Задолго до того, как Тикамацу Мондзаэмон[1] написал своего «Гонца в преисподнюю»[2], за много веков до того, как Минамото но Ёритомо[3] стал первым сёгуном[4] Камакурского сёгуната , в эпоху Кофун[5], первый период эпохи Великой Гармонии[6], Ямато-Такэру[7], принц и владелец драгоценного меча «Кусанаги» [8] отправился в поход против мятежного племени эбису[9], населявшего север острова Хонсю[10] в окрестностях горы Фунагато[11].
Среди множества доблестных воинов, устремившихся за ним вслед, был тот, для кого эта война обернулась не только поиском славы и гимном отваге, но и порогом, ступив за границы которого, начинаешь ценить совсем другие вещи, и то, в чём раньше находил непримиримую истину, становится в единый момент дорожной пылью.
Айны[12] – аборигены японских островов, древние выходцы из эпохи Дзёмон[13] были предками жителей племени эбису, в результате чего последними были унаследованы редкие для Хонсю характерные черты: густая растительность на лице у мужчин и присущий как мужчинам, так и женщинам племени светло-серый оттенок радужной оболочки глаз вокруг зрачка.
Нельзя было не очароваться взглядом этих глаз, и один из воинов принца, с устрашающим криком ворвавшись в ветхую хибару, с обнажённым для сражения противника кабуцути - но тати[14], неожиданно для себя попал в плен. Внутри было всего трое: старая женщина с ребёнком на руках, у которого та отчаянно закрывала, издающий крики, младенческий рот и испуганная бисёдзё[15]. Никак иначе не мог воин назвать девушку с нежным взглядом серых глаз, испуганно глядящих на него и покорно ждущих неминуемо трагичной развязки. Трое воинов не смогли бы взять в плен этого могучего и искусного воина, а всего двое с половиной легко справились с этой задачей.
Приняв молниеносное решение, перечащее всем законам, вкушённым им с молоком матери, воин занёс кабуцути с драконом, увенчивающим железный набалдашник рукояти, и без тени страха и жалости глубоко вонзил его лезвие в свою собственную плоть. Лицо воина при этом не изменило своего вида и спустя мгновение в хибаре, как и прежде, было всего двое с половиной людей, а воин, выбежав наружу и вытерев лезвие меча, доложил лично принцу о короткой стычке, в которой, несмотря на численное превосходство противника, сумел устоять и оказаться победителем.
Победа над малочисленным племенем была довольно легка, и лишь много позднее, в древне-японском эпосе была возведена в ранг героической, а вскоре перешагнув и эту черту, переросла в мифологическую. Ямато-Такэру вскоре вернулся в столицу вместе со всеми своими воинами за вычетом одного, незаметно отлучившегося от общей процессии где-то в двадцати ри[16] от превращённого в руины поселения эбису.
Бродя по нынче пустынным хибарам, испачканным брызгами ни в чём неповинной крови, воин надеялся найти ту бисёдзё, которая одним взмахом ресниц заставила его предать веру и традиции предков, став изгнанником и рискуя вместе с утратой не обрести нового. Отыскав взглядом знакомую хибару, воин собрался зайти внутрь, но немного поодаль ему послышался детский плач. Пойдя на звук, воин стал свидетелем пронзительной картины прощания старой женщины со своим мёртвым супругом, распластанным на земле, с глубокими ранами на груди и перерезанным горлом, который, по-видимому, был отцом бисёдзё, стоявшей подле с орущим младенцем на руках.
Что-то больно кольнуло в груди у воина, при виде этой ужасной картины, полной скорбного отчаяния, и впервые с детских лет лицо его выразило что-то искреннее, выходящее за рамки того, что пристало выражать лицу взрослого мужчины и воителя. Вытащив из ножен свой сверкающий кабуцути - но тати, воин подошёл ближе и, встав на колени перед рыдающей женщиной, склонил голову и протянул ей оружие, будучи всецело готовым принять ту же участь, предавать которой недавно с лёгким сердцем отправлялся сюда из столицы…
Так уж повелось, что в эпоху Хэйан[17], как впрочем, и во все последующие, люди неоднозначно относились к детям, рождавшимся не такими, как остальные. И чем реже было внезапно проявившееся отличие, тем сильнейший резонанс оно производило.
На протяжении многих веков не рождались в японских семьях дети с глазами, чей цвет не был привычно тёмен, а посему, когда отпрыск могущественного и уважаемого рода, названый впоследствии Минамото-но-Исами[18], открыл глаза, родители его, равно как и вся прислуга, находившаяся в тот момент в покоях, пришла в твёрдую уверенность, что ребёнку этому предстоит великий, хоть впрочем, и тернистый путь.
С детства Минамото-но-Исами проявлял себя искусным во владении оружием и словом. Словно ощущая долг перед собственной исключительностью, Минамото-но-Исами, не жалел себя во время тренировок и будучи терпеливым и настойчивым в учении, очень скоро превзошёл даже лучших из своих наставников. Время тогда было довольно мирным, как это бывает в преддверии скорого наступления смуты, но храброе сердце всегда найдёт путь, достойный славного воина, и Минамото-но-Исами очень скоро получил своё первое боевое крещение, в котором отрезанный от подкрепления собственноручно в одиночку сразил шесть умелых и сильных противников. Слава об этом подвиге юного воина из знатного рода разнеслась по всему Хонсю, и подкреплённая новыми отчаянными и немыслимыми победами, сделала имя Минамото-но-Исами хорошо известным и вселяющим трепет по всем даже самым отдалённым уголкам страны восходящего солнца.
Но каким бы великим не казался его подвиг в глазах окружения, Минамото-но-Исами никогда не мог отыскать в нём для себя должной отрады. Ни друзья, ни красивейшие женщины не могли скрасить его одиночества, одиночества человека, чувствующего себя чужим среди своих. Однако же в первые годы правления императора Тоба[19], судьба смилостивилась над своим непохожим на всех отпрыском, и случилось это в тот самый момент, когда до слуха Минамото-но-Исами докатилась весть о самурайском турнире, в котором собирались принять участие все лучшие воины империи. Находясь в тот момент в удалении от Хэйан, Минамото-но-Исами не проронив ни единого лишнего слова вскочил на своего скакуна и за ночь преодолев около ста ри, на рассвете прибыл в столицу.
Двадцать лучших воинов со всех уголков империи к тому моменту записались на участие в турнире, Минамото-но-Исами оказался двадцать первым и последним. Но, увы, сражение не принесло ему должной услады. К моменту турнира мастерство его достигло того уровня, когда Минамото-но-Исами играючи мог противостоять десятерым противникам. В турнире же бои проводились по правилам поединка, потому без малейших усилий со своей стороны он одержал победу и, провожаемый восхищёнными криками толпы, собрался покинуть поле битвы, окроплённое кровью снисходительно раненых им противников, но тут его призвал тогдашний старейшина рода Фудзивара[20], являвшийся устроителем турнира. Он поинтересовался тем, ведает ли отважный самурай о награде, установленной для победителя, а так как Минамото-но-Исами не дослушал человека, поведавшего ему о состязании, о награде ему было неизвестно. Сказав об этом, Минамото-но-Исами тем самым чрезмерно удивил зрителей и старейшину Фудзивара, а также юного императора Тоба, в тот день соизволившего наблюдать за турниром, но всего лишь немного погодя удивиться предстояло и самому Исами.
Старейшина Фудзивара с подобающей важности дела пышностью поведал победителю о том, что наградой в турнире служит его дочь, в течение всех лет жизни тщательно скрываемая от посторонних взоров в недрах дворца, и сейчас готовая явить свою небесную красоту глазам будущего супруга, но Минамото-но-Исами усмехнувшись, дерзко ответствовал Фудзиваре, что на данный момент не собирается связывать с кем-либо свою судьбу, а уж тем более с отпрыском из несамурайского класса Кугэ[21].
Возглас негодования прокатился в ложах семьи Фудзивара, но до того как старейшина нашёлся с ответом, на поле боя появился новый воин. Подойдя к Минамото-но-Исами воин, облачённый в рыжий доспех о-ёрой[22], со сверкающей нагинатой[23] в руках, поднял забрало своей золотой мэнгу[24] и тем самым заставил толпу, собравшуюся для созерцания турнира, в единый момент времени резко вобрать в грудь воздуха, издавая многоголосый вздох.
Впервые за всю свою жизнь Минамото-но-Исами увидел равного себе не в отражении спокойных озёрных вод. На него смотрел взгляд ярко голубых глаз Тамамо-но-Маэ[25], дочери старейшины Фудзивара. Спустя долгую безмолвную паузу Онна-Бугейся[26] Тамамо-но-Маэ обратилась к Минамото-но-Исами, и хотя говорила она вне сомнений что-то очень важное, Исами так никогда и не мог припомнить, что именно, поскольку всецело был поглощен созерцанием того, как движутся её губы, как порхают ресницы, то скрывая, то вновь открывая взору чистоту небесных глаз Тамамо-но-Маэ. И даже когда, не дождавшись ответа от зачарованного Исами, Онна-Бугейся внезапно ринулась в бой, он так и остался стоять на своём месте. Доподлинно неизвестно, что случилось бы, если Тамамо-но-Маэ не остановила движение своей смертоносной нагинаты всего в одном бу[27], от лица Исами, но поскольку этого не случилось, важность подобных предположений крайне незначительна, важнее то, что происходило с воинами, когда нагината Онна-Бугейси обрушилась на землю, упав из её разжатой ладони.
Очень долго простояли Минамото-но-Исами и Тамамо-но-Маэ глядя друг другу в глаза, и пока они стояли так, никто в многотысячной толпе, проникшись исключительностью момента, не издавал ни единого звука, пока юный император Тоба, воскликнув, разрезал своим голосом гармонию тишины и с лязгом обнажив, тати[28] пошёл по направлению к этим двоим.
Все видевшие происходящее уже знали, чем всё разрешится: император воспользуется своим положением и, вступив с ним в фиктивный поединок, Минамото-но-Исами обязан будет проиграть, чтобы награда, досталась божественному наследнику престола, но целостность, которую ощутил Исами, когда воочию увидел своё живое отражение в лице Тамамо-но-Маэ, заставила его поступить согласно велению сердца. Не глядя, отразив выпад юного императора, Исами воспользовался его утратой равновесия и, ударив плоской частью тати, оставил божественного наследника престола валятся в пыли.
Такой неслыханной дерзости не ведала вся империя, но, по благосклонности судьбы, законы и идеалы чести возобладали тогда над привилегиями власти - жизнь Минамото-но-Исами была сохранена при условии: когда император возмужает и окрепнет, турнир будет возобновлён, а пока Тамамо-но-Маэ будет снова сокрыта в недрах дворца в ожидании часа, когда ей будет объявлено имя будущего супруга…
Две зимы минуло с тех пор. По всем уголкам страны восходящего солнца рыскали слуги императора, наёмные самураи и ниндзя, силясь отыскать дерзкого воина Минамото-но-Исами, но откуда бы, ни поступала весть о его прибытии, незамедлительно явившись туда убийцы оставались ни с чем, так как к тому моменту их цель находилась уже совсем в другом месте. Так постепенно и вести о Минамото-но-Исами становились всё реже и реже, пока прекратившись совсем, не заставили империю на время позабыть о нём и его славных подвигах.
Император Тоба, окрепнув и возмужав, назначил новый турнир, строго настрого приказав слугам следить за тем, чтобы к участию не был допущен ни один человек со светлыми глазами, таким образом император оберегал себя от очередного позора со стороны Минамото-но-Исами, которого, впрочем, уже давно считал либо умершим, либо позорно покинувшим страну в страхе перед предназначенной ему карой.
Турнир начался. Многие доблестные воины сражались здесь, но каждый из них, хотя и стремясь, стать победителем, вместе с тем прекрасно знал о том, что борется лишь для того, чтобы в конце склонить голову перед императором, посему боевой дух и рьяность, присущая подобного рода поединкам, сегодня была столь же формальной, сколь и сам турнир.
Лишь один воин, сперва вызывавший невольную снисходительную улыбку, дрался так, словно действительно хотел победить. Им был седовласый слепой старик, с длинной разветвлённой бородой и дряхлой повязкой на глазах. Облачённый в скудную ветошь простолюдина, без всякого самурайского доспеха, лишь со сверкающим тати в руках, старик умудрялся с лёгкостью побеждать молодых и крепких воинов так, словно это не доставляло ему ни малейшего труда.
Наконец, когда и финальный поединок турнира был за стариком, наступил момент, который должен был испортить всё ему предшествующее. Встав со своего ложа, император Тоба трижды хлопнул в ладоши и, спустившись к старику, спросил его о том, знает ли он о награде, установленной для победителя, на что в ответ прозвучал скрипучий голос старика, свидетельствовавший о том, что ему о награде известно и чем скорее он её получит, тем громче будет возносить хвалы небу и являющему свою божественную милость императору.
Неудовлетворённый услышанным ответом, император решил укорить старика в том, что получив награду, он обречёт прекрасную бисёдзё на убогую жизнь в затхлой лачуге и омерзение, сопровождающее всякий раз, когда им придётся делить вместе ложе, на что старик дерзко ответил, что раз уж ему удалось победить сегодня, то и в ложе он также супругу свою не разочарует. Разъярившись ещё сильнее прежнего, но всё так же не подав на это виду, император поинтересовался, не хочет ли старик передать право на награду своему императору, на что тотчас последовал уверенный отрицательный ответ старика, сказавшего, что если император желает получить награду в турнире, то в этом турнире ему, стало быть, придётся и победить, а раз победитель в состязании уже имеется, то императору ничего не остается, как сойтись с ним в честном поединке.
Видя воинское мастерство старика, и понимая, что поддаваться в бою он ему не станет, император затаил в сердце обиду, но, виду на то не подав, поспешил обратить всё в шутку. «Да будет по твоему желанию, – молвил император, – правила турнира таковы, что победитель получает себе в жену прекрасную деву Тамамо-но-Маэ, и никто во всей стране восходящего солнца не может этого изменить, даже император, вот только не справедливо будет отдавать юную деву за старика, этому перечит человеколюбие и здравый смысл, посему награду свою ты получишь по истечении двадцати лет, тогда разница между вами уже не будет так заметна.»
С этими словами довольный собою император развернулся спиной к старику, собравшись возвратиться в свою ложу. Он имел на уме хитрый замысел, состоявший в том, что по истечении двадцати лет, а скорее всего даже и раньше, старик окажется в могиле и оттуда уже никак не сможет заявить права на Тамамо-но-Маэ, которая в результате достанется самому императору, но, не успев сделать и десяти шагов, император услышал за спиной совсем другой и до боли знакомый ему голос.
Содрав с себя накладную бороду и повязку, гордым взглядом светлых глаз на императора Тоба смотрел Минамото-но-Исами. «Двадцать лет, – молвил Исами, – недолгий срок, когда ждёт такая награда, а вино большей выдержки всегда вкусней и приятней желудку, чем молодое.» С этими словами, не дав опомниться императору и его слугам, Минамото-но-Исами тремя стремительными прыжками пересёк поле битвы и нырнув в безликую толпу, исчез на целых двадцать лет…
Двести воинов в низовье за воротами замка, двадцать сильнейших ниндзя у ступеней и двое непобедимых самураев у входа в покои,- такой была преграда на пути Минамото-но-Исами в его стремлении воссоединиться с Тамамо-но-Маэ. На протяжении двадцати долгих лет Исами упорно тренировался, чтобы победить в этой самой главной и абсолютно немыслимой битве. Никто не был способен на то, чтобы противостоять более чем двумстам отборным воинам, и император Тоба, построивший этот неприступный замок и заключивший внутри Тамамо-но-Маэ, прекрасно знал о том, что ни одна из известных ему сил во всей вселенной не способна даровать воину победу в этой битве. Он, как и многие другие, не ведал о такой силе и так никогда и не удостоился того, чтобы познать её, но именно она, спустя двадцать два года после того, как впервые встретились взгляды Минамото-но-Исами и Тамамо-но-Маэ, провела его по этому тернистому пути.
Всего на три дзё[29] отошёл Минамото-но-Исами от ворот, углубившись в недра замка, а силы уже начали покидать его, лязг металла сталкивающихся лезвий превратился в единый растянувшийся во времени неопределённый звук, а впереди было ещё сто девяносто восемь бойцов, каждый из которых был готов отчаянно бороться за свою жизнь и своего императора. Исход битвы обещал оказаться печальным для Минамото-но-Исами, если бы в определённый момент, он не поднял взгляд на балкон покоев и не увидел глядящую на него Тамамо-но-Маэ. Прошло двадцать лет, и Минамото-но-Исами был готов к тому, что её красота померкла с течением времени, но на него смотрела всё та же прекрасная бисёдзё, как будто это он прожил всё это время, а для неё всего один день минул с момента их предыдущей встречи.
Теперь, увидев Тамамо-но-Маэ, Исами не мог разрешить себе проиграть в этой битве, шаг за шагом по одному суну[30], он продвигался к ней. И вот, когда последний преграждавший ему путь непобедимый самурай пал, поверженный мечом Минамото-но-Исами, внезапно в усеянном двумястами двадцатью двумя трупами замке стало очень тихо. Закатное небо над острыми сводами крыши окрасилось в тот же цвет, что и ступени дворца, и в этот момент из глубины тёмных покоев к Минамото-но-Исами вышла его возлюбленная, его награда, та, чей взгляд, наконец, заставил Исами забыть о своём одиночестве…
СНОСКИ
[1] Тикамацу Мондзаэмон (настоящее имя Сугимори Нобумори 1653—1725) — японский драматург, которого часто называют «японским Шекспиром»
[2] «Гонец в преисподнюю» (Мэйдо-но-хикяку, 1711) — бытовая драма Тикамацу Мондзаэмона. На её основе построен один из сюжетов фильма Такэси Китано «Куклы»
[3] Минамо;то-но Ёрито;мо (9 мая 1147 — 9 февраля 1199) — основатель сёгуна;та Камакура и первый его правитель (в 1192—1199)
[4] Сё;гун — в японской истории так назывались люди, которые реально (в отличие от императорского двора в Киото) управляли Японией большую часть времени с 1192 года до периода Мэйдзи, начавшегося в 1868 году
[5] Период Кофу;н — эпоха в истории Японии (250 (300) — 538). Первый подпериод эпохи Ямато.
[6] Период Яма;то (яп. «Великая Гармония») — последняя дописьменная и первая раннеписьменная эпоха в истории Японии (250 (300) — 710). Названа по государственному образованию, которое существовало в районе Ямато (совр. префектура Нара, регион Кинки). Делится на два подпериода: период Кофун (250 (300) — 538) и период Асука (538—710)
[7] В «Анналах Японии» (720) упоминается деятельность легендарного принца Ямато-такэру, который в IV столетии разрушил государства Киби и Идзумо. Описываются также его походы на племена кумасо, а также непокорных в Восточном Хонсю (вероятно прото-айнов)
[8] Кусанаги-но-цуруги ( «Меч, скашивающий траву») — мифический японский меч типа цуруги, фигурирующий во многих легендах. Является одним из символов власти японских императоров
[9] эбису — дикие племена, жившие на северо-востоке Японии
[10] Хо;нсю; (также Хо;ндо, Ниппон)— самый большой остров Японского архипелага. Длина острова 1300 км, площадь составляет примерно 60 % всей площади Японии. Остров Хонсю больше, чем остров Великобритания (Британские острова). Протяжённость береговой линии 5450 км.
[11] гора Фунагата - самая высокая точка города Сендай, нынешнего административного центра префектуры Мияги. Высота горы составляет 1500 м над уровнем моря.
[12] А;йны (яп. айну, букв.: «человек», «настоящий человек») — народ, древнейшее население Японских островов. Некогда айны жили также и на территории России в низовьях Амура, на юге полуострова Камчатка, Сахалине и Курильских островах. Происхождение айнов в настоящее время остается неясным. В отличие от привычного вида людей монголоидной расы с жёлтой кожей, монгольской складкой века, редкими волосами на лице, айны обладали необыкновенно густыми волосами, покрывающими голову, носили огромные бороды и усы (во время еды, придерживая их особыми палочками), черты лица их были схожи с европейскими
[13] Пери;од Дзёмо;н («эпоха верёвочного орнамента») — период истории Айнов и японской истории с 13 000 года до н. э. по 300 до н. э.
[14] кабуцути-но тати — меч периода Кофун с навершием рукояти в форме молота
[15] Бисёдзё — японский термин, обычно относящийся к молодым красивым девушкам
[16] ри - единица измерения длины, равна 3,927 км
[17] Период Хэйан (мир, спокойствие)— период в истории Японии с 794 по 1185 год. Хэйан начинается с переноса имперской столицы из Нары в город Хэйан (современный Киото) и завершается морской битвой при Дан-но-ура, в которой дом Минамото разгромил дом Тайра.
[18] Минамото-но-Исами – реально не существовавший персонаж из придворного самурайского рода Минамото. Имя Исами, в переводе означает – храбрость
[19] Император То;ба (24 февраля 1103 года — 20 июня 1156 года) — 74-й Император Японии. Правил с 9 августа 1107 по 20 февраля 1123. Жёсткий и бескомпромиссный правитель, после смерти своего деда стал продолжать его политику. Сначала он управлял страной от имени своего старшего сына Сутоку (1119–1164, на престоле— в 1123–1141 гг.) а после отречения Сутоку от престола — от имени его преемника, своего 9-го сына, императора Коноэ (на престоле— в 1141–1156 гг.)
[20] Клан Фудзивара - был могущественным семейством регентов в Японии периода Хэйан, поставлявшим жён для императорского двора.
[21] Кугэ— древняя японская несамурайская придворная аристократия. Согласно традициям, жена императора (микадо) должна была быть непременно из рода Фудзивара (относящимся к кугэ, а не к самураям)
[22] о-ёрой («большой доспех») — самый классический из японских доспехов
[23] Нагина;та («длинный меч») — холодное оружие с длинной рукоятью овального сечения
[24] мэнгу – часть шлема в виде металлической маски
[25] Тамамо-но-Маэ — героиня японской легенды о «Золотой девятихвостой лисе» – женщине-ведьме, предводительнице лисьего племени, учинившей беспорядки в Индии и Китае. Сбежав в Японию, в XII веке и приняв облик леди Тамамо-но Маэ, она соблазнила своей красотой и умом императора Тоба, однажды околдовав его так, что он заболел и чуть не умер.
[26] онна-бугэйся («женщина-самурай»)— женщина, принадлежащая к сословию самураев в феодальной Японии и обучившаяся навыкам владения оружием
[27] бу – единица измерения длины, равна 3,03 мм
[28] т;ти — длинный японский меч
[29] дзё – единица измерения длины, равна 3,03 м
[30] сун – единица измерения длины, равна 3,03 см