В. Трепаков Путь Козерога 6. Детство

Ирина Маракуева
               

     Когда мне исполнилось семь лет, в стране произошла Великая Октябрьская Социалистическая Революция, положившая начало новой эры в истории человечества.
     В результате революции была уничтожена вековая несправедливость в использовании  земель в сельском хозяйстве. Восстановлены во всех сферах жизни права женщин, что сделало их равноправными членами общества. Развеяны все страхи и легенды о «злых собаках» и «Соловьях-разбойниках», коварных стражниках и прочих злых духах, призванных держать в повиновении  население деревень.
     Земли помещиков отошли крестьянам. Власть перешла в руки рабочих и крестьян.
     Опустела усадьба Соколовских. Особняки  Генеральши и Рупчевского были взяты под контроль местных Советов.
     Участок с фруктовыми деревьями из земель Генеральши получил, вместе с другими, Пётр Владимирович Иванов — муж моей сестры Ксении. Там они построили свою избу.
     В  в одном из барских домов Соколовских — особняке Генеральши была открыта новая начальная школа и я пошёл учиться в первый класс.
     В учебной программе уже не было Закона Божьего, перед началом урока не повторяли хором «Отче наш», как это было в старой школе, где учились мои старшие сёстры.
     Первой моей учительницей была Татьяна Николаевна — молодая женщина, присланная из Курска. Однако она преподавала недолго, вскоре её сменил учитель. Некоторое время в школе учила и Анна Фёдоровна Соколовская, но быстро уволилась.
     Каждый раз, заходя в школу, я испытывал благоговение — так всё там было чисто, величественно, красиво. А в саду аллеи вековых лип и каштанов, по которым можно было пробежать, хотя было и немного тревожно: а вдруг сторож. Но нет, теперь всё это народное... Ведь всё это создано было руками обычных людей, вот только пользовались им не все. Так я думал — и гордился.

     Учился я прилежно, по-новому открывался мир в моих глазах.
     Вокруг мне было всё знакомо:
     Леса, луга, поля;
     Теперь смотрю на них я снова,
     Познав страницы букваря.
     Это маленькое стихотворение ещё тогда я записал в свою тетрадь.

     А вне школы главным заветным местом была река Курица — не глубоководная, несудоходная. А значит, не было на ней ни масляных пятен, ни бакенов, ни прочих примет судоходства, вроде пароходных гудков — тишина. Только стрёкот крыльев стрекоз, всплески рыбёшек-верховодок да редкий крик перелётных птиц, что ещё больше оттеняет тишину.
     В этом мире тишины идёт смертельная борьба обитателей за существование.
     Яркое воспоминание: однажды, в тихий летний вечер, в Жировой кулиге прорезал тишину тревожный крик лягушки. Я поспешил к берегу. Сквозь заросли тростника увидел: от противоположного берега, подняв голову над водой, медленно плыл огромный уж. А навстречу ему, раздувшись и распустив лапы, тревожно крича, плыла лягушка, поражённая неотвратимым взглядом змеи. Когда до лягушки остался метр, уж броском захватил в пасть добычу — и снова воцарилась тишина.
     Лишь к утру река, болота и луга наполняются весёлым криком лягушек, бекасов, чибисов, а в предрассветной тишине то тут, то там слышны трели соловья — знаменитого курского соловья...
     Река во многих местах зарастала белоснежными лилиями и золотистыми кувшинками, чьи цветы возвышались над распластанными на воде крупными листьями. Много разной рыбы водилось тогда в реке: щука, голавль, ерш, окунь, караси, налим, пескарь, плотва, сом. Даже вьюны и раки. Мальчишки ловили рыбу удочками и сачками, взрослые — бреднями. В зимний период мужчины ставили кубари, сплетённые из лозы; в глубоких кулигах заводили сети под лёд через проруби. Помню, отец с дедушкой зимой ловили рыбу сетями. Часто под Рождество приносили полные корзины живой рыбы. Такие корзины из лозы — широкие и плоские — самые удобные, вся рыба на виду. Подлёдный лов в декабре-январе считался самым результативным.
     Река в то время была полноводная, со многими заводями, кулигами и плёсами. Особенно много заводей в районе Залива, где берега покрыты зарослями ивняка и ольхи.
     В период весенних паводков, а, случалось, и в период летних ливневых дождей река выходила из берегов, заливая луга и торфяные болота, превращалась в обширное озеро прямо за нашими огородами и до деревни Лукино, до склонов, покрытых садами.
     Новое пространство тотчас осваивали водоплавающие птицы. Для нас, детей, это было великим событием и радостью, особенно летом. Можно было купаться, ложиться в воду и бегать по мелководью хоть целый день в тёплой летней воде.
     Взрослым паводок приносил лишь огорчения: сильными потоками воды смывало посевы в полях и на огородах, заливало сенокосы.
     Зато весенние паводки приносили радость всем — они знаменовали собой наступление настоящей весны, любители рыбалки выходили вброд и на лодках на охоту за щуками — в это время щуки нерестятся.
     Полноводность реки в те времена поддерживала плотина у деревень Дряблово и Нартово. Повышенный уровень воды в реке был необходим для работы водяной мельницы, а у нас тем самым река сохраняла полноводность и богатый набор растительности и живности.
     На водяной мельнице мололи муку для жителей окрестных деревень. Сюда на повозках привозили зерно: рожь, пшеницу, вику. А увозили в мешках муку. Осенью мельница работала на полную мощность, круглые сутки жернова перемалывали сотни пудов зерна.
     Случалось и мне бывать на этой мельнице, когда отец или дедушка возили зерно молоть — меня брали как помощника. Я с большим желанием ездил на мельницу, мне было очень интересно смотреть, как работают механизмы, приводимые в движение потоком речной воды. С особым интересом я следил за мельником. Он всегда с головы до ног был запушен мукой, поминутно поднимался по ступенькам на верхний помост, где в бункер засыпали зерно из мешков, проверял на ощуп его влажность и снова спускался к жерновам.
     Здесь из рукавов непрерывной струёй сыпалась мука в деревянный короб. Из короба ковшом ещё тёплую муку пересыпали в мешки. При этом поднималась мучная пыль и оседала на предметы и одежду присутствующих, отчего мельник и другие становились серыми, опушённые с головы до ног.
     В помещении, где установлены жернова, стоял непрерывный гул. А ниже, под полом, раздавался стук колёс, скрежет шестерён и шум водопада — это под действием потока воды вращались колёса, похожие на колёса старинных речных пароходов. Мне очень хотелось тогда посмотреть поближе, спуститься вниз, но там всегда было много крыс и я боялся их.
     Ездил я и на ветровую мельницу, ещё до революции, она стояла в районе деревни Косиново на пригорке.
     Когда смотрим на мельницу издалека со стороны, она похожа на игрушечную со своими четырьмя двенадцатиметровыми лопастями, а вблизи зрелище впечатляющее, особенно когда лопасти вращаются. Недаром Дон Кихот, увидев ветровые мельницы, принял их за воинов неприятеля и ринулся на них в атаку.
     Как правило, ветровые мельницы сооружались на открытых возвышенных местах — на холмах. А холмов на курской земле, как говорится, не занимать. На всём протяжении от города Курска до нашей деревни — чередование возвышенностей, холмов с неглубокими балками, оврагов с промоинами, обнажающими слои то красной, то белой глины. Выезжая из деревни, надо подняться в гору, за которой начинаются холмистые поля. В районе деревни Гремячка надо спуститься в балку, переехать небольшую речку и снова подняться в гору. Там снова через поле и по крутому спуску в балку, склоны которой покрыты дубняком, орешником и другим разным полесьем. Снова в гору. И так до самого города...
     Здесь есть леса, но не густые и дремучие, как на севере, есть в них дикие груши, яблони и ягодные кустарники. Здесь есть и участки степи, но не безбрежные, как на юге. Здесь, наконец, колоссальные запасы железной руды(Курская магнитная аномалия).
     Рельеф не способствовал удобству передвижения по грунтовым дорогам. В периоды дождей дороги размокали, и даже значительно позже, на современном транспорте, проехать было невозможно.
     Зато после дождей сама деревня выглядела умытой, чистой, светлой, с широкой улицей, по обеим сторонам которой широким ковром стелилась трава-гусятница, так называли здесь траву Спорыш. Она настолько густо покрывала землю, что, сколько бы дождь не лил, грязи на улице не бывало.
     Дома, или, как называют на Украине, хаты бревенчатые, промазанные изнутри и снаружи глиной, на украинский лад побелённые. Некоторые, как наш дом, с улицы обитые фальцованным тёсом. Стояли строго в ряд.
     У каждого дом — двор для скота и птицы, с улицы обозначался забором с калиткой и тесовыми воротами для прохода и проезда во двор и огород. В огороде каждого дома устраивался ток для обмолота урожая зерновых и бобовых культур. Во многих домах со стороны улицы устраивалось крыльцо с перилами, лавочками и ступеньками. Над крышей крыльца обычно возвышался купол либо пирамидка с символическими фигурками раскрашенного петуха или какого-нибудь животного. На каждом доме прибивалась дощечка, окрашенная в определённый цвет, и на ней писали фамилию, имя и отчество хозяина.
     Наш дом стоял на нижней стороне улицы, был крыт железом и с крыльцом. Над ним — украшение в виде пирамидки из трёх прямоугольных столбиков.
     В старину в деревне существовал обычай при закладке нового дома под каждый его угол класть золотые или серебряные монеты. Под углами нашего дома, как предполагали родители, тоже лежат монеты...но перестройка дома этого предположения не подтвердила.
     Над нашими тесовыми воротами был устроен навес, крытый соломой. Под навесом, в долблёных отверстиях вереи я прятал кусочки пилёного сахара. За это мне иногда попадало.
     Через четыре дома от нашего улицу пересекал небольшой ров, по которому в период весенних паводков и ливневых дождей бурно текла вода с горы, несла тонны ила в реку.. Через ров был перекинут небольшой деревянный мост. Когда-то по этой дороге я уходил в новую жизнь, чтобы навсегда остаться в городе...

обзор и введение:  http://www.proza.ru/2012/02/11/1383