Чувствует, как снег падает на капюшон зимней куртки, где-то вдали горят огни. Пол одиннадцатого ночи, а стройки рядом с домом не прекращаются. Действуют на нервы. Бурят. Вбивают сваи. Очень хочется их вбить рабочим в одно место. В голову, например, но понимает, что они здесь, может, и ни при чем. Вспоминает, как возвращалась домой, как фонари сменяли друг друга, пока она ехала по трассе, а луна всё так же была нема и висела в темном холодном зимнем небе на одном месте. Смотрела своими лупоглазыми глазницами. С водителем такси они не перекинулись ни одним словом. Она даже не смотрела на него, чтобы сделать очередной набросок в своей голове, а потом перенести его на бумагу – их и так накопилось достаточно. «Везешь вот и вези меня домой, хороший человек, потому что дойти я не в силах», - думала она. Довез. В целости и сохранности. И снег так же падал на ее меховой капюшон от шубы, так же спокойно и таял на ворсинках.
Чувствует, как морозный воздух забирается в ноздри и теряется где-то там в глубине, чувствует, как не может дышать полной грудью. Чувствует. Не слышит себя, не слышит биения своего сердца, только панику. Так было, но прошло.
Выбрасывает бумажку в открытое окно, закрывает его и выходит с балкона. Дышит глубоко теплым спертым запахом пыли, сухих листьев на подоконнике, свечами, которые недавно потухли.
Хлопает дверью, проходит в теплых ботиночках по узкому коридору в свою комнату и скидывает куртку на кровать. Подходит к столу у окна и ее взгляд падает на небо. Смотрит в это окно и удивляется. Огромные хлопья снега падают на снежные сугробы-подушки внизу. Шестой этаж в городе – это одно дело, а загородом совсем другое. Отсюда видны фонари, видно, как по ночам горят окна высоток, и не спят люди – они тоже ее соседи, пусть и за КАДом. Кажется, что весь город – твоя семья. Большой. Далекий. Твой. Как писал Фицджеральд в «Великом Гэтсби: «Жизнь начинаешь ощущать, когда наблюдаешь ее из единственного окна».
И вот она наблюдает, как кто-то бежит на работу, кто-то возвращается с нее, едут машины туда и сюда. Пешеходы переходят улицу. Садится на стул у окна, вытягивает ноги, кладет их на подоконник и смотрит на небо. Затянутое серым покрывалом, не видно облаков. Гладь. Порой пролетит птица. И так кажется, что жизнь тоже остановилась, как и небо, но это иллюзия. После сложных дней в жизни стоит ее построить. Подумать, что без тебя жизнь останавливается, а когда наблюдаешь ее уже неделю из одного и того же окна, становится не по себе.
И так идут дни. От окна до кровати вечером, от кровати до окна утром. В иллюзии, что ничего не меняется, с дыханием в остановке. Чашка кофе так и стоит с прошлого дня на столе словно влитая в этот бардак, который невозможно оправдать работой при ее отсутствии. Эта вынужденная деградация. Но кто знает, может после нее будет самый стремительный вздет. Ведь не коснувшись дна сложно желать воздуха в легкие и выплывать из всего этого. Забирается под одеяло в шерстяной толстовке, которую соседи прозвали «плюшевый мишка», надевает огромный капюшон, прячется в нем. У каждого свои способы скрываться от мира. Она предпочитает спать. Здоровается вежливо сквозь сон с Морфеем и уносится в его царство. Там нет остановок, движения, переосмысления. Там тьма. Там все. Там не надо жить по расписанию. Только по желанию. И сквозь дремоту чувствует, как не жалеет, что пропустила столько концертов всеми любимого великана, встреч, звонков, сообщений. Дышать в остановке тоже надо уметь. И она научилась. Дышать. Одной.
8.1.15 – 15.1.15
Редактор: Настя Шварц
Фотография: автор неизвестен