Картина "Председатель колхоза", Елена Романова, 1972 год
От автора.
Все персонажи и ситуации, имеющие место в данном произведении, являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми и ситуациями, являются случайными.
Автор не обязательно разделяет отдельные высказывания и умозаключения фигуры рассказчика.
Наступающее утро напоминало собой свежий, только что испеченный хлеб. Его золотистая корочка похрустывала от легкого нажатия пальцев и отливала нежным цветом.
Михаил Иванович Богачик вышел на крыльцо своего дома и с удовольствием потянулся. Затем подтянул брюки, оправил пиджак, критически осмотрел высокие ботинки. Он всегда начищал их вечером, после работы. И за ночь они вряд ли могли испачкаться стоя в сенях. Но, Михаил Иванович, будучи мужчиной основательным и последовательным в действиях, не считал зазорным дополнительно проверить наиболее важные, по его мнению, моменты. А безупречность внешнего вида при его должности – момент, несомненно, важный.
Сегодня предстоял тяжелый, полный трудов и забот день. Еще один трудовой день в его большой и очень непростой жизни. Но он не жаловался. Ему нравилась его жизнь. Он от начала и до конца прошел большую войну и остался жив. У него были хорошая жена и две непоседливых дочери, которые не давали ему скучать. Под его началом работало много людей. Все они были разными. Но к каждому из них он пытался найти особый подход и таким образом стимулировать к тому, чтобы они работали как можно лучше.
За воротами послышался приближающийся звук мотора. Михаил Иванович сошел с крыльца и направился к калитке. Осторожно ее открыл, стараясь не греметь замком и не разбудить своих домашних. Затем подошел к ожидающему его автомобилю, поздоровался с водителем и, еще раз оглянувшись на свой дом, заливаемый светом наступающего дня, поехал на работу.
Поднимая высокий столб пыли, машина ехала вдоль широких полей и виноградников, на которых работали люди. Завидев машину, они на время прекращали работу и смотрели ей вслед. Подъехав к одному из полей, на котором работало с десяток комбайнов, Михаил Иванович вышел из машины и направился в поле. Ему навстречу поспешил человек с приветливой улыбкой на лице.
- Привет председателю! – закричал человек приближаясь.
- Привет комбайнерам! – в тон ему отозвался Михаил Иванович.
Они, наконец, сошлись, пожали друг другу руки.
- Как продвигается работа, Серафимыч? – спросил председатель.
- Все по плану, Иваныч, - ответил бригадир, - должны уложиться в срок. Вот только… - он замялся.
- Что случилось? Машины неисправны? – забеспокоился председатель. Они давно были знакомы с бригадиром. Через многое вместе прошли. И он прекрасно знал, что Иван Серафимович Вожжин без веской причины беспокоиться не станет.
- Нет, с комбайнами как раз все в порядке. Проблема в другом.
- В чем, Серафимыч, не тяни кота… За сам знаешь что.
- Да, в чем, в чем… За полчаса до твоего приезда к нам пожаловал Харин, - в голосе Вожжина прозвучали презрительные ноты. Это не укрылось от внимания председателя. Впрочем, он данному факту был совершенно не удивлен.
Матвей Порфирьевич Харин появился в их колхозе полгода назад. Его прислали из областного центра в качестве начальника отдела идеологии и гражданской сознательности. Как объяснили Богачику по телефону, создание подобного отдела в колхозе носило пока экспериментальный характер, потому и название его временное. В глубине души Михаил Иванович был против подобных экспериментов. Он, как человек образованный, любящий труд, не представлял для себя большего счастья, чем видеть плоды своих трудов. А вся эта идеология, по его мнению, только мешала людям нормально жить и трудиться. Отвлекала их от главного и вовлекала в ненужные дебаты, порождая тем самым внутренний раскол. А практической пользы от так называемой идеологической работы, Михаил Иванович не видел никакой. Только смута одна, да ненужная нервотрепка.
Но его мнение совершенно не разделял товарищ Харин, который прикатил в колхоз со всей своей семьей, с женой и тремя дочерями. Жена устроилась работать счетоводом, дочерей определили кого в школу, кого в техникум. Они были приветливые и спокойные. Чего не скажешь о главе семейства. Харин с первых же дней пребывания в колхозе показал своим вызывающим поведением, что собирается навести в нем порядок. Каким именно он себе этот порядок представлял, оставалось неясным.
- Вы, товарищ Богачик, совершенно не понимаете текущей политической ситуации! – брызжа слюной в кабинете председателя вещал Харин, поминутно вытирая замызганным платком свою багровую лысину. – Стране нужен сознательный пролетарий, который печется только о ее благе, забыв про все остальное!
- Мы, товарищ Харин, как раз здесь этим и занимаемся круглыми сутками, - возразил Михаил Иванович, подавляя внутреннее раздражение, - выращиваем для страны хлеб и не только. По всем нормативам наш колхоз входит в первую пятерку по области.
- Недостаточно занимаетесь, товарищ Богачик! Недостаточно!
- Что вы хотите этим сказать?
- А то и говорю, что идеологическая платформа и гражданская сознательность в колхозе фактически нулевая!
- И что вы предлагаете?
- Я не предлагаю, а требую, чтобы танцевальные вечера по пятницам в клубе были заменены на лекции по марксизму-ленинизму. Чтобы по воскресеньям крестьяне не в церковь ходили и не дома бездельничали, а посещали красный уголок, читали труды товарища Ленина и конспектировали их! И вообще! Насчет церкви в селе нужно очень крепко подумать!
- Что вы хотите этим сказать?
- Я хочу сказать, что церковь нужно немедленно снести! Ведь это неслыханно! В стране победившего коммунизма, в одном из лучших колхозов стоит оккультный объект, противоречащий самой идее большевизма!
- И что?
- Как это - что?! Товарищ Богачик, вы меня удивляете! Уж не поддерживаете ли вы поповщину?!
Михаил Иванович предпочел ничего не отвечать на этот вопрос. Он с самого начала разговора понял, что Харин не из тех людей, которым что-то можно объяснить или в чем-то убедить. С такими людьми нужны другие методы. Вот только какие именно, председатель пока не знал.
- Так и что вам наговорил Харин? – спросил он Вожжина.
- Мы с ребятами как раз сделали перерыв на завтрак. С пяти утра ведь работаем! В семь решили поесть. – бригадир в негодовании сплюнул. – И тут он подъезжает. Подлетел, аки коршун, разорался. Мол, где наша гражданская сознательность, как мы посмели завтракать в рабочее время, в тот момент, когда вся наша огромная страна трудится.
- И что?
- Да, ничего. Грозился всех нас на Колыму сослать, раскулачить и еще какую-то ахинею нес.
- Понятно.
- Иваныч, надо что-то делать, - Вожжин с надеждой посмотрел на Богачика.
- А что я могу сделать, - с неподдельной грустью в голосе отозвался председатель.
- Может сообщить о причудах Харина руководству в область?
- Можно было бы. Но я не уверен, что нам станет легче. Харина вряд ли обратно отзовут. Судя по всему, его к нам специально сослали, так как он им там порядком надоел. И выгнать его с работы нельзя. У него медали имеются и благодарности. Заслуженный человек, чтоб его… - председатель не удержался и тоже презрительно сплюнул.
- Иваныч, ну ты подумай. Ты же у нас голова! А то он нам тут орал о том, что вечера отдыха в клубе отменяются и вместо них будут лекции по марксизму. А когда же людям отдыхать? Где и когда знакомиться, чтоб семьи создавать? Лекция как-то не очень к таким вещам располагает.
- Да, он мне об этом тоже говорил, - вздохнул Михаил Иванович. Потом решительно встал с копны сена, на которой они сидели с бригадиром. – Ладно, Серафимыч, буду думать. Поехал в сельсовет, работать надо.
Они пожали друг другу руки, и Богачик направился к машине.
В сельсовете царила привычная утренняя суета. Заходили и выходили бригадиры и рядовые работники, кто-то бегал с бумагами, кто-то кому-то что-то объяснял и доказывал. Михаилу Ивановичу нравилась эта обстановка. В ней, в этом каждодневном круговороте дел и людей, решении разнообразных проблем и задач, он чувствовал себя как рыба в воде. Только в этом гомоне и беготне он ощущал себя полноценно живым.
Богачик прошел в свой кабинет. Не успел налить себе стакан воды из графина, как вошла секретарь Глаша.
- Михаил Иванович, доброе утро! Бухгалтерия подготовила целую кучу документов. Я несу вам на подпись?
- Неси, Глашенька, неси.
Секретарь исчезла за дверью. Председатель допил воду и сел за свой рабочий стол. Оглядел его деревянную поверхность, письменные принадлежности, стопку аккуратно сложенных бумаг, и удовлетворенно крякнул. Глаша снова появилась в кабинете и бухнула ему на стол увесистую пачку документов и папок. Михаил Иванович погрузился в их изучение. Отчеты и сводки, сверки и заявления, рапорта и справки. Такая работа требовала сосредоточенности и внимания. А ведь еще нужно отвечать на телефонные звонки.
Ближе к обеду в кабинете снова появилась Глаша.
- Михаил Иванович, к вам на прием Степанова пришла.
- Степанова, Степанов… - пожевал в задумчивости губами Богачик.
- Дарья Сергеевна. Доярка. По личному, - отрапортовала Глаша. – Я ей сказала, что сейчас не приемное время. Но она настаивает и отказывается уходить.
- Какое приемное время, Глаша, - с укоризной в голосе сказал Богачик, - председатель должен отзываться на нужды народа в любое время. Для того я сюда и поставлен.
- Какой вы человек, Михаил Иванович! – с теплым чувством в голосе сказала Глаша и покраснела.
- Нормальный человек, Глашенька, нормальный! – улыбнувшись, отозвался Богачик.
Глаша вышла, а через секунду в кабинете появилась посетительница.
- Добрый день, Михал Иваныч! – прогудела она, усаживаясь на стул для посетителей.
- Здравствуй, Сергеевна, - отозвался председатель, - с чем пожаловала?
- Да, мужик мой опять запил. Сладу с ним нет никакого.
Председатель слушал доярку, глядя на ее мощные плечи, крупные руки и дебелое лицо. Ему невольно вспомнилось стихотворение Некрасова о женщинах в русских селениях. Про ту, что коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Да вот только со своим мужиком справиться не может. Как бы не была сильна русская женщина, а перед мужем своим, даже перед самым плюгавым пасует. Муж ведь все-таки! Какой-никакой, а законный супруг. Перед Богом, как говорится и перед людьми. Это заложено в русских женщинах на генетическом уровне – муж в доме главный.
- А чего же он запил? – спросил Богачик доярку.
- Да кто ж его, поганца знает! – всплеснула руками доярка. – Чего ему не хватат! Живет на всем готовом.
- Ну, так он ведь тоже работает… - попытался разрядить обстановку председатель.
- Работат-то он работат! – загудела Сергеевна. – Но так и пьет как лошадь!
Мужа доярки председатель знал хорошо. Иван Мотыгин трудился в колхозе механизатором. Работал в целом хорошо. Но страдал систематическими запоями, в ходе которых гонял жену и своих четверых детей. Был неоднократно наказан председателем устными увещеваниями и выговорами. Но эти меры мало помогали.
- Ладно! – хлопнул ладонью по столу председатель, прерывая недовольное гудение доярки. – Поставим вопрос на очередном собрании колхоза! Не остепенится – партбилет на стол положит!
- Правильно, Михал Иваныч! – одобрительно прогудела Сергеевна. – Давно пора паршивца проучить!
Встала, пошла к двери, на середине пути остановилась в задумчивости.
- А вдруг не остепенится? – громким шепотом спросила доярка, поворачивая в сторону председателя свое крупное раскрасневшееся лицо. – И из партии вон. Что же нам тогда делать?
Председатель встал, подошел к посетительнице, приобнял ее за плечи.
- Все будет хорошо, Сергеевна! Остепенится твой Иван, вот увидишь!
- Ой, батюшка… Твои бы слова… - пролепетала доярка и вышла из кабинета.
Богачик вернулся за рабочий стол. Глубоко задумался. Очередное собрание колхоза намечено на послезавтра. Инициатором его выступил Харин. Сельская церковь не давала ему покоя. И он собирался довести задуманное до конца. Но теперь добавился еще один вопрос на повестку дня – недостойное поведение Ивана Мотыгина. Конечно, эти темы неравнозначны, но все-таки есть шанс отвлечь Харина, да и общественность колхоза от столь драматичного вопроса, как снос церкви.
Богачик, будучи членом партии и убежденным ленинцем, в глубине души верил в существование высших сил. Лично для себя он не видел в этом никакого противоречия. Он никому, даже жене не говорил о своих убеждениях, которые шли в разрез с партийными догмами. К тому же он вырос в религиозной семье и вопросы веры не были для него чуждыми. Он даже дочкам своим разрешал посещать церковные праздники, но только не в своем колхозе, а в соседнем. Тамошний председатель, человек широких взглядов, не мешал людям делать то, что они считали правильным для своей души. Михаил Иванович придерживался аналогичных порядков, но теперь все в одночасье изменилось. Теперь в его колхозе был Харин, с мнением которого он не мог не считаться в силу своего должностного положения. Но помешать Харину осуществить задуманное или хотя бы отсрочить решение вопроса, он должен был попытаться.
На следующий день Богачик вызвал в сельсовет Мотыгина. Тот явился в грязной одежде и с опухшим лицом.
- Ну, здравствуй, Иван! – председатель сидел за столом, всем своим видом выражая сдержанную строгость. Его лицо, в отличии от лица посетителя было гладко выбрито и благоухало одеколоном.
Мотыгин стоял возле двери. Опустив голову, он с отчаянием мял кепку в руках.
- Привет, председатель, - промямлил он после секундной паузы. – Чего вызывал?
- А то ты не знаешь! – в голосе Богачика послышались стальные нотки.
- Нет, откуда…
- Откуда, говоришь?! – загрохотал Богачик. – Откуда! Все оттуда же! Ты за пьянку свою сколько взысканий от меня имеешь?
- Три…кажется, - промямлил Мотыгин, нервно переступая с ноги на ногу.
- Так и есть! Три! – председатель открыл лежащую перед ним папку, надел очки и прочитал вслух. – За три последних месяца – предупреждение, выговор и еще одно предупреждение. – сняв очки, он гневно воззрился на посетителя. – И тебе этого мало, как я погляжу!
- Не мало…
- Чего ты там мямлишь?! Хватит мять картуз! Иди сюда, сядь на стул.
Мотыгин нервно переступая, подошел к столу, сел, мельком глянул на председателя, покраснел и снова опустил голову, вперив взгляд в пол.
- Ваня, ну как же тебе не совестно! – председатель смягчился. – Ты же талантливый механизатор. Работаешь не хуже... Да что там! Лучше многих других. И никак не можешь прекратить пить.
- Председатель…
- Ну, что, председатель?! Думаешь, я не человек и не понимаю, что иногда выпить, не только нужно, но и полезно?! Все понимаю! Но ведь ты, Ваня, пьешь запоем! Из-за этого работа страдает! Семья твоя страдает!
- А что семья?! – Мотыгин неожиданно взвился, глаза его засверкали, он с вызовом посмотрел на Богачика. – Семья в тепле, сыта и обута! Что им еще надо?!
- Им ты нужен, дурья твоя башка! – тон председателя снова посуровел. Он так взглянул на Мотыгина из-под широких бровей, что тот покраснел пуще прежнего и снова опустился на стул в позе виноватого. – Ты нужен! Как муж и отец! И дело не только в том, что сыты-одеты, но и в отношениях!
- В каких таких отношениях? – прогудел Мотыгин.
- А в таких каких! – Богачик даже стукнул кулаком по столу. От резкой вибрации папье-маше в виде статуэтки комбайна съехало с пачки документов, лежащих на столе, и те разъехались в разные стороны, некоторые упали на пол. – А, чтоб тебя!
Председатель и Мотыгин стали собирать бумаги с пола и складывать их на стол.
- В общем, я так тебе скажу, Ваня, - продолжая собирать листы, сказал Богачик, - ты мне тут непонятливого из себя не строй. Отношения в семье – это любовь, доверие и моральная поддержка. Ты, как я понимаю, к этому не стремишься. Потому нет мира у тебя в душе, потому и пьешь по-черному.
Богачик вернулся за стол, а Иван на стул.
- Завтра будет общее собрание колхоза, - продолжил председатель. – Один из вопросов на повестке дня – о тебе.
- А что обо мне…
- Не перебивай! – председатель снова ударил кулаком по столу. – Партбилет на стол положишь, вот что!
- Да как же, - промямлил Мотыгин бледнея. С мольбой взглянул на председателя. – Михаил Иванович, не погуби!
- Михаил Иванович, Михаил Иванович! – сурово отозвался председатель. – Сколько можно терпеть, Иван?! А?! Я тебя спрашиваю!
- Но я ведь работаю…
- Работаешь! Да! План выполняешь! Но только до той поры, пока не уходишь в запой. А как начинаешь пить, еще и домашних своих гонять начинаешь.
- Наябедничала уже!
- Не наябедничала, а пришла просить помощи! – отрезал председатель.
- Да что я, зверь какой! Ну, приложил жинку чурбаком по толстым бокам, ну подзатыльников своим сорванцам раздал. Что тут такого? Все так живут!
- Ты мне тут на всех не кивай! – Богачик встал, прошел к журнальному столику налил воды из графина, с шумом выпил. – Я в чужие семейные дела не лезу. У меня и так забот выше крыши. Но если женщина приходит и жалуется, я, как председатель не отреагировать не могу. К тому же ты был трижды предупрежден!
- Иваныч, да я… Я больше никогда! Ну, честное комсомольское, - залепетал Мотыгин.
- Хватит! – рявкнул Богачик. – Мотыгин, ты взрослый мужик! Отец семейства! А ведешь себя как нашкодивший школяр!
- Ну, правда…
- В общем, так! – стукнул ладонью по столу председатель. – Завтра собрание! Если не хочешь вылететь из партии, чтоб был трезв, побрит и аккуратно одет. И чтоб на все замечания реагировал не как сегодня, а со смирением. И чтоб клятвенно обещал прекратить вести неподобающий советского гражданина образ жизни! И чтобы эту клятву сдержал! Все понял?!
- Понял, Иваныч! Все сделаю! – Мотыгин встал и заискивающе кланяясь, направился к двери. – Слово даю!
- Стой! – рявкнул Богачик. Мотыгин встал как вкопанный. – Выпрямись! – Мотыгин выпрямился. – Имей в виду, Иван! Ты дал слово! Я с тебя его не требовал! Ты его дал мне сам! И если ты его не сдержишь, больше никаких предупреждений не будет! Положишь партбилет на стол со всеми вытекающими последствиями! Все понял?!
- Понял, - со вздохом ответил Иван.
- Свободен!
Мотыгин вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь.
Председатель откинулся на спинку кресла. Устало прикрыл глаза. Через несколько минут в дверь постучала Глаша.
- Михаил Иванович! К вам посетитель.
- Кто?
- Отец Николай.
- Пусть зайдет.
Через секунду в кабинет вошел священник. Одет он был в простое мирское одеяние. Но сомнений в том, что это именно священник, не было никаких. Ясный взгляд пронзительно синих глаз, окладистая борода, крепкая фигура и зычный голос.
- Доброго дня тебе, председатель! – поприветствовал он Богачика.
- И тебе доброго дня, отец Николай! Какими судьбами? – председатель встал и сделал приглашающий жест рукой, указав на стул возле своего рабочего стола.
- Давеча заявился в церковь товарищ Харин, - степенно усаживаясь, ответил священник. – Знаешь зачем?
- Ну, думаю не для того, чтобы свечку за здравие поставить, - попытался пошутить Богачик, хотя уже понял, о чем пойдет разговор. С отцом Николаем он был знаком давно. Тот крестил всю его семью. Делать это пришлось в тайне, потому что реакция областной власти на подобное могла быть самой непредсказуемой. Священник пользовался уважением у простых тружеников за то, что всегда добрым словом и делом старался помочь людям.
- Да, ты совершенно прав, Михаил Иванович, не для этого. А совсем наоборот.
- Наверно грозился снести церковь?
- Именно.
- И ты пришел ко мне за помощью?
- Ты мудрый человек, Михаил Иванович, - с улыбкой ответил священник. Когда он улыбался, его светлые глаза превращались в щелочки, по бокам которых складывались стрельчатые морщинки. – Именно к тебе, как к председателю колхоза.
- Отец Николай, - начал Богачик, тщательно подбирая слова, - дело в том, что Харин не находится у меня в подчинении. Его руководство непосредственно в области. И я не могу давать ему каких-либо указаний.
- Михаил Иванович, - вздохнул священник, - правильно ли я тебя понимаю, что ты не будешь ничего делать для того, чтобы спасти нашу церковь от варварского уничтожения?
- Нет, я этого не говорил.
- А что же тогда?
- Я лишь сказал о том, что на Харина каким-либо образом я повлиять не могу.
- Но хоть чем-то ты можешь помочь?
Богачик задумался. Чем он реально мог помочь? Завтра на собрании колхоза будет голосование. И скорее всего большинством голосов инициатива Харина будет поддержана. Причем даже теми, кто ходит в церковь с рождения.
В соседнем колхозе, когда встал подобный вопрос, народ взбунтовался. И вопрос со сносом церкви был тут же снят. Но в их колхозе так не будет. Михаил Иванович слишком хорошо знал людей, живших под его началом, со многими знаком лично всю свою немалую жизнь. И ему было известно кто из них на что способен. Героев среди них не было точно.
Он любил их сельскую церковь. Ходил в нее с малолетства. Каждый раз, приходя туда, он словно рождался заново.
В божьих храмах, особенно в тех, где люди молятся не один десяток лет, царит особенная атмосфера. Попадая в нее, ты словно бы смываешь с себя все проблемы и заботы, накопившиеся за истекший период времени. Ты морально очищаешься от всего напускного и несущественного. Твои мысли освобождаются от мимолетной негативной накипи. Недовольство сменяется спокойным созерцанием. Ты вдруг осознаешь, что твои недавние бытовые неурядицы не имеют ровным счетом никакого значения, поскольку нерешаемых проблем не существует. Святые взирают на тебя с икон. Их взгляд полон любви, сочувствия и понимания. Некоторым людям кажется, что в этом взгляде содержится укор. Но это не так. Ведь святые не надсмотрщики за нами и нашими делами. Они помощники. Просто нужно смирить свою гордыню, унять пустое неверие и тогда твоя просьба о помощи будет услышана.
Неспешные размышления председателя были прерваны деликатным покашливанием отца Николая.
- Так что ты мне скажешь, Михаил Иванович?
- Что скажу… - Богачик поднялся из-за стола. – Пойдем в церковь, отец Николай.
Священник удивленно воззрился на председателя, затем поднялся со стула и, кивнув хозяину кабинета, направился к двери. Богачик последовал за ним.
Путь к церкви лежал через обширное поле, затем по берегу вдоль живописного озера. Председатель решил не брать машину, а пройтись в компании священника пешком, благо погода стояла прекрасная. Они неспешно шли, обдуваемые теплым ветерком и пригреваемые ласковым весенним Солнцем. Беседовали о прошлом и настоящем, вспоминали детство и юность. Так и пришли к церкви. Белокаменная, с блестящим в солнечных лучах куполом. Мужчины вошли в обитель.
Все следующее утро Михаил Иванович был сам не свой. После обеда должно состояться собрание колхоза. В доме культуры со вчерашнего дня шли приготовления к этому событию. Помимо обсуждения вопросов хозяйственной политики и результатов работы колхоза за истекший период, на повестке дня было две темы – недостойное поведение механизатора Мотыгина и снос сельской церкви. Обсуждения последнего вопроса Богачик искренне боялся. Его, сильного и умного мужчину, пережившего немало трудностей, вряд ли чем-то можно было испугать. Во всяком случае, он сам так о себе думал. Да и большинство людей, которые его знали, воспринимали председателя именно таким – умным, крепким, уверенным в себе человеком. Чего же он боялся? Он не был готов признаться в этом даже самому себе.
Богачик внутри себя разрывался между двух огней. С одной стороны, он не мог пойти против партии в лице Харина. За то время, пока тот работал в их колхозе, Богачик успел навести о нем справки. И знал, что областное руководство недолюбливает Матвея Порфирьевича за его неуживчивый, скандальный характер. Но при этом начальство ценило его за верность партийный идеалам и за хватку. Так что знающие люди давно сказали Богачику о том, что с Хариным лучше не связываться.
С другой стороны Михаил Иванович понимал, что, допустив разрушение сельской церкви, он пойдет против своей веры, против веры предков, против своей души, наконец.
Секретарь сообщила председателю о том, что из области прибыл грузовик доверху забитый динамитом. Богачик не сразу понял, кто и с какой целью выписал подобный груз. А затем до него дошло. Не в силах больше совладать со своими чувствами он ворвался в кабинет Харина.
- Вы что себе позволяете?! – с порога закричал председатель
- Простите… - оторопел Харин. – Это что вы себе позволяете?!
- Кто председатель колхоза – я или вы?! – сверкая черными глазами, прогрохотал Богачик.
- Пока еще вы, - с ехидной улыбкой ответил Матвей Порфирьевич, откидываясь на спинку кресла. – Но после сегодняшнего собрания, думаю, что можно будет ставить вопрос о вашем соответствии должности.
- Это вы заказали динамит?!
- Ну, я.
- Как вы посмели это сделать в обход меня?!
- А я не обязан перед вами отчитываться, - продолжая ехидно улыбаться, ответил Харин. – Я позвонил своему руководству в область, попросил прислать динамит, вот они и прислали.
- Зачем он вам?!
- А то вы не знаете. Буду искоренять оккультизм в колхозе.
- Какой еще оккультизм? К тому же, откуда вы можете знать заранее результаты голосования?!
- Самый настоящий оккультизм. К тому же активно вами поддерживаемый. А что до результатов голосования – то они вполне очевидны. Партия подобного безобразия не допустит.
- Что значит мною поддерживаемый?!
- А то и значит, товарищ Богачик, - осклабился Матвей Порфирьевич, - что вас видели вчера в компании со служителем культа Николаем Смиряевым. Вы мирно беседовали, а потом зашли внутрь оккультного объекта. И долгое время оттуда не выходили.
- Какой еще объект?! Это церковь! – огрызнулся председатель. Но его бойцовый запал постепенно отступал. Он ведь на мгновение забыл, в каком обществе живет и о том, что далеко не все люди порядочные и добрые. Есть среди них также злобные завистники и предатели. Их, как правило, меньше. Но, несмотря на это, они искусно умеют испортить жизнь любому человеку, независимо от его положения и заслуг.
- Вам, как потакателю оккультизма, виднее как называются его объекты, - расплылся Харин в довольной улыбке.
- Вы…, - задохнулся от возмущения Богачик, - знаете кто вы?!
- Знаю, - спокойно ответил Матвей Порфирьевич. – Я тот человек, который наведет порядок во вверенном вам колхозе. А там глядишь, и с вами вопрос решу.
Михаил Иванович хотел еще что-то сказать, но потом бессильно махнул рукой, и быстро вышел в коридор, громко хлопнув дверью кабинета Харина.
На собрание он пришел в подавленном расположении духа. Происходящее воспринималось им словно через ватную подушку. Отчеты о проделанной колхозом работе обсуждались бурно. По всем показателям их колхоз уверенно держал третье место по области, а по республике входил в десятку лучших. Это было совсем неплохо. Но даже впечатляющие результаты работы подчиненного ему трудового коллектива не радовали Богачика. Он сидел мрачнее тучи, отвечая на задаваемые ему вопросы и внося необходимые замечания, словно на автопилоте.
Иван Мотыгин явился на собрание в стареньком, но выглаженном костюме и при галстуке. Лицо его хоть и одутловатое, было гладко выбрито и даже покрыто румянцем. Его вызвали к трибуне. И теперь он стоял там, обливаемый со всех сторон потоками горькой правды и стоически отвечал на все вопросы и претензии. После бурного обсуждения его поведения, Мотыгину предоставили последнее слово:
- Я прошу собрание дать мне еще один шанс и не ставить вопрос об исключении меня из партии. Я торжественно обещаю исправиться и больше не употреблять спиртное.
Из зала раздались выкрики:
- Нет тебе больше веры, алкаш!
- Из партии долой!
- Дайте человеку шанс!
- А кто не пьет?! Назови!!!
Михаилу Ивановичу пришлось долго призывать людей к порядку. После этого приступили к обсуждению. Подавляющим большинством голосов было принято решение о том, чтобы дать Мотыгину еще один шанс на исправление и не исключать его из партии. Мотыгин тяжелой поступью спустился в зал, обернулся к трибуне, за которой восседало руководство колхоза, нашел глазами Богачика, благодарно кивнул и ободряюще подмигнул председателю.
И тут на главную трибуну поднялся Харин. Всем своим видом он излучал решимость. Цвет его лысины соответствовал цвету красного знамени. Водрузив очки на потное лицо, Матвей Порфирьевич начал читать заготовленную речь. Его громкий голос с визгливыми интонациями разлетался по залу подобно порывам суховея. Харин говорил фактически о том же, о чем ранее Богачик уже имел с ним разговор. О том, что в стране победившего коммунизма, в одном из лучших колхозов недопустимо поклонение оккультным объектам, что это противоречит самой идее большевизма и что терпеть подобное никак нельзя. И дальше в том же духе.
По окончании его речи, председатель предложил устроить небольшой перерыв, в ходе которого он вышел на крыльцо дома культуры и впервые за много лет попросил у кого-то из колхозников папиросу. Затем с удовольствием вдохнул в себя дым, задержал его внутри на мгновение, а потом выпустил наружу. Голову сразу повело и стало чуточку легче. Богачик пытался вспомнить, сколько же лет он не курил. Примерно лет десять. Кто-то из руководства подошел к нему и начал что-то рассказывать. Поначалу председатель не хотел ничего слушать. Но затем заинтересовался.
- Так вот, мне вчера звонил знакомый из канцелярии совета республики, и сказал о том, что к ним завтра, то есть, получается, сегодня приезжает Брежнев, - продолжал вещать тот человек. - Представляете?
- Это чудесная новость, дорогой мой, - Богачик был готов расцеловать собеседника, хотя впоследствии даже не мог вспомнить, с кем именно он разговаривал в тот момент. - А на сколько дней он приехал?
- На три дня.
У Михаила Ивановича в душе зажглась надежда.
Результаты общего голосования оказались вполне предсказуемы. Большинством голосов было решено снести церковь. Михаил Иванович хоть и предполагал подобный исход событий, все равно расстроился еще сильнее, чем до этого. Но его потрясла бурная деятельность Харина. Тот, видимо каким-то шестым чувством ощутил желание председателя помешать ему осуществить задуманное. А потому в ультимативной форме потребовал от руководства колхоза произвести снос на следующий день после собрания.
- Незачем затягивать! – рубил он воздух узкой ладонью. – С оккультными объектами пора кончать! Эта акция станет показательной для всех прочих колхозов!
Более того, он настоял на том, чтобы Богачик лично осуществлял контроль за сносом церкви. Были определены люди, которые должны заложить динамит в необходимых для эффективного взрыва местах здания церкви. Сам подрыв был назначен на девять часов утра.
Михаил Иванович приехал домой. Нехотя поужинал. На вопросы жены долго не отвечал. Задумчиво смотрел на резвящихся дочерей.
Детство – пожалуй, самое прекрасное время. Не надо ни за что и ни за кого отвечать. Бегай, веселись, кричи, познавай окружающий мир. Почему же мы так стремимся скорее повзрослеть? Наверно потому, что совершенно не представляем себе какие обязанности и проблемы связаны с приобретением статуса «взрослого человека».
- Миша, ты должен поехать к Леониду Ильичу на личный прием, - сказала ему жена, когда Богачик рассказал ей о результатах собрания и о приезде Брежнева в областной центр.
- Как ты себе это представляешь? Он же Генеральный секретарь ЦК КПСС. Глава государства! - Михаил Иванович, еще несколько часов назад полный решимости действовать, вдруг засомневался в успехе задуманного.
- И что? – сурово спросила его жена. – Он для того на свою должность и поставлен, чтобы помогать труженикам нашей страны. А ты именно труженик! Ты председатель колхоза, уже не первый год являющегося передовиком. Хватит сомневаться! Ты поедешь на прием!
- Но когда? Подрыв назначен на утро, - с унынием в голосе отвечал ей Михаил Иванович, - мне просто не успеть.
- Успеешь, - отрезала жена, - встанешь в пять утра и через огороды выйдешь на тракт. А там на любой попутной машине доберешься до областного центра.
- Может мне Гришу вызвать? – спросил Михаил Иванович, имея в виду своего водителя.
- Нет, не стоит, - поразмыслив, ответила жена. – Не нужно чтобы кто-то знал.
Богачик понимал, что она права. После разговора с Хариным, он понял, что у того имеются соглядатаи в колхозе. А потому не стоило рисковать. Он также понимал, что даже если встанет в четыре утра, все равно не успеет предотвратить снос церкви. От их села до областного центра час пути, и это с учетом наличия хорошего транспорта. А ему предстояло еще этот самый транспорт поймать, договориться с водителем, доехать до города, добраться до здания облисполкома, попасть на прием к Брежневу, переговорить с ним и убедить в обоснованности своих доводов. А на все это могло уйти несколько часов, а то и полдня.
Но другого выхода для себя Богачик не видел. Как бы там не было, рассуждал он, хотя бы не буду принимать личное участие в этом кощунстве.
Почти до четырех часов утра он не мог сомкнуть глаз. Нервничал, переживал о том, как все пройдет. Он понимал, что если не удастся убедить Брежнева в своей правоте, то можно проститься с должностью председателя колхоза, с партбилетом и кто его знает, с чем еще. Он должен был его убедить. Просто обязан.
В пять утра Богачик через огороды направился к тракту. Харин должен был за ним заехать в половину восьмого. Время в запасе имеется.
Выйдя на дорогу, он не увидел ни одной машины в сторону города. И немудрено. Ранний час, пятница. Простояв на дороге добрых полчаса, он, наконец, увидел грузовик, поднимающий столб пыли. Разведя в стороны руки, как будто желая обнять движущуюся на него машину, он медленно пошел ей навстречу. Грузовик остановился. Водитель выглянул из окна, присмотрелся.
- Михаил Иванович, вы что ли?
- Я, - ответил Богачик, узнавая в водителе Андрея Большеводу из соседнего колхоза. Андрей неоднократно бывал у них по разным делам. Поговаривали даже, что в селе у него имелась зазноба.
- Куда это вы в такую рань? – со смехом спросил Андрей.
- В город, в облисполком. Добросишь?
- А то, - весело отозвался Большевода, открывая пассажирскую дверь изнутри. - Садитесь, Михаил Иванович. Хорошему человеку помочь – дело святое.
Через полтора часа показалась городская окраина. Всю дорогу Большевода травил байки и ни разу не спросил Богачика о том, почему тот без служебной машины, да еще в такое раннее время едет в облисполком, за что Михаил Иванович был ему очень благодарен.
Здание облисполкома было высоким и массивным, словно изначально предназначенным для того, чтобы в нем размещалось солидное учреждение. Михаил Иванович сразу направился в секретариат. В столь ранний час на рабочем месте оказалось немало людей. Богачик рассказал о цели своего приезда и необходимости срочной аудиенции у Брежнева. Ему объяснили, что Леонид Ильич должен подъехать через час. Михаила Ивановича любезно напоили чаем с ромашкой, он смог немного успокоиться и собраться с мыслями.
Он так углубился в свои размышления, что не сразу услышал, как его пригласили в кабинет к Брежневу.
- Доброе утро, товарищ Богачик, - поприветствовал председателя Леонид Ильич. Затем неспешно поднялся из-за большого рабочего стола и, подойдя к посетителю, пожал ему руку. Испытующе посмотрел на него из-под кустистых бровей. – Наслышан о вас, наслышан. Говорят, вы отлично справляетесь со своими обязанностями.
- Доброе утро, товарищ Генеральный секретарь! – волнуясь и краснея, ответил Михаил Иванович, пожимая протянутую руку. – Спасибо! Я и вверенный мне колхоз очень стараемся на благо народа.
- Похвально, похвально, - с улыбкой ответил Брежнев, жестом приглашая Богачика присесть. – Так что вас привело ко мне?
И Михаил Иванович рассказал Брежневу обо всех своих тревогах.
Через два часа они поднялись из-за стола и Брежнев, взяв Михаила Ивановича под руку, медленно пошел с ним к выходу из кабинета.
- Не волнуйтесь, товарищ Богачик, - говорил Генеральный секретарь, - все образуется. Мы все вопросы решим. Возвращайтесь к себе в колхоз и спокойно работайте.
- Спасибо, Леонид Ильич! – с чувством воскликнул Богачик, пожимая второй раз протянутую ему руку.
По указанию Брежнева, ему был выделен транспорт и уже к полудню Михаил Иванович оказался в родном селе.
Войдя в дом, он встретился с женой.
- Как все прошло? – спросила она, явно чем-то взволнованная.
- Вроде бы все хорошо. А у нас что происходит?
- С утра приехал Харин. Узнав, что тебя нет дома, начал орать, девочек разбудил.
- А что орал?
- Ну, что орал, - усмехнувшись, ответила жена. – Что сошлет нас на Колыму и расстреляет как врагов народа.
- Прошли те времена, - невесело отозвался Богачик.
- А церковь все-таки взорвали, - тихо сказала жена.
- Как?!
- Да вот так.
На следующий день Харина вместе с семьей посадили в машину и в срочном порядке увезли. Формулировка причины столь спешного отъезда была следующая – в связи со срочным переводом к новому месту работы. Из облисполкома Михаилу Ивановичу сообщили о том, что эксперимент по созданию отдела идеологии и гражданской сознательности себя не оправдал, а потому вместо Харина пока никого направлять не будут.
Михаил Иванович вместе с отцом Николаем сидел на завалинке, щурился от яркого Солнца и печально смотрел на дымящиеся руины некогда красивой сельской церкви.
- Эхе-хе-хе, - вздохнул Богачик.
- Что вздыхаешь, председатель? – спросил отец Николай.
- Да то и вздыхаю, святой отец, что не уберег я церковь от поругания. И Брежнев не помог это варварство предотвратить.
- Не кори себя, Михаил Иванович, - сказал священник. – Одно то, что от Харина колхоз избавил – уже хорошо. И без помощи Брежнева тут не обошлось.
- Так-то оно так. Но куда теперь людям ходить молиться?
- Будут ходить в соседнее село. А может и не только туда.
- Что ты имеешь в виду, отец Николай?
- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - улыбнувшись, предложил священник.
Мужчины встали и направились в сторону скорбных руин. Обойдя их, они углубились в небольшой лесок, сразу за которым открылась прогалина. Выйдя на поляну, Михаил Иванович увидел небольшую часовню.
- Как же я мог про нее забыть! – радостно воскликнул он.
- А я со своими помощниками ее не забыл и поддерживал в нормальном состоянии, - отозвался священник. – И Харин про нее забыл. А скорее всего даже не знал.
- Какая радость, отец Николай! Ведь можно будет ходить в часовню. А с церковью, я полагаю, мы что-нибудь со временем придумаем, и Бог даст восстановим.
- Дай Бог!
Стоя на чудесной поляне, они продолжали о чем-то оживленно беседовать. А Солнце в это время радостно освещало окружающее весеннее пространство, отражаясь от вод озера, пробегая веселыми лучами по пашням и виноградникам, на которых трудились люди, и все дальше уносилось радостной песней продолжения жизни.