь их друг и соратник, хорунжий Казаков, и не могли объяснить причину такой уверенности. Просто чувствовали, ощущали, и всё!
Что это было? Обострённое чувство интуиции, неразрывная связь армейского братства или чутьё опытного разведчика, родственное в чём-то чутью собаки- ищейки. Об этом наши друзья не думали. Они решили проверить себя и прокатились по городу, из конца в конец.
Экстрасенсорика. Это явление ещё плохо изучено. Всяческие данные исследований быстро засекречиваются государством. Редкие выплески в виде публичных выступлений ранее очень знаменитого Вольфа Мессинга или профессора Горского, воспринимаются обществом как ловкие манипуляции «престидижитаторов» от науки. Колдун Тарасов, маг Юрий Лонго, психотерапевт Анатолий Кашпировский. Все они владеют толикой экстрасенсорных возможностей. Целая ветвь науки занимается подобными проблемами – антропософия.
В чём же суть таких явлений? Вероятней всего, это выход на реализацию возможностей внутренней энергетики, овладение электромагнитными полями той незримой сферы, что носит название «аура». Недаром ведь слова «аура» и «аурум» (золото) имеют один корень. В энергетической «ауре» сокрыто некое «золотое дно».
Человек с мощной энергетикой усилием воли двигает предметы. Это называется телекинезом. К нему «примагничиваются» металлические предметы и даже диамагнитики. Некоторые могут, своим присутствием, вызвать самовозгорание различных предметов, приводя в шок работников пожарной службы. Это явление издавна именуется пирокинезом. Даже чтение мыслей можно объяснить с этой точки зрения, когда энергетические ауры людей соприкасаются и электромагнитные сигналы, с помощью которых работает мозг, «дублируются» у партнёра. Известно, что близнецы или нежно любящие друг друга супруги частенько «угадывают» мысли и желания своей «половины».
«Лозоходство» в экстрасенсорике стоит отдельной строкой. Многие люди обладают повышенной чувствительностью к изменениям во внешней среде. Такие люди мучаются от изменений погоды или резких перепадов климата. Другое дело, что они не изучают и не развивают своих способностей. А зря. Ведь из них могли бы получиться отличные специалисты- «лозоходцы».
«Кто же это?» -- слышу я вопрос пытливого Читателя. Вкратце мы расскажем об этом чудесном свойстве. С доисторических времён встречались люди, которые умели находить воду по каким-то только им видимым признакам. Открыть источник, выкопать ли колодец, обращались именно к ним, чтобы не маять себя напрасным, к тому же ещё и тяжёлым трудом. Искатели срезали свежую лозу, делали посередине надрез и получали своеобразную рогульку. Затем брались руками за ответвления этой рогульки и обходили нужный участок. В том месте, где конец рогульки опускался, там и находился близкий источник животворной влаги. Некоторые из таких «лозоходцев» были просто наблюдательными и действовали, руководствуясь своим опытом и приметами, но встречались и настоящие экстрасенсы. Больше всего такая «операция» напоминала спиритический сеанс, где искатель- медиум настраивался на некую «высшую силу» и действовал по её велению. Недаром некоторые «лозоходцы» со временем становились знахарями и выискивали, с помощью той же лозы- рогульки, место и причину болезни. Порой они делали и предсказания. Если хорошо покопаться в истории, то можно найти немало подтверждений нами здесь рассказанному. Но, в этот раз, мы не будем надолго углубляться в этот крайне интригующий материал, а вернёмся к нашей истории.
Вполне вероятно, что те чувства, что испытали Королёв и даже Гордиенко, и были подобием «лозоходства», когда их ощущения, с помощью необычного чувствительного приёмника- антенны, а попросту говоря, нервной системы, ощутили незримые следы присутствия своего друга и командира.
Чтобы проверить себя, пластуны решили объехать город, побывать в разных местах. Они сели в автобус и тронулись в путь.
Центром Кирова-на-Вятке считается Театральная площадь, где сосредоточились сразу три важнейших составляющих современной городской жизни. Это резиденция губернатора края со всем его многочисленным аппаратом, включая и правительство с Думой. Размещались все они в большом пятиэтажном здании сталинской капитальной архитектуры, напоминающем монументальную крепость с высокими окнами и российским знаменем, поднятом на высоком флаг-штоке, чтобы всякий мог зреть российский триколор, колеблемый воздушными струями. Напротив цитадели вятского правительства памятником Прошлому высился каменный Ильич, протягивающий встреч руку тому Будущему, какое он вряд ли ожидал увидеть на рубеже тысячелетий.
На второй стороне площади расположилось классическое здание Драматического театра имени С. М. Кирова. Собственно, потому и площадь такое своё именование. Правда, на какое-то время её пытались переименовать и присвоили новое имя – площадь Конституции, в честь основного закона СССР, подписанного знаменитым генсеком ЦК КПСС Леонидом Ильичом Брежневым. Но название так и не прижилось. Некоторые остроумные кировчане в те годы прозывали площадь – площадью Театральной Конституции, но это так, сатиры ради.
Третью сторону занимал ВУЗ – политехнический государственный университет, ежегодно наполнявшийся толпами энергичной молодёжи, той самой, что будет создавать и управлять экономикой края, будущая техническая элита.
На четвёртой стороне разместилась общеобразовательная школа № 22, в прошлом – Мариинская женская гимназия, старейшее учебное заведение города, построенное с помощью земства.
Таким вот образом, в центре города удачно сплелись административно- управленческая, культурная и образовательная «ветви» города, а посередине площади бил настоящий фонтан, который вечерами подсвечивался разноцветными фонариками. Здесь всегда звучала ненадоедливая музыка и потому Театральная площадь была излюбленным местом отдыха. Детишки катались здесь на велосипедах и роликах, поедая шоколадное мороженое- эскимо с местного хладокомбината. Молодые мамаши прогуливались с колясками и обсуждали достоинства памперсов, нахваливая попутно всяк своего малыша. А более старшее поколение приходило сюда послушать оркестр. Вечерами, на блестящих медных трубах, пожарники играли Стравинского, а по праздникам появлялся сам Маэстро, Соломон Сахар, вятская знаменитость, не расстававшийся верно, даже ночной порой, с саксофоном и скрипичным смычком. Оркестр Сахара наигрывал старые, проверенные временем хиты и новомодные шлягеры, спонтанно выдумывая самые неожиданные, но неизменно красивые и яркие аранжировки всех известных мелодий и песен.
Таким образом, сквер «У Фонтана» был самым популярным общественным клубом города, успешно конкурировавшим долгое время с ночными варьете, какие бы ухищрения те не предпринимали в погоне за клиентурой. И напрасно, ведь Театральная площадь Кирова-на-Вятке – это сердце города, где плещет кровь человеческих эмоций, надежд и желаний.
Долго Королёв с Гордиенкой бродили по скверу, пересаживаясь со скамейки на скамейку – эхо Казакова здесь отсутствовало. Может быть, да что там, совершенно точно, командир в Кирове был, но на Театральной площади так и не побывал. Пластуны скушали по палочке сочного шашлыка и отправились дальше.
Следующей популярнейшей точкой времяпрепровождения вятчан был городской пляж, в районе речного порта.
В прошлом, довольно многоводная Вятка, к концу века изрядно обмелела. Когда-то к порту медленно походили важные «Волгодоны», крупнотоннажные речные грузовозы, а сейчас лишь редкие «Зарницы», да прогулочный теплоходик «Кировчанин», отходят от причала. РТ и БРТ, речные трудяги- толкачи, грузовозы ГТМ, появлялись здесь лишь в самом начале навигации, когда весенние талые воды в полной мере наполняют речное русло, делая полузабытый фарватер судоходным. Несколько недель река живёт полнокровной жизнью, но затем вода уходит, и грузоперевозки перемещаются ниже по течению, к Котельничу, Кукарке и дальше – до Вятских Полян, а акватория переходит в полное и безраздельное распоряжение купальщиков. Даже старенький дебаркадер, где размещались долгое время кассы порта, перетащили на другой берег, сделали там евроремонт и теперь из плавучего дома получился ресторан, сразу получивший название «Титаник» и ставший чрезвычайно популярным. Любители же «дикого» отдыха игнорировали пункт культуры и продолжали довольствоваться пропахшими дымом шашлыками, жареными в масле чебуреками и видами города со стороны Дымковской слободы.
Пластуны перебрались на пляж и несколько часов бродили среди загорающих, расслабленных в неге тел, наблюдали за компаниями, перебрасывающимися не сколько волейбольным мячиком, сколько шутками и смехом. Неподалёку несколько записных рыболовов бесстрастно наблюдали за поплавками, предавшись до самозабвения своему увлечению. Они забрались в высоких резиновых сапогах едва ли не до середины обмелевшей реки и напоминали с берега уснувших аистов, насытившихся до дремотного отвала лягушками. Рыбаки не обращали внимания на пловцов, фыркающих неподалёку, среди мелких волн. Флегматики по натуре, рыбаки терпеливо дожидались того упоительного момента, когда поплавок вдруг скользнёт под воду, а леска загудит, натянувшись тугой струной. Лишь тогда в них пробуждается и закипает фонтан долго сдерживаемой энергии и, точными выверенными движениями, они будут подтаскивать добычу, жадными глазами хищника наблюдая за блеском чешуи жертвы, которая беспомощно бьётся на крючке удочки. Но все эти действия если и происходят, то в мечтах рыболова, а пока что они терпеливо выжидают.
Единственным результатом, кроме скоростного стометрового заплыва Юрки Гордиенко, стала уверенность, что и на пляже хорунжего не было. Что ж, из этого можно было сделать вывод, что командир их, если и был в городе, то навряд ли предавался здесь досугу. То есть казаки ровно на том же месте, с какого они начали поиск. Но это не ввело их в уныние. Они не собирались сдаваться, а значит будут делать новые и новые попытки.
Не надо забывать, что прибыли они в Киров-на-Вятке по настоянию Подьячего, который послал их ещё и на розыски двух десантников. И лишь прибыв на место, пластуны почувствовали странную уверенность, что хорунжий находится или находился в городской черте, прогуливался по этим улицам, вдыхал здешний воздух, то есть оставил некий ментальный «след» или «эхо». То есть выходило, что разыскивая Баранникова или Сапрыкина, казаки могут обнаружить и более существенные следы присутствия их друга. В крайнем случае, они могут вызвать на подмогу друзей из пластунской сотни. Или обратиться к местному атаману, Величко, письмом к которому их снабдил командир.
В Киров-на-Вятке казаки прилетели на самолёте компании «Аэробус». Временно поместились они в гостинице рядом с аэропортом, в Победилово, откуда до города надо было добираться на автобусе маршрута № 116. Но до автовокзала, откуда с промежутком в двадцать- тридцать минут отходили автобусы в направлении аэропорта, добираться было не всегда сподручно. В таких случаях друзья пользовались такси.
Уже второй раз им попадалась одна и та же старенькая «Волга», со вмятиной на правом крыле. Управлял машиной Анатолий. Гордиенко с ним познакомился ещё в первую поездку. Королёв же всё больше молчал, дела дневные приходилось тщательно обдумывать, проверять себя – не опустили они чего важного? Также и тактика дальнейших действий требовала толику внимания. Тем временем Гордиенко чесал языком за обоих. Он уселся рядом с водителем и пожал ему руку, хотя и видел его всего лишь второй раз в жизни.
-- Ну что, Толя, прокатимся от души?
-- Воля ваша, -- ответил, довольно равнодушно, водитель. – Куда поедем?
-- А куда нам ехать? И так весь день на ногах, да на колёсах. Всё мчимся куда-то, спешим. Хочется полежать на мягкой кровати, закинув руки за голову. Так что, давай, Толя, заводи свой драндулет да дуй прямым ходом в наше, пусть и временное, но всё же пристанище. Адрес-то ещё не забыл? Вчера ведь подвозил нас с Сергеем туда.
-- Отвезу. Воля ваша.
Вздохнув тяжеленько, Анатолий завёл машину и выехал с места стоянки, где он отдыхал, на проезжий тракт. За ним пристроилась вторая машина, без пассажиров.
-- Чего вздыхаешь, Толь? Чтоль жена любить перестала?
Водитель не ответил, лишь поправил зеркальце заднего подсмотра.
-- Да не дуйся ты, Толь. Я ведь шучу так. Настроение тебе всеми доступными мне силами подымаю. Вот мы с другом в ваш край приехали, работу ищем, подумываем даже поселиться здесь. Город у вас хороший, да и люди вроде ничего … Много, правда, молчаливых, вроде тебя, но я настырный, расшевелю любого … Хватит в молчанку играть, Толь …
Наверное, кто-нибудь другой обязательно отшил бы столь надоедливого клиента, но Анатолий лишь вздохнул. Его одолевали свои совсем уж невесёлые мысли. А нынешние пассажиры пришлись ему по нраву ещё с прошлого раза – и говорливый паренёк с лихим чубом и блестящими чёрными глазами, и приятель его, по всему видно, мужик серьёзный, широкоплечий богатырь с крепкими ухватистыми руками и уверенными движениями. Чем-то неуловимым он походил на Хвата.
Вдруг двигатель машины чихнул. «Волга» дёрнулась и остановилась. Анатолий попробовал её завести, но лишь безуспешно поворачивал ключ в замке зажигания. Мотор урчал, бурчал, взрёвывал, но заводиться никак не желал. Пассажир Гордиенко, не дожидаясь водителя, выскочил из машины и уверенно поднял капот. Он смело шуровал там и бормотал при этом себе под нос: «Так … свеча в порядке … так … Хм-м … Карбюратор … проверим …».
Мимо медленно прокатила вторая «Волга» с полоской шашечек на боку. Водители быстро обменялись серией сигналов, после чего вторая машина укатила дальше и остановилась впереди, за поворотом, скрывшись от любопытных глаз за кустарником, на котором желтели ягоды шиповника. На этот безмолвный «диалог» таксистов не обратили внимания ни занятый делом Гордиенко, ни углублённый в себя Королёв.
-- Всё в порядке, шеф! – жизнерадостно заверил водителя казак, устраиваясь на своём месте. – Можно смело отправляться в дальнее плаванье. И запомни совет специалиста – смени заправку. На ней работают жулики. Они разбавляют бензин низкосортным топливом, в котором высок процент содержания совсем не октана, а простой водопроводной воды. И она, то бишь водичка, славится среди пожарников за свою нелюбовь к воспламенению, и лишь по этой причине искра электросвечи стартёра глохнет в ней, как крик младенца, получившего любимую угомонку … Поехали.
Усевшись поудобнее, он снова повернулся к Анатолию. Теперь тот стал более словоохотлив.
-- Как, говоришь, звать-то тебя, земляк?
-- Юрием с детства кличут.
-- Никак водителем работаешь?
-- Им самым. Могу уверенно владеть любым средством передвижения, за исключением эскадренного миноносца, пикирующего бомбардировщика и многоступенчатой космической ракеты.
-- Ну, смотрю, ты просто ас, -- удивился Анатолий. Он повернул к соседу- балагуру голову, на которой сидела, козырьком назад, бейсболка.
-- не без того, Толь, не без того. Любой начальник готов целовать мне руки, лишь одним глазом ознакомившись с записями в моей трудовой книжке. Но Юрий, далеко не каждому из них пожмёт ответно руку, в знак готовности предоставить весь свой опыт работы. Нам не всё равно, чем заниматься и что делать. Так-то вот.
-- За большой деньгой охотишься? – уточнил Анатолий.
-- Да как тебе сказать, брат. Хорошая деньга, она, понятно, в кармане никогда лишней не будет. Хотя, с другой стороны, кроме этих банальных денег, существует множество других приятных вещей.
-- Баб, чтоль? – удивился таксист.
-- Разве баба – вещь? Хотя, надо признаться, бывает что и так. Но я про другое говорю. Кроме хороших денег имеются и другие, не менее важные составляющие работы – друзья- коллеги, к примеру. Для меня общение не менее важно, чем туго набитый бумажник.
-- Это я уже понял.
-- Я рад за тебя, за твою редкую проницательность, и за то, что наконец-то у меня получилось расшевелить такого редкостного молчуна.
Таксист ещё раз вздохнул и решительно повернул бейсболку козырьком вперёд. Теперь на лицо его легла тень и сразу проявились складки у губ.
-- Послушай, Юрий. Ты говоришь, что приехал сюда в поисках работы?
-- Да, это так, наблюдательный брат мой, -- продолжал вдохновенно шутить Гордиенко. – Ты желаешь дать порулить мне на твоей тачке?
-- Вроде того, Юрий. Если хочешь, я могу устроить тебя в наш парк. С деньгами, правда, у нас не всегда теперь полный порядок, но прожить, в общем-то, можно … хотя и не каждому.
В конце фразы таксист вновь тяжело вздохнул.
-- Проблемы замучили? – понимающе заметил казак.
-- Не без того. Навалились на нас тут проблемы. Вагон и маленькая тележка. Тебя вот уговариваю к нам поступить, а сам вот подумываю бежать из парка куда глаза глядят, лишь бы не видеть тех порядков, что в последнее время у нас завелись.
-- Что так?
-- Да, считай, что везде сейчас так. Хозяева парка всю прибыль себе забирают, делят между собой да кучкой прихлебателей, что им задницу усердно вылизывают. Нам же, простым шоферюгам, перепадают лишь жалкие крохи со стола администрации.
-- А что же мужики, профсоюз?
-- Да какой к чертям профсоюз, -- в сердцах махнул рукой Анатолий. – Это раньше, когда парк был государственный, был план, прогрессивка, премиальные, тринадцатая зарплата, опять же, в конце года. А сейчас … сейчас администрация выгребает все деньги по счётчику, да ещё и в карман наш готовы залезть – мол, воруете … Да, правда. Так ведь приходится крутиться, кто как может, чтобы концы с концами свести. Ну, и так далее.
-- Собрались бы, объявили хозяевам свои требования. Не хотят идти навстречу – бойкот там или забастовку, с предъявлением ультиматума.
-- Говорить так, Юрий, легко. Ультиматум … Такси – далеко не единственный вид транспорта в городе. К тому же частник усиленно напирает. Всю дорогу цену на проезд нам сбивает. А у начальства на всё один ответ – не нравится кому, проваливайте. Других, мол, наберём, посговорчивей. У нас уже куча народа через это поувольнялось. А некоторые, особо настырные да непримиримые, под следствием или в больнице, под капельницей отдыхают.
-- Дела-а-а, -- Гордиенко аж присвистнул от удивления. – Никогда бы не подумал, что в транспортной компании могут такое затеять. Мафия?
-- Точно, мафия, -- энергично качнул козырьком Анатолий. – Она самая. Не знаю, выстоим ли мы без крепких парней, вроде вас. Конечно, есть и у нас умелые мужики. Хват, к примеру, но маловато их, чтоб с бардаком нашим справиться … Эх, что я тут языком болтаю, вроде ведь на работу вас сманивать начал, и тут же такие вещи сказываю, что любой здравомыслящий человек шапку в охапку соберёт, да парк наш за пушечный выстрел обходить станет. Начал, то есть, за здравие, а кончил, вишь, за упокой.
-- Ну, почему же так, -- не согласился пластун. – Картина очень даже реалистичная получилась. Такие делишки сейчас творятся повсеместно. Не исключение и армия, и милиция, и чиновничьи структуры. Ведь и там люди всякие трудятся. Везде своя мафия, свой беспредел. Честного человека выживают из коллектива, как больного проказой. Это говорит о том, что наше общество тяжело больно. Но опускать при этом руки – дело последнее. Я тебе помогу, ты – мне, а все вместе мы и не то выдюжим. Словом, я подумаю над твоим предложением, брат Анатолий. Знаешь что? Приезжай-ка ты к нам завтра, тогда и будет сказано наше последнее и решительное слово. Может случиться и так, что прямо отсюда мы и рванём к вам в таксопарк, с хозяевами вашими знакомиться. Лады?
-- Хорошо.
Таксист весь прямо воспрянул. Если эти два, по виду весьма крепких, мужика впишутся в их компанию, силы таксистов получат существенное подкрепление. Может быть это остановит начавшуюся новую волну увольнений водителей, по собственному желанию. А это те, кто уже отчаялся найти правду в любимой работе. А кому это на руку? Баю, Мусе, да вечно полупьяным бригадирам.
-- Вон наше окно, -- показал рукой Гордиенко на стену стандартного кирпичного дома. А номер жилой у нас восьмой. Приезжай.
-- Обязательно приеду, -- твёрдо обещал Анатолий. – Завтра не моя смена, но я всё равно приеду. До свидания, … товарищи.
«Волга» уже скрылась вдали, а друзья продолжали смотреть ей вслед. Потом переглянулись и двинулись к подъезду гостиницы.
-- Что же ты скажешь о предложении таксиста? – не выдержал первым и прервал паузу Юрий.
А что тут можно сказать? – задумчиво переспросил Сергей. – Предложение интересное, я не спорю, но только вот вправе ли мы его принимать? Давай всё хорошенько взвесим с разных сторон, обмозгуем, а пока не помешала бы чашечка кофе. Для сугреву умственных способностей.
Чтобы голова хорошо работала, в кофе добавили чуток болгарского бренди «Солнечный бряг». Тянули, кайфуя, крепкий ароматный кофе с алкогольной горчинкой и молчали.
-- А знаешь, Юрко, -- Королёв решительно отодвинул гранёную стопку в сторону, -- в нашем деле колёса будут отнюдь не лишними. То есть предложение Анатолия будем считать голосом свыше. При таком раскладе мы имеем возможность оказаться в нужное время в нужном месте, особо не озадачивая своими персонами невольных свидетелей. Имеется в этом деле ещё ряд преимуществ …
-- Вот и я о том же говорю … -- вскинулся было с места Гордиенко, но Королёв его «усадил» на место нетерпеливым жестом.
-- … Но есть ещё тут спорный вопрос. Наш знакомый обрисовал весьма скверную картину, сложившуюся в парке. Там явно назревает конфликт между коллективом и новой администрацией. Я пока что не знаю подробностей, но думаю, что они действительно удручающие. Анатолий весьма прозрачно намекнул, что им нужны крепкие ребята. Видимо, для того, чтобы поднять бучу. Разразится скандал и тогда постоянному составу парка станет ясно, поддержать ли пришельцев или сделать вид, что происходящее их не касается. Им есть что терять, тогда как мы всего лишь тёмные лошадки, пришельцы без роду и племени. Похоже, у самих у них кишка тонка самостоятельно разобраться со своим собственными проблемами.
-- Ну, тут ты переусердствовал немного, старина. Мы же не знаем всех обстоятельств. Может, у них просто вакантно место лидера?
-- И этим лидером будешь ты?
-- Почему обязательно я? Анатолий приглашал нас обоих. Скорее всего главою заговора он думает сделать тебя.
-- Но я не намерен записываться в таксисты. У меня свои намерения и цели.
-- Я всё понимаю … Помнится, Толя упомянул какого-то Хвата. Может, стоит его только подтолкнуть, и они обойдутся самостоятельно, без нашего прямого участия. Мы же займёмся поисками Михи и тех двух десантников, которые, по сведениям Батьки. Должны быть где-то поблизости.
-- Так и сделаем. Ты «вливаешься» в коллектив, я же, тем временем, побываю в военном гарнизоне города. Пошукаю там следы хорунжего.
-- Будет ли выведена отдельной строкой в нашем «семейном» бюджете статья о «вливании» в коллектив?
-- Пошукаем трошки грошей … А сейчас пора отдохнуть.
Глава 18.
Мы просим прощения у Читателя за то, что слишком уж надолго отвлеклись от одного из главных героев этой нашей истории. Мы говорим о Михаиле Казакове, теперь – Иванове. Оставили мы его в переломный момент и теперь вновь возвращаемся в станицу Казахстан, где и находится сейчас, в окружении неравнодушных друзей, телеграфист Миша.
-- Я вспомнил, честное слово, вспомнил!
От волнения кровь прилила к щекам Михаила, и он напоминал в те минуты больного лихорадкой человека, который мечется в страданиях и муках, не осознавая причин своего недуга.
-- Успокойся, Миша, -- Василь Кремень положил широкую пятерню на плечо друга. – Успокойся. Всё будет путём. Расскажи-ка ты нам ещё раз всю историю. Может, ещё какая деталь, проявится, в памяти всплывёт, ранее незамеченная.
-- Поехал я на своём «Уазике» проверить связь. И вдруг дорога впереди оказалась перекрыта сухой берёзой. Не сказать, что уж очень большое дерево. По силам самому в сторону оттащить. Вылез я из машины, схватился за сучья и только валежину приподнял, как рядом зарычали моторы и на дорогу выскочили три мотоциклиста. Видимо, они в засаде притаились, меня поджидаючи. Вспоминается, что незадолго до этого меня обгоняли какие-то мотолюбители. Толком тогда я их не разглядел – они сразу вперёд умчались, ну и я в мыслях своих далече пребывал. Так вот, вылетели они из засады, да давай вокруг меня круги выписывать, а я на них внимания – ноль. Снова ствол тот сухостойный подхватил и стал с пути автомобильного в сторону оттаскивать. Вот тогда-то они на меня и напали …
-- Вот ведь зверюги скаженные! – Не выдержал Васильчик, мужик хоть и роста невеликого, но заводной и задиристый. Он то приседал на скамью, слушая рассказ Михаила, то звучно хлопал ладонями по ляжкам, когда в рассказе телефониста наступали боевые моменты, то нетерпеливо вскакивал и перебегал на другое место.
-- Подожди, Григорий, самое интересное ещё впереди, -- успокоил друга Миша, сам взволнованный не менее товарища. – Были это всего лишь подростки, хоть и поднакачались они железом. Чувствовалось, что и из рукопашного боя им кто-то азы преподал, но в тот раз с противником их промашка вышла. Не ожидали они от меня такого активного сопротивления. Верно, думали, что я в машину прятаться побегу, или заговорю с ними в просительных тонах. Но обернулось всё по-иному. Раскидал я их в момент по сторонам. Честное слово, сам от себя такой уж прыти не ожидал. Будто включилась во мне какая машина военная. Руки, ноги, всё тело; они двигались сами, по заранее отработанной схеме, не дожидаясь вразумительных сигналов- посылов от сознания. Наверное, я раньше занимался борьбой, каратэ или самбо. Словом, с парнишками я справился шутя. Несмотря на то, что один из них был с нунчаками, а у другого оказался в наличии кастет …
-- Ого! – не выдержал есаул Багров. – Явно не на вечеринку собрались хлопцы.
-- Я думаю, -- продолжал Михаил, -- что сначала они хотели лишь позабавиться, попугать меня, но забавы не случилось.
-- Ничего себе забава – с засадой, нунчаками, кастетом. Так поступают наёмные киллеры, отрабатывающие заказ.
-- Кастет появился не сразу, -- ответил есаулу Иванов. – Видимо, парнишка тот от неожиданности здорово осерчал, вот в нём кровь и заиграла.
-- Что ты подлеца защищаешь, друг! – Вспылил Иван Семёнов, казак обычно молчаливый, широкоплечий молодец, косая сажень, с кривыми ногами профессионального кавалериста и тяжёлым подбородком боксёра. – Тебе надо было им голову подставить. Раскололи бы они тебе черепушку своими железками и укатили восвояси, на том успокоившись. Так, по-твоему, надо? Нет, вломить им хорошенько по рогам. В другой раз подумают, прежде чем так хулиганить.
-- Да не о том речь идёт вовсе, как я вспоминаю, вступился в беседу Ахрапенко, полковник станичный. – Главное, это то, что Михаил вспоминать начал что-то из своей прошлой жизни. Ведь так, Миша?
-- Точно так, друже полковник …
Лицо телефониста покрылось от волнения белыми пятнами. Ноги почти уже и не держали его и он опустился на широкую лавку, рядом с Васильчиком и Багровым. Руки его била нервная дрожь, по лицу соскальзывали крупные капли пота.
-- Я вспомнил … Кто-то из них ударил меня по голове дубинкой, палкой то есть, и там, внутри, что-то вдруг сработало. Я смотрел на свою машину, а видел другую – обгорелую, в копоти, с эмблемой Георгия Победоносца на покореженной дверце. И там, внутри салона, на месте водителя, сидел труп … нет, обгоревший остов человека, казака, сожранного огнём. Это было так ясно видно, что я остолбенел, и те пацаны воспользовались моментом и укатили прочь на своих мотоциклах. А я остался, силился ещё что-то разглядеть в зыбком тумане прошлого, даже бился головой о крыло УАЗа, но бесполезно. Прошлое опять закрылось для меня надёжной непробиваемой стеной …
-- Не переживай, Миша, -- Кремень вздохнул и опустил глаза. – Вспомнил один раз, вспомнишь и второй. Похоже, стена та начала давать трещины. Постепенно откроется вся картина твоей прошлой жизни.
-- Василь прав, -- пророкотал густым басом Евграф Кузьмич. – Если память начала просыпаться, то она проявит прошлое ещё не раз. А пока что можно воспользоваться тем, что мы уже имеем.
-- А что мы имеем? – спросил Михаил. И сам же ответил, со вздохом: -- Да ничего.
-- А вот тут ты не прав, -- решительно возразил ему полковник. – Совсем не прав. С твоих же слов мы уже знаем, что в прошлой своей жизни ты был казаком. И не из простых, рядовых. И даже участвовал в боевых действиях. Это оттуда тот сгоревший УАЗ с трупом нашего товарища. Я говорю – «нашего» не случайно. Все казаки – братья, по сути своей. Нам друг без друга никак нельзя. Мы стоит, плечом к плечу, на рубежах нашей Родины и несём ответственность, как за Отчизну, так и друг за друга. Я сейчас твёрдо уверен, что ты являешься бойцом, а может быть даже и офицером какого-то подразделения, которое участвовало в боях … Может быть, ты и пострадал тогда из-за этого.
-- Врачи мне сказали, что найден был я на стройке, в центре города, с разбитой головой. Рядом стояла початая бутылка водки, закуска и обломки кирпича, который свалился тогда мне на голову. Роковая случайность. Это как Ньютону в средневековой Англии тюкнуло в саду яблочком по темени и, в результате он открыл закон всемирного тяготения. А мне вот досталось кирпичом …
-- Попало бы тому англичанину по котелку такой каменюкой, так он бы сей же час копыта откинул, а не разгуливал бы по академии в своей ермолке, -- предположил Семёнов.
-- Я думаю, -- решил Багров, -- что кирпич тот был не случаен. Может быть, Михаил выполнял какое-то задание, и его выследили враги, последствием чего и стал тот «несчастный случай», который они инсценировали.
-- Ну да, на стройке, -- отмахнулся Кремень. – Может быть наш Миша искал новый, тщательно засекреченный способ замеса раствора? Вот прораб его и достал с верхотуры прицельным броском. Нет, тут что-то другое, нам не ведомое.
-- Вот что, други, -- заявил Ахрапенко. – Надо выведать потихоньку, н случилось ли чего в городе в то время, когда Михаил попал в реанимацию. Может, это подскажет нам следующий шаг или направление для поиска. Я не представляю себе Мишу в роли пьянчуги, распивающего водку на стройке, пользуясь часовым отсутствием рабочих. Это подозрительно. Был бы он алкаш, то давно бы уже звенел стаканами, а Миша наоборот, горькую дальней стороной обходит. Если бы тяга к алкоголю лишалась ударом кирпича по макушке, то процесс этот наладили бы давно и повсеместно. Меньше бы синяков по улицам городов бродило. Кирпичей у нас много. На каждого забулдыгу нашлась бы не одна дюжина. Это первое.
-- Есть и второе? – спросил Михаил.
-- Имеется. Потерявший память человек частенько мается, лишённый и трудовых навыков. У Миши же ситуация другая – он показал себя умелым работником в сфере связи, выполняет самые многопрофильные задачи, заменяя в своём лице целую бригаду. Не даром ведь Вятская телефонная компания пошла на компромисс, не желая лишаться замечательного работника. А если приплюсовать сюда мастерское владение машиной, рукопашный бой, знатоком которого наш Миша тоже себя показал, то напрашивается соответственный вывод …
-- Это какой же? – полюбопытствовал Семёнов Иван, выждав паузу.
-- А вывод такой, что Миша Иванов себя ещё покажет. Что открыл он нам, равно как и себе, пока что лишь незначительную часть своих способностей. И наша задача, это помочь ему открыть, по возможности, все прочие стороны своего дарования. У военного человека профессиональные занятия входят в плоть и кровь, их ничем оттуда не выбить, никаким кирпичом. К примеру, устав усваивается на уровне условных рефлексов, спинным, что называется, мозгом. Будем работать, Миша, будем работать. Пора по домам, други, нашему товарищу требуется хорошенько отдохнуть. Постарайся, Миша, запомнить сон, который тебе наверняка сегодня приснится. Именно через сновидения может открыться твоя память. И не забывай – друзья твои рядом.
Один за другим, казаки прощались с Михаилом, хлопали его ободряюще по плечу или жали крепко руку своими жёсткими ладонями, загрубевшими от тяжёлой, каждодневной работы. У каждого из них имелась семья, свои дела, которые они оставили ради этой важной встречи, ради беседы.
Есаул Мирон Багров, с буйной шевелюрой и «будённовскими» усами, одёрнул гимнастёрку, загоняя за спину складки ловким движением больших пальцев, заведённых за широкий ремень. Он шагал рядом с полковником.
-- Я вот всё думаю о нашем приятеле, Евграф Кузьмич.
-- Это ты о Мише?
-- Так точно. О его загадочной жизни.
-- Всяко бывает в нашей жизни, Мирон. Человек предполагает, а Господь располагает.
-- Да, я понимаю, Евграф Кузьмич, но только вот не даёт мне покоя одна мыслишка.
-- Это какая же?
-- Как же он оказался здесь, на Вятке? Почему очутился на стройке? Каким образом получилось так, что он потерял память?
-- Вот видишь, Мирон. У тебя не один, а целый букет вопросов. Признаться, у меня их ещё больше.
-- Боюсь я. Точнее, -- поправился есаул, -- опасаюсь, Евграф Кузьмич, нет ли за этим делом какой игры неправедной спецслужб. Не вижу я другой причины, по какой мог Михаил оказаться в его нынешнем положении. Что-то в этом деле попахивает гнильцой. Я не хочу ничего сказать плохого о Мише, упаси меня Бог, он для меня такой же товарищ и друг, как для вас и других казахстанцев, но за всем этим явно маячат длинные уши ФСБ или ещё какой другой конторы.
-- А знаешь, Мирон, наверное, ты прав, и наш новый товарищ оказался в беде, в настоящей беде. Ты заглядывал ему в глаза, Мирон? Ведь глаза, говорят, это отражение души. Так вот, там у него клубится чистая боль, и нет, не видно никакой лжи. Он чист перед нами и он не похож на предателя или провокатора. Вот за это я могу ответить совершенно точно. А выручить, избавить этого человека от той беды, задача уже для всех нас. Год уже, как он беспомощно бултыхается в болоте своего беспамятства. Так пусть же наше общество будет для него той твердью, о которую можно опереться, подняться на ноги.
-- Но, помогая ему, не разбудим ли мы те силы, что ввели его в такое состояние? Евграф Кузьмич, что же будет тогда?
-- Я могу поручиться лишь за себя, за тебя, за своих парней, что все мы, если понадобится, встанем горой за Мишу.
-- А не будет ли этого мало, а, Евграф Кузьмич? Не пошатнётся ли наше положение на вятской земле, где мы только-только обосновались, пустили корни, полюбили этот край?
-- Что ж, Мирон, я понял тебя, твои опасения. Мы будем действовать так осторожно, как только это возможно. Для начала сфотографируем Мишу, и пусть станичники отошлют фото своим родным, у кого они есть, которые проживают в «горячих» местах. Может быть этот путь будет понадёжней, чем открытый поиск. Ты, Мирон, понимаешь всю опасность неразумных шагов и поэтому тебе заниматься делом поисков.
Проводив гостей, Миша заперся возле своего щитового домика. Пока шла беседа, время бежало как-то по особому незаметно. Вот только что, казалось, светило солнце, нервно квохтали куры, взлаивала недовольно чья-то соседская собака, и вдруг оказалось, что на улочке никого нет, живность вся попряталась по дворам, а над станицей повис мертвенно бледный шар полной луны. Было тихо. Оглушительный, в полной тишине, стрекот сверчков и цикад был слышен далеко. Почему они не хотят спать по ночам? Может быть для того, чтобы их песни были слышны окружающим, чтобы напомнить о своём существовании тем, кто, за дневной суетой, не хочет ни во что вслушиваться, замечать звуков живого.
На диск луны наползло густое облако и Казахстан сразу расплылся, сросся с темнотой, исчез из глаз и сразу сделалось одиноко и тревожно на душе. На Михаила накатило неприятное чувство, что его новые друзья пропали, растворились вместе с домами, их больше нет и уже не будет, что это был всего лишь затянувшийся сон, что скоро он проснётся и вновь увидит вокруг серые больничные стены, застиранные простыни с расплывшимися лиловыми отпечатками штампов и заспанное лицо санитарки. А может это будет забитая массивной лакированной мебелью квартира завмага Клавдии, дородной женщины с ленивыми снисходительными глазами, расхаживающей в бигудях, шёлковом китайском халате и вечной сигаретой, измазанной в помаде.
Михаил закрыл глаза и дёрнул головой, чтобы отогнать виденья. Всё это осталось в прошлом. Теперь он, кажется, нашёл себя, вернее – пока ещё лишь частицу, но это уже настоящее. Он чувствовал себя здесь так, как ощущают себя люди, вернувшиеся в свой дом.
Вокруг мельтешили светляки, садились на лицо, ползали по плечам. Он не отгонял их. Они делали окружающий его мир реальным. А вон – самый большой светляк, что мерцает неподалёку, как будто дышит странной сияющей радостью, пытаясь удивить весь белый свет своими размерами. Но вдруг «светляк» описал дугу и рассыпался снопиком искр. Михаил, было, удивился, но сразу же и сообразил, что принял за жучка огонёк папироски, что тлела где-то рядом.
Поблизости кто-то кашлянул и, в это время, луна выглянула из-за скрывающей её тучи. Окрестности разом проявились в бледном свете лунной, ночной реальности. Айсбергами выступили из темноты белёные стены казацких домов. Показался и курильщик, которого Михаил сначала и не заметил.
-- Что, Василь, не спится? Домой не пошёл?
-- Да, решил вот сначала перекурить всё услышанное сегодня.
Кремень, мужик здоровенный (и как такого можно было не заметить?), шумно вздохнул всей своей широкой грудью и деликатно, в кулак, откашлялся.
-- Разбередил ты меня, Миша, своими воспоминаниями. Так вот всего и захолонуло. Я ведь тоже среди казахстанских вроде приёмыша. Понравилось мне у Ахрапенки, я и остался. А раньше в Забайкалье служил. Есть там земля такая, Даурией называется, слыхал, наверное? Так вот, весь я родом с тех мест, много лет там проработал и послужил в казачьих войсках, с самого их возобновления. У меня было там, да и сейчас осталось, множество друзей, как среди русских, так и местных людей – бурят и даже дауров, есть там и такая народность. Вообще-то дауры считаются китайцами, но они до сих пор не желают признавать над собой власть пекинских чиновников. Недаром ведь почти все дауры перебрались к нам, в Россию, живут своими посёлками, в долинах рек Аргунь, Амур и Зея. Нет более страшных националистов, Миша, чем китайцы. Уж ты мне поверь. Недаром я прожил с ними, бок о бок, почти полвека. Сами по себе они вроде и не плохие ребята, я с ними немало пообщался, но вместе они – страшная сила. Многочисленные, как муравьи, и такие же работоспособные. Где поселился один китаец, так, вскорости, уже цветёт оазис благополучия, но скоро к нему присоединяется родственник и, не успеешь перекреститься, как там уже гомонит «шанхай», целая деревня маленьких Ли и Чу.
Сначала мы, то есть наша семья, квартиравались в городе Слюдянка. Это на самом берегу озера Байкал. Вот где я насмотрелся на природную красоту, Миша, уж ты мне поверь, на всю жизнь память. До сих пор перед глазами стоят прозрачные, до синевы, воды, до самого горизонта. Кажется, что в гигантском зеркале отражается небо во всей его глубине. А вправо и влево уползают берега, покрытые щёткой леса, а на глади – лодки рыбаков, что кажутся навечно там застывшие. Любил я и сам на баркасе выйти, на бычков или омуля. Только там можно встретить живородящую рыбу Голомянку, но водится она на глубине. Ведь Байкал – самое глубокое озеро в мире, более километра вниз, в бездну. Мы, местные жители, байкальцы, считаем, что Байкал наш – это море, в особой трёхмерной пропорции. Недаром, ведь, оно может вместить в своё ложе восемьдесят таких морей, как Аральское, это когда то ещё было морем, а не той грязной лужей, что осталось в Узбекистане, после экспериментов мелиораторов.
Эх, до сих пор не могу удержаться аллилуйи в честь Байкала! Работал я, спервоначалу, на предприятии по переработке слюды. У нас и город потому так называется – Слюдянка. Добывают там слюду эту самую, флогопит, изоляторы потом из неё делают, термостойкие. У нас там не только слюду, ещё и мрамор добывают, ничем не хуже италийского или греческого. Вообще, байкальский край – один из самых богатых. Недаром китайцы давно мечтают землю ту к рукам своим прибрать.
Раньше, при коммунистах, вся граница с Китаем напоминала крепость. Это была сплошная стена заграждений, с надолбами, колючей проволокой, пулемётами и ракетами. По Аргуни и Амуру катера сторожевые ходили, так пушки на них постоянно в боевой готовности находились, уж ты мне поверь. Но когда в стране началась перестройка, перемены докатились и до нас. Душем ледяным. Оказалось, что главное в жизни – это деньги, равно как и умение их зарабатывать. Как-то незаметно пограничные шлюзы открылись, и к нам хлынули толпы коммерсантов из-за рубежа. И почти все – китайцы, уж ты мне поверь.
Чтобы как-то эту саранчу сдержать, сделали ряд послаблений казакам. Ведь свои же люди – российские. А они уж постарались организовать свой кордон и, мало-мало, китаёз поприжали. К тому времени и я со своего предприятия уволился и в казаки записался. Форму мне дали, автомат. Время сейчас уже другое в историческом разрезе, современная техника тварь живую повсеместно вытесняет, как это и не прискорбно, хоть и на лошадках я успел по первости поездить, пока на машину не пересадили; особенно, когда нашу часть в Забайкальск двинули. Это такой крохотный городишко, посёлок, на самой границе с Китаем. Вот тут-то моя Манька и заголосила. Мол, убьют тебя, как она с ребятишками малыми одна останется. Конечно, мои Гришка и Петька хлопчики были уже не маленькими, школу уже заканчивали, но разве дуре- бабе что докажешь, коли недра ниагарные вместо глаз у неё открываются.
А дело было вот в чём. Поблизости от этого Забайкальска приграничного несколько селений стояло даурских. Я тебе про них уже сказывал. Так вот, много бандитствующего элемента к нам, вместе с торгашами да поселенцами, перебралось. По первости они только своих коробейников рэкетировали, но потом, похоже, во вкус вошли и на местных жителей накинулись. Уж ты мне поверь, целыми бандами на джипах раскатывали, с пистолетами и автоматами, как боевиках киношных. Нагрянули как-то к даурам и заставили их податься за Аргунь. Быть может этим бандитам китайские власти обещали что или по собственному почину они так старались, но только за ночь посёлок дауров опустел. А назавтра мне Ваня позвонил. Это я так его прозвал. На самом-то деле его Ваном звали. Ван Цзилин. Или как-то похоже, я уж и запамятовал, больно имена у них непривычные в нашем потреблении, ты уж мне поверь. А так – Ваня и Ваня. И он не протестовал. Сам себя так называл и улыбался во весь зубастый рот.
Так вот, позвонил мне Ван и говорит. Выручайте, мол. Приходили хунхузы, бандиты те самые, велели пожитки собирать. Мол, для них выделили место в городке Цицилинь, это за Хинганом. Но дауры туда смерть как не хотели ехать. Видимо, прослышаны были про места те. Река там, говорят, дюже болотистая, Ганьхэ, по-ихнему. Недаром свои жители оттуда разбегаются всеми правдами и неправдами, вот они дауров и попытались определить, а тем это вовсе и не надобно. Вот ко мне они через Вана и обратились. Я командиру и докладываю, мол, так и так. В конце концов вышли мы туда несколькими мобильными группами, да накрыли на месте всю банду. Попробовали те сначала ерепениться, с автоматов своих палить, но, после того, как отведали несколько очередей из крупнокалиберных КОРПов, джипы свои побросали и через Аргунь ушли, вплавь, кто как. Задали мы им тогда перцу. Но недолго радовались. Вернулись они потом и село то сожгли. Пришлось всё же даурам то место оставить. Перебрались они куда-то восточнее. Про Вана с тех пор я уже и не слышал больше, но бандиты те, видать, зло на нас затаили немалое.
Как-то раз должен был я в дозор отправляться, в патруль, то есть. Но в то же время меня внезапно в спину ударило, хандроз или ещё напасть какая нутряная, и командир, вместо меня, другого человека в тот день отправил. И, как на грех, в том месте стрельба изрядная приключилась. Тут весь резерв поднялся, и я в том числе, про болячки свои мигом позабыл, чуть не самым первым в кузов машины прыгнул. Отправились мы на подмогу, беду предчувствуя. Несколько грузовиков нас на то место прибыло, но бандиты уже утекли. Остались только УАЗики разбитые, огнём нещадно облизанные, да трупы моих товарищей. Все, как один, полегли под пулями узкоглазой сволочи. Правда, потом мы ту банду «хинганских тигров» малость тоже пощипали, но ведь другов-то наших уже было не вернуть. А тут ещё моя Манька опять выть принялась. Мол, Бог меня в тот раз спас, да её молитвы каждодневные, что возвращаться нам надо в Слюдянку, да жить как все нормальные люди. А я, Миша, уже вольного воздуха всей грудью вдохнул. Меня сейчас на рудник мраморный или завод флогопитовый калачом пудовым не заманишь. Но и слёз бабских, веришь ли, тоже терпеть не могу. Вот ведь незадача какая. А в ту пору часть наших мужиков в казахские степи двинули. Мол, товарищам тамошним помощь оказать требовалось. Вот я к ним со всем своим семейством и примкнул. Ты уж мне поверь, Миша, и в Казахстане людей хороших – тьма, я в этом лично убедился. Приветил там меня Евграф Кузьмич. Передали мы ему грузы нашенские и в жизнь ихнюю быстро влились. И Маньке моей там вроде понравилось. И хлопчикам – Гришке да Петьке, тоже. С казачатами они день и ночь носиться готовы были на конях самых настоящих. Опять же я с местными быстро сошёлся – с казахами, джунгарами, уйгурами.
Только-только жизнь на новом месте начала налаживаться, как местные националистические круги верх взяли в государственной политике и опять нашего брата принялись зажимать. Понимаешь, какая несправедливость выходит – мы их оберегаем от врага внешнего, а они нас налогами добавочными душат, условия всякие разные ставят, шайтанами обзывать принялись. Известно, откуда ветерок тот новый задувал. От южных соседей – Узбекистана и Таджикистана, где всё это гораздо раньше началось. А там – Афганистан, с их вечными войнами, моджахедами да талибами.
Если хитрые китайские чиновники хотели наложить лапу на богатое Забайкалье, Дальний Восток и всю Сибирь в целом, то песчаные степи Казахстана их интересовали мало. Все эти Маюнкум, Таукум и Бетпак-Дала, то есть Северная Голодная степь, не нужны китайцам. Конечно, они бы не прочь поживиться мангышлакской нефтью, карагандинским углем или кустанайской железной рудой, но конфликт с агрессивно настроенными исламистами Китаю не очень-то нужен. Они пока что обходятся сами. Все эти нюансы дипломатии власти Казахстана просчитали и принялись потихоньку выдавливать русскоязычное население со своей территории, наплевав на то, что именно они составляют почти сто процентов высококлассных специалистов государства. Постепенно инженеры и профессора, металлурги и угольщики, военные и агрономы увольнялись, кто ещё работы имел, и снимались с места. Жалко было видеть, как люди покидали насиженное, обжитое место, рвали корни, прощались с соседями и устремлялись на железнодорожные станции. Вот тут-то многие и столкнулись, в полной мере, с чиновничье- националистическим произволом. Их попросту грабили, чинили всяческие препятствия по вывозу личного имущества, нагло требовали мзду по любому поводу. Творилось такое беззаконие, что мы просто диву давались. Наконец наш атаман не выдержал, и мы установили на ближайших станциях свои посты по охране имущества переселенцев. Что тут началось! На Ахрапенко давили со всех сторон, включая и вышестоящее начальство. Рядом с нашими парнями теперь постоянно дежурили силы национальной милиции, а также ещё какие-то молодцы в гражданском, но зато увешанные боевым оружием. Власти бдительно следили за каждым шагом казаков. Вот-вот, по малейшему поводу, а то и просто случайно мог вспыхнуть конфликт, который бы весьма печально закончился, ведь нервы у всех были на пределе, уж ты мне поверь. Пришлось Евграфу Кузьмичу делать выбор. И он сделал его! Подал заявку на переселение в Россию, ведь спокойной жизни, при неуёмном характере Ахрапенки, здесь бы уже не было места.
Мы пожертвовали своими домами, оставили всё как есть, но не отдали оружия. Видно было, как хотелось некоторым молодчикам нас разоружить, но они знали, чем бы это им обернулось. Наконец моя Манька поняла, во что обошлось нам её желание уехать подальше от китайских бандитов. Теперь она всё больше помалкивала, сосредоточив всё внимание на детях – Грише да Петьке. Пацаны тоже притихли и, вместе со всеми, участвовали в сборах, хотя и видно было, что жаль им отсюда уезжать. Уж ты мне поверь, Миша. Знал бы ты, какой сад мы там оставили. Персики, груши, мандарины, айву. Манька с каждым деревом попрощалась отдельно. Даже я прослезился, глядя на такое.
И вот сегодня я снова вспомнил Забайкалье, сожжённые машины с нашими ребятами, и трассирующие очереди, что вспарывали тогда ночь над Аргунью. Может быть ты видел нечто подобное.
Не знаю, пригодится ли тебе мой рассказ, но сам я облегчился этими признаниями. Прощевай, брат, пошёл я до хаты, Манька уж наверное заждалась. Она спать не ляжет, пока шаги мои в доме не услышит. Опасается, по старой памяти. Ничего, это пройдёт вскорости.
Василь махнул рукой Михаилу и шагнул в темноту. Новая туча закрыла луну, и вновь Казахстан стал зыбким, далёким, как рассказ Кремня о его прошлых буднях, боевых, как нынешнее бытие России.
Не включая света, Михаил разделся и лёг на кровать поверх одеяла. Он смотрел прямо перед собой, на потолок, но видел не сколоченные в притирку доски, а широкую степь без начала и конца. Как сказал недавно Василь – «есть такая земля – Даурия, уж ты мне поверь» …
Михаил заснул и видел сон, где он, одетый в ладно пригнанную форму, катил в УАЗике по широкой асфальтовой ленте дороги. Рядом с ним были его товарищи. Он даже чувствовал тепло от соседствующего тела, так близко он сидел. Кто это – он? Надо было лишь повернуть голову и взглянуть в лицо товарища. И тогда он всё вспомнит. Надо лишь собраться с силами и повернуть голову … Голову …
Глава 19.
-- Мне казалось, что я полностью удовлетворил ваше профессиональное любопытство.
-- Это очень сложно сделать, уважаемый Пётр Афанасьевич. Уж такая у меня профессия.
-- Тем не менее, мы остаёмся здесь, под усиленным присмотром. Это равнозначно нахождению в колонии усиленного режима.
-- Что вы, Пётр Афанасьевич, побойтесь Бога. Условия содержания здесь и там имеют массу отличий, смею вас уверить. И отличия не в полю заведения, вами только что упомянутого.
-- Я просто чувствую себя осужденным, хотя никакого процесса надо мной и моим товарищем не было.
-- Вот тут вы полностью правы, уважаемый Пётр Афанасьевич. Процесса никакого не было. И в этом вы заинтересованы даже более, чем карающая сторона. Мало того, что во время процесса могли бы вскрыться многие факты, вас не украшающие, так ещё бы и закончилась ваша карьера секретного сотрудника ФСБ за номером В-305, я не ошибаюсь?
-- Вас должны были предупредить, что эти сведения носят секретный характер.
-- Конечно же, предупредили. Я даже расписывался в бумагах, где перечислены убедительные меры ответственности, за разглашение, так сказать …
-- Вот видите, а, тем не менее, распускаете язык.
-- Так ведь в комнате, кроме нас двоих, никого и нет. Так что всё здесь сказанное рассеется в воздухе и пылью осядет на пол.
-- Я не совсем понимаю смысл этой нашей беседы.
-- Мне просто приятно побеседовать со столь примечательной личностью. Из вашей анкеты и некоторых данных вашего дела видно, что вы успели повидать столько, что хватило бы на целую жизнь доброй сотне обывателей. Здесь и похождение в Европе, и в Азии, и на территории России …
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Что я хочу? Я хочу вызвать вас на откровенность.
-- А ведь это чревато последствиями. Знаете такое высказывание – «много будешь знать – скоро состаришься»?
-- Ах, Пётр Афанасьевич, опять я от вас слышу одни лишь угрозы. А ведь вы у нас находитесь, как у Бога за пазухой. Вас одевают, обувают, кормят, ублажают всячески. Кстати, довольны ли вы Лидочкой?
-- Как?.. Так она?..
-- Да-да. У человека имеются различные физиологические потребности. Мы стараемся удовлетворить их, по мере возможности, конечно же.
-- Ах вот как. Ну что ж, ваша Лидочка показала себя с самой лучшей стороны.
-- Превосходно. Я думаю, что у вас ещё будут возможности оценить все её достоинства. А пока что …
-- Пока – что?
-- Да, мне хотелось бы поговорить с вами об ещё одном интересном дельце.
-- По-моему, я вам рассказал всё и даже больше того.
-- Ну что вы, право слово. Мы оба знаем, что люди вашей профессии до конца никогда не раскрываются. Если вы будете меня уверять об обратном, то я просто перестану вам доверять.
-- А вы мне верите?
-- Безусловно. В той степени, в какой это поддаётся проверке.
-- «Доверяй, но проверяй».
-- Вот именно, уважаемый Пётр Афанасьевич, вот именно.
-- Хорошо. Что же вы желаете от меня услышать?
-- Правду, Пётр Афанасьевич. Обстоятельства, при которых вы попали в ловушку, подстроенную полковником Москаленкой.
-- Мне помнится, я уже всё обстоятельно рассказал вам и другим следователям. Кроме того, я изложил затем всё это на бумаге. Откройте дело. По прошествии года я, естественно, подзабыл некоторые подробности и могу ввести вас, не желая этого, в заблуждение.
-- Что же вы так о себе говорите, Пётр Афанасьевич, у вас же превосходная память. Не надо прибедняться.
-- Я уже писал, что Москаленко привёл нас с Сапрыкиным на завод, где уже прятался его человек. Полковник Москаленко планировал, с его помощью, расправиться с нами.
-- То есть – убить вас?
-- Бесспорно. Вы же сами видели следы.
-- Да, следы говорят, что перестрелка там была знатная. Задействовано было не менее пяти- шести стрелков. А вы говорите – человек Москаленки.
-- Да, и могу повторить это снова. Он заранее проник на завод, перестрелял охрану и устроил засаду. Вот только мы-то оказались ему не по зубам.
-- А что же Москаленко? Стоял рядом и смотрел, как его человек лажается?
-- Нет, он исчез почти сразу. Я позднее понял, что он занял опорный пункт и выстрелил оттуда из подствольника по стене, которая рухнула и завалила меня. Старшина Сапрыкин пытался откопать меня из-под обломков, когда в цех вошла команда СОБРа.
-- Помню. Рапорт старшего из собровцев приобщён к делу. А что же ваш напарник – Кузьма … как его там … Сапрыкин?
-- Он тоже столкнулся, но уже с другим человеком полковника. При этом так же пострадал, но всё же оставался на ногах.
-- Ах вот как, на ногах. Ну ладно. Но вот только ни самого полковника, ни обоих его людей на заводе-то не оказалось. Лишь вы, да трупы охранников. Да ещё разгромленная аппаратура ночного шоу «Запретная зона». Куда же подевались ваши противники?
-- Этого я вам не могу сказать. К тому времени я себя уже не контролировал, не говоря об окружающей обстановке. Напарник мой тоже пострадал изрядно и все силы свои сосредоточил на том, чтобы меня откопать из-под рухнувшей стены.
-- Что-то больно уж сложную картину вы мне нарисовали, Пётр Афанасьевич. Полковник Москаленко решил вас уничтожить и для этого приводит, ночной порой, на старый, полузаброшенный завод, где предварительно его человек расправляется с охранниками. Затем они начинают перестрелку с вами, с применением пистолетов, автоматов и даже гранатомёта. Вдруг они скопом срываются с места и исчезают, оставив вас с напарником, пусть в плачевном состоянии, но всё же живых.
-- Должно быть, они спешили убраться до прихода милиции.
-- Но, если уж они начали действовать столь решительно, то, по логике, они должны довести своё тёмное дело до конца.
-- Логика действительно подсказывает это. Знаете что, не лучше ли вам найти Москаленку и хорошенько расспросить его самого?
-- Мы обязательно именно так и сделаем. Но пока что я хотел бы во всём разобраться с вами.
-- Что, следствие начинается по новой?
-- Что вы, уважаемый Пётр Афанасьевич. Если бы это было так, то вы сидели бы у меня в кабинете, а не прогуливались бы по саду, наслаждаясь видами живой природы … К тому же, агент В-305, вам не кажется подозрительным, что никто из вашего руководства до сих пор не забрал вас отсюда?
-- Кажется … и уже давно.
-- Секрет простой, Пётр Афанасьевич. Вы засветились и, как спецсотрудник, потеряли свою оперативную ценность … Нет, вы послушайте меня. Наш «санаторий» - это ваше спасение, своеобразный «ноев ковчег». А для того, чтобы наши взаимоотношения были не испорчены до конца, расскажите-ка о таких вещах, как лаборатория «Терминатор», или почему это именно вам Москаленко, который хотел вас уничтожить, доверил охрану Филина? Что вообще вы знаете о Филине и проекте «Возрождение России»?
-- Вам известно, наверное, больше, чем знаю я.
-- Ничего страшного, рассказывайте, не стесняйтесь. Каким боком в этом деле замешан Офицерский Фронт и каково место в нём Бойко?
-- Бойко не имеет к этому делу почти никакого отношения. Разве что тем, что является … являлся функционером Фронта. Сам Фронт заинтересовался проектом «Возрождение» м поручил Москаленке, как самому близкому к проекту участнику ОФ, проявить дополнительную инициативу. Его действия оказались выше всяких ожиданий. Появился новый проект, который получил код «Терминатор». Всё руководство им взял на себя Москаленко. Он никого не подпускал к своему детищу, делал всё сам. Офицерский Фронт находил такое положение не самым удобным, но руки у нас были связаны особой секретностью миссии. К тому же не надо забывать, что все нити находились в руках у полковника, который ни на минуту не терял контроль над этим делом.
-- Но всё же, в конце концов, контроль был утерян.
-- Да, каким-то образом один из учёных НИИ сумел испортить компьютерную сеть института, где и была устроена тайная лаборатория. Я думаю, что этот учёный использовался Москаленкой в работе над «Терминатором».
-- Дальше.
-- Испытания проводились уже на людях, то есть исследования входили в завершающую фазу, когда произошло это несчастье. Испытуемый сумел вырваться из лаборатории и сбежал с территории института.
-- Вот и встало всё сейчас на свои места. Москаленко попытался изловить «подопытного кролика» и в этих своих поисках задействовал вас?
-- Да, а когда беглец был загнан в ловушку, решил спрятать там же, на месте, все концы, пользуясь удобным случаем.
-- Это уже больше похоже на правду. А каким боком в этом деле завязан Филин?
-- Но он ведь являлся научным руководителем «Возрождения России».
-- А «Терминатор»?
-- Насколько мне известно, Москаленко не докладывал Филину о тайном дочернем предприятии.
-- Но почему же именно вам он доверил охрану этого учёного?
-- Я думаю, что он просто хотел убрать меня из всей этой дьявольской путаницы, в центре которой был он и сбежавший «кролик». Москаленке хотелось во всём разобраться самому, чтобы и дальше держать всё, связанное с «Терминатором», в своих руках. И в то же время он не хотел упускать из виду ни меня, как представителя Фронта, ни Филина, который являлся, по большому счёту, непосредственным начальником Москаленки по работе над проектом «Возрождение», где полковник отвечал за охрану и безопасность всего проекта в целом.
-- М-да, запутаннейшая картина, вы не находите?
-- Чтобы досконально разобраться в ней, без самого Москаленки это будет довольно сложно.
-- Не спорю, уважаемый Пётр Афанасьевич, не спорю. Когда-нибудь и Москаленке придётся ответить на массу вопросов. Но, пока что, позвольте помучить вас. Это я опять возвращаюсь к Филину. Как вы находите этого человека?
-- Вообще-то мне трудно ответить мало-мальски компетентно на этот вопрос. Ведь видел-то я его всего лишь несколько дней. Не лучше ли вам расспросить тех людей, что работали рядом с ним годами? Мне думается, что картина, которую они нарисуют, будет гораздо ближе к истине.
-- Да, но только вы были рядом с ним, когда он пребывал в состоянии невралгического криза, во время тяжёлой психической депрессии. Как вы его тогда находили?
-- Он был, по большей части, расслаблен, но временами на него накатывало, и он буквально дрожал от возбуждения. В такие минуты он требовал бумагу, ручку, компьютер, то есть срочно желал приступить к работе. Но врачи имели свою точку зрения на лечение и, вместо требуемой бумаги, вкалывали бедняге успокаивающие снадобья, или отправляли на процедуры. А потом … потом случилась та история. Меня в то время в Митино не было, я ездил в город, к Москаленке. Поймите моё подвешенное состояние в те дни.
-- Дорогой мой, сегодняшнее ваше положение не менее подвешено. Обрати внимание, что ты всё время ссылаешься на обстоятельства, поверить в которые, не говоря уж о том, чтобы проверить, крайне сложно. И, в результате, всё начинает замыкаться на вашей персоне.
-- Но я же находился в то время на государственной службе.
-- Это вы про полк ВДВ?
-- Н … -нет … хотя … нет, я про секретное поручение …
-- Уважаемый мой ПЁТР Афанасьевич, я вам искренне сочувствую, но должен объяснить вам отличие штатного сотрудника от секретного … Улавливаете разницу? Если вы находитесь на государственной службе, то за своими плечами чувствуете уверенную гранитность гарантий. Иное дело, если вы выполняете деликатные поручения. Где-то там, в недрах секретной службы, хранятся данные на вас, как на сотрудника, но действуете вы на свой страх и риск. Если вы успешно выполнили задание, то честь вам и хвала, получи заработанное и оторвись на всю катушку, но, если дело сорвалось, или, того хуже, вы попались с поличным, то тут уж извините … выпутывайтесь сами. Государственной службе не с руки признавать, что она замешана в какой-то там дурнопахнущей бяке.
-- Но ведь мои дела не стоят в таком уж провальном контексте?
-- Нет … но положение довольно специфично. Весы пребывают в зыбком равновесии. Куда качнётся чаша весов – вправо или влево? Пан или пропал? Это зависит от вас, вашей благоразумности и желания во всём разобраться.
-- Но что я могу сделать, находясь практически за решёткой?
-- Помилуйте, где вы видите здесь решётки или колючую проволоку?
-- Не надо со мной играть, я не первый год замужем, как говорится. Что вы хотите от меня?
-- Лично мне от вас ничего не надо, но, с вашей помощью, кстати, я влез в это дело излишне далеко, что мне не очень-то и нравится, и ваши хозяева, через меня, просят вас … Вы меня понимаете?.. Просят встретиться и поговорить, с глазу на глаз, с Филиным.
-- Но какой может быть от меня толк в этом деле? Ведь он крупный учёный, мировая величина. А кто я? Провалившийся шпион, желающий выбраться на твёрдую землю, с наименьшими потерями.
-- Ну вот вы опять, милейший Пётр Афанасьевич, принижаете свои способности. Вспомните, сколь ловко вы помешали в своё время выйти из игры Бойко.
-- Откуда … Откуда вы это знаете?
-- Ваши друзья предусмотрели кое-что из нашей беседы и просили, при случае, напомнить об этом факте вашей биографии … Больше мне ничего не известно, да я и не любопытен. Как вы сами не так давно говорили – «меньше знаешь – крепче спишь».
-- «Дольше живёшь».
-- Тем более … Итак, ваши друзья говорили, что вы хороший психолог и умеете найти общий язык практически с любым человеком. С Филиным же вам будет легче – вы его уже знаете.
-- Но и он меня знает.
-- И да, и нет. Вы побеседуете с ним, нарисуете его психологический портрет и опишите всё нам … точнее – мне, а я уж передам всё в точности вашим друзьям. Это будет неким вступительным взносом в фонд помощи старшему лейтенанту ВДВ Петру Афанасьевичу Баранникову. Да, и вашего приятеля тоже.
-- Психологический портрет Филина?
-- Да, его психосоматическое состояние.
-- Не темните, выкладывайте, что вам от меня надо.
-- Извольте, как на духу. После неудачного знакомства с вашим подручным, Филин впал в устойчивый коматоз, из которого его с великим трудом вывели, но оказалось, что с головой учёного случилось непредвиденное – он перестал осознавать окружающее, то есть, попросту говоря – сбрендил, свихнулся. Маловразумительный бред не дал почти ничего. Филина отправили в лучший психоневрологический центр страны, но, несмотря на все ухищрения медперсонала, лечение не принесло ожидаемых результатов. Он по-прежнему находится в состоянии прострации, хотя бред его и носит более закономерный характер. Вот и хотят ваши друзья подвести к нему человека, так сказать, изнутри, чтобы тот понаблюдал за ним, побеседовал даже, а потом рассказал своим друзьям, стоит ли вообще надеяться, что вышеозначенный фрукт когда-нибудь всё же дозреет до возобновления научной деятельности, или от вчерашнего учёного осталась одна лишь оболочка гомо сапиенса.
-- Вы считаете меня способным на психологический анализ сумасшедшего?
-- А что остаётся делать? Не кричать же всему миру, что мы в очередной раз просрали возможность подняться над мирской суетой.
-- Но я же – малость несущественная, в таких-то вопросах.
-- А вы уж постарайтесь, уважаемый Пётр Афанасьевич. Ваши друзья готовы протянуть вам руку помощи, так сделайте всего лишь шаг навстречу. Что тут такого, невыполнимого? Встретиться с человеком в неформальной, что называется, обстановке, побеседовать и затем исчезнуть из его жизни. Всё! Многого от вас и не требуется. Настрочите потом все подробности в рапорте, и домой. Старшину с собой, кстати, захватите. Надоел он тут уже. Давеча, вон, четвёртую медсестру уже испортил.
-- Но как я попаду к Филину?
-- Ну-у, Пётр Афанасьевич, это уже дело техники. Кстати, не мучают ли вас головные боли после того случая, на том заводе?
-- Вы знаете, временами случается. С трудом переношу боль. Виски давит и затылок взрывается, мочи нет.
-- Что же вы, право дело. Давно уже надо было признаться. Вы же находитесь официально на лечении. Когда ещё получится побывать в руках столь классных специалистов? К вашим услугам – лучшие светила в области неврологии.
Баранников остановился возле окошка. На него глянул из матовой глубины незнакомый бородач в полосатой пижамной куртке. Бородач, то есть сам Баранников, пальцами расчесал волосы и направился прогуляться по больничному парку.
Уже неделю он находился в закрытом психоневрологическом центре, куда его доставили в состоянии маниакально- депрессивного психоза, который наступил после приёма одного средства, выписанного говорливым следователем с ласковыми глазами доктора Фаустуса. Пётр то бросался со слезами к медперсоналу с жалобами на дикие головные боли, то заходился в приступе визгливого смеха. Впрочем, состояние его быстро улучшилось, после того, как им занялись профессионалы в белых халатах, с пронзительным «фрейдовским» взглядом.
Так как у вновь поступившего больного рецидивы психозных приступов не наблюдались, то скоро ему разрешили прогулки по парку, что являлось одним из средств благотворного влияния на рассудок бедных шизофреников.
По наблюдениям Баранникова, опасных в контакте больных не наблюдалось. Все пациенты ходили или полностью углублённые в себя, или мирно беседовали друг с другом. По всему выходило, что попал он, действительно, в более или менее приличное заведение, так как больные одевались в аккуратные пижамы, оборудование было современным, блистающим хромом и неоном, а персонал – в меру приветлив. Может быть, где-то и содержались высокопоставленные, но буйные пациенты, только никаких признаков этого заметно не было.
На связи с секретным агентом, заброшенным в такое специфическое место, состоял врач Фролов, шатен с зализанными на лоб прядями и в дымчатых очках в пол-лица. Руки он постоянно держал в карманах длинного белоснежного халата, а на губах его навечно застыла скептическая улыбка специалиста, вынужденного выслушивать беспомощный лепет дилетанта. Он обменялся с Петром несколькими фразами и теперь дожидался, когда Баранников доложит о выполнении порученной ему миссии.
Сам Пётр несколько дней привыкал к новому месту, знакомился с санитарами и медсёстрами, а также с больными. Некоторые весьма охотно шли на контакт, другие делали вид, что не замечают общительного новичка.
Скоро Баранников освоился в этом новом, непривычном для него месте. Невольно ему открылся один из здешних секретов. Оказалось, что его сосед по палате, бледный щупловатый юнец Саша, косит здесь от армии, доказывая свою психическую неполноценность. «Деды» в части его сильно поколотили. Парнишка начал мочиться в постель и нести всякую ахинею. Его доставили в госпиталь, принялись кормит творогом и куриным супчиком, освободили от ежедневной уборки помещений. Сашка и решил дальше «косить под дурика», оклемавшись потихоньку от нервного завихрения. Профессора бились над этим щупловатым парнишкой, введённые в заблуждение противоречивыми показаниями, а бедный Сашка мучился сомнениями, размышляя, как ему выбраться из этого щекотливого положения, в которое он сам себя загнал, желая увильнуть, всеми правдами и неправдами, от армейского бардака.
Были здесь и «морфологисты» и «идеалисты Аркадии», встречались и традиционные Наполеоны. С некоторыми из больных Пётр вступал в диспут, но вскоре потихоньку уходил из спора, сражённый витиеватыми рассуждениями, непостижимо логичными. Он искал встречи с Филиным, но не находил его. Исчез куда-то и Фролов.
Тоскливо устроился старлей на скамейке с мягким изгибом спинки, не утомляющим спины. Долго ли ему ещё оставаться в этом месте, навевающим какую-то липкую безысходность?
-- Позвольте устроиться с вами рядом, послышался чей-то голос, и Баранников отодвинулся на край скамьи, не отрывая взгляда от центра круглого газона, рисунок из цветов которого восхищал его своей цветовой гармонией.
-- Не правда ли, цвета подобраны с редкостным вкусом?
Он машинально кивнул головой и повернулся к незнакомому собеседнику … И едва не свалился со скамейки. С ним рядом сидел тот самый Филин, которого он безуспешно пытался встретить во время своих частых прогулок. Сам Александр Васильевич на Баранникова почти не обращал внимания.
-- Гармония. Как она важна в нашей жизни. Вы не задумывались, насколько всё в нашей жизни взаимосвязано, начиная с горообразующих процессов и заканчивая самыми ничтожными микроорганизмами? Чепуха, скажете вы? А вот и неправда. Я вам сейчас докажу это на пальцах, как дважды два. Вы слышали про коралловые острова в Тихом океане? Так вот, они, эти скальные кольцевые структуры образуются из бесчисленных мириадов крошечных полипов, живущих в тёплых океанских водах. Эти живые существа после смерти опускаются на дно, а их известковые скелетики со временем образуют настоящие подводные горы, многокилометровые рифы и даже целые острова- атоллы.
-- Да, действительно, -- признал Баранников, -- я об этом никогда не задумывался.
-- Многие не задумываются и о более существенном, -- ответил ему Филин, продолжая разглядывать цветник. – Вообще, мне кажется, что человек в этой жизни не является своей конечной формой.
-- Как так? – удивился Баранников. – Извините, но я не совсем вас понял.
-- Извольте, я попробую объяснить вам свою теорию. Вот если взять и рассмотреть внимательно насекомых, то мы будем наблюдать интересную картину. Какой-нибудь там червячок ползает себе по земной юдоли и грызёт листочек, то есть везёт жизнь, самую что ни на есть приземлённую и довольно-таки жалкую. Но вдруг этот червячок заворачивается в кокон и лежит там в забвении, чтобы потом, по завершении чудесной метаморфозы, из куколки вылупился красивейший мотылёк и весело запорхал над мирской суетой, питаясь сладкой цветочной пыльцой и нектаром, что считаются пищей богов. Вот так, из праха земного и к солнцу, на шелковистых крыльях совершенства.
-- Ну да, этот процесс называется метаморфоз, от греческого – метаморфизис, то есть – превращение. Один из способов Природы помочь своему детищу реализоваться, полностью влиться в мировое естество. Но только стадии метаморфоза распространяются и на животный мир. Таким образом, из хвостатого головастика вырастает взрослая лягушка, ничем не похожая на юркую запятую – головастика.
-- Понятно. Только при чём здесь человечество? А-а, вы наверное говорите о тех месяцах внутриутробного развития материнского плода, которые вмещают в себя сотни миллионов лет эволюции земной биосферы?
-- Нет, не только это. Я думаю, больше того – уверен, знаю, что человек не является дефинитивной стадией развития.
-- Как это? – удивился Баранников, пытаясь понять извращённую логику сумасшедшего учёного.
-- Человек в этой форме жизни является всего лишь червем с зачатками интеллекта. Эти ходячие черви двигаются, общаются, копошатся, размножаются, что-то там делают, чего-то даже добиваются, строят, потом разрушают и снова начинают новый виток кипучей псевдодеятельности.
-- Ну, вы как-то не очень-то уважительно о человечестве. «Человек – это звучит гордо». Кто это сказал?
-- Ленин. Или Маркс. Неважно. Поймите же, у червей тоже имеется своя гордость и чувство высокого самомнения.
-- Уж больно всё это пессимистично выглядит.
-- Отнюдь. Ведь на червяной стадии наша жизнь не заканчивается. Конечно, физическое тело со временем изнашивается, многие физиологические функции начинают отказывать. Медицина пытается бороться с этим, химическими и биологическими препаратами процесс общего старения замедляют и отодвигают на год, два, десять лет, а то и двадцать, но, рано или поздно, наступает неизбежный летальный исход, когда все жизненные процессы, лавинообразно, отказывают.
-- То есть смерть, mores, финиш, то бишь конец.
-- Конец, но только с точки зрения этого самого человека, а на самом деле начинается интереснейший процесс отделения души, этого конгломерата энергетическо- информационных полей, от бренных останков. В гробу- коконе лежит своеобразная куколка. И вот, по истечении сорока дней свершается чудо – незримое энергетическое создание, имаго, вчерашняя душа, освобождается от плена плоти и вливается в содружество, семью, конечную фазу разумной жизни, ноосферу, как её назвал академик Вернадский, а Фома Аквинский считал одним из воплощений Бога, как Высшей Силы.
-- То есть, вы утверждаете, как это получается из ваших слов, что человечество, люди, не более, чем низший продукт Эволюции?
-- Не совсем так. Как вид, человечество довольно совершенно в своём умении приспосабливаться к внешним условиям, но, как существо разумное, в высшем смысле понимания этого определения – то да, тут, со всей определённостью можно утверждать, что люди находятся лишь у некоего подножия бесконечной лестницы познания и развития. Вот тут-то Природа и преподнесла подарок – метаморфозу.
-- Интересно, души животных не попадают на блаженные небеса?
-- Нет … не знаю, быть может – частично. В такие подробности меня не посвящали …
-- А кто, простите за любопытство?
-- Они, -- вдохнул, весьма тяжело, Филин, -- те души, имаго, Живущие. Я, некоторое время, пребывал в состоянии клинической смерти, после того, как побывал в руках одного из этих псевдоразумных червей, что носят армейскую форму, и воочию познакомился с тем, что называют загробной жизнью. Они, Живущие, встречают каждую новую душу, или отражение души, как это было в моём конкретном случае, и проводят с ней процесс Восхождения. Для того, чтобы умерший, точнее – его душа, поскорее пережил шок психокинетического характера, его заставляют, а точнее – помогают увидеть самых близких ему людей, уже умерших ранее. Они встречают его, окружают любовью и лаской. Он видит родные лица, слышит приветливые голоса и чувствует неземное блаженство, экстаз слияния с высшим. Из уст близких людей он может узнать любой секрет, даже то, что случится в отдалённом будущем. Этого невозможно описать словами. Я сам беседовал с мамой, дедушкой. Я знаю сейчас многое, но не успел расспросить больше того, да и не хотел, честно признаюсь. Любопытство – это свойство дефинитивной части человека. Правда, далеко не худшее …
-- И что … Что же ты узнал?
У Баранникова даже захватило дух. Он поверил Филину.
-- Кто воспримет в серьёз бред сумасшедшего?
Улыбка Александра Васильевича была напускной. Похоже, она скрывала собой кровоточащую боль.
-- И всё же.
-- Я пытался говорить, когда вышел из комы. Но меня спеленали, накачали наркотиками и сунули сюда. А я рассказал-то всего лишь, что учёные Америки, Канады и Японии готовят переход червячной стадии человечества в компьютерный вариант имаго. Что нам необходимо всеми силами помешать это сделать, что ничего хорошего из этой затеи е получится, что сама структура кибернетики изначально построена неверно, по принципу синоптических свойств нейрона, когда электроимпульсы движутся по аксонам, от нервных окончаний к центру. У человека огромное количество нейронов – десять в десятой степени. Когда-то я сам пытался реализовать возможности свободных нейронов. Лишь там я понял, что всё это неправильно, больше того, даже преступно. Но, оказывается в Силиконовой долине пошли ещё дальше и научились уже делать квазиорганические компьютеры, это прообразы тех кошмарных киборгов, что заполонили киноэкраны всего мира. Это Живущие пытаются предупредить о последствиях создания компьютерных зомби. Все эти так называемые учёные забывают о душе, замещая её, пытаясь заменить сухими законами высшей математики. Глупцы, они забыли о нейроглии. Глия, или попросту клей, не жалкая промежуточная желатиновая масса, которой проложены нейроны, а основа жизнедеятельности мозга. Именно из глии на семьдесят процентов состоял мозг такого бесспорного гения, как Альберт Эйнштейн. Там и содержится энергия души, центр того незримого облака, ауры, что потом вылупляется из куколки человеческого праха. Но, если искусственно задерживать процесс метаморфоза, то душа в глии загнивает. Последствия жизнедеятельности такого «мозга» даже трудно предугадать. Живущие мне что-то показывали, но картины были слишком размыты. Я понял, что возможен глобальный конфликт между живой материей и синтетическими порождениями злого человеческого гения …
Голос Филина сорвался и он умолк. Баранников опустил голову. В это трудно было поверить. По словам этого человека, облачённого в больничную пижаму, и в нём зреет непостижимое зерно Живущего, которое терпеливо ждёт своего часа, когда он, Баранников, загнётся от пули врага или, в лучшем случае, его съест старческая подагра, радикулит или рак, и тогда это энергетическое облачко обрадованно заклубится и отлетит в ждущие объятия родни. Как к этому отнестись, скажите на милость? Куда денутся его профессиональные навыки, физические достижения, потенция, наконец, просто вредные привычки? Останутся в Небытии вместе с ним? К чёрту это всё. Не надо забывать, что это всего лишь бредни шизофреника. Крупные специалисты уже внимательно выслушали Филина, разложили весь его рассказ по методическим полочкам и наложили вердикт – маниакально-шизоидный психоз. Последствия излишне глубокого погружения в кому. Быть может, при отсутствии глубокого дыхания, там, в мозгу, отмирают какие-то клетки, отвечающие за реальное восприятие нашего несовершенного мира, и человек погружается в бездну видений. Конечно, его бред имеет свою систему и логическую последовательность, ведь Баранников ему сначала поверил, пусть на минуту, секунду, мгновение, но сердце его забилось учащённо в приступе сопричастности к чуду, но реалист в нём взял всё же верх. Теперь надо лишь думать, что задание выполнено и он выяснил, что Филин не в состоянии продолжать работу над «Возрождением России», что мысленно он уже похерил сей проект в себе навсегда. Конечно, любопытно узнать про американские опыты, засекреченные по всем мыслимым уровням. Но, если условно считать весь этот разговор бредом, то и эта часть откровений теряет свою информационную ценность. Ясно одно – своё дело он сделал.
-- Ваш человек докладывает, что задание своё он выполнил. Имел беседу с Филиным и выяснил, что для проекта «Возрождение» он потерян бесследно.
-- Вы уверены в его заверениях?
-- Бесспорно. Я присутствовал на их встрече, правда, на расстоянии.
-- Поясните.
-- Ваш человек находился в парке, на скамейке, рядом с газоном. Это место прекрасно просматривается из окна моего кабинета. Я задействовал акустическую «пушку», остронаправленный микрофон, который позволяет прослушивать разговоры на расстоянии десятков метров. Всю беседу их я записал на магнитофон. Запись кодирована, я перешлю вам её в любой момент.
-- Ну, и как вам Филин?
-- Действительно, он не притворяется. Сознание его находится совершенно в другом мире, формулировки запутанны и туманны. Рассказы его записываются на твёрдые носители, чтобы позднее всё тщательно проанализировать на аналоговом компьютере. Но, боюсь, что их заключение не будет отличаться от заключения консилиума. Филин для нас потерян. Быть может, когда-нибудь в его голове что-то и прояснится, но это маловероятно … Но мы работаем, продолжаем над ним работать.
-- А наш человек?
-- Баранников? Что тут можно сказать? Физически он здоров, как бык, но вот психически … Есть отдельные нюансы. К тому же, после той беседы с Филиным, у него наблюдались депрессивные реакции. Будем его вытаскивать из института?
-- А я вот думаю, надо ли это делать?
-- То есть?
-- А вы сами подумайте, уважаемый. После завершения последнего дела … ах да, вы же не знаете подробностей. Словом, наш человек оказался в очень щекотливом положении, он столкнулся с … м-м, нечто, после чего его пришлось вытаскивать практически с того света.
-- Как Филина?
-- Ну что вы. У Баранникова это было гораздо сложнее. Подробностей открывать я не имею права. Это дело засекречено. Так вот, есть мнение, что Баранников пострадал сильнее, нежели это кажется на первый взгляд. Он может отлично выглядеть физически, но каково его внутреннее состояние? Как он будет себя вести, когда и если выйдет из-под нашего контроля в стенах вашей клиники? Никто не может за него поручиться. Вот вы, берёте на себя такую ответственность?
-- Ну, видите ли …
-- Вот и я думаю так же. Пусть уж лучше он ещё полежит под вашим присмотром. Сделайте ему ещё одну всестороннюю проверку. Тщательнейшую. Вплоть до трепанации черепа …
-- Вы говорите про лоботомию?
-- Вы лучше меня осведомлены о таких делах. Надо взвешенно оценить его состояние. А если … мало ли что … подтвердится, что он себя не всегда контролирует, или, что в любой момент возможно возвращение критического состояния, что ж, ему будет, в конце концов, здесь всё же лучше, не нужно будет больше заботиться о хлебе насущном в наше-то беспокойное время. Государство возьмёт на себя заботу о лейтенанте Баранникове. Все мы под Богом ходим. Вы меня понимаете?
-- Прекрасно понимаю. В ближайшие дни ваш человек ляжет на операционный стол. Я лично этим и займусь. Не в первый раз замужем. До встречи.
-- Не забудьте носитель с записью беседы Баранникова с Филиным.
-- Будет сделано.
Глава 20.
Давай же, Читатель, порвём, наконец, путы цивилизации, покинем пропахшие асфальтом и бензиновой вонью городские улицы и окунёмся с головой в природу. Нет, мы не призываем никого к отшельническому уединению семьи Лукиных, ни к массовому культпоходу к земле. Давайте просто вспомним ещё об одном основательно позабытом персонаже нашей затейливой истории. Мы говорим о Хайновском.
После того, как Хай, с большими трудностями, втиснул своё изломанное тело в зев канализационной трубы, он потерял сознание. Но, видимо, включились какие-то внутренние защитные механизмы тела, так как, когда он вновь осмысленно открыл глаза, то обнаружил себя в каком-то цементном закутке- колодце. Как он здесь очутился? Кто притащил сюда фактически бездыханного Хая? Кто тот неведомый и заботливый друг?
После непродолжительного размышления Хайновский решил, что не было никакого сомнительного незнакомца, который проявил бы массу филантропической заботы, чтобы вытащить тело монстра из силикатного завала, чтобы сокрыть его в узкой кирпичной трубе, наполовину погружённым в жидкое месиво из грязи и органических отходов. Это сам Юрий, в состоянии беспамятства, путешествовал в очередной раз в подземном мире городского кишечника, чтобы выползти из отростка прямой кишки в … Где же он находится?
Подтягиваясь на руках, Хайновский пополз по металлическим штырям, что заменяли собой лестницу. Штыри скрипели и гнулись под тяжестью тела, но держались. От земли до люка было метра два с половиной, не более того, но Лом еле-еле сумел подняться. Последним усилием, плечом, он вытолкнул чугунный диск крышки, что прикрывал колодец и … замер. Он мог сейчас оказаться где угодно, от промышленной зоны, где гудят транспортёры и носятся кары с грузом, до оживлённой улицы с автомобильным движением и любопытствующими пешеходами. В том и другом случае дела его могут оказаться неважными. Удивлённые крики, суета, наконец – заливистая трель ментовского свистка и цепкие руки легавых. Дальше – клетка карцера и самодовольные раскормленные рожи следаков. На него повесят все нераскрытые дела за последние двадцать лет. Но и оставаться в этой вонючей норе тоже удовольствие летальное. Подыхать, так рисково.
Рывком, Хай поднялся над поверхностью и едва не рухнул обратно. Ко всему он был готов, но только не к пустырю, заросшего сухим пыльным бурьяном и метровыми листьями лопуха. Собравшись с силами, Лом переполз на траву и замер, утопив пальцы в высохшую землю. Опять ему повезло. Если это можно было назвать везением.
К вечеру Лом поймал невесть зачем забравшуюся на пустырь собачонку. Одним движением он скрутил ей башку и вцепился зубами в сухую жилистую плоть, сочившуюся кровью. Он сжевал её всю, не побрезговав даже сизыми кишками, что свисали между пальцев, как разъевшиеся солитеры. Любого бы вырвало от одного только зрелища подобной трапезы, но измученный голодом и болью Хайновский не обратил бы на реакцию невольного зрителя никакого внимания, занятый собой и только собой. Чуть позже он сбил камнями несколько голубей и тоже съел их сырыми, выплёвывая перья. После скудного ужина снова свалился в забытьи.
Если бы сейчас кто наткнулся на тело странного чужака в зарослях серого от пыли бурьяна, то вятская летопись не обогатилась бы некоторыми легендами и мифами. Но никто так и не забрёл в эту часть пустыря. Что позволило оклематься необыкновенному организму беглого преступника. Кто знает, что за реакции происходили во глубине тела Хайновского, от чего его временами сотрясали судороги, почему капли пота, несмотря на прохладу вечера, стекали с горячего лба, склеивая пряди волос в грязные «сосульки». Один раз Хай даже заскрежетал зубами, вытаращил глаза и со стоном изрыгнул кровавый комок. Слизь разъехалась, и на земле остался свинцовый столбик пули. Организм сам лечил себя, отторгая посторонние предметы. Но для полного восстановления сил требовалась пища. Хай, руками, поймал бродячую истощённую кошку и начал рвать её зубами. Ещё несколько птиц стали жертвами обстрела камнями и были изловлены этим одичавшим созданием.
Да-да, сейчас Лом мало походил на человека, покрытый слоем грязи, в обрывках, мало напоминающий одежду, передвигающийся по большей части на четвереньках или и вовсе ползком. Дальше оставаться на пустыре было опасно и бессмысленно. Хай решил скрыться в ближайшем леске, что виднелся неподалёку. Нужно было лишь перебежать открытую часть пустыря, узкую полосу дороги из серого ноздреватого бетона, а дальше было картофельное поле и уже за ним – лес. Сложность состояла в том, что на поле кто-то постоянно был. В разных местах перемещались согбенные фигуры, которые руками перебирали картофельные кустики. Чем они там занимались? Не сразу Хай сообразил, что огородники собирали в пакеты колорадских жуков, заокеанских вредителей, родиной которых были отроги Скалистых гор. Собранных жуков огородники потом сжигали в искореженном мусорном контейнере. Но это помогало им до обидного мало. Вскорости оранжевые личинки снова энергично грызли бедные картофельные листья.
Хайновский до позднего вечера наблюдал за сборщиками насекомых. И только когда последний из них уехал на велосипеде, он, припадая на больную ногу, пересёк пустырь, дорогу и двинулся дальше к лесу. Попутно он вырвал несколько кустов и рассовал по карманам продранной донельзя куртки с десяток клубней. Позднее их можно будет запечь на костре. В кармане Хай обнаружил раздавленную коробку со спичками, а также брелок с ключами. Связка Лому была ни к чему, но вот сам брелок – китайская пластмассовая рулетка с гибкой металлической лентой длиною в полтора метра. При необходимости такой лентой можно пользоваться, как ножом, только нужно чуть заточить край на ближайшем булыжнике.
Забравшись поглубже в заросли чахлых берёз, Хай развёл маленький костёр и испёк трофейную картошку. Нашёл в дополнению ко скудному рациону несколько сморщенных грибов и тоже поджарил их, нанизав на прутик. Теперь можно было перекусить и подумать, как быть дальше – отправиться в лес глубже или попробовать вернуться в город.
Выбирать было из чего. Исконный горожанин, Хай не представлял себе иной жизни, кроме как среди толпы, снующей по улицам. Там можно было легко затеряться в трущобных кварталах, выискать удобную нору, где можно пересидеть, выбираясь тёмной порой, чтобы хапнуть и снова затем затаиться. Так делали многие тысячи беглецов до него, и никого это особо не заботило, кроме разве что пострадавших да мильтонов, то ленивых, то суетливых. В таких вот подпольных условиях можно было существовать и, порой, даже совсем и неплохо. Вот только сильно мешало то, что Хай задел легавых, прищучив несколько особо надоедливых. Теперь они не оставят его в покое, будут без устали преследовать его, чтобы, в конце концов, загнать в какой-нибудь угол и изрешетить там без жалости. А если он всё же попадётся в их руки, то будет гораздо хуже. Тот кирпичный завал покажется комнатой отдыха по сравнению с глухим подвалом, где его изуродуют окончательно своими резиновыми демократизаторами самодеятельные вершители правосудия.
С другой стороны – лес. Углубиться туда, пересидеть неделю, другую, а потом, теми же лесными тропами, уйти в соседнюю губернию – на север, в Коми, где народу мало, а леса много. Там можно прятаться сколь угодно долго. Но что это будет за жизнь, в болотах, среди дикого комарья. Представить все эти трудности и то страшно, но всё же это лучше, чем ментовский подвал, переоборудованный в камеру пыток.
Так Лом сделал свой выбор и углубился в лес. Он вслушивался в ощущения своего организма. Что там происходило внутри? Приходилось много есть, беспрерывно питаться лесными ягодами, грибами, охотиться на лесную живность. Это было много труднее, чем заниматься тем же самым, но в городских условиях. Там и животные, и птицы, да и сами люди, более беспечны, чем их лесная братия. Хаю приходилось помучиться, чтобы обеспечить себя пропитанием в полной, для него, мере. Без своих необычных способностей, что он получил в дополнение к уродливой внешности, он бы давно уже, наверное, сгинул. Правда, и сейчас он не был застрахован от всех случайностей. Как-то в погоне за шустрым зайчишкой, которого он умудрился подбить палкой, но, как тут же выяснилось, не до конца, Хай провалился в яму, наполненную ледяной родниковой водой. После такого купания, когда он едва не захлебнулся от неожиданности, у него начались боли в груди, поднялась температура, слабость сковала руки и ноги. Хайновский уже не мог охотиться, выслеживать дичь. Он впервые подумал о смерти, как о своём скором и неизбежном конце.
Каким-то чудом, в полубреду, он наткнулся на охотничий домик, скорее даже землянку, с маленькой чугунной печечкой. Примитивное жилище, оно показалось ему в те минуты верхом строительного совершенства и заветной мечтой. Свои спички у него давно уже закончились, но под половицей Хай обнаружил большую коробку, наполненную почти до краёв. Рядом, в ящике, хранилось несколько пачек чая и банка старого варенья, покрывшегося корочкой сахара.
Отлежался тогда Лом, попивая чай с малиной. Конечно, при такой диете он сильно исхудал. Кожу на груди натягивали кости. Как-то он решил помыться в небольшой яме, где после дождей скопилась вода. Он разделся и долго блаженно млел, сидя в этой, природой созданной, «ванне», затем принялся оттирать себя пучками травы. Постепенно вся грязь, что покрывала тело сплошным слоем, сошла и Хай увидел выступающие рёбра и торчащие мослы. Он похудел за время болезни килограммов на двадцать, если не больше того. Жалкие остатки штанов не держались на талии, сползали, если не подвязывать их обрывком верёвки.
Вечером Хай отправился в деревушку, что находилась ближе всего от его логова. До этого он старательно обходил жильё стороной, но теперь Лом оказался в тяжёлом, если не сказать прямо – безвыходном положении.
Пользуясь темнотой, он увёл корову, привязав к рогам там же найденную верёвку. Животина особо не сопротивлялась, сонно моргала, да иногда тянула носом, принюхиваясь к незнакомцу, который вдруг очутился в родном стойле. От него пахло травой и, немного, дымом костра, что не было пугающим для покорного стельного животного.
Так они добрались до самой землянки, где Хай и прирезал скотинку, ловко закинув ей на горло полоску рулетки от китайского брелока. Корова в последний раз взбрыкнулась, очнувшись от ночной полудрёмы, но из перерезанной глотки уже хлынул широкий поток крови. Она завалилась на бок, дёрнулись несколько раз ноги.
Наконец-то, наконец Хай наелся вволю. Он набил своё отощавшее брюхо так, что еле добрался до лежака из двух широких плах- досок, прикрытых облезлой дохой из овчины. Он моментально уснул, как будто провалился в чёрную дыру и проснулся, чтобы снова приступить к пиршеству. Он жарил мясо на чугунной сковородке, что обнаружилась тут же, в кладовочке, и тушил его в кастрюле, что хранилась за печкой. Поблизости от землянки росли и укроп, и морковь, и даже кустились широкие листья хрена, поэтому, отшельник Хай не забывал усердно сдабривать этими приправами мясо. Такая роскошная житуха продолжалась целые сутки, но он понимал, что надолго затягивать это гастрономическое изобилие нельзя, да и, увы, такого не получится.
Вот-вот жители деревушки могли вспомнить о землянке в лесу и направиться прямиком сюда, разыскивая пропавшую скотину. Лом пожалел, что не завалил её в лесу, чтобы имитировать нападение волков, но менять что-либо было уже поздно. К тому же осень всё больше заявляла свои права на ближайший сезон и Хай решился. В мешок он свалил остатки жареного мяса и ушёл в лес, оставив землянку позади. На себя он натянул овчину, которой прикрывался во время сна. Ночью было уже довольно зябко, отчего ныли кости, после того, как неожиданным купанием он заработал себе пневмонию.
Свой маршрут Лом выстроил таким образом, чтобы пробираться самыми глухими тропами. Леса в центральной части России не являются такими дебрями, к каким можно отнести сибирскую тайгу, но заблудиться и здесь было очень даже легко. Сначала Хай частенько плутал на одном и том же «пятачке», описывая в чащобе круги и проходя по одному и тому же месту не один раз, пока не научился пользоваться своей тенью, мхом на деревьях и теми неприметлимыми заморочками, какие используют опытные лесовики. Правда, обучать этим премудростям Хая было некому, а сам он постигал лесную науку туго, через свои собственные ошибки и невзгоды. Может, поэтому, он и провёл всё лето и большую часть осени в районе нескольких десятков квадратных километров. К тому времени, как он научился, с грехом пополам, ориентироваться на местности и сносно вести себя в лесных зарослях, наступило время глухой осени. Мясо, которое он сначала тащил на себе с большим усилием, давно уже закончилось и ему снова пришлось перейти на подножный корм, питаться грибами и ягодами. Попутно он обломал орешник, нашёл и опустошил дикий борт с мёдом, удачно подбил жирную глухарку. Всё дальше и дальше Лом удалялся от Кирова-на-Вятке, со всем её штатом внутреннего розыска, поднятого, не иначе, на ноги. Правда, об этом Хай вспоминал всё реже, занятый проблемами собственного выживания.
Быть может, выбрался бы Хай с Вятского края, добрался бы до печорских болот, да сгинул бы там в какой зыбучей пустыне, но судьба распорядилась всё же по-другому. Он уже оправился от своей болезни, кости уже не торчали столь удручающе сквозь кожу, лохмы волос он подрезал с помощью самодельного ножа из всё той же рулетки. Им же он содрал с берёз длинные полосы бересты и обвязал ими сапоги, что давно уже прорвались и настойчиво «просили каши». В берестяных «онучах» было гораздо теплее, хотя и приходилось их подновлять время от времени. Лом широко шагал, опираясь на суковатую дубинку, которую он высмотрел и подобрал, для удобства, в буреломе, очистив от лишних сучков.
Вдруг впереди он услышал разговор и быстро, на уровне инстинкта, отпрянул в кустарник. Впереди показались два солдата в шинелях и кепках, что натянуты были на самые уши. Автоматы солдат были закинуты за спину, а сами они увлеклись беседой. Всё бы ничего, но на длинной сворке, впереди их, двигалась большая лохматая собака, помесь овчарки и неизвестного зверя, судя по размерам – не иначе как медведя.
Собака мигом навострила уши и повернула голову в сторону Хайновского. Всё внутри отшельника похолодело. Он не был готов к столь неожиданной встрече. Раздумывать долго не было времени и Хай начал пятиться к другой купе кустарника – колючего шиповника с каплями оранжевых ягод. Собака наклонила голову и принюхалась. Но Хай давно уже не пах ни жильём, ни человеком, и это обстоятельство смущало собаку и даже вводило в недоумение, а тем временем беглец продолжал отступать.
Солдаты по-прежнему ничего не замечали, обсуждая достоинства какой-то Дуньки, и преступник всё дальше отодвигался в заросли. Наконец собака зарычала , и Хай не выдержал – большими скачками помчался прочь. Овчарка рвалась с поводка, а солдаты, очнувшись от увлекательной беседы, озирались по сторонам, силясь сдержать беснующегося зверя. Один скинул с плеча автомат. «Стой, кто идёт!». Где-то вдали трещали сучья и Шайтан заливался, захлёбываясь от ярости и роя лапами дёрн. Один из солдат дал очередь поверху, срезая пулями верхние ветки кустарника.
«Стой, стрелять буду!». Хай двигался прыжками, как дикий зверь, спасающий свою шкуру. Кричали довольно далеко позади, но пули, пропевшие своё соло высоко над головой, казались слишком близкими. Неужели это то самое кольцо каким обкладывают загоняемого зверя, то бишь его, Хайновского. Неужели?!
Он бежал что есть мочи, бросив палку, мешок, позабыв про ногу, двигаясь всё быстрее. Ноги его сейчас больше напоминали поршни, маховики паровой машины, что без устали двигаются, посылая механизм вперёд, набирая неуклонно скорость. Лёгкие с хрипом вбирали в себя порции морозного утреннего воздуха, чтобы выбросить через мгновение назад отравленным облачком углекислоты.
Ба-бах! Тараном Лом врезался в кустарник и повис в воздухе. Тело обожгло неожиданной болью. С криком он рванулся обратно, и вырвался, оставив на ржавых шипах обрывки овчины и капли свежей крови. С разбегу он угодил в «колючку», что паутиной протянулась, налево и направо, навешанная прямо на стволы ёлок. Перед носом покачивался плакатик, с черепом и надписью: «Стой! Запретная зона!».
Когда Сталин начал строить свой, особый, социализм, некий сплав идеалистического материализма, мрачного средневекового феодализма и даже первобытнообщинного строя, пронизанного раннехристианскими догмами, вынесенными им из так и не законченной семинарии, он столкнулся с особенностью, отличавшей Россию от индустриально развитых стран Запада. Для построения выдающегося государства не хватало, элементарно, рабочих рук, того самого пролетариата, который, с помощью, конечно же, большевиков, затеял бучу. Для революции рабочих хватило, а для строительства передового общества требовались люди, тысячи, миллионы людей. Конечно, дефицита людей в России не наблюдалось, но занимались они своими исконными делами, по большей части – ковыряясь в земле, чтобы прокормить сонм городских бездельников. Вот из этой толпы и решил черпать резервы Сталин, чтобы пополнить зарождающиеся индустриальные стройки страны, погрязшей в разрухе, последовавшей за мировой и гражданской войнами, за несколькими разрушительными революциями. Что же делать? Политика требует жертв.
Село было перевёрнуто с ног на голову, поставлено в такие условия, что люди потянулись в города, чтобы выжить, не протянуть ноги с голоду. Продовольственные запасы подчистую выгребались продразвёрсткой, многочисленными продотрядами, ведомыми мрачными людьми в кожанках, увешанных маузерами и бомбами. Им помогали активисты Комбеда, Комитета бедноты, сельские люмпены.
Вчерашние мужики- лапотники месили грязь в карьерах будущей «Магнитки», валили лес в лесосеках будущего БАМа, не того, что с помпой вошёл в развесёлые семидесятые, а ранешнего, сталинского, строили серые бетонные корпуса цехов новой Индустрии. Учителя в школьных классах рассказывали о рабском труде в древнем Египте, о возведении титанических памятников. Иллюстрацией, неким наглядным пособием к тем урокам, вполне могли бы служить стройки в те переломные годы. Работы было много, работа кипела, но … за неё надо было платить, а платить было нечем. В государстве не хватало самого необходимого. В сёлах всё громче гудели недовольные, которых откровенно грабили власти. Начальник тамбовской милиции, Антонов, объявил об окончании советской власти в подведомственном ему округе и начале власти народа, то бишь замурзанных коммунистами селян. Его клич, с великой охотой, подхватили, и скоро уже целая крестьянская армия собиралась в отряды, готовые защитить себя и свои хаты от люмпенской саранчи, что присосалась к мужицкому телу. Были у антоновцев и ружья, и даже пулемёты, но, по большей части – вилы да колья, но и ими мужики были готовы отстаивать своё право на жизнь. Конфликт тем временем разрастался до губернских масштабов, давно уже выплеснулся из Кирсанова и достиг воронежской губернии. К милицейским ЧОНам присоединились кадровые войска РККА и консолидировано двинулись на мятежников, с танкетками и аэропланами. Но мужики не пожелали складывать оружие и сдаваться, уже вкусив все прелести «новой» жизни. Они сражались и умирали, как настоящие патриоты, и как раз под теми лозунгами, какие взяли себе на вооружение большевики. «Земля – крестьянам, свобода – народам». Большевики хорошо понимали всю опасность такого почина и скоро уже краском Тухачевский, лучший стратег и тактик Красной Армии, применил против «контры» боевые отравляющие вещества, газы, против своих же соотечественников. Случай до того беспрецедентный, но это было ещё только «цветочками», по сравнению с тем, с чем пришлось познакомиться народу впоследствии. С самых первых дней после прихода большевиков к Власти, потихоньку начал набирать обороты маховик Репрессий. Потянулись вереницей в места не столь отдалённые, а затем и сильно отдалённые, люди, защищавшие свою землю, свои дома и семьи, «мятежники», а затем уже и просто недовольные, за анекдот, за неосторожно обмолвленное слово. Поток заключённых всё нарастал. Соловецкий монастырь, этот форпост русского православия и даже больше того – культуры, на архипелаге в Белом море, преобразовался в СЛОНа, Соловецкий лагерь особого назначения, для новых политкаторжан. Потом уже потянулись бесчисленные, не шедшие ни в какое сравнение с «жестокими» временами царизма, вереницы каторжан в Сибирь, на Дальний Восток, осваивать Колыму, другие северные земли. АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ, что так подробно описан А. И. Солженицыным, с каждым годом разрастался, опутывая страну колючей паутиной страха. Скоро уже вся Республика Коми сделалась одним сплошным лагерем, равно как и Вологодчина, и Кировская область. Сплошная короста покрыла больное тело молодого пролетарского государства. И эта короста не раз прорывалась мятежами в тех лагерях смерти, но, каждый раз мятежи те жестоко подавлялись, а участники поголовно, подчистую, уничтожались. Оставались только слухи, которые, шёпотом, передавались от одних уст в другие.
В послевоенное время на освобождённых территориях, с болью и ужасом, раскапывались места расстрелов евреев и поляков, сербов и чехов, но все эти захоронения были мелочью, по сравнению с тем, что творилось на советском Дальнем Востоке, на Колыме. Тысячные могильники остаются до сих пор нераскопанными, даже теперь, когда машина массовых Репрессий уже давно сама канула в Лету.
С тех пор многие лагеря были закрыты, брошены, снесены с лица земли, как будто их и не было вовсе, но, тем не менее, их осталось ещё великое множество. Вот и весь северный край земли Вятской до сих пор входит в систему УФСИН, исправколоний, где десятки километров опутаны колючкой, как запретные зоны.
Вот в эту самую колючку и влетел Хайновский, располосовав тулупчик и даже собственное тело. Теперь, в наше время, кроме непременных шипов, колючую проволоку ещё украшали остро заточенные плоскости, схожие с лезвиями бритвы. Именно ими был разорван тулуп уголовника и оставлены длинные кровоточащие царапины.
Наверное, в раны попала инфекция с проржавевших колючек, потому как уже вечером у Хайновского начала кружиться голова, а живот перекручивало спазмами. Царапины воспалились и он повернул обратно, уходя подальше от колючек и вертухаев, с их автоматами и злобными собаками. Подумать только, ещё немного и он вышел бы прямо к зэковским баракам. Прямо к параше! Тьфу, чёрт!
Как можно скорее и дальше уходил Хайновский от опасных мест. Теперь он уже научился ориентироваться, как и многим другим хитростям лесных скитальцев. Вот только эта болезнь, что валила его с ног, заставляла деревья расплываться перед глазами. Хай даже завыл от злости, вцепился в ствол осинки и с хрустом переломил дерево на уровне груди. Ветер кинул ему в лицо пригоршню снежинок, первых в этом сезоне. Он размазал их по горячечному румянцу лица и зашагал дальше, получив некоторое облегчение.
Землянку свою он отыскал уже в состоянии прострации, на автопилоте. Когда пришёл в себя, то обнаружил себя лежащим на топчане, а в открытую дверь студёный ветер уже намёл снежный холмик. Лом прикрыл дощатую створку и последней, чудом сохранившейся спичкой развёл в печурке огонёк.
Пришлось ему оставаться здесь на зимовку. За несколько дней, больной, он натаскал к землянке хвороста, сморщенных от старости грибов и даже туесок кислых замёрзших ягод. Этот запас он растянул на неделю, проваливаясь временами в забытьё лихорадочного бреда, где он снова куда-то бежал, с кем-то боролся, задыхаясь от злости и немощи. Потом немного полегчало, но накатилась слабость и безразличие ко всему. Хай сумел как-то собраться и понять, что нужно подниматься на ноги и идти добывать съестное, если он хочет, вот сейчас, выжить.
Первый снег устилал полянку мягким пушистым одеялом, в котором по щиколотку тонули ноги. Теперь искать орехи и ягоды, что ещё оставались в лесу, стало ещё сложнее. Пойти в деревню? Но такой поход обязательно закончится тем, что, рано или поздно, чужака доставят связанным в тот самый подвал, где его давно уже дожидаются с дубинками. Сколько верёвочке не виться …
Неожиданно на помощь пришло то самое «рентгеновское» зрение, про которое, за ненадобностью, он стал уже забывать. Хай, с отчаяния, сделал попытку и у него … получилось. Он нашёл тёпленькое тельце, свернувшееся в тёмной глубине норы. Зверёк вскинулся было, но Лом держал уже его крепкими руками и, прямо на месте, начал рвать на части. Зверёк верещал, трепыхался, но скоро затих, и Хай притащил тушку в сторожку и склонился над топкой, высекая шкворнем искры из камня на завитки мха, что положил он в середину охапки хвороста. Потянулся лёгкий дымок, а через час избушку начал наполнять аромат мясной похлёбки, куда Хай не забыл бросить коренья и крошечную щепотку соли из отощавшего мешочка.
Запасливый хозяин оставил в своё время даже старенькие, видавшие виды лыжи в крошечной клетушке, пристроенной к землянке. Теперь Лом делал регулярные вылазки, искал спящих зверей и брал их. За зиму он даже потолстел. Особых проблем с питанием у него уже не возникало. Заботила лишь безопасность укрытия. В любой момент неведомый хозяин мог нагрянуть с визитом. Ладно, если один, а то мог и с компанией, да ружьями. И тогда спокойному, даже безмятежному существованию Хайновского снова пришёл бы конец. Лишь это временами портило Лому настроение.
Сейчас Хай старался маскировать, скрывать всячески своё здесь присутствие. Для этого он тщательно затирал свой след от лыж, когда приближался к избушке. Перед выходом долго прислушивался, равно как и перед возвращением. Вдаль его способности не действовали. Можно было полагаться лишь на себя, на свои опыт, ловкость, силу, хитрость и удачливость.
Когда оттепель сделала снежный наст ненадёжным и рыхлым, а с заснеженных ёлок закапала вода, Хай натаскал в своё логово мяса столько, что можно было сидеть там, не высовывая без надобности даже носа. Несколько раз к тому времени он лишь чудом не столкнулся то с лесничим, то с охотником, то с каким-то фотографом- чудиком. Лучше уж отсидеться пока что в убежище. Хай постарался замаскировать свою землянку, сделать её ещё неприметней, вроде бандеровского схрона, какие порой до сих пор находят в лесах Западной Украины.
Незаметно весна заявляла всё больше прав на окружающую Хая часть леса. Теперь по утрам его будили птицы своими пронзительными криками, которые какой-то умник назвал утренним пением. Солнце заметно пригревало. Лом открывал дверь и ложился так, чтобы лучи те его согревали. Он частенько принимал такие вот «воздушные ванны», сбросив остатки одежды. От куртки Косинского давно уже отстали рукава, «молния» не работала, карманы прохудились, а подклад висел лоснящимися от грязи лохмотьями. Штаны держались на честном слове и обрывке верёвки. Сапоги Хай надевал, только когда уходил далеко, а так передвигался в самодельных берестяных коробушках, а то и вовсе босиком.
Чем становилось теплее, тем чаще Хайновский скидывал с себя всю одёжу. Так было лучше, свободнее. Тело ужасно чесалось и саднило. В тех местах, где он поцарапался о колючку, образовались, а потом сошли струпья и остались розовые шрамы, что скрывались постепенно под рыжевато- пегим волосом, которым Лом зарос почти что по всему телу. Так было даже удобно, тепло, но мешали насекомые, которые ползали по телу и нещадно кусались. Не выдержав зуда, Хай нырял в подтаявший сугроб и ворочался там, завывая в полголоса от липкой влаги, что стекала в те минуты пронзительными ручейками по всему телу. Насекомые суетились и кусали пуще прежнего, но эту пытку нужно было перетерпеть. И Лом выстуживал их, сжимая до скрипа крупные зубы.
К тому времени, когда снег совсем сошёл на «нет», Хайновский снова начал выходить на охоту. Истлевшую одежонку он сховал в закуток избушки, а по лесу ходил нагишом, если не считать одеждой покрывающего тела волоса.
Как не скрывался, как не таился Лом, но несколько раз он всё же столкнулся с местным населением. Каждый раз он убирался прочь с максимально возможной скоростью, но, тем не менее, оставалась опасность, что рано или поздно его особой заинтересуются те, кому это положено по службе. И Хай снова решил уходить. Вот только надо запастись провиантом в дорогу, да наведаться в деревню за одёжей, чтобы стыд прикрыть. Не путешествовать же, в самом деле, вот так, в чём мать родила?
Экспедицию на поиски гоминида собирали по всем правилам. Руководитель и журналист в одном лице, Никита Скоблин, расхаживал по редакционной комнате в комбинезоне защитного цвета, громогласно распоряжался и расчёсывал бороду пальцами обеих рук. Мысленно он сравнивал себя с известным путешественником, Фёдором Конюховым, который, подобно Агасферу, не мог долго оставаться на одном месте и вечно пребывал в движении поиска. На голову Никита нацепил выгоревшую от солнца армейскую панаму, непременную спутницу всех его походов, оставшуюся ещё со времён службы в советской армии, проходившей в Таджикистане, на Памире. Вторая спутница – небольшая курительная трубка из тикового дерева находилась там, где ей и полагалось быть по регламенту, то есть в специальной кармашке походного рюкзака.
Кроме Никиты, в экспедиционную группу вошла Галка Нелюбина, небольшая женщина с хрупкой Фигурой подростка и столь же порывистая в движениях. Она то старательно упаковывала в потрёпанный кофр фотокамеру с набором сменных объективов, то вновь вынимала всё, чтобы удостовериться в наличии фотоэкспонометра или запасных роликов кодаковской плёнки. Она хмурила маленький лобик, чесала пальчиком кончик веснушчатого носика и шевелила наскоро напомаженными губами.
Из глубокого продавленного кресла за общей суетой наблюдал Кеша, то есть Иннокентий Сенников, водитель редакционного УАЗика, на котором экспедиция в ближайшее время выберется из города и углубится в неразведанные глубины губернии. Это для других они не изведаны, а Кеша себя чувствовал на дорогах, примерно как скользкая рыба в прохладных струях речного течения, то есть – легко и свободно. Машина была к путешествия готова, укомплектована и заправлена. В багажном отделении, в «собачнике», булькала канистра с запасом бензина (мало ли что), покоилась пластиковая фляжка с маслом (на всякий случай) и две литровые бутылки с лично приготовленной перегонкой (как же в экспедиции да без этого?!). Самогон Кеша настаивал на полевых травах, с чесночком. Лекарств иных не признавал и считал себя человеком умудрённым и готовым к различным жизненным ситуациям, без которых поездки не обходились.
Был здесь ещё один человек – высокий сутулый краевед Ванько, постоянно изучавший какую-нибудь потрёпанную книжку с непременным карандашом в руках. Иные фразы, а то и целые абзацы он обводил тонкой карандашной линией, чтобы потом, на досуге, внимательное отмеченное заново перечитать и обмыслить. Толстые очки сидели на длинном носу, серые водянистые глаза беспомощно взирали, сквозь линзы, на городскую реальность, а длинные руки неуклюже прижимали к узкой груди сумку на длинном кожаном ремешке, где Ванько хранил различные документы и вырезки по истории Вятского края. Наряду с другими делами он собирал различного рода факты, открывающую губернию с иной, неожиданной стороны. Были здесь сведения о домовых, леших, «пришельцах» и ещё о многом другом, что могло бы заинтересовать замученного обыденным, но романтичного, где-то глубоко внутри, городского человека.
Собственно говоря, для предстоящего похода всё приготовлено уже было заранее и экспедиционному «корпусу» можно было приступать к погрузке багажа в машину, но Никита не спешил подавать команду. Он дожидался ещё одного возможного участника, своего давнишнего друга, записного туриста и охотника, Виталия Бережных. Он обещал подойти в нужную минуту и непременно это сделает. Скоблин покосился на круглый циферблат настенных кварцевых часов и, словно по какому-то таинственному сигналу, распахнулась дверь.
В помещении появился ещё один человек, но казалось, что комнату втиснулась целая толпа решительных, энергичных людей. Таким и был Виталий Бережных – быстрым, фонтанирующим идеями и проектами, певец и гитарист, охотник и землепроходец, умеющий заводить друзей и не жалеющий себя для других.
В старенькой штормовке, в прорезиненных сапогах, шляпе с обвисшими полями и потёртых джинсах, он ничем вроде бы не выделялся из толпы рыбаков, грибников и садоводов, что заполняют пригородные платформы всех городов в любой сезон года. Но стоило взглянуть ему в глаза, увеличенные круглыми стёклами очков, и сразу становилось ясно, что это – Человек того племени, которому принадлежали Тур Хейердал, Жак-Ив Кусто, Юрий Сенкевич, Алан Бомпар и многие другие.
Теперь, когда вся компания была в сборе, все сразу задвигались, даже Ванько распрямился и принялся судорожно запихивать растрёпанную книжку в свою сумку. Буквально на ходу Виталий хлебнул крепко заваренного чая из красной кружки с надписью «Босс».
Рядом с Кешей усадили Виталия. Он примостил между ног кожаный чехол с разобранной «Сайгой». Ещё два ружья – ИЖ водителя и «Медведь» Скоблина улеглись на ряд из туго упакованных сумок в багажном «собачнике» - готовились ведь с размахом и основательно. Рядом с ружьями лежала шестиструнная гитара Бережных с почти что стёршимися автографами Сергея Никитина, Юрия Визбора и даже Игоря Талькова. Инструмент был бережно упакован в чехол из мягкой ткани.
Машина отъехала от редакции и влилась в транспортный поток, как вливается весенний ручеёк талой воды в речку, что летом лениво журчит в камышах, но зато весною азартно несётся кавалерийским наскоком, отгрызая попутно куски и комья с глинистых крутых склонов берега.
Сначала ехали молча. Каждый вспоминал, перебирая в памяти, всё ли сделал, не забыл ли чего важного, чего оставить никак нельзя. Но, вроде бы, всё было путём, и компания начала потихоньку оживать. Только Кеша сурово смотрел перед собой. В черте города нельзя было расслабляться, нужно быть предельно внимательным, чтобы не наскочить на какого-нибудь «чайника», который, с неоправданной гордостью, считает себя наикрутейшим водилою, этаким автоковбоем Мальборо, а сам в горячке жмёт сразу на две педали – тормозную и газа. Ещё приходилось обращать внимание на городские колдобины, этот непременный атрибут всех российских дорог. А ещё были «друзья» - неистребимое ГАИ- ГИБДД, у каждого из которых свой нрав, особое расположение духа, и нужно было просчитать заранее, как с каждым из них себя вести. А это непросто, уж вы поверьте Иннокентию Сенникову.
-- Где пропадал в последнее время, Виталий? – с любопытством справился Скоблин.
-- В Сибири, Никита, в Сибири, «во глубине сибирских руд», -- нараспев продекламировал почётный член экспедиции, скрывая улыбку в щетинистой бороде.
-- А конкретнее? Сибирь-то, слава Богу, это целый континент лесов, рек и путей нехоженых.
-- Западная Сибирь, а если точнее, то её северная часть, где протекает река Таз.
-- И что же на сей раз интересовало нашего путешественника?
-- Был я, Никита, в тех местах, где раньше находился город Мангазея. Слыхал о таком?
-- Да, вроде бы кое-что приходилось слышать. Якобы это был форпост России на северо-восточных рубежах в ту далёкую пору.
--Ну, это утверждение не совсем верно. Это был вольный город пионеров, приграничных бродяг, людей, что предпочитали дышать воздухом свободы и вольной жизни. Они жили и торговали в своё удовольствие. Когда там появились первые русичи, промышленники, мангазы, немногочисленное ненецкое племя, помогли построить пришельцам несколько домов- бараков, которые и стали потом торговым центром- посадом нового града – Мангазеи. Было это, если мне не изменяет память, в 1600-м году. Пришельцы наменяли с большой прибылью куньих, собольих, норковых шкур и исчезли, но скоро вернулись обратно, и с тех пор на Тазе закипела торговля. Тунгусы, манси везли мягкую рухлядь в Мангазею. О вольном городе пошла гулять слава, как о крепком граде с богатыми жителями и прекрасными торговыми перспективами. Северные нойоны- князья не раз мечтали разграбить Мангазею и в 1616-м году город едва не выгорел, но жители Мангазеи всё же были начеку и каждый раз встречали набежчиков пушечным боем, после чего войска в оленьих тулупах как правило разбегались, убоявшись грохота мортир и единорогов, хищного воя чугунных ядер и ослепительных пороховых вспышек. Но городу с тех пор уже не пришлось радоваться изобилию мирной жизни. После более чем полувека благополучия пришла череда моров и пожаров, и в 1680-м году последние жители подались ещё дальше на восток. В месте слияния Енисея и Нижней Тунгуски они основали новое поселение и прозвали его, в память о брошенном доме, Новой Мангазеей. Но былой славы центра сибирской торговли посёлок так и не достиг. Он и сейчас там находится, внешне изменившийся мало. Это город Туруханск, если это место можно назвать городом.
-- Как там сейчас живут люди, расскажите, пожалуйста, -- попросила Галка, фотограф экспедиции.
-- Да живут себе потихоньку. Ведь с самых первых годов освоения Туруханского края, он был предназначен, высочайшим указом, для исправления инакомыслящих, то есть для ссылки и каторжных работ. Ссылали туда поляков Тадеуша Костюшки, декабристов с Сенатской площади, соратников хорунжего Емельки Пугача, принародно объявившего себя царём российским Иваном Третьим. Хватало там всегда и варнаков озлобленных и людей, опередивших своё время, диссидентов нравственности, воли и разума. В Туруханске, да ещё, пожалуй, в Берёзове, можно было встретить, мирно беседующих, сиятельного князя, миллионщика и убийцу, татя, с вырванными ноздрями, одетых в рубище. Такая атмосфера чувствуется в Туруханске до сих пор. Современные же обитатели этого городишки в основном проживают за счёт рыбы. Ловля, торговля и всё такое прочее. Имеется даже рыбоперерабатывающий завод. Кто честно тоню тянет, а кто и по ночам, хищнически, как варвар, с помощью динамита или электрического генератора, «своё» отгребает. Браконьеры собираются в организованные шайки и чувствуют себя весьма вольготно, как их предки- первопроходцы.
-- А как там насчёт гоминидов? – спросил Ванько, деликатно кашлянув в кулак.
-- Гоминидов? Да как вам сказать? Видеть таковых мне там не пришлось, признаюсь сразу, а вот слышать о лесном человеке доводилось, и не раз. Судя по всему, раньше они там встречались довольно часто, но, по большей части, скрывались до того, как местные жители успевали сообразить, что там да как. Оставались только редкие следы присутствия, да многочисленные рассказы, один шикарней другого. Один местный житель как-то пристал ко мне с предложением за бутылку спирта сводить на Маляву, это такая маленькая речушка, один из притоков Таза. По словам забулдыги, там постоянно обитал «гуль», как он назвал лесного человека. Глянув в его мутные глаза, я не принял во внимание слова пьянчуги, с таким-то осоловелым взглядом. Признаться, сейчас я об этом жалею. Кто его знает, а может и правда, он мог навести меня на стоянку реликтового человека. Что делать, не получилось там, так повезёт здесь.
-- Вне всякого сомнения, -- усмехнулся Никита Скоблин. – Для того и отправилась наша экспедиция, навстречу неизвестности и подвигам.
Все зашумели, предполагая, всякий на свой лад, дальнейшее истечение событий. Даже скептически настроенный Кеша внёс предложение, что ежели никакого дикого человека они не обнаружат, так наломают взамен массу белых грибов, чему лично он, Иннокентий Сенников, даёт непременную и даже стопроцентную гарантию, для чего у него в умственном загашнике имеются на примете особые грибные места, и как раз по ходу движения.
-- Подойдёт, как запасной вариант, -- заметил Никита. – В любом случае наши читатели не останутся в проигрыше. Наверняка, по пути мы надыбаем какую-нибудь занимательную историю, которую затем можно будет поместить в газету, под грифом «Секретные материалы». Давно уже пора иметь наш, вятский вариант рассказов, которые потрясут мир. Чем я хуже Фокса Малдера?
-- Ничем, шеф, -- заявил Кеша, прикуривая от одноразовой зажигалки с жёлтым корпусом. – А вместо Скали у нас будет Ванько.
-- Положим, Даной могла бы стать и я, -- заявила под общий смех Галка. Она «щёлкнула» попутно Бережных, заметив, как лучи солнца золотом высвечивают нити седины в шевелюре Виталия.
-- Послушайте меня, -- горячо подхватил тему Ванько. – Я обеими руками «за». Интереснейший проект получается. Уже имеется масса материалов, которые нужно лишь подвергнуть литературной обработке. Вот, пожалуйста, совсем недавно я наткнулся в местном архиве КПСС на странный, можно сказать – анекдотический, случай. Один товарищ, проживавший в городе Котельниче, обсуждался своими товарищами по ячейке за то, что привёл домой попа. А было это в двадцатые годы. И был, судя по всему, товарищ тот, пьяницей и склочником, если судить по высказываниям коллег его по собранию. Всё это отмечено было в подробности на протокольных страницах аккуратным секретарём. У того самого бедолаги была спервоначалу жена. Как она его терпела, и долго ли продолжались её прижизненные домашние страдания, коих случалось немало, осталось в неизвестности, но, в конце концов, померла она. И, видимо, очень уж крепко донимал покойную во время совместной жизни её благоверный, так как вскорости начали твориться у вдовца в доме чудеса настоящие – то стакан сам собой опрокинется, то бутылка подскочит да об стену хрястнется. Столы сами собой двигались, дверцы шкафов хлопали, стёкла разбивались.
-- Полтергейст, -- объявил Кеша.
-- Да, буйство духов. Именно это и объяснил бедному партийцу местный батюшка. И поведал, что и далее будет подобное безобразие продолжаться, если не окропить все углы жилища святой водицей и не справить молебен, чтобы успокоить страждущую душу покойницы. Воспротивился сначала хозяин дома, но, по прошествии нескольких должно быть крайне беспокойных ночей, сам побежал за священником и провели они обряд по всей форме. За что, в скором времени, «виновный» и был подвергнут на партсобрании крупной проработке. Товарищи объяснениям пьянчуги не поверили и влепили ему строгий выговор, запись о котором и дожила до дней сегодняшних, а мне послужила темой для заметки.
-- Хороший случай, -- отметил рассказ Бережных. – Я тоже кое-что знаю из этой области.
-- Вот именно, дорогие мои, -- подхватил Никита. – Это я и называю «Секретными материалами Вятского края».
Иннокентий усмехнулся и выбросил окурок «Золотой Явы» в форточку. Опять начинались эти разговоры о всяческих барабашках. Лично он, Сенников Иннокентий, считал, что приведения, призраки, равно как и лесные человеки, обычно появляются после потребления пятого стакана портвейна при полном отсутствии закусона. Тогда такие черти кругом начинают ползать, что почитатели древнегреческих мифов позеленели бы от зависти. Сам, лично сам Кеша видел такие глюки, что чуть не навечно сделался трезвенником. Да и что бы вы сами сделали, скажите на милость, если бы вдруг проснулись ночью от звуков цоканья копыт по булыжной мостовой. А когда Кеша метнулся спросонок к окну, то стал свидетелем движения колонны чёрных всадников, в бурках и папахах. Лунный свет отражался на матовых клинках кривых сабель, опущенных остриём вниз, короткие стволы винтовок мерно колыхались рядом с косматыми шапками. И главное – лица. Они отсутствовали вовсе, будто на улицу кто-то вывел лошадей и загрузил на них манекены, одел их и отпустил на волю. Но «манекены» двигались, шевелили саблями, наклонялись друг ко дружке … Или другой случай. После солидной попойки дружки запихнули Кешу в сортир, где его незамедлительно вывернуло над унитазом. Из бачка он поплескал себе в лицо, и собирался было уже выйти наружу, но не тут-то было. Дверь никак не желала открываться. Она словно вросла в косяки, стала с ними единым целым, этаким деревянным монолитом. С такой постановкой Кеша был категорически не согласен. Как же так? Там, за тонкой перегородкой, друзья- приятели тянули бухло по полной программе, а его так резко сгрузили на парашу. Так дело не пойдёт! Чем бы не подпёрли коллеги дверь эту, он сейчас её выставит с одного удара. Набычившись, Кеша саданул что есть силы плечом и … едва не потерял равновесие. Сортир в трёхкомнатной квартире, находящейся на девятом этаже двенадцатиэтажного кирпичного монблана, заходил ходуном, как подгнившая деревенская дворовая конструкция. Внезапно стены разом рухнули наружу и закувыркались вниз фанерными дельтапланами. А сам Кеша опустился обратно на унитаз. Вмиг ослабевшие ноги отказались держать его. Кругом всеохватно окружала его глубокая чернота, пронизанная иглами звёзд. И чернота эта прямо-таки дышала пустотой, до звона в ушах и круговерти цветовых пятен перед глазами. До того всё это было неожиданно, что Сенников даже онемел. Он шевелил побелевшими губами и пучил глаза, которые грозили вылезти из своих природных впадин. Что это было? Единственное, что мешало ему провалиться в глубину безумия и пасть туда, куда уже улетели рухнувшие стены, это был унитаз и площадка пола из крупных коричневых керамических плиток. Это был тот островок яви, за который Кеша и уцепился из последних сил. Он уселся верхом на стульчак, обнял обеими руками компакт-бачок, закрыл глаза, чтобы не видеть бездонной черноты космоса, и завыл дурным голосом. Так его и вытащили дружки из сортира, вопящего и с закрытыми глазами. Зарёкся тогда Кеша навсегда пить много и без всякой закуси, да ещё осетинскую палёную водку. Пусть помалу, но свою, и чтоб капустка, картошечка, грибочки, мясо жареное и всё тогда будет чики-чики.
Подумал ещё Кеша, не рассказать ли ему попутчикам о своей причастности к Непостижимому, но Никита уже вводил приятеля своего в суть их поездки, рассказывал ему о встречах с местным, вятским гоминидом, и не стал Кеша вмешиваться, а сосредоточил внимание своё на бегущей под колёса серой ленте дороги, без конца и без начала.
Глава 21.
Фархад опоздал почти на шесть часов от первоначального графика. Он прыгнул с дрезины, не дожидаясь полной остановки, ловко подхватив чемоданчик с личными вещами, чем привёл в большое недоумение своего попутчика. Николай Константинович не ожидал такой прыти от этого человека, тем более, что он «страдал» от диабета и имел сильную инсулиновую зависимость.
Бригадир ремонтной бригады недовольно посмотрел вслед нахалу, ловко перескакивавшему через рельсы и бегущему прочь от ремонтного депо, к которому приближался их мотовоз.
-- Сдурел хлопец, чи шо? – поинтересовался он у инженера и тут же забыл о пассажирах. У него была своя задача и все чудаковатые спекулянты мира не смогли бы отвлечь Китайцева от работы по сбору шпалоукладочного агрегата.
Сам Николай Константинович степенно, за руку, попрощался с машинистом и направился в город. Про странного попутчика он забыл уже к вечеру, встретив знакомого, земляка.
Когда раскрылась дверь номера, и внутрь ввалился задыхающийся от бега Фархад, троица боевиков не сразу-то его и признала. Слипшиеся от пота пряди смоляных волос, искажённые волнением черты лица, дёргающаяся мимика делали узбека неузнаваемым. Но, несмотря на это, ни Абдулло Салех, он же – Максимов, ни Москаленко, ни, тем более, Булич, не шевельнулись, чтобы встретить на ногах возможную опасность. Ведь вместо товарища в дверном проёме вполне могли бы встать плечистые омоновцы в защитном камуфляже и касках.
Ну и что с того? Ведь вся троица и без дополнительных «неприятностей» стояла на бритвенном межграничьи разнообразных опасностей жизни и равнодушного безмолвия смерти. И никакие структуры безопасности не смогли бы ничего сделать с этими смертниками, ступившими на финишную прямую.
Примерно такую картину прочитал Фархад в безразличных взглядах товарищей, лежавших на кроватях одетыми.
Шёл последний час из минут, выделенных Эль-Моутом на жизнь отравленным бедолагам, когда Фархад появился в здании аэропорта. Он быстро прочесал его из конца в конец не менее двух раз, пока окончательно не уверился, что бригада отсутствует здесь точно. Обстоятельства ли сложились так, что они задержались на Шпицбергене, или произошла одна из тех случайностей, предусмотреть которые не в силах самый изощрённый компьютер? Что будет делать Фархад? Опустит руки и предоставит всё на волю и благорасположение Аллаха? Да, вначале у него мелькнула такая мысль- мыслишка, но бывший учитель задушил её в себе, не дал вырасти и обосноваться, после чего направился к дежурному администратору.
«Да, рейс Лонгъир- Мурманск прибыл согласно расписания и все пассажиры давно уже покинули аэропорт. – Нет. У администрации порта не хватает лишнего времени, чтобы следить за всеми пассажирами. – Да. Неподалёку имеется весьма удобный гостиничный блок, где можно скоротать время, когда возникают проблемы с расписанием, весьма, кстати, нечастые».
Фархад не стал дослушивать чопорную женщину с отбеленными волосами и яркой полоской накрашенного рта. Он выскочил из застеклённого павильона с подсвеченной неоном надписью «Мурманск. Добро пожаловать!» и бегом направился на стоянку, где скучала компания водителей, лениво за ним наблюдающих. За полсотни «деревянных» один из них согласился доставить его до «хотеля», с ветерком. И правда, машина завелась с полуоборота и, визжа шинами по исчерченному асфальту, полетела к заданной цели. Через десять- пятнадцать минут по бесстрастному хронометру и спустя томительную бесконечностью по внутреннему времяощущению Фархада, тормоза взвизгнули в последний раз и авто замерло у ступеней гостиницы. Про себя Фархад отметил, что хитрый водитель объехал, просто-напросто, вокруг территории аэропорта, чтобы увеличить значимость извоза. Наверняка, пешком бы Фархад добрался сюда быстрее, если бы знал, куда надо двигаться и где этот многозвёздочный дом, пристанище скучающих аэротуристов.
За пару десяток он узнал у дежурной номер своих «друзей» и устремился по лестнице вверх, с отчаянием поглядывая на часы. Он уже не успевал. Что же ожидает его там, на втором этаже? Стонущие от внутренних спазмов «коллеги», или остывающие трупы с искажёнными агонией лицами? Всё могло быть!
Абдулло Салех беспрекословно верил в Аллаха, точно так же он доверял и Багаеву. Значит, так надо! Смерть он считал одной из ступеней, которую никак не миновать, но и бросаться ей навстречу вовсе не спешил. Он уложил своих собратьев по участи на кровати и приказал им не двигаться и дышать «через раз». Быть может, это добавит ещё толику времени, приостановит смертельный метаболизм впитывания яда в кровь. Где ты, Фархад?!
Каждый из них успел проститься с жизнью, когда дверь распахнулась.
Дрожащими руками Фархад открыл дипломат и вывалил на ближайшую койку несессер и гармошку одноразовых шприцев для подкожной инъекции. Он отломил кончик у ампулы с надписью «Инсулин» и погрузил иглу внутрь.
Первым был Салех. Игла вошла под кожу и поршень бесстрастно выдавил антидот в кровь, где эритроциты вели беспощадную войну с невидимым сонмом пришельцев. Затем Фархад подошёл к Николаю. Тот с благодарностью глянул в глаза узбеку и в изнеможении откинулся на подушку, которая уже насквозь пропиталась запахом его пота, единственным, пожалуй, следом внутренней борьбы с ужасом небытия. Если бы Фархад задержался ещё на несколько часов, то в живых бы застал одного Москаленку, а оба его товарища к тому времени отдали бы свои души на усмотрение Всевышнего. Сам же экс-полковник сопротивлялся бы миазмам фармы до последнего и даже долее. Булич принял укол с безмятежностью камикадзе. Не надо забывать, что по факту он был уже давно мёртв, о чём имелись даже документальные свидетельства. Чего же в таком случае биться в истерике?
По истечении не очень продолжительного отрезка времени Салех поднялся, уверовав окончательно, что всё же Фархад не опоздал и организм справился с заложенной внутри себя биоминой. Зашевелились и остальные. Пока они поднимались, Фархад сбивчиво рассказывал о своём путешествии, о неожиданной аварии, которая могла бы стоить трёх дополнительных человеческих жизней. Москаленко внимательно вслушивался в слова. Опасность ведь не исчезла, она лишь немного отодвинулась, но при этом насторожённо поглядывала на Николая откуда-то из-за хроногоризонта.
С побегом в Норвегии ничего не вышло. Жаль! Очень жаль! Но не всё потеряно. Они не в Чечне, не в Дагестане, не в Иордании и не в Йемене. Кольский полуостров – это порог в Северную Европу, в мир двадцать первого века, в цивилизованную благость. Нужно лишь найти, почувствовать тот момент, когда все успокоятся, и исчезнуть. Эль-Моут, при всей его дьявольской хитрости и энергии, вряд ли отважится преследовать гебешника на чужой территории, пусть даже тот находится на положении изгоя. Всё равно у Николая найдутся силы не только посоревноваться с этим Мефистофелем от Ваххаба, но и пребольно щёлкнуть того по носу, коли он будет усердствовать.
Такие мысли доставляли удовольствие, сравнимые с чувствами алкоголика, нагруженного булькающими на ходу поллитровками. Что сейчас предпримет Салех?
Абдулло уединился с Фархадом в алькове- выемке, нише в стене для большой кровати. Быть может, этот номер предназначался для депутатского люкса, но, вместо обширной кровати, здесь поставили обычную, и выемка перевоплотилась в мини комнату, отделённую бамбуковой занавеской от остальной залы. Пока ваххабиты там перешёптывались, Николай посмотрел на своего напарника. Как тот перенёс стресс? По внешнему виду уголовника понять что-либо было невозможно. Булич опустил глаза и разглядывал носки своих ботинок. Но ведь какие-то мысли в голове у Мочилы были?
Бог знает, что отдал бы Москаленко, чтобы заглянуть в голову напарника и кто его знает, как бы дальше повернулась наша история, если бы ему это удалось, но Андрей ничем не выказывал своих намерений, и Николай углубился в составление сложных комбинаций, результатом которых стал бы уход его, его и Булича, из-под «опеки» Салеха. А что, если Фархад приехал не один? А вдруг и Джо, и Боло, тоже находятся где-то рядом? В это трудно поверить, но нельзя быть ни в чём твёрдо уверенным, когда имеешь дело с таким демоном тактики, каким показал себя Эль-Моут.
До вечера коммерсанты успели посидеть в ресторане и даже заглянули в казино, где оставили несколько сотен. До рейса в Архангельск, следующего звена в их транспортной цепочке, оставалось недолго.
От Мурманска до Архангельска по прямой без малого шесть сотен вёрст. Это несколько часов полёта на винтовой воздушной машине.
Группа опять разделилась. Лететь они будут попарно. Фархад- Булич, а рано утром – Салех- Москаленко. Вот так. И никак иначе.
Николай проводил глазами Булича, с уверенным видом шагавшего следом за узбеком. Оба в плащах и шляпах, с «дипломатами» в руках, и походили они на средней руки коммерсантов, отправляющихся в деловую поездку. Регистрация прошла без всяких осложнений, и скоро серебристый самолёт вырулил на взлётную бетонную полосу. Сначала медленно, а потом всё быстрее раскрутились пропеллеры, чтобы превратиться в сияющий прозрачный круг, сквозь который бил луч прожектора, и самолёт мягко скользнул вперёд. Скоро он оторвался от бетонной ленты и устремился прочь, смеясь над законами гравитации, сформулированными ещё сэром Исааком Ньютоном.
Под бдительным присмотром Максимова Москаленко вернулся в номер гостиницы. Стреляющий «брелок» Салех держал в кулаке. Он уселся в кресло, которым перегородил выход. Сейчас, чтобы выйти наружу, надо было пройти сквозь него, а этого сделать было невозможно. Да и глупо поднимать шум в гостинице, где отдыхает лётный состав, а на первом этаже милицейский наряд дуется в карты. Москаленко закрыл глаза.
У нас появилось немного времени, пока Николай дремлет, Салех- Максимов сверлит его прищуренными глазами, а самолёт с двумя другими террористами повис над тёмными водами Белого моря. Используем это время для рассказа об истории возникновения Архангельска. Кому это покажется скучным, может быстро перелистать описание, но для остальных мы поведаем довольно интересные сведения.
После того, как Киевская Русь, первый столь крупный союз различных славянских племён, распалась в 1132-м году на отдельные княжества, взошла звезда Новгорода, северной части земли русской. В 1135-м году появилась Новгородская республика. Да-да. Это была настоящая республика, с выборными органами, боярской думой и народным вече, где решались самые серьёзные и принципиальные вопросы. Кстати сказать, вече просуществовало дольше Новгородской республики и до начала шестнадцатого века присутствовало в Новгороде, Пскове, а также на земле Вятской. Но возвратимся назад, в Новгород. Если в других княжествах, в силу великокняжеских амбиций, разбежавшихся из-под опеки Киева, власть передавалась по наследству и терема княжеские были переполнены интригами политеса, то в Новгороде князя избирали всенародно. Конечно, по рекомендациям боярской думы. Избирались люди опытные, по преимуществу военачальные, так как датчане да шведы не дремали, но шли, время от времени, походом на растущего соседа. Поэтому и нельзя было дремать на печи, лениво почёсывая бока. Новгородская республика быстро развивалась. Налаживались торговые связи с ближними и дальними пределами. Но, по своему географическому и геополитическому значению, Новгород распространял своё влияние по большей части на север и северо-запад. Район Северной Двины был прочно освоен новгородцами. Они вышли к Белому морю.
В 1110-м году в устье Северной Двины начато было строительство монастыря Михаила Архангела. В 1135-м году, после образования республики, сюда уже направлялись переселенцы, от которых и пошли те самые поморы, что оставили в истории Севера не менее заметный след, чем скандинавские викинги. Вот только крови на их руках было не в пример меньше. Поморы быстро осваивались на беломорских просторах. Уже в 1137-м году уставная грамота новгородского князя Святослава Ольговича называет среди других поселений Иван-погост, который позже вошёл в состав Холмогор-пункта, лежавшего у самого Белого моря.
Поморы строили шитики, где вместо гвоздей использовали вицы, корабли сшивались (отсюда и название), ладьи и кочи. Белое море, а также другие северные моря – Муромское и Печорское, часто заполнялись льдинами, и потому корабли свои поморы делали с яйцевидным днищем. Получалось, что льды не могли такие суда раздавить, потому как они выдавливались на поверхность ледовитую. Чай, жизнь-то человеческая – не водица. По такому вот закону северяне наши жизнь свою и выстраивали.
Следом за Северной Двиной освоили новгородцы Кольский полуостров, где обложили данью саамов, промышлявших рыболовством да зверобойным делом. Дошли до нашего времени норвежские летописи, где сказывается, что жители самой северной провинции Халаголанда держали постоянную морскую стражу на востоке, чтобы сдержать проникновение туда поморских судов. Шёл в ту пору 1349-й год.
Но на востоке-то некому было сдерживать экспансию новгородцев, и они проникали всё дальше и дальше. Мезень, Печора, далее – южный остров Новой Земли, ещё дальше – устье Оби, впереди – устье Енисея. Новгородцы освоили «Закаменную Югру», югорские области, по другую сторону «Камени», то есть Уральского хребта. В 1364-м году отряд новгородских воевод Александра Абакумовича и Степана Ляпы, как это записано в летописи – «воевавше по Обе реке до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша». По берегам Оби появились новгородские волости, а по Карскому морю существовала с ними морская связь. Всё дальше продвигались отряды новгородских землепроходцев и такие же селения строились уже на Енисее. Частенько останавливались на Новой Земле и на Груманте (Шпицбергене) поморы, но суровые условия Заполярья не располагали для строительства селений постоянного проживания. Но, тем не менее, многие поморы из рода Старостиных имели на Груманте базу для летнего промысла.
Главными форпостами новгородцев для северного освоения были Архангельск, который разрастался вокруг монастыря Михаила Архангела, Холмогоры, а также новая крепость на Соловецких островах, где в 1435-м году закончилось строительство монастырского комплекса, с мощными фортификационными сооружениями и пушками. Рыцарский Ливонский орден, в союзе со шведами, попытались выбить новгородцев с кольской земли. Они планировали загнать северян в непроходимые болота и потопить их там, но воинские действия, выверенные, казалось бы, по законам военной науки, захлебнулись, и пришельцы из европейских пределов отступили ни с чем. Появился и заморский союзник – Дания, которая в то время рассорилась и со Швецией, и с Ганзейским союзом, а также агрессивным Ливонским орденом.
Казалось бы, в таких-то условиях только и развиваться, богатеть от торговли и сбора дани с покорённых народов, но беда подступила с иной стороны. Другие русские княжества с завистью взирали на удачливого соседа. Растущее благосостояние Новгорода было одновременно и бельмом в глазу, и примером для подражания. А вдруг и в других княжествах народ захочет выборного князя? Со времён варяга Рюрика, которого Синеус и Трувор посадили на престол княжеский в Новгороде, остальные владетели косо поглядывали на северных соседей, живущих не по сложившимся стандартам.
Татаро- монгольское нашествие коснулось тех мест ишь самым краем. Уж больно не понравились здешние условия азиатским степнякам. Ещё немного и Новгородская республика могла бы стать самой мощной силой не только среди российских княжеств, но и в европейских, суть – мировых масштабах. В это время на престоле Московского княжества сидел Иван Третий Васильевич. Он сумел объединить вокруг себя крепкую команду, и первым в его руки упало яблоко Ярославля в 1463-м году, а в 1479-м году наступила очередь Новгорода. Всё это время там работали и дипломаты, и тайные людишки, нашёптывавшие на ушко, кому надо, наветы, по большей части вымышленные. Вот так, постепенно, зёрна смуты вызрели в урожай. С колокольни главного новгородского храма сняли вечевой колокол, символ республики, и с помпой отвезли его в Москву, где и повесили оный колокол в звонницу, среди колоколов прочих. В 1485-м году сдала свои независимые позиции Тверь, и началась цепная реакция присоединения княжеств и земель- губерний. Среди прочих была и Вятка, когда-то тоже новгородская вотчина. Остались в памяти народной походы и плавания новгородской вольницы по Балтийскому морю и рекам Волге, Каме и Вятке, да светлый праздник свистунья. Забылось как-то, как новгородские ушкуйники, компаниями малыми, наводили страх на Золотую Орду и на княжества Волжско-Камской Болгарии.
Конечно же, та далёкая от нас, нынешних, Новгородская республика не являлась совершенством демократии и равноправия. Хватало и там сполна гнёта боярского. От жадности ли старшин, от бедности ли новгородской земли, начались те походы в пределы иноземные, расширившие до невероятных, по тамошним временам, размеров сферу влияния Нового города. Но, тем не менее, Новгород вошёл в состав вновь объединяющейся Руси. После «стояния на Угре» в 1480-м году психологическая операция кончилась поражением татаро- монгольских притязаний на земли и души россиян. Русь больше не стала выплачивать дань разжиревшим каганам и ханам Орды.
А за свою вольницу, за самостоятельность, за песни и легенды, за молву народную, новгородцам пришлось пострадать ещё раз, почти через век. В 1570-м году царь Иван Васильевич, по прозванию Грозный, вновь вторгся в северные земли. Огнём и мечом пошлись по краю опричники, старательные работнички государевой службы безопасности. Не токмо людей, но и скотину ихнюю рубили нещадно. А чтоб неповадно было, бля!.. С той поры и стоит Новгород, Великий только по названию, а так – старинный русский град, и не более того.
Иное дело – Архангельск. Ту жизнь, что вдохнули в жилы энергичные силы освоения, продолжала бурлить и далее, в то время, как новгородские стены ещё дымились от разора опричного. Теперь в Архангельской гавани частенько покачивались мачты многочисленных английских и голландских парусников. В силу своих мореходных качеств они не рисковали вояжировать в опасных ледовитых водах, где весьма уверенно себя чувствовали поморские лоди и кочи. Торговые сделки совершались ежедневно, и прибыль текла в государеву казну неоскудевающей рекой.
Русский посол Григорий Истома описал своё путешествие из Архангельска в Копенгаген, а голландский книгоиздатель Герберштейн выпустил книгу о путешествии гостей российских. Европейцы с большим удовольствием знакомились с описаниями природы и северных обитателей Кольского полуострова, каковых лицезрели мореплаватели, когда проходили вдоль берега, до самого Тронхейма, после чего последовало путешествие сухопутное, не менее любопытное. Пока европейцы обменивались впечатлениями о «Московии» и необычных путях её мореплавателей, в районе Финмаркена высадился десант в «Каянской» земле, который доставил многочисленный российский флот, сошедший с архангельских стапелей. Это было во время войны со Швецией, в году 1496-м от Рождества Христова.
В Архангельске строили пушечные корабли, торговые кочи и струги для путешествий за самый далёкий горизонт. С утра и до самых поздних сумерек (а в летние дни частенько и без ночного передыху) бодро стучали топоры и ехидно визжали зубастые пилы. Северный флот был нужен России для освоения океанских далей и для разных, в основном – торговых, надобностей.
В Европу путь бдительно охраняли шведы, которым не с руки было допускать на свои рынки сбыта северного колосса, и мореходы вновь обратили свои взоры на восток. Тогда же впервые заговорили о новом пути достижения Индии и Китая, краёв для торговли очень даже благодатных. Северный морской путь вдоль студёных берегов Сибири должен был избавить купцов от многих опасностей, какими изобиловали пути Афанасия Никитина. «Встреч солнцу» отправились разведочные экспедиции. О некоторых моментах поведал в 1525-м году русский посол в Риме Дмитрий Герасимов известнейшему учёному Италии Паоло Джовио.
Слухи об инициативах дошли до Альбиона, который искренне считал себя королём морских просторов. И, хотя речь шла о южных широтах, английские мореходы решили «принять вызов» и тоже пройти Северной стороной гигантского материка. В 1553-м году была подготовлена экспедиция, во главе которой встал известный мореплаватель Уиллоуби. Корабли флотилии прошли Архангельск. Говаривали потом поморы, что сглотали чужеземные парусники «Железные ворота». Так именовались в тех местах проливы. Был то Югорский Шар, или Карские Ворота, не пожелавшие «открыться», но с тех пор англичане поумерили свои амбиции. Отмечал мореходное искусство русских поморов другой путешественник – Барроу, что прибыл в 1556-м году из устья Темзы на Кольский полуостров, чтобы описать его досконально, составить подробные карты побережья и островов Новая Земля.
Дивились англицкие матросы на маленькие и юркие поморские кочи и лодьи, открытые, длиною не более восемнадцати метров, шириною метров в пять- шесть, и с осадкой, не превышающей и полутора метра. Массивные, глубоко сидящие и потому тихоходные трёхмачтовые парусники, уверенно пенившие тихоокеанские и атлантические просторы, беспомощно вязли во льдах берегового припая. Лёгкие же струги исчезали вдали, оставляя чужеземцев за кормою. Крупный голландский географ и картограф Исаак Масса помогал составлять карты побережья вплоть до устья Енисея. К концу шестнадцатого века путь этот был уже известен русским мореходам довольно хорошо, о чём не раз упоминал голландский учёный Н. Витсен в своей книге «Северная и Восточная Тартария».
Мы не станем дальше утомлять терпеливого Читателя описаниями путешествий мангазейских казаков Реброва и Порфильева по Вилюю до Лены в 1633-м году, не станем разбирать подробностей плавания Елисея Бузы от устья Лены до Оленека, а затем до Яны и далее – до Чендона, в 1636- 1641 годах по Индигирке. Много их, землепроходцев и мореплавателей. Михаил Стадухин, Федот Попов и Семён Дежнев, Тимофей Булдаков, Иван Москвитин, Василий Поярков и многие, многие другие. Если Читателя заинтересуют истории полярных путешествий, он найдёт множество других книг, на страницах которых свистит ветер в обледеневших снастях кочей и яростно кричат первопроходцы, взбадривая себя таким образом перед необозримой заснеженной пустыней. Добавим лишь, что всякий морской путь вдоль северного побережья России начинался от Архангельска, главного северного порта Руси.
Пока мы, с таким увлечением, предавались разбору завоеваний поморами сибирского континента, наступило утро. То есть, это на словах или по циферблату часов можно было отметить этот хронологический факт, а чисто визуально отличить ночь от наступающего утра мог только специалист. Или местный сторожил. Дело в том, что в Мурманске в те дни стояли белые ночи. А это значит, что солнце упорно не желало заходить за линию горизонта и лишь путешествовало от востока к западу, не скрываясь из глаз. Так бывает в летние месяцы за Северным полярным кругом. Сама Природа дарила некую компенсацию северянам за те бесконечно долгие зимние ночи, когда горизонт лишь обозначает тусклым багряным отблеском то место, где в данный момент находится далёкое светило.
Всю ночь Максимов- Салех наблюдал за спавшим Москаленкой, погружаясь временами в тревожную дрёму и вскидывая поминутно голову. Тогда он плескал из графина себе в лицо водой и снова погружался в оцепенение полудремотного состояния.
Наконец Николай заворочался и поднялся. Он всё-таки несколько раз просыпался за ночь, но подняться на ноги тогда не решился, чувствую напряжённое состояние Абдулло.
Умывшись, оба направились в павильон аэропорта. Там уже гомонили первые пассажиры. После распада Советского Союза, а затем и экономико- политического передела России, миграционные передвижения граждан неуклонно снижались. Но в летние месяцы пассажиропоток вновь наливался полновесной силой. Уставшие за долгий год труда, северяне желали отдохнуть где-нибудь в арбузно- апельсиновом далёке и потому автомобили, поезда и самолёты наполнялись бледными людьми, страстно жаждущими ослепительной неги Юга.
Среди отпускников и командировочных затерялись и наши герои. Они, в общей толпе, проследовали в приёмник- накопитель, а затем вышли на открытое асфальтовое поле. Неподалёку неторопливо подплыл и остановился ИЛ. К бортовой двери подкатил трап и нетерпеливые пассажиры вереницей потянулись в чрево воздушной машины. Каждый уселся в мягкое кресло и начал вертеться в нём, устраиваясь удобнее.
На рейс в Архангельск набралось народу не так уж и много. Некоторые кресла остались незанятыми. Максимов- Салех надвинул на глаза шляпу и задремал, вытянув вперёд ноги. Он заснул ещё до того, как каучуковые покрышки шасси оторвались от взлётной полосы. На него не действовали редкие воздушные ямы, зоны пониженной плотности воздуха, куда мягко проваливался ИЛ, чтобы через минуту вновь взмыть, опираясь площадью крыльев на незримый воздушный поток. Когда-то, в далёком мезозойском прошлом, когда плотность воздуха была не в пример нынешней выше, над землёй так же парили чешуйчатые чудовища – птерозавры, или летающие ящеры. Они охотились за другими тварями, летающими, ползающими или плавающими. Те времена давно уже миновали, но нравы, удивительно, сохраняются в принципе те же – стоит тебе зазеваться и чьи-то зубы сомкнутся на твоей глотке. По большей части события эти понимаются в переносном смысле, но итог-то тот же самый – тело неудачника предаётся земле, где оно потихоньку распадается при помощи могильных червей. Печальные обстоятельства для того, кто не так уж давно мечтал о высоких должностях. Обидно, что у Москаленки действительно были все возможности для достижений задуманного.
Николай тяжело вздохнул и прикрыл круглое окошко иллюминатора голубенькой шторочкой. Ну что ж, пора вспомнить свою «легенду» - доктора права Горинштейна и взять у своего двойника на вооружение жизненную позицию семита. Известно, какие испытания пришлось пережить этой жизнестойкой нации. Начиная ещё с библейских времён египетского рабства евреев преследовали, били и всячески уничтожали, но они поднимались снова и снова, влияли на цивилизации и ход мировой истории, с помощью закулисных операций, взаимопомощи и финансовых перемещений капитала. Москаленко хорошо помнил лекции о сионистской подноготной многих масонских лож, а также о революционной деятельности людей этой национальности. Используя труды Карла Маркса, революционеры Каменев, Зиновьев, Бухарин, Троцкий и другие интернациональные товарищи попробовали перевернуть мир. «Так в итоге они и сами же пострадали», -- заметит, наверняка, искушённый в вопросах истории Читатель. Верно, но кто это там витает над толпой россиян, используя для вольного полёта финансовые крылья? Березовский, Смоленский, Гусинский, Абрамович и иже с ними. Главная их особенность, в отличии от остальных – обратите внимание – это умение держать удар. Неудача не убивает в них желания и дальше продолжать борьбу, плюс взаимопомощь, и, глядишь, вчерашний банкрот снова наверху и снова при большом деле.
Именно об этом и думал Москаленко, подавляя в себе подкатывающее чувство тошноты. И виноват в этом был не только вестибулярный аппарат, но и чувство зверя, которого неумолимые загонщики преследуют в самой глухой чащобе.
Николай глубоко вздохнул и отрешился от действительности. Как это не раз он уже проделывал, представил себя сидящим на верхушке огромной горы. Он даже почувствовал, как лицо обдувает ветер, как колышутся волосы в прохладных ласковых воздушных струях. Где-то далеко внизу копошатся низменные составляющие человечества. Они рыщут по тёмным закоулкам, выискивая себе подобных, чтобы пожрать их, насытив себе плоть. Они низки и желания их самого низкого пошиба. Иное дело – он! Положение его уравновешивается с Богами, что не замечают сиюминутной суеты у своего подножия, занятие воистину глобальными проблемами. Что им до человеческих слабостей? Где-то далеко-далеко и, одновременно с тем, глубоко внутри проявились звуки божественной музыки. Хрустальные колокольчики перекликались друг с другом, серебряные струны плели дивный рисунок мелодии, духовые и барабаны мягко облекали их в чарующий ритм. Сама Природа подавала некий знак своего незримого благорасположения и участия …
Николая резко качнуло вперёд и сразу чувство полёта рассыпалось и ушло внутрь, исчезло без следа. Что же произошло? Рядом зашевелился и потянулся Максимов. На передней стенке мерцало табло «Не курить. Пристегнуть ремни».
Так это же посадка. Он не заметил, как самолёт пересёк пространство над Белым морем и приблизился к устью Северной Двины. Теперь крылатая машина замедляла ход, поворачивая в сторону павильона аэропорта. Вот он уже и в Архангельске.
Жалко, очень жалко было покидать Нарвик, ещё жальче было улетать из Лонгъира, несмотря даже на его полярную суровость. Даже российский Мурманск, и тот казался спасением, за счёт своей близости ко границе.
Как хотелось бы Москаленке, презрев все законы гравитации, взмыть сейчас в небо, раскинув руки в стороны, пронестись над толпою, над раскрытыми глазами Салеха, и унестись прочь, с помощью чуда управляемой левитации. Быть может, в отдалённом будущем мудрецы от науки придумают средство обмануть ньютоновское тяготение. И люди будут парить над облаками рядом с птицами, без всяких дюралевых махин, будь то самолёт, вертолёт или дирижабль.
Нехотя Москаленко поднялся и присоединился к пассажирам, которые спешили покинуть самолёт. Наверное, он был единственным из них, кто желал бы продлить полёт на возможно большее время. Но, делать было нечего. Он спустился по решетчатым ступеням трапа и направился к Максимову, что задержался, недоверчиво вглядываясь в спутника.
Николай улыбнулся и махнул Салеху рукой. Мол, куда я денусь, не имея ни одного гроша в кармане, да ещё под постоянным присмотром такого цербера.
И в самом деле, для дополнительной гарантии Максимов все деньги их группы держал при себе, делая необходимые покупки по мере надобности. Даже улетевшим накануне Фархаду и Буличу, он выдал только-только, на кофе и пиво. Мол, подождёте, ничего не случится. По договору они должны были встретиться поблизости от аэропорта и выбрать следующий маршрут движения. Конечной целью путешествия был Киров-на-Вятке.
Некоторые из пассажиров потянулись в туалетные комнаты. Максимов и Москаленко тоже пошли туда. Николай поплескал в лицо хлорированной водой и подставил его под тёплый ветерок электрической сушилки. Из отверстия неприятно тянуло жжёной резиной, и он отошёл, не дожидаясь, пока лицо высохнет окончательно.
Фархада они заметили издали. Он маячил неподалёку от кустарника, топчась на одном месте. Плащ и шляпа его были помяты, но потом тщательно вычищены, так что заметить изъян можно было только вблизи. Низко надвинутые поля затемняли лицо, но спутники уже узнали своего и зашагали к нему. Николай повернул голову, разыскивая глазами Булича, но того не было видно. Может, он находится с другой стороны площади? Они разделились, чтобы не пропустить встречаемых? Странно это, знаете ли.
-- А где Андрей? – на ходу спросил Максимов. Он также был удивлён.
Фархад пожал плечами, вздохнул и приподнял шляпу выше. Лицо его «украшал» разноцветный синяк. Вся левая половина лица сияла многоцветием гематомы, последствие рукотворной травмы.
Глава 22.
Андрей потёр кулак. Костяшки всё ещё ныли. Врезал-то он от души, в полную силу. Свалил узбека с одного удара, только ноги мелькнули. Фархад даже не успел ничего понять, растянувшись на кафельном полу. Против узбека Булич не имел ничего личного, но столь удобного момента упускать было никак невозможно. Он, одним быстрым движением, прошёлся по карманам спутника. Выгреб какую была мелочишку и, подхватив чемоданчик, вышел из общественного сортира.
Торопливо он пересёк площадку и направился к ближайшему двору. Вот-вот Фархад выйдет из нокаута и сдуру кинется в погоню. Тогда придётся обойтись с ним круче. А это не желательно. Останется след, тот кусочек нити, за который можно, при великом желании, размотать весь клубок. А вот этого-то Булич и не хотел. Его главным союзником сейчас была неожиданность. Никто не ожидал «воскрешения» покойного киллера. Это, в сочетании с диверсионной подготовкой, уравнивает как-то его шансы в намечающейся войнушке против Креста. Придётся пахану ответить за кое-какие неправедные, но принципиальные дела. Так-то вот!
План у Булича был простой до наивности. При посещении казино в Мурманске он вспомнил, что некоторые игорные заведения в Архангельске, да и в Мурманске тоже, не так давно взяли под контроль солнцевские братки. Кое-кого из местных, вначале сильно борзевших, он ещё помнил и решил сейчас пощекотать их, чтобы разжиться бабками. Ряд ли кто сложит вместе вылазку неизвестного «гастролёра» с намечавшимся актом возмездия.
Андрей благополучно скрылся в проходном дворе. Фархад так и не сделал попытки догнать его. Ну и ладушки! Завтра подкатит ренегат Салех с недобитым полковником, и скоро вся троица тихо- мирно исчезнет за горизонтом. Им шумиха нужна, как собаке – пятая лапа. Был Андрей, не стало его, не до поисков. У них у самих дел – выше крыши. А медлить сейчас – себе дороже. Неизвестно, какую ещё пакость приготовил для них этот сраный чеченец, Эль-Моут, Магометка, студентишка долбаный. Пусть только попробует он дотянуться до Мочилы, он ему грабки-то вырвет с корнями, сил-то у него сейчас - невпроворот.
На ходу Андрей купил в палатке чизбургер и слопал его. Потом купил бутылочку «Спрайда». «Не дай себе засохнуть». Выпил и запустил посудину в кусты. Теперь надо топать к ресторации, где по ночам гуляют крутые пацаны, то есть братки. Он там выцепит одного из них и потрясёт хорошенько на предмет выколачивания бабок. Это будет вроде налога на право занятием рэкетом, а Булич станет этаким налоговым инспектором.
Сейчас Андрей найдёт заведение, вычислит клиента, и выбьет из него «капусту». Если понадобится – отрежет ему ухо. Это будет заместо денежного векселя. Оп-ля! За дело. Как будто вернулись старые добрые времена.
Немного поколесив (на своих двоих) по городу, Булич очутился возле своеобразного памятника. На низенькой площадке громоздился огромный английский танк времён первой мировой войны. Ребристые пулемётные дула зловеще таращились на прохожих, гусеницы в рост человека готовы были вцепиться траками в бетон и двинуться вперёд, как в августе 1918-го года, когда Архангельск заняли части английских пехотинцев. Это была вторая волна интервенции, после первой, когда 9-го марта с борта крейсера «Глория» высадился английский десант, помощь Уинстона Черчилля русским роялистам. Знаток истории, сэр Уинстон, вспомнил Французскую революцию 1789-го года, едва не перевернувшей Европу, казнь Людовика Шестнадцатого и целой армии потомственных дворян посредством новоизобретённой машины смерти под названием Гильотина. Объединённые силы «Антанты» направили войска для поддержки российских монархистов. Железные чудовища- танки с грохотом и лязгом катались по городу, переваливаясь по ухабистым мостовым, завывая моторами в ямах, разбрызгивая грязь на стены домов.
Бойцы Красной Гвардии спихнули интервентов обратно в море, и крейсеры скрылись за горизонтом, загрязняя чистое небо облаками мазутного дыма. А на берегу остались металлические монстры, брошенные в спешке отступления своими хозяевами Местные пролетарии мигом раздолбали плоды империализма, но один танк тогда уцелел и теперь занимал своё место на постаменте, застыв навечно на страже российского Севера.
Булич глянул на памятник и равнодушно отвернулся. Конечно, для него эта груда мокрого железа ничего не значила. Давно уже испытательные полигоны стремительно пересекают роботизированные машины с лазерными дальномерами и управляемыми портативными ракетами, не чета «железным черепахам» начала века. А что до символизма, так на это Буличу было плевать с самой большой колокольни. Его сейчас волновало другое. Перед ним, наконец, появился достойный внимания объект – ресторан «Полярный». Судя по времени на часах, гулянка должна быть там в самом разгаре.
Пошарив по карманам, Булич собрал всю наличность. Что ж, не густо, но на пиво хватало, а там уж как подфартит. Он направился в бар «Под танком» и заказал себе пива с орешками. Сначала надо было оглядеться, прояснить обстановку, провести, как полагается, рекогносцировку.
В баре, равно как и в ресторанном зале, было предостаточно посетителей. Не то, чтобы все столики были непременно заняты жующими архангельцами, но уже имеющиеся вели себя достаточно широко. Снедь, которой были заставлены столы, заставила бы побледнеть от зависти любого сибаритствующего эстета. Паюсная икорка соседствовала с ароматным балычком, розовая нежная ветчинка буквально исходила соком, нарезанная аккуратными тонкими, как лист бумаги, ломтями, а уха, непременно стерляжья, наполняла залу непередаваемыми запахами. Жареные молочные поросята, запечённые рябчики, индейка с черносливом, осетринные спинки, телячьи отбивные. Плюс ко всему этому изобилию ещё и горы самых экзотических фруктов, манго- папайя- авокадо, громоздились в разнокалиберных вазах, а бутылки с яркими отечественными и заграничными этикетками создавали тот частокол, за которым извечно скрывается высший лоск ресторанной жизни.
Судя по всему, Булич попал именно туда, куда вела его собственная дурная фантазия. Оставалось только определиться с клиентом и приступит к делу тонкому и весьма деликатному – выколачивать с него лишние бабки. Но в способностях своих Андрей не сомневался.
Внимание его привлекла к себе шумная компания, которая вольготно веселилась в середине помещения, затенённого интимным полумраком. Играла ненавязчивая музыка. Шумные тосты и визгливый смех накрашенных шмар говорил о том, что гости эти чувствуют себя здесь полноправными хозяевами. Самое то! Один из них, одетый в белую аристократическую пару, явно пользовался правами старшего. По малейшему его сигналу гомон прекращался, и все внимательно вслушивались в тост, или фразу, чтобы тут же разразиться аплодисментами и восторженными воплями девиц.
Компания состояла из весьма накачанных юнцов, каких принято именовать «быками», и девиц определённого сорта, ярко накрашенных и весьма вызывающе одетых, а если точнее, то практически раздетых. То одна, то другая из них срывались из-за стола и, звонко цокая каблучками, устремлялись в сторону санитарно- гигиенической зоны ресторана. Пацаны тоже не ленились, попарно, а то и целыми группами отправлялись «до витру». Над столом висел многослойный никотиновый туман. Кажется, попахивало даже сладковатым духом анаши.
Булич терпеливо дожидался своего часа, меланхолично потягивая терпкое пиво из высокого бокала, и разглядывал узорчатые листья пальмы, что произрастала прямо здесь из пузатого бочонка. Краем глаза он пас всё сборище. И, наконец, он своего дождался. Мужик в белом костюме поднялся, взмахнул рукой и отправился между столиками в известный маршрут. За ним тут же двинулся круглоголовый «качок». Охрана. Как это там в песне поётся? «Ох, рано, встаёт охрана».
Не торопясь, поднялся со стула и Булич. Официант косо глянул на него, пробегая мимо с жостовским подносом, уставленном посудой, но Андрей не обратил на него ни малейшего внимания. Трёхдневная небритость и небрежная причёска делали его похожим на некоторых продвинутых денди, что щеголяют подобными деталями своего выверенного имиджа.
Хлопнула дверь, и Андрей появился в комнате, украшенной зеркалами в полный рост и финской фаянсовой арматуры умывальниками. «Качок» наклонился над раковиной «тюльпан» и плескал себе в лицо холодной водой. В соседней комнате звучно журчало.
«Качок» сквозь зеркало глянул на вошедшего и плеснул в одутловатое лицо новую порцию прохладной влаги. Судя по красной роже и разъезжающимся глазам, принял он сегодня на грудь преизрядно.
Булич направился к нему ленивой походкой скучающего завсегдатая. На носу форсисто сидели тёмные очки.
-- Послушай, любезный, который сейчас на дворе час?
-- Чего?
Лоб «качка» собрался в багровую «гармошку», а глаза налились кровью. Он пытался сообразить, послать ли чудака подальше словами или сразу врезать ему, чтобы добавилось ума.
Бац! Самого удара «качок» даже и не заметил. Голова его откачнулась назад и на зеркале появилась многолучевая звезда. Сейчас множество узколобых «качков» сползало на кафельный пол, отражаясь в разбитом зеркале. Он так ничего и не понял.
Булич быстро пробежался по его телу руками. «Пушки» у телохранителя не было, но тут рука нащупала на поясе длинный кармашек, и в руке у Андрея появился металлический брусочек. Взмах, и он распался на две части, открыв узковатое лезвие «супер лонг». В руках у Андрея оказался нож, известный под игривым именем «бабочка». Булич столь же ловко сложил его в изначальный брусочек и опустил себе в карман. Пригодится.
Из туалетной комнаты появился тот, в белом. Одним движением Булич метнулся к нему и локтем перехватил горло, очутившись за спиной. Другой рукой быстро ощупал тело гуляки. Ничего. Оружия у того не имелось. Мужик было что-то захрипел оскорблённое, но тут увидел «качка», лежавшего под умывальником, из крана которого всё ещё лилась вода.
-- Чего тебе? – спросил недовольно мужчина, не делая попыток вырваться, но Булич ему не ответил. Он глядел в зеркальную стену, в которой отражались они оба. Мочило крепко держал, прижимая к себе … Коня. Да-да, того самого, бывшего своего подручного, с которым не раз выходил на дело, включая и ту роковую поездку на Дальний Восток.
Молчать дальше было нельзя, глупо, но и старый план трещал по всем швам. Андрей вспомнил, как обработал не так давно Гогу и решил повторить тот же приём.
-- Я … явился по твою душу.
-- Что-о? – Конь даже задохнулся от удивления.
Вместо ответа Андрей снял свободной рукой очки с лица и кривовато улыбнулся старому приятелю. В отличии от полутёмного ресторанного зала, умывальная комната была залита искусственным светом ртутных ламп. Судя по квадратным глазам и «отпавшей» челюсти кореша, тот также узнал Мочилу. Тело его начало бить мелкой дрожью. Пусть Читатель не забывает, что для своих уголовных приятелей по солнцевской общине он давно уже гнил в сырой земле.
-- Ва-ва-ва … -- что-то начал говорить Конь, но члены его не слушались, язык заплетался.
-- Я пришёл с того света, вернулся за тобой, -- гнул своё Булич, оскалив зубы самым зловещим образом. Яркий свет люминесцентных ламп делал лицо его мертвенно- бледным.
-- За-за-чем я тебе? – почти в истерике спросил Конь.
-- Вы сдали меня ментам, бросили в тюряге. Меня расстреляли, но я вернулся обратно, рассчитаться с должниками. Ты меня, Конь, хорошо знаешь, я своё зубами вырву. Молись. Настал твой час.
-- Мо-мо-чило, друг! Я не виноват, не знал я тогда ничего. Пощади!
Ноги бедняги отказали, он упал на колени и начал даже всхлипывать. Он поверил каждому слову киллера. Рывком Булич поднял его и припал к его уху.
-- Не виноват?! А я вот думаю иначе.
-- Что ты, Мочило, кореш! Я тебе всё расскажу. Всё-всё! Что сам знаю и что от других слышать довелось.
«Качок» замычал и перевернулся на живот. Руки он подтянул под себя и приподнял непослушное тело. Удар ногой вновь бросил его на мойку. С треском голова его встретилась с белоснежным фаянсом умывальника и, конечно же, проиграла ему в крепости. Телохранитель Коня вновь распростёрся на полу. Из-под лба сочилась кровь, разливаясь по кафелю тёмной лужицей.
Булич снова наклонился к уху Коня. Он решил и дальше придерживаться выбранной тактики, коль она оказалась столь результативной. Надо ковать железо, пока оно горячо. Главное, не давать Коню опомниться, всё время держать его на взводе.
-- Сейчас ты отпустишь своих парней. Я буду тебя ждать в баре. Только без глупостей. Я вернулся с того света, чтобы самому во всём разобраться и не намерен играть в поддавки. Если ты не виновен, отпущу тебя, катись на все четыре стороны, а нет – так пеняй на самого себя. Ты меня понял?
Конь мелко и часто кивал головой. Его тело сотрясала дрожь, пальцы рук аж ходили ходуном. Нестерпимо воняло потом и ещё чем-то отвратным. Когда Конь шагнул к выходу, Булич в отражении увидал, что перед его брюк потемнел и намок.
-- И этого с собой забери, -- бросил он вслед старому приятелю. Тот оглянулся, глянул на «качка» и снова кивнул.
Незаметно Булич выскользнул из умывальной и вышел в зал. В полумраке он был всё равно как человек- невидимка. Никто не обратил внимания на его отсутствие. Все продолжали гулянку. Булич встал за колонну, выкрашенную под мрамор. Отсюда он решил понаблюдать за компанией.
Что уж там наговорил своим Конь, Булич не слышал, но веселью их незамедлительно пришёл конец. Двое выволокли из умывальной «качка». Тот висел между приятелями и его кроссовки волоклись по паркетным плашкам. На бритую голову его натянули бейсбольную кепку. Сейчас казалось, что они уносят упившегося вусмерть дружка. Девицы гурьбой, оглядываясь, направились к выходу.
Булич бросил на стол несколько смятых купюр, позаимствованных им у «качка», и тоже вышел наружу. От ресторана разъезжались иномарки. Следом за компанией Коня, спешили убраться и другие посетители. По-видимому, даже сам воздух в ресторане начал сочиться опасностью, которую вынес с собой из туалета Конь. Наверное, такой случай здесь был далеко не первый, и каждый из гостей старался, пока не поздно, унести отсюда ноги, чтобы не попасть в поле зрения органов следствия. Ничего, мол, не знаю, ничего не видел, да и не было там меня вовсе, ей Богу.
Среди других появился и Конь. Он клятвенно обещал дождаться Мочилу, для доверительной беседы, но, должно быть, уже передумал и просто предпочёл унести ноги. Судя по тому, как озирался он по сторонам, напуган он был изрядно.
Свистнув, Булич привлёк его внимание. Конь замер, словно налетел на стену на всём ходу, а потом медленно, как-то обречённо наклонив голову, двинулся к силуэту возле стены. Все к тому времени уже расселись по машинам и теперь разъезжались по своим хатам и фатерам.
Конь подошёл ближе и остановился, не решаясь ни приблизиться, ни кинуться прочь.
-- Сбежать собирался? – Булич ухмыльнулся, показав зубы.
-- Что ты, босс. Я лишь хотел убедиться, что все действительно разошлись.
Из-за угла бесшумно выкатил длинный белый «кадиллак» и остановился. Дверца водителя распахнулась, и ещё один здоровенный лоб вылез наружу. Широкий пиджак едва не трещал на плечах и бочкообразной груди водителя. Тот изумлённо оглядывался.
-- Твой? – поинтересовался Андрей. Конь кивнул. Булич хмыкнул: -- Гони его. А мы с тобой на этой тачке прокатимся. Ты за руль сядешь.
Конь выступил из-за шпалеры подстриженного кустарника и коротко бросил мордастому водителю: «Свободен». Тот недоумённо уставился на шефа. А шеф вдруг весь побагровел и заорал: «Пошёл отсюда! Я сказал!» Мордастый удивился ещё сильнее, но от машины отошёл, ещё раз недоумённо оглянулся и лишь после этого скрылся за углом.
И Булич, и Конь уселись в «кадиллак». В белом костюме, с золотой булавкой в фирменном галстуке, Конь выглядел преуспевающим плейбоем. В те блаженной памяти времена, когда он вертелся рядом с Мочилой, он предпочитал кожаную безрукавку и спортивные адидасовские штаны. Булич качнулся в мягком автомобильном кресле. Чудо американского автомобилестроения отличалось повышенным комфортом.
-- Гляжу, тебе пошло на пользу моё исчезновение. Хорошо заплатили?
-- Что ты, босс. Просто я теперь зарабатываю прилично.
-- Что ты говоришь? Я рад за тебя. И за что же тебе так хорошо платят?
-- Я занимаюсь дистрибьютерной продажей. «Кадиллаки», «порше», «ситроены», «шевроле», «мерседесы».
-- Понятно. Краденое перепродаёшь?
-- Что ты, босс. Вполне законные операции. Разве что ввоз их беспошлинный, да от налогов освобождение имеется.
-- Контрабанда?
-- Не совсем так. Просто мы совершаем кое-какие бартерные сделки …
-- Кто это – мы?
-- Компания «МАГ лимитед». Я там вроде коммерческого директора. Имею свой постоянный процент от всех сделок. Отсюда и бабки и …
-- … И бабы. Понятно. И как давно это ты столь ловко устроился?
-- Да больше года уже тут. Местные ребята хорошо нас приняли.
-- Догадываюсь. Прищучили пару- тройку наиболее борзых, они и присмирели. Так?
-- Не без этого. Но, в общем-то, договорились, в конце концов.
-- Ладно. Это твои дела, в конце-то концов. А теперь давай покатаемся по городу. Вон с той улицы начни.
«Кадиллак» проехался по одной улице, свернул на другую и, постепенно, они выехали за пределы многоэтажного микрорайона. Наконец, в каком-то лесопарке Булич попросил Коня остановиться.
-- Давай-ка, друг, сейчас мы будем извлекать из прошлого памятные моменты.
Конь повернулся к Андрею. Он уже начал понемногу успокаиваться, но, время от времени, его пробирал спазм дрожи.
-- Мне бы немного выпить. Там … в холодильнике.
Шикарная машина была оборудована минибаром, где можно было смешать коктейль или даже сбить блендером крем для мороженого. Цветной телевизор на жидких кристаллах и стереоустановка делали машину местом увеселения. Только вот сейчас Коню было никак не до веселья.
Булич достал бутылку мартини и плеснул в стакан щедрую порцию.
-- Пей, только не забывай, что ты за рулём. Мало ли, права отберут.
Конь пропустил шутку мимо ушей и одним глотком проглотил содержимое стакана.
-- Куда это вы с Амосом тогда исчезли из ресторана? Все вместе мы бы вышибли тех корейцев из зала, и ничего бы и не было.
-- Я не знаю. Пришла малява от Креста, что мы срочно нужны в другом месте. Это же Крест, как его ослушаешься. А там, в гараже каком-то, просидели мы с Амосом несколько часов, никто так и не появился. Мы обратно вернулись, а тебя уже менты повязали.
-- Малява, говоришь? От Креста?
Конь кивал головой, безостановочно вертя стакан в руках. Ведь к нему явился убийца, и не откуда-нибудь, а с того света, из ада. И это не киношный триллер, а реалия сегодняшнего дня, точнее – сегодняшней ночи, хотя и было довольно светло. По виду Коня можно было определить, что врать он не хочет, и не будет.
-- Ты сам ту бумагу читал?
-- Нет. Она у Амоса была.
-- А передал кто?
-- Гога. Можешь спросить у него. Он подтвердит.
-- Уже спрашивал. Вместо меня он сейчас у котов адских прохлаждается. Рокировочка у нас с ним случилась – баш на баш.
Булич улыбнулся. Получалось всё точно. Крест специально его подставил, а Гога в этом деле неправедном был ведущим пособником. С Гогой уже покончено, теперь надо бы заняться непосредственно самим Крестом.
-- Должок за вами остался прижизненный. Вы кинули меня с Амосом на расправу ментовскую …
-- Что ты, Мочило, кореш, да не в жисть, век воли не видать. Малява же была от Креста. Вот мы туда и отправились. Если знали бы, то ни за что …
Конь частил, до синевы белея лицом. Он оправдывался и сам понимал, до чего неправдоподобно всё это выглядело. Он уже заранее чувствовал, как на горле его смыкаются холодные мёртвые пальцы, и торопился оправдаться, как-то убедить, доказать.
-- Ладно, -- прервал его Булич, -- хорош языком молоть. Отмазаться хочешь?
Конечно же, хотел. Конь этого страстно желал. Можно сказать, с самого детства.
-- Твоя задача – доставить меня, тихо- мирно, в Москву. Подведёшь ко Кресту, а уж дальше – моя забота. Берёшься, или останешься в этом гробу гнить на дне Двины?
-- Ко Кресту сейчас подобраться сложно очень, -- жалобно пояснил бедолага.
-- Значит, предпочитаешь на дно?
-- Нет, что ты, я попробую. Крест сейчас сделался президентом инвестиционно- финансового холдинга «Сатурн-инвест». По заграницам катается. Германия, Швейцария, Штаты. В Москве не так уж часто бывает. Нет, понимаешь, гарантии, что и сейчас он там.
-- Ишь, заразы, как развернулись все. А Блин где? Чёрт?
-- Чёрта за бугром шлёпнули. В Копенгагене. А Блин в Москве должен быть.
-- Задачу я тебе поставил. Как думаешь выполнять?
-- Не знаю ещё. В голове всё смешалось, как в доме Обломовых. Ты, Крест, тот свет … Господи, подскажи, что же мне делать?
-- Главное – не суетись, -- пожалел кореша Булич. – Посиди, подумай, а я пока водочки выпью, с твоего разрешения, потому как из твоего же холодильника. Ты ведь не возражаешь?
Нет, Конь, конечно же, не возражал. Он даже настаивал на этом и, больше того, сам составил боссу компанию, тяпнув стаканчик. За здоровье, сами понимаете, Мочилы.
-- А ты ничего, Конь, нормально держишься. Может быть, я снова возьму тебя к себе. Вместе, представляешь, на Креста пойдём. Плечом к плечу. В руках по автомату. Останутся от Креста лишь клочья. Устраивает тебя такой поворот дела?
Конь кивал головой, но по лицу его, по умершей вмиг улыбке было видно, что всё-таки больше его устраивает «кадиллак» и проценты от продажи роскошных машин. Пусть уж сам Мочило начинает войну, если уж так ему приспичило. Конечно, ничего такого Конь не говорил, да и не осмелился бы так выразиться, но всё отчётливо читалось по выражению его лица и суетливым движениям.
-- Послушай, Мочило, а где ты был всё это время? Ведь тебя же не расстреляли в самом деле в тюрьме? Хотя, вся братва в это поверила. Я как-то не могу … У меня в голове не укладывается …
-- А ты поверь, Конь, и в голове всё основательно уложи. Я побывал в настоящем аду. Жарко там, не приведи Господи.
Булич задумался. Вспомнились ему и утомительные пробежки по колено в песке во время марш-бросков, и операции на Ближнем Востоке, где жарче, чем во многих районах Африки, где приходилось лежать носом в песке, в раскалённой кварцевой пыли, когда по тебе в это время ползает фаланга или скорпион, пальцы обжигает корпус автомата, а над головой жарят трассеры. Разве это не ад, особенно если наблюдать за всем из окна персонального «кадиллака» с витаминизированным охлаждением?
-- Видел я там и мертвецов оживших. Привет тебе передают Слон и Гнусавый. Оба они там. И ещё кое-кто …
Как они тогда его достали, эти призраки- галлюцинации. Они появлялись даже в исламском лагере. Вымотанный донельзя тренировками, Булич перестал обращать на них внимание и, постепенно, они перестали являться. Была ли это какая флюктуация из области демонологии или виноваты были особенности организма, перманентная галлюцинация или наведённая порча, Булич не знал, да и не интересовался. Перестали ему мертвяки являться, ну и слава Богу, спокойней спать. Что тут ещё скажешь?
Конь недоверчиво глянул на босса. Что из его слов правда, а что ложь? Ведь не может же быть, что он действительно выполз из могилы, разрыв изнутри землю, поднялся и отправился искать обидчиков. Не сокрыта ли здесь какая операция неизвестных сверхсекретных организаций? Ведь одно время говорили, что Македонский, Сашка Салоник, вовсе не убит в Греции, а сопровождён в особый тренировочный центр, где готовят его для новых операций против криминального беспредела в стране. А друг и … Тьфу, в любую ведь нелепицу поверишь в наше-то прагматичное время. Ясно одно, что не стоит пренебрегать угрозам киллера. Себе выйдет дороже.
-- Подумал?
-- Что?
От неожиданности Конь выронил стакан из рук и тот упал на резиновый коврик под ногами.
-- Подумал, как меня ты переправишь в столицу? Желательно, как можно быстрее.
-- Затрудняюсь … Может, у Амоса это получится лучше?
-- А где он?
-- Он контролирует поставки из-за рубежа по морю. Товары различные. Мурманск, Архангельск, Онега. Много болтается, то здесь, то там.
-- Слышь, Конь. Мне лишние свидетели ни к чему. При зрелом рассуждении, так и тебе. Нравится и дальше кататься на импортной ляльке, гоняй, но сперва удовлетвори мою просьбу. Дело уже начато, и в контакте со мной – ты. На тебе уже имеется пятно, делай же решительно следующий шаг, а не виляй по-сучьи задом, или ты закончишь дни с перерезанной глоткой, а может и с зарядом картечи в утробе, что тоже, поверь, не подарок. Так что давай. Определяйся.
Машина стояла в просеке между шеренгами елей, высаженных в чётком армейском порядке. На равном расстоянии друг от друга. Неподалёку виднелись одноэтажные кирпичные строения. Может, оттуда кто заметил их, но внезапно зашумели моторы и просека мигом наполнилась шумом рассерженных двигателей. Несколько джипов блокировали просеку, а среди деревьев побежали крепкие ребята с автоматами и помповыми ружьями.
Мелькнула рука и Конь ойкнул. По щеке заструилась кровь. Нож- «бабочка» застыла у «адамова яблока» золингеровской опасной бритвой.
-- Я же тебя предупреждал – без штучек, -- процедил ему яростно в ухо Булич. Клинок легонько чиркнул по коже, рассекая её.
-- Не я это … -- заскулил Конь, часто сглатывая. Из глаз покатились слёзы. – Я ничего не делал. Не убивай.
Из ближнего джипа вылез водила «кадиллака» с помповым дробовиком «Моссберг-500» в руках. Он сделал осторожный шаг к машине.
-- Хозяин …
Он наклонил голову и попытался хоть что-то разглядеть за тонированными стёклами. Внезапно одно из них медленно поползло вниз. Водительское. За рулём сидел Конь.
-- Чего тебе? – недовольно спросил он у телохранителя. Тот опешил. По собственному почину он поднял тревогу, собрал пацанов, бригаду, и с большим трудом, но обнаружил шефа, а тот его столь невежливо встретил.
-- Я … Вот … -- смешался водитель. – Мне показалось, что вам грозит опасность, босс. Я привёл ребят на помощь. Атлас про какого-то мудака в сортире лопочет, который ему башку кастетом расшиб.
-- Не было никакого мудака, -- мрачно ответил, насупившись, Конь. – Атлас сам по пьяни споткнулся и затылок об мойку расколбасил. Я потому и велел его оттуда убрать. Мало ли что подумают, кровь всё же. А самому мне захотелось вот одному побыть, есть повод подумать. Так что свободен, и пацанов отсюда забери. Пускай отдыхают.
-- Хорошо, шеф, -- не унимался квадратный охранник. – Только позвольте мне сесть в машину. Я отвезу вас, куда прикажете.
-- Достал ты меня, в натуре! – Чуть не в полный голос закричал Конь, так как клинок всё сильнее вонзался ему в бок. Уже и ткань пиджака прорвалась. Ещё чуток и по телу заструится ручеёк из его крови. – Да оставь ты меня в покое, пёс!
Сквозь опущенное стекло в окошке машины никого не было видно, кроме бесившегося босса. А вдруг кто там опустился на пол и держит хозяина на мушке? Уж больно он себя нервно ведёт. Но ведь кругом свои, стоит ему сейчас незаметно моргнуть и всё будет понятно. Не даром ведь водитель служил раньше в РУБОПе, дело своё знал и знает, но вот попёрли его оттуда, а здесь ему предложили такие бабки, что лишь последний дурак про принципы вспомнит да откажется. Вот ведь. Коммерческая компания, а сколько приходится шефу нервов тратить, конкуренты опять же, бандиты кругом, утрёт он нос его службе безопасности, покажет настоящий класс бывалого сыскаря.
От слипшихся прядей, по лбу, затем по щеке поползла капля пота, задержалась на подбородке. Квадратный детина скользну по капле глазами. На улице было довольно тепло, но просека-то продувалась насквозь. К тому же в машине гудел портативный, но мощный кондишен, и выступивший пот мог быть только следствием сильнейшего стресса, волнения и опасности.
-- Что, повторять надобно?! – снова закричал Конь, и водила «кадиллака» повернулся, махнул своим помощникам и все они, недоумённо оглядываясь, расселись по машинам. Хлопали, закрываясь, дверцы. Заревели моторы и джипы разъехались, растворились в зарослях. Булич поднялся с пола, глянул сквозь щель поднимающегося стекла вслед исчезающим автомобилям, ухмыльнулся.
-- Ничего у тебя братва, оперативно работают. Нет ли среди них ментов случаем?
-- Попадаются. Платят им там неважно, а у нас «капуста» всегда в избытке. И возможности широкие. Умеющий человек не пропадёт.
-- Догадываюсь. Мы ещё с тобой эту тему перетрём. Пока же давай вернёмся к Москве. Каким образом ты думаешь меня туда переправить?
-- Документы у тебя, шеф, какие-нибудь есть?
-- Имеются, но хорошо бы провернуть всё каким-то другим способом. Я хочу обставить своё там появление с возможно меньшими последствиями. Мы сейчас с тобой, Конь, в одной машине и зависим друг от друга.
-- Конечно, Мочило, я … я всё сделаю как надо, только …
-- … Только не мочить тебя? Успокойся, такой задачи я пока что перед собой не ставил. Гога, Крест, есть ещё пара- тройка товарищей, но это уже из другой, как говорится, оперы, тебя никак не касаемой.
-- Нет, я про другое. Я не знаю, как это сказать, но мне не очень-то хотелось бы резко менять тот уклад, что сложился здесь в последнее время …
-- Понимаю. Тебе жалко лишиться той курочки рябы, что для тебя несёт золотые яйца, все эти «вольво» и «мерседесы»?
-- В общем-то да …
-- Зарос ты жирком, Конь, в последнее время. Успокойся, я постараюсь всю работу сделать своими руками. Слава Аллаху, свою квалификацию я не растерял в том пекле, где в последнее время крутился. Кое-какой багаж даже дополнительно пригрузил. Тебе же, Конь мой добрый, остаётся лишь задача наводчика. Ну, может ещё на шухере постоять. Вдвоём мы обязательно управимся.
-- А … дальше как?
-- Посмотрю я на столичные просторы, тогда и сделаю окончательные выводы. Всё меняется, всё течёт. Без подготовки трудновато урке в уже устоявшееся положение дел вписываться. Хотя, признаться, кое-какие мыслишки уже наклёвываются …
Булич всё время посматривал в окошко. Стекло он не стал поднимать до конца, чтобы видеть окрестности. После внезапного появления бригады коневских горилл обитатели лесополосы проснулись от оцепенения. Щёлкали и пересвистывались невидимые птицы, неподалёку сорока раскачивалась на ветке и о чём-то сердито стрекотала. Внезапно она сорвалась с места и умахнула прочь. И, одновременно с этим, в проёме окна поднялось широкое лицо упорного водителя. Он сумел-таки незаметно подобраться к машине и появился весьма неожиданно. Ствол помповика упёрся в переносицу Булича, глаза которого сузились и остекленели. Конь поперхнулся и, казалось, даже прекратил дыхательный процесс.
-- Извиняюсь, хозяин, что влез в ваш разговор. Но теперь баланс сдвинулся в вашу пользу и кое-что может выглядеть совсем по-другому, в свете, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств.
Держа палец на спусковом крючке, он повернул голову к своему начальнику, но лучше было бы держать Мочилу под контролем глаз. Киллер сделал стремительное движение рукой и телохранитель отшатнулся, оставив помповик в руках Булича. Какое-то мгновение он стоял на коленях, недоумённо глядя в окно одним глазом. На месте второго торчала рукоять ножа- «бабочки», узкое лезвие которого углубилось на всю длину клинка в мозг, сквозь глазной проём. По щеке потекло стекловидное тело, заполнявшее глазное яблоко, перемешанное с багровыми струйками густой крови. Коню показалось, что у водилы сочатся такие слёзы, по ещё одной загубленной окаянными бандитами человеческой жизни. Всё это повторялось не дольше мгновения, после чего телохранитель завалился на спину, раскинув беспомощно руки.
Булич передёрнул затвор. На сиденье вылетел крупный картечный патрон. Рядом никто не появлялся. Скорее всего, неуёмный водитель действовал в одиночестве, понадеявшись на собственный опыт в деле оперативного задержания подозреваемых. Быть может, он ещё не свыкся с криминальным окружением и не стал привлекать в помощь никого из стада «быков». Или не доверял никому, или не хотел выставлять себя на новое посмешище. Так или иначе, но не позаботившись о прикрытии, он лежал сейчас на траве и единственный глаз его был широко открыт. На щеку вскарабкался крошка- муравей и принялся озабоченно ощупывать кожу велина усиками- антеннами.
-- Экий он у тебя неугомонный. Был, -- процедил Булич и показал стволом ружья. – Выйди-ка наружу, да пройдись вокруг. Нет ли тут ещё других доброжелателей.
Максимов- Салех торопливо набрал номер из сложной междугородной комбинации. Такого разворота событий они не предусматривали, ибо считали наиболее «слабым» звеном Москаленку, или Москаленку с его напарником, вдвоём. На то, что Андрей рванёт, не было никаких предположений. Это стало полной неожиданностью.
Разговор между Максимовым и Багаевым вёлся на арабском языке. Кодировать фразы, или действовать с помощью шифрованных записок, не было времени. От потенциальной прослушки можно было защититься лишь таким экзотическим образом.
-- Мы действовали в полном соответствии с намеченным планом, но … как же нам быть сейчас?
-- Что говорит Москаленко?
-- Я накачал его под завязку наркотиками. В данном случае он действительно не при чём. Андрей действовал самостоятельно и с Николаем не советовался о своих намерениях и действиях. Есть ли у него какие свои связи в Архангельске – неизвестно. Но в беседе с Москаленкой выяснились интересные подробности. Оказывается, этот самый Андрей был в прошлом криминальным авторитетом, а не сотрудником безопасности, подготовленным для агентурной работы с организованной преступностью. На самом деле он был настоящим киллером. Работал на солнцевскую группировку. Попал в тюрьму, откуда его вывез Москаленко, чтобы на нём проводить какие-то опыты. Затем …
Эль-Моут не слушал дальнейших слов Салеха. Он опустил трубку. Теперь он понял всё. Это был тот самый Булич, с которым он столкнулся несколько лет назад, проводя операцию по перехвату плутониевых стержней для боевых ядерных установок. Тогда операция прошла удачно, за исключением некоторых моментов. Специально внедрённый на железную дорогу украинский националист Грицко Мелик, сотрудничавший с Особым волонтёрским корпусом, справился со своей ролью великолепно, и даже смерть его не нарушила хода течения операции. Груз ловко подменили и громила Булич остался с носом. Он передал ящик с муляжами покупателю и получил всю причитающуюся ему порцию шишек. Крест и Гога сдали своего человека, вошли в контакт с кавказскими коллегами. Булич получил расстрельную статью, и одним свидетелем стало меньше.
Каким-то непостижимым, дьявольским образом уголовник ускользнул от смертельного приговора. Мало того, он сосуществовал почти год рядом с Эль-Моутом, а тот и не подозревал о двойной натуре волонтёра. Среди наёмников было немало таких, которые старались не афишировать свои достижения в области соревнования с Законом, и шариатские службы закрывали глаза на прошлую жизнь современных янычаров, это своеобразное «пушечное мясо» со знаком «люкс». Их использовали на заданиях, достойных камикадзе Страны восходящего солнца. Что бы Магомету копнуть глубже, но спутник Булича постоянно отвлекал на себя внимание Багаева, невольно отодвигая напарника в тень. Последствия того недосмотра и не заставили себя долго ждать.
Теперь понятна стала и смерть Гоги. Булич, каким-то образом, докопался до истины и убрал одного из виновников своей несостоявшейся смерти. Теперь, выйдя на тропу мести, по логическому развитию, он должен расправиться и с Крестом. И это будет ему, пожалуй, по силам. Подготовка Булича, как убийцы, террориста и диверсанта, была одной из самых высоких в Центре. Москаленко в своё время уверял их, что Андрей проходил обучение в органах КГБ. Ему поверили. Итак, судя по всему, следующий ход Булича будет сделан в столице, в Москве, где он попытается кончить Креста. Только там можно будет перехватить его, используя Креста, как своеобразную наживку. Жертвовать человеком такого уровня было нельзя. За счёт помощи, которую оказывал Афанасий Зябликов, северокавказская диаспора крепко держалась в столице, получая огромные дивиденды от многостороннего сотрудничества. Если Зябликов погибнет от руки Булича, то пострадают в конечном итоге и деятели горских землячеств. Начнётся очередная война мафий. Тамбовско- подольские отморозки постреляют братьев, а милицейский спецназ наверняка поддержит земляков в это смутное время. По всему выходит, что им выгодней выручить Креста, чем пустить всё на самотёк. И делать это надо срочно, сейчас.
-- … Алло! Шеф! Алло! – надрывался голос Максимова из трубки мобильника. Эль-Моут поднял руку.
-- Скоро к вам подъедет Джо, вместе с Боло. Ты, Салех, и Джо, отправитесь в Москву. Я дам вам и адреса, и поручительство. Вас встретят. Найдёте там одного человека. Это президент корпорации «Сатурн инвест». Андрей собирается открыть на него охоту. Ваша задача – перехватить Андрея и уничтожить, если живым взять его будет затруднительно. Понятно?
-- Да. Но … как же быть с Москаленкой и … нашей операцией в Кирове-на-Вятке?
-- Пусть это тебя не волнует, брат. Мы справимся сами, без вас. Москаленку отправляйте в Киров. Фархад будет за старшего. Боло ему поможет. Пусть в четыре глаза следят за Москаленкой. Здесь, на месте, разберёмся с деталями.
Глава 23.
Когда-то «Атлант» размещался в одном из отсеков подвала пятиэтажной «хрущобы», и валялся там лишь проржавевший лист кровельной жести и стояли в ряд несколько разнокалиберных гирь и самодельная штанга, а новоявленные культуристы выстраивались в очередь, чтобы сделать подход к силовым снарядам, владелец же спортинвентаря, Реваз Гинеатуллин, зорко следил за порядком в подвале и очерёдностью.
С тех пор многое изменилось. Грязь, крысы и цементная пыль давно перестали быть непременными составляющими подвала. Сейчас стены здесь были обшиты сосновыми панелями, выкрашены и сверкали зеркалами и галогеновыми лампами. Стены выгодно украшали яркие пятна импортных плакатов с ведущими атлетами мира. Хромированные тренажёры почти уже вытеснили старенький инвентарь, а душевые кабинки перестали быть диковиной и сделались повседневной обыденностью. Единственное, пожалуй, что ещё оставалось от того старого подвального времени, так это очередь к снарядам и тренажёрам, когда страждущие сидели на длинной скамье, дожидаясь, когда освободится вожделенное место.
Реваз выглянул из своей комнатушки, громко названной офисом, хотя, кроме шкафа, стола с телефоном, да пары не новых стульев, ничего там и не было. Сейчас приходилось держать ухо востро. С тех пор, как клуб покинул Котляков со своими сторонниками, Гинеатуллин всё время ожидал неприятностей. Котёл привык считать «Атлант» своим клубом, местом отдыха и трепотни, и навряд ли ушёл бы так легко, если бы не придумал какой пакости. Это в его духе и стиле.
В спортивном зале появились два новичка. Реваз опытным взглядом тут же составил сравнительную характеристику обоим. Первый был одет в широкие штаны из джинсовой ткани, такую же жилетку- безрукавку с многочисленными накладными карманами и выглядывавшую из-под неё чёрную футболку. Широкие плечи и крепкие руки показывали, что обладатель их некогда занимался спортом, но давненько уже запустил себя, и сейчас талия у него скрылась под немалым слоем жира, что выпирал вперёд и в стороны, над ремнём. Впрочем, если товарищу над собой хорошенько поработать, то отложения эти «сгорят» и он вернёт себе нормальную форму.
Второй, молодой парнишка, в сланцах и в футболке, исписанной иностранными словами и символами, не нуждался в коррекции, ну разве что чуть подкачать бицепсы, дельтовидку, мышцы шеи, хотя, с другой стороны, можно оставить всё, как есть.
-- Могу чем-то помочь? – спросил Реваз, ободряюще улыбаясь незнакомцам. Скорее всего, это были потенциальные клиенты, а значит, можно будет чуток подправить дела. С мира по нитке, голому - рубашка.
-- А мы сперва приглядимся, вроде того, как освоимся, -- ответил ему тот, что был помоложе, с короткой причёской и улыбчивым лицом. Говорил он с лёгким акцентом, определяющим принадлежность к южным регионам России – Воронеж или Ростов. Второй даже не повернул головы к Гинеатуллину, разглядывая Домкрата.
Там было на что посмотреть. Домкрат был достопримечательностью «Атланта». Работая в гараже автослесарем, он всё свободное время посвящал бодибилдингу, упорно накачивая мышцы силой. Если говорить по честному, то он мог бы уже состязаться в армреслинге с такими известными силачами, как Великий Арнольд, или Холк Хоган, но такая возможность, увы, не предоставлялась, и он продолжал упражняться с железом. Он даже придумывал для себя специальные упражнения с мешками, наполненными песком, или делал приседания, держа на вытянутых руках двухпудовые гири. Попробуйте сами, и тогда по достоинству оцените силу и упорство Домкрата. Мускулатура рельефно выделялась на его фигуре, но Домкрат не желал успокаиваться и сделал себе специальный пояс, к которому прицеплял «блин» от штанги, и это позволяло ему качать пресс беспрерывно, укрепляя к тому же мышцы спины.
Вот и сейчас Домкрат поднимал и опускал двухпудовку, а «блин» висел на поясе вроде маленького щита. Вдруг он рывком подкинул гирю, она перевернулась в воздухе и полетела вниз тяжёлым чугунным ядром, но силач вновь её ловко подхватил на лету, как игрушку, и снова гиря взвилась под низкий потолок.
Гордиенко присвистнул от восхищения. Было от чего приди в изумление. Домкрат, как опытный актёр, не обращал на новичков никакого внимания. Опустив гирю на металлический лист, он лёг на топчан, закрепил ноги в специальном захвате, и принялся подниматься и опускаться. Правда, при этом он ещё держал за головой две внушительные гантелины.
Андреев призадумался. Если такие парни вздумают поиграть в рэкет, тягаться с ними обычным работягам будет явно не по силам. Но и опускать заранее руки тоже не выход из положения.
Ни для кого не секрет, что спортивная молодёжь – это основной поставщик кадров для обновляющегося криминального мира России. Чисто для примера. Несостоявшийся метрдотель Сергей Михайлов, вместе с накачанными дружками, вздумал собирать дань с таксистов. Через несколько лет группировка Михася была уже самой крутой в столице, и заимела связи даже за границей, где бралась выполнять «заказы».
Вдумайтесь сами, куда уходят все эти бывшие боксёры, борцы, футболисты, штангисты, биатлонисты, то есть спортсмены- силовики, вышедшие в тираж? Те, кто не умеет, по большому счёту, ничего, кроме как выкладывать всего себя в рывке рекорда? Некоторые уходят в тренера или занимаются преподавательской деятельностью в общеобразовательных и спортивных школах, обучая юнцов командной игре, другие пристраиваются сами, занимаются коммерцией, используя наработанные связи, часть опускается на дно, спиваясь до полной неузнаваемости, а оставшаяся часть, без особых способностей и фантазий, уходит в криминальное зазеркалье. Это касается не только профессиональных спортсменов, но и некоторых чрезмерно увлекающихся любителей, особенно это касается доморощенных качков с гипертрофированными мускулами и куриными мозгами. Именно из их среды и выходят «бакланы» и «быки» с пудовыми кулаками, исполнители воли авторитетов.
Не является ли «Атлант» подобием питомника будущих бандитов и налётчиков, кузницей кадров мафии? Для этого и явился Хват сюда, прихватив в качестве подспорья новичка, Юрию Гордиенку. Парнишка был явно не из пугливых, Толик не соврал, да и вида весьма крепкого. Для рейда в тыл возможного противника новичок годился в самый раз. Парнишка не тушевался, а вёл себя вполне естественно, в самой непривычной атмосфере. У Андреева даже зашевелилась мыслишка, не был ли новый водитель неким засланцем из структур правопорядка. Быть может, они тоже решили действовать исподволь, пытаясь выйти на хулиганов?
Насмотревшись на Домкрата, Роман обратил внимание и на других ребят, которые старательно занимались перед стеной, увешанной зеркалами. Они выпячивали грудь, напрягали мышцы, хмурили брови, стараясь выглядеть «круто». Но со стороны эти ужимки смотрелись смешно и Роман от них скоро отвернулся. Вряд ли эти юнцы могли запугать взрослого человека, повидавшего на своём пути немало действительно серьёзных вещей.
В углу, где блистали хромом новенькие тренажёрные приспособления, молча качались ещё несколько парней. Были они смуглые и черноволосые, от усилий покрытые потёками пота. Все упорно трудились над усиленным грузом противовесов, подтягивая и со стуком опуская сверкающие чушки. Тяжёлое дыхание и сжатые зубы показывали, что они уже давненько занимают это место. Но возле их группы не было никого из дожидающихся своей очереди.
Роман вспомнил тот вечер, когда он дежурил с Вылегжаниновым. Два длинноволосых молодых коммерсанта с пластиковыми сумками укатили на такси, а вскоре после этого он нашёл Блондина на дне траншеи, в состоянии бессознательной прострации, с проломленной головой.
Найти бы тех купчишек, глядишь, что-то бы и приоткрылось. Вот только те, в такси, не походили ничем на этих спортсменов. Те были с длинными лохмами, в больших тёмных очках, несмотря на то, что уже вечерело. Постой-ка! А зачем им вечером понадобились затемнённые очки, да ещё после утомительной дневной работы? Солнце уже не слепило глаза нестерпимым дневным блеском, а после дневных забот не до фасонистого выпендрёжа. Но другое дело, если они не желают, чтобы кто-то узнал их. Тогда и длинные волосы вполне могут быть и париками. На короткую стрижку их нацепить не так уж сложно. Андреев и сам не раз применял подобный способ маскировки. Знает, как изменить внешность, походку, усилить отвлекающие детали, применить ложный акцент, высказывания. Опытного человека узнать по одёжке и внешности очень трудно, если не больше того – невозможно. Остаётся уповать на то, что вряд ли эти молодые парни успели стать профессионалами налёта, если это вообще – они. Но обратить внимание на эту группу стоит, да и на весь клуб в целом.
-- Пригляделись? – Вновь появился рядом тот, в белом костюме спортивного кроя, состоявшем из брюк и рубашки с короткими рукавами и открытым воротом. – Разрешите представиться. Я – Реваз Гинеатуллин, учредитель и бессменный ведущий этого учреждения, которое называют и молодёжным клубом, хотя, в первую очередь это всё же спортивный зал. Кому как нравится. Кто что ищет, знаете ли.
-- Кто ищет, тот всегда найдёт, -- вставил свою реплику Юрий, улыбчиво глядя в глаза руководителю зала.
-- Да. Что же ищете вы?
-- Вот. Позаниматься решили. Жирок лишний скинуть, так сказать. А он со мной просто за компанию, -- пояснил Роман. Он решил понаблюдать за «Атлантом» лично. Изнутри.
-- Вот-вот. Дурной пример заразителен, -- подхватил Гордиенко. – Не могу пройти мимо ни одного дела, чтобы не приобщиться к нему. Я сейчас даже затрудняюсь сказать, где я только не был и чем только не занимался. Жаль только, что терпежу не хватает продолжать долго.
-- И бодибилдингом занимался? – спросил с любопытством Реваз, ощупывая взглядом тело собеседника.
-- Приходилось. И штангу толкал, и гирей крестился. А началось всё моё спортивное увлечение после того, как фильм посмотрел, про Котовского, Григория Ивановича. Понравилось та киношка ужасно, куда там мушкетёрам да индейцам. Нашёл в библиотеке книжку о нём и прочитал её, от корки до корки, аж целых четыре раза. Оказалось, что герою гражданской войны сильно помогла система физических упражнений доктора Анохина. Раскопал я эту систему и стал заниматься волевой гимнастикой, но потом забросил. Надоело до чёртиков. Таким уж я уродился.
Юра развёл руками в стороны и, по-шутовски склонил голову в сторону. Реваз отвернулся.
-- Вступительный взнос в клуб стоит триста рублей. Ещё двести за абонемент на месяц. Если разовое занятие, то приготовьте полсотни.
-- Немало, -- присвистнул Юрка.
-- Конечно. Если ты сюда пришёл играться, то детская площадка с песочником имеется во дворе. Совершенно бесплатно. А всякое серьёзное дело подразумевает и серьёзный подход. Большие средства уходят за аренду, ремонт, коммунальные издержки, покупку нового оборудования. К тому же недавно налоги немалые на нашу шею повесили. А ещё пожарники, санэпидстанция, то, сё. Крутись, что называется, как хочешь.
Гинеатуллин, неожиданно для самого себя, вдруг выложил незнакомцам все свои каждодневные заботы и тут же спохватился. И улыбнулся им, но как-то устало. Гордиенко озабоченно похлопал себя по карманам.
-- Не ожидали мы таких расценок тут, паря, -- объявил он сокрушённым тоном.
-- В следующий раз придём не такими пустыми, -- добавил Роман.
-- Ну, -- махнул рукой Реваз, -- на первый раз позанимайтесь «за так». Не зря же вы сюда пришли.
-Вот это добре, -- обрадовался Гордиенко и скинул с себя широкую футболку. Оставшись по пояс голым, он направился в угол, где стояли на упорах или просто лежали штанги, сделал для разогрева несколько приседаний и широких взмахов руками. Затем поднырнул под штангу и, крякнув, рывком поднял её. Переместившись чуть в сторону, Юрко опустился на корточки. Штанга легла на плечи, врезавшись грифом в кожу. По лбу побежала первая струйка пота. Юнцы, «надувавшие щёки» перед зеркальной стеной, сгруппировались поблизости и обсуждали теперь, поднимется ли сам новичок или ему потребуется коллективная помощь. Сам Роман тоже застыл во внимании. Если его напарник хоть каким знаком выразит сомнение в своих силах, то он сразу поспешит ему на выручку.
Гордиенко собрал губы в бесцветную ниточку и вдруг стремительно поднялся, не показывая, как это ему даётся тяжело. На плечах его сейчас висело не менее девяноста килограмм, а может и более центнера. Без всякого отдыха Юра сделал ещё несколько приседаний. И «поставил» штангу на место.
-- Есть ещё порох в пороховницах, -- подмигнул он юнцам и направился к группе, всё ещё сидевшей на тренажёрах. Они, казалось, не заметили появления пришельцев и старательно накачивали мышцы предплечья, наружные косые мышцы живота, длинные спинные мышцы, а также целые группы мускулатуры.
-- Принимайте, братки, меня в свою компанию. Попробую я и вашу технику освоить.
Улыбка Юрия стала ещё шире. Он даже, казалось, начал весь светится от доброжелательности. А может, это был отсвет люминесцентных ламп на капельках пота, что выступили из пор разгорячённого тела.
-- Подождёшь, -- бесстрастно ответил ему один из занимающихся, глядя чуть в сторону раскосыми глазами.
-- Рад бы подождать, да дефицит времени больно уж тревожит. Мы с приятелем заскочили сюда ненадолго. Узнать хотели лишь, что здесь да как. А хозяин разрешил пробу снять с этого заведения, чтобы, значит, знать, за что мы к завтрашнему раскошелиться должны. Отдохните пока, хлопцы, а я тут у вас минуту- две, максимум – три, всего-то отниму. Проведу, так сказать, силовую дегустацию.
-- Отскочь, -- заявил второй брюнет, качавший мышцы груди и плечевого пояса. – Когда мы уйдём, тогда и опробуешь.
-- А вон, -- не успокаивался Гордиенко, -- один из станков свободен. Так я на нём и поработаю пока.
Он попытался протиснуться мимо негостеприимных товарищей, но один из них вдруг вытянул ногу и Юрко едва не упал, зацепившись за неё. С трудом он сохранил равновесие, для чего отступил назад.
-- Ну, хорошо, коли вы так настаиваете, то и мы усердствовать не будем.
Он улыбнулся, оглядел внимательно всех и каждого из негостеприимной компании, после чего направился в комнату с умывальниками. Андреев всё это время оставался в стороне молчаливым свидетелем. Он достал из кармана записную книжку и что-то быстро черкал там автоматической ручкой.
-- Ребята хотят казаться дюже серьёзными, -- заявил Гордиенко, когда они с Андреевым вышли из зала на улицу. – Впрочем, они могут быть действительно опасными. Если соберутся дружной компанией, да будут иметь хорошую физическую подготовку, то … могут наломать дровишек.
-- Они здесь вряд ли пользуются популярностью, -- добавил Роман. – Я понаблюдал за реакцией на их демарши остальных спортсменов. Они явно сочувствовали нам, были на нашей стороне. Чувствуется, что в клубе назревает конфликт. Какое место в нём занимает руководитель? Судя по тому, как он исчез из зала в напряжённый момент, то он решил занять нейтральную позицию. С одной стороны вроде как прикрывает тех парней, возможно – земляков, с другой же – не желает быть замешанным в активных действиях.
-- Я не я и лошадь не моя. Но, рано или поздно, ему придётся определяться.
-- Вот именно. К тому же не надо выпускать из внимания ещё одну компанию.
-- Это ещё кто? – удивился Гордиенко.
-- Тот самый Котляков, что навёл нас на «Атлант». Они тоже ошиваются где-то поблизости, а значит, в этом деле имеется и их интерес. Они ещё могут попробовать отыграться на нас.
-- Это ещё им зачем?
-- А я тут недавно немного надавил на него. Котляков из той породы людей, что признают лишь силу. Вот я ему и показал, что на старуху найдётся проруха. А он осерчал. Грозился разыскать.
-- Пускай попробует. Я тебе, Рома, всегда помогу.
-- Спасибо, конечно. Но с подобными сопляками я и сам в силах справиться.
-- А, кстати, не похож ли вон тот молодец на предмет нашего сейчас разговора?
Роман обернулся. С тыльной стороны дома как раз выходила компания молодёжи. Впереди всех важно шествовал Котляков. Руки он держал в карманах спортивной куртки, отчего она сильно натянулась. Желваки мерно двигались, а глаза лениво скользили по зарешёченным окнам полуподвала, в котором обосновался «Атлант». Он ещё не заметил таксистов, но кое-кто из компании за его спиной уже пялил глаза в их сторону. Андреев с Гордиенкой не успели отойти от металлической двери с эмблемой клуба, и группа двигалась прямо на них.
-- Он самый, -- спокойно объявил Андреев.
-- Лёгок на помине. К тому же я не стал бы заострять внимание на его склонности к добру и филантропии по причине полного отсутствия малейших признаков оных. Да и его орлы явно подражают своему неформальному лидеру.
Наконец Котёл соизволил заметить посторонних рядом со входом в клуб. Сначала глаза его безразлично скользнули по лицам таксистов, ног тут же он остановился. Понятно было, что Генка узнал своего недавнего обидчика. Вперёд выдвинулся невысокий парнишка с длинными руками и узким безгубым ртом.
-- Постой, Ништяк, не спеши.
-- Так мы же в клуб намылились. Ты чё, Котёл? А вдруг чёрные опять слинять успеют? Долго мы ещё гоняться за ними будем?
-- Нишкни. Дело у меня есть тут.
Котёл просверлил взглядом невозмутимого Андреева, который покачивался перед ним с пяток на носки и спокойно ожидал всю компанию, держа руки в карманах джинсовой безрукавки.
-- Ты чё, Котёл? Не эти ли чудики тебя остановили? – Паренёк не унимался. – Так я сейчас им гаркну, их и след простынет …
-- Ну, водила- мудила, вот и встретились мы с тобой, -- рот Котла разъехался едва не до ушей. Он отодвинул рукой Ништяка в сторону и шагнул вперёд. – Обидел ты меня тогда по-чёрному, за это и ответишь тут, прямо на месте.
-- В зоне тебя ещё не так обидят, -- ответил ему Роман. – Но не переживай ты так-то сильно. Ты от этого только выиграешь, ещё и подарки на восьмое марта дарить будут – помаду и ажурные трусики пятьдесят шестого размера. Похоже, Котёл, ты успокаиваться не намерен и продолжаешь бузить. Ну что ж, я тебя предупреждал, помнится …
Котляков сперва опешил от такой наглости, но тут же собрался и прыгнул к обидчику, выхватывая из кармана кулак с нанизанным на него шипастым кастетом. От такого удара кость ломается, как сухой валежник. Кулак метнулся вперёд, целясь в грудь обидчика, но вдруг Генка взвился в воздух и грохнулся всем телом об асфальт. Брызнул сноп искр, внутри что-то ёкнуло и дыхание надолго спёрло.
Первым очнулся от ступора неожиданности Ништяк, заорал что-то невразумительное, но очень воинственное, и кинулся на водителей. За ним бросился Буга, Репа, Буль, все остальные. Ловкими короткими ударами Андреев и Гордиенко отбросили нападавших назад и отступили к стене дома сами. Парни откатились. На месте остался Буль. Он стоял на коленях и тряс головой, как трясёт собака, желая освободиться от клещика, оккупировавшего ухо. Из разбитой губы веером разлетались капли крови.
-- Камнями их … кирпичами … -- отдышался наконец Котёл и первым запустил обломок кирпича. Водители прикрывали лицо руками, но в стену ударил один камень, второй и … обстрел прекратился. Запас метательных снарядов, не успев толком начаться, сразу и иссяк. Здешний дворник слишком добросовестно относился к своей работе.
-- Ну, что же вы, -- повернулся к своим Котёл. – Перед двумя таксёрами спасовали? А ещё собрались чёрных месить. Зассали? Ну, так я сам!
Теперь он уже двигался гораздо осторожнее, не летел бездумно вперёд, надеясь лишь на собственную силу и неудержимый напор. Теперь он знал, что перед ним опытный противник. Вооружённый кастетом кулак Котляков держал у живота, готовый в нужный момент толкнуть его вперёд молниеносным выпадом. Перед походом ударом этого кастета он демонстративно, перед своими, легко расколол белый силикатный кирпич, какой каратисты не баловали выбором для своих тренировок, ввиду его особой прочности.
К зарешёченным окнам, изнутри, приникли бледные пятна лиц. Спортсмены- качки выглядывали наружу. Видимо, они услыхали крики Котла и его приятелей. Кое-кто из жильцов выглядывал из окон своих квартир. Самый любопытный свесился с дальнего балкона, высматривая подробности. Двор мигом стал похож на арену римского Колизея, времён гладиаторских сражений. Из соседнего подъезда высунулась было старушонка с белой визгливой собачонкой. Но, сообразив мигом, что для прогулки их выбрано не самое лучшее время, тут же ретировалась обратно, погрозив на прощание батогом неизвестно кому, то есть всему злому миру.
Сделав обманный выпад, Котёл, что есть силы, ударил Роману в голову, но тот увернулся и кулак, со страшным треском, въехал в панельную стену. На головы драчунов даже посыпалась щебёнка с балкона второго этажа, что нависал над головой. Роман стремительно дёрнулся в сторону, поднимая руки для ответного разящего удара, и вдруг почувствовал, как в спину вонзился раскалённый штырь. Началось! Он плечом опёрся о стену, чтобы не упасть.
Не успел Котляков отскочить, как за него взялся Гордиенко. Двумя- тремя стремительными ударами он вывел Котла из равновесия, метнулся молнией, очутился у него за спиной и наступил ему сзади на голень. Котёл рухнул на колени. Юрка обхватил его за горло рукой и перехватил руку с кастетом. Котёл захрипел. Он рванулся, но капкан из рук держал его крепко.
-- Погодь немного, -- зашипел ему в ухо Гордиенко. – Мне твоя железка понравилась ужасно. Давно такую мечтал в металлом отправить, да всё недосуг было. Теперь, кажется, так и сделаю.
Репа попробовал достать его ногой, но Юрка повернулся столь ловко, что котляковская вооружённая рука попала Репе в живот, и тот покатился по земле. Ништяк и Буль одновременно навалились на Гордиенку с Котлом, все вместе кучей покатились по земле. Юрко ещё успел увидеть, как Андреев слабо отражает удары Бугая и ещё одного лопоухого «героя». Почти что в полёте падения Гордиенко врезал головой в бок Булю, а ребром ладони ударил Ништяка по горлу, но всё же промахнулся. Ништяк вцепился в руку, которой он продолжал сжимать Котла. Буль откатился в сторону и возился там, пытаясь, снова и снова, подняться на ноги. Котёл бешено махал кастетом, пытаясь зацепить Гордиенку, но тот уже переместился за его спину и ещё отмахивался от поднявшегося-таки Ништяка.
Котёл собрался с силами и затылком ударил противника. Кажется, хватка того сразу ослабела, и он ещё раз ударил. Позади послышался глухой стон. И вдруг Котёл, собравшийся врезать в третий раз, взлетел вверх и тяжело хлопнулся на землю. Из разжавшегося кулака вылетел металлический кастет и звякнул о бетонный бордюр. Рядом стоял Андреев. В стороне лежал Бугай и стонал. Поза у Хвата была какая-то слишком напряжённая, вынужденная. Он весь скривился от боли. Удар ногой дался ему очень тяжело.
Гордиенко легко стряхнул с себя присмиревшего Ништяка, и толкнул его на двинувшегося было навстречу Репу, с физиономии которого капала кровь. Оба качка упали, запутавшись в конечностях друг друга. Пока они возились там, Гордиенко очутился рядом с Романом и поддержал его. Тот тяжело повис на плече приятеля. Чувствовалось, как его крутит от спазм боли.
-- Попало? Куда? – спросил тревожно Юрка, стараясь не выпускать из виду и котляковскую кодлу. На первый взгляд Роман пострадал куда меньше самого Гордиенки. Из разбитого носа того густо струилась кровь, но Юрка не обращал на неё внимания. Кажется, его напарнику, Хвату, досталось по-настоящему крепко.
-- Спина … -- с трудом ответил Роман, навалившись на своего молодого спутника. – Это у меня уже давно … так. Опять схватило. Сильно-то как!
За это время Котёл успел собрать вокруг себя свою сильно потрёпанную «армию». Бугай потирал голову, Репа и Буль чистили о свою одежду окровавленные ладони, Ништяк держал себя за бок, ещё двое готовы были вообще драпать отсюда, но боялись гнева старшего. Сам Котёл явно собирался продолжить разборку.
Вдруг громко хлопнула металлическая дверь и наружу высыпала ватага спортсменов. В проёме двери показался Реваз. Рядом с ним, плечом к плечу, встали Домкрат, Арнольд, ещё кто-то из ветеранов. Вышли и те, что держались отдельной кучкой, брюнетистые.
Котёл тут же передумал продолжать схватку. С гордым и даже заносчивым видом он кивнул на таксистов.
-- В следующий раз я отделаю их ещё сильнее. Пусть знают, как связываться с Котлом. Мне ещё кое с кем придётся посчитаться. Я им не завидую. Мы ещё встретимся.
Высказавшись, Котёл повернулся и увёл свою шайку, потирающую ушибы и ссадины. Гордиенко пошарил глазами по земле, но кастета на обочине уже не было. Кто-то из ушедших изловчился прихватить опасную железку с собой.
-- Что тут произошло? – вперёд выступил Реваз. – Помощь вам нужна?
-- Спасибо, -- ответил Юрка. – Вот человеку плохо сделалось. По спине попало. Может, ему у вас посидеть пока?
-- Нет-нет, -- слабо ответил Роман. – Я отправляюсь домой.
-- Подожди меня, -- попросил Юрка. – Я только лицо сполосну. А то как-то неудобно перед населением за свой такой неджентльменский вид.
Андреев прижался спиной к стене дома. Кое-как он принял спокойный вид, будто ничего только что и не было. По одному, спортсмены уходили внутрь зала, обмениваясь на ходу впечатлениями о драке. Юнцы уже демонстрировали друг другу косые удары, апперкоты и свинги, какими они ловко бы отбивались от многочисленных врагов, если бы те вдруг откуда-то сейчас взялись.
Осталась только троица парней восточного типа. Они смотрели на Романа с презрительной усмешкой. Если человек не может защитить себя сам, достоин ли он уважения? Обменявшись несколькими фразами, они тесной группой двинулись прочь, придерживая на плече сумки со спортивной амуницией. Спина крайнего справа была похожа на спину того коммерсанта, что залезал в салон «Волги» Вылегжанинова. Неизвестно почему, но Роман был в этом абсолютно уверен. Он даже шагнул было за ними, но новая вспышка боли откачнула его обратно, к стене. Голова заныла. В неё тоже отдавалось от позвоночника, семафорившего красным глазом боли. «Опасность для здоровья!».
-- Роман.
Это рядом появился Гордиенко. («Хороший, всё же, паренёк»). Глаза Романа закрывались, но он заставил себя выпрямиться.
-- Пойдём, я помогу тебе добраться до дома.
-- Пошли. Кажется, я скоро уже оклемаюсь.
Они шагали по двору. Гордиенко крепко держал Романа за локоть, а второй рукой полуобнял его за обширную талию. Чувствовалось, как осторожно ступал Андреев, опасаясь снова ощутить позвоночник.
-- Вот видишь, Хват, а ты хотел сам разделаться с этой шайкой хулиганов. Чем это они тебя? Я ничего не успел заметить.
-- Это уже давно … Досталось мне … Говорят, что против лома нет приёма … Я испытал это на собственной шкуре … Признаться, штука малоприятная.
-- Представляю. А … как это выглядело? Вроде бы ты не из тех, что подставляют левую щёку после удара по правой. Да и на руку скорый.
-- Это раньше я был скорый, но, как оказалось, недостаточно …
-- Интересно. Хотел бы я посмотреть на человека, который сумел скрутить Хвата.
-- Человека? А если это был и не человек вовсе?
-- Что ты этим хочешь сказать? А кто это был? Собака, обезьяна, или, может, киборг из безумного триллера?
-- Вот-вот. Ты попал в самую точку.
-- Что? Тебя покалечил робот?
-- Не цепляйся к словам, Юра. Мне не до разговоров, до дома бы как-то добраться. Не знаю, смогу ли на смену выйти. Ты там с ребятами поговори. Созвонимся, а теперь мне бы только до кровати доползти.
Гордиенко поймал частника, довёз Хвата до самого дома и сдал на руки жене, маленькой женщине, что сразу заохала, глянув только на лицо мужа, бледное от нутряного напряга.
Сам же Юрий покатил на автобусе в Победилово, в гостиницу, купив по дороге продуктов на ужин. У дежурного администратора ключа не оказалось. Значит, Королёв уже вернулся. Юрко отправился в номер.
-- Ну-ка, повернись, сынку. Экий ты смешной стал … А если серьёзно, то что случилось на этот раз, друже казак?
-- Участвовал в боевой стычке. Вместе с неформальным лидером таксопарка Романом Андреевым, мы схлестнулись с местной шпаной. Пришлось позволить им слегка подпортить нам внешний вид. Не демонстрировать же всему миру владение элитными приёмами русбоя и элементы подготовки пластунской сотни. Уж слишком много народа глазело на нас.
-- Обязательно было влезать в самую гущу событий?
-- А как же? Мы же не на отдых сюда приехали, а разыскивать боевого товарища. Для этого всякий метод себя оправдывает.
-- Но не размахивать же кулаками перед шпаной, -- вздохнул Королёв. – Что это тебе дало, кроме синяков да шишек?
-- Кое-что всё же выяснилось, -- заметил Гордиенко, скидывая футболку с бурыми пятнами на груди. – Во-первых, выяснилась, по моему убеждению, причастность некоей группы к нападению на водителей- таксистов, во-вторых, меня чрезвычайно заинтересовала личность самого Хвата. Это кличка Романа Андреева, то есть прозвище. Суровый мужик. Что-то за ним есть необычное, но рассказывать свои секреты он не спешит. И, наконец, в третьих …
-- А в третьих, предполагаю, душу отвёл кулаками, -- докончил паузу Королёв.
-- А что? Тоже неплохо. Думаешь, зря, что ли, раньше предки наши выходили друг на дружку, то есть стенка на стенку. Специально делали так, чтобы выгнать отрицательные эмоции без вреда для близких людей.
-- Ну, так что, отвёл душеньку? Успокоился?
-- Отвёл … а у тебя как дела?
-- Всё вокруг да около, -- вздохнул Королёв. – Не могу никак зацепиться в нужном месте. По городу вот топаю. Скоро все подошвы стопчу, а всё без толку. Один кулаками махать горазд, другой по городу вензеля ногами выписывает. Р-р-работнички.
Королёв в сердцах сплюнул. И отошёл к окну. Ветка тополя покачивалась перед самым стеклом, успокаивая казака. А дома-то небось жинка вся забегалась. Хозяйство-то большое, попробуй одной управиться. А мальцы? Помогают матке, или носятся по станице, как оглашенные … Да не может такого быть. Растут добрые работники, дело своё знают.
-- Ну, что случилось-то опять, горе ты моё луковое?
Любаша коснулась горячими руками колючей мужниной щеки. Тот только вздохнул. В руках он держал чашку горячего какао.
-- Ничего страшного, Люба. Видимо, повернулся неудачно, спину прихватило, мочи не стало. Вот паренёк из гаража нашего, новичок, до дому самого доставил. Завтра, наверное, отгул возьму, отлежаться надо бы.
-- За кого ты меня принимаешь, Роман батькович? А этот синяк, а ссадины на пальцах? Признайся, что ты подрался, как хулиганствующий школяр, прогуливающий уроки.
-- Уроков я никогда не прогуливал, а что касается ссадин, то ты права, дорогая ты моя мисс Марпл, тебя действительно невозможно провести.
-- Не мисс, а миссис, уже второй год, и это во-первых, а во-вторых … какого чёрта ты лезешь во все эти дела?
-- Любаша, погоди, не кипятись. Ничего ведь страшного-то не случилось. Подумаешь, врезал там одному, получил сам зуботычину. Делов-то.
-- Но ты опять забываешь о своей спине, о повреждённом позвоночнике.
-- Ну, спина, ну, что – спина? Я каждый день надеваю жёсткий корсет, как раздобревшая дама. Что со спиной сделается, в конце-то концов? Я теперь, Любаша, «человек в футляре». Помнишь, у Чехова?..
-- Но ты же едва добрался до дома. Тебя принесли чуть не на руках!
-- Не надо преувеличивать, Люба, я сам пришёл. Ну, ладно, товарищ меня чуть поддерживал. И только. Если честно, то я мог бы и сам добраться до дома, он это так, на всякий случай. Мало ли, опять те хулиганы появятся. А спину уже и не болит вовсе. Говорю, что повернулся я просто не совсем удачно, излишне резко.
-- Я смотрела твою спину, Рома. Корсет лишь фиксирует положение. Тут дело в другом. Последнее время ты слишком активен, влезаешь во все дела у вас в парке. Ты, наверное, не знаешь, что многие болезни случаются от нервов. Поверь мне, Рома, что наша нервная система, это природная приёмо- передающая антенна. Мудрецы древности и йоги сегодняшних дней голодали по несколько месяцев и вели при этом достаточно активную жизнь. С точки зрения физиологии это невозможно, такого просто не может быть. Но они, каким-то загадочным образом, смогли задействовать нервную систему для приёма энергии эфира, то есть питались, получается, воздухом, пространством. Чистой энергией Космоса. И жили. Но нервная система принимает не только положительную энергию, но и отрицательную. Тогда человек начинает болеть и сохнуть, даже без видимых, казалось бы, причин. Всё валится из рук, ничего не получается …
-- Помилуй, Любочка, не думаешь ли ты, что сегодня на меня навели порчу? Или, как его там, сглазили?
-- Чаще всего сам человек наводит на себя же самого порчу своими тёмными думами, отрицательными эмоциями или тяжёлыми переживаниями. И всё это выливается ответной болью, особенно – в повреждённых, слабых местах. У кого постоянно болит голова, у кого сломанная или травмированная конечность. У тебя вот – позвоночник. И это намного опасней. Дело может закончиться частичным, а то и полным параличом, если ты не перестанешь гробить себя сам!
-- А что я могу сделать, Люба? Бросить всё? Уволиться? Но ведь надо же нам как-то кормиться? Одеваться?
-- Но можно же заниматься чем-то другим, не столь опасным?
-- Наверное, можно. Но я не могу сейчас бросить ребят. Они, а точнее – все мы, в сложном положении. Новый хозяин, хозяйчик из Казани, специально выдавливает ребят, чтобы прикрыть лавочку, распродать машины и положить денежки себе в карман.
-- Ну и что? Пёс с ним, свет ведь не сошёлся клином на этом таксопарке. Любой из таксистов легко найдёт себе другую работу.
-- Может быть и так, Люба. Даже скорее всего – так. Но дело-то в том, что большинство из них слишком долго там проработали. Они считают, привыкли считать парк своим вторым домом. А тяжело, очень тяжело, когда кто-то чужой, пришедший со стороны, с грязными ногами, начинает выживать тебя из этого дома, гасит свет, подстерегает в тёмном коридоре, чтобы накинуть на шею удавку …
-- Что ты говоришь, Рома? Какая удавка? Ты не преувеличиваешь с метафорами?
-- Удавку набросили на шею Олегу Клюкину. Избили Безенчука до такой степени, что он вышел на инвалидность. Но ты ведь ещё не знаешь последних событий. Лёха Вылегжанинов лежит в реанимации. Такие вот у нас в парке дела.
Любаша обняла Романа, прижалась к нему и заплакала. Она жалела его, такого большого и сильного, и в то же время ранимого, выбитого из колеи серией переживаний.
Роман поглаживал ей волосы и думал. Думал о жизни, о событиях, которые постоянно не давали ему оставаться в стороне. Когда-то он, точно так же, не захотел отступать и попробовал вывести на чистую воду дельцов в армейских погонах, которые надумали поставлять афганский героин в Россию, миную границу со всеми её таможенными постами. Эти гады прятали наркотики в цинковых гробах, «груз-200», которые поступали в Союз из братского, тогда ещё, Афганистана, пронизанного насквозь метастазами войны во всех её дьявольских проявлениях.
Не один год провоевал капитан, спецназовец ГРУ Баландин, обходил самые хитроумные ловушки врага, но его подловили свои же, «оборотни» в армейских мундирах. Уже в Москве, где он начал, точнее – собирался обивать пороги служб безопасности, машину его взорвали. Он ехал тогда вместе с товарищем. Именно на того и пришёлся основной удар, и, когда Роман очнулся в госпитале, то обнаружил, что неподвижно лежит на койке с зафиксированной гипсом спиной. Потом уже вдобавок ещё и оказалось, что в суматохе их с другом перепутали. Того уже успели схоронить под фамилией Романа, а ему присвоили имя товарища. Понял тогда Рома, что шли за ним недруги по пятам, просчитали каждый его шаг и, в нужный момент, перехватили. Затаился тогда Рома, решил переждать, не поднял шума о врачебной ошибке, а потом, когда малость в себя пришёл, обратился к одному из старых, проверенных приятелей и тот его направил подальше от столицы, с её подпольными интригами и закулисными, к некоему Москаленке. Тот тепло принял спецназовца, обласкал его всячески и устроил в охранное агентство «Норд Хаус», со странной спецификой задач. Роман долго присматривался к новым товарищам, пытаясь определить, кто из них чего стоит. Все были себе на уме, у каждого была за душой своя тайна, своя история. Большинство участвовали в боевых действиях, как он, как Скляр Костя или Владимир Веселовский. Громов Вася был кадровым сотрудником органов безопасности. Совсем уже было Роман собирался рассказать Громову о неких делишках группы «Чёрный Тюльпан», как называли себя наркодельцы, как началась вся та катавасия. Погиб Громов, Веселовский, а потом началась совсем уж смертоубийственная кутерьма, больше похожая на мясорубку, нежели на тайную войну профессионалов. Как он вырвался оттуда живым, Роман до сих пор считал чудом. Вовремя ему вспомнился ход, когда их перепутали с товарищем, который, на свою беду, вызвался помочь ему. Добрался тогда Роман Баландин, с большим трудом, до явочной квартиры, нашёл бланки документов, деньги, оружие. Сделал себе новый паспорт, стал сначала Булендиным, а потом и вовсе взял фамилию жены. Мол, детдомовец, фамилия была случайная, а теперь хоть будет самая настоящая, потомственная.
Выходила Любаша мужа своего, а он снова упорно, себя не жалея, в новую переделку лезет, как неразумный кутёнок. Судьба что ли у него такая или нрав неуёмный? А может плюнуть на всё, взять да уволиться? Кстати, и сослаться есть на что – позвоночник, мол, работать в полной мере не дозволяет. А дальше что? Так и бегать, от малейшей жизненной встряски? А что будет с мужиками, что так сделались ему близкими за последние месяцы? Как быть с Тузом, находящимся под следствием? Что он скажет Блондину, который очнётся вскоре и спросит о Хвате? Скажут ему ребята. Мол, уволился Хват. Что он подумает о нём, какими словами?
Любаша слушала, как вздыхает и ворочается Роман, выискивая позу, в какой позвоночник не будет его беспокоить. Ну что тут поделаешь? Уже и Роман уснул, задышал мерно, а она всё не спала, даже всплакнула немного и прижалась к нему, руку на грудь осторожно положила. Не просыпаясь, Рома обнял супругу и она тоже уснула, положив голову ему на плечо.
Котёл врезал кулаком в подушку так, что над постелью поднялось облачко пыли. Проклятье! Он снова, в который уже раз, облажался. Только сейчас при полном наборе своих приятелей. Они не смогли справиться с двумя таксистами. Подумать только! Ещё со школьной скамьи Генка имел репутацию грозы всего района. Его боялись не только сверстники и одноклассники. Ученики старших классов предпочитали не связываться с Психом. Так его называли за спиной. Тогда он пускал в ход кулаки за день раз по десять, а то и больше, пока авторитет его не утвердился окончательно. Как-то раз группа девятиклассников подстерегла его, учащегося седьмого класса, в тёмном переулке, но он не побежал, как они думали, а принял бой. В конце концов бежали все они, а Генка остался стоять, с разбитым лицом, порванной рубашкой и окровавленными кулаками. По большей части кровь на них была не его. С тех пор с ним не пытались разделаться столь прямо. К тому же появилось окружение из дружков- приятелей. После школы часть из них разлетелась, кто куда – одни ушли в армию, другие отправились учиться дальше. Генка был у матери один – «кормилец» - и его в армию не взяли. А тут Генка прослышал про «Атлант» и они, всей шоблой двинулись туда. Был он там в авторитете, слушались его наравне с Аттилой. Потом он попробовал зарабатывать бабки, с лёгкой руки одного полковника. Всё чин-чинарём, помог им тот полкан получить лицензию и стали они охранниками престижного района. Надели жилетки камуфляжные, прицепили в поясу дубинки, бейджики, всё как полагается. В кармане зашуршало. Матери купил норковую шапку и зимние импортные сапоги. Пацаны за ним были готовы в огонь и в воду. Даже Аттила начал заискивать. В кабак приглашал, угощал на свои. Подвернулся тогда им тот фраер долбанный, всю малину обгадил, козёл. С того и пошло, и поехало. Нашёл он, правда, того чувачка, котелок ему раздолбал, всё припомнил, а толку? Полковника того дом сгорел, команда ментовская их целый месяц мотала. Хорошо хоть того чувака на них не повесили. И то Аттила им помог разобраться с тем делом. По старой памяти сунулся Генка в клуб обратно, однако же той, давешней дружбы уже не получилось. Конечно, отчасти и сам Котёл виноват. Он чувствовал себя равным по авторитету с Ревазом и не скрывал этого, а тот говорил, что начал дело один и один руководитель у клуба будет и дальше. Мол, знай Котёл своё место. Кто хочешь ведь злиться будет. А тут ещё эти обнаглевшие новички, земляки Аттилы. Откуда он их только выкопал? Они с первого дня вели себя в клубе по-хозяйски. Будто они это всё здесь построили, а остальные оказались в роли гостей нежданных. « Опоздавшим – кости!». Но эти-то, борзота!.. Святой терпение потеряет, и Котёл, естественно, сорвался. А его за это из клуба попёрли. Мало того, начистили морду прямо на дому, да кто – таксист, мужик сраный. Допытывался, падло, про пассажиров. Какое Котлу дело до его клиентов? А сегодня вот те же таксёры опять ему рыло начистили.
Руками Генка ощупал ноющую челюсть и чуть не завыл с досады. Положим настучали ему по чайнику, с кем не бывает, но ведь у парней же своих на глазах. Как теперь он на пацанов своих посмотрит? Да в следующий раз они просто разбегутся от него. Надо сохранить команду, а для этого необходимо срочно что-то придумать, сделать неожиданный ход.
Стоп. Таксисты. Как они оказались у «Атланта»? Помнится, тот, деловой, допытывался у него о чёрных, Руслане, Муслиме и остальных. Уж не по их ли душу приходили те водилы? Тогда получается, что зря Котёл сунулся туда раньше времени. Быть может, таксёры наехать планировали на ту ватагу черножопую. Вот это дело! Таксы парни не промах, кулаками машут будь здоров, Котёл это на своей шкуре почувствовал. (Генка ещё раз потёр ноющую челюсть). Да и казанские не лыком шиты. Сойдутся, только пыль полетит. А как дела свои скорбные закончат и начнут синяки подсчитывать, вот тут-то Котёл и нарисуется со своими орлами. Вломит по полной программе и тем, и другим. По самые помидоры! Вот тогда-то у Генки Котлякова авторитет не только восстановится, но и возрастёт многократно. Казаньщики из Кирова к себе уползут, таксисты хвост подожмут, Ревазу деться некуда, придётся ему открыть перед Котлом со-товарищи двери клуба. Может, и место уступить придётся, но тут Генка ещё подумает. При таком-то авторитете он себе место может и лучше присмотреть, станет большие бабки бомбить. С ним им придётся считаться!
Настроение потихоньку выправилось. Генка сложил подушку вдвое и уткнулся в неё головой. Глаза закрылись сами собой …
Глава 24.
На следующее утро водители окружили Гордиенку. Каждый спешил узнать подробности их похода.
-- А где Хват? Почему он не пришёл?
-- Что же вы видели?
-- Кто расписался на твоей физиономии, Юрко?
-- Не все сразу, мужики, -- крутил головой с разноцветным «фингалом» Гордиенко. – Докладываюсь по полной программе. Осмотрели мы с Романом этот самый клуб. Обычный спортзал, народ там железом качается, только шум стоит. Обычные вроде ребята, мальцов много…
-- А в рыло кто заехал? – Заржал один из водителей, небритый субъект с окурком, зажатым в жёлтых щербатых зубах. – Мальцы те самые?
-- Нет. Мальцам не до того было. Они на себя в зеркало глядели, старательно поднимая железки. Другие охотники нашлись. Шпана там местная появилась.
-- Не они ли нас стоптать пытаются? – Спросил другой водила, в расстёгнутой ковбойке и самодельной шляпе, искусно сложенной из обычного газетного листа.
-- Тоже не они. Просто Роман успел «пообщаться» с ними накануне. Не слишком, по их общему мнению, вежливо. Вот они и воспылали негодованием.
-- … И накостыляли вам по первое число, -- Опять вставился в разговор небритый. Другие водители накинулись на него и вытолкали из круга. Выплюнув окурок, он сунул руки в карманы грязных замасленных штанов с отвисшими коленями и направился к гаражу, где стояла на яме замызганная «Волга» с поднятым капотом, вся в грязных разводьях.
-- В общем, прогнали мы тех подонков, навешали им, вместе с Романом, достаточно. Только вот и Рома пострадал. Со спиной что-то. Отвёз я его домой. Вот он и хочет сегодня отгул взять, да отлежаться. Иначе на больничный идти придётся, а это лишняя волокита.
-- Об чём разговор, -- загомонили водители, -- отработаем за него. Пускай полежит. Это у него не в первый раз, спина-то. Не повезло мужику.
К Гордиенке протиснулся Толик. Он сдвинул на бок козырёк бейсболки и приник к плечу пластуна. Шепнул на ухо:
-- Разговор есть.
С его лёгкой руки и появился в коллективе новичок Юрий. Он всем понравился, а Толик с тех пор стал кем-то вроде его личного куратора.
-- Только что Бобёр человека какого-то к Мусе привёз.
-- Бобёр?..
-- Ну, Бодров Олег, бригадир наш скаженный, первый подпевала Мусы. Он на «Волге» своей какого-то паренька привёз. Сейчас они в кабинете у Мусы все.
-- И что?
-- Да вот, решил подсказать, -- смутился Анатолий. – Странно мне это показалось.
-- Что странно?
-- Ну, обычно посторонние за воротами машину оставляют, через территорию пехом идут, ну, в кабинет к начальнику, а тут на машине, прямо под навес заехал. Из машины бодровской паренёк тот шустренько так выскочил. Очки тёмные на носу, волосы длинные, меня увидел, отвернулся в тот же миг и, без промедления, сразу к директору – шасть. Бобёр на меня заворчал, на линию срочно погнал.
-- А ты сам-то что там делал?
-- Да с нарядами путаница вышла, я у диспетчера разбирался. Глянул на такое дело и тебя сразу разыскивать побежал. Хват же на работу сегодня не пришёл.
Понятно. Таксисты приняли его за своего и готовы даже предоставить честь нырнуть по уши в самое чрево этого грязного дела. Да и что Гордиенке терять, в самом деле? Холост, ни кола здесь, ни двора, чужак, словом, но вместе с тем решительный и смелый, не побоялся вон с шайкой хулиганов схлестнуться, на пару с Хватом.
Юра глянул на товарища в бейсболке. Тот отвёл глаза в сторону.
-- Хорошо, вызови секретаршу из приёмной, а я тем временем в кабинет войду. Посмотрю, что там да как.
-- Давай, -- обрадовался Толик. – Скажу, что её помощь требуется в диспетчерской. Навешаю им там лапшу на уши по нарядам, а ты пока действуй. Минут десять гарантирую, что она в диспетчерской просидит.
Утром, по дороге в университет, Муслим со смехом пересказал Руслану происшествие в «Атланте», а затем и про потасовку с вытуренными из клуба противниками.
-- Навешали же они там друг другу, ха-ха, -- заливался приятель, показывая белые зубы. – Знаешь, по-моему, один из тех двоих недоумков был таксистом.
Руслан сделал по инерции ещё два- три шага и остановился. Муслим проскочил вперёд и недоумённо оглянулся.
-- Ты чего?
-- Повтори, что ты сказал.
-- Про драку?
-- Нет. Ты говорил, что один из тех двух придурков был таксистом.
-- Ну, может мне показалось, но вроде бы он стоял рядом с тем водителем, которого вы с Арсланом …
-- Показалось? Или это он и был?
-- Ты чего, Руслан? Темно ведь тогда было, а вчера был вовсе не вечер знакомств. Забавно ведь посмотреть, как они друг друга дубасят. Ты бы видел. Я всем нашим уже рассказал.
-- Кто тогда с тобой был?
-- У клуба?
-- Да.
-- Ильяс был и Эдик.
-- Мог тот таксист тебя узнать?
-- Да ни в жисть! Мы же переоделись тогда. Парики напялили, ботинки с каблуками, всё было о,кэй.
Муслим уверял его, но Руслан ему мало верил. Неужели ушлые таксисты сумели найти к ним дорожку? Необходимо было срочно встретиться с Мелихом, и Руслан, вместо занятий, отправился домой. Позвонил в парк, и Муса предложил ему встретиться там же, то есть парке. Обещал обеспечить стопроцентную гарантию, что ни один посторонний глаз не заметит студента. Руслану пришлось согласиться. Не станешь ведь доказывать взрослому мужику, ещё и старому приятелю главного спонсора «батыйцев» Барагатуллина, об азах конспирации. Батый сам свёл Руслана и попросил слушать дядьку Мусу. Когда он говорил «слушаться», то Муса скалил редкие кривоватые зубы. Он сразу поставил себя выше Руслана, парня чуть старше двадцати лет. Он на всё имел своё мнение. Правда, и Руслан признавал это, что Мелих был тёртым калачом и мнение его имело вес. Но, кажется, он считал себя в парке уже всесильным.
Спорить было не с руки. Скоро к дому подкатила «Волга». Водитель, бригадир таксистов, с опухшим лицом и мутным взглядом глаз- щелок, улыбнулся и что-то сказал неразборчивое. На Руслана пахнуло сивухой. Он уселся на заднее сидение. В очках на пол-лица, парике и тёмной кожаной куртке он походил на рокера. Руслан даже натянул дырчатые перчатки, какие носили водители, чтобы не скользили руки по баранке, и какие стали непременным атрибутом всякого уважающего себя байкера.
Бодров что-то всё пытался рассказывать во время движения, но постоянно сбивался, путаясь в междометиях, и скоро совсем замолчал. Так они и добрались до парка. Бригадир въехал внутрь и поставил машину таким образом, что она отгородила контору от двора своим корпусом. Руслан выскочил из салона и быстро направился к кабинету Мусы, как вдруг прямо на него вылетел какой-то мужик в бейсболке и распахнутой спортивной куртке. Они едва не столкнулись, нос к носу, но Руслан успел отступить в сторону и в следующее мгновение уже был внутри. Позади остался Бодров и отчитывал там не вовремя подвернувшегося таксиста, а тот пробовал оправдываться, чем ещё более раздражал бригадира.
На шум открываемой двери Муса поднял голову. Глаза его сначала сузились, но тут он узнал гостя.
-- А-а, заходи-заходи, -- загудел он хрипловатым баском. – Я тебя уже заждался. Я что-то по телефону не понял, чего же ты от меня хочешь?
-- Мои парни сегодня сообщили мне, что вчера два человека устроили потасовку рядом со спортзалом «Атлант», -- коротко доложился Руслан.
-- Непорядок, конечно. Вот только я-то тут при чём? – Удивился директор.
-- Как раз в этот спортзал ходим заниматься, чтобы поддерживать форму, мы все, а те двое, один, по крайней мере, совершенно точно, принадлежал к числу водителей таксопарка.
-- Всякое бывает. Ну, погуляли чуток после работы, головы горячие, слово за слово, вот и пошла заваруха … Сильно ваши пострадали от моих орлов?
-- Никто не пострадал. Точнее, дрались они совсем не с нами, а мои парни были лишь свидетелями этого зрелища.
-- Что же ты тогда волнуешься, Руслан? Кажется, всё нормально. Твои ребята в стороне остались, то есть ни при чём. А что надо было тем, нас не касаемо.
-- Я бы не стал так говорить, Муса Валиевич. Что могло понадобиться тем таксистам возле спортзала? Того зала, который посещаем мы. Случайность ли это?
-- Вот ты как смотришь, -- Муса весь подобрался. Благодушие, с которым он встретил гостя, куда-то улетучилось. И что ты предлагаешь? Вызвать виновников на ковёр и объявить им выговор за драку после окончания трудового дня, не на территории парка? Такими делами раньше занимались профкомы и парткомы. К счастью, времена меняются. Кое-что старое отмирает, давая место новому …
-- Я опасаюсь, -- нетерпеливо перебил директора Руслан, -- не узнали ли ваши работники то, чего знать им бы не следовало.
-- Что они могут узнать? – нахмурился Мелих. – Разговор у нас с ними короткий. Пришёл, марш на линию, отработал своё, до свидания. Нашими стараниями часть коллектива уволилась. Мы никого не держим. Держались они вокруг старого директора, механика, бывших бригадиров, но все они уже уволились. Хотя, осталось ещё несколько смутьянов, какие могли бы, в принципе, объединить вокруг себя всех остальных. С другой стороны, один из них под следствием, а второй … второй редко влезает во все эти дела. По-моему, у него не всё в порядке со здоровьем.
-- А нельзя ли мне познакомиться с личными делами, фотографиями этих самых людей? – спросил Руслан, которого, честно говоря, всё сильнее раздражала болтовня директора, но возражать ему он не решался.
-- Это легко сделать, -- улыбнулся во всё своё широкое лицо Муса и наклонился к коммуникатору. – Катюша, радость наша … тьфу ты, чёрт, я же сам отослал её … Э-э … Бодров, принеси-ка нам дела водителей, э-э-э … Короче, все неси.
Откинувшись на высокую спинку кресла, Мелих сплёл пальцы и улыбнулся Руслану. Сначала он был против привлечения к этому деликатному делу молодых людей, почти подростков, но Бай нашёл слова, которые убедили его. Как всегда, Федька оказался прав. Ребятня показала себя с лучшей стороны и быстро вывела из дела наиболее неудобных людей. Но до сих пор Мелих с усмешкой поглядывал на «батыйцев». Его бы воля, так он связался бы с Сарфулиным, с «Жилплощадки», одной из самых сильных казанских банд, и все таксисты тогда разбежались бы, как куры от лисы. Но Бай запретил связываться с уголовщиной такого пошиба. Мол, лучше уж так, тихой сапой.
Распахнулась дверь и Муса поднялся, готовый принять у Бодрова стопку папок. Судя по тому, как округлились вдруг у директора глаза, в кабинет вошёл совсем другой человек. Руслан глянул через плечо. У дверей стоял молодой высокий улыбчивый парень с короткой стрижкой. Он кивнул головой директору и поздоровался.
-- Я извиняюсь, конечно. Похоже, не вовремя вошёл, но я оторву у вас буквально две минутки, не больше.
Руслан разглядел слегка замаскированный синяк под глазом у пришельца и насторожился. Мелих открыл было рот, но вошедший быстро заговорил, и директор сдержался.
-- Мы вчера, после работы, уточняю, чтобы не было неправильных толкований, с ребятами немного посидели, а потом пошли прогуляться. Погода располагала, и всё такое прочее. Я город ещё плохо знаю, поэтому и затрудняюсь сказать, в какую сторону мы направлялись …
-- Я что-то плохо понимаю, -- наконец открыл рот Мелих, -- что вы хотите тут сказать.
-- Вот это-то как раз я и объясняю. Меня Андреев Роман просил передать вам, что сегодня он на работы выйти не сможет. Спину ему вчера прихватило. Хандроз там, или ещё что, я в болезнях пока что не очень, у меня-то здоровье отменное. Да, про Андреева. Он чуть вчера до дома добрался, я ему лично идти помогал. Он хотел отгул использовать для поправки. Меня вот просил зайти к вам и передать, чтобы не теряли его, или, не дай Бог, прогулом этот день не засчитали …
-- Понятно, -- оборвал его директор. – Надо было бригадиру это сообщить, а не ломиться ко мне в кабинет. Видишь, я с человеком беседую.
-- Виноват, -- улыбнулся парень. – Хотел ко бригадиру подойти, да не нашёл его, а время идёт. Переживаю за товарища. Дай, думаю, сразу пойду к начальнику. Мол, так и так …
-- Мы всё поняли, -- раздражённым тоном вновь перебил водителя директор. – Можете идти.
В открытую дверь протиснулся вспотевший бригадир. Обеими руками он прижимал к животу охапку картонных папок. Гордиенко в это время шагнул мимо него столь неудачно, что локтем вышиб из рук его несколько папок. Бодров сделал судорожное движение, чтобы подхватить их и уже в следующий миг пол кабинета покрыл бумажный листопад. Остолбеневший Бодров лишь разинул беспомощно рот, а Гордиенко уже нагнулся и быстро начал собирать разлетевшиеся листки. Через минуту его выставили из комнаты, а красный от смущения и злости Бодров водрузил неровно сложенную пачку на стол.
-- Кто это был? – спросил Руслан, показывая на дверь.
-- Да один новичок. Работает второй день, или третий, -- ответил Муса. Бодров несколько раз кивнул, подобострастно косясь на директора. Он опустился на ближайший стул, вытирая пот со лба несвежим платком.
-- А ты чего тут расселся?! – напустился на него Мелих. – Твоё дело сидеть в приёмной и следить, чтобы ни одна собака даже носа своего сюда не сунула.
-- А зовут его как? – не успокаивался Руслан.
-- Кого? – удивился Мелих.
-- Новичка, что так не вовремя сюда сунулся.
-- А-а, не помню. По-моему, так он чуток с придурью. Разве стал бы нормальный человек искать ум нас работу? – Лицо директора расплылось в широкой улыбке. – Впрочем, если так уж интересно узнать его имя, то сейчас мы раскроем дело и прочитаем. Всё ведь в наших руках.
Оба начали перелистывать папки и разглядывать фотографии.
Гордиенко вышел из кабинета. Всё получилось на редкость удачно. Секретарши в приёмной не оказалось. Куда-то умчался Бодров, который ранее околачивался у входа в контору. Всем этим и воспользовался пластун, чтобы провести рекогносцировку в тылу противника, благо и повод имелся подходящий – доложить о заболевшем товарище. С которым накануне они «немного посидели».
Вряд ли они разгадали хитрость новичка, который спокойно заявился в стан неприятеля, несколько минут внимательно разглядывал подозреваемого, молодого паренька в кожаной куртке, с длинными патлами, излишне ровно лежавшими на голове, для избранного образа. Даже неопытный новичок мог бы догадаться об искусственности причёски, прикрывавшей голову «рокера». Что бы не задумал «рокер», но ему явно не хотелось, чтобы посторонний глаз разгадал настоящее его обличие. А если ты скрываешь тело под глухой курткой-«косухой», голову под фальшивыми волосами, а лицо за чёрными стёклами очков, то это явно значит, что тебе есть что скрывать, что само по себе уже любопытно и привлекает внимание человека наблюдательного и искушённого в разгадывании закулисных секретов. По некоторым неуловимым признакам Гордиенко отметил, что «рокер» чувствует себя здесь не совсем уверенно, что говорило о том, что они с директором не являются друзьями, скорее уж партнёрами в некоторых делах, а если встреча эта их обставлена таким таинственным образом, то можно думать, что дела сии далеки от благопристойности и могли бы заинтересовать органы внутренних дел Но что будет, если за обоими собеседниками нет ничего, что позволило бы милиции ухватиться за эти косвенные улики Ведь кроме подозрений, ничего более вещественного у таксиста не было. Оставалось набраться терпения, удвоить бдительность и постараться проследить за таинственным гостем. Быть может, это хоть что-то даст в дальнейших самодеятельных расследованиях.
Так и поступил Гордиенко. Он направился к своей машине. Возле «Волги» бродил понурый Толик.
-- Извини, братан, не получилось у меня с секретаршей.
-- Что? – не понял сначала причин его уныния пластун, занятый своими собственными размышлениями.
-- Ну, -- засуетился Толик, повернув бейсболку козырьком на другую сторону. – Обещал я секретаршу в диспетчерскую заманить. Под предлогом разбора старых путевых листов. А она и без того там уже была. Эти самые листы перебирала и что-то оттуда выписывала. Покрутился я там, да и ушёл. Мешаешь, говорит, делом заниматься. А что я ей на это отвечу?
-- Да брось ты переживать, всё нормально, Толь, получилось. Глянул я на твоего пацана.
-- Ну и что? – приободрился таксист.
-- Запомнил его физиономию на будущее, мало ли где встретиться придётся. А сейчас хочу глянуть, куда он дальше отправится.
-- Хорошо, -- заметно было, что малоудачливый Анатолий обрадовался такой возможности услужить новому приятелю. -- Я помогу. На двух машинах мы мигом прищучим этих пройдох.
Так они и порешили это сделать. Гордиенко заранее отъехал подальше и встал таким образом, чтобы машина Бодрова никак его не миновала. Утреннее солнце быстро нагрело салон «Волги» и Юрко опустил стекло, выглянув наружу. Порывы ветра перебирали его волосы подобно рукам нежной возлюбленной. Гордиенко держал одну руку на баранке, готовый в любой момент крутануть её и выгнать «Волгу» с места кратковременной парковки, где ветки колючего кустарника заслоняли его от посторонних любопытствующих взглядов.
Когда показалась машина Бодрова, он моментально отреагировал и уже через минуту начал догонять машину бригадира. Сбоку показался Толик, сжимавший обеими руками руль. Видно было, как он крутит головой, выискивая что-то глазами. Заметив, что Толя его увидал, Юрка показал большой палец. Мол, он ведёт машину. Побледневшее было лицо водителя расслабилось, Толик тоже махнул рукой и скоро отстал, а затем и вовсе скрылся где-то позади.
То сильно отставая, то снова сокращая дистанцию, Гордиенко преследовал Бодрова, стараясь самому оставаться в тени, ног тот ни на кого не обращал ни малейшего внимания и продолжал колесить по городу. Несколько раз потенциальные клиенты, завидев такси, махали руками, привлекая внимание Бодрова, но тот спокойно пролетал мимо, в старых советских традициях. Видно было, что план перевозок над ним не висел дамокловым мечом. Не стал сажать пассажиров и Юрка. Сейчас перед ним стояла более важная задача.
Сколько можно колесить по городу? Всякому терпению приходит конец, и Гордиенко начал подбираться всё ближе. Почему пассажир бригадира не покидает машины? Неужели они заметили скрытое наблюдение за своими персонами? В это трудно было поверить, так как пластун действовал с полным соблюдением обширного свода правил конспирации. Да и те. Кто находился в той «Волге», мало проходили на профессионалов. Оставалось надеяться на счастливый случай.
Скоро Бодров затормозил возле одной из коммерческих палаток. Гордиенко проехал совсем рядом с его машиной. Ошибиться было невозможно. В салоне «Волги» никого не было. Бодров возил по городу воздух. Пассажир его давным-давно покинул автомобиль и спокойно удалился восвояси, посмеиваясь над незадачливыми преследователями.
Как такое могло случиться? Гордиенко спрашивал сам себя и мысленно пожимал плечами. На перекрёстках, снабжённых светофорами, он останавливался так, чтобы ничего не мешало ему наблюдать за целью. Ни на один миг, ни на одну секунду он не оставлял Бодрова без внимания.
Стоп! Бодров. Именно за ним и наблюдал пластун. С самого начала в машине он видел одного лишь бригадира. Уверовав в то, что его противники вели себя довольно по-дилетантски, он т отнёсся к этому, как к уже установленному факту. Профессиональный преступник не станет посещать место, связанное с преступлением, в противном случае рискует быть схваченным с поличным. Дилетант мог лечь на сидение, спрятавшись таким примитивным образом от наблюдения. Но в машине, судя по всему, никого и не было. Значит, с самого начала, с той минуты, как Бодров выехал из парка, а точнее, когда миновал пластуна, он уже ехал пустой. Вспомнился сразу растерянный вид Толика. Неловкий напарник явно успел потерять объект погони, двигался наугад и успокоился лишь после того, как он, Гордиенко, показал ему, что, мол, всё в порядке.
Ладно. Надо признать, что парнишка показал себя довольно ловким пронырой. Что ж, кое-что выяснилось точно: со всем этим связан Мелих, и он явно собирается сделать новый ход, для чего и вызвал к себе «рокера». Видимо и личные дела водителей с фотографиями ему понадобились, чтобы показать «рокеру» кого-то конкретного. А что могло быть такого срочного, что понадобилось привозить постороннего прямо в парк, где имеются фотографии всего персонала? Какие такие события подтолкнули противника на срочные ответные действия? Скорее всего это могли быть вчерашние похождения Андреева и Гордиенки в клубе «Атлант». Похоже, своим визитом они разворошили «осиное гнездо».
Но, чтобы сделать окончательные выводы, требовалась дополнительная информация. И получить её Гордиенко мог у остальных водителей. Или у Хвата. Ехать в парк раньше времени было не с руки. Бодров, скорее всего, уже вернулся обратно, Увидев пластуна, он мог вспомнить, что несколько раз его машина оказывалась поблизости на всём протяжении его случайного маршрута. А это уже подозрение. Оставалось отправиться ко Хвату, поделиться всем услышанным и увиденным за день. В конце концов, можно просто поинтересоваться здоровьем товарища по работе.
Гордиенко завёл машину и тронулся с места.
Сразу после выезда с территории таксопарка, Руслан попросил Бодрова проехать через ближайший двор и там, почти на ходу, покинул машину, попросив бригадира какое-то время поездить по городу. Пользуясь тем, что поблизости никого не оказалось, он сорвал с головы парик и, вместе с курточкой, сунул в объёмистый пластиковый пакет, который до этой минуты покоился в кармане джинсов, многократно сложенный. Вместо одних солнечных очков с большими стёклами он надел узенькие, облегающие голову модерновым полукругом. «Рокер» окончательно исчез, уступив место продвинутому яппи в широкой футболке поверх затёртых джинсов, оставшихся от предыдущего образа.
Столь ловко и стремительно поменяв обличие, Руслан дворами направился на остановку троллейбуса и скоро уже входил в просторный холл университета, стены которого были заклеены многочисленными объявлениями, расписаниями лекций и призывными афишами приближающегося рок-фестиваля. «Торба-на-круче», «Обморок Гиллана», «Церковь Сатаны», «Свин-хин-хин», «Попс-бюро». Названий каких только групп здесь не присутствовало, равно как и направлений рок-музыки. Но Руслан не обратил на плакаты ровно никакого внимания. Он прошёл мимо равнодушной вахтёрши и углубился а коридор учебного корпуса.
На третьем этаже он нашёл Эдика. Ростик вышел из туалетной комнаты. Обоих товарищей Руслан затащил на тупиковую площадку лестницы. Закрытая на массивный замок дверь вела на чердак, а оттуда на крышу. На полу стояло помятое ведро, на четверть наполненное окурками. Площадка негласно использовалась под курилку.
Пока Руслан добирался до ВУЗа, в голове его сложился небольшой план ближайших действий, смелый и простой до безумия. Муса рассказал Руслану о некоторых из числа таксистов. Отдельно отметил они некоего Андреева. Это о нём говорил тот улыбчивый новичок. Андреев на работу не явился, через приятеля выпросил себе отгул. В личном деле имелась отметка о повреждённом позвоночнике. Чего легче – напасть на такого человека, нанести точный удар рукой или ногой, и одним конкурентом в парке станет меньше. А подозрение падёт на Котла. Именно с ним и его пацанами столкнулся накануне Андреев. Вот только само нападение необходимо обставить так, чтобы ни одна душа не догадалась об истинной причине нападения. Все слышали, как Котёл громогласно обещал расправиться с таксистами. Кстати, после Андреева надо посчитаться и с тем, улыбчивым. Из личного дела новичка Руслан понял, что Гордиенко является своеобразным беженцем из южного буферного государства. Значит, не храброго десятка мужичок. Возле клуба он, должно быть, чувствовал поддержку приятеля, а также надеялся на атлетов из спортзала, которые в любой момент могли прийти на помощь, тогда как вечером, после смены, рядом не будет никого. Свалить, запинать ногами и исчезнуть в сумерках. Ищи потом ветра в поле. Скорее всего, после данного ему урока, новичок уволится из парка и отправится искать более спокойное место. Тогда просьба Батыя будет выполнена на все сто, а Руслан заработает шевроны с золотым полумесяцем и крошечной звёздочкой. У него будет своя бригада и личное оружие – настоящий пистолет. Так обещал Батый, мужик крепкого характера и твёрдого слова.
Там, на лестнице, Руслан всё растолковал Ростику с Эдиком. Парни всё быстро поняли. Оба уже не раз участвовали в подобных акциях. Конечно, лучше было бы найти Арслана, но бегать по аудиториям в поисках крепыша, это только проявлять к себе лишнее внимание. Ведь для всех они по прежнему на занятиях. На самом-то деле они отлучатся, но сделают это по возможности незаметно, через пожарный выход.
Три молодых человека вышли во двор и по одному, вдоль стены, вышли на задворки, где пылились заросли лопуха на замусоренной площадке. Прибирались здесь основательно лишь два- три раза в год, когда объявлялись всеобщие субботники, а в остальные дни нерадивые уборщики стаскивали сюда мусор и оставляли до следующего общего сбора. Бороться с этим, как и со стихией, было бесполезно.
Руслан разделил свою экипировку. Сам он надел очки от солнца, на руки натянул перчатки, футболку заправил в джинсы, кожанку напялил Эдик, а Ростику достался парик.
В подъезде они выкрутили лампочки, и узнать кого-либо из них стало сложно. Первоначально Руслан планировал, одним ударом ноги, выбить дверь. Двери в хрущобах делали как будто по заказу для гопников – из толстого картона с наполнителем внутри. К тому же распахивались они внутрь квартиры, что тоже существенно облегчало взлом. Наверное, всё это оставалось со старых времён, когда по ночам раскатывали «чёрные вороны», в квартиры вламывались молодчики в петличных кубарях и сразу начинали крутить руки очередному «врагу народа». Давно уже осталось в печальном Прошлом самовластие ежовско- бериевских палачей, но двери-то оставались те же. Вдарь ногой посильнее и заходи.
В кабинете Мусы Руслан внимательно прочитал домашний адрес Андреева и хорошо его запомнил. Ехали туда они на разных автобусах. Отдельно Руслан и Эдик, а потом – Ростик с сумкой. Встретились у искомого дома. Только вот незадача – дверь у Андреева оказалась не старого образца, из многослойного древесного картона, а из добротного металла с покрытием, имитирующем структуру сосновых досок. Это был первый сюрприз. А второй выяснился после нескольких долгих соловьиных трелей звонка. Похоже, таксиста не было дома. Парни расслабились. Эдик сунул руки, обмотанные носовыми платками, в карманы широких спортивных штанов.
Перед началом «операции» Руслан их проинструктировал: всё должно произойти в течении максимум нескольких секунд. Сразу сбить с ног и сильно пнуть или ударить в район позвоночника. Для гарантии – несколько раз. И сразу разбегаться. Никто их не узнает. Для всех – они на занятиях.
Огорошенные, они с минуту топтались на резиновом коврике у двери, прислушиваясь, не двигается ли кто внутри. Но слышно ничего не было. Где-то работал телевизор, завывал магнитофон, нестерпимо аппетитно пахло жареной картошкой и котлетами, неподалёку визгливо переругивались, вот только за нужной дверью с розовой цифрой «8» стояла мёртвая тишина.
Спустились вниз. Выглянули из подъезда. У дальней стороны двигалась парочка с детской коляской. Вернулись обратно.
-- слышь, Руслан, -- повернулся внезапно Ростик, -- анекдот вспомнил. Стоят в подъезде два киллера, ждут заказанного. Пушки на взводе, всё готово. Час ждут, два. Клиент не идёт. Три минуло, четыре на исходе. Вдруг один другому озабоченно так говорит: «Уж не случилось ли что с ним?». Ха-ха.
-- И что? – не понял юмора Руслан.
-- А вдруг и с нашим что сделалось? – предположил Эдик. – Мы тут стоим, а его давно уже «скорая» в приёмный покой свезла.
-- Это бы решило часть наших проблем, -- ответил задумчиво Руслан. – Вот что, Эдик. Мы с Ростиком сейчас выйдем, прогуляемся по окрестностям. Вдруг он поблизости где ошивается, на прогулочке, воздух этот дерьмовый вдыхает. Может, там его и уложим отдыхать. Мало ли, разойдёмся, дверь в подъезде хлопнет, идёшь ему навстречу, вырубаешь, как договорились, и делаешь ноги. На остановке встречаемся и – все – в институт. Понял?
Кивнув, понятливый Эдик направился на верхнюю площадку, а оба других «батыйца» вышли на свежий воздух.
Любаша, по примеру мужа, тоже взяла на работе отгул. Работа, дом, работа, дом. Однообразие такой жизни очень человека утомляет. Частично это компенсирует ежегодный отпуск, который они проводили на турбазе в Вишкиле или у родителей Любы в Унинском районе, в селе Порез. «Это тот же Париж, только наш, вятский», -- шутил Рома, когда они ездили знакомиться с любашинами родителями. Конечно, отдохнуть там, сходить за грибами, ягодами хорошо, но через неделю- другую обоим становилось скучно, тянуло на концерт, в театр или на открытие очередной выставки. Что делать, оба супруга Андреевы оказались городскими жителями по складу характера.
Утром Роман сказал, что чувствует себя совершенно прекрасно и готов даже идти на работу, но Люба воспротивилась этому его порыву. Организму надо отдохнуть от нервного стресса, ударившего по позвоночным дискам. Точечный массаж и прогревание сигаретой через сложенную в несколько раз денежную купюру облегчили боли в спине, а ласковые объятия супруги и вовсе свели их на «нет».
Поэтому и чувствовал себя Роман достаточно хорошо, чтобы смело подняться на ноги. Время от времени он носил, кроме жёсткого корсета, оздоравливающий магнитный пояс или специальный чехол с мелкими кармашками, куда Люба вкладывала старинные медные монеты. Медь, сквозь самодельную ипликацию, соприкасалась с кожей и впитывалась, действуя свободными ионами на нервные окончания позвоночного столба. Всё это были инициативы Любаши, экспериментировавшей над своим супругом.
В этот раз она вытащила Романа из дома, чтобы насладить его природой. Созерцание текущей воды наиболее благотворно сказывается на нервной системе.
Рядом с Цирком, на Октябрьском проспекте, имелись два искусственных пруда – Верхний и Нижний. Именно здесь проводились главные мероприятия в ежегодный праздник - День города. Тогда любопытствующие толпы горожан покрывали набережные муравьиным столпотворением. Но в остальные дни здесь можно было прекрасно отдохнуть.
Верхнее озеро, подпитываемое родниковыми водами, что струились по глинистому берегу, с одной стороны заросло камышом и затянулось ряской. Здесь утробно квакали лягушки и над водой мельтешили толкунцы- однодневки. Из камней, строители, с помощью стилистов, выложили участок стены с маленьким мостиком и ажурными перильцами. Ручеёк переливался по камням и впадал в болотистую низинку. На берегу стояла скамейка. Люди всё время подходили и слушали заливистые, булькающие песни квакушек. Мамы объясняли детишкам, что именно здесь обитает та самая Царевна-лягушка, из сказки. Она кушает комаров и терпеливо дожидается Иванушку- царевича. Но Иванушка, судя по всему, скорей уж, всё же, дурачок, так до сих пор запаздывает, а у лягушки то ли был плохой аппетит, то ли комары попались им на этот раз особо азартные, но, посидев немного, слушатели шли дальше. Несколько дольше здесь задерживались любители уединения.
Противоположный конец Верхнего пруда был не таким заросшим. К тому же здесь часто селились перелётные утки. Некоторые даже оставались на зимовку. Верхний пруд так до конца и не покрывался льдом, по причине тёплых зим, а также из-за постоянного течения родниковых ручьёв. Утки ныряли за подводными растениями и жучками, чем вызывали сильный восторг у детворы. Дети и взрослые люди постоянно толпились на берегу, подкармливая уток сдобными булками. Для пожилых были поставлены скамеечки. Утки от такой приветливости и радушия почти что одомашнились и едва не лезли на колени, выпрашивая разные вкусности.
Пруды не даром назывались – Верхнее и Нижнее. Между ними была разница в несколько метров, причём, как по вертикали, так и по горизонтали. В самом узком месте перешейка соорудили спуск для воды из нескольких уровней, или ярусов. Получился каскад водопадов. Вода с мягким всплеском скатывалась с одной плиты на другую. Конечно, это была вовсе не Ниагара, но народ любил смотреть на льющуюся воду.
Кстати, есть глубокое философское различие между человеком Запада и Востока. Человек Запада любит смотреть на огонь, на языки пламени, что пожирают уголь или берёзовые поленца, на цветовые оттенки пламени, на игру теней. В каждом уважающем себя западном доме устроен открытый камин, рядом с которым пожилой сэр вечерами сидит в кресле, курит сигару и задумчиво разглядывает этот анахронизм прошлого – открытый огонь. Казалось бы, с появлением самых передовых технологий – компьютерных сетей, сотовых телефонов, ядерных электростанций, набитых электроникой машин и квартир, рудимент – камин должен незаметно исчезнуть, но он упорно, несмотря ни на что, продолжает существовать и лучшие дизайнеры интерьеров старательно вписывают его в обстановку ультрасовременного жилья.
Иное дело – человек Востока. Ему подавай противоположность – струящуюся воду. В каждом доме, где, кроме населения, водятся ещё и деньги – рупии, юани, тенге или динары, обязательно выстроен отделанный мрамором водоём, где-нибудь в тенистом уголке патио. Японцы обожают созерцать золотых рыбок в окружении водорослей, деловитые китайцы совмещают приятное с полезным и рыб выращивают для кухни и на продажу. Где нет места для бассейна, сооружают небольшой фонтан, в струях которого появляются и исчезают крошечные домашние радуги. А если нет и этой возможности – ставят аквариум, пусть даже и без рыбок. Само созерцание водного объёма уже успокаивает тонкие восточные нервы.
Является ли россиянин человеком Востока или Запада, или это особый, становой сплав человека Евразии, как это уверяет Пётр Савицкий со своими уважаемыми учениками, это плод споров учёных. Но, тем не менее, сотни людей следят за истечением Верхнего пруда в Нижний, не задумываясь о неких философских подоплеках своих различных поступков и желаний.
Любоваться каскадом можно как сверху, устроившись у чугунных перил мостика, так и снизу, где выстроен точно такой же мост, но чуть усечённых размеров, под которым и начинается собственно пруд Нижний. Это водоём более обширный. В одной его части купаются дети, с восторгом влетая в воду и ныряя, а на противоположной стороне, где ивы полощут свои ветви в воде, поставлен целый ряд скамеек, где можно отрешиться от забот и окунуться с головой в мир расслабляющей неги единения с природой. Именно это место облюбовали непритязательные рыболовы, которых не особо волнует шум путепровода, резкие сигналы машин и громкая коммерческая музыка. Самые романтичные из них залезают на ивовые ветки и рыбачат, свесив ноги почти до самой воды. Им немного мешают любители животных, которые здесь же прогуливают своих питомцев. Иногда такой вот «кинолог» бросает в воду мячик, а то и просто сухую ветвь, и верное животное кидается в воду и плывёт за этим предметом, вытягивая вперёд морду, чтобы не потерять такую важную для него хозяйскую безделицу из виду. За такими купаниями тоже наблюдают десятки глаз.
Посередине пруда высоко бьёт струя фонтана. Самой трубы не видно – она находится под водой, и сто стороны создаётся впечатление, что в глубине водоёма скрывается неведомый Левиафан и дышит там, выбрасывая вверх воздух, перемешанный с водой.
Открывается здесь каждым летом и небольшая лодочная станция, где, заплатив небольшую сумму, можно взять покататься лодку или водяной велосипед- катамаран, на котором так приятно прокатить подружку, чтобы, улучив момент, направить аквапед под падающий сверху водопад, который обольёт вопящую от восторга и страха девушку и сделает её лёгкий сарафанчик почти прозрачным, к тому же выгодно облепляющим молодые формы. Такие минуты доставляют искреннюю радость не только самим «каскадёрам», но и многочисленным зрителям, что совсем не прочь насладиться бесплатным зрелищем.
Именно здесь, в тени ивы, и просидели супруги Андреевы около двух часов, пока не засобирались домой. Роман опирался на трость и на руку жены, но делал это так легко, что Любаша поверила, что мужу стало действительно лучше, отчего она и сама пребывала в приподнятом настроении. Всю дорогу она щебетала о тех пустяках, что часто наполняют жизнь женщин и делают её для них насыщенной. Роман вполуха слушал жену, хотя мысленно погрузился с головой в свои проблемы, связанные как с парком, так и вновь открывшимися в клубе «Атлант» обстоятельствами. Хорошо было бы прямо сейчас переговорить с Гордиенкой. Парень Роману понравился и он надеялся, что новый приятель в конце дня позвонит или даже появится.
На обратном пути супруги посидели в одном из летних кафе, где на площадке под натянутым полосатым тентом стояли разноцветные пластиковые столики. Андреевы съели по порции мороженого с клубникой, и выпили по бутылочке диетической колы. День получился удачным и даже в чём-то красивым.
Потом Люба вдруг вспомнила, что пора готовить обед, и они заторопились домой. Посторонних во дворе они не заметили, точнее, не обратили внимания, занятые друг другом. Мало ли бродит в окрестностях молодых парней. Даже то, что оба незнакомца направились за ними следом, не насторожило Андреевых, настроенных на весьма лирический лад, умиротворённых содержательной прогулкой.
Почуял опасность Роман только тогда, когда увидел спускающегося сверху парня в чёрной куртке с обилием «молний». Любаша гремела связкой ключей, открывая, один за другим, целых три замка. Причём ключи не сразу вставлялись в замочную скважину, так как были весьма сложной конфигурации. Требовалось повышенное внимание, учитывая то, что почему-то в подъезде не горела ни одна лампочка.
Внизу хлопнула дверь. Роман глянул через перила. С нижней площадки блеснули глаза на мутных пятнах лиц. Кто придумывает и проектирует наши жилища? Ведь не специально же они разрабатывают эти лестничные закутки, коридоры и тамбуры при малом и даже скудном природном освещении? Как будто не догадываются архитекторы, что лампочки в подъездах выкручивают столь же старательно, как луддиты в средневековой Англии калечили мануфактурные машины, чтобы не остаться без работы.
Сквозь пыльные стёкла узких оконных проёмов, в самых недоступных местах, проникало ровно столько света, чтобы не разбить себе голову, спускаясь по лестнице. На большее можно было рассчитывать, если зажечь электрическую лампочку. Роман щёлкнул выключателем.
-- Бес-по-лез-но, -- ответила Любаша, нагибаясь почти к самой скважине. – Они никогда не работают.
Роман подобрался. Мышцы напряглись и затвердели. Нависающий над ремнём живот превратился в монолитный шар чугунного ядра. Любаша продолжала манипулировать ключами, ничего не замечая.
Спустившись ещё на несколько ступенек, Эдик приготовился к прыжку. Чего, казалось бы, проще. Столкнуть собственным телом этого мужика с ног, пусть и такого крупного, садануть ему коленом в поясницу и – бегом вниз. Они даже не поймут ничего. Спишут на торопливость постороннего человека, на случайность, от которой никто не застрахован.
И Эдик прыгнул, чтобы плечом протаранить таксиста, но … пролетел мимо. Толстоватый мужик с мясистым лицом успел в последний момент убраться с дороги и даже придать Эдику дополнительное ускорение, так, что он всем телом впечатался в обшарпанную стену.
-- Осторожней, молодой человек, -- подняла на шум голову Любаша, -- а то когда-нибудь сломаете шею на этой проклятой лестнице. И куда только жилконтора смотрит. Доплаты собирать они никогда не забывают.
-- Люба, открывай дверь …
Роман заслонил жену корпусом и перехватил палку поудобнее, посередине. Те, снизу, уже успели подняться и стояли рядом со своим товарищем, что возился на полу. И вот, оба бросились на Романа.
Андреев шагнул им навстречу. Если ты желаешь защищаться, то делай это как можно активней. «Лучшая защита – нападение», так дружно твердят инструкторы расплодившихся многочисленных школ выживания. Навязывай нападающему свою тактику, и ты получишь те несколько плюсов, что, быть может, помогут тебе уцелеть в самой драматической ситуации.
Тростью Андреев блокировал удар одного, отклонив руку так, что оба нападающих натолкнулись друг на друга. Не давая им времени опомниться, Роман с силой ударил рукояткой длинноволосого, который неосторожно подставился. Тот отшатнулся и выругался в полголоса.
-- Рома! Что здесь происходит?
Только сейчас женщина поняла, что на их площадке творится нечто непонятное, какая-то возня. Как будто встретились старые приятели, долгое время лишённые удовольствия видеть друг друга. И вот они встретились, стоят напротив, и хлопают друг друга по плечу, не в силах от радости открыть рта. Но в этот раз сама атмосфера встречи, испускающая флюиды опасности и агрессии, подогревала ситуацию, как пронизывают невидимые глазу волны СВЧ тушку курицы, сунутую хозяйкой в микроволновку. Любаша пыталась разглядеть незнакомых ребят, что толпились внизу, на ступеньках лестницы.
Роман ещё раз взмахнул тростью, пытаясь огреть ближайшего к нему налётчика, в пёстрой футболке и автомобильных перчатках, но тот отклонился в сторону и в ответ взмахнул резко рукой. Послышалось жужжание, будто в тёмный подъезд влетел крупный шмель и теперь сердито пересекал площадку, стараясь пробиться обратно, к свету. Руки сами поднялись, сжимая трость – единственное оружие Андреева. И тут же, рывком, эта импровизированная дубинка вылетела из рук таксиста.
Руслан, почувствовав, что таксист опасен в ближнем бою, применил опасный приём – грузик, привязанный к длинной цепочке. Такими грузиками частенько забавлялись подростки, а дети играли в йо-йо, когда шарик крепился к резинке и всюду скакал, послушный воле своего юного хозяина. Но не всегда такой шарик служил развлечением, прообразом его было грозное оружие в умелых руках – кусари-тигирики, с помощью которого можно было весьма успешно как защищаться, так и нападать.
В данный момент сей предмет уж точно не был развесёлой игрушкой. Грузик, металлический шар, молнией пролетел расстояние от Руслана до жертвы, но тут цепочка натолкнулась на подставленную трость и траектория изменилась. Андреев спасся от неизбежного, казалось бы, удара. Темнота, устроенная налётчиками, теперь играла уже против них. Почувствовав, что шар запутался, Руслан рванул цепочку и она, вместе с палкой, теперь полетела на него. Пришлось отступить ещё на несколько ступеней.
Увидав, что противник отступает, Роман, лишённый подручного средства, закричал и тоже шагнул вниз. Крик наверняка услышит кто-нибудь из соседей, выглянет из квартиры и, если не поспешит на помощь, то хотя бы спугнёт нападающих. Сгоряча он пнул одного из налётчиков, который первоначально спускался с верхнего этажа. То едва успел подняться на ноги и сейчас снова покатился вниз по лестнице, завывая от боли. Коротким быстрым ударом кулака Андреев достал ещё кого-то. Тот охнул и отскочил назад.
Противники отступали. Казалось бы, всё не так уж и плохо, но Андреев чувствовал, что тот нервный подъём, который он сейчас испытывал, был совсем на исходе. Ещё мгновение и болевой спазм стальной спицей пронзит позвоночник, и ноги вмиг ослабеют, а кулаки разожмутся сами собой. Тогда он будет не сильнее соломенного чучела или той надувной куклы, что придумали для своих любовных утех западные сластолюбцы. Оставалось использовать отпущенные ему мгновения с умом и максимальной пользой.
Когда-то, в далёком от него, сегодняшнего, прошлом, его и группу товарищей обучали двигаться и сражаться в полной темноте. Тонким слухом, а также с помощью необъяснимого чувства интуиции, они перемещались в забитой мебелью комнате, стреляли по манекенам или дрались друг с другом, как с условным противником. Учебный бой существенно отличается от реального, протекает всегда в иных, то есть непредусмотренных условиях, но кое-какие навыки всё же остаются. Не надо только мешать себе, дать волю телу и чувству самосохранения, которое запускает свои, ранее сдерживаемые резервы и возможности.
Коленом Роман буквально поднял в воздух одного из налётчиков и хотел рубануть его сверху ребром ладони, но тут кто-то повис на нём, схватил за руки. Роман ещё умудрился перехватить его голову, зажал под мышкой, но тут же второй из нападавших забарабанил по его корпусу кулаками. И сразу в нём как будто лопнул воздушный шар, ноги сделались ватными, не упал он только потому, что повис но том, зажатом. Вот и всё!
Хлопнула входная дверь. Неужели на помощь налётчикам спешит подкрепление? Тогда всё, конец. И ему, и Любаше.
-- Рома-а-ан!
Крик жены перешёл в пронзительный визг, резавший уши в этом вытянутом пространстве коридора, похожего на кишечник некоего силикатного исполина. Неужели они пробились до жены? Роман сжал зубы и бессильно взмахнул рукой. Всё! Больше он уже не боец.
-- Хват?! Я здесь!
Кто это? Кажется, он этот голос где-то слышал, но распознать его, перекатывающийся от одной стены до другой, было трудно, особенно когда сердце бьётся в тисках грудных позвонков, а боль проржавевшими шурупами вворачивается в злосчастный хребет. Он отпустил дёргающееся тело налётчика и уцепился обеими руками за перила.
Внизу мелькали тени, двигались силуэты, слышны были хлёсткие удары, мычание и всхлипывающие вскрики. Наконец дверь с размаху грохнула о стену, послышался торопливый топот. К лицу его, прижавшемуся к холодным прутьям перил, приблизился кто-то. Ах да, это же Гордиенко. Каким попутным ветром его сюда занесло? Пустое, главное, что они прогнали тех, что прячутся в темноте. А что же с Любашей?
-- Люба …
-- Роман, -- послышался родной голос, со всхлипом с сразу за ним цокот каблучков по цементным ступеням, оббитым тысячами спешащих ног. – Что они сделали с тобой?..
-- Всё в порядке, Люба … Мне бы только сейчас на ноги подняться.
С одной стороны Юрка, с другой – Любаша, бережно подняли Романа. Ноги ему уже не казались такими непослушными, и сил как-то разом стало гораздо больше. Наверное, даже совершенно точно, сочувствующие сердца, бьющиеся в унисон, подпитывают своей энергетикой страждущее тело партнёра.
-- Вот твоя палка, дорогой, -- голос супруги дрожал и срывался. Вот-вот он может перейти в плач, но Люба была сильной женщиной и могла контролировать некоторые свои эмоции. – Только что это к ней прицепилось?
Действительно, с палки свисала цепочка, на которой покачивалась небольшая сфера, которая, несколько мгновений назад, серебристой молнией мелькала над головами.
-- Кто это был? – спросили одновременно все трое. Разного тембра голоса почти что слились в один растянутый недоумённый возглас.
Где-то, этажом выше, со скрипом приоткрылась дверь, и послышался сварливый противный старушечий голос:
-- У-у, алкашня проклятая! Нальют зенки с утра, и целый день по дому шатаются, честным гражданам отдыхать мешают. Милиции на вас нет, окаянные!
Любаша махнула рукой Юрке. Мол, не обращай внимания. Так, втроём, поддерживая Романа, они и ввалились в прихожую, откуда сразу прошли в комнату. Осторожно усадив товарища в кресло, Гордиенко махнул рукой, и только тут все обратили внимание, что он сжимает в кулаке нечто косматое, похожее на лохматую шапку или мочалку из мелкого, но длинного ворса.
-- Это волосы одного из тех, кто был среди нападавших, -- пояснил Гордиенко, бросив парик на стол. – Когда я вошёл в подъезд и услышал крик Любы, то сразу понял, что творится здесь нечто опасное, требующее самого активного участия. Я бросился наверх и тут на меня прямо-таки посыпались тела. Не понимаю, как я устоял на ногах. После дневного света, в подъезде оказалось слишком темно. Ничего нельзя было разобрать. На меня кто-то нападал, я защищался, бил сам и получал от кого-то в ответ. Наверное, они никак не ожидали встретить здесь достойный отпор, а может опасались, что я не один, но, так или иначе, после двух- трёх ударов нападавшие все разом кинулись к выходу. Я попытался остановить одного, схватил его сзади за волосы, но … они остались в руках у меня, а негодяев простыл и след. Только тут я увидел, что Роман опустился на ступени и кинулся к нему на помощь. Испугался, не ранили ли его эти.
-- Юра, что происходит? – из глаз Любаши рекой полились слёзы. – Я ничего не понимаю. Что им от нас было надо?
-- Успокойся, родная, -- Роман собрал последние силы и даже улыбнулся. Взял руку супруги и прижал её к губам. – Думаю, что эти парни просто обознались. Что-нибудь не поделили, хотели, как это у них водится, кулаками решить проблему, а тут темно … Вот они и перепутали. Горела бы лампочка, недоразумения бы и не случилось.
-- Будет свет, будет и песня, -- подхватил Гордиенко и улыбнулся. Оба они с Романом понимали, что нападение не было случайностью, и, если тот, с верхней площадки, и мог ошибиться, то остальные двое, вошедшие со двора за Андреевыми, знали, зачем они здесь. В этот раз у них ничего не получилось, но может быть и следующий, а спасения, в лице то же Гордиенки, рядом не окажется. Что же тогда будет?
Надо что-то предпринимать. И кто были эти налётчики? Вместе с воспоминаниями о скоротечном кулачном поединке, остался парик. И металлический шарик на цепочке, которая запуталась на палке.
Глава 25.
Судя по всему, Буличу удалось полностью подчинить своему влиянию Коня, той ли лёгкостью, с какой он отправил на тот свет Квадрата, телохранителя директора «МАГа», прошедшего в своё время огонь и воду, или той театральной потусторонности, с какой он обставил своё появление в ресторане «Полярный».
Труп убитого телохранителя сбросили в Северную Двину, предварительно набив карманы и пазуху камнями пополам с щебнем. Выбрали самый заброшенный участок, где течение основательно подмыло берег. В скором времени на утопленника рухнет очередной глинисто- сланцевый пласт и надолго похоронит тело незадачливой гориллы, до того, как он всплыл бы, распираемый трупным газом.
Уже на следующий день оба подельника сидели в самолёте. Конь умудрился выправить документы и полностью взять на себя транспортировку новоявленного босса. Булич помалкивал, прикасаясь, время от времени, к приклеенной щёточке усов. В фильмах фальшивые усы всегда отваливаются в самый неподходящий момент.
Самолёт сел в Ярославле. Отсюда они двинутся своим ходом. Булич желал добраться до конечной цели незамеченным. А каким образом это легче всего сделать? Конечно же, затеряться в толпе. Оба предпринимателя записались в одну из многочисленных туристических групп, что круглогодично колесили по «Золотому кольцу России».
Что же это за такое кольцо? Чтобы лучше понять суть явления, перенесёмся в глубины нашего исторического прошлого, на два столетия с четвертью, во времена царствования императрицы Екатерины Второй. Самодержица земли русской получила титул Великой во многом благодаря своему окружению. «Свита делает короля», говорили мыслители. И это действительно так! Екатерину окружали военачальники, такие, как фельдмаршал Александр Суворов, не знавший поражений, флотоводец адмирал Ушаков, государственные деятели, Румянцев, а также Григорий Потёмкин, князь Таврический, занимавший среди прочих особое место. Кое-кто называл его князем тьмы, другие – создателем Черноморского флота, некоторые – царским куртизаном, а ещё – радетелем народным. В историю прочно вошли знаменитые «потёмкинские деревни», весть о которых разнёс по Европе в 1797 году Георг Гельбиг, саксонский дворянин, побывавший в России. Он рассказывал о фанерных фасадах и прогнивших задниках русских изб, о крашеных заборах и запустении за оными, о кажущемся благополучии и вопиющей бедности. По цивилизованному миру пошла молва о стараниях сиятельного князя замазать глаза всему свету. На самом-то деле Григорий Александрович Потёмкин- Таврический всеми силами пытался освоить Причерноморье, дотоле находившееся под властью стамбульского султана. Именно он дал вторую жизнь пелопонесскому Херсонесу, то есть нынешнему Херсону. Потянулись на тучные черноморские серозёмы беглые холопы с Руси, Украины, Белоруси, и даже из шляхетской Польши, Венгрии, Молдовы, Чехии. Со всей Европы тянулись в Причерноморье обездоленные, чтобы получить там волю и потёмкинский надел земли. Вот после этого и пошла гулять легенда о показном благополучии, на задворках которого процветали нищета и даже людоедства.
«Понятно, но при чём здесь Потёмкин- Таврический и его знаменитые «деревни?» -- спросит особо привередливый Читатель. В ассоциации, дорогой ты наш друг. В начале семидесятых годов возникло «Золотое кольцо России», вобравшее в себя Загорск, Переславль-Залесский, Ярославль, Кострому, Суздаль, Владимир. Построили шестирядное скоростное шоссе, отреставрировали знаменитые храмы. Вот истинные «потёмкинские деревни». Они были построены для иностранных туристов, увешанных фотоаппаратами и кинокамерами, набитых долларами, фунтами и марками. Когда начала массово гибнуть российская деревня? Закрываться потихоньку сельмаги, школы, сельские клубы? Именно тогда, в начале семидесятых годов, в развесёлые «застольные», когда «будет хлеб, будет и песня». Тогда начали гулять финансы в пределах «Золотого кольца», образуя малый круг государственного финансового кровооборота.
Заглянул Булич, вместе с экскурсантами, в Спасо-Преображенский монастырь, выстроенный ещё в шестнадцатом веке, послушал малиновый перезвон колоколов, посмотрел на серебряные оклады киотов, как отражаются тоненькие поминальные свечи в потирах и лишь скучающие зевал. Рядом тихо потел Конь в двубортном костюме и галстуке. Он старательно играл роль любопытствующего слушателя. Хорошо, что Мочило не выбрал для них «легенду» паломников, идущих ко Храму Христа-Спасителя с котомками, набитыми динамитом.
Когда в столицу въехали экскурсионные автобусы, наши герои тихо-мирно вышли из них и растворились в толпе горожан.
Москва давно уже стала одним из крупнейших мегаполисов мира, наравне с Нью-Йорком, Лондоном, Токио, Мехико и другими урбанистическими гигантами. Граница города была столь расплывчата, что фактически вмещала в себя большую часть Московской области. Электрички, метро и автобусы, а также бесконечная лавина автомобилей безостановочно перетасовывали москвичей и гостей столицы. «Какая у тебя национальность?» -- спрашивали взрослые дяди у ребёнка и малыш гордо отвечал: «Москвич». Воистину, государство в государстве вызрело на наших богатых просторах. Ватикан, Западный Берлин, Сингапур, Люксембург. Город- государство, подобно греческих полисам античных времён. Мегаполис. Почти все деньги России переваривались московскими банками, всевозможными гуманитарными фондами и различного рода инвестиционными институтами. Здесь сконцентрировалось больше министерств и ведомств, чем в любой другой стране мира. И бандиты, соответственно, здесь водятся самые опасные. У них самые «длинные руки».
И в эту криминальную империю вошёл одиночка, Булич. Его действия должны потрясти сложившиеся основы, начать новый криминальный передел, какой прошёл после смерти знаменитого Сильвестра, когда взлетел в воздух его бронированный «мерседес». Тогда череда смертей «коронованных» властелинов с наколотыми на плечах генеральскими звёздами, наполнила ужасом сердца людей компетентных. Опять стрельба, взрывы гранат, громкие убийства. Когда это кончится? Возмущение простых людей и неудовлетворённые корыстные интересы элиты. Уж лучше шаткое состояние нейтралитета, когда каждый имеет своё и не зарится на имущество соседа, пусть оно столь желанно и кажуще доступно.
А нарушить это шаткое равновесие можно одним удачным выстрелом. Таким краеугольным камнем криминального фундамента и был Крест, закулисный король криминальных структур. Его желания выполняли высокопоставленные чиновники, милицейские генералы и депутаты Государственной думы. Причём далеко не все знали, кто находится на другом конце манипуляционной цепочки. Они имели за лобби хорошие «башли» и совесть их была девственно спокойна. «Много будешь знать, скоро состаришься». Эту истину помнят с раннего детства многие государственные мужи.
Имя Афанасия Зябликова ничего не говорило ни уличным «быкам», ни вечно голодным чиновникам. Слово «Крест» будило отрицательные эмоции у ряда авторитетов и заставляло хмурить брови «воров в законе». Смерть Калины, Глобуса, Бобона и Горбатого непосредственно связывали с именем Креста. Некоторые приписывали ему даже Гибель Сильвестра, в далёком прошлом – друга и товарища. Мол, обурел Сильвестр и попытался подмять Креста под себя. Вот и отправили его в вечный полёт.
Главою солнцевских «братков» называли и Михася, и Сильвестра, даже Япончика, управлявшего воровской «экономикой» из заокеанских Штатов, но мало кто вспоминал ушедшего в тень Креста- Зябликова, занявшегося коммерческими операциями. Когда-то его группировка выбилась в лидирующие в том сообществе, что вмещает в себя понятие – «солнцевские братки». Иезуитская хитрость и умение вести закулисные игры позволяли ему действовать чужими руками. В разное время Креста поддерживали своим непререкаемым авторитетом в воровской среде Ростик, Север, Бриллиант, а позднее и Шурик Захар с Цирулем. Это позволило ему оставаться на плаву, когда кое-кто планировал посчитаться с хитрованом.
Давно уже сгнили в земле останки тех, кто громче остальных кричал о своих претензиях к Зябликову. Большую часть из них убрал не кто иной, как Мочило, своими собственными руками, или при поддержке Амоса и других подручных.
Теперь всё было по-другому. Сама обстановка менялась с такой скоростью, что человек, отсутствовавший в столице несколько лет, не узнавал многих привычных мест. Одни кабаки позакрывали, другие поменяли хозяев, старые притоны и подпольные бордели или были раскрыты, или перекочевали в иное место. Было от чего растеряться. Но не таков был Мочило. К тому же сейчас рядом с ним находился Конь, Вергилий, водивший старого босса по обновлённым кругам столичной преисподней. Именно он пригнал потрёпанную «Шкоду- Октавию», без которой они были как без рук, нашёл хазу, временное пристанище в запущенной двухкомнатной квартире с проржавевшими трубами и грязным постельным бельём на рассохшейся скрипучей кровати. И если это обстоятельство шокировало привыкшего к роскоши Коня, то для Булича стало лишь предметом грязной шутки.
Он собрал всё бельё в большую вонючую кучу, и заставил Коня выстирать всё в ванне, с помощью порошка и мыла. Сам же раздел приятеля догола и унёс с собой его одежду, чтобы Конь не сбежал в его отсутствие.
Несколько часов Булич перемещался по разросшемуся городу, пока не добрался до своего парка, куда он частенько хаживал в доброе старое время и где до сих пор стояли на цементных постаментах серые гипсовые фигуры дискобола, спортсмена, девушки с остатками весла и другие пародии на античное творчество зодчих Мирона и Фидия, наводнивших своими статуями Акрополь и Парфенон, по высочайшему приказанию Перикла.
Равнодушно шествовал Булич по тенистым аллеям парка, заросшем шпалерами кустарника. Как будто вернулся он на десять лет назад, когда хулиганистый паренёк зажимал девушек на дальних скамейках, добиваясь своего. Снова и снова он возвращался в эти места, как в данном случае. Кроме ностальгических воспоминаний, была ещё одна причина, и довольно существенная.
Выждав, когда шумная компания молодёжи с орущим «Филипсом» скроются в зарослях орешника, Булич вышел к старому дубу, что раскорячился на крошечном пятачке парка. Тенистые ветви пропускали сквозь крону столь мало света, что лишь отдельные травинки находили силы, чтобы чуть приподнять своё хилое зелёное тельце над истоптанной землёй. Именно тут, в перепутанных узловатых сплетениях корней и устроил в своё время Булич тайник, где прятал оружие после исполнения «мокрых дел». Это теперь, высадив в жертву автоматный рожок, убийца бросает на колени казнённому новенький автомат и спокойно удаляется, пряча в карман перчатки. В доброе старое время всё было не так. После редких силовых акций «пушка» протиралась, тщательно смазывалась и далеко пряталась. До следующего раза. Оружие достать было нелегко и рисковать при покупке или похищении считалось нежелательным риском.
Оглянувшись для гарантии ещё раз, Булич опустился на колени и запустил руку в тайную нишу. В следующую минуту он уже лёг на живот и руку засунул дальше, чем по локоть. Наконец пальцы его нащупали твёрдый предмет, и напряжённые черты лица его несколько разгладились. Он уже было испугался, что за долгий срок хранения пакет обнаружили, и его ожидает неприятный сюрприз. Но всё обошлось. С трудом он извлёк грязный запылившийся куль. Целлофан он содрал и бросил под ноги. Вряд ли он ещё когда придёт на это место. Или пан, или пропал. В любом случае, оба пистолета своё отслужили и должны сейчас исполнить последнюю, завершающую песню- стаккато, по-сицилийски.
В разное время телохранителями у Креста побывали Ваня Тульский, убитый в драке, которой закончился какой-то юбилей, Кузнец, который подсел на иглу и сошёл с дорожки боевика, сам Мочило, Чёрт и даже Гога. Булич многое помнил из мелочей, которых Крест неизменно придерживался. Только вот насколько всё изменилось в связи с новым имиджем Зябликова. Вряд ли увешанные автоматами фиксатые молодцы окружают его плотной стеной. Скорее всего у него более продуманная система охраны.
Конь не смог из себя выдавить ничего определённого, лишь некоторые отрывочные сведения, из которых Булич лишь взял на заметку историю о новой подружке, студентке ГИТИСа. То ли девушка была внебрачной дочерью Зябликова, то ли он положил глаз на молодую красотку, но он временами посещал некую квартирку в Замоскворечье. Из этого могло получиться нужное действо.
Конь уже облачился в свою одежонку. Вся ванная комната была увешана мокрыми простынями и наволочками. Стоял тяжёлый влажный запах, по причине плохо работающей вытяжке. Пришлось распахнуть все фрамуги и балконную дверь.
Разложив на столе газеты, Булич развернул свёрток и выложил на стол свои верные стволы. Это были револьвер Леона Нагана и пистолет Фёдора Токарева. В своё время оба пистолета перепали Мочиле от одного старого уголовника, Евсея Евсеева, одного из первых наёмных убийц. Он и объяснил Андрею выгодные стороны как револьвера, так и автоматического пистолета, а потом добился от многообещающего паренька точной и быстрой стрельбы навскидку. В условиях города важна прежде всего скорость, а потом уж точность попадания. Противник чаще всего отстоит от киллера не более, чем на десяток шагов. Тут нужна отточенность движений, каждая деталь скольжения руки, зацеп рукоятки, наведения на цель и нажатия на спусковой крючок. Все движения должны быть плавными и вместе с тем стремительными, без рывков. Секунда, и зрачок ствола глядит уже в лицо противника. Раз за разом Булич выхватывал «пушку» и делал всё уже достаточно сноровисто, но наставник каждый раз находил всё новые изъяны. «Ковбой», как прозывался старый убийца, был большим почитателем Юла Бриннера и Грегори Пека, смотрел все вестерны, которые закупал советский кинопрокат и, как подросток, подрожал своим западным кинокумирам. Худощавое, изрезанное резкими морщинами лицо Ковбоя редко посещала улыбка. Он стаканами глушил «виски», как он называл водку, настоянную на можжевеловых ягодах. Он первым из убийц догадался вложить пистолет в самодельную кобуру под мышкой, откуда его можно выхватить быстрее, нежели чем из кармана. Точно такую же кобуру он собственно ручно сшил и для Булича.
Каждый день тогда начинался и заканчивался чисткой оружия. Булич уже на ощупь знал каждую деталь пистолета. Вот самовзводный наган двойного действия. При выстреле барабан поворачивался сам, и можно было стрелять снова и снова, семь раз. Во время выстрела барабан выдвигался вперёд, обеспечивая надёжную обтюрацию и делая тем выстрел результативней. При сравнительно небольшом калибре в 7, 62 мм, револьвер, благодаря своим технологическим особенностям, был довольно мощным, а надёжность работы всех деталей механизма позволяли использовать его долгие годы. Благодаря особой, удлинённой гильзе, заряд пороха позволял толкать пулю необыкновенно сильно, подобно системе «магнум». Одним движением барабан откидывался набок, чтобы его можно было набить новыми, снаряжёнными патронами. Ковбой всегда сам аккуратно набивал гильзы порохом, отмеряя порции медной ложечкой, забивал следом мягкую пулю с подпиленной головкой. Раны от таких пуль были смертельными.
Во всём мире славится автоматический пистолет Кольта М1911, считается самым удобным и универсальным оружием усиленного образца. Так вот, наш пистолет ТТ, разработанный в оружейной лаборатории- мастерской Токарева, ничем не уступает своему американскому коллеге, а некоторыми параметрами даже превосходит его. Удобно в эксплуатации объединение всех деталей ударно- спускового механизма в одну колодку, не требующих специальных приспособлений для разборки. Работает пистолет по принципу использования энергии отдачи при коротком ходе ствола. Это прочный и надёжный автомат на восемь полноценных выстрелов. Мощные патроны бутылочной калибра 7, 62 мм позволяли им быть не менее эффективными, чем 45-й калибр Кольта, а тщательный уход делал пистолет безотказным в обращении.
Ковбой умел стрелять с двух рук одновременно и научил этому приёму Булича. Главное, это чувствовать оружие, позволить пистолету стать естественным продолжением тела и вот тогда промахов не будет. Сам Ковбой погиб нелепой смертью, по пьяни упав с лестницы в погреб и сломав на ступенях шею. В наследство он оставил Буличу своё ремесло, оружие и умение им пользоваться.
Смазав все детали, Булич тщательно собрал оружие, проверив подгонку каждой, самой мелкой детальки, проверил, как цепляются выступы кожуха- затвора за пазы на стволе, как подвижная серьга опускается на казённую часть, протёр тряпочкой каждый патрон, стирая малейший налёт пыли, и столь же тщательно набил патронами магазин пистолета и ячейки барабана. Затем упаковал наган в мягкую кобуру, сшитую ещё из куска хрома Ковбоем, а ТТ завернул в замшевую тряпку.
Ну вот, собственно говоря, Булич уже был готов для свершения торжественного акта. Оставалось за малым – за самим Крестом. Нужно, чтобы он появился в нужное время и в нужном месте. А для этого была необходима информация. А её Булич рассчитывал получить от Коня.
Напрасно бедняга доказывал холодному убийце, что его удалили от всесильного босса, кинув на северный регион, что после той знаменательной поездки он не видел Креста ни разу. Распалившись, Андрей свалил Коня с ног, пнул несколько раз, не разбирая, куда попадает нога, а затем, схватив за пиджак, бесцеремонно потащил в ванную, залитую после стирки лужами воды. Он открыл до упора оба крана, и вода полилась быстрыми струями, брызгая, одна – ледяными каплями, а другая почти что кипятком. Не дожидаясь, пока ванна наполнится до краёв, киллер толкнул туда скулящего бездельника и прижал его ко дну так, что наружу торчали одни лишь только ноги да руки, которые беспомощно шарили по голубой кафельной стенке. Сквозь слой воды было видно, как расплылись чёрные космы волос, как шевелятся губы, от чего на поверхность всплыли несколько больших пузырей. Лишь тогда Булич достал из ванны старого приятеля. Целые ручьи и потоки струились с модельного пиджака горе-коммерсанта. Носовой платок уныло свесился из кармашка лоскутком былого благополучия. Конь вытаращил глаза и со всхлипом вдыхал в себя воздух. На мокром лице блестели дорожки от бегущих слёз. Конь задыхался, кашлял и всё силился что-то сказать.
С отвращением Мочило оттолкнул от себя жалкое создание, и Конь вновь исчез под водой, но уже в следующее мгновение голова его показалась над краем. Вода хлынула из ванны, и Конь бессильно свесил голову, зацепившись за бортик подбородком. Его вырвало. Булич отвернулся и оседлал унитаз.
-- Я слушаю … -- он смотрел на стенку, покрытую голубой плиткой.
-- Погоди … Дай отдышаться … -- голос бандита сел и он едва понятно сипел.
-- Если ещё вздумаешь ломаться, как дешёвая девка, то у меня найдётся много способов взбодрить твою память.
После такого откровенного обещания Конь стал соображать гораздо лучше. Он вспомнил телефон одного приятеля, который мог прояснить ситуацию.
Пока облепленный мокрой тканью костюма Конь стоял у телефона, Булич поставил чайник. Сыпанув в кружку щедрую порцию «Чибо», он залил её кипятком и бросил туда же кружочек лимона. Требовалось срочно взбодриться. То же самое он сделал для Коня. Тот поблагодарил и сместился чуть в сторону, так как под ногами его уже набежала целая лужа тёплой водопроводной воды. Можно было подумать, что он принимал душ, не раздеваясь, как это делал Ипполит в «Иронии судьбы». Как бы хотел сейчас Конь поменяться с героем Юрия Яковлева местами. Как говорится, мне бы ваши проблемы.
Не один, и не два, а около трёх десятков телефонных звонков пришлось сделать Коню, пока он не разузнал невозможное. Сегодняшнюю ночь Крест намеривался провести у подружки в Замоскворечье.
Опять Булич заставил раздеться приятеля и ушёл с сумкой мокрой одежды. Конь остался в квартире нагим и жалким. Он глянул на себя в большое овальное зеркало и обрушился на него обеими кулаками. Зеркало сорвалось со стены и раскололось на десятки осколков.
Оставив машину на соседней улице, Булич по всех подробностях исследовал, с помощью небольшого бинокля весь двор, отмечая для себя малейшие детали, где какая открыта форточка и какие занавески затеняют окна. Затем поднялся на чердак дома и досконально осмотрел его, обошёл из конца в конец. Выглянул даже на крышу и здесь также всё изучил, ощупывая биноклем каждый квадратный метр гудронированной поверхности.
Если Крест приедет сюда, то у него обязательно будет прикрытие и надо предугадать каждый возможный ход охраны. Если на любое действие «горилл» у Мочилы будет готово противодействие, то операция кончится удачно, а если случится нечто неожиданное, из ряда вон, то Крест отпразднует очередную победу.
На одетого в спецовку небритого мужика никто из соседей не обращал внимания. Вот только вместо молотков и разводных ключей в потёртом чемоданчике «слесаря» был бинокль и пистолет, завёрнутый в чистую тряпку.
Закончив рекогносцировку, Булич вернулся в квартиру. По пути он купил на мини-рынке продуктов и загрузил их в объёмистую сумку. По привычке перед входом в дом он проверился. Чем чёрт не шутит. Он вышел на бой с огромной, мощной криминальной империей, общая численность боевиков которой была не менее армий медельинских картелей, а по огневой мощи намного превосходила последние. На Креста работали государственные силовые органы, спецслужбы, различные охранные конторы и просто боевики- налётчики, отморозки, вроде Балды или Колымского.
Конь завернулся в одеяло и сидел на тахте, нахохлившись. Теперь он ничем не напоминал того лощёного денди, что гулял ещё недавно в архангельском ресторане. Вода полностью вымыла из него остатки самодовольства и оставила то, чем он являлся в действительности – мелкая преступная сошка с хорошими деловыми связями.
Булич вернул ему костюм и Конь торопливо облачился. Бельё к этому времени подсохло, но сильно помялось от переноски в сумке.
Выложив на стол продукты и бутылку кристалловской водки, Булич подозвал Коня.
-- садись, друг, посидим- поокаем, -- предложил он товарищу. Подвинув скрипучий стул, Конь присел за стол и навалился плечом на стену. Есть ему совершенно не хотелось.
-- Я понимаю, -- усмехнулся Булич, -- ты избаловал свой желудок ресторанными деликатесами, размяк, перестал чувствовать мышцы живота. Тебя распустили размалёванные бабы, шикарные тачки и авторитет боссов. Ты перестал отстаивать своё место под солнцем кулаками, забыл боль от разбитых костяшек на руках, перестал ощупывать зубы кончиком языка, проверяя на месте ли они, возвращаясь домой после драки на «тёрках». Сейчас я не дал бы за тебя и рваной десятки. Ты превратился в пустое место, Конь.
-- Неправда, у меня за спиной стояли крепкие ребята, за рулём сидел спецназовец, а некоторые «крутые» заглядывали мне в рот, дожидаясь решения своей судьбы.
-- Ну, надо же, с с кем я, оказывается, сижу за одним столом, -- развеселился Мочило. – Так где же твои хвалёные дружки с пудовыми кулаками, где тот самый спецназовец? Не его ли ты мне помогал сбрасывать в воду с крутого берега?
Конь уставился в стол, потом пододвинул к себе пакетик чипсов.
-- Не тебе со мной тягаться, корешок, -- набычился киллер, -- и не твоей бригаде. Я мог бы перещёлкать вас всех, но не захотел мараться. Передо мной, понимаешь, другие задачи и иные масштабы. Задача первого плана, как я уже говорил тебе – убрать Креста.
-- Но ведь это может привести к войне, -- обомлел Конь, -- это новый передел власти. Новая кровь, новые жертвы.
-- Тебя-то нынешнее положение устраивает? – ощерился бывший дружок. – Не то, где ты раскатывал по Архангельску на «кадиллаке», а теперешнее, с мокрой задницей?
-- Обо мне сейчас речи нет, -- наконец ответил Конь.
-- Конечно, ведь ты был и до сих остаёшься мелкой сошкой, и меня интересуешь постольку поскольку. Если окажешь действенную, настоящую помощь, то помогу не пропасть в дальнейшем, а нет, ступай на все четыре стороны. Мне нет больше до тебя дела. (Конь вскинул на Булича широко открытые глаза). Завтра. Сегодня ты побудешь здесь, чтобы не появилось у тебя жгучего желания сыграть в другие ворота. Сиди, отдыхай, суши подштанники.
Забравшись на раскладной диван, Конь прилёг, сунув под голову сложенную пополам подушку. Булич тоже на широкую тахту. Руки он закинул за голову. Под рукою торчали затёртая до блеска потемневшая деревянная рукоятка нагана.
-- Послушай, Конь, -- спросил немного погодя Булич, -- вы меня вспоминали с Амосом, когда я сидел в камере смертников?
-- Вспоминали, -- ответил с дивана приятель, -- мы даже передачу тебе соорудили, «кабанчика», но не приняли её, назад завернули.
Булич не ответил. Он лежал на спине, закрыв рукой глаза от света яркой лампы на две сотни ватт.
-- Мочило, -- теперь нарушил молчание Конь. – А как там, в камере смертников? Что ты там делал?
-- Размышлял. На это времени было предостаточно. Никто тебя не тревожит. Лежишь на нарах и ждёшь, когда за тобой придут. Вся жизнь, день за днём, перед глазами проходит. Этакое панорамное видео. Что сделал, о чём мечтал, чего так и не добился.
-- А что там самое неприятное? Надзиратели-то как?
-- Да никак. Появляются и тут же уходят. Ты предоставлен сам себе. А неприятное самое, так это тишина. Как в могиле. Она давит на тебя, заставляет задыхаться, разёвывать рот, как рыба в болотной воде. Впрочем, может быть это просто от плохой работы вентиляции. Но ожидание смерти, которая рядом, вон за тем углом, стоит, не дышит, лишь скалится безглазым черепом. Это пытка, хуже, много хуже пытки, когда тебе выкручивают суставы, а ты кричишь, материшься, кроешь своих палачей последними словами. А тут ты как бы гниёшь изнутри, словно могильные черви уже корчатся в твоём кишечнике, вгрызаются в печень, желудок, и ты ничего не можешь сделать …
-- А … потом?
-- Потом за тобой приходят. «Без вещей, на выход». Это значит – всё! Финита! Идёшь по коридору и, с каждым следующим шагом, умираешь. Не каждый человек способен вынести этот путь. Я слыхал крики и заливистый истеричный смех тех, кто не выдержал дороги Стикса, кто сошёл с ума.
-- Ты слышал, как стреляют?
-- Нет. Говорят, что для этого существует специальный подвал с нависающими сводами, где прострелен каждый сантиметр покрытых плесенью красных кирпичей. Вот там-то конвоир и делает тебе выстрел в голову, чуть ниже затылка. Человек делает следующий шаг, но он уже фактически мёртв, и ноги его подгибаются, расколотая пулей голова клонится вперёд … Тебе, Конь, ещё предстоит узнать, что ты чувствуешь, когда пули пронзают тело, рвут внутренности, и кровь хлещет из ран, покидая тело. Когда палач стоит над тобой, спокойно поднимая руку для контрольного выстрела.
Потрясённый «нарисованной» картиной, Конь надолго замолчал, представляя и боясь верить в реальность фантазий. Через продолжительное время он снова окликнул Мочилу, чтобы выяснить, где же в самом деле был всё это время киллер, боясь ответа, что тот находился в настоящей преисподней, где стоны, и слёзы, и скрежет зубовный. Ведь не может этого быть, потому что не может быть никогда. Иначе … Иначе весь привычный и обжитый мир для Коня переворачивался с ног на голову.
На просьбы его Булич не откликнулся. Он лежал на спине и грудь его мерно поднималась и опускалась. Хоть это успокаивало. Если он дышит, то значит живой, а не порождение извращённой фантазии какого-нибудь Клайва Баркера.
Ещё несколько часов Конь бодрствовал, пока не погрузился в пучину кошмарного сновидения, где он бродил в проклятых лабиринтах чудовищного подземелья, стены которого сочились кровавой плесенью, а вдоль прохода лежали разложившиеся трупы смертников в полосатой форме с матерчатыми нашивками. Некоторые из убитых медленно, рывками, поднимали голову с вытекшими глазами, скребли пальцами по булыжнику, но Конь не останавливался, а шагал всё дальше, туда, где по углам клубился мутный туман. Он чувствовал, что если хотя бы на ничтожный миг остановится, то его скрутит припадок визгливого хохота, и он упадёт, а те, что валяются здесь, будут медленно подползать, а потом схватят и будут крепко держать его, нашёптывая ему на ухо съеденными трупными червями губами те тайны и секреты, о каких он допытывался у Булича. И тогда эти секреты станут для них общими.
Вот впереди что-то появилось в тумане. Какой-то тёмный куб. Сделав несколько шагов, Конь обнаружил, что это стеклянный шкаф, какие стоят в музеях, где спрятаны ценные экспонаты от слишком уж любопытных экскурсантов. В шкафу что-то висело, но разобрать наверняка было невозможно, так как поверхность покрылась слоем многолетней пыли, обрывками паутины и даже чешуйками лишайника. Конь не удержался и рукой смахнул со стекла тенета. Сейчас было видно, что внутри, на плечиках, висит роба заключённого. Плечики раскачивались, и полосатая одежда казалась живой. На груди серел квадратик с фамилией осуждённого. Конь прижался к стеклу. Видимо, от толчка створки с громким скрипом начали разъезжаться. И сразу же где-то вдали послышались тяжёлые мерные шаги. Конь сотрясался от дрожи. Что происходит? Он повернул голову к шкафу с распахнутыми створками. Сейчас ясно было видно, что на робе начертано … его имя. Конь завертел головой, раскрывая и закрывая рот. Туман волнами расходился по подвалу, всплёскиваясь в такт тяжёлым шагам. Послышался щелчок взводимого курка. Конь снова глянул в шкаф. Теперь там висел модельный костюм, но очень старый, рукав вдруг оторвался и упал на пол, посыпались пуговицы. Конь посмотрел на себя. Полосатая роба, которая только что висела в шкафу, теперь сидела у него на плечах. Он сделал попытку бежать. Но в ноги его вцепились пальцы трупов, что наползали со всех углов. Тяжело-тяжело, через силу, он поднял ногу, сделал шаг, второй. Сердце билось в груди, по лицу стекал пот. Сзади приближался кто-то огромный и беспощадный …
Булич поднял голову и посмотрел на отнятый у Коня «Ролекс». Пора. Он поднялся, глянул на метавшегося во сне Коня и вышел в прихожую. Там, у входа, стоял на полу рваный и грязный пластиковый пакет с ручками. Мочило подхватил его и вышел на улицу.
Машину он опять оставил в соседнем дворе. Несмотря на раннее утро, автомобилей на дорогах уже было предостаточно. И чего людям не спиться? Сидели бы дома, спали или готовились к трудовому дню.
Каждый свой шаг Булич тщательно продумал и вымерил. Из багажника он вынул матерчатую сумку с разнокалиберной посудой. Большая часть была из той квартиры, где они остановились с Конём. Во дворе никого не было и никто не видел, как солидный мужчина быстро перевоплотился в грязного бомжа. Стоптанные бахилы без шнурков, брезентовый плащ, наверное, уже пережёванный мусороперерабатывающей машиной, и кепка, похожая на ком грязи, опустили Булича на самое дно жизни. Горьковские босяки отвернулись бы с презрением от подобного никчемного прощелыги. И – в довершении ко всему – физиономия новоявленного бича скорчилась в гримасу идиота- олигофрена. С губы потянулась ниточка слюны, щеку и подбородок «украсили» грязные пятна. Мутные глаза едва виднелись сквозь щели заплывших глаз. Руки сотрясались мелкой дрожью и бутылки в сумке тонко позвякивали. Это было настоящее каваси-гакурэ, искусство маскировки в чистом виде.
Булич, шаркающей походкой, обошёл ряд мусорных ящиков и двинулся дальше, прямо сквозь кустарник, не обращая внимания на ветки и сучья, царапавшие его. Впрочем, заскорузлый брезент играл роль панциря.
Поблизости от нужного подъезда стоял «Ситроен». Значит, Крест был ещё внутри. Похоже, обошлось без обмана. Булич направился к контейнеру, испускающему волну неприятных запахов. В центре города давно уже все дома снабдили мусопроводами, но на окраинах продолжали вывозить его на машинах.
Склонившись над ящиком, Булич медленно рылся в объедках, тряпье и тех мелочах, что ежедневно свозятся на свалку. Рядом с рукой лежал пластиковый пакет. Иногда Мочило извлекал что-то из груды отбросов и складывал это в сумку у своих ног.
Хлопнула дверь подъезда. По ступенькам скатился и быстро зашагал к стоянке молодой человек в пиджаке и галстуке. Под мышкой он держал кожаную папку, а в руке – недоеденный бутерброд. На бомжа- Булича мужчина не обратил ни малейшего внимания, как не замечают индусы «парию» из касты «неприкасаемых». Мочило вновь склонился над ящиком. Ноги его оторвались от земли, показывая сношенные подошвы.
Снова хлопнула дверь. Здоровенный бугай вышел и внимательно оглядел двор. Глаза его задержались на согнувшейся фигуре бича. Тот увлёкся добыванием чего-то там и азартно тащил, подрыгивая ногой. Вот он встал в полный рост. Опустил что-то в сумку, а оставшуюся в его руках бумажку начал облизывать. Бугая чуть не вывернуло от одной только мысли о том, что могло находиться в бумаге. Он ещё раз оглядел двор, перешёл к машине и буркнул что-то в микрофон портативного радиоустройства. Булич тем временем перешёл к соседнему ящику, перетащив всё своё «хозяйство» в сумках. Пакет он вновь опустил в ящик. Развернул, не торопясь, бумагу и материю. Появился корпус ТТ. Затем Булич снова принялся рыться в мусоре, не обращая внимания на субъекта у «Ситроена».
Дверь подъезда опять приоткрылась. На улицу выступил второй жлоб. В плечах он был шире Квадрата, который так неудачно попробовал прикрыть Коня. Телохранитель тоже внимательно осмотрел двор и взгляд его также уперся в спину Булича, который раскопал в мусоре бутылку и сейчас внимательно изучал её на просвет в поисках трещин, делающих её бесполезной в качестве сдаваемой стеклотары. Первый субъект смачно сплюнул в сторону вонючего бомжа и выжидательно глянул на второго. Тот приоткрыл ногой дверь и, видимо, что-то туда сказал. Буличу было не слышно. Он расправил плечи, и полы брезентового плаща чуть раздались в стороны. Рука в ящике шуровала совсем рядом с рукоятью ТТ, что призывно чернел в куске материала.
Показался наконец Крест. На самые глаза он надвинул серую шляпу. Воротник плаща был поднят. Ни дать, ни взять – шпион из кинокартины, которого прикрывают два … нет, три агента. За Крестом из подъезда выскользнул ещё один. Небольшого роста, с волосами, собранными сзади в пучок. Он был тоже в костюме, но, в отличии от первых двух, огромных, как несгораемые шкафы, двигался легко и стремительно. Он первым оказался у машины, распахнул дверцу водительского места и тут же мотор заурчал. Автомобиль, почти лежавший на асфальте, вдруг приподнялся, как бегун, приготовившийся к старту.
Второй жлоб ещё раз оглядел двор и отошёл в сторону, первый распахнул дверцу, а Крест быстро засеменил ногами, готовясь скользнуть в машину. Он даже голову нагнул, чтобы не задеть шляпой при посадке.
А Булич повернулся к «Ситроену» лицом. Он вытянул руку, вооружённую ТТ, левую. Бах! Бах! Выстрелы грохнули, перекатились через двор, чтобы затеряться среди деревьев. Затихнуть, запутавшись в листве. Крест припал на одну ногу. «Горилла», что стоял у машины, пошатнулся и начал поворачивать голову к Буличу, хотя пуля пронзила его бычью шею насквозь и срикошетировала от крыши «Ситроена».
Телохранитель, что прикрывал Креста у подъезда, шагавший вплотную за боссом, заслоняя его телом от возможного нападения со стороны дома, выбросил стремительно руку с огромным пистолетом, браунингом «Пауэр». Бах! Бах! Он ещё только направил пистолет на бомжа, а уже две пули того ударили его в грудь и отбросили громоздкое тело назад. Телохранитель попятился, продолжая целить в сторону киллера. Бах! Голову жлоба отбросило назад, и пули с рёвом полетели в небо, освобождаясь из обоймы браунинга.
Бах! Крест взвыл. Пуля перебила ему ногу. Он полз к открытой дверце. Первый телохранитель опустился на крыло машины и выдернул из кармана «пушку», не менее мощную, чем у товарища, «Беретту» М-92, какие держат на вооружении органы спецохраны за рубежом. Он открыл огонь ещё до того, как рука его полностью разогнулась, поэтому две первые пули ушли в асфальт, третья осталась в мусорном ящике, а четвёртый выстрел не успел прозвучать, так как Мочило пристрелил живучего бойца и тот сполз по «Ситроену» на асфальт.
Крест уже схватился за подножку. За ним тянулась тёмная полоса. Штанина буквально сочилась кровью. Видимо, пуля перебила яремную вену.
Булич правой рукой выхватил из кобуры наган, и вовремя. Над машиной поднялся водитель. Обеими руками он сжимал девятимиллиметровую дуру, пистолет-автомат «Линда». Андрей кинулся на землю, и очередь с визгом пронзила воздух рядом с мусорным ящиком. Распахнулась дверь подъезда. Показались ещё двое. Прямо с земли Булич открыл огонь из нагана. Бах! Бах! Бах! Барабан поворачивался, подставляя под боёк донышко очередной гильзы. Один из выскочивших согнулся, ткнулся головой в газон и замер там неподвижной кучей. Второй кинулся на землю и вытянул вперёд ствол автомата. Новая порция пуль понеслась через двор, внезапно превратившийся в стрельбище.
Ещё бросок и Булич ушёл от неизбежной смерти. Вот он уже у самого борта «Ситроена». Крест почти весь залез внутрь. Снаружи ещё висела нога, с которой срывались капли и булькали в маленькую лужицу, успевшую натечь. Водитель попытался снова достать киллера. Его защищал бронированный бок машины. Он привстал на цыпочки и поливал пулями противоположную сторону, но Андрей уже прижался к машине, и его было не достать. Тут он заметил, что дверь машины с его стороны чуть приоткрыта, на самую малость. Видимо, первый из охранников собирался сесть туда сразу за Крестом, но вот не получилось. Андрей бесшумно приоткрыл створку и сунул наган в бок Креста. И нажал курок. Главарь криминальной империи подпрыгнул и захрипел. Шляпа скатилась с головы его и упала на резиновый коврик.
Пули вспороли землю у самых ног. Булич сунулся внутрь салона. Водитель был виден отсюда почти целиком, и киллер не замедлил использовать предоставленный ему шанс. Бах! Револьверная пуля пересекла пространство автомобильного салона и ударила водителя в низ живота. Он согнулся. «Линда» вылетела из руки и грохнулась под колёса.
Почти одновременно с этим Булич вытянул руку с ТТ и выпалил в того, что лежал возле дома. Стрелок откатился и перевернулся на спину. Больше уже никто не стрелял. Слышны были стоны и развесёлая музыка, льющаяся из репродукторов радиоприёмника, установленного в приборной панели.
Андрей вытер лицо и уставился на окровавленную руку. Его ранило? Нет, это он заляпался в одной из луж, что натекли у машины. Бессильно стонал водитель, зажимая обеими руками рану в животе.
Приподняв за волосы голову Креста, Булич сунул ему в рот ствол ТТ. металл заскрипел на зубах. Крест с трудом разлепил веки. По щеке скатилась слеза.
-- Настало время десерта, Крест.
Губы Булича разъехались в улыбке победителя, которую никто бы не рискнул назвать доброй, но тут же нахмурился. У Креста отсутствовал шрам на лбу. Он вгляделся в ненавистное лицо. Не может быть! Это был вовсе не Зябликов, хотя их не смогла различить бы и родная мать.
-- Кто ты?! – Заорал Булич в лицо двойнику, но глаза того разом помутнели и закатились. Проклятье! Мочило жахнул рукоятью пистолета по лбу подставленного. Хрустнул и вдавился внутрь череп.
«Ру-у-усское радио! Всё будет хо-ро-…». Бах! Панель приёмника превратилась в крошево. Булич стряхнул с себя брезентовый панцирь и двинулся через двор. Прошло чуть больше двух- трёх минут после того, как он сделал первый выстрел, и несколько секунд после окончания общей пальбы. Во дворе остался лежать лже-Крест, ноги которого так и остались снаружи машины, а также пять человек, защищавших его, но не до такой степени, чтобы остановить убийцу.
По пути Булич освободился от остатков снаряжения «бомжа». Оба пистолета он спрятал в небольшую сумку, которую бросил рядом с собой на соседнее кресло. «Шкода» сразу завелась, и он вывернул на улицу. Жители Замоскворечья затаились. Никто не высунул голову на улицу. Все знали, что если рядом палят из автоматов и пистолетов, то лучше туда не соваться. Пусть лезут под пули те, кому за это деньги платят.
Народ нынче стал дюже учёным.
Быстро распахнув дверь, Булич миновал прихожую и стремительно ворвался в комнату. Конь поднял голову и вскрикнул. Вид Мочилы был ужасен. Лицо его искажала гримаса ненависти, волосы были взлохмачены, а одна щека вымазана кровью.
-- Ты удивлён, паскуда, что я жив? – прошипел Булич. – Комы ты рассказал о том, что я вышел на охоту за Крестом? Несчастный, ты ответишь за то, что я нарвался на засаду. Вместо Креста мне пытались подсунуть двойника, но я раскусил подмену. Теперь Афанасию придётся помучиться, пока он найдёт другое отражение своей личности.
С каждой фразой Булич делал шаг, наступая на бледного, как смерть, приятеля. Тот поднялся со стула и отступал к стене, открывая и закрывая рот. Андрей держал в руке ТТ и угрожающе им размахивал.
-- Я контролировал каждый твой шаг, но ты обхитрил меня, сволочь. Кому ты открыл все мои планы, кто стоял за твоей спиной?
-- Я! – ответили за спиной киллера. Булич медленно повернул голову. У входа на кухню стоял Амос. В руках он держал короткоствольное помповое ружьё, нацеленное на Мочилу. – Я стоял за твоей спиной, как стою и сейчас.
Палец Амоса застыл на спусковом крючке, а ствол медленно перемещался по телу киллера раструбом смерти, как бы выбирая, куда бы изрыгнуть из недр своих ураган картечи.
Конь связался со мной по телефону, а я в свою очередь – с Крестом, -- пояснил Буличу Амос. – Тебя должны были встретить профессионалы. Признайся, что ты струсил, Мочило, и не поехал в Замоскворечье, иначе не смог бы вернуться.
-- Спроси об этом у тех жлобов, что наверняка сейчас уже лежат в морге. Они тебе обстоятельно расскажут о нашей содержательной встрече.
Амос внутренне стушевался. Он не ожидал, что Булич, если это на самом деле он, не струхнёт под дулом помповика. Любой, самый храбрый человек, не лишён чувства самосохранения. Но непохоже было, чтобы у этого хоть что-нибудь внутри шевельнулось.
-- Признаться, я не ожидал, что мои старые кореша будут столь часто меня предавать.
-- Ты говорил, что восстал из могилы, а это значит, что долг каждого ныне живущего вернуть тебя на законное место. Но … кое у кого есть к тебе ряд вопросов.
-- Не у тебя ли? – ощерился в улыбке Булич. Амос сглотнул. Ему вдруг сделалось жутко.
-- У меня тоже есть вопросы, но они пока подождут. Для начала опусти-ка пистолет и брось его на пол.
Булич разжал пальцы, ТТ грохнулся под ноги и остался лежать на паркете.
-- А теперь медленно, пальчиками, достань наган и тоже опусти его вниз.
Булич снова послушно полез за пазуху, и револьвер улёгся рядом с пистолетом.
-- Всё? Больше у тебя нет никаких игрушек? – спросил облегчённо и вместе с тем язвительно Амос.
-- Есть, -- коротко ответил Мочило.
-- Доставай, -- приказал Амос и поднял ружьё выше.
Андрей достал руку из нагрудного кармана. На ладони лежала авторучка из металлической полоски, спиралью скрученной вокруг пишущей капсулы с пастой.
-- Это – оружие? – удивился Амос.
-- Суди сам, -- ответил Булич и коротко взмахнул рукой. Амос вскрикнул и отступил на шаг назад. Ружьё вылетело у него из рук, но он не обратил на такую мелочь внимания. Он нашарил авторучку, которая почти полностью ушла в глазную впадину. По щеке струилась кровь и мутная липкая жидкость. Отступив ещё на шаг, он зацепился за стул и опрокинулся. Какое-то мгновение тело дёргалось, но скоро замерло и застыло. Рот Амоса остался открытым
-- Теперь мы снова займёмся тобой, -- повернулся Булич е Коню. – Ты мне расскажешь всё-всё.
-- Нет, -- закричал бедняга и вскочил на ноги.
-- Да, -- руками Булич завалил приятеля на стол и всем телом прижал его сверху. – Я даю тебе пять секунд на размышление. Больше у меня нет времени. Скоро сюда должны прийти, а мне ещё собирать вещи.
Глава 26.
Презрев законы конспирации, Багаев лично прибыл в аэропорт и наблюдал, как Москаленко неровно передвигается по бетонному полю, склонив голову и бессильно опустив плечи. Он походил сейчас на больного человека, плохо переносящего воздушную болтанку. Его поддерживал под локоть Фархад. Боло отстал на несколько шагов и независимо шагал в толпе других пассажиров. С виду всё было нормально, но это был успех в череде досадных промахов. Поступок Булича едва не смешал все планы Эль-Моута, которые были выстроены в строгой последовательности. Теперь за строптивцем устремились в погоню два опытных бойца, тренированных диверсанта, но группа сразу ослабела наполовину. Чтобы прояснить характер исполнимости планов и внести некоторые возможные корректировки, необходимо было побеседовать с Москаленкой. По приказу руководителя группы, Фархад и Боло постоянно держали своего товарища в состоянии наркотического опьянения, в котором организм расслаблен и человек ничем не занят, кроме осознания новых ощущений, приграничных с божественной Нирваной, поглотившей уже немало примечательных личностей, таких как Эдгар Аллан По, Говард Лавкрафт, Джимми Хендрикс, Джим Моррисон, Дженис Джоплин …
Сестра Эль-Моута, Хафиза, сняла две квартиры, где должны были разместиться сам Магомет, его сестра, Боло и Фархад, а также Николай. Вообще-то террорист планировал снять больше квартир, но бегство Андрея сильно убавило численность группы. Пришлось Хафизу забрать из Казани, а, кроме неё, в команду зачислили ещё одного человека, одного из татарских потенциальных лидеров новой формации, националиста, известного в молодёжной среде под именем «Батый». Эль-Моут был вынужден принять его присутствие, хотя придерживался неписанного правила – полагаться только на проверенных в общем деле людей. Но в этот раз ситуация была исключительной – он был в глубоком тылу противника при страшном человеческом дефиците в проведении акции такого типа.
Боевики заметили Хозяина, но не подали вида, а залезли в тот же автобус, разгруппировались. Эль-Моут снова тщательно проверился, но ни один пассажир автобуса не подходил для роли контрразведчика. На всякий случай, за автобусом катил худенький байкер в глухом полосатом шлеме. Это была Хафиза, готовая, по сигналу брата, приступить к активным действиям. А два портативных автомата и полдесятка осколочных гранат позволят отбиться, в случае необходимости, от целого подразделения спецназа.
Батый дожидался их на въезде в город, в полутора сотнях метров от автобусной остановки. Он сидел во взятой на прокат «Газели», свесив ноги в открытую дверцу. Судя по всему, было спокойно. Эль-Моут сошёл с автобуса и направился к сообщнику. Когда автобус укатил, к ним присоединились остальные.
Москаленко упал в мягкое кресло и вытянул ноги. Глаза его были полуприкрыты, а губы растянуты в улыбке блаженства. Он не осознавал окружающее, находился в экстазе прострации, в ином мире, с иными законами биоорганической химии. Сознание его пребывало в иных измерениях, и Николай наслаждался чудесными картинками объёмных галлюцинаций.
-- Пришлось вкатить ему дополнительную дозу, -- объяснил Фархад состояние полковника. – В последнее время ему трудно доверять. А так – намного спокойнее. Чуть спрыснули ему лицо и костюм водкой и никто не проявил внимания к его состоянию. Без вопросов.
Эль-Моут не стал выговаривать Фархаду. Скорее всего, он поступил бы точно так же. Придётся дождаться, когда ферменты головного мозга справятся с атакой галлюциногена, и клиент будет готов к беседе. Так даже лучше. В состоянии постнаркотического синдрома он будет намного сговорчивей и не станет вилять из стороны в сторону, как это свойственно гебистам, особенно – загнанным в глухой, тупиковый угол. Да. Нет. Точка.
Сначала Багаев решил поселить Москаленку с собой, но, поразмыслив, решил поступить иначе. Он, вместе с сестрой, облюбовал квартирку в районе станции «Киров- Котласский», а Боло, Фархада и Николая поместил на «Красную Горку», район МЖК, где вся троица разместилась на восьмом этаже протяжённого панельного дома. Окна смотрели в сторону проспекта Строителей. Батый сам нашёл пристанище в Вересниках, где давным-давно проходило русло Вятки, так называемая старица. Он снял там полдома, и к нему сразу зачастили юнцы и какие-то субъекты, по виду – уголовные преступники, чёрные, высохшие, с мосластыми руками, исколотыми татуировками.
Москаленко улыбнулся Фархаду и открыл рот, но язык его так сильно заплетался, что вместо членораздельных фраз получалась непонятная абракадабра. Уже на подходе к дому ноги его перестали слушаться совсем, и Боло с Фархадом пришлось втаскивать полковника в подъезд буквально на руках. Ботинки его цеплялись за каждую ступеньку. Стены были исписаны названиями западных и отечественных поп-групп. Чаще прочих упоминались «Продиджи» и «Нирвана». Мускулистый атлет- демон с причёской «ирокез» украшал большую часть лестничной площадки. Над головой его кто-то пририсовал корону и приписал: «МЖК – короли».
В лифте Фархад и Боло зажали полковника плечами. Пока добрались до восьмого этажа, Николай замочил слюной плечо Боло и склонился туда же головой.
-- Ты явно переборщил с дозой, -- объявил пакистанец сердито и, когда они затащили нетранспортабельное тело в комнату, грубо толкнул полковника на диван. Тот с размаху шлёпнулся на подушки, скрипнувшие под ним, и остался в той позе, какое приняло тело при падении – голова закинута, а рука и нога свешивались на пол. Фархад с укоризной посмотрел на приятеля. Он поправил Николаю голову и положил его удобней.
-- А если бы сердце его остановилось? – спросил Фархад. – Зачем ты его толкнул?
-- А, всё равно. Этому человеку осталось жить чуть дольше, чем бабочке, порхающей среди цветов. Ему ещё повезло, что жизнь его закончится в окружении призрачных гурий, дарующих усладу одурманенному сознанию. Он даже не заметит, когда жизнь его прекратится в реальности, и тело отпустит душу во власть самых изощрённых видений. Я бы даже хотел поменяться с ним местами.
-- Так в чём же дело? – съязвил узбек.
-- Не хочу торопиться. Я должен увидеть, чем закончится эта операция Эль-Моута.
-- Боюсь, что тем же самым. В лагере говорили, что слишком уж часто с подобных акций Эль-Моут возвращается один или, в лучшем случае – вдвоём с сестрой. Чего проще – обставить акцию возможно большей кровью и сделать её максимально эпатажной, пусть даже прольётся при этом кровь единоверцев.
-- Но-но, что-то ты говоришь на слишком опасные темы, -- забормотал пакистанец.
-- Боишься? А чего ты боишься? Сказать лишнего? Так ведь здесь нет всеведущих ушей шариата. Никто не скажет, о чём мы здесь говорим, в самом сердце христианского мира. Кому здесь какое дело до двух сумасшедших мусульман, которые хотят купить ценою крови место в райских кущах.
-- Потише, я тебе говорю!
-- Да ладно, я пошутил. Можешь успокоиться. Только разве тебе было мало пуль в песках йеменской пустыни, когда над головой метались лучи прожекторов? Разве не стоит у тебя в ушах гул от чудовищного взрыва, который унёс души Гейдара, Эрнста и Гирсама?
-- Гирсам был предателем!
-- Все мы, если разобраться, предатели, -- с горечью ответил ему Фархад. – Мы предали самих себя, своих близких, матерей, которые прочили для нас совсем другую судьбу.
-- Мы вручили свои души Аллаху! – закричал Боло.
-- Аллаху? Или Эль-Моуту? – спросил Фархад. – Зачем Аллаху столько жертв? Разве он кровожадный дьявол, что пожирает чужие души, чтобы набить ими свою ненасытную утробу? Ты посмотри, Боло, кругом нас лишь смерть, смерть, одна только смерть. Карл, Гуль, Эрнст, тот самый несчастный Гирсам, те йеменцы, что остались в пустыне, да мало ли висит жизней на каждом из нас? Мне кажется порой, что у меня в ботинках хлюпает от крови. Я больше так не могу жить!
В голосе узбека послышались нотки сдерживаемого стона. Боло с удивлением взглянул в лицо товарища. Таким он его ещё не видел. Что подействовало так на молчаливого Фархада, который не часто открывал рот в компании товарищей.
-- Послушай, друг, -- неуверенно окликнул он узбека. – Пойдём-ка, забьём по косячку. Нам обоим надо расслабиться. Уж слишком напряжены мы были все последние дни. Когда-нибудь о нас сложат песню, о нашем походе в стране неверных.
Оба террориста вышли, не обращая на Москаленку ни малейшего внимания. А между тем он следил за ними, и очень даже внимательно. Ни одно слово не прошло мимо его ушей. Он впитывал их, как губка, собирающая воду, чтобы потом подвергнуть тщательному анализу.
Как могло быть, что полковник, которого только что на руках внесли в комнату боевики и бесцеремонно швырнули на постель, был столь внимательным, при усиленной дозе сильнодействующего наркотика? В это невозможно было поверить. Да, но если это касается обычного среднего человека. Только вот Москаленко не являлся таковым. С самого детства, с юношеских лет, он готовил себя к необычной судьбе, зачитывался книжками о приключениях, путешествиях в дальние страны, об индийских факирах и подвигов разведчиков. Две страсти раздирали тогда его душу – чудеса Индии и похождения героев невидимого фронта. Наконец одна чаша весов перевесила, но и про другую чашу Николай так до конца и не забыл. Он продолжал увлекаться индийской культурой, даже смотрел смешные и наивные индийские мелодрамы, правда, вперемешку с сериями о Джеймсе Бонде. Он даже штудировал «Махабхарату» и труды Патанджали, углублялся в пантеон индийских богов, насчитывающих почти миллион демонических особей. Тогда же увлёкся тантризмом, а через него и йогой. Начал с простейших асанов хатхи, постепенно перешёл к более сложным, уходил в медитации, переплетая ноги в позе лотоса. В конечном итоге аутотренинг и высокая физическая подготовка вывели его в лидирующее положение среди агентов специальных операций. Огромная сила воли и мастерское владение физиологическими способностями не раз и не два спасали жизнь внешнего разведчика. Москаленко дошёл до стадии раджа-йоги, но, без опытного учителя, самостоятельно заниматься дальше было невозможно. Первый раз выйдя в астрал, Николай обалдел и сознание втянулось обратно в тело. Раз или два он рискнул повторить попытку, но каждый раз чувствовал обоснованное сомнение, что нащупает дорогу назад. А ведь это была ещё не самая сложная ступень в йоге.
Фархад ввёл в вену полковника усиленную дозу героина «три семёрки». Наркотик растворился в крови и начал путешествие по системе кровообращения, распространяя своё действие с помощью соединения кислорода, наркотика и гема. Вместе с кислородом молекулы героина поступают в клетки головного мозга, где действуют на целые группы участков, создавая ощущение эйфории и лёгкости. Во всяком случае, так должно было быть.
Но у полковника реакция распада пошла иначе. Под влиянием волевых импульсов, ещё слабо изученных наукой, плазменный белок вступил в реакцию с гемоглобином и повысил концентрацию водородных ионов до средне-щелочного уровня. Лимфоциты окружили посторонние тела и начали срочное строительство сложных белков из подручного материала, ферментов, вырабатываемых лимфоузлами, селезёнкой и костным мозгом. На помощь спешили макрофаги, эти крошечные ниндзя, появляющиеся для активных действий лишь в нужную минуту. Наркотик начал распадаться на составляющие, которые кровоток уносил в почки, тот фильтр, которым нас милостиво снабдила Природа.
Конечно, при такой обширной дозе часть наркосредства достигла своей цели, но эта была весьма незначительная порция. Вместе с тем организм на все эти метаболистические процессы затратил столько сил, что у Москаленки дрожали руки, а ноги запинались. По лицу его расплывалась растерянная улыбка. То есть ему не надо было притворяться одурманенным. Но к тому времени, как его поместили в комнату, он уже полностью контролировал тело и сознание.
С закрытыми глазами он мог отчётливо представить своё нынешнее положение, окружённого жестокими врагами, не спускающих с него подозрительных взглядов. Они готовы были разорвать его в клочья. Останавливало их то, что у главаря на полковника имелись свои, особые виды. Значит, Николай располагал отрезком времени, чтобы перевернуть ситуацию на пользу себе. Враги считают его не способным на активные действия? Прекрасно. Значит он располагает дополнительным плюсом. А ведь имеется кое-что ещё – Эль-Моут привёз Москаленку в его город. Это значит, что, если Николаю выбраться ненадолго из-под контроля террористов, то у него появится существенный шанс в его противостоянии с Эль-Моутом.
Дело в том, что в подземном бункере НИИ остался в тайнике психоиндуктор, который он уже применял на Филине, Буличе и Казакове. Конечно, тогда от него большого проку не последовало, но потому лишь, что Москаленко не нуждался в немедленном его действии. Сейчас же – другое дело. Если зарядить Боло и Фархада, то они помогут ему скрутить Эль-Моута, а это такой подарок для власть имущих, что ему простятся все былые прегрешения. Это будет вроде индульгенции.
Попытка втянуть одну европейскую административную единицу в войну против другой, это скандал на весь мир. Совет безопасности Российской федерации получит крупный козырь в дипломатической игре вокруг зарождающегося Альянса – Северокавказская конфедерация- Саудовская Аравия- Афганистан- Пакистан.
Не надо забывать и о некотором разногласии в стане противника. Конечно, слова остаются всего лишь словами и, скорей всего, Фархад будет держаться стороны Эль-Моута, но он уже высказал вслух долю недовольства. Надо это запомнить. Быть может, в определённой ситуации получится разыграть и эту карту.
Высадив у панельной многоэтажки известную нам троицу, Батый повёз Магомета дальше. Но, против ожидания, он не уехал затем к себе дожидаться дальнейших распоряжений, а вылез из «Газели», запер её и направился следом за Багаевым. Возле подъезда стоял мотоцикл, а значит, Хафиза была уже дома.
Магомет смерил тяжёлым взглядом Батыя и тот это принял за предложение скрестить копья. Он прошёл в комнату, выбрал для себя достойный стул и поставил его так, чтобы видеть лицо хозяина. Из кухни выглянула Хафиза. Костюм рокера она успела сменить на скромный халатик, в котором ничем не напоминала опасного террориста и диверсанта. Она была в тот момент лишь стройной молодой женщиной с гибким станом, скуластым лицом и длинными чёрными волосами, забранными под зелёную косынку. В руках она держала пучок редиса, с которого капала вода. Хафиза взяла на себя обязанность приготовления обеда и выглянула в комнату на мгновение, ощутив, что там сгущается атмосфера.
Эль-Моут сверлил взглядом Батыя, но тот выдержал паузу, не спрятал глаз, не отвёл их в сторону. В этот момент он напоминал памятник, изваяние великому монгольскому завоевателю, от которого и получил своё имя. Молчание затягивалось. Наконец Батый улыбнулся и приблизился к столу.
Невысокого роста, с длинными руками и тяжёлой челюстью, годами он был старше Магомета, но чувствовал, что за Багаевым стоит богатый жизненный опыт и покровительство больших людей.
-- Я хочу с вами работать на равных, -- заявил он. – Роль мальчика на побегушках не для меня. Я потому и поднялся сюда, чтобы объясниться без ваших людей, чтобы между нами не было недомолвок.
Багаев продолжал молчать. Он решил выяснить сперва, что стоит за действиями этого самозваного помощника, а лишь затем сделать дальнейший выбор.
-- Я могу, в силах, оказать самую действенную помощь. Я долгое время готовился для выполнения настоящих задач. У меня есть средства, люди и возможности. Я просто подарок для вашей группы. Можете на меня положиться. Я могу вас всем обеспечить, начиная от транспорта и заканчивая оружием, взрывчаткой.
Его предупредили во Владикавказе, что на месте он получит всё необходимое. Имелись ввиду как раз такие люди, сторонники активных действий. Но Эль-Моут не любил, чтобы услуги ему навязывались.
-- Я окажу всестороннюю помощь. У вас всего три человека. И женщина. Один из ваших людей болен и вряд ли в силах выполнять задания. Этого недостаточно. У меня же здесь свыше десятка хорошо подготовленных бойцов. Это молодые ребята, большей частью студенты. По первому сигналу я могу привести ещё десяток, мало – два, три, готовых на всё людей. Это моя обязанность – решать проблемы. А в ответ мне достаточно, если у вас признают за мной право вести воспитательную работу среди молодёжи и льготы на совершение кое-каких коммерческих сделок. Я говорю про налогообложение.
Вот оно! Теперь понятно стало его стремление оседлать волну. Оказав хорошую услугу горской команде, он надеется в дальнейшем на приличные дивиденды. Что ж, это его право. Многие на его месте поступали подобным образом. Фонды воинов- афганцев, чернобыльцы, спорткомитеты получали кредиты на похожих условиях и с умом вкладывали деньги. Правда, потом среди них начинался раздор, когда подходило время делить бабки. Взрывали что-то там, стреляли в кого-то здесь, и всё ради того, что кому-то было жаль оторвать от себя лишнюю пачку «зелёненьких».
-- Ну что? – продолжал торг Батый. – Я пополню твою бригаду своими ребятишками, а ты замолвишь за меня словечко к своих покровителей?
Аллах! Этот человек готов без всяких раздумий обменять жизнь своих пацанов на кучку денег и тех удовольствий, что на эти деньги можно купить. С кем только не приходится сталкиваться на пути к цели, к которой он сам столь страстно стремится.
-- Руководство операцией принадлежит одному человеку. В данном случае – мне. – По голосу Багаева нельзя было понять, волнуется он или нет, доволен или нет предложением. – Я приказываю тебе, ты приказываешь своим пацанам. Они ничего не должны знать ни обо мне, ни о других моих людях. Все распоряжения должны выполняться без рассуждений, хорошо ли это или плохо, демократично или нет. Если начнутся сюрпризы, то есть хорошее средство решить назревающую проблему. Ты сам выбрал нашу игру. Теперь тебе придётся играть по моим правилам.
Батый оскалил рот в широкой улыбке, хотя внутренне похолодел. По голосу собеседника можно было догадаться, что ни в одном его слове нет и тени шутки, что он действительно избавится от любой проблемы, пока она не стала реальной помехой делу.
-- В наших интересах решить всё быстро. Для моих людей ты будешь водителем. Никаких вопросов или реплик. Все разговоры – с глазу на глаз со мной. Или с Хафизой. О твоей роли им знать ни к чему. Теперь я вызову бойцов сюда, а пока обсудим задачи, которые предстоит сделать твоим орлам.
Мужики о чём-то вполголоса базарили на балконе, когда зазвонил телефон. Николай был хорошо виден в окно и лежал он неподвижно, не меняя позы. Ведь для всех он находился в глубокой отключке.
Фархад, который принял на себя роль старшего в их тройке, подошёл к телефону и поднял трубку. Некоторое время он слушал невидимого собеседника, иногда кивая головой, а потом аккуратно опустил трубку на аппарат.
-- Пойдём, -- кивнул он Боло, -- нас вызывает босс. Сейчас к подъезду подкатит машина.
-- А с ним как? – спросил пакистанец, кивнув на расслабленное тело полковника.
Вместо ответа Фархад нагнулся над Николаем, послушал пульс, глянув в разъехавшийся зрачок, прислушался к дыханию и махнул рукой.
-- Пускай здесь остаётся. Всё равно толку сейчас от него на копейку, а возни на рубль. Отлежится, тогда и поговорим. А для гарантии …
Щёлкнул замок наручников, и рука Москаленки оказалась прикована к батарее парового центрального отопления, которая торчала потёртыми рёбрами радиатора из-за дивана. Лишь после этого оба диверсанта вышли из комнаты.
Не успел лифт достигнуть первого этажа, как Николай уже освободился от оков. Для опытного чекиста это – не проблема. С закрытыми глазами, проволочкой или обычной канцелярской скрепкой, каждый из них проделывает эту незамысловатую операцию быстрее, нежели ребёнок скажет: «Раз, два, три, четыре, пять. Я иду искать».
Когда Николай выглянул из подъезда, «Газель» уже отъехала достаточно далеко, чтобы её не опасаться. Итак, его боевые товарищи отбыли на генеральное совещание, во время которого их командир поставит перед ними оперативную задачу. Присутствие Москаленки не обязательно, за него уже всё решили, ему же осталось лишь сделать шаг. Шаг вперёд. Навстречу смерти! Так вот, у самого Москаленки другие планы на обустройство своей судьбы.
На всякий случай он припрятал небольшую денежную сумму. Часть зашил в подкладку, под товарный ярлычок- лейбл, часть положил под стельку ботинка. Разменяв в киоске эту купюру, сел в автобус. В запасе был час, от силы – два. Багаев будет обязательно объяснять каждому, чего же от него желает получить Всевышний, и не успокоится, пока не поймёт, что человек полностью уяснил предложенную ему задачу.
Психоиндуктор, шлем с электронной начинкой, Москаленко спрятал в подземном бункере, где год назад пришлось обработать Филина, занимавшегося «Возрождением России». Если бы не поступок Сазонтова, очень могло быть, что Россия уже получила бы первые результаты этого по настоящему великого проекта. А так, в активе были лишь действия групп, подобных команде Эль-Моута, которые расчленяли обширное пространство великого государства. Ломоть за ломтём, территория за территорией откалывались от Федерации и отправлялись в самостоятельное плавание, навстречу алчному дружелюбию организованных соседей. Калининград, вновь объявивший себя свободным городом Кёнигсбергом; Камчатка, осваивающая американские кредиты; Дальний Восток, осмелевший от собственной самостоятельности; Алтайская Республика; Область Войска Донского, да мало ли ещё «самостоятельных» структур, которые спят и видят собственную самостийность, не докумекивая, что вместе с ней приобретают и такой неприятный и очень обременительный довесок, как ряд экономических и социальных проблем, что непременно достанутся в «наследство» от старой власти. Вот уж тогда вы покрутитесь, господа, а народ-то уж, населяющий данную территорию, разберётся, годитесь вы в Линкольны- Джефферсоны, или нет.
Чтобы добраться до психоиндуктора, Москаленко решил пройти тем же путём, каким в своё время воспользовался беглец Хайновский, то есть с помощью канализационных тоннелей. Не идти же ему через проходную? Пустите, мол, братцы, по старой памяти, я тут кое-что оставил, вспомнил вот да вернулся. А лезь наобум, зная систему охраны и вовсе глупо. Навешают, в случае чего, столько собак, что в жисть не отмоешься. Иное дело, если он по собственной воле приведёт бригаду террористов, на блюдечке, как говорится, с голубой каёмочкой. Но для этого нужен индуктор, а он за высокими стенами, мать их, в душу …
Через час озлобленный полковник вылез из колодца, вымазанный в зловонной жиже. Он ведь прекрасно помнил все переплетения подземных коридоров, ещё со времён охоты на Хайновского. Теперь же все подходы к бункеру были перегорожены бетонной стенкой или сварными решётками из толстой арматуры. Без автогенного резака нечего было и помышлять снова лезть под землю. Да и с ним проку большого не будет – везде были понатыканы датчики. Раньше такого не было. Надежда рушилась на глазах. Захотелось махнуть на всё рукой, поехать в свой старый квартал. Что там? Стоит ли его старый особнячок, успели ли его тогда потушить? Где, интересно, похоронили Ларису, Прошку Девяткина?
Защемило сердце, чего давно уже не бывало с очерствевшим душой полковником безопасности. Посидеть над неухоженной могилкой, выпить из горла бутылку водки. Эх, Лариса- Лариска, что же ты наделала, девочка моя!
Время поджимало. Нужно ещё успеть вернуться на своё место. Появилась ещё одна идея. Но её он использует в следующий раз.
Подождав автобуса на остановке, Москаленко понял, что не успевает. Нужно, во что бы то ни стало, вернуться обратно, на квартиру, чтобы продолжить игру в орлянку со смертью. Кто кого? Увидев зелёный глазок такси, он взмахнул рукой. По привычке назвал дом, отстоявший чуть в стороне от нужного. Профессиональная привычка, она – вторая натура.
Откинувшись на сиденье, Николай обдумывал новый план. Он вспомнил парней, которых в своё время пристроил к себе поближе. Ещё одна привычка, подбирать людей, создавая сеть. Одним из подразделений была команда «А», любовно подобранная из штучных профессионалов. Жаль, что все они полегли в битве с Монстром. Оставались люди, на которых полковник имел материал, чтобы прижать их, вывернуть наизнанку, заставить выполнять свои желания. Но, кроме этого, полковник дальновидно пригрел ещё и хулиганистую кодлу, приблизил к своей персоне, дал им место охранников. Он даже помнил адрес самого активного из них, Котлякова, вроде бы – Геннадия. Вот на него-то и надеялся полковник. Такие люди, как Котёл, пустые, но самонадеянные, мерявшие дела кулаками, редко меняют мировоззрение, а значит – будут послушны воле Москаленки. Надо лишь найти Котла и понять, чем он дышит в данную минуту.
От усиленной мозговой работы полковник даже закрыл глаза. Ферменты вколотого наркотика нет-нет да и давали вспышки расслабленности, вмешиваясь в работу мозга. Поэтому полковник не заметил, что сидевший за рулём водитель внимательно наблюдает за своим пассажиром. А если бы Москаленко и глянул бы на таксиста, то навряд ли узнал бы атлетически сложенного Баландина, Шестого, в этом рыхлом, располневшем человеке, заросшем курчавой бородкой, с очками на толстом носу.
Андреев не верил своим глазам. Среди белого дня к нему в машину спокойно уселся Москаленко, бывший полковник, виновник гибели десятка отличных мужиков. Москаленко вёл грязную игру и не пожалел лучших своих людей, чтобы получить суперприз, который он именовал «Терминатором». Что стоит за этими словами, Роман так до конца и не понял. После той скандальной телепередачи тему срочно замяли и больше она ни в эфире, ни на печатных страницах не появлялась. Но несколько усвоенных слов соединились с той информацией, которой Роман обладал, и ему постепенно нарисовалась картина, в которой роль полковника была далеко не самой лучшей. Вначале он попытался забыть, но боль грызла душу моральным чирьем, пока не прорвалась в попытке во всём разобраться. Так Роман начал копить материал, где упоминался Монстр или Москаленко, а также всё, связанное с этим делом. Несколько отодвинули в сторону его личное расследование те дела, что творились в последнее время в парке, но, увидев полковника, Роман вспомнил всё, что успел узнать.
Распознать в пассажире бывшего босса, пожалуй, смог бы только столь опытный глаз, каким обладал Баландин- Андреев, бывший спецназовец ГРУ, офицер, прошедший фронтовую школу и центр специальной подготовки в Подмосковье. Некоторые неуловимые, но характерные детали сохранились у этого человека, который за последний год сильно изменился, стал старее, смуглее, костистей, почернел, а волосы потеряли модельную аккуратность.
Вот только одна маленькая проблема – теперь надо забросить таксистов и заняться воскресшим из небытия Москаленкой? Или отдать всё же все силы борьбе с налётчиками, вплотную взявшимися за таксопарк? Оба дела ему не объять. Одному. А если привлечь к этому товарищей? К примеру – Юрка Гордиенку?
Получив подробные инструкции, Боло с Фархадом вернулись в квартиру. Ещё с порога они унюхали отвратительный запах и, растолкав Николая, погнали его в ванную. Похоже, что усиленное пичканье полковника наркотиками сказалось на его умственных способностях. Он уже не контролировал не только себя, как личность, но и собственную физиологию. По стенке он добрался до ванной комнаты, с трудом разделся и рухнул в ванну, куда уже с громким плеском струилась вода.
Боло не стал подходить близко к той грязной свинье, что раньше именовалась офицером. Он всегда презирал военных, полицейских, всех тех, кто носил форму. Он правоверный суннит, житель миллионного Равалпинди, жил всегда в своё удовольствие. Его отец, хозяин двух процветающих кофеен и кожевенной мастерской, частенько баловал сына, пока тот был маленьким, но, стоило тому подрасти, сам отвёл парня в медресе. Пусть уж он будет лучше муллой или раисом, чем попадёт в армию и станет воевать с индийцами за спорные территории штата Пенджаб. А мальчик увлечённо внимал учителям, от которых узнал о том, что именно в Пакистане, на месте нынешнего Пенджаба, ещё 4000 лет назад существовала древнейшая в мире Хараппская цивилизация, давшая начало всей индоарийской расе, которая в настоящее время занимает лидирующее положение в мире.
В 1934 году лучший друг Адольфа Шикльгрубера Рудольф Гесс организовал экспедицию в Гималаи под руководством опытного спортсмена эсэсмана Отто Скорцени. Немцы планировали разыскать таинственную страну Шамбалу, затерянную в горных долинах, прародину древних арийцев. Экспедиция та закончилась неудачей и о ней скоро предпочли забыть. Но если бы немецкие этнографы заглянули чуть южнее, то вполне могли бы найти то, за чем они столь упорно охотились.
В 1947 году английская администрация покинула свои азиатские владения, предоставив свободу Британскому Содружеству, скоро распавшемуся на три самостоятельные части – Индию, Пакистан и Бангладеш. Но демаркационная линия была проведена столь искусно, что скоро вчерашние освободители забыли об успехе революции и занялись разборками друг с другом. Индусы обвиняли во всех смертных грехах мусульман, пенджабцы – сикхов, индийцы – пакистанцев. Скоро уже Индия и Пакистан разговаривали друг с другом при помощи артиллерийских залпов. Дипломаты Форин Офис посмеивались в кулак. «Разделяй и властвуй» - было беспроигрышным, многократно проверенным девизом британской политики.
За Индией стоял потенциал культуры многовековой цивилизации, но всё уходило впустую. Народ голодал, правительство же больше занималось внутренними скандалами и противоречиями, которые запрограммировала британская администрация. Конечно же, Великобритания оказывала поддержку и помощь своему вчерашнему доминиону, а взамен получала полной чашей то, что раньше приходилось получать при поддержке сипаев и колониальных законов. Сейчас же работали законы свободной коммерции. За чай расплачивались пушками, которые палили на границах с Пакистаном.
С большим трудом, но западный сосед индусов отстоял свои права. Аграрное государство стремительно перестраивалось, становилось на военные рельсы. Вторым лицом, после президента, стал министр обороны. Такое положение можно было сравнить со средневековой Японией, с её институтом Сёгунов, военных вождей нации. Так же получилось и в Пакистане, где страной фактически руководил Военный Совет. За десятилетия милитаризация общества шагнула необыкновенно далеко. Пакистан почувствовал, что может конкурировать не только с Индией.
Турция, привыкшая считать себя центром суннитского мусульманства, слишком далеко зашла в своих играх с европейским сообществом, исповедовавшем другую, конкурирующую веру. Член блока НАТО, Турция потеряла статус наследницы османской империи, а пальму первенства тут же подхватил Пакистан. Именно здесь появились имамы, готовые вести за собой молодёжь. Недаром, что именно в Пакистане зародилось движение суннитской молодёжи Талибан, как прозывали учащихся медресе – талибов. Они рьяно взялись за пропаганду, словом и делом, истинных исламских ценностей, поклялись нести хадисы сунны в глубины провинции. Талибы хлынули в Афганистан, и занимали теперь там провинцию за провинцией, возвращая народ в феодальное прошлое, угодное Аллаху. Впереди были Таджикистан и Узбекистан. Мусульмане Алжира ездили в Исламабад, признавая имамов Пакистана за наследников веры.
Как-то незаметно для себя самого юный учащийся талиб стал моджахеддином, с автоматом в руках, восторженно кричал вместе со всеми и пулял в сторону врага, по большей части одетого в рваную одежонку. Отец уберёг сына от путешествия в Регистан, куда отправилась большая часть слушателей пламенных речей фанатичных ораторов. Некоторые потом вернулись закалёнными бойцами или калеками, но все с фанатичным блеском в глазах. Они рассказывали о взорванных танках шурави или об осаде горных крепостей Рашида Дустума. Молодой человек завидовал этим рассказчикам, не думая, что добрая часть товарищей осталась гнить в горных ущельях Гиндукуша или пустынных плоскогорьях Хазараджата.
Видимо, под влияние подобных рассказов и попал воинственный молодчик. Вместе с группой фанатиков он проник в индуистский храм в городе Джамму. Храм этот фанатствующие боевики взорвали, причём в самый наплыв молящихся масс народа. Десятки жертв, пострадавших при взрыве, плюс ещё столько же задавленных в панике. Старшего из команды бомбистов, который тащил на себе взрывное устройство, разорвало на части. Ещё двое из его ближайшего окружения пытались спастись, но, истекающие кровью, потеряли сознание прямо на площади, где и были задержаны полицейскими, которые спасли несчастных от немедленной расправы. Нашему герою повезло – его вынес из храма людской поток и он сумел затеряться в толпе, потом долго прятался в Кашмире, пока всю округу прочёсывали в поисках мусульманских боевиков. Вот тогда-то суннитский «герой» вкусил первые прелести жизни подпольщика, когда любой шаг мог стать последним. Правда, у юного талиба были сторонники. Они проводили его до границы с Индией. Здесь талиб встретился с отцом и узнал, что объявлен в розыск и стоит сейчас 15000 рупий, которыми индийские власти оценили его голову. Отец в отчаянии послал сына в Каир, где попытался спрятать его у дальних родственников. Но молодой человек, пришедший в себя, не пожелал прятать своего лица и отсиживаться в тёмных закутках дальних комнат. Он сел на баржу и пересёк Красное море, чтобы оказаться в Джидде. Там его не мог задержать никто. Наоборот, он пользовался всеобщим вниманием. Ну, как же – талиб, прошедший огневую подготовку и получивший боевое крещение в акции против неверных. Пакистанца нашли эмиссары и скоро он очутился в Сирии, в старинном городе Дамаск, или Димишк, как его называют сирийцы. Всё здесь дышало историей, прошлым. Ещё за тысячу лет до рождения назаретянина Йегошуа, как при жизни именовали Иисуса Христоса, Дамаск был центром могущественного царства. Это было в то время, когда по европейскому континенту свободно бродили косматые дикие звери, за которыми охотились первобытные люди, едва научившиеся получать бронзу.
Пакистанский белудж бродил по узеньким улочкам от одного медресе к другому. Только здесь он не так тосковал по дому, по своей комнате с кондиционированным воздухом и видеоприставкой к широкоэкранному телевизору. Там, дома, он раскатывал на японской машине и носил итальянские костюмы, снимая их лишь для посещения занятий, угодных Аллаху. Душа его разрывалась между протяжными вскриками муэдзинов и ласковым голосом матери, что слышал он каждое утро недавней юности.
Деньги, какие вручили ему в Джидде, кончились неожиданно быстро и перед молодым человеком встал выбор: либо обратиться за помощью к властям, чтобы ему помогли добраться до Равалпинди, либо попробовать найти работу здесь. Он написал письмо отцу и бросил конверт в жёлтый ящик, висевший на стене каменного дома с портиками. Но от риалов оставались лишь жалкие крохи. Он ушёл из комнаты, где проживал, где хорошо был слышен быстрый стук молоточков, которыми в соседней мастерской ремесленники наносили на медных кувшинах узор, какой это делали их предки сотни лет назад.
Умел пакистанец- белудж распевно читать суры и хадисы, строка за строкой нанизывать на пергамент аккуратную вязь арабских букв. Толковать божественные тексты толпе прихожан. Но таких умников в Дамаске было немало и без него. Его не прогоняли, но и работы не предлагали. Жалкую чашку бобовой похлёбки из благотворительного обеда белудж отвергал, избалованными домашними воспоминаниями.
В отчаянии он обратился к седобородому старцу в зелёной чалме ходжи, с просьбой о помощи. Старец отвёл его к имаму. Пришлось вспомнить свои прошлые заслуги перед Верой, с автоматом и толовыми шашками. Ему предложили участвовать в походе в составе группы правоверных. Отчаявшийся пакистанец согласился. Он решил таким образом перебиться как-то до прихода весточки из дома.
Теперь весь день он занимался изучением оружия, гранат и мин, затем обедал рисом, перемешанным с варёной бараниной, ел финики и ломтики дыни, запивал всё сладкой водой или скисшим молоком, а ближе к вечеру бойцы группы изучали боевые искусства, напрыгивая друг на друга с яростными криками. Белудж научился заламывать руку противника, приседать, уклоняясь от удара, а также стремительно бить кулаком в особые, уязвимые точки. И любые работы чередовались с молитвами. Каждый вставал коленями на собственный коврик и преклонял голову в сторону Мекки, родины Пророка, где находится священный храм Кааба. Отмечено было, сколь страстно белудж преклоняет голову и как громко он призывает Всевышнего. Ко времени похода его сделали заместителем командира группы, баши. Вспомнили его героический акт в Джамму. Среди новобранцев были феллахи, забросившие кетмень, учащиеся из местного медресе, а также несколько палестинцев, совсем ещё молодых ребят. Командиром был опытный боец, не раз принимавший участие в боевых действиях в Южном Ливане, взорвавший даже пирс в израильском городе Хайфа.
Группа должна была разрушить израильскую деревню, похожую больше на укрепрайон, с блиндажами, дотами и колючей проволокой, чем на мирную коммуну сельских тружеников. Израильская армия заняла часть территории Сирийской республики, чтобы отвести от границ вражеские артиллерийские дивизионы, которые угрожающе кучковались поблизости от Земли Обетованной. Сирийцы не могли простить оккупации и периодически разрушали поселения кибуцу силами патриотов- партизан, не неся при этом государственной ответственности. Фронтовые селения израильтян напоминали американские форты на границе- фронтире с Дикими Территориями, только вместо апачей, сиу и команчей селения обстреливали не менее воинственные арабы.
Подобраться незаметно не получилось. Партизан засекли лучом прожектора, и сразу заработал пулемёт. Пока белудж наводил в ту сторону ствол портативной базуки, застонал и затих его сосед, но пакистанец не растерялся, нажал спусковой крючок. Последовал взрыв, после которого очередь захлебнулась. Следом за ним открыли огонь остальные, словно спохватились. Сосредоточились партизаны на северном участке селения и обстреляли самое большое здание, разрушив его почти до основания. Дома пылали, партизаны короткими очередями преследовали бегущих поселенцев, не разбираясь особо, мужчины это, женщины или всего лишь дети. Да и особой разницы для них не было. Израильтяне все прекрасно владели оружием и свыше девяноста процентов населения военизированных коммун принимали участие в отпоре.
Завидев фары армейских джипов, двигающихся на выручку, группа стала отступать. В установленном месте собрались не все. Дожидаться отставших не стали, так как солдаты начали прочёсывать местность. Получилось так, что командовал отступлением белудж, указывая путь запаниковавшему воинству. Кое-кто даже бросил автомат, завидев приближающийся вертолёт, но от погони тем не менее удалось скрыться. Вернувшиеся участники рейда получили награды, но оказалось, что часть партизан перехватили израильские солдаты. В плен попал и командир группы, участник палестинского движения Сопротивления. Неизвестно, какие степени допроса к нему применялись, но он раскрыл состав и задачи группы. Так нашего белуджа из Равалпинди объявили международным террористом. Его и ещё нескольких бойцов, тоже ранее участвовавших в боевых операциях, внесли в списки Интерпола, как опасных преступников.
Белуджу пришлось позабыть свою настоящую фамилию. Теперь он звался просто Боло. Какое-то время он скрывался в Бейруте, где тоже принимал участие в боях, а когда слухи о нём дошли до командования, перебрался в Турцию, а затем и дальше – в Азербайджан, а уже оттуда – в Северокавказскую конфедерацию, где оценили его опыт диверсанта.
Курсанты Тренировочного центра Особого армейского корпуса не афишировали свои прошлые подвиги. По большей части молчал и Боло. Ещё в Сирии он пристрастился к гашишу. Вдыхая дурманящий дым, он забывал о тоске по дому, по родным лицам, по улицам Равалпинди, одно время даже носившей титул столицы Пакистана. Больше он уже не делал попыток послать домой весточку. Да и само понятие «дом» постепенно теряло для него свой социальный смысл. Теперь это было просто место, где он прошивает в данную минуту. Неважно, брезентовая это палатка или брусчатый барак казармы. Здесь он дома. И точка, расплывающаяся в облачке анаши.
Боло сделал ещё одну затяжечку, сладенькую. Дом через дорогу поплыл, накренился. Точно так же они кренились в Спитаке, Нефтеюганске, Ашхабаде, Ташкенте. Только там они расшибались в щебёнку, становились братскими могилами, саркофагами. А здесь? Подобно парусу в отражённом горизонте, что колышется в мареве океанского дыхания, строение оживает, пытается взлететь, и всего-то и делов, что добавить ещё затяжку – пусть плывёт себе прочь, свободный от мирских законов.
Странно смотреть на взрослого человека, смуглого усача, который хихикает, глядя на дом через дорогу, прерываясь иногда на новую затяжку.
Загнав микроавтобус в гараж, Батый изменил своему обычному принципу. Он высоко подпрыгнул, вздрыгнув короткими кривыми ногами. Понеслось! Закрутилось! Пусть пока медленно, со скрипом, но телега судьбы ускоряла движение. Узак Немиров, он же Батый, начинал свою арию, пусть и в составе сводного хора.
А ведь давно ли, выйдя из колонии, он собрал вокруг себя шуструю молодёжь и сразу почувствовал себя большим, значительным человеком. Тогда и понял он, что надо искать слабых, сплотить их вокруг себя и тогда, манипулируя ими, можно сделать многое. К примеру, наказать вчерашних обидчиков, подчинить своему влиянию одиночек, стать авторитетом в своём дворе, потом – в квартале. Конечно, пришлось пролить кровь, в том числе и свою, потерять ряд бойцов, но уцелевшие станут уже реальной силой, а с силой принято считаться.
Кое-кто заметил, как молодёжь слушается Узака, тогда ещё Гнома. Ему предложили одно дело, затем – другое. Гном согласился, почуяв прибыль. Вчерашнюю банду назвали молодёжно- патриотическим объединением. Часть наиболее реактивных ребят ушли, организовав собственное «предприятие». Скоро их повязали за грабежи дальнобойщиков, а Гром продолжал получать дивиденды за воспитание в патриотическом ключе, иначе говоря – Немиров начал готовить молодые кадры националистов. Появилась соответствующая литература, видеокассеты, другой наглядный материал. Упор делался на жизнь, которая могла бы быть много лучше, если бы не чужаки, неверные.
Недаром Гном ещё хохотал над ужимками Петуха, изображавшего муллу, а сегодня он сам преклонял колени и поднимал зад навстречу заходящему солнцу.
И вот появился шанс занять новую ступень, место неприкасаемого, прикоснуться к делам правительства. Его вынуждены будут принять, приблизить ко власть имущим, наградить за успехи в работе. Он не будет много просить, но и на малость не согласится.
Надо постараться, чтобы всё выгорело, а для этого достаточно чуть форсировать события. Совсем немного, чтобы инициативы Батыя стали весомей и ощутимей. В Казани знающие люди, которые помогли Немирову подняться, говорили, что этот человек, Магомет Багаев, отличный организатор и, вместе с тем – отличный исполнитель, что операции, прокручиваемые им, всегда заканчиваются успехом. Пусть и о нём, Узаке Немирове, говорят так же.
Батый поднял половицы на кухне и достал из ниши- тайника чемодан. Внутри хранилось оружие. Пистолеты, портативные автоматы, переговорные устройства, даже несколько гранат. Джентльменский набор реалиста. Как в анекдоте. В наше время оптимисты изучают английский язык, пессимисты – китайский, ну а реалисты – автомат Калашникова.
Завтра он раздаст своим парням оружие. Они к этому готовы. «Дети Батыя» - это уже небольшая армия, получившая хорошую теоретическую подготовку. Дело дошло до практики. Он докажет всем свою самостоятельность. Пионеры. Бойскауты. Харцеры. Гитлерюгенд. Дети Батыя. Воспитание нового поколения всегда приносило крупный барыш самому воспитателю.
Глава 27.
До Нагорска, райцентра средней руки, по общероссийским провинциальным стандартам, добрались быстро, с шутками и прибаутками, в основном касаемых дорожных неудобиц. Сколько лет России, столько же и клятий на её дороги. Поговаривают даже отдельные злопыхатели, что в России и вовсе дорог нет, а есть лишь одни направления. Кеша с этим определением склонен был согласиться, не с небольшими патриотическими оговорками. Направления сии подразделяются на скоростные, с твёрдым покрытием, с полным отсутствием оного, колеи полевые, а также зимники, которые к направления можно отнести лишь сурово сощурив глаза.
И что обидно для сердца водительского, сочувствующего до автомобильных рессор в частности и всей системы подвески в целом, так это то, что если до Полома (название то какое – вслушайтесь в смысл!) дорога ещё была сносная, то от Полома до Нагорска самого начались неудобства направительного свойства. Да плюс ко всему проклятая пыль, что превращала неплохую, в общем-то, машину в форменную душегубку. Пришлось даже снять верхнюю часть дверей и сделать через это машину продуваемой.
Гостиницы в Нагорске оказалась не ахти, то есть страшно далека от многозвёздочного сервиса и общим советом экспедиции решено было углубиться в лесные дебри, а там уже раскинуться лагерем абы как.
Немного позубоскалили над нагорской пристанью. Подумать только – Грехнёвка. Пальму первенства здесь заработал Кеша и настроение его опять пошло вверх. Повысилось и качество дорожного покрытия. Сказали, что такая дорога будет до Синегорья, а там опять – так себе.
Но до Синегорья экспедиции ехать не было нужды. Возле Коберцов свернули направо, после Панфилят снова. Кеша пошутил про героев- панфилятовцев. Но шутки его не поддержали. Снова поднялся пылевой хвост, как после каравана в пустыне. Если ехать быстро, то ухабы превращаются в полосу препятствий, а стоит замедлить ход, как пыль начинает забиваться в каждую щель, оседая толстым слоем на лице, одежде, снаряжении. Проехали несколько нежилых селений, где дома зияли открытыми ранами выбитых стёкол и провалившихся крыш. Сеновалы и сарайчики если и держались ещё, то каким-то чудом, но всё-таки большей частью они рушились от бессилия и безысходности. Неужели именно здесь кончается европейская цивилизация и начинается многокилометровая дикость? Но линии электропередач говорили, что впереди их ещё ожидают населённые территории. И, действительно, одна за другой – крохотные, в несколько дворов, Деменки, за ними Назаровцы, а потом, когда дорога уже почти прекратилась – Игнашата.
Здесь пришлось сделать остановку. Кеша категорически заявил свой протест. Мол, машина не стронется с места, пока он не будет досконально знать все перипетии дальнейшего маршрута. Никита заявил ему, что остались совсем пустяки, прокатиться под кронами леса, что уже совсем рядом деревушка с литературным названием Романы, откуда и ходил в лес тот пенсионер- грибник.
Тем временем Ванько зашёл в ближайшую избёнку и скоро шустрая старушонка уже зазывала гостей к себе в хату, отведать окрошечки. Всем сразу страстно захотелось кушать, и именно окрошку, хлебать её из глиняной черепени деревянными расписными ложками. Но и миска, и ложки оказались алюминиевыми, хотя сама окрошка была очень даже вкусная, со сметаной, варёными яйцами и целой охапкой зелени. Кеша перелил из четвертной бутыли в свою походную флягу мутноватый деревенский квас, по запаху похожий на пиво.
По шаткому бревенчатому мостику «Уазик» пересёк речушку. Уж не через неё ли перескочил в два прыжка двуногий лесной обитатель? Галка сделала несколько снимков безымянного ручья, машины с неулыбчивым Иннокентием и всей группы в целом. Ведь они уже приблизились к ареалу.
После Романов, где они попытались, правда безуспешно, разыскать грибника Григория К., машина углубилась в лесные заросли. Хвойные породы деревьев бесстыдно смешивались с лиственными. Деревья то подступали к самой дороге, готовые обнять машину пушистыми лапами, то как бы в испуге отшатывались от промоин, какие образовались на труднопроходимых участках.
Кое-как перебрались через ещё одну речушку, где моста никого не было и в помине. Валялись изжёванные доски и сухой валежник. Машины переезжали русло ручья по броду, где вода тихо струилась над галечником. Кеша, сцепив зубы, набросал валежника и «УАЗ» перебрался на другой берег. Что ждёт их дальше? Дорога лучше не становилась, но зато лес расступился, и экспедиция выбралась на луговые поля. Где-то вдалеке виднелись постройки. Все воспрянули духом и машина быстро покатила вперёд.
Строение оказалось одно. Это был большущий сарай с распахнутыми створками. Вот так – навес из досок, стены из горбыля, и створки. Как будто кто-то взял и построил укрытие от дождя для толпы пешеходов. Или для нескольких машин. К сараю примыкали ещё какие-то пристройки хозяйственного значения. И – никого, ни одной живой души.
Посовещавшись, решили устроить привал. Ванько с Никитой нашли поленницу и приволокли две охапки дров. Машину загнали в ангар, или сарай, кому какое определение придётся по нраву. Кеша, для быстроты процесса, бросил на поленья тряпку, смоченную бензином, и скоро уже весело гудело пламя, жадно пожирая высохшую древесину. После того, как огонь поглотил охапку дров, языки опали и пошёл тот настоящий жар, который и нужен для приготовления настоящего полевого обеда. Галка принесла из машины два котелка. Один – побольше. Это для похлёбки. А другой предназначался для чая.
Приготовления обеда в условиях похода в корне отличается от таинств домашней кулинарии. Здесь не сидят с поваренной книгой, отмеряя на весах каждый грамм специй, чтобы в точности соответствовать рецептурным записям. В лесу не до ухищрений и изыска городских сибаритов, завзятых чревоугодников.
Из ближайшего родничка Виталий принёс ведро воды. Почти половину он вылил в бачок. Туда же выпотрошилась банка тушёнки, полетела крупа из пакета, один из пачечных супов, пара кубиков бульона «Галина Бланка», несколько картофелин, нарезанных крупными ломтиками, горошины чёрного перца, сухие лавровые листики, и скоро из бурлящего котелка, подвешенного над углями, потянуло ароматом. Должно быть сам луговой воздух насыщал кипящее варево запахом разнотравья, или свою роль сыграла чистейшая вода природного фильтра, а может просто голод, сводящий спазмами желудок, а точнее – всё вместе сделало похлёбку исключительно вкусной.
На какое-то время установилась тишина, перебиваемая скребущим стуком ложек. Вместе с водой Виталий принёс веточки иван-чая и листочки смородины. Он бросил их в другой котелок, вода которого исходила белым паром, струившимся с поверхности воды. Кеша достал из сумки пакетики чая «Липтон», чтобы заварить их, но скоро из чайного котелка пошёл такой дух, что он молча встал и отнёс пакетики обратно.
Пили густой заваренный напиток из непременных эмалированных кружек. Где-нибудь на цивилизованном Западе, выехавшие на пикник отдыхающие стоят из автотрейлеров ухоженный лагерь- кемпинг. На газовых горелках поджаривают стейки и барбекю, из стереоколонок льётся заводная техномузыка. Прыгают дети вокруг мяча, мамаши строго наблюдают за ними сквозь затемнённые стёкла фотохромных очков. Их мужья гордо надувают живот, хвалясь друг перед другом удачными биржевыми сделками и обсуждая прогнозы на исход следующих игр «Чикаго буллз». Вокруг стоят одинаковые прибранные деревья, под ногами аккуратно подстриженная трава. Всё это называется загородным отдыхом на природе. После этого они загружают использованную одноразовую бумажную посуду в чёрные пластиковые мешки и возвращаются в город до следующего уик-энда, одинакового, как однояичные близнецы.
А попробовал бы кто из этих «любителей природы» смородинового чая из жестяной кружки, что обжигает пальцы и радует обоняние. Уверен, что рядовой иностранец не поймёт чувства нашего путешественника у самодельного костра, когда он тянет в себя травяной ароматнейший навар, перебирая кружку из руки в руку. Но, каждому – своё.
После такого пиршества наступает ленивая расслабуха, без которой отдых – не отдых, а скучное мероприятие. Как приятно прилечь на зелёную травку, вытянуться в полный рост и вдохнуть полную грудь целебного воздуха. Да-да, он и в самом деле целебный, но только испорченный проживанием в условиях урбанизации горожанин не всегда понимает это и предпочитает глотать по любому поводу антибиотики, занюхивая их городским смрадом, состоящим из выхлопных газов автомашин и углекислотных выбросов промышленных предприятий. И после всего этого он ещё жалуется на постоянную головную боль и ломоту в суставах, этот жалкий раб телеящика и домашних тапочек.
Виталий тихонько перебирал струны гитары, а остальные слушали мелодичный перебор. И молчали. Что нужно человеку, чтобы душа его отошла от сиюминутных забот и возвысилась над серой обыденностью?
-- Эх, бросить бы всё да выстроить здесь дом. Поселиться в нём, -- мечтательно пропел Иннокентий.
-- А дальше что? – спросил Ванько, покусывая стебель тимофеевки.
-- Жить, поживать, да добра наживать … Слышь, Никита, а ты смог бы свои материалы по этому … по факсу отсюда в редакцию посылать?
-- Так ведь провод нужен, -- заметил Скоблин.
-- А что, протянем, -- подумав, предположил Кеша.
-- Сопрут, -- включилась в игру Галка.
-- Пускай только попробуют. Я сам патрулировать стану свои владения.
-- А электричество? – спросила неуёмная Галка. – Снова тянуть?
-- Зачем? Своё добывать станем. Генератор поставим, вот, хотя с «Уазика». К нему ветряк присобачим. Пускай от ветра крылья свои крутит. Телевизор там, холодильник, компьютер. Что вам ещё надо?
-- А фотографии? – спросила Галка.
-- А зачем нам фотографии? Будем на оригиналы круглосуточно любоваться.
-- А чем же тогда займусь я?
-- Как это чем? Займёшься своей природной обязанностью. Детишек нарожаешь. Без них какая тут жизнь? Пусть бегают, осваиваются. А, Гал? Согласна?
-- Будет тебе, -- Галка отвернулась от него и даже глаза закрыла ладошкой.
-- Ну что, -- сурово объявил Никита, сворачивая планшетку с планом местности, -- поедем дальше.
-- А куда? – удивился Сенников. – Чем это место хуже всех остальных? Светло, воздух приятный и крыша над головой имеется. Может, здесь и заночуем?
-- Не так далеко отсюда деревня имеется, а там проживает лесной егерь, который нашего человека ночной порой наблюдал.
-- Тю, наблюдал! Что он мог видеть ночью, да ещё в лесу? Лишь чёрные тени берёз да ёлок, может ещё шевеление в кустах. А вдруг он ушёл по делам службы, в леса эти самые? Ищи его там, лазай по валежнику.
-- Так что нам – здесь оставаться?
-- Как скажете. Моё дело в подчинении вышестоящего начальника. В данном случае – в твоём, Никита. Заднее слово всё одно за тобой останется, здесь нам комаров кормить, или, в этих самых … как их там?..
-- … Павлушонках.
-- Во-во, в них, получается. Заводить машину?
-- Поехали.
-- Кончились редкие минуты отдыха и начинаются суровые рабочие будни.
Кеша вздохнул и пошёл в машину. Собрав посуду и вещи, остальные тоже заняли свои места. Галка на прощанье щёлкнул сарай, ставший их временным пристанищем.
Вятский край находится на разделе двух растительных зон. Южная и центральная часть принадлежит лесам смешанного типа, а северная часть относится уже к тайге, со всеми её не всегда приятными особенностями, такими, к примеру, как непролазные чащобы, болотистые топи и хищное бесцеремонное зверьё. Здесь часто берега рек зарастают так, что пробраться между пойменными кустарниками просто невозможно, а тучи кровососущего гнуса носятся в поисках жертвы и, если им попадётся человек, то его безжалостно преследуют до тех пор, пока бедолага не сообразит развести костёр, чтобы найти спасение в облаке дыма. Здесь, кстати, легко заблудиться и блуждать неделями без возможности встретить человеческое лицо.
Немного помогает то обстоятельство, что леспромхозы стараются оставлять просеки, которые тянутся с запада на восток, или с севера на юг. Пользуясь этим знанием, можно выбраться к людям. В таёжной части Вятского края селения отстоят друг от друга на десятки километров, тогда как в южных районах их разделяют считанные километры, а иногда и менее того.
В такую вот глухомань Хайновского загнала судьба. Он дважды пытался выбраться отсюда и оба раза неудачно. Один раз ему помешала болезнь, второй раз – несчастный случай. Он едва не попал под обстрел солдат внутренних войск, которые патрулировали окрестность таёжного лагеря. Пришлось отступить.
Как быть дальше? Продолжать вести животное существование или попробовать вернуться в обитаемый мир цивилизации? Хайновский терялся в сомнениях. С одной стороны он как бы свободен, то есть волен делать, что позволит ему фантазия реализуемых желаний, но, по сути дела, это всё та же клетка, только вместо кованых прутьев решётки – частокол чащобы, вместо колючей проволоки – хвойные лапы елей да ёлок, а конвоиров заменяет собственный страх. Не дай Бог выследят и опять отправят в кутузку, куда вернуться очень уж не хотелось.
С одной стороны такая жизнь его в чём-то даже устраивала. Вольный воздух, простор просек и нет над тобой гнусной рожи ненавистного конвоира, а жратвы, если разобраться, тут немало.. Рядом бродит мясо, которое изловить не так уж и сложно, а грибы, ягоды и пряные травы делают существование вполне приемлемым, в частности продовольствия. Имелась и крыша над головой, в виде лесной заброшенной избушки, где всегда можно переждать непогоду или переспать ночь, выгнав оттуда жадных до крови насекомых дымом очага. Хайновский научился сохранять тлеющие угли так долго, что перестал нуждаться в спичках. Ещё бы бабу сюда, да водки поболе, и жить можно сколь угодно долго.
Где-то Хайновский прочитал, что после окончания последней мировой войны до сих пор находят солдат японской императорской армии, что одичали в джунглях океанских островов, захваченных во время военной кампании. Война давно уже кончилась, а они всё ещё прячутся, приспособившись к дикой жизни в тяжёлых, влажных зарослях. Теперь вот и сам Хай уподобился тем диким самураям, всё отличие состояло лишь в том, что солдаты питались бананами, мягкими бамбуковыми стеблями, земляными орехами и мясом обезьян и попугаев, страдая временами от сильных и продолжительных муссонных ливней, а Хаю же предстояла зимовка на подножном корму в условиях приграничья многолетней мерзлоты. Смогли бы, интересно, те самые вояки столь долго протянуть вдали от людских поселений, если бы их по полгода трясло от мороза и обильных снегопадов? Одной зимы, если честно признаться, Лому было предостаточно. Найти бы место подготовленной зимовки. Или способ уйти из района, не привлекая особого внимания. На своих двоих идти было опасно. Чем южнее, тем леса становились реже и населённее. Так что временно Хайновский чувствовал себя в положении безысходного раздражения. Бабу бы сюда! И водки! Ведро!
С размаху вдарил Хай кулаком в стену развалюхи. Хрустнуло и бревно подалось наружу. Избушку перекосило.
Залез Лом на верхушку самой высокой сосны, завыл с тоски, задёргался. Верхушка моталась из стороны в сторону под его рывками. Сердце пыталось вырваться из груди от приступов тоски и ярости. Зубами он выдрал кусок коры и выплюнул. Дятел на соседней сосне перестал долбить ствол, покосился на опасного соседа и, на всякий случай, унёсся прочь. Хайновский огляделся. Впереди, позади, повсюду – лес, щетинистая стена таёжной чащобы с редкими прогалинами. Вдалеке виднелась гряда холмов, поросшая такими же лиственницами, осинником и ельником. Не раз Хай забредал туда, грелся на солнышке, примяв телом стебли мышиного горошка. Там же, по склонам, собирал он горстями капельки лесной земляники, сладкой, щемяще пахнущей радостью. Любил он полакомиться и малиной, и черникой, которых было предостаточно здесь, в его владениях.
Уже собрался было спускаться с дерева Хай и вдруг приметил вдалеке на одной из просек … машину. Кто-то всё же забрался в эту чащобу. Охотники? Грибники? А может … может это оперативная бригада, вооружённая биноклями и ружьями, прибыла по его душу?
Как бы то ни было, с этим делом придётся разобраться. На него уже выходили такие люди, что можно было сразу поднять беспомощно руки, но он, тем не менее, всех обыграл, оставил с носом. Лом вспомнил завод и контору «Норд хауса», пропахшую дымом и кровью. Вот где было весело. Куда-то пропало чувство тоски. Хайновский, прижавшись к стволу, следил за движениями на лесной просеке, но деревья заслоняли от него, скрывали собой пространство обзора. Быть может, ему всё это померещилось в приступе ярости? Хай уцепился огрубевшей ладонью за сук и бросил вниз своё послушное тело. С высокого ствола корабельной сосны он спустился быстрее, чем если бы тут имелся обычный лифт.
Кеша вспылил всего один раз, когда узнал, что до Павлушонок имелась ещё одна дорога, вполне приличная, наезженная грунтовка, и проходила она через большое селение Липовка, с почтой и кирпичной водокачкой. А вместо этого они пылили по заброшенной непролазной колее. Высказавшись, он замолчал и крутил свою баранку демонстративно молча, не замечая никого из экспедиции, насвистывая что-то сквозь зубы.
В Павлушонках заночевали, поговорили с братом егеря, который действительно находился в лесу, и неизвестно было, когда же он соберётся вернуться. Брат, человек семейный, махнул рукой на родственника, который вечно пропадал неизвестно где, вместо того, чтобы обзавестись супружницей и работать на земле, как делают это все остальные сельские люди.
Базу экспедиции решили раскинуть в нежилой деревушке, дома которой стояли заколоченные. Внутри – проваленные полы и рухнувшие печи. Кое-где поблёскивали в рамах остатки стёкол. Жители Павлушонок потихоньку разбирали заброшенные дома, снимали изоляторы, доски, сохранившиеся листы старенького шифера, оконные блоки. Блёклые буквы покосившейся вывески говорили, что когда-то деревня эта называлась Олины. Куда разбрелись все эти дети видимо на диво плодовитой бабки Оли? Жить-то брошенным домам оставалось ещё от силы два- три сезона и после этого деревня сгинет окончательно.
Выбрали самый уцелевший двор, поставили палатку. Ванько, выломав себе палку, ушёл обратно в Павлушата, очинив несколько карандашей и прихватив блокнот. Никита с Виталием удалились по лесной дороге, но через пару часов вернулись с сообщением, что обнаружили там, дальше, ещё одно строение, похожее на остатки фермы.
На машине они поехали туда и осмотрели развалины, заросшие дремучими кустами крапивы и осота. Рядом росли несколько берёзок, стройных, как юные девушки. Галка сфотографировала их так, что солнце блестело сквозь кроны.
Прежде чем возвращаться, решили ещё углубиться на несколько километров в заповедные места. Если здесь и была когда цивилизованная жизнь, то сейчас она умело была сокрыта. Брательник непоседы- егеря сказывал, что дальше тянется тайга, вперемешку с холмами и болотами, и что кроме неприятностей они дальше ничего не обнаружат. А если упорно переться вперёд, то дальше, на пустоши, находится селение Орлецы, связанное речным сообщением с посёлком Кобра, откуда по узкоколейке отправляют на лесоповал зэков. А живут в основном в тех Орлецах поселенцы, из воров и бандитов. Местные жители в ту сторону ходить не решаются, мало ли кругом просторов и без этого. На вопрос о лесном человеке брательник плюнул себе под ноги и отошёл, бормоча о беглых преступниках, какие не желают сидеть своё за колючкой.
Если из города поездка казалась интересной, насыщенной событиями экспедиционной вылазкой на природу, в большом сарае на привале тоже звучали некие романтические струны, то сейчас походило, что наступили времена самой суровой действительности.
Стена леса угрюмо нависала над непрошенными пришельцами. Птичий хор перекликался, не обращая внимания на посторонних свидетелей их песен. Мотор «УАЗа» гремел инородным, чуждым звуком. Прошли ещё один брод, а скоро Кеша затормозил. И впереди и позади было одно и то же. Стоило ли ехать дальше, тратить лишнее топливо?
Решили походить по лесу и потом вернуться обратно. Никита с Виталием углубились в чашу ельника, а Галка зазевалась, фотографируя любопытную белку, которая вертелась поблизости, и теперь не решалась пуститься вдогонку. Слышался хруст валежника, но эхо, метавшееся среди лесной колоннады, так путало направление, что звук перемещений путников перескакивал с места на место, а скоро и вовсе затих.
Оставшись наедине с девушкой, Кеша приободрился и стал прохаживаться гоголем, как тетерев в брачный сезон. Он нашёл интересную композицию из переплетённых лиственниц и показал её Галке. Та засняла кешину находку на плёнку. Так, шаг за шагом, они тоже удалились из машины.
Невысокого роста, Галка Нелюбина походила на подростка, угловатого и нескладного, но, приглядевшись, можно было заметить некоторую округлённость форм. Галка всегда ходила в штанах и ковбойке, носила короткие причёски, чтобы ветер не трепал волосы и не мешал активным занятиям. Она всегда играла вместе с пацанами в эти вечные футболы- волейболы, любила рыбалку и походы в лес, с костром и песнями под гитару. Ей бы надо родиться парнем, так она думала раньше. Но, со временем, такие мысли посещали её всё реже.
На одной из полянок, где солнце высветилось вдруг в необычном ракурсе, она вдруг почувствовала, как чужие руки нежно обняли её за талию. От неожиданности онам попыталась вырваться, но Кеша всё сильнее прижимал её к себе и вдруг губами приник к её рту.
И Галка выпустила фотокамеру, обняла Сенникова и ответила ему на поцелуй, чувствуя на зубах кончик его языка. Кешка целовал ей губы, глаза, кончик носа, а потом и шею. Галка засмеялась. Ей было весело, хорошо и даже приятно. По коже бегали мурашки. Они были одни во всём бескрайнем лесу.
По рубашке пробежались нетерпеливые, но ласковые кешины руки и Галка почувствовала, как расстёгиваются пуговицы. В следующее мгновение он уже целовал ей грудь. Галка прижимала к себе кешину голову и запустила пальцы в пряди его волос. Неужели всё это ей только кажется?
Он схватил её, поднял на руки, пронёс несколько метров и вдруг оба они упали в прохладные объятия травы. Оба засмеялись, а потом Кеша наклонился над ней. Глаза его сияли. Галке сделалось вдруг жутковато, но поцелуй Сенникова отбросил все страхи. Вновь он покрыл поцелуями небольшие холмики её груди. Соски стали чувствительней, напряглись и торчали вверх спелыми вишенками, которые Кеша так нежно обсасывал. Языком он провёл по животу девушки и потянул брюки вниз. Она выгнулась, помогая ему. Когда это он успел раздеться сам? Уже через мгновение Галка почувствовала на себе груз мускулистого тела, которое действовало ласково, но вместе с тем и уверенно. Он раздвинул ей колени. Она вскрикнула, когда почувствовала вторжение твёрдого упругого «предмета» в своём теле, но боль сразу растворилась и разлилось приятное тепло от медленных, старательных движений. Она застонала от необыкновенного чувства, подалась навстречу, вцепилась ему ногтями в спину. Оба тела стремились друг к другу, раскинувшись на помятой траве, истекающей соком. Тело Кеши стало тяжелее. Он дышал сквозь зубы и вдавливал её в траву, не забывая целовать в губы, шейный изгиб. Вдруг Галка хрипловато вскрикнула, изогнулась, её затопила волна наслаждения. Господи! Она уткнулась в плечо Кеши. То всё ещё двигался, увеличивая темп. Она обхватила его ногами, прижимая к себе. Милый! Кешка мой!
Вдруг рывком Кешу от него оторвало. Какое-то мгновение Галка цеплялась за него, но Сенников отлетел в сторону и покатился кубарем, мелькая розовым задом. Галка бы непременно хихикнула от подобного, весьма интимного зрелища, если бы не ужас, охвативший её при виде представшего перед ней существа. За спиной его светило яркое летнее солнце и он нависал над ней тяжёлым монументом беспощадной силы. Толстые руки (или лампы) оно (существо) протянуло к Нелюбиной. Девушка натянула себе на коленки коротенький подол рубашки и завизжала. Существо, покрытое космами свалявшейся шерсти, заворчало и приблизило к Галке морду. Нет. Всё же это было лицо, но лицо кошмарного урода, порождение фильма- ужаса про мутантов, появившихся после ядерного конфликта.
Широкий приплюснутый нос, тяжёлая щетинистая челюсть, массивные надбровные дуги и колючие буравчики глаз. Всё окружают длинные спутанные, слипшиеся от грязи и смолы волосы, закрывающие узкий лоб и прижатые лепёшистые уши. Широкие плечи и бочкообразный торс говорили о неимоверной силе этого порождения леса. Лесной человек (леший?!) протянул к фотографу руки и снова коротко, вроде даже дружелюбно, проворчал.
Под руку попал ремешок фотоаппарата, и Галка что есть силы ударила камерой прямо по рылу чудовища. Тот отшатнулся и страшно взревел, взмахнув кулаками. Галка присела на корочки и завизжала что есть силы, закрыв глаза и зажав лицо ладошками.
Вдруг на спине Монстра повис Сенников. Он обхватил его шею руками, сжал что было сил. Чудовище завыло, захрипело, упало на спину, покатилось. По пути они свалили с ног плакавшую девушку. Она сразу же попыталась вскочить, размазывая одновременно по грязному, измазанному землёй лицу слёзы, но лесное чудо-юдо длинной рукой дёрнуло её за ногу и она вновь повалилась.
Кеша Сенников почувствовал, что ему не удержать противника. Он прижался к волосатому вонючему телу. Это был всё же человек, одичавший, похожий на зверя, но человек. Он ворочался под ним, и Кеша понимал, что не сможет его удержать. Через мгновение Монстр поднялся на ноги, грубо схватил водителя и запустил его в стену деревьев. Как снаряд, вонзился в частокол сучьев Кеша и остался там беспомощно висеть.
Никита Скоблин беседовал со своим другом Виталием о тайнах леса. Тех тайнах, что бывают сокрыты многокилометровыми завалами, болотистыми мшаниками и глухими распадками. До сих пор остаются «белые пятна» на подробных географических картах Экваториальной Африки, Южной Америки, горных ущелий Азии, а также европейской и азиатской частей России, по преимуществу покрытых лесами. Есть там ещё масса мест, где ещё не ступала нога человека. В лучшем случае сделана аэрофотосъёмка крон деревьев, чтобы уточнить направление той или иной реки. А что скрывает под собой листва, до сих пор тайна, покрытая мраком Тысячи и тысячи квадратных километров. Там могут обитать неизвестные науке животные, вплоть до мамонтов, или племена людей, исчезнувших, казалось бы, навеки. Все решили, что некоторые народности безвозвратно вымерли, а может они просто забрались в такую даль, в такие дебри, что …
Внимание их вдруг привлёк далёкий крик. Если бы это было в черте города, то оба прошли бы дальше, не прерывая разговора. Мало ли что в городе происходит. Конечно, если бы они увидали, что какой-то женщине угрожает опасность, то оба тут же поспешили бы ей на помощь, не задумываясь и секунды о возможных последствиях своего порыва. Похоже, что сейчас назревал именно такой случай. Слышен был отчаянный визг, и единственной женщиной, какая была поблизости, была Галина Нелюбина, их фотограф, участник экспедиции. И с ней только что случилось что-то ужасное, судя по крикам.
Оба тут же ломанулись сквозь кустарник боярышника, который оказался на пути, как по заказу. Всегда, по закону подлости, или как там его, Мэрфи, Паркинсона, если очень торопишься, то всегда найдётся причина тебя задержать. И она тем более веская, чем меньшим запасом времени ты располагаешь.
Почти одновременно они выскочили на просеку с наезженной колеёй. Поблизости стоял их УАЗ. Рядом никого не было. Не останавливаясь, Никита исчез в зарослях противоположной стороны просеки, тогда как Бережных побежал к машине и достал чехол. Быстро, в течении нескольких считанных мгновений он собрал ружьё, сунул в патронник несколько патронов и устремился за товарищем, который двигался где-то впереди. Виталий взял чуть правее, чтобы перед ним не оказалась спина Никиты, если придётся стрелять, не приведи Господь. Что там говорил егерский братан про беглых преступников? Как же беспечно они повели себя в этих местах.
Первым Сенникова обнаружил Никита. Он не поверил глазам, выскочив на небольшую полянку. Их водитель, доблестный Иннокентий, со стоном возился в кустарнике, беспомощно двигая волосатыми и довольно кривыми ногами. Белело пятно голой задницы. Скоблин до того опешил, что остановился, раззявив рот. Наконец Сенников, со стоном, опустился на землю. Ноги его не держали. Позади неслышно появился Виталий с ружьём в руках. Он оказался сообразительней руководителя экспедиции, хотя и он никак не ожидал застать водителя настолько оголённым.
-- Э-э, Кеша, что тут произошло?
Иннокентий подхватил свои брюки и с трудом натянул их на худые дрожащие конечности. Только после этого он поднял голову.
-- Мы нашли его, падлу!
-- Кого?
-- Этого вашего сраного лесовика. А он, зараза, Галку уволок!
-- Как так?!
Никита едва не упал от неожиданности. Не может быть! Такого просто не может быть. Но глаза его уже шарили по полянке. Вот валяется нелюбинская фотокамера, которую она буквально не выпускала из рук. А вон там лежали серые галкины брючки, а что это за белый комок в растерзанной траве? Чем это они тут занимались, поскидав штаны?
-- Я с тобой потом отдельно побеседую, Иннокентий, а пока что объясни нам, о каком лесовике ты сказал только что?
-- Я сам не понял ничего, Никита Степанович, -- опустил голову Сенников. – Откуда он появился? Почувствовал лишь, как меня поднимают и отбрасывают в сторону, как нашкодившего щенка. Верите ли, я летел по воздуху метра три. Успел испытать, как бы это не соврать, даже чувство невесомости. Чувство полёта. Затем увидел спину, волосатую спину. Он склонился над Галкой. Я с земли сорвался и к нему на спину прыгнул. Зажал руками шею и на бок завалил. Сгоряча задушить попытался, так осерчал от неожиданного нападения. Только потом уже струхнул, когда почувствовал, какая силища неимоверная подо мной ворочается. Мускулы у него, как у медведя, ей Богу. Давил ему глотку, давил, бесполезно всё. На ноги он поднялся, меня так загрёб и в кустарник запулил. Только сейчас вот очухался, вылазить оттуда стал. Тут и вас заметил. Вот ведь промашка какая получилась.
-- А что Нелюбина? Она кричала?
-- На полную силу! Такой визг подняла, что я чуть не оглох. Не люблю, признаться, бабьих воплей, но тут её голос мне казался слаще соловьиных трелей. Тем более, что визг действовал на этого, лесного …
-- А дальше? Что же было дальше?
-- Всё. Я пришёл в себя, а здесь нет ни Галки, ни того, лесного, мужика.
Кеша оправдывался, разводил руками, а Никита, уже не слушая его, схватился за голову. Ещё час назад всё было нормально. Они двигались вперёд, изучали натуру, мысленно перекладывая её на печатный лад, деформируя для газетной строки, как вдруг разом всё смешалось, пропал вот фотограф в глубине лесной непролазной чащобы. Что же делать?
Пока Скоблин предавался столь печальным размышлениям, Виталий ползал по поляне на коленях, раздвигая руками травяные заросли. Что он там искал? Но вот Бережных поднялся и удовлетворённо крякнул.
-- Никита, брось заламывать руки, подобно кисейной нервической барышне. Возьми себя в руки. Иди лучше сюда. Вот след похитителя вашей Гали. Смотри на этот чёткий отпечаток.
Скоблин опустился рядом, прижал траву коленом. Действительно, среди отогнутых стеблей кислицы и мать-и-мачехи виднелся вдавыш. Но что по нему можно понять?
-- Смотри. Вот это пятка. Это – носок. Видишь, отпечатались пальцы. Он был в обуви, но она уже почти распалась. А вот это интересно. Обрати внимание на размер. Сравни его с нашими следами.
Он поставил сапог на отпечаток чужака. Тот след был гораздо крупнее.
-- Ну и что?! – закричал Никита. – Не время сейчас заниматься сравнительной анатомией, другими исследованиями. Пропала женщина! Мы обязаны её спасти. Надо начать преследование мерзавца.
-- Где стоял лесовик, когда ты увидел его в первый раз? До того, как он напал на вас? – спросил Виталий Кешу.
-- Вон там, чуть дальше Никиты Степановича, -- водитель провёл рукой по лицу и непонимающе глянул на тёмные полосы. Лицо его было основательно раскорябано сучьями и колючими ветками. Чудо, что дело обошлось вот так, лёгкими царапинами.
Бережных на коленях прополз несколько метров, почти приник носом к земле, что там щупал и гладил.
-- Следы. Всё живое оставляет за собой следы. По следу можно определить состояние животного, возраст, даже настроение. Самое лёгкое – направление движения. Сейчас мы узнаем, куда он направился. Где сейчас Галка.
Хайновский подбросил на плече хрупкое тело бабы. Это не совсем то, что он хотел бы получить, но выбирать не приходится. Он распалился, наблюдая сверху, как эта парочка предаётся любовной страсти, шустро скинув штаны. Они думали, что лес – это как необитаемый остров. И крупно просчитались! Хозяин этого лесного острова наложил на них свои права. И взял дань властной рукой.
Сначала он сразу хотел направиться в своё логово, но потом задержался. Из-за ясеня ему было прекрасно видно полянку, на которой тем временем появились двое. Один из них сжимал в руке ружьё. Они вертели головами и делали беспорядочные движения. Сразу видно – новички в таёжных дебрях, Справиться с такими будет раз плюнуть.
И тут его пронзила здравая мысль. Машина, ружья, шмотки. Да это же ему привалила возможность выбраться отсюда, свалить. Конечно, «Уазик» придётся скоро бросить, но всё остальное ему пригодится. К тому же в машине наверняка имелась водка. Даже точно! Кто в наше время отправляется в дальнюю поездку без двух- трёх драгоценных бутылок? Это и лекарство, и денежный эквивалент, а также универсальное средство снять стресс и усталость.
Хай даже решил отправиться сразу на просеку, где остался автомобиль простофиль. Пока они возятся в зарослях, он ошмонает тачку, поживится чем там есть и решит участь недотёп. Скорее всего, им придётся здесь остаться навсегда, сгинуть, как многие до них.
Он даже сделал решительный шаг, но вовремя остановился, провёл рукой по коротким прядям свисавших волос. Нет, машина подождёт. Всё равно никуда они отсюда не денутся. Вряд ли захотят оставить свою молодку, пусть даже она настолько костлява, и дать стрекача.
Обычно Лом сторонился встреч, угадывая присутствие чужого задолго до столкновения, но тут он не на шутку распалился, не выдержал. Сами виноваты! Были бы скромнее, Хай бы пересидел в убежище, а так – пеняйте на себя.
Быстрым шагом, где напролом сквозь лёгкий стланик, где обходя участок бурелома, Хай направился к избушке, пропахшей кислой вонью. Сам отшельник давно уже принюхался и пригляделся к своему жилищу. Самодельная печь с вмазанной плитой, колченогий стол, топчан из трёх досок, положенных на обрубки бревна, чурбак в качестве табуретки. Вот и вся его жилая обстановка. Имелся ещё висячий шкафчик, где хранились скудные припасы, и скрытый от любопытных глаз чуланчик.
Бросив сомлевшую женщину на доски варварского ложа, он уставился на неё взглядом налитых кровью глаз. Лежавшая перед ним, она казалась ещё меньше и угловатей, скорее напоминала подростка, чем взрослую бабу. Признаком этого была только кудрявая поросль внизу плоского живота.
Во рту у Хайновского пересохло. Он потянулся к котелку, но тот оказался пустым. Отправляться к роднику? Этого совсем не хотелось. Он ещё раз глянул на на раскинувшееся тело, чуть прикрытое ковбойкой. Несколько мгновений ничего не решают. Всё равно его дама пока что находится в глубоком обмороке.
Припав к источнику, Хайновский утолил жажду двумя- тремя могучими глотками. И туи в голову его пришла новая мысль. Конечно же, спутники потерявшейся мадемуазель сейчас прочёсывают лесные заросли. А что, если воспользоваться удобным моментом и посетить их машину? Хорошенько там пошарить. Разжиться водочкой, а уж потом побаловаться бабой. Тогда выйдет намного слаще. А уж после этого заняться всей компанией вплотную. Уж час- два они наверняка его подождут.
Недолго думая, Монстр поднялся и направился в сторону просеки, перепрыгивая упавшие стволы, отодвигая от лица нависшие ветви, не обращая внимания на стрекот сороки, на стремительный бег крошки- бурундука с полосатой спинкой, на лесную жизнь.
-- Вот здесь он стоял, разглядывая Кешу с Галинкой. Чёрт, я представляю, что он мог видеть. Вот он сделал шаг. Здесь земля разрыта и раскидана, как после борьбы. Но борьбы-то особой не было. Мы это знаем.
-- Как это не было? – спросил устало Кеша. Он вытер лицо большим лопушиным листом. – Я напрыгнул на него, как тигр, повалил, душил его.
-- Хорошо, была борьба, вот и земля отодвинута. А здесь отпечаток, который нашёл я. Он, пожалуй, будет глубже остальных. Из этого следует, что наш лесовик вдруг стал значительно тяжелее. А отчего такое могло произойти? – Виталий обвёл спутников глазами. – По той причине, что он взвалил на себя тело нашей Гали. И направился туда, куда смотрит носок его ноги. То есть вон туда.
Все посмотрели в направлении вытянутого пальца. Никита сверил его с показаниями компаса. Лес здесь казался точно таким же, как в другой стороне.
-- Хорошо, мы отправляемся туда, -- вставил веское слово руководителя Никита. – Мы с Виталием. А ты, Кеша, иди к машине, умойся и догоняй нас, с ружьями. У тебя ведь есть своё, и моё заодним захвати. И патроны не забудь.
Журналисты вошли в чащу. Какое-то время между стволами мелькали их спины, но в сумрачной тени они быстро скрылись из вида. Сенников ещё раз окинул взором полянку, где он так удачно и, вместе с тем столь некстати, охмурил Галку. Давно он с ней заигрывал, а тут всё так спонтанно получилось.
Опустив голову, Сенников медленно направился к УАЗу, но тут же спохватился и кинулся бегом. Пока он здесь прохлаждается, переживает всё по новой, лесное чудище затащило Галку в самое сердце леса, чтобы там замучить её. Взбалмошная, суетливая Нелюбина, что припадает к зрачку фотокамеры в самый неподходящий момент, вечно что-то забывает, теряется в трёх соснах, спотыкается на ровном месте, и вот – результат. Оказалась в лапах того самого чудища, на розыски которого и отправилась вся их группа.
В прогалах между стволами показался УАЗ. Кеша вылетел к нему, распахнул дверцу, влез внутрь. Перво-наперво достал заветную бутыль, сделал глоток. Плеснул чуток в согнутую ковшиком ладонь, плеснул себе в лицо. Зашипел, так защипало. Ничего, надо терпеть – лекарство есть лекарство. Сделал ещё глоток и сунул бутылку поглубже. Теперь – ружьё. Двуствольный ИЖ. Разломил его, в каждый ствол сунул по увесистой гильзе с медным пулевым наконечником. Крупная дичь предполагала хороший заряд. На поясе застегнул патронташ. Каждая ячея закрыта клапаном, чтобы влага не смочила порох.
Что ещё? Ах да, «Медведь» Скоблина. Ружьё хорошее, с оптическим прицелом и удобным прикладом. Прекрасно сбалансировано и, наверняка, тщательно пристреляно. Никита сам на охоту ходил редко, но оружие тем не менее содержал в порядке. Кеша любовно погладил цевьё, снарядил магазин из картонной коробки, которую затем тоже положил в карман. Стволом вперёд высунул «Медведь» и примерился, как ловчее выпрыгнуть на землю и не зацепиться ИЖом, который закинул за спину, придерживая рукой.
Сильным рывком у него выдернуло из рук скоблинское ружьё. Кеша едва не вылетел из машины от неожиданности. Всё тот же волосатый урод в лохмотьях опять был рядом. Теперь он отобрал у него оружие. Сначала – Галка, теперь – ружьё, что будет потом? УАЗ? Маленькие запавшие глазки осматривали захваченное оружие, мечту коллекционера. И вместо страха на Кешу накатила волна злости. Это чучело ведёт себя как невоспитанный хозяин, что лажает гостя на каждом шагу. Его надо бы чуток поучить.
Большим пальцем Сенников взвёл курок и выдернул ИЖ из-за спины. Быстрым движением ствол переместился и глянул на чужака. Грохот выстрела и стремительный прыжок в сторону слились в одно действие. Кеша мог бы поклясться чем угодно, что чудище на лету дёрнулось. Попал или не попал? И куда подевалось это? Вот только что стоял тут, рядом. Водитель встал на подножку и поднялся над тентом. Поворачивая голову, краем глаза успел заметить движение, но вот отреагировать на него не успел.
Приклад «Медведя», как какой-то абстрактный кий, на миг соединился с головой Сенникова, и голова та, как бильярдный шар, от удара отскочила, но только вот не в верёвочную лузу. Взмахнув беспомощно руками, водитель отлетел на траву. Двустволка, мёртвым куском металла и дерева, улеглась рядом, выпавшая из руки.
Только сейчас Хайновский осел вдоль нагретого солнцем борта. Пуля из ружья вонзилась в бок, толкнула словно кулаком Тайсона, но он всё же удержался на ногах и даже ловко метнулся вокруг машины, а когда олух высунул голову, чтобы полюбопытствовать, куда же подевалась «дичь», так приложил его прикладом, что тот мигом успокоился и лежит теперь окровавленной рожей вверх.
Хай собирался всё сделать по другому, но теперь на выстрел могли вернуться те, что оставались в лесу. Долго возле машины, где он был как на открытой ладони, оставаться было нельзя. Хай поднялся, влез в салон, достал сумку и вытряхнул из неё всё. Звякнула бутылка. Хай приник к горлышку и в несколько глотков почти что опорожнил её. Остаток плеснул на рану, как это сделал, незадолго до него, водила. Хай это подсёк, подкрадываясь к автомобилю. Лекарство, понимать надо, внутренне- наружного действия.
Внутри разлилось приятное тепло, бок обожгло, но Лом уже давно привык к боли и к тому, что мощные жизненные силы изменившегося организма сами помогают себе. Главное теперь – это лечь и не мешать этим невидимым строительно- восстановительным процессам. Но как же можно спокойно лежать, если в окрестностях бродят вооружённые мужики, а их баба лежит у него в берлоге, уже достаточно оголённая. Тут, вишь, не до отдыха. Успеть бы, тут и там …
Рассчитывал Лом вырвать ружьё у водителя и успокоить его прикладом, а потом тихо исчезнуть в лесу, выследить там тех, двоих, прикончить их, а потом уже вплотную заняться бабой. Наутро, натешившись вдоволь, он исчезнет из этого медвежьего угла. Не получится утечь далеко, обоснуется на зиму в одной из тех деревушек, где обитаемых домов-то, раз-два и обчёлся. Никто не заметит, как какая-нибудь бабка Марфуша в церкву перестала ходить, а заглянет кто в гости, так обнаружит, что бабка лежит в дому своём новопреставленная. Обычное, для нашего времени, дело. Вряд ли додумаются искать на сеновале или под полом гостя нежданного. Ему бы только зиму перекантовать и начнёт он движение дальше. Куда? А куда кривая выведет. Хуже не будет, по нынешней-то его жизни.
Настоянная на травах водка разлилась по жилам Хая потоком энергии, улучшая самочувствие и настроение. Уже и положение и рана не казались ему настолько тяжёлыми, а Нелюбина, брошенная в избе- развалюхе, виделась в памяти сногсшибательной красоткой, которая и сама была не прочь с ним поразвлечься.
Монстр повесил на плечо двустволку, взял в руки ружьё с прицелом и направился к лесу. В голове гулял ветер, ноги подкашивались, во рту было сухо, но Лом не обращал на подобные мелочи внимания. Он выше подобных вещей. Он – новое лесное божество и заставит пришельцев поверить в это. А божеству полагается поклоняться и приносить жертвы. У него пока ещё нет фанатичных поклонников, так что всё придётся делать своими руками.
-- По моему, я слышал выстрел.
Никита остановился и оглянулся, прислушиваясь. Ведь он, как руководитель, отвечал за всех и за каждого. За Ванько, который отправился за несколько вёрст в деревушку пешком, за Галку, которая попала в руки непонятно кого, за Иннокентия, гоношистого редакционного водителя, который, весь исцарапанный колючими сучьями, отправился за ружьями, за Виталия, что вновь вырвался вперёд и что-то там разглядывает.
Что же случилось там, позади? Что послужило причиной для выстрела? Быть может, Сенников подаёт им сигнал срочно вернуться, или пытается напугать чужака, заставить его потерять голову? А может он сам в данный момент подвергается нападению? Что, если таких тварей в этом месте несколько?
Тем временем Виталий устремился вперёд, не дожидаясь Никиту. Что он делает? Неужели не понимает сомнений товарища?
-- Постой, Витя. Там что-то проходит.
Но Бережных не повёл и ухом. Он вытянул руку вперёд.
-- Уж не домик ли это? Вон там, за берёзками и осинами?
В самом деле, если присмотреться, то куча сваленных брёвен напоминает покосившуюся хижину, потемневшую от времени. Вон даже крохотное оконце имеется. Но какое им дело до этой развалины, когда, быть может, там, позади, что-то уже случилось новое и нехорошее. Никита снова оглянулся.
-- Если и есть у нашего лесовика тут убежище, то оно перед нами. Грех не воспользоваться случаем и не побывать у него в гостях.
Осторожно, от дерева к дереву, Виталий направился вперёд скользящей походкой охотника, стараясь не наступать на валежник, раскиданный под ногами. Никита неуверенно шагал за ним и едва не упал, попав ногой в ямку, полную ледяной воды.
Медленно открыв глаза, Галка обвела взглядом окружающее её пространство. Что с ней случилось? Может, она ещё не проснулась, а ужасный, кошмарный сон продолжается в изменённом виде? Ещё недавно она видела чудовище, похожее на обезьяну, что склонилось над ней, дохнув в лицо гнилостным душком. Она потеряла сознание? А теперь вот эта запущенная комната, полная пыли и паутинных лохмотьев. Сквозь окошко чуть больше ладони попадал минимум света, не позволяющий заняться шитьём или чтеньем, но достаточно, чтобы не разбить лоб о низкий потолок.
Только сейчас ощутила Галка, что почти не одета, что голые ноги её покрылись мурашками от дующего в окошко ветерка. А также от страха. Она подтянула к себе ноги, натянула на колени ковбойку. Она сидела на толстой, местами вытертой до белизны шкуре, похожей на изнанку старенького тулупа. От шкуры так сильно воняло, что Нелюбина не выдержала и быстро соскочила с топчана, мелькнув розовой ягодицей. Глянула на ходу в оконце и успела заметить движение. Снаружи кто-то был.
Внутри всё захолонуло, сердце забилось, как испуганный кролик, ноги вмиг ослабели. Сейчас, через миг, кто-то войдёт сюда, огромный и страшный. Галка пошатнулась, ухватилась руками за холодную плиту и вжалась в стену, покрытую сухой и твёрдой корой. Одно из брёвен было треснутое и вышло из стены наружу. Была бы Галка мышкой, то нырнула бы сейчас в щель, и была такова. Скрипнули петли и протестующе завизжали. Дощатая дверь распахнулась, впуская волну дневного света, насыщенного лесными запахами. Но сразу же чьё-то тело заслонило собой этот светопад. Галка не выдержала и взвизгнула, а затем сунула в рот кулачок, чтобы не забиться в истерике.
В комнату осторожно заглядывал … Виталий (откуда он тут взялся?), и Галка с криком упала ему в руки, не обращая внимания, что ковбойка задралась, и бёдра её обнажились. Но до того ей было, ведь она, если честно, уже прощалась с жизнью. Она забилась в рыданиях, вцепившись в Бережных так крепко, как только смогла.
Виталий гладил её по голове, как малого ребёнка, что-то говорил, утешал. Она кивала ему, но слёзы продолжали литься. В избушку, наклонив голову, вошёл Скоблин. Он огляделся по сторонам, отмечая самые незначительные детали первобытной, в общем-то, обстановки. Кто бы не проживал тут, он не обращал внимания на такие «мелочи», как элементарные правила санитарии и гигиены. Грязь, плесень и кучи мусора царили повсюду.
Оказалось, что запасливый Бережных, кроме ружья, прихватил и галкины брюки. Она тут же натянула их и сразу почувствовала себя более уверенно. С мужчинами она не так боялась это чудовище, порождение Леса. Быть может, сказки о леших, разных там лесовиках и кикиморах не только отголоски легенд и мифов старины, о рассказы о реальных событиях, с которыми сталкивались наши предки?
-- Ну что ж, -- объявил Никита, закончив осмотр землянки. – По крайней мере мы выяснили вполне определённо о реальном существовании вятского лесного человека. Теперь бы узнать некоторые подробности его существования здесь.
По виду фотографа можно было догадаться, что ей плевать не только на подробности, но и на самого человека, и она сейчас страстно мечтала лишь об одном – каким-то чудом внезапно очутиться за десятки, нет, за сотни, нет, за тысячи вёрст от этого страшного места.
-- Ну что, проведём выездное заседание экспедиции? – спросил Виталий с самым невинным видом, -- Или отправимся выяснить, кто же стрелял вблизи от нашей машины?
-- А, чёрт! – ругнулся Никита и шагнул к двери. Остальные двинулись за ним, а потом Галка ойкнула. Босиком, она наступила на что-то чрезвычайно колючее. Скоблин оглянулся, замешкавшись, и это спасло ему жизнь. Пуля, вместо того, чтобы размозжить его череп, вонзилась в дощатую дверь. Брызнули щепки и журналист согнулся. Из шеи торчала крупная заноза, но это было многим лучше, чем если бы сюда ударил свинец.
Все отшатнулись внутрь избёнки. Никита выдернул занозу и отшвырнул её прочь. Кто-то сделал попытку их убить, а сейчас вот затаился. На корточках Скоблин подполз к двери и палкой закрыл её. А потом набросил ржавый крючок. Теперь их не выцелить снаружи сквозь распахнутую дверь.
Бережных приник к щели и оглядывал прилегающие к избушке заросли лещины. Сектор был ограничен и он ничего не разглядел. «Сайгак» лежал рядом с ним. Кто бы там ни был, но так просто они сдаваться не намерены. Галка всхлипнула. Ужас не растворился с приходом её защитников, а продолжался. Зачем она вызвалась участвовать в этом походе? Она-то воспринимала эту поездку как очередную туристическую вылазку, с купанием, шашлыками и отдыхом на лоне природы. Сюда никак не вписывались выстрелы и волосатое чудовище, прятавшееся в лесных зарослях.
-- Сюда вот-вот подоспеет Сенников. У него есть ружьё. Мы возьмём подлеца в клещи. Это наверняка один из беглых зэков. Наткнулись на свою голову.
-- Я бы так не сказал, -- ответил Никите Виталий. – Беглый бы постарался уйти подальше, а этот живёт здесь уже довольно давно, вон как обжился, всё тут загадить успел. Он, считай, тут уже за местного. И с Кешей промашка вышла. Подумай сам, откуда у этого негодяя оружие? Уж не у нашего ли Иннокентия он разжился ружьецом? По звуку это очень похоже на твоего «Медведя».
Никита побледнел. Ситуация оказалась ещё хуже, нежели он предполагал. Конечно, хорошо, что они нашли Нелюбину, но в то же время лесному уроду попали в руки ружья. К тому же – Сенников. Что с ним сделал этот нелюдь? Судя по тому, как он выцеливал Скоблина, он не привык церемониться.
-- Надо определить, где он прячется, -- посоветовал Бережных. – У нас есть «Сайгак» и мы можем с ним потягаться. Крикни ему что-нибудь, а я посмотрю с этой стороны.
-- Эй, ты! – Крикнул в оконце Никита. – Что тебе от нас надо?
-- Выходи по-одному. – Глухой голос походил на рык животного. Язык плохо слушал лесовика, и он с трудом пережёвывал фразы. – Бросай сперва ружьё.
-- Ага, -- обрадовался Виталий. – Понятно, где он. Сейчас я пошлю ему гостинец, а потом мы продолжим переговоры. Он-то нас пулей уже угостил, то есть, получается, что сейчас наша очередь. Для равновесия и содержательных переговоров.
Наметив для себя направление, Виталий намотнул для упора на руку ремень, прижал приклад к плечу и направил ствол в окошко. Сейчас он стал с ружьём одним целым, затаил дыхание и принялся совмещать прорезь прицела с кустарником, где что-то темнело сквозь листья.
Внезапно там сверкнуло и тело Бережных отбросило. Он куклой запрокинулся на спину, грохнув затылком о плахи половиц. Открытые глаза его уставились на потолок. Во лбу дымилось аккуратное отверстие, быстро заплывающее красным. Из-под головы побежал багровый ручеёк.
Заголосила Галка, сжавшись в комок, зашлась пронзительным бабьим воплем. Никита выхватил из рук Виталия ружьё, высунул ствол из оконца и наугад бабахнул, повернул ствол чуть правее и снова пальнул. Затем упал на пол, прижал ружьё к груди, как младенца. В землянке отчётливо пахло кисловатым духом, смесью гнили и пороха, а также нависшего пеленою страха. Галинка перестала вопить и лишь всхлипывала, глядя на залитое кровью лицо Виталия.
Ещё одна пуля врезалась в стену избушки. Из пазов посыпалась шелуха, разный мелкий мусор. Никита вздрогнул и перебрался ближе к Нелюбиной. Попутно достал из кармана носовой платок и прикрыл лицо Бережных, закрывая остановившийся взгляд широко открытых изумлённых чем-то глаз. Что такое увидел перед смертью покойный? Скоблин обнял Галину, прижал её голову к плечу, погладил, успокаивая. Она всхлипнула и журналист почувствовал на плече сырость. Досталось за этот день бедняжке!
Платок быстро пропитался кровью и облепил лицо Виталия маской смерти. Но хоть не стало видно мутного мёртвого блеска глаз. Чего ждёт тот нелюдь? Захотелось выскочить из землянки, заорать, побежать навстречу, стреляя, чтобы в последний миг прыгнуть в сторону и снова бежать, но уже прочь. Может, он так и сделал бы, если б не женщина, доверчиво прижавшаяся к нему, её последнему защитнику и покровителю. Она не выдержит, если он её покинет.
Снова выстрел, но сейчас пуля не задела избёнку, не пронзила трухлявые стены. Промахнулся? Где-то в стороне замотались кусты, там ещё раз грохнуло, и кто-то яростно закричал. Неужели подоспел Кеша? Никита прыгнул к двери, сорвал крюк и выглянул наружу, готовый отшатнуться обратно.
В осиннике показалась фигура в брезентовой куртке. Мужик, в фуражке, с ружьём, махнул ему рукой. Никита вышел, держа наготове «Сайгак», сделал несколько шагов навстречу.
-- Я услышал выстрел. Это мой участок. Всегда любопытно – кто забрёл, зачем. Народу тут бродит не так уж и много. Далеко не каждый ружьишком балуется. Опять же зона недалече. Мало ли что? Вот я на шум и отправился.
Тот самый егерь Трофимов, Аркадий Петрович, крутил баранку редакционного УАЗа. На заднем сидении Никита и Галка поддерживали плечами бледного до синевы Иннокентия. По признакам, у него было обширное сотрясение мозга, разбитую голову смазали лечебными мазями и забинтовали. Он стойко сдерживал позывы к рвоте и старался сидеть ровно. Сзади, в собачнике, лежал связанный Хайновский. Трофимов разворотил из карабина грудь Монстра. Обнаружилась и рана, нанесённая Сенниковым. Лом засел в кустарнике, видимо, ослабев от раны и осоловев от выпитой водки. Трофимова он обнаружил слишком поздно, повернулся, вскинул «Медведь», но егерь оказался быстрее. В течении получаса они думали. Что часы жизни лесного чудовища сочтены, но тот продолжал дышать, харкая кровью. Его перевязали, скрутили руки и загрузили в УАЗ. Доживёт до медпункта, тогда и будут разбирать, кто он есть – вятский йети или беглый преступник, скрывающийся от рук закона.
-- … Осторожненько двигаюсь, смотрю, как да что. Про избушку эту я хорошо знаю. Не раз там ночевать доводилось. Но, со временем, она совсем в развалюху превратилась. А ремонтировать её не с руки. Совсем ведь прогнила, труха одна осталась. Знать бы, что за гадина такая там обосновалась …
Виталия пока оставили в избушке. Ему уже всё равно. Нужно срочно было доставить в больницу Кешу, уж очень он молчалив и бледен. Не худо бы осмотреть и Нелюбину, ведь какой страх пережила бедняжка. Да и Монстра этого лесного, две пули в нём сидят …
По пути подберут Ванько, который уже, наверное, шагает им навстречу, и срочно в Нагорск. Егерь ведёт машину так, чтобы не качнуть лишний раз пораненных, но уж как получается.
Вперёд, вперёд …
Глава 28.
Большим платком Афанасий Зябликов вытер пот с лица. Может быть, он ослышался?
-- Повтори-ка ещё раз.
-- Засада была устроена по всем правилам. Объект охраняли трое, включая и вашего телохранителя. В дополнение к обычной схеме использовали троих «легионеров» для прикрытия и плюс две мобильные группы, которые должны были сопровождать объект.
«Объектом» испуганный голос собеседника называл двойника Зябликова, в прошлом – настройщика роялей, которому предложили выгодную работу – представлять на некоторых мероприятиях персону Афанасия Никифоровича, на всяческих там презентациях и фуршетах, с условием лишнего не болтать и ничего не подписывать. Крест подстраховывал двойником самого себя.
-- На бомжа этого прицелились сразу, как только он появился во дворе, но он был столь жалок, что даже не походил на человека. Впрочем, Мопс подошёл к нему поближе, для проверки. А дальше – началось! Они все были в бронежилетах, включая и объект. Трое, включая и водителя, шли вплотную к объекту, когда бомж вдруг открыл огонь. Несколько секунд, ну, не больше минуты, и двор превратился в забойный цех.
-- А прикрытие?
-- Двое «легионеров» с автоматами выскочили из подъезда, как только услышали первый же выстрел. Это был не человек, а словно сам дьявол. Он стрелял с обеих рук, из двух пистолетов сразу. Причём в разные стоны. Не сделал ни одного промаха. Объект, получив одну пулю, сумел заползти в машину, за броню, но киллер не успокоился. Он пристрелил обеих телохранителей, завалил двоих «легионеров», и это при автоматном огне с двух сторон, ранил в живот водителя, сейчас он в больнице, под специальным присмотром.
-- Ты говорил сначала, помнится, о троих «легионерах».
-- Да, мы привлекли троих профессиональных стрелков. Два были с автоматами, стояли наготове в подъезде. Один из них мёртв, второй хотя и жив ещё, но вряд ли протянет больше нескольких часов, а третий … третий сидел на чердаке со снайперской винтовкой. Он сказал, что винтовку заклинило, но я подозреваю, что парень просто испугался, глядя на работу настоящего профессионала. О таких рассказывают легенды в их среде. Говорит, что тот двигался противоестественно быстро. Мол, патрон в патроннике сместился, а с пистолетом на таком расстоянии действовать бессмысленно. Всё, что там произошло, нам известно с его слов.
-- А мобильные группы? Где же были они?
-- Согласно плану, они патрулировали окрестности. Ожидалось ведь прибытие группы убийц, а это машина- две, бывало ведь и больше, а тут – одиночка. Но какой!
Крест снова вытер пот со лба промокшим платком и в раздражении швырнул его на пол, на персидский ковёр ручной работы.
-- Когда Амос вышел на нас и рассказал, что появился неизвестный, называющий себя Буличем, то ему никто не поверил.
-- Я бы голову оторвал начальнику охраны. Надо же, полковник спецназа, профессионал своего дела, и так облажаться!
-- Мы его уже не достанем, -- уныло ответил собеседник. – Он был там в качестве одного из телохранителей объекта. Понадеялся на свою выучку, опыт. Говорил, что не родился ещё человек … и так далее.
-- Вот и валяется сейчас в морге … прокомпостированный. – Зябликову было жаль потерять человека с такими обширными связями в мире правопорядка. Но ничего, не он первый, не он последний. – А что же Амос?
-- Он предупреждал о серьёзности угрозы. Мы, конечно, приготовились ко встрече. Но, как оказалось, недостаточно хорошо. Такого уровня профессионалы так просто не появляются. Его нанял кто-то из ваших конкурентов.
-- Быть может … Япончик? – предположил неуверенно Зябликов.
-- Навряд ли. Сейчас у него своих проблем выше головы.
-- А если это кто-то вроде Шурика Захара?
-- Мы обязательно выясним. Проверим и молодняк – Шишкана, Сибиряка. Может, кто-то из них мечтает забраться на самый верх?
-- Проверяйте быстрее. Мне не нравится, что на меня открыли охоту. Кто убийца? Кто заказчик? Всё неизвестно. Булича я хорошо знал. Это не может быть он, хотя … хотя действия того одиночку укладываются в его стиль. Но он ведь попал в своё время под расстрельную статью. Приговор приведён в исполнение. Надо ещё раз, и подробнее, расспросить Амоса.
-- Шеф, боюсь, что у нас с этим ничего не получится, -- голос собеседника стал ещё тише.
-- Почему так?
-- Буквально за минуту до этого нашего разговора мне доложили, что он найден мёртвым.
-- Как? Ещё один?!
Афанасий поднялся с роскошного дивана, обитого атласом. С ноги соскочила турецкая туфля с выгнутым носком, без задника.
-- Да. Убийца проткнул ему глаз металлической авторучкой. Он скончался на месте от кровоизлияния в мозг.
Сейчас Зябликову стало по настоящему жутко. Похоже, что за ним охотился сам дьявол. Кто бы это ни был, но он буквально шагал по трупам. И какие это были люди. Начальник его личной охраны и одновременно руководитель службы безопасности корпорации Серый. Высококвалифицированный телохранитель, стоивший многие тысячи американских долларов, Мопс. Ещё профессиональный каскадёр, каратист и автогонщик. Правда, этот ещё жив, и, похоже, выкарабкается. «Легионеры», из числа воинов- афганцев, прошедших настоящую войну и избравших бой стилем жизни и профессией. Теперь вот ещё Амос, опытнейший киллер, занявший место Мочилы человек без нервов. И всех он лишился в течении одного дня, может даже – часа. Так может ли быть, что всё это сотворил один человек? Зябликов, закоренелый реалист и прагматик, в этом сильно сомневался.
-- Да, шеф, на той квартире, где обнаружили труп Амоса, был ещё один человек.
-- Был? Он тоже мёртв?
-- Н… нет. Это некто Конь, тоже из наших, но последнее время он работал на севере, в Архангельске.
-- Как же, помню такого. Он, вместе с Амосом, входил ранее в бригаду Булича. Такие дела творили, черти … Что же рассказал вам Конь, почему его оставили в живых?
-- Ничего, шеф. У него вырван язык. Этот человек находится в настоящем шоке. Почти что не реагирует на происходящее. Необходимо какое-то время, чтобы он пришёл в себя.
-- Та-а-ак. Есть ли ещё столь же «хорошие» новости? Откуда Амос узнал о появлении того «Булича»? Ведь он сейчас контролирует мурманский и архангельский порты. Чего это вдруг его занесло сюда, к нам?
-- Он появился внезапно. Насколько я понял, что именно Конь непосредственно имел дело с человеком, назвавшимся Буличем. Конь связался по собственному почину с Амосом и сообщил ему, что этот человек задумал убить Креста… то есть вас, Афанасий Никифорович. Что до этого он уже разделался с Гогой своими собственными руками.
Гога. Зябликов дрогнул. Конечно же, мысленно. Ему сообщили не так давно, что с Гогой неладно. Он опять отправился к своим друзьям пообщаться, поговорить о кое-каких делах. Гога всегда ходил по лезвию бритвы. Рано или поздно, но дело должно было именно этим и кончиться. Нельзя столь долго иметь дело с неуправляемыми и малопредсказуемыми горцами. Крест решил было, что Гога затеял свою собственную игру, пытаясь заработать дикий куш, но вот всё сорвалось, и Гога потерял всё. Но на деле вышло-то вон как. Опять этот «Булич».
-- Послушай-ка, -- голос Зябликова сел и ему пришлось откашляться в кулак, отодвинув достаточно далеко трубку саксонского фарфора с современной электронной начинкой. – Послушай-ка. Узнай по своим каналам, кто и когда привёл в исполнение приговор над Андреем Буличем, заключённым номер 72628. Сделай это побыстрее. И ещё … При каких обстоятельствах Конь покинул пределы Архангельска … Пожалуй, пока всё.
-- Мы постараемся сделать всё как можно быстрее.
С облегчением Афанасий опустил на высокие держатели ослепительно белую трубку, так хорошо гармонировавшую с чёрной матовой поверхностью делового стола, привезённого по спецзаказу из Швейцарии. Обстановку особняка монтировала фирма «Мабетекс», что отделывала кремлёвские залы, не хухры мухры.
Полученные сведения встревожили президента корпорации. Кто-то серьёзно пытается его достать. И придумал для этого хитроумный способ. Подумать только – убийца с того света. Говорят, на далёком острове Гаити есть весьма могущественные люди, которым по силам поднять мертвеца и заставить его на себя работать. Такого работягу именуют зомби, и не имеет он ни прошлого, ни памяти, этакий ходячий манекен. Говорили, что правитель острова Дювалье, по прозвищу Папа, президентом он там был, или диктатором, шут их разберёт, держал всё население страны в ужасе, под страхом превращения в бессловесных зомби. Целая служба у него была – тонтон-макуты, которые следили за порядком, если то, что творилось там, можно назвать порядком.
Но этот-то, мститель, он ссылается на хорошую память и держится, как настоящий профессионал. Он даже переплюнул самого Мочилу. Подумать только – положил одномоментно шесть человек. Как будто и не умирал Булич, а отправился в неведомый лагерь повышения киллерской квалификации.
Да, наш уважаемый Читатель, на территории нашего государства имеются специальные лагеря, где проходят переподготовку наёмные убийцы, платные киллеры. Причём не только в России, но и на Украине, в Прибалтике, Молдове, Приднестровье, Средней Азии, Белоруси. Как раз об одном таком лагере мы и поведали тебе, когда рассказывали, как тренируются волонтёры Особого армейского корпуса. Подобные лагеря располагаются в бывших пионерских лагерях, старых профилакториях, различного рода служебных, ведомственных дачах. Все они носят категорию частных владений, но вот только конкретного хозяина найти, если задаться такой целью, найти, как правило, бывает невозможно. Преподавателями в этих лагерях работают штатные и отставные сотрудники ФСБ, ГРУ, МВД. Таким образом они зарабатывают себе дополнительные деньги, на кусок хлеба с толстым слоем масла, особо не интересуясь последствиями деятельности их выпускников. Иногда это очень удобно, не заглядывать на ту сторону грифа секретности.
При некоторых тренировочных лагерях существуют своеобразные биржи, где заказчик может себе подобрать исполнителя. Заказ проводится через компьютерную сеть, без минимума посредников, напрямую. Можно даже посмотреть своеобразный рекламный ролик, где ликвидаторы демонстрируют своё искусство. Ролик снят таким образом, что узнать бойцов в лицо невозможно, но отлично видны их достижения на ниве высококвалифицированного убийства.
«Заказные» убийства так трудно поддаются расследованию, потому что дело творят профессионалы, не оставляющие следов, кроме трупа и брошенного оружия без отпечатков пальцев и серийного номера. Бывает так, что исполнитель прибывает из-за рубежа, делает своё дело и отбывает обратно. Дома же он имеет твёрдое алиби и безупречную репутацию.
Убийцы из Советского Союза показывали столь высокий класс, что ими заинтересовались заказчики из цивилизованного мира. Теперь русскоязычные киллеры выполняют свою работу в Германии, США, Италии, Греции, Турции, Израиле. Говорят, что не так давно шлёпнули кого-то в Австралии и, по слухам, тоже из наших.
Стоит ли удивляться подобному профессионализму, если учитывать, что эти самые киллеры зачастую работают в ГРУ, внешней разведке, спецслужбах МВД, а подобные задания для них вроде приработка на чёрный день. Многие ведь у нас вынуждены искать дополнительный заработок. Только если офисный клерк берёт работу на дом и перепечатывает на компьютере документы, то эти мокрушники нажимают в свободное время гашетку, поймав в перекрестье прицела заказанного. Спастись от подобных мастеров смерти практически невозможно.
Кто заказчик? Нужно сконцентрировать на этом все усилия, считал Афанасий Зябликов. За последние годы он несколько модернизировал свою деятельность. Никто не заметил, как скромный механик авторемонтной станции вдруг выдвинулся в президенты крупной инвестиционной компании.
О, эти странные времена, стыдливо названные периодом накопления стартового капитала. Государство как бы говорим своим наиболее активным гражданам, мол, воруйте, а я временно буду смотреть в другую сторону. Оно надеется на благоразумие вновь появившихся собственников, заинтересованных в сохранении и преумножении приобретённого капитала. Что тут начинается, в мутной «воде» зарождающейся рыночной экономики. Вчерашний преподаватель университета Б. в результате удачных биржевых бумажных спекуляций становится видным коммерсантом, скромный инженер Г. – хозяином банка и медиа-холдинга, государственные чиновники П. и Ч., удачно используя спорные принципы приватизации, за несколько лет впрыгивают в список сотни самых богатых людей мира. Этот перечень можно продолжить. Акулы совкового капитализма охотятся друг за другом, а за ними следят хищные глаза барракуд доморощенной мафии, а также возбудившиеся сотрудники спецслужб.
Большая часть обнищавших россиян мечтательно вздыхают о «застольных» брежневских годах, которые столь охотно хают демократические издания, размахивая жупелом красной опасности, не задумываясь особенно о том, что все сегодняшние гадости вылили на наши головы вчерашние коммунистические и комсомольские заправилы Союза ССР.
Перед Зябликовым стояла неприятная альтернатива. Или спешно уйти на дно, в результате чего рискуя получить многомиллионные убытки концерна и утерю влияния среди хищной клики конкурентов, или попробовать всё же найти организатора всей этой петрушки. В этом случае он рисковал не успеть закончить подобного расследования. Вот ведь в чём проблема!
Афанасий Зябликов, в своём четырёхэтажном особняке в стиле раннего классицизма, с парком и прудом, в котором лениво плавали грациозные лебеди, в окружении плечистых мордоворотов, ощущал себя, как в тюремной камере, пусть и класса «люкс». Не чувствовал он перед собой оперативного простора, на котором мог бы сразиться мыслью и умениями с неизвестным противником. Невидимка мог навязать ему любое действие, от атаки с неба «Чёрной Акулы» с полным боекомплектом. До вторжения спецбригад отдела по борьбе с организованной преступностью, с ворохом обличающего компромата. Что делать? Чего ждать?
Когда зазвонил внутренний телефон, Зябликов готов был рвать на себе остатки волос.
-- Хозяин, -- пробасил начальник личной охраны, командовавший теми самыми здоровяками, что прогуливались по парку и жрали хозяйские шашлыки, -- тут явились двое и несут какую-то ахинею.
Дальше начальник пересказал несколько кодовых фраз, служивших паролем между Зябликовым и Гогой в их горской афере. Значит, прибыли люди от его имени. Пусть хоть это отвлечёт Афанасия от тяжёлых размышлений. К тому же разговор этот может развеять завесу тайны над странной смертью Гоги. Как они поднесут эту весть?
-- Впусти их в мой кабинет. Только … проверь хорошенько.
-- Само собой … хозяин. На том и стоим.
Утробный бас начальника был убедителен, что и стало причиной того, что именно он отвечал за охрану Креста. Это, а ещё то, что раньше он работал в Службе охраны президента. Не в самых важных чинах, но всё же …
В атласном халате и турецких туфлях Зябликов походил бы на дипломата в отставке, если бы не лысина и обидно низкий лоб, приплюснутый нос картофелиной и прижатые к черепу уши. Он старательно перенимал некоторые аристократические манеры, завёл камердинера в роскошной обтягивающей ливрее, бывшего метрдотеля модного столичного ресторана, похожего на чопорного графа. Он помогал пускать пыль в глаза посетителям, равно как и мраморный бассейн в обширном холле, вертолётная площадка на крыше особняка и зимняя галерея с настоящими плодоносящими пальмами, краснозадыми мартышками и стайкой нахальных какаду. Зябликов даже хотел одно время поместить в оранжерее ещё и леопарда, но, подумав, посчитал это лишним. Мало ли, захочет кто из гостей вечерком прогуляться среди веерных пальм, а на него вдруг бросится пятнистое хищное чудовище.
Гостей принимал Зябликов в своём кабинете, где стояли замаскированные пулемёты, управляемые нажатием ноги на педаль. Знаете ли, приятно беседовать порой с человеком и легонечко так жать ногой, чувствуя под носком упругость и приветливо при этом улыбаться собеседнику, ничего не подозревающему, видящему хозяина с мирно сцепленными у подбородка пальцами рук.
Сюда и привели, а затем и усадили в глубокие, мягкие кресла, из каких не сразу-то и выберешься. Жалко только, если придётся изорвать пулями чудесную плюшевую обивку кресел. Но тут уж, знаете ли, судьба, фатум.
С интересом Крест разглядывал гостей, пристроив ноги на спусковых педалях обоих пулемётов. Один, по виду соотечественник, со смуглой кожей человека, постоянно проживающего в южных широтах, плечистый, с рубленым греческим профилем, квадратной челюстью и с небольшим носом. Хотел бы иметь такое представительное лицо Афанасий, но при своей непримечательной внешности, он всё же обладал могуществом «серого кардинала», передвигая влиятельные государственного уровня фигуры силой хитроумных комбинаций.
Второй из гостей имел скорее римский профиль, внушительный нос, широкие скулы, с отчётливо пролегающей волевой складкой, высокий лоб мыслителя, короткие жёсткие волосы антрацитово- чёрного цвета с лёгкой паутиной седины, что делало его лишь импозантней. Тёмные глаза смотрели неотрывно перед собой, не обращая внимания на хозяина дома, хотя Зябликов готов был дать на отсечение правую руку, что необычный гость видит каждую деталь, каждое движение в комнате. Необычной была его смуглота, какого-то непривычного оттенка. Долго разглядывать гостей было не совсем тактично, ведь Зябликов демонстрировал себя светским человеком.
-- Насколько я понял, вы привезли мне привет от человека, который …
-- … Который уже мёртв, -- докончил за него первый из гостей, похожий на супермена, взявшего отгул после успешного деятельного дня.
-- Весьма прискорбно, -- покачал головой Крест, примериваясь к педалям.
-- Ваш человек выполнял некоторые специфические задачи в нашем регионе, и нам бы не хотелось, чтобы после его смерти разрушились бы контракты, приносящие столько выгод обеим сторонам.
«Конечно. Кто ещё будет вести дела с самолюбивыми горцами, видящими выгоду лишь для себя и считающие доблестью обмануть партнёра». Этот внутренний монолог Афанасий закрыл скорбной улыбкой.
-- В знак нашего расположения и демонстрации дальнейшего дружелюбия, я уполномочен представлять интересы некоей компании в деле, которое, я уверен, вас очень заинтересует.
-- Да-да, я вас слушаю.
Крест изо всех сил показывал, как ему интересно, но с каждым мгновением ему было всё больше жалко удобные кресла.
-- Тот человек, что прикончил Гогу, намерен в дальнейшем заняться вашей персоной.
От неожиданности Зябликов откинулся в своём офисном кресле и даже убрал со спуска ноги.
-- Что вы говорите?
-- Да-да. Он уже должен быть в столице и, возможно, готовится сделать первый шаг.
-- Пожалуйста, с этого места говорите, как можно подробней.
Супермен, представившийся Максимовым, рассказал о профессиональном убийце, бросившем вызов системе, которая сделала его настоящим асом насильственной смерти.
-- А кто … как его имя? – В нетерпении Крест прервал рассказчика.
-- У него довольно много имён и кличек, но, скорее всего, вам он известен как Мочило, или Булич Андрей.
Зябликов откинулся на спинку кресла и достал из кармана платок. Охранники, что наблюдали за беседой из соседней комнаты сквозь односторонне прозрачное стекло, насторожились.
-- Мне известно это имя, но … я думал, что этот человек давно уже мёртв.
-- Уверяю вас, что ещё недавно он был «живее всех живых» и вёл себя достаточно агрессивно. Я прибыл сюда вдвоём с напарником, чтобы обеспечить вашу защиту от возможного нападения.
Зябликов достал из кармана пачку фотографий и рассыпал их веером по столу. На глянцевых снимках в различных ракурсах были зафиксированы , вместе и поодиночке, тела расстрелянных возле «Ситроена» с распахнутыми дверцами. Оба гостя внимательно изучили снимки.
-- Похоже ли это на работу вашего приятеля?
Оба гостя, и тот, что представился Максимовым, и второй, склонили головы над фотокарточками, внимательно их изучая и передавая друг другу. Что это они их так долго разглядывают? Наконец Максимов собрал всю пачку, щёлкнул снимками, как колодой новеньких карт, и вернул хозяину.
-- Получается, что он уже опередил нас. Нужно спешить. Составить план мероприятий, наметить направления поиска и защиты. Нет ли поблизости человека, от которого Булич может почерпнуть о вас возможно полную информацию?
Зябликов задумался, мысленно перетасовал свою нынешнее окружение. Часть старых товарищей уже бесследно сгинула, вроде Гоги или Булича (тьфу, чёрт!), некоторые находятся достаточно далеко (как Амос или Конь), но буквально единицы ещё присутствуют, как, например, Блин …
-- Есть такой … такие … имеются.
-- Вспомните, по возможности, всех. Все они могут стать объектами внимания Булича. Именно отсюда он почерпнёт возможно полную информацию о вас. Тогда с ним справиться будет довольно сложно. Но, если мы всучим ему подготовленную дезу, то он сам влезет в ловушку, где мы его и прищучим.
Предупреждён – значит вооружён. Одно то, что за ним охотится не безликий конкурент, уже поднимало настроение. Хуже нет, чем ждать нападения неизвестно от кого. В этом деле, деле, затрагивающем Креста, у Булича не будет помощников. Никто не согласится по доброй воле составить ему компанию. Придётся ему от первого до последнего шага всё делать самому.
-- Вызовите своих людей к себе и составим вместе ту дезинформацию, которая окажется капканом.
Зябликов лично, как лицо заинтересованное, начал обзванивать старые кадры, начав с Блина, но первый же звонок попал на автоответчик, откуда сладкий голосок объявил, что хозяин дома отсутствует, но, тем не менее, можно оставить ему сообщение, которое будет внимательно выслушано.
Это самый Максимов развернул в особняке активную деятельность. Крест позволил ему хозяйничать, закрывая глаза на некоторые вольности. Должно быть, этот Максимов обучал Булича многим вещам, которые играли сейчас против него. Второй человек, спутник Максимова, в это время расслабленно дремал на диване, уничтожив огромную пиццу с пикулями.
Зябликов терпеливо выслушал Максимова, кивал, соглашаясь с его планами, но, как всегда, был себе на уме. Во-первых, он ждал результаты идентификации личности по фотографиям гостей, которые были сделаны, пока они ещё топтались у входа в особняк. Во-вторых … а во-вторых Афанасий решил задействовать собственного человечка, который будет пока что наблюдать со стороны, чтобы в нужный момент сказать своё веское слово. Человечек-то сей был очень не простой и, больше того, очень дорогой, из породы киношных суперубийц.
Воспользовавшись удобным моментом, Крест из своего кабинета сделал по компьютеру запрос- приглашение, получил ответ и включился в печатный диалог, когда слова бежали по экрану монитора торопливой цепочкой букв, а собеседников разделяли десятки, если не сотни километров.
Вот сейчас-то Зябликов почувствовал себя намного спокойней. Е собеседник, человек из органов, славился своей быстрой стрельбой и абсолютной точностью попаданий. Если бы он сидел с винтовкой на чердаке, то акция Булича оказалась для того последней. Он остался бы на асфальте замоскворецкого двора исправленной ошибкой правосудия.
Тем временем Максимов убедил президента «Сатурн-инвеста», что прятаться от убийцы есть дело, лишь усугубляющее ситуацию. Оно заставит киллера пойти на изощрённую хитрость. Которая может обернуться смертью их подопечного. Что же делать? Очень просто. Выйти на открытое место, где противнику будет трудно затаиться. А всё остальное – дело техники. За неё отвечают Максимов с напарником. Лишь они могут переиграть Булича.
Когда у вас мучительно ноет воспалившийся зуб, то лучше набраться мужества и выдернуть причину боли, а не сидеть, сжавшись в комок от страха. В душе Зябликов был с этим согласен, хотя для виду и поартачился. А потом дал окончательное согласие.
Всех собравшихся Афанасий предупредил, что собирается на презентацию в новый Центр столичного досуга, новомодный предмет элитных тусовок, трёхэтажный подземный бункер в стиле экстрамодерн, с лифтом для машин, непременным казино и стриптизом. Каждый из присутствующих получил отдельное приглашение, выполненное на мелованной бумаге с золотистыми выдавленными вензелями. Заочно, на автоответчик, получил приглашение и Блин, который так и не явился к Зябликову, и даже не позвонил.
Может и ответил Кресту его бывший помощник и даже точно сделал бы это, если бы был в состоянии. Но, в настоящий момент, голова его покоилась на столе, в лужице крови, а открытые глаза видели то. Что нам не дано пока что знать.
С ворчанием Булич поднял за волосы голову Блина и заглянул ему в глаза, затем озабоченно коснулся на шее ниточки пульса, но так ничего и не смог нащупать. Сердце мафиози остановилось. Он не выдержал массированной атаки на все органы тела и чувств. Буличу приходилось спешить, так как первый раунд он всё же проиграл. Противник, получивший предупреждение, опасен вдвойне, а противник безграничных возможностей опасен многократно.
Блин отказался что-либо рассказать старому товарищу. Конечно, ничего конкретного против него у Булича не было, он не планировал отнимать у него жизнь, но упорство и молчание так завели убийцу, что он не рассчитал своих усилий, и теперь окровавленное тело лежало, грудью навалившись на стол.
Булич испытал сильное раздражение и потянулся за бутылкой. В это время и заговорил телефон голосом Зябликова. Этот голос Андрей сразу узнал и мигом навострил уши. Занятый допросом Блина, он не подумал прокрутить автоответчик.
Голос Афанасия посетовал с укоризной, что Блин так и не позвонил старому товарищу, который, несмотря ни на что, помнит всё лучшее, что их соединяло, и приглашает теперь вот приятеля на презентацию в Центр столичного досуга. Приглашение остаётся в силе и ждёт приглашённого у входа, где надо лишь спросить охрану. Она предупреждена. В конце Крест вновь пожалел, что не перекинулся словом, пожелал удачи хозяину телефона и отключился.
Этот проникновенный голос Андрей не раз слушал, когда Крест обращался к нему, полуобняв за плечи. Иуда умел говорить так, что верилось – он вещает сердцем. Андрей своей шкурой прочувствовал, но в этот раз волна омерзения и ярости пронзила его, как ведро ледяной воды, опрокинутой внезапно на голову.
-- Ты не против будешь, -- обратился он к лежавшему за столом Блину, -- если я отправлюсь туда вместо тебя? Мне кажется, ты возражать не будешь. Ну и ладушки. Прощай, друг, в сердце моём нет к тебе ненависти. Спи спокойно!
Огненный Палец скучающе зевнул и даже прикрыл свои чёрные глаза. В Майами, откуда начался его путь в армейскую казарму, видал он заведения получше. С объёмными панорамами, перекрещивающимися перспективами, эскалаторами и лифтами для машин «софт». Современные виды материалов, пластика, художественный бетон, стекло и хромированная арматура.
Здесь же толпы посетителей ходили вокруг абстрактных конструкций и восхищались фантазией создателя. В Америке такие скульптуры ваяют наркоманы, у которых ЛСД разве что из ушей не лезет. Они видят воочию плавающие плоскости, меняющуюся структуру, уходящие в другое измерение перспективы. Некоторые, в припадке творческого экстаза, который уже не повторить физически, делают шаг в пустоту, двигаясь по несуществующему в действительности мосту между многоэтажными строениями. Фантазия, она не всегда, как выясняется, может быть облачена в форму реальности, по крайней мере, годной для воплощения.
Огненному Пальцу было непонятно, почему так упорно россияне пытаются стать похожими на американцев. На белых американцев. Он хорошо знал, так сказать – изнутри, эту нацию. За своё благополучие они продали душу дьяволу. Недаром ведь нигде нет такого количество маньяков и серийных убийц, как в США. За фасадом широких улыбок царит нравственный вакуум. Деловая хватка со временем выела всё хорошее, что сделало Америку великой. Остались эгоизм и лицемерие, спаянные хорошей законодательной базой. Любой из настоящих американцев сделает за деньги и ради денег всё. Цена есть у каждого, да они это особо и не скрывают. Всё зависит от того, насколько американец стал американцем. Ведь США – это страна эмигрантов. Это общество всё время вынуждено принимать переселенцев, как больной лейкемией беспрерывно закачивает в вены свежую кровь, чтобы не дать свернуться, затромбоваться старой. Коренной американец никогда не задумается, что можно поделиться с бедным. Я, моё, мне. Вот главные критерии его жизни. Ради дела, ради бизнеса отвергаются любые моральные ценности. «Мой дом – моя крепость». Этот лозунг американцы переняли у англичан с их укоренившимися островными традициями изоляционистов, но, если у британцев за стенами их домов царят чопорные, в чём-то даже капельку опереточные традиции, то у американцев – оргии безнравственности. Джо помнил, как в своё потряс ханжескую Америку рейд по Беверли-Хиллз банды Мэйсона. Этот маньяк- дьяволопоклонник нагрянул на вечеринку к одному из культовых, то есть определяющего национальные, массовые ценности, кинорежиссёров – Роману Поланскому. В это время там проходила вечеринка по случаю дня рождения его супруги, известной голливудской актрисы Шэрон Тейт. По этому случаю гости хорошенько накушались, причём как алкогольных напитков, так и наркотических средств, от почти невинной марихуаны до самых тяжёлых – кокаина и героина. К тому времени, как на сцене действия появился Сатана, то бишь Чарли Мэйсон, взявший себе столь громкое имя. Он был большим поклонником Поланского. Увидав, что «здесь все свои» - он сам был под влиянием лошадиных доз кайфа – он решил сделать свою постановку празднества «он-лайн» и сделал всех гостей участниками. Есть у Поланского фильм «Бал вампиров». Кто у кого слизал идею? Он у Мэйсона или тот – у него? По нашему мнению, это их коллективное творение, только Мэйсон за своё творчество получил пожизненную одиночку в тюремной психушке, а делавар Роман – миллионы баксов и признательность толпы фанов, будущих, очень может быть, мэйсонов. Он предпочёл забыть о той вечеринке, кровью гостей которой были вымазаны стены, исписаны знаками Каббалы, а на самодельном алтаре был принесён в жертву Люциферу так и неродившийся ребёнок Поланского. Его извлекли из чрева матери. Единственный, кто не пострадал в массовой гекатомбе, был тот самый режиссёр. Его Мэйсон не тронул. По мысли маньяка, сам режиссёр, равно как и его творчество, были угодны Сатане. Можно продолжить и дальше. В безупречных на вид загородных особняках и виллах собирается весь цвет мировой преступности – от итальянской «Коза ностро» до японской «Якудза», от гаитянских «сект Вуду» до наиболее закрытых китайских триад. Негритянские гетто давно уже стали рассадником наркомании и преступности, в особенности – молодёжной. При этом заправилы кланов убийц спокойно общаются со звёздами экрана и бизнеса. При этом все они отлично осведомлены о закулисных махинациях друг друга. Но это их мало волнует – им без особой разницы нравственный облик партнёра. Всё застилает многонулевой счёт в банках. Америки и мира. Сонм дорогостоящих адвокатов готов в любой момент кинуться на защиту интересов королей наркобизнеса и других отраслей преступной межнациональной экономики, за хорошие, за очень хорошие, понятное дело, гонорары.
И теперь россияне стремительными темпами двигаются в том же направлении, не задумываясь о подоплеке американского экономического чуда, построенного на страданиях ограбленных наций, обворованных нравственно, со знанием дела. Американцы сделали свою валюту мерилом международной экономики, воспользовавшись тем обстоятельством, что, после окончания мировой войны, промышленность Штатов практически не пострадала, мало того, она получила толчок развития в лице реализации поэтапных пунктов «плана Маршалла». Сейчас они могли вбрасывать в мировой рынок свои доллары сколь угодно большими порциями, не страшась ни инфляций, ни девальваций.
Кое в чём предприимчивые россияне превзошли даже распущенных американцев. В своё время, в бум разгула организованной преступности, во времена «сухого закона», когда только в 1933-м году статистикой было зарегистрировано 1300000 тяжких преступлений, как то – ограблений и убийств, из которых 2/3 остались нераскрытыми, столпы государственных структур нашли в себе силы и выселили из городов злачные увеселительные заведения, сконцентрировав их в одном месте – в штат Невада. Там, в пустыне, скоро засиял игривым неоном реклам город Содом-и-Гоморра – Лас-Вегас. Рулетка, «Блэк Джек», электронные игровые машины, стриптиз, дома терпимости. Все «удовольствия» в одном месте. Так Америка одним движением стряхнула с себя коросту безнравственности, разъедавшую общество. Стараниями одного, по нашему мнению, великого американского президента Франклина Делано Рузвельта, в те годы Соединённые Штаты сумели выкарабкаться из пропасти, у которой не было дна. Кстати, после окончания Второй мировой войны Рузвельт таинственно и скоропостижно умер, а на его место сел его заместитель, вице-президент Гарри Трумэн, сразу же приказавший сбросить атомные бомбы на Японию и начавший «холодную войну» между супердержавами, расколовший мир на два непримиримых лагеря.
В настоящий момент у нас в каждом городе, в ресторане, торговом центре, на вокзале, где угодно, зазывают посетителей самодеятельные и штатные крупье. Крутится рулетка, призывно мерцают экраны игровых автоматов, азартно передвигаются напёрстки или три карты. А неподалёку прогуливаются стражи порядка в форме и обкуренные плечистые молодцы в «пумах» и «адидасах». Они коллеги и наблюдают за порядком на своей территории. До какой поры всё это может продолжаться?
Огненный Палец, одетый в смокинг и галстук- бабочку, прогуливался со стаканом, наполовину полным джином с тоником. Внутри стакана таяли истончившиеся кубики льда. Казалось, что он не обращает ни на кого внимания, но, тем не менее, цепким взглядом ощупывал каждого из посетителей.
Крест беседовал с каким-то крупным предпринимателем в шикарном костюме, переливающемся, как жидкий металл. Рядом стояла красотка в юдашкинском платье с открытым лифом, которому было что открывать, и делала вид, что её интересует тема разговора, искусно скрывая позывы к зевоте.
Неподалёку прогуливался детина, поперёк себя шире. И тоже в цивильном костюме, хотя ему больше подошла бы спортивная форма штангиста. Руки его, готовые схватить и сжать насмерть, сейчас были сложены на животе. Под мышкой пиджак чуть оттопыривался, но этого не было заметно неискушённому взгляду. Телохранителя и без того распирало от мускульных переплетений. Маленькими глазками он пристально осматривался по сторонам. Крест настоял, что детина этот постоянно будет находиться рядом с ним. Максимов, разрабатывавший план операции, был вынужден согласиться. Конечно же, Булич бы сильно удивился, если бы увидел Креста без охраны, знающего, что на него открылась охота.
Сам Салех- Максимов прогуливался поблизости с роскошной дамой в деловом стильном костюме, с бриллиантовыми серёжками и немыслимой сверкающей брошью. Дама не сводила глаз с породистого лица собеседника, а тот что-то рассказывал ей с бондовской улыбкой победителя. Он двигался так, что мог видеть Креста и часть посетителей выставочного зала.
Центр столичного досуга располагался на трёх этажах, связанных между собой лифтами, эскалаторами и системой ажурных металлических лестниц- переходов. Всевозможные закутки с фонтанчиками и зелёными насаждениями создавали эффект лабиринта и позволяли уединиться в какой-нибудь нише для беседы.
Выставочный зал, ресторан, оранжерея, бильярдный зал, кегельбан, казино, дансинг холл, артсалон, суши-бар, кафе с китайской и итальянской кухней, а также множество других, больших и маленьких, помещений включали в себя весь, мыслимый и немыслимый, набор услуг и удовольствий, включая сауну и массажные кабинеты, зал дискуссий и библиотеку со всеми изданиями периодики, а также компьютерным терминалом, всевозможные кафе, бары и даже отделение «Макдональдса».
Строительство Центра столичного досуга финансировала мэрия, один из крупных банков, а также ряд компаний, за которыми стоял по большей части Афанасий Зябликов, которому и принадлежал контрольный пакет акций. Он рассчитывал получать крупные дивиденды от работы Центра, но это будет в ближайшем обозримом будущем, когда предприятие заработает в полную силу. К тому же Центр должен перераспределить поток наркотиков, направив его в другое русло.
Сам Крест не стал посвящать новоявленных партнёров в свою маленькую страховку – присутствии здесь ещё одного действующего лица, исполнителя, нанятого с помощью компьютера. Его услугами Крест уже пользовался и его вполне устраивал оплаченный профессионализм другой стороны. В этот раз профи предстояла необычная задача – вычислить в толпе и опередить киллера. Зябликов передал ему также фотографии Максимова и его спутника, чтобы они не стали вдруг предметом пристального интереса прикрытия в лице его таинственного помощника. Ничто не должно помешать снайперу. Со своей же стороны Афанасий перемещался так, чтобы его было легче прикрывать. Телохранитель, обладавший грацией бегемота, но, вместе с тем, и рядом других неоспоримых преимуществ, пара Максимов- Джо и снайпер. Большее число защитников Зябликов не решился задействовать, чтобы не спугнуть Булича. Он уже поверил, что Мочило каким-то чудом выжил и теперь появился на подмостках столичной арены действий. Если бы можно было встретиться с Буличем, поговорить с ним тет-а-тет, Зябликов бы заговорил Андрея и наверняка убедил вновь начать работу на свою кампанию. Жаль вновь терять профессионала такого высокого класса, но … ничего не поделаешь. Краем глаза он попытался угадать своего человека, который обожал маскировку. Интересно, когда же появится Булич?
А Андрей был уже здесь. У Блина он подобрал для себя гардероб, но костюмы толстяка были велики и болтались на нём, как на вешалке, хотя в этом и был своеобразный шарм, да и «пушку» за поясом видно не было. Мочило тщательно поработал над собой. Теперь он ничем не напоминал бойца- мстителя, а походил больше на одного из многочисленных геев, что буквально оккупировали все ночные клубы Москвы. Помада, крашеные волосы, тональный крем, тушь, кокетливая «мушка» у губ. Кто узнает в этом трансвестите опасного преступника? Андрей надушился и прихватил с собой барсетку, туго набитую денежными купюрами.
Путешествуя по залам Цента досуга, Булич неожиданно обнаружил Салеха, а затем и Джо- Огненного Пальца. Зачем они здесь? Можно было не задаваться столь глупыми вопросами. Они просчитали его действия и теперь устраивают свою охоту, уже на самого охотника. Другой, на месте Булича, сразу бы развернулся и покинул здание Центра, но не таков был Мочило. Он принял вызов. Так даже выйдет забавнее. Ему уже давно хотелось померяться силами с Огненным Пальцем, как в скорости стрельбы, так и в искусстве кулачного поединка. В полную силу, в полный контакт. Но – Крест. С ним надо покончить в первую очередь, а уж потом наступит время развлечений.
Расточая кокетливые улыбки, Булич обошёл все значимые помещения Центра. Надо отметить, что он вовсе не выглядел здесь белой вороной. Точно такие же представители среднего рода чувствовали себя вполне вольготно и вели себя крайне раскрепощённо. Булич уже получил несколько надушенных глянцевых визиток и поцелуй в щёку. В других обстоятельствах это бы вывело его из себя, но сейчас он перевоплотился в актёра и легко общался с «себе подобными». Станиславский или Немирович-Данченко остались бы довольны игрой любителя.
Как опытный тактик, Булич прикинул направления отхода, запасные огневые позиции, слабые места обороны, возможные места для засад. Теперь он держался так, чтобы Крест в нужную минуту сам оказался поблизости.
На презентации присутствовал бомонд в лице многих звёзд и звёздочек. Замечены были Армен Григорян с Сергеем Третьяковым из «Крематория», Вячеслав Бутусов («Нау»), Игорь Николаев, Саша Буйнов, Ирина Аллегрова, Слава Зайцев, да всех и не перечислишь. Вместе с почитателями они тусовались на выставке, фуршетном зале, казино. На подиуме музицировал своеобразный джем в составе Виктора Зинчука, Владимира Кузьмина и Александра Кутикова. Сергей Ефимов звякал палочками по тарелкам. Было очень мило и красиво. Музыкальный рисунок импровизаций был столь тонок и мелодичен, что брало сомнение, не оттачивал ли коллектив всё это накануне.
Музыка присутствовала фоном для беседующих, но фон этот был определяющим, задающим тон и настроение для беседы. Булич прикинул в последний раз все «за» и «против» и начал проталкиваться к Зябликову.
Огненный Палец заметил подозрительное лицо и, раз за разом, проверял себя, приходя в полную уверенность. Внимание его привлёк один из официантов, что обслуживали презентацию, спортивного вида мужчина с длинным лицом, бакенбардами и золотым перстнем на пальце левой руки. В глазах его читалось выражение превосходства, но это не было самодовольство разъевшегося приказчика перед плебсом, частью которого он и являлся, а осознание своего превосходства над средними возможностями толпы. Заключалось оно и в физических и в моральных кондициях, делающих его выше общечеловеческого эталона. Незримые флюиды самости исходили от этого «официанта» густым потоком.
Джо прошёл рядом с ним, чуть задев плечом, что позволило ему определить присутствие некоего твёрдого предмета за пазухой у служителя салфетки и подноса. Он показал на него Максимову и теперь старался не упускать из поля зрения. И ещё что-то тревожило семинола. Что-то, кусающее память. Официант ни в малейшей степени не напоминал Булича, но что-то, раз за разом, заставляло Джо обращать внимание на этого человека.
Тот поднял повыше серебряный червлёный поднос с высокими узкими бокалами, и золотой перстень сверкнул прямо перед глазами индейца. Перстень с изображением трёх крошечных молний, связанный друг с другом в стилистическое изображение свастики. И он вспомнил!
На пуле, которую достал измученный хирург из прошитого насквозь кишечника, красовались точно такие же молнии. Огненный Палец оставил себе на память пулю, припаял к ней цепочку и носил на шее в качестве амулета. Талисман свой он изучил досконально, с помощью мощной лупы. Пуля немного деформировалась, но значок хорошо читался. Такое тавро мог позволить себе человек штучной работы. Джо потом сделал вылазку в тыл противника, но снайпер, инструктор по стрельбе, уже покинул сербский лагерь и вернулся домой, в Россию.
Больше не существовало для Огненного Пальца ни Булича, ни Креста, который пыжился показать себя государственным деятелем новой формации, Генри Морганом сегодняшних дней. Не замечал семинол никого из многочисленных гостей, приглашённых на презентацию в качестве мишуры, блёсток, конфетти. Едва замечал он и напряжённое лицо Салеха. В зале остались лишь два человека – Джо и неизвестный снайпер, стрелявший когда-то ему в живот специально, чтобы заставить умирать в мучениях от перитонита на диких полях Боснии.
В это время «официант» вычислил приближающегося Булича, замаскировавшегося под «голубого». Он опустил поднос с пустыми бокалами и освободил одну руку, чтобы выхватить пистолет из плечевой кобуры. Он ещё сомневался, но уже готовил себя к активной форме действий. В идеале, раскусив Булича, он, с помощью телохранителей Креста, обезоружил бы внезапно убийцу. Но в таком идеальном исходе сомневался даже сам Зябликов, уверенный в качестве своего прикрытия. Вряд ли Булич позволит себе крутить безответно руки.
Огненный Палец заметил движение «официанта» и, в свою очередь, потянулся за оружием. Узнал его снайпер или нет – без разницы, сейчас пули семинола прошьют тело палача. А Кресту он скажет, что посчитал убитого за пособника киллера, доказательством чему станет наличие спрятанного оружия.
А дальше действия развивались с такой стремительной скоростью, что, по истечении некоторого времени, никто из случайных свидетелей не смог представить картину наиболее полно и точно. Всякий видел происшествие по-своему и трактовал на свой манер. Очень похоже на детскую игру в «испорченный телефон». Поэтому и подача материала в разных изданиях выглядела совершенно по-разному. Кто описывал происшествие, как попытку захвата чеченцами высокопоставленного заложника, кто как месть семейства геев за измену друг другу, кто попытку теракта одиночки- фанатика, а кто – междуклановую разборку мафии.
Мы же возьмём на себя смелость описать события, как они развивались на самом деле.
Выхватив пистолет, Огненный Палец попытался застрелить «официанта», но тот, благодаря молниеносной реакции, уклонился от пули, используя поднос в качестве своеобразного щита. Не успели бокалы коснуться пола, чтобы весело разлететься там стеклянными брызгами, как снайпер уже катился по полу, а в руке у него появился девятимиллиметровый «ругер», отличное оружие для ближнего боя. Он не ожидал нападения со стороны одного из телохранителей Креста, посчитал происходящее нелепой ошибкой и только поэтому не открыл ответного огня.
Зябликов остановился, вытаращив глаза. Шкаф, прикрывавший его, очнулся первым, посадил шефа на пол мощной рукой и поднял пистолет для защиты хозяина. Щёлкнул новый выстрел. Посетители кто панически завопил, а кто кинулся пробиваться к выходу из фуршетного зала, оставив в покое столы, заставленные деликатесными закусками.
Следом за Джо, свой пистолет достал и Салех, двигая стволом в поисках цели, то есть – Булича. Но такового не наблюдалось. То есть он всё же там был – лежал на полу среди других посетителей зала. Руку с ТТ он прикрыл барсеткой, а сам, как и все остальные, что-то кричал. Он пытался понять причину общей паники. Стреляли. Это понятно. Но вот кто? И в кого?
Москва буквально перенасыщена различного рода бандформированиями. Стреляют здесь каждый день, как в Бангкоке, Гонконге, трущобных районах американских мегаполисов. Оружие стало решающим аргументом в споре, при выяснении претензий. Стреляют на улице, в ресторане, в офисе, на премьере фильма, в концертном зале, то есть – повсюду.
Поэтому внезапно возникшая перестрелка не удивила Мочилу. Он не стал предаваться сомнениям, тем более долгому логическому размышлению. Стреляют? Тем лучше. Можно использовать этот удобный момент и положить Креста. И надо бы поторопиться. Через минуту будет уже поздно.
Телохранитель Зябликова, спасающий шефа, тем временем усиленно вспоминал, что же рассказывал ему на инструктаже шеф. А там говорились важные вещи – в кого можно было стрелять на презентации, а в кого – ни в коем случае. Мысли в его голове перепутались и память никак не хотела просыпаться. А тем временем посторонние продолжали с воплями метаться по залу, сталкиваясь друг с дружкой. Кто-то опрокинулся вместе со столом, подняв страшный шум. Прямо перед ним какой-то официант с крупнокалиберной «пушкой» ужом скользнул по полу, а в него целился то ли араб, то ли индус, в смокинге, с бабочкой. Снова грохнул выстрел. Нужно было что-то делать. Телохранитель раздвинул над шефом локти, скрывая его, как курица- наседка своего цыплёнка. Официант был европейцем, к тому же стоял к боссу спиной, а его соперником был черножопый. Больше не размышляя, телохранитель пальнул в «араба», а затем наклонил шефа ещё ниже, к самому полу. В это время его и ударила пуля. «Шкаф» пошатнулся. Над столом взметнулся хищным силуэтом Максимов и телохранитель решил, что стрелял в него именно он. Теперь было понятно, кто же – враг, он упал на колено и открыл огонь по Максимову. Тот отлетел назад и кувыркнулся через голову.
Булич в детину попал, но тот не желал падать, а палил почём зря. Пришлось всадить в него ещё две пули, так как он заслонял собой, как щитом, Креста, а менять сейчас позицию было никак нельзя. А «шкаф» уже понял, что стреляет по нему кто-то другой. Он осел на бок, но пистолет держал твёрдо, хотя и обеими теперь руками.. Жизненная сила переполняла телохранителя и он не желал выходить из игры.
По Кресту вовсю палили, «официант» видел «гея», который почти уже положил защитника, но снайпер был вынужден защищать свою собственную жизнь. Он веером пустил полдесятка зарядов, целясь и «гея» и в Джо. Огненный Палец вздрогнул, когда пуля пробила ему предплечье, и оскалил (улыбкой эту гримасу назвать было трудно) зубы. Он столкнулся с достойным противником. Рядом трагично взмахнул руками один из гостей, с крашенными в синий цвет волосами. Должно быть, у бедняги просто не выдержали нервы, он вскочил, чтобы кинуться к выходу, а вместо этого завалился назад. По белому пластрону сорочки расплывалось багровое пятно. Урок – когда солируют пули, оставь арию героя на потом.
Булич метнулся по полу, перекатываясь с живота на спину. И снова выстрелил в «шкафа». Тот наконец-то перестал палить по сторонам, и уронил, следом за рукой с зажатым пистолетом, на залитый кровью пол и голову. «Официант» отступил назад и спрятался за столом, откуда выпустил ещё несколько пуль по «гею» и «арабу». Трудно перемещаться под огнём и в то же время стрелять по нескольким целям, которые, к тому же, не желают быть целями. Под ноги ему попало чьё-то тело и он споткнулся. В то же мгновение его пронзило. Допрыгался! Снайпер из элитного подразделения ГРУ, который в данный момент «находился» на Валдае, в окружении товарищей по оружию, и не в его интересах было оказаться вдруг в фуршетном зале Центра столичного досуга, с оружием в руках. Но, ещё немного усилий и он выполнит это задание.
Выбрав удобный момент, Булич привстал и выпалил в Зябликова, который затаился за телом убитого «шкафа». Крест дёрнулся и закричал. «Официант» в прыжке пустил пулю в Булича, отгоняя его от своего подзащитного. Огненный Палец использовал это и вложил в цель несколько быстрых зарядов. Снайпер покатился по полу. Джо вскочил и захохотал, вскинув вверх окровавленные руки. Он не обращал на подобные мелочи внимания. Булич выдернул из-за пояса наган и разрядил его в семинола. Тот, от каждого удара пули, делал шаг назад, продолжая тем не менее ухмыляться, пока не повалился на пол, зацепившись за чьи-то ноги.
Мочило, покончив с Джо, перевёл ствол револьвера на Креста и нажал на курок. Боёк клацнул по пустой гильзе в ячее барабана и этот звук наложился на хриплый вопль «не-е-ет!». Андрей поднял другую руку, и ТТ выпалил прямо в лицо Креста. Афанасий откинулся на залитый кровью паркет. Когда голова его коснулась пола, он уже был мёртв. Максимов, прятавшийся за упавшим столом, наконец улучил момент, приподнялся и открыл огонь по неуёмному киллеру. Булич упал, приподнялся, пополз в сторону. Вдруг одно из тел зашевелилось, и «официант» рывками поднял своё израненное тело. В руках у него не было пистолета. Его шатало. Стоять он уже не мог. С пола он поднял поднос, каким в первые минуты перестрелки защищался от пуль. Только в этот раз у подноса была иная роль. «Официант» поднял его к глазам и вдруг метнул в сторону киллера. Булич как раз увидал движение и повернул голову, вскидывая руку с ТТ. Поднос вонзился острым ребром ему в переносицу. Далеко в сторону отлетел его пистолет, а сам Мочило снова упал. Только на этот раз он уже остался неподвижным, раскину беспомощно руки. Разжались пальцы руки, и наган выскользнул из ослабевшей ладони. Вымазанные помадой губы сложились в улыбку, от которой делалось жутко.
Где-то в углу кто-то громко всхлипывал. Не обращая на это внимания, Максимов поднялся и подошёл к убитому киллеру. Булич и в самом деле был мёртв. Мертвее не бывает. «Официант» ещё шевелился, вздыхая тяжело и со стоном. Джо смотрел в потолок широко открытыми глазами и улыбался. Телохранитель Зябликова расстрелянным медведем развалился у ног своего шефа, которого так и не сумел достойно защитить. Лицо Креста было неузнаваемо изуродовано выстрелом. Он весь как-то съёжился, как застигнутая врасплох крыса, не знающая куда бежать.
Задание своё Салех в общем-то выполнил. Булич был убит на его глазах. Крест остался самим собой, не доверяя никому, за что и поплатился своей жизнью. Странной выходкой Огненный Палец едва не помешал операции, хотя, с другой стороны, благодаря его нестандартным стараниям всё и закончилось. Теперь можно было подумать и об уходе.
Читатель, прочитавший последние строчки, может возмущённо заявить, что всё это не более чем глупые выдумки, что через минуту после первого же выстрела залы Центра столичного досуга переполнили бы наряды милиции и всем участникам завязавшейся перестрелки покрутили бы руки. Но случилось так, как случилось. Максимов спокойно покинул здание и никто не бросился за ним вдогонку, хотя некоторые охранники нерешительно поглядывали ему в спину, поглаживая рукоятки пушек. Нам же остаётся напомнить Читателю, что одним из хозяев этого Центра и был Афанасий Зябликов, теперь уже покойный президент компании «Сатурн-Инвест». Он загодя распорядился убрать лишние глаза и уши с территории Центра, а оставшиеся охранники получили чёткие инструкции на предмет неожиданных происшествий. И там было ясно сказано – не задерживать без специального предупреждения означенных лиц, первым из которых и был Салех. Кресту было не с руки замешивать в происшествии товарищей с Кавказа. Правда, и такой концовки презентации Крест для себя не планировал. По его прикидками, из Центра незаметно должны были удалиться «официант» и оба эмиссара, а лишь затем в зал хлынули бы органы правосудия и расследования. Не с руки Кресту было показывать причастность своеобразных кадров к специфической стороне своей финансовой империи.
Глава 29.
-- Николай Гаврилович, вы меня хорошо слышите?
Эль-Моут наклонился к самому лицу Москаленки и заглянул ему в глаза, добираясь до затаённых глубин души. У Москаленки задрожали веки и по одрябшим щекам заструились слёзы. Он всхлипнул и размазал по лицу мокрые дорожки. Зрачок то задерживался на Эль-Моуте, то бежал безостановочно дальше. Боло развёл руками. Фархад отвернулся к окну.
-- Надо любым способом поставить его на ноги. Колоть укрепляющее и глюкозу.
-- А … снадобье?
-- В самой малой дозе.
Похоже, решил Багаев, у полковника психологический шок наложился на то состояние, какое наступает после регулярных передозировок наркотика. Фактически он сломался и, если даже оклемается, то быстро скатится на самое дно жизни. Такое бывало с профессиональными спортсменами, изнурявшими себя тренировками с применением допингов и анаболиков, с военными, действовавшими во фронтовых условиях, с сотрудниками специфических служб. Люди морально ломались, лишаясь идеалов и жизненной цели, видели перед собой лишь пустоту вместо будущего. Быть может, если провести каскад сеансов психотерапии, что-то может и перемениться, но кто будет стараться? Всего-то и надо, что заставить сделать полковника несложную операцию, а потом уже всё равно. Два- три дня.
-- Два- три дня, -- произнёс вслух Багаев, снисходительно глядя на подобие человека, лежавшего перед ним в кровати.
-- Что? – переспросил Фархад.
-- Пусть он протянет три дня, и мы его освободим от занимаемой должности. Пора нашему полковнику на заслуженный отдых.
Фархад оскалил зубы, давая понять, что шутку Эль-Моута он понял и оценил. Хотя в глазах у него было мало веселья. Хотелось забыться от постоянного, изнуряющего напряжения, в котором он пребывал всю командировку, а в особенности после бегства Андрея. Ярость, плававшую в глазах босса, он прочитал приговором. Обычно Эль-Моут не церемонился. Но в этот раз он не дал гневу пролиться кровью. Наверное, из-за малой численности группы. Убей он тогда Фархада, то остался бы с Боло, да ещё полковник, едва передвигающий ноги, и Джо с Салехом, которые отправились в Москву и когда ещё вернутся, ведает лишь Аллах. Да и вернутся ли?
Скоро Эль-Моут уехал. Пакистанца он взял с собой. Боло кинул на плечо объёмистую сумку на «молниях» и удалился, не оглянувшись на товарища. А давно ли чечен назначил узбека старшим из напарников? Неужели столь резко поменялось его мнение после побега славянского убийцы?
Сердце свела судорога ностальгии. Страстно захотелось попасть на родину. Пасть на колени, обнять пыльную, суровую землю Коканда, прижаться к ней грудью, не боясь испачкать костюма. Родная земля не пачкает, а душе станет легче. Хотелось услышать плеск воды в арыке, что бодро струится днём и ночью, раздражающий рёв ишака, заупрямившегося посередине дороги, неспешную речь аксакалов в чайхане с дымящимися пиалами в руках, вдохнуть аромат настоящего наманганского плова, приготовленного на хлопковом масле, отведать мантов и ковурмы.
Если бы можно сейчас было бросить всё, Фархад, не задумываясь ни самого крошечного момента, забросил бы подальше надоевший автомат, скинул опостылевшую пятнистую форму и отправился в самый глухой кишлак учить детей стихам Низами и Фирдоуси. В этих стихах сокрыта истинная мудрость и человеку надо лишь широко распахнуть глаза, раскрыть уши и внимать голосу великих поэтов Востока, что содержат строки множество написанных ими книг.
Москаленко внимательно следил за узбеком. После того, как ушли остальные террористы, он весь обмяк и сидел, будто проглотил что-то склизко- противное. На какой-то момент полковнику даже стало жаль Фархада, но тут он вспомнил, что каждый из участников группы Эль-Моута на совести имел немало человеческих жизней. Правда, в это число входил и сам Николай. И это при том, что до того, как попасть в команду Багаева, каждый уже успел стать убийцей.
Тем временем узбек достал из металлической коробочки шприц, набрал немного жидкости в его резервуар и подошёл к полковнику. Протерев спиртом кожу, он ввёл иглу и надавил поршень. Почти сразу место укола перестало ныть и по жилам рванул огненный ветер, приятно согревающий душу. Захотелось расслабиться. Отдаться на волю пьянящей радости, понестись вскачь в призрачный мир неги и удовольствий, который открыли в шестидесятых цветы цивилизации – хиппи, пророки мира и всепобеждающей любви. Особенно когда она сдобрена хорошей порцией ЛСД и марихуаны.
Медленно закатились глаза, и дыхание стало лёгким, как пух одуванчика, парящий в безветренный день над травяным долом ангелом Флоры. Первая реакция на поступление в организм снадобья. Затем последовала бешеная атака на катализ веселья и на лбу полковника выступили обильные капли пота. Глазные яблоки ворочались под опущенными веками. Перед глазами плыли волны и обрывки из миражей, которые разбились на тысячи призрачных осколков и теперь бешено вращались вокруг микрокосма, каким являлся Николай. Это было тяжело, ужасно тяжело рвать, давить, мять, отталкивать свою же собственную мечту, ставшую явью, пусть временно и лишь индивидуально для усыплённого сознания, но она всё равно оставалась правдой, которую отрицало тело, но признавал разум. И этот разум сам же отталкивал свою вторую половину, альтер эго единства. Вот-вот он познает Истину, но …
Николай открыл глаза. Фархад лежал в кресле, вытянув длинные ноги. Тело его растеклось, голова откинулась, шприц валялся на полу, перетянутая жгутом рука опустилась до самого пола. Фархад уплыл следом за своим «пациентом». Должно быть, он решил взять маленький отпуск, воспользовавшись отсутствием посторонних. Теперь, если Николай не планирует остаться навечно в нынешнем годе, нужно использовать малейший шанс, какие рассыпает нам щедрой рукой Фатум, надо лишь его разглядеть. И этот нисколько не хуже других.
Полковник осторожно поднялся с дивана, сделал несколько шагов. Внезапно комната поплыла в глазах, он уцепился за стену, но всё уже вернулось на своё законное место, и можно было продолжать путешествие по квартире. Как бы ни боролся организм Москаленки с действием наркотика, отдельные проявления всё ещё пробивались наружу. То дёргалась рука сама собой, то внезапная слабость в коленях тормозила движение, или предметы начинали кружиться вокруг, недвижимые для постороннего взгляда. Всё время приходилось быть в напряжении внимания, концентрируя его на каждой мелочи, что быстро подтачивало силы, но всё же это было гораздо лучше, чем валяться на диване, пуская ртом счастливые пузыри ничегонеделанья. «И пусть весь мир подождёт». Дудки! Не станет он ждать – уже проверено!! И не раз!!!
Прикрыв за собой дверь, полковник стал спускаться по лестнице, цепко перехватывая перила. В мозгу он прокручивал повтор разговора Багаева с Фархадом и Боло, где они повторяли элементы операции в Кирове-на-Вятке. Здесь было всё. И взрывы в городе. И налёт на завод по переработке химического оружия в Мородыкове. И главная акция – взрыв хранилища радиоактивных отходов, который должен послужить толчком для цепной реакции всей массы. Выбросом накроет не только стотысячный город, но и реку, из которой идут водозаборы для пятисоттысячного Кирова, и далее, по течению. Миллион! Под угрозой миллион человеческих жизней. Полковник чуть не оступился, но удержался и зашагал дальше.
Для взрывов в городе Эль-Моут собирался привлечь каких-то пацанов (Что за пацаны? Кто такие?). Москаленку Магомет собирался на чепецкое направление, но, заглянув в расплывшиеся зрачки полковника, решил отправить его в Мородыково. Тоже не подарок для вятского люда. Семь с половиной тысяч тонн отравляющих веществ в артиллерийских ёмкостях и в бочках для авиасброса. Иприт, люизит, бинарные составляющие. Американцы начали строительство завода по переработке химкомпонентов. Аналогичные нашим американские снаряды уже проржавели насквозь и газ стал причиной нескольких смертей среди персонала на одной базе в штате Мичиган. Завод по сжиганию боевых газов должен был стать действующим испытательным центром. Плевать, что в шестидесяти километрах проживает полмиллиона населения. Это же русские, а не американцы. Другие стандарты, иные ценности. Американцы не должны получить в руки технологии переработки ОВ, а русским надо преподать страшный урок. Не рой яму другому, или поднявший меч сам же об него и зарежется.
Взрывы в Кирове, диверсия на мородыковских складах, а в довершение ещё и акт террора на химическом объекте республиканского значения. Это слишком, это уже много. Нация не переживёт такого удара, такого позора. Случится что-то ужасное, что может вылиться в третью мировую войну. Если этому не помешать. Кто, если не он, встанет на пути сорвавшейся лавины? Пока это всего лишь несколько «камней», но лишь Всевышний ведает, чего и сколько они своротят на своём пути и не закроет ли лавина всё цивилизованное человечество погребальным могильником?
Можно попытаться встать на пути Эль-Моута, но в последнее время Москаленко несколько ослаб, а это значит, что шансы его супротив Магомета в этом деле довольно плачевны, если не сказать больше. И если нет надежды на крепкие кулаки, то надо заставить шевелиться мозговым извилинам.
Вспомнить телефонный номер было несложно, набрать необходимую комбинацию также не представило труда. Вслушиваясь в длинные гудки, Николай думал о том, как ему разговаривать с этим человеком.
-- Алло?..
-- Здравствуй, Сергей. Это опять я … Мне нужно встретиться с тобой, поговорить. Давай, через полчаса в саду «Аполло». Жду. Это больше нужно тебе, нежели мне. Почему? Вот и поговорим.
И опустил трубку, не дожидаясь ответа. Он хорошо знал Рысьева. Но это было в прошлом. Изменился ли он за год? Он должен, он обязан приехать, такова вся его натура.
Детский сад «Аполло» находился в старой части города и пользовался определённой популярностью среди детворы. Любили ребятишки качаться на скрипучих качелях, кататься на малом кругу обозрения, поднимавшего радостно вопящих малышей, ни много ни мало, но метров так на пятнадцать над землёй, в простор птичьих маршрутов, ездили по асфальтовым площадкам на велосипедах, роликах и скейтах. У кого к чему лежала душа. Самые маленькие обожали копошиться в песочниках, лазать по макету парусника или бродить в кирпичных лабиринтах псевдокрепости. А была ещё избушка на курьих ножках, эстрада с раковиной навеса и масса тайных закутков, где можно долго прятаться от мамы и весело наблюдать сквозь ветки за ней, как она беспомощно озирается в поисках любимого чада. В свободное от беспокойства время мамаши предавались увлекательным беседам о своих кулинарных достижениях, о способах плетения макраме, вязании или о поразительных успехах их ненаглядных наследников. Здесь же можно просто посидеть, понаблюдать за щебечущими птицами, или найти глазами сизую белку и следить за ней, как она осторожно подбирается, пугливо оглядываясь, к недоеденной, но такой притягательной булке.
В детском парке Москаленко вовсе не выглядел «белой вороной». Там бродило или также сидело немало взрослых, снисходительно наблюдавших за бодрой суетой детей, внуков или племянников. Николай, как мог, привёл в порядок весьма помятый костюм, в котором он ещё недавно валялся на диване. Запах, остававшийся после посещения канализационных тоннелей, ещё не до конца выветрился и потенциальные собеседники к нему не подсаживались.
Когда на аллее появился Рысьев, Николай помахал ему рукой и отсел на край скамьи, освобождая необходимое место. Покрутившись поблизости, как бы между прочим, Рысьев небрежно опустился рядом с Николаем. Руки в перчатках он держал в глубоких карманах дождевика.
-- Ну-ну, Сергей, не глупи. Дай-ка сюда «пушку», а потом мы с тобой побеседуем. Кругом ведь дети. Не надо пугать их.
Рысьев ещё раз огляделся, прикидывая возможных сообщников собеседника, и нехотя достал руку из кармана. Небольшой компактный пистолет с утолщением глушителя, прикрученного на ствол, лёг полковнику на колени и он сражу же убрал оружие за пазуху.
-- Так-то спокойней будет. Я бы не обратился к тебе, Сергей, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Ты, я знаю, любишь собирать информацию, перелопачивать её и, в нужный момент, с умом использовать. Так вот, я готов тебе дать весьма важный материал, но только на словах.
-- Я слушаю, -- навострил уши Лисьев (так прозвали коллеги Рысьева за хитрость и ушлость).
-- В городе появились террористы, Сергей. Настоящие, с пистолетами и адскими машинами, а не те, что накручивают телефонный диск, чтобы оперировать придуманными угрозами. Наша задача в этом непростом деле заключается в том, чтобы остановить их. У них в самом деле страшные намерения, Сергей, очень страшные. Я это знаю совершенно точно. И отлично представляю последствия того, что они задумали сотворить. Буйнакск, Чапаевск или Кизляр по сравнению с этим – пустяки.
-- Сколько же их сюда понабилось? – недоверчиво спросил Рысье, зябко передёрнув плечами. – Полсотни? Или ещё больше?
-- Всего несколько человек, Сергей, но это ещё ничего не значит. Это – настоящие профессионалы. Из той породы, что именуют международными преступниками. Они ни перед чем не остановятся.
-- И что же задумали все эти басаевы? – усмехнулся чекист.
-- Не надо смеяться, Сергей. Всё очень серьёзно. Если недооценивать опасность, то может случиться большая беда. Причём в ближайшие день- два. Взрывы домов, акция на заводе по уничтожению химического оружия. Улавливаешь?
-- Да, -- перестал улыбаться Сергей. – Это серьёзно.
-- Куда уж серьёзней. Однако есть ещё более страшный объект для теракта. Он и является главной целью диверсии. Я говорю о химическом комбинате в Кирово-Чепецке.
-- Но его же хорошо охраняют.
-- Охраняют, не спорю. Но ты не знаешь этих людей. У них большие возможности. Быть может, есть даже пособники из числа уже работающих на комбинате. Мне многое ещё не известно.
-- Откуда ты всё это знаешь? – недоверчиво, как-то по детски, спросил Рысьев.
-- Мне положено это знать. Это проверенная информация. – Уклончиво ответил полковник. – Из самых серьёзных источников. Я не могу хранить её индивидуально. Меня переполняет груз ответственности. Да и одному мне просто не справиться.
-- Ты не ответил на вопрос.
-- Я не хочу тебе врать, Сергей, -- просто ответил Москаленко, -- а правду … Давай будем разговаривать так. Что могу, я тебе расскажу. Спрашивай, но покороче, у меня для беседы осталось совсем мало времени.
-- Где ты был последний год?
-- Достаточно далеко, Сергей, чтобы успеть позабыть всё, что предшествовало нашей предыдущей встрече.
-- Как получилось, что ты имеешь сведения о группе террористов, которые так далеко проникли на территорию России, а нашей службе об этом неизвестно ничего?
-- Это слишком сложный вопрос. Коротко на него ответить трудно, почти невозможно, а я сильно ограничен во времени.
-- Тогда кто они, эти люди?
-- Слыхал ли ты о некоем Эль-Моуте?
-- Это араб, вроде Хаттаба, представлявшего у нас «Аль-Каиду»?
-- А фамилия Багаев тебе что-нибудь говорит?
-- Вроде что-то слышал. Какие-то походы. Но, в отличии от Радуева, Басаева, этот предпочитает обходиться малыми силами.
-- Вот-вот. Так это его команда прибыла в наш город. Магомет Багаев вышел на исходные позиции для нанесения удара, достойного прозвища Эль-Моут, что означает «Ангел смерти».
-- Надо его остановить …
Голос Рысьева сорвался и он даже поднялся со скамейки, будто собрался сейчас же бежать и что-то делать.
-- Сейчас ты наконец понял, о чём я тебе толковал, когда говорил о недостатке времени? Я могу назвать имена участников – это сам Магомет, его сестра Хафиза, Фархад, Боло, один из Средней Азии, а второй аж из Пакистана. Есть ещё двое – американец Джо и русский Салех, вторая его фамилия – Максимов. Этот из фанатиков, которому капитально «промыли мозги», хотя в данный момент в городе отсутствует. Он – в Москве и, сам понимаешь, поехал туда не за покупками. И это ещё не всё. Багаев задействовал здесь какую-то молодёжную команду. Что это за парни, я ещё не знаю. Не успел выяснить. Теперь, какая на этом фоне у тебя будет задача. Нужно срочно сюда вызывать «Альфу». Хотя бы одно подразделение. Сконцентрировать их в районе химкомбината. Они с задачей наверняка справятся. А пока они сюда не добрались, задействовать наш спецназ, СОБР, ОМОН, чтобы перекрыть все возможные направления. Сейчас от нашей расторопности зависят жизни сотен тысяч людей, Сергей. Ты осознаёшь всю важность?
-- Да. Понимаю. Только вот – как я всё это подам? На чём основывать доклад? Ведь всё, что ты мне рассказал, крайне важно и серьёзно. Задействованы должны быть профессионалы. А они ведь тоже не на курорте отдыхают. Значит, они будут оторваны от своих дел, наверняка тоже важных. То есть, я хочу сказать, причина тревоги должна быть очень веской.
-- Не мне тебя учить, Сергей. Скажи, что получил сведения от своей агентуры. Сведения хоть случайные и непроверенные, но требующие немедленных оперативных мер. В конце концов, всё это непременно скажется на твоей карьере, ибо, сам знаешь, предупреждён – значит вооружён.
Николай понимал, на что можно при случае надавить. Ведь в этом деле личный интерес Рысьева тоже немалый. С одной стороны он заинтересован, чтобы и дальше мирно существовать, жить на своём месте, а с другой стороны – ему хочется сегодня жить лучше чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. Он следил за выражением глаз собеседника. Рысьев лихорадочно соображал.
-- Не буду тебе мешать, коллега.
Николай поднялся с места, но Рысьев быстро схватил его за рукав цепкими пальцами.
-- Постой. Отдай сначала мне «машинку».
-- Ты уж извини меня, коллега. «Машинку» твою я оставлю на память себе. Мне бы не хотелось, чтобы ты догнал меня через пару кварталов и прошёл бы дальше, тогда как я остался там с огромной дырой в спине. Пусть твоя «пушка» послужит некоторой гарантией с твоей стороны и защитой – с моей. Ведь я в этом деле рискую собственной шкурой, тогда как ты – всего лишь душой, что для тебя мелочь, не достойная внимания. Адъю, коллега, обдумай всё услышанное, а чтобы времени на это не пришлось выкраивать впоследствии, посиди здесь минут так с двадцать.
Николай двинулся к выходу. Ветки кустарника царапали его за плечи, как бы пытаясь остановить, но он шагал дальше, загребая ногами первые опавшие листья. А зря. Если бы он остановился и оглянулся, то увидал бы выражение лица Рысьева. Сергей ненавидяще сверлил взглядом спину полковника и его лицо так перекосилось от злости, что Москаленко задумался, уяснил ли его контакт всё, о чём они беседовали в течении получаса.
Собственно говоря, в этом и состоял план Москаленки – через Рысьева, начальника отдела информации Кировского УФСБ вызвать специалистов- антитеррористическое подразделение «Альфа».
В своё время группа «Альфа» была создана специально для борьбы с терроризмом и диверсиями на территории нашего государства. Туда отбирали самых лучших из лучших. Все бойцы группы были абсолютными профессионалами, постоянно работающими над улучшением своих достижений. Все были разносторонними спортсменами, снайперами, мастерами рукопашного боя всех возможных школ и направлений, умели водить машины, катера, вертолёты, самолёты, знали минное дело, умели грамотно оказать медицинскую помощь, знали иностранные языки, включая и такие экзотические. Как хинди, фарси, суахили, идиш. Альпинисты, пловцы, гонщики, акробаты. Любой из них мог бы возглавить бригады каскадёров Голливуда и зарабатывать на трюках бешеные бабки, но … в перечень их достоинств входил и патриотизм.
Саму группу «Альфа» на конкретных заданиях использовали не часто. Ведь рисковать личным составом самого элитного государственного подразделения – задача недальновидная и дорогая. Поэтому и заключалась работа бойцов группы в бесконечных тренировках и командировках, связанных с этими же тренировками. Долго так продолжаться не могло. Вскоре в стране начался смутный период, когда появилась разногласия среди высшего руководства страны. Митинги следовали за забастовками, путч за конфронтацией. Вот тогда и решили руководители государства задействовать свой стратегический резерв, но … но не тут-то было. Альфовцы заявили, что они готовились сражаться с террористами, освобождать заложников, а не участвовать в актах гражданского неповиновения с чьей-либо стороны. А ведь для такого «демарша» надо иметь высокую степень гражданского мужества, чтобы заявить о нейтралитете руководству страны, то есть своему главному начальству. Скоро последовал ожидаемый результат – было объявлено о роспуске группы, а точнее, роспуске личного состава подразделения.
Профессионалы такого уровня без работы не останутся никогда, особенно в наше время и в нашей стране. Кто возглавил службу безопасности банковской группы, кто открыл школу телохранителей, кто ушёл в охранный бизнес. Мы надеемся, что никто из альфовцев не ушёл на преподавание дисциплин в диверсионные лагеря потенциального противника, ведь совсем недавно они показали себя высокосознательными гражданами.
Время неумолимо двигается, и страна наша приобретала все худшие стороны оголтелого, антинародного капитализма, с тенденцией скатывания в феодализм, пусть и отчасти развитой. Безработица, нищета, развал общества на социальные группы, коррупция, наркомания, организованная преступность и терроризм. Да, в нашем когда-то вроде мирном государстве появились целые армии террористов, вроде Ирландской Республиканской Армии (ИРА) или Организации освобождения Палестины (ООП). Группы и отряды в десятки и сотни вооружённых людей смело захватывали целые города и посёлки. Вот тогда-то и сказалось недальновидное амбициозное решение кучки высокопоставленных политиканов. Вспомнили о поруганной «Альфе», влачившей к тому времени весьма жалкое, полунищенское существование. От былой славы её оставалась всего лишь тень. Попробовали вернуть старые кадры, но согласились вернуться отнюдь не все. Высокий заработок, чувство собственного достоинства, самостоятельное дело. У каждого была собственная причина принять или отклонить полученное предложение.
Пришлось перешерстить весь спецназ государства. Предъявляли столь высокие требования, что из тысяч кандидатов отбирались считанные единицы. Учитывалось всё – от спортивно-технической подготовки до интеллектуально-психологических тестов. Ведь важно было не только достойно подготовить человека, но и то, как он будет вести себя в коллективе, не бросит ли товарищей, нет ли за ним предпосылок к моральному слому, тяги к наркотикам, алкоголю. В этом деле мелочей не существовало.
Теперь «Альфа» именовалась Антитеррористическим центром. В её задачу входило не только освобождение заложников и работа по террористам, но и меры профилактики, в которые входили проверка мер безопасности спецобъекта, соотношение их с действительностью и внесение дополнений и всевозможных поправок. Это означало, что несколько сотрудников Центра получали задание просочиться на объект и подготовить его. Службу безопасности предприятия заблаговременно предупреждали о генеральной репетиции по выявлению террористов и диверсантов, и охранники начинали работать на все «сто». Чаще всего альфовцы довольно легко проникают на территорию, под видом вновь принятых специалистов, командированных или просто нахрапом, выявляют «тонкие» места и закладывают туда макет взрывчатки. Объект готов. Затем они «открывают карты» и начинается кардинальная реконструкция всей системы безопасности предприятия. Рекомендации «Альфы», суть Антитеррористического центра учитываются самым внимательным образом. Этакий аудит от антитеррора. Таким проверкам в первую очередь были подвергнуты АЭС, атомные ледоколы, некоторые стратегические службы.
Если «Альфа» получит задачу, то жители Вятского края могут вздохнуть свободно, хотя и теперь они ни о чём не подозревают, продолжают работать или отдыхать, тянут свою жизненную лямку. Но теперь самому Николаю шагалось гораздо веселее. Ноша, поделенная на всех, уже не так мучительно тяжела.
Кажется, часть задачи он с себя умудрился благополучно снять. Другой, на месте Москаленки, залёг бы теперь на дно и стал выжидать, куда «ветер подует» -выловят исламских террористов или они всё же дадут бой первыми. Тот, виртуальный другой, придумал бы и достойную отговорку для успокоения совести. Мол, боевики догадаются о бегстве «товарища» и предпочтут тихо исчезнуть, спасая собственные жизни. Но за этот год Москаленко изучил Багаева. Если он обнаружит отсутствие полковника, то выступит в тот же день, взрывая и убивая направо и налево, как это делали Радуев и Бараев. Пусть не завод, не химсклады, но жертвы будут, и большие.
Поэтому и возвращался Николай в квартиру, рискуя жизнью. Он будет продолжать играть роль полуидиота, с которого взятки гладки. Но ему хотелось бы подстраховать себя дополнительно. Иметь бы полдесятка сторонников, подобных той, прошлой команде «А». Все они успели сгнить в земле, но у полковника имелась на примете компания хулиганистых юнцов под предводительством дуболома, отзывающегося на кличку «Котёл». К нему-то и направился теперь Москаленко. Черкнуть записку на несколько слов, договориться о встрече.
Когда-то, несколько лет назад, он глянул на бумажку с адресом Котлякова и вот теперь на автобусе ехал в посёлок Новый. Он сел у окна, сгорбился, втянул устало голову в плечи. Перед глазами поплыло всполохами северное сияние, но он взял себя в руки и вытащил из забытья. Автобус пылил рядом с одноэтажными деревянными избами. Пора выходить.
У Котла Николай появился в первый раз. Скрипнул калиткой. Поднялся по ступенькам на второй этаж. В иных обстоятельствах он ни за что не стал бы здесь появляться, но чрезвычайное положение заставляло поступаться правилами. Распахнул дверь, околоченную клеёнкой с расплывшимися голубыми клетками.
-- Кто дома? Живые имеются?
Котляков поднял голову. Он нахмурил брови и попытался вглядеться в вошедшего. Сделать это было трудно. Гость то разъезжался в стороны, то двоился, то казался восставшей тенью.
-- Ма- ре- во. Тьфу!
Голова опять упала на руки. Рядом стояла пустая бутылка из-под «Русской» и пластиковая бутыль из-под пива «Вятич». Судя по всему, Котёл недавно занимался составлением самого любимого коктейля всех российских алконавтов.
Москаленко сбросил на пол кипу пыльных газет и уселся на стареньком стуле с гнутой спинкой.
-- Узнаёшь?
Котёл постарался собрать в единое осмысленное целое разбегающиеся глаза, но тут же бросил бесполезную попытку. Он просто помотал головой, подцепил вилкой огурчик и сочно захрустел им, брызгая маринадом.
-- А я вот тебя помню, Гена.
-- Вот и хорошо. Люблю, когда м-ня помнят.
Котёл было развеселился, но тут же снова помрачнел. По лицу его было видно, что не так давно ему крепко досталось, отчего лик Котла сделался многокрасочным и оттого примечательным, то бишь приметным. Он горестно сообщил полковнику:
-- Сижу вот дома. Разукрасили. Н-добно на улице с такой харей п-казываться … А ты кто такой есть?
-- Ну как же, Гена. Ты вспомни. Я тебя на хорошее место в своё время устроил. Хорошие деньги ты тогда зарабатывал. Особо рук пачкать не надо, сверху не каплет, ходи только, да ветер пинай, за порядком приглядывай.
-- Н-понял, -- наморщил лоб Котёл.
-- Охранным делом занимался? – спросил Николай.
-- Ну, было дело под Полтавой … А-а-а, так это ты, полковник. Оч-нь приятно, только меня через т-бя работы той лишили. Выгнали на улицу, с той п-ры и пинаю ветер, блин!
Котёл набычился, исподлобья наблюдая за Николаем, уже позабыв, что не кто иной, как вот этот самый Москаленко и устроил Котлякова Генку на то фартовое местечко.
-- Не всё так просто в нашей жизни, Геннадий, -- ухмыльнулся полковник. – Не всё так просто. Легко было Македонскому. «Тэкел, мене, фарес». Пришёл, увидел, победил. Сейчас всё иначе. Сначала долго к делу подбираешься, присматриваешься, и лишь потом начинаешь копать …
-- Эт-ты о чём? Зачем копать? – удивился, вполне искренне, Котёл.
-- Это я всё о работе. Раскапывать информацию – это наше призвание и обязанность, -- пояснил Москаленко.
-- А я тут каким боком?
-- Не понимаешь?
-- Не-а.
-- Вот за это тебя и попёрли со службы. За непонятливость. В любом деле всегда хотя бы трошки соображать надо.
-- Ну, ты, на что намекаешь? – озлился Генка и сделал попытку подняться над столом, угрожающе нависнуть, но ноги его разъезжались, а руки соскальзывали со скатерти.
Вместо ответа Москаленко достал из кармана и выложил … пистолет с навинченной трубкой глушителя. Котёл моментально протрезвел и, вытаращив глаза, уставился на оружие, похожее на красивую ляльку своими законченными формами.
-- Продолжим разговор? – вполне миролюбиво спросил Николай. Котёл кивнул, проглотив невысказанную фразу с матюгами. Над «пушкой» азартно гудели мухи, гоняясь друг за другом.
-- Особо распинаться мне перед тобой не с руки, -- заявил жёстко полковник. – времени нет, да и дел по горло. Но помочь тебе ещё раз попробую.
-- А за какие услуги мне такое внимание? – решился спросить Генка, наконец оторвав взгляд от пистолета.
-- Считай, что приглянулся ты мне своей непосредственностью. Один раз на службу уже устроил. Теперь вот думаю аналогичную работу второй раз предложить.
-- А что?.. Что делать-то надо? – заикаясь, выдавил из себя Котляков. На лбу его выступили капельки пота.
-- Вот, наконец-то слышу речь не мальчика, но мужа … Помнится, за тобой стояла компания весьма крепких ребят. Они всё ещё рядом с тобой крутятся?
-- Крутились … до сего дня. А после того, как у нас начались неприятности, они всё больше стали на сторону посматривать. Кто захотел обратно в клуб вернуться, кому надоело груши околачивать, а кто и просто струхнул.
-- А ты, выходит, не сумел команду свою сохранить?
-- А ты попро… -- начал было подниматься с места Котёл, но тут же опомнился и присел. – А вы бы попробовали сохранить единство, окажись на моём месте и с моими возможностями?
-- А что? Прежде всего нужно показать свою силу … М-да, с такими «подфарниками» это трудновато будет сделать.
-- Вот-вот, -- огорчился Генка. – Разлаялся со всеми. Ништяку плюх навешал, Бугая на три буквы послал. Все и ушли. Вот я с горя и решил малость утешиться.
-- Поня-а-а-тно, -- протянул полковник, поглядывая, чуть свысока, на знакомца. Он уже пожалел, что поднялся сюда по лестнице и застал Котла дома.
-- Понятно? – озлобился снова Котляков. – Всё-то вам понятно. Всё-то вы можете и умеете. Легко смеяться, когда перед тобой «пушка» лежит. Да будь у меня ствол, да разве кто из пацанов стал бы от меня рожу воротить? Да я бы … да мы бы …
Не находя нужных слов, которые выразили правильным образом его мысли, Котёл поднял крепко сжатые кулаки и потряс ими в воздухе. Это должно было означать, как бы он поквитался, самым суровым примером, со своими врагами. Николай с интересом посмотрел на него и придвинул к нему пистолет.
-- Что? – от неожиданности челюсть у Котла съехала вниз и лицо приняло вид самый что ни на есть дебильный. Москаленко вздохнул. С кем только не приходится работать.
-- Бери. Попользуйся. Это «Вальтер». Модель П-5. Сцепленный затвор рассчитан на мощные девятимиллиметровые патроны. Пистолет автоматический и самовзводный. В магазине восемь патронов. Вот здесь имеется соответствующий указатель. Видишь, он на максимуме, значит – обойма снаряжена полностью. Пистолет довольно лёгкий, так как изготовлен из алюминиевого сплава. Это – глушитель. Рассеивает энергию выброса пули из дула и приглушает этим звук.
-- Здорово! – глаза Генки сияли. Он чувствовал себя как малыш, получивший вдруг в подарок билет на посещение Диснейленда. – Теперь мои орлы вновь вернутся под знамёна Котла.
-- «Ствол» серьёзный. Не демонстрируй его всем и каждому.
-- Понятное дело, -- Котляков благоговейно поднял «Вальтер» и разглядывал его, почти не дыша.
-- Теперь, когда я сделал тебе одолжение, -- между тем невозмутимо продолжал полковник, -- надо бы с твоей стороны и мне оказать услугу.
-- Конечно, я готов, -- тут же поднялся Генка на ноги. – Что угодно. Хоть прямо сейчас.
-- Не сейчас, -- осадил его Москаленко. – Завтра. Ты, со своими ребятами, явишься вот по этому адресу. Вот ключ от входного замка. Войдёте внутрь. Там буду я и ещё два человека. Возможно, их будет больше. Достанешь пистолет. Можешь даже пальнуть для острастки. Всё остальное сделаю я сам. Понял?
Генка Котляков кивнул головой. Конечно же, он понял всё. Но мысли его продолжали вертеться вокруг «пушки». Он уже видел, как он заявится к своим, достанет этак небрежно из-за пояса дуру. Все так и лягут. Попробуй сейчас кто-нибудь вякнуть хоть полслова. С оружием Котёл ощущал себя по меньшей мере танком.
-- Запомни. Завтра. Часов в двенадцать. Можно чуть позже. Осторожно открываешь дверь. Влетаете всем скопом. Покажешь пистолет. Можешь пальнуть из него по телевизору, в экран. Я сделаю всё остальное. Это будет твоё первое настоящее задание. Пройдёт всё нормально, будут и другие. Появятся деньги, и жизнь снова заиграет всеми цветами радуги. А пока вот. Остальное получишь на месте.
Выложив три стольника, Москаленко оставил обалдевшего Котла и направился обратно. Нужно было спешить. Разговор сначала с Рысьевым, а затем с Котляковым отнял больше времени, чем он рассчитывал первоначально. Вообще-то он хотел оставить Котлу записку с просьбой явиться по такому-то адресу в такое-то время. Но личная встреча и беседа были всё же лучше, результативней.
Всё в этот день складывалось удачно. При выходе из Котляковского дома Николай увидел подъезжающее такси. Без пассажиров. Как раз то, что надо. Он махнул рукой и через мгновение уже усаживался во вместительный салон. Будет ещё время всё обдумать. Сказал адрес.
Перед уходом он немного поковырялся в замке. Теперь попасть в квартиру будет проблематично. Фархад в прострации. Николай ему ещё добавил наркотика, так что за него можно было не сомневаться. Если Боло вернулся, то, скорее всего, он суетится возле дверей, или вышел во двор и разыскивает сообщников, которые, возможно, прогуливаются в окрестностях. Необходимо забраться на крышу, спуститься по приготовленной верёвке на лоджию. Это займёт не более нескольких секунд, а затем он имитирует просыпание и откроет Боло дверь.
А завтра обоих диверсантов ожидает небольшой сюрприз. При помощи Котла он обездвижит товарищей, накачает их наркотиками. Следующий шаг за Фархадом. Уж придётся им перестраиваться на ходу. Главное, чтобы Рысьев вызвал спецов из «Альфы», а там уж …
Внезапно Николай обратил внимание, что они въехали в тёмный заброшенный двор и повернулся к водителю. Но вдруг в лицо ему ударила струя маслянистой жидкости. Всё перед глазами поплыло. Он попробовал сконцентрироваться, но организм, и без того ослабленный перманентной борьбой с наркотиками, на этот раз подвёл его. Москаленко рухнул в глубокий колодец беспамятства. Вода забвения сомкнулась над ним …
Глава 30.
Что делать? Как быть? На чём сосредоточиться?
Эти, и многие другие вопросы, не давали покоя Роману. Он плохо спал ночью, стонал, метался по постели, но утром поднялся бодрым. Просто он поставил для себя определённую задачу. Давно подмечено, что в экстремальных ситуациях у человека появляются, открываются доселе скрытые резервы. Больной или раненный человек в такие минуты действует так, как не смог бы человек исключительно здоровый. Известен, к примеру, случай, когда семидесятилетняя бабка, с трудом перемещавшаяся по квартире, спасая любимую внучку от пожара, сама вытащила на лестничную площадку горящий телевизор, этот громоздкий советский цветной телеящик, который незадолго до этого два здоровенных мужика еле внесли в квартиру. Или, как молодая мамаша подняла упавшее на коляску с ребёнком дерево. Потом, не то что поднять, но даже пошевелить его не смогла, как ни старалась. Или мужчина, спасавшийся от своры агрессивно настроенных собак и легко перемахнувший через забор, который немного превышал высоту официального олимпийского барьера. Все эти, равно как и многие другие случаи, тщательно задокументированы и дожидаются своего исследователя.
Быть может, если бы не висели над ним эти дамокловы проблемы, Андреев не смог бы оторвать тело от простели, сорвался бы в лихорадку и беспамятство, а затем и вовсе загремел бы в больницу, которую он избегал всеми силами. Но дело-то в том, что он не мог этого себе позволить. Поэтому утром он встал, сделал жёсткую корсетную перевязку торса и отправился на работу.
-- Пора заканчивать с этим делом, -- объявил Андреев Гордиенке, Толику и ещё нескольким водителям. – Всё и так уже зашло слишком далеко. Мы знаем теперь, что руководители парка натравливают на нас хулиганьё. Уже пострадал не один человек. Осталось сделать последний шаг – установить личность исполнителей. Дальше дело можно будет передать следователям прокуратуры.
-- А зачем? – кровожадно поинтересовался Толик. – Сами с ними и посчитаемся. Взять, скажем, лом, да и переломать им руки- ноги. В следующий раз неповадно будет …
-- И что дальше? – спросил у него Гордиенко. – Следом за этими «бакланами» на нары отправляться? Нет уж, вывести всех их на чистую воду. И сделать это надо принародно.
-- Надо вытаскивать Туза из камеры. Хватит, насиделся мужик за чужие действия, нахлебался гнилой баланды досыта.
Водители было загудели, но появился Карп Михайлов и таксисты разбрелись по машинам. Буквально на ходу родилось решение собраться после смены и завершить своё самодеятельное расследование.
Андреев отвёз нескольких пассажиров в Подлипки, сделал рейс в Курагино, ещё в слободу Дымково, откуда шагнул в мир Искусства промысел расписной глиняной игрушки, но все мысли водителя вились вокруг проблем с налётчиками и вновь появившимся Москаленкой. Что бы это значило?
Наконец он не выдержал, высадил очередного клиента возле железнодорожного вокзала и повернул машину на Комсомольскую улицу с тем, чтобы отправиться в Дурни. Он решил ещё раз навестить Котлякова, поговорить с ним тет-а-тет, быть может даже получится сговорить его стать свидетелем. Уж очень тот не жаловал тех молодчиков, что подозревались в налётах. Они спокойно потолкуют, а дальше будет видно …
Полной неожиданностью для Романа было появление полковника. Москаленко вышел из калитки и махнул ему рукой. Первое судорожное намерение организма было нажать на газ и поскорей умчаться по дороге дальше, но он пересилил себя, затормозил и подкатил ближе. Единственное, что позволил себе Роман, так это быстро нацепить на нос чёрные очки от солнца.
Узнает его полковник, или нет? По всему выходило, что нет. Москаленко назвал адрес МЖК «Красная Горка». Проживает он там, или едет по делам? И что может быть общего у бывшего полковника безопасности и этого туповатого пьянчуги, скатывающего всё больше в уголовщину? Что за всем этим стоит?
Через зеркальце Роман глянул на пассажира. Тот как будто задремал на заднем сидении, но губы у него шевелились, он о чём-то беседовал сам с собой, составлял очередной план, выяснял диспозицию какой-то неизвестной тайной операции, подобно какой когда-то в прошлом произошёл разгром «Норд Хауса». Андреев понял, что если он не выяснит всё сейчас же, то свалится с ног. Элементарно. Напряжённые думы отразятся на на нервных окончаниях позвоночника и ноги опять откажутся повиноваться. Одно дело – физическое усилие, но совсем другой коленкор – тяжёлые, изнуряющие сомнения.
Только сейчас Рома сообразил, что вместо указанного адреса он катит к своему садовому товариществу. Очнулся от дум и полковник. Он повернулся к водителю и недоумённо открыл рот. Неужели он-таки узнал своего бывшего товарища? И Андреев выдернул из кармана руку. Зашипела струя парализующего газа, и Москаленко бессильно сполз по спинке сиденья. Наконец-то это случилось. Полковник у него в руках. Сейчас выяснятся все загадки, что глодали его в течении последнего года.
Москаленку Роман затащил в свой дом и уложил на тахту. Пускай он полежит пока здесь, а тем временем Андреев всё приготовит к его пробуждению. И не забыть позвонить Любаше, что сегодня после работы он немного посидит в саду, на природе.
-- Я нашёл его! – голос Королёва так дребезжал в мембране телефона, что Гордиенке показалось, что его напарник вот-вот выберется через трубку, мгновенно пролетев по проводам те километры, что их в данную минуту разделяли.
-- Что ты сказал?
-- Я говорю, что нашёл его!
-- Кого? – не сразу-то и понял Гордиенко.
-- Как это кого?! Нашего же командира, Мишу Казакова. Ещё вчера я устроился санитаром на местной станции «Скорая помощь». Таким образом я бы вращался в орбите многих событий. А сегодня мне пришло в голову порыться в больничном архиве, поднять там кой-какие бумаги годичной давности. И ты представляешь, на что я там наткнулся?!
-- Где он? – голос пластуна сразу сел и перешёл в малопонятный сип. – Где он похоронен?
-- Кто? – недоумённо переспросил Королёв.
-- Как кто?! – закричал Юрко. – Мишка Казаков. Где его похоронили? На макарьевском кладбище?
-- Почему это обязательно похоронили?
-- Но он же пропал. Бесследно растворился, не оставив после себя никаких следов, никаких данных. Обычно, если таких людей находят умершими, без документов, их так и хоронят, как неизвестных, неопознанный объект.
-- Поздравляю! Именно такая мысль и пришла мне в голову. Я взялся перешерстить картотеку умерших без имени. Но никого, похожего на Михаила, там, слава Богу, не оказалось. Я этому сильно и не расстроился. Но тут мне в голову пришла поистине гениальная идея – проверить живых. Не произошло ли чего такого, год с небольшим назад. И я нашёл его!..
-- Стоп! Это не телефонный разговор. Я сейчас подкачу к тебе, тогда ты всё мне и расскажешь.
-- Хорошо! Приезжай сюда, к зданию приёмного покоя «Скорой помощи». Я буду ждать тебя у терминала.
Гордиенко, прикрывавший Андреева, глянул по сторонам. Пока он болтал по телефону с Королёвым, Хват куда-то исчез. Ну и ладно! Он скатается пока до Королёва, поговорит с ним и вернётся. Ну, надо же – Миша нашёлся! Честно говоря, в глубине души они ожидали найти в лучшем случае место захоронения Миши, помеченное столбиком с табличкой, где намалёван инвентарный номер. Так хоронят безымянных, зачастую запихивая тело в пластиковый мешок, на скудные общественные деньги.
И правда, Сергей Королёв, облачённый в мятый белый халат и бесформенный колпак, встретил своего друга, как обещал. Обычно флегматичный, пластун едва не приплясывал от нетерпения. Ещё бы! Задание Бати они всё-таки выполнили, да ещё и в лучшем виде!
-- Где он? – сразу спросил Юрко, оглядываясь по сторонам. А вдруг Миха Казаков выползет сейчас из ближайших кустов, чтобы кинуться к ним в объятия. После такого известия Юрко готов был поверить в любое чудо. Ведь бывают же они в нашей жизни.
-- Успокойся, -- ответствовал Королёв, и сам разом успокаиваясь. Он проводил друга до скамейки и оба они там уселись. – Я перешерстил всю картотеку и наткнулся на удивительный случай. Чуть более года назад в травматологию привезли неизвестного мужчину, пострадавшего от несчастного случая. Он находился на стройке и на него сверху свалился кирпич. Никого в ту минуту рядом не оказалось. Только немного времени спустя начали собираться строители и обнаружили его, лежавшего в луже крови. Конечно, они сразу вызвали «Скорую помощь», а та, соответственно, доставила его в больницу. Потом милиция появилась, давай изучать обстоятельства, но объяснили всё банальной случайностью. Мол, пострадавший решил выпить- закусить, но так неудачно. Голова у неизвестного была разбита капитально. Удивительно, что он вообще остался жив, но тут уж спасибо врачам- реаниматологам – вытащили с того света. Вытащить-то вытащили, но появилась новая проблема – кого? Больной отказывался узнавать даже самого себя, не то что окружающих …
-- Сергей, мне кажется – это не то, -- тронул Юрко возбуждённого друга за руку. – Как мог попасть Миша на стройку? Зачем ему там выпивать- закусывать? Это какой-то бред. Бред сивой кобылы.
-- Нет, ты слушай дальше, -- от азарта Сергей едва не кричал. Своим возбужденным состоянием он заражал Гордиенку и тот начинал ещё не верить, нет, но уже предчувствовать ту радость, которой Королёв был уже переполнен сверх всякой меры. – Шут с ней, с водкой. Почему он оказался на стройке, зачем, по какой причине? Разве это главное? Ведь вон он, наш командир!
Сергей достал из объёмистого халатного кармана фотокарточку и совал её дрожащими руками Юрку. Тот принял фото и повернул к себе. На него смотрел совершенно незнакомый субъект, стриженный наголо, с ввалившимися щеками и тусклым, каким-то безнадёжным взглядом запавших глаз. Юрко вновь посмотрел на старшего товарища.
-- Да ты вглядывайся, присмотрись внимательней, -- размахивал руками Королёв. – Сам подумай, человек ведь память потерял, то есть то, что его с миром связывает, с прошлым, с жизненным опытом, так сказать, да ещё две недели пролежал под капельницей. Его клещами с того света тянули. А ты что, хотел увидеть самодовольную рожу отдыхающего на сочинском курорте сачка?
Юрко снова смотрел на фотографию, вглядывался в эти мутноватые, расплывающиеся черты и постепенно в худом незнакомце начал проявляться знакомый образ Михи- командира. Это как бывает на картинке с абстрактно разбросанными кругами, чёрточками и загогулинами. Всматриваешься туда, всматриваешься, и вдруг – бац! Откуда то толчком выпрыгивает изображение пейзажа. Да ещё в этаком голографическом объёме. Так было и тут. Гордиенко понял, что он действительно лицезреет их Мишку. Хорунжего, начальника патрульной группы, худого, измождённого, но зато живого! И неважно в общем-то, что глаза его запали, и кожа натянулась на костях черепа, но главное-то, что он жив. Жив, курилка!
А Королёв продолжал тараторить, теребя напарника за рукав:
-- Я как чувствовал. Дай, думаю, поищу фотографию этого неизвестного. Нашёл вместе с историей болезни. Сначала не узнавал, ну как ты только что, а потом всмотрелся и – мама дорогая! – это же Мишка! И началось. Я опять лихорадочно историю болезни перечитываю. Страницы листаю, а понять написанного не могу. Буквы словно бы пляшут перед глазами. Пошёл я в приёмный покой – тяпнул мензурку чистой спиртяги и лишь после этого соображать начал. Оказалось, что Мишка-то влетел капитально. Память отшибло начисто, ни бе ни ме, ни кукареку. На ноги его всё же поставили, а вот что дальше делать? Помыкался он по больничному корпусу. Но, сам посуди, тут одинаково успешно делают из больного здорового и – наоборот. Чтоб с катышек окончательно не съехать, наш Миша на волю подался. Устроился в магазин грузчиком.
-- Ты и это узнал? А откуда ты знаешь, что его и сейчас зовут Мишей. Может он сейчас какой-нибудь Эрнст Неизвестный.
-- Так тут же всё написано. – Королёв потряс папкой. Оттуда выскочил листочек и закружился по ветру. – ВОТ. Путём долгих разговоров удалось установить настоящее имя – Михаил. С фамилией, правда, ничего не получилось и дали ему самую универсальную – Иванов. То есть надо нам было искать Михаила Иванова, а не Казакова.
-- А что было дальше? – нетерпеливо спросил Гордиенко. – Где он сейчас?
-- Я тут же позвонил в этот магазин. И мне ответили, что действительно, был у них такой грузчик, но проработал недолго, а потом уволился. Заведующая магазином мне сообщила, что Миша перешёл работать в телефонную компанию Кирова.
-- Ну?! Ты и туда звонил?
-- Конечно. Есть у них такой сотрудник на сегодняшний день. Но, в данный момент он проживает в станице Казахстан. Это на южной границе губернии. Так что задание наше выполнено целиком и полностью, с чем я тебя и нас поздравляю!
Столь крепко обнял Сергей своего друга, что тот едва не задохнулся в его объятиях, даже закашлялся.
-- Пусти, чёрт. Чуть насмерть не задавил.
-- Давай, ставь свою машину на прикол. Сегодня же мы едем в этот самый Казахстан, забираем там Мишу и возвращаемся обратно, домой. Ты представляешь, Юрко, домой! И с Мишей! Я уже подал заявление об уходе по семейным обстоятельствам. Бутылку им поставил, чтобы оформили побыстрее. Теперь очередь за тобой. Почему ты ещё здесь?
-- Видишь ли, Сергей, -- отвёл глаза в сторону Гордиенко, -- я сегодня никак не могу.
-- Это как так? – не понял напарника Королёв.
-- Да дела у нас, в парке, слишком круто заварились. От сегодняшнего дня слишком многое зависит. Если я не приду туда, то неизвестно, как всё ещё повернётся. Их лидер, Роман Андреев, очень плох, может свалиться в любую минуту, а без него и меня мужики могут сломаться, плюнуть, махнуть на всё рукой, и преступники, да-да, мы уже точно знаем, что это настоящие преступники, будут спокойно продолжать своё чёрное дело.
-- Да что тебе до них, ведь мы приехали сюда разыскивать Мишу, разве не так? – удивился Сергей.
-- Нет. Я не могу так. Ты уж извиняй. Давай подождём до завтра. Или ты поезжай в этот Казахстан, а я подожду вас здесь.
-- Что ты говоришь, Юрко? Разве так можно?
-- Дело серьёзное, Сергей. Я не могу его так оставить. Мне верят товарищи.
-- Хорошо. Я еду вечером. Придёшь провожать? – хмуро спросил Королёв.
-- Постараюсь, Сергей. Как получится. Я очень рад, что с Мишей так вышло. Я хочу увидеть его не меньше тебя, но и здесь бросить всё не имею права.
Напарника Юрко отвёз в Победилово, чтобы он собрался к отъезду. Собственно говоря, миссия их была уже закончена. Почти. Завтра Сергей привезёт Мишу. Юрко вместе с Романом сдаст материал Фёдорову, следователю прокуратуры, и вся недолга! Они, уже втроём, начнут победный путь домой. У другого бы на сердце петухи заливались, соловьи бы рулады высвистывали, а у Юрка голодные кошки точили свои когти о его душу. Что-то ещё будет. Но вот что? Надо найти Хвата, перекинуться тревожными мыслями.
В парке Андреева не оказалось. Мужики недоумённо переглядывались. Сказали, что звонили Хвату домой, но жена его, Любаша, ответила, будто Роман сообщил, что после работы задержится в саду, мол, что-то там срочное сделать надо, подремонтировать. Что-то тут было не то. Ведь определённо договорились после работы обсудить дела вместе. И машину свою он до сих пор в бокс не загнал. Бодров и Михайлов шастали рядом, как шакалы, сверлили глазами мужиков. Кое-кто не стал дожидаться собрания, рукой махнул и домой засобирался. Мол, запугали гады Хвата, вот он и пошёл на попятный, а дела домашние да срочные не что иное, как отговорка. Решил Юрко всё лично разузнать, сгонять за Романом на машине, но Бобёр не пустил. Заставил «Волгу» на яму отогнать, на дополнительный профосмотр.
Позвонил Юрко ещё раз Любаше, узнал, как до сада добраться сподручнее. Попробовал к нему вязаться Бодров, но Гордиенко столь резко отшил его, что бригадир поспешил ретироваться в контору, что-то просипев сквозь синеватую полосу рта. А что Юрку терять, коли завтра появится здесь Сергей Королёв с Михою Казаковым и дунут они отсюда, только пыль колечком завьётся.
Медленно Николай открыл глаза, уверенный, что увидит пронизывающий огненный взор Багаева. Выследил ведь всё же, стервец. Надо же, как всё скверно обернулось. Ещё бы часов, от силы пятнадцать, которые ему оставалось протянуть, и он выскользнул бы из липких «сетей», которыми опутал его Эль-Моут, как хищный паук неосторожную муху, прогуливавшуюся в охотничьих арахноугодиях.
Стены из проолифленной вагонки увешаны пучками мяты и душицы, от чего по горнице шёл опьяняющий дух чего-то далёкого, детского. Вдруг Николай вспомнил. Так пахло у бабушки, когда он приезжал к ней в гости, с впечатлениями юного школьника, впервые вкусившего такое понятие – каникулы. Помнится, тогда он взахлёб рассказывал бабушке Оле о своей ошибке. Почему-то он думал, что каникулы – это что-то вещественное, вроде велосипеда и самоката. Кажется, он от старших ребят слышал, как они размышляли, куда они поедут на каникулах. И он представлял себе, как закончится этот длинный, невыносимо длинный первый учебный год и ему, как другим, выдадут этот таинственный каникул, или каникулы, и он сядет и поедет на нём домой. И все будут видеть и говорить друг другу, что вот мальчик отучился и теперь едет на каникулах, и как хорошо, уверенно он держится в седле. Он даже во сне как-то увидел этот агрегат, похожий на старинный велосипед, с огромным передним колесом, как в старом, немом ещё кино, а когда проснулся, то уже ничего почти что и не помнил, но осталось чувство чего-то радостного, долгожданного. Но потом, когда оказалось, что после выдачи дневника с итоговыми отметками и непременного чаепития, всех отпустили домой, а он, помнится, подошёл к своей первой учительнице, Анне Андреевне, и спросил её о каникулах, мол, где же они? Анна Андреевна наклонилась к нему, румяная, большая, пышущая здоровьем, взъерошила волосы и поцеловала в щёку. Она и рассказала ему тогда, что каникулы – это завершение учебного года, челых три месяца отдыха, игр и развлечений, а также подготовки к новому учебному году. И маленький Коля побежал к маме, что терпеливо дожидалась его поблизости и прошептал ей на ухо, что любит её и отдал дневник с пятёрками, которые Анна Андреевна вывела нарочито жирно и даже победоносно. И скоро Колю отвезли к бабушке в деревню и он спал там на высокой кровати с медными шарами на спинке. И каждое утро, открыв глаза, вдыхал этот самый запах, аромат каникул.
Вновь открыв глаза, Москаленко внимательно огляделся. Находился он в небольшом домике, какие бывают в сельской местности. Окно заслоняли ветви яблони. Он видел плоды её, ещё не налитые осенним соком. В углу стоял старенький чёрно- белый телевизор, перед которым располагались два продавленных кресла и торшер. Ещё из обстановки в комнатушке имелось несколько разнокалиберных шкафчиков, куда складировалось весьма скудное имущество. Да, ещё на стене висела репродукция художника Шишкина «Утро в лесу», где три миленьких медвежонка резвились, под приглядом косолапой мамаши, по переднему плану лесных дебрей. Наверное, это самая популярная в народе картина, соперничавшая с полотнами Васнецовых, давно ставших символами России и всего российского. Николай даже видел фотографию зэка, наколовшего на тело картину «Три богатыря».
Попробовав пошевелиться, полковник оставил попытку с первого же раза. Тот, кто сделал это, был явно не дилетантом. Верёвка, связывавшая руки, соединяла их где-то под кроватью, а ноги, посредством прочного шнура, соединялись с шеей, поэтому малейшее движение вело к удушению организма. Вряд ли Эль-Моут стал бы проделывать подобные фокусы, обнаружь он самовольные выходки подчинённого. Он бы вколол дополнительную порцию наркотика, а потом… Известно лишь одно точно, что жить Николаю, по воле Багаева, не более суток. Не даром они уединялись с Боло, взрывником группы.
Но, если это не Магомет, то кто? Официальные власти? Нет. В таком случае его бы доставили в тюремную камеру, и следственные органы начали с ним работу по выколачиванию признаний во всех смертных грехах. Фархад? Не может быть. Он всё ещё валяется на квартире и видит цветные сны, где реальность настолько прочно переплетена с фантазиями и желаниями пользователя, что многие наркоманы предпочитают альтернативный кайф осуществления серой и унылой повседневности. Они все отлично знают о ломке, о зависимости перед этим дьявольским порошком на своей шкуре, но они готовы отдать всё, чтобы ещё и ещё раз ощутить полную гармонию себя со своими безграничными возможностями, не делая ничего, чтобы воплотить всё это в конкретную действительность. Это – удел слабых, таких, как Фархад.
Рысьев? Да, это мог быть он. Но, в таком случае, он здорово изменился и вышел на тропу активных действий после перманентного отсиживания в кустах. Такой человек может быть опасен. Но Лисьев не делает ничего без выгоды. И, если он сразу не порешил Николая, в беспамятстве, то он явно чего-то ждёт от него, что-то хочет, а это значит, что можно будет поторговаться. Не всё ещё потеряно.
Послышались шаги. Москаленко чуть опустил веки, расслабился. Сейчас начнётся поединок хитрости, вроде переговоров дипломатов Византии и Персии. Кто кого? Но с удавкой на шее, захлестнувшей кадык, не очень-то поспоришь. Всякие аргументы выглядят не так убедительно. Может быть, какая-то зацепка появится в разговоре. Точка опоры. «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир». После Архимеда, великого сиракузца, масса народа повторила то же самое.
Вошедший в горницу ничем на Рысьева не походил. Сергей был человеком высокого роста, узкоплечим, похожим на складной плотничий метр, особенно, когда он усаживался на скамью, в кресло, а это толстяк, нет, скорее просто человек, заплывший нездоровым жирком, что обвисает неприятными складками над ремнём, широкоплечий, с мощными ухватистыми руками. Рысьев двигался мягко, как подкрадывающийся хищник, как лис, а этот передвигался рывками, как-то вынужденно, чтобы не расплескать что-то там внутри. А может он боялся разбить что-то хрупкое. Лисьев имел близко посаженные глаза, острые, дальнозоркие, и хищный нос, а у этого на лепёшистом носу сидели массивные очки с линзами, за которыми щурились крупные выпуклые глаза под пушистыми ресницами.
Незнакомец поставил на середину комнаты табуретку, затем повернул кресла так, что они смотрели сейчас не на телевизор, а на кровать, где лежал он, Москаленко. Что за представление он здесь готовит? Человек мельком глянул на лежавшего полковника и вышел. Захрустел за тонкой дощатой стенкой гравий на дорожке.
Осторожно напрягая мышцы, Николай попробовал верёвку, но всё было бесполезно. Кто этот толстый очкарик? Показалось ли ему, что там даже что-то или кого-то тащили. Ещё одного бедолагу спеленали? Если сейчас сюда внесут расслабленное тело Фархада, то он истерично захохочет и рванётся, чтобы затянуть удавку.
Внесли вовсе не узбека, а какого-то урода, одетого в грязные лохмотья. Что тут делает этот бомж с лицом алкоголика, страдающего эпилепсией? До кровати докатилась волна алкогольно- сивушного перегара, продукт переработки внутреннего химкомплекса, каким является организм каждого человека, неважно, имеет ли он лощёную внешность денди или вот такого отребья. Эпилептик держал в руках костыли и старался сам передвигать своё немощное тело, перекрученное природой или какой неведомой болезнью. От стараний он хрипел, по подбородку потекла слюна, он попытался смахнуть её рукавом, неловко пошатнулся и обязательно упал бы, если бы его не подхватила … монахиня. Да-да. Под локоть нищего калеку сейчас держала настоящая монахиня в длинном широком платье, похожем на балахон, из грубого сукна чёрного или тёмно- синего цвета. Голову и почти всё лицо закрывал глухой однотонный платок. В свободной руке она держала чётки с маленьким крестом, что покачивался на ходу неким духовным маятником в часах Фатума.
Это какой-то бред. Бред и безумие! Его снова выловили. И Эль-Моут вкатил ему дозу дьявольского снадобья, которое и заставляет его видеть все эти бредовые галлюцинации. На самом деле он валяется сейчас на диване в эмжековской квартире, а Боло и Фархад с презреньем разглядывают его. Он непроизвольно дёрнулся и ремень ощутимо впился в горло.
Тем временем троица рассаживалась. Толстяк, явно игравший роль хозяина, уселся в одно кресло, калеку разместили в другом, а монашка скромно опустилась на табурет. Обеими руками она вцепилась в крест так, что казалось, что костяшки вот-вот прорвут белую, прозрачную кожу. Все эти люди разглядывали полковника, как экспонат, но экспонат опасный и неприятно- мерзкий. Николай почувствовал беспокойство. Что им от него надо?
-- Мы собрались здесь, -- начал речь толстяк, поправляя очки на носу, -- чтобы откровенно поговорить с вами, полковник государственной безопасности Николай Гаврилович Москаленко.
Да. Они хорошо знают его. Отпираться, «валять ваньку», совершенно бессмысленно, да и глупо, находясь в его положении, положении связанного по рукам и ногам.
-- Мы многое о тебе знаем, но нас интересуют некоторые детали. От того, как и что ты нам расскажешь, зависит, чем завершится для тебя сегодняшний вечер. Выйдешь ли ты на своих ногах, выведут ли тебя в наручниках, или вынесут вперёд ногами.
Угрозы. Сколько он их слышал за последнее время. Они на него уже не действовали. Но – вечер. Неужели прошло уже столько времени? Значит, Боло уже вернулся. Обнаружилась пропажа Москаленки и сейчас они перезваниваются с Эль-Моутом. Что решит сделать в такой ситуации этот дьявол в человеческом обличии? Но, постой, о чём это говорит очкарик? Кажется, он помянул «Терминатор». Москаленко навострил уши.
-- … Этот проект вобрал в себя всё самое худшее, что только можно представить себе. И потому осуществлялся глубоко под землёй, вдали от посторонних глаз. Несколько выродков в белых халатах работали там с компьютерными программами, чуждыми для обычного человека. Для опытов привезли двух преступников, осужденных на смерть за страшные преступления. Но для этих маньяков и убийц смерть растянулась во времени. Тела их терзали, мучили, убивали и вновь воскрешали с помощью мёртвых приборов и механизмов. Там, в подземном бункере, руками человека был создан ещё один круг ада, из которого одно жалкое создание сумело вырваться. Оно уже не могло именоваться человеком, а перевоплотилась, усилиями изуверов в белых халатах, в чудовище, в Монстра. Беглеца из того рукотворного ада пытались догнать, но он всеми силами отбивался от преследователей. Одного за другим он их убивал и спешил всё дальше по подземным тоннелям дренажного лабиринта. Кого следует обвинить в тех смертях? Чудовище? А может тех, кто сделал его таким? Ответьте нам, полковник!
-- Кто вы? – захрипел Николай. – Откуда вы знаете всё это?
Толстяк поднялся, приблизился к Москаленке и заботливо ослабил верёвку, чтобы она не слишком врезалась в кадык.
-- Так не мешает? – спросил он и, не дождавшись ответа, вернулся в старенькое кресло. Нетерпеливо предложил ответить полковнику, напомнив, что от его ответов зависит его дальнейшее существование.
-- Кто вы, неведомые судьи? – заскрежетал зубами Николай. – И кто вам дал право залезать в такие дела? Это дело было засекречено на самом высоком уровне. Да, отвечал там за практическую часть. Но там не было и речи о дантовских кругах ада. Там была обычная лаборатория со специфической направленностью. Мы работали над регенерацией органов, добивались быстрого, почти моментального заживления ран и самовосстановления любых тканей. Что может быть лучше для человечества? А что мы работали на человеческом материале, на конкретных людях, так это практикуется во всём учёном мире. А с помощью кого выходить на конечный результат? Практиковаться на музах- дрозофилах? Или на морских свинках? Но ведь их организм принципиально отличен от человеческого. А что до секретности, так не я заказываю условия игры, не от меня вовсе зависело всё происходящее.
-- всё это мы принимаем во внимание, но как же быть с заключёнными?
-- А что же, нам нужно было дать объявление в газету о наборе желающих познакомиться с изнанкой смерти? – с ехидцей спросил полковник.
-- Как получилось, что один из тех уголовников сбежал? – продолжал упорствовать очкарик.
-- Не знаю я, как так получилось. Стечение обстоятельств или извечный российский бардак, -- с нарастающей злостью ответствовал Николай. Только у нас случаются подобные вещи. Ещё и похлеще примеры имеются. Целые корабли пропадают, а тут – всего лишь один человечек.
-- Если бы человек, а то ведь кровожадное чудовище, порождение вашей сатанинской лаборатории.
-- Вот именно. И я, мы, сделали всё, чтобы остановить этого Монстра, пока он не натворил больших бед, не вырвался наверх.
-- От его рук погибли несколько отличных парней. Они ведь тоже были людьми.
-- Формально да, но они выполняли весьма определённые задания, знаете ли. Причём некоторые из них были едва ли менее опасны, чем тот, за кем они охотились.
-- Со- со- со… бака! Ты … всё … врёшь!
Рывком, уронив один костыль, калека поднялся на ноги, сделал шаг, ещё шаг и обрушил костыль на тело полковника. Боль от удара скрутила его, он задохнулся. Инвалид же тем временем пошатнулся, товарищи его вскочили, подхватили его, усадили, а он ещё выворачивал шею, силясь что-то сказать, но обрывки несвязных слов вылетали вперемежку с брызгами слюны, розовой от крови.
А Николай замер. Он видел сейчас другого человека – висящего на скрипучем тросе, с выкрученными руками, покрытого багровой засохшей коркой, с колтуном из волос, запрокинутой головой и словами, что мешаются с кровавыми пузырями на омертвелых губах. «Норд … хаус … Он … пошёл туда» …
Не может быть. Не может такого быть, чтобы истерзанный калека и есть тот бедовый парнишка, вчерашний домушник, Прошка Девяткин, Десятый.
-- Десятый?..
-- Я вижу, что вы узнали одного из тех парней, которые «выполняли весьма специфические функции», -- процедил с ненавистью толстяк. – Вы оставили его, избитого практически до смерти, бросили на произвол судьбы. Тем проступком вы вынесли ему свой смертный приговор. А ведь его можно было спасти. Достаточно было подойти к телефону и вызвать «Скорую помощь». А так Прохор попал в больницу совсем иного профиля. Оказалось, что он всё ещё числится в розыске за серию квартирных краж. Его откачали, но поставить на ноги … Этого никто не старался. В итоге Прохор на всю жизнь остался калекой. Конечно, если бы у него вдруг появились деньги, то можно было бы ещё что-то сделать, но кому нужен человеческий отброс? А ведь он был вашим человеком. Что вы скажете на это, работник службы государственной?
-- Да, Девяткин был в команде «А». Он когда-то пытался взять мою квартиру, но я не стал его отдавать закону, одел его, накормил, взял, что называется, под своё крыло. Он попал в окружение настоящих мужчин, хороших товарищей. Конечно, ему пришлось участвовать в опасных заданиях, но он знал, на что идёт. К тому же, в тот день я ему приказал проявить осторожность, то есть фактически предупредил его …
-- Вы его попросту бросили умирать. На этом Девяткин кончился, а на свет появился нищий бродяга, получивший кличку Огрызок. Он добывает себе пропитание милостыней возле церквей и супермаркетов, брошенный всеми. Лишь мы помогаем ему, чем можем. Участь Огрызка на вашей совести. А может не только его? Ведь подожжённый вами дом не успел сгореть до приезда пожарных.
-- Лариса?..
Полковник сверлил глазами женщину в чёрном платье, опустившей голову. И та почувствовала устремлённый на неё взгляд, подняла подбородок, встретилась с ним глазами.
-- Да. Лариса Кудрявцева. Она тоже осталась живой. Но только вовсе не благодаря вам. Она попыталась уйти из жизни, вы были рядом, держали её голову в своих руках, но оттолкнули и кинулись спасать свою, никчёмную, жизнь.
-- Я … я … не смог …
Полковник закрыл глаза, чтобы сдержать подкатывающие слёзы. Ещё хотя бы одно слово и они хлынут наружу потоком слабости. Подумать только - Лариса жива! Лариса, не смотря ни на что, оказалась живой и она рядом! Он повернул голову, чтобы вновь поймать ласковый, тёплый взгляд родных глаз. Но … женщина вновь ушла в себя, свернулась в улитку рясы, тонкие пальцы рвали горошины чёток. Крест мотался из стороны в сторону.
-- Той Ларисы не существует, Николай Гаврилович, увы, -- безжалостно продолжал очкастый тип. – Она ушла из жизни в горящем доме, а может, и потом, уже в больничной палате интенсивной терапии. Не забывайте, ведь она не хотела больше жить! В бреду поминала чаще всего вас, ещё – Петра Сазонтова, Игоря Кудрявцева, других близких ей людей. Она, честно говоря, больше уже пребывала в мире мёртвых, нежели среди людей живых, но чёрствых душой и равнодушных к чужим страданиям. Но не все оказались нравственно мертвы. Больничная нянечка, бабка Матрёна, привела мать Марию, и она, именно она, вытащила эту женщину из объятий потусторонних кошмаров. Лариса вручила ей свою душу и тело. Она удалилась из мира в Свято-Троицкий монастырь, стала там монашкой, сестрой Варварой. Но она ничего не забыла и дала согласие участвовать в этой нашей беседе. Не так ли, сестрица Варвара?
Женщина кивнула головой, не поднимая больше глаз, а толстяк между тем продолжал.
-- Вы могли ей помочь, но безжалостно бросили. А она была в таком состоянии. Как может себя чувствовать женщина, побывавшая в руках настоящего маньяка, потерявшего всякий человеческий облик?
-- Но … это был её, как оказалось, старый знакомый, -- через силу ухмыльнулся Николай, чтобы заставить её поднять белое пятно лица. Но в ответ лишь вздрогнули плечи и … бессильно опустились.
-- Да. Был. Но, вашими же стараниями, он уже не был человеком. Это был нелюдь, чудовище, достойное кисти Веладжо или Брехта. И этот Монстр насиловал её раз за разом, разрушая не только тело, но душу и разум. Но какое вам до этого дело. Вы оттолкнули и предали свою любовь, свою вчерашнюю верную спутницу, и удалились в никуда вместе с отпетым негодяем, преступником высшей пробы, врагом всякого нормального человека. Помог ли он вам чем впоследствии?
-- А кто ты сам, что так сурово судишь чужие деяния? – Возмутился полковник, чтобы перехватить инициативу и подавить в себе волну поражения и сомнений. – Ладно, я готов принять претензии Ларисы или Прошки Девяткина. Давайте спокойно обсудим некоторые вопросы их дальнейшей судьбы. Но ты-то сам кто такой есть?! Что за интерес у тебя к этому делу? Нет ли за всем действом каких меркантильных интересов? Иными словами, чего вы хотите? И за сколько? Предупреждаю сразу, много вам с меня не получить. Я ровно такой же изгой, как Огрызок.
-- Мне от тебя, полковник, ничего не надо. Я лишь хочу выяснить кое-какие детали «Терминатора». К примеру, каким образом во всём этом замешан Геннадий Котляков?
Полковник закрыл рот и сжал челюсти. Он внимательно всмотрелся в это смутно знакомое лицо. Где он его раньше встречал? Ах да!
-- Таксист начал своё собственное расследование. Доморощенный Шерлок Холмс, Ник Картер и комиссар Мегрэ в одном лице. Как ты докопался до Ларисы и Десятого? В тебе пропадают задатки оперативника.
-- Это ты их убил! – глухо ответил таксист. – И Ларису Кудрявцеву, и Прохора Девяткина, и Василия Громова, и всех остальных, включая и меня, Романа Баландина.
Если бы Москаленко стоял на ногах, то рисковал бы рухнуть на пол, так как мгновенно почувствовал слабость во всех членах. Ещё один «покойник». Да что же это здесь происходит, какой-то семейный склеп получается. Он закрыл глаза, но вдруг губы его разъехались и он поднял голову.
-- Поздравляю, я тоже, кстати признаться, мёртв. Полковника Москаленко больше не существует. Он окончил своё существование в песках Дагестана.
Слушатели переглянулись. Что ещё придумал полковник? Баландин- Андреев махнул рукой.
-- Давайте не будем играть в софистику. Нас интересуют подробности тех, прошлогодних игр.
-- Да что вам прошлогодние игры. Они не идут ни в какое сравнение с играми сегодняшнего дня.
Роман посмотрел на своих товарищей. Москаленко явно навязывал им свою тактику и предлагал выйти на новое поле. Поддержать его или продолжить давить на участие в «Терминаторе»?
-- А вы спросите его про хорунжего Михаила Казакова, -- предложил чей-то голос. Все одновременно оглянулись. В дверях стоял новый человек, персонаж, которого на этой сцене до сих пор ещё не было. О каком Казакове он говорит? При чём здесь какой-то хорунжий?
Москаленко нахмурился. Неужели ему придётся всё им выложить, до конца? Этого делать очень даже не хотелось бы.
-- А что Казаков?
-- Его к вам доставил в институт старший лейтенант Баранников. Для каких целей он вам понадобился?
Гордиенко, а это был он, подошёл почти вплотную к связанному полковнику. Он возник возле садового домика незаметно, как тень, вернее, как пластун. Под его ногой не хрустнул ни один камушек, когда он двигался ко крылечку, узнав стоявшую рядом «Волгу» с шашечками такси. Он шёл спасать Хвата от неведомой опасности, а неожиданно наткнулся на судилище. Какое-то время он присутствовал здесь невидимым свидетелем, а потом интуитивно, под влиянием порыва догадки, задал вопрос о Михаиле и, кажется, угадал в точку, а уж Андреев подхватил тему, как будто всё так и задумывалось с самого начала.
-- Ещё один объект для опытов, а, полковник?
-- Да, -- сорвался Николай, -- да. Да! Да!! Да!!! Его мне навязали. К тому времени у меня уже было два человека – Хайновский и Булич. Хайновский, это тот самый Монстр, что выпил у меня литры крови, перечеркнул всю мою жизнь и, в конце концов, убил меня. Да-да. Практически я мёртв. При любом раскладе жить мне осталось лишь несколько часов. Но не надо радоваться, вы проживёте немногим больше. Страшный Молох будет скоро пожирать тела и души людей, и имя ему – Эль-Моут, то есть Ангел смерти …
Вид Москаленки был ужасен. Он почти кричал и тело его билось в верёвочных путах, временами изгибаясь дугой. Он пребывал в каком-то припадке искренности и слова вылетали из его рта бомбами правды. Каждый из слушателей понимал, что вот сейчас, в этот миг, полковник не кривит душой, но вот что он имеет в виду, о чём говорит? Что бы это ни было, это было страшно!
-- Послушайте, Николай Гаврилович. Успокойтесь, пожалуйста. Вы себя изводите. Лучше расскажите нам, про какого Эль-Моута вы говорите? Что же угрожает всем нам?
-- Что угрожает? – переспросил Николай. -- Вы-то этого можете не опасаться. Ведь вы уже все мертвы. Равно как и я. А что нам до мира ещё живых? Часы их сочтены … Эль-Моут? Это командир диверсионного отряда. Он взорвёт Киров-на-Вятке, использует для этого малейшую возможность. У него здесь имеются сторонники. В качестве пособников задействованы даже какие-то юнцы. Но верхом террора будет взрыв хранилищ радиоактивных, или ядерных отходов. Хи-хи. Не правда ли, забавно? Мы получим свой собственный Чернобыль. И взойдёт новая звезда Полынь, и почернеют от нутряного огня люди, и завоют звери лесные, и станет вода ядом, и живые позавидуют мёртвым.
Тело Москаленки так выгнулось, что ослабленные верёвки вновь впились в горло. Он захрипел, изо рта сочилась белая пена. Он вытянулся. Лариса, точнее – сестра Варвара, бросилась к нему, упала на колени, попробовала руками растянуть, ослабить верёвку. Остальные не обращали внимания ни на неё, ни на умолкшего полковника.
-- Где гарантия, что этот человек говорит правду? – спросил Гордиенко Хвата. Они сверлили друг друга глазами, и каждый понимал, что за товарищем что-то есть, там скрывается какая-то тайна.
-- О, это большой человек. Он многое может нам рассказать. Кто знает, какие ещё тайны скрывает эта голова.
-- А мне кажется, что у него просто «поехала крыша».
-- Его крыша будет прочнее и надёжнее нашей. К его словам стоит прислушаться. Необходимо полученные сведения срочно доставить, куда надо.
-- А поверят ли нам? Ведь всё это слишком похоже на бред сумасшедшего, -- с сомнением в голосе спросил пластун.
-- У нас же есть сам полковник.
-- В таком состоянии его речи будут неубедительны. А надо спешить. Он, помнится, говорил, что в нашем распоряжении – несколько часов.
-- И что? Мы даже не знаем, где он проживал.
-- Я знаю, -- оживился Роман. – Правда, приблизительно. Я его вчера подвозил. И сразу узнал. Я … раньше работал у него. Москаленко был уверен, что я погиб, вместе с остальными. Но, как видишь, он ошибался.
-- А я, -- в ответ признался Юрко, -- приехал сюда на поиски командира, Миши Казакова. Он был моим другом, почти братом. Мы с напарником всё же нашли его. Я должен завтра уехать, а тут вон какая катавасия раскручивается … Слушай, Хват, а давай-ка мы сейчас к капитану Фёдорову отправимся. Он нас уже знает, за придурков держать не станет.
-- Он с прокуратуры, а значит – лицо официальное. Мы лучше поднимем всех наших, кого найдём, и скопом двинемся к тем домам, на Красную Горку, попробуем перехватить эту шатию. А там видно будет, как действовать дальше.
С тем Андреев- Баландин с Гордиенкой выскользнули наружу. Девяткин- Огрызок хотел что-то сказать и даже поднялся из кресла, но, на ходу, Роман похлопал его по плечу и тут же дверь за ними затворилась. Огрызок так и не успел сказать ни слова, закрыл рот и повернулся. Монашка тоже пропала. Видимо, выскользнула за дверь следом за таксистами, а может и ещё раньше. Ей надо было уже быть в монастыре. Прошка остался с полковником наедине. Москаленко закатил глаза и лежал неподвижной куклой в одежде.
Медленно Десятый поднялся, стукнул костылями и переместил искалеченное тело чуть вперёд. Потом ещё чуток. Ещё шаг. Рука его выдернула откуда-то из-под лохмотьев загаженный нож. Длинный клинок был выпачкан в чём-то маслянистом. К нему пристали хлебные крошки, зелень и даже кусочек колбасной шкурки. Прошка сжал нож и с ненавистью глянул в сторону Москаленки.
-- Ты … оста … вил … меня … умирать. Я тоже … тебя оставлю. Только сперва … чуток подрежу … жилы. Пусть кровь … вытекает … постепенно. Может быть так … ты поймёшь … что пришлось … пережить мне.
Голос Прохора с трудом пробивался сквозь жернова судорог. Он двигался вперёд, весь скособочившись, костыли чиркали пол резиновыми нашлёпками, потащили за собой домотканую дорожку.
Полковник лежал и слушал приближающийся хрип. Он прикидывал, достаточно ли ослабли верёвки и выдержат ли они тот рывок, для которого он сконцентрировал усилие всех мышц. Ну, Десятый, ты только подойди чуть ближе …
Глава 31.
Москаленко давно уже ушёл, но Котёл даже не заметил этого. Если бы полковник внезапно скинул штаны и начал отплясывать джигу, то он бы и на эти художества обратил бы не больше внимания. Что же так приковало внимание Генки Котлякова? Конечно же – пистолет. Он лежал на столе, красивый, изящный, сверкающий законченностью форм. Как изысканный знаток очаровывает свой взор мазками и линиями кисти Пабло Пикассо или божественного Рафаэля Санти, как сухой педант и логик теряется от словесных метафор Алигьери или Шекспира, точно так же современный человек, в особенности если он молод и со сквозняком в голове, оценивает творения сегодняшних автомобилестроителей и оружейников США, Германии, Италии и Израиля.
Пистолет в данном случае являлся не только оружием, но и неким символом, пропуском в мир иных ценностей, иных возможностей, где ценится не ум, а хитрость, не моральные принципы, а изворотливость и прагматизм, не духовные ценности, а закон силы, где человека в модельном пиджаке, с золотой цепью и мобильным телефоном признают за новый тип россиянина, и никого особенно не волнует, каким-таким образом он втиснулся в круг избранных.
Когда-то, ещё в советские годы, частенько в школах проводили опросы, писались сочинения на тему, кто является для учеников кумиром и объектом для подражания. Чаще прочих назывались Павка Корчагин, герои-пионеры или литературные персонажи Александра Грина и Аркадия Гайдара. Но, постепенно, их место заняли участники ВИА и рок-групп, киноактёры, а затем – новоявленные бизнесмены, брокеры, дилеры, маклеры. Но эти опросы- рейтинги разом прекратились после того, как выяснилось, что очередными кумирами для школьников стали уже откровенные бандиты и валютные проститутки. Молодёжь быстро разобралась, кто является сегодняшними хозяевами жизни и уже не желала идти к станку, садиться за штурвал комбайна или вешать на плечи рюкзак землепроходца и геолога. Зачем? Гораздо легче зарабатывать деньги напором и наглостью, с помощью электроутюга или заряженной «пушки».
И сейчас Котёл прыгал по комнате, тренируясь с выхватыванием «Вальтера», стараясь опередить воображаемого противника. Нужно было это сделать ловко, чтобы каждый из окружающих сразу понял, что делать это Котлу не впервой и он из той породы, что именуется крутыми.
Наконец, уверившись, что вполне годится для героя киношного боевика, Котёл заткнул пушку за пояс и присел к столу. Он уже и сидел сейчас совсем по-другому, нежели как до прихода полковника. Уныло опущенные плечи молодцевато расправились, на лице появилась брезгливая складка превосходства, даже синяки , казалось, побледнели и не бросались в глаза вопиющей жизненной несправедливостью.
Хлебнув пива, Генка предался блаженству фантазий. В мыслях своих, сдобренных щедрой порцией алкогольных паров, он во главе компании своих орлов входил в «Атлант». Молодёжь восхищёнными взглядами провожала крутоплечего, налитого силой Котла и несмело пристраивалась вслед колонне. А Генка шагал в зал, где засели казанские приятели Реваза. По глазам Котлякова они понимают, что он не зря здесь появился и начинают медленно, хищно подниматься, и вот тут-то Генка присядет и выхватит «Вальтер». Сразу в зале установится тишина, в которой – упади перо и то будет отчётливо слышно. Каждому из чернявых кажется, что дуло сверлит именно его, и все стараются держать руки на виду, чтобы не раздражать своими телодвижениями победителя. Да-да, уже всем в зале ясно, за кем осталось поле, которое не обернулось полем брани. Чернявые молча собирают вещи и так же молча удаляются, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Кто-то из юнцов вслед им пронзительно свистит, а те ускоряют шаг и ретируются из «Атланта» навсегда.
Такие видения сладостным елеем ублажили сердце и растворились в крови. Захотелось сделать чего-то этакое. И вдруг Генка снова услышал свист. Теперь уже на самом деле. Подошёл к окну, выглянул сквозь треснувшее стекло. Внизу стоял Репа. Он озирался по сторонам, выворачивая короткую шею. Отсюда, сверху, голова его, приплюснутая природой, ещё более напоминала корнеплод. Ёжик волос переливался по складкам кожи.
Заметив Котла, Репа вздёрнул подбородок и вытаращил маленькие, заплывшие глазки. Котёл махнул ему рукой и Репа с готовностью кивнул. Сию же минуту по лестнице торопливо загрохотали его тяжёлые ноги, и скоро приятель вкатился в комнату. На лбу его блестели капельки пота. Сколько Генка помнил приятеля, он всё время был потным.
-- Чего припёрся? – вместо приветствия бросил хозяин комнаты Репе. Тот был не из обидчивых.
-- А то, -- дружок смахнул со лба капли и громко швыркнул носом. – Серёга Бугаёв вместе с другими к Аттиле направился. Чтоб он их, эта, обратно к себе принял. Надоело, грят, по улицам без толку шляться, а тут хоть польза и развлечение, да и потрепаться есть с кем.
-- Ну, Бугай, сука, я ему эту подлянку ещё припомню, -- озлился Генка. – Знаешь что, Репа, мы сейчас с тобой сделаем?
-- Выпьем? – с готовностью предположил верный приятель, выкатив маленькие глазки.
-- Конечно, но только опосля, -- отрезал Генка. – Сначала мы с тобой в клуб тот сраный прогуляемся и посмотрим, как это там люди развлекаются.
-- А не попрут нас оттуда? – опасливо спросил Репа. – Ведь двое не десять человек.
-- А кто тебе сказал, что нас всего двое? – деланно удивился Котёл.
-- А … кто же ещё? – качок повертел головой, скользнув глазами по простенькой обстановке. Уж не прячется ли где-нибудь в шкафу парочка ребят с крепкими кулаками? Хотя, если разобраться, к чему это им надо прятаться?
-- Кто? – торжествующе ухмыльнулся Генка. – А это ты видел?
Репа попятился от неожиданности, когда к его носу приблизился воронёный ствол настоящего пистолета с накрученной трубкой. Если бы вдруг Котёл побежал во двор и выкатил из сарая на бронетранспортёре, то навряд ли удивление Репы было бы намного сильнее. Казалось, что он даже перестал дышать на какое-то время. Глазёнки его выкатились так, что ещё миг и выскочат они из своих гнёзд и разъедутся на полу студенистой лужицей. Котёл ухмыльнулся, наслаждаясь реакцией приятеля. Если и остальные поведут себя так же, то место лидера за ним упрочится раз и уже навсегда.
-- Понял? – Котляков ещё раз взмахнул пистолетом и небрежно засунул его обратно за пояс, прикрыв рукоятку футболкой.
-- З-з-здорово, -- наконец выдохнул из себя воздух Репа. – Где взял? Настоящий?
-- Где взял – там больше нет, -- независимо процедил сквозь зубы Генка. – А настоящий он или нет, узнает тот недоверчивый, что будет против нас выступать. Идём. Готов?
Конечно же, Репа был готов идти за приятелем в огонь и воду. Он уже не спрашивал, будет ли с ними ещё кто. Если уж у Котла имеется такое подкрепление, то это выравнивает любые шансы.
Сначала Руслан горячо пересказывал Батыю свои мысли о том, как они наконец разделаются с непокорными таксистами. Собственно говоря, дело было уже сделано. Оставалось его закончить, легко и даже изящно. Посчитаться с двумя, а точнее – всего лишь с одним человеком. Остальные – проглотят, и разойдутся покорными овцами.
Только тут обратил внимание Руслан, что в его речи Батый совсем не слушается, а если и кивает время от времени, то скорее уж сообразно своим мыслям, чем в знак согласия тактических разработок своего молодого помощника. Потому Руслан начал запинаться, а скоро и вовсе замолчал. Батый ещё раз кивнул головой.
-- Всё это пустое, -- заявил он, видимо позабыв, как ещё недавно сам подробно инструктировал Руслана, как командира десятки. – Пора переходить на настоящее дело. Горячее.
Что он этим хочет сказать? И что с таксистами? Руслан нахмурил лоб, но спросить напрямую не решился. Быть может, сейчас Батый расшифрует умственные завихрения в своей голове и выдаст обычную подробную инструкцию к действиям. Он требовал от ребят действий, послушных его наставлениям. С одной стороны это было удобно, но, с другой, статус командира становился расплывчатым и эфемерным. Сейчас Руслан был не более чем передаточным звеном между отцом организации и детьми низших рядов. Собственно говоря, так всё и подразумевалось. «Дети Батыя».
Не дождавшись инструкций, Руслан кашлянул и спросил о таксистах.
-- Да что там таксисты? – недовольно буркнул Батый. – Заканчивай с ними. Есть, говорю, дело. Пора проверить твоих парней, на что они годятся.
За своих ребят Руслан мог поручиться. Арслан, боевой пацан, кулаками работал, как паровоз шатунами. Ростик от него не отставал. Эдик, а также Ильяс – ребята с головой, к их советам прислушивались. Правда, Муслим был излишне болтлив, но зато в активных действиях – надёжен, не хуже других. Да и остальные тоже не подведут.
Тем временем Батый скрылся из комнаты и чем-то загремел в соседнем помещении. Руслан откинулся в кресле и вытянул ноги, блаженно расслабившись. В последнее время он слишком часто напрягался. Хотелось забыться и просто подремать, ни о чём не думая …
Скрипнула дверь. Руслан открыл глаза. Кажется, он и в самом деле чуток прикемарил. Чтобы скрыть эту «оплошность», он нахмурился и принялся сердито сопеть. Но Батый не обратил внимания на хитрость, прошёл мимо него и опустил сумку, которую нёс, на стол. Она глухо звякнула. Батый приглашающе махнул рукой. С сожалением Руслан вылез из мягких притягательных объятий кресла и подошёл ближе. Заглянул внутрь. Хотел вытаращить глаза и открыть рот, но сдержался. Запустил внутрь руку и вытащил наружу пистолет. Был он большой и тяжёлый, восхитительно надёжный.
-- Это чешский «Брно», -- пояснил Батый. – Отличный пистолет. Мощный, с девятимиллиметровыми патронами, самовзводный механизм, магазин на пятнадцать выстрелов. Надёжный и простой в обращении. Есть ещё «Смит-Вессон», два «Макаровых» и револьвер «Манурин», настоящий «магнум». Раздай своим парням. Будьте готовы. Завтра предстоит работа.
Руслан слушал Батыя, а сам поглаживал пластиковые щёчки рукоятки. Наконец-то! Батый и раньше намекал, но дальше учебных стрельб из мелкашки и старенького АКМа дело не шло. Но сейчас, похоже, всё сдвигалось с мёртвой точки.
Улыбаясь, Руслан начал запихивать «Брно» в карман, но тот там за что-то зацепился и не желал влезать. Батый хмуро глянул на него.
-- В кармане пистолет носят только дураки. Там он виден сразу, к тому же мешает при движении. Выхватывать его сложно, равно как и запихивать туда. Оружие носят или за поясом или в кобуре. На вот тебе.
С этими словами Батый бросил на стол кучу переплетённых ремешков с кобурой из мягкой кожи. Затем помог натянуть на себя всю эту сбрую. Зато сейчас действительно ничего не мешало и, несмотря на внушительные габариты, под курткой оружия почти что не было видно.
-- Парней проинструктируй, чтобы были наготове. Понадобится помощь, я позвоню. Предстоит акция. После этого все сразу возвращаемся домой. Будете героями. Вас не забудут. Деньги, внимание, девки, всё будет. Надо только завтра будет постараться.
Руслан и сам понимал, что дело непростое, раз Батый притащил целую сумку оружия, а значит, и вознаграждение будет соответствовать. Нужно срочно повидать своих. Поговорить. Да, ещё нужно закончить с таксистами. Батый приказал с ним побыстрее заканчивать, то есть кончать их. Муса поможет замять дело.
Не прошло и часа с той минуты, как Руслан повесил на себя кобуру с набором разнокалиберных ремешков, а он уже входил в тренировочный зал. Быть может, он здесь в последний раз. Даже точно. Завтра – боевое задание и все они исчезнут из Кирова-на-Вятке, умчатся на мотоциклах, как ночные тени в минуты рассвета. Несколько часов быстрого хода, и они будут дома, в Татарстане, где так хорошо, привольно и богато. Гораздо лучше, чем в бедном Вятском крае.
В зале свои окружили Руслана. По его виду можно было понять, что произошло нечто значимое. И он не удержался, рассказал товарищам о делах, какие им доверил Батый. Говорили по-своему, на татарском языке, не опасаясь чужих ушей. Ушли в раздевалку, по-хозяйски шуганули оттуда мелюзгу, что копошилась в углу, толкая друг друга. Руслан расстегнул сумку. Один за другим «батыйцы» заглядывали внутрь и теперь переглядывались. Наконец Муслим решился и вытащил из общей кучи «магнум», примерил его к руке. За ним потянулись и остальные. Всё оружие было заряжено. Имелись запасные магазины и несколько тугих пачек с патронами.
Тут же устроили совещание.
-- Арслан с Ростиком поедут по такому-то адресу, -- командовал Руслан. – Это посёлок Победилово, рядом с аэропортом. Там проживает вчерашний таксист, тот, который помоложе. Зовут его Юрием Гордиенкой. Найдёте там шустрого мальца, черкнёте записку. Мол, Андреев приглашает к себе; срочно, что появились серьёзные проблемы. Постарайтесь с ним разделаться. Эдик, ты тоже едешь с ними. Мы с Муслимом и Ильясом займёмся самим Андреевым. Оружия, по возможности, не применять. Оно нам понадобится для завтрашнего мероприятия. Эдик, ты ведь умеешь кидать нож. Вот и покажешь своё искусство.
Подражая Батыю, Руслан подробно поставил перед каждым задачу. Это было серьёзней, чем ударить водителя, не ожидающего нападения, или прибить нанятого бича, согласного на что угодно после отсидки.
Батыйцы попрятали оружие по сумкам или в одежде. Оставалось умыться после физических упражнений и можно отправляться решать вопрос с таксёрами. Внезапно в зале послышался шум. Руслан распахнул дверь из раздевалки.
По середине зала гордо шествовал Котёл. Он именно шествовал, а не шёл. Сколько величия, гордости и презрения к окружающим было в его фигуре, движениях, что все невольно расступались на его пути. Немного позади него шёл Репа. Он замешкался, , отстал у входа, а сейчас спешил догнать дружка. Среди занимающихся с гирями и штангами находились Ништяк, Бугай, Буль и другие вчерашние прихлебатели Котлякова. Они уговорили Реваза и сейчас старались затеряться за спинами остальных спортсменов.
Но Генка явился сюда не за старыми приятелями. Он даже намеренно не замечал их. Остановившись посередине площадки, размеченной на квадраты, он обвёл занимающихся глазами. Наткнувшись взглядом на Руслана, он ухмыльнулся и шагнул вперёд. Снова замешкавшийся Репа через силу двинулся за ним. Весь его гонор моментально улетучился, испарился, как утренний туман под лучами проснувшегося солнца.
-- Ну, ты! – начал Котляков свою претенциозную речь, подняв выше подбородок и глядя Руслану в глаза, -- забирай свою кодлу и проваливай отсюда, чтоб духу твоего здесь не было. Вашего присутствия мы здесь больше терпеть не намерены.
От неожиданности Руслан даже опешил. Теперь, когда его компания окончательно развалилась, Котёл перестал представлять для него хоть какую-то угрозу. Руслан, Арслан, или Ростик, могли бы посостязаться с ним в кулачном поединке, а против всей его группы Котляков был вообще никто. Однако при всём этом он спокойно стоял, и вся его поза дышала вызовом. Это был совсем не истеричный выкрик безысходности, а вполне уверенное заявление человека, осознающего своё преимущество. А что, если развал котляковской шайки был фикцией, заранее спланированной хитростью, и сейчас они все готовы наброситься на них? Но ведь невооружённым взглядом видно, как остальные тушуются и отступают всё дальше. Что же такого есть у Котла. Что он держит себя столь независимо?
Из-за спины Руслана, один за другим, выдавились Муслим и Эдик, Арслан и Ростик. Все они встали рядом, плечом к плечу, готовые ли к драке, к перебранке, без разницы. В стародавние времена две противоборствующие рати выстраивались друг перед другом и начинали переругиваться, браниться, заводя себя и противника. Оттого-то и называлось поле будущего сражения бранным. Сейчас другие времена, другие нравы, перед атакой проводят артиллерийскую, бомбовую или миномётную пристрелку, а хула и брань остались на долю различного рода молодёжных группировок, что извечно конфликтуют между собой.
-- Давай-давай, -- не успокаивался Генка, -- забирайте манатки и бегом отсюдова на полусогнутых, с мелким подскоком, пока я терпения не потерял. Уверяю вас, долго терпеть сегодня я не намерен.
Да он просто пьян. Только сейчас Руслан понял это. Напился до поросячьего визга и заявился в клуб, чтобы вылить здесь всю свою злость и отчаяние, показать свою удаль, вернуть утраченное влияние среди бывших приятелей, вновь повести их за собой. Ему даже стало жаль противника. На самую ничтожную часть мгновения.
-- Сами, значит, не желаете шевелить ногами, -- между тем бесновался Котляков. Ну, так сейчас я вам придам ускорения. Такого, что до самой своей сраной Казани не остановитесь.
На шум и крики из своей комнатушки- «офиса» вышел Аттила. Он там с Арнольдом обсуждал новую технику бодибилдинга, журналы с которой только что принёс Мельников. Реваз хмуро уставился на бывшего приятеля. Гинеатуллину совсем не хотелось скандала, каких-то разборок, неприятностей. Быть может, злость Котла вместе с криком выйдет наружу, как пар из лопнувшей трубы, и он, покричав, успокоится. Тогда с ним можно будет спокойно переговорить. Сейчас, когда от него ушли последние сторонники, он должен перестать разыгрывать из себя крутого авторитета. При таком раскладе Реваз даже готов был принять обратно Котлякова. Видно ведь, что парень мается, не зная как бы снова вернуться обратно в клуб, к своим.
Увидев Аттилу, Котёл решил пойти ва-банк, то есть сразу выложить свой главный козырь. Пусть видят все – и бывшие дружки, бросившие его в трудную минуту, и враги с татаро-монгольским разрезом глаз, и Гинеатуллин, который слишком уж задирает нос в последнее время. Пусть видят они все!
Быстро подняв футболку, Генка уцепился за «Вальтер» и, в мгновении ока, ствол, удлинённый глушителем, нацелился прямо в лоб Руслану. От неожиданности тот попятился. Как-то разом охнули и подались назад остальные. Вокруг Котлякова, сама собой, расчистилась площадка. Силачи- атлеты жались к стенам, неумело пытаясь делать вид, что им ничуть и не страшно, что вид человека, вооружённого пистолетом, никого из них не трогает. Тем более, что человек-то этот свой в доску, Генка Котляков. Но получалось это у них как-то не очень убедительно. Впрочем, Котёл не обращал на остальных никакого внимания, он весь сконцентрировался на чернявых.
Струхнул даже Аттила. Он всякого успел повидать, когда обитал в Казани. Просто сейчас он ожидал чего угодно, криков и даже драки, но чтобы Котёл вот так выхватил пистолет … Нет, это было для него полной неожиданностью. Но уже через минуту его пробрала злость. И страх отступил, растворился, улетучился, если и был вначале. Он решительно отодвинул кого-то с пути и шагнул вперёд.
Котёл моментально среагировал и повернулся к нему вместе с «Вальтером». Сейчас толстый зрачок глядел на Реваза. Как выглядит око тайфуна? Быть может, так же в точности. Вроде всё тихо, но уже в следующее мгновение всё сметёт чёрный вихрь смерти и разрушения.
-- Ты чего задумал, Котёл? – Реваз старался казаться спокойным. – Опусти пистолет, если это не игрушка.
-- Нет, Аттила, это совсем не игрушка. Кто-то сейчас об этом узнает совершенно точно. А я из зала больше не уйду. Разве что по своей доброй воле. Давай, попробуй, выстави меня вон … Не хочешь?.. И правильно. Я бы не советовал этого делать даже врагу. Я уберу свою «пушку», но лишь после того, как отсюда выйдет последний из чужаков. Пусть видят все – они здесь чужие. И баста!
Никто не захотел поддержать компанию Руслана. Казалось, ребята сочувствуют Котлякову, а может, они просто опасались. Руслан обвёл глазами лица спортсменов. Кто отвёл глаза в сторону, кто ответил насмешливым высверком голубых глаз, кто-то даже откровенно радовался, но было лишь взгляда понимания и сочувствия. Да и не надо! Они в силах справиться сами.
Тем временем Котляков уже торжествовал полную победу. Он описал глушителем широкий полукруг и придвинулся ещё на шаг.
-- Ну, не выводи меня из терпения, -- зловеще пообещал он. – Считаю до трёх … Раз!
Гинеатуллин напряжённо уставился на профиль Котлякова. Что тут происходит? Это какой-то злой сон, шутка, глупый розыгрыш. Такого просто не может быть! Будто вернулись времена ожесточённых столкновений на улицах Казани, где сам воздух в те времена пропах кровью, террором и ужасом. Так пахло в стране в тридцатые- сороковые годы, когда по городам и весям катили «чёрные вороны».
-- Два!
Глаза Котла прищурились. Сейчас, вот сейчас они загомонят, залопочут по-своему, будут пыжиться и он вдруг всадит в стену пулю. Вот тогда-то и начнётся! Они поймут, что он не шутит. Замечутся по залу, как испуганные тараканы, застигнутые ночью на обеденном столе, будут позорно улепётывать, спасая свои никчемные жизни. И лишь после этого он спеша спрячет «Вальтер», небрежно кивнёт Репе, и они гордо удалятся. Скорее всего, даже точно, вслед за ними потянутся и остальные. Бугай, Буль, кто там ещё. Поймут все, что за человек Котёл и чего он стоит.
-- Тр …
Пригнувшись, Ростик выхватил из-под куртки револьвер, тот самый «магнум», а точнее «Манурин», настоящий французский М-73. Никто не успел и рта открыть. Котёл повёл стволом «Вальтера», хлопнуло, сверкнуло, и Ростик отлетел к стене, бессильно сполз там, оставляя широкую размазанную кляксу красного цвета. Муслим тоже потащил пистолет. Что же это происходит? И опять Котёл оказался быстрее. Послышался хлопок, и Муслим отпрыгнул в сторону, споткнулся, опрокинулся и остался неподвижно лежать. Пистолет откатился в сторону, под ноги какого-то юнца. Тот отпрыгнул в сторону, словно это была взбесившаяся крыса.
-- Стоя-а-ать!! – заорал Аттила так, что в горле у него что-то свистнуло. Он сжал кулаки столь крепко, что из-под ногтя выступила капелька крови. Он не должен позволить превратить в спортзал в место побоища. Это верный способ закрыть клуб навсегда. Он шагнул вперёд. К нему сразу повернулся Котёл. Лицо его было белого цвета, глаза стали совсем безумными, даже немного закатились. Похоже, в эту минуту он не был простым человеком, свойским парнем, пусть порой немного хулиганистым. Сейчас перед тренером стоял хищник, убийца, берсеркер.
-- Брось пистолет, Генка, -- попытался его осадить Реваз. – Ты же не преступник. Брось, пока не убил кого-нибудь. Делай, что хочешь, но только не стреляй больше, ради Бога.
Он убеждал бывшего дружка, а сам старался не смотреть в сторону казанских. Ростик так и лежал у стены. Муслим ворочался, со второй попытки присел, к нему склонился Эдик, что-то тихо спрашивал. Господи, откуда у них у всех оружие? Что происходит? Во что они превратили его детище, его «Атлант»? Завтра же все городские газеты напишут, что здесь обосновался бандитский притон, свила гнездо местная мафия.
-- Ну же, Генка, -- убеждал Котла Гинеатуллин. – Успокойся. Никто тебя не тронет.
-- Ты думаешь, Аттила, -- кривенько усмехнулся Котёл, -- что я боюсь тебя, или ещё кого? Ха-ха. Я шевельну сейчас пальцем, и от тебя останется одно воспоминание, да покосившийся крест на будущей могиле. Не веришь?
Аттила верил этому, и уже открыл было рот, но тут Арслан и сам Руслан вскинули правые руки. Грохнули новые выстрелы. Перед Аттилой полыхнуло, и он почувствовал, как жестокая сила бросила его на стену тренерской. На ногах он всё же устоял, хотя грудь нестерпимо болела. Хлопнуло, ещё раз. Арслан взмахнул руками и выгнулся назад.
В воздухе что-то мелькнуло, будто кому-то в зале пришла безумная мысль затеять сейчас игру в баскетбол. Или может, кто свихнулся до такой степени, что запустил в Котлякова мячиком? Но нет, это был вовсе не мяч. Просто Домкрат подхватил с пола двухпудовую гирю, стоявшую у него под ногами, и метнул её, как толкают олимпийцы чугунное ядро. Гиря порхнула в воздухе и врезалась в Котла. Тот стоял на широко расставленных ногах и сжимал пистолет обеими руками, как это обычно делают ганфайтеры в голливудских боевиках и вестернах. Гиря тараном толкнула его и он полетел на пол, успев ещё раз хлопнуть.
Больше никто не палил. На полу игрушками валялись воронёные пистолеты. Ростик лежал, уставившись перед собой отсутствующим взглядом. Эдик замер, пытаясь удержать Муслима, у которого разъезжались ноги. Футболка его быстро пропитывалась неприятно бурыми пятнами. Арслан стонал и зажимал ногу. Из-под ладоней струилось. Он завывал и закатывал глаза. Пуля раздробила бёдерную кость, и обломки её проткнули мышцы и кожу, вызывая нестерпимую боль. Ильяс окаменел. Глаза его расширились. Он оглядывался по сторонам, задерживаясь глазами на раненных товарищах. Вдруг достал из сумки небольшой пистолет. Держал его двумя пальцами за рукоять, словно боялся обжечься или испачкаться. Снова хлопнуло. Ильяс вскрикнул, выронил пистолет и тонко, пронзительно закричал. На штанах расплылось пятно, позорно вонявшее.
Лёжа на полу, Котёл попытался ещё раз нажать на курок, но тот лишь клацал. В магазине закончились патроны. Пальцы разжались, и пистолет выскользнул из ослабевшего захвата. Он не мог вздохнуть. Кто-то, может Арслан, или Руслан, достал-таки его, обжёг пулей бок. В пылу боя он не сразу и заметил ту боль. Но главным был всё же удар, нанесённый брошенной гирей. Чугунный шар бросил его на пол эффективней удара боксёра- супертяжеловеса. Генка слышал в груди нутряной хруст. У него сломано несколько рёбер, не иначе, багряный туман вращался перед глазами, как следствие затылочной боли, а во рту был свинцовый вкус проигрыша. Он хотел их всех поразить, припугнуть «чёрных», стать героем, а не корчить из себя стрелка- ганфайтера. Но палец сам нажал на курок. Предохранитель был спущен. Он не хотел, не хотел, не …
Пока в зале шумели, перекликался хор бессвязных криков, Руслан выскочил из помещения, подхватив сумку и прыгнул в седло мотоцикла. Скорее бежать! Куда?! Через час, полчаса, нет, через пять минут, за ним кинутся ищейками все автопатрули города. План «Перехват» работает чётко, опутывая город невидимым арканом, который непременно захлестнётся на шее преступника. Это он, Руслан – преступник! Это уже не хитрая игра в казаки- разбойники, что они разыгрывали с персоналом дураковатых таксистов. Это уже серьёзно. Выплывут старые грешки. На них повесят все нераскрытые преступления за последнее время. Что же делать?!
В голове мелькнула мысль – Батый. Да, хозяин прикроет его, защитит, спрячет. Надо поспешить к нему. Без промедления.
Заревел мотор и тут же стремительная машина исчезла за углом. Никто не выскочил следом за ним из клуба. Все столпились вокруг лежавших и стонавших от боли. Котёл потерял сознание. Аттила тоже лежал с закрытыми глазами. Одна из пуль досталась и ему. Стрелок посылал свои свинцовые гостинцы на расстояние, не превышающем нескольких метров, когда промахнуться было гораздо сложнее, чем угадать в цель.
Домкрат отправился вызывать милицию, а Мельников- Арнольд собрал весь рассыпанный арсенал и сложил его в сумку. Он занёс всё это в комнату Гинеатуллина и поставил прямо на стол. Скоро сюда заявятся сердитые люди в погонах. Пускай они сами во всём разбираются. Это их работа.
Тем временем клуб поспешно покинули, сначала бледный, как сама смерть, Репа. А следом за ним Буль, Бугай и другие, что не пылали желанием встречаться с работниками внутренних дел. Мельников хотел сначала задержать их, но потом махнул рукой. Это ведь не его дело, а влезать в работу следственных органов хотелось ему меньше всего. Он и так сделал достаточно много, чтобы совесть его была чиста. Пока Домкрат хлопотал над Гинеатуллиным, Арнольд направился к казанским. Вроде кто-то склонился и над Котляковым. Кажется, это был Ништяк, а может кто и из молодёжи.
Руслан мчался по вечерним городским улицам смерчем скорости, управляясь с мотоциклом скорее интуицией, нежели твёрдой рукой осознанности. Сейчас ему было всё равно, врежется ли он в столб или доберётся до Батыя живым и невредимым. Будет даже лучше, если он вмажется в неподвижный бетон и сползёт на землю кучкой истерзанной плоти. Тогда все проблемы останутся позади, по другую сторону реальности.
Мотоцикл ещё сильнее взревел, когда дорога пошла под уклон. Пролетев несколько метров над ухабами, Руслан сбросил скорость. Темнело, а ему не хотелось блуждать по неосвещённым кривоватым улочкам Вересников. Где же этот дом? Ага, вот он.
Соскочив на ходу, мотоциклист направился к входной двери, не обращая внимания, что получившая свободу машина проелозила на боку ещё несколько метров, пока не заглохла, наткнувшись на поленницу. Несколько поленьев от толчка вывалились на землю. Всё это не более чем пустяки, мелочи, не стоящие внимания.
Глава 32.
-- Что-о?!!
Трубка едва не выскользнула из руки, как если бы моментально вдруг покрылась слоем мыла. Магомет опешил. Боло что-то испуганно бубнил сквозь мембрану.
Почти полдня они вместе собирали бомбы из подручных материалов. Знали бы продавцы хозяйственных отделов, какие коктейли можно составить из очистителей, средств для мытья посуды, парфюма и бытовых электроприборов. Часы, утюги, приёмнички. Годилось буквально всё. Где достать панельку платы, где термопару, где дисплей на жидких кристаллах, где литиевую батареечку. Эль-Моут вздумал потрясти Киров, прогнать по этим сонным улицам чёрный самум, бешеное торнадо разрушений.
Читатель вправе не поверить нам, но наша технологическая цивилизация буквально пронизана духом разрушения. С ним связано, так или иначе, буквально всё. Автомобили вполне официально признаны самым совершенным оружием нашего времени. На автодорогах всего мира погибает народу больше, чем в войнах, причём в несколько раз, даже в десятки. Тонут корабли. Падают самолёты. В 1998 году гигантский транспортник «Антей» рухнул на Иркутск, разбив при падении дом. Погибло 72 человека. Наверное, если бы с самолёта скинули бомбу, разрушений вряд ли было бы больше. Рвутся плотины. Взрываются заводы. Атомные электростанции грозят неисчислимыми бедами. Электричество, столетие назад ставшее символом цивилизации, сейчас является средством казни в самом «демократическом» государстве мира. Газ, невинный бытовой газ для приготовления котлет и супа, после нехитрой манипуляции, превращает квартиру многоэтажного дома в корпус вакуумной бомбы объёмного действия.
Вот на этот эффект и рассчитывал Эль-Моут, этот Ангел Смерти, собирая электродетонаторы с простеньким дисплеем от дешёвых электронных часов «мейд ин Чина». Поставленные в сильно загазованном помещении, они способны, с помощью крошечной искры, разнести всё строение в рваные клочья, со всеми ничего не подозревающими жильцами. Это ли не Апокалипсис наших дней?! Но руки террористов, собирающих адские машины, не трясло спазмами от ужаса. Они знали, на что идут, и какие будут последствия. Ведь делали они это уже не в первый раз.
Эти приспособления Боло раздаст каждому из мальцов Батыя, с подробной инструкцией, записанной на бумажке. Бумажка была приклеена скотчем к детонатору. Через несколько часов от них не останется даже пыли. А взорванные дома отвлекут внимание работников администраций и внутренних дел. Паника, бестолковые метания, беспомощные попытки взять под контроль дела. Всё это займёт не один час. Тем временем одна из групп нацелится на завод по переработке химического оружия. Серия направленных кумулятивных взрывов если не разрушит постройки, то создаст такую панику, после которой завод срочно законсервируют или даже деблокируют вовсе. Сам же Багаев нацеливался на самый крепкий орешек. Он его обязательно разгрызёт. Несколько часов он проблуждал в окрестностях и не встретил ни одной живой души. Теперь осталось запалить хитро сработанное устройство, своеобразный ядерный запал, и начнётся интересный процесс в некоем природном котле, рукотворно заполненном высокотоксичными отходами. Он успеет далеко удалиться, прежде чем начнутся первые выбросы, когда пойдёт процесс. Никто ничего не успеет толком понять, а земля уже закипит под ногами. И живые тогда позавидуют мёртвым!
Этот телефонный звонок едва не выбил у него почву из-под ног. Испуганный Боло доложил, что Москаленки в квартире нет, а Фархад лежит в наркотической отключке. Что же делают эти негодяи! Всегда, всегда Магомет работал с профессионалами и только с профессионалами. Пускай после операции большая часть людей, если не все, остаются на поле боя, задания всегда выполнялись и выполнялись максимально эффективно. Правда, надо отметить, что боевики перестали работать с ним, и пришлось переключиться на курсантов тренировочного центра Особого волонтёрского корпуса, а также на наиболее подготовленных наёмников. Они получали дополнительную подготовку, достаточную для выполнения разовых акций, но большего-то Багаеву и не надо. Но недостаток профессионализма сказывался в таких вот досадных промахах.
Надо было ему сразу прикончить полковника, ещё в Иордании, или ещё раньше, когда он приполз на их базу весте с тем клятым уголовником. Но, сколько не скрипи зубами в приступе испепеляющего гнева, течения времени этим не остановить и уж тем более не изменить.
Первым делом он, самым убедительным тоном, приказал Боло поднять Фархада и ехать к нему, соблюдая все правила конспирации. Если обнаружится «хвост» и они не смогут от него оторваться, идти в контакт и взрывать их, вместе с собой. Только так!
Впрочем, на этот раз обошлось без подобных крайностей. Боло втащил в комнату за шкирку тупо таращившегося Фархада и толкнул его. Узбек не удержался на заплетающихся ногах и растянулся на полу.
Работая с энергетикой механизма, Магомет овладел искусством Дим Сюэ, боевого элемента общей оздоровительной системы Цигун. Дим Сюэ, это что-то вроде пальцевой акупунктуры, поражающей точки выхода энергии ци – каналы цзин, воздействуя таким дьявольским образом на лимфатические и кровеносные сосуды, дыхательные пути и другие жизненно важные органы. К примеру, удар в пах, по селезёнке, вызывал у противника общую слабость, а удар по кровеносной системе, обеспечивающей кровоснабжение сердечной мышцы, мог закончиться летальным исходом. Специалист по Дим Сюэ, несколькими точными ударами, может настолько разбалансировать энергетическую систему организма, что пострадавший человек будет пребывать в слабости от нескольких месяцев до нескольких лет.
Для окончательного постижения этого искусства Магомет провёл считанное количество драгоценных месяцев в одном тихом монастыре на побережье Южного Китая и общался там с полуслепым стариком, последним настоящим адептом Дим Мака. Старичок скалил редкие, изъеденные кариесом зубы, и часто кланялся. Но он, несмотря на всю свою тщедушность, мог бы легко, одним лёгким касанием лишить жизни любого человека, даже самого искусного борца кунг-фу. Поговаривали, что именно он в 1973-м году явился на съёмочную площадку киностудии «Голден Харвест», где тогда снимался фильм с участием суперзвезды Брюса Ли. Монах уехал обратно на следующий же день. Говорили, что некий совет старейшин решил наказать своего соотечественника, плоть от плоти Китая, за массовое внедрение на Западе, популяризацию многих тайных дисциплин, ноу-хау, которые китайцы хотели бы удержать за собой.
Известно, что в человеке пребывают две системы энергетических потоков – ци (положительная энергия) и се-ци (вредоносная). Плюс-минус, инь-янь. Ци вливается в организм вместе с воздухом, водой и пищей. При химическом ферментативном разложении элементов образуется питающая энергия ин-ци. Всё остальное, что остаётся от переработки и входит в структуру «питающей ци», не пропадает впустую, а идёт на защиту организма в виде энергии «вэй-ци». Вэй-ци движется вне основных сосудов и каналов-цзин, сочится сквозь многочисленные микроскопические поры, истекая затем невидимым слоем по поверхности тела, над и под кожей, охраняя организм от вредоносной се-ци.
Действие многих наркотических средств на кору головного мозга состоит в поистине дьявольском сочетании энергетик ци и се-ци, когда завихрения внутри отталкивающихся и взаимоуничтожающих сил, ведёт к ложным ощущениям – галлюцинациям и другим побочным явлениям, которые имеют тенденцию к нарастанию и подминанию собой естественных функций.
Магомет Багаев сумел перекрыть некоторые каналы и загнал внутрь корпускулы с полем «вэй-ци», которые выдавали наружу се-ци. Фархад моментально изошёл потом, его вывернуло над унитазом, он кряхтел и стонал, но в считанные минуты остатки хмеля его окончательно покинули. Только сейчас он наконец понял, что не устерёг своего подопечного. Хитрый Москаленко провёл его. Воспользовавшись слабостью узбека, он ускользнул из-под столь некачественного контроля. И где он пребывал в эту минуту, было неизвестно.
Конечно, по всем законам логики, неудачливый полковник должен сейчас залечь на дно, чтобы, по прошествии определённого времени, незаметно перебраться в более спокойное место. Так и должно быть в обычных обстоятельствах, но только вот дело было в том, что Москаленко хорошо знал, какую участь Эль-Моут готовил для Кирова-на-вятке и всей прилегающей к городу местности. При таком раскладе он мог рискнуть проявиться и сделать попытку помешать Эль-Моуту в его действиях.
Чтобы твои планы не оплакивались впоследствии, лучше сразу рассчитывать на самые пессимистические обстоятельства. Например, что Москаленко выложит все их планы относительно ближайшего будущего и сейчас окрестности Мородыково и Кирово-Чепецкого химкомбината буквально переполнены оперативными группами милиции, государственной безопасности, всех возможных спецструктур. Требовалось срочно пересмотреть планы операции и внести соответствующие поправки и коррективы.
Прежде всего необходимо вызвать к себе Батыя с его сорванцами. Но … телефон сообщника не отвечал. Получалось, что их казанский товарищ крутил в это время какие-то свои дела. Можно было послать к нему Боло или Фархада, но Магомет решил не распылять своей и без того минимальной группы. Он созвонился с Хафизой. Может, что-то получится у неё.
Тем временем оставшиеся террористы, предоставленные сами себе, включили телевизор. Передавали последние новости. Город переживал настоящую сенсацию. Местные журналисты изловчились выловить настоящего лесного человека, дикое, заросшее шерстью человекообразное чудовище. Захлёбываясь от удовольствия, теледиктор рассказывал обо всех перипетиях и злоключениях экспедиции. Минорной нотой прозвучало сообщение о гибели местной знаменитости, аналоге Фёдора Конюхова, вятского землепроходца, корреспондента печатных изданий Виталия Бережных. Журналист положил свою жизнь на алтарь науки. История навсегда примет в своё лоно его деяния, и его подвиг …
Любой человек приник бы к экрану телевизора, вслушиваясь в откровения ведущего. Ведь это было чудо, а не повседневная «жвачка» для глаз и ума, заменяющая собой местные новости. Радиослушатели. Телезрители и просто любопытные слушали речи Ванько и непосредственного свидетеля – Никиты Скоблина. Как-то мимо ушей прошло сообщение о ещё двоих пострадавших – водителе Иннокентии Сенникове и фотографе группы Галине Нелюбиной. Эксклюзивный материал срочно печатался под лучами «юпитеров» и зрачками видеокамер. Скоблин выдавал многообещающие анонсы, дожидаясь сигнального выхода тиража. Ожидалась пресс-конференция участников. Толпы желающих попасть на неё привели к тому, что встречу решили провести прямо на площади, перед зданием областной администрации, резиденции губернатора. Камера показала широкую панораму площади.
С этого момента Магомет бросил телефон и присоединился к обоим помощникам. Быть может, интересная информация пробрала даже зачерствевшую душу холодного убийцы? Так или иначе, но он буквально сверлил экран насупленным взглядом. Какие мысли вились под черепом этого человека? В скором времени мы это непременно узнаем.
Сообщение, как всё скоротечное, быстро закончилось и теперь на экране мелькали силуэты театрального представления. Эль-Моут удалился в другую комнату, а вскоре позвал к себе пакистанца. Боло удалился, оставив узбека в одиночестве. В комнате они появились только тогда, когда снова стали передавать о грядущей встрече Скоблина со страждущей публикой. На площади уже вырос целый постамент, как в советские времена, когда на этой самой площади двигались колонны демонстрантов с красными флагами и портретами партийных вождей. Только сейчас на трибуне будет стоять один человек и, посредством системы динамиков, будет рассказывать о поимке йети всему городу. Рабочие быстро собирали из щитов две дополнительные конструкции для под камеры ПТС. Городскими властями было решено показать всю конференцию в прямом эфире, а затем уже запись передать центральным каналам.
И снова Эль-Моут приник к телевизору, изучая строительство. Фархад зевнул и отвернулся. Ему надоело пялиться в ящик. Что там делает Боло? Узбек открыл дверь смежной комнаты. Пуштун прицеплял к жилетке пластиковые бутылки с жидким содержимым. Какие-то коробки соединялись друг с другом системой проводов. Здесь же висел приёмник, точнее – корпус его с перепаянными внутренностями. Узбек вытащил из шкафа пакет с булками и вскрыл для себя молочный пакет, набулькал полный стакан. Пока он утолял голод, появился Багаев. Он опять пытался связаться с Батыем и снова неудачно. Теперь он взялся проверять работу Боло. Тщательно проверил соединения, прозвонил все цепи с помощью тестера, включил приёмник и посмотрел на дисплей.
Когда по телевизору снова заговорили о встрече, Фархад вслух посоветовал любопытным сходить и посмотреть на месте. Магомед как-то странно посмотрел на него и улыбнулся так, что Фархада пронзила стремительная, как сверло дантиста, дрожь.
-- Вот ты и сходишь, а потом всё подробно нам перескажешь.
Узбек неуверенно улыбнулся, не зная, как ему реагировать на такое неожиданное предложение.
-- Собирайся, а не то опоздаешь, а тебе ещё надо пробиться поближе к сцене.
Боло вынес из комнаты жилет с развешанными по нему коробками и бутылками.
-- Примеряй обновку, -- приказал чеченец.
Тут учитель попятился назад, до конца разгадав замысел Эль-Моута. Тот осклабился.
-- Эта бомба первоначально предназначалась для Москаленки. Но его сейчас нет. Придётся тебе временно стать полковником. Побыть, то есть, в его шкуре. Одевайся, и не делай резких движений. Аллах акбар!
-- Аллах … акбар, -- губы вмиг омертвели и шевелились непослушными оладьями. Боло с Магометом натянули на него жилет. Булькала, переливаясь, жидкость в бутылках, светился дисплей, змеились переплетённые разноцветные провода. Сверху на Фархада натянули длинный дождевой плащ. Сейчас ничего, даже бутылок, видно не было. Конечно, спереди дождевик немного топорщился, но вряд ли кто в толпе обратит внимание на подобные мелочи.
-- Я провожу тебя, -- Эль-Моут прихватил чемоданчик и шагнул следом за Фархадом, -- а ты сиди у телефона, жди сообщений от Хафизы. Если появится Батый, пусть дождётся меня.
Боло кивнул и достал пачку сигарет. Ему досталась самая простая часть операции.
Фархад склонил голову. Ноги его едва двигались. Появилось чувство, что это не он, что кто-то другой завладел его сознанием, телом, и сейчас настойчиво дёргает за верёвочки, передвигая одеревеневшие ноги, толкая его навстречу смерти. Да-да, учитель шёл навстречу своей гибели. И он полностью осознавал это.
Остановившись в подъезде, он достал пачку «Беломора», выпотрошил на ладонь одну папиросину, бросил сюда же щепоть зеленовато-серой массы, перемешал всё пальцем и осторожно всыпал в гильзу папиросы. Получился косяк с анашой. Мимо него прошёл Магомет, спускаясь по лестнице, глазами зыркнул, но ничего не сказал. Надо же человеку ка=то расслабиться. В последний-то раз. Перед боем солдатам тоже давали по сто грамм водки, чтобы снять оцепенение предчувствия.
Жадно затянувшись, узбек двинулся по лестнице дальше и скоро вышел наружу. Ещё затяжка. Чёрная пелена перед глазами, , окутавшая душу и чувства, начала распадаться на колючие , царапающие душу, клочья. Затяжка. Резкий удар по руке вышиб косяк, и он упал на асфальт, выбросив сноп крошечных искр. Фархад с сожалением посмотрел под ноги, но Эль-Моут решительно повернул его по направлению к автобусной остановке.
Так они и ехали. Эль-Моут направлял камикадзе, а сам держался поодаль с отсутствующим видом.
Да, камикадзе не развеялись ветром, вместе с пеплом от пожарищ последней мировой войны. Смертники находились всегда, во все времена. Вольные и невольные. Некоторые из них специально создавали для себя подобные условия, чтобы отсечь пути к отступлению. Триста спартанских воинов полегли в Фермопильском проходе, преградив путь многотысячному войску Ксеркса. Конкистадоры Франсиско Писарро сожгли свои корабли, чтобы сразу отрезать себе возможный путь к отступлению, и пронизали затем джунгли Перу огнём и мечом в поисках легендарной страны Эльдорадо. Моряки крейсера «Варяг» подняли сигнальные флаги с последним сообщением «Погибаю, но не сдаюсь». Были они смертниками, или это был героический подвиг? А Саша Матросов, бывший ростовский уголовник, бросившийся грудью на амбразуру германского дота. Солдат штрафного батальона, ведь был он тот же камикадзе по своей сути. Где принципиальное отличие между нашими штрафными батальонами, шедшими в атаку под дулами пулемётов заградотряда, что целили в спину своим же солдатам, и элитными подразделениями японской армии, где облачённые в белые, траурные одежды смертники принимали последние почести от своих родных и товарищей? Одни жертвовали свои жизни за отвергнувшую их Родину, другие – отдавали жизни за великую Японию и императора.
Ладно, оставим наших штрафников, как смертников невольных, и рассмотрим более внимательно других, так сказать - сознательных. Движение смертников появилось в Японии в переломный момент, когда стало ясно, что императорская армия войну безнадёжно проиграет. И началось это после смерти гения японской стратегии и тактики, адмирала Исороку Ямамото. Американо- английские войска методично выбивали японцев с Гуадалканала, Маршалловых островов, из Бирмы, перекрыли подвоз боеприпасов для гарнизонов Филиппин, Малайзии, Индонезии. Тогда-то и возникло движение «камикадзе». Юноши- лётчики, пилотировавшие истребители «Зеро», сбрасывали шасси и направляли пикирующие самолёты с грузом авиабомб или просто взрывчатки на палубу авианосцев. Затея должна была показать противнику свою решимость и презрение к смерти. По замыслу некоторых заправил японского Генштаба, уверенность в победе англоговорящих союзников поколеблется, наткнувшись на стену Бусидо. Но союзники быстро научились встречать японские самолёты со смертниками таким шквальным огнём, что истребитель сбивался и падал в воду задолго до задуманного столкновению с целью. Молодых парней не успевали обучать до тех высоких сфер пилотажа, которые позволили бы максимально эффективно расстаться с жизнью на благо микадо. Но, как раз таким-то профессионалам- асам не дозволялось разбрасываться своим мастерством. Затем появились морские камикадзе, которые вручную управляли торпедой, направляя её в борт вражеского корабля. Так были потоплены несколько крейсеров. Однако научились бороться и с этой напастью. Тихоокеанская кампания сжимала кольцо вокруг Японских островов. Уже высадился десант на острова Сакисима, следующим на очереди бы архипелаг Окинава. Тем временем, Советский Союз, разгромив гитлеровскую Германию, разворачивал гигантскую военную машину в сторону Востока. Уже скоро советские солдаты опрокинули заграждения Квантунской армии в Монголии и Северном Китае. Началась континентальная часть войны с Японией. Бои шли в Китае, Корее, на Филиппинах, в Малайзии. Сотни американских бомбардировщиков беспрерывно бомбили японские города, внося панику и уныние в сердца стратегов Генерального штаба Японии. Император Хирохито молчал. Японские солдаты, уже сухопутные камикадзе, увешанные гранатами, бросались под танки, хотя итог войны всем уже был понятен. Капитуляция была неизбежна. Если руководство Японии хотело сохранить нацию, пусть и проигравшую войну, надо было срочно делать решительные шаги. Теперь белые повязки смертников, изготовленные в больших количествах, стол же торжественно сжигали на кострах, как раньше вручали в руки кандидатам. Больше микадо не желал принимать жизни юных воинов, когда это потеряло свой смысл.
Прошли годы, и вновь появились новые смертники. Сейчас пальму первенства перехватили террористы, городские партизаны, большей частью – арабского происхождения. Правда, в Индии не жалели жизни тамилы. Десятилетиями они сражались с индийскими войсками, отстаивая свою самостоятельность бытия на острове Шри-Ланка. Бывало, что мальчик двенадцати лет от роду был уже опытным партизаном с немалым боевым стажем. Женщина- камикадзе взорвала себя на трибуне рядом с премьером Ганди.
Конец двадцатого века. Начало нового тысячелетия. Казалось, что теперь-то должно, наконец, наступить время расцвета цивилизованных отношений и взаимопонимания в обществе. Но до сих пор продолжают грохотать выстрелы, рвутся бомбы и кричат обездоленные дети …
Никто из пассажиров автобуса не обращал внимания на двух мужчин. Один был одет в длинный плащ с поднятым воротником. Лицо его, заросшее тёмной щетиной, смотрело сквозь стекло окошка наружу, на дома и прогуливающуюся публику. Большая часть людей шла по направлению к Театральной площади, где заканчивался монтаж трибун, громоздили телекамеры и подключали мощные телевизионные прожекторы. Второй мужчина уселся в кресло и положил на колени объёмистый дипломат, перекрестив на нём руки. Зрелище настолько обычное, что взгляд на нём и не останавливался. Народу в автобус набилось порядочно.
За одну остановку до площади оба мужчины вышли и зашагали в сторону гомона и пробных прожекторных лучей, что «мазали» по многочисленным головам.
-- Подойдёшь как можно ближе к трибуне, -- распорядился Багаев и свернул в сторону. Фархад вздохнул, опустил плечи и покорно двинулся вперёд, ощущая тяжесть на груди и мерное бульканье растворов. Он шагал к собственному эшафоту. Он знал, что когда-нибудь этим всё и закончится. Рано или поздно. Он был даже немного рад, что, наконец-то, скоро всё будет позади. Но почему так бьётся в груди сердце, покрывается испариной лицо?
Он вклинился в толпу и начал медленно проталкиваться вперёд. Люди пока ещё не стояли друг ко дружке впритирку. Был летний душный вечер и люди старались отодвигаться, чтобы не касаться чужого жаркого плеча или спины. К тому же везде висели репродукторы, чтобы можно было отчётливо слышать каждое слово.
«Раз! Раз! Раз!». Над площадью прокатился грохочущий голос радиста, проверяющего работу микрофонов и звуковых динамиков.
Полузакрыв глаза, Фархад продвигался в сторону мельканий световых лучей и мельтешения человеческих фигур на возвышенной площадке. Он старался не смотреть по сторонам, не вглядываться в окружающие лица. Это не люди. Просто на площадь выставили массу бездушных манекенов, разнообразно одетых. Они шевелят губами, лупают глазами, но души их давно уже мертвы. У них нет будущего. Проклято прошлое, отравлено настоящее. Зачем им жить дальше? Фархад заставлял чувствовать себя перстом судьбы, роком, дланью Всевышнего. Может, именно так и начнётся Страшный Суд со Вторым Пришествием великого пророка Исы?
Сейчас же губы учителя исказила горькая улыбка. Он один знал истину ближайшего будущего, и эта тайна обжигала его душу раскалёнными пыточными клещами. Почему на него никто не обращает внимания, как на всадника цвета блед?
-- Я есмь Алфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, который был, есть и грядет, Вседержатель.
Фархад шептал и двигался, переступая ногами. Спины, лица, плечи, это как масса, океан плоти, со своими приливами и отливами. Они давили на него со всех сторон, пытались задушить запахом пота, мыла, парфюмерии, зубной пасты, гнили и жвачного аромата, амбре цивилизации.
Оглядевшись, Магомет наметил для себя удобное место – три двенадцатиэтажных дома. Оттуда, с крыши, всё будет прекрасно видно. Он направился к ближайшему из них. На крыше его был укреплён старый плакат с надписью «КЛАССУ». На двух других было начертано – «СЛАВА» и «РАБОЧЕМУ», соответственно. Вход в подъезд перегораживала металлическая дверь. Кодовый замок должен был являть собой непреодолимую преграду для непрошенного гостя, но так казалось лишь на первый взгляд. Посветив фонариком, Эль-Моут бросил на кнопки немного порошка. К нескольким кнопкам не пристало ни одной крупинки, по той причине, что они были стёрты более остальных от частых прикосновений. Всё. Нажав на эти кнопки, Магомет активизировал запорный механизм и вошёл внутрь подъезда. Всё заняло вряд ли более минуты.
Жильцы советских многоэтажек предпочитали пользоваться заплёванными, загаженными лифтами, чем рисковать здоровьем, путешествуя по плохо освещённым лестницам в отдельном тамбуре, где частенько собирались агрессивные молодёжные компании и где стойко держался запах табака, мочи и ещё чего-то неприятного, отталкивающего. Именно так пахнет нищета и безысходность.
К счастью, на лестнице не встретилось ни единой живой души. Где-то рядом, за стеной, гудел лифт, поднимаясь и опускаясь по своей шахте. Эль-Моут поднялся на верхнюю площадку, легко вскрыл запертую на висячий замок дверь и скоро очутился на крыше.
Перед ним раскинулся весь город, обосновавшийся на семи холмах. Дома сменялись зарослями деревьев, улицы скрещивались и снова разбегались, матово поблёскивали крыши из нержавеющей жести. На антеннах сидели вороны и голуби. Они беспокойно зашевелились при виде Багаева, но, успокоенные его неподвижностью, скоро перестали гомонить и размахивать крыльями.
Не трогаясь с места, Багаев внимательно огляделся, отмечая малейшие детали окружающего его пространства, и лишь затем двинулся в сторону парапета. Опустившись там на колени, он аккуратно положил перед собой чемоданчик и открыл крышку. Внутри лежала короткая винтовка, разобранная на составные части. Не спеша, Магомет собрал ружьё, последовательно пристегнув приклад, магазин, бинокулярный оптический прибор и пламегаситель. Затем он поудобнее устроился. Винтовка вообще-то предназначалась для Огненного Пальца, признанного снайпера группы. Но почти каждый из террористов мог, при необходимости, заменить семинола и выполнить функции стрелка. Для этого их и натаскивали несколько месяцев в Тренировочном центре.
Теперь надо было отыскать Фархада. Эль-Моут приник к окуляру телескопического прицела. Внизу, на площади, волнами прибоя перемещались толпы зрителей. И где-то среди них двигался узбек. Казалось, искать его в этой мешанине лиц было занятием безнадёжным, но Багаев знал, откуда начался путь исхода смертника, и в каком направлении он должен двигаться. Сейчас он медленно прощупывал предполагаемый маршрут, перескакивая с головы на голову, с лица на лицо с фигуры на фигуру. Но то, опять не то, и опять …
«Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Алфа и Омега, первый и последний …
Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников
И, посреди семи светильников, подобно сыну Человеческому, облачённого в подир и по персям опоясанного золотым поясом:
Глава его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его – как пламень огненный;
И ноги его подобны халколивану, как раскалённые в печи; и голос Его – как шум вод многих;
Он держал в деснице Своей семь звёзд, и из уст его выходил острый с обеих сторон меч; и лицо Его – как солнце, сияющее в силе своей.
И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мёртвый. И он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся, Я есмь первый и последний
И живой; и был мёртв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти».
Фархад шептал откровения святого Иоанна Богослова, которые как-то попали ему в руки и запомнились, запали, как оказалось, в душу, а сам продвигался ближе и ещё ближе к помосту, где уже появился Никита. Скоблин откашлялся и приготовился к рассказу. Прожектора скрестили на нём мощные световые потоки, и видно было, как заблестели на голове пряди седых волос. Издали казалось, что вся голова его стала белой, как бы посыпанной пеплом.
-- Дорогие сограждане, -- над притихшей толпой громом грохнула фраза, но тут радисты сбавили громкость и журналист продолжал: -- Наша газета организовала экспедицию, для изучения следов пребывания у нас лесного человека, что, по слухам, обосновался в северной части нашей обширной губернии. В экспедиции участвовали пять человек …
Люди вслушивались в грохочущие фразы, глядя на озарённую светом фигуру, поднятую над толпой лиц. Каждый из слушателей внимал Скоблину. Быть может, один лишь Фархад не воспринимал содержание речи. Он видел лишь то, что видел, и это гармонично накладывалось на предсказание Богослова. Сейчас разорвётся бомба, выплеснет струи огня и кругом замечутся живые факелы, сбивая друг друга с ног. Начнётся паника. Пострадают десятки, если не сотни людей.
В последний раз Фархад бросил вокруг себя прощальный взгляд и вдруг зрачки его расширились. Рядом с ним стояла Ширин Ниязова. Его Ширин! Она осталась такой же прекрасной и столь же молодой, словно не прошло с той поры десяти лет. Казалось, рука времени не решилась коснуться нежной кожи красавицы, не огрубила пленительные черты лица, как это произошло с самим Фархадом.
Он был уже готов соединить контакты, после чего на этом самом месте закрутится вихрь жадного пламени, пожирающего всё вокруг. Раскиданные взрывом останки людей кровавыми ошметьями прилипнут к стенам домов, к стволам деревьев, к ещё живым соотечественникам. А его Ширин превратится в пылающую головню, чтобы прожить последние секунды в неимоверных мучениях. Может ли он позволить себе это?!
Дрожащими руками учитель нащупал пусковое устройство и вырвал из него пучок проводов. Вырвал и отбросил далеко в сторону, чем вызвал недовольные крики соседей. Но он не обратил на них ни малейшего внимания. Для него всех других попросту не существовало. Сейчас он видел лишь одну Ширин. Лишь она одна присутствовала в этом скопище, человеческом муравейнике, большой коммуналке.
Точно так же далеко он отшвырнул плащ, обнажив смонтированную на груди бомбу. И снова рядом с ним закричали. Только в этот раз не с нотками недовольства и злости, а в страхе. Устройство ни с чем нельзя было спутать. Конечно же, это мина, а человек рядом с ними – живая бомба. Вокруг узбека начал своё движение водоворот паники, пока ещё не замеченной другими слушателями, внимавшими словам Скоблина.
Упорно и методично обшаривал Магомет пространство людских голов. Положительно, невозможно было узнать в этой мешанине узбека. Надо было надеть ему на голову яркую панаму, хотя … привлекать только лишнее внимание. Палка о двух концах. Там ведь сейчас полно работников общественной безопасности.
Прикрытие в лице снайпера Эль-Моут предусмотрел на тот случай, если бы его смертника попытались бы задержать. Выстрелами он отгонит агентов, а Фархад тем временем активизирует запал. Такой вот был план.
Метания в толпе привлекли внимание Багаева. Он снова приник к окуляру. Словно почувствовав это, два прожектора скрестили в этом месте лучи, а ближайшая камера развернулась. Люди расступались, отталкивая друг друга. Разрыв в толпе становился с каждым мгновением всё больше и больше.
Почему-то Фархад был без плаща. По плану их он должен был распахнуть дождевик, чтобы началась паника да и охват поражения пусть и чуть, но всё же увеличивается. Но непохоже было, чтобы он собирался взорвать себя. Он стоял на коленях и протягивал вперёд руки, как бы умоляя о чём-то кого-то из толпы. Эль-Моут дёрнул винтовкой, смазал прицелом по лицам окружающих, старающихся отодвинуться как можно дальше от террориста- камикадзе.
Что делает этот идиот? Он должен уже взорвать себя! Неужели он тоже предал Эль-Моута, группу, идею? Так ему это не пройдёт. Самодельная бомба была сработана на совесть. Она имела не только ручное управление, находившееся под рукой Фархада, но и дистанционный радиозапуск – мало ли, человек в последний момент передумает. И сейчас Магомет отодвинул ружьё в сторону и достал из кармана минипередатчик. Если сейчас включить его, радиоволна ринется вперёд и в толпе распустится огненный бутон, вихрь кровавых лепестков, цветок смерти и ужаса. Великолепно, что посредством телевидения всё это увидят тысячи и тысячи.
Затаив дыхание, Эль-Моут запустил передатчик. И … ничего не произошло. Он глянул на площадь, где уже третий прожектор освещал расчищенный пятачок, и грязно выругался. Предатель успел обезвредить бомбу и сейчас умоляет о пощаде.
Покатилась в сторону отброшенная коробочка радиозапала, а Эль-Моут снова навёл на толпу винтовку. Теперь искать Фархада не было нужды. Весь он был, как на ладони, стоящий на коленях, с протянутыми вперёд руками. Эль-Моут навёл ствол на голову предателя и положил палец на спусковой крючок.
И сжечь меня ты приказал, и прах
Развеять в небе – всем другим на страх.
О шах, ты не был истинно влюблён,
Разлукой не бывал испепелён.
А я горю в её костре, и мне,
Гореть не страшно на твоём огне.
Да, я умру с улыбкой на устах,
В надежде, что мой пепел в небесах
Не пропадёт – слетится в кучку там,
И станет мускусную тучкой там,
И может быть, в палящий летний день
На голову любимой бросит тень,
И вздох моей любви по ней – с высот
Порой в раскатах грома донесёт,
А влагой, что в глазах моих кипит,
Пыль под окном любимой окропит …
Учитель читал стихи. Он распевно тянул персидские фразы, глядя Ширин в глаза, глаза испуганной газели. Она должна его понять и … простить. Любовь сделала его убийцей и преступником, но эта же любовь и очистила его душу в этот момент откровения.
Студентка педагогического университета Силена Джалиева слушала непонятные слова, которые ей пел (?) этот страшный и непонятный человек. Неужели это какое-то дурацкое шоу, предусмотренное сценарием такой необычной конференции? Где-то вдали замелькали серо- голубые кепи милиции, но они не могли прорваться сквозь беспорядочные метания толпы. Силена отодвинулась, но этот сумасшедший пополз за ней на коленях, заглядывая прямо в душу своими широко открытыми жалобными глазами аксакала. Кажется, у него даже стекали по щекам слёзы.
Губы его продолжали что-то шептать, когда вдруг голова незнакомца взорвалась. Череп треснул и на асфальт брызнули клочья серой массы. Силена завизжала и повалилась навзничь, потеряв сознание. Объектив камеры фиксировал каждую деталь. Прожектора позволили записать все подробности.
Отметив, как разрывная пуля снесла предателю череп, Эль-Моут торопливыми, но точными движениями разобрал винтовку и спрятал её в чемодан. Подхватив его, он направился к лестнице, чтобы спуститься на двенадцатый этаж. Уже двигаясь по истёртым ступеням, вспомнил о передатчике, но возвращаться не стал. Пусть его, он уже не играл никакой роли. Жаль, что акция не удалась в полной мере. В этот раз неудачи преследовали Багаева почти что на каждом шагу.
«Надо было пристрелить полковника и дело с концом. А также Булича».
Хорошая мысля приходит опосля. Магомет ещё раз выругался и по дворам направился подальше от места происшествия.
Боло впился глазами в экран. Это же Фархад! Передача шла в прямом эфире. Фархад стоял на коленях и каждый мог видеть бомбу на его груди. Что же он делает? Может, узбек сошёл с ума?
И вдруг смертник содрогнулся, голова его треснула, и он опрокинулся на бок. На месте головы было что-то непонятное. Изображение разъехалось, заметалось. Видимо, от такого непотребного зрелища стало плохо телеоператору, управлявшего камерой. Теперь по экрану бежали люди, что-то кричали, но Боло уже не смотрел в телевизор.
Значит, Эль-Моут пристрелил кокандского учителя. Что ж, быть взорванным или пронизанным разрывной пулей, разница не столь уж велика, но вот видеть всё это воочию, зная при этом, что вполне мог бы очутиться там на месте этого самого злополучного Фархада … М-да … Боло судорожно потянулся и выключил телевизор. А затем уставился на мёртвое сияние экрана. Наверное, именно такую картинку и видят мёртвые после своей смерти.
Глава 33.
Заборы, заборы … Почему русский человек, с его чувством коллективизма, столь старательно громоздит вокруг себя заборы? Будь это кладбище, огородик или целое поместье, обязательно надо огородить для себя известное пространство. Не связано ли это с неким внутренним комплексом боязни слишком больших пространств, общностью менталитета? Где вы, Фрейды, Юнги и Шопенгауэры современности? Бердяевы, Лосевы и Флоренские наших дней? Какая тема для логических построений и рациональных выводов! Окольцованность загадочной русской души, некоторого рода зашоренность, или просто нежелание принимать реалии завтрашнего дня?
Москаленко бежал от одного домика к другому, от одного штакетника к следующему. Все эти садоводческие товарищества не что иное, как попытка нынешней, индустриальной России вернуться в своё старое, аграрное русло. До сих пор сказывались последствия той сталинской крутой ломки общества, когда крестьян почти что насильно заставили стать пролетариями. Единоличника обрядили в одежды люмпена, но в душе-то он всё едино оставался землепашцем, пахарем. Вторая попытка убить деревню прошла в шестидесятых- семидесятых годах, когда в массовом порядке из «неперспективных» селений начали выводить магазины, школы, клубы, фельдшерские пункты, филиалы коллективных хозяйств, то есть лишали население не только близкой работы, но и досуга во всех его мыслимых формах. Молодёжь тогда снова потянулась в город, а какое без неё, молодёжи, будущее для российской деревни. Но, по прошествии скольких-то лет, многие из них с головой, страстно, окунулись в садоводчество, и появились, через это, деревни новой формации, по какому-то китайскому принципу, совершенно для нас, любителей раздолья, непонятному – гражданам самого большого по площадям, освоенным и особенно неосвоенным, государства, не разрешалось иметь в относительной собственности более шести соток арендованной земли. Нонсенс!
Наконец грядки и кустарники закончились, и Николай вышел к жилому массиву Северного микрорайона. Сейчас бы махнуть в сторону Курагино, а там – мост через Вятку и – поймать попутку на сыктывкарское направление. Из Коми-то, с её обилием иностранных топливных концессий, он найдёт способ переправиться на Запад. Прощай тогда замурзанный край с их вечными проблемами, постоянными до полного идиотизма.
Последний штрих. Москаленко в ближайшем таксофоне набрал номер. Сейчас ему ответит недовольный рысьевский голос. Он его спросит, насколько хорошо Сергей справился с поставленной ему задачей, и всё – дальше он будет спасать только самого себя. Сколько можно балансировать на лезвии бритвы? Он уже и так весь сочится кровью.
-- Аллоу, -- слышится женский голос. Жена? Приятельница?
-- Будьте добры. Можно услышать Сергея? – Николай набросил на трубку платок. Теперь голос его идентифицировать будет очень сложно.
-- А Серёжи нет. Он уехал в командировку, -- игриво сообщил ему голос. – А кто это?
-- Хороший знакомый. А когда он уехал? И когда?
-- Если вы такой уж хороший знакомый, то отчего задаёте столько много вопросов? Должны знать сами.
По голосу можно было догадаться, что женщина была не прочь поразвлечься, хотя бы так, через невидимый телефонный кабель.
-- Мы договорились о встрече, но почему-то Сергей не явился, -- терпеливо пояснил Николай.
-- У-у, какой он противный, -- ворковала собеседница. – А давайте сделаем так – вы приходите сюда, и будем ждать его вместе.
-- Послушайте, когда он уехал? – настырно переспросил Москаленко.
-- Сегодня днём. Собрал чемодан и умчался в аэропорт. Был такой весь сосредоточенный и очень спешил …
«Очень спешил. Очень спешил. Очень. Спешил. Что бы это значило? Лисьев очень спешил. Явился домой, собрал вещи и помчался в аэропорт. Очень спешил».
-- Где вы там? Эй! Аллоу. Алло!
Ту-ту-ту …
Николай опустил трубку и отошёл. Пся крев! Чёрт побери! Доннер-веттер! Скема! Он готов был ругаться на всех языках мира и на каждом в отдельности. Неужели проклятый дурак сбежал из города? Бросил всех – жену, знакомых, товарищей по работе? «Очень спешил». Он решил отсидеться где-то подальше отсюда. Если его «взяли на пушку», то он найдёт причину объяснить своё отсутствие, ну а если случится катастрофа, то лучше оказаться подальше от эпицентра. «Я не я и лошадь не моя». Он всегда от всего откажется. Не видел, не слышал, не знаю, не участвовал. Именно такие люди сочинили поговорку о хате с краю.
Что же делать? Ведь Николай рассчитывал на «Альфу», местный СОБР, по крайней мере. Профессионалы, прошедшие учение и фронтовые будни, они могли бы состязаться с наёмниками Эль-Моута, а простые вохровцы и бойцы ППС, это же просто пушечное мясо для террористов и диверсантов Эль-Моута. Они спокойно сделают своё чёрное дело и удалятся к себе на Кавказ.
-- Дяденька, купите нам хлебушка!
Москаленко вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Позади стояли мальчик и девочка. Пацанёнок был одет в пальтишко с короткими рукавами. Грязные ладошки он сложил лодочкой и протянул к полковнику. Личико, всё в полосках и пятнах грязи, просительно смотрело на него. Мальчик был стрижен наголо. Большие прозрачные уши торчали локаторами. Лицо было худым и видно оттого уши те казались большими, чебурашистыми.
Девочка была чуть постарше, в грязной розовой курточке и резиновых сапогах поверх трикотажных чулок. Дешёвенький платок закутывал голову и был завязан под горлом. Худенькая шея торчала из обшлагов курточки. Большие глаза жалобно смотрели на полковника, взрослого человека, защитника, заранее готовые к равнодушному отказу, ругани и даже более активным действиям.
Внезапно сердце у полковника защемило. Он прошёл огонь и воду, чистилище и даже ад, пески пустыни и горькие воды южных морей, многое повидал и, казалось бы ко всему уже привык. Но вот эти детские молящие глаза, протянутые к нему руки … Ещё Достоевский, Фёдор Михайлович, говорил о цене детской слезинки. Прошло сто лет, миновала целая эпоха социального развития. Но что изменилось?!
Николай полез по карманам, достал горсть мелочи, несколько мятых бумажек. Больше у него ничего не нашлось. Всё это он сунул в протянутые ладошки. Смотрел вслед убегающим ребятишкам и … молчал. Быть может, юные хитрецы нарочно оделись поплоше, чтобы таким вот хитроумным образом скопить деньжат на карманные расходы. Или безмерно пьющие папка- мамка снарядили кормильцев- наследников на такой возможно уже привычный промысел. Может быть …
Проклятое общество! Оно обречено, если бросает на произвол судьбы своё же собственное будущее, растущее поколение, или плюёт в прошлое, махнув рукой на стариков, роющихся в мусорных кучах, глядящих в лица прохожих пустым, уже ничего не ждущим взглядом. Они никому не нужны, больные и немощные, старые и малые, те, кто силой не может урвать себе куска пожирнее. Нет дела до их жизни, до их страданий сильным мира сего, вчерашним коммунистам, сегодняшним ревнителям демократических свобод.
Он уже довольно далеко отошёл от того места, а в ушах всё ещё звучало «очень спешил» и «купите нам хлебушка». Николай попытался взять себя в руки. Ну что ему до этих детей? Тем более, что получили они от него какую-то денежку. Купят сейчас себе хлеба там, молока или конфет- пряников, пусть даже отдадут улов родителям. Что ему до них?! Таких по стране тысячи, десятки, сотни тысяч, миллионы. Бродяжки и беспризорники. В двадцатые годы, когда преступность пошла «девятым валом», люди с холодными головами, в кожаных «комиссарских» тужурках, решали проблемы с безотцовщиной с помощью пулемётов, чтобы не дать утонуть государству в трясине массовой молодёжной преступности.
Всё отличие от тех огненных лет в том, что вскорости у этих двоих выпадут волосы, сквозь кожу проступят вены, зашатаются и выпадут зубы, дёсны будут кровоточить, кожа шелушиться и пойдёт сгнившими пятнами. Эндокринологическая болезнь (фаза экскреции, фаза реакции, фаза аккумуляции, фаза импрегнации, дегенеративная фаза, фаза озлакочествления)! Сколько уже погибло в нашем государстве засекреченных больных? Будут ли когда опубликованы все факты? Челябинск, Арзамас, Новая Земля, целый районы Казахстана, Каракалпакии, академия имени Курчатова. Сколько их было всего?
Чёрт побери! Москаленко остановился и погрозил кулаком полной луне. Ну почему всё достаётся именно ему? Чем он прогневил Всевышнего? Делал всегда своё дело … Ну, может, чуть более старательно, чем кто-либо другой, очутись тот на его месте. И что в результате? Его преследуют все. У него не осталось ни дома, ни друзей. Одни лишь враги, вооружённые до зубов. Вон Рысьев, обладатель высокого офицерского звания и ответственной должности. Он ведь не постеснялся «умыть руки» и удрать куда подальше, предоставив всё на произвол течения Судьбы, или Фатума. А он – изгой, вынужденный спасать свою жизнь, не может сделать и шага, зная, что скоро здесь может произойти. У него нет ни оружия, ни надёжных помощников, ни даже простенького велосипеда, не говоря уж о машине. Что же он может сделать в таком разе? Что?!
В приступе внезапной злости он ударил кулаком тополь так, что верхушка дерева дрогнула. Ещё раз! Кулак заныл, но боль на душе ещё не отошла и Николай замахнулся снова.
-- Так! Гражданин, что вы делаете здесь?
Москаленко повернул голову, а потом и сам развернулся. Позади него стояли двое в серо-стального цвета униформе. Мундиры ладно подогнаны по фигуре. Высокие шнурованные ботинки почти что не запылены. Форменные кепи надвинуты нам глаза. Тяжёлые челюсти медленно двигаются, как у ковбоев, или у коров, кому какое сравнение больше по душе. Оба милиционера одинаково держали одну руку на ремне, рядом с петлей, удерживающей резиновую дубинку. Лёгкое движение пальцем, и в ладонь скользнёт увесистое оружие усмирения, демократизатор. Наверное, это были братья, до того они были похожи один на другого. Оба прямо-таки дышали уверенностью и превосходством.
Внезапно Москаленко увидел себя со стороны, как его видят другие, те же милиционеры, к примеру. Весьма потрёпанного вида гражданин в мятой, местами испачканной одежде. Конечно, костюм его сильно отличался от обычных пёстрых лохмотьев бичей, но за последнее время модельное облачение испытало, вместе с хозяином, немало всяческих невзгод. Ведь даже спал последнее время Москаленко, не раздеваясь, а когда бодрствовал, позволял себе такие спешные прогулки, какие любой уважающий себя костюм не выдержит, без самых удручающих последствий.
-- Друзья! Братцы! – Обрадовался полковник. Появление милиции снимало с него тяжёлый груз ответственности. – Вас послало мне само небо.
-- Сейчас разберёмся, -- угрюмо заявил один из милиционеров, -- кого кто и куда послал. А для начала покажи-ка нам свои документы. Имеются таковые?
-- Да что там документы, -- махнул рукой Николай. – 0ни никуда теперь не денутся. Но нам-то нужно спешить. Скоро всё здесь будет напоминать одно огромное кладбище. Надо спасать людей, спасать ситуацию.
-- Разберёмся, что надо, а чего и не надо. Для начала надо определиться с документами.
Суровый на вид патрульный стал ещё суровее. Нижняя челюсть выдвинулась вперёд, а взгляд голубых глаз стал пронизывающе льдистым. Резиновая палка медленно поползла из захвата.
-- Да что там документы, -- с горечью ответствовал Николай. – Нет у меня при себе документов. И кому они тут нужны, ночной-то порой, хотел бы я знать.
-- Та-ак, неподчинение при исполнении, -- с удовлетворением заметил первый из патрульной пары и повернулся ко второму. – Ты слышал, Дима? Он, кажется, нам ещё и угрожать смеет?
-- Определённо, подхватил его товарищ, с ехидненькой усмешкой на узких губах. – Ему, видите ли, не понравилось, что у него документами интересуются. Не желает он с нами дела иметь, гонор свой казать вздумал. Ох, и неосмотрительно всё это с его стороны.
-- Вы о чём говорите, мужики? – спросил в недоумении Москаленко. – Когда это я вам угрожал?
-- Только указал нам явное неуважение, отказываясь подчиняться, и бросил тем обидное пятно на честь наших мундиров. Вась, вызывай машину …
-- Товарищи, подождите, -- загорячился Москаленко. – Я хочу сделать официальное заявление. Дело в том, что я полковник государственной безопасности и получил проверенные сведения о наличии террористической группы, которая сейчас направляется к химкомбинату с целью широкомасштабной диверсии. Я требую, повторяю, требую, вызвать прямо сюда оперативную бригаду спецна …
Со стоном, Николай едва не опрокинулся, но тот из патрульных, которого звали Дима, крепко держал его за воротник. Вася опустил дубинку, концом которой он только что с силой двинул Николаю под дых.
-- Не поминай имя милиции всуе, -- сквозь зубы процедил он. – Ишь, полковник сраный, да от тебя дерьмом несёт за добрую версту. Мы, может, по запаху на тебя и вышли. Ишь, наплёл нам тут с три короба, да ещё, падла, требовать чего-то там начал. Я тебе сейчас так потребую, ой, мало не покажется.
Тем временем его товарищ ловко накинул на одну руку строптивого пьянчуги наручник и принялся выворачивать вторую, чтобы застегнуть «браслеты». Но бродяга мешал это сделать, напрягая руки и не давая их сковывать. Озлившись, Дима двинул бродягу коленом в бок. Тот застонал и вдруг рванулся в сторону.
-- Стоять! – заорал Вася, оскалив зубы, и взмахнул палкой, чтобы пребольно огреть ею строптивого пьянчугу, но тот ловко увернулся, крутнувшись на каблуках. Перед глазами Васи вдруг вспыхнул целый сонм искр. Голова сделалась лёгкой и пустой. Он взмахнул руками, безуспешно пытаясь устоять на ногах. Но его приятель оказался быстрее и успел садануть палкой бродягу. Однако, если раньше тот лишь «валял ваньку», рассчитанную на легковерных дураков, то сейчас начал злостно оказывать сопротивление. Да ещё как! Наручником он ударил Васю в переносье и сейчас у того струилась, капала с подбородка кровь.
Взмахнув ещё раз дубинкой, и снова неудачно, Дима потянулся к табельному пистолету, что мирно покоился до сего времени на поясе, в новенькой уютной кобуре. Сейчас он прошьёт строптивцу ногу, а потом – вторую, затем – пустит пулю в живот. Ведь он посмел напасть на милиционера, нанёс ему серьёзные побои во время службы. Да за такие дела надо убивать этих бичей на месте. Он нащупал рукоять, выдернул «Макарова» и поднял руку. «Стой, стр …».
Удар дубинкой бросил его навзничь. Москаленко стоял над ним с резиновой палкой и смотрел на потерявшего сознание дебила с пистолетом, которое доверило ему государство для соблюдения его, государства, интересов. Напарник его, размазывающий со всхлипом кровавую юшку, покачивался, не придя ещё в себя окончательно. Примерившись, Николай, вырубил и его, двинув палкой между ухом и плечом.
Успели они вызвать подкрепление, или нет? Кажется, не успели. Кого только берут в органы, с горечью думал Николай, сдирая форму с патрульных. Туда косяком прут дуболомы, бездельники и рвачи. Они не желают работать физически, но при этом жаждут возвыситься над простыми людьми, показывают свою силу на пьяных и немощных, обходя дальней стороной настоящих бандитов. Именно таких и называют ментами, причём ещё и погаными.
Содрав с бесчувственных патрульных форму, Николай навалил одного на другого и сковал таким образом, что нога одного была прицеплена к руке другого, и так далее. Они были теперь переплетены так, что со стороны напоминали страстных любовников в минуты экстаза. Форменные причиндалы полковник зашвырнул подальше, а пистолеты забрал себе, вместе с рацией. Они ему пригодятся, в неравной борьбе с Эль-Моутом.
Быть может, урок, который он преподал ментам, чему-то их научит, хотя вряд ли, скорее даже озлобит, но тут уж он бессилен. Природа.
Когда капитан Фёдоров проводил собеседование с водителями, то некоторым из них вручил свои визитные карточки с указанием телефонов, рабочего и домашнего. Одну из визиток получил и Андреев. И сейчас они с Гордиенкой махнули на такси домой, к Роману. По причине позднего времени следователя на работе уже не было, не должно было быть, а вот в домашних условиях с капитаном побеседовать было гораздо сподручнее. Самая тесная кухонька милее серых канцелярских стен с суровыми портретами зачинателей соцзаконности и непременными стальными шкафами, забитыми вещдоками.
Любаша открыла было рот, но Рома закрыл его печатью быстрого супружеского поцелуя и тут же сунулся в сервант, где в коробках из-под «Ассорти» хранился весь семейный архив. Коробки пахли шоколадом, кофе, зефиром и невость ещё каким экзотическим шарман-ароматом. Любаша упорхнула на кухню и чем-то там уютно гремела. Потянулся струйками кофейный дух. Юрко алчно шевелил ноздрями и кашлял в кулак, отвлекаясь на волнующий запах. Наконец Роман взмахнул картонным квадратиком, и в это время Любаша появилась в комнате, торжественно неся перед собой глянцевый гостевой поднос, где по-барски высился фарфоровый кофейник с голубыми виньетками, в окружении маленьких чашек. На отдельном блюдечке лежал наломанный квадратами толстый шоколад молочно- серого цвета. Пришлось сделать небольшой технический перерыв, дабы уважить терпеливую хозяйку.
С одной стороны Роман вполне мог бы остаться дома, намекнув лишь на стреляющие боли в пояснице, но, с другой – ведь именно с ним проникновенно разговаривал следователь, ищуще заглядывая в глаза водителя. К тому же Гордиенко устроился уже после начала следствия, когда Фёдоров активно сближался с коллективом автопарка. Он мог не узнать Юрия, не поверить ему или даже заинтересоваться его южным происхождением. Всё-таки казацкий говор неистребим, а следователя тоже надо понять. Долго раздумывать было нельзя.
Со второй попытки трубку подняли, но вместо решительного мужского голоса им ответил усталый и расслабленный женский. Голос этот им сообщил, что Вадика дома нет, что его опять срочно вызвали на работу и что она, супружница то есть следователя, не может представить себе достаточно веской причины, чтобы отрывать женатого человека от некоторых семейных обязанностей. И можно предсказать возможное развитие ближайшего будущего, где ей, супружнице следователя, будет ох как нелегко и где она наконец забудет о таких мелочах, как неурочные служебные звонки, на благо будущей спокойной жизни. Роман, конечно же, спорить не стал. Не любил он этого неблагодарного деда, а просто повесил трубку.
Капитан Фёдоров, действительно, оказался на работе. Он поднял телефонную трубку и устало спросил: «Алло?».
-- Это?.. Это Фёдоров?
-- Да. С кем я говорю?
-- Андреев. Роман Андреев из таксопарка …
-- Великолепно. Вы не могли бы приехать ко мне, если это вас не затруднит, конечно же.
Друзья- водители переглянулись между собой. Такого начала разговора, если честно признаться, они никак не ожидали. Думали, что следователя придётся убеждать, долго доказывать, везти на дачу, где заново провести допрос экс- полковника. Но, как оказалось, капитан сам дожидался встречи.
Вы читаете мои мысли. Я собирался дозвониться к вам самому, но, после минуты размышления, решил отложить разговор до утра. Но раз уж вы сами изволили пойти мне навстречу, то буду весьма обязан. С нетерпением жду.
-- Но … это довольно неожиданно, -- Роман почувствовал, что он растерян и даже сам удивился этому. – Да, нам нужно поговорить, но … нельзя ли это сделать в каком-то другом месте?
-- У вас? – тут же предложил Фёдоров.
-- Не знаю, -- с отчаянием ответил Роман, чувствуя, что теряет нить разговора. – Сейчас уже поздно и мне не хотелось бы, чтобы жена … Сами понимаете, женщины, они ведь такие впечатлительные.
-- Чего же вы в таком случае хотите?
Андреев дал бы на отсечение голову, что капитан по ту сторону телефона нахмурил брови.
-- Давайте встретимся на аллее Октябрьского проспекта. Первая скамейка от памятника Кирову, напротив сельхозакадемии. Там и поговорим.
-- Только побыстрее, не заставляйте себя ждать, -- буркнул Фёдоров и повесил трубку.
Почему именно на Октябрьском проспекте? Андреев и сам не ответил бы, задай следователь ему этот вопрос. Ему отчаянно не хотелось заходить в прокуратуру, замыкать себя в казённых стенах. Показалось вдруг, что если он туда войдёт, то обратно уже не выйдет. Как бы уже заскрипела невидимая стальная дверь, чтобы защёлкнуться безжалостным капканом. Бросить всё, зарыться с головой в постель, ничего не видеть, не слышать …
-- Поехали!
Роман поднялся и решительно направился к двери. Он не услышал догоняющих шагов за спиной, но, когда оглянулся, то увидел совсем рядом Гордиенку. Каким-то непостижимым образом тот умел перемещаться совершенно бесшумно, как тигр, плывущий сквозь джунгли Бенгалии.
Зарычал двигатель «Волги». В окне мелькнул силуэт Любаши, прижавшейся к стеклу. Андреев махнул рукой и силой усадил себя за баранку. Завтра придётся ответить за самовольное пользование машиной во внеурочное время. Представилось злорадное лицо Бодрова, брезгливая мина Мусы, опухшая сонная рожа Карпа Михайлова.
Машину они оставили на площадке, в данный момент пустующей. Неподалёку находился Центральный городской универмаг, главный супермаркет ещё с советских времён, и окрестности здесь всегда были переполнены транспортом. Улица расчищалась лишь по ночам.
Сначала показалось, что они прибыли первыми, но тут же Гордиенко углядел человеческий силуэт. Подростки утащили скамейку в самые заросли кустарника, для интимного уединения, и теперь следователь как бы спрятался от всех. Он терпеливо их дожидался, хотя время было уже позднее. Оба таксиста опустились на скамью и вразнобой поздоровались с капитаном.
-- Вы хотели поговорить, -- напомнил им Фёдоров, выждав несколько мгновений.
-- Помнится, и вы с нами желали побеседовать, -- ответил ему Андреев, выждав несколько мгновений.
-- Хорошо. Конечно, я планировал провести нашу встречу утром, но раз уж так получилось, то поговорим здесь. Сегодня вечером, в одном из спортивных клубов, в «Атланте», случилось ЧП. Ага, вы переглянулись, а это значит, что вы про этот клуб наслышаны.
-- Да, командир, -- ответил Юрко. – Но ты продолжай, а потом мы ответим на все вопросы. Но какие сможем ответить.
-- Хорошо. Итак, продолжаю. В клубе «Атлант» произошло открытое столкновение между молодёжными группировками различного этнического направления. То есть местные схлестнулись с иногородними студентами, по преимуществу из Казани. Конечно, драки в наше неспокойное время стало вещью досадно обыденной и даже привычной, но в этот раз было применено огнестрельное оружие. И это не были самодельные поджиги, не переделки из газовых пистолетов, и не обрезы из гладкоствольного охотничьего оружия, а самое настоящее боевое, в том числе – иностранного производства. Пистолеты, револьверы. В результате столкновения остался один труп. Некий Ростик Агамадеев. Ещё несколько человек находятся в тяжёлом состоянии. Прежде всего это владелец спортзала Реваз Гинеатуллин и местный спортсмен Геннадий Котляков. Ещё двое из казанских – Муслим Акамбаев и Арслан Джамаль отделались более лёгкими ранениями. Задержаны ещё несколько человек. От казанских это – Эдик Хачатурян, а также Ильяс Карамов. Из местных – Сергей Бугаёв, парень немного заторможенный. Подали в розыск на Руслана Гиимаддеева. Слыхали про такого?
-- Чёрненький, коренастый. С длинными руками, порывистый в движениях? – спросил Гордиенко.
-- Похожее описание, -- капитан Фёдоров глянул на таксистов пронзительным взглядом тёмных глаз. Сумерки властно накладывали свой отпечаток на всё окружающее. Тени удлинялись, становились мрачнее. Люди, проходившие по аллее, двигались торопливо. Сейчас каждый казался другим, нежели был днём, опаснее, выглядел чужим.
-- Похоже, ваш приятель напал на меня с супругой ещё вчера, -- пояснил Андреев. – К нашему счастью Юра оказался рядом. Он и помог нам отбиться от агрессивной компании.
-- Да, -- кивнул головой следователь. – Мы уже знаем и об этой истории. Похоже, что дело о нападениях на таксистов скоро завершится. Один из задержанных – Ильяс Карамов, во всём сознался. На него даже не успели «надавить», кому это положено делать. Видимо, в состоянии своеобразного аффекта он выложил всё, про все эпизоды этой скандальной истории. Оказалось, что всем заправлял Муса Мелик, директор парка, ставленник видного коммерсанта Барагатуллина. Делал он всё руками молодых ребят, которыми командовал тот самый Руслан Гиимаддеев, который успел скрыться. Пропал также Муса. Похоже, он тот ещё жук. Связан с преступными группировками Казани и Набережных Челнов, где был дилером КАМАЗа, участвовал в серии тёмных махинаций. Обо всём более подробно я просто не имею права рассказывать. Дело это с душком. Что уж тут говорить.
-- А как же – Туз? Олег Клюкин?
-- Считайте, что товарищ ваш уже дома. Всё это дело рук шайки Гиимаддеева. Этот Карамов ещё упоминал про некоего Батыя. Не слышали о таком?
-- Если он говорил не об историческом персонаже, то … затрудняемся, -- пожал плечами Юрко.
-- Вот так-то, товарищи, -- капитан поправил на коленях сумку, -- вот об этом я и хотел с вами побеседовать … Но, похоже, и у вас есть что сказать для меня.
-- Да, -- кивнул головой Роман в свою очередь, -- мы проводили своё собственное расследование, своими, так сказать, силами. Но вышли сначала на местную шпану, на этого самого Котлякова.
-- Генка Котёл, -- пояснил следователь, -- весьма примечательная личность. Плут и лодырь, но временами в нём просыпается лидер. Мог бы заняться полезным делом, но или гири поднимает, или ветер впустую пинает. Ходит, отбрасывает тень, как пел Виктор Цой. Правда, одно время пробовал охранным бизнесом заниматься.
-- И в этом ему помог некий полковник федеральной безопасности, -- добавил, после паузы, Андреев.
-- Точно так … Вы что-то об этом деле знаете? – насторожился следователь. – История та случилась более года назад.
-- Наблюдая за Котляковым, -- открылся наконец Андреев, -- мы, неожиданно для себя, столкнулись и с самим полковником. Он приходил к Геннадию домой.
-- Так вот откуда у Котла появился пистолет, -- догадался следователь. – весьма, весьма. Знаете ли, а вы нам помогли. А ведь серьёзная у Котла обнаружилась «пушка», с глушителем, и без номера, оружие профессионалов … Что ещё вы знаете о Котле и полковнике?
-- Не так уж и много, -- хмыкнул Роман. – Он появился здесь, судя по всему, недавно. Я уже говорил, что мы с ребятами сами занялись налётчиками. Малик понял, что мы скоро нащупаем истину и подослал к нам троих негодяев. Вот тогда-то мы и решили сделать ответный ход. Ведь кто знает, чем могла закончиться встреча с этой мразью в следующий раз. Тут нам и попался полковник. Под горячую, значит, руку. Мы его и прихватили.
-- Как это? – не понял следователь. – Вы схватили его?
-- Да уж, -- развёл руками Андреев. – Получилось так. Уж очень на разбой осерчали.
-- Так где же он?
-- У меня на даче, -- пояснил Роман. – Мы побеседовали с ним. И рассказал он нам весьма интересную историю. По его словам, в наш город пробралась шайка диверсантов, из числа горских боевиков. И задумали они сотворить здесь вещи поистине ужасные. Они планируют что-то взорвать в городе, с помощью молодёжных групп, но это ещё не самое главное. Хуже всего то, что они нацелились на химкомбинат в Кирово-Чепецке. Какой-то там ядерный могильник. А у них имеется детонатор для вызова цепной реакции в этой дремлющей массе.
-- Вы бредите? – спросил Фёдоров. – Отдаёте ли себе отчёт в сказанном? Ведь это вещи настолько серьёзные, что …
-- … Что мы рискнули искать вас в столь позднее время, -- незамедлительно продолжил фразу Гордиенко. – Дело, как вы сами понимаете, не терпит долгих разбирательств и разговоров. Сейчас каждое мгновение, как капля в водяных часах жизни.
-- То есть?
-- Полковник сообщил нам, что диверсию террористы наметили на следующее утро, а может даже и на эту ночь. Может быть так, что уже сейчас к заводу крадутся молодчики в чёрных комбинезонах.
-- Что это за группа?—зачастил следователь. – Где они находятся? Как со всем этим связан полковник? Что он вам ещё рассказал?
-- Предлагаю поехать в сад и поговорить там с самим полковником, -- предложил Андреев. – Это будет самым быстрым и надёжным способом докопаться до истины и, отталкиваясь от этого, действовать дальше по обстоятельствам. Вот на моей машине мы в два счёта докатим до сада.
-- Как он себя чувствует, ваш полковник? – допытывался следователь, устраиваясь на заднем сидении такси. – Он не … уйдёт из сада, пока вас там не было?
-- Не должен, -- усмехнулся Гордиенко, -- мы его привязали ко кровати, пускай отдохнёт. А ещё за ним остался приглядеть наш человек. Уж он-то от него ни на шаг не отойдёт.
-- Что за человек? – снова поинтересовался Фёдоров. – Он тоже замешан в это дело?
-- Более или менее. Досталось в своё время парнишке, на всю жизнь калекой сделался. Только и осталось ему, что у магазинов да церквей попрошайничать. Ужасная история.
Не теряя времени даром, Фёдоров засыпал приятелей десятками вопросов, начиная вникать во все перипетии этого непростого случая. Отвечал по большей части Андреев, успевая к тому же следить за дорогой. Впрочем, Гордиенко тоже поддакивал и дал детальное описание нападения хулиганов Котла на них возле атлетического клуба, а затем осветил и происшествие на лестничной площадке.
-- Что будет с нашим парком? – спросил, подъезжая к садовому товариществу, Роман.
-- Что? – пожал плечами следователь. – Проведётся собрание, выберете исполняющего обязанности директора, а мы тем временем сделаем запрос в Татарстан о Барагатуллине и Малике, если он вдруг ускользнёт из наших рук.
Окна домика не горели. Сразу на душе сделалось тревожно, но приятели успокаивали себя, что полковник уснул, а Девяткин, несчастный Огрызок, залез в кресло и сидит там, дремлет рядом с кроватью. И правильно. Зачем кому-то постороннему знать, что в домике кто-то бодрствует.
Захрустела под ботинками кирпичная крошка, которой была посыпана дорожка, ведущая к дому. Роман поднялся на крыльцо и распахнул дверь.
-- Прохор. Это мы. Привели с собой ещё одного человека.
В ответ ожидал Андреев услышать знакомый булькающий хрип, но его не было. Никак оба временных обитателя домика дрыхли без задних ног. Он включил свет и повернулся к постели. Она была пуста. Матрас сбился и свешивался на пол. Из-под кровати торчали обрывки верёвок.
Короткий возглас Гордиенки отвлёк его от созерцания разворошённых перин. Юрко указывал в угол, где стояло кресло. Там валялся сейчас куль тряпок. При более внимательном изучении кипы обнаружилось, что в углу лежал Огрызок. Шея его была свёрнута на бок, зубы оскалены, глаза закатились. Прокушенный язык посинел и свисал изо рта. Одеревеневшая рука продолжала сжимать рукоятку большого грязного ножа самого зловещего вида. Рядом валялся сломанный костыль. Второй находился у самой кровати, наполовину скрытый сбитой домотканой дорожкой.
Фёдоров окинул всю эту картину пристальным взглядом и откинул полу куртки таким образом, что показалась чёрная рукоять пистолета в расстёгнутой заблаговременно кобуре.
-- Ну, мужики, начинайте рассказывать по-новому. В свете вновь открывшихся обстоятельств. И, пожалуйста, поподробнее. Полагаю, что это в ваших же интересах.
Глава 34.
Батый так и не объявился и на связь не выходил. Хафиза побывала у него, а потом перезвонила и сообщила, что дом пуст. По всему выходило, что их товарищ спешно покинул город. Такое мнение сложилось у Хафизы, и Магомет к ней прислушивался.
Можно было подвести некоторые неутешительные выводы. По всем признакам операция балансировала на грани провала, а по сути своей – уже, практически, провалилась. Точнее – развалилась. Тщательно подготовленная, она дала роковую трещину после побега Булича. Тогда пришлось отрядить ещё двоих на поимку и уничтожение зарвавшегося киллера. Затем – эти метания с полковником, закончившиеся его бегством. Пришлось снова нивелировать тщательно выверенные действия. В этом и состоит слабость досконально проработанных акций. Они всесторонне проанализированы и разложены по полочкам, отмерено определённое действие и противодействие. И внезапно выпавший «кирпичик» плана может застопорить движение, а если таких утраченных «кирпичиков» будет несколько, то конструкция заговора непременно распадается на независящие друг от друга части.
Дефицит действующих лиц усугубляло отсутствие Немирова- Батыя, с его хвалёными юнцами. Ведь и для них отводились конкретные задачи. Боло смонтировал искровые запалы с часовым механизмом, для самодельных газонаполнительных бомб, в которые должны превратиться квартиры, оборудованные бытовым природным газом. Затем «батыйцы» должны были сыграть роль отвлекающей группы, обстреляв из гранатомёта и автоматического оружия здание администрации комбината. После скоротечного боя они скроются на микроавтобусе «Газель», а Эль-Моут со остальными помощниками проведёт тем временем основное действие по закладке плутониевого детонатора.
Несколько лет назад, с помощью хитроумной комбинации, группа Эль-Моута получила ящик с плутониевыми стержнями. Часть из них использовал Шамиль Басаев для показательной акции в Подмосковье, остальное же Багаев держал при себе, специально для такой вот грандиозной операции.
Кажется, время настало. Он лёг на пол, вытянулся в сторону далёкого храма Каабы и завыл слова суры. Рядом опустился Боло. Немного в стороне шептала слова молитвы из Корана Хафиза. Вообще-то женщинам запрещалось находиться в такие минуты рядом с мужчинами, но Магомет не обратил на подобную «вольность» никакого внимания, и Боло был вынужден проглотить факт, хотя это ему и не понравилось. А ещё больше не нравилось то, что кроме сестры, рядом с Эль-Моутом никого больше не было. Кроме, понятно, Боло. А это значило, что следующая роль смертника будет предназначена именно для него. В голосе белуджа появились истерические нотки.
На столе лежал армейский гранатомёт, выкрашенный в болотный цвет, два портативных пистолета-пулемёта и громоздкий ручной пулемёт с выносным пультом для дистанционной стрельбы. Разработан он был специально для бронированного лимузина одного татарского бизнесмена. Немиров даже хохотнул тогда, рассказывая, как нувориш собирался, вместо пулемёта, оснастить машину гранатомётом или даже облегчённой реактивной установкой. Не лучше ли тогда вообще пересесть на БМП? И переделывать в таком случае ничего не придётся.
Остальное оружие хранилось у Немирова. Он собирался вооружить им своих людей.
Дочитав молитву, Эль-Моут поднялся, скинул с себя одежду. Увитый мышцами, он вполне мог бы участвовать в самом взыскательном конкурсе гимнастов, демонстрируя возможности тела и силы рук, однако предпочитал не афишировать лишний раз свои способности. На тонкую хлопчатобумажную футболку Магомет натянул гибкий бронежилет, результат последних разработок фирмы «Дюпон». Кольчуга была лёгкой, под одеждой не была видна, к тому же не стесняла движений. Гибкие пластины, ложившиеся друг на друга, задерживали пули вплоть до сорок пятого калибра, а касательные выстрелы от рикошета могли выдержать и более того. Поверх брони Багаев надел дымчато-чёрный комбинезон «ночь». Лицо его прикрыла пластиковая маска, совершенно изменившая черты лица, делавшая террориста похожим на приведение или демона.
Столь же быстро оделась и Хафиза. Маленького роста, довольно хрупкая, она напоминала в этом костюме юношу, играющего в ниндзя. Не хватало только рукоятки меча над левым плечом. Вздохнув, в подобный комбинезон облачился и Боло. Бронежилет чуть-чуть стеснял дыхание. Имея широкую грудную клетку, он перестарался, регулируя его подгонку. Но переодеваться наново не стал.
Послышался отрывистый лязг. Это Магомет отщёлкнул магазин, взглянул на него и пристегнул обратно. Оба пистолета были американскими «Интердинамик», КГ-99. Полный автомат, стреляет очередями, но, при закрытом затворе, выдаёт только одиночные выстрелы. Пистолет, и в то же время автоматический карабин. Длиной пистолеты были чуть больше тридцати сантиметров, что позволяло их скрытно расположить в комбинезоне.
Один автомат получил Боло, другой достался Хафизе. Кроме того, на долю каждого пришлось по полдесятка осколочных «лимонок». Магомет повесил на плечо гранатомёт и поднял с поля алюминиевый чемодан с плутониевым детонатором. На поясе и на груди висели, в специальных захватах, гранаты, ножи, различного рода метательные пластины, звёздочки и дротики. Он прикрыл весь этот «арсенал» длинным дождевым «макинтошем». Боло досталось тащить пулемёт и чемодан с укладками пластита. Ещё один такой же баул подхватила Хафиза.
До города Кирово-Чепецка, выросшего из скромного посёлка при химкомбинате, можно было добраться по удобному асфальтированному шоссе, через город Нововятск, ставший с недавних пор одним из пригородных районов Кирова-на-Вятке. Это был главный путь, по которому кировчане привыкли путешествовать ещё с семидесятых годов, когда Кирово-Чепецк обеспечивался по линии как министерства атомной промышленности, так и министерства химической промышленности. Тогда Кирово-Чепецк вполне мог бы именоваться Нью-Москвой, во всяком случае, по уровню материальной обеспеченности. Чепчане чувствовали себя на привилегированном положении и держали себя соответственно, то есть чуточку свысока. Уровень культуры там был выше вятского, да и дома были гораздо современнее, впрочем, как и всё остальное. И неудивительно – всё городское градостроение разрабатывалось, комплексно, в одном из ведущих ленинградских архитектурных институтов. Всё было устроено по последним веяниям социалистического будущего. Правда, иногда по ночам тяжело дышалось, дети болели чаще своих кировских сверстников, деревья сбрасывали оранжевую листву ещё в середине лета, многие из чепчан были аллергиками в самой неожиданной форме, но всё это считалось мелочью. Мелочью, по сравнению с завоеваниями революции мирового масштаба, но в границах одного, отдельно взятого города.
До Кирово-Чепецка существовала ещё дна дорога, сильно обходная. Через город Слободской и посёлок Карино, но было это в три раза дальше, и тракт сей был далеко не первоклассный. Но Эль-Моут избрал третий путь – через посёлок Порошино, что был в черте города, в его заречной части, и дальше, в зону отдыха Боровица, где располагалась целая сеть турбаз и детских летних лагерей. Роскошный сосновый бор раскинулся на правом берегу Вятки, где и сконцентрировались почти все городские оздоровительные учреждения для детей и взрослых. А на другом берегу, в зоне прямой видимости, красовались заброшенные цеха уранового производства, где, в своё время и разрабатывалась пресловутая водородная бомба академика Сахарова. Опальный учёный до конца дней своих пытался противопоставить эйч-бомбе свою миротворческую деятельность, зачастую вопреки генеральной государственной линии.
Через Боровицу и замыслил подобраться к химкомбинату террорист Эль-Моут. Он не захотел отказаться от своей затеи, ни в коем случае, готовый проложить дорогу к цели по трупам друзей и врагов. Без разницы!
По плану Багаева, боевики, двумя группами, должны были по обходному пути достичь Кирово-Чепецка и, с разных сторон, подобраться к химкомбинату. А там Батый, со своими пацанами отвлекает охрану, концентрируя их на себя. Тем временем Эль-Моут, с помощью своих профессионалов, делает налёт на склады аммиака, плавиковой и соляной кислоты, необходимой для химического производства. Заряды взрывчатки, магнитные мины, гранатомёты. Различными способами заполненные ёмкости должны быть разбиты. Газы, вырвавшиеся наружу, создадут ту дымовую завесу, под которой и пройдёт финал этой дьявольской кампании. Одного только аммиака в цистернах около восемнадцати тысяч кубов. Никто не подойдёт ближе трёх километров, а если вырвутся на волю пары соляной кислоты, то граница поражения отодвинется до шести километров, а если будет задействована азотная кислота, то и ещё дальше. При этом неизбежно возникнет неразбериха, при которой легко будет установить плутониевую адскую машину и удалиться на безопасное расстояние. Бомбисты прошлого века умерли бы от зависти при одной мысли о масштабности своих исторических последователей. Впрочем, они и так давно уже почили в прахе земном.
Почти у каждого города имеется своя страшная история, легенда о городском Апокалипсисе. К примеру, в Москве это «Ходынка». По восшествии на престол нового русского императора , помазанника божьего, 18 мая 1896 года было организовано всенародное гуляние на Ходынском поле (это в конце нынешнего Ленинградского проспекта). В программе, среди прочего, значилась раздача бесплатных подарков. Народ русский в ту пору не задумывался о заманчивой сущности сыра в мышеловке и со всей силой, по простоте душевной, ломанулся на дармовщинку. В давке тогда погибло 1389 человек, а ещё 1300 получили серьёзные увечья. И ради чего? Символического набора снеди и сувениров на сумму в полтора целковых? Это печальное обстоятельство омрачило начало царствования Николая Второго Романова, человека довольно миролюбивого, но слабого духом и волей, поддающегося чужому влиянию. Кстати сказать, массовая давка не остановила церемонии, не послужила причиной прекращения праздника. Правда, на следующий день отслужили положенный молебен, но … Известно, чем закончилась полоса летоисчисления царствования дома Романовых. Весьма трагично для Николая Александровича, всей его семьи, но в большей степени – для всего государства российского.
Быть может, историей такого местного, локального Апокалипсиса будет и случай с падением гигантского грузового самолёта «Антей», перевозившего новейшие отечественные истребители СУ-27 для Вьетнама и упавшего на жилые дома в Иркутске. Единомоментно тогда погибло около семидесяти человек, был разрушен и сгорел детский дом и многоквартирное здание. Беда упала с небес, как кара Господня. За что?! На месте трагедии скоро выстроили часовенку.
Подобный день есть и в истории Кирова-на-Вятке. Мы позволим себе вольность сделать небольшое отступление от нашего сюжета и кое-что рассказать Читателю.
Тот по-летнему тёплый день, 25 мая 1968 года выдался удачным. По крайней мере, в его первой половине. Московский театр массовых представлений готовил площадку стадиона «Трудовые резервы» для грандиозной программы «Есть на свете Москва». В массовках были задействованы студенты и школьники, солдаты и спортсмены, активисты и просто энтузиасты, числом более тысячи. Строились декорации, суетились организаторы и администраторы действа. Представление должно было начаться в 18 часов. По сценарию предполагались батальные сцены, сопровождавшиеся настоящими взрывными эффектами, а в конце представления должен был рассыпаться разноцветными брызгами фейерверк. Взвод сапёров подготовил для салюта специальную площадку, рядом с которой произойдёт апофеоз праздника. Там же должен был выступать и всенародный любимец Марк Бернес. После выступления в Кирове театр предполагал продолжить гастроли и в других городах. В деревянное строение на территории стадиона складировали готовые пиротехнические принадлежности и запас взрывчатых веществ общим весом свыше тонны. Всё должно быть под рукой и готово к применению. Концерт был не раз отрепетирован и неожиданностей никто не ожидал. Вокруг уже собрались любопытствующие, прознавшие про фейерверк. Вездесущая детвора хитроумно находила невидимые глазу лазейки, чтобы просочиться мимо суровых стражей в военных мундирах. Дневная жара делала любую работу мучительно тяжёлой, организм жаждал дуновения ветерка, который отсутствовал в чаше стадиона. Один из пиротехников что-то подправлял, с помощью молотка и стальной отвёртки. Видимо, от удара проскочила искра. Этого оказалось достаточно, чтобы прозвучал первый взрыв.
Сапёры прекрасно представляли себе, чем грозит малейшее возгорание рядом с таким количеством взрывчатки, и несколько человек, обгоняя друг друга, кинулись к дощатому складу. Наверное, они надеялись, что ещё не поздно и можно что-то исправить, потушить, разбросать … Суетился и размахивал руками командир, отдавая команды. Ещё несколько человек бросились к складу, на помощь к добровольцам, а остальные попытались оттеснить людей, которые, услыхав шум, как нарочно, начали подтягиваться к месту событий. Мальчишки попытались подобраться к складу с тыла, чтобы успеть унести несколько шутих или петард, если представится удобная возможность. Оркестр настраивал инструменты, играл вразнобой гаммы, подготавливая себя к долгой и торжественной работе. Музыканты делали вид, что не замечают бледных лиц сапёров в пропотелых солдатских гимнастёрках. Несмотря на крики, звуки труб и гулкое сердцебиение барабанов, стояла тишина, тишина 3-х часов 50-ти минут 22-го июня 1941-го года. Ещё тихо и спокойно, но моторы танков уже рокочут, и руки в кожаных крагах переключают рычаги коробок передач. Только в нашем случае трещали вспыхнувшие ящики с порохом, и оседал кирпичный козырёк балкона.
А через мгновение небольшая чаша заполненного зрителями стадиона превратилась в жерло вулкана. Грохнуло так, что вмиг вылетели стёкла всех близлежащих домов, пешеходы попадали на землю, ища укрытия в канавах и кустарнике. Взвились вверх, переплетаясь, огненные струи, закрутились колесом шутихи, но уже никто не радовался, не смеялся. Вмиг радостное предвкушение праздника сменилось яростным опустошением рукотворной стихии. На месте склада образовалась воронка, бегущих солдат и наиболее активных и непоседливых зрителей смело, как сметает аккуратная хозяйка пылинки с полированной поверхности стола. Кого размазало на бетонных ограждениях, кто нашёл смерть в кронах деревьев, а кому повезло остаться в живых. Уже в первые минуты над ужасом разрушений поднялся общий крик- стон. Окровавленные люди куда-то ползли, взывая о помощи. Обезумевшие родители искали своих детей, мужья – жён, дети – родителей. Но что можно было найти в этом хаосе разрушений? Руки, ноги, даже головы потом находили за десятки метров от эпицентра взрыва.
Скоро начала подтягиваться подмога. Закурлыкали сирены спецмашин. Милиция, «скорая помощь», пожарные, военные. Особенно много было их, людей в военной форме. Они быстро оттеснили зрителей, оказывали первую помощь пострадавшим, помогали упаковывать в мешки остатки тел. Закрытые глухими занавесками «рафики» «скорой помощи» сновали конвейером между дымящимся пожарищем и травмбольницей, а затем – и другими больницами города. Праздник в 1968-м году кировчанам запомнился надолго.
Уже вечером по коротковолновым приёмникам люди слушали весть о катастрофе в областном центре Киров, о погибших, числом более двухсот, об изуродованных телах, о сотнях и сотнях пострадавших. Скоро обнародовалась официальная версия, где число погибших ровнялось двадцати трём, а раненных было семьдесят человек. Вот так, разделили всё на десять. Как всегда! А через неделю нашли того, кто выдал радиостанции «Свобода» «лживые» цифры. Им оказался водитель- санитар «Скорой помощи». Кому, как не ему, очевидцу, знать действительные масштабы катастрофы. Его объявили агентом ЦРУ и осудили. Очередной враг народа, бля…
Позднее официальную цифру чуть скорректировали – 39 человек погибших, 11 человек получили особо тяжкие повреждения, ещё 21 повреждения получили менее тяжёлые, а 10 – лёгкие телесные повреждения без дальнейшего расстройства здоровья, и 30 – с лёгким расстройством здоровья. Вот так, тонна взрывчатки разнесла стадион при полном аншлаге, и лишь какая-то сотня бедолаг убилась- покалечилась, а остальные отделались лёгким испугом. А как же кавалькады переполненных труповозов? А сам стадион? Ведь он представлял собой ужасающее зрелище разворошённой братской могилы. На этом «Трудовые резервы» закончили свою карьеру массового учреждения. Стадион так и не стали восстанавливать. До сих пор оскалом черепа торчат обрушенные бетонные блоки скамеек, где сидели зрители, где всё было залито кровью и покрыто сажей от взрыва. Поговаривали, что по ночам в день смерти слышен многоголосый гул тех, погибших. Они до сих пор ожидают салюта…
Неужели подобной легендой обернётся происшествие на химкомбинате, если события станут послушно развиваться согласно сценарию Эль-Моута, террористу от газавата?
Пулемёт установили в багажнике «Волги». Сам Багаев лично смонтировал автоматическое устройство, сделав приспособление для управления огнём из салона машины. Сейчас можно было смести с дороги любого преследователя, если это не будет танк или БТР. Дело предстояло серьёзное и боевики не были настроены на шутки. Война есть война, тем более, если ведётся она на территории противника партизанскими методами.
Двинулись с места. Полная луна нависала над городом, освещая улицы и крыши домов. Светофоры перемигивались жёлтыми глазами, приветствуя редкие ночные машины и запоздалых пешеходов, по преимуществу – романтично настроенные парочки.
Боло покосился на Хафизу. Молодая женщина с тонкими чертами смуглого лица. Чёрные изгибистые линии бровей и небольшие золотые серёжки в ушах. Стал бы он прогуливаться с ней по ночным улицам города, приобняв её за стройную талию? Трудно представить себе такую картину. У него в голове не укладывалось, что Хафиза может быть просто девушкой, со своими мечтами и мыслями о замужестве и детях. Она всегда была напарником Магомета, обеспечивала связь, информацию, а порой даже участвовала в опаснейших походах и операциях. Вот как в этот раз.
«Волга» по слободскому тракту добралась до старого кладбища у посёлка Макарье, повернула на Субботиху, а затем вышла на грунтовку. На коленях у Магомета лежала подробная карта города и его окрестностей с обозначением всех дорог и тропинок, всех посёлков и деревень, включая и те, что остались в наличии лишь на листах топографического альбома. Навалихины, Подлевские, Кузнецы. Деревушки прижимались к самому берегу Вятки. Многие из сельчан были рыбаками и имели потому лодки, большие и маленькие, из струганых крашеных досок, с вёслами, или с дюралевым корпусом и мощным подвесным мотором. Лодки лежали, вытащенные на берег, перевёрнутые кверху днищем, или покачивались на лёгкой волне, принайтованные крепкой цепью ко глубоко вбитым в берег кольям.
Машину отогнали в сторону, набросили на неё сверху брезентовое полотнище. Боло подсоединил к замку зажигания заряд. Теперь любой из чужаков, забравшийся воровски в машину, мог закончить свою жизнь в диких мучениях, разорванный взрывом на части. Шансов, что террористы будут возвращаться по этому же пути и на этой же машине, было не так уж и много. Боло вытащил из багажника пулемёт. Его решили не оставлять, а взять с собой. Равно как и гранатомёт. И сумки со взрывчаткой.
Эль-Моут сам поколдовал над одной из лодок. Отсоединил замок. Все трое сели в лодку, побросав на дно груз. На вёслах пересекли реку, благо противоположный берег был не так уж далеко. Течение сносило лодку вниз, но оба террориста усердно загребали воду вёслами, брызгая с непривычки по сторонам. Не каждый ведь день приходится упражняться в гребле.
Кирово-Чепецк заключён в кольцо тремя реками. С северной стороны это – Вятка, с восточной – Чепца, а с запада – мелкая речушка Просница. Химкомбинат построен на берегу Вятки, вблизи её старого русла, где сохранилась цепь заливных лугов и маленьких озёр. Некоторые из них использовались под слив отходов производства.
Переправившись, Багаевы и Боло замаскировали в кустарнике лодку, а затем поднялись на крутой берег. От химкомбината их отделяло всего лишь несколько километров.
Москаленко вышел на заправочную станцию. По причине позднего времени, найти попутную машину было сложно, автобусы уже не ходили. Конечно, можно было попробовать угнать любой из автомобилей, стоявших под открытым небом, но в наше беспокойное время любая машина снабжена сигнализацией, и тогда район наполнится патрульными автомашинами, которые будут искать одинокого неряшливо одетого мужчину, напавшего на работников внутренних дел. Короче, необходимо как можно быстрее выскользнуть отсюда.
В ночное время водители весьма неохотно сажают попутчиков, тем более если те имеют столь непрезентабельный вид. Выручку с такого получить весьма и весьма спорно, а вот неприятность словить можно запросто. Поэтому и решил Николай машину найти на заправке.
Странное дело, но в ночное время, когда нормальный человек охотно отдаётся в ласковые объятия Морфея, или супруга противоположного пола, тем не менее находится немало любителей раскатываться по опустевшим улицам. Гоняют ли это явно выраженные «совы», или опасающиеся дневного движения любители, ночные ездуны- стритрейтеры лихо выруливают по улицам и проспектам, газуют у светофоров и даже устраивают порой «пробки». Да-да, в ночное время можно попасть в дорожный затор. Для этого не обязательно ехать в ближайший мегаполис. Все «прелести» урбанизации можно ощутить, не отходя, как говорится, от кассы. Нам не понять, признаемся сразу, прелести ночных поездок, когда имеются более увлекательные ночные мероприятия.
От «Мицубиси Паджеро», набитого бритоголовыми молодчиками, Николай отказался сразу. Запылённый «уазик» с озабоченным водителем, пересчитывающем смятые купюры, он тоже обошёл. Направился полковник к «Ниве», возле которой хлопотал высокий и ловкий мужчина с короткой причёской и улыбчивым лицом. Небольшие аккуратные усы его украшали, а подбородок был чисто выбрит, несмотря на позднее время. В салоне «Нивы», судя по всему, сидела жена, маленькая миловидная женщина с дочуркой, голова которой была прикрыта косынкой. Девочка хотела спать и хныкала, а мама её со смехом тормошила, не давая закрывать глаза. Вообще-то на заправочной станции спать не рекомендуется, мало ли что может произойти. Лучше всего пассажирам дожидаться своего транспорта поблизости, но так делают лишь водители автобусов, а легковые машины к правилам относятся не столь щепетильно.
Николай подошёл ближе и деликатно кашлянул в кулак.
-- Извините меня, -- начал Николай, приглядываясь к водителю и, краем глаза, к евойной супружнице, -- за то, что мешаю в столь позднее время. Но, обстоятельства, знаете ли …
-- Да-да, я вас слушаю, -- водитель закрыл колпачок бензобака и накинул сверху щиток. Он всё ещё улыбался, но взгляд его стал более серьёзным.
-- Дело в том, то я отстал от своих. Мы приехали в Киров-на-Вятке на свадьбу к родственникам. К дальним родственникам, причём со стороны жены. Было довольно весело, погуляли вообще-то хорошо, дня два, не меньше. Жена моя своих родственников любит, даже самых дальних, знаете ли. И вот, получилась неприятная оказия. Видимо я малость задремал, а когда в себя пришёл, никого уже и нет. Все разъехались, понимаете? И я не помню, где живут те родственники жены, к кому мы приехали на свадьбу. Точнее, помню, но – старый адрес. Не так давно они поменяли место жительства. Всё это хорошо знает супруга, но она, видимо, уехала со всеми остальными, а также с деньгами, документами и со шляпой. А я вот, видите, остался здесь. Мы немного выпили, свадьба всё-таки, не хухры-мухры, вот и получилась такая неожиданность.
Мужчина нахмурил брови и оглядел Москаленку с головы до ног. Тот виновато улыбнулся и развёл руками. Вообще-то его костюм хоть и был изрядно помят и кое-где выпачкан, но имел хороший вид и весьма дорогой фасон, а сам полковник, несмотря на небритые щёки, не походил на прощелыгу.
-- Что же вы от нас хотите? – спросил мужчина. – Денег на дорогу?
-- Зачем? – замахал руками Николай. – Автобусы сейчас до Кирово-Чепецка уже не ходят. Конечно, я мог бы где-нибудь на лавочке переспать, а утром найти всё же тех родственников, но боюсь, что моя история не понравится стражам порядка и рискую я потому попасть в этот их, как его, «обезьянник», или хуже того – в вытрезвиловку, хотя все пары из меня уже выветрились. К тому же и супруга будет волноваться, обнаружив, что я в отсутствии.
-- И? – коротко спросил водитель «Нивы».
-- Подвезите меня хоть немного, -- попросил Николай. – Я уже не говорю о Чепецке, хотя бы до городской окраины, где мне легче будет поймать попутную машину.
-- А мы сами едем до Чепецка, -- сообщила из салона машины женщина высоким и очень музыкальным голосом, похожим на перелив ручейка, бодро пробегающего по камушкам своего ложа. – Садитесь к нам, товарищ. Серёжа, давай его подвезём.
Девочка с любопытством смотрела на взрослого дядю, который имел глупость отстать от своей машины. Неужели некоторые взрослые могут быть такими безалаберными, как её называла порой мама? Дядя подмигнул, обратив на девочку внимание. Та вздохнула и отвернулась, уткнувшись в мамино мягкое плечо.
-- Садитесь, пожалуйста, -- повторила женщина, и водитель кивнул головой, показывая на место рядом с собой. Москаленку не надо было уговаривать. Он тут же устремился внутрь. Влезая, он придержал руками пиджак, чтобы пистолеты, не дай Бог, не вывалились на сидение.
-- Вас как звать? – спросила любопытная, как все женщины, супруга Серёжи.
-- Николай. Можно просто Коля. Вы бы знали, насколько я признателен вам. Какую проблему вы для меня решили. Даже трудно выразить словами. Одни лишь эмоции.
-- А как у вас жену зовут? – снова спросила соседка.
-- Ла… Лариса. – вспомнив Кудрявцеву, нашёлся Москаленко. – Лара. Вот сейчас уже, наверное, волнуется. До сих пор не понимаю, как это я сумел от своих отстать. Как в фильме «Один дома». Нас в машине много было. Такой, знаете, фургончик, «Газель» называется. В виде маршрутных такси они в основном разъезжают. Все расселись, это помню. Потом, видимо, остановка была, свежий воздух вспоминается, а дальше я, наверное, задремал, а когда очнулся, понял, что сижу не в машине, среди знакомых и родственников, а на лавочке, и в гордом одиночестве. Ей Богу, как в анекдоте получилось. То-то завтра смеху будет.
-- Мама, дядя – алкоголик? – громким шёпотом спросила у мамы дочка.
-- Что ты, Алёнка. – цыкнула на дочку женщина. – Просто дяде не повезло.
-- Как в фильме «Невезучие»? – не желала униматься Алёнка.
-- Вот-вот, -- обрадовался Николай. – Самое точное определение. Если что-то рядом происходит, то происходит именно со мной. Я частенько попадаю в разные истории и стараюсь не обращать внимания на негативную сторону некоторых происшествий. Вот как сегодня. Если бы я не нашёл машину, то устроился бы где-нибудь в сквере, как дикарь в лесной чащобе.
-- А комары? – подняла голову девочка. – Они же кусаются.
-- Я тоже умею кусаться, -- с улыбкой заявил полковник. – Не позавидую тем комарам.
-- А что бы вы стали делать против воды? – спросил, усмехаясь, водитель Серёжа.
-- Как? – не понял вопроса Москаленко.
Вместо ответа Серёжа кивнул головой наружу. Действительно, стало ещё темнее и мрачнее. Незаметно небо покрылось густыми тучами. Быть может, они казались столь грозными из-за ночной тьмы, но, скорее всего, действительно надвигалась гроза.
-- Что ж, -- деланно нахмурил брови Николай, первым делом я бы постарался найти настоящий двуручный рыцарский меч и, как Робин Гуд, отбивал бы клинком капли дождя.
Девочка в восторге завизжала, представив себе это зрелище.
-- А если бы выскочила молния?
-- Я бы и её отбил, как Люк Скайуотер, последний Рыцарь Джедая, сражавшийся лучевым мечом с Дартом Вейдером.
Николай сложил ладони вместе с вытянутыми указательными пальцами и взмахнул несколько раз руками, отбивая воображаемые лучи. Алёнка вновь восторженно запищала.
-- А не лучше ли найти обычный зонтик? – спросила с улыбкой мать Алёнки.
-- Так ведь я неудачник, -- ответил полковник. – Мне всё больше мечи попадаются, а не зонтики, как всем другим.
-- При этом он локтем нащупал в кармане приклад пистолета и вздохнул. Признаться, ему уже надоело воевать. Сколько можно заниматься войной? Когда же, наконец, всё это прекратится?
-- А чем вы занимаетесь ещё? – вновь спросила любопытная женщина. – Кроме попадания в неприятные истории и поиска лазерных сабель?
-- Чем ещё? – переспросил полковник. – Если я отвечу, что спасаю мир, вы вряд ли мне поверите. (Женщина помотала головой). Тогда можно сказать, что я – предприниматель.
-- Бизнесмен? – уточнила собеседница.
-- Да. Похоже, что так. Занимаюсь своим делом.
-- Но – не совсем удачно? – вставил своё слова Серёжа. Он внимательно наблюдал за дорогой со всем её полным набором выбоин и ухаб, и вполуха прислушивался к беседе. Алёнка вновь намылилась спать и прикорнула на коленях у мамы. Николай сел в полуоборота, чтобы видеть обоих собеседников и вместе с тем не смотреть в сторону возможной проверки со стороны милицейских патрулей. Уже несколько машин их проскочило навстречу «Ниве». Что это было? Плановые поездки, или на пульт дежурного по городу поступило сообщение о нападение на патруль ДПС?
-- Да, совершенно верно. По большей части дела идут не лучшим образом. Но не в наших правилах сдаваться обстоятельствам, когда-нибудь и на нашей улице пойдут радостные колонны и мы тоже ухватим за хвост птицу цвета ультрамарин, как это поётся в песне у Макаревича.
-- Дай Бог.
-- А вы чем занимаетесь? – наконец полюбопытствовал и Николай. – Каким образом судьба преподнесла мне такой роскошный подарок – путешествовать домой в столь приятном обществе.
-- А мы ездили в гости, -- охотно поведала ему женщина. – У Серёжи здесь живёт мама. Мы тоже долгое время проживали в Кирове, но вот недавно перебрались в Кирово-Чепецк. Нашли там работу и теперь трудимся.
-- На благо Родины?
-- На собственное благо, -- уточнил Серёжа. – В последнее время сложилось так, что Родине мы не очень-то и нужны. Конечно, наш труд охотно принимается, но вот всё остальное … Складывается впечатление, что в Конституции государства страницы с правами граждан куда-то затерялись, остались лишь одни обязанности. Граждане обязаны платить налоги, защищать государство, ходить на выборы и т. д. и т. п. Но никто не несёт никакой ответственности за материальное положение самих работающих, за учёбу детей, за качество лечения, вообще ни за что. Деньги, деньги! Кругом одни только деньги! Всё покупается и продаётся. У молодёжи не осталось никаких идеалов, какие были у нас и старших поколений. Главное место общенародного Идеала нам навязан Золотой Телец.
-- Серёжа, не расстраивайся, -- обратилась к водителю супруга. – Что мы можем сделать? Лишь постараться как можно дальше дистанцироваться от этой дурацкой политики и столь же дурацких идеалов. Мы – семья, а до остального нам…
Она махнула рукой. Девочка на коленях зашевелилась, но не проснулась. Николай глянул на Алёнку и снова тяжело вздохнул.
-- У вас тоже есть дочь? – спросила женщина.
-- Н… нет, -- ответил Москаленко. Он старался говорить правду, хотя бы в границах своей на ходу придуманной «легенды». – С ребятишками у нас с Ларой пока что не выходит.
-- Ничего, -- успокоила его собеседница. – Это дело наживное. Алёнка у нас тоже не сразу народилась. Мы с Серёжей даже успели побывать в Сибири, в далёкой Якутии. На заработки туда ездили. Серёжа работал на золотом прииске, а я в аэропорту диспетчером. Конечно, если крошечную комнатушку можно считать диспетчерским пунктом, а выровненное бульдозером поле – аэродромом. Слышали вы такое название – Алдан?
Полковник честно пошевелил извилинами.
-- Кажется, что-то припоминаю. Не так давно секта пятидесятников захватила там здание местной администрации, и сектанты пригрозили сжечь себя заживо, если с ними не рассчитаются за какие-то там долги. Правда, ничего там у них не вышло. Вызван был отряд милиции специального назначения, а те штурмом взяли администрацию и отбили у фанатиков детей. Потом ещё проходил суд над главарями той секты. Про долги больше никто не заговаривал.
-- Это было много позже нас, -- нахмурилась собеседница. – Тогда такого беспредела в стране не было. Люди честно работали и получали своё, заработанное. Для этого не было нужды ни в захвате заложников, ни в угрозах самоубийством. Конечно, жизнь в тех краях очень сложная, но и есть что вспомнить. Правда, Серёжа?
Водитель кивнул и переключил скорость. Машина запрыгала по ухабам. Пошёл неважный участок. Кажется, это было в районе железнодорожного переезда, так как мелькнул шлагбаум и освещённая будочка обходчика путей.
-- Раньше Алдан назывался посёлком Незаметным. Интересно, правда? Это говорило о его ничем не выдающихся данных. Просто селение и всё. Одно из многих других. Но потом там обнаружили золото, целое месторождение. Посёлок стал разрастаться. Самодеятельных старателей, промышлявших вручную, сменяли бригады, работающие с помощью механических приспособлений. Золотонесущая порода вымывалась гидромониторами, транспортёрами её поднимали в модульный цех, где порода измельчалась. Из сланца и камней извлекалось золото, в песке и самородках. Затем пустая порода сваливалась в отвал. Её там уже скопилось целые холмы, похожие на египетские пирамиды. От железнодорожной станции Нерюнгри до Алдана протянулся Амуро-Якутский автомобильный тракт. По нему и перевозили промышленное золото. Трассу ту хорошо охраняли. Так было раньше. Сейчас, по-видимому, многое поменялось. До сих пор вспоминаются тамошние друзья, знакомые. Они тоже работали там по контракту, как и мы. Конечно, условия жуткие, особенно зимой, когда пальцы примерзают к металлу мгновенно. Бедный Серёжа, досталось ему там здорово. Он обслуживал одну из золотодобывающих драг.
-- Зато на «Ниву» там заработали, -- улыбнулся водитель. – Людей настоящих повидал. Деньжатами разжились. Правда, почти всё в хозяйство ушло.
-- Он у меня человек ужасно хозяйственный, -- любовно заворковала супружница. – Я за ним, как за каменной стеной. Пока мы все вместе, с Алёнкой и Серёжей, нам ничто не страшно.
-- А что же вы в Чепецк перебрались? – полюбопытствовал Николай. – Ведь город этот в таком опасном соседстве. Рядом – огромный химкомбинат.
-- А где сейчас не опасно? – возразила женщина. – Кругом всё отравлено и загажено. Воду из-под крана пить нельзя – отравлена хлоркой и разными химическими отходами. Воздухом дышать не рекомендуется - там такие летучие соединения находят, что аллергия и туберкулёз стали делом повседневным. На солнце выходить тоже нельзя. Озоновый слой вокруг нашей планеты истончился, и жёсткие ультрафиолетовые лучи выжигают эпидермис, вызывая злокачественные ожоги и опухоли. Продукты отравлены. Мебель делают из отходов, пропитывая их формальдегидными смолами, которые дают при нагревании вредоносные испарения. Даже стены домов, бывает, фонят радоном, то есть радиацией. Так что, при таком раскладе, химкомбинат уже не кажется столь страшным. Обычное дело, понимаете ли, для нашего сумасшедшего времени. К тому же проживаем мы в садоводческом районе города, в посёлке Гари. Там сплошная стена зелени, и на душе оттого становится как-то спокойнее.
-- Скоро будут Ключи, -- объявил водитель Серёжа. – А потом будет посёлок Пригородный. То есть мы уже почти в черте города. Скоро нам поворачивать.
-- Великолепно, -- обрадовался Николай. – Так незаметно пролетело время. Я был очень рад с вами познакомиться. Редко вот так встретишь людей, которые сразу и надолго понравятся. Без всяких недомолвок и условностей. Может быть, ещё придётся когда-нибудь встретиться… Знаете, разговор с вами придал мне силы.
-- И? – коротко спросил Серёжа.
-- И… я сейчас быстро доберусь до дома, -- пояснил полковник. – Пока не начался дождь.
-- Это будет непростой дождь, -- сообщила женщина. – Настоящая гроза. Она вот-вот начнётся. Побеспокойтесь. Серёжа, может, мы подбросим товарища до дома?
-- Ты забыла, Ирина, что у нас не закрыты теплицы. Того и гляди – ударит ливень. Кабачки, перцы, помидоры. Их всех безнадёжно побьёт. А если град?
-- Не беспокойтесь обо мне, -- высказался и Николай. – Мне осталось-то отсюда – всего ничего. Удачи вам. И… всего хорошего.
-- И вам хорошего. И удачи!
«Нива» скрылась вдали, мигнув на прощание красными стоп-сигналами. «Удача!». Она ему сегодня определённо понадобится – удача! Чтобы и дальше оставалась здесь эта семья – Серёжа, Ирина и Алёнка их, девочка со смешными косицами. А сколько ещё таких семей проживает в Гарях, Ситниках, Утробине, во всём городе? Всех их обязан защитить он, Николай Москаленко, Сусанин новейшей истории, что привёл сюда отряд горских шляхтичей, и обязан он теперь завести их дальше, прямо в трясину небытия. Даже если ему самому придётся исчезнуть там вместе с ними.
Загрохотало. Упали на голову первые капли.
Глава 35.
Горячась и брызгая слюной, Руслан только ещё начал свой рассказ о происшествии в спортзале, а Батый уже понял, что они проиграли. Единственное, что ещё оставалось им сделать, так это исчезнуть отсюда, из Кирова-на-Вятке. Потом он разберётся, кто виноват во всей этой истории, кому и что воздастся и за какие провинности.
Плачущим голосом Руслан Гиимаддеев пересказывал о своих чувствах, когда в зале грохотали выстрелы, кругом визжали пули, а рядом кричали раненные товарищи. По его словам выходило, что Котёл им устроил засаду и, с помощью своих дружков, попытался расправиться с батыйцами. Лишь личная расторопность Руслана позволила ему вырваться из враждебного окружения. Известие о ранении Аттилы Батый выслушал спокойно, если не сказать больше – равнодушно. Всё это – пройденный этап. Он это понял и уяснил для себя сразу, как факт свершившийся.
Опыт многочисленных боёв и сражений на тысячелетнем этапе взросления человечества, идущего к мареву цивилизации, вылился в целую науку, основанную на своих, строго выверенных закономерностях. Два столпа – стратегия и тактика объединяют в себе итоги больших и малых войн, жизнеописания полководцев древности, средних эпох и новейших времён. Своё слово сюда вписали Александр македонский и Карл Смелый, Ганнибал и Кир Второй Великий, Наполеон Бонапарт и Джон Черчилль Мальборо, Александр Невский и Дмитрий Донской, Александр Суворов и Михаил Кутузов, Георгий Жуков и Эрвин Роммель. Десятки военных гениев, сотни талантливых полководцев, тысячи опытных военачальников. Следы воинских колонн складывались в буквы уставов, колеи колесниц и тачанок составились в строки воинских учебников, кильватерные струи фрегатов и крейсеров образовали скрижали бога Марса, Ареса, Одина и Перуна.
Обход, фланговая атака, внезапный удар свежих сил из засады, быстрые ночные перемещения, использование кавалерии или танковых соединений – мало ли секретных козырных карт в рукаве у современных мольтке.
Отступление не всегда является признаком явного проигрыша и, как следствие – панического бегства с поля боя. В истории военного дела имеется немало примеров планомерного отхода на заранее подготовленные позиции, где торжествующего «победителя» ожидают хорошо пристреленные подходы и выверенные артбатареи. Такой отход нередко оборачивается весьма успешной контратакой и мог печально закончиться для излишне нахрапистого противника.
Батый, по примеру своего виртуального предка, интересовался историческими хрониками и многими примечательными эпизодами былых сражений. И, кое-что, прочно отложилось у него в голове. Главное – не поддаваться панике, искать наилучший выход, прислушиваться к внутреннему голосу интуиции, быть перед собой честным в оценке происходящего. Поэтому он так быстро принял то, что исправить было сложно, а точнее – невозможно. И, в этой ситуации, вариант разумных действий был один – отход, поспешное бегство из города, который уже с этой минуты превращался в капкан, ловушку, петлю, готовую захлестнуться у него на шее. Дело решалось минутами. Он успел позвонить Мелику, несколькими ключевыми фразами окинул ситуацию. Долго изъясняться не было времени, и Немиров бросил трубку.
Если честно, то он предусмотрел для себя такой вариант будущего и оттого сборы не затянулись. Нельзя оставлять чего-либо, что вывело бы следствие на казанские круги. А домыслы, не подтверждённые вескими фактами, не имеют достаточных аргументов и в делах международной юрисдикции.
Рядом суетился Руслан. Он то доставал вспотевшей рукой пистолет, то снова прятал его за пазуху, хватал вещи, переставлял их на другие места, или вдруг прыжком оказывался у окна и всматривался наружу, затаив дыхание. Так ведёт себя сторожевая собака, чувствующая близкое присутствие чужого.
Узак доверился обострившимся чувствам Руслана и быстро паковал блокноты с некоторыми наметками дальнейших действий своей организации по инфильтрации среди русскоязычного населения Вятского края. Элементы дестабилизации, привлечение молодёжных кругов, умелое оперирование русским менталитетом социальной разобщённости, и даже прямые акции саботажа: многое было уже начертано на мелко исписанных страничках. Немиров собирался поставить в доме компьютер и набивать информацию в файлы, но предчувствия не дозволяли ему утвердиться здесь столь капитально. И чувства его, как выяснилось, не обманули.
Скоро во двор осторожно заглянул Муса. Был он облачён в узкую водолазку, обтянувшей жирные складки на теле, и широкие штаны с карманами на коленях. Лысину его прикрывала круглая кепочка, а полуспортивная курточка защищала тело от ветра и дождя, которого ещё не было, но он явно намечался.
Во дворе у Батыя стояла «Газель», микроавтобус, взятый на прокат. Рядом лежал на боку брошенный Русланом мотоцикл. Да и директор парка прибыл явно не пешком. То есть с транспортом было всё в порядке. Можно было поодиночке просочиться за окраину города и соединиться в заранее условленном месте. Так сделал бы Руслан. Но будет ли это мудрым решением? Представьте себе натянутые струны нервов человека, в любой момент ожидающего подхода опергруппы ОМОНа. К тому же придётся распылить и без того ничтожные силы. Возможно, придётся активно отрываться от преследователей. Попробуйте сами стрелять на полном ходу, в то же время управляя машиной. Это получатся только в приключенческих фильмах, да и то лишь в самых низкопробных. Короче – решили выбираться группой.
Свою «девятку» Муса оставил в соседнем переулочке, между двумя приземистыми домиками, рядом с длинной поленницей. Машину решили там и оставить. Мелик сначала горячо возражал, но потом был вынужден согласиться с вескими доводами более опытного в таких делах Немирова.
Совместными усилиями в багажник «Газели» впихнули мотоцикл. Мало ли что, а тут под рукой ещё одна автономная единица техники. Узак сам уселся за руль автобуса и вывел машину со двора. Он так и оставил ворота распахнутыми. Теперь уже всё равно. Отъехав, подумал, что можно было заминировать вход в дом, но возвращаться не хотелось, и он прибавил ходу.
В своё время, в середине двадцатого столетия Первый секретарь Албанской партии труда Энвер Ходжа издал указ о запрете частного владения автомобильным транспортом. Законопослушные албанцы перемещались по улицам Тираны, Шкодера и Гирокастры пешком, на велосипедах или на меланхоличных осликах. Это вовсе не означало, что булыжная мостовая албанских городов не испытывала давления шин грузового или легкового автотранспорта, но был он на сто процентов государственным, то бишь работали все машины на благо не частного лица, слабого перед искусом обладания, а на всё общество в целом, находящегося под покровительственным вниманием людей знающих, опытных в разного рода делах, как мирских, так и политических. Насколько легко было контролировать дела и чаяния населения, когда частное подменялось общественным. Всяк на виду, под «рентгеном» мнения общественности, а с нею и безопасности государственной.
Канули в Лету идеи Ходжи, своеобразные обработки трудов Иосифа Сталина, Льва Троцкого и Мао Цзэдуна. Албанцы отказались от идеи противостояния всему миру, мировой самоизоляции, забросили бетонные убежища индивидуальных огневых точек, выстроенных рядом с каждым жилым домом, и жадно включились в международную жизнь, откусив от соседней Югославии целый край Косово.
Но оставим курортное побережье Адриатики и окунёмся снова в грозовые реалии российской глубинки. «Газель» нырнула в автомобильную артерию, пронизывающую городской организм, и всё дальше удалялась от старой части города. Узак внимательно вглядывался в пробегающую мимо машины городскую жизнь. Ведь в любой момент под колёса мог шатнуться пьяный люмпен, или выкатить зазевавшийся подросток на роллерах. Бедовые старушенции или бестолковые автолюбители, алчный дорожный инспектор или наглый городской рэкетир, любой из них мог стать причиной остановки, а значит и потери драгоценного времени. Поэтому и необходимо было всё держать под неусыпным контролем, видеть и анализировать, чтобы вовремя свернуть, увеличить скорость или наоборот – притормозить.
А тем временем Муса начал расспрашивать Руслана о подробностях этой неприятной истории. Руслан по новой начал рассказ, прямо и без утайки, почти теми же словами, что до того выслушивал Немиров. Только в этот раз роль самого Руслана несколько возросла, а число сторонников Котлякова увеличилось в несколько раз.
Муса недоверчиво щурился, слушая, как оборзевшие до крайности качки попытались взять в оборот команду Руслана, как они коварно открыли огонь с нескольких стволов по батыйцам.
-- … Они надеялись нас уничтожить, стереть в порошок, и никак не ожидали, что мы «покажем зубы», что и у нас окажутся «пушки». – Руслан почти что захлёбывался от эмоций, брызгая слюной и размахивая руками. Он снова переживал те минуты. – Мы им показали! Вот ребят только наших жаль, все там остались…
-- Что-то я не очень въезжаю в это дело, -- хмыкнул недоверчиво директор. – По твоим словам следует, что произошла настоящая стрелка, когда две команды сталкиваются в борьбе за сферы влияния, в данном случае – тот спортивный зал. Так?
-- Н-ну, -- неопределённо ответил Руслан.
-- А в чём смысл самого конфликта, если вы и так собирались исчезнуть из города на следующий же день?
-- Но ведь этого же не знали ни сам Котёл, ни его дружки- приятели.
-- К тому же, ввязываясь в конфликт с местной молодёжью, вы демаскировали всю нашу операцию, -- заявил вдруг Муса.
-- Это чем же? – лицо Руслана вытянулось, стало более европейским.
-- Ну, как чем, -- ухмыльнулся Муса. – Вам надо было не привлекать к своей группе лишнего внимания, включая сюда и работников внутренних дел.
-- Но мы ничем… -- начал было оправдываться Руслан.
-- Ха-ха. Твой Котёл наверняка был на учёте у местных «пинкертонов», отвечающих за профилактику правонарушений в своём районе. Они наверняка заинтересовались появлением конкурентов у местной шпаны. Быть может, уже завтра к вам постучались бы государственные мужи в синих мундирах и сунули бы всю твою хвалёную компанию в следственный приёмник. А уж там-то они нашли бы до вас «ключик», с помощью которого выудили бы всю операцию с водителями парка. Вот всё это я и называю провалом.
Растолковывая юнцу прописные истины, Мелик держался снисходительно, подчёркивая своё превосходство в делах такого рода. Как же, он был фигурой, коммерсантом, ловким игроком на поле полукриминальной экономики, барракудой, а рядом с ним сидела мелкая сошка, бычок, лишь начинающий ещё своё самостоятельное плавание. Как часто для подобных «пловцов» все игры заканчиваются смертью в придорожной канаве от пули конкурентов, или в тюремной камере под перекрёстным допросом «порфириев петровичей».
А Руслан тем временем осерчал. По словам директора, всего какого-то скользкого, мыльного типа, получалось, что во всём виноват именно он. Легко рассуждать директору, сидя в тёплом кабинете, со вкусом прихлёбывая заваренный секретаршей чай, тогда как ему вместе с остальными парнями приходилось рисковать собственными шкурами, претворяя в жизнь спланированные директором действия. И вот теперь этот человек выворачивал дело совсем в иную сторону.
Когда в салоне образовалась пауза, Батый как бы очнулся. Одним взглядом опытного педагога- психолога он понял, что в машине явно назрела ситуация и требуется особый клапан для разрежения.
-- Внимание! – он повысил голос, искусно вплетая в тон нотки истерики. – По-моему, за нами погоня. Вы слышите звуки сирены?
Оба противника дружно прислушались, хмуря от напряжения лбы. Сквозь завывания двигателя доносились чьи-то крики, вопли клаксона и даже гулкие хлопки пылевыбивалки некоего маньяка от гигиены, но вот только переливистых трелей милицейской сирены не наблюдалось. Руслан пожал плечами, а Муса даже высунул голову в опущенную форточку.
-- Неуж-то показалось? – выдавил, казалось, через силу из себя Немиров. – Неужели нервишки шалят? Коли так, то попрошу заменить меня за баранкой. Русланчик, сядь-ка на моё место, а я переберусь назад, передохну пару- тройку минут, может мысля какая дельная в голове тем временем народится.
Почти на ходу в автобусе произошла быстрая рокировка, в результате которой несостоявшиеся противники отодвинулись друг от друга. Один теперь вглядывался в дорогу, руками ощущая уверенный ход послушной машины, а второй продолжал прислушиваться к своему воображению, которое почему-то модернизировало любой посторонний звук в далёкое курлыканье сирены.
-- Миша! Михаил! Ты помнишь?..
Всю дорогу Королёв тормошил своего хорунжего. Он вывалил на него ударную дозу информации. Здесь были сведения и о самом Казакове, и о его родителях, о командирах и боевых товарищах. Молчун Королёв перевоплотился в болтуна. Рот его не закрывался ни на минуту, пушистые усы безостановочно шевелились. Казалось, что они вот-вот поднимутся в воздух экзотической мохнатой бабочкой и порхнут над головой вновь обретённого командира, навевая на ухо забытые истории прошлого.
Наверное, это обилие информации сыграло обратную роль. Миша Казаков, а точнее уже Иванов, или всё ещё Иванов, сначала загорелся новостями, но вскоре как-то весь посерел и сник. И это заметил не только Королёв, но и казахстанские казаки, Ахрапенко, Багров. Всё происходящее было столь неожиданно, что все они столпились тесной стеной и в упор разглядывали пришельца, как оказалось, такого же казака, только с другого российского рубежа, с кавказского.
Начались расспросы, после того, как станичники уверились, что этот серьёзный, уверенный в себе усач, на самом деле тот, за кого себя выдаёт. Уж очень невероятна была история, которую он «вылил» на голову Михаила, да и всем остальным обитателям села Казахстан.
-- Там, у нас, у тебя, Миша, есть свой дом, мы за ним присматриваем. На стенах висят фотографии матки, батьки, твои, наши, обратно же имеются.
-- Свой дом и здесь у Миши появился, -- заявил Кремень, -- мужик решительный, под тать фамилии. – А вместо фотографических изображений физии наши Миша может лицезреть в беспрерывности.
-- Други, -- повернулся к подтянутой толпе станичников Королёв, -- простите меня за малое к вам внимание. Вы все здесь герои Отечества, во всей своей полной значимости этого слова, и являетесь нашими братьями и даже больше того – единоверцами. У всех нас бьётся в груди одно общее сердце – сердце казака. В жилах – одна кровь, и это тоже кровь казака. Я думаю, что все вы понимаете и разделяете мою радость, радость человека, нашедшего, наконец, своего друга и фронтового брата. Да-да! Мы уже немало успели повоевать вместе, и во время одной из операций наш Миша, хорунжий, бесследно пропал, исчез на поле боя. Было это в одном из черкесских селений. Сколько мы земли перешерстили в поисках своего друга, одному Богу ведомо, по нашу и по ту сторону рубежа, тайно проверили аулы исламские, заглянули в подземные зинданы с пленниками. Побывали даже в кабинетах влиятельных имамов. Но Миша Казаков словно испарился, исчез без всякого намёка на след. Можно было потерять всякую надежду, но мы продолжали поиски, и вот, совершенно неожиданно, нащупали ниточку. И где? За тысячи и тысячи вёрст от фронтира, во глубине российских пределов.
-- Мне кажется… мне казалось, что я нашёл здесь своё место.
Казаков поднял бледное лицо и вгляделся в глаза товарищей. Семёнов, Багров, Ахрапенко. Все были тут, стояли тесно, плечом к плечу, стеной.
-- А иначе и быть не могло, -- с готовностью подхватил Королёв. – Мы люди военные, закалённые, привыкшие ко многому. Кому, как не нам, справиться с подобными передрягами судьбы?
-- А как всё же Михаил попал в ту историю? – поинтересовался у неожиданного свидетеля полковник, Евграф Кузьмич. – Мы все помогали тут Михаилу в его попытках обрести память. Кое-что у него в сознании начало проясняться, вроде как всплывать из глубин. Обгорелый УАЗ вспомнился, трупы, по траве раскиданные.
--Да, так всё и было. Мы натолкнулись на патрульную машину, в упор расстрелянную бандитами. А рядом оказался целый отряд боевиков, тайно перешедших границу с противоположной стороны. Пришлось нам втроём принять бой. Вызвали подмогу. Получилось так, что Миша очутился в самом пекле, то есть в центре сражения. А когда помощь подошла, на БТРах и БМП, было уже поздно. Бандитов тех почти полностью повязали, в основном то были наёмники и остатки дудаевской гвардии, «волки», но только вот хорунжего нашего среди пленных не оказалось. Хорошо хоть, что и среди трупов его не нашлось. Тогда мы решили, что какая-нибудь группа всё же просочилась через наши позиции, а командира нашего прихватили с собой заместо живого щита. Сразу же мы совершили молниеносный рейд в тыл к противнику, но – безрезультатно. Ни боевиков, уходящих от погони, ни Мишу мы не нашли, пришлось отходить, чтобы не развязать пограничного конфликта, но уже по нашей инициативе. Там, у нас, такие дела завязываются запросто, а вот улаживать всё очень сложно, и не всегда без крови человеческой всё обходится.
-- Нам подобные истории не внове, -- ответил Кремень, -- чай не первый день замужем. И у нас лихо бывало.
Другие станичники на него зашикали, а полковник нахмурил мохнатые брови, что почти полностью прикрывали собой глаза. Василь хмыкнул и развёл руками в стороны. Казаков шумно вздохнул.
-- Знаешь, -- он повернулся к Королёву, -- Сергей, мне тяжело. Я только-только обрёл друзей, свыкся с мыслью, что кому-то нужен, делаю общее полезное дело, да и, сказать честно, полюбил этих людей. Я даже успел привыкнуть к себе, как человеку без прошлого. А теперь вот надо снова бросить всё, и вернуться в то место, где, получается, я ранее проживал, работал, делил хлеб с товарищами
-- Да, Михаил! – Королёв был готов обнять товарища и прижать его к своей широкой груди.
-- Но мне это сделать трудно. Я и так-то до сих пор в полной мере не ощутил себя целым человеком, а вырвать из себя ещё один кусок и оставить здесь… нет, этого я сделать не в силах.
-- Но, как же так?! – удивился Сергей. – Ведь мы же твои боевые товарищи, братья, ты с нами провёл несколько бесконечно длинных лет. Каждый из нас готов отдать за тебя жизнь, что ещё есть у казака дорого, кроме любви к Родине?
-- Я это хорошо понимаю, и представляю, но и этих вот людей тоже бросить выше моих сил. Больно мне это, Сергей. Я думаю, внутренне это чувствую, что если уйду отсюда, то буду и далее бродить беспамятным Агасфером по весям российским… Прости, это звучит наверное глупо, особенно если судить со стороны.
Королёв опустился на скамейку, скрутил пальцами кепчонку в тугой жгут, глянул, снизу вверх, на командира, на тесный круг крайне серьёзных лиц. Всё было совсем не так, как он это себе представлял, добираясь до Казахстана на автобусе, а потом и просто на попутных машинах, когда ощутил, что не в силах сидеть на крошечной автостанции и дожидаться нужного рейса. Внезапно ему в голову пришла мысль, со всех сторон удачная.
-- Ты уже обжился здесь, Миша, пустил, что называется, корни, чтобы врасти в эту землю. И для этого настроил себя на жизнь с людьми, здесь проживающими. Что тут скажешь, скорее всего, очутись я на твоём месте, поступил бы также в точности. И моё предложение сейчас будет такое. Проведи меня, Миша, до Кирова-на-Вятке, до города губернского то есть. Там остался ещё один твой друг, а мой верный товарищ, Юрко Гордиенко. Парень он горячий, молодой, встрял в одну историю и оттого не смог со мной сюда подъехать. Давай и с ним пообщаемся, а уже потом будем решать, как нам дальше быть.
Эта идея понравилась всем, и самому Михаилу, и вновь обретённым соседям, казахстанцам. Они тут же, всем гуртом, решили ехать в город вместе с Мишей. У каждого нашлась и веская причина, и достойный повод.
-- А что заставило твоего Гордиенку задержаться в городе? – спросил с любопытством Васильчик.
-- А он временно устроился в таксопарк. И уже там попал в самую круговерть, связанную с махинациями собственности парка. Обычное дело. Новые хозяева видят всё по-другому и перекраивают на свой лад. А тех, кто противится нововведениям, выживают законными и малозаконными способами. Но в данном случае новые владельцы явно перегнули палку. Там серьёзно пострадали несколько водителей. Конфликт назрел и вот-вот прорвётся социальным нарывом. Вот Юрко и остался подсобить товарищам.
-- Но ведь работает-то он там без году неделя, -- заметил кто-то из обступивших пришельца казаков. – Или я неправильно понял?
-- А у нас закон суворовский, -- насупился Королёв, глянув в цепкие глаза окружающих, -- сам погибай, а товарища выручай. Только Юрко не из таких, чтобы ни за грош сгинуть или просто пострадать. Одно слово – пластун.
Кто-то уважительно присвистнул. О пластунских сотнях слыхали все. Самая элитная и подготовленная часть казацкого воинства. И было-то их всего ничего. Две сотни – в Области Войска Донского, две – на Дальнем Востоке, в Приамурье, на границе с Китаем, да ещё полусотня в Забайкалье. И всё! Зажимало казачков местное гарнизонное начальство, чинило им всяческие препятствия, раздражаясь их самодостаточностью и самостоятельностью в суждениях, но вот население российское принимало их со всей душой, шло навстречу. Чувствовали люди в них своих, защитников, людей понимающих.
Ехать решили сразу все, не откладывая дела в долгий ящик. Загрузились в автобус. Присоединились к «поезду» и несколько машин легковых, включая и ахрапенковскую «Ниву». Надюха, дочка Евграфа Кузьмича, тоже поехала со всеми, сначала села рядом с папашей, а потом и вовсе перебралась в автобус, где устроилась рядом с Мишей, ухватив его цепко за руку. Глянул на неё Королёв и вздохнул только. Понятное дело, ведь была Надюха собой хороша, волосы, густые и гладкие, собраны в тугой жгут косы и лежали на кругленьком плечике, лаская высокую грудь, что волнительно поднималась и опускалась, когда Надюха поглядывала на Михаила. Яркие губки то капризно складывались в бантик, то исчезали под жемчужными зубками, что впивались в волнении в них. Звёздами сияли большие глаза, но временами их заволакивала слеза. Тогда Надюха утыкалась головой в плечо Миши, но уже в следующее мгновение гордо вскидывалась и украдкой оглядывалась, не заметил ли кто минутной слабости. Но все деликатно отворачивались,
делая вид, что увлечённо осматривают проносящийся мимо пейзаж, или тихо беседовали друг с другом.
Таким вот образом незаметно миновали Малмыж, Кильмезь, по мосту пересекли Вятку, прошли Нолинск, затем Суну с высокой церковью из облупившегося красного кирпича. Позади остались Кумёны, родина мировой знаменитости Фёдора Шаляпина, где-то впереди маячило Бурмакино, а там уж и до города – всего ничего. Скоро, вот-вот появятся освещённые фонарями улицы с чёрными коробками спящих домов, объявится сонный брат Юрко и по-новой закрутится: «А помнишь?.. А вот это?..».
Резко завизжали тормоза автобуса. Все от неожиданности качнулись вперёд. Кто-то громко ругнулся, расшибив лоб о твёрдый затылок соседа. С рёвом мимо пролетел мотоцикл.
-- Что случилось?.. Что произошло?..
Сразу несколько человек задавали вопрос водителю и друг другу, считая соседа более наблюдательным и не таким сонливым. Шофёр вытянул руку, указывая вперёд. Там, неподалёку, виднелся микроавтобус «Газель», сидящий передними колёсами в кювете. Один борт его отсвечивал тускло-жёлтым светом, как будто кто держал там фонарик, или лампу с открытым огнём. Огонь! Точно, язычок пламени уже облизывал борт «Газели».
Когда они выбрались из города и кресты кстининской церкви исчезли за поворотом, Муса снова осмелел. Он уже так часто не оглядывался и не прислушивался, затаив дыхание. Можно было перевести дух. И начать, вместе с тем, подсчитывать убытки. А они, даже на первый взгляд, были немалые.
-- Придётся отвечать перед Фархадом, -- злобно зашипел он, обращаясь куда-то между Немировым и Гиимаддеевым. – Бай не любит терпеть поражений. Зря он связался с вашей компанией. Говорил я ему, что лучше мои связи было задействовать, подключить ребят Сарфулина.
Узак промолчал. Конечно, «Жилплощадка» - это дело серьёзное, недаром считается одной из самых жестоких казанских банд. Они бы просто перемочили всех недовольных таксистов, но пошло бы на пользу такое решение проблем? Весьма сомнительно.
А Мелик осмелел ещё больше, вспомнив своих далёких покровителей. Он потрясал кулаками и брызгал слюной, визгливо ругаясь. Он вспоминал все ошибки, всё, что можно отнести к промашкам. Если раньше такая вот мелочь казалась недоразумением, то сейчас, с подачи директора автопарка, выглядела вопиющей небрежностью, безобразием, а то и высшей степенью проявления непрофессионализма.
-- Узак! Что же ты молчишь?! – почти завопил Муса. – Ведь это же твои хвалёные молокососы облажали всё дело. Где же они? В ментовке? А этот, командир боевой десятки, почему он-то здесь? Вовремя дал стрекача? А может, его отпустили те, из органов, отпустили за то, что он обещал сдать нас с тобой милиции? Привезти на машине прямо в кутузку? Вот так вот, почти что с музыкой…
Машину занесло, так резко Руслан прижал ногой педаль тормоза. Машина пошла юзом, передние колёса сползли в кювет, но парень не обратил на это ни малейшего внимания. Одним движением он выхватил из-за пазухи пистолет и вытянул руку. От кончика закопчённого дула и до побледневшего лица директора расстояние не превышало и двух метров.
-- Ну, что же ты замолчал, собака? – ласково спросил батыец. – Только что ты был таким грозным и раздражённым, разбрасывал обвинения направо и налево. Продолжай, сделай одолжение.
-- Ты за это ответишь, -- почти прошептал директор, сверля глазами лицо Руслана, -- щенок.
-- Отвечаю, -- улыбнулся зубами парень и нажал курок. Голова Мусы откинулась назад, руки всплеснули, он съехал по сидению и завалился на пол. Пуля почти что разворотила голову. На потолке, на стенах салона и даже на остолбеневшем Немирове оказались кровавые жирные брызги. По дну салона расползалась бордовая лужица, густо-чёрная в ночной тишине.
-- Что ты наделал! – закричал после паузы Батый и сунул руку в карман, чтобы достать платок и стереть с лица неприятные осклизлые пятна. Вот только Руслан истолковал его быстрое движение совсем по-другому. Он молниеносно навёл пистолет на шефа. На срезе дула мелькнул огонёк, и тупая жестокая сила отшвырнула Узака точно так же, как мгновение назад Мелика. Он захрипел и скорчился, прижимая залитую кровью грудь к коленям. Носовой платок выпал из ослабевших пальцев и очутился в лужице крови, где принялся набухать от зловещей влаги.
Только сейчас Руслан понял, что действовал слишком быстро, повинуясь скорее привитым инстинктам, нежели понятиям разума. Он решил, что Батый задумал покарать своего помощника за убийство сообщника, как воин, то есть с помощью оружия, и, по закону самосохранения, защитил себя действием, или, по просту говоря, пристрелил своего шефа, долго не рассуждая. Правда, уже через мгновение он пожалел о своём проступке, но уже в следующий миг принял положение. Теперь надо спасать самого себя, а «Газель», в мгновение ока ставшая катафалком, или, что было точнее – склепом, он решил бросить.
Выбравшись из-за баранки, Руслан кинулся к багажному отсеку и с трудом, на грани отчаяния, выкатил оттуда тяжеленный мотоцикл. В баке его булькало. Машина была под горлышко заправлена и готова нестись куда угодно по ночной дороге.
Со стоном Узак поднял голову. Руслан приблизился к стеклу и заглянул внутрь салона. Батый остался навеки в прошлом, равно как и его исторический «предок», а в машине теперь беспомощно возился недобитый неудачник, почти труп. Он был немым свидетелем унижений Руслана, не сказал и полслова в защиту своего ученика и ближайшего в этом деле помощника, будущего офицера национальной гвардии. Вот за это он и понёс наказание! Теперь же остаётся только одно – добить его. Руслан отворил дверь, вновь достал пистолет и тщательно прицелился в голову Немирова, в седоватые слипшиеся пряди. Нужно сделать контрольный выстрел, это будет что-то вроде контрольной работы по ОБЖ. Почуяв движение, Узак поднял залитое кровью лицо.
-- Скажи – «хоп», -- попросил Руслан и нажал указательным пальцем курок, как это уже делал сегодня не раз, и не два… Ничего не произошло. Боёк хлопнул вхолостую, по пустому месту. Парень отбросил пистолет в сторону и присел. Балда, он же не проверил магазин. У него кончились патроны, а он продолжал корчить из себя крутого. А если Батый очухается и начнёт на него охоту? У него-то есть и оружие, и необходимый опыт. Даже если Руслан скроется сейчас, унесётся прочь в седле мотоцикла, то потом его всё равно достанут помощники Батыя, молодые, но весьма серьёзные и сердитые ребята, волчата. Он прислушался, затаив рвущийся из груди выдох. Узак стонет, или это он так притворяется? Но на таком расстоянии он не мог промахнуться. Пуля должна была пробить грудь навылет. А если Батый предусмотрительно надел бронежилет? С него станется. Нет, дудки! Когда он поднял после выстрела голову, всё лицо его было залито кровью. Понял ли он, что у стрелка больше нет патронов? Надо спешить.
Одним движением Руслан вырвал подкладку кармана, скрутил крышечку бака мотоцикла, смочил топливом тряпицу. Закрыл накрепко крышку и метнулся к борту «Газели». Наугад нащупал там крышек бензобака, сунул воняющую тряпку туда. Наружу остался торчать лишь маленький клочок. Поднёс к нему огонёк зажигалки и сразу отпрыгнул к мотоциклу, вскочил на него верхом.
Тряпица горела. Вспомнил, что не закрыл в машине дверь, но возвращаться не стал, под пистолет Немирова. Вот-вот вспыхнут пары бензина в баке микроавтобуса, полыхнёт взрыв и Батый превратится в факел. Пусть он тогда попробует пристрелить Руслана, он уже будет достаточно далеко.
Взревев мотором, мотоциклист рванулся в ночную тьму. Навстречу выплыл автобус, полный народа, а следом двигались колонной ещё машины, несколько штук. Чёрт, если бы они прибыли хотя бы минутой раньше, то всё могло бы кончиться совсем по-иному. Выскочив почти из-под колёс изумлённого шофёра, Руслан пригнулся к рулю и газанул. Вихрем он пролетел рядом с освещёнными окнами и в тот же миг скрылся вдали.
Люди прыгали из автобуса. Кто прятался за бортом, кто бежал к «Газели». Вот-вот она могла взорваться. Возле бака горело.
Вспышка! Грохот взрыва! Бегущих сбило с ног, они покатились по дорожному покрытию, закрываясь руками от жара огня. От автобуса кричали. Ближе остальных к «Газели» успел подскочить Семёнов. Взрывом его отшвырнуло на обочину, и он скатился в кювет, заросший травой, лопухами и мелким колючим кустарником. Там он и наткнулся на неизвестного, который лежал неподвижной кучей. На крик Ивана подоспели остальные, осветили фонарями тело и скоро уже потерявшего сознание Немирова грузили в автобус, чтобы срочно свезти в больницу.
Сначала все решили, что «Газель» попала в дорожную аварию, а мужчину, соответственно, выкинуло из салона при взрыве, но, когда при осмотре обнаружилась огнестрельная рана, появились и другие версии. Сразу вспомнился мотоциклист, пролетевший мимо колонны несколькими мгновениями ранее.
Неужели казаки стали свидетелями преступления? Ахрапенко послал в погоню две машины, хотя мотоциклист и успел отъехать довольно далеко. По мобильному телефону полковник попросил выслать навстречу им машину «Скорой помощи» с соответственным оборудованием для оказания квалифицированной помощи раненному, так как тот не подавал признаков жизни с тех пор, как его тело было обнаружено рядом с местом чрезвычайного происшествия.
Глава 36.
-- Позвольте представиться, -- заявил решительно Москаленко, входя в помещение караулки. – Полковник Кондратенко. Подразделение «Альфа», отдел «Б», отвечающий за безопасность особых объектов.
К нему повернулось несколько лиц, вытягивающихся от удивления. Да и как иначе, если ты садишься выпить со вкусом горячего чайку и обсудить со вкусом игру местной «Олимпии», а в это время открывается дверь и появляется незнакомец. Как он здесь очутился?
-- Документики? – первым опомнился заместитель командира караульной группы, отставной капитан Мосев, пожилой сухощавый мужик с вечно насупленными бровями и наколкой на пальцах «ТОЛЯ».
Незнакомец улыбнулся и выложил на стол… пистолет Макарова.
-- Ещё документы нужны?
Мосев сглотнул и глянул на остальных. Два мужичка и крепкий собой парнишка глянули на капитана, а затем все дружно повернулись к незнакомцу.
-- Объясняю! – заявил им спокойно полковник. – По нашим оперативным каналам пришло срочное сообщение, что химобъект в городе Кирово-Чепецк может стать целью для группы террористов.
-- Чегой? – глупо переспросил отставник.
-- Террористы, дядь Толь, -- пояснил парнишка и спросил у полковника: -- Это учения, или как?
-- Или как, -- улыбнулся Николай. – У нас как раз проходила соответственная операция по проверке прочности линий охраны Воронежской атомной электростанции. Прямо оттуда нас и перебросили сюда. Точнее – направили самым экстренным образом. Аллюр «три креста». Судя по встрече – я здесь из наших самым первым появился. Но дело не терпит ни минуты отсрочки. Давайте прямо сейчас проверим всю систему охраны.
-- Охраны?! – возмутился отставник. – Ещё чего! Явился сюда без документов, представляется полковником и требует показать ему систему охраны объекта чрезвычайной государственной важности. А может, ты и есть тот террорист?
-- Дядь Толь, -- вмешался крепкий парнишка, -- если бы это был террорист, то он нас уже пристрелил бы.
-- Соображаешь, -- восхитился Николай. – Как звать?
-- Аркадия я, -- ответил парнишка, -- а тут в должности караульного. Но сейчас не моя смена.
-- Догадываюсь. И много вас здесь?
-- Достаточно будет, -- вновь взял инициативу в свои руки Мосев. – Я сейчас звонить буду. Куда следует. Пускай на месте разбираются. Кому положено.
-- Замечательно. А мы пока займёмся делом. Это, как я полагаю, схема комбината? Аркадий?
Заметив на стене план- схему, Москаленко подошёл ближе. Рядом, у плеча, дышал Аркадий. Они оба внимательно смотрели на план.
-- Давай, Аркаша, колись скорее. Время не терпит. Ты парень, похоже, сообразительный и понимаешь, что здесь пахнет вовсе не шутками. Тут, у вас, собрано столько дряни, что при масштабной аварии никому мало не покажется. Мне надо выяснить, куда нацелятся террористы и как организовать соответствующую оборону.
-- Все цехи комбината оборудованы сигнализацией различного типа. Имеется два пульта охраны, которые позволяют контролировать всю территорию, а также дублируют друг друга. Некоторые особо важные узлы имеют установки видеообзора. Кроме этого имеется наработанная схема патрулирования как некоторых цехов, так и всей территории в целом. Вот первый маршрут. Он обозначен на карте зелёным пунктиром.
-- Ох, доведёт тебя твой длинный язык, Аркаша, -- процедил сквозь зубы Мосев. Он терпеливо колдовал над телефоном, то набирая какой-то номер, то, дуя в трубку, колотил по клавишам сброса и снова набирал номер. Но телефон не желал отвечать, демонстрируя мёртвое равнодушие. Наконец отставник сдался и признался вслух. – Кажись, линия в неисправности.
-- Не работает? – вскинулся полковник. – А внутренний?
Мосев поднял трубку другого аппарата, массивного, старой конструкции, на несколько абонентских номеров. Все, с облегчением, услышали длинные гудки.
-- Давай, старина, предупреждай все посты об опасности. Усиливайте караул. Выдавайте оружие. Объявляйте общую тревогу.
Москаленко командовал, отдавая распоряжения со скоростью пулемётной очереди. Отставник выслушал, гаркнул: «Есть!» и принялся снова накручивать диск. И вдруг выругался и в сердцах бросил на стол трубку.
-- Не работает…
Он выругался искусно и многосложно. В других обстоятельствах Николай подивился бы стройному построению предложения с многообразной системой производных от нескольких матерных существительных во всех мыслимых склонениях.
-- Так! Они уже здесь! На этом рассуждения заканчиваются! Слушать меня! Вы, двое, бегите по постам и предупреждайте людей об опасности. Требуйте удвоить, утроить внимание. Оружие имеется?
Оба охранника кивнули и показали старенькие кургузые пистолеты в брезентовых кобурах устаревшего образца. Расстёгнутые мундиры делали их незаметными.
-- Пистолеты лучше держать в руках. Если увидите незнакомого человека, кладите его на землю. Не спускайте с него глаз и стреляйте без предупреждения. От ваших действий сейчас зависит не только ваша жизнь, но и жизни близких, да и всего города в целом. Думайте об этом.
Отставник крякнул и натянул на голову старенькую офицерскую фуражку с пыльным околышем. Москаленко повернулся к нему.
-- Имеется какая-нибудь ракетница, чтобы вручную поднять тревогу?
-- Обижаешь. Конечно, имеется. А есть ещё сирена с ручным приводом. Так завоет, что глухой обернётся.
-- Давай, батя, действуй. Мы сейчас всех на ноги поднимем. Включай полный свет по периметру…. Аркадий, ты пойдёшь со мной, ты молодой, знаешь обстановку, твоя резвость и сообразительность мне понадобятся.
По спинам, стволам автоматов, энергично колотили крупные дождевые капли. Хорошо, что они уже успели добраться до комбината, когда полыхнула первая вспышка молнии. Их бы высветило на голом травяном поле лучше всякого прожектора. Сейчас же они стояли, прижавшись к серой бетонной стене производственного корпуса. У ног Магомета лежал один из обходчиков. Он ещё дёргался, хватался руками за перерезанную глотку, на губах его лопались кровавые пузыри, но на него уже не обращали внимания, труп он и есть труп.
Теперь начиналось самое сложное. Прежде всего необходимо разладить работу системы безопасности комбината. А это в первую очередь связь. Без связи охранники превратятся в слепых и глухих одиночек, не умеющих действовать организованно и слаженно. А для такого действия необходим любой выход с компьютерного терминала. Химкомбинат имени Константинова работал без остановки, все двадцать четыре часа в сутки. Днём и ночью цеха и производственные участки были освещены, по коридорам и транспортным площадкам озабоченно перемещались люди в белых и синих халатах, утробно гудели установки синтеза, до города временами докатывалось тяжёлое дыхание этого промышленного монстра.
Как правило, чем крупнее предприятие, чем больше рабочий коллектив, тем меньше люди знают там в лицо друг друга. Встречая незнакомого человека, работник предприятия не останавливается в недоумении (кто же это тут, да ещё без сопровождения?), а идёт дальше. Мало ли тут работников, всех и не упомнишь. А если навстречу движется молоденькая стройная девушка? Тогда взгляд случайного встречного скользит мимоходно по лицу и далее, по плавным линиям ладненькой фигурки. (Ва, достанется же кому такая королева!»). И встречный отправляется дальше, зевая в кулак Хоть и залито всё здесь светом, но время-то уже ночное.
Хафиза заглянула в один блок, тут же перешла в другой, где наконец-то заметила освещённый отсек с компьютерными экранами. Мимо неё прошли вдвое и скрылись в длинном крытом переходе, оживлённо переговариваясь. С дождевика женщины всё ещё скатывались капли, образовав у ног крошечную лужицу. С минуту Хафиза выжидала, оценивая ситуацию, прежде чем войти внутрь. При необходимости ведь надо предусмотреть и пути возможного отхода, то есть предвосхитить различные варианты спасения.
Дежурный техник почувствовал, что дверь в операторскую открылась, и поднял голову. Мягкое гудение электроники действовало усыпляюще, и он не сразу сообразил, что за человек приближается к нему. Девушка, довольно симпатичная, хотя и несколько худосочна и смугловата. Она спокойно опустила на пол чемоданчик и расстегнула широкий дождевой плащ.
-- Простите, -- техник недоумённо открыл рот. – Я что-то не припомню… Что вы хотели?..
-- Мне сообщили, -- непринуждённо улыбнулась в ответ Хафиза, -- что один из аппаратов даёт сбой. Нужно проверить и наладить настройку.
-- Но, по-моему у меня всё в порядке…
Техник повернулся и внимательным взглядом окинул весь пульт с набором индикации, экранов, клавиатуры и различного рода датчиков. Всё перемигивалось и двигалось в привычном темпе. Нигде никаких нарушений или сбоев не наблюдалось, и он снова повернулся к незнакомке.
Хук был выполнен великолепно. Кулак описал короткую дугу и встретился с челюстью техника, начавший поворачивать навстречу голову. Чистый нокаут! Мужчина, как скошенный сноп, завалился на пол, беспомощно всплеснув руками. Хафиза опустилась рядом, достала из чемоданчика ампулу, сунула упавшему в рот, нажала на челюсть. Хрустнуло стекло и мужчина содрогнулся, уже в последний раз. Изо рта потекла струйка желтоватой пены, и техник вытянулся. Зрачки закатились и сейчас из-под опущенных век на террористку смотрели страшные бельма. Но Хафиза на эту лирику не обратила ни малейшего внимания. Нельзя было допустить, чтобы техник пришёл в себя и поднялся с пола в самый неподходящий момент.
Одним движением девушка впихнула тело под рабочий стол и уселась за пульт, поставив на труп ноги. Из чемоданчика она извлекла компьютерный ноутбук и поставила его прямо перед собой, напротив перемигивающихся датчиков. Кабеля с USB-штекерами соединили миниатюрный компьютерный блок со всей системой. Начался поиск. Пальчики метались по клавишам, а на экране жидкие кристаллы складывались в схемы и символы.
Ага. Вот это похоже на систему связи. Хафиза улыбнулась и переключила внешнюю связь на замкнутый режим. Теперь сигнал не мог ни вырваться наружу, ни попасть внутрь.
-- О-о, кого я вижу, -- послышалось от входа. Хафиза подняла голову, откинув в сторону прядь волос. На пороге стоял мужчина с модельной стрижкой и тонкими усиками.. Чувствовалось, что он себя любит и за внешностью тщательно следит. В руке он держал сигарету с тёмным фильтром. Хафиза ему улыбнулась самой чарующей из набора своих улыбок.
-- А где же мой френд Константин? – игриво спросил пришелец.
-- Его только что вызвали и он умчался с повышенной скоростью, ответила, без тени смущения, девушка.
-- И что это за восточную пери он оставил вместо своей персоны? Почему я не знаю вас? Кто вы, Шехерезада? – пел пришелец, вертя сигарету в тонких аристократических пальцах, с золотой печаткой на безымянном пальце.
-- Я настраиваю здесь аппаратуру. Небольшой сбой в сети, -- ответила «пери» и положила руку так, чтобы выхватить автомат одним движением. И тогда новоявленный казанова отлетит назад, а щегольский накрахмаленный халат его покроется страшными багровыми пятнами. – Необходимо срочно закончить.
-- Отлично. Я собирался позаимствовать у Кости зажигалку. Но раз его нет…
Хафиза заметила прозрачный столбик «Бига», что примостился между клавиш.
-- Эта?
-- О, да.
-- Ловите.
Зажигалка полетела через всю комнату и очутилась в ладони мужчины.
-- Благодарю. Надеюсь, что я вас ещё здесь повстречаю.
-- Очень может быть.
Мужчина удалился, прикрыв за собой дверь, а Хафиза прервала связь внутреннюю. Теперь телефонные аппараты на всём комбинате походили на муляжи средств связи и никак не реагировали на попытки задействовать их. Теперь было обесточить некоторые функциональные узлы энергообеспечения.
Хафиза вновь склонилась над компьютером, углубившись полностью в мелькания на миниатюрном экране.
Какую роль в нашей жизни играет случай? Почему действие происходит так, а не эдак? А что было бы, если б всё произошло иначе, чем оно свершилось в действительности? Какая интересная тема для исследований или для литературной работы. Есть целое направление различного рода вариантов развития альтернативной истории.
Каким образом машина с Фёдоровым, а также Андреевым и Гордиенкой встретилась на просёлочной дороге с казачьим автобусом? Случайность? Предопределённость? Или свою роль сыграла здесь внимательность Королёва, узнавшего в свете фар «Волгу» напарника своего напарника? Возможно ли было такое, если бы не задействовалось обострённое долгими тренировками восприятие пластуна?
Короткая остановка на обочине сопровождалась гомоном встретившихся, вперемежку с шумом разгулявшегося дождя. Пластуны сначала обняли своего командира, а потом обменялись лавиной фактов. Террористы, авария на дороге. Погоня за мотоциклистом, бойня в «Атланте» смешались в какую-то бессмысленную кучу, но Ахрапенко, с помощью Фёдорова, быстро раскидал всё по полочкам, и автобус повернулся носом в сторону Кирово-Чепецка.
Михаил успел перекинуться с Гордиенкой не более чем парой фраз, когда все переключились на обдумывание новой напасти. Никто из казаков не высказал и тени мысли, что это не их дело. Все единодушно решили противодействовать террористам. Автобус в мгновении ока преобразился в некий передвижной генеральный штаб со своим оперативным отделом. Единственное, что беспокоило казаков, так это слабое знание местности. Отсутствие оружия перекрывалось решительностью и жаждой действий.
По мобильной связи Ахрапенко связался с Величкой и доложился ему. Фёдоров тоже сделал звонок по своему ведомству. Вот-вот ожидалось прибытие подразделения СОБРа на БТРах, но пока что инициатива была в руках казахстанских казаков. И террористов. Возможно, они уже действовали на территории химкомбината. В любом случае надо было спешить.
Машины летели на пределе своих технических сил, завывая движками, подпрыгивая на ухабах. При подходе к комбинату высадилась одна из групп, дальше – ещё одна. Казаки спешили охватить территорию с разных сторон.
Хлестали струи дождя, а по раскисшей земле бежали фигуры, двигаясь к ярко освещённому периметру. Почти ни у кого не было оружия, но это бойцов не останавливало, ведь сейчас от их решимости зависело слишком многое.
Вдруг по периметру начал гаснуть свет. Заверещала сирена и тут же заглохла, оборвав вой унылым квакающим воплем. Впереди явно что-то происходило.
Пользуясь островками теней, Боло перебегал от одной стены до другой. За его спиной мотался пулемёт. В руках он держал чемодан и, где считал нужным, размещал упаковки пластита с магнитным держателем. Радиодетонатор позволял дистанционно взрывать мины, все разом, или секционно. Взрывы должны отвлечь преследователей, когда таковые появятся на сцене действий.
Боло ещё попутно успел прирезать одного из охранников и свернуть шею второму. Он старался действовать скрытно, из темноты. Вот только пулемёт и чемодан со взрывчаткой. Они сильно сковывали движения, но ведь не отбросишь же их из-за этого в сторону.
Когда погас свет, установленный на крыше очередного бетонного блока, пакистанец достал из чемодана прибор ночного видения и быстро приспособил его на голове. Видно стало гораздо лучше, к тому же отпала необходимость всё время жаться к тени, к сырым стенам. Можно было перемещаться быстро и без опаски. Боло ловко прицепил к широкой гофрированной трубе магнитную мину и бросился дальше. Нужно успеть ещё обойти много объектов.
Свет погас и Аркадий остановился. Николай от неожиданности налетел на него. Охранник вскрикнул.
-- Ничего, Аркадий, пока что всё в порядке. Кажется, наши гости хозяйничают здесь вовсю. Где здесь главный энергоучасток?
-- Вон там. Но при аварии на сети должен автоматически включаться силовой блок.
-- Должен, обязательно должен, Аркадий. Но ведь всякая автоматика может выйти из строя, особенно если имеются люди, до этого сильно охочие.
-- Что же делать?
-- А мы с тобой сейчас отправимся туда. Может, сами что сможем сделать. Этими вот руками.
Хорошо, что молодой сторож хорошо ориентировался на территории комбината, иначе полковник точно заплутал бы в лабиринте крытых переходов, параллелепипедов цехов и резервуаров с химреактивами. Комбинат представлял собой целый город, со своими улицами, площадями и переулками. И всё это сейчас было покрыто мраком. А ещё лил дождь, настоящий ливень, который стучал по головам и плечам с неутомимостью профессионального барабанщика. Хорошо, что и полковник, и Аркаша, натянули перед выходом брезентовые тяжёлые дождевики.
Полыхнул разряд молнии и высветил внезапным силуэтом человека, бежавшего им навстречу. Вспышка продолжалась не более полусекунды, но Николай успел узнать этого встречного. Им оказался Боло, пакистанец- взрывник. В руках он держал что-то громоздкое, похожее на чемодан. Они едва не столкнулись, нос к носу, поэтому пришельца заметил и Аркадий.
-- Стой! – закричал он зычным, хозяйским голосом. – Кто там идёт! Стрелять…
Это была такая обязанность охранников, прописанная подробно к уставе караульной службы – останавливать всякого незнакомого. Вот только пистолет он, несмотря на предупреждение, держал в широком кармане плаща, чтобы не смочить старенького механизма дождём. А вот у встречного реакция была отменная и, не успел Аркадий докончить уставную фразу, как из темноты негромко затрещал автомат, и сторож отлетел назад, на асфальт, покрывшийся лужами. Николай прижался к стене. Он не успел перехватить парнишку, шагавшего впереди. По воде торопливо зашлёпали сапоги. Боло исчез за углом. Николай наклонился над своим недавним помощником и прижал к его горлу два пальца, но пульса уже не прощупывалось. Боло вновь доказал, что является точным стрелком, и на ходу срезал молодого, ещё неопытного Аркашу. Москаленко скрипнул зубами и двинулся следом за террористом, сдвинув пальцем флажок предохранителя у «Макарова» в боевое положение.
Отставной капитан Мосев плюнул в сердцах и отошёл от пусковой установки системы. Что от неё толку, если отключилось электричество. Надо бежать на энергостанцию и запускать силовую установку. Странное дело, ведь она должна была сама заработать в автономном режиме, как это предусматривалось аварийной схемой. Но сегодня всё было не слава Богу и поведение блока генераторов не отличалось от остального. И Мосев побежал в темноту, накинув на голову колпак капюшона.
Шлёпая по лужам, попадая временами в колдобины, отставник беспрерывно ругался. И, если сначала делал он это в полголоса, то, по прошествии нескольких неприятных минут и одного позорного падения в лужу, ругался он уже в полный голос. Вдруг впереди, на пути, мелькнула человеческая тень. Мосев поднял пистолет и заорал:
-- Стрелять буду! Кто таков?!
-- Семёнов я! Иван, казак казахстанский.
-- Ка- кой ещё казак? – обалдел замначальника караула. – Казахский? Что тут происходит? Как ты сюда попал?
-- А ты кто есть? – нахально поинтересовалась тень.
-- Я тут за начальника караульной службы и стрелять могу без всякого особого предупреждения по незнакомой личности. Какого чёрта посторонние бродят по территории секретного объекта?!
-- Мы здесь для оказания помощи, -- оказалось, что у тени имеется товарищ. – Прибыли специально и даже в сопровождении милиции. У вас, похоже, связи нет, а то бы вас предупредили.
-- Нет связи, нет электричества, нет порядка! – возопил Мосев. – Похоже, что все неприятности, какие только можно придумать, решили свалиться на нашу голову. Причём одновременно.
-- А как сделать так, чтобы свет появился? – спросил примирительно из темноты Семёнов.
-- Я туда в данный момент и направляюсь, -- признался капитан и сжал рукоятку пистолета. Из-за темноты лиц собеседников видно не было, а ведь они вполне могли оказаться теми самыми террористами.
-- Мы здесь для оказания всяческой помощи, -- снова повторили из темноты, уловив, что их собеседник что-то замешкался. – Веди нас, вместе сподручней опасной работой заниматься.
Теперь по лужам шлёпали несколько человек. Капитан дал себе самое торжественное обещание, что никогда больше не выйдет из караулки без аккумуляторного фонаря, какие имелись на каждом посту на такой вот непредвиденный случай.
Отключив , узел за узлом, энергетическую сеть, Хафиза следила, чтобы случайно не обесточился тот цех, где она столь удачно устроилась. За стеной гудело, шипело,
что-то время от времени угрожающе взрёвывало и ворчало, как будто там жил огромный сердитый зверь. И, судя по картинке на мониторе, работа на комбинате продолжалась. Правда, некоторые из экранов уже потухли.
-- Алло, сестричка, -- послышалось у входа. Хафиза вздрогнула и повернула голову. Тот самый курильщик снова маячил в дверях. Она уже успела позабыть про него. – Ты всё ещё здесь?
-- Как видишь?
Тем временем пальцы порхали неутомимо над клавиатурой, продолжая свою бесконечную работу. Приходилось спешить.
-- Так Костя здесь ещё не появлялся? – спросил этот настырный тип.
-- Не знаю, -- ответила Хафиза. – Мне некогда следить за всем персоналом.
-- Ты не против будешь, если я его подожду здесь? Заодно и поболтаем, о том, о сём.
-- Времени нет, -- честно призналась женщина, устало вздохнув.
-- Ну, время. Вся ночь ещё впереди, -- возразил нежданный собеседник. – И хорошо бы, чтобы она прошла с пользой, чтобы не было потом мучительно больно, за бесцельно проведённую ночь. Меня, кстати, Сашей зовут. А вы заслужили, своей старательностью, небольшой перерывчик.
-- Ну что ж, заходи, Саша, на огонёк, -- предложила Хафиза и положила ладонь на рукоять «Интердинамика», -- и дверь за собой притвори, а то из коридора сквознячком тянет.
Сказать по правде, Эль-Моут не ожидал, что так легко сюда проникнет. Он думал наткнуться на высокую стену, опутанную, как это водится, колючей проволокой, рычащих собак, бегающих вдоль натянутого троса, наконец – всплесков кинжального прожекторного света. Конечно, был и свет, и высокие бетонные стены, но только не здесь. Казалось бы, чего проще – закладывай детонатор и беги прочь, как можно дальше и быстрее. Ни тебе патрулей, ни охраны, ничего. Имелся лишь фанерный плакат с неким предупреждением о штрафе. Не забыть бы потом пересказать всё это своим, но уже как анекдот.
Где-то там, на заводе, шуровал Боло, закладывая магнитные мины из упаковок пластита. Доволен, что ему не досталась миссия с алюминиевым чемоданчиком. На своём месте и Хафиза. Свет отключился очень удачно. Можно действовать без всякой опаски. Пока он соберёт детонатор, задействует активатор механизма, с помощью которого плутониевые стержни отдадут свою тепловую энергию той подземной дремлющей силе. Скоро начнёт рваться пластит, комбинат превратится в разворошённый муравейник, и никто не догадается заглянуть сюда, чтобы помешать ему совершить свой неумолимый акт. Необратимые процессы, скоро ваш выход на авансцену!
Кажется, здесь. Магомет поставил чемоданчик прямо на землю, развернул схему и посветил на шуршащий лист узеньким лучиком миниатюрного фонаря. Точно! Он прибыл туда, куда надо.
Москаленко старался не отставать, ориентируясь по шуму шагов. Но, к сожалению, пакистанец двигался гораздо быстрее и осторожнее. К тому же не надо забывать и о производственном гудении, что также не облегчало ориентированию по шуму. Николай остановился, закрыл глаза, прислушался, приподняв подбородок. По голове нещадно колотили тяжёлые капли. Струи скатывались по лицу, плечам, спине, но полковник не обращал на неудобство ни малейшего внимания. Все его чувства были сконцентрированы в одной точке. Ага! Там! Он сорвался с места и…
Пролетев в воздухе более метра, Николай плюхнулся в лужу, подняв целый гейзер грязных брызг. Саднило ноги ниже коленей. Чёрт побери! Он не заметил трубу, протянувшуюся над землёй вдоль дорожки. Слава Богу, что ещё ничего не сломал.
С трудом поднявшись, Николай сделал шаг, ругнулся сквозь зубы, второй, третий шаг, и вот уже пошёл, снова пошёл к тёмной громадине следующего цеха, куда тенью улетел Боло. Позади кто-то испуганно вскрикнул. Значит, тело бедолаги Аркадия уже обнаружили. Вот сейчас начнётся кутерьма, паника, побоище. В таких делах чувствует, как рыба в воде.. Он уничтожит столько народу, на сколько хватит у него сил. Интересно, сколько у него сейчас людей в подчинении? Сам Магомет, его сестра, Боло, кто ещё? Неизвестно. Надо полагать, что ещё несколько помощников имеется. Фархад? Ведь у него ещё кто-то был. Осторожность! Осторожность и выдержка. Вот его главные союзники на настоящий момент. Ведь противников у Москаленки много, а вот с союзниками… Жаль аркадия. Хороший был парнишка, не успел его удержать. Всё зачтётся Магомету, ой, зачтётся!
-- Да что вы несёте, право слово, сами-то хоть понимаете?
Дежурный администратор, высокий сутулый мужчина, со впалыми щеками и бородкой клинышком, раздражённо повернулся к Ахрапенке.
-- Ядерный могильник… -- начал было объяснять казачий полковник, но администратор прервал его, вскочив и воздав руки горе.
-- Какой могильник? Ядерный? Не сошли ли вы с ума, милейший?
-- Но… -- попытался возразить Евграф Кузьмич.
-- Оставьте, -- возмущённо оборвал его администратор. – Подумать только. Ядерный… Да, признаюсь, что когда-то наш комбинат участвовал в разработках ядерного и даже термоядерного производства. Целая цепочка по обогащению урана разделялась по многопрофильным предприятиям, и наш комбинат тогда был конечной, завершающей фазой. Но это вовсе не означает, что именно здесь оказывался весь извлечённый уран. Наоборот, нам доставалась выхолощенная руда, глинозём, который потом складировался после ряда химических операций. И вот этот набор глин, шлама, и распределился по шести хранилищам, прилегающим к территории нашего комбината. Ещё два пока в ходу, то есть в процессе работы. Но это же, товарищи, просто глина. Да, там есть часть менделеевской таблицы, уран, плутоний, цезий-137, селен-75, кобальт-60, иридий-192. Да, эта масса фонит, порядка 1200 кюри, но ведь всё это закрыто битумом, бетоном.
-- Но, -- попытался вновь начать полковник, -- критическая масса…
-- Да что вы знаете об этом?! – взъярился администратор. – Критическая масса. Ах! Миллион тонн отходов! Цепная реакция! Надоело, знаете ли. Ну, имеется там небольшой фон, но никакой интриги в этом деле быть не может. Да, около тысячи тонн урановой руды лежит себе спокойнёхонько рядом с нами. Но содержится та тысяча в восьмистах тысяч тонн вполне мирных почв. То есть там можно спать, отдыхать, кушать, если хотите, и ничего вам не будет, точнее, не больше неприятностей, чем, к примеру, в Каринторфе, где природный фон радиации, к слову, гораздо. А вы мне тут, извините, лапшу на уши вешаете.
-- Как это лапшу? – удивился Ахрапенко. И слегка даже обиделся. Усы его распушились, брови нависли над глазами клочковатыми тучками, а пальцы полезли под ремень, раздвигая складки на мундире, обтянувшем крепкий, солидный торс пожилого ратника. – Это террористы-то лапша? Ну, знаете ли!
-- Террористы? – озабоченно спросил администратор. – Какие террористы? Мне никто не докладывал.
-- Я собирался рассказать вам, -- заметил Ахрапенко, -- но вы не дали мне ни мгновения, чтобы прервать вашу отповедь.
-- Нервы, это всё нервы. Дело в том, товарищи, что я отвечаю за связь с прессой. А это такой ушлый народец, скажу я вам. Они в любой информации ищут двойной, тройной смысл. Именно они повесили на наш комбинат «убойный» ярлык. А что он весь город раньше кормил, да и сейчас многое содержит, так об этом что-то они не часто вспоминают. А сколько народу кормится вокруг комбината, матерь Божья.
-- Ладно, -- нетерпеливо прервал речи администратора Евграф Кузьмич. – Сейчас надо срочно меры предпринимать. Против бандитов.
-- Надо, -- согласился администратор. – Тут я спорить не стану. Надо. Телефон вот только отказал. Но и без него сюда скоро примчится экипаж «тревожной» машины. А это крепкие и очень надёжные ребята. Я их своими глазами видел. И не раз.
-- Экипаж? – с отчаянием переспросил полковник. – Что вы говорите! Да сюда надо полсотни автоматчиков и прочесать каждую щель. Со мной сюда прибыло около двух десятков молодцов, и те затерялись среди многочисленных корпусов.
-- Да, территория у нас немаленькая, -- подтвердил администратор с нотками гордости за своё предприятие. – Что же вы хотите? На европейском континенте у нас самое крупное профильное предприятие. Тысячи работающих. Беспрерывный круглосуточный цикл.
-- Надо спасать людей, выводить их с завода.
-- Всё сделаем, -- заверил полковника администратор. – Вот сейчас прямо соберёмся и начнём.
-- Да что тут можно сделать с нашими микроскопическими силами?
-- Не скажите, -- немного успокоил Ахрапенку собеседник. – Хоть и большая у нас территория, но по-настоящему серьёзных зон не так уж и много. У нас имеется своя служба охраны и безопасности, пожарная бригада и отряд гражданской обороны. Есть даже специально обученные спасатели. Всё есть. Связь вот только подкачала. А службы все сконцентрированы вот здесь, здесь и здесь.
Администратор ткнул рукой в план комбината, что стоял на большом столе мелкомасштабным макетом, но Ахрапенко ничего не понял из быстрых жестов, кроме, пожалуй , того, что дело, наконец, сдвигается с мёртвой точки.
-- Опасные зоны?.. – вспомнил он.
-- Вот именно. Прежде всего это склад аммиака, затем – отделение плавиковой кислоты, отделение соляной кислоты. Но те ёмкости большей частью находятся в подземных укрытиях с автоматической системой датчиков контроля и предупреждения.
-- Но ведь энергия отключилась.
-- Ничего страшного. Там имеется автономное питание, хотя… м-да, всё это очень неприятно. Весьма, знаете ли. Но, поспешим, поспешим, полковник. Да, ваши люди вооружены, не правда ли? И как они будут взаимодействовать с нашими орлами?
На ходу администратор достал из сейфа кобуру с пистолетом, прихватил попутно длинный фонарик с большим отражателем, и они вышли из здания прямо под проливные струи дождя.
Тело Саши Хафиза затолкнула прямо нам на приятеля Костю. Пришлось отложить автомат в сторону и гнуть руки- ноги трупов, пока оба не втиснулись в тесное пространство. В результате на девственно-белом халате появились багровые пятна и полосы. Попытка почиститься привела к тому, что пятна размазались ещё сильнее. Тогда Хафиза мысленно махнула на всё рукой и снова присела к компьютеру-ноутбуку. «Интердинамик» она положила рядом с собой. Скрываться больше не было смысла. Любой, вошедший сюда, обратит внимание на испачканный халат, к тому же из-под стола торчали ноги Константина, которые никак не желали вмещаться под стол. Хорошо ещё, что запах пороха, после стрельбы развеял кондиционированный ветерок.
Наклонившись над дисплеем, Багаева увеличила скорость операций, заходя всё дальше в глубины процессов, мельтешивших на экране компьютера. Требовалось сделать ещё кое-что очень важное.
Боло бежал, придерживая руками пулемёт. Где прикладом, а где короткой очередью, он расправлялся с выползающими на улицу людишками. Он терялся в этом городе. Да, комбинат всё больше напоминал ему городок, со своим населением и распорядком жизни. Как-то ещё здесь отнесутся к чужакам? Пока что местные жители ошарашены и не понимают до конца происходящего, но что будет, когда они соберутся с духом и силами?
Но ходу Боло глянул на часы. Время поджимало. По замыслу командира пакистанец должен был создать неразбериху, а также мнение, что нападающих много больше трёх человек. И он старался.
Навстречу вывернулся человек в гражданском. Охранники комбината были одеты в военную униформу без знаков различия. Наверное, это был обычный рабочий. Боло двинул ему в живот ногой, обутой в тяжёлый ботинок, но «рабочий» неожиданно легко увернулся и ответил неуловимо быстрым ударом кулака. Боло едва удержался на ногах и вскинул ствол пулемёта. Пространство перед ним перечеркнула, рассекла очередь. Зазвенели пули по бетонной стене павильона. Куда подевался «рабочий»? Террорист водил стволом из стороны в сторону. С помощью прибора ночного видения белудж прекрасно ориентировался в темноте.
Шар-р-рах! Всполох молнии разорвал небо над головою Боло. Казалось, вспыхнуло само пространство, эфир, несколько молний слились в одно сверкающее полотнище миллиардноватного светильника. Стрелок пронзительно закричал от дикой боли. Пулемёт трещал и дёргался в его руках от бесконечной очереди. Боло поливал пространство перед собой, вокруг себя, отгоняя невидимых, но оттого особенно опасных противников. И без того ослепительное зрелище электроника прибора увеличила многократно и сейчас Боло не видел ничего, кроме сумасбродной ламбады гигантских солнечных зайчиков.
Наконец пулемёт перестал пережёвывать пулемётную ленту. Боло разжал пальцы. Мёртвая железина с лязгом покатилась по асфальту. Если рабочий тот и был где-то здесь, то не иначе, как лежал, истерзанный свинцом. Но это не трогало террориста. Он ощупывал лицо дрожащими пальцами. Глаза были широко открыты, но вместо смутной ночной тьмы видели лишь неровное, переливчатое сияние.
Сделав шаг в сторону, белудж запнулся за собственный пулемёт и снова едва удержался на ногах. Мокрые пряди волос липли ко лбу, лезли в глаза и Боло убрал их руками. Стало чуть легче. Он уже видел, ощущал пространство перед собой и спотыкающим шагом устремился в сторону, постепенно набирая скорость. Он должен уцелеть! Обязан!
Гордиенко перевёл дух. Едва, каким-то чудом, его не разрезала в воздухе хирургически точная плотная пулемётная очередь. Террорист поднял пулемёт, и казаку пришлось отступить. Сказались все неблагоприятные условия. Пасмурная темнота, сильный ливень, незнание местности, отсутствие оружия, кроме, понятное дело, собственных рук и наработанных навыков. К тому же столкнуться пришлось, нос к носу, с опытным зверем, вооружённым до зубов. С инфракрасным прибором на голове, террорист не дал бы пластуну ни единого шанса, если бы за Юрка не вступилась сама Природа, и он не замедлил воспользоваться спасительными мгновениями, кинулся прочь, бросился на землю, пополз- покатился, чувствуя, как воздух над ним сечёт свинцовыми струями.
Хорошо ещё, что вперёд вырвался он один, а Хват остался позади. Андреев, человек пораненный, с увечной спиной, вряд ли сумел бы увернуться от пулемёта и мог серьёзно пострадать; да что там, явно убили бы мужика. А бандюга этот крут - мигом отскочил, поднял пулемёт и давай поливать окрестности, как пожарный – объект возгорания.
От земли, прижимаясь щекой к пахучим зелёным травинам, Гордиенко выглянул из-за угла. Что-либо разглядеть в этом окутанном мраком квадрате, было таки невозможно, но вот ушами пластун участок тщательно изучил. Здесь никого не осталось, никого из живых. Никто не хрипел, не переступал в нетерпении, вообще не шевелился. «Дышал» цех, клубились над головой тучи, выкручиваясь всё новыми и новыми порциями прохладной влаги, а вот присутствия террориста не ощущалось. Тогда Юрко решительно поднялся на ноги, впрыгнул на площадку двора и, несколькими стремительными прыжками, пересёк его. Зацепился попутно ногой за… Ага, вот оно – пулемёт. Буквально на ощупь, отщёлкнув магазин. Проверил пальцем нутро – пусто. Положил «пуколку» на место и скользнул дальше, бесшумно, как волк на охоте, выслеживающий добычу.
А где же пистолет? Только сейчас Москаленко сообразил, что пальцы его не сжимают рубчатую рукоятку «макарова». Внезапное падение настолько оглушило его, что он не контролировал себя несколько долгих секунд. Видимо, тогда и выскользнул пистолет из ослабевшей руки. Хлопнул себя по карману. Второй был на месте.
Двинулся дальше. Надо спешить. Аркаша показал, где разместилась силовая установка. Запустить её, чтобы на территории вновь зажглись фонари, и попробовать помочь охране задержать преступников. Он будет и дальше придерживаться легенды «альфовца», переброшенного сюда специальным приказом.
Нос к носу они столкнулись в темноте и сразу схватили друг друга за грудки. Москаленко сразу определил, что у противника оружия нет, а это значило, что он не из числа багаевских бандитов. Один из сторожей? Силёнкой его Бог не обидел.
Сторож повис на Николае и вдруг ловкой подсечкой сбил его с ног. Однако!
-- Товарищ! – шёпотом попытался образумить сторожа полковник. – Ведь я же свой. Тоже за гадами охочусь.
-- Свой? – голос у сторожа оказался неожиданно знакомым. Он локтем упёрся в кадык Николаю и зашарил по карманам. Что он там ищет?
Ловким броском Москаленко стряхнул с себя тело сторожа и попытался подняться на ноги, но тот оплёл своими ногами стопы полковника и резко перевернулся, а потом сразу же застонал сам, изогнувшись струной.
Сейчас Москаленко мог бы ужом метнуться в сторону, исчезнуть в темноте, но не стал делать этого. Поднялся с земли, нащупал руку стонавшего сторожа, достал из ладони коробочку зажигалки. Повернул регулятор пламени на самую малость. Чиркнул колёсико, прикрывая зажигалку полой дождевика. Затеплился коротенький желтоватый огонёк. На Николая глянули запавшие глаза Баландина.
-- Гад! – с ненавистью прохрипел Роман, пытаясь приподнять голову над асфальтом.
-- Лежи, -- сурово и тихо предложил Николай. – И слушай. В этой войне я играю на твоей стороне. Против террористов Эль-Моута. Ты его не знаешь, а я сейчас первый специалист по его действиям. Меня беречь надо, а не душить в темноте.
-- Мы вас обоих заставим за всё ответить, -- не успокаивался Роман.
-- Мы? Вас много?
-- Достаточно.
-- Вы не знаете Эль-Моута. Это настоящий профессионал. И помогают ему тоже профессионалы. Я не знаю толком, сколько их всего. Думаю, не больше пяти. Но и эти могут принести слишком много бед. Я не могу долго с тобой оставаться, рассказывать подробности, а ты оставайся здесь. Кто-нибудь тебе поможет.
-- Постой… Зачем ты… Девяткина кончил?
-- Девяткина? – Москаленко снова опустился на корточки. – Он сам меня попытался прирезать. Достал из лохмотьев тесак. Обещал по капле выпустить всю кровь. По его виду было понятно, что он не шутит и сделает, как обещал. Но только я оказался сильнее. Такова наша жизнь. Я не имел права сделаться жертвенным агнцем. Сначала я хочу посчитаться с этим фанатиком, который ведёт за собой банду убийц.
Последние фразы Николай говорил уже скорее для себя, так как бежал прочь, а Рома Баландин остался лежать позади, на асфальтовой площадке, среди луж. Ничего, пусть пока полежит, в себя придёт и сам поднимется. А нет, так ему обязательно помогут. Ведь за ним нет такого шлейфа проблем.
Глава 37.
Что сделал бы сам Николай, окажись он вдруг на месте Эль-Моута? Необходимо отбросить весь букет лишних эмоций, оставить только профессионализм. Как там было начертано на плакате, у парадного входа в Контору? «Чекист долен обладать холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Вот ему и нужна сейчас та самая холодная голова, живой компьютер, чтобы вычислить, пропустить по синоптическим цепочкам факты, чтобы получить на выходе единственно верный вывод.
Итак – комбинат, растревоженный муравейник, стрельба, паника, где-то в темноте бродит Боло, может ещё один или два человека, которые и создают эту зловещую атмосферу, отвлекают на себя внимание, в то время, как сам Магомет, вместе с сестрою, тихо, в том смысле, что незаметно, творят какое-то действие. Какое? И где? Вот найти бы на эти вопросы ответы, и всё. Взять их тогда за скользкие жабры, выдернуть на свет, под взгляды людские, пускай-ка они ответят за всё содеянное!
Снова шарахнула молния и Николай побежал. Захлюпала вода в модельных туфлях «мейд ин». Надо запустить генераторы. Что они до сих пор не работают, виноват Багаев. Это он следит, чтобы электричество не поступало на провода. А значит, контролирует как-то ситуацию. Надо быть по возможности осторожным. Если там, впереди, Фархад, то он с ним справится. Узбек слаб душой, потерял уверенность в себе и в правильности поступков, а значит – стал более уязвим. Неуверенность, она как раз подтачивает силы. Может быть даже в него не придётся стрелять. Но быть готовым к этому надо себя заставить.
На ходу, под струями проливного дождя, Николай снял пистолет с предохранителя. Он спрятал оружие за пазуху. В кармане уже было сыро. Вездесущие брызги проникли и туда. От холодной железины по телу побежали мурашки, но он нашёл в себе силы не отвлекаться по мелочам. Быть готовым, быть готовым. Как там говорилось в далёком красногалстучном детстве? «Будь готов!». «Всегда готов!». Вот так и он в эти минуты, как сторожевая собака на гремучей цепи.
К мёртвому бетонному кубу силовой станции он подбежал одновременно с группой людей. Кто они, в темноте видно не было. Николай держал руку за пазухой, сжимая пальцами пистолет. Его ещё не заметили, но вот-вот кто-нибудь из них обратит внимание на неподвижный силуэт, выступ у стены, а если полыхнёт молния, то это произойдёт тотчас же. Ведь отделяет-то их всего несколько шагов. Николай ещё чуток помедлил, прежде чем шагнуть вперёд и… расслабился. По невнятным восклицаниям он узнал одного из группы. Это был тот самый отставной капитан Мосев, «дядя Толя», как его называл Аркадий. А это значило, что были с ним, топтались у дверей, тоже свои. Николай решительно двинулся к гомонящим.
-- Что здесь происходит? – он раздвинул энергично плечами стоявших у стены.
-- А кто ты сам есть? – недовольно поинтересовался отставник.
-- Помнится, не так давно я уже вам представлялся. Повторяю для остальных – я полковник, из группы «Альфа». Более подробно раскрывать себя не имею служебных полномочий… Что же у вас случилось?
-- Да вот, -- засуетился сразу Мосев, -- при вспышке молнии мною обнаружено присутствие постороннего предмета, -- докладываясь, капитан вытянулся и встал прямо, согласно устава. – Предположительно, это – взрывное устройство. Тут даже какой-то огонёк малюсенький проблёскивает. Так вот, мы и обсуждаем тут с товарищами казаками, что с этой штуковиной нам дальше делать – срывать ли её к едрене фене отсюдова сразу или оставить в неприкосновенности до прихода опытных специалистов, чтобы…
-- Постой, батя, -- оборвал его Москаленко. – Ждать сапёров у нас времени не осталось. Если это мина, то она может рвануть в любой момент. Что здесь находится?
-- Вход в отделение дизелей и генераторов. Для ручного запуска силовой установки. Вот только внутрь войти не решаемся.
-- Понятно. Огоньку ни у кого не найдётся – мину эту вашу рассмотреть поподробнее?
Тут же в темноте вспыхнул фонарь, , но уже через несколько мгновений нить накала в лампочке начала тускнеть и скоро освещала разве что узенький конус рефлектора. Хозяин фонаря виновато вздохнул и посетовал на сильный дождь, в результате которого внутрь корпуса попала вода и моментально посадила батареи.
Но и тех мгновений, когда фонарик функционировал, Николаю хватило, чтобы распознать тип устройства. Точно, это была миниатюрная мина на магнитном держателе. Видимо, взрывник группы, Боло, совсем недавно побывал здесь и установил свой подарок. Возможно, где-то поблизости притаились другие «гостинцы». Если они сейчас зажгут на комбинате наружное освещение, то мину можно будет найти и обезвредить.
-- Отойдите-ка, мужики, подальше, -- предложил он спокойно вытягивающим шеи через его плечо. – Я сейчас займусь этой малышкой. А вдруг она дюже капризной окажется, не ровен час, осерчает. Вон за тем углом укройтесь. Пластит. Он уважения к себе требует, и осмотрительности.
-- А ты как же, полковник? – спросил отставник. И вроде голос его стал уже и не столь сердит. – Может, лучше всё же специалистов дождаться?
-- Считай, батя, что я и есть тот специалист, какой вам сейчас требуется. Сам я всё и сделаю. Только отойдите, Бога ради, не дышите под руками.
-- Сейчас… А как же ты без света зубы-то у ей выдёргивать собираешься, у мины этой примагниченной?
-- А я так ласково пальчиками поглажу, она и успокоится… Ладно, пошутковали, и будет. Дайте мне поработать.
Силуэт- Мосев мазнул рукой и растворился во мгле. Спутники его так же послушно отодвинулись. Но, может быть, отступив на несколько шагов, они затаились у чёрной стены и выжидают там действий полковника. Пусть их, теперь это уже не важно.
Опустившись перед миной на колени, будто перед ним и в самом деле находилась любимая девушка, Николай скинул с головы капюшон. Сейчас же дождевые струи приласкали его волосы, прилепили их к черепу, прилизали, но Москаленко не обратил на это ни малейшего внимания. Он даже зажмурился, представляя себе мину столь ясно, будто её сейчас высветили мощным прожекторным лучом. Он поднял руки и погладил холодную поверхность бомбы, проверяя свои чувства.
Вот магнитный держатель, что прилип к металлу, пластитовый брус, овал детонатора, крохотный блок радиодатчика. Отсюда скакнёт сигнал на взрыватель, и тогда пластит выплеснет из себя всю энергию, что сконцентрировал человеческий гений в этой невзрачной коробочке. Тогда огненный смерч отбросит, сметёт со своей дороги любого, вырвет дверь, как пёрышко, пройдётся по двору чёрным торнадо. А если рядом ждут своего часа и другие «коробочки». То действие смерча возрастёт многократно. Но лучше об этом не думать.
Руки сами совершали необходимую работу. Взрывное устройство, бывшее перед ним, по сути своей представляло собой довольно простенькую конструкцию, и не включало в себя скрытых ловушек, сюрпризов. Несколько манипуляций, и можно было складывать её в карман, а радиодетонатор положить отдельно. Разукомплектованная, мина превращалась в макет, хотя и продолжала оставаться весьма опасной игрушкой.
-- Товарищи, -- он махнул рукой, как будто его могли увидеть. – Подходи сюда. Уже можно!
Каким временем она располагает? Каждая минута могла стать последней, а Хафиза, между тем, только-только приступила к важнейшей, завершающей фазе операции. Все главные параметры она вывела на следящие экраны мониторов. Это позволяло контролировать ситуацию, не отвлекаясь от ноутбука. Перестали волновать даже мертвяки под ногами.
Необходимо было перестроить некую технологическую цепочку. Взять её под свой контроль. Затем дать сигнал брату – запустить силовую станцию и выдать серию вспышек. И лишь потом можно будет думать о спасении. Её должен был прикрывать Боло, но ему пришлось взять на себя иную задачу – выполнить в одиночку роль отвлекающего отряда, вместо команды бежавшего Немирова.
Вдруг станция заработала самостоятельно, замигали лампочки на пульте, который совсем недавно мёртво таращился потухшими зрачками экранов. Кто-то взял на себя смелость пробраться на электростанцию. А ведь именно оттуда должен был начать свой демонстрационный поход Боло. Он не справился с заданием? А может, его уже схватили? Тогда следующая очередь – за ней.
Пришлось отвлечься от дела и вернуться к станции. Не сходя с места, Хафиза переключила управление и, действуя дистанционно, перекрыла поступление топлива на форсунки дизельного генератора. Всё-таки великая вещь – цивилизация. Она позволяет одному человеку диктовать свои условия многим тысячам, миллионам сограждан.
Лампочки на пульте снова начали тухнуть. Только бы Магомет не принял появление света за тот сигнал, который он в настоящее время дожидается. Хафиза снова застучала клавишами, замелькали наманикюренные пальчики, прядь волос прилипла ко лбу.
Загоревшийся внезапно свет прожекторов выдернул пакистанца из темноты. Он беспомощно прижался к серой стене какого-то цеха. Он потерял ориентировку в темноте и бродил теперь наугад по этому промышленному лабиринту. Можно было приступать к демонстрации силы – начать дистанционно взрывать установленные мины, но… Боло не был уверен, что не находится сейчас рядом с которой-нибудь из них. В темноте, без инфракрасного прибора ночного видения, который он сорвал с головы и где-то обронил, комбинат превратился в подобие того Лабиринта, который в своё время построил мифический мастер Дедал для критского тирана Миноса. А вот нити, которую вручила Тесею красавица Ариадна, у пакистанца, увы, не было.
Прожектора залили двор с транспортными крытыми переходами потоками света, в которых дождь перевоплотился в некое фантасмагорическое представление. Капли сияли бриллиантами, переливаясь на лету; казалось, что вот-вот над комбинатом, перенасыщенном влагой, вспыхнет необыкновенной красоты радуга, которая укажет ему дорогу туда, в блаженное будущее…
Но никто и не думал любоваться красотами необыкновенного зрелища. С разных сторон к Боло уже спешили люди, облачённые в гражданскую или военную одёжу. Пакистанец моментально оценил своё положение и, несколькими короткими очередями, отогнал преследователей. Тут же, как по команде, вновь погасли прожектора. Казалось, что хищница- ночь стремительно прыгнула вниз, отвоёвывая свою законную территорию для охоты.
Боло нащупал гранату и швырнул её в ту сторону, где недавно метались люди, пытаясь укрыться от вездесущих пуль. Глухо рвануло, засвистели осколки и кто-то пронзительно закричал – завыл. Скоро крики перешли в причитания.
А белудж, не дожидаясь ответа, крался прочь. Он уже сумел сориентироваться и выискивал сейчас место, где он сможет залечь и начать взрывать мину за миной, участок за участком. А потом попробует исчезнуть отсюда. Дорогу он уже для себя прикинул. Деньги и документы они предусмотрительно спрятали неподалёку. Если он не встретит Магомета, то будет пробираться в Татарстан самостоятельно. А уж там найдутся люди, которые смогут переправить его не только в горскую конфедерацию, но и много дальше, в Центральную Азию.
Когда запустились силовые установки, обнаружились и оба техника. Они лежали здесь же, в зале, с перерезанными глотками. У Мосева дрожали руки, когда он ощупывал лежавших, проверяя, живы ли те. Должно быть, он лично знал каждого из убитых.
Не отвлекаясь на детали, Москаленко попытался вникнуть в схему энергопотребления столь крупного промышленного объекта. Для этого он уселся за пульт и начал делать, сначала неправильные, а затем всё более верные переключения. Энергия пошла, пульт начал оживать. Мысленно полковник наконец-то вздохнул спокойней. Сейчас бы только выловить абреков, пока они не начали творить свой беспредел, если уже не поздно…
-- А где… Аркаша? Он же был с тобой?
За его спиной оказался капитан. Он тёр лицо, покрывшееся красными пятнами, будто пытался содрать с него липкую паутину.
-- Сожалею, -- Москаленко не мог оторваться от клавиш и датчиков, -- мы наткнулись на одного из террористов. Он стрелял по нам. Я не сумел, не успел его опередить. Очень сожалею.
Наверное, при этих трагических словах надо было бы повернуться лицом к Мосеву, обнять его за опустившиеся плечи, заглянуть сочувственно в глаза, но у полковника на это не было элементарной возможности. Сейчас по территории бродили вслепую десятки, если не сотни людей, таких вот аркадиев, и в темноте они были для террористов лёгкой добычей, тогда как при освещении охранники могли дать боевикам достойный отпор и даже организовать преследование. Свою особую роль здесь играла каждая секунда. Засечь бы их только!
Мосев всхлипнул.
И тут снова свет погас. Разом перестали стучать дизеля, гудеть генераторы подстанции. Тишина рухнула на головы неожиданно, как горный обвал. Где-то под сводами тускло светили аварийные лампы.
-- Что же ты сделал, вражина?!
В плечи Москаленки клещами вцепились пальцы Мосева. Щупленький пожилой мужичок оказался неожиданно цепким. Он дёргал Николая, таскал его из стороны в сторону.
Тем временем в помещении добавилось народу. Несколько человек внесли с улицы ещё одного (раненного?) на брезентовом плаще, держа его за полы и воротник. Раненый вдруг поднялся и вытянул руку по направлению к Москаленке.
-- Держите его! Это один из бандитов.
Глаза Баландина- Андреева лихорадочно горели, но он держался. В его воспалённом мозгу смешалось всё – допрос полковника на дачном участке, погоня под ливнем, явь и фантазии, всё смешалось в невообразимом коктейле, в котором нашлось место и событиям годичной давности.
-- Ага! – торжествующе возопил Мосев. – Я знал! Я чувствовал, что здесь что-то не так! «Альфа»! Террористы! Ты проник к нам, чтобы действовать за нашими спинами, убил Аркашу, вывел из строя энергоцентраль! Что ещё ты задумал здесь сотворить, гадина?!
Отставник впился в горло полковника и душил его, навалившись всем своим тщедушным телом. Перед глазами у Москаленки побежали разноцветные круги, закружились шары, крики куда-то отодвинулись. Как в тумане он видел, что на помощь Мосеву спешат ещё люди, а он ничего не может сделать. Вдруг среди других лиц он увидал тех двоих детишек, что просили у него хлеба в Кирове, и ту девочку Алёнку, которая уснула на коленях у мамы, а над ними всеми скалился Эль-Моут, торжествовавший очередную победу в борьбе над неверными.
Откуда только взялись силы у измученного полковника, но он изловчился и ударил локтем Мосева по рёбрам. Тот со стоном отшатнулся и повалился на пол. Николай без промедления вскочил и отпрыгнул в сторону, выворачивая на ходу из-под дождевика пистолет. Набегавшие на него люди остановились, а через мгновение попятились. Он наводил пистолет то на одного, то на другого, а сам силился рассказать, что он с ними, против боевиков, что свет здесь вырубил кто-то извне, кто-то, сидящий за другим электронным пультом, и этот кто-то – женщина, по имени Хафиза Багаева. Это она держит под контролем энергосистему комбината, и надо всем им искать ту точку, откуда она это делает.
Николай вновь попробовал объясниться, но голос пропал, остался лишь сиплый хрип. Кажется, Мосев успел ему хорошенько помять гортань, да и прогулки под дождём тоже сыграли свою нездоровую роль. В отчаянии Николай выпалил вверх, лампа под сводом взорвалась, посыпались осколки. В темноте Николай вылетел из помещения и вновь побежал по залитому водой двору.
Где-то далеко, на территории комбината, рвануло. Бо начал динамитную войну? Великолепно. Значит, всё идёт по плану. Эль-Моут раскрыл чемоданчик. Собственно говоря, в руках у него была миниатюрная ядерная бомба. Плутониевый детонатор вкупе с активаторной частью, куда входил блок с небольшим количеством весьма токсичного радиоактивного вещества кумачово-красного цвета, известного узкому кругу лиц под названием «красная ртуть». Это вещество резко уменьшает критическую массу трансурановых элементов и делает плутоний-239 чрезвычайно эффектным. «Красную ртуть» используют в секретных лабораториях ВПК для перенаправления широкомасштабного выброса ядерного взрыва в лучевую направленную энергию. Попросту говоря, это вещество помогает концентрировать бешеную энергию атома в невообразимой плотности пучок излучения, превращая мирный лазер в фантастическую лучевую пушку. В данном же случае «красной ртути» предназначалась роль катализатора, который запустит в дело плутониевые стержни и превратит подземную камеру- пустоту в мощный реактор, который в скором времени взорвётся от перенапряжения, сдвинув со своего места мощные тектонические плиты. Это будет первым элементом войны двадцать первого века, когда в ход пойдут новые разработки оружия массового поражения.
Этот проект был плодом работы нескольких высокоодарённых умов, а вот воплотить всё в действительность выпало на долю ему – Эль-Моуту. Он лично, своими руками, опустит контейнер в подземную скважину. Их здесь, на территории, полдесятка. Каждые сутки под землю закачивается две тонны жидких отходов. Здесь и тхан, и гексахлоран, и другие производные хлора, отходы при производстве минеральных удобрений, куда входит всё, что угодно, вплоть до ртути. И подобная операция практикуется уже более двенадцати лет. То есть под землёй, на глубине полутора километров плещется озеро высокотоксичных отходов, объёмом свыше миллиона тонн. Один дьявол знает, какие реакции происходят там, в недрах. Как-то раз, в Канаде, начали происходить отравления людей, попавших в туман, на подъезде к Торонто. Стали говорить о выбросе с местных производств, которых здесь едва ли не половина промышленности страны, и даже о диверсиях квебекских сепаратистов с применением боевых газов, ведь в диагнозе отравившихся упоминался фосген. Оказалось же, что под влиянием солнца, ультрафиолетового излучения, в облаке смога произошла химическая реакция, и образовались, как бы сами собой, газы, идентичные тому самому фосгену. Быть может, и под землёй творится нечто подобное, тем более, что туда скоро булькнется контейнер с плутонием-239 и «красной ртутью». Начнётся реакции подогрева того «озера», которая приведёт к смешиванию веществ, пойдёт процесс выделения газов, жидкость забурлит. Известняки «нижнего карбона» начнут разрушаться, двигаться, жидкость хлынет по тектоническим трещинам. В скором времени вверх ударит фонтан, и не один, а пять фонтанов, с отходами такой концентрации, что диоксины и циановые соединения покажутся детскими, невинными шалостями. Подводное озеро смешается с артезианскими водами и это погубит в округе всё живое. К тому же подземные смещения тектоновых пластов и резкое удаление из-под земли радиоактивно- токсичных вод приведёт к оседанию комбината и неминуемого выхода его из строя.
В итоге этой диверсии пострадает весь густонаселённый центр Вятского края, а кроме того и юг губернии, в результате масштабного отравления вод реки Вятки. Отношения между Татарстаном и правительством Волго-Вятского Содружества окончательно расстроятся. Они будут обвинять друг друга в рукотворности техногенной катастрофы. Умело направляемые разногласия неминуемо перейдут в открытую стычку, а там уже закипит- закрутится. Хорошо, что он придумал затащить сюда Москаленку. Пусть всё спишут на интриги спецслужб России. Так делалось уже не раз, путь проверенный. Ату их, ату! На них столько налипло за последний век грязи, что лишний ушат уже большой роли не играет, а дело будет выглядеть совсем по-иному, оно заиграет.
Опять всё против него. Николай то бежал, то шёл, едва поднимая ноги. Любой другой на его месте впал бы в отчаяние, а вот Николай тем временем усиленно соображал, анализируя имеющиеся сведения. Какие же? Что он мог узнать, всеми преследуемый? Выводы, результат анализа действий. Хафиза, а это наверняка была она, устроилась где-то возле компьютерного терминала и ловко манипулировала процессами производства. Но где же она спряталась? Элементарно! Там, где электроэнергия продолжала двигать машины, действовали всяческие приборы, и проходил синтез химических операций.
Несколько фраз там, показания приборов здесь, делается логический вывод, и вот уже Николай перемещается туда, где гудели печи и агрегаты химического воспроизведения.
Сейчас Хафиза, пускай и не желая того, действовала на пользу Москаленке. Самое главное, что его сейчас никто не преследовал. Убоялись ли они пистолета, или не поверили до конца в лихорадочные обвинения Баландина, но полковник не слышал позади ни криков, ни шагов. А ещё на пользу ему было отсутствие связи между подразделениями охранной службы комбината. То есть он мог и дальше придерживаться «легенды» сотрудника «Альфы».
Вдруг он снова столкнулся с парой незнакомцев и, опережая их, решительно потребовал от них ответа, кто перед ним. Это опять оказались казаки. Что они здесь делают? Как очутились на комбинате, где своя система охраны, свой штат сотрудников? Тем не менее Москаленко предупредил их, что часть территории заминирована злоумышленниками и необходимо быть предельно внимательным, держаться подальше от массивных металлических конструкций и, при обнаружении подозрительного человека, одному из напарников отходить в сторону, чтобы в любой миг поспешить на выручку товарищу. Проинструктировав казаков, Николай отправился дальше.
Добравшись до работающего участка, он ворвался внутрь и побежал по обширной площадке, не обращая внимания на удивлённые лица. Должно быть, персонал уже догадался, что на комбинате происходит что-то непонятное, так как работающие собрались группами и шумно обсуждали новости. Николай подошёл к солидному мужчине в белоснежном халате, с кожаной папкой под мышкой, который набирал номер на мобильном телефоне.
-- Товарищ, -- полковник всем своим видом демонстрировал напор и решительность, -- где здесь компьютерный отдел?
-- А? Что? – недовольно повернулся к нему мужчина. – Кто вы такой?
-- Служба безопасности. Я повторю, где терминал?
Мужчина показал рукой и проводил Москаленку глазами, но большая часть химиков на их короткий разговор не обратила ни малейшего внимания. «Выброс», «короткое замыкание в энергосистеме», «учебная тревога». Они перебирали разные варианты неразберихи, что творилась за стенами их освещённого павильона.
Почти что бегом Николай пересёк гулкое производственное помещение, уставленное сложной аппаратурой, прошёл возле колоннады, поддерживающей массивный свод, и очутился возле «аквариума», закрытого изнутри жалюзи. Он снова достал пистолет и решительно толкнул дверь.
Пусто! Мертвенным светом мерцали экраны, гудели электронные «внутренности», не так густо, как в цеху, но всё-таки… И не было никого. Где же операторы, программисты? Неужели в толпе обсуждающих ЧП, позабыли о работе?
Москаленко собирался уже выходить отсюда и бежать дальше, до следующего терминала, как вдруг заметил ногу, торчавшую из-под стола. Через мгновение он вытащил на свет оба трупа, перепачканные кровью. Значит, интуиция его не подвела, именно отсюда Хафиза диктовала свою волю, отсюда она недавно вновь вырубила подстанцию, лишив охранников световой поддержки. Что ещё она успела сделать? И где она сама?
Николай прикоснулся к сидению вертящегося стула. Оно было ещё тёплым, таило в себе тепло тела Багаевой. Значит, она ещё где-то рядом. Он выскочил из отсека, оставив двери раскрытыми. В сторону собравшихся террористка не проходила, да и не пошла бы, а значит, для неё оставался поход в противоположном направлении. Москаленко туда и кинулся. Привлечённые шумом, к отсеку терминала направились сотрудники производства. Сейчас они обнаружат трупы, вспомнят человека «из органов». Скорее отсюда. Скорее!
Он распахнул двери, ведущие наружу, и сразу увидел её. Хафиза обернулась на шум распахнувшихся створок, моментально вскинула руку. Николай отшатнулся назад, метнулся в сторону. Короткая очередь пронизала дощатую филёнку. Пули ещё кувыркались по цементным ступеням, а полковник уже снова прыгнул вперёд, выстрелил на лету в скользнувший впереди силуэт и шлёпнулся животом в лужу. Над головой вжикнуло ещё несколько пуль.
Припадая на одну ногу, так как при падении растревожил пораненное колено, Николай догонял мелькавшую впереди фигуру. Два раза она останавливалась и открывала огонь, и оба раза он успевал откатиться в сторону, разбрызгивая грязные лужи. Один раз ответил сам, взяв прицел над самой землёй. Попадёт по ногам – хорошо, а нет, так хоть припугнёт, чтоб не столь шустро бежала. Мол, и у него зубы имеются.
Откуда только у людей берутся силы в такие экстремальные минуты? Ведь Москаленку за последние несколько суток и били неоднократно, и допрашивали с элементами устрашения, и к смерти приговаривали все, кому не лень, и наркотиками глушили, а он всё как таракан. Оклемался и – вперёд! Порода у него что ли такая – Неуловимый Джо? («Да кому он нужен?»). Нужен! Очень нужен. Кого, как не его, разыскивают Эль-Моут со своими людьми, Баландин с таксистами и казаками, Мосев с комбинатовскими охранниками, это если забыть про своих коллег- гебешников. Всё. Круг замкнулся. «И куда бедному крестьянину податься?». А он чешет себе на все сто, мир спасает, рискую в лучшем случае схлопотать себе пулю и наконец-то расписаться со всеми своими чаяниями. Или остаться всё же в живых и начать путешествие по кругам следственного ада. Викторина такая – «Что? Где? Когда? С кем?».
Впереди мелькнул уголок белого халата. Хафиза затаилась и дожидалась его, чтобы расстрелять в упор. Он набрался сил, напружинился и прыгнул прямо с земли. Чёрт! Одна пуля пронзила плечо, прежде чем он опрокинул женщину, ударил её в лицо. Она оскалила зубы, попыталась вонзить их ему в запястье, но он уже крутил ей руки, перевернул на живот, наступил коленом на узенькую спину, вдавливая её в раскисшую землю. Вырвал автомат, портативную заграничную штучку, отбросил далеко в сторону.
И вдруг загорелся свет. Это был как апофеоз, торжество справедливости! Николай поднялся, захохотал в полный голос, повернулся навстречу слепящим лучам прожекторов. Видит ли его кто? Вскинул руки. «Сюда! Ко мне!».
Рывком, Хафиза едва не выскользнула из-под него. Он упёрся ей в бок «Макаровым». «Лежать, паскуда!». Почувствовал сам, как по бочине стекает. Его ли это кровь, или вода уже насквозь пропитала костюм «от Версаче»? Плевать. Нащупал кожаный чемоданчик, чуть приоткрыл его. Сверкнул серебристым отблеском дисплей, показалась клавиатура. Так и есть!
-- Где Эль-Моут, стерва! – заорал он ей прямо в ухо, двинул для убедительности кулаком. Женщина под ним дёрнулась.
-- А ну слезай с неё! – заорал кто-то рядом. Из темноты вылетел парнишка в военной униформе. Он держал в руке дубинку, отведя её назад для удара. – Встать! Я сказал!
На секунду показалось, что это Аркадий, что он вовсе не убит Боло, а живой и даже примчался на выручку, но ещё не узнал его.
-- Ты что? – протянул полковник, подняв голову. И сразу же понял, что это совсем другой человек. Аркадий был не таким широкоплечим. И лицо у него было доброе, с русыми вьющимися волосами. А этот, стремительный как воробей, подскакивал и подпрыгивал, размахивая дубиной на излёте. Вот сейчас ударит.
-- Товарищ, юноша, помоги, -- Хафиза подняла голову и просила- молила неожиданного спасителя. – Это бандит. Он хотел меня убить.
Она елозила под ним, пытаясь вывернуться. Николай заскрипел зубами, приподнял её и шлёпнул всем телом о землю. Чавкнула влажная трава.
От удара он не успел увернуться, и тяжёлая резиновая палка опустилась на спину, благо голову он всё же уберёг. «Упаси меня, Господи, от друзей, а уж от врагов я как-нибудь сам уберегусь, -- говаривал кайзер германский, Отто фон Бисмарк, и был в чём-то прав. Пожалуй, живой пример историческому афоризму корячился сейчас в грязной, изжёванной траве.
Хафиза без промедления всё же вывернулась из-под него, вырвала из руки пистолет.
-- Вас он не сильно помял? – парнишка попытался поднять Багаеву, протянул ей свободную от дубинки руку. – Я не слишком опоздал?
-- Мог бы и раньше здесь появиться, -- сквозь зубы ответила боевичка и всадила в него пулю из ПМа. Парня отбросило в сторону, а Хафиза уже повернулась к Москаленке. Тот ползал в грязи раздавленным жуком, пытался подняться, щупал в траве руками.
-- Предателю нашей веры, врагу – собачья смерть в грязи, по-скотски!
Она снова подняла пистолет, нажала на курок, но Москаленко вдруг прыгнул вперёд , и застонал. Опять его пронзило. Больно! Как больно! Он вцепился зубами в травяной пук, рот наполнился горечью, и тут под руку попала кожа чемоданчика. Он вцепился в него и вздёрнул из последних сил над головой, прикрываясь им, как щитом. Грохнул новый выстрел, и пуля пронзила толстую кожу чемодана, вошла во внутренности, искорежила их и вышла откуда-то сбоку. Но удар всё же опрокинул полковника на спину. Хафиза, почти что в упор, пальнула ещё раз, и ещё, не замечая, что пули летят уже мимо. Лицо её было заляпано грязью, и видела она всё весьма смутно. Но полковник лежал неподвижно, прижав ко груди ноутбук. Хафиза попыталась вырвать его, но безрезультатно, полковник прижимал к себе чемоданчик и пальцы его не разжимались. Можно было подрезать сухожилия, но на это уже не оставалось времени, и Хафиза просто сунула гранату между компьютером и телом полковника. Ещё раз ударила по неподвижному телу полковника, отшвырнула в сторону пистолет с опустевшим магазином и устремилась прочь, в темноту, туда, где был Магомет, брат, командир.
Позади рвануло. Значит и с полковником, и с ноутбуком покончено.
Он забился в кустарник, что рос вдоль низкой ограды. Несколько раз мигнул свет по периметру. А это сигнал. Началась завершающая фаза. Осталось сделать ещё пару штрихов, и всё! Его дело сделано. Боло сунул руку за пазуху. Нащупал там футляр, вроде пистолетной кобуры. Похолодел было, но тут же и успокоился, нащупав рукой коробочку. Вот он, радиопередатчик, для запуска взрывприветов. Как писали раньше бойцы на снарядах. «Привет от Кузькина и его мамы».
Закрыл глаза в религиозно экстазе, прочитал про себя первую суру Фатиху: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклянёмся и просим помощи! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, кого Ты облагодетельствовал». Боло вздохнул, открыл глаза и решительно вдавил пальцем кнопку пуска.
Тишина!
Ничего не взорвалось. Боло вытаращил глаза, потряс коробкой, снова нажал. Ба-бах! Где-то неподалёку грохнуло, земля толкнула его под колени так, что он едва не завалился на бок. Белудж оскалил зубы в широкой улыбке. Аллах акбар! Наверное, под контакт попала влага, такой ведь дождь, ливень. Больше не было смысла тянуть судьбу за уши и он переключил взрыватель на общую команду. Поднялся на ноги. Сейчас со всех сторон, и он сразу кинется прочь.
Шлёп! Коробку передатчика вырвало из рук и отбросило далеко в сторону. Боло опешил. Только что рядом никого не было, и вдруг поднялись с земли два человека, как призраки. Один из них спокойно подтягивал к себе длинный пастушеский бич, каким пастухи погоняют нерадивых коров. Самым кончиком, который был завязан в крепкий кожаный кукиш, он умудрился весьма ловко выбить передатчик из рук террориста.
Сначала Боло подумал, что с ним покончено, но уже в следующий миг собрался. Противников было всего двое, к тому же из оружия у них был только тот бич да ещё коротенькая палка. Сейчас он им покажет.
По-ковбойски выхватив из сбруи автомат, он стремительно вскинул его, чтобы свалить, дуплетом, обоих, но «Интердинамик» словно взбесился и вырвался из пальцев, содрав скобой кожу. Противники окружали его, обходя с разных сторон. Проводив высверком глаз отлетевший прочь пистолет, чтобы запомнить точку падения, Боло завопил, завыл по-страшному, рванул из ножен тесак и прыгнул- покатился по земле, чтобы снизу рассечь русского богатура. И уже мысленно торжествовал победу, ждал мига, когда клинок вонзится отработанным движением между ног противника, и тот завопит предсмертным воплем. Тогда он вскочит и метнёт нож во второго противника. Но если и клинок и разрубил что, так это лишь насыщенный влагой воздух, а ему на голову опустилась та палка. Хрустнуло. Это сломалась крепкая на вид деревяшка, а Боло покатился дальше. Если он остановится, то эти двое скрутят его, завернут руки за спину и поведут в зиндан, будут резать из кожи ремни, добиваясь признаний, а потом отправят в ледяной ад, где не может жить обычный человек, где мясо отстаёт от костей и чернеет, после сильных морозов, там, на Колыме.
Пакистанец ухватился руками за грудь, нащупал там осколочные гранаты, вырвал их с держателя, зубами сорвал предохранительное кольцо. И шагнул сам навстречу этим, двоим. Те остановились, сообразили, попятились и вдруг кинулись в разные стороны. В кого из них бросить гранату? Боло крутил головой, уподобившись буриданову ослу, и вдруг оба нападавших исчезли в сверкающем облаке. Нет, не они это скрылись, а сам белудж. Сотни стальных челюстей безжалостно терзали его тело, а он всё стоял, со вздёрнутыми руками, словно некий сеятель, сеявший смерть вокруг себя…
Миша поднял голову. Неподалёку ещё дымилась земля и лежали останки террориста- смертника. Он предпочёл взорвать себя, выбрав быструю смерть. В голове звенело и гудело. Волосы покрылись слоем земли. На зубах хрустело. Он успел вжаться в землю, расплющиться на ней, и град осколков миновал его. Он вытер рукавом лицо, но оно стало от этого только грязнее. Михаил улыбнулся. И вспомнил. Он же вышел на террориста вместе с Королёвым. Это Сергей выбил бичом оружие из рук взрывника и действовал так ловко, как это и полагается пластуну. Но где же он?
-- Сергей!
Михаил бросился назад, пробежал мимо дымящихся останков и рухнул на колени рядом с раскинувшимся телом. Королёв лежал неподвижно, казалось, что руками он обнимает всю землю, которую он смог достать, прижать её ко груди.
-- Сер- гей!
Хорунжий взял за плечи своего товарища, повернул его на бок, попытался что-то г-нащупать грязной рукой.
Вдруг он заметил, что глаза его старшего товарища открыты. И губы шевелятся. Он что-то шепчет, хочет сказать. Михаил приблизил ухо ко рту казака.
-- Ничего, командир, живы будем, не помрём…
Так и будет! Если казак не убит сразу, не погиб в бою, он обязательно оклемается, поднимется на ноги, чтобы снова занять своё место в строю, на страх врагам и на радость товарищам и родным.
Поднатужившись, Миша подхватил Сергея под плечи и колени, крякнул и утвердился на ногах. Затем зашагал туда, где что-то кричали люди. Навстречу ему уже спешили. Королёв снова зашептал. И Михаил ясно услышал:
-- На войне, как на войне! Знай наших!
Глава 38.
Можно было уходить. Всё было сделано так, как и планировал Эль-Моут. Заряд без помех ушёл в пластколлектор и, минуя заслонки, убранные стараниями Хафизы, падал сейчас в подземное токсичное озеро. Кажется, он даже почувствовал всплеск, с каким контейнер погрузился в мешанину химических соединений. Вот-вот сработает активатор и плутоний проснётся. Где же Хафиза? Что это она там тянет с отходом?
Забравшись на невысокое строение будки контроля пластколлектора, Магомет поднял портативный, но тем не менее весьма мощный армейский бинокль, стоявший на вооружении армий НАТО. Надевать на него инфракрасную насадку не требовалось. Территория комбината была уже ярко освещена. Специалисты быстро выяснили и устранили причину неполадок. И ладно. И пускай себе. Всё уже позади. И Хафиза, и Боло славно поработали. Оба отлично справились с поставленной перед ними задачей. До Эль-Моута временами докатывались звуки стрельбы и взрывов. Сестра всё сделала в лучшем виде. Контейнер ушёл на глубину без всяких задержек, чреватых неудачей.
Ага. Впереди показался силуэт. Это была Хафиза. Но, похоже было, что её преследовали. Более десятка теней растягивались цепью, двигаясь всё быстрее, стараясь окружить беглянку. На мгновение она остановилась, но тут же, с новыми силами, бросилась вперёд, к нему. Позади её распустился букет разрыва, и докатилось эхо. Грохнуло ещё раз. Сестрёнка отбивалась от преследователей гранатами. Значит, свой огневой комплект она уже израсходовала до конца. Надо помочь ей.
Пока преследователи поднимались и оценивали свои потери, Багаев готовил гранатомёт. Жаль, что они не двигаются группой. В этом случае он бы решил проблему с погоней одним прицельным выстрелом. Но эти держались, как настоящие воины, опытные бойцы. Все вместе не вскакивали, а двигались короткими перебежками, поднимаясь то справа, то слева. Не дождавшись новых разрывов, они осмелели, т вот тогда-то Эль-Моут и выстрелил. Отдачей его едва не столкнуло с покатой крыши будочки, он поскользнулся, но удержался на ногах. Реактивный снаряд с рёвом описал короткую параболу. Взрывом подняло целую тучу земли, которая на миг повисла в воздухе и вдруг обрушилась обвалом, селью, залив площадку грязной водой и ошмётками земли.
Последний разрыв чуть замедлил скорость перемещения женщины, но она быстро навёрстывала упущенное, и приближалась к брату. Эль-Моут с помощью бинокля «обшарил» линию преследователей. Кое-где ощущалось движение, но в полный рост никто уже не двигался. Видимо, вслед за первым артударом они ожидают второй, и третий, а пока жмутся к земле, вдавливаясь в болотистую почву, уйдя в грязь по самые уши. Сидите там, кроты, а мы тем временем уйдём к реке, и – по течению, самосплавом.
Отбросив трубу использованного гранатомёта, Эль-Моут соскочил с будочки и поспешил навстречу измученной, грязной до неузнаваемости сестре. Хафиза сейчас ничем не походила на ту лощёную «голден леди», какой недавно входила в цех с компьютерным «чемоданчиком».
-- А где компьютер? – первое, что спросил он, когда она к нему подбежала.
-- Остался… там, -- она махнула рукой назад, не в силах отдышаться. Похоже, ей пришлось отбиваться не только автоматом и гранатами, но даже кулаками.
-- Но они не найдут?..
-- Нет, -- мотнула Хафиза головой, -- я взорвала ноутбук гранатой… вместе с Москаленкой.
-- Как?! – Эль-Моут чуть не споткнулся от неожиданности. – Он был здесь?
-- Да. И пытался остановить меня. Но я убила его из пистолета. А для гарантии ещё взорвала гранатой. Чтоб ничего уже не осталось ни от компьютера, ни от проклятого предателя.
Эль-Моут недовольно скривился, но ничего не сказал. И непонятно было, то ли он недоволен тем, что сестра оставила компьютер с файлом всей операции, или то, что она взорвала Москаленку, который должен был сыграть роль «троянского коня». Впрочем, сделанного было уже назад не вернуть. Главное, что операция удалась, и предатель к тому же получил по заслугам.
-- А Боло?.. Ты пакистанца не видела?
Нет. Сестре было не до белуджа. У неё и своих проблем хватало. Чудом ведь вырвалась. Если бы не тот охранник, неизвестно ещё, успела бы она сюда добраться, или вели бы его, скованную наручниками, в арестантскую машину, чтобы отправить в лагерь к тем великомученицам, что взорвали в прошлом вокзал в Пятигорске.
После того разрыва гранаты в погоню за убегающим террористом устремились несколько работников службы безопасности комбината, казаки и даже один из рабочих. Но, после того, как террорист метнул в преследователей ещё пару осколочных гранат, рабочий пополз обратно, кляня на чём свет стоит свою смелость (или трусость), двое охранников подняли третьего и тоже понесли его к цехам. Остальные же снова продолжили погоню, но тут по ним ударили чем-то, предположительно – портативной ракетой. Взрывом некоторых оглушило ибо контузило. Некоторые бессильно стонали, не смея даже шевельнуться. Дальше двинулись меньше половины от группы преследования, да и те двигались чрезвычайно осторожно, переползая от одной травяной заросли до другой. При таком преследовании террористы спокойно удалятся, не обращая на них внимания.
Гордиенко вырвался далеко впереди остальных и, когда упал перед взрывом, увидал будочку контроля за пластколлектором. Теперь он быстро пополз дальше, тщательно скрываясь за мокрыми стеблями травы тимофеевки. Слава Богу, что ливень наконец-то прекратился. Правда, продолжал идти мелкий дождик, но для промокших до нитки людей он был, но как бы его и не было. Благо, что стояло лето, и остывшее промокшее тело не так мёрзло, приникнув к размякшей почве. Юрко сильными движениями толкал своё тело вперёд. Метр за метром, метр за метром, приближался он к кирпичному строению, которое словно создано для засады. Ведь именно отсюда ударил реактивный снаряд. Больше неоткуда.
По примеру пластуна и другие казаки из станицы Казахстан поползли вперёд, наплевав на уже и без того грязные выходные костюмы. Галстуки свои они давно уже попрятали по карманам, а кое-кто скинул даже пиджак, оставив его на лугу, чтобы ловчее было передвигаться. Вперёд-вперёд.
Юрко взял немного в сторону, чтобы будочка очутилась сбоку и не закрывала от глаз убегающих врагов, или новую засаду. Ведь недаром же убегавший террорист стремился именно сюда. Здесь его ожидала подмога. Гордиенко поднял голову так, чтобы глаза были чуть выше уровня травы.
Сразу два казака поднялись и в настоящий момент подбегали к низенькому домику. Следом за ними спешили ещё один. Зачем они сделали это, горячие головы? Вдруг навстречу к ним метнулась тень. Да, другим словом это было не описать. Нападающий был облачён в чёрный комбинезон и полностью сливался с ночью. Его движения были так стремительны, что не фиксировались взглядом. Казалось, что ожил один из хищных ночных кошмаров, какой-нибудь Фредди Крюгер, монстр с когтистой перчаткой. Он взмахнул руками и оба казака отлетели в разные стороны, новый взмах, и подбегавший им на выручку тоже опрокинулся, не добежав до террориста трёх- пяти шагов.
Да, это была самая настоящая засада. Только состояла она всего из одного человека, но зато человек этот был бойцом, Воином. За считанные секунды он разделался с тремя нападавшими, взрослыми сильными мужиками, военными. И сделал это так легко, словно имел дело с малыми детьми.
В первом раунде чистая победа осталась за боевиком. Но вот уже к нему приближалось не менее полудесятка новых людей. Они видели судьбу своих товарищей и приближались к террористу осторожно, но неумолимо, обходя его с разных сторон. Убедившись, что у него отсутствует огнестрельное оружие, они набросились на него, используя для нападения, кто резиновую палку, кто – подкованный сапог, а кто и просто крепкие кулаки.
Один из нападавших вдруг нырнул на землю, стараясь обхватить руками ноги противника и задержать его для расправы, но… промахнулся. Уж больно им попался увёртливый боевик. Он прыгал из стороны в сторону, отбивал удары и наносил их сам. Словно по волшебству у него то появлялся грозный кинжал, то вдруг таинственный образом вновь исчезал. Уследить за стремительными движениями его было просто невозможно. Это мельтешение даже утомляло организм, навевало опасную дрёму. Пластун отвёл глаза, выискивая второго из боевиков, который так сюда спешил.
Вдруг сбоку мелькнула фигура. Он? Но бесновавшийся на поле боя боевик заметил перемещение, оглянулся и резко взмахнул рукой, а потом снова повернулся к противникам, число которых заметно поредело. Поднявшегося из травы видно больше не было.
Гордиенко переполз к тому месту и наткнулся на него. Усатый паренёк- мужичок, с конопатым носом на румяном лице, лежал на спине, раскинув руки в стороны. Из переносья его воронёным жалом торчала шестилучевая звезда- сюрикэн. Острый луч- лезвие перебил носовой хрящ и вонзился в мозг. Парнишка был убит сразу, наповал. Рядом с ним лежала палка, выпавшая из руки. Где же у них огнестрельное оружие, у этих бедолаг?
Пластун подхватил дубинку и поднялся на ноги. Далее скрываться не имело смысла. Будь он в одиночестве, то навязал бы противнику скрытую войну, действуя исподволь, из засады, но сейчас так действовать было не с руки. Тем более, что боевик бился уже с последним из супротивников. Тот, хоть и отступал с каждым шагом, но тем не менее активно махал длинной резиновой палкой. Вдруг террорист взвился в воздух, ногой отбил встречный удар дубинки, сам вдарил по корпусу второй ногой, снова первой, и, уже опускаясь на землю, нанёс крепкий удар кулаком сверху, по макушке. Военный, настоящий богатырь, упал на колени, а после очередной серии молниеносных ударов опрокинулся на спину.
В руках у боевика снова появился клинок. Видимо, он собирался добить крепыша, но сделать этого не успел. Воспользовавшись удобным моментом, Гордиенко успел подбежать почти вплотную, когда боевик опомнился, повернулся к нему и махнул рукой. Юрко к этому был готов и подставил толстое древко дубинки. В него тут же впилось жало длинной метательной иглы- дротика. А в следующее мгновение пластун уже летел колесом, уворачиваясь от целой обоймы жужжащих металлических звёзд с серповидными краями. Боевик метнул в него целую кассету сякенов.
Они стояли друг перед другом – молодой пластун, в грязной рубашке, и террорист, в чёрном комбинезоне, с выпачканным специальной краской лицом, а может это была такая у него маска. Вдруг боевик неуловимым движением метнулся к нему и сам прыгнул. Он стремительно махнул рукой, действуя ребром ладони, промахнулся и тут же крутанулся на месте, чтобы с разворота достать казака локтем. И это ему почти удалось. Гордиенко даже почувствовал, как рядом скользнул этот самый локоть, как таран или старинный кистень. Сам он использовал приём из арсенала запорожского боевого гопака, пролетев в воздухе рядом с противником. Но тот легко ушёл от ударов ногами и умудрился ткнуть из невообразимой позиции Юрко фалангой пальца. Руку словно обожгло, и она сразу онемела. А боевик скользнул в тень будочки и словно бы слился с той тенью. Пришлось и Юрку падать в траву и стремительно, на пределе сил, отползать в сторону. Причём он двигался так, чтобы не тревожить, по возможности, травы. Он постарался двигаться наперерез противнику, если вздумает тот скрыться. Наконец он замер и прислушался.
Где-то далеко, на территории комбината, выли сирены, им вторили переливы автопатрулей. Видимо, всё же прибыли группы милицейского спецназа. Доносились разнообразные крики, некоторые далеко, другие поближе, а вот это уже совсем рядом…
Слышалось шуршание. Стоны. Может, кто из раненых пришёл в себя и отползает от беды подальше, а может это движется враг, чтобы в неожиданный момент появиться за спиной и прикончить его одним ловким ударом. Известно одно, что долго прятаться боевик не станет, не в его это интересах. Наверное, сюда уже спешат бойцы ОМОНа, вооружённые автоматами, с собаками.
Вдруг рядом зашумели, заматерились хриплым надтреснутым голосом, и Гордиенко одним прыжком поднялся на ноги. В нескольких шагах от него боевик схватился с одним из казаков, который до того неподвижной кучей лежал на земле. Был ли он ранен, или хитро затаился, неизвестно, только в данный момент вцепился он мёртвой хваткой в плечи врага и повис на нём, а тот локтем бил его в грудь. После каждого такого удара казак охал, но упорно держался и лишь громко сквернословил в адрес своего обидчика, не забывая его близких и дальних родственников. Вдруг террорист изловчился, уцепил казака за волосы и, одним движением, перекинул его через плечо.
Всю свою немалую силу вложил Гордиенко в этот удар, сконцентрировав в нём накопившуюся за последнее время злость, как это учили делать. Боевик отлетел в сторону, перевернулся и замер. Юрко тут же оказался рядом и носком сапога пнул в нервное сплетение.. Но его противник даже не дёрнулся. Нокаут? Потерял сознание?
Пластун схватил врага за руку, чтобы вывернуть её, и даже потянул из рук ремешок для связывания тех рук, но вдруг противник его ожил и в то же мгновение из глаз Юрка вылетел целый сноп искр. Он не успел заметить движения рук, как всего его скрутило от неожиданной мучительной боли. Перед глазами всё поплыло. Последним усилием воли он выбросил вперёд руку с растопыренными пальцами и ткнул ими в лицо боевику. И, видимо, попал, так как тот выпустил его и отшатнулся. Юрко таки выдернул ремень из брюк и одним быстрым движением намотнул кожаный поясок на кулак так, чтобы наружу торчал металлический прямоугольник пряжки.
Сам же Гордиенко согнулся, застонал, примечая краем глаза движения врага и, когда тот прыгнул к нему, резко распрямился и махнул встреч рукой. Пряжка ударила террориста прямо в лоб. Тот на мгновение остановился, и тогда Гордиенко протаранил его головой. И снова они покатились по земле. Попутно пластун исхитрился попасть боевику пряжкой по кадыку и натянуть петлю из того же ремня на руку. Слышно было, как топают тяжёлые башмаки, быстро приближаясь. Пластун прижал всем телом боевика к земле, но тот так мощно рванулся, что обязательно вырвался бы, если бы не пленённая рука. Вдруг он поднялся горбом, пытаясь перекинуть через себя тело казака, а когда этого не удалось, вдруг извернулся и чиркнул рукой с зажатым в ней острым лезвием. Он распорол на Гордиенке рубашку и глубоко порезал плечо, но до горла добраться не успел, так как казак изогнулся, закинул на врага ноги и обхватил ими шею террориста, отгибая голову врага в сторону, одновременно выкручивая пойманную в захват руку. Тот зашипел от боли и снова махнул пластинкой. По ноге пластуна заструилась кровь.
Над головами их засвистели пули. Длинная очередь ударила по кирпичной стене будки.
-- Лежать!! Всем лежать!
Плечистые молодцы в камуфляже и бронежилетах, в пятнистых глубоких касках, с короткими хищными автоматами, моментом заполонили всю вытоптанную дерущимися площадку, наставили автоматы на всех лежавших там. Трое склонились и над пластуном, с пленённым боевиком в объятиях, только вот тот никак не желал признавать поражения и снова махнул свободной рукой. Один из спецназовцев схватился за щеку, из которой торчал краешек пластины, и попятился. Из-под пальцев брызнула кровь. Но остальные не стали валандаться с наглецом. Три крепких удара прикладом по голове наконец успокоили бандита.
Неожиданно досталось и Гордиенке. Его довольно бесцеремонно двинули сапогом по спине, и лишь после этого он ослабил хватку. Боевика сковали и тут же утащили в темноту, а остальные омоновцы принялись весьма шустро обшаривать окрестности. Гордиенко уселся и смотрел, как к нему подтаскивают раненных, а к стенке будочки, отдельно, складывают неподвижные тела убитых.
Полковник Ахрапенко, со слезами, застрявшими в морщинках, вмиг образовавшихся вокруг глаз, рассматривал тела погибших товарищей. Они лежали в ряд, четыре крепких мужика, отличные бойцы, трудолюбивые хозяева, верные друзья. Вадим Харламов, Иван Семёнов, Харитон Музыка, Игнат Тимофеенко. У каждого из них осталась жена, дети. Ох, Господи, ещё на несколько сирот стала тяжелее земля российская. Василь Кремень, раненный, но всё ж живой, сидел рядом и тоже неотрывно смотрел на тела. Пальцы его, которыми он расчёсывал слипшиеся волосы, едва заметно дрожали. Ещё один раненный, молодой парнишка, из донских пластунов, тоже был тут. И на нём белели широкие повязки. Вот и ему досталось от этой банды смертников. А там, в корпусе, в санчасти, лежит контуженным его старший товарищ, который приехал к Михаилу в такой вот печальный час. А вот и сам Миша, смурой, видать за собой чувствует особую вину и гнетёт она его, и давит, сердешного. Ведь его же поехали провожать станичники до города, да вон поездка та чем обернулась.
-- Слава Те, Господи, -- громко произнёс Ахрапенко и крупно перекрестил лоб, живот и плечи. За ним и другие казаки стали осенять себя крестным знамением. – Слава Те, что сподобил нас встать на пути ворога, закрыть телами нашими жизни людские, дал Ты нам честь сражаться и умирать ради людского спокойствия, не дал случиться беде страшной, непоправимой…
Бойцы ОМОНа, что недавно ещё шуровали здесь, хватая бесцеремонно виновного и правого, теперь приутихли, кой-кто снял шлем с забралом, открывая простоватое лицо с ершистой причёской. Один из них присел рядом с пластуном, привычным жестом откинул автомат на сгиб руки.
-- Прости, браток…
-- За что? – Юрко скосил на него глаза, спросил, почти не двигая губами.
-- Да вот, смазал тебя на поле сапогом. Не со зла ведь конкретного.
-- Пустое это, братан. Не бери в голову, бери в… сам знаешь куда.
-- Самое главное, Евграф Кузьмич, -- суетился здесь же дежурный администратор комбината, -- самое главное, что мы закрыли все опасные точки. Наши люди, вместе с товарищами из милиции, прочесали всю территорию. Больше преступников здесь нет, это совершенно точно. У них не получилось масштабной террористической акции. В данный момент сапёры снимают последние заряды взрывчатки. Всё-таки нам повезло, по большому счёту, конечно же. Да, есть жертвы, и среди нашего персонала, и у охраны, да и ваших товарищей тоже… Но, знаете ли, могло быть многим хуже, многим… Страшно даже представить. Родина не забудет вас и ваших людей, Евграф Кузьмич. Вот и товарищ Мосев подтвердит то же самое…
Полковник кивал, но почти не слышал захлёбывающегося голоса. После того, как администратор убрал пистолет в карман, он сразу стал цивильным человеком, из другого, параллельного мира. А сам Ахрапенко думал о том, что скажет он новоиспечённым вдовам и бедным сиротам, что ещё не знают о своей судьбе, а сидят сейчас дома и спокойно ждут, с подарками, возвращения отца, брата, мужа. Ждут…
-- А вот ещё одного обнаружили… -- доложилась очередная, по всему выходило, что последняя патрульная группа. – Только не знаем вот, куда же его определять. Сам он себя полковником называет и всю дорогу твердит нам, что в руках его содержится очень уж важная вещь.
Все повернулись к небольшой группе. Два бойца- спецназовца поддерживали под руки третьего, израненного мужчину в грязном, когда-то дорогом костюме, прижимающего к груди кожаный чемоданчик. Ноги мужчину если как-то и поддерживали, то перемещать никак не могли. Но, тем не менее, он упрямо держался, и временами вскидывал голову, пытаясь сосредоточиться.
-- … Полковник, из «Альфы», -- воскликнул отставник Мосев.
-- Москаленко, -- не поверил было себе Гончаренко, но глаз разведчика обмануть было трудно.
-- Значит, он тоже из ваших, -- успокоился спецназовец, -- а то мы было приняли его за одного из бандитов. Правда, сам он нас уверял, что террористы его едва не уничтожили, даже пытались взорвать гранатой, но он исхитрился обмануть их и откатил гранату в сторону. Правда, надо отметить, что он и без того изранен, места живого, считай, нет. А это у него было. (Боец показал портативный автомат «Интердинамик»). Хоть и раненый он, но двигался самостоятельно, потихоньку, всё ко груди этот чемоданчик прижимал. «Пушку» отдал сам, а вот с чемоданом ни в какую расставаться не хочет. Требует вести его к самому здесь главному. Мол, дело жизни и смерти, то есть у него какие-то важные сведения, по нашему разумению.
Сосредоточившись, Москаленко вдруг оттолкнул спецназовцев и подошёл к Ахрапенке. Видимо он почувствовал в нём старшего и потому протянул ему покореженный чемоданчик крокодиловой кожи.
-- Здесь – всё! Я отобрал его у террористки – Хафизы Багаевой. Она управляла с помощью этого компьютера некоторыми процессами комбината. Зачем и какими, наверное, можно узнать, если взглянуть внутрь этого чемодана. Недаром ведь его пытались уничтожить взрывом гранаты.
Внезапно он пошатнулся, но его тут же подхватили под руки и усадили на землю. Один из бойцов, видимо исполняющий в группе функции медика, склонился над ним, осматривая ранения. Москаленко устало закрыл глаза. Ахрапенко передал чемоданчик администратору. Тот осторожно приоткрыл его и заглянул внутрь, увидел клавиатуру ноутбука и нахмурился.
-- Уважаемый Евграф Кузьмич, давайте вернёмся в административный корпус. Вашим людям окажут всяческую помощь, покормят, а у нас, возможно, появились новые проблемы, если верить словам этого человека.
В течении нескольких часов лучшие программисты комбината и вызванные извне спецы бились над снятым жёстким винчестером, пока он не открыл им все свои секреты. Когда администратор понял, что он скрывал в себе, то вскочил с места. Глаза у него были выпучены, а рот, то открывался, то закрывался. Казалось, что его вот-вот хватит удар.
Евграф Кузьмич поднялся из кресла, плеснул из графинчика мутноватой воды и подал стакан администратору. Тот выпил её в два глотка и лишь после этого смог членораздельно изъясняться.
-- Боже мой! – голос администратора в считанные минуты сел. – Дело многим хуже, чем я думал сначала. Всё-таки они это сделали.
-- Что? – наконец поинтересовался Ахрапенко.
-- Теракт!
-- И что же они успели сделать?
-- Они запустили в подземную полость атомную бомбу.
-- Я не ослышался? Это и в самом деле бомба?
-- Нет. Плутониевый блок в сочетании с особым веществом, известным как «красная ртуть» даёт эффект настоящей, пусть и компактной, но атомной бомбы.
-- Но нас ведь не раз уверяли, что такого вещества – «красная ртуть», в природе вообще не существует?
Ахрапенко вытер внезапно проступивший на лбу пот и бессильно упал в кресло.
Компетентные органы и официальная наука уверяли, но, тем не менее, оно существует. Я вам это могу подтвердить, как научный специалист. В данном случае мы имеем дело с восточным аналогом «ртути» - радиоактивным сверхтоксичным веществом вишнёво-красного цвета. Это чрезвычайно мощный окислитель и катализатор химических реакций. Именно он и сделает небольшой в общем-то заряд оружейного плутония устройством мощного взрывного эффекта, а в данном случае ещё и теплового излучателя. Плутоний быстро вскипятит подземную ёмкость, заполненную сточными токсичными отходами. Это как паровой котёл огромного, титанического объёма. Под влияниями распирающих сил земные глубинные пласты начнут двигаться. Известняк и базальты всё-таки отличаются от массивных гранитных платформ. Возможно всё – от залпового выброса всех «похороненных» ядовитых веществ до настоящего землетрясения, и даже провала части комбината, как это недавно произошло с «Химмашем» в Дзержинске. Всё это чревато крупнейшей экологической катастрофой. Вы представляете… нет, навряд ли вы в полной мере…
-- Но, что же сейчас делать? – спросил полковник. Он чувствовал себя так, словно здесь, в комнате, на столе перед ними лежала противотанковая граната со снятой чекой. Вот-вот здесь рванёт и всё покроется слоем ревущего огня и жадной, грызущей плоть, сталью. И нет от этого спасения, кроме немедленного, поспешного бегства.
-- Делать? – переспросил администратор, глядя на план- схему предприятия. – Конечно же, надо что-то делать.
-- Нужно объявить общегородскую тревогу, срочно оповестить население и начать эвакуацию людей с территории будущей катастрофы…
-- Зачем? Зачем создавать лишнюю панику и нервировать людей? – удивился администратор.
-- Но, как же?! – теперь, в свою очередь, поразился уже казачий полковник. – Но вы же сами говорили тут про атомную бомбу, подогревающую здесь, под нашими ногами, в настоящий момент, целое подземное озеро из ядохимикатов. Или я неправильно понял? Про вырывающиеся наружу токсичные фонтаны, смещение земных пластов, отравление артезианских колодцев, землетрясении, наконец?
-- Совершенно верно, -- поморщился администратор. – Всё именно так могло бы произойти, если бы не тот полковник из «Альфы», как его там… Москаленко. Именно ему обязаны жизнями десятки тысяч чепчан, да и многие другие вятчане. Он сумел выявить планы террористов, воистину бесчеловечные, я бы даже сказал – сатанинские. Древние говорили – «предупреждён, значит вооружён».
-- Значит, ещё не всё потеряно?
-- Конечно. Тот природный котёл, руками террористов превращённый в реактор, можно регулировать. Точно так же, как и созданный людьми для целей энергетики. Как это сделать, спросите вы? Объясняю. Существует природный регулятор, ограничитель ядерных реакций. Это – кадмий. Если процессы в реакторе начинают вести себя излишне активно, туда вводят кадмиевые сердечники. Они уравновешивают урановую энергию. Вот и мы в ближайшее время опустим в трубу пластколлектора первую порцию кадмия.
-- Но как он поведёт себя в таком химическом окружении?
-- Мы будем всё держать под контролем, ведь кадмий довольно устойчив. Многое сейчас в силах человеческих, -- успокоил казака администратор. – А вас, дорогой вы наш Евграф Кузьмич, я всегда буду рад видеть в гостях. Приезжайте со всем семейством… А сейчас извините, начинается полоса важных неотложных дел, сами понимаете…
Печальная кавалькада потянулась обратно. В задней части автобуса лежали в ряд тела погибших. Остальные держались сумрачно, всё больше молчали, или переговаривались шёпотом, но ни один человек не бросил косого взгляда ни в сторону Михаила, ни обоих его товарищей. Королёв полулежал, не отойдя ещё полностью от контузии, а вот Гордиенко, по виду, уже полностью оправился. Ему наложили на резаные раны тугие повязки, после того, как хирург стянул скобками края глубоких ран. Но что боевому казаку раны, когда перед глазами такое раздолье. Юрко, не отрываясь, рассматривал в окно поля и увалы, леса и купы, посёлки и крошечные деревушки на два- три дома. Ему всё больше приходилась по вкусу эта земля.
Надежда Ахрапенко, севшая сначала с отцом, скоро снова перекочевала в автобус и сидела там, положив голову на плечо Миши. Но делала она это как-то невесело, пригорюнившись. Недаром скоро плечо у Казакова стало влажным. Он обнял Надюху и прижал её к себе, ощущая мягкий тёплый бок.
-- Эх, хороши девки вятские, -- вздохнул, почти что про себя, Юрко. – Подумаю- поразмышляю, да и переберусь сюда жить. Как думаешь, примут меня, друже?
Михаил глянул на Гордиенку и прикрыл глаза, словно головой кивнул. Говорить ему не хотелось. Так они и ехали дальше. Молча.
Послесловие.
Вот и перевёрнута последняя страница романа, но осталось чувство неудовлетворения, незаконченности, недосказанности. Когда мы начинали второй том «Монстра», то искренне желали сей роман закончить, завершив все сюжетные линии. Но вышло опять иначе. Герои выходили «из-под контроля» и начинали жить собственной жизнью. Вот и Михаил Казаков- Иванов отказался возвращаться в Область Войска Донского, и неясно опять с Хайновским. Чем закончится суд над международным террористом Багаевым? Что сталось с его сестрой, которая всё же, единственная из команды, ускользнула из Вятского края? А как же Батый, тот самый Немиров, как он поведёт себя дальше? Что будет с Русланом Гиимаддеевым? А основательно позабытый Кузьма Сапрыкин?
Сколько вопросов, этих и ещё неназванных. Мы нарочно не заостряем внимание Читателя на некоторых деталях, которые обязательно всплывут, но потом, позднее. На всё бы нам хотелось ответить, ведь за каждым персонажем скрывается какая-то невероятная история. Ведь события расползаются, занимают всё больший масштаб…
Подумав и всё основательно взвесив, мы решили, через некоторое время, замахнуться на ещё один том. Внимание, «Монстр-3» не за горами!