Иона

 
Это было время, когда эпоха соцреализма неудержимо перетекала в эпоху соцкатаклизма. Старое привычное сыпалось на глазах, жизненные ориентиры, переданные родителями по наследству, исчезали подобно миражам, а магазинные полки были заставлены березовым соком, берееезоовым соооком. Всё закончилось тем, что позже некоторыми выдающимися мыслителями будет названо великой геополитической катастрофой. Ну, вы знаете...
Ну, а пока пахло не катастрофой. Наоборот. В открытое настежь окно двухместного номера гостиницы для врачей-курсантов Н-ского ГИДУВа теплый майский ветер доносил волнующие запахи цветущей акации и сирени. 
Суббота. Полночь.
За столом сидят четверо с серьезными лицами. Они пятый час играют в покер по пятнадцати копеек партия.  И пьют «Жигулевское», наполовину опустошённый ящик которого лежит подле.
- Чё завтра делать-то будем?... Полтинник дальше, - сказал  Виталик Подоплёкин, реаниматолог из Кемерово.
- Поддержу... Может в кино? - пророкотал терапевт Гавловский, большой и грузный, азартно блестя глазами. Он выигрывал.
- А, рупь!... Кино, кино... скукота. «Красотку» уже видели. Остальное ширпотреб, тьфу. Может в лото, я в красном уголке видел, внизу,- поправил очки врач тюменского СИЗО Мостыркин.
- Ты бы ещё в библиотеку сходить предложил, лепила, - усмехнулся земляк Подоплекина, начмед Викарский.
- А чё сразу лепила-то? Обыдно, слюшай!
- Так, - лицо Виталика приняло торжественный вид, - коллеги! Я тут думал. В стране ширится и множится движение к исконному, к началам, так сказать. Возрождается дух народа. Овощехранилища перелопачивают в храмы и открывают эти, как их, семинарии. А я, двадцати восьми лет, сижу тут с вами, весь в грехах, как елка в погремушках. Не желаю больше быть темным и невежественным атеистом. Я же реаниматолог, я же как тот апостол Петр - быть или не быть... Короче, предлагаю завтра меня окрестить. Ведь с помощью врачебного ремесла и божьего промысла можно достигнуть гораздо больше, чем только с помощью ремесла. Доклад закончил.
Гул одобрения был ему ответом.
Наутро благочестивая компания уже ехала в трамвае обретать смысл и основы.
Церковь - то ли Успения, то ли Рождества, то ли ещё какого Крестителя - была в трех остановках. Выбирали её не за название и не за близость расположения, как можно было бы подумать. Выбор храма для совершения таинства был определен тем, что он удачно расположился через дорогу от бара, где к пиву подавали раков и соленый миндаль.

... В небольшом помещении с низким потолком скопилось десятка два человек.
Стройный священник в серой рясе и малиновой епитрахили с мелкими смоляными кудрями был удивительно похож на актера Николая Еременко. После миропомазания и обхода купели поп драматическим, хорошо поставленным баритоном выдал пространную речь, где были осуждены эгоизм, гордость и сластолюбие, возвеличен подвиг Христа, упомянуто о долге христианина. Смысл всей речи, состоящей по большей части из евангельских цитат и древнегреческих апофегм, невнимательному уху остался недоступен. Впрочем, других ушей тут и не было.
Обведя взглядом скучающие лица, батюшка подвел итог – если свинью отмыть дочиста и выпустить на улицу, то она залезет в первую же попавшуюся грязную лужу. И отправил всех с богом. На улицу.

... В баре эскулапы подкрепились тремя кувшинами пенистого напитка и блюдом свежеотваренных раков, политых соком лимона. Подоплёкин был непривычно серьезен и немногословен. Его очищенная от балласта душа легко приняла кувшин темного бархатного и десяток раков. Все тосты завершались кратким «аминь».
Прихватив в соседнем продмаге полдюжины «Токайского» курсанты вернулись к оставленному утром столу с покером по пятнадцати копеек партия. Гавловский вырвал тетрадный лист, отчертил четыре столбика, надписал каждый и подвинул колоду Подоплёкину.

- Ну, что, эсхат ты наш новопреставленный, сдавай. Только смотри, не жульничай. Тебе теперь нельзя.
Подоплёкин вздохнул  и начал тасовать карты. "Грехи мои тяжкие, - подумал он. - В следующее воскресенье надо будет обязательно сходить на исповедь".