В комнату через распахнутое окно вместе с потоком живительного майского воздуха, смешанного с ароматом первоцветов, врываются отголоски духового оркестра.
Зинаида тяжело подходит к окну, смотрит, слушает. Коктейль звуков, ароматов, ярких красок проникает во всё её существо. Наполняет её забытыми, но не утраченными ощущениями молодости, радости, праздника...
Женщина улыбается, приветствуя и этот день, и это, такое редкое в её годы, прекрасное состояние души. Чашечка утреннего чая с молоком довершает неожиданную, словно с небес спустившуюся на неё благодать.
Зинаида выходит в скверик перед домом, тяжело опускается на скамейку. Ничто не нарушает её покоя. И в этой благодати вспомнилась Зинаиде её молодость... да нет, юность, ведь было ей чуть за шестнадцать... Она учится на медицинскую сестру, ей всё нравится, жизнь прекрасна!
Война... С первого же дня их курс отправили на фронт. Девушка, почти подросток, трудится на кровавой ниве, вытаскивая раненых с поля боя, переносит их на носилках в железнодорожные составы или здания, шалаши или избы, смотря по обстановке.
Она уже не плачет над ранеными и покалеченными, но точно отработанными движениями рук перевязывает, переворачивает и перекладывает их, сводя к минимуму боль страдальцам от её жизненно необходимых действий.
Днём или ночами, когда нет боя, собираются бойцы и медички в землянках. Часто раздаются оттуда пение, смех, весёлые шутки... И уже не замирает её сердечко от сознания, что после очередного боя половина этих прекрасных людей не вернётся сюда, а может быть и её самой не будет.
Девушки заводят скорые романы, которые тогда имели совершенно иное значение или... вовсе никакого значения не имели: после очередного боя одного из пары, а то и обоих, может не оказаться на этом свете.
Но Зиночка не может судить об этом правильно - у неё ещё не было ни одного романа. Что-то формирование девушки затянулось. Подружки такие пухленькие, с прекрасными формами, весёлые. Засмеются - колокольчиками серебряными заливаются.
А она... вот уж точно - гадкий утёнок: длинная, нескладная. А что до глаз чУдной красоты, аристократического рисунка носа и губ, как на картине художником выписанных, так их никто и не видит. Ведь сидит она молча в тёмном уголке, что-то пальцами на острых коленочках перебирает.
Не замечает её сильный пол. И сердечко Зиночки не затронуто пока, ровно, как мамины часики, тикает.
Но Богом спасаема девушка. В этой страшной сечи она, как заворОженная, целёхонька и здоровёхонька.
Четвёртый день нет боя. Эх, живи да радуйся!
Девчонки вовсю наводят красоту: моются, сушат волосы и
накалённым на пламени горелки от гильзы (лампы были редкостью)гвоздём
"наводили кудри! Одежду стирали тщательно - и из гигиены, и из
русских военных традиций - в бой идти в чистой одежде!
В палатке висит огромный плакат, почти во всю площадь которого огромный красный флаг! А краска-то, если её потереть наслюнявленным пальчиком, остаётся на нём - вот и румяна тебе, и помада.
Брали кусочек мела - пудра! На гвозде оставалась копоть - прекрасное натуральное средство, заменяющее тушь.
Зиночка, кроме чистоты, ни о чём не думала. Не надо ей этого было.
Дремала её женская натура...
Вечером собрались в землянке. Сидят бойцы, покуривают, истории, одна интересней другой, рассказывают, фотографии рассматривают.
Вдруг Маруська говорит:
- А вы знаете, что я вам расскажу про нашу Тихоню?
Все сразу повернулись в тёмный уголок, где обычно сидела Зиночка. Это её Тихоней за молчаливость и смиренный нрав прозвали.
- Что ты про неё расскажешь? - весело спросил заправский весельчак и балагур Володька. - Уж не влюбилась ли наша Тростинка?
- Этого я не знаю, но я слышала, как она пела какую-то песню. И по радио так красиво не поют!
Все оживились, никто и не знал за Зиночкой такого таланта. И понеслось со всех сторон: спой да спой...
Зарделась девушка, даже слёзы выступили, спасибо, полумраку в её уголочке, никто этого не заметил. Но так долго привлекать внимание к себе для неё было мучительнее стеснения и она запела:
- Скажите, девушки, подружке вашей,
Что я ночей не сплю, о ней мечтаю...
Волнующий грудной голос с переливами, с затаённой грустью; сдерживаемой, но рвущейся на свет, пробудившейся тоской по большому чувству - настоящему, всепобеждающему,- отозвался в каждой душе, казалось, убитой войной, близкой смертью, для восприятия этого великого дара!
- Мишина... Зинаида... к командиру, - голос посыльного оборвал зародившееся, но крепнущее и набиравшее мощь чудо пения!..
Выбралась Зина из землянки - ночь глубокая, на бездонном небе звёзды, кажется по кулаку, такие крупные, сияют. Красота, тишина - сказочные! Но некогда любоваться. Бежит, торопится Зина к командиру. Явилась, только доложить об этом по форме собралась, командир прерывает:
- Вот этого товарища нужно проводить в штаб. Вернёшься - доложишь. Выполняй!
Идут. Сначала лесочком. Да какой там лесок, так, группка деревьев. Вышли на поле. Темень - как в банке с чернилами. Идут молча, след-в-след. Каким шестым, десятым чувством проводница узнаёт дорогу в этом бескрайнем поле?!
И тут мрак и тишь разорвал орудийный залп, другой, третий. Артподготовка!
Гул, грохот, свист, вспышки... А эти двое оказались в самом центре ада.
Ужас и смятение охватили Зину. И что может быть ужасней оказаться в ревущей, стонущей, вставшей на дыбы, ливнем осыпающейся земляной лавины!
Вдруг "товарищ" хватает Зиночку за плечи и валит на землю. Со всех сторон падают, взрываются снаряды. Где небо? Где земля? - всё страшная бездна.
Зинаида, как за спасительную соломинку, уцепилась за мужчину, единственную её надежду на спасение. А он... стал срывать с неё одежду.
Ужас от взрывающегося пространства померк и отступил в сознании девушки перед, как ей уже казалось, озверевшим чудовищем. Яростно сопротивляясь, она никак не могла вырваться, и они клубком катались по клокотавшему полю.
Земля взрывалась в местах, где за секунду до этого находились два тела, такие, в сущности, слабые перед созданной человеком стихией.
Взрывы изрыгали горы земли, засыпая двоих, находившихся в адских объятиях, следовали за несчастными, опережали, кружили со всех сторон, но... живая цель им не далась.
И вдруг... тишина... Оглушительная, одуряющая, неземная,.. кос-ми-чес-ка-я
обвалилась над ними, полем, миром...
Зина и её подопечный встали с земли, надо бы сказать: не глядя друг на друга. Но из-за вновь навалившейся темноты, ослеплённые вспышками, они вообще ничего не видели.
Отряхнувшись, поправив растерзанную одежду, девушка пошла вперёд. Мужчина следовал за ней, поддерживая свою проводницу в её молчании.
Благополучно дошли они до места назначения и более уже никогда в жизни не встретились...
Не в силах оставаться на месте от нахлынувших воспоминаний, женщина поднялась, опираясь на удобный бадик. Ласковое солнце заглядывает ей в глаза, как своей старинной знакомой...
Зинаида направляется к выходу из скверика. Вдруг на пути возникает её подружка,
молодая женщина, почти девушка, но вот что-то объединяет их. Почти неуловимое,
необъяснимое, но такое крепкое, такое настоящее.
Эта пара тихим размеренным шагом направляется по улице
к дому Зинаиды Петровны. Они обе знают, что сейчас поднимутся на второй этаж,
поставят чайник, фрукты, сладости и вкусности к чаю.
Сегодня они расположились в гостиной. Зинаида растревожила душу воспоминаниями
и не хотела отрываться от них.
- После той ночи с артподготовкой, - вдруг заговорила Зинаида, - всё пошло для меня своим чередом, как и прежде.
Её молодая наперсница удивлённо подняла брови, но ни единым звуком не выдала своего удивления, непонимания. Она знала, что будет рассказ и понимание придёт...
А с ним новое чудо под заглавием "Жизнь"...
- Воюем... Всё, как и всегда - бой, смерть, кровь, стоны... радость побед,
горечь и боль неудачных атак.
На меня по-прежнему никто не обращает внимания. Как-то вызывают в штаб,
уж не помню, кому-то сделать перевязку. И тут я увидела его...
Даааа... его. Он был старше меня лет на двадцать, да всего-то ему, лет под сорок. А мне он показался старым: основательный живот, какое-то дряблое лицо, толстые оттопыренные губы, сальные волосы торчали в разные стороны. Мы мельком глянули друг на друга.
"Какой неприятный", - подумалось мне.
Оказалось, нам прислали военного хирурга. Стали работать бок о бок.
Как это случилось? Не знаю. Я стала с ним... жить. А, когда мы подступили к границам Венгрии, я была на шестом месяце.
Комиссовали меня, и я вернулась в родительский дом на Украину.
Мой позор был закрыт: когда кончилась война, он приехал за мной и нашей маленькой дочкой Ларисой... его копией.
Мы срочно зарегистрировали брак, так как мужа направили для дальнейшего прохождения службы в Германии.
Я за эти годы расцвела. Моя красота, моя стать были яркими,
но не от счастья. Возраст пришёл. Я уже и сына родила, Мишку.
Мишка моя точная копия.
Всюду, где мы появлялись, все говорили много ласковых слов детям, а мужу, что он очень счастливый дедушка, имея таких внуков и дочку.
Мужа это бесило!
И вот его перевели служить в Россию главным врачом госпиталя лётной части.
Было смешно смотреть, как он прихорашивался, собираясь на службу. Его
самолюбие страдало и он всячески показывал мне, что пользуется вниманием
женщин и отвечает им взаимностью.
Однажды, когда я обувалась в передней, собираясь уходить, я услышала,
что он схватил трубку телефона и стал громко говорить, что сегодня они могут встретиться.
Я вошла, спокойно взяла у него из рук трубку, а она такая тяжёлая, угольная.
И, не раздумывая, с размаху приложила её к ненавистной мне черепушке мужа.
Кровь струёй хлынула из рассечённой кожи. Обошлось - не убила...
Но мы расстались. И с тех пор я живу одна...
За время этого рассказа Зинаида состарилась лет на десять-пятнадцать.
Она устало отодвинула от себя недопитый чай, посмотрела на свою подругу
долгим взглядом, будто соображая - как она здесь оказалась?
Очень скоро Зинаиды не стало. Кажется, для себя она выполнила свою главную миссию в этой жизни и задерживаться в ней уже не находила смысла...