Не единожды снилось уж: бежит за мною лютая погоня казнить-убивать, прячусь я от неё в лесу густом - под корнями да под яром высоким; пуще яви ощущаю сырость листвы, зыбкость болотную, холод и жуть. В испарине просыпаюсь, загнанно дыша. То ли привиделось, то ли в самом деле зверем была во сне я?
* * *
Как почуешь за собой ты погоню ярую, как станут по следу твоему бежать с оружьем во дыму, во чаду, со страшными ликами, с огнями да криками, ты остави всё да прочь беги из дому! Ничего не жалей, кроме жизни своей; всё нажитое на шее каменем повиснет, назад потянет, а коль назад ты оборотишься, сцапают да живьём съедят, шкуру сдерут, наизнанку вывернут. Ои, лети пуще стрелы, ясневичка моя! Мчись что есть силушки, по кочкам, по строчкам, по околоточкам! Всяк тебе подмогой пусть станет: тропки пред тобою рушниками расстелятся, ветер на быстрых крылиях понесёт, ночь шапкой-невидимкой укроет. Под берегом высоким схоронись, в листве палой притаись - Лес-батюшка выручит, Земля-матушка защитит. Сердечишко твоё, слышу, от страха пташкой колотится, душа в пятки ушла; за тебя мне страшно, непокойно. Тревогу свою ты до утра остави; ай-да спи-усни, лесное дитятко... Сон твой тени постерегут, зверь не сыщет, люд не споймает, бес не посягнёт.
А как зорька на небо взойдёт, ты, касатушка, со всех ног беги! До свиста в ушах, до устали в ногах - беги, пока дышится, а как из сил выбьешься, так у терема посредь ельника окажешься - там тебя я встречу. На руках во светлу горницу снесу, водицей родниковой напою да трепет твой уйму. Уж не сыщут нас здесь ни живые, ни мёртвые; позабудут навек и лихие, и добрые. Сберегу я тебя, жалёнушка, обогрею теплее солнышка!
Жданью тяжкою сердце исходится - всё никак наши тропки не сходятся...