Василий Николаевич Выморков родился в деревне Подгорной Устьянского района. Благодаря старшему двоюродному брату с головой окунулся в редкую на Архангельском Севере профессию пчеловода.
Семнадцатилетний парень даже дипломированным специалистом стал: в 1939 г. в Подмосковье полугодовые курсы научно-исследовательского института пчеловодства закончил. И уехал по направлению областного земельного отделения, который при облисполкоме имелся, обучать основам работы с медоносными насекомыми шенкурян. И стал бы, возможно, Шенкурский район основным поставщиком северного мёда, да война вмешалась.
БАТАЛЬОН ПОЛИТБОЙЦОВ
В военкомат Выморкова 17 июня 1941 года вызвали. Возраст самый призывной у парня, да вот беда – в танковые части набор объявлен. Глянули на него в призывной комиссии, и от ворот поворот: на что, мол, нам пчеловоды в танках? А Василий уж с работы рассчитался. Померил денёк-другой шагами землю шенкурскую, покумекал слегка, да к военкому: дайте домой, в Устьяны уехать.
Тот согласие дал, точный адрес пребывания только оставить велел. И покатил Василий домой на следующее утро. К родителям аккурат, 21 июня заявился. А через день мобилизацию на фронт объявили.
– Мне ж только 19-ть исполнилось, и никакого интереса воевать не было, - вспоминает Выморков. – Но как так: всех стариков, мужиков берут в армию, а я гуляю, хожу у родителей. Месяц гуляю, второй гуляю… Да, что такое?!.. Я ведь не скрываюсь, в своём-то колхозе… И рожь молотить помогал, сухую, хорошую. Но откуда ж знать было, что нужно на учёт в Устьянском военкомате стать?
Никто о нём и не вспомнил, пока письмо в Шенкурский военкомат не написал,. Тут же ответная телеграмма прилетела – явиться к тамошнему военкому. Довёз отец Василия до Павлицева, а дальше тот пешочком, с котомкой да продуктами вниз по Устье до самого Шенкурска и пошагал. Да не больно торопились парня на фронт отправить. Месяц ещё рекрутил – сено на шенкурском сенопункте прессовал. А потом вызвали, всё же, да в великоустюгское военное училище отправили.
– Там был нас насобиран целый батальон. Всё коммунисты. А я-то комсомолец, – продолжил рассказ Выморков. – Для какой цели собран был такой батальон, я только сейчас догадываться начал. Нас проучили месяц, потом выстроили и объявили: «В Крыму создалась тяжелая обстановка. Вы все отправляетесь на Крымский фронт». Вот мы политбойцами и поехали – в порядке агитации, видимо, на крымских татар влиять. Они ж русских сильно не любили и немцам с самого начала войны помогать начали.
В Крым великоустюгский батальон прибыл незадолго до нового, 1942 года. Сначала его в Новороссийск привезли, затем, пароходом – на Керченский полуостров. Случилось это сразу после первого освобождения Керчи от немцев советским десантом. Здесь батальон северян расформировали, и Выморков попал в 82-ю отдельную военно-морскую бригаду. Ту самую, из моряков-черноморцев, которая при освобождении Керчи основной силой была.
По словам Василия Николаевича, серьёзных боёв до самого мая 1942 года в Крыму не было. Советские войска держали оборону, и немцы тоже в обороне засели. Жили в траншеях, в степи нарытых. Понятно, что перестрелки каждый день случались – фронт есть фронт. Но до мая более-менее спокойно дотянули. Бойцы Красной Армии даже Первомай спраздновали – командование всем по рюмочке налило. А через день или два командир Выморкова вызвал: «На курсы снайперов Вас, товарищ, отправляем».
Да не успели курсы толком начаться. 7 мая немец в наступление по всему фронту пошёл. А тот 18 км всего шириной, от Азовского до Чёрного моря.
– Наши курсы вечером, седьмого, закрыли, и всех курсантов, человек, может, 30, в сопровождение командира отправили по своим частям. А где свои части? А они нам навстречу бежат! К Керчи отступают. Немец-то прёт: танки впереди, а за танками – пехоты целое поле. А у нас на тот момент тяжелой техники никакой не было, я не видел, во всяком случае. Ну, и мы давай отступать вместе со всеми. Что больше делать? Мы ведь с курсов на фронт шли, так даже винтовок у нас не было. На что нам винтовки-то в тылу?
Отступали наши солдаты до Турецкого вала. И три дня затем, в траншеях его укрывшись, от фашистов оборонялись. Ненадолго сил хватило. У побережья Азовского моря немцы оборону прорвали, и пришёл нашим приказ – отступать. А некуда, дальше Керченского-то пролива!
ПРО КЕРЧЕНСКИЙ КАПКАН И АВТОМОБИЛЬНУЮ КАМЕРУ
К 19 мая отступающие войска – несколько тысяч солдат – на берегу пролива собрались. Слева – Азовское море, справа – Чёрное. Перед ними – Керченский пролив, 4,5 км в самом узком месте. Сзади немец жмёт. Капкан, одним словом.
Да под счастливой звездой, видать, наш пчеловод родился. Шагал как-то по берегу пролива, и углядел, что волны камеру от какого-то грузового автомобиля несут. Исхитрился, камеру к берегу припорхал, нашёл дощечку да колышек, сел на нежданное своё сооружение, да и поплыл. Так решил до противоположного, Кавказского берега добраться.
Парень-то он здоровый был, силы много чувствовал, плавал хорошо, вот только не учёл, что течение в проливе большое. Оно ж не спрашивает, куда да зачем молодой солдатик путь держит. В общем, понесло Василия Выморкова в Чёрное море, далеким-далёко от родного берега. Но и тут Бог его не оставил – пароход речной с деревянными колёсами навстречу послал.
– Я гребусь к этому пароходу, а оттуда кричат: «Куда ты под колеса-то лезешь?!» Но подняли на борт и дальше пошли. И шёл-то пароход перевозить нашего брата с перешейка на сторону Кавказа. И меня на этом пароходишке опять на то место и приволокли, откуда я отплыл. Солдатня вся к пароходу бросилась. Сотни три-четыре он взял, и пошел в сторону Кавказа. Вот так моя крымская эпопея и закончилась, – говорит Василий Николаевич, а у самого руки от волнения подрагивают.
Похоже, единственным тот пароход оказался, кто на выручку попавшим в немецкий капкан, пришёл. Во всяком случае, не видел больше Выморков, чтоб ещё кого-то с керченской стороны перевозили.
Суток через четверо после удивительного спасения добрался Василий в Новороссийск, разыскал там свою 82-ю военно-морскую бригаду. От 12 000 воинов её только около трёхсот на базу вернулись. Сформировали из оставшихся в живых батальон морской пехоты и в лес, под станцию Крымскую (сегодняшний город Крымск) отправили. И хоть говорит Выморков, что за лето-осень 1942 года серьёзных боёв тоже не происходило, именно под Крымской его 28 ноября ранило. Долго ли до такого дела, когда батальону приказано высоту взять. Не больно она наши вельские да устьянские угоры превосходит – те же 150-200 метров высотой. Да попробуй, под огнём противника, заберись!
Легко ли наш герой отделался, когда в руку ранило, да сухожилия с нервными окончаниями повредило, не нам судить. Рану ему медбрат прочистил, перевязку сделал, и велел в тыл идти. «Этим моя война и закончилась», – подвёл Выморков итог.
Закончилась ли, когда комиссовали после нескольких месяцев госпиталей, признали непригодным для дальнейшей военной службы, да домой, в Устьяны, отправили? Домой-то Василий Николаевич в середине марта 1943 года вернулся, а рука ещё пять лет как неродная была. Потом только потихоньку подвижность восстановилась.
***
Об окончании войны Выморков узнал, будучи в родном колхозе директором нефтебазы МТС. Из Костылева после разгрузки цистерны керосина домой, в Подгорную возвращался.
Скоро Василию Николаевичу 93 года исполнится. Все зимы он в Вельске проводит, у старшей дочери. Пчёлами всё так же занимается, как до войны. «Семьдесят лет пчеловодческого стажа-то уже», – говорит. И улыбается светло и радостно.