В самом конце семидесятых «махнули» мы с другом на комсомольскую стройку, в Казахстан. В то время страна была охвачена гигантоманией и потому, как правило, в самом неожиданном месте, на удивление всему миру возникал очередной промышленный монстр. Возводились эти гиганты приезжающей из самых разных уголков нашей страны молодёжью комсомольского возраста, то есть комсомольцами. Стройки так и назывались «комсомольские». Но большую и самую трудоёмкую работу осуществляли в таких местах заключённые – зеки. Об этом умалчивалось, но это подразумевалось, и когда кто-то говорил, что – де на комсомольской стройке отдубасил пару-тройку лет, то понималось двояко.
Так и мы с другом, в общем -то представляли куда ехали. Самый большой в мире подшипниковый завод строился в степях Казахстана. ГПЗ-16. Предполагалось, среди всего прочего, производство подшипников для другого гиганта в Сибири где-то под Красноярском.
В отделе кадров управления строительством посмотрели наши документы и направили шоферами в колонну большегрузных автомашин, а через несколько дней мы уже рулевали, то в карьере, то на стройках. Стройки – огороженные колючкой и вышками, объекты строительства. В дневное время туда пригоняли заключенных. У нас, вольных, процедура въезда и выезда сопровождалось тщательным досмотром – «шмоном» автомашины на КПП (контрольно пропускной пункт). Для пресечения каких либо взаимоотношений вольных с зеками, территория контролировалась дежурными офицерами – «чекистами». Тем не менее, взаимоотношения были, и как следствие провозилось на зону курево, алкоголь, продукты. Попробуй обыщи груженный КРАЗ за пять-десять минут!
Заезхал, выгрузил породу, или еще что там было нагружено, и езжай под погрузку в угол зоны. Там небольшой КРАН, чекисты тут же переминаются с ноги на ногу на студеном казахском ветру, два азиата – стропаля, похожие друг на друга как две головёшки, погрузят что-нибудь, и на КПП, где опять «шмон». Общение с зеками сведено до минимума но без него не обойтись. Подворачиваешь под погрузку к КРАНу, и крановщик-зек вот он в кабинке крана, в двух-трёх метрах, командует: «Ближе! …Дальше!... Стой!..». Похожий на волка из мультфильма «Ну, погоди», лихо, работая рычагами, руководит и твоими действиями, а пока стропаля с оглядкой на чекистов, надо же ещё успеть стрельнуть закурить, цепляют и отцепляют груз, поприветствуешся с ним кивком головы: «ну, как брателло житуха?» он улыбнется на все несколько оставшихся зубов: «Да ничего, нормалек!». Достанет из-за пазухи зековский сухарь (это когда буханку нарезают по всей длине и ширине), такой получается сухарина! Откусывает кусочек своими несколькими зубами, как бы говоря – Во, видал, а ну-ка ты, вольный?! А сухаря то у тебя и нет! То-то же! Жить можно и здесь, смотри кабинка тёплая, под телогреечкой только маечка, а ветерок –то степной, пронизывает, вон как стропаля торопятся- сопли то мерзнут, а мне лафа,- говорит его довольная физиономия. Ну, бывай, покедова, включаю передачу и дымнув на прощанье мотором выруливаю на выезд.
Так и строили вольные и невольные одно общее дело. День за днём, месяц за месяцем… вот и опять в той зоне подворачиваю под погрузку, а крановщик наклонился, вроде как что-то под ногами потерял, стропаля командуют - стоп! Смотрю на него, не он что ли? Нет, он! Привет! Киваю головой, как она, житуха? Он снял свою зековскую чёрную шапку и прикусил её вместо сухаря, а взгляд, как будто ему кто нож в спину всадил. Не понял… покрутил я головой, и он на запотелом стекле нарисовал крестик и под ним как бы холмик. Я понял, кто-то умер. Кивнул вопросительно- кто? Он стёр шапкой крестик и снизу корявым пальцем корявые буквы –«амам». Спрыгнули стропаля с кузова -отъезжай! Дал газу и на выход.
Какой-то амам, может амба?
Соображаю, нет, вроде амам. Что-то не рассмотрел, второпях, наверное. И уже потом дошло, и как током ударило, он изнутри писал, для меня значит на оборот, а у него мама! Вот оно что, у зеков тоже, оказывается, бывают мамы, и тоже, бывает, умирают.
С того времени на кране работал другой зечара. Спросил у стропалей про предыдущего кранового, когда они деловито шуровали тросами в кузове,
-а-а- Бульбаши? -С ударением на слог «ба», уточнили.
- Дай закурить!,- спросили по обычаю и, потянув из пачки одну себе, другую для друга и третью…
-Да возьмите всю пачку,- Обрадованные неожиданным обретением закалякали между собой, и оглянувшись на чекистов:
-где Бульбаши? В шизо-о-о!,- нараспев, понизив голос, видать худо дело у него. Шизо- штрафной изолятор.
А после изолятора, потом, спрашиваю:
-Где?- опять покалякали и пояснили, -пахан сказал ему, Бульбаши, ты будешь крайний! Приговорил его. Пропал бедолага…
Так и остались в памяти эти корявые буквы на запотелом стекле –АМАМ. Жила наверное где-то старушка-мать, молилась Богу за блудного сына своего, и потому всё у него «было путём». Спасала и хранила его материнская молитовка от всяких бед и напастей, где бы он ни был. Матери, они всегда матери, до самой своей смертушки, всё стараются хоть чем-то помочь своим деткам. Амам. Кончилась видно помощь, а без неё погибель.