Патриаршее подворье в Сокольниках, храм Рождества Иоанна Предтечи. 2004 год.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, май 2012 и август 2020.
Прошлый раз мы занимались Новгородом и немного Псковом, если помните еще. А сейчас я должен за одно занятие рассмотреть три других важнейших узла, которые тому предшествовали.
УЗЕЛ ПЕРВЫЙ. ГИБЕЛЬ ВОСТОЧНОЙ ИМПЕРИИ И ФЕРРАРО-ФЛОРЕНТИЙСКАЯ УНИЯ
И сразу особенно рекомендую вам одну книгу. Она вышла на так давно, пять или шесть лет назад. Тираж был небольшой, около десяти тысяч. Во всяком случае ее надо иметь в виду. Автор — архимандрит Амвросий Погодин, я называл вам это имя, он переводчик Паламы. Точное название книги — «Святой Марк Эфесский и Флорентийская Уния». Марк был единственным митрополитом, который стоял до конца и отказался подписать акты унии. Он же замечательный церковный полемист, проповедник и писатель. И книга уже покойного архимандрита Амвросия — это не только его блестящее исследование, но и его переводы из Марка Эфесского. Там прямо по тексту большие куски, переведенные отцом Амвросием. Я с удовольствием их читал. По теме эпохи XIV-XV века эта книга заметна.
Крестоносцы разграбили Константинополь, а потом обнищали. Например, при последнем Латинском императоре Константинополя камины топили деревянной резьбой, украшавшей дворцовые ансамбли. Они ломали собственные дворцы, потому что никакого другого топлива у них не было, слегка голодали. А слуги их, наверняка, голодали постоянно. Обнищали они сильно. Так вот, как я уже с сожалением отмечал, последние двести лет с момента освобождения Константинополя от ига крестоносцев в 1261 году, а я бы сказал, очищения Константинополя, и до оккупации его басурманами турками в 1453 году — это агония.
Но если вначале, на подъеме, после взятия Константинополя империя выглядела хоть и не прежней Византией, конечно, но все-таки весьма серьезным государством с многосотлетней историей, то под конец было уже ясно, что гибель Константинополя неизбежна. И последнему василевсу, несчастному Константину XI Драгасу принадлежал город с ближайшими окрестностями, несколько небольших островов и маленький кусок в Морее, на юге Греции. Все азиатские владения были потеряны, кроме тех, что не принадлежали Константинополю. Вдоль южного берега Черного моря лентой тянулось Трапезундское государство, небольшое, православное и греческое, называло оно себя империей и правили там Комнины, то есть потомки тех, кто когда-то были императорами Константинополя. Это сегодня нам еще понадобится, когда мы будем говорить о Таврии. И потому предпоследний и последний василевсы попытались любой ценой заполучить поддержку Запада. Скажем так, больше ни на чью поддержку рассчитывать не приходилось. Несмотря на все усилия ученых исихастов, единства балканских христиан достичь не удалось. И в первой половине XV века Константинополь еще существовал, а вот православных Болгарии и Греции уже не было, они были уже завоеваны турками. А Русь была далеко, без Болгарии и Сербии совсем далеко, и еще не выбилась из-под ордынского владычества, ордынского вассалитета.
Я всегда говорил, что если бы гениальный сербский полководец и царь Стефан Душан, претендовавший стать василевсом, захватил Константинополь и создал свое царство ромеев, сербов и болгар, возможно, они продержались бы, а там и Россия вышла бы на арену. Но величайший сербский государь Стефан Душан был убит случайной стрелой, на все воля Божья.
Так вот, помощь с Запада более или менее обещалась за признание единства унии и верховенства Римского папы. Для решения этой проблемы в 1438 году был созван собор в Ферраре, который римо-католики до сих пор считают вселенским, а мы нет. Туда прибыл василевс, где как отмечали русские церковные историки, придворных было много, а епископов мало (с греческой стороны). Там было оказано все давление на византийцев не только богословской мощью (то был уже XV век, уже были университеты, ученых латинян хватало), но и всей политической, если хотите, физической мощью. Когда собор застопорился стараниями прежде всего святителя Марка, его перевели во Флоренцию, почему он так и называется. Именно там он в следующем 1439 году был завершен. А почему перевели? Очень просто. Ромеи должны были себя почувствовать в полной зависимости, в плену. Флоренция гораздо дальше от моря, нежели Феррара. Это все равно, как если бы мы собрали собор, на котором Папа должен был бы признаться в своих заблуждениях папизма и признать православную точку зрения, который мы начали бы торжественно в Бресте на западной границе, а потом быстренько перевели бы на Урал.
В конце концов, решения были подписаны. Восточным церквам сохранили наши литургии, наши богослужения, славянам разрешили служить на славянском. Униаты всегда так и делали, вся униатская политика была на том построена. Мы еще будем об унии говорить. Будет еще Брестская уния XVI века. Но безусловно признавалось верховенство Римского епископа безо всяких оговорок. Константинопольский патриарх мог утверждаться только с разрешения Римского епископа, его волею. Рим утверждал любое решение константинопольского собора. Слово «уния» значит единство. Вообще говоря, ничего гнусного в этом слове нет. Но для любого православного христианина это слово гнусное, так уж получилось.
Собор состоялся. Его деяния подписали. Он был формален. К заключению унии не имели никакого отношения ни три восточных патриархата, которые управляли христианами на землях, управляемых мусульманами в свою очередь, ни даже Кипрская автокефалия, которая по своему уживалась тогда с западноевропейскими владетелями Кипра. Святая гора Афон сначала не признала решения собора. Потом ситуация изменится, но часть монастырей никогда, ни на один день не признают унию. Интересно, что старейший, первенствующий и наиболее уважаемый по чести монастырь на Афоне, Лавра Святого Афанасия, в унии побыл все-таки, подчинились силе. А вот ученейший, богатейший всегда и благоустроенный монастырь Ватопед не признал, в силу чего есть у нас святые Ватопедские мученики. Крестоносцы ворвались на территорию монастыря, и когда монахи укрылись в пирге, то есть в башне (на Западе это называется «башня Донжон» — башня последнего укрепления), они просто сожгли монахов, натащили дрова и подожгли башню. Такого никогда не делали турки, а крестоносцы сделали.
В общем собор был формален. Но нас интересует то, что наиболее деятельным, одним из двух наиболее деятельных греков ромеев, сторонников унии был только что назначенный Константинополем Русский митрополит Исидор. Опять грек. Но предшествующие греки все были столпами православия, и все у нас прославлены и почитаются как наши русские святые.
На решениях Феррарского собора есть и русская подпись. У Ватикана архивы в порядке, документ цел. Одна из подписей начертана по-славянски. Подписал Смоленский епископ, единственный, кто кроме Исидора там был. Он подписал, страшно перепугался за свою жизнь и бросился бежать домой на Русь, а здесь каяться и объяснять, что произошло.
Исидор не торопился. Он побыл в Риме, потом поехал домой, но сначала заехал в Великое княжество Литовское. А вы же понимаете, что Великое княжество Литовское было уже с римско-католической династией во главе. Римско-католическая знать уже преобладала количественно над православной, хотя и православной знати было не мало. Исидора приняли с полным восторгом, прежде всего великий князь. А почему бы ему не радоваться, если он одновременно был и Польский король. И только в 1441 году Исидор наконец-то приезжает в Москву. Не приехать он не мог. Первой неприятностью было то, что он, как сообщают наши источники, велел нести перед собой как перед первоиерархом латинский крыж — крест, стало быть, латинского образца. Но великокняжеские приставы остановили его и сказали, что дальше он не проедет или крыж уберет. Исидор засомневался в ситуации, и крыж убрали. Но он был торжественно встречен и без крыжа, и начал служить свою первую литургию в Успенском соборе. Он служил по чину, но за литургией громогласно помянул Римского папу. Ситуация возникла сложная, тут не все все понимали. Как напишет один русский историк, на архиереев трехдневный столбняк напал. Вообще-то говоря, его надо было, если не отлучать, то запретить соборнее служение. Ситуация была непривычной для русских людей.
Тогда великий князь Василий Второй (Василий Темный) вышел из столбняка раньше архиереев и разрешил проблему: он просто арестовал Исидора. Через год Исидор бежал. В его побег, скажу вам, братья и сестры, я не верю ни на один процент. Такой фигуре, как митрополит, сбежать довольно трудно. Он фигура заметная. Тем более, если ты грек и только что приехал на Русь. Здесь у тебя сторонников ноль целых, ноль десятых. Места ты не знаешь. Потому под этим побегом я подразумеваю следующее. Держать митрополита в тюрьме было неудобно. Потому ему сказали: «Знаешь что, владыко, вали-ка ты отсюда!» Он и свалил. Исидор получил кардинальскую шапку, и в ватиканской иерархии до конца дней своих числился «митрополитом Русским».
Он даже был причастен к переговорам о созыве крестового похода для спасения Константинополя. Надо отдать ему должное, хоть это он делал и делал действенно. Но идея крестовых походов на Западе сгорела. Собственно, она сгорела в тот самый момент, когда крестоносцы в 1204 году разграбили Константинополь. И несмотря на видимо искренние усилия папы и ряда кардиналов, прежде всего кардиналов греков Виссариона и Исидора, созвать его не удалось.
Впрочем, западные все же защищали Константинополь. И едва ли не самыми отчаянными защитниками Константинополя при его взятии Мехмедом Вторым в 1453 году были венецианцы и генуэзцы. Они дрались за свое, им было что терять. Они теряли торговлю, они теряли Черное море. Надо отдать им должное, сражались они довольно доблестно.
Последний василевс Константин Драгас, еще молодой человек, вел себя в высшей степени доблестно. Он пытался руководить обороной и сам везде бросался в бой. В конец концов, никто же не осудил ересь императора Ираклия, хотя он был еретик, а все помнили, что он отбил у персов подлинный Крест Господень. Потому и Константин XI конечно же царь-мученик. Господь удостоил Константина Драгаса высшей почестью — настоящей смертью царя. Он пал, сражаясь на стенах своего города. Его тело опознали только по пурпурной императорской обуви. Он был ее достоин.
Есть замечательная легенда, которую православным людям нельзя забывать. Она дожила в народном предании греков и болгар до XX века. Оборона пала. Турки рвались к Софии. В Софии шла последняя обедня. Турки прежде всего рвались к Софии. И надо заметить, в отличие от крестоносцев они рвались к Софии не для того, чтобы ее грабить, а для того, чтобы в ней молиться. Они мечтали молиться в этом греческом храме. Они мечтали о грандиозной мечети, а не грабеже. И когда они ворвались в храм, священник снял чашу с престола и ушел в боковую служебную дверцу, которую то ли не стали выламывать, то ли не сумели выломать. Ушел. Когда вы будете в Константинополе, это место вам покажут. Дверца есть. То, что за ней, давно известно, — давно заброшенная лестница, заваленная бутовым (ломаным) камнем. Но если вы там приложите ухо, вы услышите странный шелест. Народное поверье сообщает, что это не что-нибудь, а вечно совершаемая молитва последнего дня Святой Софии. И предание гласит (турки его, между прочим, тоже помнят), что как только Константинополь у них отберут, их выгонят, крест на храм поднимут, откроется дверца, и священник вынесет чашу.
У нас было очень сложное положение. Мы остались крупнейшей, хотя еще далеко не единой, но сильнейшей и крупнейшей православной державой. Но притом мы разорвали отношения с собственной митрополией, с патриархом, который ушел в унию. Года три шли дебаты. Была идея, нового митрополита поставить у Иерусалимского патриарха, который в унию не ушел, почему-то именно у Иерусалимского. До сих пор непонятно, почему ее не осуществили. Наверное, было технически сложно ее осуществить, там же кругом были сплошные турки в то время, как вы знаете.
Тогда собор архиереев, наконец-то, вынес решение избирать митрополита своими силами. Точнее, не собор архиереев, а церковный собор, потому что у нас было принято, чтобы в соборах участвовали настоятели важнейших, авторитетнейших монастырей, часто соборные протоиереи и конечно миряне, некоторые наиболее уважаемые и прежде всего великий князь. Так был избран святитель Иона из епископов Рязанских, первый Русский автокефальный митрополит, первый и последний митрополит, не только избранный здесь, но и управлявший всеми епархиями, потому что еще до кончины митрополита Ионы, воспользовавшись тем, что уния была отменена, великие князья Литовские оторвали западные епархии, и более единая Русская митрополия не существовала. А существовали в третьей четверти XV века уже две митрополии — Московская автокефальная и Киевская, снова подчинившаяся Константинопольскому патриарху, который уже не был униатом, потому что первый же патриарх, избранный после турецкой оккупации, при турках, Геннадий Схоларий разорвал унию. Вообще говоря, к нам это имело отношение, но восточные патриархи уже признали нашу автокефалию. Таким образом, в любом случае с 1444 года (часто считают с 1439, с года отхода Исидора в унию) можно считать ее состоявшейся. Затем ее признает и Константинополь. Еще бы он не признал! Мы становились могущественным царством, да еще подачки туда посылали. Кроме того, не надо считать греков уж такими продажными, ведь только у нас в конце XV века наблюдался православный царь. Этого-то они не забыли.
Интересно, что притом мы проявили невероятную скромность. Мы не осмеливались настаивать на признании за нашим первоиерархом титула «патриарх». А когда, наконец, блестящей дипломатией Бориса Федоровича Годунова титул патриарха был признан за первым нашим патриархом святителем Иовом в 1589 году, мы не настояли на том, чтобы наш патриарх был признан первым по чести среди патриархов, хотя того требуют первое правило Второго вселенского собора и, простите, не помню, которое, правило Пятого вселенского собора. Константинопольский епископ был равен Римскому, несмотря на то, что Римская кафедра, как и Антиохийская, Александрийская и Иерусалимская, была апостольской (они все основаны апостолами), а Константинопольская нет, только на том основании, что Константинополь — царский город. Но в конце XV века царский город — Москва!
Я некогда в 1995 году по этому поводу написал и напечатал ответ тогда еще только лишь запрещенному в служении, но еще не отлученному Глебу Якунину, что он зря так торопится апеллировать к Константинопольскому патриарху, потому что, вообще-то говоря, Москва с XV века царский город. Ты Правила-то почитывай, преподобие. Сейчас это уже история.
Может быть, будь наш патриарх первенствующим, Петруша не посмел бы силой упразднить патриаршество в начале XVIII века, да и сейчас нам было бы полегче решать вопросы с епархиями Прибалтики, Молдавии, куда Фанар (Константинополь) вечно свой нос сует.
Вот что произошло, и то очень изменило ситуацию, то создало совершенно особую ситуацию. Еще до появления концепции Третьего Рима это происшествие, совершенное не доброй волей, уже сделало нас Третьим Римом, сделало нас царским городом, и обязывало нас стать опорой православия.
УЗЕЛ ВТОРОЙ. МОСКОВСКАЯ МЕЖДОУСОБИЦА
Одна из мрачных и постыдных страниц русской истории. Что поделать, и в нашей истории бывали постыдные страницы, хотя не так уж и часто и не так много, как у большинства других народов.
Составляя духовную грамоту, то есть завещание перед смертью, тридцати девяти лет от роду всего лишь, великий князь Дмитрий Донской означил, совершенно естественно, наследником своего старшего сына, потому что родного брата у него не было. А в сравнении с двоюродными, конечно, имел преимущество старший сын Василий Дмитриевич, будущий Василий I, а за ним второй сын Юрий Дмитриевич, который станет князем Звенигородским, а потом еще и Галицким (в Галиче Костромском, конечно). После смерти отца Василий I, совсем еще юный князь, должен был отправиться в Орду получать ярлык, утверждать свое великое княжение, и тоже составил свою духовную грамоту, где опять подтвердил права своего второго брата Юрия. И то было естественно, ведь из Орды можно было и не вернуться, а Тохтамыш совсем недавно разграбил Москву.
Юрий Звенигородский и Галицкий был весьма достойным князем, глубоко православным человеком, тесно связанным с Троице-Сергиевым монастырем. Он построил старейшие московские храмы, до нас дошедшие, два каменных собора в Звенигороде: Успенский собор на Городке, придворный, скажем так, и Рождественский собор в Саввино-Сторожевском монастыре. Они подряд строились, 1399 год — Успенский на Городке, и 1405 год — Рождественский Саввино-Сторожевского монастыря. А значительно позже, в 1422 году на его же деньги будет построен первый каменный храм Троице-Сергиева монастыря, вам известный Троицкий собор. Есть еще правдоподобная гипотеза, что на его же вклады был построен и старейший храм Москвы — Спасский собор Андроникова монастыря, великий шедевр средневекового русского зодчества. А тогда значит, что все четыре древнейших соборных храма Московской школы построены на вклады Юрия Звенигородского.
Все было бы хорошо, но Василий крайне неудачно женился. Брак был династическим, предполагал восстановление союза. Его супругой стала София Витовтовна, то есть дочь великого князя Витовта, вам известного из предыдущего курса. Династический брак — вещь хорошая. Венчали их православным браком. Василий уже тогда совершил преступление или тяжкий проступок. Он за этот брак уступил тестю Смоленск. Смоленск не принадлежал Москве. Смоленское княжество имело титул «Великого» и было независимым. Но оно лавировало между Литвой и Москвой, где было зажато. Отказаться от претензий на Смоленск означало отдать Смоленск.
Трудно сказать, в какой степени на дальнейшее поведение Василия могла повлиять его жена. Дело в том, что в Литве не было же закона о престолонаследии. В Литве было завещательное право. Великий князь назначал себе преемника. Потом многочисленные потомки (Гедиминовичи, как я вам уже говорил, очень хорошо размножались) начинали драчку за престол, и кто-нибудь побеждал. Но так или иначе, как только у Василия и Софии родился наследник, будущий Василий Темный, Василий Дмитриевич переписал завещание в пользу Василия Васильевича, лишив законных прав своего брата Юрия. Отношения испортились предельно. Источники смутно позволяют предполагать, что Юрия поддерживали очень многие, потому что у Василия Дмитриевича испортились отношения и с Андреем Храбрым, князем Серпуховским, героем Куликова поля, и вроде бы с Троице-Сергиевскими монахами. Но хотя Юрий стал пренебрегать своим старшим братом и перестал бывать в Москве, до прямого столкновения не дошло, пока не помер Василий Первый. И вот когда старшего брата, бесспорно великого князя не стало, когда Юрию, уже зрелому мужу предложили признать себя младше племянника, началась усобица. Она шла вяло, без большого кровопролития, но она шла. Юрию удалось лишить Василия Второго княжения. Тот это признал, уехал из Москвы. Но москвичи привыкли к этой линии — Василия Первого, Василия Второго. Начались отъезды бояр к потерявшему великое княжение князю. Юрий, не желая большого кровопролития, махнул рукой и уехал к себе в Галич. Шля тягомотина.
Но затем умер Юрий. И вот тут началось всерьез. Старший сын Юрия Звенигородского и Галицкого Василий, по прозвищу Василий Косой, жестоко разграбил русский город Великий Устюг только за то, что тот держал сторону москвича. Тогда Василий Васильевич (Василий Второй) поймал кузена и его ослепил. Понятное дело, что после такого безобразия, второй сын Юрия Звенигородского Юрий Шемяка поймал Василия Второго и, невзирая на то, что тот укрывался в Лавре, вцепившись в раку преподобного Сергия, его ослепил. Потому он и Василий Темный. А самого Шемяку при очередном повороте военной судьбы отравили московские агенты во Пскове.
Три поколения Московского княжеского дома шло это мерзкое безобразие, которое конечно не затрагивало подавляющее большинство русских людей, даже жителей Московской земли, но на несколько десятилетий, может быть, даже на полвека, задержало создание единой России. Больше настоящих претендентов не было. Суздаль давно отказался от претензий на великое княжение. Тверь не отказалась, но уже не могла. Мы теряли время, и за то время пал Константинополь — плата по нашим грехам. Таков был второй узел.
Третий же узел — Таврия, думаю, вы согласитесь со мной, очень, очень важный.
(Читайте лекцию «Таврия»)