Баба Катя сидела на ступеньке крыльца и с улыбкой наблюдала за вознёй пятилетних близнецов. Алёшка и Данька собирали клубнику, ползая на коленках среди грядок. Так удобнее было заглядывать под листья, не тревожа сами кустики. Миски наполнялись спелыми ягодами, соревнование входило в завершающую стадию. Наградой за труды тяжкие было обещание бабули – разрешить съесть всё собранное сразу после обеда. Однако часть урожая как-то сама собой оказывалась во рту то у Алёшки, то у Даньки.
-Не жульничать, – строго произносила баба Катя, пряча улыбку. Знала, с земли дети есть не станут, а те ягоды, что на высоких подпорках – чистые.
Она с удовольствием смотрела на двух крепеньких пацанят, ласкала взглядом розовеющие сквозь листву плоды яблони, перебегала глазами на мощные кусты черной и красной смородины, усыпанные поспевающими ягодами.
Лето выдалось удачное. Заморозков не было, дождей в меру, солнца – сколько душа пожелает.
Сад зеленел и радовал. Ранним утром – хрустальной россыпью росы. На пушистых
веточках укропа в каждой капельке вспыхивали радужные искры от встающего над лесом солнышка. Баба Катя смеялась – горсти бриллиантов на грядке.
Поутру в саду хозяйничали птицы – поклёвывали поспевающие клубнику и вишню.
Баба Катя не гнала их – всем хватит. Зато помощь птичью не заменишь никакими химикатами.
В начале лета в кустах сирени и смородины нередко обнаруживала гнёзда с яйцами. А потом радостно наблюдала за слётками. Бывало, птенцы залетали в открытые окна террасы, а немного погодя самостоятельно устремлялись на зов родителей.
Днём жара словно убаюкивала сад. В истоме он дышал сладкими ароматами цветов, трав и зреющих плодов. Неумолчным оставался лишь гул насекомых.
Ближе к закату сад оживал, с жадностью пил отстоявшуюся на солнце воду из бочек. Досуха вычерпывала их баба Катя, чтобы напоить всех жаждущих. В сумерках включала насос, заливала все ёмкости заново.
Как и утром, обходила сад, проверяя, всё ли в порядке, все ли живы-здоровы.
Поздним вечером, перед сном, садилась на крылечке и слушала, дышала, вкушала ароматы – как говаривал когда-то муж. Вместе сад поднимали, да не дожил Иван Иванович до нынешних дней. Вот и трудится, и наслаждается баба Катя теперь в обществе «подкинутых» ей мальчишек, пока их родители отпуска дожидаются.
Сегодня пятница, вечером, должно быть, приедут.
-Ну всё! Финиш! – бабуля хлопнула в ладоши и обняла подбежавших детей. – Отдохните, отдышитесь, а потом и обедать пойдём.
Мальчишки сели возле. Белобрысые, загорелые, синеглазые. На лицах следы «преступления».
Но миски наполнены «с верхом». И баба Катя, провозгласив «ничью», благодарит за помощь.
-Ба, а почему тебя называют «зелёные руки?» – спросил вдруг Данька. – Я слышал, тётя Маша так говорила, – он вглядывался в бабушкину ладонь, поглаживал узор на ней. Ладонь была плотной, с твёрдыми бугорками, темноватая, но никак не зелёная.
-Рассказать? – баба Катя задумалась. А правда, было такое – соседи удивлялись – всё-то у неё растёт-цветёт-плодоносит. Сухую ветку в землю воткнёт – та оживает.
-Расскажи, бабуль, – поддержал брата Алёшка и взялся рассматривать другую руку бабы Кати.
-Не уверена, что поймёте теперь, но, может, вспомните, когда подрастёте...
А дело было так. Не знаю-не ведаю за что дано мне, но родилась однажды в сердце ли, в душе ли любовь ко всему, что живёт и растёт, к животным и птицам, камням и деревьям, лесам и рекам, солнышку и дождю, морозу и снегу. Ко всему, что мы называем природой. Ко всему, что окружает нас, оберегает и кормит, дарит радость. А было мне, как и вам сейчас, лет пять.
Летний полдень, жара. Я шла по дороге вдоль лесной опушки, босые ноги жгла нагретая солнцем пыль, и мне было очень жалко себя. В руках узелок с едой для дочки лесника, у которого мы тогда жили. Она с раннего утра пасла корову с телёнком на лугу на высоком берегу реки Истры, ушла не позавтракав и дожидалась меня.
Так вот я шла и шла, глядя под ноги, и вдруг увидела, что дорогу мне преградила широкая живая лента. Я присела на корточки – по раскалённой пыли с одного края дороги на другой шли муравьи. Сотни? Тысячи? Миллионы? Я не умела тогда считать, да и невозможно было бы это сделать. И не шли они, а бежали – их лапки жгло, как и мои ноги. Мне было больно. Я словно почувствовала, как больно им. Не знаю, зачем, по какой причине, с какой целью двигались они. Но тогда, может, впервые я испытала стыд. И одновременно восхищение, удивление – немудрено, запомнила на всю жизнь.
Я встала, осторожно перешагнула через живой муравьиный поток и пошла дальше, высоко подняв голову. И увидела прежде виденное будто заново. Крохотные елочки – мне по колено, огромные сине-фиолетовые колокольчики того гляди – зазвенят. Услышала звуки, доносившиеся из леса, вдохнула жаркий воздух, горьковато-сладкий от множества ароматов. А на лугу к босым горячим ногам ласково прикоснулась трава-мурава. И корова доверчиво тянула голову к соленой корочке чёрного хлеба в моих руках. И пахла вкусно молоком и жёваной травой. Истра мчалась под высоким берегом, вымывая омуты, и неспешно разливалась на противоположном низком берегу, поросшем камышами.
Не знала тогда, как назвать то, что чувствовала. Теперь бы сказала – благодать.
Думаю, тогда вошла в мою душу любовь.
С тех самых пор научилась говорить «спасибо» за всякую дарованную радость. Лесу – за грибы-ягоды, речке – за плотву-окуней, летнему дождю – за радугу, зиме – за снегопад.
Природа щедра на подарки, если любить и беречь её.
Баба Катя замолчала, тихими были Данька с Алёшкой. Сидели с закрытыми глазами.
-Всё ли понятно, что я рассказываю? – бабуля спохватилась, что увлеклась, забыв про возраст слушателей, – да не заснули ли вы?
-Нет, я будто кино смотрел, – сказал Данька.
-А я сам там был, – прошептал Алёшка. – А дальше, дальше что? И где про зелёные
руки?
-Сначала обед, потом продолжение, – решительно заявила баба Катя, – скоро родители приедут, а вы не кормлены.
Обед съеден, одной миски клубники хватило обоим, вторую оставили родителям. Посуда убрана, дети сладко спят. И баба Катя опять уселась на крылечке. Теперь вспоминала для себя.
Был жив её отец. Сажали первые тонюсенькие яблоньки. Катя, тогда подросток, вставала на коленки и, склонившись в яму, расправляла руками корни.
Сосед вылил то ли мазут, то ли отработанное топливо под две сосёнки, растущие возле общего с ним забора. Катя голыми руками, чуть не плача, выгребала из-под стволов дурно пахнувшую землю, промывала корни раствором марганцовки и засыпала чистым речным песком. Они выжили тогда, сосёнки-сестрёнки. А потом Правление СНТ постановило: вырубить на участках все дикие деревья. Были тогда, в 60-е годы, такие правила.
Тогда же начались работы по мелиорации вокруг их садовых участков. И вырубался вековой лес, распахивались, сносились под корень молодые берёзовые рощицы. Через освободившиеся земли прорывали канавы к речке Вохонке.
Катя, умом понимая, сердцем плакала. Зарёванная, бродила среди вывороченных комлей, гладила ещё живые сосновые стволы, тёплые, золотистые, шершеватые...
От былого великолепия осталась узенькая полоска леса вдоль лесного забора.
Да ладно б на распаханных полях что-то выращивали. Нет, они зарастали бурьяном, вода в канавах загнила и затухла. Заболела речка, начала мелеть и зарастать, превращаясь в вонючее болото. А однажды в конце апреля Катя собственными глазами видела настоящий смерч. Огромный, высоченный пылевой столб серо-буро-чёрного окраса шёл от дальнего леса через пустые поля в направлении их участков.
Катя с ужасом смотрела и... просила: «сверни, сверни, уйди, пожалуйста...» Смерч ушёл к реке.
Бедная Вохонка... Это уже в 80-е взялись менять её русло. Катя, тогда ещё вполне молодая и энергичная, дошла до Минсельхоза, до экологических служб области – и речку оставили в покое. А директору совхоза за самодеятельность пришлось заплатить приличный штраф.
В жуткие нынешние времена реку уродуют новые хозяева жизни. А баба Катя стара стала бороться.
Она поднялась и пошла в дом – проверить, готовы ли к посеву семена укропа и петрушки, набухающие и прорастающие во влажных тряпочках.
Их можно сеять всё лето и получать свежую зелень до заморозков.
Грядка давно готова.
Баба Катя разгребла руками землю, обозначив бороздки. Засыпала их золой, пролила тёплой водой из бочки, стоявшей на солнечной стороне участка. Щедро разложила готовые к новой жизни семена, приговаривая при этом, как обычно: «Живите, растите, малыши, крепкими, здоровыми, сильными. Солнышка много, воды не пожалею». Аккуратно засыпала бороздки землёй и притоптала её ладонями. Вот и весь секрет «зелёных рук» – сажать, сеять с любовью, усмехнулась баба Катя.
Всё, что было посажено-пересажено-посеяно ею, будто откликалось на добрые слова. На заботу и внимание. Вот и любимые примулы – вроде должны цвести раз в год, ранней весной. А у бабы Кати цветут от снега до снега – чудеса!
Баба Катя разбудила мальчишек, напоила киселём с пряниками и отправила к смородиновым кустам – выбрать спелые ягоды.
А через некоторое время к уличной калитке подкатил автомобиль, и Данька с Алёшкой помчались встречать родителей.
-Дима, Аннушка, вот радость-то, пораньше приехали, молодцы! – баба Катя тоже соскучилась.
-Сильно озорничали наши мальчишки? Замучили вас, Екатерина Васильевна?
-Да что ты, Дима, они ж мне в радость. А помощники какие! Они вам клубники насобирали, целую миску, – и засмеялась, – одну съели, на вторую места не хватило, не влезла. Зато вам оставили.
А за ужином Дима выложил новость. Им с Аней дали отпуск на две недели, и в воскресенье вечером они улетают на море всем семейством.
Субботним утром Дима с Аней и Данька с Алёшкой, собрав нехитрое барахлишко, загрузив багажник банками и домашней снедью, заботливо приготовленной бабой Катей, прощались с ней у калитки. Бабуля и пацаны откровенно плакали.
-Екатерина Васильевна, ну мы же всего на две недели. Такая удача выпала – путёвки на море удалось достать. Не грустите, время быстро пролетит.
Данька с Алёшкой, обняв бабу Катю за ноги, до талии ещё не доросли, гудели в два голоса:
-Ба-а-а-а, родненькая, ну не плачь. Мы скоро. Немножко покупаемся в море и вернёмся-а-а...
-Да-да, мои хорошие, возвращайтесь. Загорайте, купайтесь. А я подожду вас.
Автомобиль скрылся за воротами СНТ, баба Катя медленно побрела к опустевшему дому.
На участке напротив дома бабы Кати сидели её старинные подруги, Маша с сестрой Татьяной, и дивились увиденному:
-Надо же, как бывает. Чужие люди – а родней родных.
У бабы Кати с мужем никогда не было детей. После смерти Ивана Ивановича Екатерина Васильевна хотела продать участок. Дала объявление, расклеила листочки на станции.
Однажды ей позвонил мужчина, назвавшийся Димой, и, узнав, что дом ещё не продан, поинтересовался, не пустит ли хозяйка на лето его жену с двумя годовалыми малышами. Хозяйка не возражала. Сама почти не ездила на дачу, а когда приехала в очередной раз – удивилась.
Покосившийся забор отремонтирован, в старой бане новая дверь, под навесом сложены дрова.
Увидев вскопанный кусок заброшенной прежде земли, расплакалась.
Так началось возрождение сада. А с ним – и новая жизнь Екатерины Васильевны.
И на даче, и в городе.
Данька с Алёшкой звали её бабушкой, других просто не было. Дима с Аней выросли в детдоме.
Январь 2015