От У до Я

Вячеслав Вячеславов
Верно говорили позавчера на программе «Право голоса» о Германии: трудно десятилетиями сознавать, что именно в их стране родился и процветал Адольф Гитлер, виновный в смерти десятков миллионов человек. Сознавать и уже, которое десятилетие каяться в своих грехах, надоело, пора бы и освободиться от этого покаяния, пора перевести стрелки. На кого? Кого не жалко. Украину не жалко. Точно так же классики марксизма выбирали страну, в которой делать революцию: не было жалко Россию, в ней и сделали.

И вот, Украина пылает в огне: до зверства немецких нацистов они уже подтянулись, отстают лишь в количестве, ну да, это дело наживное, всё впереди, мало не покажется. А тем временем зверства фашистов покажутся детской забавой по-сравнению с украинскими националистами.

И потом, зверства, — это нам так кажется, с нашей стороны, а для них это — в порядке нормы, москалей не жалко, и это они нам уже доказали.

Написал это и два дня не мог ничего добавить. Не потому что на Украине ничего не происходит, наоборот, боюсь сглазить: идут позитивные сдвиги, и именно в том русле, которое мне кажется истинным и правильным.

Публиковать крохотульку как-то стрёмно: сам не люблю читать три предложения в открытой странице, и автор гордо ждёт урожай рецензий на своё творение. С другой стороны, некоторые авторы начинают понимать, что будущее литературы именно вот за такими крохотульками: читатель открыл страницу, взглянул, хохотнул, или нахмурился, и вышел прочь, кликнул на другое творение, чтобы так же быстро переварить, потребить.

Довольно часто, при открытии страницы какого-либо автора, смотришь, насколько затратно его творение, то есть, длинно ли оно? И, если первая же фраза автора корява, убивает стилистически, то страница сразу же закрывается, чтобы забыть этого автора напрочь, даже если у него есть и удачные творения, но автор, прежде всего, должен сам решать, имеет ли право выставлять  свою корявость на суд читателей. Правда, иные бравируют своей безграмотностью, но не о них речь: в семье не без урода.

Как-то незаметно от Украины я перешёл к литературе, и не могу остановиться…

«Сколько литераторов на нашем сайте?» — задался вопросом Владимир Вейс в своей статье «Нужны ли нам критики?»


Странная постановка вопроса, словно слова «литератор» и «писатель» равнозначны. Литератору не обязательно быть писателем. Он любит литературу, читает, пишет о ней. Писатель — почти то же самое, но ему не обязательно писать о литературе, он состоит из неё, как облако из капель воды.

Жаль, Владимир не смог до конца раскрыть тему, лишь обозначил, написал: «Трудно умело сказать правду о произведении товарища по цеху». Кто же с этим спорит? А надо ли умело говорить правду? И, что значит, умело? а если неумело, то это означает: заткнись и не нишкни, не рыпайся в калашный ряд.

Не лучше ли просто написать автору слова, которые родились после прочтения его текста, от души, не вымучивая свой интеллект?

Давно сказано: «Критиками не рождаются, критиками становятся». Порой, такими, как знаменитый Рубаха. Впрочем, он не критик, а тролль с напрочь снесённой «крышей», то есть отсутствием мозгов.

И может возникнуть вопрос: А чем отличается критик от тролля? Если часто мы воспринимаем критику, как хаяние своего любимого творения. Мои редкие попытки к собратьям часто натыкаются на непонимание: «Я так вижу. Оставлю за собой писать так, как считаю нужным». Да ради Бога! Пиши, как желаешь, неучем и умрёшь.

Владимир заканчивает статью словами: «А что вы думаете по этой проблеме?»

А что можно думать? Каждый из нас думает по-своему. Но больше всего поразил ответ на одну из рецензии этой статьи, он написал: «Настоящий критик, от Бога, тоже завистлив, но по-доброму, потому что радуется приходу Мессии от литературы».

Ни фига себе! Кто из вас видел Мессию в литературе?! Может быть, автор имеет в виду Пушкина, Лермонтова? Тогда можно сказать: а чем Есенин, Маяковский не Месссия? Тоже покорители миллионов сердец и умов. Кто-то добавит Блока, Рембо, Саади, Низами, Хафих и так далее, не слишком ли много мессий наберётся? Или же, ради красного словца, не пожалею и отца.

     Сегодня читал сетования журналиста о том, что журнал «Москва» находится на издыхании от голодного пайка, мол, негоже государству так относиться к некогда прежде любимым изданиям, именно там впервые напечатали «Мастера и Маргариту». Верно, прежде журнал считался превосходным, это уже потом, во времена Перестройки он сдал позиции, стал печатать лишь славянофилов, писатели разделились на два класса, как бы, не замечая того, что они, прежде всего, должны писать хорошо, думать о читателе, а потом уже, о себе, любимом.

      Не знаю, кто из нас, пенсионеров, любящих литературу, способен по такой цене выписывать «толстые» журналы, чтобы они не умирали? Я и одного не осилю. Прошли те благословленные времена, когда мы, да и я тоже выписывал почти все толстые журналы — это было во времена Перестройки, когда журналы открывали нам запрещённых писателей, новую литературу. Сознаюсь честно, была у меня мысль, что такая вольница не может продолжаться долго, рано или поздно власти обязаны проснуться и запретить разрушающее воздействие литературы, они обязаны ввести цензуру, запретить! А я, вот такой хитрый, припрячу её, и буду выдавать внукам по чайной ложечке, чтобы знали и понимали, что в мире творится.

        Нет, не дождался, власти предпочли сделать государству харакири, а из требухи и мяса наделать золотых колбасок и стать олигархами. Вот такая вдруг связь обнаружилась между толстыми журналами и мощной империей во главе которой, стояли уродцы с карликовыми, уродливыми головами. После развала СССР я ещё долго смотрел на полки, уставленные стройными рядами журналов, и понимал, второй раз читать я не стану, и внуки мои не будут их читать, при желании всё можно достать и прочитать, и никто не посадит тебя в концлагерь, и это хорошо. Плохо, что СССР не стало, слишком много там было хорошего, население РФ не скоро доживёт до тех благ, а может быть, и никогда не доживёт, олигархи заставят всех ходить по струнке, пугая голодом безработицы. Отнёс журналы на завод, оставил на столе, за которым работал, и любой рабочий мог подойти и взять для прочтения: смена-то долгая, за чтением быстрей проходит. Такие были времена

                Ставрополь-на-Волге