Неизбежность - Hugin

Журнал Элефант
Мнение: Имеем стиль повествования по максимуму стилизованный под оригинал (плюс это или минус, я не знаю) (с) ArkSmoke.
Те, кто читал «Вия», поймут в чем дело, а те, кто не читал, должны прочесть! (с) Hugin
Критика: А. Нестеренко, Есаул, ArkSmoke


Запыхавшийся беглец остановился перевести дух, но, как оказалось, силы покинули его, и удирать он более не мог. Повалившись в бурьян, уставился он на месячный серп, светлевший в небесной вышине. Это зрелище малость успокоило его дребезжащее сердце, но не развеяло тяжкую думу. Человек приподнялся на локтях и всмотрелся в ту сторону, откуда примчался. «Не несутся ли черти? Пропади они пропадом, собачьи отродья! Боже, спаси мою грешную душу, спаси и сохрани!». Но нечисть, как видно, отстала. Беглец уже было подумал, что спасся, но тут кто-то громко гаркнул с высившегося рядом дерева. Тотчас неизвестный перекрестил себя, но это оказалась всего лишь ворона. «Фу, Сатана», — в пернатую полетел нашаренный камень. Птица замолкла, а человек зарылся поглубже в бурьян.
«Тут меня и лысый дидько не найдет! Ах, беда, беда на мою седую голову! За что мне сие наказание? Я ведь не побоялся, не заглянул в страшные очи на железном лице! Стоило закричать петуху, и провалились чудовища обратно в пекло, словно их и не было. И она вместе с ними… Лучше не вспоминать ее. Отслужил как положено, пан отвалил тысячу червонных и отпустил с миром. Ну, налег на горилку на радостиях, а як же ж без этого?». Человек вынул из-за пазухи люльку и набил ее табаком. «Но что за чертовщина явилась в этом шинке? Сижу себе спокойно, курю люльку, пью горилку. И вдруг, глядь — а шинкарь и не шинкарь уже, а та дюжая тварь из церкви, засыпанная землею черною, с веками до пола. И жинка его — ведьма. Нет, оно и раньше было известно, но теперь-то в меня панночка заместо нее вперила свои злобные очи и лает могильным хохотом. И всюду, куда не наведи глаз, черти, упыри, вурдалаки и бог знает еще какие песьи сыны! И бежать бы надо — да проклятая горилка раздвоила дверь. Случалась уже со мной такая оказия… Насилу выбрался, расталкивая проклятых, а они знай, хватали меня своими синими пальцами за кафтан да шаровары. Нет, хватит. Пора вертаться в Киев, не то пропаду ни за что».
С такою тревожною мыслию забылся беглец во сне, сунув в зубы люльку и положив под голову стянутый у кого-то холщовый мешок.
Очнулся он в непонятном помещении, которое выглядело как панские покои. Убранство было чрезвычайно богато и вычурно. У большого окна сидел мужчина в темном одеянии. Его длинные и прямые каштановые волосы спадали ниже ушей, небольшие усики прикрывали полные губы. Длинный острый нос и выразительные карие глаза придавали незнакомцу сходство с птицей. Недавний беглец вспомнил о вороне, что намедни испугала его, и рука уже сама собой нашаривала камень, но тут остроносый поднялся со стула и, как-то по-отечески взглянув на человека, произнес:
— Ну, здравствуй, философ.
Философ отвесил низкий, но осторожный поклон:
— Здравствуй, вельможный пан.
Незнакомец грустно усмехнулся:
— Что, философ, тяжко тебе?
— Не во гнев будь сказано, пан, — человек посмотрел в висевшее подле него зеркало — там отразилось лицо изможденное, со впалыми глазами и седыми усами. — Но натерпелся я по милости вашего брата бед разных.
— Знаю-знаю. И что же, все преследует тебя нечистый?
«Да это не пан, а колдун какой-то».
— Таков мой крест. Но, по здоровому рассуждению, во всем вина горилки.
— По здоровому рассуждению, страхи твои всегда подстерегают тебя в момент слабости и накидываются все скопом, дабы сломать уж наверняка.
— Верно уж так, пан…
— Я раздумываю над финалом этой истории. Сомнений нет, можно спасти жизнь, непрестанно убегая от своих страхов. Но это изводит душу и разум, философ, ты уже убедился. И каков же выход? Смерть? Что ж, можно и умереть, но спасти душу. И уничтожить нечисть, позволив ей увязнуть в стенах церкви, — остроносый выразительно посмотрел на философа.
Тот, в свою очередь, поглядывал на добрую чернильницу, стоявшую на столе, и гадал, как бы половчее умыкнуть ее из-под острого носа колдуна. Но тут более важная мысль отвлекла его, и он сказал:
— На каждого, пан, возложен долг Божий, и коли суждено тебе помереть, исполнивши волю его, то так тому и быть.
— Ты верно говоришь, философ. И ты убедил меня.
— Я готов, пан колдун. Отправляй меня назад в церковь.
Остроносый сел за стол, обмакнул перо в чернильницу, перечеркнул что-то, и стал записывать в тетрадь по-новому. Комната начала расплываться перед глазами философа. Потолок резко возвысился, обветшалое дерево заменило гладкие стены, в углах появилась паутина, а на полу толстый слой пыли. С икон и образов на философа внимательно смотрели святые.
Он снова оказался в церкви. Нечистая сила лает и хрюкает на разные голоса. Подле него стоит приземистое чудище. Не глядеть? Философ уже устал убегать. Не стал терпеть он и глянул.
— Вот он! — закричал антихрист и уставил на него железный палец.


От автора:
Этот рассказ не что иное, как дань уважения одному из моих самых любимых писателей Николаю Васильевичу Гоголю. В нем я попытался прощупать и воссоздать атмосферу знаменитой повести «Вий». Насколько у меня это получилось — судить читателю.