Привет из лагеря
Как-то ближе к лету у Марии появился нежданный, незнакомый гость. Хотя на дворе довольно тепло, одет он был в потёртое демисезонное пальто и с фанерным, покрашенным в коричневый цвет самодельным чемоданом в руке. Высокий, сухощавый, с обветренным лицом мужчина представился:
– Семён, друг вашего мужа Рублёва Алёшки. Он вам про меня писал. Я проездом и, если вы не против, денёчка на два хотел бы у вас остановиться.
Он достал из-за пазухи бутылку водки и кусок краковской колбасы. Мария пригласила его присесть:
– Значит, вы тот самый Сёма? Будем знакомы, Мария.
Сёма оказался мужик разговорчивый, но говорил как-то осторожно, подбирая выражения, – видно, боялся блатного жаргона, который за много лет въелся в него, как угольная пыль въедается в шахтёра. Из разговора Мария узнала, что Алексей, в общем, отбывает срок нормально, но однажды был нервный срыв – и он чуть ни повесился: видно, сильно заскучал по детям и по жене. Сёма хотел Марию хоть немного успокоить!
– А вообще он мужик мировой. Бывает, и срывается, а разве можно без этого? Север и полярная ночь доведут кого угодно. Но он не сука и не шестёрка: мужик как мужик.
Когда Саша вошёл и увидел незнакомого дядьку, он насторожился. Саша вообще не умел скрывать эмоций. Он сразу хмурился, и было видно, что он не доволен тем, что видел. Сёма сразу понял причину Сашиной угрюмости и протянул Саше руку, подчеркнув этим жестом, что Саша тоже мужчина.
– Ну, хлопец, давай знакомиться. Я и твой батька задушевные кореша. Меня зовут Семен, а ты, часом, не Александр Алексеевич?
– Саша, – подавая руку, выдавил из себя подросток.
– Саша так Саша, – согласился Сёма и по-хозяйски пригласил Сашу за стол.
– Садись с нами, закусим, чем Бог послал. Может, налить ему рюмочку? – обратился он к Марии.
– Что вы, он в рот не берёт вина, мал ещё.
– Ну и правильно! Ну её, водку. Её лучше вообще не пить. Мы с тобой завтра пойдём попьём пивка. Давно не пил пива. Вот это настоящий напиток богов. А сейчас поешь с нами.
– Саша, я сейчас налью тебе щей, а колбасы ты с чаем поешь, – засуетилась Мария.
– Я у вас поживу немного, денёчка два-три, не больше. Вообще-то я приехал к Раечке, то есть к Раисе Михайловне. Знаешь такую? – обратился он к Саше. – Заберу её, и мы с ней рванём ко мне на Украину. Сбегай, посмотри, не пришла ли она ещё с работы.
Встреча была бурной. Как будто родной муж пришёл с войны:
– Дождалась я тебя, наконец, милый мой! Сколько я о тебе думала. Уж не чаяла дождаться! Ой-ой, ты меня удушишь. Погоди маленько.
Саше было как-то неудобно и стыдно. Он поскорей похлебал щей, взял кусок колбасы с хлебом для себя и ещё два бутерброда для братишек и выскочил на улицу.
Саша нашёл братьев у соседнего барака. Там Вовка играл в расшибалку с двумя парнишками из офицерских семей. Их родители скорей всего знали, для чего их чада просят мелочь, они знали, что их дети проиграют эту мелочь Вовке, но всё равно давали. Во-первых, семьи офицеров довольно обеспеченные; во-вторых, ребята чем-то заняты рядом с домом. а самое главное: ну выиграет Вовка рубль или два у их детей и купит себе мороженое, они не обеднеют, а ему и Вите – брату – радость.
Саша отдал братьям по бутерброду и побежал играть в городки.
Когда ребята поздним вечером вернулись домой, застолье почти завершилось. Мария накормила детей и начали стелиться на ночлег. Сегодня Райка ночует у них, и ей постелили на Сашиной кровати, Мария легла на своей, а Сёме постелили на полу. Ребята дружно полезли на полати. Сёма ещё долго в ночной темноте рассказывал о своих похождениях, о том, сколько квартир он ограбил и как попался, и при этом ставил себе в заслугу, что на мокрые дела он никогда не ходил.
– Я, – с пафосом заявил Сёма, – вор-форточник!
Потом все уснули. Ночью, как всегда, Саша встал сходить на ведро и в прозрачности ночи увидел, что Сёма с Райкой спят на полу. Райка от жары раскинулась, обнажив свои крупные белые груди.
Через неделю Сёма с Райкой уехали на Украину. Перед этим они что-то закупали и собирали чемоданы. Пока Райка увольнялась со стройки и выписывалась, Сёма пил пиво и рассказывал об отце, о лагерной жизни и мечтал о том, как будет жить дома на Украине. Дай им Бог всего хорошего.
Через полгода Райка напишет подругам письмо, из которого те узнают, что Райка с Сёмой живут ничего. Мужик он не плохой, но когда выпьет – бывает, дерётся, а выпивает он часто. Чтобы всё хорошо, так не бывает, надо терпеть. А вскоре новые истории захватили умы жителей барака.
К тёте Луше приехала племянница Валя из деревни. Костя её ждал как ворон крови, и вот дождался. Валя поселилась в малюсенькой коморке у тёти Луши. Тётя Луша, у которой во время войны погиб единственный сын, любила Валю как родную дочь и мечтала, что племянница устроится на работу, выйдет замуж за Костю, народит детей и заживёт в достатке и любви. Костя почти не пьёт, а что бабник – глядишь, остепенится. И она сама (думала тётя Луша про себя) будет родственницей москвича Кости. И ей это льстило. Другие девки как были деревня деревней, так и останутся, а они с Валей станут настоящими москвичками. И Костины родители с ними тоже породнятся, и в праздники все вместе будут сидеть за большим праздничным столом, мечтала тётя Луша, когда сон забирал её в свои объятия. Последнее время ей снились хорошие сны. То она убирает созревший овёс или чистит двор от навоза – всё это к богатству.
Возле барака ютился небольшой сарайчик, где тётя Луша держала свои причиндалы: лопаты, метла, вёдра, тряпки и швабры. Рядом стоял пожарный щит с баграми и топорами и ещё ящик с песком. Последнее время Костя стал проявлять к сараю необъяснимое внимание. Он нашёл лестницу, часто забирался на чердак сарая и что-то там делал. Затащил туда матрац, одеяла и подушки. Стало ясно, что он оборудовал там «летнюю дачу».
И вот однажды, когда солнце, прощальными лучами лизнув высоченные трубы завода Химаппаратуры, скрылось в багрово-золотых закатных облаках, и на землю опустилась летняя ночь, кто-то из обитателей барака, догрызая на завалинке последнюю горсть семечек, обратил внимание на две фигуры, в которых можно было узнать Костю и его невесту Валю. Они тихо направились к сарайчику, поднялись по лестнице и скрылись за кривой дверцей, прикрывающей чердак. И никто точно не скажет, что происходило в уютной темноте чердака, можно только догадываться. Наверное, как прощалось солнце с той тихой юдолью, где нашёл приют барак, так и девушка прощалась со своей девичьей невинностью, чтобы познать радость и тяготы взрослой женщины. Кто знает, может, то таинство, что происходило там, в темноте этой ночи, было предвестником и началом новой жизни. Потом ещё не раз эта парочка ночевала в чертогах «летней дачи», а утром покидала свой приют и шла на работу. Тётя Луша радовалась и тревожилась одновременно. Время шло, Костя часто навещал Валю, но насчёт замужества ничего не говорил.
Строители делали своё дело, и новые дома поднимались в разных концах столицы.
Целые улицы появились на Щукинской и на Октябрьских полях, что близ ВИЭМа. В августе, видимо, пришла пора ломать бараки в ЛИПАНе. Сам институт теперь назывался Институт атомной энергии. Офицерские семьи переселили в Щукинский проезд, женское общежитие – в новый дом на 4-ой улице Октябрьского поля, где один дом был специально построен под женское общежитие, а другой – под мужское. Семейных обитателей барака переселили в городок строителей, в такие же бараки, что были в ЛИПАНе, и городок этот в народе окрестили Шанхаем.
Шанхай
Городок напоминал деревню с деревенской культурой и укладом. Саша очень любил гулять по Шанхаю тёплым августовским вечером. Картина была неописуемо красива, прямо театральная декорация. Силуэты бараков с огоньками-окнами, выходящими в палисады, образовывали улицы. В палисадах было много цветов: георгинов и мальв, золотых шаров и астр. А ещё подсолнухи. Всё это в свете фонарей на деревянных столбах и всё это в разноголосице звуков гармошек и гитар, песен и частушек. По улицам прогуливались молодые и не очень парочки, целые компании и стаи ребятишек. Многие шли к танцевальной веранде, что возле клуба-барака, где через день показывали кино за 20 копеек. Вот здесь и разворачивались главные события. Репродуктор разносил известную танцевальную музыку: песни Утёсова и Шульженко, Вертинского, Виноградова и Юрьевой. Где-то рядом, собравшись в кружок, пели частушки и наяривали деревенскую кадриль. Пожилые люди тоже приходили посмотреть на праздник молодости и простого человеческого счастья. Позади была кровопролитная война, впереди – коммунизм.
Дети «Шанхая», то есть барачного городка, с радостью узнали, что их с 1 сентября перевели в новую, только что построенную пятиэтажную школу. Школа выстроена из красного кирпича с белыми барельефами знаменитых писателей и поэтов и с часами на фасаде. В школе имелся огромный актовый зал на пятом этаже и спортивный зал на первом. Из городка до школы ходьбы было всего десять минут. Саша был такому событию доволен вдвойне: ведь он раньше жил от школы дальше всех, а теперь можно было хоть пять раз сбегать в школу – и на акробатику, и в кружок рисования, и просто поиграть во дворе школы.
С наступлением холодов вся активная жизнь жителей городка переместилась в клуб. Кроме кино и танцев в клубе был тир и бильярд, хорошая библиотека и комната, где стоял самый большой телевизор «Ленинград». Экран телевизора был размером с небольшую книгу. Ребята и взрослые набивались в комнату (метров двадцать квадратных) человек по тридцать – посмотреть футбол или спектакль. Телевизор стоял на высокой тумбочке, и его было видно всем: и тем, кто сидел на стульях, и тем, кто стоял в последних рядах.
Саша впервые смотрел телевизор года два назад. Тогда он делал с другом из класса Володькой Ефимовым стенгазету дома у Володьки. Когда стенгазета была готова, Володька предложил:
– Слушай, Саш, ты хоть раз смотрел телевизор? Что, ни разу? А хочешь? Тогда пойдём к соседям посмотрим.
Время было часов восемь вечера, и соседи, покушав после работы, отдыхали. Володька с Сашей постучали в дверь. За дверью донеслось:
– Входите! Открыто!
Володька просунул голову:
– Дядь Миш, можно мы посмотрим телевизор, а то вот Сашка, мой друг, ни разу не видел.
Дядя Миша лежал на диване в брюках и майке, а жена его сидела на венском стуле, и оба они смотрели в сторону коричневого ящика с маленьким голубым окошком, которое светилось. В окошке двигались какие-то люди, и это было похоже на чуть смазанные чёрно-белые фотографии с синеватым оттенком.
– Входите, чего стоите в дверях, – добродушно пригласил ребят дядя Миша, не вставая с дивана, – берите вон стулья и садитесь.
Его жена, увлечённая происходящим в голубом окошечке, даже не повернулась. Она следила за событиями и улыбалась. По телевизору транслировали какой-то спектакль из цыганского театра «Ромен». Вот такой «коммунизм» царствовал в то время.
С тех пор как тётя Луша с Валей поселились в «Шанхае» в бараке, рядом с котельной, и вблизи барака, где теперь жила Мария с детьми. Никто ни разу не видел, чтобы Костя хотя бы разок к ним зашёл. До Военного городка теперь ой как далеко и Костя, наверное, нашёл себе пассию где-нибудь поближе. Зато от любопытных глаз уже нельзя было скрыть животик Вали, который заметно округлился. Вот уже шестой месяц, как она пребывала в «интересном» положении.
Они с тётей Лушей уже поплакали и успокоились. Мало ли таких, как Валя матерей-одиночек? Где их набраться мужей-то на всех вербованных девочек? Но ничего, как-нибудь поднимем ребёнка без отца, – думали женщины, – были времена и похуже и то пережили». Теперь хлеб есть, с голоду не помрём. И Мария тянула своих из последних сил. Ребята подрастали и их молодые организмы просили еды. От Алексея иногда приходили кое-какие деньги, да разве заткнёшь все дыры такими деньгами. И накормить всех надо, и одеть, и обуть. Хорошо ещё Мария что-то перешивает на ребят из того, что отдают люди. Она научилась шить бурки, такую стёганную обувь на зиму. Калоши купишь и тепло ногам всю зиму. У неё бурки даже стали покупать. Деньги небольшие, да всё подмога. Саша уже большой, ходит в седьмой класс. Пора подумать, куда пойти учиться дальше. О восьмом классе даже мечтать нечего. Там надо платить за учёбу 200 рублей. Хорошо, что в школе Сашу с Вовкой кормят обедами, как самых бедных из детей. После седьмого класса, наверное, придётся пойти в ремесленное училище на токаря или на слесаря-лекальщика. Говорят, лекальщики должны соображать хорошо, да и платят лекальщикам больше, чем токарям. А Саша соображает получше других, учится почти отлично. Одна четвёрка по русскому. Ему прямая дорога – в лекальщики.