Всё началось с искушения меня писателем и «железным журналюгой», назовем его просто рекомендатель.
- Старик, тебе пора вступать в Союз, и я дам рекомендацию. Никого никогда не рекомендовал, пора начинать.
И вот судный день настал.
Я прел, как гречневая каша в духовом шкафу, и моё прение продолжалось ровно два часа, пока все: председатель правления СП, ревизионная комиссия и прочая, прочая, - не отчитались за работу.
И вот, изрядно упревший, я дождался своей очереди, вышел к столу президиума и начал свою речь.
Говорить о том, что я не помнил себя, значит говорить банальности. Но зато хорошо всё запомнил мой рекомендатель.
- Пока ты рассказывал о том, где родился, крестился, женился – всё у тебя шло хорошо. Эти двадцать секунд своего выступления ты проявил все свои положительные качества: краткость и остроумие.
Но что ты делал дальше? Когда из дальних рядов раздался иронический тенор, спросивший о путях твоей трудовой биографии, мне показалось, что тебя словно подменили. Но ведь ты же знал, что будут к тебе вопросы, и не всегда дружественные. Чего же ты испугался?
Разве ты не знал, что в таком обширном сообществе писателей обязательно найдутся недоброжелатели, Богом ушибленные люди? И зададут тебе такие же, как они сами, «ушибленные» вопросы.
Что ты сделал? Ты стал пространно рассказывать о своих трудовых буднях, о том, что ты менял профессии, как королевский дворецкий перчатки.
И это бы еще куда не шло, но для чего ты начал пританцовывать на месте, словно под тобой не твердый пол, а нечто требующее уминания? Я уж подумал, что ты хотел исполнить танец кобры перед прыжком в средину писательских рядов с намерением прокусить единственным твоим родным зубом артерию скептика. Если это так, то должен бы понимать, что яд писательский на языке, а не в зубе и при том единственном.
Скажи же мне, наконец, что с тобой произошло? Разве я тебе не говорил, что это мероприятие весёлое, и я надеялся на твоё природное чувство юмора. Когда же злой тенор спросил тебя: «Ты так легко менял профессии, то и нашу организацию так же легко покинешь?», - ты вместо того, чтобы достойно ему ответить, стал подмигивать мне, да еще так откровенно, что поначалу я подумал, что у тебя случился нервный тик. Потом процесс подмигивания постепенно охватил всё лицо и даже руки. Ты стал делать в адрес тенора непристойные движения.
По крайней мере, так могли истолковать присутствующие в зале жесты кисти правой руки, направленной в сторону этого уважаемого литератора. Что ты хотел ему показать, складывая пальцы то в дудочку, то растопыривая их веером, то сжимая их в тяжелый, почти пролетарский кулак?
Если ты слыхал про индийское искусство танца жестов (или не дай бог, обучался ему), то стоило бы тебе подумать, что не все писатели знают сей язык. За исключением двух-трех общеизвестных и характерных для русской культуры фигур, складываемых из двух-трёх пальцев. Так что то, что ты показывал залу и на чем настаивал, пританцовывая на месте и пришепетывая, осталось не понятым и не оцененным по достоинству. Это и не по-русски было. Одно только недоумение и осталось.
Ладно, ладно не оправдывайся, потому как дальше и вовсе был какой-то кошмар. Я уже подумал, что ты настолько упрел, что у тебя все твоё чувство юмора вытекло через уши.
Скажи ты мне, ради Бога, зачем стал лазать по нагрудным карманам, когда из зала раздался вопрос о цели твоего поступления в СП? Я уж подумал, что у тебя там, в карманах, припасены помидоры, и ты хочешь один из них надкусить и бросить в искривлённый иронией рот вопрошателя?
Но тут ты принял такой вид, что можно было подумать, что не помидор ты ищешь, а гранату. И при этом ты говорил что-то, явно не соответствующее твоим телодвижениям. Я уже стал опасаться, что ты расстегнешь рубашку и начнешь расчесывать свою грудь до кровавых стигматов. Но открой ты мне свою тайну настойчивого прочесывания своих карманов?
Я молча протянул рекомендателю вчетверо сложенный лист бумаги. Еще не приступив к чтению моих заготовок, он буркнул:
- Неужели так сложно было найти этот жалкий клочок бумаги заранее? Ты бы мог выйти с этим талисманом в руках, чтобы потом не делать таких двусмысленных движений.
Рекомендатель прочитал мои заготовки и рассмеялся:
- Ведь это так просто было запомнить и всё выглядело бы куда естественнее и приличнее. Ведь смог же ты предугадать вопрос, покинешь ли ты писательскую организацию, так же легко, как менял свои профессии? Это же очень здорово, остроумно в твоей заготовке: «Отряд не заметит потери бойца и яблочко-песню споет до конца!» И другие твои заготовки вполне достойны места и времени, будь они сказаны естественным образом.
Нет, положительно с тобой что-то случилось. Вопросы были не на высоте, но и твои ответы были не лучше вопросов. Я, друг мой, разочарован твоим выступлением. Запомни, что искать ответы нужно не в карманах, а в собственной голове, обыскивать же свои карманы в поисках ответа нужно в милиции.
Возможно, писатель, настойчиво спрашивавший тебя о цели поступления в Союз, страдает приступами гениальности или каким-то другим психозом. Но это еще не повод и тебе опускаться до его уровня. Разве я тебе не говорил, что в писательской среде, как и в любой другой, встречаются любопытные психологические типы? Конечно, тон его вопросов походил на вопросы следователя НКВД, но если он возомнил тебя тайным агентом вражеской разведки, желающим развалить писательское братство, то ты-то надеюсь, был в добром уме и здравии?
Я пробормотал что-то вроде этого: «И не надейся…».
Но рекомендатель продолжал добивать меня:
- Ты, дорогой мой, в полемическом угаре стал пародировать Шурочку Балаганова в его незабываемом диалоге с Паниковским на полу гостиничного номера.
И рекомендатель воспроизвел эту монументальную картину: «Возвратившись в номер, Остап увидел, что молочные братья уже сидят друг против друга на полу и, устало отпихиваясь ладонями, бормочут: «А ты кто такой?».
- Благодари председателя собрания, что он прервал спор и вывел вас из этого смыслового клинча. Если бы не общая симпатия к тебе, если бы не твои публикации, то писательская организация могла бы счесть, что в её ряды настойчиво проситься еще один козел и при том старый. В общем, всё счастливо закончилось для тебя. Ладно, конец всему делу венец, да еще, если этот конец крепкий.
Рекомендатель стал трясти мою безвольную, ослабевшую руку и повторять с оптимизмом:
- Поздравляю, поздравляю, 39 голосов «за» и 6 «против», хороший выигрыш!
Что я мог сказать своему другу-товарищу, пропревший и уже разомлевший от выпитого по такому случаю, коньяка? Ум мой уже не так легок, как прежде, и потому юмор рождается на лестнице, когда всё уж проехало. Остаётся только одно: запечатлеть событие постфактум, (Post Factum) что я и сделал.
Факты же для писателя, то же самое, что трава для коровы, исходный материал для выработки молока, но и не только его, порой получается только удобрение для огурцов.
Прокопьевск. 2008 год