Предреволюционная Россия

Историк Владимир Махнач
Дом культуры «Меридиан», Москва. 14.03.2001.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, август 2011.


«ЕСЛИ БЫ НЕ МЫ, ТО ВЫ ЖИЛИ БЫ ЕЩЕ ХУЖЕ!»

Что собой представляла предреволюционная Россия? Я думаю, со мной согласятся все слушатели, если я укажу вам на такую устойчивую традицию нашей публицистики. Дело всё в том, что у нас, начиная с 1917 года, была преимущественно чужая публицистика. Вот власть бывала разная, а публицистика в основном была не русская. Устойчивая традиция была в том, что нам всегда — самое страшное, что иногда непринужденно — навязывалось мнение, что если мы живем плохо, то только потому, что раньше мы жили еще хуже: «Да, господа, да, товарищи, да, граждане, мы живем не как в Америке. Но если бы не мы, вы жили бы еще хуже. Вот в проклятой царской России жилось еще омерзительнее».

Поразительно, что существует даже такая патриотическая точка зрения. Она была представлена давно уже, два десятка лет тому назад книгой загадочного человека по имени то ли Федор, то ли Феликс Нестеров «Грань времен». Вы можете ее найти. Она два раза выходила большим тиражом. Один раз Ф. Нестерова расшифровывали как Федора Нестерова, а в другой раз как Феликса. Ну, это всё равно псевдоним: такого человека не существует. Если я не скрываю, что Леонид Владимиров — это я, то он до сих пор скрывается. Может, его и в живых нет.Так вот, он доказывал следующее: «Мы всё время воевали, на нас всё время нападали. Поэтому мы как национальное средство защиты выработали неправовое общество и неправовое государство. А иначе нас просто бы не было». Этот Нестеров, который не Нестеров (впрочем, кто его знает, бог ему судья) доказывал то, о чем уже уместно говорить (ведь я уже заканчиваю курс русской истории), что «мы воевали больше всех, дольше всех, и, конечно, дореволюционная Россия была тюрьмой народов» — помните этот замечательный термин? — «но русские были в этой компании заключенными, а не тюремщиками, как, скажем, французы в Алжире или англичане в Индии».

Я с ним полемизировать не буду. Я ведь ему уже ответил рассказом о русской истории, три года отвечал. Он врал и, если бы я когда-нибудь встретил его, я с полным правом приветствовал бы его как персонаж Булгакова: «Поздравляю вас, гражданин соврамши!», хотя некоторая доля правды в этом была, маленькая доля, и сегодня она будет выявлена.

Но это один аспект, а другой аспект, господа… Кстати, слово «господа» в русском языке и есть обращение к лицам обоего пола, а «дамы и господа» есть вытяжка из английского языка «ladies and gentlemen». По-русски так не говорят, до революции так не говорили. И «дама» — тоже не русское слово. Представляете, как было бы ужасно, если бы мы говорили «госпожи и господа»?!

Так вот, господа, действительно, всегда писали, что мы живем пока еще хуже, чем Запад. Вот настанет «светлое будущее», и тогда мы будем жить лучше всех, но пока живем немножко хуже, чем Запад по той причине, что Запад ограбил колонии. Сравните с современной версией: «по той причине, что они — золотой миллиард, а нас в него не пускают». Потому что у них климат лучше, а у нас холодная страна. А у нас, правда, холодная страна. Сейчас появилась книжка Паршева «Почему Россия не Америка». И он точно не глупый мужик и даже патриот. Но он коллекционер всех невзгод, которые свалились на голову русского народа. Все невзгоды он учел, а противоположные тенденции он решил не изучать. И заметьте, книжка стала популярной. То есть, нас всё же убедили, что нам здесь жить плохо!

И хотя я всего лишь лектор и читаю курс лекций по истории, я всё же всерьез прошу вас, вы разоблачайте эту точку зрения. Она не полезна. А более всего она не полезна нашей молодежи, потому что вызывает у нее негативнейшую реакцию, самую страшную реакцию, какую только можно себе представить.

Я вчера участвовал в одном семинаре, где высказывалась точка зрения близкая к Паршеву, причем эконом-географом. И этот эконом-географ доказывал, что мы распущены, что мы напрасно полагаем, что у нас на камнях растут деревья, что в земле у нас таблица Менделеева. И в общем он прав, в нашей земле лежала вся таблица Менделеева, но лежала в исторической России, которая иначе именовалась «Советским Союзом», а в Российской Федерации целиком таблицы Менделеева уже не набирается, это правда. Хотя я не услышал у этого человека простой реакции на этот факт — если в нашей земле теперь не набирается вся таблица Менделеева, почему же нам не вернуть те земли, которые у нас отняли?

Вот есть точка зрения рабская, а есть точка зрения мужская. Один мой старый слушатель, слушавший мои лекции, бывавший на моих экскурсиях, четыре года назад неожиданно задал мне вопрос: «Владимир Леонидович, как вы полагаете, нам что страшнее: повоевать и потерять десять тысяч русских мужчин или жить так, чтобы из-за этого русские женщины не родили сто тысяч мужчин?» Вот это мужская точка зрения, позиция, достойная мужчины. Можно с ней не соглашаться.

Нам же всё время предлагали позицию рабскую: «Да, вы живете плохо, но вы жили бы еще хуже, если бы не…» А это «не» может быть кем угодно: революционеры, большевички, горбачевчики, ельциноиды и теперь, соответственно, путинючие. «Если бы не мы, то вы жили бы еще хуже!»


КТО И КОГДА СДЕЛАЛ РОССИЮ СЫРЬЕВЫМ ПРИДАТКОМ ЗАПАДА

А как мы жили на самом деле? Что собой представляла Россия? Ну, о блистательном искусстве Серебряного века я даже не собираюсь сегодня говорить. Здесь не та аудитория, вы все это знаете. Вы знаете, например, что в начале XX века русская литература выглядела так, как, пожалуй, никогда. Может быть, она так не выглядела даже при Пушкине. Ну, конечно, один Пушкин может переплюнуть всех Гумилевых. Подразумеваю Николая Степановича, это мой любимый со школьной скамьи поэт, потому я имею право на это сравнение. Но и Пушкина тоже люблю и понимаю его величие. Но ведь вокруг Пушкина отнюдь не стояли Гумилевы. Батюшков не ровня Гумилевым. Ну, разве что Баратынский. Жуковский не ровня Гумилеву. В русской литературе огромный сонм прекрасных поэтов, но когда начинаешь сопоставлять, видишь, что такого расцвета, как в Серебряный век, не было никогда.

Кстати, термин «Серебряный век» придумал Лев Николаевич Гумилев. Анна Андреевна однажды спросила сына в тот момент, когда он не был в тюрьме: «Лёвушка, вот как бы мне для статьи назвать мое время?» — «На водку дашь?» — «Ну, конечно, Лёвушка!» — «Хорошо. Пушкинское время — золотой век, а ваше — серебряный.» — «Ой, точно!» — «Давай!». В отличие от Николая Степановича этот Гумилев был в числе моих учителей.

Ну, с художественной прозой чуть-чуть слабее, нежели предыдущая эпоха. Но не так уж и плохо. Потому что все-таки писал, хоть и перестал быть писателем, но дописывал Лев Толстой. В конце жизни он был уже не писатель, а нечто. Но ведь писал Чехов. И подходили поразительные прозаики, на подходе были, уже юношеский опыт оставляли и Шмелев, и Зайцев, и Булгаков… Нет, не пустое время было.

И музыка была прекрасной. Не знаю, обращали ли вы внимание, а я посмотрел один раз на доску золотых и серебряных выпускников консерватории. В один и тот же год ее закончили Скрябин и Рахманинов. Вот так, мы просто «штамповали» композиторов в «несчастной и отсталой» царской России. Об архитектуре мы сегодня еще поговорим. Мы от нее никуда не денемся.

Ну, как все-таки жила та самая «отсталая царская Россия»? Чем она не была для начала? Она не была сырьевым придатком Запада! Вот категорически не была! Вот о сырье не смеют говорить ни зюганчики, ни ельциноиды, потому что они все причастны к той плеяде, к той когорте, к той публике, которая сделала из нас сырьевой придаток. Не была сырьевым придатком Запада царская Россия, и не была сырьевым придатком Запада сталинская Россия. Из этого не надо делать вывод, что я сталинист. Но все-таки это чрезвычайно интересно, потому что именно Хрущев начал делать Россию сырьевым придатком, а Горбачев окончательно сделал. А это уже послесталинское время.

Мы вывозили сырье, и ничего страшного в этом нет. Невосполнимыми природными ресурсами тоже торгуют, но только торгуют с умом. Например, мы — угольная держава, но мы вывозили уголь и ввозили уголь при государе императоре. Ввозили белый, очень чистый кардифф, идеальный для котлов паровых боевых кораблей, яхт и т.д., а вывозили коксующиеся угли. Это нормальная ситуация — что-то ввозили, что-то вывозили. В нашей земле есть вся таблица Менделеева, но ее тогда всю еще не раскопали, она бывает в разных природных соединениях.


КАК МЫ ТОРГОВАЛИ СВОЕЙ ТЕРРИТОРИЕЙ

Мы не были сырьевым придатком Запада. А чем же мы, огромная торгующая держава, собственно торговали? То, о чем не писал никто, даже Олег Платонов, блестящий исследователь, кстати сказать, предреволюционной русской экономики. И я рекомендую любые публикации Олега Платонова, но только не тогда, когда он пишет о «праведном» Гришке Распутине и подобные безумства, пусть не засоряет ваши головки. А вот когда он пишет о хозяйстве, он это делает грамотно, он это знает. Но даже он прозевал один очень перспективный аспект нашей торговли. Он и сейчас перспективен. Мы снова торговали транзитом, как та древняя, домонгольская Русь. Те из вас, кто начинал слушать этот курс со мной давно, еще в 1998 году, помнят, что я обращал ваше внимание на то, что домонгольская Русь была сказочно богата еще и потому, что через ее земли шли транзитные пути: днепровский, двинский, волжский. Через нас торговали, а на этом всегда богатеют. Конечно, в домашинный период это значило больше. Мы торговали своей территорией. Причем, мы торговали своей территорией в этом смысле, как транзитный торговец, по инерции даже при советской власти, ведь не советская власть построила Транссибирскую магистраль, а царская Россия. Мы торговали своей территорий в достойном и благородном смысле даже еще 10-12 лет назад, а сейчас почти не торгуем. Оцените наше правительство и наших так называемых новых «рашенов».

Никому не интересно, что мы сейчас загружаем Транссиб даже не на половину, а на четверть его возможной нагрузки. Мы сейчас занимаемся контейнерными перевозками в восемь раз меньше, чем в конце брежневского времени. Но это так, это публицистика, это я о том, что нами управляют воры, нами управляют воры и враги русской нации.

Так вот, торговать этим мы начали тогда. Я не знаю, простите, сколько это приносило дохода стране, народу и казне; у меня нет точных цифр. Но знаю, сколько мы сейчас могли бы получать с Транссиба — один миллиард долларов в год. Это прилично; это, конечно, не наши долги Парижскому клубу, но это очень прилично. Но мы этот миллиард не получаем, не «хочем» получать.

У нас есть и другие транзитные возможности, и царская Россия этим пользовалась. Представляете, какой транзитный поток шел по Волге? Для сравнения, для иллюстрации приведу такой пример. Великий инженер Шухов, который потом построит на Шаболовке телевизионную башню-антенну, который до революции построил дебаркадер Киевского вокзала, еще в крошечном, начинающем процветать Гороховце, маленьком уездном городе на границе Владимирской и Нижегородской губерний, построил баржу с гордым названием «Марфа Посадница». Наш национализм, да? Построил баржу водоизмещением четыре тысячи тонн! Вот масштабы волжских перевозок! Было выгодно построить такую баржу. Речные транзитные перевозки еще более дешевы, чем перевозки по железной дороге, еще более дешевы, естественно. Мы не успели приступить по настоящему к использованию в качестве транзита наших великих восточных рек. А я себе представляю, каким, развернись мы тогда, сейчас мог бы стать амурский транзит! Итак, мы торговали немножечко своей землей, не так, как революционеры, а как хозяева своей земли, торговали дистанциями.


«ВЫВОЗИЛИ ЗЕРНО, А САМИ ГОЛОДАЛИ»

Все знают, что мы торговали зерном. И вот тут интереснейшая ситуация. Почему-то все считают, что мы были зерновым экспортером. Причем, я встречал разных людей с таким мнением. Мне на голубом глазу, лет десять тому назад одна пожилая дама, имя которой я не назову, потому что вдруг ее давно нет в живых, и я ее давно не видел, доктор экономических наук, за чаем сказала: «Да, да, конечно, я знаю, торговали, а сами голодали! Вывозили зерно, а сами голодали». Я попросил ее вежливо, конечно, но попросил нагло, будучи молодым человеком, объяснить мне, как она это представляет, это «торговали и голодали». У нас шо при царе «продразверстки» были? У нас ВЧК отбирало зерно у крестьян? Или у нас было крепостное право? Или наш крестьянин был псих, помешанный на торговле? «Дай-ка торгану, а уж с голоду как-нибудь не подохну, но портки куплю!» Ну как это можно себе представить — «торговали, но голодали»?! Что это за бред?

Мы уже немного говорили об этом. И сейчас уместно напомнить, что дореволюционная Россия в 1912 году и в пиковом 1913 году, в годах с идеальным климатом, когда уже начала сказываться столыпинская реформа, по экспорту зерновых превосходили вместе взятых Аргентину, Канаду и Австралию — три постоянные зерновые державы, у которых мы сейчас покупаем зерно. Превосходили их при том, что у нас климат хуже, чем у кого угодно из них, включая Канаду. Они ведь тоже хлеб сеют не в мерзлотной зоне, а вдоль южной границы с США. А там хороший климат, это намного южнее Москвы. Вот так, превосходили! Ну, скажи кому-нибудь тогда, что мы будем ввозить хлеб! Да кто ж поверил бы?! Да, пожалуй, что даже эсер или масон какой-нибудь и то не поверили бы, что до этого состояния им удастся довести Русь.

Но самое интересное, что это был рост производства культурного товарного хлеба, потому что посевные площади — вот чем уж похвастаюсь, ручки потирая, вот уж кому угодно сейчас отвечаю — сокращались! Это поразительно, но это факт. Знаете почему? Потому что в пореформенные года, как только рухнуло крепостничество, всё меньше начали сеять зерновые культуры на севере, там, где действительно область рискованного земледелия. Ну, уже Москва находится в области рискованного земледелия, как вы знаете. Вспомните миф о славянине как об «исконном земледельце». Это крепостнический миф. Это — стремление эксплуатировать русского мужика, потому что земледельца эксплуатировать проще, чем охотника, рыбака, ремесленника, торговца, скотовода, чем кого угодно. Так вот, как только крепостничество ухнуло в небытие трудами светлой памяти государя Александра Николаевича, день убийства которого, кстати, сегодня 1 марта, северный крестьянин начал сокращать посевные площади. А зачем лишние? Ведь хлеб привезти можно. Зачем рисковать-то? И крестьянин начал возвращаться к изначальной, арийской скотоводческой практике, которую он не забыл. В русском мужике, как я однажды написал, но в журнале «Москва» вымарали это место, в русском мужике северных губерний, в двадцатом веке еще не умер ариец-скотовод. Если в Ярославской, Вологодской, Олонецской (сейчас Карелия) губерниях не выгодно землю пахать, то буренок держать — одно удовольствие. Это, конечно, не Хакасия, которой мы могли бы и сейчас пользоваться. В этом году была страшно тяжелая зима за Уралом. Потому, пожалуй, только в этом году не могли круглый год держать на выпасе коров, а вообще-то можно круглый год. Не всякий скот, не высокомолочный шотхорн, но ничего, нам русским людям хватило бы. И хватало. Конечно, в Вологодской области нельзя держать коров на выпасе круглый год, но можно полгода вот на таких травах, на таком травостое, которого нет ни в какой Америке, ни в какой Канаде!


ПОРЯДОЧНЫЙ РУССКИЙ МУЖИК НЕ ТОРГУЕТ ПАСТЕРИЗОВАННЫМИ ПРОДУКТАМИ

Поэтому мы были не только первым в мире экспортером зерна, но мы были и первым в мире — проверьте мои слова — экспортером животного масла, первым, ведущим экспортером. Официально вторым, после датчан, потому что хитрые датчане перекупали у нас часть нашего экспорта, а потом продавали его как датское масло. Они его перерабатывали, правда. У них шла переработка, которая давала красивый желтый, густой цвет с дополнением уже датских трав. Но я не считаю это воровством, и я отнюдь не враг датчан. Но даже при этом мы — вторая экспортирующая масло страна после Дании, а, вообще-то, первая. Вот так! Причем без всяких этих советских фиглей-миглей, не на уровне фермерства американского образца и, разумеется, не в парадигме «колхоза», за отсутствием такового, а наоборот в парадигме кооперации частных хозяев. И была прославленная Ассоциация молочных производителей, основателем которой был помещик и фермер Верещагин, родной брат знаменитого художника. А составляли эту ассоциацию частью помещики, часть крестьяне, все, кто присоединялся, те и составляли. Кстати, они запрещали членам этой гигантской корпорации торговать пастеризованными продуктами, потому что русский человек в начале двадцатого столетия справедливо считал, что это — испорченное молоко, что порядочный русский мужик не торгует пастеризованными продуктами.


ЯЙКИ, МАСЛО НАХ ДОЙЧЛАНД

Мы были ведущим в мире экспортером — не упадите с кресел — яиц. Я до сих пор не знаю, мне безумно интересно, но я не исследователь этого вопроса, как они обеспечивали транспортировку. Ну, естественно, яйца — не скоропортящийся продукт, их можно возить не рефрижератором. Но они же бьются, а их приходилось несколько раз перегружать, покуда они от русской курицы добирались до немецкого поедателя яиц. И тем не менее, мы вывозили гигантское количество этих самых яиц, и сейчас могли бы. Мы это могли даже под конец советской власти, если бы она тихо подохла, а не портила бы воздух. Я помню эту гигантскую провокацию, и вы ее сейчас вспомните, как нам подкинули идею с сальмонеллой. На этой идее погорели наши новенькие птицефабрики, совершенненькие, ничуть не худшей продуктивности, чем на Западе. Сальмонеллез у нас, видите ли, гуляет по стране! Я готов был тогда, извините, на спине волосы рвать, потому что я хоть и историк, но когда-то хотел быть биологом и знаю, что сальмонелла есть водоросль. И никак она не может попасть к курочке; нечем курочку кормить, чтобы была сальмонелла. Утка может нахвататься, но не курица. А нас всех напугали сальмонеллой с экрана телевизора и прикончили наши процветающие птицефабрики, прямо на наших глазах. Ох, как готовили нам наш сегодняшний день! Трудолюбивые ребята, грамотные!

Так вот, пока мы говорили о сельскохозяйственном экспорте. Но Россия была и промышленным экспортером. Вообще-то Россия производила всё. Автомобильная промышленность Российской империи перед революцией была на уровне таковой во Франции. Не позорно. Мы сейчас признали почему-то только один завод, наверное, потому что он в Риге, наверное, потому что он вроде бы у латышей. Не знаю, сколько там латышей работало. Может быть, полтора латыша там и работало. Это знаменитый завод «Руссо-Балт». А был еще «Яковлев и Фрезе», и «Лесснер» тоже, и «Пузырев». На самом деле, пять или шесть заводов производили автомобили перед революцией. Другое дело, что российское хозяйство росло такими темпами, что нам не хватало этих автомобилей. Поэтому еще 5-6 заводов делали кузова под шасси «Даймлер-Бенц», то есть «Мерседес». Оттуда гнали шасси, на немецкое шасси плюхали русские кузова, пошел! У нас была хорошая автомобильная промышленность, но продукции всё равно не хватало.

Наша авиационная промышленность, которая тогда была еще экзотической, была на уровне таковой в США, ну, в первой пятерке мира.* Если во время Первой Мировой войны мы, действительно, производили разведывательные самолеты и боевые истребители по французским чертежам, по французским проектам — «Ньюпоры», «Форманы», то, извините, тяжелые бомбардировщики создала только одна страна в мире. Это самолеты «Илья Муромец» Сикорского, это все знают. Гидропланы по нашей лицензии строили англичане, гидропланы Григоровича, инженера штабс-капитана. Ну, опять таки нет ничего стыдного в том, что мы что-то покупаем. Каждая страна должна что-то покупать. Но мы покупали и продавали.


КОСТОВИЧ, А НЕ ДИЗЕЛЬ

Ну, кончено, я не стану утверждать, господа, что мы были экспортерами продукции тяжелой промышленности, не исключая даже авиационную. Нет, мы, конечно, ввозили неизмеримо больше, чем вывозили, в том числе из Германии. Это понятно. Мы делали, мы умели делать, много чего умели. Мы изобрели «дизель» раньше, чем это сделал Рудольф Дизель, до сих пор говорим «дизель», а должен быть «костович».** Мы построили первые теплоходы на Волге. Когда-то я даже называл их имена. Первый назывался «Вандал», а второй — «Сармат». Мы всерьез тогда интересовались нашей древнейшей историей. Но все-таки мы гораздо больше ввозили у немцев, «из немцев», нежели вывозили.

И, тем не менее, промышленным экспортером Россия была. Только экспортером продукции легкой промышленности, экспортером текстиля. Весь Китай, который даже тогда был многолюдным, одевался в русский ситец. Торговые агенты московской и нижегородской промышленных групп, двух крупнейших групп (Иванов-Вознесенск, Орехово-Зуево и другие города) ездили в Китай и специально изучали престижные расцветки. А здесь делали соответствующую набойку. Даже в Индию попадал, от чего у англичан все места от этого болели и они, конечно, мешали, даже туда попадал русский ситец. Что? Ситцевый экспортер? А разве стыдно быть ситцевым экспортером? Мне совершенно не стыдно. Мне стыдно, когда мы сейчас носим китайские тряпки вместо того, чтобы китайцы одевались в русский ситец! И вьетнамские носим, что совсем смешно.

Вот хозяйственное положение, вот экспорт и импорт России. С начала царствования Александра Третьего до трагедии революции Россия живет с положительным торговым балансом. Мы вывозим значительно больше, нежели ввозим. Кстати сказать, тут любой монетарист может со мной поспорить, что не всегда плохо больше ввозить. Да, могут быть в жизни страны случаи, когда она ввозит больше, чем вывозит. Но нельзя, чтобы она всегда так жила. Во всяком случае это один из положительных факторов нашей дореволюционной истории. С ума можно сойти! Зачем мы от всего этого «избавились»? Я понимаю, зачем в это вкладывались бешеные капиталы на Западе. Оставим в стороне иудейские происки, масонские происки, ну, любые антихристианские происки, оставим наличие антисистемы и прочее, о чем мы с вами говорили, ведь всё равно простая конкурентная борьба требовала избавиться от России. Но почему мы сами это допустили? Вот что позорно!


«ОТДАЙТЕ НАМ НАШУ ЗЕМЛЮ!»

Восемьдесят процентов обрабатываемой земли находилось в руках крестьян. То есть, «эсеровская» вонючая пропаганда (пропаганда социалистов-революционеров) была возможна только потому, что правительство совершенно не занималось контрпропагандой. «Вопрос об отрезках»! «Черный передел»! «Отдайте нам нашу землю»! Восемьдесят процентов! Причем, так как вы знаете теперь условия столыпинской реформы, этот процент еще увеличился бы, и в ближайшие годы стало бы 90%. Ну, не жалко бедным буржуям с «недорезанными» помещиками оставить 10%. Не жалко. Да ладно, пусть подкормятся, культура повыше будет. Глядишь, дворянские гнезда мхом не зарастут, как заросли за последние три четверти века.


«ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ХОЗЯЙСТВА»: КТО И КОГДА ПРИДУМАЛ СБЕРЕГАТЕЛЬНЫЕ КАССЫ

За всё советское время мы привыкли, что благосостояние государства не есть благосостояние граждан. Между ними непрямая связь. Но я вам точно могу сказать, что благосостояние предреволюционной России было благосостоянием поданных его Императорского Величества. Знаете почему? А это очень легко доказать! За царствование Николая Второго вклады в «сберкассах» возросли в восемнадцать раз. Они тогда, кстати, так и назывались «сберегательными кассами», а не «сбербанком»: и мы сейчас упразднили совсем не советское название. И вы, конечно, понимаете, что не Прохоров, не Пороховщиков, не Крестовников, не Корзинкин, не Мамонтов, не Морозов пользовались услугами сберегательных касс, а люди поскромнее — служащие и рабочие этого Пороховщикова, этого Мамонтова, этого Корзинкина. Так вот, за царствование Николая Второго вклады в сберегательных кассах возросли не на 18%, не перепутайте, золотые мои, а в 18 раз! Ну, попробуйте рассказать мне кто-нибудь теперь про русского мужика, который был таким психом, что даже на выпить себе не оставлял, а всё тащил в сберкассу. Ну, вот такой был «крейзи» по-русски! «Особенности национального хозяйства», а не охоты! Ну не может такого быть, да?

О том, что собой представляла Россия на житейском уровне, прочитайте обязательно в книге «Россия в концлагере» Ивана Лукьяновича Солоневича. Там есть замечательный эпизод, когда два комсомольца на зоне просят его, родившегося до революции и попавшего туда же, объяснить им, что он купил бы на рубль при самодержце при условии, что ему выпить захотелось. В эту раскладку умещается: водка, селедка с лучком, колбаса, что-то еще и на оставшуюся полкопейки сдачи коробка спичек, которые в хозяйстве пригодятся. А это означает еще и чрезвычайно низкий уровень инфляции! Если Лукьяныч мог посчитать до спичек, представляете, как медленно менялись цены?! Конечно, будем справедливы, в начале двадцатого века не было и нынешнего уровня инфляции и в США. Но всё равно, такая стабильность цен была не представима в Европе. А это и стабильность настроения: голова не болит; любой семейный бюджет могу рассчитать на будущий год; буду я, скажем, подрабатывать летом на второй работе или не буду, а буду здоровье беречь; хватит мне на всё или не хватит. Всё считается.


«КОММУНИЗМ БУДЕТ, КОГДА ВСЁ БУДЕТ, КАК ПРИ ЦАРЕ»

А вот случай, произошедший с одной знаменитой актрисой на «политзанятиях». Не помню только, с кем это произошло. Некоторых актрис для порядка при советской власти тоже водили на всякие университеты марксизма-ленинизма. Понятно, что все свои, что никто же не будет издеваться над народной артисткой. Поэтому ее не спрашивают про «Анти-Дюринг». Ее спрашивают: «Как вы себе представляете коммунизм?». «О, ну, коммунизм — это когда всего будет много: солнца, света, еды, одежды, когда все будут веселые, ну, как при царе!», ответила народная артистка и артистичная дама. Это было уже в послевоенное время, потому никакого развития этот смешной случай не имел, но еще долго смеялась и потешалась вся театральная публика над тем, как случайно, от сердца высказалась пожилая актриса.

О культурном уровне. В Петербурге было четыре десятка высших учебных заведений и шесть десятков музеев. Сейчас и третьей части нет, включая частные, небольшие. В Москве было пять десятков высших и находящихся между высшими и средними учебных заведений. Например, юнкерские училища были между средними и высшими. И было примерно шесть десятков музеев в Москве. Театральные здания (не труппы) были в каждом приличном уездном городе. В каждом губернском городе была своя труппа. Простите, но в задрипанной, губернской Калуге была своя труппа, а не только здание под гастроли! А в какой-нибудь Верье, конечно, своей труппы не было, потому что в ней было около четырех тысяч жителей. Но помещение там было, и труппа туда иногда приезжала, любительский театр там играл. Повторяю, это в Верье, где было четыре тысячи мещан. Бывали села крупнее. Это — состояние низовой культуры. Что говорить о Гумилеве, что говорить о Блоке? Гений не зависит от социальной среды, гений может родиться в любую, самую омерзительную эпоху, он всё равно гений. А вот культура измеряется по нижнему срезу, по носителям культуры. Вот когда в уездном городе есть театральное здание и, следовательно, в гастрольный, летний сезон неделечку там кто-нибудь попляшет, вот тогда дела в стране хороши! У нас этого не было даже в конце сталинской эпохи, а конец сталинской эпохи и начало хрущевской — это самый высокий уровень низовой культуры за советское время. При Брежневе было уже хуже. Заполнение дворцов и домов культуры, клубов и т.п. было уже хуже, потому что в 1950-ые годы еще всерьез следили за тем, чтобы в колхоз «Политотдел» обязательно приехали артисты хотя бы на два дня, потому что этот колхоз переходящее красное знамя всхлопотал. Так вот, даже в это время мы не достигали нашего предреволюционного уровня, хотя до революции не было товарища Сталина и никто не мог приказать артисту по партийной линии ехать в колхоз «Политотдел» к корейцам. Он действительно корейский в Казахстане. До революции всё происходило нормально, само собой. Само собой всё делалось.


«ЗНАЕТЕ, ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, А МОСКВА СОБИРАЕТСЯ СТРОИТЬ МЕТРОПОЛИТЕН!»

В 1900 году был подготовлен первый эскизный проект Московского метрополитена. Правда, скажу честно, безумный проект. Совершенно безумный. Как в Лондоне, частично открытый, надземный. Причем поезд метро должен был пыхтя гонять через мост параллельный Москворецкому, выходить на Красную площадь, на Васильевский спуск и дальше по Красной площади вдоль стены чесать! Знаю я этот смешной проект. Конечно, его бы никто не допустил. Но проект был. А вот окончательно утвержденный Московской городской думой проект был утвержден в 1912 году. Рассчитан был на десять лет. Метро должно было бегать под землей уже в 1922 году. Советская власть опоздала на одиннадцать лет. Причем это было чисто московским, городским делом! Если государь Николай Александрович и знал про московский метрополитен, то ему сообщили об этом за чаем: «Знаете, Ваше Императорское Величество, а Москва собирается построить метрополитен!» — «В самом деле? Это очаровательно!» А в советское время, извините, «Метрострой» возглавлялся членом Политбюро, товарищем Кагановичем Лазарем Моисеевичем. И это была общегосударственная задача. Мы всё равно в 1930-ые годы не дотягивали до технических и финансовых возможностей дореволюционной России, чтобы сейчас не говорили коммунисты! Кстати, построить метрополитен мы не успели, но всё протрассировали и всю геологию сделали. Я искренне надеюсь, что вы не забудете пример, который я вам сейчас приведу. Дело всё в том, что этот проект включал первые три радиальные линии и кольцо. Это проект 1912 года. Уже кольцо. Ну, какие радиальные линии, понятно. Самые старые — красная, зеленая и синяя. Так вот, интересно, что в пределах старых линий метро перегон с остановкой занимает в среднем около трех минут. Перегоны примерно одинаковой длины. На концах перегоны бывают длиннее. Так вот, знаете, как легко вспомнить про «отсталую, несчастную царскую Россию»? Вспомните, когда будете ехать двойной перегон между станцией, извините за грубое слово, «Революция» и «Курской». Там перегон вместе со стоянкой занимает примерно четыре минуты. Знаете почему? Потому что Лазарю Моисеевичу, мною уже не к ночи помянутому, почему-то не понравилась одна станция, и он ее вычеркнул в дореволюционном проекте. Станция должна была быть у Покровских ворот. Ее и сейчас нет, и не будет никогда. Вот иллюстрация того, что делали по старой геологии, по старой трассировке. Желательно, чтобы такие вещи знали уже дети. Русские люди должны всё знать про свою страну, тем более, что это приятно.


ВСЕОБЩЕЕ НАЧАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ В РОССИИ ВВОДИЛОСЬ ДВАЖДЫ: В 1908 И 1932 ГОДАХ

Высшие учебные заведения находились иногда и в негубернских городах. Одно высшее учебное заведение находилось в сельской местности — Сельскохозяйственная академия в Александрии, в знаменитой усадьбе. Это одна из сельскохозяйственных академий, конечно, не единственная. Университеты перевалили за Урал в начале двадцатого века. Томский университет был уже вполне знаменит на рубеже революции. Число студентов в процентах на душу населения было таким же, как во Франции, выше чем число студентов в Англии, знаменитой своими учебными заведениями, выше чем число студентов в Швейцарии и Швеции, ниже чем в Германии.

Мы пришли сейчас уже, по сути дела, к той страшной ситуации, когда появляются первые люди, не имеющие возможности получить образование. Хотя формально у нас еще бесплатное не только среднее, но и высшее образование, но оно бесплатное на бумаге. И уже появляются люди, которые не могут позволить себе учиться.

Учиться в царской России мог, кто угодно. Причем, естественно, все учебные заведения были платными, просто, все. Все высшие учебные заведения и все средние учебные заведения были платными! Но любой кухаркин сын, если он действительно хотел учиться, приходил босиком, обтирал ноги, ботинки при входе в здание надевал только и говорил: «Господин барин, я хочу учиться». Так вот, любой, босой кухаркин сын имел возможность учиться, потому что для них были стипендии: государственные, земские, церковные, частные… Вся разница заключалась только в том, что богатый платил за свое образование сам, а за бедного кто-то платил: другой богатый, или церковь, или губерния. Единственный, кто не мог учиться, — это бедный или малоимущий, который не очень хотел. И слава богу! И замечательно! Не хочешь? Таскай кирпичи! Вот какова была ситуация. По поводу распределения стипендий и распространенности стипендий, обращаю вас к книге Бурышкина «Москва купеческая», сына купца, кстати сказать, Там есть длинные пассажи по этому поводу. Его отец, Бурышкин старший, был видным меценатом и именно в плане поддержки неимущих и малоимущих студентов. Знаменитый предприниматель Солодовников построил специальный дом, который и сейчас существует, на Второй мещанской улице, один квартал не доходя до Рижского вокзала. Это моя родина, я это место хорошо знаю. Это в самом конце улицы. «Дом дешевых квартир Бурышкина». В основном для студентов. Ну, понятное дело, очень дешевых. Коридорная система, общая кухня и откидная доска-койка. Извините, но те копейки, которые за это получал домовладелец, мог заплатить любой студент из своей стипендии. И представьте себе, «Ах, несчастный!», — скажет какой-нибудь не очень русский человек, — «Ах, несчастный, на откидной койке спал!» А между прочим, кто-нибудь из вас в студенческой общаге жил в своей жизни? А ведь при государе императоре не предполагали, что можно селить несколько человек в одну комнату. Да, с откидной койкой в клетушке, но в своей, в своей клетушке!

Что же касается низшего образовательного ценза, то Россия стала страной всеобщего обязательного и бесплатного начального образования, двуклассного, в некоторых отдаленных местностях даже одноклассного образования. Я вам говорю только правду. Но была тенденция к повсеместной четырехклассной народной школе. Народная значит начальная. Тогда так во всем мире говорили. Так вот, Россия стала страной обязательного, начального образования в 1908 году. На 1912 или 1913 год, честно, не помню, простите грешного, забыл эту цифирь, известна статистика Министерства просвещения. Просвещения! По сути называли. Школьной системой охвачены были 87 процентов детей школьного возраста. Но ведь тогда лицемерием не занимались. Если полагалось 100 процентов, а на самом деле было 87, то в отчете писали 87, процентики не накидывали, как на путинских выборах, или ельцинских. Причем, процент учащихся мальчиков был заметно выше — 94 процента. Друзья мои, это ведь с чукчами, с нганасанами, с айнами! Это без Туркестана, естественно. Среднеазиатские эмираты не входили в границы Российской империи. Но это с народами Севера. 94 процента мальчиков! Сказывался, естественно, консерватизм родителей. 87 и 94 процента означают около семидесяти с чем-то процентов для девок. Просто родители не отдавали девок учиться. Но опять-таки силком же не водили в школу. Считали, что ей всё равно у печи вертеться. Но всё равно три четверти девок и то учились.

Мы единственная, наверное, страна — это гипотеза; если я солгу, не ходите со мной в суд — мы, видимо, единственная страна, где дважды вводилось всеобщее начальное образование. Запишите себе эту цифирь. Это полезно. 1908-ой год и 1932-ой год. Во всех странах была одна дата, если была. А у нас две! 1932-ой! Пятнадцать лет после революции! Да, Надежда Константиновна Крупская, баба по своему честная, совершенно справедливо возглавляла ликвидацию безграмотности. «Ликбез» был нужен. Но «ликбез» был последствием революции и гражданской войны! До конца 1920-ых годов для русской, татарской, удмуртской крестьянской семьи совершенно нормальна ситуация, когда старший брат грамотен, а младший нет! Потому что старший в школу ходил, а у младшего на школьные годы пришлись гражданская война и разруха. Это опять таки «проклятая, отсталая царская Россия»! Когда можешь называть цифры, чувствуешь себя удивительно уверенно. Я называл их по радио. Но, к сожаленью, не все мне помогают. И это была основа поразительной по масштабу культуры. Нет, не по качеству. Не по художественному уровню, который бесспорен для всех. И Врубель, и Петров-Водкин, и Блок, и Шехтель, и Кекушев — да, они все для этой аудитории не внове. Культура была поразительной именно по всеохватности.


АРХИТЕКТУРОЙ БЫЛО ВСЁ!

Дорогие мои друзья, на подготовительных курсах архитектурного — кстати, я скоро, через неделю приступлю к архитектуре — каждый раз, показывая историзм, романтизм, а потом и русский модерн, рекомендую своим детям одно замечательное издание. Вы обязаны его просмотреть. В нем почти нет текста. Это почти альбом. Если вы сможете, вы мне спасибо скажете. Если сможете, детишкам покажите тем более. Это ежегодник Общества архитекторов-художников. Главой редакционной коллегии был архитектор граф Сюзор. Те, кто хорошо знают Питер, могут вспомнить его последнюю работу, после нее он уже не строил, а председательствовал. Это дом Зингера на Невском проспекте напротив Казанского собора. Один из знаменательных памятников модерна в Петербурге. А в коллегию входили все громкие тогда имена: Бржозовский, Шехтель, Щусев, Покровский, Лялевич, Перетяткович и другие. Им же несть числа. Некоторые не входили, как не входил Померанцев и не входил Кекушев, потому что они вообще не были архитекторами-художниками. Они по образованию и по диплому были гражданскими инженерами. Теперь мы говорим «инженер-строитель». Тогда в институтах гражданских инженеров учили так, что из них выходили классные архитекторы. Из нынешнего МИСИ чертежник классный не выйдет! Посмотрите этот ежегодник. До революции вышло одиннадцать номеров. Первый вышел в 1906 году. Одиннадцатый с опозданием на один год — в 1917 году. Ну, тут, понятное дело, всё и накрылось, вместе с архитектурой. Посмотрите его. Я в жизни не видел более антисоветского издания! Там только проекты, проектные чертежи, проектные рисунки, эскизы. Если эскиз цветной, то перед ним проложена обязательная защитная вклеечка, рисовая бумажечка, как было положено. Завидуйте! У меня на полке все одиннадцать стоят. Сейчас их мог бы купить Гусинский. Но я купил их давно. Так вот, там фотографии осуществленных проектов и эскизы неосуществленных проектов. Это надо видеть! Это парад культуры! Это эпоха, когда разучились строить посредственно. Ну, плохо русские люди никогда не умели строить. Научились строить плохо только в советское время. За все предыдущие эпохи — Грабарь был прав — мы по преимуществу нация зодчих. За все предыдущие эпохи до 1917 года мы в худшем случае строили посредственно. Такое иногда случалось. А вот эти разучились строить даже посредственно. Строили только хорошо и запредельно. Понимаете, для них архитектурой было всё: подпорная стенка, межуровневая подпорная стенка, держащая террасу, — уже архитектура. Сарай при даче — уже архитектура! Ну, дачевладельцы, припомните свой сарайчик! У кого-нибудь дача, наверняка, есть. От этого великолепия цепенеешь.

Лучшая исследовательница модерна, мадам Кириченко, ныне здравствующая Евгения Ивановна, дай Бог ей здоровья, определила модерн как неоромантизм. Она тоже права. Но дело не только в этом. Мы научились у англичан и русифицировали, обрусили идею комфорта. А комфорт есть эстетизация удобства. Комфорт не есть удобство само по себе. Это не красота. Классицизм не комфортабелен, безумно не комфортабелен. Он красив, но он жутко не комфортабелен! А комфорт, который действительно англичане умнички первыми изобрели и поэтому это английское слово имеет право существовать в русском языке — это эстетизация удобного. А конструктивизм после революции будет эстетизацией неудобного! Это будет эстетизация стульев из трубчатых конструкций. Это будет ситуация — ох, Шафаревич умничка! — это будет эстетизация того, что может жить только в условиях пропаганды. Простите, милые дамы, но неудобно задницей сидеть на трубе. Но если вы знаете, что не сядете, то вас назовут «шовинистом», «расистом» и «фашистом» со всеми вытекающими последствиями, и вы как миленький будете вертеться на этой трубе и нахваливать ее. Вот наша послереволюционная эстетика! Вот на чем это всё держалось. Это неудобно, это некрасиво. Но нельзя, не смеешь сказать, что неудобно и некрасиво. В «нацисты» попадешь, в «фашисты»!


МОДЕРН БЫЛ НАШИМ НЕСОСТОЯВШИМСЯ ВОЗРОЖДЕНИЕМ

Почему я позволил себе назвать модерн нашим возрождением, несостоявшимся возрождением, украденным возрождением. В сборнике моих статей есть статья «Наше несостоявшееся возрождение». Господа, после работ великого синолога, китаеведа академика Конрада, увы, давно уже покойного, хотя это наш современник, возрождение или ренессанс есть универсальный историко-культурный термин, даже историко-культурная категория. Возрождение есть любой культурный подъем, о чем я писал в моей статье 1993 года «Перед нами есть три пути». Возрождение есть культурный или хотя бы художественный подъем, а чаще всего они совпадают. Помните, что архитектура социальна. Если социум в упадке, может быть гениальная живопись, может быть гениальная литература, но архитектуры не будет, архитектуры не получится. Даже при тиранах бывают великие пейзажисты, великие портретисты, великие поэты, но не бывает великих архитекторов, не получается. Вспомните сталинскую эпоху. Тогда хорошо учили. Но ничего не получилось. Учили архитекторов хорошо. Но не получалось. Так вот, господа, ренессанс или возрождение — это такой универсальный подъем, который достигается ценой обращения к классическому наследию, классическому прошлому. Обернись назад, повернись вперед и возрождай! Кстати, один в один не бывает. Ренессанс — это не ретро. Если нет художественного потенциала, миленькое ретро получится, но ренессанса не получится. Самый известный ренессанс, итальянский XIV-XVI веков, возрождал античный Рим. Ну, античную Элладу они практически не знали. Они и по-гречески в общем не понимали. Петрарка, который первым заинтересовался греческими текстами и который с греками работал, сам так и не овладел греческим языком. Единицы знали. Так вот, они пытались вообще возродить античный Рим, а получили нечто совершенно новое. Это правда. Но другого пути практически не бывает. Я многогрешный склонен полагать — не обязываю вас полагать так же, как полагаю я — что вообще все культурные подъемы есть большие или маленькие возрождения. Каждый раз культуры обернулись перед подъемом. За исключением первых в данной культуре, первого расцвета.

Первый расцвет христианской культуры — не ренессанс. Первый мусульманский подъем — не ренессанс. Еще не на что обернуться. Причем классическая древность, разумеется, у каждого своя. У итальяшек XV века это был Рим и немножко Константинополь. Они подсматривали туда, на ранние памятники, на ту же Софию. Ну, короче, для них в первой половине XV века это была христианская античность IV-VI веков. А во второй половине XV века это была и языческая античность. Итальянцы перешли рубеж. Они во многом отказались от собственного христианства. Но всё равно то был античный мир, поздний античный мир. А для китайца эпохи Тан классическая древность — это Китай эпохи Хань. А про античный Рим он вообще ничего не знал, этот китаец танский конца VIII века. У него слова такого не было, иероглифа такого не было. А нас обвиняют все, даже академик Лихачев, что у нас ренессанса не было и быть не могло, потому что нам нечего было возрождать, потому что у нас не было своей античности. А своей античности не было ни у кого, господа. Античный мир — это ушедшая цивилизация, ушедшая великая региональная культура. У Запада настолько же не было своей античности, как и у нас. Античные ошметки? Руинки? В Германии их почти не было. В Англии их практически не было. Всё уже развалилось. Было в Италии, на юге Франции в Провансе. Значит, у немцев не могло быть античности так же, как и у нас, даже ошметков не осталось. Они получили античный импульс, ренессансный импульс через итальянцев. А итальянцы через греков, ромеев, византийцев. И мы — через ромеев византийцев. Наше первое возрождение — это эпоха Рублева. Это эпоха преподобного Сергия Радонежского и преподобного Андрея Рублева. У нас импортный ренессанс, византийский. Но повторяю, стоит ли англичанам, то есть соотечественникам, соплеменникам Шекспира особенно стесняться, что у них тоже импортный ренессанс, импортный из Италии и Нидерландов. Но ведь был Шекспир. Но в результате был Шекспир! И у нас импортный, но был Рублев, и Епифаний Премудрый. Наш ренессанс состоялся, удался. Мы обращались к чужой классической древности, к христианской античности.

И я уверен, что в начале XX века мы стояли на пороге нашего нового ренессанса, что этим не реализованным возрождением был модерн. Но как и всё в модерне, и ренессансность его была странной. Обычно для каждой культуры, для каждого ренессанса мы можем найти одну классическую древность. А вот наш имел несколько классических древностей. Менее всего античность. Античность через призму классицизма, то есть неоклассическое направление модерна. Немного Египет, чуть-чуть. Немного дальневосточная экзотика, тоже чуть-чуть, японщина и китайщина, самая малость. А более всего два собственных культурных пласта. Классицизм конца XVIII века и, конечно, средневековье. Причем, средневековье преимущественно северное. Вспомните щусевские храмы. Марфу и Марию в Москве вы знаете. В Москве почти весь церковный модерн погиб, но всё таки есть церковь Марфо-Мариинской общины сестер милосердия на Ордынке и есть прекрасная церковь в Сокольниках архитектора Толстых, шатровый Сокольнический храм. Сейчас восстановили деревянную церковь Шехтеля на Соломенной сторожке. Это — ее модель, сама церковь сгорела, но восстановили по шехтелевским чертежам. В Москве появился тогда деревянный церковный модерн.

Модерн я называю несостоявшимся возрождением. А вы знаете, есть еще одно условие, чтобы мы культурный подъем называли возрождением. Он должен быть региональным, то есть охватывающим несколько стран или хотя бы национальным. Так вот модерн был нашим национальным возрождением, потому что модерн был нашим национальным стилем. Он везде разный. Везде свои вкусы. Но заметьте, именно в начале XX века мы преодолеваем петровское разделение столицы и провинции. Больше нет столицы и провинции! В Тобольске или в Великом Устюге, в Гороховце строят не хуже, чем в Москве. Гороховец сохранил до наших дней два изумительный особняка деревянного модерна. Кстати, оба они воспроизведены в очень дорогом, правда, но существующем альбоме «Стиль модерн». Можете посмотреть. Как раз гороховецкие там есть. А вот чего нету почему-то — как-то литература обходит этот город — нету Кимр. Нету обувной столицы России, настоящей обувной столицы России. Мы теперь не знаем, что такое сапожник; мы теперь ругаемся этим словом; мы плохого учителя или плохого художника называем «сапожником», вероятно, потому что больше нет хороших сапожников, а есть обувщики, которые делают обувь на абстрактного человека, а не на конкретного, как делал сапожник. А тогда у нас были сапожники. И каждый порядочный сапожник, каждый настоящий сапожник, даже из Владивостока ехал в Кимры, не в Петербург, а в Кимры, на Кимрскую ярмарку и получал там диплом и вешал его в своей мастерской: «Вот, обувную пробу прошел! В Кимрах выставился. Всё, понятно, мастер!». Ох, проклятая царская Россия!

Так вот, Кимры, уже давно превратившиеся в дикую дыру, сохранили памятники не только кирпичного, но и совершенно изумительного деревянного модерна. Причем, работали даже типовые проекты. Один домик повторен два раза. Я сам его нашел. Ну, погибает деревянный модерн. Всё дерево быстро погибает. А тем более, его никто не бережет. В Ростове Ярославском, когда-то Великом Ростове, встречаются бедные мещанские дома, то есть в сущности крестьянские избы, только стоящие в городе, с наличниками, выполненными в модерне. Когда читаю детишкам, я показываю такие вещи. А вы поверьте мне на слово или приходите ко мне в МАРХИ, на последние мои лекции. Модерн был стилем эпохи, он был стилем всей России. Мы выходили второй раз в нашей истории после конца XIV века на уровень возрождения. Для меня это означает еще право на одну гипотезу. В моей статье «Диагноз» она приведена. Это гипотеза, что русские в начале XX века обладали потенциалом для выхода из надлома, что фаза этнического надлома, начавшаяся в начале XIX века, в начале XX века заканчивалась. Мы в последний момент были сорваны в революцию. Прав ли я, сможет сказать историк лет через пятьдесят: анализировать свою эпоху историк не может. Я могу только подозревать, что это так. Если я прав, то то, что мы так тяжело проходим двадцатый век даже на фоне турок, которые наши этнические ровесники — евреи ашкенази наши ровесники, волжские татары этнические ровесники русских, литовцы чуть-чуть постарше, но близкие нам по возрасту — вот на фоне их всех мы проходим надлом тяжелее всех. Так вот, если историк подтвердит мою гипотезу, что мы обладали в начале XX века этническим потенциалом для выхода из надлома, тогда всё станет на свои места. Это означает, что мы на три четверти века задержались в межфазовом переходе, а межфазовые переходы вообще-то хуже, чем любая фаза. Они всегда хуже. Повторяю, подтвердить это можно будет через несколько десятилетий. Пока я могу только предложить вам такую гипотезу.

Друзья мои, вы сочли бы меня психом, если бы я всерьез спросил вас, в котором году барокко сменилось классицизмом, когда романский стиль сменился готическим. Бред, правда? Зато я могу назвать год, когда модерн сменился конструктивизмом. Модерн был убит в 1917 году. Он был убит чуть раньше, чем был убит настоящий человек модерна, типичный человек модерна — наш последний государь. Всё, теперь я отвечу на записки.


ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Вопрос: Какие публичные лекции вы будете читать в будущем году?

Ответ: Я буду читать Историю мировых культур. Если начну, то буду читать три года, тридцать лет за три года. Читать буду тут.

Вопрос: Известно, что искусство итальянского возрождения генетически связано с искусством возрождения Палеологов, что можно проследить по творчеству Джотто, Мазаччо и других.

Ответ: Совершенно справедливо. Да, действительно. Фрабато и Анджелико в еще большей степени. Джотто ушел от византийцев в сторону, а, скажем, Дуччо или Чимабуэ — просто греки.

Продолжение вопроса: Эта тенденция сохраняется в интеллектуальной сфере, ведь тот огромный интерес к античности, который характерен для итальянских гуманистов, впервые проявился у деятелей типа Георгия Гемиста Плифона. Кроме того, на интеллектуальную жизнь итальянцев сильнейшее воздействие оказали Иван и Георгий Трапезундские, Димитрий Халкокондил и другие ученые греки, получившие профессорские кафедры в лучших итальянских университетах.

Ответ: Вы помните, в позапрошлом году я обращал внимание на то, что мы породили национальную трагедию тем, что вовремя не основали университет. Должны были позаботиться об этом при Иоанне Третьем в конце XV века. Раньше это было совершенно нереально. А вот этих мы могли просто перекупить, что называется. Ведь они православные люди. Конечно, они поехали бы сюда, если бы им здесь гарантировали кафедры. А мы упустили! И уже через сто лет, когда об этом подумывал царь Борис Федорович, мы безнадежно академически отстали от Запада! А в конце XV века восточные христиане ничуть не отставали академически от Запада. Конечно, первыми профессорами были бы не русские, конечно, ими были бы греки. Ну, может быть, единичные южные славяне, греческие ученики из сербов и болгар. Как вы помните, есть у нас даже в Святцах святитель Киприан, митрополит Московский. Он был болгарин, греческий ученик. Вот тогда мы не набирали бы академического отставания, и у нас была бы своя, а не вестернизированная высшая школа! Спасибо за этот вопрос.

Продолжения вопроса: Итак, отсюда видно, что итальянская и византийская культура двигались примерно в одном направлении, но можно предположить, что если бы удалось избежать катастрофы 1453 года, искусство ромеев развивалось бы в формах схожих с формами итальянского искусства эпохи высокого и позднего возрождения и барокко.

Ответ: Этим вопросом занимался Гелиан Михайлович Прохоров, один из лучших наших ученых. Может быть, он даже сейчас лучший знаток XIV-XV века, доктор филологических наук из Пушкинского дома. Возможно, он преподает в Питере. Я с Прохоровым беседовал один раз в жизни и даже не знаю, профессор ли он, но то, что доктор, знаю. Он тончайший знаток эпохи и очень глубокий христианин, настоящий ученый христианин. Так вот, вы можете посмотреть, я на него ссылался. Но это было опять таки в прошлом году, когда я читал XIV век. Прохоров так отвечал на этот вопрос и считает так, что и у нас, и у них был «проторенессанс», а ренессанса на Востоке не было, а на Западе он был. Я терминологически с ним не согласен, потому что в других культурах, у китайцев, у мусульман невозможно выделить проторенессанс. То есть, это — чисто западноевропейское явление. Но ведь иногда вместо палеологовского ренессанса или возрождения пишут «палеологовский проторенессанс». Написавший мне эту записку, знает это несомненно, если он уже столько знает. Потому это не вопрос, а обмен мнениями.

Видите ли, вот в чем дело. Не важно, нужен ли термин «проторенессанс». Важно, что прав Прохоров, и в лекции сегодня я это сказал, что на востоке Европы, где мы византийцам, что называется, в затылок дышали. Сам Сергий, кстати сказать, имел колоссальные византийские связи, личные связи. У него переписка была, только ни одного письма не осталось. Но его письмо Сергия Киприану сохранилось. Ученик Сергия, один из лучших учеников, что называется, из первого призыва покинул Русь и всю свою жизнь, всю свою старость, десятилетия прожил в Константинополе. Это основатель Высоцкого монастыря — Афанасий Высоцкий. Он жил там и умер там. Сергий был очень византийски ориентированным человеком.

Так вот, повторяю, греки, а вслед за ними славяне обращались к христианской античности, возрождали христианскую античность, то есть античность Константина Великого, Златоуста, Юстиниана. А итальянцы сделали следующий шаг, они начали возрождать и античность языческую. Вот разница между нами. Вот что Прохорову позволяло утверждать, что и у нас, и у них был проторенессанс, а ренессанс был только у них. Терминологически я с Прохоровым не согласен, но я вижу эпоху так же, как видел Прохоров. Вы можете посмотреть это в его монографии «Повесть и Митяе» (издана в конце 1970-ых) и в его статье «Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы» в юбилейном номере, посвященном Куликовской битве, ежегодника «Труды отдела древнерусской литературы» (ТРОДЛ) Пушкинского дома за 1980 или 1981 год. Ежегодник мог и опоздать на год. Статей у него много. Они все изумительно интересны, они все напечатаны в этом ежегоднике с конца 1960-ых годов. В хороших гуманитарных библиотеках такие ежегодники есть. Ежегодники большие, жутко невзрачного, серого вида со шрифтом коричневого цвета. Но эти ежегодники безумно интересны. Там переводы, аналитические статьи, филологические статьи, исторические статьи. И вот в этой статье вы прочтете намного подробнее о том, о чем меня спросили и на что я сейчас ответил.

Вопрос: Как вы оцениваете деятельность президента СССР Горбачева и всю вообще «перестройку»? Имела ли она перспективу? Может быть, Горбачев подобно Николаю Второму лишь не справился с волною темных сил, воспрепятствовавших правильным реформам в стране?

Ответ: Это не такой солидный вопрос, как предыдущий. Но я не считаю этот вопрос и глупым. Он может быть задан, и я с удовольствием отвечу на него. Я твердо убежден, что Горбачев только лишь немножечко забегал вперед паровоза. В том, что коммунизм обречен, я был твердо убежден в конце 1970-ых годов. Когда в 1983 году я читал публичный доклад по этому поводу на квартире, естественно, как вы понимаете, около тридцати человек меня вежливо выслушали и сказали: «Ты прав, Володя, но только мы до конца коммунизма не доживем». Я ответил: «Зря я перед вами, ребята, бисер метал». Но прав-то оказался я. Причем никакая работа темных сил тут ни при чем. Коммунизм смертельно надоел. Сейчас даже к коммунистам как к людям относятся. А я очень хорошо помню, что двенадцать лет назад ведь не относились как к людям. В начале 1980-ых я случайно шел у метро «Аэропорт», а передо мною шли трое мужиков моих лет, около 50-ти, явные рабочие, трезвые, ну, может пивка выпили, и вид у них был не алкашный. Они о чем-то спорили, и я запомнил из спора только одну гениальную фразу: «А ты такой же мудак, как этот твой Ленин!» То есть, коммунизм отвергался даже на уровне рабочего класса, понимаете. Я нашел бы и другие примеры. Коммунизм всем надоел. Это мы прогнали «Софью Власьевну» (советскую власть). А они, и первым Горбачев, забежали вперед, развалили государство, расчленили государство и этим способом, этим путем подхватили власть под иным названием «перестройщиков», а теперь и «демократов». Это наше национальное деяние. И заметьте, сейчас я вам это докажу.

Они, например, хотели повернуть северные реки. Русские люди не дали повернуть северные реки. Есть и герои: писатель Залыгин, эколог академик Яншин. Надеюсь, им памятники поставят и всегда будут их помнить. Но не только они вдвоем. Есть и мученики: целый институт в Пущино на Оке разогнали за негативную экспертизу, упразднили Институт почвоведения Академии наук! Были и герои, были и страдальцы. Но это мы все сделали. Русский народ не позволил повернуть реки. Вторая акция гораздо меньше. Всем хотелось, чтобы немедленно издали Историю Карамзина. Был прямо психоз какой-то. Тогда еще даже слово «перестройка» не произносилось. Тогда еще только антиалкогольными делами заниматься начинали, это первый год Горбачева. Уговаривали не издавать; говорили, что нельзя, что не надо. Не буду указывать пальцем на людей с учеными степенями, которые писали заказные статьи, что Карамзина, конечно, надо издать, но только подготовленного, только комментированного. Но все-таки издали! Издали в течение года, потому что вся нация пожелала, чтобы издали историю Карамзина! Я это хорошо помню. Третий пример. После 1985 года нельзя было снести не только памятник архитектуры, нельзя было снести, простите, дощатый сортир XIX века. Сейчас всё можно! Сейчас можно памятник снести! Тогда было нельзя. Я помню масштаб движения в защиту памятников. Я был к нему причастен. Но дело не во мне. Я прекрасно помню, как в начале 1986 года на начальника Московского управления охраны памятников Савина нельзя было без жалости смотреть. Он исходил в перманентной коме. Он понимал, что эти бешеные бабы, московские дамы вот-вот добьются, чтобы его накануне пенсии вышвырнули вон с плохой формулировкой в трудовой книжке, если только не забьют шпильками на смерть!

Это явления одного порядка. Это на самом деле есть именно составляющая того, что означало конец официального социализма в России. Но мы оказались не очень рассудительными людьми. Мы, к сожаленью, оказались спринтерами с коротким дыханием. Мы в 1993 году позволили украсть у нас победу, даже в 1991 году позволили. Позволили расчленить государство, расчленить Россию. Потому единственное, что мы приобрели, была свобода слова. Только это слово никто не слушает. Я и тогда говорил вслух: «Только не позволяйте себя убедить, что РСФСР — это Россия. СССР — это Россия». Я всё понимал, когда они начали постоянно говорить: «Россия, Россия…» А десятью годами раньше слово «Россия» было под запретом, просто под запретом. Я прекрасно помню, как у моего покойного друга биолога, энтомолога, в корректуре его профессиональной статьи сделали исправление. Он написал: «Ареал обитания — европейская часть России». Они вымарали и изменили на «европейскую часть СССР». В биологической статье не давали энтомологу в конце 1970-ых годов использовать термин «Россия»!

Но мы оказались спринтерами с коротким дыханием. Мы позволили себя крупненько обдурить. Ну хоть сейчас исправляйтесь, господа! Сейчас! Не говорите никогда «президент России»! Нету такого президента! Есть «президент Российской Федерации». Это законно. Я к бунту никого не призываю. Если мы все, а потом за нами молодежь начнем говорить только «Российская Федерация», «правительство Российской Федерации», «госдума Российской Федерации» и «совет федерации Российской Федерации», тогда будет Россия. А если не начнем, ну, читайте мою статью «Исторические имена мстят». Как говорим, так и действуем! Ну, какая Эстония посмела бы хрюкнуть, если бы русские люди, живущие в Юрьеве, именуемом «Тарту», твердо знали, что они живут в городе, основанном русскими, историческое имя которого — Юрьев! Да где эти потомственные свинопасы были бы сейчас?! Писали бы жалобы в ООН: «Ой, спасите нас от этих русских, а то по морде бьют, по улице пройти нельзя!». А сейчас жалобы пишут русские. Как говорим, так и действуем. Ну, вот я сейчас статью выпущу, а где все остальные авторы? Ну где? Ну почему никто не реагирует на заметку в «Московском Комсомольце»: «Чеченскому беженцу полагается 20 рублей в день». А где компенсация тремстам тысячам русских беженцев за то, что они претерпели? Почему русский народ не спросит: «Ну-ка, Ути-Пути, не хочешь нам компенсировать? Ну, мы тогда сами с чеченцев соберем, которые живут в Москве, во Владимире, с владельцев гостиниц. Ага, мы сами заберем сейчас всё. Не хочешь отдавать нам, не хочешь компенсировать, тогда мы компенсируем за счет этих чеченцев». Мордобой не является войной!

Кстати, о войне. Я всё равно задам этот вопрос печатно. Вообще я не вижу причин, если триста тысяч русских и с ними вместе почти пятьдесят тысяч представителей других народов (евреи, дагестанцы, армяне, которые тоже бежали из Чечни) лишились своего имущества, почти всего имущества, то почему несколько сот чеченцев, живущих в остальных регионах не должны тоже лишиться своего имущества. Убивать не надо, я не люблю смертной казни, я христианин. Но Господь нам сказал «не убий», а «не конфискуй» Он нам не сказал. Нет такой заповеди «не конфискуй». Ну нету, хоть перекопайте всю Библию.

И вот еще о чем я тоже скоро спрошу в публикации. Месяца не пройдет, она будет. Что же все-таки происходит в Чечне? Полицейская операция или война? Если полицейская операция, то почему не сидят под следствием те журналисты, прежде всего гусинские журналисты из НТВ, которые вопят «война»? Состав преступления есть. Это — разжигание межнациональной розни и пропаганда войны. А если они правы и это война, то почему не в лагерях для интернированных находятся все чеченцы, которые оказались вне Чечни? Нет, их нельзя гонять на работы: они не преступники. Но в таких случаях интернируют. Напомню, что в образцово демократических Соединенных Штатах Америки после нападения на Перл-Харбор были интернированы поголовно все японцы, в том числе граждане США. Я правду говорю. Всё, господа. Я, правда, очень не здоров. Чего-то я увлекся ответом на вопросы.


__________

* Прим. С.П.: Пионер русской авиации и создатель первой школы авиаторов в России, великий князь Александр Михайлович утверждает в своей Книге Воспоминаний, что в деле развития авиации Россия была на втором месте в мире. Первую страну он не называет, но подразумевает Францию.

** Прим. С.П.: Точнее, Огнеслав Костович изобрел бензиновый карбюраторный  двигатель внутреннего сгорания — ДВС. Немцы такой двигатель называют Отто (Otto), они полагают, что оба типа двигателя внутреннего сгорания изобрели немцы — Nicolaus Otto и Rudolf Diesel.