До Ицхака и Мариам, конечно же, доходили слухи об ухищрениях языческого в лекаря в лечении весталки. Ицхак считал всё чародейством, а Мариам помалкивала, как обычно.
А вскоре Ицхак рассердился на Мариам. Однажды он охорашивался, приглаживая свои вихорьки перед маленьким медным зеркальцем Квинты. Зеркальце помогло ему обнаружить некоторую дополнительную растительность над верхней губой. Он без конца пробовал пальцем эту скудную поросль и время от времени поглаживал подбородок и щёки, проверяя, не появилось ли и там чего. Прудентий сделал ему кожаную зимнюю обувь, а Квинта выткала плотный шерстяной плащ и сшила нижнюю тунику из какой-то толстой тёплой ткани. Всё это Ицхак постоянно чистил и приводил в порядок. Когда они с Прудентием заканчивали возиться с растениями, Ицхак прятался в беседке, из которой были видны окна и балкон спальни Виктории Неры. Там он сидел весь вечер, с надеждой глядя на окна, вернее, поглощая их глазами, как самое лакомое блюдо. Когда он замерзал, то забегал в домик погреться, а через четверть часа опять нёсся к беседке.
Мариам, конечно же, заметила перемены в поведении Ицхака. Однажды она сказала довольно грустно:
-Ицек, ты похож на токующего сизаря.
-Почему это?
-Когда голубь собирается спариваться, он так же распускает хвост и топчется вокруг голубки.
-Всё ты придумываешь, Мариам.
Это было его личное дело, и Ицхак никого, даже Мариам, не собирался посвящать в свои сердечные тайны. Обычно влюблённые с утра до вечера толкуют о своих пассиях, однако говорливый Ицхак почему-то подозрительно примолк. Мариам была тактичной девушкой, но Ицхак ведь не посторонний человек. Это её Ицек, вынянченный, выпестованный и непонятно как и зачем выросший. С последним Мариам никоим образом соглашаться не хотела. Конечно, в его возрасте уже можно и жениться, но для её Ицхака это однозначно абсурдная вещь.
-Ицек, она тебе не пара.
-Почему?! – Взвился Ицхак.
-Потому что голубь с орлом не сочетаются, -Мариам хотела сказать «с воробьём», но на «воробья» Ицхак бы обиделся, а «орла», ничего, проглотил. Он шмыгнул носом и промолчал.
-Ицек, ну сам подумай, что тебе с ней делать?
-Я освобожу её от тьмы язычества и женюсь, -высокопарно заявил Ицхак.
-Ицечек, да она на тебя даже смотреть не хочет. И не может – кто мы для неё? – варвары, нищие безродные бродяги. Мы чуть повыше рабов, но безмерно ниже самого захудалого римлянина.
-Мариам, зачем ты это говоришь? – жалобно и упрямо спросил Ицхак, - в Писании сказано: «Даст тебе Господь по сердцу твоему». Ты мне сама без конца твердила, что нужно только верить, и Господь всё оформит лучшим образом. Я никуда не уеду отсюда, пока она не заметит меня и не полюбит.
-И что ты здесь будешь делать – в саду розы окучивать?
-Но ведь это розы для неё.
-Да Ицек, ты, видимо, действительно вырос. Тогда тебе надо научиться какому-нибудь ремеслу, - Мариам знала, что если Ицхак заупрямится, то это надолго. Поэтому она задумала отвлекающий манёвр и весьма рассудительно сказала:
-Никакой женщине не нужен мужчина, который умеет только дурака валять. Если ты освоишь какое-то полезное дело и твёрдо станешь на ноги, то, возможно, ты ей и понадобишься.
Ещё некоторое время Мриам разглагольствовала в том же духе. Она вступила на шаткий путь человекоугодия и подлизывалась изо всех сил. Она не могла отдать в домашние прислуги каким-то надменным язычникам своего Ицека, сына апостольской рыболовецкой артели, ученика Господа, верного товарища всех походов-переходов и жизненных перипетий.
Хитрые идеи Мариам Ицхаку понравились, правда, осваивать ничего не хотелось. Но Ицхака не устраивали возражения Мариам, и именно оттого, что она говорила правду. Здравый смысл напоминал мальчику, что никто ведь не обратил внимания на то, что это именно Ицхак обнаружил Викторию Неру на дне колодца. Словно так и нужно было, будто это являлось его повседневной обязанностью. А если бы не Ицхак, она пролежала бы там не двенадцать часов, а значительно дольше и неизвестно, что бы с ней произошло. Ещё более здравый смысл почему-то поддакнул Мариам насчёт голубя с орлом, причем орла он хамски обозвал воробышком, но Ицхак даже слушать его не хотел.