Он лежал на большом валуне и смотрел в небо. Валун был еще теплым, солнце за весь день раскалило его, и теперь он медленно отдавал тепло. Соленые волны лизали валун, с тихим плеском огибали они его и шуршали галькой, покрывавшей прибрежную полосу.
Это было его любимое место. Именно его он считал своим. Отсюда так хорошо смотрелось на звезды.
Когда-то он летал среди них, подолгу кружил и кувыркался в морозной пустоте, наслаждаясь спокойствием и безбрежностью Космоса, полного неизведанных еще троп. Как же давно это было. Прошло слишком много лун и солнц, с тех пор, как он появился здесь, и он давно потерял им счет.
Здешние места негостеприимны. Он и не думал задерживаться здесь, хотел лишь немного передохнуть от долгого пути, но … не смог больше подняться в небеса. Слишком сильна оказалась планета, не пожелала отпускать его.
Радужные крылья – его гордость – поблекли и сморщились. Он еще пытался ими махать, но они не держали больше его, и едва поднявшись над землей, он тотчас падал вниз. Здешний воздух – плотный, едкий, удушливый – разъедал нежное тело и тонкие крылья. Было больно на первых порах, но постепенно он привык, оброс коркой и смог жить даже здесь, но… тосковал. Тосковал по родной планете, звездам-самоцветам, по безграничным просторам Космоса… по Ней.
О Ней он думал часто. Она, как и он, любила долгие странствия меж звезд, меж галактик… время невластно было для них, оно текло мимо, а они оставались вечно молодыми и сильными. Сильными и полными жажды видеть иные миры.
В тот последний путь они впервые отправились порознь, ибо захотелось им увидеть разные звезды. Но встретиться обещали в срок на любимой, родной для них планете.
Он не знал, вернулась ли Она из своего путешествия. Он-то вернуться не мог.
Он понимал, что ему нужна помощь. Ее помощь. Но сомневался – сумеет ли Она отыскать его и как скоро хватится, догадается ли, что за беда приключилась с ее другом?
На дальний путь в одиночку у него уже не хватало сил. Даже если произойдет чудо, и он сумеет вырваться отсюда, ему не преодолеть долгий путь до родной планеты.
Но еще оставались силы петь. И он пел, пел долгими ночами, обращая свое лицо к звездам, думая о Ней. Эта песня была без слов, песня-мольба, песня-плач, песня-маяк; уносилась она далеко в космические просторы, где плыла неспешно, огибая планеты, звезды, кометы, ища ту, которой предназначалась.
Он пел каждую ночь, пел упорно, все громче и громче, все отчаяннее и отчаяннее, пропевая ноту за нотой, и уже не надежда, а боль, тоска, горечь уходили в ночь. Он ждал, ждал очень долго и с каждым уходящим днем все больше терял веру.
Иногда он с ужасом думал, что Она тоже могла не вернуться, и может быть, попав в ловушку, плачет сейчас на какой-нибудь из отдаленных планет и зовет его на помощь, как он Ее?
Однажды он совсем отчаялся и перестал петь. Свернувшись в клубок, лежал на камне и слушал плеск волн, но они больше не трогали его сердца. На смену отчаянию пришло равнодушие. Ночь сменяла день, но он больше не поднимал головы, чтоб посмотреть на поднимающееся из воды солнце. Он больше ничего не хотел.
Но надежда еще жила в нем, день ото дня становилась она все слабее – крохотная искорка, что вот-вот растает в серой мути равнодушия. И все ж она не исчезала.
И вот однажды, на рассвете, он услышал ответную песнь.