Про это

Виктор Гранин
Опус № 15. Видение

С тобой вдвоем - в толпе - мы прожили момент
Той странной близости, к которой шли так долго.
Тому десятки лет, как я все ждал ответ
Своим немым мольбам, в которых было мало толка.

И вот теперь - сбылось - так близко - ты и я,
И слышу я слова твои, журчащие потоком.
Извивами  счастливого ручья
Струится благодать из юного далека.

Да что же это вдруг? - все будто не со мной:
Смысл долгожданных слов все меньше мне доверен.
Нелепый  звуков строй проходит чередой
Но их не понимаю я. Наверное, утерян

Всесильный драйвер карты звуковой,
А новый кто ж уступит?
И глаз, и губ. О, нежный образ твой -
Он здесь, со мной - все также недоступен.

 От 19.10.2004    06:29

 Это было постепенно возвышающееся над обыденностью, всё обостряющееся  и, обречённое на страдания, осознание невозможного.  Того, что в тайне ото всех,  хотя и не скрывая нарочито  этой своей предосторожности,   лелеяла его душа.  Это было действие какой-то, неодолимой никакими увещеваниями разума, силы;  а она же только тем и проявляла себя, что звала его любить;  а он  - да, обречённо! - следовал этой своей предопределённостью туда, куда указывала эта сила;  и эта, обозначенная ею, цель   уже проступала, в заданных ею же направлениях,  вполне ясными контурами, если не сказать  просто, что была вполне определённа.
 
 Да, это было именно так. И  была она – цель, таким образом заявившая о себе, - наделена совершенствами Её тела,  каждое движение которого лукаво заманивало в силки своих чар   – да вот же она я!

 И это её  Я вмещало в себя всё то, что только есть чудесного в мире;  мире не только этом, но и всех прочих - сколько бы их не существовало вообще. Так что совсем не обязательно было тратить себя на попытки  познать  - блужданием в них - все зовущие тайны миров. Достаточно было одного взгляда на Неё,  да и не только взгляда  - всё его существо, всеми своими возможностями чувствовать,  жадно воспринимало в себя - даже и в кромешной непроницаемости окружающих его сред  -  исходящие от Неё  флюиды,  и устремлялось  туда, откуда исходили мучительные вибрации вызова, уж им сам воспринимаемым как призыв  к вожделению.

 Всё-таки надо признаться, что ответно ориентированных на него сигналов не становилось больше на пути приближения к Ней. Их  как бы и не было вообще, а только одно лишь  существование в этих мирах существа, к которому стремилась его душа, скованная обстоятельствами  бренного его тела,  само существование этой сущности  было неотвратимым вызовом, повелевающим оставить все мирские занятия и предаться всепоглощающему чувству любить. 

 Любить безответно – так со знанием дела заявляла о себе  восходящая над горизонтом его бытия, ясно проявляющая себя  невозможность. Но слабела его воля,  подтачиваемая надеждой; и он терял себя,  пытался мельтешить перед Её очами, совершал какие-то жалкие, смешные и постыдные поступки, за которые уже хотелось сжить себя со свету, да не было сил потерять Ёё навсегда.

 Но наступил момент, когда стыд,  который дотоле, оказывается, всего лишь тлел в укровах его страдающей души, вспыхнул ярким  пламенем, и,  сжигая налёт бесплодных мечтаний, обнажил истинный стержень его сущности, дотоле незримо созревающий в тайниках его внутреннего мира. И то, что явило себя на свет, властно сказало: - Всё!  Что означало определённо: всё кончено; всякий смысл бороться иссяк; судьба говорит, что пора  навсегда оставить эти нелепые потуги удовлетвориться. Теперь твой путь туда – в безвозвратное.

 И он подчинил себя этому новому приказу силы. Медленно тронулся он туда, куда ему было указано - вначале с трудом преодолевая свои попытки воспротивиться и повернуть  снова туда, где он так страдал - но, мало-помалу, шаги его утвердились, постоянный генератор мыслей уже нашёл оправдание новому его устремлению туда, где вскипала уже пенистая мысль о сладкой участи страдать вечно.  Однако же,  нет-нет да и давал о себе знать проблеск  надежды, что вот Она вдруг заметит его и сделает лишь знак, что, мол, не всё кончено, мой дружочек; давай ещё поиграем в несчастную любовь.

 Но тщетны были эти всплески мерцающего сознания; уже он полностью подчинил себя неотвратимости, и всякие флуктуации сомнений оставили его. Он стал твёрд в своих шагах туда, где обозначила себя некая граница, за чертой которой суждено было отныне пребывать существом, испытавшем на себе благостное чувство  победы в борьбе с собой, и, в то же время, осознающему былую свою способность любить.  Слёзы, если бы таковые могли заявить о себе, уже давно бы высохли на его лице; да и само лицо, впрочем, как и другие части его тела, таким же естественным образом растворились в окружающих сферах, но от этакой метаморфозы он ничего не потерял, ибо всё это обратилось в его новую сущность, неподвластную  законам эволюции вещества, и эта сущность его была уже полна решимости уж дальше-то пребывать нерушимой в  тех пространствах и временах, где чьё-либо мнение о тебе ничего не значит абсолютно.

 Но.
 Но что это? - лёгкое колебание эфира коснулось границ его вот  только что рождённой ипостаси.    Оно было не то что совсем лёгкое, а легчайшее даже.  Да вот, однако же, несло в себе, ни с чем не сравнимый аромат, составленный из одежд, дыхания и тела.
 Так благоухает только Она!

 О-о-о!

 И сразу же он ощутил слабые колебания сфер от ЕЁ шагов к нему. Шаги были невесомы, но стремительны, и уже чувствовались совсем близко; уже позади себя он ощутил едва тлеющее живое тепло и понял, что теперь нужно всего лишь  только обернуться. Но оставались ещё поводы сопротивляться этому наваждению из всех его сил - сколько бы их у него не оставалось для продолжения существования его мятущейся бренности.

 Да оборотись же ты, не бойся ещё раз ошибиться – и всего-то только лишь одного движения ждут от тебя, неясно откуда проистекающие,  властные призывы!

 Да, он сделал это. Он обернулся.

 Чтобы тот же миг  принять в объятия догонявшую его; и разом почувствовать каждую клеточку её тела, которого он всегда - до этого мгновения  - думал что любит.
-   Да, нет – то была не любовь.
-    А что же?
-    Желание любить.
-   Вот то-то и оно!

 Теперь же между ними не было ни чего. Не было жгучих желаний, не было каких-либо других порождений горячечного ума, не было ничего, кроме ощущения неразрывной близости, которая так чиста, что даже радость совершившейся сейчас вот только что встречи, вспыхнув было, отлетела прочь, так же как и всё, всё прочее, которому наш изощрённый разум отыскал название; и которое совсем не нужно для того,  чтобы пережить обрушившиеся на тебя счастье.
 
 Да, это было всего лишь счастье. К которому мы исподволь готовим себя, часто совершая при этом  совсем не то, что от нас ожидали обстоятельства конкретно заявившего о себе случая – вовсе не потому что мы ленивы, а просто заняты тем временем созиданием пустяков. Тогда как это просто  - быть  счастливым.   Именно вот сейчас.

 Даже если совсем скоро нужно будет снова чувствовать, думать и решать, что же это такое с ними  приключилось, и как теперь со всем этим жить дальше.
   
11. 11. 11 г.       6:38