Фантомная иллюзия Глава 7-8

                ГЛАВА 7
               



  Солнечный свет, радостный смех и полное опустошение.
 Мне пять лет, я бежала по лугу, усыпанному бледно-фиолетовыми цветами, держа в маленьких ладошках веревку. Она тянулась по всему небу, завлекая за собой желтого бумажного змея.
 Мне семь, и я в первый раз пошла в школу. Шла и заметила его. Мальчишку с темными, даже смольными волосами с розовым букетом потрепанных цветов.
 Мальчик, который давно вырос, но все равно остался сиротой.
 Я сидела с ним за одной партой, с первоклассником в поношенных черных штанах и потертом пиджаке, но вечно сияющими глазами.
 С тем, кто никогда не отмечал дни рождения и не посещал школьные праздники.
 Мне было тринадцать, когда я увидела его на стадионе, пинающего мячик старыми белыми кроссовками. В насквозь пропитанной потом футболке и мокрыми взъерошенными волосами.
 В семнадцать я впервые поцеловалась. С парнем, которого знаю почти всю жизнь. С тем, кто носит черную куртку из искусственной кожи, прерывая ей окровавленную порванную футболку из-за которой проглядывала смуглая загорелая кожа. Который носит порванные дешевые кроссовки. С парнем, который нехотя курит сигареты, но все равно пытается скрыть это ментоловой жвачкой.
 Бдзыньк. И все нити мгновенно обрываются.
______
  Темно.
 Хотя неделю назад солнце светило так ярко, что аккуратно вычерченные белым мелом буквы по шершавой поверхности доски, излучали слабое свечение.
Тогда ветки изумрудных деревьев исполосовали наше приоткрытое школьное окно, а расшатанные стулья предательски скрипели под весом наших тел.
Скомканные исписанные бумажки разлетались в разные стороны, пока кто-то стоя у доски нервничая рассказывал очередную теорему по геометрии. Он рассказывал, а я смотрела в окно, мечтая поскорее выбежать из школы. Снова пройтись около расписанной граффити стены школы, заглянуть в соседнее кафе и выпить маленькую чашку сладкого чая. Сейчас бы чай комом стал в моем сузившимся горле, хотя я все еще хочу ощутить обжигающий привкус растворенного сахара в крутом кипятке.
 Может быть, это даст мне сил двигаться дальше.
 Посмотреть по сторонам и понять, что мир не замыкается в нас самих.
***
Когда сердце безостановочно бьется уже несколько минут, кажется, что оно вот-вот остановится. Быстро. Мгновенно. Секунда, и ты уже ничего не почувствуешь. Но сердце раз за разом подводит своего хозяина.
Долгая пробежка вокруг школы, мокрое от пота лицо.
Бесконечная дорога и разрушенные дома.
Красные щеки. Пепел сожженных заживо, вкус ментоловой жвачки на моих губах. Я прячу свое лицо в темноте, там, докуда еще не добрались огненные щупальца разожжённого нами костра. Саймон сидит рядом со мной, почти укрывая своей курткой, покрытой черным кожзамом мои плечи. Парень смотрит куда-то вверх, а я тереблю пальцами пуговицы на своей рубашке.
— Саймон, — обращаюсь я к парню, но он молчит. — Ты чего?
Молчит и по-прежнему смотрит вверх, пока его лицо медленно наливается румянцем.
— И долго ты тут сидишь? — Спрашивает парень, повернув голову в сторону огромного дерева, чьи засохшие листья стали топливом для нашего костра.
— Что там? — Сказала я и рывком поднявшись с земли, осмотрелась.
 На ветках. Среди густой засохшей кроны сидела она. Девушка с рыжими волосами в грязной серой футболке и железным пистолетом, торчавшим из-за пояса ее серых заляпанных грязью джинс. Она потирает дрожащими руками глаза и кашляет. Ее голос хриплый и неестественно тонкий.
— Не бойтесь, я не смотрю.
Я не боюсь. Некого бояться.
Медленно подхожу к дереву, почти прячась за спиной Саймона и незаметно посматриваю на нее. Девушка поправляет волосы и шмыгает носом. Ее лицо знатно покраснело, а глаза распухли. И кажется, я начинаю понимать почему.
 Когда твоя жизнь разрушается, невольно начинаешь понимать чувства остальных людей. Разбирать их грусть и печаль. Копаться в их проблемах, прорывая огромную яму в чужих сломанных душах. И я не хочу лезть в ее прошлое и становиться соучастником новой душераздирающей истории. Ее близкие, наверное, мертвы, она в отчаянье. Мне этого уже достаточно, чтобы понять ее чувства. Конечно, она иногда смеется, я тоже смеюсь, но почти никогда этот смех не идет прямо от сердца. Мы посмеемся и забудем, что это когда-либо было. Улыбнемся, и дождь смоет последнюю тень улыбки с наших губ. Ничего не останется, и даже сарказм пылинками выветривается из наших потрепанных голов.
 И мы не грустные. Не самовлюблённые. Мы не тешим себя в чужих объятиях, а лишь иногда живем в мечтах. Мы только верим в ложь и хотим обрести спасение.
***
Когда ломается время, все потихоньку начинается рассыпаться на кусочки.
Звезды светят не так ярко, огонь костра больше не согревает. Раны не болят. Внутри нет ничего, как и снаружи.
Сломанные игрушки обычно выбрасывают на помойку. А мы чиним все на свете, хотя знаем, что больше ничто не восполнит наши потери. Люди с дырявыми душами вкладывают частичку себя в этот сломанный мир.
И мы не плачем из-за этого. Если только иногда. Чуть-чуть. Совсем немного слез, словно энергетик. Пожалеешь сам себя и станет легче. Всегда становится. Но мы не можем помочь остальным, когда сами не способны обрести спасение.
Я вот нет. А Саймон его уже давно обрел.
Он может спасти меня от всего на свете. Укрыть черной кожаной курткой и мокрой ладонью закрыть мне глаза. Опустить белую пелену сигаретного дыма, чтобы она как занавес скрывала меня от всего происходящего. Он спасет меня от всего, но этого как всегда окажется недостаточно. В первую очередь нужно быть своим собственным героем.
Элисон и я — не герои. Девушка, которая прячется на дереве, скрывая в листве свои покрасневшие глаза очень слаба, хоть и пытается прикрываться вечной усмешкой и недовольством.
Высокомерная и грубая. Слабая и беспомощная.
Саймон, вытащивший ее холодное тело из ванной, готовится совершить новый подвиг. Он подходит к дереву, и облокотившись рукой об его ствол, гладит вверх, раздвигает глазами ветки дерева.
  — Спускайся, — требует он. — Мы не укусим. И нос как некоторые не разобьём.
 Элисон смеется, закрывая лицо руками. Ее смех долго долетает до нас, но услышав его, я еле заметно улыбаюсь. Слишком изглоданная по обычным человеческим радостям.
— Ха-ха, как смешно! — Ежесекундно доносится ее хриплый голос.
— Спускайся сидеть там бессмысленно, — подхватываю я, подойдя к Саймону. — И вообще ты уже сколько здесь сидишь?
— Я сижу достаточно, чтобы многое узнать. Да и какая вам разница? — Она отводит взгляд и дотрагивается исхудавшими пальцами до шеи. Зацепившись за что-то ногтями, девушка вытягивает из-под кофты тонкую серебряную цепочку. Она блестит на солнце и ярким светом режет мне глаза.
Я жмурюсь и исподлобья уставляюсь на Саймона.
— Большая. Выживших — единицы, — отвечает парень.
— Ты нужна нам. — Говорю я и еще ближе подхожу к дереву.
— Я не вещь, чтобы быть для кого-то нужной.
Она говорит это, и я начинаю смеяться. Она тоже. Ее потрескавшееся губы растягиваются в полоску, и на них мгновенно выступают алые капли.
— Мы и не говорили, что ты вещь. Ты просто в каком-то смысле хороший человек, — девушка отворачивается и вытирает рот рукой. Она смотрит вдаль, но не увидев ничего, кроме темной занавесы облаков поворачивается лицом ко мне. Ее взгляд. И готова забрать свои слова назад. Она смотрит на меня, и я вижу девчонку со старых пленочных фотографий. С бирюзовыми бантиками и ярким букетом белых ромашек. Я помню ее. Мертвую.
Мне больно вспоминать это, но я помню.
Жизнь точно знает куда ударить. Она какой раз бьет нас в самое незащищенное место. Сердце. Я боюсь, что оно когда-нибудь будет разбито. И я стану человеком потерявший человечность. Тем, который не способен плакать или сожалеть. Они могут это сделать и мне страшно.
В этом мире я боюсь только одну вещь — людей.
Я боюсь, что однажды они сделают мне слишком больно.
Я боюсь жизни.
Ведь жизнь — это не больше чем просто люди.
Элисон этого не знает. Саймон тоже. Они не знают, как я боялась своих близких. Одноклассников. Друзей. Я боялась выставлять свои чувства напоказ, ведь знала, что найдется человек, который меня обязательно осудит. Он разобьет меня вдребезги.
Он будет одним из них. Человеком, на которого я возлагаю большие надежды.
Именно поэтому я боюсь любить и быть любимой. Я боюсь дружбы и друзей.
Но ненавижу одиночество.
Парадокс. Я снова одинока.
И Элисон кашляет, приковывая к себе все мое внимание.
— Ты врать не умеешь. — Выдавливает она. Я открываю рот. Молчу.
— Да не умею. Но ты же... — Пауза. Собираюсь с мыслями, гадая, что ей ответить, но несвязные между собой предложения разрывают мою и без того переполненную голову.
Я пялюсь в одну точку минут пять. Пять минут за которые я снова начинаю чувствовать себя душевнобольной. Вновь начинаю думать о прошлом. Жить в мечтах. Но где же я сейчас?
Нужно расставить приоритеты и идти дальше. Забить на все и сдаться. Или просто оставаться человеком. Тем, у кого есть право на ошибки. Множество не прожитых лет в кармане. Миллионы возможностей и блестящих шансов. Представить, что это просто черная полоса. Полоса длиною в целую вечность.
***
 Элисон не собирается спускаться. Она пялится на меня, стирая засохшие серые грязные листья в песок и разбрасывая их по воздуху. Она смотрит как легкие частички листа тонут в нем и приземляются на землю, словно пух одуванчика только что раскрывшегося в мае.
 И тут я понимаю, что мы вряд ли доживем до весны.
 Треск веток, и Саймон лезет на дерево. Он цепляется пальцами за сучья и крепко упирается почти рваными белыми кроссовками в кору дерева.
— Что ты творишь? — Кричит девушка, и перебирая ноги, старается залезть как можно выше.
 — Если ты — там, то мы с тобой. — Отвечает Саймон чуть ли не засмеявшись.
 — НЕТ! Уди! Слезь! — Вопит она. Я стою внизу, подняв голову вверх, и наблюдаю за ними. Элисон ругается и несколько раз пихнув ногой вниз, неуклюже сползает с ветки, ухватившись рукой за сук. Обдирает покрытые пятнами крови ладони. Саймон ползет следом за ней, но девушка, оттолкнувшись от ветки перепрыгивает на другое дерево. Выполнив что-то похожее на неуклюжее сальто, девушка приземляется на колени. Она взмахивает головой, и поправив серебряный кулон, сползающий по ее ключицам, срывается с места.
 Прыжок. Элисон почти взлетает. Еще один, и я верю, что она сможет убежать от него. Но дистанция неимоверно сокращается. Секунда. Ее руки крепко сжаты в его ладонях. Рыжеволосая переворачивается и оказывается закованной в наручники.
 — Пусти! Я ничего тебе не сделала! — Процедила девушка сквозь зубы. Она кричала. Отбивалась. А я стояла в стороне и смотрела на них обоих. Пока с новым ударом сердца ко мне не вернулся здравый смысл.
 — Прекрати, — требую я. — Хватит.
Мои ноги отделены от тела. Я разрезана пополам. Отмороженные конечности несут меня в их сторону, пока голова отчаянно твердит, что ничего хорошего из этого не выйдет. Никогда не выходит.
 — Если она хочет уйти, то путь уходит. Когда-нибудь вернется, — говорю я уставившись ему в глаза. Парнишке с зелеными глазами и желтыми радужками, о поцелуе с которым я стараюсь как можно быстрее забыть. Может быть я не хотела бы этого делать, но если оставить все как есть и признать всю правду, то в конце будет больно. Уже больно. И не мне одной.
 Элисон почти кусает его за руки. Она орет, отбивается, но Саймон спокойно терпит все ее оскорбления. Он спокойно прижимает ее шею локтем к себе, другой рукой тянется в карман.
 — Ошибаешься! — Кричит она мне. — Если бы не этот бункер, я бы вас никогда больше не увидела!
Темное лезвие ножа мелькает в кармане парня.
Элисон начинает визжать еще громче, так, что весь лес начинает колыхаться от ее крика. Я опасливо погладываюсь по сторонам, пока к ее шее прикладывается деревянная рукоятка ножа. Она прижимается к сонной артерии, и девушка почти падает на землю.
— Она бы вырвалась. — Шепчет парень, аккуратно кладя ее голову на землю. — Мы ушли недалеко от бункера, она кричала.
 — Она все равно бы вернулась в любом случае! — Почти кричу я, но охрипшее горло вовремя дает о себе знать. Я кашляю и падаю на колени рядом с телом девушки без единой царапинки. Трогаю ее пульс и успокаиваюсь, почувствовав размерный стук разбитого сердца.
 Саймон на секунду поворачивает голову. Он встревожен. Я вижу это сразу, но не успеваю даже задать вопрос. Парень оборачивается. Кожаная куртка колышется на ветру.
 — Посмотри за ней, я сейчас, — говорит он, и отойдя в сторону, исчезает за посеревшими голыми кустами. Его шаги. Голос. Я не слышу ничего, кроме медленного дыхания Элисон. Сейчас она успокоилась, хотя в первую секунду я видела, как ее покрасневшее лицо выплескивало оскорбления. Во вторую я увидела в ее глазах неподдельный страх. В третью черные зрачки утопали под тяжестью век. Она упала на желтую траву, и серебряная цепочка последний раз блеснула своим рыжим светом вместе с ней. Сейчас тоненькая серебряная нить лежит в моей ладони. Я держу ее в руках, прежде чем замечаю что-то похожее на кулон. Сбоку к нему прикреплен маленький замочек, который я поддеваю своими погрызенными ногтями. Внутри. На двух половинках разрушенного прошлого прилеплена фотография. Две улыбки и четыре глаза. Рыжие и светлые волосы. Белая футболка и коричневая куртка. Подпись с двумя именами.
  «Элисон и Пит».
Я снимаю цепочку с ее шеи, и засунув ее в карман, иду по тому же пути, что и Саймон. Иду я медленно, прислушиваюсь к каждому шороху. Я параноик, давно свыкшийся со своим диагнозом. Медленно ступаю по веткам. Шагаю, пока не слышу скрип подошвы. Голоса. Немедленно прячусь за дерево, и прикусив губу, стараюсь успокоить свое дыхание.
 Порыв ветра, и мои волосы летят в сторону, привлекая их внимание. Дыши. Дыши. Тебя здесь нет. Они уже знают где я. Дыши. Хоть раз поверь самой себе. И все равно они меня найдут.
 — Элисон? — Тихий шёпот чужого поломанного голоса. — Элисон?! — Шаг вперед и полное разочарование. Я выглядываю из своего укрытия, а затем окончательно выхожу из-за дерева. Смотрю ему в глаза. Парню с фотографии из кулона.
 Молчу и просто шагаю ему навстречу. Пареньку со светлыми волосами. В коричневой подранной куртке с двумя сломанными застежками.
 Он стоит напротив меня, пока его железные руки стальной хваткой цепляют меня за плечи, поднимая на несколько сантиметров над землей.
 И я сдаюсь, вешу в воздухе. Я почти плачу. Роняю кулон и всхлипываю из-за дикой встряски.


                ГЛАВА 8               


 Пит трясет меня за плечи, я рыдаю. Мы цепляемся за останки прошлых жизней друг друга. С перекошенными глазами, вытянув руки вперед, оба тянемся к тому, что так дорого для нас. Мы только хотим ухватиться за надежду, хотим найти причины жить. Мы все хотим умереть. Но больше этого мы хотим, чтобы нас спасли.
 У парня со светлыми волосами, внутри, где проживают свои собственные монстры остались частички человечности. Злоба единственный ее показатель. Жаль, что я не могу почувствовать даже этого.
 Пока он, схватив меня за плечи, тянет вверх, я сжимаю в кулаке ледяной кулон, который секунду назад выпал из моего кармана и протягиваю его парню. Он мгновенно выхватывает цепочку у меня из рук. Пробегается пальцами по гладкой серебряной поверхности. Картинка отражается в его карих глазах. Я вижу, как она двигается. Как они улыбаются.
 Парень ослабляет хватку. Он оставляет в подарок о нашей встрече мне лишь синяки. И еще одно грустное воспоминание. Пит улыбается, но маска огорчения все еще не сползает с его лица. Он смотрит на кулон, но я все никак не могу понять, почему она ему так дорога? Элисон невыносима. Хотя... люди часто видят только оболочку. Вдруг, после землетрясения и в ней что-то изменилось? Ведь когда мы не в силах изменить мир, мы начинаем менять самих себя.
  — Это твое? — Хриплю я, потирая обожженные плечи. Пит оборачивается. Кровавый свет падает ему на лицо.
 — Да... Где она? — Губы шевелятся. Слова не идут. Я кошусь в сторону, касаясь костяшками пальцев черной кожаной куртки, владелец которой, сделав шаг вперед уже встал на мою защиту.
 — Эм...она заснула... — Говорит Саймон, а Пит, оттолкнув его в сторону, бежит сквозь глухие заросли серой травы, выкрикивая на весь лес имя девушки.
 — Элисон!!! — Орет Пит. — ЭЛИСОН!
 Но это бесполезно.
 Девушка с чисто зелеными глазами и огненным цветом волос снова сбежала, оставив нас всех в дураках. Минуту назад она была здесь, а сейчас лишь продавленный след очертаний ее тела, красуется на замерзшей траве.
 Я смотрю на землю, и на секунду, долю секунды меня захлёстывают сомнения. Она девчонка со старых пленочных фотографий, та которую я вижу первый раз в жизни, но все еще помню, пронося свои воспоминания сквозь года.
 Она никогда не могла быть ей и никогда бы не стала. Девчонка, чья мать умерла, а отец спился от горя. Та, чей брат остался сиротой, умерла девять лет назад. В тот день была суббота. Вокруг всех нас щебетали птички, а внутри играл похоронный марш. Тогда я думала, что это легко — отпустить человека, с которым ты прожил всю свою жизнь, хотя нет, я даже не думала. Детский мозг еще не мог воспринимать подобную информацию, хотя от боли и обиды сердце неимоверно сжималось, когда я проходила мимо мальчишки в подранных белых кроссовках. Я не знала, что сказать и что ответить, поэтому просто молчала, стараясь не попадаться ему на глаза. Ведь он всегда понимал и понимает больше, чем я. Наверняка, сейчас, Саймон знает, куда она могла уйти. Причина ясна, а последствия всегда остаются загадкой. Если бы он ее не вырубил, Пит бы не пытался оторвать мне голову. Будь все иначе, она бы не сбежала от нас всех, потеряв последний шанс возобновить свою нормальную жизнь. С Питом или без него.
 Сейчас, Пит в ярости. Он топчется на месте, хватаясь за голову, смотрит на меня, на Саймона. Ему нужен человек, на которого стоит сорваться. Нужен тот, кого он обвинит во всех смертных грехах. Выбирает. И рывком подходит ко мне, хватает за плечи и снова тянет вверх.
 — ЧТО ВЫ С НЕЙ СДЕЛАЛИ!!! — Выкрикивает он мне в лицо, а я, впившись ногтями в его локти, стараюсь не упасть. — ГДЕ ОНА? ОНА ЖИВА? ЧТО ВЫ С НЕЙ СДЕЛАЛИ?
 Он трясет меня в воздухе, я стараюсь не разрыдаться вновь. Не только из-за боли, просто, мне тоже нужно на ком-то сорваться. Но еще одна встряска, и почти падаю на землю.
 —  Эй ты, полегче, — слышу я, прежде чем хватаюсь руками за шею Саймона, который отрывает меня от разъярённого парня, и опустив на землю, ударяет его рукой в область живота.
 — Собака, — Пит вскрикивает, схватившись рукой за бок. Немного шатаясь, привстает с земли. Саймон замахивается еще раз, но я загораживаю тело парня, валяющегося на земле. Из его руки по-прежнему свисает цепочка. В другой он держит кулон. Он не виноват. Ни в чем не виноват.
  — Саймон, не надо, — шепчу я и делаю шаг в сторону. — Все хорошо. —  Я убеждаю его в этом, вытирая краем порванной красной рубашки засохшие слезы со своих щек. И кажется, он мне верит.
 — Да пошел он. — Кидает парень, и отойдя в сторону, облокачивается рукой на дерево. Я стою рядом с ним, медленно поднимая свою руку вверх. Также медленно и легко кладу свою ладонь ему на плечо.
 Дыхание.
 Сердцебиение.
Никогда не поверю, что даже его сердце когда-нибудь сможет остановиться. Саймон может умереть прямо сейчас. В эту же секунду. И я хочу раскрыться. Хочу рассказать о том, что не дает мне заснуть. обо всех ужасах, которые живут в моей голове. Я хочу, чтобы он знал все, даже больше. Хочу, чтобы он был моим лучшим другом, которого я уже не смогу оттолкнуть от себя. Хочу стать девушкой, которая сможет обнять его в ответ, когда вокруг снова будет царить хаос.
 Я просто хочу научиться любить.
 Слишком много хочу и слишком мало времени.
 Крик Элисон, словно черная дыра засасывает в себя все мои планы и опасения. Девушка с рыжими волосами пробегает мимо меня и зарыдав, бросается на руки своему парню. Она громко рыдает, уткнувшись носом в его плечо, пока Пит запустив пальцы в ее волосы, ласково поглаживает ее по спине. Элисон взывает, сильнее сжимая его в объятиях, а я улыбаюсь.
 — Я их оставлю, — шепчу я, уходя вверх по склону.
 — Да ладно. — Холодная ладонь Саймона, догнавшего меня осторожно ложится плечо, но я и не возражаю, лишь пячусь назад и кладу свои ладони поверх его. Мы оба стараемся улыбнуться и смотрим на них. На двух людей, грезы которых только что сбылись. Теперь, спустя так много времени, я понимаю, почему Элисон пыталась утопиться. Я тоже хотела. Убеждала себя в том, что соверши я самоубийство мир станет лучше. Но все это ложь. Самоубийцы — люди с растоптанными чувствами и возможностями. Они перестали верить в мечты. Те кто потеряли надежду, боялись уже никогда не обрести спасение. И они оттягивали это чувство, ища себе оправдание. Они слабы. Я слаба. Но не настолько. Слабые, но все равно, движущиеся вперед мертвецы могут оказаться намного полезнее, чем дохлые трупы, сброшенные на обочину. Я не могу и не хочу стать одной из них. Во-первых, потому что еще не время, во-вторых, потому что мне еще есть за что бороться. У Элисон же в то утро не осталось ничего. А сейчас внутри, где-то глубоко, там, докуда не могут дотянуться даже солнечные лучи, загорелась искорка. Скоро, поверь мне, она превратиться в самый настоящий пожар. Когда-нибудь я расскажу ей это. Тогда, когда она перестанет безумно рыдать.
 — Господи... — Сквозь слезы выдавливает Элисон. Пит молчит. В темноте невозможно различить его лицо, но кажется, он сам вот-вот заплачет. Играть на ниточках друг друга...невыносимо.
 Элисон ревет. Как ребенок, не получивший заветную игрушку. Так, как ревела я, когда сидела под тяжеленым потолком, расползаясь в лужицу, обхваченную руками Саймона. И я счастлива, что сейчас, причина ее слез совсем другая.
 Гул ветра насквозь просверливает наши тела. Ветер завывает свою грустную песню и затихает. И вновь приходит она. Тишина. Та в которой больше нет места людскому шуму. Да и самим людям. В этом виноват Арчер, Брэд, Профессор, Элисон, но не я. Отрицать очевидное еще никогда не было так сложно, но я уберегаю себя от правды, закапывая ее в своих мыслях, ведь правда слишком жестока, чтобы быть правдой. В реальности же людям, таким, как Элисон и я, сразу же подрезают крылья. Мир фантазий хоть и может уберечь на время, жить в нем вечно нельзя.
 Ведь десять минут назад, парень с фотографии сел на колено, перед девушкой в пятнистой футболке с торчащим из-за пазухи пистолетом. Он пошарился рукой в кармане и достал оттуда запачканную коробочку. Три ловких движения, и коробка уже была открыта. Пит аккуратно держал ее в руках, будто бы это самая ценная вещь в его жизни. Может быть он надеялся, что это поможет им жить дальше? Кажется, они в это действительно верили.
 Что может выглядеть еще нелепей? А вот что. Женитьба во время гребаного апокалипсиса выглядит очень нелепо. Кольцо на пальце не сможет ничего изменить. Мнимый вариант нормального мира. Он держал его в руках. Он надеялся, что они построят свой маленький мирок, на обрыве своих жизней, цепляясь за то, что мы все потеряли. Лгуны. Но я рада за них.  Элисон к тому времени уже перестала плакать, она радостно завопила на всю округу и обняла парня, а тот в свою очередь закружил ее в воздухе. Она была счастлива. Она летала подхваченная парнем, а вслед за ней взлетела и я. Мир завертелся вокруг нас, выделяя два лица на темно-зеленом смазанном холсте. Тогда Элисон смеялась где-то вдалеке, а я слышала эхо собственного смеха. Жизнь пролетала перед глазами, и я старалась взять от нее как можно больше.
 Я запоминала как Саймон кружил меня в воздухе. Как два человека растворились друг в друге. Как в один момент было хорошо и невыносимо больно. Новый поцелуй и новое объятие, принесет еще больше боли. Меня давно разбили, и я не хотела, чтобы то же самое произошло с Саймоном. Но в тот же момент я не хотела терять его. Иногда, ради любви люди идут на сознательные жертвы. Даже, когда на соседнюю чашу весов кладут не что иное, как твое сердце.
 Снова три слова, от которых хотелось и улыбаться и плакать. Он мог говорить это мне, но я никогда не смогла произнести их. Даже в мыслях, произносила их поодиночке. Нет. Для меня это слишком. Отдельными кусками и фразами я бы собрала это предложение, но каждое слово-нож по сердцу. Наверное, это ужасно. Любить, но не понимать, взаимны ли оба чувства. Свои чувства я почти всегда прячу в себе. И никто этого не знает. Даже я сама.
 Поцелуй и обещание. Больше нет места плохому. На смену тьме всегда приходит свет. Я верила, что все еще сможет измениться, хотя мысли часто противоречили друг другу. Я до последнего надеялась, что все будет хорошо.
 Господи, откройте мне глаза.
 Удар рукой в плечо, и я летела в сторону, перекатываясь по земле, раздирая кожу. Элисон орала что-то вдалеке, шум выстрелов и пара цветных глаз, загороженных человеческим телом. Собака. Как в детстве. С пушистым черным хвостом и белоснежным оскалом. Она улыбалась мне, а я пыталась отползти назад.
 Рука, в которую Саймон толкнул меня, чтобы уберечь от пуль, пролетающих в мимо наших голов, согнулась пополам и просто волочилась по земле. Наверное, кость сломана, думала я. Нога с ободранным шрамом от лески разодралась в кровь. Я тянула себя назад, но упершись в дерево спиной, просто закрыла глаза. Вздох. Шум крови, пульсирующей в голове. Скрип зубов. Шелест листьев.
 Я чувствовала, как собака, оторвавшись от земли, уже бежала мне навстречу...
***
 Глаза по-прежнему не видят ничего, но слух все еще улавливает многочисленные звуки. Хлюпанье ботинок по грязи, и прерывистое дыхание натравленного животного.  Оно скулит, рычит, словно его вот-вот загонят в угол.
 Но собаку, с двумя рыжими глазами уже ничего не остановит, она, обнажив свои белоснежные зубки, бежит на меня. Звук прерывается, ветер приносит с собой неприятный запах звериной шкуры. Злобное рычание преследует меня и не остается ничего, кроме как зарывшись руками в землю, начать обратный отсчет.
 10.
 Крик Саймона привлекает мое внимание.
 9.
Чувства слишком обострены.
 8.
 Я не выдерживаю.
 Открываю глаза и закричав, падаю назад, разбивая голову об землю. А парень летит следом за мной. Саймона впечатывает в траву, а пес вгрызается зубами ему в плечо.
  Его огромные рыжие глаза жалобно смотрят на меня, а клыки раздирают футболку вместе с кожей, собака кусками начинает отрывать от Саймона мясо. Вся трава окрашена в багровый цвет. Кровь брызжет в разные стороны, крики смешиваются с рычанием. Я сжимаю голову руками, выдворяя оттуда весь этот шум, но вдруг все само прекращается.
 Пес сам падает на грудь парня. Между его светлых глаз красуется красная дыра.
 Входное отверстие пули маленькое, а другое напрочь разорвало его голову. Кровь, смешиваясь с шерстью и вытекшими органами, покрывает все вокруг нас. Саймон лежит на земле, закатив глаза от боли, не в силах даже что-либо сказать.
 Он медленно дышит, но, когда Элисон, подходит к ему и сбивает с его груди собаку, дыхание учащается.
 Я же на коленях приползаю к нему, и скинув пробитую голову собаки с его руки, осматриваю рану. Хотя... тут уже нечего осматривать. Плечо разорвано и искромсано.
 Смотреть, как человек лежит перед тобой и не может дышать, омерзительно, тем более притом, когда знаешь, что ничем не можешь ему помочь. Пока внутренности вытекают из тела, оно бьется в конвульсиях, а ты, схватив за шиворот волочь его по земле, прокладывая кровавую дорогу по засохшим листьям.
 Я тащу его в сторону, убегая от охранников, показавшихся за деревьями и выкрикивающих:
 — Эй вы там, остановитесь!
 Я бегу от Элисон, Пита. От всего мира, потому что, только замкнувшись в своем маленьком мирке, построив лжежизнь на обрыве, я смогу спасти нас обоих. В другом мире, который существует где-то далеко отсюда. Другая реальность, где люди ходят задом наперед, а стрелки часов двигаются в обратном направлении. Там небоскребы превращаются в деревянные дома, а разговоры ведутся задом наперед. Там я по-прежнему хожу в школу, точнее, выхожу из нее, возвращаюсь домой, умываюсь и засыпаю. В этом лучшем мире живет Саймон, который взяв Эмму за руку, убегает от моря. Там солнце светит совсем по-другому, потому что сама Земля вертится в обратную сторону. Может быть, этот мир действительно существует не только в моем воображении. Я хочу верить в это. Уставшая убегать, уставшая от жизни, уставшая от самой себя. Переставшая ценить что-либо. Та, для которой все люди в один миг стали одинаковыми. Я встречала их прототипы в другое время. Пожизненный эффект дежавю все больше преследует меня. Элисон и Эмма. Пит и Поло. Арчер, Брэд, Профессор. У людей больше нет лиц. Все смешалось и перемешалось. Я тоже не больше чем смесь. Все в один момент перестали быть индивидуальными, как и я сама. Не больше чем девчонка с разноцветных фотографий, пытающаяся выбраться из этой ямы.
Но почва под ногами проваливается все глубже.
 Пусть она окутает меня, словно теплое одеяло. Небо над головой будет потолком. Я спрячу здесь нас обоих, уберегая его от пуль, продырявливающих воздух. Я влюблена, я рядом.
 И я хочу закрыть глаза, чтобы никогда не видеть крови, не слышать выстрелов.
 И не глазеть на перестрелку.
 На то, как мужчина, собирающийся выстрелить в меня несколько дней назад, схватившись за окровавленную ногу, падает на землю. За ним, его напарник. Элисон засовывает пистолет в карман, идет к нам. Она помогает мне встать. Пит же помогает Элисон дотянуть Саймона до безопасного места, а я помогаю
ей проследить за ним. Быстро раскрываю рюкзак, отрываю кусок ткани от своей футболки и достав бутылку воды, мочу ткань. Руки дрожат, роняю бутылку, но плотно закрыв ее, вытираю лоб парня намоченной в ледяной воде тряпкой. Стираю кровь с бровей, с носа и беру его за руку. Все еще рядом, когда никого не осталось.  Возвращаю должок, которого никогда не было.
 Проходит несколько минут, когда я понимаю, что что-то идет не так. Лицо Саймона краснеет, лоб горит. Он отбивает чечетку зубами, начинает что-то бормотать. Нос потеет, краснеет, руки дрожат. Он не находит себе места и просто медленно сходит с ума.
 Я протираю его горячие щеки водой, но становится только хуже.
 — Элисон, —  ничего не остается, — Элис, помоги у него жар.
 А она отвечает:
 — Это нормально для открытой раны. — Молчит. —Рана затянется не скоро. Недели через две. Сейчас ему надо поспать, чтобы иметь силы.
 — Две недели? Когда он проснется?
 — А ты что хочешь. — Сбрасывает прядь рыжих волос с плеча, — часа через два, не раньше.
 Киваю. Нужно время, чтобы такие раны затянулись, но времени нет.
 Рыжеволосая ухмыляется, я надолго запомню эту ухмылку. Она поднимается, повернув голову в мою сторону, говорит:
 — И это... перевяжи, когда Пит принесёт бинт. Если что зови меня. Скажи Питу, чтобы он наставил ловушек.
 Соглашаюсь. Оставляю Саймона, беру рюкзак, и высунув содержимое, расстилаю мешок на земле, пока Пит собирает хворост и пытается разжечь огонь.
 Когда у него получается, мы оба перетаскиваем Саймона в спальный мешок и садимся по бокам.
 — Давай на счет три, — говорит Пит.
 Я стискиваю зубы.
 — Раз... два... три! — Он поднимает Саймона за плечи, тот рычит сквозь сон, но усадившийся, под напором парня, начинает немного приходить в себя. Но только, как бинт, сворованный из рюкзака охранника, касается его плеча, парень, взвыв, закрывает глаза. Я стараюсь как можно медленней вернуть его руку в прежний вид, но кровь просачивается сквозь марлю. Заматываю все в несколько слоев, а Пит поливает ткань перекисью. Мертвецу она уже вряд ли понадобится.
 Мы сидим так несколько минут, Пит снова кладет Саймона на одеяло, тот взывает. Я ложусь на землю, рядом с парнем, накрывая куском теплой ткани его ноги. Мне даже не холодно. Но зубы стучат. И я снова уличена во лжи.
 Саймон спит, луна снова вылазит из-за облаков. Ведь даже когда мы все умрем, мир останется прежним. Рано или поздно найдется тот, кто снова заведет часы и по пустым разрушенным землетрясениями тротуарам зашагают толпы людей. Небо по самый горизонт снова заволочёт полоса черного едкого дыма. И тогда больше никто не сможет почувствовать себя одиноким.
 Ведь когда-то мама говорила мне: «Одиноких людей не бывает; они либо отвергают всех, либо просто хотят почувствовать себя одинокими.»
 Мама ошибалась.  В ту ночь ни она, ни я не знали, что такое одиночество. Я не знала.
***
 Когда Сердце Саймона бешено стучало, кровь пропитала все бинты, в ту ночь, когда Арчер с ободранными коленками и по-прежнему исполосованными руками шрамами, показался из-за дерева и подойдя ко мне, смотрел на меня сверху-вниз, и его глаза начинали поблескивать в свете звезд. Он повернул голову, и теперь в них отразилось красное пламя. Костер, лес, небо, я и сам Арчер сгорали в этом адском пламени. В нем сгорели дома и мосты. Люди и животные. И теперь пришла наша очередь. Глаза, пожираемые огнем, Арчер, охваченный им же. Сердца сдаются без боя, обмякшие кисти припадают к земле.
 Разожженное пламя и скованные льды.
 В ту ночь, парень, на которого я возлагала большие надежды метался по земле, и вдруг, шумные вздохи, из-за которых даже вороны покидали свои пристанища, прекратилось.
 Я думала он умер. Села на колени, и поддавшись панике, принялась трясти его за руки, безудержно рыдая.
 Я звала Элисон, Пита, Арчера, а они, услышав, мой крик побежали к лагерю.
 Они были слишком далеко. Я слишком близко. Но в отличии от меня, они могли ему помочь. В отличии от ребенка, который не может спасти даже себя.  Хотя тогда я и была ребенком. Маленькой, беспомощной, слабой.
 Но это уже неважно... ведь именно тогда, в тот день, когда ярко-желтые звезды и туман, умирающий парень, я, Элисон, Пит, Арчер, уничтожили наши и без того короткие жизни.
 Я рыдала в темноте и умоляла Саймона остаться, а Пит яростно нажимал грязными ладонями ему в область груди.
 Сердце забилось, и пришло спокойствие.
 Если бы его сердце не остановилось, мне не пришлось бы целовать парня, лежащего в луже собственной же крови, и я бы никогда-никогда не сказала то, о чем даже боюсь подумать.
 А когда он заснул и забыл все, что произошло минуту назад, я поднялась с земли и прошлась по тропинке. Пит полусонный сидел у костра, а Арчер, облокотившись спиной на дерево, притворялся спящим. Только Элисон всё — ещё не могла заснуть. Она подошла ко мне, и мы вместе прошлись мимо трупов охранников, с пробитыми железными пулями телами. Ушли далеко от лагеря.
 — Слушай прости за всё что я говорила. — Сказала она, остановившись вроде-бы у оврага.
 Я засмеялась.
 — Да... ничего. Я понимаю. Ты тоже прости меня.
 Она долго смотрела на меня, потом улыбнулась и дружелюбно протянула мне руку.
 — Да ладно. Проехали. Друзья?
 — Друзья. — Подтвердила я тогда.
 Вскоре небо почернело. Темнота окутала лес, а свет чьих-то фонариков и многочисленные голоса, заставили нас насторожиться.
 — Что это там? — Прошептала Элис, и встретившись со мной взглядом, сорвалась с места. Я бежала за ней, быстро передвигая обожженные ноги. Элисон бежала быстрее, но в следующую секунду она, не споткнувшись, не обернувшись, упала на землю. Хватаясь руками за воздух, она стонала, но, когда заметила меня, оттолкнувшись локтями от земли, запрокинув голову наверх, сверлила меня взглядом.
 Нити крепко переплелись.
 Элисон смотрела на меня, я на дротик, торчащий из ее спины.
 Глаза. Дротик. Фонарь. Топот. Разговоры. Тихий хрип.
 Рыжие волосы Элисон, отражающиеся в ее зеленых изумрудных глазах, запылали. За секунду огонь вновь заполнил все вокруг; он горел не только в ее глазах, но и там, под слоем одежды, в крови, переносящей дозы снотворного, где промелькнула маленькая искра.
  — Беги, — промычала она сквозь сон, — беги, Юми. — Крик. И она погасла.
Голова Элисон наклонилась вниз, кровь потекла из носа, медленно покрывая ее подбородок и губы, она заснула, и я побежала.
 Спотыкаясь, падая, выкарабкиваясь из грязи, я все передвигалась, преследуемая мужскими криками.
  Прыжок.
 «В первую очередь нужно быть своим собственным героем».
  Удар.
 «Все будет хорошо».
 Колени касаются земли.
 «Обещаешь?»
 Слеза.
 «Обещаю».