Один день Марка Анатольевича
1
Утро началось с визита Государственного Врача. Как и положено по чину, был он вальяжен, надушен и добродушен:
- Раскин? Марк Анатольевич? Ну, что ж, голубчик, приступим к предписанной вам Медицинской Демократической Процедурке!
Конечно, Марк Анатольевич знал, что миг настанет, но все же разволновался, даже замутило слегка.
- Штаны снимать?
Государственный Врач слегка поморщился, словно Марк Анатольевич издал неприличный звук:
- Что, сударь, у вас за представления? Чай, в демократической стране живем. Рукавчик закатайте.
Закатывая рукав, Раскин покосился на письменный стол, где лежало постановление Мирового Судьи. Из этой бумаги с двуглавым орлом в правом верхнем углу следовало, что гражданин Раскин М.А. приговаривается к Медицинской Демократической Процедуре за публичное выражение сомнений в правильности внешней политики Государства.
Тем временем Государственный Врач достал из саквояжа небольшую плоскую коробочку, приложил ее к оголенному предплечью преступника, и тот почувствовал легкий укол.
- Ну, вот и все, батенька. На месяц хватит. А там снова ждите в гости, - Государственный Врач аккуратно упаковал саквояжик.
- Это что, наркотик? – поинтересовался Марк Анатольевич, приводя себя в порядок.
- Бог с вами! Какой наркотик? Наркотик – это всегда кратковременная эйфория, потом депрессия, ломка, так сказать… Вы же не ощущаете никакой эйфории? Ну, вот. Это новейшая разработка. Никаких побочных эффектов. Просто вы будете все действия и решения Властей находить разумными. Не по насилию, а основываясь на доводах вашего же разума. Ну-с, до встречи через месяц.
2
- Любочка, выходи, он ушел!
Жена вышла из соседней комнаты:
- Марик, ты добился!
- Ничего я не добивался, Любочка! Я же не думал, что в конторе стукач какой-то есть, не первый год вместе работаем.
- Сколько тебе говорила, не распускай язык, что ты понимаешь в политике? И что изменится, оттого что ты свое мнение выскажешь? Тоже, Бжезинский нашелся. Вот и договорился до Демдуры!
- Ладно, не я первый, не я последний. Давай завтракать, на службу пора.
За завтраком Люба смягчилась, сказала – ладно, может, и вправду поможет Демдура эта. По телевизору Леонтьев комментировал высадку российского десанта на ялтинское побережье с целью защиты крымских татар. Хотя Леонтьев по-прежнему вызывал у Марка Анатольевича образ потных ног, его аргументация показалась убедительной. Угнетенные татары вызывали жалость, а инициативу Шаймиева, готового сформировать татарскую дивизию для поддержки повстанцев, хотелось одобрить.
Марк Анатольевич поделился этими мыслями с женой. Люба обрадовалась:
- Ну, и ладненько! Будешь, как все люди.
Своего мнения по поводу крымских событий Люба не имела.
Марк Анатольевич поцеловал жену и спустился во двор. Там он любовно обошел свою трехлетнюю "Тойоту-Рябину". Родившаяся на конвейере Государственного Волжского Автозавода, она напоминала своего самурайского предка только внешне, но ездила. Да и стоила дешевле. Вот только резина уже лысая, а очередь еще не скоро подойдет. Правда, начальник обещал свести с умельцем, который шины наваривает. Говорит, в советские времена так все делали.
Вот и поворот к Госплану. Марк Анатольевич надеялся, что сегодня Государственного Автоинспектора не будет, но тот был на месте. Раскин покорно подчинился указующему жезлу.
- Ваши документики.
- Так они все те же, что и всегда, - ехидно улыбнулся Марк Анатольевич.
- Ничего, проверим. Так, так… ну, что ж, Марк Анатольевич, пили вчера?
- Не пил. Ни вчера, ни позавчера, ни третьего дни.
- А что у вас глазки красненькие? Давайте, все ж таки дыхнем в трубочку.
Марк Анатольевич покорно дыхнул. Государственный Автоинспектор с сожалением постучал ногтем по стекляшке, как бы надеясь, что она приобретет искомый цвет, и с укоризной сказал:
- Что вы за нация такая, ни выпить, ни закусить…
Признавая упрек справедливым, Раскин виновато опустил глаза. Государственный Автоинспектор тем временем неторопливо обошел "Рябину", и глаза его сосредоточились на лысых скатах. Раскин замер в предчувствии неприятностей, но его спас немыслимый ржавый драндулет, вывернувший из переулка. Государственный Автоинспектор сунул Марку Анатольевичу права и вытянул жезл в направлении драндулета. Естественно, Раскин повторного разрешения ехать не дожидался.
3
- Марк Анатольевич, загляни-ка ко мне.
Раскин положил трубку, снял со спинки стула пиджак и задумчиво вышел в коридор. По голосу начальника заметно, что тот расстроен.
Мельниченко начальником был неплохим, невредным. Может, излишне трусливым. Сильно дорожил местом руководителя Отдела Рыбной Промышленности Госплана, в котором (отделе) и трудился Марк Анатольевич экономистом. Отношения у него с Мельниченко были хорошие, не на людях они общались на "ты", но, как щирый украинец, тот евреям полностью не доверял. Хотя они на эту тему никогда не разговаривали, Раскин подозревал, что начальник верит в то, что мацу делают на крови христианских младенцев.
Марк Анатольевич закрыл за собой дверь маленького кабинета.
- Сидай, Марк.
- Что, неприятности?
- Ну, не то, чтоб… но аврал. Ты закончил план импорта из Дальневосточной?
- Заканчиваю, сегодня думал сдать.
- Так вот, все надо переделывать. И срочно.
(Историческая справка. Пять лет назад на Дальнем Востоке китайцы начали массово переходить границу, расселяясь в России. Пограничные войска пытались этому препятствовать, что вызвало вооруженный конфликт. КНР выслала войска для защиты своих граждан. После Тринадцатидневной войны установилось хрупкое перемирие под эгидой миротворцев ООН. Фактически, образовалась Дальневосточная Китайская Республика (ДКР), которую признали США, Северная Корея и еще ряд стран, но не признала, естественно, Россия. Однако, строить отношения с ДКР, особенно экономические, приходилось как с иностранным государством тем более, что на территории ДКР рубли не котировались, а юань ходил наравне с долларом и евро.)
Раскин расстроился:
- А что случилось-то?
- А то! Главный, понимаешь, Государственный Врач Онищенко нашел в ихней селедке стронций-херонций, что ли… Хоть он и Онищенко, а москаль клятый!
- Ну, Иван Харитоныч, как же?.. Если стронций, это же опасно, правильно делает.
Мельниченко удивленно вздернул брови:
- Ты, Марк, недоспал сегодня, никак? С Любкой ночью переусердствовал? Не понимаешь, что это политика одна? Лишь бы китайцам хвост прищучить.
- Не знаю… Наверху видней, может и политика. Но, наверно, так надо.
Мельниченко вышел из-за стола и уселся рядом с Раскиным:
- Марк Анатольевич, что с тобой?
- Да все нормально. Мне сегодня утром Демдуру вкатили, может поэтому…
Иван Харитонович с облегчением рассмеялся:
- Так бы и сказал! А я думаю – может с глузду съехал. Ладно, месячишко хорошо жить будешь, без сомнений.
- Так через месяц повторно…
- Та брось! У них там такой бардак! Забудут, потеряют, черта в ступе… Если не будешь лишнего языком трепать, то и не вспомнят. Да! Вот еще что. Зайди в партком. Филиппов хотел тебя видеть. Не, зачем – не сказал. А тебе чего сейчас бояться? Ты же у нас Демдурак, тебе все хорошо!
Под веселое ржание Мельниченко Марк Анатольевич направился в партком, томимый неприятными предчувствиями.
4
Секретарь Парткома "Единой России" Филиппов за своим столом ковырялся во внутренностях мобильного телефона фирмы "Единокия". С тех пор, как отношения с Финляндией ухудшились и стала восстанавливаться линия Маннергейма, пришлось наладить собственное производство сотовых. Госкорпорация "Единокия" выпускала неплохие мобильники, но довольно громоздкие – весом полтора-два килограмма. Зато этот недостаток компенсировался ремонтопригодностью – обладая минимальными электротехническими знаниями каждый мог его отремонтировать, благо, прилагались подробные инструкции по ремонту.
Филиппов отодвинул коробку в сторону и сделал строгое лицо:
- Садитесь, Раскин. Вот, вынужден побеспокоить, надо кое-что обсудить.
- Так ведь я не Член Партии.
- Это вас не украшает. А, кстати, почему? Не разделяете нашу программу? Или вы в Другой Партии?
- А разве другая есть? – искренне удивился Раскин.
- У нас многопартийность, - сухо произнес Филиппов, - есть Другая, Третья, Либеральная… Но я, собственно, не для того… Тут на вас сигнал поступил.
Он порылся в столе и положил перед Раскиным бумагу. Написанное Ираидиным почерком, с характерным наклоном влево, заявление гласило, что господин Раскин, фактически сожительствуя с ней уже полтора года, и обещая развестись с женой и жениться на ней, Ираиде Семгиной, уклоняется от выполнения обещания, вследствие чего она, Ираида Семгина, вынуждена обратиться к властям по вопросу содействия в принуждении господина Раскина к выполнению своего обещания. В доказательство упомянутого сожительства госпожа Семгина готова предоставить аудиозапись высказывания своего трехлетнего сына, которая фиксирует следующее: "Дядя Малик холосый, часто к нам плиходит, и конфетки далит, и подалки длугие тозе".
- Вот, стерва! – невольно вырвалось у Раскина.
Ираида служила в том же Госплане, только в другом департаменте. Совратила она Раскина после одной корпоративной вечеринки, когда Марк Анатольевич, непривычный к выпивке, захмелел от неосторожно выпитых двух-трех рюмок. Заставила провожать ее домой, затащила в квартиру под предлогом необходимости выпить кофе для протрезвления, где и изнасиловала. Практически. Потом шантажировала, что все расскажет жене, если Раскин перестанет навещать. Во избежание скандала Марк Анатольевич покорился, откровенно говоря, не без некоторого удовольствия, так как Ираида в постели была гораздо изобретательней нетемпераментной Любочки.
- Ну, стерва , там, не стерва – это до нас не касаемо, - поморщился Филиппов. -, а на сигнал обязаны реагировать. Работник вы хороший, нам бы не хотелось доставлять неприятности. Так что постарайтесь убедить вашу мм… Семгину забрать заявление, либо… персональное дело и прочее… Ну, или воспользоваться законом о многоженстве. В общем, подумайте, неделька у вас есть.
(Историческая справка. После преобразования Государственной Думы в Совет Старейшин при Администрации Президента и самороспуска ЛДПР В.Ф.Жириновский, занявший пост Председателя Совета Старейшин, провел закон, уравнявший всех граждан с мусульманами. Теперь каждый гражданин мог иметь до четырех жен, если предоставлял справку о соответствующих доходах.)
По дороге домой Раскин размышлял. Если партком – власть, то, конечно, советы его правильные. С другой стороны, партия, вроде, общественная организация, и тогда… В таком раздрыге подъехал он к дому, и тут его сомнения разрешились неожиданным образом.
У подъезда стоял грузовик с брезентовым верхом, из-под которого тянул табачный дымок и веселая матерщина. Когда Раскин закрыл свою "Рябину", из кабины грузовика вылез здоровенный прапорщик:
- Лейтенант запаса Раскин? А мы вас дожидаемся. Вот повестка. Вы призываетесь на трехмесячную переподготовку резервистов. Отправка немедленно. Полезайте в кузов.
- А как же… зайти домой…?
- Все необходимое получите на месте. Полезайте.
Население кузова встретило пополнение ржанием, советами, сочувствием ("небось, с бабы сняли"), подбадриванием ("не журись, хлопче, дальше Кушки не пошлют, больше года не дадут").
Последнее, что увидел Марк Анатольевич в брезентовую щель, были желтые окна его квартиры.