13
Ночью у нее была бессонница. Не помогли успокоительные коктейли. Встала Александра Адамовна в паршивом настроении, и первой его мишенью оказалась неосторожная Ася. Не угадала она маминого состояния, зато ее родительница сразу угадала, чего нужно доченьке:
– Так, не скули и не юли! – оборвала она намеки Аськи на безденежье в конце месяца. – Сколько нужно? Сказала бы в лоб, так нет: « Как твое здоровье, мамуля? Как спала? Чем помочь?» А ты видела здоровых старух? Пришли Вовку за деньгами. Не сейчас, под вечер!
И стукнула трубкой о рычаг. Затем кинула взгляд на кипу дневников, подумала: « И чего не выкинула сразу, старая курица?»
Вот, привязалось к ней это глупейшее – курица! Какая она курица?!
Но после кофе с булочками (три дня назад она разрешила себе все!) Александра Адамовна устроилась в кресле возле журнального столика и протянула руку к дневникам. Вытащила один, из середины, открыла – опять же, не с самого начала… Не хотелось больше никакого порядка.
« 20 апреля 1959 года.
Я не ошиблась, мне не показалось: здесь и вправду другой коллектив, другая среда! Как хорошо, что я попала к этим девочкам!
Значит, дело не во мне, а в среде? Первый раз я задумалась о значении этого слова, хотя о нем только и слышим – в лекциях, на семинарах: «Среда определяет сознание». Кто это сказал? Забыла. Только почему одни в любой среде себя чувствуют хорошо, а другим подавай определенную среду, чтобы себя как-то проявить? И кто виноват в том, что человек в одной среде раскрывается, а в другой вянет? Значит, виновата все-таки среда? Или я, не приспособленная к жизни?»
Александра Адамовна раздраженно буркнула:
– Еще умничает. Делать ей нечего.
И вдруг подумала: «Вот я никогда себе не задавала таких пустых вопросов! Жила просто – и все!»
Все-таки привычка никогда себя не критиковать сработала и сейчас. Александра Адамовна, так и не узнавшая другой среды, кроме одной, научной, не стала ломать голову над вопросом, а как бы она вела себя, попав в чужеродный коллектив? Например, в компанию врачей, которые чихать хотели на ее мнение непрофессионала? Или в среду колхозников в советские времена? Приспособилась бы? Научилась доить коров, если бы пришлось?
«Ладно, что ты там еще намудрила?» – спросила она у Маши, никому больше не задающей вопросы. И открыла снова чужой дневник на том же месте.
« Прежняя наша группа (французская) по количеству активисток-отличниц переплюнула весь этот курс. И здесь вроде бы и не пахнет комсомолом. Какое-то удивительное равноправие. Никаких тебе Сашенек Ташковских с королевской осанкой и подбородком выше носа! Да я ни разу не видела ее с улыбкой на лице!!»
На этом месте Александру Адамовну просто перекосило от негодования: «Ах ты, мерзавка такая! Ей не нравится моя осанка! Мой подбородок! И с чего это вдруг я должна была тебе улыбаться?! Ты мне кто? Никто!»
Гнев прошел неожиданно: вспомнилось вдруг, как однажды ее поразило одно словечко в устах Артема.
Он тогда встретил ее после экзамена, а она была под впечатлением от чужого поступка, смелого, как ей казалось.
– Представляешь, что вытворила только что одна моя сокурсница, Ольга? Швырнула зачетку чуть ли не в лицо преподавателю! Увидела, что он пишет ей «посредственно», и возмутилась. Она – дочка профессора, на красный диплом идет, а тот – простой аспирант, сидел на экзамене ассистентом! Преподаватель как раз вышел, а… этот не дождался и трояк поставил!
– Плебейка она, а не дочка профессора, – сердито ответил Артем.
– Но это у нее первая тройка!
– А это имеет значение? И что твой аспирант? Не дал пощечину в ответ? Жаль.
– Но почему – плебейка?
– Гневаться из-за пустяков и унижать другого может только плебей. Тоже мне – аристократка! Не она же профессор, а папа.
Ничего она тогда не поняла. А сейчас словечко выскочило из сознания, в котором застряло и словно приклеилось к ней самой, втайне себя считающей аристократкой. Пусть не по происхождению, но по духу, да!
Александра Адамовна с шумом выдохнула, снова вздохнула. Но проклятый дневник манил к себе…
« У меня сразу появился свой кружок, хотя я должна сказать, что здесь нет закрытых для всех группок. Они какие-то ситуативные, что ли. И самое смешное – я попала в элиту, как оказалось, то есть – в круг тех, кто учится хорошо и пользуется уважением всего курса. Хотя среди них – ну ни одной дочки преподавателя!
В общем, мне тут комфортно. И еще странно: меня недавно назвали самой красивой девочкой на курсе! Ха-ха-ха!
Об этом я узнала, когда опоздала на день рождения к Стелле М. Мы с нею сидим за одной партой на лекциях. Она умница, еще и с чувством юмора. Обожаю таких!
Все уже собрались в ее квартире, сидели за столом, а я моталась по центру в поисках цветов для именинницы. Мне подсказали девочки, что она любит желтые тюльпаны, а мне как назло попадались любые, но не желтые, а если и желтые, то уж очень мелкие. Хотелось комильфо, а денег не хватало. Цветы жутко дорогие в центре города.
Цветы купила, но опоздала минут на пятнадцать. За столом были и незнакомые мне подружки Стеллы с других факультетов. Меня почему-то встретили так радостно, словно это я была тут главная. И вдруг Стелла говорит громко:
– Кто не знаком с нашей Машей, прошу внимания! Это самая красивая девочка на нашем курсе!
И все заулыбались добродушно и захлопали. Я чуть не провалилась на месте, так стало неловко. Но если бы Стелла говорила с насмешкой, я бы сразу усекла. Она это сказала искренне. А сама-то какая! Вот кто по красоте переплюнул даже моего бывшего кумира – СашуТ.»
– Да что ты в меня вцепилась?! – воскликнула Александра Адамовна, чувствуя, как недавняя симпатия к Маше стала испаряться. – И все-то у тебя красавицы! Аня, подружка Гриши, теперь Стелла, а раньше была я! И ты сюда же – в красотки метишь!»
«25 апреля.
На Майские праздники обещал приехать Илюша! Я уже вся извелась от тоски по нему. Ах, лучше бы мы поженились! Ведь сейчас весна, а я одна, одна. Почти…
Вчера я на некоторое время забыла о нем и даже считаю это маленьким предательством.
В общем, было так: прицепился ко мне снова Артем. Это уже третий раз. Первый – я его отшила. Он решил выступить в роли посредника между мною и своим наглым дружком – Эдиком. Уверял меня, что влюбленный в меня Эдик совсем потерял голову и даже перестал учиться. Мечтает о свидании!
Я сказала тогда «посреднику»:
– Передай бедняжке, пусть успокоится, у меня есть жених.
Артем не поверил:
– А чего же все время одна?
– Скоро приедет.
– Подождем, – усмехнулся Артем и отчалил.
В следующий раз он меня перехватил в спортзале. Я ведь сейчас хожу в спецгруппу. В ней собрались калеки со всех факультетов. Но когда у человека очки, протез вместо ноги или руки, или сто лишних килограммов веса, то хоть видно, что инвалид.. А у меня каждый раз физрук спрашивает:
– А вы, барышня, как сюда попали?
– Язва, – докладываю привычно, но почему-то получаю недоверчивую ухмылку. А иногда меня оглядывают с ног до головы, останавливая глаз на бюсте. Вот гады – эти молодые преподаватели физкультуры!
Успела только переодеться после занятий, вижу Артема – улыбается, через вестибюль ко мне идет, словно мы с ним давние друзья:
– Привет, Мария! Подожди меня на крыльце, я мигом. Поговорить нужно.
– Во-первых, некогда мне, – отвечаю, – во-вторых, мы уже обо всем поговорили. Нельзя же быть таким… навязчивым.
– Но и такой нельзя, как ты.
– Какой – такой?
– Несгибаемой. Пококетничала бы немного, чтобы смягчить удар нашего с Эдиком поражения, а ты…
Мне почему-то стало неловко.
– А если я не умею кокетничать?
– Еще как умеешь! – улыбнулся он. – Мы же наблюдали!
– Да сроду я не кокетничала!
– Может, я не так выразился. Просто…ты с девочками разговаривала, а мы наблюдали…И какая ты…живая, улыбчивая, естественная со всеми. Глазками своими синими стреляешь. А с нами…
Он так потешно изобразил мою надутую физиономию, что я рассмеялась.
– Вот-вот! Ты – другая! И мне хотелось бы просто с тобою…поболтать, как человек с человеком, потому что ты мне интересна как индивид. Я, может, изучаю психологию личности!
– Где?
– Нигде. Сам! Читаю книги Владимира Леви. Слышала о таком психологе? О-очень интересно. Могу дать его книгу.
– В библиотеке возьму.
– Так подождешь меня? Я только сумку свою заберу в раздевалке!
И он так быстро убежал, что мне стало неудобно за свою несгибаемость. Но разве это предательство – просто поговорить с человеком?
Я медленно поднималась наверх по проспекту от корпуса, в котором размещается наш спортивный зал. Он догнал меня с такой счастливой физиономией! Взял под руку, но я тут же выдернула свою. И он вздохнул.
– Ну, где обещанный разговор о личности? – напомнила, чтобы не молчать.
– Ты что-нибудь слышала о методе тестирования при изучении психологии личности?
– Нет, а что?
– У нас все эти зарубежные научные штучки были в загоне. То есть, дореволюционные русские ученые-психологи разрабатывали этот метод, например, Рыбаков. А потом их подхватили в Европе, потому что нами они были забыты. Вернее – оболганы. Тебе интересно?
– Дальше!
– Был, например, такой тест – «Фигуры Рыбакова», в котором определяли уровень развития пространственного воображения… У тебя как с пространственным воображением?
Я засмеялась:
–Думаю, что паршиво..
– У тебя в школе что было по геометрии?
– Трояк в аттестате.
– Ну, тогда с Рыбаковым подождем. А есть тесты не в виде геометрических фигур. Как бы тебе…попроще? Вот какие у тебя есть недостатки?
– Зачем тебе мои недостатки? Я их, может быть, скрываю.
– Ну, считай, это тест на самокритичность.
– Дай подумаю.
Мне почему-то стало легко и даже весело. Парень, конечно, демонстрирует свою эрудицию, но мне всегда была интересна психология. Так что он правильно выбрал предмет для разговора.
–Тебе какие мои недостатки назвать, – уточнила я. – Связанные с моим отношением к обществу, или персональные?
– Давай иначе: ты скажи мне, что любишь и кого? Тогда сама поймешь, какие у тебя недостатки.
– Люблю тетю Лиду, которая меня вырастила, подругу Аню, друга детства, Илью…
– Ты забыла про партию и народ, – подсказал Артем, и мы оба засмеялись.
– Вот это и есть мой крупный недостаток – не люблю народ, люблю его отдельных представителей.
– Как это, как это?! – затараторил Артем, комически изображая ужас. – Не любить советский народ – это, это…
На нас напал смех, и мы стали обыгрывать ситуацию, перечисляя все «виды» народов: простой народ, русский народ, украинский, советский, американский…
– Фи! – кричал Артем, развеселившись не на шутку, – американский – это вообще сброд какой-то, каша из англичан, испанцев и прочих эмигрантов со всего мира!
– А наш, советский, – подключилась я, – каша из украинцев, прибалтов, казахов и еще десятка национальностей!… Наша каша гуще и разнообразнее!
– Плохо знаешь состав американского народа!
И вдруг он остановился, глядя на меня влюбленными …. глазами, и как-то горячо, страстно даже произнес:
– Какая ты… настоящая! Живая, понимаешь? Этим и привлекаешь. А еще – красивая.
– Саша красивее, – вдруг ляпнула я то, что в голове крутилось.
– Да, может быть, но вы разные, и у нее нет чувства юмора. Хорошая девчонка, правильная, но …слишком правильная.
– Перестань!
– Ладно, молчу, – покорно согласился он. – Так что там у нас с советским народом? Почему это мы его не любим?
– Когда кого-то любят, то думают о нем. И он имеет свое лицо. И это лицо хочется все время держать перед глазами. И скучаешь по нему.
– Как верно, – почему-то грустно согласился Артем. – Хочется. И думаешь. – Он снова заулыбался. – Значит, о народе мы не думаем? Ай-я-яй, нехорошо как, уважаемая Мария! Вы же комсомолка, вам положено думать о народе, а не об отдельных его…как вы сказали – представителях!
Мы вернули себе хорошее настроение, но осадок остался. Из-за Саши. Напрасно я вспомнила ее. Получилось – подставила девочку для критики. Нет чувства юмора… Разве это мешает любить? Или из-за этого можно разлюбить? А что она правильная…слишком, то разве это плохо?
Я вот совсем неправильная".
продолжение http://www.proza.ru/2015/01/25/2177