Москва. 23.11.2004.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, ноябрь 2014.
Последним подарком соотечественникам второго российского тирана была его норма престолонаследия. Откуда она взялась — понятно. Задолго до того, как убить своего сына, Петр ему не доверял и не хотел, чтобы царевич Алексей Петрович ему наследовал. Строго говоря, закона о престолонаследии у нас не было. У нас его вообще не было до светлой памяти императора Павла Петровича. Но был принцип наследования. Вспоминайте лекции. Сначала был лествичный принцип наследования, господствовавший, хоть и нарушавшийся, в домонгольской Руси и в какой-то степени сохранявшийся даже в XIV веке, когда от него начали уходить. В XV веке установился майоратный принцип. То есть, отцу безоговорочно наследовал старший сын, без права женщин наследовать престол. Мы разбирали с вами исключение с Еленой Глинской и квалифицировали его как узурпацию. С 1584 года, то есть со смерти первого тирана Ивана IV майоратный принцип был дополнен процедурой избрания каждого следующего государя на царство, и в этом виде он дошел до Петра. Петру надо было уйти от этого. И потому он изменил принцип наследования. Услужливый Феофан Прокопович написал небольшой трактат в обоснование нового принципа под названием «Правда воли монаршей». То был завещательный принцип. Ну, то, что царь уже при жизни назначал себе преемника, ситуации не меняло. Это завещательный принцип. Если помните, мы сталкивались с ним в Великом княжестве Литовском.
Из всех принципов в монархии самый неудачный — принцип завещательный. Он неизбежно порождает конфликты, заговоры, государственные перевороты, везде, где применяется. Но принцип появился. Затем несчастный царевич был убит своим родителем. Петр ждал нового наследника, жаждал наследника. После гибели царевича Алексея дорога была открыта, практически расчищена, хотя и оставался сын царевича, законный внук Петра — царевич Петр Алексеевич. Но то было маленькое препятствие. После двух дочерей Екатерина родила-таки сына, но он тут же и скончался. С сыном не получилось. Не давал Господь Петру квазизаконного наследника, и состоялся вошедший во все книги эпизод, когда Петр умирал. Было ясно, что он умирает, и ему тоже то было ясно. Он умирал не скоропостижно. Вокруг смертного одра толпились генералы, сенаторы, самые видные, самые знатные вельможи. Точно не знаю, но наверняка там был и Прокопович. И вот умирающий потребовал бумагу и перо, тут же появились необходимые аксессуары. И Петр произнес: «Всё оставляю...» А вот, кому оставляю, не успел сказать. Так и неясно осталось навсегда, кому он собирался все отдать.
«Птенцы гнезда Петрова» не желали законного наследника, царевича Петра. Он связан соответственно с Лопухинской линией, никуда не денешься, он связан с убийством его дедом его отца. А дальше была полная свобода выбора. Кроме мальчишки, оставались только дамы, имевшие отношение к правящей династии. Конечно, по старому русскому принципу женщина престола не наследует, но больше никого не было. Зато с другой стороны, их было много. И начались государственные перевороты. О первом забывают. До сих пор забывают о государственном перевороте 1689 года, которым мы с вами занимались подробно, на который я потратил целую позапрошлую лекцию. Забывают, что то был классический государственный переворот. В 1725 году происходит первый (после смерти Петра) переворот. Проводит его Александр Данилович Меншиков, «главный птенчик», опираясь прежде всего на гвардейские полки, которых было тогда два в России — Преображенский и Семеновский. Этот переворот приводит ко власти вдову Петра Екатерину, которая коронуется как императрица Екатерина Первая. Я не знаю, не готов утверждать, что она была монархиней самого низкого и темного происхождения в мировой истории — с королевами и царицами иногда всякое случалось. Но то, что она была таковой в русской истории, это точно, это совсем точно. Она не принадлежала ни к одному владетельному дому, но русские царицы в то время тоже не принадлежали владетельным домам. Наши государи женились на дворянках, на своих боярышнях. Но эта не была даже дворянкой. То был первый переворот.
Я хочу сначала пройти все перевороты, установить степень родства и только потом характеризовать эти эпохи, что, видимо, придется делать на следующей лекции, потому что это — одно из самых запутанных времен, это век женского правления, блестящий век. Блестящий век! Великолепное искусство, дивная архитектура, начало новой российской словесности. Внешнеполитические успехи поразительны! Завершение создания Российской империи. Тут есть, чем гордиться. Но постоянная чехарда, постоянные фавориты, постоянные заговоры, постоянные перевороты.
Иван Лукьянович Солоневич в «Народной монархии» вообще отрицает, что у нас в XVIII веке было самодержавие. «Да у нас», пишет он, «и монархии-то не было, а была череда фаворитов». Он ту эпоху не любит. Но и он не лишает восхищения и уважения ни Ломоносова, ни Растрелли, ни Державина. Это все при нас. Но история государства выглядела странно.
Итак, посмотрим. Екатерина Вторая правила 34 года, дольше всех. Плюс Елизавета Петровна — 20 лет. Уже 54 года, уже дольше полувека. Плюс Анна Иоанновна — 10 лет. Уже 64 года. Плюс Екатерина Первая — около 3 лет. Плюс правление Анны Леопольдовны — полтора года. Всего две трети века. Остается только правление Петра. Он умер в 1725 году, то есть четверть века уходит на него. А все остальное — это короткое правление низложенного и убитого Петра Третьего, короткое правление умершего безвременно молодым Петра Второго. Короткое правление в конце века тоже убитого Павла Петровича. И всё.
Теперь посмотрим, что получается по датам, потом по степени родства. В 1728 году умирает Екатерина. Императором на абсолютно законном основании, когда амбиции попритихли, без переворота становится Петр Алексеевич. Оспаривать права законного, прямого наследника, внука Петра никто не стал. Казалось бы, с «Правдой воли монаршей» покончено. Но он замерз на охоте, заехал погреться в крестьянский дом, заразился оспой и скоропостижно скончался.
По избранию императрицей становится Анна Иоанновна, в этот момент вдовствующая герцогиня Курляндская. Кстати, Курляндию, значительную часть современной неисторической Латвии, мы получили в наследство законно. Другого наследника не было. Вдовствующая герцогиня была единственной наследницей. Став императрицей, она с собой притащила Курляндию. Между прочим, такие нормы в международном праве временному пересмотру не подлежат. Они не имеют срока давности. То есть, этот кусок Латвии есть наше законное владение, вместе с Ригой и Митавой. Десять лет правления Анны Иоанновны — это так называемая «Бироновщина». В 1730 году начинается, в 1740 году заканчивается.
На основании «Правды воли монаршей», по завещанию Анны императором становится сын ее племянницы младенец Иоанн, вообще-то император Иоанн Шестой, несчастный Шлиссельбургский заключенный, который проведет в Шлиссельбурге всё правление Елизаветы и в самом начале правления Екатерины при попытке его освобождения будет убит. А сама племянница Анны, Анна Леопольдовна, становится в 1740 году правительницей при малолетнем сыне Иване. Она правила полтора года. С ее правлением связаны два переворота. Один армейский в ее пользу. Фельдмаршал Миних устранял Бирона. И затем гвардейский в 1741 году, который приводит на престол «дщерь Петрову», милейшую государыню Елизавету Петровну. Ее очень неплохое для русских людей царствование занимает 20 лет. На нее никто не посягал. Она была вне конкуренции. Она была очень любима и народом и дворянством, и духовенством, кстати сказать. Годы правления — 1741-1761. Ее смерть не сопровождается государственным переворотом. На основании «Правды воли монаршей» Елизавета, в некотором смысле, поступила также как Анна Иоанновна. Ее преемником по завещанию становится ее родной племянник, сын старшей дочери Петра, Петр Третий Федорович. С этого момента, если бы не историческая традиция, строго говоря, мы должны были бы отмечать смену династии. Переход к дальнему родственнику есть смена династии. И таким образом с 1761 года у нас у власти не династия Романовых, а династия Гольштейн-Готторп-Романовых. Это нормально. Такое часто бывает в мировой истории.
В Англии, которая блюдет принцип династии, с XI века сейчас уже восьмая династия, но каждый основатель новой династии женился на представительнице ушедшей династии. В силу того ныне правящая императрица Елизавета вообще-то в кровном, хотя и невероятно отдаленном родстве с Генрихом Завоевателем.
Однако вслед за тем следует очередной гвардейский переворот. Очень скоро, в следующем 1762 году, Петра Третьего вынуждают к отречению от престола, а затем убивают. На престоле оказывается его супруга, всем известная императрица Екатерина Вторая, вообще не имевшая никакого отношения к Романовым, кроме брака с Петром, но имевшая законного сына. Так что, перерыва, вообще-то говоря, нет. Екатерининское правление, начавшееся с переворота, обошлось без дальнейших переворотов.
Павел Первый — законный наследник престола в любом случае, как ни относиться к перевороту 1762 года. Можно осуждать Екатерину, но Павел — сын Петра Третьего. «Правды воли монаршей» на сей раз не потребовалось, хотя существуют упорнейшие слухи всех времен, что Екатерина хотела лишить Павла права престолонаследования, но не решилась. Слухи есть, а документа нет. Павел Петрович был не только законным наследником, но и издал наконец-то настоящий, действующий в настоящее время Закон престолонаследия. Его никто не отменял, ни Временное правительство, ни коммунистический режим, ни послекоммунистический режим. А раз нет акта упразднения закона, то закон действует. Однако, несмотря на то, что появился майоратный, западноевропейского образца, совершенно четкий, строгий закон о престолонаследии, тем не менее, вслед за тем происходят еще два гвардейских переворота. В 1801 году Павел Петрович был убит.
Но закон действовал, и на престол вступает его законный наследник Александр Первый. А в 1825 году, в юбилей, к столетию начала Века дворцовых переворотов происходит последняя попытка гвардейского переворота — «Восстание декабристов» на Сенатской площади, неудачный переворот по привычной схеме гвардейских переворотов. Перевороты же не всегда удаются. Таким образом, Эпоха дворцовых переворотов занимает сто лет — 1725-1825. Вот такая интересная особенность истории России.
Теперь, когда мы знаем хронологию, давайте посмотрим, откуда кто взялся. Екатерина Первая опиралась прежде всего на Меншикова, на своего бывшего любовника, у которого ее отбил Петр. Они были дружны. Никаких интимных отношений у них давно не было, но относились друг к другу очень мило. Это правда. Вот почему Меншиков так старался руками гвардейцев укрепить ее на престоле. Хоть он и генералиссимус, и адмирал Красного флага, президент коллегии, генерал-губернатор Санкт-Петербургский, рейс-маршал, светлейший князь Римской империи, то есть Австрийский, и Российской империи светлейший князь, и еще имел много титулов, он понимал, что титулов и званий много, но происхождение-то его давит. Потому надо укрепляться. Понимал он и то, что никто не знает, переживет ли его Екатерина. Весьма вероятно, что он может пережить Екатерину, а она — его основная опора. Потому Меншиков под себя учреждает (формально учреждает конечно императрица) «Верховный тайный совет», не петровское учреждение, который поставлен над всеми другими институтами государства. Он должен был всегда состоять из 8 членов и располагаться прямо между императрицей и государством. «Государство есть я», понимаете?
То удалось. Меншиков чувствовал себя уверенно, в безопасности. А зря чувствовал. И вот что первое тут интересно. В Верховном тайном совете оказалось много аристократов, больше половины. Родовая знать относилась к Екатерине, как вы понимаете, с хорошо скрываемым презрением. Было бы странно, если было бы иначе. И уже то гарантировало отсутствие любых споров относительно законного наследника. И Петр Алексеевич, как и его дед, опять Петр Алексеевич, Петр Второй, занимает престол.
Все было бы ничего, но Меншикову захотелось быть не «полудержавным», а совсем уже «державным властелином». Пушкина помните в «Полтаве»? И он обтяпывает следующее дельце. Он продвигает в невесты Петру свою дочь Марию. Вы понимаете, что в положении тестя царского, он оказывался бы много выше Верховного тайного совета. Члены Совета понимали то лучше всех, потому они сомкнули ряды и сломили Меншикова, который улетел с конфискацией имущества в Березов, где и скончался, пережив кончину ни в чем не повинной и несчастной Машеньки Меншиковой. Вы помните картину великого Сурикова «Меншиков в Березове». Мария Меншикова сидит там у ног своего отца. Суриков писал ее со своей дочери, умиравшей от чахотки. Затем умер сам Меншиков, остальные дети его остались.
Так как Меншиков был репрессирован в предыдущем режиме, то режим Анны детей Меншикова, вторую дочь и сына, восстановил в титулах и имущественных правах, а они, наследники, в свою очередь без звука вернули Российской империи девять миллионов тогдашних золотых рублей из банков Лондона и Амстердама! То как раз позволяет мне утверждать, что все зависит от настроения русского общества и появления в России русского правительства. Нету ничего страшного в утечке миллиардов долларов за границу, потому что как те вернули, так и эти вернут как миленькие.
Дети Меншикова прекрасно понимали, что торговаться с государством не приходится, потому как без лишних слов пятки к ушам приставят. И все здешние дети, не важно кого, Абрамовича, Смоленского и тому подобных, понимают то же самое. Причем приставлять пятки даже не потребуется: условия игры всем известны!
Слушательницы: А Васька слушает да ест. Их дети же за границей.
Махнач: А что, у нас спецслужб, что ли нету? И потом не все за границу уехали. Ну, Гусинский с детьми за границей. Говорят, Березовские очень чадолюбивы. Потому самих можно даже не выкрадывать, достаточно взять детей…
Так вот, тогда Верховный тайный совет превращается из аристократии в олигархию. Кроме боязливого, устранившегося ото всех дел, канцлера Головкина в него входят прехитрый вице-канцлер барон Остерман, а остальные члены Совета — это четверо Долгоруковых и двое Голицыных. Получился такой семейный «профсоюзик». Добавим к этому также, что из трех фельдмаршалов, возглавлявших Российскую армию, тоже один был Голицын и один Долгоруков.
Причем эти два клана друг друга поддерживают. У них согласие, такой себе, повторяю, семейный профсоюзик. Тут Долгоруковы решают в свою очередь заняться матримониальными делами. И очередной предполагаемой невестой Петра Второго, совсем еще юнца, даже несовершеннолетнего, оказывается Екатерина Долгорукова (Алексеевна). Быстренько удаляют молодую Елизавету. Она, правда, была старше своего племянника, но не намного, и была исключительно хороша. Она всю жизнь была хороша, конечно, по вкусам того времени. У нее была барочная внешность, круглая, фарфоровая, с огромными глазищами. Правда, очень близкая степень родства не прилична в любом случае, но и такой момент был.
Что можно сказать об этих царствованиях? При Екатерине сразу наблюдается смягчение обстановки, сразу же, а при Петре Втором даже умеренная реакция. То есть, никто не повелевал обратно растить бороды и переодеваться в русское платье образца XVII века. Никто не собирался уничтожать флот, срыть Петербург. Но все же столица была возвращена в Москву. Сразу был отменен идиотический петровский указ, запрещающий каменное строительство по всей России помимо Петербурга. Его уже перестали выполнять. Именно умеренная реакция, которая, на мой взгляд, и была необходима. Не резкая ломка всего, что сделал Петр, ведь поезд ушел, Россия двинулась дальше, а умеренная. То означало, что мы можем рассчитывать на то, что Россия отдохнет от действий преобразователя и воспользуется тем, что он оставил положительного, например, международный престиж, флот, мануфактуры. Без его крайностей, без его разрушений. Но, как я отмечал, Петра Второго скоро не стало.
И вот тут вопрос стал серьезным. Петр в последние годы своей жизни был одержим идеей заключения династических браков. Детки подрастали, он их пристраивал. Его международный престиж рос все-таки постоянно, и потому для каждого последующего брака он находил более громкую, более престижную партию. Сначала он женил иноземных властителей на дочерях своего брата Ивана, которых было три. Потом по мере подрастания выдавал замуж своих собственных дочерей, коих было две. В чем тут было дело?
Дело было вот в чем. К моменту, когда нужна была новая кандидатура, наличествовали пять дочерей Ивана и Петра, но у власти была родовая знать. А родовая знать дочерей Петра не желала, и понятно почему. Анна и Елизавета Петровны были «привенчанными детьми». Ну, вообще-то венчание родителей покрывает грех незаконного рождения. Но так с точки зрения церкви, а с точки зрения аристократии они все же были внебрачными детьми, привенчанными уж точно. Но были еще три дочери Ивана, как я уже сказал. Екатерина Ивановна, старшая, была герцогиней Мекленбургской, а Анна Ивановна — герцогиней Курляндской. Почему предпочли младшую? Очень просто. Она была вдова, а герцог Мекленбургской был жив, и, понятно, он не нужен был здесь как муж императрицы. Потому Верховный тайный совет, который решал всё, решил в пользу второй дочери.
Отметим сразу, что третью дочь своего брата, уже умершего, Петр пристроить за иноземного принца не успел. Прасковья Ивановна за спиной у родителя спуталась с Дмитрием Мамоновым, мало того, что спуталась, так еще и тайно с ним повенчалась. Петр, конечно, и за меньшее мог оторвать голову, но в отличие от тирана Ивана, тиран Петр на широкие жесты был способен. Мамонов был героем Полтавы. Потому Петр махнул рукой — живите, как знаете. А Мамоновы потом всегда гордились родством с Романовыми. Так Прасковья отпала.
Что касается собственных дочерей, то их Петр тоже пристраивал, они были младше. Именно таким образом Анна Петровна стала герцогиней Голштинской, а Елизавете Петровне сватали самого наследника французского престола, будущего Людовика XV. Но Петр не успел. Елизавета была еще мала. Покуда то, покуда сё, переговоры, Петр помер. Елизавета так и осталась без брака. Кстати, тайный брак у нее был. И, скорее всего, ребенок был. Ее тайный брак с Разумовским был совершенно законным, но по западным нормам морганатическим, неравнородным, потому претенденты на престол оттуда родится не могли. Что же касается Людовика XV, то по непонятной причине, может быть, даже и по этой он всю жизнь ненавидел Россию, русских и лично Елизавету (Махнач смеется).
Вот почему Верховный тайный совет избирает Анну. Но ей предписано скрепить подписью так называемые «Кондиции», то есть условия, на которых она будет императрицей. Они известны. И подлинный документ, ею подписанный, сохранился в государственном архиве, кстати сказать. Начинается он с развернутого текста о незыблемой верности православию, а дальше следуют условия. Императрица обязуется всегда содержать Верховный тайный совет из 8 персон и без его согласия ни с кем войны не «счинять», мира не заключать, в чины выше полковника не производить (в четыре верхние генеральские, так же и статские, разумеется), в любые придворные чины никого не возводить. Таким образом, ее ближайшее окружение надежно контролировалось Верховным тайным советом. Новых налогов не вводить, что характерно. Единственная оговорка не в пользу Верховного тайного совета выглядит так: у шляхетства имения, чести и живота (то есть жизни) не отнимать без суда. То было единственное, что было сделано в пользу дворянства. В этом отношении этот ограничительный документ значительно уступает предыдущим, которые я не стал бы называть «конституционными», хотя можно, конечно. Ограничительные документы, как вы помните, у нас уже были. В эпоху Смуты сначала была «Подкрестная грамота» царя Василия Шуйского, затем был проект боярина Михаила Салтыкова «Об избрании королевича Владислава на Русский престол». Гарантий для всех русских людей в обоих документах было больше. Та же Подкрестная грамота царя Василия гарантировала от внесудебных репрессий «не токмо дворянство», но и всех людей, а Анненские кондиции — только дворянство. Как раз, начиная с Петра, в первой половине XVIII века у нас жил этот польский термин — «шляхетство». Он начал выходить из употребления при Елизавете Петровне и окончательно исчез при Екатерине. И в конце, близко к тексту: «А если не исполню и недодержу чего, то лишена буду короны Российской». Серьезный документ.
Но, но. Верховников боялись, всерьез боялись, гораздо больше боялись, чем императрицы. И сложилось еще две группировки. Одна группировка, про которую почему-то забывают, хотела ограничений абсолютной власти государыни. Но, во-первых, она хотела гораздо меньших ограничений, гораздо более скромных. А во-вторых, эта группировка, естественно, некоторые ограничения предполагала в пользу не Верховного тайного совета, а Совета избранного дворянства, то есть как бы небольшого парламента. Это тоже ступенькой ниже, чем в XVII веке, потому что у нас не только дворяне заседали в земском соборе. Но все же то был некоторый возврат к традициям. Душой того проекта был будущий великий историк Василий Никитич Татищев. Но так как он был особой всего лишь 5 класса, даже не генеральского класса, что при дворе несолидно, был статским советником, между генералом и полковником, то, конечно, против могущественных верховников статский советник Татищев выступить не мог. Ему бы легко голову оторвали. Тогда, в XVIII веке статскому советнику в армии соответствовал бригадир, а на флоте — капитан-майор. В XIX веке военные чины пятого класса выйдут из употребления, а статский советник останется. Но Татищев нашел человека медлительного, ленивого, но честного и, безусловно, любящего Россию. То был князь Александр Михайлович Черкасский.
Черкасские заслужено гордились тем, что они были в родстве с обеими большими, долговременными русскими династиями, с ушедшей династией — через вторую жену Ивана IV Марию Севрюкову. Они были кабардинцы, но выехали на русскую службу в XVI веке и к XVIII веку окончательно обрусели. Сам Александр Михайлович был так богат и знатен, что ему ничего не было нужно. Был так ленив, что его прозвали «Черепахой». Но как человек честный, просто на благо России он был готов.
Но была еще одна сила, и, судя по всему, она не представляла собою единства. Она действовала в пользу разрыва всех кондиций и отмены всех ограничений царской воли. То был член Верховного тайного совета вице-канцлер Остерман, у которого были связи в гвардии. Гвардейцы, те же самые преторианцы, преображенцы и семеновцы, от неограниченной царской власти только бесконечные подарки получали и тоже побаивались верховников. Тут приложил свою ручонку и Феофан Прокопович.
А у Феофана было тяжелое положение. На Феофана, как мы говорили в XX веке, «телега наезжала», страшная телега. Над ним нависало обвинение в неправославии. Если бы русские архиереи Лев Юрлов, Георгий Дашков, Игнатий Смола, Феофилакт Лопатинский вели себя с Феофаном так же, как сам Феофан вел себя со своими противниками, то Феофана давно бы уже не было в живых, или он сидел бы в каменном мешке в Соловецком монастыре. Но они были люди порядочные, потому предъявляли ему претензии, требовали ответа за неправославные высказывания, писания, деяния. А Феофан отписывался, развернуто доказывал, что его не так поняли, что он нормальный русский архиерей. Архиереи читали, качали головами, трясли бородами, ловили на чем-то, писали ему следующий вопрос, а он тянул резину, ему необходимо было оказать Анне услугу!
Анну информировали о том, что, Верховный тайный совет отнюдь не представляет воли даже дворянства, тем более народа русского. Анна приезжает, ее коронация естественно проходит в Москве, и столица была в Москве. Верховники повели себя как аристократы, которые, как известно, снобы. Они не чувствовали угрозы, они чувствовали себя всемогущими. Вот если бы они дурака-то не валяли, все могло бы повернуться не так, ведь 20 маршалов были их родня. Ну что стоило в столицу ввести армейские полки и блокировать таким образом гвардейцев! А того не было сделано. И когда в торжественной обстановке Анна должна была утвердить Кондиции и приступить к процессу коронации, в коридорах и на лестницах уже звенели шпагами преображенцы и семеновцы, угрожая всех переколоть, членов Верховного тайного совета сбросить в окно на штыки, а противодействующей силы не было. Анна боялась, она все равно боялась. И проблему разрешила ее старшая сестрица, Екатерина Мекленбургская, которая первая бросилась на колени перед младшей сестрой, приветствуя ее императрицей. В этот момент Анна, наконец, решилась разыграть невинность, сказала «я-то думала, что все того хотят, а теперь вижу иное» и порвала кондиции. Я не видел документа, естественно, но фотокопию видел. Линия разрыва на грамоте видна.
Правление Анны, при котором ее фаворит Бирон становится по русскому приказу герцогом Курляндским, будучи человеком абсолютно не знатным, кстати сказать, вошло в историю как «Бироновщина». С этим правлением связана необычайно жестокая, репрессивная обстановка, активность страшной канцелярии тайных дел, тогдашнего КГБ, тогдашнего пыточного ведомства, которое в свою очередь было преемником Преображенского приказа при Петре. Кстати, если вы найдете где-нибудь в марксистской литературе или у других ненавистников России утверждение, что канцелярия тайных дел XVIII века была продолжением приказа тайных дел царя Алексея Михайловича, что ничего не изменилось, то знайте, что вам налгали. Тайный приказ действительно существовал при Алексее Михайловиче. Но только то был не пыточный приказ, ни тогдашний КГБ, а небольшое шифровальное ведомство, обеспечивающее секретную переписку (Махнач смеется).
Засилье немцев стало невыносимым. Причем немцы были загребущие, немцы были казнокрады. Не один Бирон. Бирон увлекался лошадьми и потому тратил на конюшни государственные деньги с невероятным размахом. Хотел, правда, походя, и России, точнее императрице принести пользу, но был дурак, большой интриган, но дурак. Лошадьми увлекался, но ничего не понимал в коневодстве. Бирон хотел вывести универсальную лошадь — крупную, которая обеспечивала бы сразу кавалерию и артиллерию. С одной стороны она должна была быть мощной, а с другой стороны боевой. Потому вывели породу лошадей крупных и злобных. Артиллеристы просто боялись своих лошадей. В итоге получилась Бироновская порода равно плохая как для артиллерии, так и для кавалерии. Для артиллерии она была слишком злобной, а для кавалерии — слишком тяжелой, не быстрой.
Вообще же, Бироновщина, о которой я подробно говорить не буду, представляет собой гротескную пародию на эпоху Петра. При Петре было жестоко, а стало еще больше жестокостей. При Петре было многовато иностранцев, теперь же вся верхушка состояла практически из одних иностранцев. При Петре воровали, но все-таки иногда одних Петр дубасил и отнимал наворованное, как у Меншикова, а других казнил. Так попал на плаху совершенно грандиозный расхититель государственного имущества, первый Сибирский губернатор Матвей Гагарин. При Петре за казнокрадство иногда и казнили, иногда объявляли в немилость, частично отбирали подаренные имения. Всяко бывало. Петр время от времени наказывал Меншикова, отбирал у него, много отбирал, но у Меншикова было всего столько, что то не наносило ущерба его имущественному состоянию. Так вот, в Бироновщину все недостатки Петровской эпохи были возведены в превосходную степень, а достоинства петровской эпохи не наблюдались. Флот перестали строить, он сгнил. Наши дорогостоящие корабли просто отслужили свой срок.
Единственным положительным, что можно заметить в это время, чтобы не говорить обо всех немцах как об обязательно казнокрадах, негодяях и приспешниках репрессивного режима, была деятельность фельдмаршала Миниха, одного из немцев на русской службе. Он создал в противовес старшим гвардейским полкам еще один гвардейский, Измайловский полк, и еще полк конной гвардии. Миних же создал и настоящую кавалерию, потому что драгуны были все-таки полу-кавалерия, полу-пехота. Чистой кавалерии в русской армии при Петре не было. Теперь она появилась в лице кирасиров. Три кирасирских полка были сформированы по инициативе и при деятельном участи Миниха. Один даже носил его имя — Кирасирский фельдмаршала Миниха полк. Еще более добрую акцию провел Миних, учредив, наконец, систему военного образования. Им был учрежден Сухопутный шляхетский корпус — прообраз будущих кадетских корпусов.
Так что, не все немцы были негодяи, но русским людям было не в моготу. В конце правления Анны был даже заговор с целью переворота. Есть основания подозревать, что переворот планировался в пользу Елизаветы Петровны. Но и в пытке ни один участник заговора ее не назвал. Она бы погибла, конечно. Но на нее ничего не было. То был заговор весьма высокопоставленного вельможи и чиновника, кабинет-министра Артемия Волынского. Интересно отметить состав заговорщиков. То были все люди даровитые и родовитые, хоть и не первого ряда. Еропкин (Петр Михайлович) был родовитым архитектором. Хрущев (Андрей Федорович) — тоже старинная дворянская фамилия, к которой Никита Сергеевич никакого отношения не имел. Хрущев был инженером. Мусин-Пушкин (Платон Иванович) был главой коммерц-коллегии, аристократом и блестящим организатором. Все были незаурядными людьми. Причем погибли они в самом конце, Анне оставалось несколько месяцев.
У Анны наследника не было в силу того, что не было наследника от герцога Курляндского и не могло быть. Да, я забыл сказать, что Анна при вступлении на престол обязалась также на всякий случай никогда не вступать в брак. Хотя по нормам того времени ей было и поздновато, но все равно перестраховались. Потому, опираясь на «Правду воли монаршей», она совершила гениальную акцию. Она назначила наследником внучатого племянника, Анна выдала дочь Екатерины Мекленбургской (и герцога Мекленбургского, соответственно) Анну Леопольдовну за принца Антона-Ульриха Брауншвейгского. Он там был лишним, никому не нужным. А тут его стразу сделали генерал-лейтенантом, хотя в военном деле он был также абсолютно бездарен, как и в любом другом. Но ни Антон-Ульрих, ни сама Анна (дочь Екатерины) не могли наследовать престола, а должен был наследовать их ребенок. Причем Анна учудила нечто невероятно беспрецедентное в мировой истории. Ну, присягать своим наследникам некоторые монархи при своей жизни заставляли. А то был, вероятно, единственный случай в мировой истории, когда при Анне генералитет и сенат присягали пузу, когда было еще неизвестно, кто из этого пуза появится. Появился мальчик. Его ждет несчастнейшая судьба. Свою жизнь он проведет заключенным в крепости. Надо сказать, что Елизавета жестокой тираншей, безусловно, не была и, совершив переворот, она выслала Брауншвейгское семейство за границу. Но тут ей донесла секретная служба, что судьбами этой семьи очень заинтересовались, то есть, что эту карту будут разыгрывать сопредельные державы. А то было уже серьезно. Выпускать за границу конкурента, возможного претендента на престол было невозможно. Потому Анна с мужем отправятся в ссылку, а царевич, фактически царь, отправится в крепость. Но то все в будущем.
Несмотря на титул правительницы, Анна Леопольдовна не правила. У нее был почетный титул «матери императора», потому что кроме правительницы был назначен и регент — нам известный Бирон. О своем фаворите Анна Иоанновна позаботилась. Надо сказать, что даже при Бироне правление Анны Леопольдовны было мягким, потом совсем мягким. Очень многих отпускали, возвращали с каторги, возвращали из ссылки. При Елизавете вернули всех, кого успели, а начали при Анне Леопольдовне. Многих миловали. Так вернулись враги Феофана Прокоповича, причастные к тайным действиям против него, братья художники Никитины. Правда, посредственный Роман вместе с сыном, будущим блестящим архитектором Петром Никитиным, доедут, а как раз талантливый портретист Иван Никитин не доедет до Москвы, он помрет в пути.
Но Анну тяготила опека со стороны Бирона. И Миних сделал ей подарок. Очередной переворот, переворот силами армии. Бирона арестовали, его вытащили прямо из постели. А так как действительно здоровенный герцог сопротивлялся и драться начал, то не менее здоровенные гренадеры, пришедшие его арестовывать, накостыляли ему крепенько по шее. И битый Бирон отправился в Березов, конечно. В Березов! На место! На то самое место, откуда выпустили детей Меншикова.
Недовольство иноземцами было и при Петре, и тогда их было многовато. Но недовольство засильем немцев за 10 лет Бироновщины даже при мягком режиме правительницы стало настолько сильным, что очередной переворот был произведен усилиями только одной гренадерской роты Преображенского полка. Вот так легко было делать перевороты в XVIII веке. Одной роты хватало, чтобы ворваться во дворец и арестовать монарха. Очередные перемещения, очередные аресты. И вот Елизавета Петровна у власти. Смешно, что под это дело поднадзорного Бирона перевели из положения ссыльного под домашний арест в Ярославль, где у него был прекрасный дом с прекрасным садом. То есть, положение ссыльного было заменено почетной отставкой, но под надзором. А на его место отправился Миних. По пути они встретились. Как встретились, о чем поговорили, как друг на друга смотрели, неизвестно.
Тут отметим, что Миних 20 лет провел в ссылке. Ему только перевалило за 70, когда он вернулся при Екатерине. Многие его сверстники были стариками. Миних же, который колол дрова, ходил на охоту, учил грамоте сельских ребятишек, всяко развлекался в своей ссылке, вернулся оттуда таким же здоровяком, каким туда отправился, и даже на всякий случай пытался ухлестывать за Екатериной. Он далеко не самый худший немец в русской истории. От двора его тут же удалили, чтобы дурака не валял. Так он еще порт построил на Балтийском море, сейчас не существующий, ураганом смытый.
То все-таки была эпоха поразительных людей, эпоха людей могучих. Не надо забывать, что то было время пассионариев, то была все еще фаза перегрева русского народа. Недюжинные люди. Вот, например, три главных участника заговора Волынского пошли на плаху, но не все. Не пошел адмирал Федор Соймонов, старинного дворянского рода, кстати сказать. Их имение Васильевское находится между Подольском и Серпуховом. Соймонов был жизнью обязан самому себе. Под пыткой ничего от него не узнали. На каторгу попал за косвенные данные. До того Соймонов был одним из первых русских стажеров на английском флоте. Зарекомендовал себя как ученый навигатор, составитель подробной лоции Балтийского моря, занимался артиллерией и архитектурой, был в чине контр-адмирала главным судьей Балтийского флота. Отличился тем, что когда за кем-то из его подчиненных осмелились явиться на корабль чины тайной канцелярии, Соймонов, как полновластный в уголовных делах и главный судья, велел матросам вышвырнуть их вон. Во все времена военные, особенно моряки, к спецслужбам относились плохо, а уж тогда-то, сами понимаете. Так что побили крепенько. Ничего, сошло с рук.
Насколько известно, около года потребовалось, чтобы разыскать Соймонова по каторгам, так как он был лишен имени и нигде не значился под своим. И даже родилась легенда, как посланный усталый офицер сидел у костра со стражниками, согревался и по чем свет костерил каторжника, которого ему приходится разыскивать по всей Сибири. Тут он и нашелся среди окружающих.
Ходила легенда, что ему вырвали ноздри и сделали пластическую операцию. Но то чушь. Никто бы тогда пластики не сделал. Значит, все-таки не рвали. Но он, тем не менее, был возвращен, и в Кремле на Соборной площади были выстроены войска всех родов оружия. И под барабанный бой Соймонова накрывали знаменами, возвращали честь, ведь он же побывал в руках палача. После того он управлял заводами в Сибири, затем был Сибирским губернатором, при Екатерине был назначен в Сенат и просенаторствовал, кажется, 6 лет. И только потом в 80 лет ушел в полную отставку. Казалось бы, можно чаек попивать. Ничего подобного. Он готовит свои труды, полное собрание его сочинений может заполнить книжную полку. Первая история Сибири, сочинения гидрографические и гидрологические, артиллерия, архитектура корабля, организация заводского дела в Сибири. Он скончался почти в 90 лет. И, конечно, в наш век таких людей больше не рожают. То было небольшое отступление.
А что произошло с Елизаветой, о достойном ее царствовании мы подробно поговорим в следующий раз. У нее тоже не было законного наследника, сына вроде бы не было. Дочь у нее, надо полагать, все-таки была от Разумовского, хотя доказательств нету. Видимо, все-таки монахиня женского московского Ивановского монастыря «Досифея» — ее дочь. На ее отпевании присутствовала вся знать, только не императорская семья. И погребена она была в Новоспасском монастыре. А то родовой монастырь Романовых, где Романовы не цари не погребались. И над ее могилой стоит часовня.
Но в любом случае дети Елизаветы от брака с Разумовским не могли наследовать престол. То была бы уж очень большая наглость. И потому она поступила почти как Анна, но не так замысловато. Старшая сестра Елизаветы Анна Петровна умерла сразу после родов. Рассказывают, что, только встав с постели, ей было душно, подошла к окну, распахнула его, была весна, простудилась, и ее не стало. Долгое время «Кильского ребенка» никто не замечал в России. Ну, а зачем нужен сын Голштинского герцога да еще без русского воспитания, который, только родившись, лишился русской матери? Но у Елизаветы не было особого выбора. Петра, «присоединив» к православию, поименовали Петром Федоровичем, привезли в Россию и сделали наследником престола. Вот вам замысловатость этой «воли монаршей». Повторился пируэт Анны Леопольдовны с Иваном Шестым.
Таковы причуды XVIII века. О правлении Елизаветы и кратковременных проблемах правления Петра III в следующий раз, ровно через неделю в следующий вторник. Хочу только закончить на хорошей, доброй ноте. Есть предание, что, отправляясь совершать переворот, арестовывать Анну Леопольдовну, Елизавета молилась перед Иконой Богоматери и дала обет никогда никого не казнить. Но кто бы мог то рассказать? Только Елизавета или Богородица. Но кому? Однако факт остается фактом. За 20 лет Елизавета Петровна не подписала ни одного смертного приговора. Может быть, она рассказала то мужу своему Разумовскому.