Мне много лет. Много.
Многое уже сделано, многое – еще больше – я уже не смогу, не успею.
Я чувствую, как шаг становится медленнее, степеннее.
Взвешеннее разговор. Скупее слова. И расчетливее движения – чтобы не вызвать тупую боль, засевшую в суставах.
Я все считаю теперь, экономлю движения, силы, время.
И от такой расчетливой, экономной жизни иногда хочется взвыть!
От привычных улиц огромного города. Знакомых, соседей, сослуживцев.
От всего, что называется устоявшейся жизнью, сложившимся бытом.
Даже посуда не менялась – как-то не билась она годами, и потому в сохранности стояли купленные когда-то по случаю нелюбимые чашки и тарелки.
Я задыхалась в этом замкнутом просторе.
Да, широка моя страна, но есть мир – такой огромный, такой многоцветный и многоязычный, и такой разный.
Который я никогда не видела, потому что чья-то воля всегда определяла, могу ли я поехать куда-то, когда и как.
А может, моя воля? Моя слабость, нерешительность.
Привычка и удобство, которые важнее свободы.
Словом...
Была другая страна, волонтеры, горячая африканская почва, пыль и духота – тоже африканские. И земля плавилась от жары под ногами, и сквозь подошвы ботинок жар проникал до самой макушки, и в голове мутилось, а может, то была вечная дымка от огромного местного солнца, тонко звеневшая знойная дымка.
Я немного смогла увидеть, потому что лихорадка вместе с дизентерией как-то очень быстро прекратили мое путешествие в другую жизнь. В другой мир. Никакие прививки не сработали для меня, вот так вот.
В памяти остались еще: слипшиеся комья риса, которым в основном, мы там питались, распухшие в закрытых башмаках ноги, и жара, жара... Любопытные или равнодушные темные лица жителей. И пыль. И невозможность избавиться от этой красной пыли. Она сидела, казалось, даже внутри. Ею дышали, ею питались вместе с продуктами, ее пытались вытрясти из одежды, ложась спать – безрезультатно.
Это и было моим бегством от несвоей жизни. Неудачное. Потому что физическая немощь поймала и заковала меня на годы. Которые накапливались, чтобы стать Возрастом.
А возраст диктовал свои требования, и уже надо было беречь себя и оставшиеся дни, месяцы и годы...
Что осталось от этого побега в другую – Свою - жизнь?
Бешеное желание быть свободной, делать что-то. Делать!
Не быть камнем на одном месте, не плыть веткой по течению,
а жить – как дышать!
Как в юности мечталось.
И как не довелось. Почти никогда.
Таким, как я, иметь семьи, близких, нельзя. Дух свободы, возможно, авантюризма, никогда не даст покоя. Не даст радоваться тому, что есть, и не мечтать о другом, может, не большем, но ином, чем есть.
Сумасшедшая свобода, желание этой свободы кружит голову.
И вот – опять самолет. Опять куртка с эмблемой волонтера. Риск, который и есть жизнь, а не только желание ее...