Чарлик

Доротея Литвак
Помните, как  в детстве мы играли в лапту?
Сопливые, босоногие, в застиранных линялых платьицах и рубашонках, мальчики и девочки лупили  небольшой резиновый мяч так, будто это он был виновником нашей  бедности.
Бабах –  мяч летит мимо стайки ребят, и глухо  ударяется  о висящий на веревке белоснежный пододеяльник, и оставив на нём выразительный грязный   след падает на землю.
- Васька, Колька, атас! – и схватив  свой мяч  ребята  бегут  домой,  скрываются за разболтанной деревянной калиткой.

Двор опустел, остались мы с Алкой.   Родители наши на работе,  мячей у нас нет, с нас и взятки гладки.
- Тяф-тяф-тяф! –  раздаётся откуда-то сверху надрывный собачий лай.
Мы с Алкой переглядываемся. Двор наш небольшой, закрытый. В конце двора –   сараи а по другую сторону  голубятни,  чужой двор, ворота которого выходят на другую улицу.
Пытаясь разглядеть откуда шум, мы  взбираемся на мусорный ящик: по крыше невысокого сарая мечется маленькая черная  собачонка.   
- Смотри какая красивая! Давай возьмём её! – предлагаю я.
Алка с готовностью подставляет свою спину.  Я уже почти взобралась.   Собачье горло  перемазано чем-то темно-красным,  капли капают  на крышу.  Я макаю палец:  кровь!
- Алка, смотри!  - показываю я руку, у собаки горло перерезано!
- Слезай! – кричит мне Алка и бежит от греха подальше.  – Прыгай вниз! – Но я уже  на крыше,  ухватила за ногу  собачонку,   а она  с визгом  впивается острыми зубами в мою руку.   Я не отпускаю  её и осторожно, лежа на пузе  свешиваю ноги с крыши и прыгаю вниз.
Всё происходит мгновенно.   Помню только, что сильно ободрала коленки и больно ударилась  при падении.   Видно смирившись, а может быть от испуга собачонка в моих руках утихла и дрожит крупной дрожью.  Дома, вытащив из домашней аптечки   несколько таблеток белого стрептоцида  растерла их ложкой   как это делала мать и посыпала порошком  вспоротое от уха до уха горло  животного.
 
   Раны  наши заживали  быстро и пёсик -  маленький  веселый пинчер  очень быстро  вписался в наш дружный  босоногий коллектив, став любимцем всего двора.   Я делала уроки а он лежал  у моих ног,  я играла на пианино а он терпеливо ждал:  стоило мне заиграть собачий вальс, он задирал свою остроносую  мордочку высоко вверх и начинал «петь». И никакая другая музыка  его не трогала.
Теперь он гоняет мяч вместе с нами, в нашей команде.  И катается  в кукольной коляске: сидит не шевелится,  лапки сложит  - как тряпичная кукла,  а мы  носимся с ним как угорелые   по всей улице! Смех, визг, радость! Прохожие удивленно останавливаются, - бесплатный цирк!
- Чарлик! – это ему угощения несут: кто кусок котлеты, кто косточку…
 
  Я делаю уроки а во дворе  голоса соседей:
- Нет, не видали, не знаем. –   И тут раздаётся голос моей мамы:
- Идите сюда, ваша собачка у нас. – Я слышу тяжелые  шаги по железной лестнице:  он уже поднимается  к нам, - приземистый, краснолицый мужичок:
- Я на работу ухожу – объясняет краснолицый  маме. – Что делать?
- Чарлик! – зовет мать. – но собачка  забивается в угол за тахту и не желает идти к хозяину.
–  Мама,  не отдавай! – со слезами на глазах прошу я, но гость уже взгромоздил  собачонку на руки и удаляется громко топая ножищами по железным ступеням.  Даже спасибо не сказал!

 В доме пусто. Я реву.  Сегодня у  меня по арифметике двойка: какие уроки, какая школа! Какие игры с ребятами!
После школы Алка тащит меня в тот двор, на другую улицу.  Мы обходим квартал вокруг.
- Смотри, вот голубятня, которая видна из нашего двора! – Молодец,  Алка. Мы входим в чужой двор. Пусто,  только в конце двора возле голубятни сбитый из деревянных досок стол и скамейки: там  компания  взрослых мужиков  выпивают и что-то громко обсуждает матерясь  на весь двор.
- Пошли отсюда…  - И вдруг:
- Гав!
- Чарлик!
Крепкий   деревянный забор, замок на калитке,  каменная  собачья будка и маленький черный пинчер на толстой  верёвке.
Мы кидаем  Чарлику  за забор кусочки колбасы, -  это позаботилась Алка, спасибо ей!
Теперь мы навещаем пинчера часто, иногда целой компанией.
А через пару недель, вернувшись домой я обнаружила  своего любимца с обрывком  веревки на шее под  кухонным столом.  Но радоваться было рано:  Чарлик сильно хромал, тяжело дышал и при каждом прикосновении взвизгивал. Видно кто-то здорово поколотил его. 
Разъяренный  хозяин явился в тот же вечер:
- Где моя собака! – заорал он так, будто мы перед ним в чем-то провинились. – И тут меня снова удивила моя мать.
- Если это ваша собака, так почему вы не смотрите за ней как следует! – спокойно сказала она  преградив путь незваному гостю.
- Да я пойду в милицию! Да я пойду в суд!
- Идите  ради бога куда хотите!
И тут краснолицый опустился  и сел на лестницу:
- Никуда я отсюда без своей собаки не уйду! Я работаю! – таким плаксивым голосом  произнес он, что нам стало его жалко.

 И снова мы ходим к Чарлику в гости.  На праздник набрали угощений и пошли.
Алкина мама подарила  нашей собаке маленькую диванную подушечку. Только больше мы  Чарлика  не увидали.
В палисаднике,  на низком табурете курил краснолицый Гриша .
 - Нет его больше.
- Кого нет, Чарлика?
- Я на работу уходил, а он веревку обрывал и за голубями охотился. Вот и отравили его эти пьяные гады…