(Этот отрывок из романа "Вьетнамская жар-птица" стал победителем литературного конкурса, организованного сайтом "Материнство" совместно с издательством "Сибирская благозвонница")
Жар-птица была прекрасна.
Толстая самодовольная Катька держала её на ладошке, демонстрируя дворовой ребятне, но прикасаться к этому чуду не разрешала:
- Зырить можно, лапать нельзя!
Ромка и Вера с завистью разглядывали заморский брелок для ключей, боясь даже дышать. Жар-птица была ярко-розового цвета, с длинным пышным хвостом и отчётливо прорисованными на нём пёрышками. По бокам трепетали маленькие резиновые крылья, а точёную головку увенчивал крохотный озорной хохолок.
Стоил брелок немыслимые, сумасшедшие деньги - целых три рубля. На них можно было шесть раз сходить на "взрослое" кино. Конечно, если оно не индийское - то всегда дороже, потому что две серии. Ещё на эти деньги можно было весь месяц питаться только мороженым. Или упиться лимонадом - так, чтобы полезло из ушей. Или купить самый дорогой батон колбасы - колбасу, к слову, Вера любила куда больше мороженого. Или два килограмма мандаринов. Или... или... или...
Впрочем, к чему глупые мечты, осадила себя девочка. Всё равно ни у неё, ни у Ромки не было этих вожделенных трёх рублей.
- Мамка сказала, что ещё мне купит! - хвастливо сообщила Катька, утирая нос мокрой варежкой. - И зелёную, и жёлтую, и... и голубую! И будет у меня целый жар-птицевый сад!
- Ну, и хвались до пенсии, - сурово осадил её Ромка и дёрнул Веру за руку - пойдём, мол. Вера в последний раз бросила жадный взгляд на резиновую птичку и со вздохом поплелась за своим старшим товарищем.
На швейной фабрике "Заря", где трудились Верина мама и Ромкин отец, работала целая бригада вьетнамцев из дружественной социалистической республики. Жили они в общаге при фабрике, держались всегда вместе, кучкой, дружбы с русскими не заводили. Правда, приторговывали своими национальными сувенирами - пёстрыми носовыми платочками, на которых были изображены портреты красавиц с миндалевидными глазами и мудрёными причёсками; брелоками для ключей; деревянными резными шкатулочками и бамбуковыми веерами. Жар-птицы сразу пленили всю ребятню их городка. Счастливые обладатели отнюдь не дешёвой безделушки моментально становились объектом зависти ровесников.
- Повезло же этой жиртреске, - буркнул Ромка, имея в виду Катьку. Вера не ответила - поставив в углу санки, она сосредоточенно пыхтела, стягивая с ног заснеженные валенки, с которых уже натекли небольшие лужицы в прихожей их огромной коммунальной квартиры. Несколько секунд понаблюдав за её мучениями, Ромка тяжело вздохнул, приподнял девочку и усадил на обувную стойку, а затем быстро стащил с подружки мокрые валенки.
- Посиди пока, - приказал он деловито, - я за тряпкой сбегаю, пол подотру. А то Варвара разорётся...
Варварой звали их соседку, склочную старую деву с кокетливо перекинутой через плечо тощей крашеной косицей. Варвара вела учёт следам на полу - каждое грязное пятно она встречала торжествующим криком и неслась с жалобой к родителям:
- Ваш сын опять в колидоре насвинячил - это просто наказание какое-то, а не ребёнок, я вам скажу!..
Ромка был уже по-настоящему взрослым - ему исполнилось десять лет. Вере шёл седьмой год, и она ещё даже не ходила в школу. Впрочем, крепкой дружбе мальчика и девочки это не мешало. Да и родители их приятельствовали. Ромкин отец, дядя Сеня, был вдовцом. На фабрике он работал мастером-наладчиком и славился поистине золотыми руками. Пил, правда, по-чёрному. Когда уходил в запой - Ромка мрачнел лицом и накрепко закрывал дверь их комнаты, чтобы соседи не слышали, как отец чудачит.
Верина мать тоже воспитывала ребёнка одна. Кажется, она никогда и не была замужем. Наспех сляпанная история о героически погибшем на войне отце-лётчике не убедила даже такую малышку, как Вера - она прекрасно знала, что война с фашистами закончилась задолго до маминого рождения. Но она не расспрашивала, не пытала - к чему? Им и так было хорошо вдвоём. А иногда можно было помечтать, понарошку, конечно, что Ромка - её старший брат, самый любимый, самый сильный и самый смелый, а смешной добряк дядя Сеня - и её папа тоже...
Сосед трогательно ухаживал за мамой, не надеясь на успех. Мама принимала его знаки внимания благосклонно, но не поощрительно, давая понять, что семьи у них всё равно не получится, а помочь по-свойски - приготовить суп или накрутить им с сыном котлет на ужин - она всегда согласна.
На маму, впрочем, многие заглядывались, потому что она была красавицей. Конечно, Вера, как дочь, не могла не идеализировать её. Но всё равно, объективно, мама была самой красивой женщиной на всей швейной фабрике... да и в городе, пожалуй, тоже. Тем более, Ромка был с Верой абсолютно солидарен в этом вопросе.
С некоторых пор Вера стала замечать, что маму повадился провожать один из вьетнамских товарищей, тонкий и стройный, как кипарис, азиат с непроизносимым именем Хьен Ван Ха ("Хрен Блоха", моментально окрестили его дети). Вера видела из окна, как они шли вдвоём под ручку - мама весело смеялась, играя ямочками на щеках, в то время как вьетнамец рассказывал ей что-то на ломаном русском языке.
- Кажется, этот узкоглазый ей нравится, - заметил Ромка в один из таких вечеров; он сидел у них в комнате и торопливо делал уроки на краешке стола, поскольку дома оглушительно храпел похмельный отец.
- Фу-у-у, противный, - протянула Вера, не отлипая от окна и карауля, чтобы мама не вздумала целоваться с этим вьетнамцем. Дело, похоже, шло к тому: парочка стояла друг напротив друга, лица их были близко-близко, и мама уже смущённо опустила глаза...
Одним рывком Вера взлетела на подоконник и дёрнула защёлку форточки. В комнату ворвался морозный декабрьский воздух.
- Ма-а-ам!!! - заорала девочка на весь двор. - Ты скоро?
Пара отпрянула друг от друга, мама неловко поправила волосы, выбившиеся из-под шапки, засуетилась и, судя по всему, начала прощаться со своим заграничным поклонником.
- Ну, даёшь, - Ромка расхохотался. - А чего ты их спугнула? Вдруг бы он тебе жар-птицу подарил? Бесплатно...
Вера прикинула, что лучше - быть с жар-птицей и Хреном Блохой в качестве папы, или не иметь ни того, ни другого, и окончательно уверилась, что поступила правильно.
Впрочем, притязания незадачливого ухажёра и так были вскоре пресечены: дядя Сеня потолковал с ним по-мужски. Подождал заморского гостя у проходной и ласково поинтересовался, какого ляха ему надо от Ниночки.
- Рюский женьщин красивий, - простодушно объяснил Хьен Ван Ха. - У них волос мяхкий, пущистий, глаза как у корови и сиськи бальщие.
После чего был немедленно взят за загривок и несколько раз обмакнут лицом в сугроб под аккомпанемент рыка взбешённого дяди Сени: "Если я тебя... морда косоглазая... ещё когда-нибудь... рядом с ней увижу... убью!"
Мама сидела в кресле рядом с абажуром и, устало щурясь покрасневшими глазами, старательно обшивала кружевное дочкино платьице серебристым "дождём". Нужно было успеть к завтрашнему утреннику в детском саду. Вера ворочалась на постели с боку на бок, пытаясь улечься поудобнее, но без мамы рядом, её неповторимого запаха, шелковистых волос, в которые Вера так любила утыкаться носом, заснуть категорически не получалось. Чтобы отвлечься, девочка вновь принялась мечтать о вожделенной жар-птице и мысленно просить кого-то, сама не зная, кого, чтобы он подарил ей вьетнамский сувенир. Мечты эти были идиллическими и имели мало общего с реальностью: в свои шесть лет Вера уже знала, что Деда Мороза не существует, и, значит, на Новый год она получит от мамы что-то более практичное и добротное... к примеру, новое пальто.
Вообще-то, можно было накопить денег с тех грошей, что перепадали ей и Ромке на мороженое. Уже к лету они вполне могли бы приобрести себе одну птичку на двоих: день она проводила бы у Веры, другой - у Ромки.
Но какая жалость, что они расколошматили его копилку в прошлом месяце! Инициатором был, конечно же, Ромка - вечный искатель приключений. Тогда ему взбрело в голову поехать вдвоём с Верой в Москву. Та ещё выдалась поездочка...
Не сказав родителям ни слова, сначала они ехали "зайцами" в электричке. Потом, обмирая от ужаса и восторга, вышли с Казанского вокзала и спустились в метро. Ромка уже бывал в столице со школьной экскурсией, и сейчас, преисполненный важности, гордо показывал ей Красную площадь, вечный огонь, почётный караул возле мавзолея дедушки Ленина...
- И вот прямо там он и лежит, - понизив голос и делая страшные глаза, сообщил Ромка. - В гробу!
Вера благоговейно затаила дыхание и уточнила чуть слышно:
- В хрустальном?..
Затем они отправились в Детский мир. Смотрели на волшебные часы с заводными героями сказок, а после просто бесцельно шатались по отделам - минуя одежду, интересуясь только игрушками. Маленькую Верочку поразили манекены, множество манекенов в живых позах - туристы в палатке, пионеры с красными галстуками... Ромка подолгу зависал возле витрин с конструкторами, а также моделями кораблей и самолётов, Вера же засматривалась на прекрасных ГДРовских кукол в чудесных разноцветных платьицах.
Они лакомились эскимо на палочке и пили вкуснющую, шибающую в нос газировку из автомата. Затем, когда от сладкого уже начало тошнить, Ромка купил двести граммов сосисок и свежий батон, и они замечательно пообедали, сидя на скамеечке. Трудно было поверить, что в каких-то двадцати километрах отсюда, в их родном городе, такие вкусные вещи, как эскимо, сосиски и бананы, считались дефицитом и практически не продавались. На бананы, впрочем, денег им уже не хватило. Пора было возвращаться домой, где, как они оба прекрасно понимали, их ждала грандиозная выволочка.
Вера до сих пор помнила то ощущение жуткого, дикого стыда вкупе с раскаянием, когда увидела белое, залитое слезами мамино лицо в дверях квартиры. Мама сначала ахнула, а затем крепко прижала её к себе и вслух, с облегчением, разрыдалась.
Дядя Сеня отлупил Ромку ремнём. Тот вопил как резаный, но отец заглушал его рёв своими гневными отрывистыми восклицаниями:
-...Взрослый больно стал, да?! Погулять захотелось, да?! Ах ты паскудник!.. Да что же ты девчонку малолетнюю за собой потащил!.. Ну ладно сам - идиот, но про Верочкину маму ты не подумал?! У неё же сердце больное, изверг!!!
При этом воспоминании Вера виновато заворочалась под одеялом, тихонечко вздохнула и, наконец, заснула.
Мама не пришла на утренник.
Это было странно. Обычно она с удовольствием присутствовала на всевозможных детсадовских праздниках. Тем более, у её дочери практически всегда была там главная роль. В этот раз Вера исполняла танец королевы снежинок, месяц готовилась, репетировала... Она кружилась в вальсе под аплодисменты чужих мам и бабушек, а сама искоса посматривала на дверь актового зала: вдруг мама просто опаздывает?..
В середине праздничного концерта вошла взбудораженная заведующая и сразу же кинула взгляд сторону Веры. Это насторожило и испугало девочку. Заведующая подошла к воспитательнице их группы, Светлане Борисовне, и что-то торопливо прошептала ей на ухо. Воспитательница переменилась в лице и тоже быстро взглянула на Веру, а затем поманила к себе пальчиком.
Вера приблизилась, чувствуя, как по спине ползут противные мурашки и сводит живот.
- Выйдем, детка, мне нужно тебе кое-что сказать, - ласково произнесла заведующая, а Светлана Борисовна ободряюще кивнула:
- Иди, иди, Верочка.
Вера на подгибающихся ногах вышла из актового зала, где продолжались смех и веселье новогоднего празднества.
- Видишь ли, деточка... - замялась заведующая. - Мне только что позвонили с фабрики твоей мамы... Тут такое дело... Мама почувствовала себе немножко плохо. То есть, я хочу сказать - очень плохо. Пришлось вызвать ей "скорую помощь", но... было уже слишком поздно.
- Как это - "слишком поздно"? - не поняла Вера. Заведующая скорбно приподняла тонко выщипанные брови.
- Милая, дело в том, что... твоя мама умерла.
Вера не проронила ни единой слезинки за всю дорогу домой. Заведующая вызвалась сопровождать её до квартиры и шла рядом, крепко стискивая в своей руке маленькую прохладную ладошку. Она что-то говорила, говорила, стараясь, видимо, отвлечь растерянную и шокированную девочку от главного. Верочка её не слушала. Она изо всех сил старалась не думать о том, что ей сказали. Вера категорически отказывалась верить в то, что мамы больше нет, и шёпотом просила кого-то, сама не зная, кого: "Сделай так, чтобы всё это оказалось глупой ошибкой!" Вот сейчас они поднимутся по лестнице, позвонят в дверь... И мама откроет, живая и весёлая.
Уже с порога она поняла, что никакой ошибки нет. Вся квартира была полна народу. Люди, знакомые и незнакомые, ходили по их с мамой комнате, что-то горячо обсуждали, спорили... Зачем они здесь, почему? Вере хотелось, чтобы они все ушли. Она молча стояла в прихожей, наблюдая за тем, как от её валенок на полу образуются грязноватые лужицы. Странно, что Варвара не орала на неё за это - а она была здесь, рядом, со своей нелепой рыжей косицей, но в глазах её больше не осталось злобы, только сострадание. Девочка мельком заметила, что Хьен Ван Ха тоже тут - он плакал, не стесняясь окружающих, и кто-то даже сочувственно выдохнул:
- Ну надо же... Нерусь, а ведь переживает!
От толпы отделился дядя Сеня. Неуверенной походкой он приблизился к Вере, присел на корточки, обнял её и с трудом выговорил:
- Осиротели мы... Осиротели, Верочка!
- Где Ромка? - почему-то спросила она, хотя знала, что друг должен быть ещё в школе, да и спросить, на самом деле, хотелось совсем другое.
- А девочку куда же теперь, в детдом? - громко поинтересовался чей-то незнакомый женский голос из глубины квартиры. В глазах у Веры потемнело.
- Не-е-е-ет!.. - завизжала она сразу на самой высокой ноте. - Не хочу в детдом, не надо, ну пожалуйста! Я не хочу-у-у-у!!!
Дядя Сеня изо всех сил прижимал её лицо к своей рубашке, лихорадочно трясущимися руками гладил по голове, пытаясь успокоить, но Вера продолжала кричать, вне себя от страха, боли и ужаса.
- Не отдавайте меня в детдом, миленькие, прошу вас, умоляю, не надо!..
Люди отводили глаза и молчали. Просто молчали.
Оказалось, что у Веры имеется вполне себе здравствующий отец и не менее здравствующая бабка. Именно бабушка и явилась за внучкой сразу после похорон, аккурат в канун Нового года. Приехала на такси аж из самой Москвы - это ж сколько денег надо было ухнуть только в один конец, шушукались соседи. Бабушка оказалась ухоженной чопорной старухой, посматривающей на Веру и её окружение несколько свысока.
- Что ж... - неуверенно произнесла она, оглядывая уже собранную и одетую молчаливую девочку, - это и есть твоя верхняя одежда?.. Хм, дома непременно купим тебе нормальное пальто.
- Вот здесь её вещи, - дядя Сеня услужливо подал столичной гостье большую дорожную сумку с нехитрыми Верочкиными пожитками. Бабушка брезгливо искривила губы:
- Ах, нет, оставьте... Я не потащу с собой это барахло. Всё необходимое мы купим ребёнку в Москве, не беспокойтесь.
Вера безучастно, словно бы со стороны, наблюдала за происходящим. Ей было абсолютно всё равно, купят ли ей новые вещи или заставят круглый год ходить в одном и том же платье.
Они уже сидели в такси, когда снаружи в стекло постучали.
- Вера... - неуверенно позвала бабушка, словно бы пробуя на вкус новое, непривычное имя. - Кажется, это тебя!
Она подняла глаза и увидела за окном Ромкино лицо. Он знаками просил её открыть окно. Вера покрутила ручку, опуская стекло вниз.
- Вот... - без предисловий, торопливым движением Ромка сунул ей в руки какой-то небольшой свёрток. - Это тебе. С наступающим, Верка. Ты, это... - он шмыгнул носом, - главное - не реви! Я к тебе приеду. Честное слово, приеду! Я тебя найду. Верь мне, ладно? И пожалуйста, не забывай - я обязательно скоро к тебе приеду!
- Ну, хватит, закрывай окно, - нахмурившись, скомандовала бабушка, - напустил холода!..
Стекло поехало вверх, а Вера смотрела на Ромкины губы, угадывая в их движениях всё то же искреннее обещание: "приеду, приеду, приеду..."
Она опустила глаза на свёрток из газетной бумаги. Он был почти невесомым. Вера отогнула уголок и увидела что-то ярко-розовое, воздушное, трепещущее...
В её ладошках лежала вьетнамская жар-птица. Та самая, о которой она так долго грезила, так страстно мечтала. Которая стоила немыслимых денег, и, кстати, совершенно непонятно, как Ромке удалось их раздобыть...
Такси выруливало из двора на улицу.
За машиной, в которой чужая злая бабка увозила его лучшую подружку в Москву, бежал взъерошенный худенький мальчишка, без шапки, в пальто нараспашку, и что-то упорно кричал вслед.
В машине, рядом с чужой злой бабкой, сидела маленькая девочка. Она то и дело оглядывалась назад, на своего лучшего друга, прижимала к себе резиновую птичку и горько, безутешно плакала.
(Ещё один отрывок из романа можно прочесть здесь: http://www.proza.ru/2015/10/28/736)