Пост ДПС располагался на обочине, под пологом редкой придорожной растительности.
Рядом с резким жужжанием проносились автомобили, гудели КамАЗы, не спеша катились кургузые бело-синие автобусы, похожие формой на буханки чёрного хлеба.
- Нарушаете? Ремень не пристёгнут, а его, между прочим, не даром называют ремнём безопасности. Затормозите резко - и прямо в лобовое стекло. Головой.
Сидоренко преданно ждал меня на пассажирском месте ГАЗона.
- Виноват. Привык ездить по сельской местности, - признался я.
- Сельский, значит? Я тоже сельский.
- Ну, я не совсем ... обучался в столице, Тимирязевскую окончил. А уж потом - сюда. Пчеловодить.
Я неловко засмеялся. Ненавижу этот дребезжащий смех, он означает желание от собеседника поскорее отвязаться. Такое хихикание - как вонь у скунса, отбивает всякое стремление к диалогу.
- И куда вы едете, пчеловод? - растянуто проговорил инспектор, просматривая мои права и паспорт.
- На подсолнечные поля, в деревню Гарь.
- В Гарь? - удивился инспектор, - я уже останавливал одного пчеловода, так он тоже ехал в Гарь. У вас там что, сходка?
Интересно, неужто коллегу встречу?
Хотя, наверное, это любители. Купят пару улейков, угробят, снова купят ... странные люди. Для них пчёлы - вроде хобби, развлекаловка на выходных.
- А поле в Гари ещё есть? - спросил я, на всякий случай.
Буклет Лиги Пчеловодов у меня был пятилетней давности, а поля в России заселяют ой как быстро, на их место, как вороны на загибающееся животное, слетаются всякие дачные посёлки.
"Ягодки" всякие, не к ночи будь помянуты. После встречи с диаспорой владельцев этой конторы у меня до сих пор болят рёбра. Выселяли с треском, во всех смыслах этого слова.
- Вроде есть, раз едут - почесал в затылке служитель закона, - но это к делу не относится. С вас штраф - тысяча рублёв, про ремешок не забывайте.
Не забуду уж, не забуду. Пчеловодство - не золотая жила, а есть тоже что-то надо, я ещё не настолько отшельник, чтобы питаться одним воздухом да солнечным светом. Мёд диких пчёл тоже надоедает, кстати. И не диких - надоедает.
Я завёл ГАЗон, вяло кивнул на прощание, и вырулил на асфальт.
До самой Гари приключений не происходило решительно никаких. Только на полпути заехал в сельмаг, купил консервов, корм для Сидоренко, какой был. И, конечно, воды.
Много-много воды.
Хотел ещё приобрести кефирчику, но холодильники в сельмаге от жары внезапно разморозились. А может просто от старости отказали, я нашёл на одной из махин надпись "1954 год",это для техники целая вечность. Завод им. Владимира Ильича, сделано в СССР.
Сзади, ещё с тех давних времён, висела какая-то пожелтевшая бумажка, вроде гарантийного талона. Захватил, на память. Всё равно срок обмена/возврата уже давно кончился.
- Починить нельзя? - спросила седая продавщица в стеклянных серёжках, - может, ещё поработают?
- Гражданка, - спокойно заметил я, - я не электрик. Я простой пчеловод, рыцарь чести и совести. Вызовите электрика, и будет вам счастье.
Гражданка пробурчала что-то про сумасшедших, которых предосудительно пускают за руль.
Где-то через полчаса остановился на безлюдной полянке, проветрил ульи, кузов, и выгулял Сидоренко.
Долго задерживаться не стал - по бокам дороги торчали покосившиеся еловые стволы. Короед-типограф не дремал, со многих деревьев слезла клочьями кора, у некоторых её не осталось совсем, как и большинства веток.
Такие деревья стояли тёмно-серыми деревянными столбами, бесхозно подпирая небо. Они были похожи на зенитные пушки в боевой готовности, смотрели в небо, поражали воображаемыми снарядами воображаемые самолёты.
Чем ближе подъезжали к Гари, тем больше становилось сухостоя.
У самой деревни лес разошёлся совершенной прорехой. Эта прореха была похожа на дырку от огроменной сигареты в зелёном плакате леса. Действительно - Гарь, выжжено, очаговое возгорание, наверное, от удара молнии.
Ближнюю к дороге половину прогалины занимали ветхие домики и редкие коттеджи, тоже неуклюжие и тоже бревенчатые.
Вторая половина была отведена под подсолнечное поле и речку Савраску.
Но это - если судить по карте пятилетней давности.
Мой ГАЗон с трудом протискивался среди улочек, забитых старым шифером, упитанными домашними животными и заборами. Заборы эти являлись неразрешимой загадкой природы, потому что непонятно откуда начинались, незнамо где заканчивались и неведомо что огораживали.
Больше всего они были похожи на некие оккультные сооружения, вроде Стоунхэнджа или ацтекских лабиринтов.
У речки я остановился, выпустил на волю Сидоренко и благополучно заметил, что подсолнечник есть. Чем дальше от реки, тем тоньше и короче становились подсолнухи. Плохо выглядело поле, хотя что в такую жару хорошо выглядит?
Надо только перебраться через реку. Мостик хлипкий, колейный, покрытый мохом. Под ним разбегались круги, лениво копошилась водная живность.
Речка практически не мелела, хоть все погодные условия этому способствовали. Глубокая, значит.
Выдержит ли мостик?
Но в брод перебираться было ещё опаснее, поэтому я снова взгромоздился за баранку и поехал.
Волга-Волга, мать родная, Волга - русская река ... В Каспийское море впадает.
А куда впадает эта речушка? Течёт себе незаметно, полощут в ней местные свою одёжку, да какой-нибудь мальчишка кинет берестяной кораблик. И если обозначат её в гидрографическом буклете, то уж из одного любопытства, стремления к точности. Подпишут полосочку на огромной Российской карте и забудут.
А ведь воды вносят свою лепту в Мировой океан, и зачем-то она нужна, эта лепта.
Вода унесла труху, градом повалившую из-под мостка. Мосток громко скрипнул.
Но всё-таки преграду я переехал, теперь надо располагаться на новом месте, по-новой ремонтировать ульи, дубль второй не заставил долго ждать.
Опять вынес ульи, опять осмотр, опять рамка поломалась, кто хоть такие рамки делает? Дежавю сплошное.
Через полчаса непрерывного переноса тяжестей, которые меня окончательно допекли, я споткнулся о Сидоренко и полетел в подсолнухи.
В подсолнухи. И обо что-то дерябнулся головой.
Комбайн тут, что ли, стоит?
Но это оказался не комбайн, а польский микроавтобус со смешным названием "Ныса".
Автобус был тёмно-коричневого цвета, запылённый, но не без опрятности. На боковых стёклах висели плетёные занавески.
Сзади микроавтобуса стояли ... ульи.
Да, ульи. Стояли ярусами, ступеньками. На чёрном складном каркасе, чем-то похожем на модернизированную раскладушку.
Как только стоят? Я бы лично никогда не поставил свои ульи на складную китайскую хрень. Свалятся ведь.
Да и сами ульи пластиковые, наверняка гадость всякую выделяют.
Я вспомнил рассуждения инспектора ГАИ и понял, что действительно в Гарь прибыл ещё один пчеловод.
Любитель. Причём любитель дерзкий - гробит не по одной семейке в год, а по двадцать. Так ведь можно и на Гринпис нарваться, зачем-то же он нужен, Гринпис.
Я посмотрел на бойко летающих пчёлок и даже прослезился от такой людской несправедливости.
В это время вжикнула, отъезжая, дверца "Нысы", и из пропахших воском глубин вышла девушка в джинсовых шортах и широкой мешковатой майке.
Вас ист дас?
- Девушка, - закричал я, - это случайно не с вас рисовали Джаконду?
- Вы кто? - оторопела девушка.
- Я коллега вашего отца. Или мужа. Пчеловод который.
Бил наверняка. Нет, не может быть, не может быть. Так быстро мечты не сбываются, особенно в Гари.
- Это я - пчеловод.
Всё-таки сбылась. Мечта. Однополчанка, да какая ...
- Очен-но приятно. Какая неожиданность, какая неожиданность-то. Вас как зовут?
Да это судьба, однако.
- Чего надо?, - резко спросила "судьба".
- Да так, зашёл, подышать свежим воздухом.
А воздуха-то сейчас как раз и не хватает. Глаза голубые, немного раскосые, нос ...
- А не могли бы вы дышать подальше от моей пасеки? Идите в лес, там и дышите.
- Лес, прошу прощения, настолько засох, что можно по темечку ёлкой получить. Легко. А здесь гулять довольно приятно.
- Чего?
- Жизнь, говорю, прекрасна. Сегодня самый счастливый день в моей жизни ...
- А у меня - нет. С самого утра один сплошной идиотизм. Идите, проспитесь.
Кажется, улыбнулась. Да-да, улыбнулась.
Мне.
Я подавился собственным языком, и застыл, лицо приняло выражение пингвина с отклонениями в развитии.
Долго не мог прокашляться.
- И с чего такое счастье?
- Погода прекрасная. Великолепнейшая.
- Жаркая. И сухая. Рамки трескаются .
- Да, дерево сохнет и расслаивается, явление природы ...
- Да какое дерево, - махнула рукой пчеловод, - пластик, и тот трескается.
Я хихикнул. Смешно.
- У вас не только ульи пластиковые, но и рамки?
- Ага. И чего?
- Да хрень всё это. Ки-тай-ска-я. Лучше ...
- Какая китайская? - возмутилась девушка, - германия, альпийские ульи ...
- Какие - альпийские? Я ещё не ел альпийского мёда со вкусом пластика. А у вас он, несомненно, присутствует. Но это не главное. Главное, что я вас ...
- Нет, это главное. Значит вы считаете, лучше держать их в гнилых деревяшках?
Такого оскорбления я снести не смог.
- В каких деревяшках? У меня лучшие, калужские ульи.
- Они такие же калужские, как мои - альпийские.
- То есть, вы признаёте ...
- Да уж давай на "ты". Ты зачем припёрся сюда, моих пчёл морить?
- Нет, я просто прошёл мимо. А ты набросилась.
- Так и иди отсюда, колодник.
- Пластмасска!
- Колодник!
- Это я уже слышал.
Сидоренко глухо залаял.
Нет, это не судьба. Это злая шутка.