Михаэлю Энде и всем остальным посвящаю.
Вместо предисловия.
Я сначала думал, что придется начинать с размышлений. Придется описывать, когда все началось, что я чувствовал в этот момент, и что, в сущности, произошло. Но тогда это был бы чистейший обман. Ничто не началось, и ничто не закончилось.
Я стою именно здесь, и именно сейчас. Вокруг меня картины. Здесь и та самая картина. Я не ее автор, я не нарисован на ней. В сущности, я никогда не видел ее. Я только слышал о ней.
Сначала я хотел увидеть мир таким, какой он есть, в истинном виде. Какая разница получилось ли у меня? Картина рядом, но я ее не вижу.
Я здесь не один. Вокруг много людей. На самом деле, эти люди тоже не видят свою картину. Видят ли они меня, не важно, так же, как и не важно, вижу ли я их. Я вижу их картины, а значит, скорее всего, они видят мою. Может, правда, они и не придают этому значения.
Что я буду делать дальше? Не знаю, хотя это и важно. Быть может, я просто уйду. А может быть, нарисую картину. Чтобы кто-нибудь пришел сюда, и не увидел ее.
Ч1.
Я существую. Я внезапно пришел к этому выводу поздно ночью, когда понял, что цветы в парке умирают. Эта мысль пришла ко мне внезапно, неожиданно, словно взорвав мой разум. Я взял одеяло, спальный мешок и немного сладостей, и вышел на улицу. Разумеется, там было совершенно пусто. Там не могло быть никого.
Поблизости не было парка. Но я шел вперед. Рано или поздно я бы куда-то пришел. Конечно, я мог и не попасть в парк. Я мог попасть куда угодно, по правде говоря. Но я шел в парк.
Я знал, что он скоро и почти боялся его. Рассвет. Утренняя роса уже начала выпадать, но к счастью трава под ногами, трава, что росла на асфальте, уже ссохлась, поэтому лишь резала щиколотки время от времени, будучи сухой, как сено.
Парк был прекрасен. Здесь было даже тише, чем в предполагал. Здесь не было людей, то есть совсем, я их не ощущал. Мои цветы были здесь. Я, наконец, расслабился и сел рядом с ними, положив руки на траву сухую траву.
Я не помню, что было дальше. Я либо так и просидел рядом с ними, либо, укрыв их одеялом с боков, устроился в спальнике и уснул. В любом случае, когда я открыл глаза, уже рассвело. Что-то беспокоило меня, словно вокруг что-то изменилось. Одной рукой я попытался сорвать цветок, но стебель тихо хрустнул, оголив провода.
Я впал в бешенство начал тянуть провод на себя. Начал рвать другие цветы и понял, что и они не настоящие. Провод вырывался из земли, и я попытался идти по следу. Я шел и шел вперед. Провод мерно поднимался из земли, словно был совсем на поверхности. Я шел и боялся, что след оборвется. Нет, я мечтал о том, что он оборвется.Это было странное чувство. Я не желал больше обманываться, продолжая разрывать провода. Я не желал возвращаться домой.
Пошел дождь и стало темнее, нависли тучи.
Руки начали ныть, поэтому я просто привязал провод к руке и шел вперед.
Провод уперся наконец в дои.
Аха! - воскликнул я и потянул дверь, за которую уходил мой шнур, и вошел в узкий деревянный коридорчик.
провод не обрывался, но ни малейшего желания узнать, куда меня ведет шнур, уже не было. Я и так был уже неизвестно где, не ясно зачем, почему и главное не знал что делать дальше.
С отвращением я отбросил шнур и открыл первую попавшуюся дверь в коридоре.
Похоже все это было не то на кабинет, сложенный из коробок разного размера, не то на склад или трюм. За импровизированным столом сидел человек.
- Приветсте, - сказал человек.- Я ждал васте.
- Привет, - я пожал плечами.
- Ищетешь что-то, - произнес человек и уставился на меня.
- Нет.
Я покачал головой.
- Брешиштеш, - снова коряво воскликнул тот. - Задай вопрос.
- Вопрос?
- Лучше, - расплылся в улыбке человек. - Но все равно не то.
- Что я должен по вашему спросить?
- Ммм, не расстраивайте меня.
- Мне показалось, я наконец задал правильный вопрос.
- Вам показалось.
Я стиснул зубы и тяжело вздохнул.
— Ну, хорошо. И что же я ищу?
- Уже совсем хорошо!- воскликнул мужчина, привставая над стулом. - Только вот не так это и существенно что, зачем, почему. Да и "как" не всегда получится сказать. Итог важен. Оправдаются ли ожидание, сойдется ли дебет и кредит? Вот это масштаб трагедии, итоги судеб,возможно, мириад жизней положенных в основу иллюзии. Но где? А какой точке сойдутся вопросы и ответы. И вот тут будет уместен твой вопрос. Что. Что считать этой самой точкой.
- Да, - ответил я. - Итак. Не будем давайте играть в эту игру, просто скажите полезную информацию, иначе я просто пойду своей дорогой.
- Выт помнитешьте откуда все началось? - спросил мужчина, наконец, невозмутимо сложив руки на столе.
- Нет.
- Что и требовалось доказать.
Ч2.
Я рвал очередной холст. На этот раз здесь были изображены цветы, желтые маки. Я, почти не осознавая, рвал холсты с цветами, садами и парками. Однако за одним холстом была сотня других, и все куда-то вели. Но какой ведет к началу?
Нет. Это была история с началом и концом. Наверное. Я верил в это, в некий смысл существования этой истории непосредственно. Осознание необходимости точки отсчета пришло не сразу, и вот теперь я рвал холсты с часами, с пустынями, по странной ассоциации, напоминавшие о песочных часах.
И вот снова я в городе. Кажется, порой, что я застрял. Ну же, вперед…
Пора было вернуться. Я снова окинул улицы, которые словно старые картины, казались чудовищно знакомыми, но неясные образы расплывались в памяти. Я решил идти по наитию, и в один момент, кажется, вышел на знакомую улицу. Вот уже знакомый тысячи раз, из недели в неделю поворот, переулок, дом, ворота, за которыми я ни разу не был, но всегда смотрел на них. Что это за здание?
Я снова сделал поворот, обойдя избитое временем дерево и замер. Это была узкая площадь, вовсе не то место, куда я надеялся придти. Интуиция обманула меня. Но… на скамейке сидела она.
Ее нельзя было описать. Да и не вышло бы. Даже сейчас, с закрытыми глазами, различим только ее размытый контур, словно давно забытый. Подхожу ближе, сажусь рядом. Она молчит.
- Привет.
- Привет, - ответила она, даже не подняв глаз. – Как хорошо. Что ты здесь.
Я кивнул, и провел руками по ее волосам. Она едва вздрогнула, так и не подняв глаза.
Он ушел, - внезапно сказала она. – Он рассказал мне свою историю, и я думала, что он останется. А теперь его нет.
- Может он вернется? - в голове возникло это утешающее предположение, конечно, словно заведомо ложное.
- Он уже не вернется. Странно, но я встретила его так давно. Я помню, меня даже не смущал его вид. Он был похож на таракана, большого, темного, но, как мне всегда казалось, не утратившего человечность даже в своем странном виде.
- Что? – я в недоумении одернул руку от ее плеча, и она в ответ пронзила меня печальным сочувствующим взглядом.
- Он говорил, что это с ним случилось внезапно, и что он не хочет теряться. Он был отличным, и даже умудрялся играть на фортепьяно. Не знаю, как ему удавалось. Он был талантлив, даже начал писать свою книгу, не сам конечно, но все же. Потом он начал искать. Я не знаю, что он искал, и нашел ли. По крайней мере, в одно утро вместо него остался лишь пустой панцирь, прорванный изнутри. И записка.
- Ты должна быть рада за него. Он стал собой.
- Нет! - девушка категорически закачала головой. – Наоборот, он стал другим! Он бросил все! Но яяя… Мне не плохо. Он так и написал в записке: «Тебе не будет плохо. Ф.К». И все. Мне не плохо. А быть может, и хотелось бы.
- Как давно он ушел?
Она тихо едва слышно всхлипнула, убрав мою руку со своего плеча.
- Несколько дней.
Внезапно, меня осенило. Я почти физически затрясся в озарении, устремив свой взгляд, словно в идеальный мир, разделяющий тонким слоем меня и ее.
- Возможно это я. Но это, практически, не имеет значения.
- Почему?
- Если это действительно я, хотя я уже ни в чем не уверен, прошу искренне прощения. Не знаю, что могло подвигнуть кого-либо на такой безответственный поступок, но даже если я сделал его, я не могу остаться.
Я встал и медленно, не оборачиваясь, поплелся по площади. Внезапно, я почувствовал тепло ее рук. И увидел ее глаза.
- Стой. Я пойду с тобой.
- Знаешь, - мой голос слегка осип. – Точно не могу сказать, куда иду. И потом, быть может я правда другой.
- Замолчи. Я иду с тобой. Не важно куда
Она старалась быть невозмутимой и грозной, но ее глаза были светлыми и чистыми. Поэтому я, молча, продолжил идти вперед. Если я действительно изменился, конечно, меня вчерашнего не вернуть.
- Почему люди не летают?
- Ох… - я протяжно вздохнул. – Умоляю, ну не надо.
- Шучу, шучу. Я хотела сказать что-то важное, все искала повод, а потом забыла.
Значит и не важно, может, еще вспомнишь. Я качнул головой. Она вспомнила? Я молчал? Или мы рассуждали о желе внутри нас? Я уже не помню. Только потом я стал смотреть на проходящих мимо нас людей, и думать, куда они идут, и откуда. Что у них внутри? Ищут ли они свою картину, или уже нашли?
- Смотри, там раздают сувениры. Пошли, посмотрим.
- Пойдем, - я чуть склонившись посмотрел в сторону, куда указывал тонкий изящный перст моей спутницы.
Мы подошли ближе к небольшой тачке, молодой парень улыбчивый, одарил нас радушным жестом. И, почему-то, схватив листочек, начал что-то нетерпеливо писать.
- Таак… - приговаривал паренек. – Все почти готово.
- Простите, - поинтересовался я. – Что вы продаете?
- Я раздаю свой стих каждому желающему. Мы стоим на каждой хоть сколько-нибудь значимой улице городов всего мира, и пытаемся каждому дать собственное стихотворение… Однажды, каждый человек сможет гордится собственным кусочком личной культуры.
- Вы несете культуру в массы?
- О, наоборот! – парень смешно подпрыгнул и подал нам два исписанных листка. – Это должно стать индивидуальной, личностной культурой, осознанной каждым. Да, быть может, впоследствии этот кусочек личной культуры будет выдаваться каждому, как паспорт, например, или…
- Разве это что-то решит?
Парень чуть отпрянул, и, задумчиво приоткрыв рот, пожал плечами.
- Я поэт, этот вопрос задайте вашим философам, господа.
Мы еще раз поблагодарили его, и пошли дальше. Все-таки в чем-то он определенно прав. Философы часто решают те проблемы, которые для поэтов кажутся естественным ходом вещей.
- Что такое одиночество?
- Не знаю.
Снова неловкое молчание.
- Послушай, - она сжала мою руку. – Вот тебе внутри таракана было одиноко?
- Я не помню, - честно признался я. Возможно, это просто как другой мир.
- Другой мир?
- Ну да, я, скажем, внутри таракана, а мир внутри меня.
- Тогда где? Где ты сейчас?
Я покачал головой.
- Вот, например, что такое завернуться в кокон - ты к этому готовишься, даже, быть может, сдерживаешься, дожидаясь, когда будешь готов, когда появятся силы. А тут все не так. Вот не знаю, думаю самое неприятное – вырываться наружу.
- А снаружи.
- Снаружи все немного проще. Так кажется. Хотя, мне кажется, что снаружи не бывает.
Ч3.
Нет, пожалуй, это был не я. Не я стучался из хитинового панциря, просился наружу. Было бы легко принять метаморфозы, как скажем, естественный ход вещей. Ведь как только в привычном закрадывается ошибка, мы этого не можем не заметить. Появляется сомнение.
Я не знаю, можно ли сомневаться в том, что мир снаружи панциря реален, особенно если ты рвешься что есть сил, наружу, словно к спасению. Конечно, это не похоже, не меня, я тоже стремился бы наружу, но смог бы резко изменить жизнь?
Было бы куда абсурднее и безумнее конечно, если бы моя пустая оболочка продолжала жить старой жизнью, а все содержимое, словно заколдованное, пошло бы по новому кругу.
Принять идею одного единственного преобразования было бы величайшим самообманом. На которые, кстати, мы легко идем.
Снова образы бегущих вокруг людей давили на меня. Они все были безликими, почти тенями, я думал даже, что они походят сквозь меня, и что это мои тени. Я боялся даже, что это я хожу кругами, а образы все будут наслаиваться и наслаиваться один за другим. Я все меньше боялся тысяч картин, я все больше боялся одной дороги, одной единственной, по которой должен буду пойти, увидеть ее, познать ее, но не захочу, не смогу, запутаюсь и буду биться в маленькую марку, принимая ее за огромный холст, полный жизни и идей.
Ч4.
Я шел по тропинке тихого сада и понимал, что это снова не тот сад, который я искал. Тропинка была узкая и длинная, но прямая, и, я мог спокойно оглядеться, пока иду вперед. Темнело. Это был скорее не сад, а скорее, быть может, рекреация.
Медленно садилось, солнце, еще сильнее оттеняя, красные, дочерна яркие, листья деревьев и крупных, ухоженных кустов. Дорога все не заканчивалась, лишь виляя между склонов. Где-то вдалеке возвышались над землей, хребты. На секунду я было подумал, что это мираж или полотнище, натянутое на горизонте…
Закат был проблеском. Конечно, наступали сумерки, но я хотя бы видел, куда ведет моя дорога. Как только крупный домик возник вдалеке, я невольно вспомнил склад с картинами, это хранилище образов и случайных мыслей. Конечно, этот дом не был похож на склад.
И в нем было кое-что не так. Я не сразу обнаружил неладное, что даже было странно – в доме не было двери. Я обошел дом со всех сторон, но двери так и не нашел.
- Отрекись от всего, и будешь принят.
- Это еще что за..? – возмутился я. Снова стена. И тут, мне показалось, что я знаю чего, от меня ждут.
- Ну, уж нет.
Я решительно отвернулся и пошел прочь.
- А знаешь, почему люди не уходят даже тогда, когда знают, что ими управляют? – прозвучал голос из-за стены. – Даже тогда, когда могут уйти. Даже когда уверены, чего от них, собственно, ожидают? Почему открывают дверь, за которой чужое желание подавляет собственное мнение?
- Нет.
- Они хотят узнать, чем кончится все это, хотят узнать, что за дверью. Что дальше? Чужая воля? Еще одна загадка.
- Да нет никакой двери.
- Неправильный ответ, - голос на секунду «треснул» и послышался громкий стук.
Я обернулся и посмотрел на дом, чуть подняв глаза. Собеседник появился не сразу, медленно, секунда за секундой появлялся из стены. Это был беловолосый старик с заросшим лицом и короткой, облегающей бородкой. Его взгляд был острым и пронзающим, и словно стрелял через пенсне. На нем был светлый строгий костюм и брюки.
- Если подумать, то много чего нет. А разница, какая? Мне дверь была не нужна.
- Вы случайно нее..?
- Нет. Это вообще не седина, я их крашу. Так что будьте спокойны. Да и потом, почему сразу строгий костюм и острый взгляд? Я выгляжу достаточно дружелюбно.
- Вы? Читаете мысли? – нерешительно спросил я.
- Я тебя насквозь вижу. Я ведь это ты в старости.
- Правда? – переспросил я.
Старик еще раз взглянул на меня и дико расхохотался.
- Нельзя же быть таким доверчивым. Меня зовут Филип. Я философ.
- Чем же вы занимаетесь? - я вскинул брови. – Философствуете?
- Пойдемте, я вам все покажу, - Филип кивнул, и мы медленно зашагали по тропинкам.
Мы шли к горам через камни, через хмурые деревья и мимо белесых выцветших столбов, некогда украшавших тропинки. Было достаточно светло, чтобы разглядеть пейзаж, но я был готов поклясться, что не вижу ничего, кроме обрывков ландшафта. Филип шел медленно, размеренно. Неторопливо, но уверенно.
Почему вы погрустнели вдруг? – внезапно спросил он. – Вы, казалось, были заинтригованы минуту назад, а сейчас словно заново погрузились в своих тараканов.
- Тараканов?
- Ну да. Представьте себе, целую ванную, нет, целое озеро тараканов. Мерзкое зрелище. Или, допустим, это будут не тараканы, а камни. И вы погружаетесь в это озеро. Вот с тараканами еще проще. Вам неприятно, тяжело, вы то и дело выныриваете, пытаясь ухватить побольше воздуха – чуть зазевались, и наглые тараканы лезут… Другое дело, камни. Они максимально неподвижны, разумеется, сами по себе. Вы начинаете копошиться – они рассыпаются, и вы сильнее закапываетесь. И хорошо, если это сон.
- И что вы решили делать с этим?
- Это моя пещера, - старик указал на небольшой проход в каменном монолите. – Вас уже охватил благостный трепет, чувство дежа вю? Зов предков. От первобытности до каменного века. От каменного века, до эпохи атомной энергии.
- Надеюсь, вы не сидите в ней спиной к выходу? – я легко улыбнулся и тут же выдал усталость, грубо сжав собственную руку.
- Помилуйте, - Филип хмыкнул. – Я каждый день копаю глубже и глубже. И переношу мысли на рельеф стен.
- Зачем? – спросил я.
- Вы знаете зачем. Ну, или, по крайней мере, догадываетесь. Иначе вас бы не было здесь.
Ч5.
Каждое утро я встаю со своей кровати, беру в руки долото, шпатели, шкурки, набор зубил и спускаюсь в пещеры. На стене уже много готовых образов – их чеканит Филип. Его формы всегда очень глубокие – он, кажется, даже не спит, чтобы не отрываться от своих скальных стен. Чтобы увидеть его. Помногу раз он возвращается к старым своим работам, чтобы довести их до видимого совершенства. Не странно, что самой широкой частью во всем пещерном комплексе был вход, стены которого были переписаны сотню раз.
Ужин после долгой работы в пещерах проходит в тишине и молчании. Лишь редкие порывы ветра поднимут шум, который будет едва слышен в доме без дверей и окон. Обедаем мы, как правило, в пещерах, каждый в своем крыле, иногда не отрываясь от чертежей или облицовки.
Ночью я выхожу к зарослям и подолгу смотрю вокруг. Тяжелая работа выматывает, и если не отнимает все силы, подавляет все желания. Долгие старания над образами, их проработка и воссоздание, выжигают мысли изнутри. Поэтому я сижу на земле и бездумно смотрю вокруг.
Я, словно заваленный камнями, перестаю дышать, но не перестаю ощущать все эти картины вокруг меня. Мне иногда кажется, что я, спускаясь в пещеру, не прекращаю блуждать меж картинами. Порой спокойствие, с которым Филип пробивает путь вглубь и украшает стены, повергают в состояние легкого забытья, трепета. Думаю, именно осознанность движений превращает действие в ритуал, подчиненной невидимой цели. А есть ли, собственно, цель?..
Уже трудно понять, что действительно имеет значение – украшенные образами стены, украшающие путь вглубь, или же нечто, к чему этот путь – поиск? – приведет. И чем глубже мы пробираемся, тем сложнее нам возводить образы, сложнее выбирать камни из проходов, тем меньшее значение приобретает конечная цель.
Люди любят делать ошибки. Ошибаться, делая выбор, но, не зная точно было ли это ошибкой, словно выбор стоял между двумя тупиками, или двумя проходами, ведущими к одному выходу. Люди любят делать ошибки, не любят когда им указывают на них. А что касаемо последствий? Ценит ли их человек, который делает ошибку? А может дело именно в том, что ничего не происходит, если ты делаешь ошибку, ничего не приобретаешь, а может быть, и не теряешь того, что у тебя есть. Зато, так сладко и заунывно можно рассуждать о том, что было бы если… Если бы этой ошибки не случилось.
Ч6.
Я расскажу вам о том, чего не случилось. К счастью, этого не случилось именно настолько, насколько могло бы случиться. Филип сидел со мной за столом, но есть не стал, отодвинув от себя тарелку.
- Очередная история, которой не случилось? – спросил он меня.
- Что? – я поднял глаза и отложил вилку. – Очередная?
- Давай просто закончим. Сейчас. В конце концов, мы можем это решать, должны.
- И? Чем все закончится? Убийца дворецкий?
- А чем все обычно заканчивается? – протянул философ. И тут я увидел дверь в стене. Я неловко подошел к ней и, как-то совсем глупо кивнув суровому старцу на прощание, потянул дверь на себя и…
Ч0.
Человек сидел за столом и что-то писал. Его лица я не видел, поэтому не мог сказать, кто это такой. Изредка он поднимал глаза от бумаги, но и тогда я не мог достаточно его разглядеть. Картин больше не было, но внезапно стены растворились, и да, это была ночь. Человек писал, а я шел вперед по городу, и все равно, когда оборачивался, видел, как он пишет. Он переставал писать, и, тут я, цеплял взглядом отдельных людей из толпы, а позади меня был маленький парк с горсткой деревьев и цветами.
Я шел вперед и смотрел вокруг себя. Что если бы все это было бы подделкой, что если бы я, а не они, провалился? Я сворачивал из переулка в переулок, лишь изредка натыкаясь на чуждые мне образы. Снова вокруг были картины. Люди, которые искали картины. И я, который, кажется, свою картину потерял минуту назад, когда нажал на кнопку.
Я зашел в маленький бар на углу улицы и встал за барную стойку. Покрутив в руках маленькую кнопку, больше похожую на машинную сигнализацию и осклабился. А что если, правда, одним нажатием я прекращу видеть то, что вижу, и увижу обратную сторону того, что делаю каждый день? Если разом запущу механизм, который превратит мир во мне в мир вокруг меня, а мир вокруг внезапно перестанет быть тем, чем представал, а предстанет тем, чем мог бы предстать?
- Стой, не оборачивайся, - голос повелительно пробился сквозь мысли, и я словно опять провалился. – Стоит нажать, на эту кнопку, и ты сможешь разрушить свои сомнения о реальности. Свое сомнение о выборе.
А был ли голос? Я вновь стоял за барной стойкой. Так. Надо заказать еще льда… И вино заканчивается, хорошо хоть не так много коктейлей с ним…
Сомнения? Смешно. Какие-то сомнения. В сомнениях ли дело? Да и что реальность, если ее никто кроме меня не увидит? Это и будет сплошное сомнение. Пожалуй.