За что мы все её любили?
Высокую, стройную... нет, не стройность то была, а сухость. И лет ей было тогда под сорок. И жила она с больной сестрой. Потом нам стало понятно – старая дева. А волосы коричневые, гладко причёсанные и собранные в узел. Совсем не тяжёлый узел, как принято писать в романах о красивых женщинах. И про коричневые волосы мы от неё узнали. Точнее, она нам сказала, что у нас в классе есть шатены, блондины и брюнеты. Когда мы сочинение писали на тему «Мой друг». Ещё она тогда сказала, что глаза не бывают коричневые. Глаза бывают синие, серые, зелёные и карие. Лет через сто мы узнали, что есть ещё глаза чайного цвета.
А тогда мы все её любили. Все. Начиная с отличниц на первых партах и заканчивая галёркой и... сидящими там отличниками. Просто отличников было в классе много. И двоечники были. И они тоже её любили.
А зауважали мы себя, когда она сказала, что тетрадки мы должны подписывать своими полными именами. Не Таня, а Татьяна. Не Люда, а Людмила. Не Коля, а Николай. Не Костя, а Константин. Лет через сто появилась мода на неполные имена для взрослых. А тогда мы вдруг поняли, что стали старше и умнее. И какое-то время после подписывания тетрадей сидели и внимательно-превнимательно слушали очередную главу из книжки о первобытных людях. Как она нам её читала! Спокойно и размеренно, каждое словечко проговаривала. И перелистывала страницы своими длинными пальцами с какой-то особой, только ей свойственной красотой. Лет через сто мы стали листать ридеры одним касанием. Одним длинным касанием. И никто-никто не замечал, что этот жест может быть красивым.
Пожалуй, мы любили её именно за это – за красивый жест, каким она переворачивала страницу книги своими необыкновенно длинными пальцами.