А время шло. Я уже давно работала только в КБ, - от повинности дежурить летом сменным мастером на холодильной станции меня освободили. Главный как-то сказал:
- Хватит там прохлаждаться. Работайте здесь. Проку больше.
И правда, - мне самой не нравилось болтаться в сменах, теряться во времени, ходить с гудящей от бессоных ночей головой, быть "слугой двух господ": на станции я подчинялась начальнику цеха, в отделе - главному энергетику...
А завод наш был уникальным. В глубоком лесу, воздух - хоть пей его! Аллеи, цветники, фонтан, шикарное здание столовой - любой санаторий позавидует! Комнаты отдыха, комнаты гигиены, поликлиника...
И коллектив наш был совсем молодой. Нас в отделе было человек тридцать, все в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Только начальство было постарше, сорок пять-пятьдесят. Было столько шуток, приколов, розыгрышей! Порой на хохот прибегали из других отделов: что случилось?
И работалось легко, весело. Я полюбила свою работу. Было интересно: всегда что-то новое. Получив задание, я какое-то время как бы вынашивала его в себе, не присаживаясь к рабочему столу, бродила по заводу, по отделам, по подружкам, - в библиотеке, копалась в литературе, - пока не вырисовывалась в голове полная картина. Тогда окапывалась за своим кульманом и очень быстро выдавала решение. Не могла тянуть-растягивать работу: если лежали несколько заданий сразу, пусть даже не срочные, мне надо было их все быстро переделать,- а потом позволяла себе и пофилонить… На что Ира Пинус, подруга, ленинградка, как-то сказала:
- И чего ты торопишься все переделать! Нельзя так... Филонить лучше, когда лежит какое-то заделье! Вот начальство спросит тебя: чем вы занимаетесь, Светлана Михайловна? А тебе и сказать нечего! А так: да я, вот, делаю то-то и то-то! Сразу видно, человек при деле!
Вспомнила Ирину... Был забавный случай. Как-то мы с ней возвращались из закрытого (ну, очень режимного!) корпуса. На выходе дорогу мне загородила охранница:
- Что несете? Где разрешение? - прицепилась она к чертежам, что были у меня в руках.
А мы уже привыкли, что охранники нас знают, и спокойно ходили со своими чертежами, не оформляя разрешения в первом (особом) отделе, - дела на пять минут, а оформление занимало почти половину дня! Раньше мы хоть прятали под халат, под пальто. А тут забыли, привыкли, что "все свои"... И вот, - нате вам! Новенькая!
Мы что-то начали доказывать, спорить… А она – по инструкции: к кобуре, за пистолетом: сейчас вызову начальника охраны! А это уже неприятность...
И вдруг вижу - в вестибюль входит директор завода, один, без свиты. Я к нему:
- Анатолий Иванович! Вот мы… вот нас…
Он глянул на меня, узнал:
- А-а, одесситка… Как работается?
- Да вот... тут... спасибо... хорошо все... вот... нас...
- Пропустить,- кивнул он на нас охраннице и двинулся дальше.
Но не тут-то было! Охранница пулей вылетела из-за своей стойки и бросилась ему наперерез:
- Стой! Ты кто такой? Где пропуск?
Отдадим должное выдержке нашего директора! Он спокойно достал из кармана пропуск и подал ей. Надо было видеть лицо бедной охранницы, когда она раскрыла пропуск!
Директор все так же молча взял его у нее из рук, кивнул нам и последовал дальше. А бедная охранница, уже чуть не плача, причитала:
- Девоньки! Что же вы не сказали, что это директор!…
На что Ира, забирая у нее наши пропуска, невозмутимо ответила:
- Начальство надо знать в лицо!
…Конец мая. Мы с Людмилой Васильевной, моей сотрудницей и напарницей по теплобюро, идем в котельную завода корректировать схему мазутонасосной станции, расположенной в полуподземном помещении.
Котельная находится на вспомогательной площадке. Это в пятистах метрах от основной, производственной площадки. Идем узкой лесной тропинкой, среди сосен, осин, берез. Лес здесь, как и везде вокруг завода, густой, дикий, буреломный. Тепло. Появилась свежая зелень, цветет сон-трава, она зовется здесь подснежником. Это довольно крупные, очень нежные цветы на мохнатых ножках, белого, желтого, лилового и розового цвета. Уже раскинулась коврами по полянам лиловая медуница. Прошел теплый дождик. Даже чуть парит, как летом. Очень не хочется в такую погоду спускаться в холодную, вонючую мазутку!
Поднимаемся на второй этаж к начальнику котельной. Он постарше нас. Мы все в одной службе, хорошо знаем друг друга по работе, вместе бываем на собраниях, торжествах, на вечерах. И он все хорошо понимает:
- Я тут, девчонки, приготовил вам старые чертежи, подправил их мало-мало,- ошибок нет, - потом начертите сами, - говорит он. - Поедемте в поселок, домой, зачем вам лезть в мазутку. А в одиннадцать автобусом вернетесь в отдел.
Ему и самому-то не слишком хочется лезть туда. Да, видать, и дела есть в поселке.
Естественно, мы за! И у нас дома столько дел! А еще только девять утра. Да и переодеться не мешает, жарко.
В одиннадцать часов, переодетые, довольные, с чертежами, - являемся в отдел. Нас встречают молчанием и широко раскрытыми глазами. Здесь же и наш главный.
- Ну, так вы в порядке? Что там произошло? - спрашивает он.
- А что произошло? Где? - мы смотрим друг на дружку.
- Там же баллон взорвался, рядом с мазуткой! Вы что, не слышали?
- Н-нет… Мы, наверное, были внизу… - делаем невинные глаза.
Главный внимательно смотрит на нас, крякает, с силой трет лысину.
- Ну, ну… - уходит.
Слышим:
- Там так ухнуло! У нас тут окна зазвенели! Мы уже решили, что с вами что-то случилось... А в поселке не слышно было?! - наши смущенные физиономии и легкие, уже другие, наряды говорят сами за себя...
И уже окна звенят от хохота. Долго нам припоминали тот баллон!