Василий сидел за канцелярским столом в своем, уютно обставленном кабинете, имевшем для работы все необходимое – от современной мебели и оргтехники, до двери в небольшие спальные апартаменты с туалетом и душевой комнатой.
Он медленно перебирал кованые звенья золотой цепочки на своей бычьей шее, беззвучно, приподнимая и опуская весомый золотой крест с распятием – времена, когда он многое значил прошли, но снимать не хотелось – историческая память для бизнеса неплохой фундамент, во всех отношениях.
В кабинете стоял устойчивый запах копченостей – Василий был директором и единовластным хозяин небольшого предприятия, выпускавшем на итальянской линии неплохой ассортимент колбасных изделий, бекона и прочих мясных деликатесов в пригороде Ульяновска. Время было не самое лучшее, – то ли предкризисное, а может и того хуже…
Он ждал посетителя, точнее посетительницу – хозяйку соевой муки, с отвращением, думая о том, что скоро в витрины с его изделиями, тоже станут тыкать пальцами и говорить обидное слово – «соя!»
«А что делать?! Ну, не работать же себе в убыток!? Если делать, как раньше – из чистого мяса, – вылетишь не только в «трубу», но и вообще с рынка. А, тут, хоть какие то надежды! Надежды…»
«Наталья Кондер, – прочитал он вслух в очередной раз витиевато начертанное на визитке, – так звали его будущего поставщика соевой муки, – главное, не показать, что я вынужден покупать их продукцию, но при этом, создать перспективы в отношениях»; легонько постучал ребром визитки по столешнице…
Словно в ответ на это постукивание, раздался короткий требовательный стук в дверь.
– Войдите! – несмотря на свою, кажущуюся, массивность, Василий легко поднялся и вышел из-за стола.
Дверь уверенно открылась и пред ним предстала высокая смуглая и весьма, субтильная женщина неопределенного возраста дамского расцвета, в черной кожаной куртке и такой же юбке, обтягивающей узкие бедра. Сделав пару шагов навстречу бизнес-вумен, Василий поймал протянутую ему ладонь и, утопи в своей, наконец-то увидел лицо вошедшей во всех анатомических подробностях, – «Еврейка, черт меня подери!» – понял он, напрягаясь.
– Будем, знакомы! Наталья! И, давайте, на – ты…
– Присаживайтесь, Наталья. Присаживайся...
Садясь на стул, Василий едва не промахнулся мимо него – так внимательно рассматривал лицо своей будущей партнерши. В нем стремительно нарастало внутренне волнение, так бывает, когда в сознании всплывает давно забытое и сквозь незнакомое лицо и мимику начинает проступать, некогда утраченный образ человека, с которым ты был чертовски близко знаком…
– Наш прайс-лист! – уверенно стрекотала бизнес-вумен. Это – сертификаты, – извлекала она из небольшого кейса бумаги и раскладывала их перед ним, слегка наклоняясь над столом, отчего между белоснежными отворотами рубашки, всякий раз краешком показывалась ее небольшая напрягшаяся грудь.
«У Наташки маленькая грудь!» – пропел ему внутренний голос, и Василий встал, улыбаясь во весь рот, своими, крепко сидящими на титановых пеньках умопомрачительно дорогими зубами – шедеврами современного зубопротезирования. Он обошел стол со спины женщины, и как бы наклонился над бумагами, слегка коснувшись своей широкой грудью ее затылка.
Наталья попыталась отклонить голову в сторону, но Василий, стал ловко перебирать документы, и ей пришлось застыть в неудобной позе.
– Все замечательно, Наталья!.. А вот, титьки, как были у тебя маленькие, так и остались, куколка из канавы!
– Да, как Вы! Да, что Вы себе позволя-е-те, – встрепенулась она и тут же обмякла, обхваченная сзади, почти поперек, крепкой мужской рукой.
– Не узнала?! А, то! Сколько лет прошло, а ты вроде, как тогда, в моем доме на полянке – такая же норовистая!
– Василий!? – Наталья поднялась и повернулась, к нему лицом, очутившись в его плотных объятиях. Да, тебя же грохнули, – внимательно всматриваясь в его лицо, тихо проговорила она! Я хотела, сказать, – говорили…
– Уж, не ты ли, меня поджарить хотела? – делая зверское лицо, шепотом, спросил, Василий.
– Ты, чего? Я, же от людей узнала! Если бы что, так точно знала бы, что живой.
– Ну, ну! – тискал в объятиях безвольное тело Натальи, колбасный фабрикант. – Стало быть, Кондер, – с трудом вспомнил он ее фамилию. А, была раньше на какой фамилии?
– Биографию мою собрался писать? – сделав хищное лицо, дернулась в его объятиях Наталья…
– Да, что мне ее писать!? Я тебя от одного места до другого, как свою верхнюю губу знаю…
– Вот и закатай ее, для начала, – примирительно и с каким то, лукавством – урезонила она, – дверь то открыта!
– Рабочий день кончился, там уже никого нет, и все двери заперты снаружи.
Василий тихонько начал наваливать Наталью ягодицами на край столешницы.
– Что, прямо здесь, как всегда, – не напиться, не подмыться!?
– Здесь все не так! Там, – кивнул он на внутреннюю дверь, – там у меня все, что надо, есть.
– Кто бы, сомневался! И прыткий такой же! Вот и идем туда, а то у меня стринги скоро на жопе лопнут от твоего стола! Мягко, но настойчиво Наталья отстранилась от него, меняя стиль разговорного общения.
Опустив руки, Василий коротким движением ладони скользнул по внутренней стороне ее бедра, обтянутого черными колготками из плотной лайкры и уверенно направился в апартаменты. За его спиной мелко застучали женские каблучки…
– Надеюсь, на этот раз мне лечиться от трепака не придется?
– Сейчас все лечат! – наигранно, ответила Наталья, падая спиной на диван из белой кожи…
Начало лихих 90-х, Василия застало в советской армии. Он с трудом дождался осеннего дембеля и прикатил в Димитровград, увешанный неуставными аксельбантами с белой окантовкой всех швов на форме, разве что, кроме ширинки. Дома его ждала молодая жена и его семилетний сын. Магазинные полки были пустые, на работу идти было не куда, и он решил открыть свой бизнес –начинать так сразу, а то потом расхочется. Бизнес начал, как и полагалось с капиталовложений, – накупил автозапчастей, продав все кроме армейской формы, снял железный контейнер на рынке и стал потихоньку привыкать к новой жизни. За два года ему удалось подняться, и он решил, что пора стать оптовиком. Первая же партия автозапчастей, взятая в рассрочку у заводских воротил, оказалась ворованная и он спалился: правоохранители товар изъяли, долг повис, бизнес рухнул.
Жена, поняв суть проблемы, собрала его вещички и выкинула на лестничную клетку, благо, что поводов для этого было предостаточно.
Так он оказался в домике, своего деда - лесника, умершего незадолго до этого от побоев диких лесозаготовителей. Василий, первые дни усердно ремонтировал жилье – Федька, его сынишка, возил ему из города еду и они мечтали о том, как построят здесь придорожное кафе с гостиницей и всеми делами.
Пока он был занят домом не замечал ничего, в том числе двух девиц, что стояли на дороге к его домику, выходившей на шоссе. Если забраться на чердак, то их пятачок за деревьями можно было видеть, как на ладони – пятьдесят метров не такое большое расстояние. Лесная дорога проходила мимо домика и сразу же ныряла с поляны в лес, превращаясь во время дождей в огромную канаву.
Деньги на первое время у Василия имелись, и он иногда заказывал водочку, – в киосках ее готовы были продавать даже грудничкам, тем более, его рослому Федьке. Жизнь понемногу устаканивалась…
Девчонки были красивые и стройные, обслуживали дальнобойщиков, высаживаясь каждый раз на свою «точку» из одного и того же «жигуленка».
Однажды летнее утро неожиданно разразилось грозой и проливным дождем. Василий соскочил с постели в одних трусах,заслышав грохот пустого ведра в сенях – в комнату взвизгивая, ввалились две, мокрые насквозь, плечовки. Тонкие платьица на них были полупрозрачные от влаги, и Василий сразу же вошел в хозяйский раж: «Раздеваемся! Не стесняемся! Согреваемся!»
Девицы скинули с себя платья и нырнули под одеяло в его теплую постель и захихикали глядя на Василия – точнее на его оттопырившиеся трусы. Василий разом скинул их и залез в кровать, суматошно тиская влажные тела, пытаясь снять с них остатки одежды…
Ту, что была беленькая, звали Ритой, а вторую, черненькую – Натальей. Что они с ним выделывали в постели, Василий не смог бы рассказать никому. Его дом стал для них приютом не только в непогоду, но и в хорошие дни девочки не забывали про него,– поддерживали самые теплые отношения; в их дела, Василий свой нос не совал.
Но, однажды все изменилось! Его переполошил звук проезжающей мимо дома грузовой машины – фуры. Пока он впопыхах натягивал штаны, фура медленно проползла мимо дома и остановилась у края поляны.
«Куда пялятся!? Там же болотина!» – чертыхнулся, Василий. Фура медленно сдала назад, и он увидел на дороге, раздетую до гола, Ритку, которая извивалась в руках здоровенного мужика. Фура хлопнула дверью и снова поползла в лес, при этом, бугай толкнул девицу в глубокую колею пластом, ноги у нее были связаны. Фура рыкнула, выбросив черный дым и пошла по колее к краю поляны. У Василия перехватило дыхание. Фура сдала назад и перед ним предстала в том же виде, Наташка.
Она извивалась в руках своего убийцы, пытавшегося чем - то обмотать ей щиколотки ног. Василий, не сводя глаз с окна, отступил к кровати и снял наощуп со стены дедовскую берданку 32-го калибра, выхватил из патронташа в горсть, сколько смог, заряженных патронов, откинул затвор и вогнал им в ствол пулевой патрон. Наташка вырвалась из рук и, вырвав изо рта кляп, с диким визгом кинулась через дорогу в сторону дома. За ней, следом ломанулся ее палач. Как только он перепрыгнул дорогу, Василий выбил стволом стекло и приложился к берданке. Бугай, поспешно крутанулся на одном месте и исчез за машиной; хлопнула дверца и фура стала пятиться к шоссе. Голая и грязная Наташка, как кошка прыгнула через порог и вцепилась двумя руками в Василия, ее глаза были олицетворением ужаса. Она еще час выла, лила слезы, пускала слюни, кутаясь в одеяло…
К утру, уже отмытая и уставшая от его спасительных объятий она беспокойно, вздрагивая во сне, начинала новую жизнь, так она ему пообещала…
На следующий день, озираясь на колею, залитую грязной жижей, из которой торчала белая подошва Риткиной ноги, они уехали попуткой в город. Через неделю, Василий осмелился вернуться в свой домик, но шагнув на поляну, он обомлел, – перед ним стоял остов обгоревшей фуры, а на месте дома, среди головешек чернела кладка русской печи…