Оля

Владимир Палагин
Оля


Олю я впервые увидел в компании с Настей. Они были подруги, возможно, одноклассницы. Мне тогда было лет тридцать. Дела у меня шли хорошо. Я считался успешным  для того времени  предпринимателем. Я еще был женат, но после того, как Лена вышла замуж, отношения в моей семье (если это можно было назвать семьей) стали еще более шаткими. Настя не смогла заменить мне Лену, наши встречи были редкими и случайными. Возможно, при такой случайной встрече на улице, мне надо было обсудить с Настей какие-то наши личные дела, а может быть, просто нашел повод, чтобы лучше рассмотреть девушку рядом с Настей, я подошел к ним, поздоровался и попросил девочку на пару минут оставить нас с Настей наедине. Я так и сказал: "Девочка, отойди на пару минут, нам с Настей поговорить надо". Я сделал это специально. Это был своеобразный тест. Если девочка обидится и попытается возразить, значит, на неё не стоит обращать дальнейшего внимания - это ребенок, которому только хочется казаться взрослым,  кстати, этим легко можно было  воспользоваться, но это было не в моих правилах, да и не люблю я глупых девочек. С другой стороны, если у девочки не возникнет интереса к общению с взрослым мужчиной, значит и не нужно его навязывать - я же не маньяк какой-то. Она послушно отошла в сторону, но от моего взгляда не ускользнуло выражение ее глаз. В них не было возмущения по поводу того, что ее так бесцеремонно отстранили от участия в разговоре. Ее не удивило, что у Насти могут быть такие взрослые знакомые. В глазах было не простое любопытство, а желание понять, даже не то, что может быть общего, а как вообще может быть что-то общее, между взрослым мужчиной и юной девушкой (обеим было не более пятнадцати лет), и тайная, но не черная, зависть, что Настя может вот так свободно, на равных, общаться со взрослым мужчиной.

После выяснения всех вопросов с Настей, я сам предложил общую тему разговора для того, чтобы лучше рассмотреть подружку и познакомиться. Оля мне понравилась сразу, своей скромностью, тем, что больше слушала, чем говорила. А главное, выражением глаз. Сами глаза были большими и очень внимательными. Было такое ощущение, что она постоянно все изучает, впитывая знания в себя, как губка воду.

Мы стали видится чаще - я сам придумывал повод, чтобы подойти к Насте, когда они были с Олей вдвоем. Я стал рассматривать ее как сексуальный объект: она была ни высокой, ни маленькой; ее нельзя было назвать стройной - большая, не по возрасту развитая, грудь заставляла ее сутулиться, и совсем не потому, что ей было трудно держать осанку, а оттого, что она стеснялась распрямиться, выставив грудь вперед. Это был ее маленький комплекс. Конечно, она понимала, что это преимущество перед подругами (как потом выяснилось, в классе поэтому ее и звали Сабриной, в честь полногрудой популярной певицы того времени), но она стеснялась излишнего внимания к ее груди со стороны мальчиков, которые, скрывая свои потаенные мысли, всячески "острили" по этому поводу.

На самом деле, я сразу увидел, что у нее вполне симпатичная фигурка, надо только научиться не стесняться того, что бог сделал тебя женщиной. И чем чаще мы виделись, тем больше она привлекала меня, тем больше я видел в ее глазах потаенное желание, а вместе с тем страх, более близкого знакомства. Запретный плод сладок.

Оля, естественно, была отличницей. Была не такой раскованной, как ее одноклассницы. Ей приходилось быть пуританкой. Она была намного умнее своих подруг, но только в одном она "отставала" - в общении с противоположенным полом. Мальчики и так по своему развитию отстают от девочек, а уж от развитых девочек тем более. Нужен был более взрослый мужчина, желательно без притязаний, но где его взять. Я тоже понимал все это. Прекрасно понимал, что в маленьком городке, где все про всех все знают, не так легко найти такого мужчину. Понимал, что через Настю она получит всю информацию о моем стиле жизни. Прекрасно понимал, что этот стиль соответствует ее требованиям. Понимал, что это шанс для нас обоих.

При очередной встрече, после разговора ни о чем, я без какой-либо связи с темой разговора, так, чтобы в случае необходимости все можно было перевести на шутку, предложил:
- Оля, приходи как-нибудь ко мне в гости на чай.

При этом я, не моргая, смотрел ей в глаза, чтобы было понятно, что чай - это только предлог. Собственно, это было ясно и без этого. Но так же, не отводя глаз, Оля ответила неуверенным, но согласием.
- Я тебе покажу чай - отреагировала Настя, понимая, чем этот чай закончится - Я не разрешаю.

Я заметил, что Ольгу немного задело, что решают за нее, и по ее глазам понял, что она не против чаепития. Но она промолчала, а я не стал настаивать, чтобы не очень выказывать свою заинтересованность.

Через неделю, наверное, после совещания между подругами, при очередной встрече с ними на улице, Настя сказала:
- Я разрешаю Оле прийти к тебе на чай.

Сразу было ясно: с девушкой была проведена беседа, было объяснено, чем обычно заканчиваются подобные чаепития, и, самое главное, девушку это не остановило. Поэтому я понял, что некоторые формальности, связанные с чаепитием, можно было опустить.

Мы пили чай, разговаривали, целовались. Я не спешил, я хотел, чтобы она привыкла к моим ласкам, тянулась к ним. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я позволял себе ровно столько, сколько позволяло ее тело. Я понимал, что она готова потерять девственность, но я хотел, чтобы этого хотело ее тело. С каждым разом мои ласки становились все более интимными, реакция ее на эти ласки более естественной - она перестала бояться того, что должно было произойти, и чего она так ждала. Когда ей начало казаться, что это никогда не произойдет, я решил, что пора.

Я договорился с Олей об очередном «чаепитии» и дал понять, что в этот раз будет все. Я специально дал ей неделю на раздумье – если бы она не решилась, то могла бы отказаться или просто не прийти. Но Оля пришла.

Все было как всегда: разговоры, ласки. Олю никогда нельзя было назвать веселой девчонкой, но в этот день я заметил, что она грустнее обычного. Я понимал, что для нее не секрет, для чего была назначена эта встреча. Но раз она пришла, значит – она этого не боится. Мне казалось, что этот день должен быть для нее одним из важных в ее жизни и что грусть - не самое лучшее состояние души для такого дня. Возможно, она еще не готова?.

Во время любовных игр я спросил ее об этом, но она сказала, что все нормально.
Можно было отложить все на следующий раз, но я уже "завелся". Я понимал, что все будет хорошо, но в голову уже прокралась догадка о причине ее грусти. Комплексы продолжали терзать меня и в то время.

Все было действительно прекрасно. Я ощущал рядом с собой девушку, которая, как мне казалось, меня любит или, по-крайней мере, полюбит. Я дарил ей ласки, видел с какой чувственностью и благодарностью она их принимает. Но именно эта благодарность и настораживала меня. И не только это. Оля была не первой девушкой, для которой я должен был быть первым мужчиной. Первый раз, как и первый блин, обычно комом, но у нас все прошло хорошо. И это тоже было не нормально. Да и на Олином лице не было особого восторга. Как всегда, она была спокойна.
- Что случилось? - спросил я, когда всё закончилось.
Оля "ушла" от ответа, который я уже знал.
- Ничего, - ответила она, - Всё замечательно.
Я не стал настаивать.
- Когда-нибудь я еще раз задам тебе этот вопрос, и дай мне слово, что ты расскажешь, что произошло.
- Хорошо, - сказала она.

Я понимал: ей кажется, что это "когда-нибудь" никогда не наступит, что я забуду этот разговор, поэтому Оля так легко и согласилась на это условие.

С Олей мне всегда было хорошо и спокойно. Она стала моей "официальной" девушкой. Мы ходили на дискотеку, занимались любовью. Мы не выставляли эту связь напоказ, но я никогда не делал из неё секрета. Об этом знали мои друзья, мои подруги, через какое-то время и её родители.  Даже моя жена знала об Оле. Она понимала, чего я добиваюсь, но считала, что до финала еще далеко. Родители обычно узнавали об этом в последнюю очередь (в данном случае, прошло не меньше года) и, естественно, не были в особом восторге - кому понравится, когда твоя шестнадцатилетняя дочь встречается с тридцатилетним женатым мужчиной.
Однажды, где-то в 92-м или 93-ем году, зимним вечером я увёз Олю на своей машине подальше от цивилизации, в лес, туда, где не было видно ни одного огонька. Мы впервые занялись любовью в машине. Бензин в ту пору был достаточно дорог, и уехал я достаточно далеко, поэтому Оля, когда мы ехали домой (мне очень понравился её тонкий юмор), сказала:
- Знал бы папа, на что ты бензин тратишь, он бы тебе ключи от квартиры оставил.

В школе, которую я заканчивал, как и положено, в феврале, проходил вечер встреч выпускников. Мой бывший классный руководитель показывала нам фотографии своих сегодняшних учеников, среди которых я увидел Олю. Я поинтересовался, кто это. И получил исчерпывающий рассказ о том какая это умная, красивая, скромная девушка и какие хорошие у нее родители. Про себя я усмехнулся: «Знала бы Светлана Ивановна, чем занимается эта скромная девушка с мужчиной на пятнадцать лет старше себя».

Естественно, наши встречи проходили либо днём, либо вечером. Первый раз Оля осталась у меня на ночь в день, когда закончила школу. После последнего звонка их класс поехал на Воробьевы горы. Причём класс ехал в автобусе, а Оля со мной в машине, в большом и достаточно "крутом" для того времени "Ford Scorpio".

Я впервые проснулся рядом с Олей утром и ощутил запах её тела. Оля любила тепло и куталась в одеяло. Именно поэтому я обратил внимание на запах, наверное, впервые в своей жизни. Сразу всплыла в голове строка из какого-то сонета Шекспира: «…А тело пахнет так, как пахнет тело…». Тело девушки семнадцати лет. Если бы я не любил, хоть извращённо и безнадёжно, свою жену, я решил бы, что люблю эту девочку.

Учитывая мой образ жизни, меня не так легко было чем-то удивить. Я даже считал, что у меня с Олей сексуальная несовместимость - мы не могли одновременно получить удовлетворение. Но я легко вышел из положения - сначала доводил её до оргазма, следуя за реакцией её тела, возбуждаясь от этого и получая огромное психологическое удовольствие, и лишь потом переходил к традиционному сексу и удовлетворялся сам. Удовлетворение было настолько сильным, что после хотелось только обнять её и уснуть. Конечно, были и другие причины - жена, другие, не такие близкие, подруги. Но, главное, не хотелось, чтобы секс становился спортом, когда все силы бросаются на достижение результата, удовлетворяющего только собственное самолюбие. Она так и звала меня - "одноразовый шприц". Конечно, меня это немного задевало, но самолюбие не страдало - она оставалась со мной, и она была довольна.

Тогда не знали еще про СПИД, в России, по-крайней мере, его еще не было, и средства контрацепции использовали только по прямому назначению - для предотвращения беременности. Но не я. Или не всегда. «Волков бояться – в лес не ходить». Как ни контролировал я свои действия, последствия были предопределены - Оля «залетела». О детях не могло быть и речи. Мне неприятно было думать, что скажут Олины родители, я даже не знаю, были ли они в курсе. Аналогичные проблемы были у меня с моей первой «официальной» любовницей, подругой Насти, поэтому девушки сами нашли «выход», я просто оплатил расходы. Операция, послеоперационный период не самый удачный. Около двух месяцев никакого секса. У Оли, разумеется. Когда Оля снова пришла, и по её лицу было видно, что она немного боится. Я, как обычно, сначала всё делал для того, чтобы она испытала оргазм. Оля долго не могла по-настоящему возбудиться, и мне пришлось изрядно потрудиться. И всё же упорство было вознаграждено.
- Я так боялась, что никогда больше не испытаю этого. - произнесла она.

После Олиной беременности я стал немного осторожнее в сексе и немного холоднее в отношениях. Я, по-прежнему, любил свою жену и меня пугала растущая привязанность к девушке. Кое-что проявилось и в характере Оли. Я понимал, что должен возместить все расходы – иначе и быть не могло, но мне не понравилось, как Оля мне об этом  сказала. Как-то сразу наши отношения лишились романтизма. Но, что бы я не чувствовал – виноват был я и что делать дальше должен был решать тоже я

Отношения надо было заканчивать. Но порвать я не мог. Точнее, не хотел. И не потому, что боялся потерять Олю. Оля была, хоть и особенной, но всего лишь очередной девушкой.  Поэтому при первой же возможности, я завёл себе новую девушку, потенциальную преемницу. Я начал встречаться с обеими. Девушки знали об этом. Да я и не особо скрывал. Хотя Оля все еще продолжала оставаться «моей девушкой».

Где-то в это время я развелся с женой. Это отдельная история, но здесь замечу, что «напоследок» жена мне сказала, что хотела бы, чтобы я был с Олей. На что я ехидно ответил, что я уже два года с Олей. Этого, не от меня, а от Оли, она явно не ожидала.

Вскоре Оля ушла. Также тихо, как и появилась. Просто сообщила, что у неё появилась любовь. "Биг лав", как сказала она. Мы перестали встречаться. Это вполне меня устраивало, но немного задевало самолюбие – ведь кто-то заменил меня. А с другой стороны, ведь я сам этого хотел.  Правда, однажды, я всё-таки заманил Олю в гости. Было видно, что она еще не все для себя решила, поэтому я предпринял попытку, и мы снова занялись сексом. Оля не походила на счастливую влюбленную. Я подумал, что она останется со мной, чего я уже хотел, так как мне не хватало именно её спокойного характера, который не смогла заменить  агрессивность новой подруги.  Но Оля вернулась к своему "Биг лав".
- А чего ты хотел, - сказала она - Ты сам сделал меня такой, я – твоя копия.
- Как ты можешь променять меня на него, ведь он – ничто, в сравнении со мной?
- Любовь зла - ответила Оля.
- Ты всё равно бросишь его и вернёшься ко мне.
- Всё может быть.
- Я всегда буду ждать тебя.

Я еще несколько раз пытался заманить Олю к себе, уже ясно понимая, что не хочу, чтобы она исчезла из моей жизни. "Зачем?" - каждый раз спрашивала она. И я понимал, что не могу произнести тот единственный ответ, который, возможно, заставит её вернуться.

Я видел её всё реже. При мимолетных встречах я пытался узнать о её личной жизни, надеясь, что она разочаровалась в своём "Биг лав", но Оля была непроницаема. Правда, я так и не увидел ни разу её счастливого лица - она была такой же грустной, как всегда. Потом Оля уехала из города.

Как-то в одном из кабаков своего родного города я встретил её "Биг лав". Мы узнали друг друга. "Биг лав" был пьян.
- Я знаю, что ты был её первым мужчиной. Ты знаешь, где она? - спросил "Биг лав".
"Это должно было произойти, и это произошло" - подумал он - "Я, как всегда, оказался прав – она его бросила".
- Я видел её недавно, но я не знаю где она.
- А ты знал, что она носила под сердцем твоего ребёнка?
- Конечно, знал.
- Ты любил её?
- Я к неё относился так хорошо, как только мог относиться взрослый женатый мужчина, который любит свою жену, к молодой девушке, которая его любит. - ответил я уклончиво.
- Она ушла от меня. Она ушла к тебе? Если она ушла к тебе, я тебя убью.
Мне стало жаль его, и снова появилась надежда увидеть Олю. "Он даже не знает, что не я был первым." - подумал я.

Как-то, ещё до её отъезда, я встретил Олю на улице. Снова попытался вернуть её, снова получил отказ и решил, что пришло время задать тот давнишний вопрос о том, что произошло тогда, перед днём нашей первой близости.
- Меня просто за день до этого изнасиловали.
- Я примерно так и думал. - сказал я и вспомнил, как Настя после того, как Оля впервые пришла к нему на чай, интересовалась: девственница она или нет.
"Это не твоё дело". - ответил я тогда.


Любовь. Дружба. Что это такое на самом деле начинаешь понимать только тогда, когда остаешься совсем один. Когда нет любимой, нет друзей, нет постоянного круга общения. Нет работы, денег.

Было время, я занимался частным извозом. Что делать, надо было на что-то жить. Я не «бомбил», я «сайгачил». Я сам придумал этот термин. Я не стоял у метро, в других местах, где обычно стоят «бомбилы». Даже в этом я оставался самим собой – не таким как все. Как настоящий одиночка, я колесил по Москве в поисках клиентов. Именно поэтому выбирал такое время, когда машин на дорогах уже было немного. В будни с девяти вечера до часу ночи, в конце недели «сайгачил» всю ночь.

Несколько раз я проезжал по маленькой улочке параллельной проспекту Мира – улице Гиляровского. И каждый раз попадал там в «пробку», даже если это было поздней ночью. Я не знал, что там находится, но видел дорогие машины, скопление молодых людей.

Странным образом мы попадаем в те места, которые впоследствии становятся знаковыми в нашей жизни. Рядом, на проспекте Мира находился клуб «Огород», куда меня часто приглашал на ужин Герлаг. И вот как-то раз, когда мы по обыкновению отдыхали в «Огороде», у меня с Настей разговор зашел об Оле, скорее всего по поводу её дня рождения, который был в этот день. Настя предложила мне поздравить Олю, зная, что я, в своё время, был к ней неравнодушен. Я очень давно не видел Ольгу, даже не думал о ней, считая, что это навсегда отрезанный ломоть - ведь прошло девять лет, но напоминание о ней возродило маленькую надежду. Оля оказалась недалеко от «Огорода» и поэтому с удовольствием приняла их предложение о встрече. Встреча была тёплой, но сдержанной.

Оля попросила меня отвезти её до дома, но сначала заехать на работу.
- Это рядом. - сказала она.
Она показывала куда ехать, и я очень удивился, когда она попросила меня остановиться и подождать на улице Гиляровского, в том самом месте скопления молодёжи и дорогих машин. У Оли я выяснил, что здесь находится очень дорогой ночной клуб "Цеппелин".

Я так и не узнал, кем она работает. Да и не хотел знать этого. Я понял, что она достаточно хорошо зарабатывает, и что сейчас у меня нет ничего, чем бы я мог привлечь её внимание к себе. У Насти я узнал, что у Ольги проблемы в личной жизни, так как "Биг лав" она давно бросила, и сейчас у неё никого нет. С моей подачи Настя даже обратила её внимание на меня:
- Вы ведь встречались раньше. Он теперь один.
- У него уже был шанс, но он его упустил.


Прошло уже четыре года как мы снова встретились. Я сказал, и повторяю при каждой встрече, что люблю её. Мне хорошо в её компании. Я снова научился плакать.
- Не связывай своё личное счастье со мной. - как-то сказала Оля мне по телефону.


Мне так много хотелось сказать Оле, и я стал писать письма.


Я, наверное, не только впервые подарил тебе цветы, но и первый раз пишу тебе письмо. Точнее, ты получишь впервые от меня письмо – это далеко не первый вариант. А может быть, и это до тебя не дойдёт, и его постигнет участь более ранних вариантов, т.е. оно будет разорвано на мелкие кусочки, дабы никто не смог прочесть «страдания юного Вертера». Или старого Губера – как тебе больше нравится.

«Одно из доказательств любви заключается в том, что человек, не видя, всегда знает, когда другой не спит. Но есть и другое доказательство любви: если один из любящих притворяется спящим, другой делает вид, что верит этому».

Прошло почти двадцать лет, как я записал эти слова. Наверное, они ничего не имеют общего с нашими с тобой отношениями, но мне пришли на ум именно эти слова.
Ты стала красивой, умной дамой. Ты уже давно не девочка (и вовсе не в том смысле, о котором ты подумала). Ты полна энергии, планов. Перед тобой открыты ещё многие двери. У тебя ещё достаточно большие шансы на прекрасную жизнь. И моё отсутствие в ней совсем не страшно.

Но моё существование объективно, и не зависит от твоего сознания. Также объективно моё сугубо субъективное отношение тебе. Мне хорошо рядом с тобой. Мне грустно без тебя. Мне больно знать, что ты с другим.

Я смело могу сказать, что я люблю тебя, потому что это не просто надежда на что-то новое, а давно проверенное чувство. Мне было хорошо с тобой всегда.

Именно поэтому, я очень желаю тебе счастья. Мне уже не тридцать, да и не в возрасте дело. Тогда я точно знал, что рядом с тобой нет более достойного тебя, чем я. Теперь, так же точно я знаю, что рядом с тобой очень много более достойных, чем я. Они молоды, красивы, богаты. Что я могу противопоставить всему этому? Только свои чувства к тебе. Больше, наверное, и ничего.

Не густо. Но иногда не хватает именно этого.

Это, в общем, всё, что я хотел тебе написать. Конечно, мне хочется обнимать, целовать тебя, и делать всё прочее, чем могут заниматься мужчина и женщина, но только, если ты сама этого хочешь. И я боюсь узнать, что это не так. Боюсь той боли, которая обязательно будет, если нам снова придётся расстаться. Но иногда ожидание хуже боли, так как каждый день я думаю об этом. Мне хочется попросить тебя: «Помоги мне», но, не самолюбие, а страх не позволяет мне сделать это. И, может быть, это письмо – это и есть первый шаг в бездну.

Пока всё.

Очень, очень нежно целую тебя.

Твой Макс

(2001 г.)



Я знаю, что я сейчас делаю. Точнее, чем занимаюсь – пишу тебе глупое письмо. Сейчас я даже не уверен, что тебе будет приятно его читать. В том смысле, что я не знаю, какая ты сейчас на самом деле. Возможно, никогда не знал. Моё письмо не отличается изящностью, оно путано, и, собственно говоря, ни о чём. Скорее всего, для меня оно значит намного больше, чем для тебя, но мне всё равно хочется надеяться (и я надеюсь – иначе бы не писал), что и тебе интересно знать, не только чем я занимался всё это время без тебя и чем занимаюсь сейчас, но и как всё это будет изложено – ведь я пытаюсь с помощью обыкновенных слов выразить всё то, что я испытываю, когда думаю о тебе. Ведь нельзя писать письмо и не думать о том, кому пишешь.

Честно говоря, я не знаю, прочтёшь ли ты это когда-нибудь. Я уже писал тебе – письмо лежит дома, и я хочу, чтобы ты прочла его, но у меня не было возможности тебе его передать. Кто знает, возможно, уже и незачем. Как незачем писать и это письмо. Но это форма общения с тобой. Монолог, предполагающий возможные возражения и ответы стороны, к которой обращаешься.

Возможно, ты уже устала читать эту чушь. Но пока я пишу это, ты со мной рядом.

(2001 г.)



Самое правильное – сказать себе следующее:
- У неё нет причин относиться ко мне лучше, чем к любому другому мужчине. Её отношение ко мне даже тогда (девять лет назад) вряд ли можно было назвать любовью.

- Всё это время (или долгое время) она жила с другим мужчиной, и после этого встречалась (до отъезда в Японию) с каким-то мужчиной. Следовательно, её отношение к сексу вполне прагматично и вряд ли допускает романтизм.

- Род её занятий подразумевает общения определённого рода и тоже не воспитывает тягу (и, главное, потребность) к душевной близости.

- Мужчина для неё не источник некой духовной силы, а способ существования.
Из всего этого следует – у любого другого обеспеченного мужчины (или молодого человека) шансов больше, чем у меня.

- У неё нет на сегодняшний день состояния известного мне при общении с большинством женщин моего возраста. (Но оно обязательно будет)

- В любом случае, самое правильное – уйти раз и навсегда. Я ей не нужен…

… Пока не нужен …

 (2002 г.)


Знаешь, хочется так просто поговорить с тобой… Или так хочется… Меня даже пугает то, что я меньше хочу тебя как женщину, чем просто хочу говорить с тобой… Как-то путано.

Я хочу знать, как ты жила всё то время , пока мы не виделись…
И где ты сейчас?

Я понимаю, нет ни малейшей причины для того, чтобы нам быть вместе. Но ведь целый год мы виделись, общались. Неужели, тебе было всё равно?

Да, это я прекратил наши встречи, но я надеялся, что они нужны не только мне , и что ты найдёшь повод для встречи.

Или, может быть, ты просто не хочешь делать мне больно? Тогда, спасибо. Но так хочется надеяться, что ты просто не можешь, не хочешь показывать свою заинтересованность…

Не могу писать. Не не хочу, не могу. Ничего не лезет в голову…

… Как-то звонил тебе. Тебя не было дома. Твой мобильный не отвечал. Может быть, тебя уже нет в Москве – ты опять где-нибудь «за бугром»…

Я вспомнил. Я просил тебя звонить, если захочешь меня видеть. Ты молчишь, значит – не хочешь. Честно, по крайней мере.

… А я пишу это письмо в никуда – я всё равно тебе его не отправлю, и не передам. А так хотелось бы получить ответ.

 (2002 г.)


Как хочется иногда спросить совета, заранее переложить груз ответственности за свои действия на плечи другого. У кого мне спросить совета? Не о том, как жить, или где взять денег. Мне нужно знать самую малость - как вести себя, что мне делать, чтобы не ошибиться, чтобы случайно не разрушить то, что, возможно, существует между нами? Или ничего между нами нет и быть не может? Кто даст мне ответ? Ведь я не поверю даже тебе самой - столько у тебя может быть причин не говорить правду. Да и по природе своей человек - существо субъективное, и его поведение, и не только поведение, но и его чувства, не предсказуемы даже для него самого.

Что было между нами? Кем я был для тебя? Я не удивлюсь, и не удивился бы тогда, девять лет назад, если узнаю, что только "сексинструктором". Но, и сейчас, и тем более тогда, ты для меня была девушкой, которая меня любила, и моё отношение к тебе было самым серьёзным именно поэтому. Любил ли тебя я? Как ни странно, ты, возможно, знаешь ответ, потому что он в тебе самой. Я не могу не любить девушку, которая любит меня. И вовсе не потому, что люблю сам себя.

Когда-то я дал определение самого себя, сравнив себя с зеркалом. Скорость света мгновенна в нашем мире, поэтому наше отражение не "отстаёт" от нашего образа. Мы всегда в зеркале видим самого себя в сиюминутном состоянии. Отображение улыбается или плачет вместе с нами, а не в ответ на наши улыбки или слёзы. Но инициатором всегда является смотрящийся в зеркало. Конечно, зеркала бываю кривые, но, поверь мне, - это не мой случай.

Может быть это не самое лучшее сравнение. Мужчина должен быть активным, должен быть инициатором. По-своему я тоже активен - ведь в моделировании ситуации, или, сохраняя аналогию, в формировании идеальной поверхности зеркала, моя роль не такая уж незначительная.

Сейчас всё изменилось. В тебе и во мне. Внешне и внутренне. Это письмо - не вопрос, это не попытка дать ответ, это просто рассуждение. Я хочу, чтобы ты поняла - ты для меня не просто "одна из ...". И не потому, что сейчас у меня проблемы. Просто всё это время я ждал, когда я смогу тебе сказать всё это. Хотел ли я, чтобы это время пришло? И да, и нет. Оно могло никогда не прийти просто потому, что мы могли больше никогда не встретиться, и тогда мне было бы очень жаль. Оно могло не прийти потому, что ты счастлива с другим, и тогда мне было бы грустно, но я был бы рад за тебя.

И вот оно пришло. "Бойся желаний своих - ибо они исполняться". Эта фраза преследует меня всю жизнь. У меня исполняются все мои желания. Я хотел быть Умным, Сильным, Честным, Справедливым. Именно быть, а не казаться. Попытайся разлить пол-литра в четыре стакана - ни один стакан не будет полным. Никто не скажет, что я - дурак, многие считают меня сильным, я никогда никого не обманываю и прощаю многим и многое.
В детстве я не верил в Любовь именно потому, что не видел её в своем окружении, только в кино. Но это вовсе не значило, что я не мечтал о ней. В пятнадцать я влюбился. Безнадежно, но я получил то, о чем мечтал. Казалось, никогда не будет ничего более Светлого в моей жизни. С другой стороны, я сгорал от желаний (не с большой буквы, а вообще). При моей тогдашней скромности и больном самолюбии, мне понадобилось полтора года, чтобы получить то, чего я желал. Но ведь получил.

Ложка хороша к обеду. А к тому времени и ужин должен был быть уже позади. Результат: прошедшая Любовь и неудовлетворенная Страсть. И бесконечное самокопание. Когда опять казалось, что в мире нечего больше желать, я почувствовал, что такое настоящая, всепоглощающая Страсть. И снова обед, к которому не хватает ложки. И снова судорожный её поиск и удовлетворение голода "на ходу". Наверное, нужно было бы остановиться, но видимо такая моя планида. Когда ложка была найдена, обед был еще горяч и вкусен, но голода уже не было.

Теперь я знал Любовь, Дружбу, Страсть, но всё это было разбросано в моём прошлом. И опять уязвленное самолюбие, самокопание, самоистязание (и физическое, и моральное), поиск смысла жизни, и первые, не столько "секс", сколько "душевные" услуги. Лена - первая девушка, которой я подарил Надежду. Возможно, она не любила меня, даже, скорее всего, но со мной она поверила в то, что Любовь всё-таки существует. Наверное, это не так много, но большего я не мог ей дать. Насте я подарил Веру в людей - я был терпелив, справедлив и почти совсем игнорировал ее как женщину - не так мало в нашем мире, где большинство хочет только использовать тебя. Я знаю, это кощунственно, но однажды я чуть было не взялся "помогать" её маме, но решил, что она уже взрослая женщина и должна сама "выбираться". Хотя я и тогда понимал, что ей это будет трудно.

Может ты считаешь, что я хвастаю - здесь нечем хвастаться. Не было дня, чтобы я не рыдал, уткнувшись в подушку, а ведь нужно было быть Сильным. Я - не ангел, я - человек. А потом я "придумал" тебя. Неказистая, да, да - из-за большой для твоего возраста груди и стеснения этого, боязни выпрямиться, расправить плечи, сделав её тем самым еще больше. И скрываемая гордость - "Сабрина". Но дело вовсе не в твоей груди, и даже не в больших глазах, а в скрываемом вопросе - а как это, Насте только четырнадцать, ему почти тридцать? Любопытство, тяга к познанию - черта всех Водолеев. При этом: никакого зазнайства, тихая, скромная. Мне было очень хорошо с тобой. И самое главное - никаких посягательств на мою свободу. Я очень хотел, чтобы ты меня полюбила. Именно Любовь хотел я тебе подарить. И мне казалось, что я сумел сделать это. Мне казалось, я достаточно хорошо отшлифовал зеркало, чтобы ты смогла увидеть отражение своих чувств. Да, мне так казалось. Может быть, всё было не так. А потом я начал понемногу искривлять зеркало - ты видела в нём то, что хотел я. Почему? Потому, что я всё еще поглощал, уже остывающий, обед. И всё ещё истязал себя, с каждым разом всё больше морально, чем физически - возраст, знаете ли.

Наверное, я всё-таки смог подарить тебе Любовь, и не простую, а "Биг". И ты ушла, а я сказал, что всегда буду рад тебе, и что ты всё равно вернёшься. Я верил в тебя и не верил в твою "Биг Лав". Я пытался остановить тебя - помнишь, я всё-таки однажды "заманил" тебя к себе, но больше у меня этого не получилось. И честное слово, я очень хотел этого. Я наблюдал за тобой, за каждым твоим шагом, но не был настойчивым и, тем более, навязчивым именно потому, что желал тебе счастья. И ждал. И держал ложку наготове. А потом выбросил её, но не Надежду.

Конечно, была "Рыжая", которой я подарил Страсть, но, как я вычитал в одном гороскопе, "даже акробатика в постели не спасёт отношения Водолея и Скорпиона". Было много всего не так глубоко затрагивающего Душу, к тридцати шести всё, что можно было выплакать, выплакал. Пытался влюбиться - встретил хорошую девушку, но она даже "зеркалом" не смогла стать.  Оказывается, мало любить - нужно ещё быть любимым.

И, как всегда, - когда опять казалось, что можно "умирать", появилась ты.

(2003 г.)


Кажется, так просто написать письмо, но проблемы начинаются с самого начала – то ручку не можешь найти, то бумагу. Поэтому и пишу, чёрт знает на чём.
Не буду тебя обманывать, говоря, что пишу подобное письмо первый раз в жизни. Писал, и не раз. Писал девушке из параллельного класса, писал жене, писал девушке, которая четыре года позволяла мне себя изредка лицезреть (и только). Теперь пишу тебе. В очередной раз пытаюсь разобраться в самом себе, в очередной раз пытаюсь найти ответ на вопрос: могу ли я быть до конца самим собой, или нужно, как всегда, уйти в свой мир, отгородившись от всех «мирскими» делами. Почему ты считаешь, что, если у тебя есть свой «домик», то у меня не может быть своего «мира»?

Тогда, когда ты впервые пришла ко мне, чтобы окончательно (естественно в какой-то степени) доверится мне, я сразу почувствовал, что что-то произошло, но я боялся сделать тебе «больно», потому что сам уже давно знаю, что такое настоящая боль. Конечно, мне было обидно, ведь я так давно готовил этот день, я хотел, чтобы он стал праздником для нас обоих. Но, в конце концов, это мои чувства, моё настроение, и я не не хочу, а не могу, не должен перекладывать их на плечи другого.

Не прошла мимо и другая наша (именно наша)  проблема – думаешь так легко осознавать себя виноватым. А винить больше было некого. Я так не хотел, чтобы мы расстались, хотя понимал, что другого пути нет. Виноват тоже я. Но ты не бросила меня просто так – ты ушла к другому. Возможно, ты его любила, и хотя мне до сих пор не понятно за что, я уважаю чувства других людей.

Но я не жду от них понимания. Слишком часто я находил понимание только у тех людей, которые оказывались на моём месте. Но и они преимущественно не хотели понять меня, а пытались найти понимание.

Как бы то ни было, он тоже любил тебя – я это знаю, ведь я разговаривал с ним. Но ты оставила и его. Я надеюсь, как ни больно мне это, что для тебя это было тоже не просто. Ты сказала, что вы не поделили тебя. У этой фразы столько разных смыслов. Ты хочешь быть свободной? Свободной от чего? От любви других людей? От чувств? От боли?
Последнее самое страшное. Человек, не чувствующий боли, не чувствует, когда причиняет её другому. Собственно, а зачем?

Мы все – твари, созданные создателем по его подобию. И боль, и муки – это и есть его подобие. Чем меньше боли в начале жизни, тем больше в конце. Наверное. Я ведь тоже ничего не знаю. Я хочу понять. Может быть, ты объяснишь мне? Ты несёшься к подруге, потому что у неё проблемы, и остаёшься совершенно безучастной к человеку, который тебя любит. Это чёрствость или тонкий расчёт?

Как-то ты обиделась, когда я сказал, что ты мне не по карману. Может быть, ты хочешь, чтобы моё самолюбие заставило меня оставить тебя в покое? Тогда ты близка к цели, но это не самолюбие. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. И если счастье никак со мной не связано, хотя бы как слабая надежда, то мне нечего делать рядом с тобой.
Когда-то я сказал, что ты вернёшься. Я думал, это время настало. Может быть, я ошибся и нужно ждать ещё? Мне ничего больше не остаётся.

Вроде столько написано, а толку никакого. Можешь выкинуть всё из головы. Ты молода, красива. Хотя есть и моложе, и красивее. Но если для тебя просто не стоит проблема близкого человека, если тебе никто не нужен, или, по крайней мере, не нужен я, зачем нужно это письмо. Если ты не понимаешь, что происходит, тоже всё бессмысленно. Если понимаешь, то тоже всё для меня не очень перспективно…

… Перечитал. Что-то не понравилось, хотя, в общем, всё верно. До этого места письмо было написано до нашей последней встречи. Эта встреча внесла маленькую надежду – ты не боялась быть со мной. Но объяснить можно всё: ты уверена в моей порядочности и можешь специально «играть» со мной. Ведь мои руки ощущали твоё тело под халатом, ты не можешь этого не понимать. Зачем? Ведь я не могу даже почувствовать в тебе женщину, пока не почувствую, что я для тебя что-то значу.

Твоё безразличие пугало меня ещё тогда, девять лет назад. Что это? Ты так и не научилась доверять? Или у тебя действительно внутри ничего не «шевелится»?

Я знаю, мной движет эгоизм. Я люблю то, что придумал сам. Если я ошибаюсь, значит, мне должно быть лучше, если мы расстанемся. Но я знаю, знал всегда, что такое одиночество. И у меня сейчас не самые лучшие времена. Но я надеюсь, что ты такая, какой я хотел бы, чтобы ты была. И даже если у меня никаких шансов в сравнении с другими. Сейчас я думаю, что у тебя всё-таки кто-то есть. Хотя бы тот, кто был до поездки в Японию. Да кто угодно. Но это не серьёзно. Пока. Конечно, мне не приятно. Я помню всё. И буду помнить. Но это всё ерунда. Лишь бы ощущать твои руки на своей голове, когда я тычусь ею тебе в коленку…

… Вряд ли ты встретишь кого-нибудь, кто будет относиться к тебе лучше, чем я. У меня было время подумать. У другого столько времени не будет…

… Многие говорят мне то, о чём я сам постоянно думаю: никогда не возвращайся в те места, где когда-то был счастлив…

… Между прочим, бывшая жена хотела, чтобы мы с тобой были вместе именно потому, что видела, как я к тебе отношусь…

…Но лучше нам расстаться – так будет лучше для тебя…

(2003 г.)


 “
Это моё последнее письмо к тебе. Судя по всему, ты уже не одна. Больше четырёх лет, я жил в надежде, что придёт время, и мы будем вместе. Сколько бы не советовала мне Настя, чтобы я забыл тебя, сколько бы не предупреждала ты сама, чтобы я не связывал своё личное счастье с тобой, я продолжал надеяться…

 (2005 г.)


Оля попросила меня убрать ее имя. И сказала, что я всё-таки был ее первым мужчиной. У меня есть прецедент в жизни, когда девушки «забывали» всё то, что они не хотели помнить.

К тому времени уже умер «Биг Лав». А мы иногда встречались с Олей, ходили в кино. Я снова и снова старался забыть о ней, занять свою жизнь кем-то другим. Но всё возвращалось на круги своя.

Сейчас Оля не приглашает к себе в гости, но и не отказывает в возможности встречи. Я так и не знаю, одна ли она сейчас. При редких встречах, я говорю ей, что люблю её, но что это ничего не значит. Мне просто приятно её видеть. В её компании мне легко. Но видимся мы всё реже. Может пройти несколько месяцев. Год. Она работает и всё время занята. Это смешное оправдание, но мне ничего другого не остается, как ждать, звонить и напрашиваться на аудиенцию.  Но я счастлив. Я люблю. Пусть даже безнадежно.

Я снова вернул её имя в эту главу. Ничего, что может как-то задеть её, в ней нет. На дворе 2015-ый год. Наши «новые отношения» длятся уже четырнадцать лет. В моей, думаю, и в её жизни, много чего произошло за это время. Я пытался даже полюбить другую девушку. Тогда бы я «забыл» Олю.

Но не судьба…

Я уже больше года один. Совсем. Иногда Оля снится мне. Сны всё чаще имеют сексуальный оттенок. Но это не страсть. Это нежность и радость от того, что мы снова, пусть только во сне, вместе. Но сон заканчивается, как ни пытаюсь его продлить…

Недавно позвонил Оле и напросился на встречу. Она сказала, что идет на концерт. Естественно, я спросил, с кем? Оля сказала, что не любит людей, и на концерты и выставки ходит одна. Конечно, она лукавила. Но сегодня она была точно одна. Оля еще раз подтверждала, что мы с ней во многом похожи. Договорились, что я заберу ее с концерта в центре Москвы и отвезу домой. Я несколько раз проезжал мимо условленного места, но девушки, особенно блондинки (а Оля – блондинка), так плохо объясняют адрес, что минут 10 Оле пришлось меня ждать. Она позвонила и сказала, что идет к метро. Для меня это означало, что мы можем не увидеться. Я испугался, нес по телефону всякую чушь, лишь бы она оставалась на месте.

Мы встретились. Я отвез ее домой. Мы разговаривали, Оля даже улыбалась мне. Мы договорились, что еще как-нибудь увидимся…