О фильме Звягинцева Левиафан и - не только...

 

Фильм - страшный.

  Грех, в разных его обличьях, разъедает жизнь всех персонажей.  Пьянство - беспробудное. Неверие  - тотальное. Любовь, дружба, закон, честь, совесть, Вера, всё - продано, предано, всё - эрзац, всё - разрушается грехом.
 
Фильм  как-то напряжённо своевременен,  созвучен сегодняшнему отношению США к России.   Может быть и поэтому он так высоко там оценен, получив приз, как лучший фильм на иностранном языке. «Левиафан» демонстрирует предполагаемое отсутствие для народа  России его  опор - Веры и Государственности.

Вместо них - властвует Левиафан, незримо, но явно присутствующий в каждом эпизоде фильма. Он - главное действующее лицо.
Спасибо Звягинцеву за название, которое одно является и объяснением -  и предостережением, и, если его рассматривать  в качестве предостережения, - нравственным оправданием фильма.
Но, претендующий, прежде всего, на правду, фильм  - лжив, так как говорит языком Левиафана -  без любви.
А правды без Любви и Веры -  не бывает.

       Храм, построенный на жестокости, корысти, лжи, разрушении человеческой жизни – как символ России – в последних кадрах фильмах является как бы его эпиграфом, главным выводом   и особенно больно ранит своей лживостью, так как входит в противоречие с моим собственным жизненным опытом...

    Каждое лето я бываю на даче в Новгородской области. В пяти километрах от меня, в селе Миголощи находится храм Иоанна воина. По преданию на его строительство жертвовал ещё генералиссимус Суворов, усадьба которого -  Кончанское-Суворовское  находится сравнительно недалеко, километров в 20, по  дороге к Боровичам.
 
    Этот, осквернённый в атеистическое время самими жителями Миголощь храм, с обвалившимся куполом, выбитыми стёклами, разобранным полом и осыпавшейся росписью, начал возрождаться  усилиями  всего двух хрупких старичков-пенсионеров, супругов. (Это произошло в годы «третьего крещения» Руси, когда ослабли поводья государства, жёстко стягивающие душу народа и ведущие  его дорогой безбожия. Я видела как  в храмы, не по приказу сверху, а по зову души, валил народ - креститься. Шли и седые старики, и молодые пары с младенцами.)
Не имея ни денег, ни сил, бросив привычку вином тешить душу, эти старики-супруги с упоением, ежедневно, не щадя своих слабых сил, начали вытаскивать храм из мерзости запустения. Достали где-то железо. Старик забирался на купол, крыл  крышу. Вставлял стёкла. Ремонтировал печку. Многие их земляки насмешничали. Но некоторые из жителей села и соседних деревень присоединились к энтузиастам. Храм понемногу очищался. Затягивались его смертельные раны.  В храме начали служить литургию. Но не хватало самого необходимого - не было иконостаса. А со стен обваливалась штукатурка с едва различимыми фрагментами росписи.

      Приближалось двухсотлетие храма.  Комиссия по охране памятников составила смету на начальный этап его реконструкции – 40 миллионов. Это – без реставрации росписей. Таких денег у немногочисленной, бедной общины не было. А у епархии - на очереди много других, более значительных храмов, нуждающихся в реставрации.
Тут к одной из «дачниц», купившей старый деревенский дом в Миголощах, приехал муж, привёз из города, на солнышко и свежий воздух, кота.  Зашёл в храм посмотреть, что там и как.  Увидел осыпающиеся стены с остатками росписи и предложил  восстановить их, так, без денег, сказав, что почтёт эту работу за честь и благо для себя. Оказалось, что петербуржец – опытный реставратор церковной живописи.  Прекрасные фрески: «Моление о чаше», «Благовещение» и «Вход в Иерусалим», лики четырёх евангелистов и  икону Божьей матери над дверями храма ему за 2 лета удалось воскресить.

    А, месяца за полтора до праздничной службы, проезжающий мимо на внедорожнике незнакомец, остановился у храма и расспросил у старосты храма, что за храм и в чём  - нужда. Узнав о приближающемся юбилее и отсутствии  в храме иконостаса, попросил схему расположения нужных икон. Как раз одну из копий  схемы необходимого иконостаса, староста, озабоченная нуждами храма, всегда носила с собой. Эта схема была передана незнакомцу, который тут же уехал, обещая к сроку  привезти иконы. О паспорте, имени отчестве и биографии незнакомца говорить, естественно,  было некогда и как-то неудобно. Прекрасно выполненные  иконы были доставлены в  обозначенный срок. Местные мужички-дачники, которые и в церковь-то не часто заглядывали, бесплатно, радостно, с шутками и прибаутками работая от утренней до вечерней зорьки, откликнулись на просьбу и соорудили иконостас.
 
    Когда, в щедро убранном цветами храме,  началась митрополичья служба и митрополит благословил провести литургию по древним традициям: все немногочисленные прихожане, не более 50 человек, под руководством регента должны были петь молитвы и гимны вместе с четырьмя приехавшими церковными певчими, хор прихожан грянул так мощно и слажено, как будто     пело множество опытных профессиональных певчих. Поражённый регент и  поющие прихожане потом   радостно говорили: «Кто это пел? Купол сносило!»

    Теперь главной работницей храма, на смену ушедшему в мир иной первому зачинателю возрождения храма и его почитаемой, но старенькой, больной, жене, стала коренная жительница Миголощь, дочь уже тоже ушедшего, известного в своё время в этих местах егеря, активно участвовавшего в закрытии и разрушении храма. Она отдаёт всё своё время, думы и силы на  современную, деятельную и многостороннюю церковную жизнь. И это делает и  её жизнь наполненной, нужной и счастливой.

    Это – не выдуманная, не "киношная"  правда жизни.

    Человеческими трудами, покаянием и любовью возрождается вера, а с ней - и Россия.