Мела метель, кружила вьюга… Всё было в сплошной пелене белых хлопьев, окутанное снегом, не было ни неба, ни земли, ни горизонта, ни севера, ни юга - только огромное белое одеяло, накрывшее собою весь мир.
Я стояла за торговым столиком внутри огромного рынка. Каменное здание парило в середине вселенской вьюги, впуская в себя отдельные фрагменты мира, возникающие из белой тьмы.
На столике среди прочих предметов продажи стояла небольшая металлическая конструкция, с которой свисали разные приспособления для бритья. Станки большие, с красивыми массивными ручками причудливых форм, и маленькие, попроще. На видном месте болтался картонный футляр с простеньким металлическим станком. Упаковка была затасканной, грязной, потерявшей всякий товарный вид, но ярко-лимонного цвета, который нисколько не потускнел ни от многочисленных рук покупателей, равнодушно берущих станок в руки и так же равнодушно вешающих его обратно, ни от безжалостного неонового света ламп, который не щадит ничего, и со временем краски блёкнут, вянут, пропадают…
Станок в мятой ярко-лимонной упаковке висел на самом верху, безнадёжный с точки зрения продажи и непоколебимый в своей убеждённости, что его время ещё не пришло.
…А метель мела, дверь рынка то и дело отворялась, и каждый раз очередная порция белых хлопьев залетала вовнутрь, распадаясь на мириады маленьких пушинок, мягко опадающих на грязный бетонный пол.
Вот и опять – дверь распахнулась, ворвался снежный вихрь, и на пороге, среди российской зимы, возник… как это принято говорить, афроамериканец. Его глянцевитое темно-баклажановое лицо облепил белый снежный пух, и одет он был в ослепительный, ярко-лимонный пуховик. Откуда взялся афроамериканец в этой зимней кутерьме, на окраине России, посреди снежной метели?
Я не отрывала взгляда от экзотического лица, от всего сказочного зимнего волшебства, от этой чудесной сказки, где растут пальмы и баобабы и в ярких набедренных повязках гуляют вот такие необыкновенные люди с фиолетовой кожей и огромными чёрными глазами…
Афроамериканец подошел к моему скромному столику, протянул руку к станку в мятом картонном одеянии и спросил на чистом русском языке:
- Сколько стоит?
Прозвучала цена, он протянул деньги – и исчез в снежной пелене.
Я смотрела ему вслед заворожённо; крохотную, мгновенно промелькнувшую радость от того, что сбыла залежавшийся товар, перехлестнуло удивительное состояние огромного детского восторга, как когда-то, много лет назад, в маленьком сельском клубе, где стояла большущая ёлка, вся наряженная, волшебная, вся – как одно большое счастье маленького ребёнка, как предчувствие того, что будущая жизнь – огромный незнакомый неизведанный мир за горизонтом, к которому бесконечно идёшь по дорожке из солнечных бликов…
Он ушёл, а чудо осталось, осталось ощущение счастья, которое вдруг, внезапно, возникает в груди таким маленьким комочком восторга, мгновенно становится огромным и заполняет тебя всего, а потом плавно, долго опускается, как большое тёплое покрывало.
Ярко-лимонный кусочек счастья из белой снежной пелены.