Она проснулась на железнодорожном вокзале. С музыкой в ушах, которая играла недолго, потому что села батарейка у плеера. Звучала песня группы Сплин «Бог устал нас любить». Теперь был слышен лишь ропот немногих ожидающих и вежливый, но надоедливый, женский голос по громкой связи, желающий счастливого пути. В полудрёме она - девушка лет тридцати, одетая в лохмотья по погоде, лежала на скамье подле парящего радиатора, где январское морозное утро было терпимо. Она неохотно разлепила глаза, и взглядом медленно прошлась по украшенной мозаикой стене зала ожидания. Изображались рабочие, а над мозаикой висели гербы. Всмотревшись в этот орнамент, девушка узнала вокзал. Он находился в Твери. А значит, и она пребывала в этом, до боли знакомом, городе.
Стрелки больших вокзальных часов указывали на пятнадцать минут пятого. Она смотрела на эти часы и нашла силы удивиться тому, как непостоянно и абсурдно время. Как быстро оно бежит на длинных отрезках жизни, оставляя забытым то, что было на пути, и как медленно движутся стрелки, как бы прилипая к циферблату, в пятиминутных ожиданиях. Она прервала своё размышление и закрыла глаза, потому как ей стало дурно и тоскливо от такой мысли, пропитанной разъедающей душу скукой. Полежав с четверть часа, ей не стало легче, а сон, к сожалению, был уже не подвластен. Она привстала и села на скамью, и со свойственным утру выражением лица сразу же обратила внимание на человека, сидящего перед ней.
Приятной наружности и хорошо одетый мужчина средних лет пристально смотрел на неё. Наклонив голову в сторону, он оценивающе посмотрел на девушку и, осторожно улыбаясь, достал что-то плоское и круглое из портфеля. И тут же неожиданно молвил:
- Вы бы себя в зеркале видели, мадам, - издевательски произнёс он, - вот, посмотрите.
И перед её глазами на вытянутой руке он стал держать круглое зеркальце.
- Отвянь, придурок! – негромко и протяжно вышло из её уст, и, немного расстроившись от нелицеприятного жеста незнакомца, добавила: – От меня хотя бы не прёт снобизмом и слащавостью. Вы мне и десяти слов не сказали, а у меня от вас уже такое чувство, будто я спорола килограмм липового мёда и нанюхалась сирени.
Пораженный столь оригинальным замечанием, незнакомец ещё больше растянул свою улыбку. На его лице не было ни капли смущения. Мужчина убрал зеркало, принял безмятежный вид и имел наглость представиться:
- Меня зовут Гавриил.
- Сочувствую…
- А вас?
- Джейн Доу, - участливо отвечала девушка.
- Допустим. Впрочем, Вы… а давайте перейдём на ты?
- Пофиг, - пофигистично отреагировала Джейн.
- Так вот, хотел сказать, что.. мы уже с вами знакомились четыре года назад в фаст-фуд ресторане на Трёхсвятской, - говорил Гавриил, как бы с намереньем изумить собеседницу.
- Говорите по-русски! В чикен.. как его.. хаусе? – вспомнив название сети ресторанов, но совершенно не помня этого человека, ответила Джейн.
- Не удивительно, что ты не помнишь меня, Джейн Доу. С тобой столько всего приключилось с той встречи. Новые события затмили меня в твоей памяти, сделали несущественным. Для этого, откровенно говоря, было достаточного одного события. Да что там, и вовсе не нужно было ничего. Ты бы не запомнила меня ни при каких обстоятельствах. Неприметный я, – как-то странно говорил Гавриил, он как будто был в курсе тех дел, что вереницей привели её, Джейн, сюда на вокзал, и, можно было подумать, что и не случайно сидел он напротив неё этим утром.
Джейн одолела лёгкая тревога. Она не знала, что сказать, и ломала голову над вопросом - «Какого черта ему нужно?»
- И, если быть ещё чуть более откровенным, то впервые я увидел тебя пятнадцать лет назад, - продолжал Гавриил, бегло обращая взгляд вверх, но видя не потолок, а прошлое, о котором страстно желал рассказать напуганной девушке.
Джейн молчала. А этот бесцеремонный тип в тёмно-синем костюме, белой рубашке, красном галстуке, с гладко выбритой симпатичной физиономией и ухоженными тёмными волосами на голове, устроившись поудобнее, начал своё повествование.
Я ехал домой на электричке, а ты (тебе тогда было около семнадцати, а мне точно не было и двадцати двух) сидела напротив: учила английский, рисовала людей без глаз и казалась счастливой. Ты уступила место бабушке, но старушка сходила на следующей станции. Предложила мне попить, было жарко – я без слов согласился. Слов, в общем-то, и не было. Нельзя выразить словами то, что не имеет словесной формы. Иногда это оборачивается тем, что ты стыдишься собственных чувств, потому что слова делают твои чувства ущербными. Я просто сидел, а на расстоянии осторожного взгляда сидела ты. Кеды в цветочек, ангельское лицо, красивые русые волосы и чудные зелёные глазки. Ты была живой, в цвете, когда всё остальное застыло в чёрно-белых тонах. Два часа я искал слово, такое, чтобы мир не разрушился к чертям. Тогда он казался хрупким. Я так и не нашёл его, и тем самым спас мир, а вместе с ним и тебя. Никто этого не заметил. Настоящим героям не нужна слава. С того дня долгие годы ты занимала ячейку моей памяти, а я даже не знал твоего имени. Безымянная ячейка…
- Да, это была я. Но от той милой девочки ничего не осталось, - проговорила Джейн, переваривая услышанную историю, что моментами напомнила ей вкус прежней жизни – беззаботной, с бездной нерастраченных возможностей, и просто счастливой.
Вокзал тем временем потихоньку заполнялся людьми. Они - то массово прибывали, то отбывали. Становилось шумно, рос градус нервозности. Но эти двое словно были вне этой будничной толчеи.
Гавриил словно не услышал её слов, собравшись с мыслями, продолжил.
Я пытался после того дня найти тебя в социальных сетях – просмотрел страницы всех девушек из Твери и ни одна не была на тебя похоже. Я успокоился спустя некоторое время, но не забыл тебя и вспоминал каждый раз по дороге домой. Ячейка получила имя четыре года назад. Я вновь приехал в Тверь и решил перекусить в Чикен-Хаусе близь вокзала. Особенность и недостаток этого заведения – что, оформив заказ, ты ждёшь, когда прокричат – «Заказ на сумму..» Ты смотришь на свой чек и разочаровываешься, что на нём другая сумма. А счастливчик подходит и забирает наивкуснейшие гамбургеры. А ты продолжаешь ждать, захлёбываясь слюной, выслушивая урчания желудка. В очередной раз разочаровавшись и выслушав тираду из пищеварительного отдела, я отвёл взгляд в сторону, и, словно магнитом, его притянула неповторимой красотой и одиночеством девушка, сидящая у окна. Она смотрела в сторону вокзала. Кажется, хотела уехать навсегда в любом направлении, лишь бы не быть здесь. Я чувствовал, что она – это ты. И убедился в этом, когда увидел твоё лицо с персиковыми щеками, те самые зелёные глаза и то, как тонкими прелестными ручонками ты подносила чашку кофе к нежным губам, согревая себя в прохладный осенний день. Я не мог упустить шанс поговорить с тобой, я боялся, что ты уедешь навсегда. Но не менее страшно было подойти к тебе. Набравшись смелости, я подошёл и сел за твой столик напротив тебя. Наши глаза встретились. Твои - выражали недоумение, а мои – полное отчаяние и безумие.
- Давай поженимся, - сказал я добродушно.
- Простите, что вы сказали?
- Да, хорошо, не будем спешить… начнём с чего-то поскромнее, будете мороженое? – не теряя лица, спросил я.
- Не люблю мороженое, - искренне призналась ты.
- Цветы? За углом есть цветочный ларёк…
- Ни в коем случае, я отдам букет первому встречному. Не покупайте девушкам цветы на свидании. Вы и не догадываетесь, как неудобно ходить с этим веником.
- Вы просто чудо.
- А вы до ужаса нелепы.
- Давайте начнём сначала… - выдал я, пытаясь спасти положение.
- А закончим в конце? – насмешливо звучало в мой адрес.
- Как Вас зовут?
- Надежда.
- Вы не обманываете?
- Надейтесь. И ждите… - выдохнув, сказала она.
- Чего?.. – откровенно не понимания чего мне ждать, спросил я и, не дождавшись ответа, так как Надежда(да, на ячейке было теперь выгравировано это имя) стала всматриваться в окно, как будто и нет меня, решил тоже представиться, но не успел я и рта открыть, как вдруг в ресторан зашёл человек – хорошо сложенный высокий мужчина лет тридцати. Увидев его, ты вышла из-за стола. Вы поприветствовали друг друга очаровательными улыбками, он приобнял тебя, и вы вместе вышли из ресторана. Меня не существовало. Тут же за кассой прокричали сумму на моём чеке, что хоть как-то напомнило миру о том, что жив тот человек, что заказал себе несколько грёбанных гамбургеров, колу и картошку фри на обозначенную сумму в чеке. Впрочем, тысячи их. Миллионы. Целая звёздно-полосатая нация. Но у меня пропал аппетит. Я просто вышел из ресторана и направился домой. У меня возникло желание выпить что-нибудь крепкое в этот пятничный вечер. По пути я зашёл в магазин и взял бутылку виски.
Великая пятница – время утопить греховную скверну, даровав возможность спасения. Я опустошал Грааля чашу на местной лавке, подле которой этих артефактов было великое множество. Высосав виски, я был полон намерения дойти до дома, оказаться на зоне комфорта. На город уже снисходила ночь. Я еле шёл вдоль влажной стены закоулка, мимо хранившихся в нём запахов и залежей их испускающих, в направлении света дорожного фонаря. Свет сопровождал меня некоторое время, пока не ослаб и более не мог освещать путь. В этом кривом, тесном переулке отчаявшиеся люди вынужденно убиваю веру, надежду и любовь. Сегодня я познакомился с Надеждой. И где она теперь? Я оказался на дне. На дне ящика, открытого любопытной Пандорой, и навлекшей тем самым на его обитателей неисчислимые беды. Каким-то нелепым образом я вновь вышел к фонарю у дороги. Я остановился на мгновение, и в то же мгновение мне прилетело по голове. Я потерял сознание.
Очнулся далеко не сразу. Я лежал на асфальте, мои зеркала души были в брызгах печали. Сигарета в дрожащей руке втягивала негатив. Ночное небо пронзал свет из прошлого, подобно тому, как опьяненное сознание тревожат воспоминания. Я уловил миг постоянства. Безмолвие нарушал отдалённый собачий лай и треск фонаря над разбитой бутылкой и головой. Ещё немного, и учащенное мерцание вызвало бы эпилептический припадок на, усеянном окровавленными осколками, асфальте.
Так и случилось.