Благодарю всех, кто помогал мне написать эту повесть, в особенности капитана полиции Эльвиру Черных из г. Магнитогорска. А также идейного вдохновителя и главного помощника Светлану Пояркову.
Часть I
Глава 1
Поезд несся на огромной скорости в неизвестном направлении. Я не могла понять, как здесь оказалась. Нужно успеть на пикник, а я почему-то нахожусь в этом грохочущем чудовище. Где же подруга? Мы тут были вдвоем – точно помню. А сейчас я вообще одна в вагоне. Может, люди в других вагонах и моя подруга там же? Но я чувствовала, что на поиски нет времени, надо быстрее прыгать с поезда. «Разобьешься», – мелькнула мысль, но усилием воли я подавила ее. «Я смогу!» – беззвучно закричала я и, уняв дрожь в ногах, ринулась вниз.
Вокруг зашумело, передо мной пронеслись какие-то непонятные картинки, как в калейдоскопе, потом меня словно закружило и понесло куда-то далеко. «Бесконечное падение, но такого же не бывает», – подумала я. И вдруг послышался крик: «Лиля!». Я хотела закричать в ответ, но меня будто парализовало. Через мгновение кто-то закричал снова: «Лилечка, доченька! Вставай!».
«Мама…» – с облегчением подумала я и тотчас проснулась. Сон почти моментально выветрился из моей памяти, а состояние беспомощности прошло.
– Ты вовремя, – сказала я ей, – мне снился какой-то кошмар. Представляешь, уже все забыла, но там что-то было неприятное про подругу.
– Доброе утро, доченька, – ответила мама. – Какую еще подругу? У тебя же никого нет.
– Ну, мам, зачем вот так наступать на больную мозоль, тем более в день собеседования, – с досадой проговорила я, заправляя кровать. – Ты же понимаешь, что это сон, а во сне у тебя может быть все что угодно, хоть особняк в Майами.
– Я не знаю, откуда может взяться подруга, если ее нет.
Я махнула рукой, предпочитая закончить этот бессмысленный разговор о несуществующих подругах, и прошла в кухню.
День я всегда начинаю с завтрака и только потом иду умываться. Мама никак не может смириться с подобной привычкой и постоянно делает мне замечания, надеясь, что рано или поздно внушит правильный с ее точки зрения взгляд на утренние процедуры. Тактика пока успеха не имела, но мама не сдается. Так что едва я открыла холодильник и достала оттуда колбасу, как услышала ожидаемые слова:
– Лиля, ну что ты за человек такой? – возмутилась пришедшая вслед за мной мама. – Люди сначала умываются, а потом завтракают!
– Отстань! Мне так удобнее, – огрызнулась я, кладя в чашку две ложки растворимого кофе, пока чайник согревал воду.
– Что значит удобнее? Ты уже взрослая девочка!
«Лекция на тему «другие люди» началась, просьба всем занять свои места!» – продекламировала я мысленно, а вслух сказала:
– Да, я сначала завтракаю, потом умываюсь и прихожу в себя. А свежее дыхание долго бодрит и не покидает меня несколько часов. А как другие делают мне плевать!
В этот раз ей не захотелось спорить. Она понимала, что не стоит сегодня с утра мотать мне нервы. Испорченное настроение не лучший помощник в серьезных делах.
– Ладно, черт с тобой, пойдёшь – документы не забудь. Ты должна понимать – это самый важный день в твоей жизни. И веди себя скромнее на собеседовании, а то не примут на работу.
– Скромнее? – удивилась я.
– Ты не умеешь разговаривать с людьми – вот что я имею в виду.
«А вот как раз и умею, а если они не согласны и еще обижаются, то я тут ни при чем», – ответила я ей мысленно и поплелась в ванную под душ. Быстро покончила с водными процедурами, потом вернулась в свою комнату. Первым делом включила компьютер и просмотрела электронную почту. Никаких интересных сообщений я не ждала, но все равно любопытно. Так и есть – одна реклама и письма счастья о наследовании невиданного состояния. Я подошла к окну. С высоты шестого этажа хорошо видно, как весь мир просыпается: автомобили выезжают со стоянки вместе со своими хозяевами, а мамаши и папаши ведут за руку своих детей в садики. Пора было собираться. Выбор одежды не занял много времени. Я натянула на себя привычные джинсы и вязаную кофту. Собеседование не праздник, так что вполне сгодится. Я посмотрела на себя в зеркало. Что я могу сказать про свою внешность? Самая обыкновенная девушка. Чуть остренький носик, светло-каштановые волосы. Стрижка – короткое каре – не люблю тратить время на расчесывание волос. Рост чуть выше среднего. Если надену туфли на каблуках, то сойду за высокую. Брови тонкие, вразлет. Большие серые глаза с короткими, почти незаметными ресницами.
Я отошла от зеркала, быстренько окинула взглядом комнату, проверяя, все ли взяла, потом схватила со стула пакет с документами и покинула квартиру.
Я училась в институте на факультете «Правоохранительная деятельность» и по окончании мне выдали диплом с присвоенной специальностью - "юрист". Можно было бы остаться в Саратове, где я училась, и податься в частную фирму в качестве юриста или адвоката, но там везде нужен опыт работы. Поразмыслив, я решила вернуться в родной город и пойти работать в местную полицию. Мама, конечно, была против – боится за меня. Но она знает, что бесполезно отговаривать, если я что-нибудь задумаю, поэтому смирилась. Отца никак не затронуло мое решение, поскольку он исчез из нашей жизни, когда мне было всего два годика. Позже у матери жил мужчина, которого я называла дядя Саша. Он тихо появился и также тихо без скандалов ушёл через восемь лет. Ко мне он хорошо относился – никогда не повышал голоса, помогал делать уроки. Мог сесть рядом со мной за письменный стол на полвечера и терпеливо объяснять геометрию с физикой. По этим предметам я всегда хромала. Поначалу я к дяде Саше отнеслась настороженно. Он наблюдал за моими забавами с мягкой и ироничной улыбкой. Казалось, что он все время ехидничает. Потом я поняла, что это не так. Он действительно был очень добрый. Если мамане напомнить о дяде Саше, у нее сразу портится настроение. Насколько мне известно, он вернулся в свою первую семью. Незримые нити между нами все равно остались: звонки три раза в год – на наши дни рождения и Новый год. Может он чувствует свою вину перед мамой?
Мамусю я очень люблю. Внешне мы похожи: глаза, губы, нос. И фигуры почти одинаковые, только одежду она носит на размер больше. Сейчас ей пятьдесят лет, можно сказать, еще молодая, но она давно испорчена бабушкиным воспитанием. Они обе стремятся не выделяться из толпы и нервничают, когда это делают другие. Посторонние могли бы сказать, что мы счастливая семья, но я вечно портила эту идиллию. Мама считала, что ей достался самый вредный и упрямый ребенок на свете. Я по ее выражению родилась от черта, а бабушка была уверена, что в меня вселились бесы, раз я такая неугомонная. Однажды она решила их изгнать крещением в церкви, но я была категорически против. Тогда бабушка попыталась отвести меня туда силой. Это стало для нее роковой ошибкой, ведь меня можно только уговорить, а заставить что-то сделать из-под палки бесполезно. Дело закончилось дракой. Я ревела, кусалась, пиналась и натянула на ее голову детские рейтузы. Мама испугалась, что такая ссора отразится на неокрепшей психике восьмилетнего ребенка и крикнула бабушке: «Да черт с ней! Не хочет – не надо!». Когда я подросла, бабушка перестала искать во мне бесов и смирилась с тем, что я такая сама по себе.
Живу я в небольшом провинциальном городке Галатове с населением около ста пятидесяти тысяч человек. На первый взгляд он ничем от других не отличается. Но только на первый. Даже самая захудалая окраина имеет свой неповторимый шарм. Если вы приедете ко мне в гости, то увезете на память много красивых фотографий. Уж я найду, что вам показать. Один вид города с Никитинской горы чего стоит. Троллейбусов и трамваев у нас не водится, но есть множество маршрутных автобусов. Один из них я как раз сейчас и ожидала на остановке, попутно рассматривая доску объявлений.
Был утренний час пик. Стоило очередному вонючему и фыркающему «ПАЗику» подъехать к остановке, как народ тут же бросался штурмовать двери в надежде быстрее вскочить внутрь, отыскать свободное место и успеть занять его. Вот, наконец, подкатила нужная маршрутка. Я проворно забралась по ступенькам и кинула мелочь в пластиковую коробочку возле водителя. Монеты ударились об нее и разлетелись в разные стороны. Пожилой шофер повернулся и недовольно проворчал что-то про неуважение к его труду, но меня сильно толкнули сзади, и я не успела извиниться. Я прошла в салон и устроилась на пыльном сидении. Обычно я беру с собой книгу, чтобы скоротать время, но в этот раз оставила ее дома. Поглазев пару минут на пассажиров, я сосредоточилась на прошедших событиях и погрузилась в свои мысли. «Почему мама решила, что именно сегодняшний день самый важный в моей жизни? Разве трудоустройство имеет первостепенное значение? Устраиваться на работу можно несколько раз, не такое уж важное дело. Защита диплома и то больше запоминается. Вряд ли его будешь защищать настолько часто, что это станет привычным. Все значительные события, по-моему, произошли очень давно. Вот, например, когда я впервые начала ходить – действительно немаловажный день. Было бы ужасно, если бы я до сих пор ползала. Вдобавок это моё первое большое достижение – победа над силой земного притяжения…»
Автобус противно скрипнул тормозами и остановился возле Театра Драмы. Само ГУВД находилось чуть дальше, частично скрываясь за деревьями в липовом сквере. Возле здания стояло множество мужчин в форме сотрудников полиции. В жизни не видела столько представителей закона в одном месте. Некоторые сидели на лавках, но большинство кучковались группами, курили и разговаривали между собой. В помещениях указом правительства дымить запретили, и эти изгои переместились во двор. Я осмотрелась, выбрала самую маленькую группу из трех человек, подошла к ним и спросила: «Где находится отдел кадров?».
Вместо того чтобы ответить на вопрос, они стали допытываться, зачем он мне понадобился. На лицах всех троих сразу появилось одинаковое выражение, означающее превосходство знающих над незнающими, а глаза неодобрительно сверкнули.
– Уж не намереваетесь ли вы у нас работать? И кем интересно? А как вас зовут?
– Не все ли равно, как меня зовут? Надо мне туда! – ответила я сердито.
Терпеть не могу, когда начинают приставать. Почему мужчины никогда не думают, что женщине может быть в данный момент не до общения с ними?
– Первый этаж, налево по коридору до конца, – сообщил один из них, поняв, что на их заигрывания я не клюну.
Я коротко бросила «спасибо», повернулась и быстрой походкой пошла в указанную сторону.
– Средней паршивости, но трахнуть можно… – успела я услышать оценку своей внешности. Интересно, а им понравится, если мы ответим тем же? Эй, паренек, ты средней паршивости – пузатый, волосатый, с жиденькой козлиной бородкой и скверными манерами – даже для разговоров не годишься, не говоря уже о сексе. И не важно, что там в голове, если ты свою тушку не привел в порядок согласно существующим стандартам красоты. Вот бы помучились тогда…
Попав в здание, я поняла, что спрашивать на улице не было необходимости. Дежурный полицейский, словно цербер, кинулся мне наперерез и сразу охладил мою резвость. Он важно выпятил грудь и строго осведомился: «Гражданка, что вы хотели?». Я ответила, дежурный записал мою фамилию в журнал и показал рукой в сторону коридора. Я быстро прошла по нему и отыскала нужную дверь.
Возле отдела кадров не оказалось ни одного посетителя. Одно из двух: или туда особо никто не рвется, или он закрыт. Я постучалась и повернула позолоченную ручку. Дверь послушно открылась, значит, первое. В кабинете за деревянным барьером сидели две женщины: одна помоложе, вторая постарше. Молодая бодро наводила макияж, я решила не отвлекать ее от важной работы и обратилась к другой.
Кадровичка зевнула, прикрыв рот рукой, просмотрела документы и спросила:
– У начальника были?
– Надо сначала к нему?
– Да, сходите к Алексанпалычу Корягину. Если решит вас взять, то вернетесь. Особо не надейтесь, в последнее время он к женщинам относится весьма агрессивно, – ответила она скороговоркой, словно пытаясь от меня отделаться. И неудивительно: на подоконнике закипал чайник, а я явилась с утра пораньше.
– Понятненько… спасибо, – поблагодарила я и отправилась на второй этаж искать самый главный кабинет.
Он оказался прямо напротив лестницы. Неожиданно на меня нахлынули воспоминания о студенческих годах. Показалось, будто я опять учусь в институте, и мне придется зайти в аудиторию для сдачи экзамена. Я осторожно открыла толстую полированную дверь приемной. Секретарши на месте не оказалось, и я, не задерживаясь, прошла к еще одной двери с надписью «Начальник ГУВД». Постучав три раза и дождавшись ответа, я вошла внутрь.
Начальник внешне был похож на тот типаж, что обычно изображается в фильмах про полицейских. Бравый и очень важный полковник. Волевой подбородок, армейская стрижка, сильные руки, но немного полноват. Даже пиджак висел на стуле так же как в кино. На стене за спиной полковника красовались портреты президента и министра внутренних дел.
– Вот хочу к вам устроиться, – робко вымолвила я, присев на стул. Прокручивая в голове слова кадровички о дурном нраве начальника, я осторожно положила перед ним свои документы.
– Опять баба! – недовольно поморщился Корягин, услышав цель визита.
– Это так плохо? – растерялась я, даже не успев оскорбиться на «бабу». Возникло ощущение, что правоохранительные органы штурмуют одни женщины.
– А что хорошего? Три месяца поработают и в декрет сваливают. Я в Госавтоинспекцию трех брал, так две из них и года не продержались, сейчас с колясками по городу бегают. А у меня штатное расписание не резиновое, кто вместо них работать будет? Да чем больше баб в отделе, тем хуже дисциплина. Начинаются тут «шуры-муры»! – продолжал он сердито бухтеть, изучая при этом мои корочки. А прихватила я с собой все что нужно и не нужно: аттестат, два диплома – колледжа и института, водительские права…
– Я не собираюсь рожать. По крайней мере, в ближайшие годы. И крутить хвостом тоже не намереваюсь! Я пришла работать! – стараясь придать голосу твердости, заявила я.
– Все вы так говорите… – со вздохом ответил он и, сменив гнев на милость, спросил: – Ладно… хотелось сначала выслушать вас, а кем бы хотели у нас служить?
– Опером! – отчеканила я сразу.
Александр Павлович усмехнулся, отодвинул в сторону кипу моих документов и откинулся на спинку кресла. Настроение у него явно улучшилось. Он с живым интересом принялся внимательно рассматривать меня.
– А может сразу в ОМОН вас взять? Или в СОБР? – спросил он не без иронии.
– У меня по стрельбе второй разряд по движущимся мишеням! Большинство спортивных нормативов я выполнила успешно, – не собиралась сдаваться я.
– У нас есть тут кому стрелять и бегать. Не беру я женщин на оперативную работу, если и привлекаю на спецоперации в качестве приманок для преступников, то опытных и проверенных…
Романтический туман, в котором я бродила до сих пор, начал рассеиваться. Может с внешностью у меня что-то не так, раз в качестве приманки я тоже не гожусь.
– Мне так хотелось в уголовный розыск… – ослабевшим голосом произнесла я.
– Работа в этом отделе требует от человека жестких качеств. У меня там одни мужики. Не хочу… – упирался Корягин.
Я впала в отчаяние. Еще ничего не успела раскрыть, а уже считают, что ни к чему не пригодна. Только потому, что я другого пола. В мире мужчин женщина всегда пешка, которой вряд ли кто даст просто так превратиться в ферзя.
– Конвоиром в ИВС пойдете? Туда возьму. Мужчинам не положено обыскивать преступниц. Там сверхсрочно требуется, – спросил полковник.
Стать цепным псом по охране уголовного элемента… Разве для этого я училась пять лет в институте на юриста? Да ни за что.
– А больше ничего нет? – спросила я и уже приготовилась забрать документы.
Он задумался и забарабанил пальцами по столу. Я подняла голову и перевела взгляд на портреты: президент и министр внутренних дел смотрели на меня с ехидной усмешкой. «Старший брат следит за тобой», – вспомнила я фразу из известной книги.
– У меня в дипломе ни одной тройки… и пятерок много… – зачем-то сказала я, но полковник никак не отреагировал. Судя по его озабоченному выражению лица, он что-то припрятал в загашниках, но не хочет об этом говорить.
Полковник машинально достал ручку из настольного канцелярского набора, покрутил и тут же вставил обратно.
– Да, я видел, – наконец выдал он. – Точно в декрет не уйдете? Есть одно местечко, вернее два. Сразу скажу – там не сахар и тоже мужская работа.
– Не хочу я в декрет, зачем мне торопиться? Лучше скажите, что за места? – я уже начинала терять терпение. Порядком надоели рассуждения о том, что все женщины только и мечтают, чтобы побыстрее «залететь».
– Могу взять участковым уполномоченным. Мне две дырки нужно заткнуть, то есть на двух участках нет сотрудников. А вот к кому бы вас направить стажером? – произнес он и с задумчивым видом уставился на меня. – К Данилову или Капитонову?
Я не знала ни того, ни другого. Если полковник решить не может, я тем более. С другой стороны, приятнее работать с умным человеком, а не с болваном.
– К Данилову Андрею Леонидовичу, думаю, лучше, – очнулся от размышлений Корягин. – Опытный сотрудник, хоть и не молод, но на пенсию пока не собирается. Пройдете стажировку у него, потом оформим на вас участок. Зарплата хорошая. Преступления участковым тоже приходится раскрывать. Поработаете, покажете себя, а там видно будет.
Я согласилась. А что делать? Женщинам тяжелее, чем мужчинам: все время приходится доказывать, что ты не хуже, а порой и лучше. Я тут же при нем написала заявление, он его подписал и пожелал удачи. Окрыленная первым успехом, я сбежала вниз по лестнице и влетела в отдел кадров, даже не постучавшись. Женщины от неожиданности чуть не поперхнулись чаем.
– Подписал? – удивилась кадровичка.
– Да! – радостно выпалила я.
Она взяла заявление с документами, а молодая принялась оценивающе рассматривать меня. Наверно пыталась понять, чем я покорила полковника Корягина.
Вечером хвасталась маме, что меня взяли на службу и теперь я без пяти минут полицейская. Мама была немного расстроена этой новостью. В глубине души ей хотелось, чтобы мне отказали.
Потом началось то, о чем не хочется рассказывать: медкомиссия, инструктажи. Даже на детекторе лжи меня проверяли. Полтысячи психологических тестов, затем краткий курс оказания первой помощи пострадавшим. После прохождения всех испытаний мне выдали форму. Она была двух видов – парадная и повседневная. Праздников в ближайшее время не намечалось, потому парадная форма сразу отправилась в шкаф ожидать своего часа. А вот повседневную требовалось привести в надлежащий вид. Пиджак сорок шестого размера сидел на мне как на корове седло. Пришлось воспользоваться швейной машинкой и подогнать одежду по фигуре. Я не стала обращаться в ателье, потому что не доверяю нашим местным криворуким мастерам.
Когда я закончила и примерила форму, мама осмотрела меня критическим взглядом и скорчила недовольную мину.
– Совсем плохо? – спросила я, испугавшись, что окончательно все испортила, а другого пиджака у меня нет.
– Ты выглядишь старше своих лет, – сказала она и отошла подальше, чтобы оценить результат как следует.
– Разве это так важно? – ответила я и продолжила рассматривать себя в зеркале со всех сторон.
продолжение http://www.proza.ru/2015/01/27/2156