Ты поэт. Тебе много простится. Книга-12

Борис Ефремов
ТЫ ПОЭТ. ТЕБЕ МНОГО ПРОСТИТСЯ

2012-2014 годы

Год 2012-й

(Продолжение)

ИЗ ГОГОЛЯ
(«Мёртвые души»)

ПРЯМА ДОРОГА К ИСТИНЕ СВЯТОЙ...

Пряма дорога к истине святой,
Но люди по болотам, по чащобам
Идут, идут усталою толпой,
По вехам собственным, своим, особым.

Вот выдохлись, всё реже островки,
Бредут, бредут болотами гнилыми.
А с берега смеются: ходоки!
Но так же посмеются и над ними.


БОГ – ЛЮБОВЬ, НО ОН ЕЩЕ И ПЛАМЯ...

Бог – Любовь, но Он еще и Пламя,
То, что навсегда сжигает зло.
Рай - когда Любовь Христова с нами,
Смерть - коль Пламя в души нам вошло.


ПОСЛЕДНИЕ  СРОКИ

Последние сроки на грешной земле,
Последние сроки,
И радостно вспыхнут в таинственной мгле
Небесные токи.

И этот неведомый радостный свет
Вольёт в мою душу,
Что я не сумел в шуме прожитых лет
Предвидеть, подслушать.

И то, что упорно всю жизнь от меня
Скрывалось, таилось,
Откроется мне в свете вечного дня
Как высшая милость.

И в счастье, которого вряд ли я ждал
В недавней юдоли,
Забуду, чем жил я и чем я страдал
До горестной боли.

Забуду, всевышней судьбе покорюсь,
Невольно заплачу,
И Богу за радость мою поклонюсь,
Восторгом охвачен...

Но вдруг на какой-то волне световой,
Сквозь высшие токи,
Припомню изогнутый берег крутой
Сибирской протоки.

Какой там веселый мальчишеский гам
Над гладью кипящей,
И я по мятущимся острым волнам
Почти что летящий.

Руками машу, и в горячей груди
Такая беспечность,
И путь мой, который пока впереди,
Как вечная вечность.

И в радостном свете сожмётся душа
Забытой тоскою...
Ах, эта небесная жизнь хороша!
Но, Господи, дай мне, мой путь соверша,
Еще чуть пожить на земле, не дыша,
Лишь только душою.

Позволь мне, позволь... А пока в полумгле,
Вдали от протоки,
Последние сроки на грешной земле,
Последние сроки.


НЫНЧЕ В МОДЕ ЛОЖЬ И СПЕКУЛЯЦИИ...

Нынче в моде ложь и спекуляции,
Но, легко опровергая их,
Мир стоит не силой гравитации,
Мир стоит молитвами святых.


ДЕЛА ЗЕМНЫЕ

(Мысли в стихах)

Валентине в день рождения

Я ломаю слоистые скалы
В час отлива на илистом дне,
И таскает осёл мой усталый
Их куски на мохнатой спине.

Александр БЛОК.
«Соловьиный сад»

Наши годы уводят не в сказку,
А в неясный нездешний предел,
Где наш дух получает развязку
От земных нескончаемых дел.

Всё, что было в нас массой и весом,
Что держало в цепях день и ночь,
Станет лёгким лучом бестелесным,
От земли улетающим прочь.

Не без радости и не без боли
Совершится нежданный отлёт.
От земной многоликой юдоли,
Что всей силой за душу берёт.

Ведь всю жизнь мы её проклинали
За треклятость нерадостных дел,
Но признали, что это едва ли
Самый скверный и низкий удел.

Ведь из худшего, подлого даже
Беспросветные наши дела
Вдруг рождали, как будто из пряжи,
Нить добра, что как утро светла.

И настолько ли мы виноваты,
Что – пока что ни духи, ни прах –
Всё бежим по заботам куда-то,
Всё в каких-то делах и делах.

И, работу свою выполняя,
Явно с данью глухой старине,
Всё спешим да спешим, забывая
О духовной её стороне.

И ведь что же! До чёртиков самых
Воз по грязи тащить надоест,
Потому как в колдобинах, ямах
Путь далёк, и не скоро присест.

Тянешь, тянешь потёртую лямку,
Трёт и трёт она, сволочь, плечо,
И захочешь харчо и стоянку
И чего-то покрепче к харчо.

От того, что к харчо, я давненько
Поотвык – дал суровый зарок.
Но смотрю – впереди деревенька,
А на въезде – смотрю – кабачок.

Сам кабатчик, и красный, и плюский,
Говорит пса голодного злей:
– Что ж ты чаю-то просишь? Не русский?
– Как не русский... Давай уж налей.

Посидел за сивухой немножко,
И душой в самом деле отмяк.
И уже мне по сердцу гармошка
И навозом пропахший армяк.

Да и чё же вы тут, в самом деле?
Чё ж вы лаетесь, как кобели?
Неужели же мы не отселе,
Не от этой саврасой земли?

А уж тут, на меня и не глядя,
Доходяга – хоть малых стращай:
– Угощай-ка, чикушкою, дядя. –
Говорит. – Раз пришёл, угощай.

И всю ночь деревенской округи
Пели песню для нас петухи,
И всю ночь напролёт, друг при друге,
Мы из Блока читали стихи.

Как орган, заливалась гармошка.
Всё топил самокруточный чад.
И тогда мне сквозь шум осторожко
«Соловьиный» припомнился «сад».

Вижу, ослик стоит у забора,
И слезинки на грустных глазах.
Мы расстались с тобою так скоро,
Так легко заблудиться в словах.

Но, судьба, ты нас просто не свалишь!
Не легко мы сдаёмся судьбе!
Где ты, ослик, мой бедный товарищ?
Я вернусь, остроухий, к тебе!

И я вышел. И ослик навстречу.
И дневной мой, и нощный мой труд.
Ты прости. Извиниться мне нечем.
Но к нам новые строчки придут.

Как же я позабыл сочиненье?
В давней школе, над словом корпя,
В нём, оставив приличья, сомненья,
Я поэтом назвал сам себя.

Как бы ни было трудно и сложно
(Мы на это ещё поглядим!),
Но поэтом я буду, возможно,
И, возможно, совсем неплохим!

Как же я позабыл сеновала,
Пусть бессенный и сонный уют,
Где рукою задумчиво-вялой
Я вершил поэтический труд.

Боже мой! Был он страшно убогий,
Но его заставлял не забыть,
Может, ангел от Господа Бога,
Что учил меня слово любить.

Только был я совсем никудышный
Ученик! Да ещё и какой!
В духе не было силы излишней,
А не то чтобы, скажем, большой.

Находило порою упорство,
Но легко пробегало волной,
И менял свою быструю поступь
Бедный ослик, оставленный мной.

По дороге на всю аж Россию
Дух мой снова вихлял и вилял.
Труд не только духовную силу
Но и всякую силу терял.

Но зато после новой разлуки
Как сияла работа моя!
Как опять после грусти и скуки
Била с силою через края!

Только что я об этом любимой
Говорю в свете позднего дня?
Ведь она в нашем веке дубинном
Это знает не хуже меня.

На какую мы вышли дорогу.
Как, пропав, меж болот она шла.
Как её она к Господу Богу,
А поздней и меня привела.

Как на собственных наших примерах
Мы поверили, словно в завет:
Что отдельно от Бога ни веры,
Ни работы, ни прочего нет.

Потому что любовь нашим душам
Бог за доброе дело даёт –
По лесам, по морям и по сушам,
Где земное неверье живёт.

А без этой любви хоть разбейся,
Хоть Микулой в полях раструдись,
Ни реформа не выйдет, ни песня,
Ни работа, ни личная жизнь.

Только вот ведь несчастье какое!
Изучив это всё назубок,
Мы, всему вопреки, вдруг такое
Завернём – что и заповедь с ног.

Осторожно духовное копим,
Терпеливо следим, чтоб взошло,
А потом вдруг возьмём да угробим,
И опять в нас потёмки и зло.

И не дай-то Господь в тех небесных
Оказаться глубинах святых,
И дела чтобы были телесны,
И духовности не было в них.

Ведь всё это одно лишь означит,
Что не сможем мы в вечную высь
Улететь, и наш ангел оплачет
Несуразно прошедшую жизнь.

Потому что приводят не в сказку
Наши годы, а в строгий предел,
Где наш дух получает развязку
От земных нескончаемых дел.

(Продолжение следует)