О цене слова и действительно лучшем немце

Историк Владимир Махнач
Отрывок из лекции «Александр Третий». Дом культуры «Меридиан», Москва. 14.02.2001.

А дело ведь не в том, что мы ослабели. Дело в том, что мы ослабели волею. Когда была совершена первая агрессия против сербов, то есть еще не против союзной Югославии, а только против сербов в Боснии и Герцеговине, я в радиоэфире задал вопрос бывшему министру иностранных дел Александру Александровичу Бессмертных. Вы, конечно, понимаете, что такие вопросы согласуются. Я не стал бы подставлять неудобным вопросом симпатичного мне Бессмертных, с которым я был достаточно знаком до того и который тогда, в 1991 году, собирался баллотироваться в государственную думу.

«Александр Александрович, скажите, как вы полагаете, если бы на уровне правительства или хотя бы МИД последовало прямое заявление, что Россия резко негативно относится к агрессии НАТО против сербов, хоть один самолет взлетел бы?» — спросил я.

«Конечно, нет», — ответил Бессмертных.

Вот и всё, и ни один самолет не взлетел бы. И не надо было для того ни начинать военных действий, ни даже поставлять оружие боснийским сербам. А теперь мы уже не можем так себя вести, потому что мы сами приучили нами пренебрегать.

Слово государства весит тяжело до тех пор, пока слово произносится весомо. Понимаете?

Вот великий немец — я имею в виду не Горбачева и не Ельцина — великий немец, федеральный канцлер Конрад Аденауэр умел говорить весомо, даже будучи во главе правительства оккупированной страны! Третируемой страны! И отнюдь не мы больше всех давили на ФРГ. У нас была своя карманная Германия. Долго давили американцы, а уж французы-то просто не упускали случая сказать немцам что-нибудь обидное. Французы в этом отношении нация довольно малоприличная. Они могут сводить счеты через десятилетия. Вот потому сейчас Германия — это вся Германия. Понимаете?

Вот, если бы у нас последние двенадцать лет было русское правительство, а не правительство, которое не имеет этнокультурной принадлежности, то мы всё равно не могли бы, наверное, удержать наши земли, наши земли так называемой «Украины», наши земли так называемой «суверенной Белоруссии» и уж совсем так называемого «Казахстана», потому что 60-70 лет назад и слова-то такого не было, в том числе и в казахском языке. Но мы могли бы говорить, что они существуют только де-факто, а де-юре они для нас не существуют. А в истории потом всё меняется.

Вот, например, мы проиграли Крымскую войну. Но наш парижский представитель граф Орлов так и говорил: «Да, господа, мы побеждены и уходим с Балкан. Но не сомневайтесь, мы вернемся». Потому, когда после Франко-прусской войны мы вернулись, никто и не удивился. А вот нам сейчас всюду возвращаться будет трудно не потому, что мы потеряли наши исторические земли, а потому что эти хрюшки (свиньи) так себя ведут. Нам сослаться будет не на что. Слово дорогого стоит.