Пьет кофе рано с утра, греет замерзшие пальцы о стеклянную чашку. Дует на ровную гладь, а потом делает маленький глоток, и горькая жидкость обжигает небо, попадает в гортань и приятным теплом разливается по легким, желудку. Сидит сутулясь. Ноет спина. Болят ноги. Саднят заживающие швы, и Бетховен так сладостно играет в колонках. Вот и Новый год. Вот и чёртов новый год. Жизнь. У всех она такая разная. Так много ее в этом мире. Ей дышит каждый закоулок, перекрёсток, только в её комнате время остановилось. Замерло. Время делает её только сильнее, закаляет, как сталь. Сначала куёт, как метал в огне, потом опускает в холодную воду. И так снова и снова. Она – прочный кусок метала. Уже не думает ни о чем. Лишь хочет на работу, потому что в ней ее спасение от того, к чему пришла сама – от одиночества. От ненужности, непрощенности, непонимания, остывшего сердца. Дышит ровно и спокойно, не так, как раньше, словно песчинки раскаленного песка застревают в легких. Не жалеет ни об одном сделанном выборе. Ни об одной минуте. Только с каждым разом чаще задает один и тот же наболевший вопрос «зачем». Зачем ее сделали такой, какая она есть. Несчастная, даже когда счастлива. Несчастна даже когда смеется. Ей кажется, все ее существо кричит о том, как ему тяжело, как ему хочется уйти или хотя бы докопаться до истины. Зачем так много мыслей, зачем так много теорий. А ведь ей не пятьдесят. Даже не тридцать. А в голове уже миллион вопросов, ответов. Ей скучно жить. Мир уже не удивляет ее, события не кажутся столь яркими, как были когда-то. Литература продолжает насыщать ее. Только она. И музыка. Только эти аспекты позволяют ей жить не в тишине и не сойти с ума до конца от происходящего. Привет, я девочка-боль. Нулём ее уж никак не назовешь. Нули не пашут так, как пашет она, но ноют изо дня в день, как это делает она. За последнее время научилась молчать. Научилась не сетовать. Смирилась что ли со всем происходящим. Не верит в сказку, не верит в чудеса. Сняла розовые очки, и шок, что поразил ее, добил окончательно.
***
Вспоминает, как гримаса ужаса исказила ее лицо. Сердце замерло. И все ее мягкие морщины вдруг собираются ближе к друг другу, как будто на ее лицо надели маску старости. Маску страшной, уродливой старости. Морщины становятся резче в разы, пухлые пальцы карабкаются пауками в волосы, забирая их, а рот открывается в немом крике.
- Аааа, - кричит, метаясь из угла в угол в поисках чего-то, - где кейс?! Где он?! – вцепляется в голову еще крепче и взлохмачивает растрепанные и так волосы. - Где, где, где? – как сумасшедшая всё повторяет она.
Дочь стоит потерявшейся в коридоре. Выходит из оцепенения через секунды.
- Мам, спокойно, сейчас найдем. Тшшш.
И начинает монотонно обшаривать все закутки в коридоре, добегает до гостиной и смотрит там, но кейса нигде нет. Как сквозь землю провалился.
А мать все так же кричит в панике. Глаза ее темнеют, мелкая дрожь разбивает тело.
- Давай я спущусь в машину, мам?
- Нет, нет, нет. Ааааа, где он? – чуть раскачиваясь и находя себе места продолжает она, не в силах успокоится.
- Тшшш, мам, сейчас найдем, - гладя по спине и прижимая ее лицом к груди, шепчет другая. – Тшшш. Найдем. – И запах шампуня врезается ей в нос. Мама пахнет так, как не пахнет никто. Ее теплое и мягкое тело содрогается в приступах истерики, и она шарит в пустоте за спиной девушки. – Где он? Я пошла. Дай шапку. – Чуть ли не вырываясь кричит она на всю квартиру.
Через пятнадцать минут она возвращается. Спокойная. Обессилевшая. Пьет валерьянку и ложится спать.
А девушке остается только одно: думать, зачем всё происходит именно так. Зачем.
Редактор: Настя Шварц
Фотография: автор неизвестен