От перекрёстка к перекрёстку она шла, спотыкаясь на каждом шагу о молитву. Это был уже 4-й. Сколько впереди? Была ли причина... она уже не спрашивала себя. Просто шла вперёд. В надежде, что не будет тупиков и кривых. Что она достигнет последнего, и ознаменует окончание дороги перекрестьем.
Так ли сильно желала она закончить свой путь? Так ли важно было пройти именно столько перекрещенных путей, склонив на каждом голову и прочитав заевшие на языке слова, с органным привкусом и пасторской подачей? Она, как зацепившаяся за дощечку мантия служителя последней на ближайшую декаду мессы, прошаркивала стоптанной резиной прошловековых сапог в одном известном направлении; даже не «вперёд», а «прямо».
Прямо. Так, с настойчивой концовкой клика потерявшегося в лесу охотника за сыростью и грязью, упрямилась она вперёд, сложив три пальца правой руки так сильно, будто золотую соль несла, боясь просыпать. Золотую соль, которая бы не одну кастрюлю жижи обратила в сытное густое варево.
«Четырежды четыре на четыре» - шепча. «Четырежды четыре на четыре».
На четыре.
На четыре стороны откланявшись, она влачила за собой одну и ту же тень. Тень множилась на каждом перекрестии. Чем больше теней она влекла, тем больше они ей мешали. Хватали за пальцы, пытаясь разжать, бросить под ноги золотую соль. Но как бы слабее она ни становилась после каждого пересечения, как чаще бы ни бились колени о мерцающий гагат скомканных уличных настилов, с едва раскрытыми глазами, залепленными серой сажей отгоревших осадков, и взбитым в нервный крем отчаянием поникающей спины, всё злее и сильнее правая рука давила пальцы, словно она одна, если придётся – без неё, должна достичь, в конце.
Достичь. Но что…
«Четырежды четыре на четыре» - едва молча. «Четырежды четыре на четыре».
Она не просто верила, а возносила золотую соль в ранг благодарного благоговения. Она нашла её случайно, после службы, обычная средневозрастная дама на пути к забвению. Но, только сжав щепотку пальцами – не смогла ни присвоить, ни отпустить.
«Четырежды четыре на четыре» - не могла забыть.
Это не голос. Лёгкое шуршанье золотых песчинок вилось в ухо.
Она давно уже сбилась со счёта. Она не знала, где остановиться. Перекрёстки не кончались. От неё осталась только куртка с продранной подкладкой и подъюбник в клетку. И три пальца, животные рожицы театра теней, давящиеся золотой солью.
____
Тени лакали соль из луж.
Глумил 29-й лунный день....