Соленый снег

Петр Белоножко
Степаныч, мужичок предпенсионных лет, волей судьбы и житейских передряг попавший в этот город, спешил к вокзалу на отходящий через полчаса поезд. Спешил, потому, что надо было ещё пополнить дорожные припасы. Для чего и завернул в магазинчик, что перед автовокзалом в сторонке и среди деревьев. Кто бывал в Ачинске, знает,  там есть  такой незаметный магазинчик. Народ с вокзалов до него обычно не доходит и здесь можно без особых хлопот чего-то полезного приобрести.

Считанные разы бывал здесь Степаныч, и всякий раз какое нибудь приключение. Вот и сейчас завернул. Дело предновогоднее. Как зашёл, сразу понял - хорошо зашёл. Прямо в нос шибануло Новым годом. Мандаринами! Настоящими! И их тут же, кто чем мог, тем и брал. Степаныч торопливо махнул «майку» и в неё, сколько влезло, столько и отвесила продавщица.
 
Уже подходя к поезду, понял: мало взял. Дешевизна. И видать наши. Вкусные. По ходу  действия умял несколько. Да, точно мало! И, заскочив в поезд, разнёс запах мандариновый, новогодний по всем уголкам. Где? Что? Да уже поздно, поезд вот-вот тронется, и он оказался единственным обладателем майки-пакета с мандаринами, каких уже давно никто не едал! Как с неба упали эти мандарины. Теперь полёживает Степаныч, в тёплом вагоне и под стукоток колёс нет – нет да и съест одну-другую… Шкурки сами отлепляются, а очищенные дольки с жёлтыми паутинками прожилок так и тают во рту.

Закрыл глаза - и вот оно детство, и новый год, и ёлка, и мама каждому даёт по мандаринке.  Они наперегонки чистят их и лопают. Как это было давно, лет сорок назад. Как было радостно и весело, и до сих пор остался в памяти этот всепроникающий аромат и сладостный вкус мандарина. Он стал вспоминать братьев, сестёр, тогда в детстве, и много чего ему вспомнилось, но вдруг заколодило. Не припоминалось и никак не припоминалось … Вот мать даёт по мандаринке каждому, вот мы чистим их, лопаем, а давал ли  хотя бы кто - нибудь, хотя бы дольку матери? Не мог вспомнить Степаныч, и колом встал в горле очередной мандарин.

Он посмотрел вокруг себя, как бы призывая на помощь, и увидел на боковом месте старушку. В сумраке притушенного по ночному времени освещения разглядел нехитрые сумки и что сидела не раздеваясь, не долго, наверное, ехать. По годам и по виду  точно как его мать. Стало Степанычу как - то неловко:
- Развонялся на весь вагон своими мандаринами, как маленький, честное слово, - укорил он себя.

Повернулся на бок и попробовал задремать, но вместе со стуком колёс лезло в голову:
 – А матери не давали, наверное, сами жрали, а матери хоть бы дольку…Да вот она мать – старушка сидит, а он как тогда, жрёт свои мандарины. Не вынес этой пытки, достал из майки пригоршню и к старушке подсел.
-Нате, матушка, покушайте, сладкие, мягонькие, во рту тают! Пожалуйста!
 И с чувством выполненного долга завалился на своё место. Прежде чем закрыть глаза, посмотрел и не увидел у неё мандарин. Прибрала, спрятала. Вот так угостил. Попробовал задремать и всё - таки припомнить, неужели с матерью не делились?! И эта старушка приберегла угощение для кого-то, и они ей тоже не дадут, и правда, чего там делов - несколько мандаринок. Вот если бы ей всю майку… так не возьмёт. Почему-то был уверен, что не возьмёт.

Стал думать как быть? Вот встряла в голову идея всю майку отдать. Отдать, как долг перед своей матерью. Далеко она, за тыщи километров. Не ей, так этой матери - старушке такой  же. Угостит она всех, и ей достанется её долька. Доля настоящего мандарина. Он покосился на изрядно похудевшую майку и ещё раз пожалел, что мало взял.

Потом придумал. Будет выходить старушка, и он следом. Поможет  с её сумками, и в последний момент майку ей в руки! И в вагон! Не успеет вернуть или отказаться. Хорошо придумал. И задремал. Тихонько стучат колёса покачивается вагон. Приятное тепло согревает тело и душу. Всё таки Новый год - хороший праздник.

И вдруг тишина, стоит поезд. Глянул на всякий случай, свет в окнах, станция. И старушки нет! Проспал! Вскочил, рванул майку и не обуваясь к выходу, да не в ту сторону, да назад… а там проводница уже подножку подняла и с флажком стоит в дверях. С ходу  высунулся из двери, сколько мог, станция маленькая и сквозь падающий пушистый снег увидел неясную фигурку уходящей старушки. Как – так прозевал!? Проспал раззява! Поезд не спеша набирал ход.  Снежинки, прилипая к лицу, таяли, капельками скатываясь по щекам. Кончиком языка он слизнул такую капельку и с удивлением ощутил её солёный вкус. Надо  же, вот он какой новогодний снег!

 Проводница недовольно отодвинула его и захлопнула дверь. Только теперь он почувствовал сквозь носки ледяной холод металла и - как молния перед глазами - вспомнил! Точно! В детстве, перед тем как засунуть в рот очищенную мандаринку, они все отламывали по дольке и давали матери, наперегонки, точно! Кто скорей! А теперь не успел! Проспал! Покачиваясь от хода поезда, он прошел вдоль спящего вагона к своему месту, оставляя на полу мокрые следы, недоумевая, как же так? Вот дал Бог старушку! Так ведь и майка как с неба упала! Он почувствовал себя звеном в цепи неведомых ему событий. Порванным звеном. По какой то недоброй воле он не выполнил свою задачу.
-А что случилось? Да ничего не случилось – утешал он себя,
 - Ну, проспал, ну и что, не царство же небесное проспал!
И как будто показалось, голосок, как писк комара, наверное, мобильник чей-то:
 – Хи-хи-хи проспал, проспал царство небесное!
Степаныч аккуратно положил пакет на столик:
- Да нет, товарищи дорогие, не всё ещё потеряно, есть ещё надежда, есть! Вот, пара килограмчиков!
 И опять пожалел, что мало взял!