«Посмотри на свою жизнь сверху вниз. Ты увидишь ее как лабиринт, а себя – как ищущего выход из него.
Взгляни: как много ответвлений, как много поворотов и возвращений назад, как много тупиков и обрывов. Ты идешь иногда, словно наощупь, интуитивно, а иногда – уверенно и твердо. Иногда ты не знаешь, куда ты двинешься сейчас, иногда ты, не сомневаясь, делаешь шаг.
Из лабиринта нет одного выхода. В зависимости от пройденного тобой пути ты придешь к тому или иному результату. В любой момент времени ты вправе отказаться от движения, выйти из лабиринта. Это в твоей воле, но разве ты не хочешь пройти до конца?
В лабиринте тебе могут встретиться люди, предлагающие услуги проводника. Согласишься с одним – и пойдешь избранным им путем. Кто знает, к чему он приведет: к тупику или падению с обрыва, к прямой дороге или к извилистым закоулкам».
***
Кто читает слова Создателя лабиринта? Кто доверяет Ему и вообще слышит Его? Создатель может написать слова на языке своих созданий, но как втолковать им смысл написанного? И если создание не хочет и слушать Создателя, а считает, что оно самодостаточно, не следует ли Создателю уступить? А если создание требует себе благ, то следует ли Создателю потакать ему?
Создатель этого мира – я, и я делаю в нем то, что хочу. Отчасти он предоставлен самому себе, отчасти управляется мною. Во всяком случае, когда у меня возникает желание вмешаться, я делаю это. Разумеется, в мире есть свобода, свобода воли и выбора, свобода избирать вариант действия и поступать согласно ему. Здесь ведь что важно: важна мотивация бога, то есть меня. Если в нашем мире, действительном и реальном, предполагается любящий Бог, который и мир-то создал из любви, то в своем мире я побуду безразличным богом. Хотя… Вот любопытный экземпляр.
Я спокойно пил кофе в уютной забегаловке, когда в нее зашел молодой человек. Пожалуй, молодость была его единственным достоинством. В остальном он был – на мой вкус – малоприятен: полноват, ленив, упрям и зануден, глуп и очень страстен. Главной страстью его – после компьютера или, может быть, даже перед ним – были девушки. Точнее, одна девушка, которую он вожделел. Актриска из кино, приятная, конечно, с выгодно подчеркнутыми на экране телесными особенностями. Режиссеры умеют подать тело, как нужно.
А в сущности, ее можно было назвать и красивой. Красота – это же гармония атомов. Вкусовое сочетание: для одних – изумительное, для других – кислое, для третьих – отвратительное. Вот и его предмет страсти меня лично не очень-то возбуждал. В конце концов – раз уж я бог, то создать пропорциональное тело, нарисовать его, как рисуют в нашем мире аниме-персонажей, оживить его, как мультяшку, и придать ему воображаемую свободу в рамках этого придуманного мира – и пожалуйста, кто угодно, с какими угодно данными. Правда, на всех и на каждом будет отпечаток руки изобразившего. Как художника опознают по мазкам и по технике, так и творца можно вычислить, сравнив несколько его творений. Сходны? Значит источник один.
Зайдя в кафе и усевшись на свободное место, парень, конечно же, уткнулся в свое электронное устройство. Там у него были закачаны все фильмы с участием его «возлюбленной», множество ее фотографий и даже карикатур.
«Мне скучно, бес», – вспомнил я Пушкина и Бродского и почему-то Булгакова. Почему? Потому что мне захотелось поиграть в дьявола. Точнее, в искусителя, а еще точнее, в дельца.
Внушить ему можно всё, что угодно. Я – бог и, в отличие от всяких моральных богов, могу действовать совершенно свободно. Влезть в мозг и заставить его осознать, что я есть бог мира этого парня. Внушить ему сделать необдуманный поступок. Где же тут свобода воли? Ну да, ну да… Помню.
Чтобы не затягивать время (поди объясняй ему, что я всамделишный бог), я вбросил ему соответствующую мысль и спокойно подождал, пока он – нет-нет, без поклонов и подобострастия – подойдет к моему столику и присядет.
- Я слушаю тебя, – его тон можно было назвать надменным, а то и снисходительным. Будто это я что-то пытаюсь ему, пардон, втюхать, а он, так и быть, готов рассмотреть мое предложение. Не нахал?
- Я могу предложить тебе твою красавицу на блюдечке, – серьезно заговорил я, глядя ему в глаза. – Ты с ней только ночь хочешь провести или…?
Не то, чтобы я не знал. Мне просто хотелось поговорить и услышать это из его уст.
- Или! На всю мою жизнь! И я хочу полного подчинения, – без обиняков заявил он. – Чтобы она была моей и только моей, слушалась меня во всем и подчинялась всем моим приказам.
- Что? – возмутился я. – Заведи себе робота для сексуальных утех и ублажайся вволю. Это ж, человек, а не игрушка.
Лукавлю, конечно, но для него-то она - человек!
- А на что мне она иначе? – в его словах был свой резон. – Я сам прекрасно знаю, каков я. На такого ни одна не позарится…
Тут он был прав. Без внушения, без ломки воли девушку к нему в постель не завлечь. Это в реальном мире надо рассуждать: ты покачай мышцы, потренируйся, сходи на танцы и т.п. Мол, будь не тем, кто ты есть на деле, а изменись сам так, чтобы привлечь к себе предмет своей страсти. То есть человек должен поменяться ради… А почему, собственно? Почему, вслед за этим парнем, не заявить: с чего вдруг я должен меняться сам? Я тот, кто я есть, и тот, кем хочу быть. Я не буду подлаживаться и подстраиваться под интересы других. Я перестану тогда быть собой. С другой стороны, так ты точно не привлечешь девушек не из своего «круга», но зато останешься собой, и, может быть, у тебя будет другой круг общения.
- А ты не пробовал меняться? – задал вдруг я вопрос.
- Зачем? – ответил он в такт моим мыслям. – Я не стану качком и не имею ни малейшего желания ходить на дискотеки. Я не хочу строить из себя кого-то и быть кем-то другим. Я хочу остаться собой.
- Но так ты ее не получишь… – я словно разговаривал сам с собой.
- Но ты можешь мне ее предоставить, – теперь он серьезно смотрел на меня. – Она может прийти ко мне, а не я к ней. Не я поеду на киностудию и буду разыскивать ее, но она пойдет в мою квартиру и будет жить со мной…
- Как рабыня? – сорвалось с моих губ.
- Да! – был гордый ответ.
Ох, и закомплексованный попался мне юноша! В моем-то мире люди поют: «Я душу дьяволу продам за ночь с тобой». Кто-то – даже за поцелуй готов… А кто-то в доказательство любви или из-за «неразделенной» любви готов умереть. Всё почему? Страсть, страсть… Когда мозг отключается, в дело вступают другие части тела. Не сесть и не поразмыслить: а мало ли таких еще? А что я, собственно, творю? Почему я должен умирать или продавать душу? За что? За ночь? Почему я должен прыгать с крыши? Потому что «она» ушла? Ну, во-первых, еще может вернуться, во-вторых, мало ль примеров того, как одни приходят, другие уходят, третьих бросают, четвертые изменяют и проч. Она что, последняя девушка на Земле? Включи мозг, подросток! Но вернусь к своему «барашку», точнее жеребцу…
Он, кстати, уже сам назвал свои условия, а я еще не назвал свои. Или он полагает, что я бесплатно, безвозмездно отдам ему девушку? С чего вдруг я должен быть таким щедрым? Да и можно ли у бога просить: дай мне вон ту девушку в сексуальное рабство?
Признаться, я не задумывался над ценой. Ворваться в его жизнь с пикантным предложением – это было порывом уже моей страсти. Желанием, наконец, сыграть в бога, явного, очевидного бога, всещедрого и всеблагого. Разве не благо – дарить людям то, что они хотят?
- Ты не спрашиваешь цену, – сказал я. – Тебе всё равно?
- Я не верю в существование души, – он откинулся на кресле. Беру свои слова назад: он не глуп, скорее просто нагл. – Поэтому можешь забирать всё, что хочешь. Хуже смерти вряд ли что-то есть, а смерть неизбежна.
- Разве? – тонко улыбнулся я. – Ты забыл, что говоришь с богом. Я могу продлить твою жизнь ровно настолько, насколько захочу, и твоя жизнь может проходить отнюдь не на этой земле.
Его лицо не изменилось. Если бы он верил в ад, то, возможно, испугался бы. Неверие рождает бесстрашие, но иногда страх лучше безрассудной смелости. Ведь неверие в ад не уничтожает ад. Какими бы ни были причины неверия, какой бы сильной ни была вера в отсутствие ада, она не отменяет его. Она просто делает ад несуществующим в воображении, в представлении конкретного человека, но не изымает ад из действительности.
- Что ж, – он рассматривал меня, – ты хочешь мучить меня бесконечно?
- Один день как тысяча лет, – я вспомнил эти слова. – А тысяча лет как один день... А может быть, как-то иначе... Я решу сам, а ты подумай.
- Так что тысячу лет-то? – не понял он. – Что будет? Или не будет?
- Тебе это важно? – деланно удивился я. – Какая разница? Цена может быть любая. Может быть, миллиард лет тебя будут жарить на сковородке, может быть, погружать в огненное озеро, может быть, сдирать с тебя кожу миллиметр за миллиметром или травить ядами, воскрешая... Есть множество жестоких пыток, а учитывая, что ты можешь быть воскрешен, и страдания твои могут быть возобновлены, то открывается еще больший простор для фантазии. Подумай: стоит ли платить цену, любую цену, ведь я не назвал точную цифру, размер, никак не определил ее... Стоит ли платить неизвестностью за известное? Стоят ли наслаждения плоти угнетений плоти?
- Что ты знаешь о любви! – бросил он мне. – Что ты знаешь о моих мечтах!..
- Вот именно, что о твоих, – не сдержался я. – Думал ли ты о том, что для нее есть счастье? Ты ли ее счастье? Ты ведь хочешь, чтоб было так, но готов ли ты смириться с тем, что она будет счастлива не с тобой? В этом и отличие любви от страсти. Страсть непременно привязывает к себе: мое, мое. А любовь отдает: тебе, тебе. Я видел и вижу, как любовь превращается в страсть. Как люди, забыв, что любовь – это прежде всего самопожертвование, добиваются руки и прочего женщины, которую они лишь хотят физически. Насытив же свою похоть, они держат при себе, по-хозяйски, по-собственнически, этот «артефакт», гордясь им и выставляя его – как вещь – перед партнерами по бизнесу или своими приятелями, показывая, чего можно добиться деньгами или внешностью... Или бросают, возненавидев после соития... О чем твои мечты? О ночах разврата и похоти, но не о совместном несении тягот и бремени, о желании обладать и иметь, но не о желании дарить и поддерживать. Подумай: если она получит уродство, если она внешне перестанет быть той, какой ты видишь ее на экране, то отвратит ли это тебя от нее? Я отвечу за тебя: да, отвратит! Потому что ты видишь внешнее и желаешь внешнее, но не знаешь внутреннего и не хочешь знать... Но, – поняв, что сказал много и не того, я вернулся к предмету сделки, – это всё эмоции и порывы... Я вижу, что, несмотря на мою несдержанность, ты все равно ее хочешь.
- Я слишком долго ждал, – его лицо перекосило от невыносимого желания. – И мне уже все равно... Я готов претерпеть любую муку.
- Даже если я поражу тебя прямо сейчас? – воскликнул я. Ох, как же он отвратителен! И это мое творение?! – Если я поражу тебя болезнями, ты будешь страдать уже здесь, на земле, и при этом будешь иметь ее как рабыню – ты все равно скажешь мне, что счастлив?
- Если я получу ее, то все несчастья померкнут! – в его глазах горел сумасшедший огонь. – Я готов!
И я понял, что отдав девушку в руки этого безумца, я действительно смогу поражать его любыми болезнями и страданиями. Он «отыграется» на ней. Он с нее сдерет тройную цену, он превратит ее жизнь в ад раньше, чем я отправлю в ад его самого. Я видел его душу и знал, что он готов заплатить любую цену.
- Знаешь ли ты, куда ведет этот поворот в лабиринте? – прошептал я. – И знаешь ли ты, что может быть лабиринт без выхода… Колесо, цикл… Повторение одного и того же, во времени и пространстве…
Не вставая со стула, я изменил реальность...
***
Я не знаю, что сделал бы на моем месте другой человек, точнее другой бог. Возможно, он бы парализовал этого выскочку, и девушка носила бы ему чай по утрам и читала вслух романы. Возможно, он бы изменил его душу, сделав ее нежной и чистой.
С другой стороны разве бог не должен любить свое творение, каким бы оно ни было? Каким бы ни был ребенок, не перестаешь его любить, даже если он совершит преступление… Даже если облик, который ты ему дал, искажен до неузнаваемости, даже если он сам продал свою душу, даже если он сам хочет, чтобы ты оставил его и не любил его больше.
И разве так трудно – бросить одному творению другое? Разве мне трудно или тяжело отдать ему любую девушку? Они все и так принадлежат мне, и я могу делать с ними всё, что захочу. Или отчего-то, по каким-то законам, я должен поступать по справедливости, нет, даже выше – по милости, по любви? Или отчего-то, по мной ли установленным правилам, я должен соблюдать соразмерность и баланс, и я должен (должен!) делать всё во благо, потому что я не творец зла… Сотвори зло, и оно разрушит всё. Пусти зло в мир и не следи за ним – и мира не будет. Так что, если мир еще жив и при этом лежит во зле, значит бог все-таки есть и еще благоволит этому миру.
Я поступил довольно просто, прозаически. Я отдал ему не ту девушку.
Это мой мир, и я – как хочу, так и пускаю время в нем, а за временем – и пространство. Я изъял этого человека из мира и пустил его в другом времени и на другой Земле. В кольцо лабиринта, созданного под него и для него.
И его новый мир – это мир солипсизма. Все люди, все предметы, всё в нем существует, только и постольку существует сам человек. Но его девушка, над которой он жестоко издевается каждый день, – это он сам после своей смерти. Она, точнее он – душа маньяка, возвращающегося в тело замученной жертвы.
Ведь ему не важна была ее душа, а только ее тело. Ему не важно было ее внутреннее содержание, а только оболочка. Поэтому я дал ему оболочку, а душу вложил его собственную, проданную мне за похотливое желание обладать другим человеком.
Она не может ему рассказать о случившемся, он ничего не знает, истязая ее, и она, плача ночами, жалеет его, самого себя, который скончавшись, вернется в тот миг, когда я перенес его в новый мир, и вселится в тело страстно желаемой им девушки.
Его мир закольцован – смерть рождает жизнь, сознание не исчезает. Оно живет в двух телах, и одно издевается над другим… Ровно столько, сколько он проживает там, ровно столько он глумится над самим собой. Когда умирает он, умирает и его солипсический мир, возрождаясь для повторения пройденного. Всегда. Эта вечность бесконечна, потому что я ее создал…
***
«Подумай о Том, Кто смотрит на тебя сверху, пока ты ходишь по лабиринту. Ему известны все возможные пути, все варианты выбора и все твои движения в любую из сторон. Он не берет тебя, как фигуру на доске, и не ставит вперед или назад. Он может подтолкнуть или увести, Он может ввести тебя в одно из ответвлений, чтобы вывести выбранным Им путем. Но ты вправе отказаться, ты вправе отвернуться и пойти той дорогой, которую считаешь нужной.
Тот, Кто смотрит на тебя сверху, знает твой путь. У Него даже расчерчена карта для тебя. Если хочешь, Он поделится на каждом ответвлении с тобой Своим решением. В любую минуту ты можешь вывернуть на выбранный Им путь.
Он знает, как и сколько ты будешь идти. В любом из случаев, во всех направлениях. Потому что для Него это всё – сейчас и здесь. А для тебя, живущего временем, живущего линейно, векторно, есть только одна дорога – из прошлого в будущее. Как ты пойдешь ею – это и покажет лабиринт.
Каждый поворот может таить за собой конец пути. За каждым ответвлением может скрываться выход из лабиринта. Что же дальше? Еще один лабиринт, или полная ясность пути? Что же дальше? Очередной поиск, отдых или шаг в пустоту?
Ты хочешь знать конец своего пути? Или не хочешь? Что лучше: знать отмеренный тебе срок с точностью до секунды, или жить, не зная о нем, надеясь и веря, что эта секунда еще далеко?
Когда тебе предлагают мечту без труда, задумайся: не сыр ли это в мышеловке? Когда ты берешь что-то даром, не считаешь ли ты, что заслужил это? Или всё же нужно всегда платить?
Тот, Кто смотрит на тебя сверху, ждет окончания твоего пути. Всё, что ты приобрел для себя, идя по лабиринту, всё, что ты впитал в свою душу, то и останется с тобой. Остальное – придется оставить. Переступив порог выхода, ты узнаешь, куда ты пришел».