Живое и мёртвый

Максим Лошкарёв
  Слов говорилось так мало, что каждое с лёгкой прытью устремлялось к полному пониманию, расцвечивая волнами семантические узоры в его голове почти идентичные её узорам. Ещё не много и можно будет только молчать. Ей не хотелось, но он знал всё, что она собиралась сказать, и стоило ей только посмотреть на него, только открыть рот, как он уже отвечал на её вопрос. Она смеялась, но скоро ей становилось скучно. А для него было важнее то, что он находил только в ней и её присутствии то,  что не терпело насилия над собой каких либо слов, языка, логики вообще. Тем не менее, мог говорить с ней часами или просто слушать, это никогда не наскучивало.

  «Вика ещё не проснулась и по своей привычке проспит ещё долго» - по привычке думаю я.  У меня предостаточно времени и я успею что-нибудь придумать. Я выхожу на улицу, начинаю вышагивать по тротуару. Идти достаточно далеко, но мне это даже приятно. Вокруг ни души, ещё очень рано, даже не совсем рассвело. Будто город не совсем ещё родился, нет ни только живности шевелящийся в нём повсюду, но и сами его очертания ещё слабо намечены. Но ведь я и так редко вижу всё это. Я из тех, кого больше привлекают какие либо шевеления у себя внутри. Но сегодня там так тихо. Во мне молчат толпы, хмуря лбы и потупив взоры. От напряжённой тишины лопаются перепонки. Я вру без остатков долей правды. Это бескомпромиссная ложь. Стратегия выжженной земли. Надо заморачивать память, иначе, откуда возьмется настоящее. Иначе не сдвинуться с места навстречу будущему. То, что есть, это мир в котором живём, но сама жизнь это нечто иное, это то, что ещё не застыло. Я так не хотел быть миром, но и во мне иногда жили люди. Какой мрак находил на меня, когда я вдруг обнаруживал это, и как горько было, когда они уходили навсегда.
  Теперь, главное, это где достать хоть немного денег. Ничего не идёт в голову. Мысли блуждают по тысячи раз хоженым тропкам и не встречают ничего нового. Я уже начинаю рассматривать возможность стырить хоть что-нибудь из магазина. При моём внешнем виде это сделать трудновато…       Меня отвлекает пришедшее сообщение. Опять от этой настырной девчонки и опять в её духе: выбери, не задумываясь, животное, цвет и любое прилагательное. Я раздражённо плюнул, но ответил: Я ядовитый ёжик с красными иголками, держись от меня подальше! Естественно, этот ответ вызвал бурю эмоций, смайликов и всякой ***ни, но меня вдруг осенило. Я спрашиваю у неё в займы две-три сотни, и она тут же с радостью сбегает со школы, достаёт где-то деньги и бежит мне навстречу. Спасаясь от уколов совести, стараюсь думать о ней с нежностью и благодарностью. Не по годам умная, талантливая, проницательная, такая живая, она заслужила моё пренебрежение только своей детской непосредственностью. Беру деньги (больше чем просил) и сразу же отшиваю её. Расплачиваюсь с ней только обещанием встретиться через пару дней. Она делает вид, что ничего не замечает, смеётся, шутит, обнимает на прощание. На прощание.
  Город уже давно проснулся и шевелит людьми, он тянет ко мне свои руки, смотрит во все окна, навязчиво кричит что-то своими вывесками. Такой знакомый и такой лишний. Я не знаю, как поведу себя, если встречу знакомого. До сих пор ничего, но что будет дальше? Мне хочется ещё времени, и я иду на вокзал, сесть на первую попавшуюся электричку, уехать подальше отсюда.
  Я выхожу в пригороде.  Хоть знакомым мне, но здесь есть пляж, на котором в это время года уж точно никого не будет.
  Крики чаек, холодный песок, вдалеке железнодорожный мост. Приятная диссоциация.  Больше не хочется, чтобы вещи в этом мире соединялись во чтобы то ни было. И мир и я больше этого не выдержат. Я продолжаю перечислять: голое дерево, снег в грязной луже, набежавшая волна, моя рука, бутылка водки, пена после волны, бетонная дамба, перевёрнутая лодка, холод, боль, ты мёртвая лежишь дома на постели.