Москва, Дом культуры «Меридиан». 17.11.1999.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, декабрь 2013.
Борис Годунов был так же избран на престол земским собором, как и в 1613 году будет избран первый Романов, царь Михаил Федорович. И так же православный русский народ этим избранием его легитимизировал. Прочтите книгу нашего современника и моего доброго друга Владимира Видеманна «Знаки империи». Правда, то довольно трудно, она издана в Берлине, но может быть, у нас тоже издадут. Автор обращает внимание на то, что вообще-то православного царя легитимизирует Господь, но отнюдь не непосредственно, а через церковный народ, ибо церковный народ, в сущности, и есть церковь. Потому Видеманн даже называет византийскую монархию «самодержавной демократией», это его термин. Это близко, кстати сказать, и моему представлению. В силу того царь Борис Федорович был безупречно легитимен, столь же легитимен, сколь и царь Михаил Федорович.
А почему же Смуту начали отсчитывать от первого Годунова? Ведь был и второй Годунов, правивший три месяца Федор Борисович. А то было выгодно Романовым, да, Романовым. Это результат воздействия на нас Романовской пропаганды. Им было необычайно выгодно выглядеть второй династией. То есть, вот была одна (первая, долгая) династия; она пресеклась; в итоге Смута; а как только Смута кончилась, так сразу — мы, тем более, что мы в свойстве с той династией. Романовы всегда апеллировали к памяти царицы Анастасии.
Ну, к Романовым можно относиться по-разному. Я отношусь к ним хорошо. Романовы дали нам много выдающихся государей, и даже святых дали, и возможно, даже не одного, возможно, не только последнего. Совсем недурственная, знаете ли, династия, о которой мы начнем говорить со следующей лекции в декабре. Но одно дело отдельные представители рода Романовых, а другое дело клановые интересы Романовых! А нам-то что до них? Ведь этой династии тоже уже нет, и никогда не будет, она пресеклась! Но значит ли то, что закончилась история России? Вовсе нет, слухи о смерти России сильно преувеличены. Потому идти на поводу у Романовских построений, которым, конечно, то было очень выгодно, мы с вами не должны. Мы с вами, православные русичи, — люди свободные, я бы даже сказал, вольные. И нас интересы династии интересуют в последнюю очередь, во всяком случае, после интересов нации. А выше интересов нации для православного христианина — только интересы церкви вселенской. Как справедливо отмечает великий монархист Иван Александрович Ильин в своей книге о монархии, «в конце концов, монархия — для нации, а не нация — для монархии».
Вот откуда все это взялось. Теперь несколько слов об эпохе перед Смутой. В ней необходимо сразу оправдать, по крайней мере, двух человек — царя Федора Ивановича и царя Бориса. О царе Федоре давно пущена сплетня, кстати, западноевропейская и поддерживаемая у нас историками-западниками, как о государе полоумном или, в крайнем случае, неспособном. Даже такой тонкий историк как Ключевский, пишет, что Федор случайный человек на троне, что он совершенно аскетического склада, что место ему в келье, но он случайно на троне оказался. Несомненно, Федор был набожный человек. Но давайте посмотрим, что дает его не такое уж короткое царствование, целых 14 лет с 1584 по 1596. Оно приводит страну в порядок после того погружения в разруху, в которую нас отправила тирания его отца — Ивана IV. Даже расцвет искусства о многом говорит. За то время мы восстановили хозяйство, податную систему, наполнили казну. Было потом, что самозванцам разворовывать. Снова кошмарная параллель с XX веком. Мы, безусловно, преодолели демографический кризис. Население начало расти. Мы были стабильны во внешней политике. Мы не ввязывались в военные авантюры. Но за то — сравните с Ливонской войной Ивана IV — мы не упустили момента, когда Польша снова воевала со Швецией. То есть, Россия кратковременно ввязалась в финальную фазу Тридцатилетней войны и вернула себе кусочек балтийского побережья — Ижорскую землю. Правда, болотистая земля, поганая, но все-таки там сейчас Петербург стоит. Мы вернули себе устье Невы. Мы с успехом отразили у Москвы последнюю мусульманскую угрозу нашей столице, то есть поход крымцев, поход хана Казы-Герая в 1591 году. Заметьте, что в 1571 году хан Девлет-Герай сжег Москву, только Кремль уцелел. А двадцатью годами позже последнее напряжение к тому не привело. Разве то не эффективность правительства? И самое главное, что всё это было возможно не только благодаря талантам русских людей и, наверное, Годуновых в первую очередь, но и благодаря тому, что последний царь старой династии был в состоянии достичь умиротворения в обществе, создать атмосферу социального мира. А это трудно.
Это действительно трудно. Посмотрите опять-таки на наши дни. Можно сколь угодно раз провозглашать день революционного безобразия «праздником примирения», или чего там еще, «смирения», «взаимомирения», но ведь ничего не получается. Ах, вы подсказываете, «день согласия»? Спасибо вам! Просто замечательно! Недавно одна из телевизионных программ сообщила об этом так: «мы сегодня празднуем день согласия; коммунисты, как у них положено, устраивают митинги протеста; а их противники поминают жертв революции». Вот тебе и согласие! А ведь Федор Иванович действительно достиг согласия.
Федора и Бориса обвиняют в установлении крепостного права. Это старая тенденция, но она опровергнута тем же Скрынниковым в его работе «Россия после опричнины», вспомните прошлую лекцию. Заметьте, что как раз тогда, в опричные годы, явочным порядком правительство запрещало крестьянский переход. Не общим указом, не в масштабе страны, а то в одной волости, то в другом уезде, конкретными грамотами, которые историкам известны, и вы можете их поднять. Что же касается последних лет XVI века, при Федоре, то тогда у нас была практика «заповедных годов», в которые только временно запрещался крестьянский переход, в разных землях по-разному. Во-первых, уже исходя из того, что «временно», то не может считаться крепостнической политикой. Временно – это на 3, на 6, где-то на 15 лет. Во-вторых, видно, что то была стабилизационная мера после разрухи 1580-х годов. В-третьих, даже там, где норма заповедных годов удержалась, уже при Борисе она не действовала. Отмена была полной. Возможность крестьянского перехода была полностью восстановлена. Это неоспоримый факт, мимо которого иногда проходят авторы школьных учебников.
Кроме того, человек, который никак не может быть заподозрен в желании обелить Бориса, его лютый враг, впоследствии, уже в Смуту кратковременный царь Василий единственный Шуйский, своей грамотой, заметьте, своей крепостнической грамотой, полностью реабилитирует правительства Федора и Бориса, ибо сам Шуйский пишет: «Злонамеренные мужики утверждают, что при благоверном царе Иване якобы была свобода крестьянского перехода. Так вот, при благоверном царе такого перехода не было, а был он при богопротивном Борисе». Уже этими устами, этим пером и Борис, и Федор как «крепостники» реабилитированы полностью. Не правда ли, интересно?
Но то не единственное место, где лгут и выворачивают факты. Например, давно в литературу попал следующий факт (он попал и к Скрынникову, а вы Скрынникова читали или легко можете прочесть), что будто бы во время своего царского венчания в Успенском соборе Федор всех шокировал. Он, видимо, устал от тяжелого царского наряда и отдал державу (массивное яблоко державы) Мстиславскому, а шапку — Годунову. С тех пор из этого факта делают всякие выводы, особенно из того, что шапку держал Годунов. Скрынников сохранил этот факт в своей книге «Борис Годунов», поскольку он все-таки настоящий, профессиональный историк. Но в том же году, когда издали его книгу, был издан 34-й том Полного собрания русских летописей. Можете его поднять. Там четыре летописца: Московский, Пискаревский и другие. И там есть описание царского венчания Федора. Вы будете смеяться. Дело в том, что царское венчание присоединяется к таинству евхаристии, то есть к литургии. И вполне естественно, что перед чтением Евангелия царь сложил регалии и обнажил голову, как то делает архиерей перед чтением Евангелия. А его ближайшие бояре их держали. И, несмотря на то, что об этом черным по белому написано в летописях, эта легенда, появившаяся, конечно, после Годунова, всё кочует и кочует из книжки в книжку. А пойди поспорь, когда у той же популярной книжки тираж в двух изданиях не меньше 100 тысяч, а у Полного собрания русских летописей тираж 3-4 тысячи. Как состязаться-то? Вот какие бродят легенды.
Первым правильно взглянул на Федора Алексей Степанович Хомяков — один из наших величайших мыслителей XIX века. В одной своей статье он обратил внимание на то, что историки любят писать о монархах завоевателях и реформаторах. А ведь есть еще монархи, которые ничего не завоевывают и не реформируют, но при которых, как правило, хорошо живут люди. Он приводит в статье примеры подобных монархов: Федора Иоанновича, потом Алексея Михайловича, Елизавету Петровну. Я с ним вполне согласен. Но мы никак исправиться не можем: всё подавай нам реформатора! Не накушались!
Так вот, дорогие друзья, мы можем отнести действия и Федора, и Бориса к положительным явлениям отечественной истории. Мы можем охарактеризовать их правление как попытку исправления последствий Опричнины. То не удалось полностью. Давно уже многие авторы, философы и историки, Смуту генетически связывают с Опричниной. Я говорил об этом в минувшей лекции. Полностью избавиться от последствий Опричнины не удалось. Не удалось ввести в широкое использование наш парламент, то есть земский собор. После своего избрания на царство, в последующие годы, Борис не созывает земские соборы, хотя именно ему, избранному земским собором, было естественно именно на собор-то и опираться! То была ошибка Бориса. Не была закончена повсеместно земская реформа самоуправления, начавшаяся до Опричнины в правление Избранной рады.
За Борисом много чего положительного. Подготовка к открытию университета. Впервые поощрение царем каменного строительства, на него предоставлялись ссуды застройщикам, а то была и борьба с пожарами кроме прочего. Строительство Московского Земляного города или Скородома (Скородума). Возведение также Белого города в Москве. Постройка крупнейшей тогда в Европе крепости — Смоленска. Московский Белый город и Смоленский кремль возводил один из наших знаменитейших зодчих-фортификаторов Федор Савельевич Конь — имя многим известное.
В это время мы начинаем потихонечку, не с маху, не с плеча, как при Петре I, вводить первые регулярные войска на профессиональной основе. Потому от Бориса Годунова надо отсчитывать наши регулярные войска, а не от Петра. Все-таки сто лет разница, это серьезно.
В этот период мы впервые обращаем внимание на выгодность династических браков. Петр повторял Годунова как обезьяна. Годунов подбирал своему сын Федору иноземную принцессу, но не успел, и своей дочери Ксении — иноземного принца, но датчанин, ее суженный, умер до свадьбы. Петр затем будет одержим идеей династических браков. Наконец, даже иноземные студенты были впервые направлены заграницу при Борисе. И даже здесь Борису чего-то простить не могут, а Петру всё прощается. Утверждают, что было послано 18 детей боярских, и что ни один из них якобы не вернулся, или вроде бы вернулся только один. Простите, но нам известна судьба только одного из них, который в Англии так заучился, что стал англиканским священником и даже претерпел гонения от пуритан в качестве священника. Если один точно не вернулся, то почему мы уверены, что и 17 остальных тоже не вернулись. Разве у нас документирована биография каждого служилого человека в XVII веке? Кроме того, им пришлось бы возвращаться в Смуту. И если они просто пересидели Смуту в Европе и вернулись позднее, то сведения об их учебе естественно затерялись. Я их понимаю. Я, может быть, так же поступил бы, хотя кто знает. Но заметьте, что Петр каждому своему стипендиату приставлял индивидуального шпиона — денщика, а Борис не приставлял. Это же тоже интересно. То есть, мы можем за многое хвалить Бориса и категорически не полагать его правление частью Смуты.
Но мы должны предъявить ему и претензии. Талантливейший правитель, он не был главой государства. Можно его понять, его юность приходится на Опричнину. Он всю жизнь боялся сильных личностей. Он отодвигал их, даже не ссылал, а просто отодвигал, пользуясь своими царскими правами. Так оказались не у дел талантливейшие дипломаты предшествующей эпохи, конца правления Ивана — братья Щелкаловы. А Борис таким образом приобрел себе непримиримых врагов. То же самое было и с Романовым Федором Никитичем, с будущим патриархом Филаретом, отцом первого царя следующей династии. Слишком сильный человек был отодвинут. История никогда того не прощает. Вот, например, Екатерине историки все безобразия простили. Все! А за что? А по сути дела только за одно — за то, что она не боялась сильных людей и умела их выбирать! И это ее безупречное умение вызывает искреннее почтение к ее памяти.
Борис был хороший правитель, но неуверенный человек. И так подставиться умеют только современники. В русской истории так никто не подставлялся. При нем была создана официальная легенда о том, что Иван IV, умирая, якобы завещал Россию Борису после смерти Федора. Тут уши ослиные сразу видны. Во-первых, как Иван мог знать, что Федор умрет бездетным? Во-вторых, как тиран Иван мог забыть о Дмитрии? Или он перед смертью провидел Угличское убийство? И в третьих, если бы Иван мог заподозрить в своем молодом приближенном уже послеопричного периода будущего царя Бориса Федоровича, да он даже издыхая, успел бы прохрипеть приказ, чтобы того немедленно убили. Уж портрет Ивана-то нам известен! И вот такую липу запустили. Борис пытался связать себя с ушедшей династией, и то была его трагическая ошибка. Он должен был связывать себя с земским собором!
Ну, за всё ему и заплатили. Социальная нравственность была подорвана Опричниной. И заплатили ему мощнейшей пропагандой. Каких только сплетен не распускали про Бориса оппозиционеры! Шуйские те же. Якобы Борис навел на Москву крымского хана. На самом деле именно под руководством Бориса хана и поперли, чему памятник Донской монастырь. Якобы последнего свидетеля ушедшей эпохи, декоративного, земского великого князя Симеона Бекбулатовича ослепил. Симеон Бекбулатович ослеп от старости, ему было очень много лет. Ну и, конечно, Углич, Углич, Углич... Я не буду разбирать с вами Угличское дело. Его никто никогда не расшифрует. Для нас никогда не будут предельно ясны обстоятельства Угличского убийства. Я даже усомнился бы в том, что то действительно было убийство, если бы не чудеса при гробе. Я церкви и церковному прославлению доверяю. Раз церковь свидетельствует чудеса и канонизует царевича Дмитрия, значит, так оно и было, значит, он был действительно убиенным младенцем. Вопрос в другом — кто убил? А это вопрос серьезный. Ведь убийц разорвали на месте. Свидетелей-то нет. Мы имеем заключение, сделанное уже после Смуты, заключение второго по старшинству члена следственной комиссии о причастности к убийству Годунова. Только этот член-то — Василий Шуйский. А в следственной комиссии сразу же после убийства он был вторым членом после архиерея Крутицкого и засвидетельствовал тогда, что то был несчастный случай — припадок эпилепсии. А когда первый самозванец воцарился на Руси, тот же Василий Шуйский вдруг прозрел и признал в нем подлинного царевича Дмитрия, который, как оказалось, не закололся в припадке эпилепсии. Когда он же, сам Василий Шуйский во главе заговорщиков зарезал первого самозванца, он выпустил, наконец, версию о причастности Годунова. Но заметьте, он же три раза крест целовал. То есть, он, по крайней мере, дважды клятвопреступник. А почему мы должны верить его третьей клятве? «Единожды солгав...», сказано в русской поговорке. А он солгал, по крайней мере, дважды под крестным целованием. Потому эту версию надо выкинуть, это версия Шуйского.
Я хочу сказать вам вот что. Такое убийство было Борису невыгодно, оно было предельно опасным. Каждое убийство может быть раскрыто. А что если убийц не убили бы, и убийцы показали бы на организатора? Федор Бориса, конечно, не казнил бы. Федор был слишком добрый человек. Но политическая карьера Бориса закончилась бы навсегда, он стал бы политическим трупом с кровью младенца на руках. А что он выигрывал? Расчищал себе дорогу к трону? Тут, между прочим, русские начали допускать ошибку в XVIII веке, но век-то был еще не XVIII, век был XVI. И царевичем Дмитрий Угличский стал только тогда, когда его невинно убили. При жизни он царевичем ни в коем случае не был, потому что у православного христианина бывает, в крайнем случае, на законных основаниях три жены. А Дмитрий был сыном седьмой.
У французов, например, не так. Французы сакрализовали королевскую кровь. Любое дитя блуда, если в блуде участвовал король, во Франции признавалось принцем крови. Это было настолько почтенно, что соратнику Жанны д’Арк, действительно талантливому рыцарю и военачальнику, графу Дюнуа был даже официально присвоен титул «монсеньор ла бастард» («монсеньор бастард»). Но на русский язык это даже невозможно перевести пристойно. Ведь не скажешь: «ваше высочество ублюдок». Так что, Дмитрий Угличский даже не был членом царской семьи. Исторический факт: его имя не поминалось в церкви на ектинье в составе царской семьи. Это наиболее показательно. И царем он стать не мог ни при каких обстоятельствах. И не допустили бы того бояре, не допустила бы аристократическая спесь, в которой так много полезного!
Потому проиграть Борис мог всё, а выиграть не мог ничего, если он мысленно примеривал шапку Мономаха, потому что Дмитрий просто не стоял у него на дороге. Потому скорее я готов выдвинуть гипотезу, что Угличское убийство совершили враги Бориса, чтобы повесить труп на Бориса. Это же так естественно. Вот только не знаем, кто убил, и, повторяю, не узнаем, ибо материалов мало. Мы не можем раскрыть обстоятельства Угличского убийства. Неслучайно до сих пор есть множество версий. Вот, что можно сказать о правлении Федора и Бориса.
Неуверенным человеком показал себя Борис и тогда, когда появились самозванцы. Кстати, а почему неуверенным? Вы заметьте, если бы он точно знал, что Дмитрий убит, а как организатор он должен был это знать, чего бы он волновался? Ведь он бы точно знал, что тот явный самозванец. А Борис очень нервничал, то есть видимо он мог допустить, что тот настоящий Дмитрий, что у него династический кризис.
Борис вел себя неуверенно. Когда самозванец появился в первый раз, он был еще достаточно уверен, и московские войска в пух и перья разбили самозванца с казаками и поляками под Добрыничами. Но когда тот явился второй раз, и пропаганда антиборисовская окрепла, Борису начали изменять местные воеводы и полководцы. Ему бы как крепкому человек самому войско возглавить. Можно не командовать. Командовать могут другие: генералы есть. Но когда царь при войске, маловероятно, чтобы царю изменили. А он заперся в Кремле. И измена Басманова, которому он предельно доверял, его подкосила. Он умер видимо по сосудистым причинам, он надорвался. Так люди умирают. Один из наиболее выдающихся правителей нашей истории поступил и в последние дни недостойно. Он бросил неисправное государство своему юному сыну, у которого тем самым не оказалось и партии сторонников. Этого ему тоже простить не могу. Федор Годунов был талантлив и необычайно образован по меркам того времени. Он мог быть прекрасным монархом.
Кстати, династия Годуновых, таким образом, существует. Она состоит из двух человек. Да, Федор не был венчан. Но, как известно, до подписания мирного договора в Париже после Крымской войны Александр II откладывал свою коронацию. Вы будете на этом основании утверждать, что у нас полтора года (1855-56) не было царя? Вероятно, нет. Мы в перечень монархов включаем даже несчастного Ивана VI Антоновича, а уж он-то ни при каких обстоятельствах не мог быть коронован. Так что, давайте тогда и Федора Борисовича считать.
Так вот, он был убит до входа самозванца в Москву теми, кто старался выслужиться перед новым правителем. Убит зверски. Описывать не стану. Посмотрите у Соловьева. Годуновы реабилитированы очень высоким духовным авторитетом. Как известно, убитых похоронили на кладбище для бездомных. Туда же вышвырнули из Архангельского собора и прах Бориса. Но как только в свою очередь был убит первый самозванец, этих покойников властно забрала себе Троице-Сергиева лавра, ну тогда монастырь еще. То было решение Троицы, а Троица для нас не пустое место, я думаю.
Так вот, друзья мои, дальше начинается настоящая Смута, гражданская война. И что же собственно происходит? Каков набор ключевых событий позволяет рассматривать ее именно как гражданскую войну. Тут просто. Как и в каждой гражданской войне, общество развалилось, рассыпалось. Сословия и социальные группы выдвинули своих вождей и свои программы. Правда, в основном до нас их программы не дошли. И возможно, они не были оформлены как документы. Люди были попроще. Но программы были, были требования.
Первыми выступили на сцену социальные низы. Кто составлял армию первого самозванца? Маргиналы, люди часто весьма доблестные. Это тогда, безусловно маргинальное казачество, причем в основном пришлое казачество, в том числе и Запорожское из Речи Посполитой. Это холопы, в том числе оружные холопы — большая социальная ошибка России XVI века. То есть те люди, которых дворяне брали с собой по призыву в войска. То есть, люди, несущие по сути ту же службу, что и их барин, были так же в строю, как и помещики, но социально были холопы. Есть основание быть постоянно недовольным. Они тоже опора первого самозванца. Частично, то были дворяне. Но какие дворяне? Люди с линии засечной стражи (пограничники), то есть нищие дворяне, дворяне-голодранцы, которые часто и землю сами пахали, а еще несли тяжелую строевую службу. Маргиналы, люди обиженные. Вот кто составил опору самозванцу.
Плюс польско-литовские авантюристы. Заметьте, отнюдь не оккупанты. Сейм отказался поддержать самозванца. Сейм ему не поверил, сейм отнесся к нему с презрением. Те, кто на свой страх и риск решили половить рыбку в мутной воде.
И наконец настоящие наемники немцы. Их было немного, и они просто честно отрабатывали. Вот что было выброшено в первой стадии Смуты, начавшейся в 1605 году.
Самозванец легко взял Москву, легко утвердился на престоле. Он был странным человеком. Безусловно, он был совершенно незаурядным человеком. Он был авторитарной личностью, как теперь говорят (безграмотно), «харизматическим политиком», как наш нынешний дедушка (Борис Ельцин). Безусловно, он был тонким дипломатом, обладал большим словесным обаянием, умел убеждать. При том в нем было нечто порочное. Что-то было с ним не так. Похоже, он сумел сам себя убедить, что он подлинный Дмитрий. Во всяком случае, он невозмутимо встречался со своей предполагаемой матерью. Ну, конечно, инокиня Марфа, бывшая Мария Нагая, ненавидела Годунова. И можно предположить, что она была готова «прозреть» и в любом замухрышке увидеть и подтвердить своего сына. Но все-таки лет-то много прошло. Она была уже монахиня. Как мог он быть таким уверенным в ее поведении? А он был уверен.
Он был уверен в своем праве править. Он не окружал себя ни осведомителями, ни огромным количеством телохранителей. Когда денег стало не хватать, самую надежную свою охрану, наемных немцев, он отпустил. Он категорически не вел себя как тиран. Он не ожидал заговора и убийства. Но что-то порочное в нем было, была порочная одержимость, даже в облике. Странно, что у европейца категорически не росла борода. У первого самозванца была очень женственная внешность. Кто он был, мы не узнаем никогда. Есть версия о Григории Отрепьеве, бывшем дворянине, бывшем холопе, беглом дьяконе московского Чудова монастыря. Но многими она ставится под сомнение. Скрынников ее принял. В этой версии сомневаются, потому что есть основания полагать, есть источник, что это два разных человека. Беглый монах существовал, но возможно, он был не первым самозванцем, а его агентом, был его сторонником. К тому же, то, что это одно лицо, есть тоже пропаганда Шуйского, потом очень выгодная Романовым. Неизвестно, кто он был. По манерам, по облику, по обиходу он был, конечно, выходцем из Западной Руси, может быть, и поляк. Кто знает, кто тогда в Литовском княжестве не жил. Вот второй самозванец, по мнению Соловьева, был еврей, а может и первый тоже. Впрочем, это несущественно, хотя было бы интересно знать, кто он был.
Он не был польским агентом. Да, он энергично сколачивал противотурецкую коалицию из России, Польши, империи и Венеции. Выгодно ли то было полякам? О, да, безусловно! Выгодно ли имперцам? Вне всякого сомнения. Простите, а нам разве не было выгодно? Да у нас Турция с Крымом как колода на ногах висела, не давая ввязываться в западные дела. Да, им было выгодно, но и нам было выгодно. Он был слишком масштабной фигурой, чтобы быть чьим-то примитивным агентом.
Его брак на западе на Мнишковой дочери тоже был выгоден. Но повторяю, он же не был официальной фигурой. Сейм его не признал. Король признал, но не мог перешагнуть через сейм. А что если он был выдающимся политиком, и ему мнилась возможность переиграть Люблинскую ситуацию? Может быть, ему достаточно аристократический польский брак был нужен для того, чтобы претендовать на новую унию? На Московско-Литовскую унию. Тут всё очень сложно. Но его опора на голодранцев, на социальные низы не вызывает у меня доверия ни в малейшей степени.
И кроме того, уже вызывая раздражение, он вызывал еще большее раздражение у аристократов своей манерой поведения. Нельзя русскому царю нарушать все обычаи. Мы не те люди были тогда, что сейчас. Это сейчас нормально смотрим на то, что не царь, а непонятно кто держит в храме свечку в правой руке, чтобы не дай Бог не пришлось креститься. Тогда на такие вещи обращал внимание последний холоп. Нет, мы вовсе не были закоснелыми ретроградами! Но если бы он только завел моду танцевать во дворце, а всё остальное было бы в порядке, уверяю вас, ему бы простили и даже подражали бы, и нашли бы нечто прекрасное в моде, которую завел батюшка царь. Ну и началась бы мода на балы чуть пораньше. Царю не полагалось подписывать документы, из-за чего пошла легенда о Годунове, что он неграмотен; на самом деле автографы Годунова сохранились. Борис Федорович расписывался, покуда был правителем, а когда стал царем, перестал, потому что царю нельзя, за царя большую государственную печать прикладывают. А первый самозванец автографы расшвыривал. И если бы он только расписывался на официальных документах, ему тоже простили бы, но это же еще одно, не так ли? Он не любил бывать в церкви, тяготился нашим богослужением. Опять-таки, ну если бы он стал вместо каждой воскресной литургии бывать в Успенском соборе только раз в месяц, а всё остальное было бы в порядке, ему тоже простили бы. Ну, решили бы, что царь батюшка остальные молебны в своей церкви в Благовещенском отбывает. Ну что делать, так любит.
Но всё вместе, понимаете? Всё вместе дико раздражало. А еще были его пожалования в думу, которые он расшвыривал. Наряду с одним Шереметьевым, с одним Салтыковым в думе оказалось четыре задрипанных Нагих. Конечно, они его родня, но всё же. В боярском чине среди окольничих сидело несколько думских дьяков. Короче говоря, дума была в бешенстве, а москвичей раздражали поляки.
Русское пьянство — явление очень позднее. А польское пьянство появилось пораньше. Поляки в Москве напивались и дебоширили. Покуда москвичи собирались поляков крепко побить, аристократия действовала четче: был составлен заговор и самозванца убили. Потом, как известно, его включили в чин анафематизмов в Неделю Православия как богоотступника и еретика. Прах его сожгли...
(пропуск в фонозаписи)
...Это последний крупный опричник, действовавший в нашей истории, последняя тень антисистемы XVI века, ибо была и первая антисистема под названием Ересь жидовствующих, а вторая антисистема, конечно же, Опричнина. Читайте Гумилева. Опричников в основном порезали еще при Иване. Но некоторые дожили, чтобы сказать свое последнее слово. Шуйский действительно был боярский царь, и вошел в историю, прежде всего, документом под названием «Подкрестная (Крестоцеловальная) грамота царя Василия». В этой грамоте царь наложил на себя все возможные ограничения в пользу думы, и даже отрекся от исконного права московских князей, потом царей, «опаляться» (проявлять гнев, немилость). Ни за князем, ни за царем не признавалось ни в законе, ни по обычаю права отрубить боярину голову. Но сказать боярину «пошел прочь» мог и князь. Так вот, Шуйский гарантировал, что он не будет «класть опалы без вины». То есть, его правление было с сильнейшими ограничениями конституционного масштаба в пользу боярской знати.
Вместе с тем, Шуйский пытался заигрывать и со служилыми людьми, с низшим дворянством, почему и вел себя как крепостник. Предельное ограничение царской власти в пользу бояр дворянам было невыгодно. Дворяне были представлены не в думе, а в земском соборе. Вместе с тем, боярам было не так уж выгодно закрепощение крестьян. Оно было выгодно как раз бедному помещику, а не аристократу, у которого много крестьян.
То есть, мы видим, что царь Василий лавирует, но лавирует он удивительно неудачно. Но самое главное, что этот второй переворот (первый переворот самозванца) демонстрирует удивительную слабость власти. Заметьте, вслед за приходом к власти царя Василия появляется второй самозванец. Как вы помните, его звали «Тушинский вор», а ведь был и Тушинский двор. А где Тушино, вы все знаете. Как же должна была деградировать власть Московского государя, если у него под носом сидел самозванец, претендент на власть. Страна уже получила ситуацию двоевластия — классическую ситуацию гражданской войны. И тут на сцену вышла следующая сила. То были поместные дворяне. Они выступили в форме Первого земского или иначе Рязанского ополчения во главе с братьями Ляпуновыми Прокопием и Захаром, а также Григорием Сумбуловым. Все они по происхождению были рязанские бояре. Но как отмечает Ключевский, к тому моменту деградировали до уровня обычных провинциальных дворян.
Что хотело Рязанское ополчение? Чего хотели дворяне? Понятно чего. Закрепощения крестьян. Изгнания иноземцев и казацкой сволочи. Тут они были последовательными патриотами и защитниками Москвы. И по всей вероятности хотели больше прав себе, что могло быть законно достигнуто только в форме земского собора. Этот путь был намечен при Иване III. Вспомните о задаче «расширения социальной базы правящего слоя» в лекции об Иване III. Это проблема уже была благополучно разрешена полувеком позже Избранной радою. Итак, появляется еще одна сила, которая с одной стороны на службе у царя, а с другой стороны независима, во многом независима. Своих вождей дворяне слушают куда больше, чем Василия Шуйского.
Подобное дворянское движение на юге России начинает князь Шаховской. Впрочем, его подручный оказался намного энергичнее и талантливее. То был Иван Болотников. Личность легендарная, и биография у него легендарная. Беглый в казаки оружный холоп. Но есть предположение, что исходно был дворянином. Такое бывало. Совершенно разорившийся дворянин обычно добровольно продавал себя в холопы, естественно, в оружные. Впрочем, был ли Болотников дворянином или нет, но холопом оказался плохим, с барином не сжился, сбежал, казаковал, был в турецком плену, кажется, по легенде даже галерным гребцом. Но сбежал даже с галеры. Болотников был образованным, владел многими языками. По свидетельству современников, знал латынь, возможно, поверхностно. То, что казак может трепаться по-польски, по-татарски, по-турецки, никого не удивляло. Но казак, знающий латынь, это нечто. Болотников быстро оказался одним из ведущих лидеров. И с ним на арену выступает следующая социальная группа — крестьяне.
Крестьянские войны марксизм объявил безнадежными. И даже до марксистов, у Пушкина есть о «бессмысленном и беспощадном бунте». Но марксисты вкладывали в это особый смысл — «крестьянские восстания бесполезны, потому что крестьянство до конца реакционный класс, никакой программы выдвинуть они не могут». А, следовательно, обречены. Я не уверен, что марксисты правы, даже полагаю, что они редко бывают правы. Но заметьте себе особое положение Болотникова, которое делало его не бунтарем, а политическим деятелем. При нем крепостное право у нас, в «отсталой России» еще никак не сложилось. Мы разбирали это прошлый раз и сегодня. Еще были колебания крепостнических и антикрепостнических направлений. И только Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 года зафиксирует сложившееся крепостное право, намного позже. Потому то была борьба не с крепостничеством, а с попыткой закрепощения — это совсем другое дело, это политическая борьба. Но вместе с тем то было и расширение Смуты. Еще одна мощная социальная группа выступила на сцену.
Надо сказать, что и Болотников был не лишен патриотизма. И Болотников, судя по всему, предлагал царю службу. Во всяком случае, когда его арестовали в Туле, он, вручая саблю царским военачальникам, сказал, что царь, конечно, может его казнить, но царь знает, что он, Болотников, от службы царю никогда не отказывался. То была не жалкая попытка спасти свою шкуру, он знал, на что он намекал, о чем он напоминал. Иными словами, у царя Василия были определенные шансы. Тем более, что появился, наконец, деятельный представитель царских интересов, его племянник, очень молодой, проживший всего 28 лет. Для своего высочайшего чина редкостно молодой, боярин, князь Михайло Скопин-Шуйский. Один из великих и достославнейших героев нашей истории и честнейших деятелей. Сохранился его портрет, хотя портретов того времени очень мало. Круглолицый облик его вселяет ощущение надежности, как чувствуешь ощущение исключительной надежности, когда смотришь на портрет Александра III. Такое же впечатление должен был производить на современников Скопин.
Скопин, конечно, понимал, что Ляпунов не вполне надежен, что Болотников вполне ненадежен, что Тушинский вор здесь рядом, а у Москвы почти нет войск. Тушинцы грабят русские города. Был тотально и с резней разграблен Ростов. Скопин всё это понимает и потому нанимает шведский отряд, профессиональных солдат под начальством полковника, видимо, из французских эмигрантов-гугенотов Якобом Делагарди. И вместе с Делагарди Скопин наносит сокрушительное поражение тушинцам. Тушинский вор бежит в Калугу. Там один из его приближенных, татарский мурза, его и зарезал за ненадобностью. Впрочем, он был совсем мелкой фигурой в сравнении с первым самозванцем. Самозванцев будет еще много, будет Лжедмитрий III, будет царевич Петр, будут совсем причудливые «царевичи». Самозванцев будет еще много в обстановке гражданской войны.
Кстати, самозванчество вызывает у меня ассоциацию с псевдонимностью нашей революции. Это ведь тоже своего рода самозванчество, когда Коген оказывается «Володарским» почему-то, и так далее. И даже тот, кому не надо притворяться русским, все равно достославную фамилию Скрябин меняет на «Молотов». Что-то в этом есть родственное. Смуты родственны.
Так вот, смотрите. В этот момент после разгрома самозванца войсками Скопина-Шуйского, то есть царя Василия Шуйского ситуация выгодна, выигрышна. Конечно, никакой настоящей власти у него нет, но и главного противника нет. Есть ненадежные люди. Если бы Шуйский не был прежде опричником, он мог бы стать ядром национального и социального примирения. Как? А через земский собор — «Вот я, государь, созываю теперича земский собор! Дабы мы все покаялись в своих злодеяниях и решили, как жить дальше. Милости прошу, русские люди, ко мне, царю, в Москву!».
После победы Скопина-Шуйского он, царь, вполне мог, хотя то трудно и неудобно, включить в новую элиту предводителей социальных групп. Скопину можно было пожаловать боярство. Скопин был надежен. Когда Ляпунов в послании Скопину намекнул, что хотел бы видеть царем его, а не его дядю, честнейший боярин ответил резкой, недвусмысленной отповедью. На Скопина можно было положиться.
Ляпунову, раз уж он такой доблестный, выдающийся вождь, следовало, видимо, пожаловать окольничего, а с Болотникова думного дворянина хватило бы. В тот момент то был путь к сохранению трона, себя на троне, земель России. Но для того нельзя было быть опричником. Шуйский поступал наоборот. Против Ляпунова он интриговал и доинтриговался до того, что в пьяной драке в шатре командующего ополчением зарубили саблями казацкие атаманы. Так он лишился Ляпунова.
Болотникова можно было приберечь, тем более побежденного Болотникова. Вместо того Болотникова утопили в проруби. Но самое чудовищное, что Скопина отравили, причем родственники на пиру. Представить себе, что убийство родственника родственниками могло быть совершенно без участия самого крепкого и мощного родственника, самого Василия Шуйского могу только с трудом. Именно он, наверняка, убрал слишком популярного и молодого племянника и полководца.
А вот после того Василия Шуйского не мог спасти никто, вообще никто. Некому оставалось спасать. Тушинцы превратились просто в бандитов, то есть, двоевластие превратилось в многовластие. Пожилого шведского полковника с его молодым 28-летним командующим почему-то связывала очень нежная дружба. Делагарди явился проститься с прахом Скопина и, выходя из Успенского собора, он сказал всё, что думает об этой стране и об этих москвичах. И его можно понять.
Делагарди отправился на север, где разграбил Сольвычегодск и Великий Устюг. И тут шведские власти сообразили, что в охваченной смутой России находится их шведский полковник. Его тут же сделали генералом, и он занял Новгород. Так началась шведская интервенция. Вот с чего началась.
Далее спохватился Сигизмунд Польский. Сигизмунд понял, что на Руси всё «плохо лежит». И уже совершенно официально, со всеми санкциями сейма, с ассигнованиями, с ополчением шляхты, с наемными польскими мушкетерами его огромная польская армия перевалила границу и осадила Смоленск. Так в 1610 году началась польская интервенция.
В этой ситуации Шуйский не только никому не был нужен, он всем мешал. Земский собор низложил царя, и брат убитого Ляпунова Захар вышвырнул Шуйского с престола в физическом смысле этого слова. У Шуйского будут печальные дни. Он попадет в польский плен. Его позорно проведут по Кракову и поставят на колени перед польским королем. Потом он умрет в заключении. И мне его почему-то не жаль.
Итак, ситуация двоевластия плавно перетекает в ситуацию многовластия, а затем в ситуацию безвластия, причем с уже реальной иноземной оккупацией. Тут-то и рождается план в очень интересном месте и в весьма поразительной среде, среди русских, бывших в Тушине. В Тушине были не только одни сволочи. Некоторые попали туда не по своей воле. Например, митрополит Филарет, будущий патриарх, Федор Никитич Романов, был взят в плен в Ростове и силком увезен в Тушино. Прямо обвинить его в измене и в происках невозможно. Некоторые попали в Тушино от неприязни к Годунову или к Шуйскому, а были, наверняка, и те, кто поверил, что Тушинский вор — это реальный первый самозванец, то есть не самозванец, а реальный Дмитрий. Таких было не много, но подозреваю, что были. Тем более, что незауряднейшая авантюристка своего времени Марина Мнишек для того всё сделала. Она не только унесла ноги из Москвы. Она легитимизировала Тушинского вора, заявив, что он и есть подлинный Дмитрий, ее муж и царь, а младенец, которого она прижила, несомненно, от второго самозванца, что видно по времени, есть реальный наследник престола, которого она родила не от второго самозванца, а от первого, от настоящего Дмитрия. Вот откуда царевич Петр. Да, Марина была талантливая дама, никогда не терялась.
Так вот, в среде тех бывших тушинцев, находившихся в очень двусмысленном положении, в лагере польского короля под осажденным русским Смоленском, родился проект, который полагают чуть ли не самым изменническим проектом, — проект избрания на Московский престол королевича Владислава, как у нас тогда писалось Владислава Жигимонтовича. Этот проект многих очень устроил. Автор проекта — талантливейший политик своего времени, боярин Михаил Глебович Салтыков. Надо сказать, что то был тоже конституционный проект, и очень серьезный. Тексты грамоты Салтыкова и соборной грамоты в Москве, подтвердившей избрание, известны и неоднократно опубликованы. При случае посмотрите их или прочтите их описание в соответствующей литературе. Начинаются эти грамоты безусловным сохранением господствующего положения православия и требованием для Владислава короноваться только в Успенском соборе, только от патриарха Гермогена, то есть, иными словами, от него требовалось принятие православия.
Этот проект конституционный также потому, что оговаривал, что новый царь должен вести дела не иначе как в согласии с думой. Владислав должен был подписать этот акт. И самое интересное. Подати, то есть налоги, он мог учреждать только с согласия земского собора. Вот этого не было даже у Курбского, который требовал совещания царя «со всенародными человеки». Эта формула далеко предвосхищает английскую формулу, лет на сто, которая звучит так — «свободные люди сами себя облагают налогами». Это то самое, что нам сейчас пытаются доказать по телевизору, но мы с вами сейчас несвободны. Потому доказывают зря. Видите? Документ-то был на самом деле умный и вполне русский. Заметьте, что патриарх Гермоген, который пытался препятствовать низложению Шуйского, думаю, не из любви к Шуйскому, понимая, что происходит, в устном варианте проект отклонил, отверг избрание Владислава, но по прочтении составленного документа его утвердил. И его приняли почти все. Вопрос был практически решен. Хоть и краткосрочный, особо созванный земский собор его утвердил.
В Москву был введен польский отряд, но не как оккупационный гарнизон, а для обеспечения прибытия королевича под командованием гетмана Станислава Жолкевского, судя по всему, человека в высшей степени благородного и искреннего сторонника избрания своего королевича на Московский престол. Всё могло получиться. Но Сигизмунд препятствовал приезду сына в Москву. Почему? Возможны два варианта. Либо Сигизмунд, во что верится с трудом, был человеком очень глубокого ума и думал о будущем. В конце концов, в XIV, XV и первую половину XVI века на польском престоле сидела литовская династия Ягеллонов, пока не пресеклась. Чем это кончилось? Это кончилось не присоединением Польши к Литве, а присоединением Литвы к Польше. Польский король мог вообще-то подумать — «А что будет, когда я умру? Ведь Владислав мой законный наследник. Что к чему тогда присоединится? Не повторится ли история с Литвой?». Но это возможно, если предположить очень глубокий ум Сигизмунда. А можно предположить, что он руководствовался примитивными шкурными соображениями — «Сначала я возьму Смоленск, а потом пусть Владислава коронуют. Не могу же я осаждать город собственного сына. Я с ним договор заключу, и Смоленск ко мне отойдет, а он потом будет в Москве царем». Разве это не правдоподобно? Правдоподобно.
Смоленск был сдан после полуторагодичной осады героем воеводой и боярином Михаилом Шеиным, кстати, одним из самых выдающихся военачальников, если не самым выдающимся русского XVII века. Город сдали только потому, что ему парламентеры предъявили документ об избрании Владислава. Да, в Смоленске было голодно, было тяжело, и смоляне были готовы сопротивляться, но тут предъявили грамоту. И тогда было проще сдаться и не голодать.
Русь лишилась почти всякой власти. Осталась одна власть — патриарх. Но патриарх был крепкий орешек. Он всю жизнь был такой. Он и первого самозванца молча не признавал. Он и его карманного патриарха Игнатия не признал. Он и брак самозванца с Мариной без перехода Марины в православие не признал. Он, правда, был далеко, в Казани, и до него было трудно дотянуться. Но всё же стальной человек был патриарх Гермоген, и ученейший, кроме того, с незаурядным литературным дарованием: сочинения Гермогена известны. После ликвидации Лжедмитрия Гермоген был естественным кандидатом на патриаршество. Кстати, и тогда он был безупречен. Ведь был жив Иов, первый патриарх, которого сместил самозванец. И когда Гермогену предложили избрание, он отказался. Он сказал: «Нет, патриарх жив». И только получив от Иова грамоту, что тот стар, хочет дожить в своем Старицком монастыре и не поедет, Гермоген согласился. Он был безупречен всю свою жизнь. Так вот, Гермоген решительно потребовал объяснить ему всё происходящее и назвать сроки прибытия Владислава. Жолкевский лгать, вероятно, не умел, а сведений никаких не имел. Потому в досаде он покинул Москву.
Сторонники подчинения полякам на любых условиях и, естественно, оставленные польские жолнежы отряда полковника Николая Струся, оставленного Жолкевским, потребовали от Гермогена, чтобы он пресек патриотические воззвания из Сергиевой обители. А Троица начала рассылать грамоты с призывом ко всенародной борьбе с оккупантами. На то Гермоген ответил, что ему не ответили, когда приедет Владислав, и тогда он не только не запрещает, но и благословляет всех отдать жизнь за отечество. После того его пришлось умертвить. Убивать патриарха поляки не решились, его уморили голодом.
Казалось бы, на Руси не осталось ничего. Но вот тут-то на сцену выходят последние сословия и последние социальные группы. Это — духовенство, безусловно, и горожане (посадские). Вот чья заслуга в преодолении Смуты. Вот кто оказался крепче всех. Вот кто создал Второе земское ополчение, всем нам известное как Ополчение Минина и Пожарского. Вот кто нашел в себе и силы, и средства, и настоящего диктатора в лице Козьмы Захаровича Минина (Сухорука), и настоящего честнейшего военачальника, который был скорее подручным Минина, но необходимым полководцем в лице захудалого князя, бывшего Зарайского воеводы, но воеводы ничем не запятнанного.
Еще будучи Зарайским, князь Дмитрий принял Зарайский земский приговор. Он звучит необычайно современно, и он был основой будущего ополчения, основой избрания Минина, основой избрания Пожарского. Сейчас нам всем надо помнить формулировку Зарайского земского приговора 1610 года. Она современна как никогда! — «Ныне нам ни за царя Василия (еще до низложения), ни за Вора (еще не было известно, что Тушинца убили), ни за королевича не стояти, а стояти всем за державу Российскую!»
Если бы мы сейчас мыслили в понятиях русских людей тех лет, уверяю вас, что всё было бы в порядке, по крайней мере, в ближайшем будущем.
Итак, на социальном уровне это выступление последних социальных групп — посадских и духовенства. Это не пустое причисление духовенства. Все-таки и патриарх Гермоген, и Казанский митрополит, святитель Ефрем, тоже канонизованный, как и Гермоген, Троицкий архимандрит Дионисий, и забытый мною подмосковный поп, глава подмосковных «шишей», то есть партизан, который столетие провел на своем приходе, и сдал приход не сыну, а внуку в царствование Петра. Всё же неслучайно все эти люди духовные. И величайший историк эпохи, келарь Авраамий Палицын (Пальцын). Но в еще большей степени горожане, русские буржуа, впрочем, как тогда говорили, черносотенцы, то есть в дословном переводе городские налогоплательщики. Белая (или «обеленная») часть города — это освобожденные от налогов дворяне, духовенство и государевы цеховые, ремесленники немногочисленных государевых предприятий. А «черная сотня» — это купцы и ремесленники, те, которые платят налоги. Вот откуда словосочетание «черная сотня» и весьма достойное, честное и благородное слово «черносотенец». Это надо знать. А то одни используют его как ругательство, и давно пора за такое ругательство морду бить, а другие придумывают фантастические истории, что черные сотни — это монашеские части в русском войске XIV века. Сам читал эту фантастику, ничего не поделаешь.
Описывать вам саму борьбу Второго земского ополчения вплоть до отражения гетмана Ходкевича под Москвой на протяжении 1611-1612 годов необязательно, ибо о том написано множество книг. Но то итог Смуты, то итог гражданской войны. Русское правительство Минина — «Совет всея земли» — это одновременно и временный парламент — продолжение традиции земских соборов. Причем, то был самый расширенный земский собор. В Совете всея земли даже крестьяне заседали, которых на других земских соборах вроде бы не было.
Возникает вопрос. Почему же так демократически восстановив Россию, русские люди тут же бросились на поиски нового «эксплуататора» и избрали царя? Да потому что наши предки умные были в отличии от своих отдаленных потомков. Они вносили стабильность в государстве. А почему не Пожарский? Об этом тоже бродит легенда. Ведь он хоть и захудалый, но всё же князь Рюрикович, и только что прославился. Почему Романов? А вот этому, по-моему, дает объяснение теория этногенеза Льва Николаевича Гумилева, а вовсе на рассуждения романтических монархистов. Я сам хотел бы дожить до восстановления монархии в России, но излишним романтизмом в этом вопросе не страдаю.
Думаю, что почти ничего для русских людей не значило свойство Романовых с Даниловичами через царицу Анастасию. Мало ли кто с кем был в свойстве. Годуновы, между прочим, тоже существовали в природе живые. Можно было и к ним обратиться. Вопрос о чудесном избрании царя Михаила на престол отметаю уже потому, что всё происходит в этом мире по воле Божьей. Но все-таки воля эта осуществляется людьми. Так что же было? А очень просто. Посмотрите, как выглядит Смута с позиций этногенеза. Идет большая гражданская война, появляется много титанов, много героев, мыслителей. Все они особи пассионарные, головы друг другу срубают с легкостью. Вы только представьте себе тот перечень гигантов — первый самозванец, Жолкевский, атаман Иван Заруцкий, Михайло Скопин-Шуйский, Ляпунов, Болотников, патриарх Гермоген, архимандрит Дионисий, Минин и Пожарский... Герой годится в освободители отечества. Но как только отечество освобождено, от освободителя стараются избавиться, потому что герой, пассионарий увлекается, и чего доброго, реформу какую-нибудь учинит или новую войну. А отечество уже спасено, теперь надо жить. А жить мы хотим уютно. А потому нам нужен отнюдь не герой, не пассионарий, а крепкий гармоник, хорошо воспитанный, из семьи с хорошей репутацией. Обязательно с хорошей репутацией. Тогда это всех касалось. Тогда ни одного холопа не устроил бы государь, который неизвестно в какой канаве родился. Нас теперь устраивает!
Вот собственно и всё. Избрав Мишеньку Романова, не ошиблись. Избрали молодого человека, хорошо воспитанного, набожного, из семьи с хорошей репутацией. Нам бы у них учиться! А что касается прав мальчика Гоши Гогенцоллерна на русский престол, о которых сейчас много говорят, то если бы так мыслили русские люди в 1613 году, Романовы близко бы к престолу не подошли! Но люди были умнее, а нам надо обязательно у них учиться. Благодарю вас за внимание!
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ
Вопрос: Извините, что возвращаюсь к вопросу о преимуществах православия. Очень убедителен ваш пример о вожде людоедов. Но так же можно судить о каждом конкретном человеке, ведь у каждого свои ценности.
Ответ: Не совсем так. Конечно, каждый человек есть неповторимая личность. Но все-таки человек принадлежит к определенному вероисповеданию, к определенной культуре. А наша культура, безусловно, восточнохристианская, и другой у нас всё равно нет.
Продолжение вопроса: И всё же, если представить, что человек стоит перед выбором религии, какие доводы мог бы привести проповедник, чтобы склонить человека к выбору православия. Почитать Кураева еще не удалось. Может быть, из-за того и задаю этот вопрос.
Ответ: А я вам прошлый раз ответил. Во-первых, прежде всего я доверял бы религии, которую установил сам Бог. Будда не называл себя Брахмой, и Мухаммед не пытался выдать себя за единородного сына Божьего. А во-вторых, даже из прочтения самых простых исторических книг, даже исторических романов Дмитрия Балашова, можно понять, что православие есть наименее поврежденная форма христианства, наиболее близкая к апостольской. Это тоже вызывает доверие, не правда ли? У нас долгая традиция. Чего там получилось у Белого Братства, мы уже знаем. Что получится с Аум Синрикё, тоже легко себе представить. А вот Православию скоро две тысячи лет.
Вопрос: Правда ли, что шоумен Фоменко — сын псевдоисторика Фоменко?
Ответ: Правда. Родной сын. И вообще, когда была та мерзостная Фоменкина телепередача с раздеванием, я сразу понял, что это его родной сын (все смеются).
Вопрос: Как вы думаете, почему схизма 1054 года стала непреодолимым рубежом, видимо, навсегда разделившим Восток и Запад, ведь разногласия, которые возникли тогда, касались не самых важных вопросов в отличии от Фотианской схизмы, которую, тем не менее, удалось уврачевать. Кроме того, ни Рим, ни Константинополь тогда не хотели ссоры ввиду общего врага норманнов?
Ответ: Ну вот профессиональный вопрос. Сразу склоняю голову перед столь грамотным в истории Средневековья слушателем. То честь мне, что такие люди меня слушают. А на самом деле вопрос довольно простой, как мне кажется. Ситуация 1054 года вошла в историю как великая схизма по единственной причине, потому что первый раз не помирились. Был раскол Акакия в V веке. Тридцать пять лет не было евхаристических отношений у Рима и Константинополя, но помирились. Был разрыв из-за ереси Иконоборцев, где прав был Запад, вообще-то говоря, ибо Иконоборчество гнездилось в Константинополе. Но помирились, тем не менее. Был разрыв при Фотии, но тоже помирились. И то для нас был бы тоже проходной эпизод, если бы помирились. А непреодолимый рубеж — это 1204 год, разорение Константинополя.
Я довольно много читал о том, насколько 1054 год был тогда малозаметен. Для всей Руси, например, тогда западные были своими братьями во Христе. Нашелся только один прозорливый человек, который уже тогда понимал, что латиняне (римо-католики) нам чужие. То был Феодосий Киево-Печерский. Других-то не нашлось. Князья охотно женились, выдавали своих дочерей за западных женихов. Всё было нормально.
Когда крестоносцы первого похода 1096-1099 годов стремились освободить Гроб Господень, они стремились освободить и своих братьев восточных христиан. То есть, для них восточные христиане были еще своими. Первого латинского епископа в Палестине рукоположил православный патриарх Иерусалима по просьбе вождей крестоносцев. То есть, для патриарха тот латинский поп был поп, которого можно было рукоположить. А в 1204 году произошло нечто такое, чего забыть нельзя. Возможно, и такое можно было бы уврачевать, но то нельзя было не заметить, когда именующие себя «христианами» разорили величайший христианский город на земле.
Вопрос: Царевич Дмитрий был сыном Ивана IV от его седьмой жены. Мог ли он быть наследником?
Ответ: Уже отвечал. Спасибо за вопрос.
Вопрос: В серии ЖЗЛ (Жизнь замечательных людей) есть две книги «Рублев» разных авторов. Которую рекомендуете?
Ответ: Книгу Валерия Николаевича Сергеева. Была еще старая книга «Рублев», по-моему, довольно бездарная. Я ее когда-то листал. Очень старая, наверное, вышедшая в 1950-х годах. А книга «Рублев» Сергеева вышла первым изданием в 1981 году. К юбилею 1980 года она опоздала. Потом была переиздана крупным тиражом в начале «перестройки». И вот недавно она была переиздана уже малым тиражом. Очень рекомендую.
Вопрос: Некоторые люди считают, что Октябрьская революция лучше Февральской, так как России угрожало западничество.
Ответ: А коммунисты сами всегда были западниками. Вспомните упрямое, захватническое прогрызание большевиками Туркестана, который большей частью не был в составе Российской империи. Потеря большей части Средней Азии в 1991 году была для нас потерей чужих земель. Потеря же Прибалтики и Закавказья, не говоря уже о Бессарабии, не говоря уже о Белой и Малой Руси, была потерей наших земель.
Так вот, посмотрите. Здесь, на западе отпускали сразу. Финны еще чихнуть не успели, тут же получили независимость. Там же, на востоке наоборот завоевывали. Царскому правительству хватало ума там только влиять, а не приобретать территории. Можно привести и другие примеры западничества коммунистов. Я уже не говорю о том, откуда всё это к нам ввезено. Карлуша (Карл Маркс) ведь тоже западный человек.
Вопрос: Есть утверждение, что отцом сына Соломонии был не Василий III.
Ответ: Ну, история этого ребенка, как и сказание о Кудеяре, на которое я сослался, — это сплошная загадка...
(конец фонозаписи)