Музыкальная пьеса
Действующие лица и исполнители:
Иисус
Иуда
Иоанн
Пётр
Фома
Матфей – ученики Иисуса
Мария Магдалина - спутница Иисуса
Анна - первосвященник)
Пилат - римский наместник в Иудеи
Каифа - зять первосвященника Анны
В сценах: ученики Иисуса, Народ Иерусалима, римские воины, ангелы, детский хор.
Место действия – Палестина, Иудея.
Время действия 30 – 33 год н.э.
МУЗЫКА
Драма, лежащая в основе пьесы, развёртывается на фоне безмятежно - го странствия Иисуса и его учеников по прекрасным холмам и долинам Галилеи, утопающих в зелени садов. Между Иисусом и его учениками царит мир и согласие, исполненные братской Любови и нежности, простоты и одухотворения.
Музыкальное вступление, основанное на мелодии песни «Город святых», является одновременно и лейтмотивом всей пьесы. Музыка вводит в обстановку тяготения души к Небесному Духовному Граду и связана с драматической коллизией пьесы. Могут быть использованы музыкальные контрасты на протяжении всей пьесы и в каждом отдельном акте по желанию музыкального постановщика этой пьесы.
Между отдельными актами пьесы желательно использование оркестровых антрактов, где музыка предвосхищает настроение последующих актов. В предпоследнем и, особенно, в последнем акте преобладает напряжённое сценическое действие. Финальная монологическая сцена Иуды отличается здесь наличием музыкального речитатива и включает островки песенной мелодики; для углубления трагизма образа Иуды. Этот приём даёт почувствовать в нём всю глубину черт злодея, замаскированную словесным туманом, балагурством, со зловещим оттенком.
В последней сцене преобладают мрачные, тяжёлые аккорды, подчеркивая жуткий колорит ситуации. Монолог Иуды полон лихорадочного возбуждения; в нём чередуется страх, бешеная ярость, ненависть ко всему на свете. Напряжение непрерывно нарастает.
Последние моменты пьесы в детском дуэте скрашены наивностью и простотой, искренностью и чистотой, символизируя победу добра и света над ложью, мраком и предательством.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
АКТ ПЕРВЫЙ
В глубине сцены, на камне, у берега озера сидит Иисус, одетый в светлые одежды, любуется красками заходящего солнца и чертит палочкой на песке какие-то знаки.
Поодаль от Иисуса сидят на камнях два его ближайших ученика Иоанн и Пётр Симонов. Они стараются не нарушать раздумий Иисуса. Слышится тихий плеск волны и щебет птиц. Доносится нежная, лёгкая песня «Город Святых» (Слова народные), которая, постепенно замирая, становится, лишь фоном разворачивающегося действие пьесы.
Детский хор. (Поёт.)
Вечность святых видится мне,
Дом мой небесный в родной стороне.
Ночью и днём вижу, как наяву,
Город святых, а над ним – синеву...
Странник я здесь, мне трудно в пути.
Но уж немного осталось идти
Цепью земных бесконечных дорог,
Где даже сны в ожиданье тревог.
Припев:
Там, только там – небо чисто от гроз,
Там, только там – в небе тесно от звёзд.
Там звуки арф и повсюду цветы,
Там – моей жизни святые мечты...
К небу возносится песня моя:
«Господи, я умоляю Тебя:
В дом к себе блудного сына прими,
С лаской отцовской меня обними...»
Ночью и днём вижу, как наяву
Город святых, а над ним – синеву...
Вечность святых видится мне,
Дом мой небесный в родной стороне.
Припев:
П ё т р. (Положил свою руку на плечо Иоанну, обращается к нему негромко.) Ты замечаешь, брат Иоанн, с тех пор, как пристал к нам Иуда, словно рыбка-прилипала, наш учитель Иисус часто стал грустить?
И о а н н. (Отвечает, глубоко вздыхая.) Знаешь, брат Пётр, признаюсь сердечно, что с этой поры и мне стало как-то не по себе...
П ё т р. (Говорить с некоторым возбуждением.) Я не знаю никого, кто бы мог сказать об Иуде хоть одно доброе слово. Все в один голос говорят, что он корыстолюбив и коварен, на каждом шагу притворствует и лжёт.
И о а н н . (Говорит, с состраданием к Иуде.) Зачем он ссорит нас всех постоянно? - это же для него самого, в первую очередь, не хорошо...
П е т р. (Подымается с камня, говорить громче.) Он всегда думает о чём-то своём. Заползает тихо, словно уж, а выходит вон – с шумом, как скорпион. Даже у воров, грабителей и лжецов есть друзья-товарищи, кому они говорят правду, а Иуда и честных, и воров поносит, хотя сам первый плут, вор и безобразен - до невозможности. Не наш он, этот противный, рыжий, как бес Иуда из Кариота...
И о а н н. (Осторожно дотрагивается до руки Петра, говорит негромко.) Прошу тебя, брат, говори поспокойней и не так громко, нас учитель Иисус может услышать. Не станем его беспокоить за ненадобностью.
П е т р. (понижая голос) Что я могу поделать, у меня такой нрав, мне невмоготу терпеть всякое зло... (Задумчивый садится на камень.)
И о а н н. (Обращается к Петру извинительным тоном.) Не обижайся на меня, Пётр, я не в обиду тебе сказал, но ради любви к тебе и к Иисусу.
П ё т р. (Скрестил руки у себя на груди.) Вот ещё новости. С чего ты взял, что я обиделся на тебя? Я действительно бываю несдержанный в подобных вопросах и не скрываю этого. Иуда и свою семью бросил на произвол судьбы, ничего не оставил им на пропитание, кроме камней в своём дворе. Вот уж много лет блуждает он от моря и до моря без всякой цели, всюду высматривает своим воровским глазом, где и что плохо лежит. И везде он лжёт и изворачивается хитрый и злой, как кривой бес...
И о а н н. (Старается говорить как можно мягче.) Я даже не заметил, как Иуда оказался среди нас?
П ё т р. (Снова говорит громко и взволнованно.) Да и я не припомню точно, когда впервые оказался рядом с нашим Иисусом этот безобразный рыжий иудей? Ведь он уже давно неотступно, словно тень идёт по нашему пути и хоть ты кол ему на голове теши, хоть ты плюнь ему в глаза, а он утрётся и снова бредёт за нами. С него, всё, как с гуся вода. Так и лезет он ко всем со своими разговорами, пресмыкается перед каждым, заискивает, низкопоклонствует, угождает всем и ехидно улыбается. Он так и бросается всем в глаза и в уши, эта невидаль безобразная и омерзительная...
И о а н н. (Говорит с волнением.) Прошу тебя, брат Пётр, пожалуйста, успокойся немного, говори чуть-чуть потише, видишь, Иисус размышляет. Сегодня вечером он снова будет проповедовать. Согласись, ведь это не просто...
П ё т р. (Говорит тихо.) Сколько раз я пытался суровыми словами отгонять Иуду от Иисуса. Он на короткое время пропадёт, прячется от нас где-то в придорожной пыли и снова незаметно появляется среди нас хитрый, услужливый, льстивый, этот кривоглазый бес. Я всем своим существом чувствую, что в его желании приблизиться к нашему учителю, скрыт какой-то тайный, злой, коварный умысел... Но Иисуса неудержимо влечёт к отверженным и нелюбимым, каким-то светлым, таинственным духом противоречия. Удивительно, что он так решительно принял Иуду. Включил его в круг своих избранных учеников (Долго молча, потирает свои ладони, заговорил совсем тихо.) Вот и сейчас, мы, его ученики, волнуемся, сдержанно ропщем, а Иисус тихо, задумчиво сидит, молча, смотрит на закатное солнце и, может быть, слышит наши волнительные речи, но виду не подаёт.
Пётр. (Музыкальный речитатив.)
Хранит Христос в прозрачной глубине
Своей души, внимательной и чуткой -
Недвижимый прозрачный воздух чистый;
Прекрасен Он - с Отцом наедине...
Всё, что кричит, и плачет и поётся
Людьми, листвою, птиц многоголосьем, -
Хранит его душа и плачь, и пенье,
Прекрасен Он с Отцом в уединенье...
Мольбы, молитвы, жалобы, проклятья
И голоса иной, незримой жизни -
Всё - мир единый, в нём - все люди – братья...
Прекрасен он с Отцом в Его Отчизне.
Вот солнца шар, скатившись к горизонту,
Кострами небеса воспламеняя,
В лице Иисуса, словно отражаясь –
И стал Христос для нас подобен Солнцу
И всё вокруг красно: сады и люди...
И всех Иисус Христос нас равно любит!..
Появляется Матфей. Все ученики Христа поочерёдно обнимаются. Иуда приближается к ним крадучись, с оглядкой, окидывает всех подозрительным, недоверчивым взглядом. Все от него отворачиваются. Иуда, низко кланяясь, выгибая спину, осторожно и пугливо вытягивает свою безобразную голову, чтобы на него обратили внимание. Неизвестно зачем он стал припадать на одну ногу, будто хромает; стал притворяться хилым, больным и несчастным. Не добившись сочувствия и внимания к себе, Иуда отошёл в сторону, присел невдалеке на камень, растирая своё колено, будто ушибленное, потирая рукой у себя в области левой груди, будто у него болит сердце, потирает свои виски, словно его мучительно беспокоит головная боль...
М а т ф е й. (Говорит громко, чтобы слышал Иуда.) Братья, вот уже несколько дней подряд я пытаюсь вытащить из своих ушей шершавые, отравленные занозы лжи и клеветы Иуды. Его безобразные язвительные насмешки над добродетельными людьми, внушают тревогу, что он может и о нас такое говорить. В его голове нет тишины и согласия, во всём ему чудится злой умысел. Недаром лицо его так безбожно деформировано, и чёрный острый глаз его всегда остаётся также неподвижно-застывшим, как и второй его слепой глаз...
П ё т р. (Говорит также громко.) Когда я впервые увидел, как в припадке робости слезиться его единственный полузакрытый глаз, я понял, что такой человек не может принести нам добра...
М а т ф е й. (Говорит в полголоса.) А наш Иисус приблизил его и даже посадил этого Иуду рядом с собой.
Иуда быстро приблизился к ним, уставив на них свой единственный настороженный глаз, и стал лихорадочно прислушиваться. Ученики приумолкли. Иоанн брезгливо отодвинулся от него, а остальные потупились неодобрительно, искоса поглядывая на Иуду. Иуда сел рядом с Иоанном и стал ему громко жаловаться на свои болячки.
И у д а. (Обращается к Иоанну с притворством.) Вот уж кажется, что я со своими болячками сжился душа в душу, они всё же меня донимают. Особенно беспокоит меня грудь (Иуда потирает свою грудь своей огромной ладонью и притворно кашляет.) По ночам меня грудь сильно беспокоит, а когда я восхожу на горы, то сильно задыхаюсь, у меня кружится голова.
М а т ф е й. (С отвращением.) Иуда, вот ты говоришь нам всё это, чтобы разжалобить нас, будто сам не знаешь, что все болячки у человека от несоответствия его поступков с заветами Отца небесного...
И у д а. (Обиженным тоном.) Вот вы не верите мне, братья, а сегодня у меня так прострелило в поясницу, что мне теперь и сама жизнь стала немила...
И о а н н. (Возмущ1ённо.) Тебе самому не противна эта ложь, Иуда? Я не могу более выносить твои притворства и уйду от тебя куда подальше...
П ё т р. (Взглянул на Иисуса, встретил участливый взгляд своего учителя, подошёл быстро к Иоанну, положил ему руку на плечо, желая остановить его.) Подожди, брат... (резко подошёл к Иуде, словно большой камень, скатываясь с горы, похлопал его по согбенной спине, заговорил громко, с подчёркнутой приветливостью.) Теперь ты с нами, Иуда... Это ничего, что у тебя такой безобразный череп и скверное лицо, в наши сети заплывали и более ужасные уродины, но когда мы их сварим, они оказывались вполне съедобными. Рыбаки Господа не выбрасывают из своего улова рыбин только потому, что они в слизи, колючие и одноглазые. Когда я впервые поймал осьминога, я так напугался этого чудища, что поначалу хотел убежать от него и спрятаться где-нибудь в ущелье (Обращается к Иоанну и Матфею.) помните, братья, когда я вам рассказывал об этом случае, вы так смеялись, что долго не могли успокоиться? Наш брат Иуда очень похож на того осьминога, особенно своей левой половиной лица. Я поначалу тоже хотел убежать от него подальше и спрятаться. Теперь я уже привык к нему, и когда он надолго исчезает, мне его очень не хватает.
Все засмеялись, Иуда улыбнулся, но тягостное состояние у него осталось. Слишком уж это сравнение с осьминогом было правдоподобным. Огромный единственный глаз, жуткие щупальца, которыми он в любую минуту готов обнять, раздавит и равнодушно высосет жизнь у своей жертвы. Пётр и Матфей уходят за кулисы.
И у д а. (Приблизился к Иоанну, обратился к нему.) Почему ты молчишь, Иоанн, твои слова подобны золотым, молодильным яблокам из волшебного сада, подари хоть одно из них своему брату Иуде, который беден и нелюбим всеми... (Иоанн пристально посмотрел в широко раскрытый единственный глаз Иуды и молчал. Иуда, словно уж отполз от Иоанна и скрылся за кулисами.)
Ио а н н. (Подошёл к Иисусу, присел рядом с ним на траве, приветливо обратился к учителю.) Нам пора идти, учитель, люди уже собрались, хотят услышать твою проповедь в саду у храмовой стены... (Иисус с Иоанном уходят)
АКТ ВТОРОЙ
Утро в летнем саду. Слышно разноголосое пение птиц. На лужайке сидят небольшими группами все двенадцать учеников Иисуса. Рядом с Иисусом расположились Иоанн, Пётр, Фома и Иуда. Иисус исполняет песню «Разве друга ищут», ученики подпевают ему на припеве (последние две строки каждого куплета).
И и с у с. (Поёт.)
Так уж получилось, что сошлись дороги
Вовсе незнакомых, но сошлись в одну...
Если вдруг в дороге грусть вас потревожит,
Знайте: я с любовью руку протяну!..
Если же несчастье вдруг на вас нагрянет,
На ресницах ваших заблестит слеза,
Знайте: сквозь туманы я с любовью гляну
Очень осторожно – в самые глаза...
С другом можно плакать, можно и молиться,
С другом можно просто сесть и помолчать...
Кто сказал, что с другом можно не считаться?
Друга первым делом надо уважать.
Разве друга ищут, разве выбирают?
Друг приходит в сердце просто невзначай.
Разве другом в жизни всякого считают?
Недруга от друга надо отличать...
После исполнения песни все ученики разом живо заговорили, каждая группа говорила о чём-то своём. Послышались смех и шутки. Иисус встал, воцарилась тишина, и все ученики встали. Иоанн подал Иисусу небольшой общинный денежный ящик, Иисус протянул его Иуде. Иуда расплылся в улыбке, и единственный его живой глаз засверкал невероятным таинственным блеском.
И и с у с. (Вручая Иуде денежный ящик, говорит очень просто.) Иуда, учитывая твою деловую смекалку, наше братство доверяет тебе общинную кассу. Вместе с этим, на тебя ложатся все хозяйственные заботы: покупка необходимой пищи и одежды, раздача милостыни, а во время странствований, ты будешь приискивать нам место для остановок и ночлега.
Иуда принял из рук Иисуса общинную кассу с нескрываемой радостью, но слишком суетился: он перекладывал ящик с одной руки на другую, или словно прятал его у себя за спиной. Как-то странно улыбался, благодарил и кланялся так низко, что вызвал всеобщий смех, но при этом он и сам Иуда громче всех смеялся. Иисус сел, и все ученики последовали его примеру.
И у д а. (Быстро заговорил, окидывая всех торжествующим взглядом.) Вот увидите, братья, я оправдаю ваше доверие. Я удовлетворю все ваши ожидания и предвосхищу самые смелые ваши мечты. Вы увидите, что не прогадали, поручив мне свою денежную кассу, напротив, скоро вы скажите: «Нам так не хватало казначея-Иуды!..» (Заметив, что все ученики иронически улыбаются, Иуда решил поменять тему разговора.) Я вижу, что мои слова делают вашу жизнь похожую на смешную, а иногда и на страшную сказку - это хорошо. Иначе жизнь может покрыться болотной тиной. Я хорошо знаю всех людей. Каждый человек совершил в своей жизни какой-либо дурной поступок или преступление и не признаётся себе в этом. Стоящие люди умеют основательно скрывать свои дела и мысли. Но если такого человека окружить вниманием и приветом, да с умом выспросить, то из него потечёт всякая мерзость, как из проколотого гнойника... Я сам иногда лгу, чего греха таить, но нет в мире людей обманутых более чем я.
Меня легко обманывают даже животные. Известное дело, что если захочешь приласкать собаку, то она может укусить за пальцы. Станешь колотить собаку палкой, так она начинает лизать ноги и смотреть преданно в глаза. (Иуда окинул всех испытывающим взглядом.) Однажды я не рассчитал, когда воспитывал палкой одну кусачую собаку; я прибил её до смерти. Потом закопал её, а сверху положил большой камень и, чтобы вы думали? - она по ночам стала приходить ко мне и тревожить меня своим весёлым лаем, словно она сошла с ума. А я не пойму, то ли мне снится это, то ли наяву... (Все смеются над ним, Иуда говорит с притворной обидой в голосе.) Вам вот смешно, а мне было не до смеха, она приходит ко мне каждую ночь и лает вот так (Иуда стал на четвереньки, изображая собаку и начал лаять): тяф, тяф, гав... гав, гав, тяф!.. (Все присутствующие громко смеялись. Иуда смотрел на всех с торжествующим взглядом, и высказал признание): Но если сказать правду, то я пошутил. Собак я никогда не убивал. Мне просто хотелось развеселить вас...
П ё т р. (Говорит строго.) Иуда, меня ты не развеселил. И что у тебя за привычка такая: всегда говорить неправду? Часто ты рассказываешь нам неправдоподобные вещи, обвиняешь всех без разбору, даже самых почтенных людей во всяких невероятных грехах. Ну, а твои родители, разве были они лишены добродетелей?
И у д а. (Уставился единственным неподвижным глазом на Петра долго, с подозрением смотрел на него.) Разве я могу знать, кто был мой отец, об этом надо спросить у моей матери. Может быть, у меня было много отцов – козлов и индюков... (Все присутствующие с возмущением смотрели на Иуду.)
М а т ф е й. (С возмущением.) Разве не сказано было Соломоном: «Кто злословит отца своего и мать свою, того светильник погаснет среди глубокой тьмы?
И о а н н. (Спросил, выговаривая по словечку.) А что ты скажешь о нас, Иуда из Кариота?..
И у д а. (С притворством замахал на Иоанна обеими руками, заныл голосом нищего, безуспешно просящего подаяния у прохожих.) Ну, зачем, скажи, Иоанн, ты так немилосердно искушаешь бедного Иуду? Зачем вы смеётесь и хотите принизить бедного, доверчивого Иуду?..
П ё т р. (Взял Иуду за рукав одежды, отвёл в сторону, приблизил его к себе и тихо, но грозно спросил.) А что ты думаешь об Иисусе? Только не шути, прошу тебя...
И у д а. (Злобно взглянул на Петра, ответил громко.) А ты сам что думаешь?
П ё т р. (Вздрогнул оттого, что Иуда пытается громко решить этот вопрос, и снова тихо произнёс.) Я думаю, что Иисус – возлюбленный сын Всевышнего Господа нашего.
И у д а. (Говорит вызывающе громко.) Зачем же ты спрашиваешь меня о том, в чём сам убеждён?
П ё т р. (Снова говорит тихо.) Но, а ты любишь Иисуса, ведь судя по твоим словам, Иуда, ты никого не любишь...
И у д а. (Ответил отрывисто со злобой.) Люблю... но кому, какое дело... (Резко повернулся и ушёл за кулисы, унося с собой ящик с деньгами.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
АКТ ТРЕТИЙ
У входа в грот, выложенного из камней в виде арки, увитой мелкими белыми цветочками, сидят Иуда, считает деньги, рядом с ним сидит Фома, плетёт корзину.
Иуда достаёт из ящика монеты играет ими: набирает их целыми пригоршнями и сыплет их снова в ящик, с удовольствием слушает их звон, или берёт по одной монетке, рассматривает их на солнечном свете и пробует на зуб. Разговаривает громко сам с собою или обращается к Фоме.
И у д а (Говорит с восторгом.) Ну вот, денежный ящик у Иуды сделался почти полным, уже и носить его стало тяжеловато. А я, грешным делом, думал, что все люди плохие, но они хорошие, легковерные и не скупятся давать мне деньги, когда я после проповеди Христа «причаливаю» к ним и прошу не скупиться. Вот вы меня осуждаете, говорите, что я слишком привязан к деньгам. Ну конечно, Иуда плохой. Снова и снова Иуда обманут, вечно из меня хорошего - делают плохим. Обманывают бедного, доверчивого Иуду из Кариота на каждом шагу. (Обращается к Фоме, голосом полным притворства.) Согласись со мной, Фома, что в деревне, из которой мы только что ушли, обитают нехорошие люди, по-моему, они даже намеревались побить нас, будто мы прошлой ночью украли у них козу. А ведь я говорил Иисусу, что не нравится мне это селение, лучше б его было обойти стороной. Но Иисус меня не послушал. Когда вы уже все ушли из села, мне не просто было остудить их гнев, они хотели догнать вас и побить камнями. А что сделал Иуда? Я разыграл такую сцену, изображая то разгневанного безумного, то кроткого ангела; я умолял их, я падал на землю и бился в припадке, я бешено метался перед ними, умолял их и лгал им, я раздирал на себе одежду. Меня даже грозились убить, но оказалось, что они вскоре нашли свою козу, которая запуталась в высоких, колючих кустах шиповника. Но Иисус не оценил мой подвиг. Напротив, даже перестал замечать меня, хотя я всегда пытаюсь быть у него на глазах... Раньше он всегда улыбался на некоторые мои удачные шутки и, если долго не видел меня, то спрашивал: где же наш Иуда? А теперь глядит на меня и точно не видит Иуду, или поворачивается ко мне спиной. Не оценил Иисус моего подвига, а ведь я, возможно, спас всех вас... Что же ты молчишь, Фома, будто каменный?.. (Фома ничего не ответил Иуде.)
Ф о м а (Поёт.)
Мужайтесь, братья-моряки,
Хоть грозен бурный вал,
Вдали видны уж маяки,
Их свет нам засиял.
Душой Свободу возлюбя,
Кладём предел скорбям.
Пристать достойно надо нам
К небесным берегам.
Награда, братья, уж близка:
В той гавани покой.
Долой, унынье и тоска.
Возрадуйтесь душой!..
Сплотимся, как одна семья,
Крепите паруса,
На берегу нас ждут друзья,
Слышны их голоса...
Не падать духом, моряки,
Нам унывать нельзя.
Всё ярче светят маяки,
Бог в помощь вам, друзья!..
И у д а. (Жалуется Фоме.) Эх, Фома, Фома!.. Вот и ты, пытаешься не разговаривать со мной, а ведь ещё недавно, ты допытывался о каждом моём слове, так что мне не было от тебя никакого спасения. И мне всё только говорил: это надо доказать. Ты сам это слышал? А кто ещё там был кроме тебя? А как его зовут?.. Докапывался до каждой мелочи так, что я иногда и закричу на тебя: Ну, чего ты хочешь? Я всё сказал тебе, всё!.. Но ты также невозмутимо продолжал меня допрашивать, пока я не закричу на тебя: какой ты глупый, Фома, как это вот дерево, стена или осёл. Вот только тогда ты отставал от меня на минуту, а в следующую минуту снова спокойно говорил мне: нет, ты всё-таки докажи мне... Я просто готов был уже упасть без памяти, а ты всё твердил своё... А что случилось теперь? Почему ты всё молчишь и молчишь, Фома, а? Почему ты ни о чём меня не спрашиваешь, а? а? (Фома продолжал плести свою новую корзину и хранил молчание, Иуда заныл голосом несчастного.) Вот так и Иисус. Для всех он нежный и прекрасный цветок, благоухающий, как нежная иорданская лилия, а для Иуды достаются взгляды, колючие, как шипы у розы... Словно у Иуды каменное сердце и нет души... (Садится рядом с Фомой, трогает его за рукав.) Скажи, Фома, ты любишь нежную иорданскую лилию, у которой лёгкий румянец на щеках и стыдливые глаза?..
Ф о м а. (Долго молча, смотрит на Иуду, отвечает неохотно.) Иорданскую лилию я обожаю и мне приятен её благоухающий запах, но я никогда не встречал лилию с румянцем на щеках и чтобы у неё были стыдливые глаза...
И у д а. (Противно смеётся.) Ой, Фома, Фома, как же трудно достучаться в твои ворота. Разве ты забыл, что вчера рукастый кактус своими острыми ногтями разодрал твою новую одежду, которую только что мы купили на деньги, взятые из нашей кассы, вот в этом самом ящике. (Указывает Фоме на ящик с деньгами; Фома посмотрел на ящик и молча, пристально стал с удивление рассматривать Иуду.) Если у кактуса есть руки, то почему у лилии не может быть глаз? (противно хихикает) Что ты на меня так смотришь, Фома, как будто никогда меня не видел?.. Вставай, поднимайся, Фома, доплетёшь свою корзину для продуктов в следующий раз. Видишь, наши братья снова отправились в путь. Посмотри они идут по пыльной дороге гуртом, как стадо баранов. А ты умный, Фома, поэтому всегда ходишь позади их. А я, прекрасный, бесценный Иуда, словно жалкий раб, буду идти следом за тобой...
Ф о м а. (Спрашивает у Иуды с простодушием.) Чем это можно объяснить, Иуда, что ты сам себя величаешь прекрасным и бесценным?
И у д а. (Смеётся.) Я красив в поступках, Фома, и бесценен денежными сокровищами, которые я оставляю в надёжных местах под камнями на каждом нашем привале и готов с тобою, Фома, поделиться. Ты ведь не глупый, Фома, но если к этому прибавить ещё и богатство, цены тебе не будет...
Ф о м а. (Резко встал со своего места, подошёл к Иуде вплотную.) Ты что, Иуда, всерьёз предлагаешь мне такую предательскую, подленькую сделку?..
И у д а. (Быстро отошёл от Фомы в сторону.) Да пошутил я... Ты что, Фома, совсем шуток не понимаешь? То-то я и вижу, Фома, что у тебя лоб, как медный... Пошли догонять братьев, а то мы сильно отстанем от них... (Фома уходит, то и дело, оглядываясь, перекладывая ящик с деньгами, из одной руки в другую.)
Ф о м а. (Кричит ему вслед.) Ври, ври, да знай же меру...
Поднимает камни один за другим, осматривать под ними. Он с трудом переворачивал и отваливал их в разные стороны. Под камнем, на котором сидел Иуда, он вдруг увидел деньги и воскликнул:
Так, так!.. Пошутил, говоришь, Иуда!.. Говоришь, что Фома шуток не понимает... Хорошие у тебя шуточки, братец Иуда!.. Вот почему ты стонешь и скрипишь зубами по ночам. Вот почему ты жаловался мне, что не любит тебя Иисус. Ты лжёшь, крадёшь и злословишь постоянно; как же ты хочешь, что бы мы любили тебя? (Берёт под камнем, спрятанные Иудой деньги и, словно спохватившись, громко восклицает.) Господи, братья мои теперь ушли далеко (Поспешно уходит.)
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
Между двумя высокими камнями ученики Иисуса мастерили для него как бы шатёр для отдыха от полуденного солнечного зноя. Рядом со своим учителем были все ученики кроме Иуды, Фомы и Петра. Пока делался шатёр, другие ученики, расстелив свои плащи, сели на них вокруг Иисуса, развлекали его весёлыми речами и шутками. Иоанн сплетал из цветов венок для учителя. Звучала негромкая песня детского хора. *
Белые, бледные, нежно-душистые
Грезят ночные цветы.
С лаской безмолвной лучи серебристые
Шлёт им луна с высоты.
Силой волшебною, силой чудесною,
Эти цветы расцвели;
В них сочетались с отрадой небесною
Грешные чары земли.
Трудно дышать... Эта ночь опьянённая,
Знойной истомой полна.
Сладким дыханьем цветов напоённая,
Душу волнует она.
Шепчут цветы свои речи беззвучные,
Тайны неведомой ждут.
Вплоть до рассвета, с луной неразлучные,
Грезят они и поют!..
* слова Е. Варжевской
Смолкла песня хора. Иоанн закончил плести свой цветочный венок, с нежностью возложил его на голову Иисусу, под радостные возгласы всех учеников. Затем Иоанн нашёл между камней, голубенькую, маленькую ящерицу, и с нежностью, тихо смеясь, передал её из своих ладоней Иисусу. Иисус с улыбкой рассматривал ящерицу и раскрыл свои ладони. Ящерица быстро убежала за камни под весёлые улыбки собравшихся.
Закончив сооружение шатра, и, увидев усталость Иисуса от жары, ученики предложили ему отдохнуть в тени. Иисус лёг в шатре, а ученики удалились на небольшое расстоянии, стали вокруг Иоанна и о чём-то вели тихую, мирную беседу. Появились Пётр, Фома и Иуда. Разгневанные Пётр и Фома, почти волоком притащили Иуду к Иисусу, держа за ворот его платья. Испуганный, бледный Иуда не сопротивлялся. Он двумя руками прижимал ящик с деньгами к своей груди, принимая покорный вид раскаявшегося вора.
П ё т р. (Говорит с возмущением, громко обращаясь к Иисусу.) Учитель, полюбуйся на него... Вот он вор!.. Он крадёт наши общие деньги и прячет их под огромными камнями...
Ф о м а. (Гневно, обличает Иуду в воровстве.) Он только прикидывается немощным и больным, но поднимает огромные камни и прячет под ними наши деньги. И меня пытался подговорить стать его сообщником... (Иисус молчал. Он внимательно и строго взглянул на Петра и Фому. Они смутились, разжали руки, отпустив ворот Иуды.)
И у д а. (С видом глубоко раскаивающегося преступника, смиренно взглянул на Петра и на Фому, проговорил голосом полным страдания.)
Простите, братья, меня бес попутал... (Иисус строго взглянул на Петра и на Фому, и они отошли в сторонку. Иоанн приблизился к шатру, но не решился приблизиться к Иисусу и Иуде. Постояв у входа в шатёр, Иоанн подошёл к своим братьям.)
И о а н н. (Обратился к братьям.) Учитель сказал... что Иуде можно брать денег, сколько он захочет и что никто не должен его осуждать за это. Он сказал, что деньги принадлежат ему, как и всем остальным братьям. Учитель сказал Иуде, что братья его тяжко обидели и за это им должно быть стыдно... (Пётр сердито засмеялся.)
И о а н н. Не хорошо, брат. Зачем ты сейчас смеёшься?.. (Из шатра вышел Иуда, криво улыбаясь; Иоанн подошёл к нему и трижды поцеловал его; все братья, кроме Фомы, последовали примеру Иоанна.)
П ё т р. (Подошёл к Иуде последним, говорит извинительным тоном.) Все мы тут глупые и слепые, Иуда, одному Иисусу дано истинно видеть твою душу, а потому не таи на нас обиды. Позволь тебя поцеловать, Иуда...
И у д а. (Скривился в улыбке.) А почему бы и тебе не поцеловать меня, брат Пётр? (Пётр целует Иуду и говорит Иуде на ухо громко, чтобы все слышали.) А я по своей глупости, чуть было тебя не удушил; брат Фома схватил тебя за шиворот, а я ухватил тебя прямо за горло; тебе, наверное, больно было, Иуда?..
И у д а. (Страдальчески потрогал себя за горло.) Да вот и сейчас ещё немного побаливает, но это ничего, это всё пройдёт...
И о а н н. (Обращается к Фоме.) Ну а ты, Фома, что же не целуешь своего брата Иуду?..
Ф о м а. (Смутившись.) Брат Иоанн, я ещё не решился на этот мужественный поступок, мне надо подумать, надо побороть в себе отвращение...
Все отошли в сторонку, Фома сел на землю там, где он только что стоял, стал чертить на песке пальцем... Иуда присел с ним рядом. Он раскрыл свой денежный ящик и, звеня монетами, пристально уставился на Фому, стал громко с притворством считать деньги.
И у д а. (Считая деньги вслух.) Одна, две, три... Смотри Фома, снова мне дали фальшивую монету. Какие же всё-таки люди мошенники? Они даже жертвуют фальшивые монеты. Четыре, пять, шесть... а потом опять кто-то из вас скажет, что Иуда крадёт деньги... Семь, восемь, девять...
Ф о м а. (Встал, подошел к Иуде.) Я всё понял, Иуда. Иисус, безусловно, прав. Не надо нам на больных обижаться. Позволь мне поцеловать тебя в знак примирения?..
И у д а. (засмеялся) Ты решил меня осчастливить своим поцелуем, Фома, тридцать один, тридцать два, тридцать три. Вот тридцать три динария, Фома, не хочешь ли проверить?..
Ф о м а. Зачем проверять, мы и так тебе верим, если тебе на что-то нужны деньги, ты можешь брать себе, Иуда, сколько хочешь...
И у д а. (Зло смеётся.) И тебе, Фома, потребовалось дополнительное время, чтобы лишь повторить слова своего учителя? Боже, боже, ну можно ли Иисусу похвасться такими учениками, как Фома, который может только повторять за своим учителем, как попугай?..
Ф о м а. (Говорит спокойно.) Не надо так грубо, брат. Я теперь всё понял и больше не сержусь на тебя.
И у д а. (Ехидно.) Сегодня в полдень ты назвал меня вором, ближе к вечеру называешь меня братом. О!.. Как ты назовёшь меня завтра утром, Фома? Вот мы сейчас подошли к горе, упёрлись в неё головами словно ослы. А этот ветер вольный, он легко перелетает через эти скалы и мчится дальше вольный и могучий.
(Иуда показывает рукой, как ветер, легко преодолев преграду, летит по белому свету, всё дальше и дальше. Иуда с иронией взглянул на Фому и рассмеялся.)
Ф о м а. (Смотрит на Иуду безмятежно.) Это хорошо, что тебе весело даже в такие позорные моменты в твоей жизни, Иуда. Ты смейся, смейся больше. Беспричинный смех – это твоё единственное лекарство...
И у д а. (Говорит с чувством превосходства.) Как же не посмеяться мне, Фома, меня все нынче целуют и просят прощенья и я так необходим вам с вашим ущербным умишком, весь источенный прожорливой молью.
Ф о м а. Я чувствую, что мне лучше сейчас отойти от тебя...
И у д а. (Поучительным тоном.) Эх, Фома, Фома, ты даже и шуток не понимаешь. Я шутил с тобой с тем, чтобы узнать: истинно ли ты желаешь поцеловать Иуду и не раскаешься ли потом, когда узнаешь, что те три динария, которые я припрятал под камнем, предназначались для блудницы, которая ничего не ела уже целые три дня...
Ф о м а. А ты уверен, Иуда, что блудница действительно ничего не ела эти три дня?
И у д а. Еще, как уверен. Все эти три дня я был рядом с ней, и она ничего не ела, она лишь пила красное вино...
Ф о м а. (С возмущением.) Если в тебя сейчас не вселился дьявол, то, что всё это значит?.. (Повернулся и пошёл от Иуды прочь.)
И у д а. (Рассмеялся вслед Фоме.) Эх, Фома, Фома, ты неисправимый чудак. Никаких шуток ты не понимаешь...
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
АКТ ПЯТЫЙ
В доме Лазаря в Вифании Иисус возлежал на невысоком ложе, так, что его ученики, Иоанн и Пётр, сидя у его изголовья, могли общаться с ним, глядя ему прямо в очи. Мария Магдалина сидела у ног своего Иисуса неподвижно, как изваяние и любовалась его лицом. И ученики, и Иисус были молчаливы и навеяны мягкой задумчивостью, из которой тихо рождалась песня. Пелось о чём-то загадочно-прекрасном и величественном в вечности. Иоанн очень осторожно прикоснулся к одеждам Иисуса, стараясь не побеспокоить его, тихо запел нежную песню, Мария и Пётр вторили ему припевом, стараясь петь мягко и с большим воодушевлением.
.
Едва, едва в степи проснулось утро
И зорькой зарумянился Восток,
Как вдруг, сверкнул фонарик изумрудный –
То засиял росинкой лепесток.
Той капелькой, что небо отражает
И звёздный всплеск - в предутренней тиши.
По ней брильянтов чистоту равняют,
По ней равняют чистоту души!
Росинка живо, радостно светила,
Но песню света вдруг оборвала –
Она собой ромашку напоила,
Чтоб та - к восходу солнца расцвела!..
Жила росинка лишь одно мгновенье,
Жила в тени лишь до начала дня, -
Но разве - недостойно поклоненья,
Что прожила она - не для себя?!
(Смолкла песня, все блаженствовали в молчанье. К двери осторожно, крадучись подошёл Иуда и прислушался.)
П ё т р. (Обращаясь к Иисусу.) Учитель, когда я не смог поднять камень, который поднял Иуда, выдававший себя немощным, я просил тебя помочь мне, ибо не хотел, чтобы Иуда был сильнее меня. Но ты отказал мне тогда. Почему, скажи, учитель?
И и с у с. (Улыбнулся.) А кто поможет Искариоту?.. И чтобы ты не возгордился... Смотрящий кротко помилован будет, а стоящий в воротах стеснит других...
П ё т р. (С удовлетворением.) Учитель! Тебе ведомы все глаголы жизни...
Воцарилось молчанье.
И у д а. (Негромко в сторону. Почему Иисус не любит меня? Разве я не сильнее, не умнее, не лучше всех остальных братьев? А сколько я добра им сделал и всё не в счёт. Иисус словно не замечает моих достижений. Ведь это он про меня сказал, что неплодоносную сухую смоковницу надо срубить секирою. Но они боятся меня смелого, сильного, мудрого Иуду! Иисус любит этих безвольных, раболепных людей, которые при первом же серьёзном испытании покинут его. А ведь какого бы я мог дать ему Иуду, если бы полюбил Иисус меня хоть немного... И я мог бы стать любимым учеником Иисуса, не хуже Иоанна, но теперь он погибнет, а вместе с ним погибнет Иуда... (Плачет.) Я, Иуда не отдам своего места возле Иисуса ни здесь, на этой земле (Указывает пальцем в землю.) ни там, на небе (Указывает пальцем в небо.) Желают ли они все этого или не желают, мне всё равно. Слышите ли вы там, на небе? (Плачет, простирая обе руки к небу.)
Наконец-то мне, сегодня, удалось встретиться с первосвященником Анной и убедить этого недалёкого фарисея в необходимости арестовать Иисуса. Анна не сумел разобраться в моих хитросплетениях правды с ложью, что Иисус опасен настолько, что заслуживает казни.
Насколько же алчный Анна, что за моё столь невероятное предательство, он предложил мне всего только тридцать сребреников. За Иисуса Назарея тридцать сребреников! Вы слышите, там - на небесах: тридцать сребреников! За Иисуса! Да эта цена не стоит и единой слезы Иисуса. А сам он, Анна, сколько заработает на этом деле? Хе-хе! Он, этот глупец, вздумал ограбить меня, вырвать у меня кусок хлеба. Хотел бы я посмотреть на него, скудоумного, когда я выйду на площадь и закричу на весь Иерусалим, что Анна ограбил бедного Иуду! Пусть меня люди спасут от этого вора и мошенника...
(Иуда вздохнул и решился войти. Пётр собирался уже накрывать на стол вечереть, увидев Иуду, Пётр обратился к нему по обыкновению громко.)
П ё т р. (Обращаясь к вошедшему Иуде.) Где ты всегда пропадаешь, непоседливый брат Иуда? (Иуда настороженно улыбнулся.) Ну-ка, умный, благоразумный Иуда, подтверди-ка, что ты мне недавно говорил, кто будет первым возле Иисуса в царствии небесном Иоанн или же я? (Иуда посмотрел на Иисуса и молчал.)
И о а н н. (Обращаясь к Иуде.) Не стесняйся, подтверди, брат Иуда, как ты мне недавно сказал, что я буду первым возле Иисуса? Так кто же будет первым?..
И у д а. (Не отрываясь, смотрел на Иисуса, ответил с важным видом.) Первым возле Иисуса буду я!.. (Иуда ткнул себя в грудь для большей убедительности.) Я никому из вас не уступлю своего достойного места возле Иисуса... (Иисус медленно опустил свой взор; Иуда резко повернулся и вышел. Ученики молчали, поражённые дерзостью Иуды.)
П ё т р. (Наклонился к Иоанну, проговорил негромко.) Ты слышал, брат Иоанн!.. Так вот какие мысли-то гнездятся в голове у нашего брата Иуды (Все пребывали в задумчивости.)
АКТ ШЕСТОЙ
Мария Магдалина держит в своих руках необыкновенно нежные белые цветы. Она исполнена тихой радости и нежной грусти, улыбается, а то и засмеётся, разговаривает сама с собой, любуясь нежными, молоденькими весенними цветами.
М а р и я. (Прижимая к себе букетик нежных цветов.) Господи, сама нежность эти цветы!.. И где только находит их Иуда? Сам их не дарит Иисусу, а просит меня об этом и наказывает, что бы я не говорила Иисусу от кого эти цветы, пусть сам догадается... Какой же он странный этот безобразный Иудей. В последнее время он так трогательно внимателен к Иисусу. Стал какой-то стыдливый и робкий, как девушка в пору первой любви. И ко мне он стал относиться иначе, с таким интересом расспрашивает меня о милых привычках Иисуса. Стал приносить маленьких, смешных детей, чтобы мог, позабавился с ними Иисус (Смотрит на цветы задумчиво.) Странный какой-то этот рыжий Иуда. То до страсти не любил Галилею, а теперь стал искусно заводить разговоры о Галилее, столь милой Иисусу; с её тихой водой, зелёными берегами и удивительно нежными цветами. Иисус, вспоминая о Галилее, словно оживает после пустынного зноя Иудеи (Мария тихо смеётся.) Наш Иисус стал подобен благоухающей лилии. Господи, я уже сейчас чувствую себя как на небе, как же тогда можно чувствовать себя в раю?!
Эти нежные цветы я положу на столе рядом с Иисусом (Поёт с большим чувством.)
Ах, зачем на земле расцветают цветы,
Эти милые божьи создания?
Расцветают на миг, как порою мечты
Среди горькой юдоли страдания.
Но не плачут они, и не ропщут они
В этом празднике жизни для Бога;
Что так кратки их ясные, светлые дни,
И что дышат они так не долго.
Как прекрасен у них этот милый наряд,
Ароматный, воздушный и нежный.
Как ласкает порою усталый наш взгляд -
Этот милый цветок безмятежный.
И поникнут головки, увянут цветы,
Подарив волшебство на мгновенье, -
В увяданье их, сколько немой красоты,
Столько в них простоты и терпенья!..
(Появляются Фома, Матфей, Иоанн и Пётр. Они принесли фрукты, хлеб, вино. Поставили на стол.)
П ё т р. (Обращается к Марии.) Сестра Мария, помоги, пожалуйста, нам разложить всё это на столе, чтобы красиво было на нынешней вечере в день опресноков, в который по обычаю надлежало закалывать пасхального агнца (Внимательно смотрит на Марию.) Что это с тобой происходит? ты сегодня не такая как всегда, а словно с неба ангелом к нам слетела... Что это у тебя за цветы, такие дивные? Где ты смогла их - такие удивительно-нежные цветы отыскать?
М а р и я. (Смутившись.) Эти цветы для Иисуса. Вот его место за столом и здесь самое место для цветов.
(Бережно, с любовью кладёт цветы на стол, и несколько раз поправляет их. Начинает незамедлительно разбирать продукты, раскладывать их на столе, и мыть фрукты. Пётр, Иоанн и Матфей помогают ей, а Фома присел на скамью, наблюдает... Появляется Иуда. Принёс два меча в ножнах. Стал брать их по одному, вытаскивать из ножен, любоваться ими. Некоторое время никто на Иуду не обращал внимания.)
И о а н н. (Обращается и Иуде.) Откуда у тебя эти мечи и для чего они нам нужны? Мы же не воины...
И у д а. (Произносит не громко, словно говорит про себя.) Всё это, конечно, так, брат Иоанн, вы не воины, но ведь вы собираетесь покорить Иерусалим для полного торжества дела Иисуса. А такое путешествие небезопасно, ибо весьма грозная ненависть фарисеев к Иисусу (Иуда поднял меч над головой.) Нужно беречь Иисуса! Может быть, придётся заступиться за него, если возникнет такая необходимость...
И о а н н. Они не посмеют тронуть Иисуса, они видели, как народ встречает его в Иерусалиме. Весь народ идёт за ним...
И у д а (Повысив голос.) А что если они всё-таки посмеют, что тогда вы станете делать?..
П ё т р. (Подошёл к Иуде, взял у него меч, вытащил его из ножен, полюбовался им.) Хороший меч нам не помеха. Но не думай, Иуда, что только ты любишь Иисуса и заботишься о нём!..
И у д а. (Словно крючок, зацепился за слово Петра.) А ты, Пётр, основательно любишь Иисуса? Смотри, если наступит страшное время испытания для нас - не дрогни тогда...
Ф о м а. (Настороженно.) На какое испытание ты намекаешь, Иуда?
И у д а. (Пронзительно смотрит на Фому.) Если сам ты, Фома, не догадываешься, то послушай Марию Магдалину, которая постоянно отговаривает Иисуса от предстоящего путешествия в Иерусалим. А ты вот не выбрал себе меч из тех, которые я принёс.
Ф о м а. (отвечает рассудительно) Мы не умеем обращаться с оружием, так как владеют им римские воины. Уж не хочешь ли ты всех нас погубить, Иуда?
(Иуда ничего не ответил Фоме, только махнул на него рукой и подошел к Марии.)
И у д а. (Обращаясь к Марии.) Вижу я, Мария, что ты положила мои цветы на стол для Иисуса, умница. А те лилии, что я вчера давал тебе, ты предложила их Иисусу? (Мария одобрительно кивнула головой.) Умница, Мария, хвалю тебя за это. Рад ли он был моим цветам?
М а р и я. Да, он очень обрадовался и сказал, что таких лилий много в Галилее.. Ты просил, чтобы я не говорила ему о том, чьи это цветы, и я не сказала ему об этом...
И у д а. (С досадой.) Эх, женщины, женщины, что вы за племя такое? Ты, Магдалина, конечно, правильно поступила, что не сказала – от кого цветы, но ведь ты могла же об этом просто проговориться, будто невзначай...
(Иуда не получил ответа, ушёл в тёмный угол и сел там никем неприметный. Собрались все ученики. Иисуса вошёл в дом следом за своими учениками.)
И и с у с. (Подавляя печаль в душе своей, окинул учеников своих ласковым взглядом.) Вот какая горница большая и красиво устлана для братского пира. Возляжем мы, братья, за праздничным столом. Очень желал Я с вами отметить сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду, есть её, пока она не совершится в Царствии Божьем.
(Все ученики возлегли, как можно удобней вокруг праздничного стола. Пётр и Иоанн расположились рядом с Иисусом, а Иуда – рядом с Фомой.)
И и с у с. (Взяв чашу и, благодарив, сказал.) Примите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. Сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается. Рука, предающая Меня со Мною за столом; впрочем, Сын Человеческий идёт по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается. (Ученики зашумели, но Иисус остановил их гомон.) Вы, кто пребывает со Мною в напастях Моих, я завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство. Да едите и пьёте за трапезою моею в Царствие Моём, и сядете на престолах судить судом праведным.
П ё т р. (Говорит твёрдо.) Господи! С тобою я готов в темницу и на смерть идти.
И и с у с. Говорю тебе, Пётр, не пропоёт петух сегодня, как ты трижды отречёшься, что не знаешь Меня.
(Иисус взял хлеб и, благодарив, преломил и подал ученикам своим, говоря: Сие есть тело Моё, которое от вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Ученики снова зашумели, как пчелиный рой.)
Ф о м а. (Обращается строго к Иуде, глядя пристально ему в глаза.) Ты знаешь, кто предаст Иисуса?
И у д а. (Криво улыбнулся.) Да я знаю, Фома (Задумался и ответил язвительно.) Ты, Фома и все братья предадут Иисуса... Иуда поднялся (Говорит в сторону, в полголоса.) Иисус, зачем ты так смотришь на Иуду? Вели мне остаться, и приблизь меня к себе. Что же Ты молчишь? Позволь мне остаться, или Ты не хочешь, а может быть, Ты не можешь остановить сильного Иуду? Ты всё молчишь? Ты приказываешь мне идти? Я иду предавать тебя в руки врагов твоих. Я иду... (Иуда уходит.)
АКТ СЕДЬМОЙ
Светит яркая луна. Ученики робко двигаются толпой по Гефсиманскому саду, пугаясь даже собственных теней, они медленно идут, с робостью придерживаясь друг за друга. Большая часть учеников осталась в начале сада, расстелив свои плащи, легли на них для ночлега. Иисус вместе с тремя ближайшими учениками ушли вглубь сада и остановились, раскинув плащи, возлегли на землю в сени деревьев при лунном свете.
И о а н н. (Тихо.) Холодна сегодня ночь...
П ё т р. (В тон Иоанну негромко.) Паломников собралось много, а в саду только мы одни...
И и с у с. (Поднялся.) Душа Моя скорбит и тоскует смертельно; вы побудьте здесь и бодрствуйте со мной, а я отойду, помолюсь в уединении (Иисус удалился и только его скорбные молитвы доносились до слуха ближайших его учеников.) Отче! о, если бы Ты благословил пронести чашу сию мимо меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет.
Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего я хочу, а чего Ты.
Отче мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя. (Иисус вернулся к своим ученикам и, застал их спящими.) Вот уж третий раз подхожу я к вам, а вы всё спите и почиваете. Всё кончено, наступил час и вот уже предаётся Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдём; вот приблизился, предающий Меня.
Ученики быстро вскочили, не понимая спросонья, что происходит: сквозь чащу сада приближалась к ним толпа людей с фонарями и зажжёнными факелами, с шумом, топотом и лязганьем оружия. Впереди воинов уверенно продвигался Иуда из Кариота.
И у д а (Шепнул воинам.) Кого я сейчас поцелую, тот и есть Иисус. Когда возьмёте его, не поступайте с ним грубо, прошу вас...
(С другой стороны сада к Иисусу торопливо подбежала другая часть учеников. Они испуганно спрашивали друг друга: «Что это за люди с факелами? Что им нужно от нас?»)
Ф о м а. (Обращается к Петру.) По-моему, они явились за нами...
Иисуса и Его учеников окружили, освещая их факелами и фонарями. Иуда, выискивал своим единственным глазом Иисуса, словно фонарём, наконец, он увидел и резко шагнул к нему.
И у д а. (Сказал Иисусу громко, то ли угрожая, то ли приветствуя его.) Радуйся, равви!.. (Иисус молчал. Ученики Иисуса с ужасом и презрением взирали на коварного предателя. Иуда, в каком-то сатанинском порыве, рванулся к Иисусу, и поцеловал его в щеку.)
И и с у с. (Спросил сдержанно.) Целованием ли своим, Иуда, ты предаёшь Сына Человеческого?
(Иуда молча, укрылся за воинами. Словно беспомощное, испуганное стадо овец перед стаей хищных волков теснились ученики друг к другу. Только Пётр выступил вперёд, извлёк из ножен свой меч, ударил первосвященческого раба Малха, и отсёк ему ухо.)
И и с у с. (Обратился к Петру строго.) Вложи свой меч в ножны, ибо кто подымает свой меч, тот от меча и погибнет. Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?
Пётр бросил меч на змею; воины и служители иудейские в ярости растолкали учеников, схватили и связали Иисуса; ученики его все бежали, теряя на ходу свои плащи, спотыкаясь, они натыкались на деревья и камни, падали, вскакивали и снова бежали в горы... Пётр и Иоанн, опомнившись от испуга, последовал за Иисусом, прячась за деревьями и камнями...
И у д а. (Прячась за деревом, злорадно смеётся.) Так, так, братья, никому не уступайте своего первенства возле Иисуса и на этом, и на том свете... (Пошёл прочь, шатаясь, до слуха его доносится стоны истязаемого Иисуса, крики звериных и человеческих голосов.) «Смерть ему! Распни его! Варраву отпусти нам! Его, Иисуса распни! Распни! Распни!.. Принесите воды! Я неповинен в пролитии крови этого праведника. Смотрите: я умываю руки». (У Иуды начались галлюцинации: все в него тычут пальцы, говорят с презрительностью и с ненавистью.) «Смотрите, - это Иуда предатель! Иуда предатель! Иуда предатель!..» – (повторяют разные голоса. Слышится прерывистый ядовитый шёпот.) «Ты мудрый, ты сильный, ты благородный, Иуда! Ты будешь всегда рядом с Иисусом! Ты пойдёшь за ним, и никому не уступишь своего первенства!..»)
И у д а (Показывает небу кулаки, восклицает.) Вы слышите меня! Я вечно буду рядом с Иисусом!.. Все, все предали Иисуса, только я один последую за ним!.. (Хватается двумя руками себя за грудь, вопит.) «Ты ещё, подлое сердце, кричишь истерично: Осанна! Так громко, что все вокруг слышат: Осанна, осанна! Что ты, сердце, так бездарно разбрасываешь, выдаёшь мои тайны... Молчи, молчи, несчастное сердце!..»
Слышатся громкий возглас Иисуса: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают». Слышатся глухие стуки молотка и тяжкие стоны Иисуса. Иуда двумя руками закрывает уши, но всё также ему слышится: «Если ты царь иудейский, спаси Себя Самого»
Слышится громкий возглас Иисуса: «Отче! В руки твои предаю дух Мой... Свершилось...»
И у д а. (Говорит торжественно.) Осуществились ужас и мечты. Никто теперь не вырвет победу из рук Искариота! Будут стекаться народы всей земли к Голгофе и вопить: Осанна! Осанна! И прольют они море слёз и крови во имя Христово. Иуда обманул всех и этих умников фарисеев, которые будут преданы проклятью во веки вечные. Припомнятся им эти жалкие тридцать сребреников. Эта цена вашей крови, грязной и зловонной, как помои. Припомнят и этого глупого Анну, и этого Каифу, красного как клопа, напившегося чужой крови. Я бросаю в лицо вам первосвященникам и судьям эти ваши жалкие тридцать сребреников (Бросает себе под ноги сребреники и топчет их ногами.) Вот вам, вот вам, ещё вот вам!.. Нет, не заплачет Иуда из Кариота в великий день мести всем жалким существам на земле, дабы не залить пламени мести моими слезами...
И вас вспоминаю я в этот час, жалкие трусы – ученики Иисуса. Не вы, нет, не вы пойдете следом за учителем, это я один смело следую за ним. Кто запретил сегодня ученикам Иисуса погибнуть вместе с ним геройски? Никто не запретил, только трусость одна. Сможете ли вы искупить свою вину перед праведной смертью Иисуса, не заплатив за Его любовь ценой своей жизни?
Ты слышишь меня, Иисус, я иду к тебе, сразу, следом за тобой. Так кто же будет рядом с Иисусом: Иуда, или Иоанн и Пётр? Пусть небо нас рассудит. Вот оно - корявое, полузасохшее, одинокое дерево, стоящее над пропастью, на этой горе - высоко над Иерусалимом. Я давно его приметил, никто мне здесь не помешает совершить мой беспримерный подвиг. Вперёд, Иуда к вечному позору, к вечной славе!.. Встречай меня ласково, Иисус, я очень устал. Иуда хочет вечного покоя... (Уходит за кулисы, гордый и надменный, уверенный в своём величии.)
(На сцене появляются двое детей - (девочка и мальчик. Они несут веночки из живых цветов навстречу восходящему солнцу, поют молитву.)
Мы умом ходили в город Вифлеем,
Были мы в вертепе и видали в нём:
Наш Христос Спаситель в ясельках лежал,
И пастух ягнёнка на руках держал.
Вдруг Христос Спаситель громко зарыдал
И Его Иосиф долго утешал.
Дева нам сказала: «Плачет он о том,
Что Адам и Ева взяты в плен врагом».
Но благословенье нам Христос послал:
И слова простые эти нашептал:
«Зацветёт весною яблоневый май,
И вернётся людям долгожданный рай!..
Конец