Тверской технический университет Григорьев Часть 6

Владимир Рыбаков
Прошло еще несколько дней.
Они болтали с Сашкой в вестибюле. Обычный ничего незначащий треп. Зайцев что-то рассказывал взахлеб и смеялся, а Григорьев слушал в пол- уха. Он ждал Риту. И она появилась. Подошла к ним, на Сашку глянула безразлично.
- Познакомьтесь,- сказал Григорьев,- Саша…. Рита.
Рита вяло кивнула, Сашка застыл, как изваяние.
- Давай, Санек, пока,- бросил небрежно Юра.
Они пошли к выходу, Зайцев тоскливо смотрел вслед.

- Какой он смешной,- сказала Рита.
Это было ее первое признание в симпатии к Зайцеву. А Юра не понял и обиделся за друга. И даже чуть-чуть поругался с Ритой, доказывая, что Зайцев надежный годный для «разведки» пацан.
Потом был июнь, самое начало. В институте давал концерт Высоцкий. Юра сидел рядом с Ритой, а Зайцев на два ряда дальше.
Высоцкий спел последнюю песню. Они вышли из аудитории. Зайцев плелся следом.
- Так здорово,- сказала Рита,- Я слышала раньше несколько песен, а тут сразу столько. Последняя такая смешная. Вот бы слова найти.
- Я знаю наизусть,- похвастался Зайцев из-за спины.
Рита обернулась, радостно улыбаясь:- Правда? Напой, пожалуйста.
«Ой! Вань! Гляди, какие клоуны!
Рот - хоть завязочки пришей
Ну до чего, Вань, размалеваны,
А голос – как у алкашей…»- начал Зайцев, старательно подражая Высоцкому.
Рита весело засмеялась. Зайцев спел про шурина, про акробатиков, про юбку..
Теперь он шел рядом с Ритой. Юра слева, а Зайцев справа. Он пропел песенку про «Канатчикову дачу» и «охоту на волков». Рита завороженно слушала. Юра отстал. Щемящее чувство охватило его. С садистской жестокостью представил, как уходят они всё дальше и дальше, и пока еще в его силах догнать и вернуть Риту к реальности… Но он топчется на месте и молча с болью смотрит вслед.
Рита вдруг обернулась.
- Юр, ты чего?
И подошла к Григорьеву.
Зайцев замолк на полуслове и смотрел разочарованно ей вслед. Рита даже не кивнула ему на прощание.
Вышли из института и спустились к набережной. На дальней скамейке разместилась парочка влюбленных. Рита с Юрой нашли самую скрытую от глаз. Целовались долго и упоенно.
На лестнице института вертел башкой Зайцев, безрезультатно пытаясь найти Риту.
Какая-то сила толкнула его к набережной. Просто хотелось увидеть реку и успокоиться от ее плавности. На скамейке за кустами целовалась, ничего не замечая вокруг, та, без которой он кажется уже не мыслил жизни.
Он выскочил на мостовую и побежал к остановке трамвая. Несколько раз останавливался, чтобы смахнуть платком набегающие слезы. Понял, что не сможет сейчас трястись в тесном трамвае среди людей и двинул через мост. Дошел до середины, до самой высокой части моста… И не смог совладать с собой. Обернулся на набережную. Рита с Юрой стояли обнявшись у парапета.
- Не так все просто, Юра, не так все просто,- шептал он одними губами,- Поглядим еще чья возьмет.
- Ты мог бы отдать свою жизнь, ну, например….- говорила в этот момент Рита.
- За тебя?
- Нет-нет. Например, за своего приятеля. За этого, как его….
- За Зайца?... Не знаю. Это очень серьезно - отдать жизнь.
- Ну, я может преувеличила. А если бы он в том вагончике горел? Один единственный. Полез бы в огонь?
- Полез бы.
- А почему? Ты считаешь, что он хорошо к тебе относится?
- Я полез бы,- упрямо повторил Григорьев.

Прошла неделя. Юра подходил к участку Воробьевых. Еще издали услышал надрывный голос Владимира Семеновича.
«Паррррус! Порвали паррррус! Каюсь, каюсь, каюсь….»
- Что за чертовщина?
Григорьев зашел в дом.
«Петли дверные многим скрипят, многим поют:
- Кто вы такие? Вас здесь не ждуууут….
Но паррррус! Порвали паррррус! Каюсь, каюсь, каюсь…»
В Ритиной комнате надрывался «Маяк-201».
«Многие лета – тем, кто поет во сне.
Все части света могут лежать на дне,
Все континенты могут гореть в огне,
Только все это не по мне.
Но паррррус! Порвали паррррус! Каюсь, каюсь, каюсь…»

Запись паршивая. Десятая или двадцатая. Магнитофон подразбит. Интересно, откуда он взялся у Воробьевых?
- Аааа, это ты?- раздалось за спиной.
- А ты кого ждала?- спросил он резко.
Рита смутилась.
- Прости, я не так выразилась.
Подошла и обняла.
- Ну чего ты такой злюка?

«Но что-то кони мне попались привередливые»- неслось из динамиков.
Они целовались на кровати. Рита с необычной покорностью распахнула халат и подставила тело под его поцелуи. Но лифчик снять не разрешила. Кусочек прозрачной ткани остался последним кордоном перед крепостью, которой еще никто ни разу не овладевал. В прихожей послышался шум шагов, и Юра мгновенно снял осаду. Рита юлой выскользнула из-под него и отскочила в дальний угол, на ходу застегнув халат на все пуговицы.
Легкий стук в дверь. Заглянула Людмила Петровна.
- Это ты, Юра? Здравствуй… И как вы можете эту чушь слушать? Громкость хоть убавьте, а то перед соседями совестно.
«Угорррю я, и мне угореллллому пар горячий развяяяжет язык».
Рита выключила магнитофон.
- Это в одиночку надо слушать,- сказала она,- Тексты слишком заумные. Ты про парус слышал? Я ничего не поняла. О чем это?
- О порванном парусе.
- Издеваешься? Я о сути говорю. Что он имел в виду? Почему кается? Вот ты бы мог сказать про себя такое?
- Я много раз это слышал и ни разу не задумался. Песня и песня. Звучит красиво. А вот сейчас вдруг подумал. Может, парус- это то хорошее, что в нас есть? Вернее, не так. Может, парус- это тот щит, который защищает в нас хорошее? Пока этот щит есть, мы остаемся людьми. У каждого, наверное, свой парус. Он ведет нас по жизни и защищает от гадости и пошлости, от всей мерзости жизни. Он тонкий-тонкий и в любой миг может порваться. Самое страшное, когда ты порвешь его осознано своими руками. Будешь каяться всю оставшуюся жизнь.
Рита смотрела во все глаза.
- Это мои мысли,- пояснил Григорьев,- Думаю, что Высоцкий имел в виду что-то другое…. Если, вообще, имел…
- Ты красиво сказал.
- Иногда находит вдохновение. Рит, а откуда у тебя этот «маг»?
- Даааа….. У Иры Виноградовой взяла. Они живут на седьмой улице. Училась с ней в школе… Давным-давно…. Она Высоцкого обожает. Помню, все на «Опасные гастроли» бегала и меня звала.
- Понятно. То-то вижу «маг» весь раздолбан. У нее отец-то есть?
Рита кивнула и кисло улыбнулась.

За два дня до этого в коридоре центрального корпуса Риту встретил Зайцев. Тот задумчиво шел навстречу, вдруг увидел ее и просветлел лицом.
- Здравствуйте,- сказал он и слегка поклонился.
- А почему так официально?- улыбнулась Рита.
- Перед такой красивой девушкой я робею.
- Что же вас такого робкого связывает с Юрой?- спросила она холодно.
Разговор поворачивал не в то русло и становился тягостным для Риты.
И Зайцев об этом догадался.
- Я принес тебе катушку с Высоцким,- сказал он смущенно.
- Катушку?- не поняла она.
- Магнитофонную. Пятьсот метровую. Там песен…
- У меня нет магнитофона,- перебила Рита,- Терпеть не могу. Признаю только пластинки.
- На пластах Высоцкого нет.
- Знаю без тебя….. Извини, но меня ждут.
На следующий день он появился на даче Воробьевых. Как раз к обеду. Воробьевы сидели за столом на террасе. Он прошел под окнами с большой черной сумкой в руке и постучал в дверь. Рита открыла. Зайцев заглянул на террасу и поздоровался. Родители не успели ответить, Рита утащила его в комнату.
- Как ты узнал адрес?- обрушилась она.
- Нуууу, свет не без добрых людей.
- Что тебе надо, Саша?
Вместо ответа тот извлек из сумки магнитофон и несколько катушек.
- Я тебя просила об этом?- прошипела Рита.
Заглянула Людмила Петровна. Услышала отголоски близкого боя и решила вмешаться.
- Мам, это Саша Зайцев. Юрин друг,- сказала Рита.
- А почему ты на него ругаешься?
- Я не ругаюсь. Просто он привез магнитофон, а мне….
- Ну и скажи ему спасибо. Хоть музыка будет.
Сашка просиял.
- Там одна катушка с Высоцким, а на других много еще чего разного. «Песняры», «Самоцветы», «Пламя». Ободзинский есть, Джо Дассен.
Он посмотрел на Ритину мать.
- Зыкина, Воронец, Ротару, Магомаев…. Вам нравится Магомаев, Людмила Петровна?
- Очень нравится, Саша.
- А Георг Отс?
- Обожаю.
- Ну вот, видите? Я старался.
- Хорошо,- сдалась Рита,- Ставь сюда.
Зайцев установил «маг» на стол, воткнул вилку в розетку.
- Пустую катушку сюда, а….,- начал он.
- Я не из тундры, Саша.
- Ага, прости. Тогда я больше ничего объяснять не буду, ты сама все знаешь. Вот я ставлю Семеныча. Давай включай.
Рита неуверенно дотронулась до одной клавиши, потом до другой.
- Показывай, как включается твой дурацкий магнитофон.

За стенкой Ободзинский пел про «глаза напротив». На террасе Воробьевы угощали Зайцева чаем. Мать многозначительно поглядывала на Риту, та сидела с каменным лицом. Зайцев с иронией рассказывал про родные Кимры. Рита не выдержала.
- Там же детство твое прошло, там твои товарищи… А потом, мне кажется, что-то должно связывать человека с местом в котором он родился. Нежность… Или еще что-то.
- С местом в котором человек рождается, его связывает пуповина,- изрек профессор.
- Ну, ты, Андрей…,- начала жена.
- Ну, девушки, извините за такой каламбурец, но в принципе я прав. Отрезали пуповину и все. Назад не вернешься. Все эти басни про «малую родину» полная чушь. И выражение «где родился, там и пригодился» годно только для тех кто ничегошеньки не может. Для лентяев и тупых дураков.…. Человек всегда должен искать где лучше. И работать, работать… Я голову имею в виду… Поэтому, Саша прав. Ну что ему, скажи на милость, делать в Кимрах? Там один путёвый завод на всю округу. Надо выбираться… Как минимум, в Калинин. Тут все есть. Институты, заводы.
- Я так и хочу,- весело и гордо сказал Зайцев.
Воробьихи переглянулись.
- Ты только хочешь или что-то реально для этого делаешь?- спросила осторожно мать.
- А что? Учусь я отлично…. Нет, в самом деле… У меня всего две четверки. По философии и по истории КПСС.
- Что же ты такие предметы не можешь сдать на отлично?
- Ну, у меня нет красноречия. Я отвечаю строго по учебнику, а они еще требуют развернуть тему.
- То есть ты красноречием не отличаешься?
- Ну, это зависит от темы,- уклончиво начал Зайцев.
- А твой друг? Я Григорьева имею в виду. У него с «философией» все в порядке?
Зайцев пожал плечами, глянул на Риту и уставился в стол.
- Я бы сказал, у него своя философия,- произнес он загадочно.
Рита вздрогнула и уставилась на Сашку. Мать переглянулась с мужем.
- Что ты имеешь в виду, Александр?- спросил профессор.
Зайцев потупился, изобразив крайнее замешательство.
- Ну, вы же, наверное, знаете его положение.
Воробьевская тройка дружно растерялась.
- Ты о чем?- спросила озадаченно мать сверля взглядом дочь.
- У него же отец сидел в тюрьме. По политической статье.
- Ну, мало ли кто тогда сидел,- мать облегченно вздохнула,- Время было такое.
- Мой не сидел. Для меня все двери открыты.
- И для Юры открыты,- выпалила Рита,- Сын за отца не отвечает.
Зайцев потупился и глаз не поднимал. Мать пристально смотрела на него.
- Ты не темни, Саша. Начал, так говори до конца.
- Да я, собственно, все сказал. Ничего вам, кстати, нового не открыл. Слово вам даю, мне его искренне жаль. Может, у него призвание, а он в нашем «политехе» прозябает.
- Ты о чем, Саша?- со злостью спросила Рита.
- Как о чем? О Тульском ВТУЗе. Он же туда лыжи намыливал. А у него документы не приняли.  ВТУЗ- то оружейный. Секретный.
Он посмотрел удивленно на удивленных Воробьевых.
- Вы не знали об этом?
Мать вдруг резко оборвала тему.
- Ты об аспирантуре не думал?
- Думал. Если не получится после института, поступлю позже. Обязательно поступлю.

Рита проводила его до угла своего участка, сухо кивнула на прощание и вернулась на террасу.
- Я думала, ты до автобуса его проводишь,- удивилась мать.
- Ага, сейчас. Чтобы потом Юре наболтали?
- А ты давно знаешь этого парня?
- Юра неделю назад познакомил.
- Он к тебе не равнодушен.
- И что? Мне теперь с ним по улицам гулять?
- Да при чем тут это. Просто приглядись к нему повнимательнее. Правильный паренек. Заметь, не поленился, притащил из Кимр магнитофон. Ты Юре- то что скажешь?
- Не знаю,- Рита задумалась,- Скажу, что магнитофон у подруги взяла. Но и вы тоже… Ладно, мам?
- Что же мы дураки, что ли? А что это за история с Тульским ВТУЗом?
Рита пожала плечами.
- Я так понял, парень хотел стать оружейником, а у него не приняли документы. Что ж, это естественно. Там анкеты должны быть чистыми как стекло. Кстати, в дальнейшей жизни для Юрия судимость отца станет хорошим тормозом. Любое серьезное предприятие или НИИ- это «почтовый ящик».

- Не переживай, я эту рухлядь приведу в божеский вид,- сказал Григорьев.
И привел. Рита изумилась, как плавно заработали переключатели, и бесшумно закрутилась перемотка.
- Я думала ты только в картофелекопалках разбираешься,- сказала она со смехом,- Ах, нет, совсем забыла… Еще в «Жигулях» агрономши.
Родители ушли в гости к знакомым на соседнюю улицу.
«Льет ли теплый дождь, падает ли снег
Я в подъезде против дома твоего стою
Жду, что ты придешь, а быть может, нет…»
Рита покосилась на магнитофон и почувствовала стыд. Надо было все рассказать Юре. Может, сейчас еще не поздно? Она подошла к нему. Он сидел отрешенно на диване напротив.
- Ты чего такой грустный?
- Песню слушаю. «В подъезде против дома твоего». Представляешь, я стою в подъезде напротив твоего дома, а ты у своего обнимаешься с другим парнем.
Рита посмотрела ошалело.
- Ты не перегрелся на солнце?
- Недавно твоя мама рассказала мне одну историю… Про свою подругу.
Юра в двух словах пересказал историю о бедном юноше и коварной девушке. Рита мысленно обругала маму последними словами.
- Юр, честное слово, мама сама так не думает. Просто решила посмотреть на твою реакцию.
- Что, я подопытный кролик?- обиделся Юра,- Чего она меня все проверяет и проверяет? Причем каким-то странным образом. Скажи, как я должен был реагировать? Засмеяться? Заплакать? Пообещать, что тоже буду следить за тобой из-за кустов?.... Кстати, я уже один раз следил.
- Ну, дурачок, ну, Юрка, прекрати. Что ты на меня шумишь? Я же не Людмила Петровна, а ее дочь.
Она схватила его за руку.
- Иди ко мне.
Он встал с дивана.
- Нет, погоди… Закрой шторы.
Юра задвинул тяжелые непроницаемые портьеры.
Они лежали на диване, Рита опять расстегнула халат.
- Юр, ну чего ты? Он тебе мешает?
- Да.
- Ну, сними.
Он просунул руку под ее спину.
- Дурачок, он спереди.
Сама расстегнула замочек, и лепестки бюстгальтера разлетелись по сторонам. Рита закрыла глаза и слегка прижала Юркину голову к своей груди.
- Нет, Юрочка, не надо,- резко отстранила парня и села на диване,- Не надо. Родители скоро придут.
Он никак не мог придти в себя. В голове бешено колотилось сердце.
- А потом?- спросил он хрипло.
- Потом видно будет. Только сейчас больше ничего не говори. Ладно?

«Ей овладело беспокойство, охота к перемене мест. Весьма загадочное свойство». Почти по Пушкину.
Не заладилось с самого утра.
Вышел на крыльцо в самом радужном настроении. Вчера Рита задержалась на террасе и ушла поздней ночью, уже сегодня. Меж ними ничего не произошло, но осталось чувство необычной близости. Ему сейчас казалось, что даже если бы они всю ночь просовокуплялись, такого острого чувства единения не было бы. А они просто сидели на диване и разговаривали. И не «нежничали». «Потому что в ночную пору «нежничания» могут завести черти куда». Так сказала Рита, и он ей поверил. Ночной разговор совсем не походил на дневные беседы. Днем Рита была другая. Капризная, взбалмошная, надменная, насмешливая…. Ночью она переменилась. Слушала и сама говорила, но ничего не доказывала, и позволяла спорить с собой, и соглашалась с его доводами, и признавала свою неправоту. Такой Риты он еще не видел. Он влюбился в нее еще сильнее. До него дошло, что та дневная Рита просто ушла в защиту. От назойливых поклонников, от завистливых подруг…. А ночная Рита и есть та настоящая, к которой как магнитом притягивает его.
Юра сел на крыльцо. Доски холодили заднее место, но он не обращал внимания на такую мелочь. Еще минута-другая, дом проснется, Рита выйдет во двор. Та самая – дневная. Снова будет ерничать и придираться к каждому слову… Ну и пусть. Он видел настоящую Риту…
Дом просыпался. Слышались голоса родителей, шаги в прихожей. Дверь открылась, и вышла Ритина мама. В домашнем халате и танкетках на босу ногу. Волосы туго перехвачены резинкой на затылке. Тяжелый волнистый «хвост» свисает до ягодиц.
- Доброе утро,- сказал Юра.
- Доброе… Ты опять здесь всю ночь просидел?
Она спросила так, будто ответ не интересовал ее. Спустилась с крыльца и грациозно исчезла за сараем. Следом вышел профессор. В синем спортивном костюме и стареньких сандалиях.
- Не спиться?- спросил он, остановившись на крыльце.
- Уже утро.
- Кто рано встает, тому бог подает,- изрек профессор.
В этот момент жена вышла из-за сарая и направилась к умывальнику, а он потрусил за сарай. Юра опять окунулся в аромат любовных переживаний. Даже не заметил, как профессорша оказалась рядом.
- Ты будто диссертацию защитил,- обронила она с иронией и прошла в дверь.
Он жил на своей «волне» и не понял, при чем тут диссертация. Подошел Воробьев и сравнил его с начищенным пятаком.
- Я так выглядел, когда кандидатом стал,- добавил он.
- В партию?
- В какую партию? Кандидатом наук.
Он скрылся в доме. Но в одиночестве Григорьев пробыл не долго. Неожиданно на Воробьевском участке появился парень. По виду ровесник. Невысокий, но коренастый. Лицо круглое, глаза и волосы цвета пакли, обычный нос, обычный лоб. Взгляду зацепиться не за что. Может только в глазах странная искорка. А вот одет он был…. Черный спортивный костюм. Таких полно в каждом «Универмаге». Но если кофта сохранила свой первозданный цвет, то штаны напоминали мольберт абстракциониста. Кроме того кто-то засадил в них изрядный заряд картечи, и сквозь дырки просвечивали белесые фрагменты ног.
Юра молча поднялся навстречу чужаку и приготовился дать справедливый отпор. Но… Он оторвал свой взгляд от удивительных штанов и заметил гитару. Она выглядывала краем из-за спины пришельца, шнурок пересекал наискось грудь.
Юра догадался, что перед ним тот самый бард о котором упоминала Рита.
- Здорово,- сказал парень, протягивая Юре руку,- Роман.
- Юрий,- представился Юра.

Они сели на крыльцо. Роман достал из кармана пачку «Беломора». Вытряхнул одну папиросу и предложил Юре. Тот вежливо отказался. Роман пожал плечами (было бы предложено), смял гильзу и закурил. Так они сидели и молчали. Роман выкурил уж половину «беломорины».
- Ты, собственно, к кому?- поинтересовался Юра.
Роман смерил его насмешливым взглядом.
- Ко всем. Я же здесь, считай, свой.
- Ты родственник, что ли?
Роман поднял вверх указательный палец.
- Я сын Шумновых. Понял?
Рита никогда не упоминала такую фамилию. И ее родители - тоже. Но что-то это определенно значило, потому что парень вел себя совершенно уверенно. Докурил, плюнул на окурок, смял о низкое голенище резинового сапога и метко метнул в стоящее неподалеку ведро. Встал с крыльца, скинул гитару в Юрины руки и пошел по тропинке к сараю.
- Пойду, поссу,- сообщил он.
Юра задумчиво вертел гитару в руках. Эта лакированная штука показалась ему сейчас миной замедленного действия. Вспомнил, как млели девчонки, когда играл Дронов. И Рита млела. Теперь на пути появился новый гитарист. Да еще и с «чудесным» голосом. Треснуть бы ею сейчас о крыльцо. Чтобы дэка в одну сторону, а гриф в другую.
Пока Юра думал, подошел Роман и забрал инструмент.
- Любовался ручьем?- съехидничал Григорьев.
Роман не знал о том, что говорила Рита про него, и не почувствовал иронии.
- Какой там ручей? Канавка,- сказал он с усмешкой,- Понавыдумывали вы себе, ребята…. Ты ведь с Ритулей учишься?
- Ага,- сказал ошарашено Юра,- С ней.
- Ты не удивляйся, что я ее так называю. У нас все по-простому. Мы знакомы вот с таких лет.
Роман приподнял руку на полметра от земли.
- Тетя Люда, дядя Андрей…. Они же мне, как родные. Сколько всего вместе….. Ааааа.
Он сделал пренебрежительный жест рукой. Словно говорил:- «О чем с тобой говорить? Все равно не поймешь».
В этот момент появилась Ритина мать.
- Ооооо, Рома,- сказала она обрадованно,- Слышу, кто-то на крыльце бубнит. Думала уж, что ты, Юра, разговариваешь сам с собой.
- А, что, бывает?- спросил Роман заинтересованно и обернулся к Григорьеву.
- Бывает,- сказал с вызовом Юра.
- Бывает,- подтвердила мать,- С Юрой всякое бывает.
Роман развеселился не на шутку.
- Теть Люд, у нас сосед… Ну который Шаранский… Как тяпнет лишка, сам с собой говорит. На разные голоса. Выйдет в сад, и понеслось. Два дня назад всего Гамлета сыграл.
- Этот Шаранский- хоть артист,- вздохнула Людмила Петровна и скрылась в доме.
- Несладко тебя привечают,- Роман не скрывал удовольствия,- Не показался ты, видать.
- А я не артист, чтобы всем показываться.
- Это ты правильно говоришь,- согласился Роман,- Ты с ними пожеще. Будущую тещу надо сразу на место ставить…. И тестя…. Ну и жену соответственно. Покажи сразу, что ты мужик с характером. Кулаком по столу….
- Роман, позволь я решу это сам,- перебил Юра.
- Да ради бога. Просто решил тебе подсказать.
- Спасибо. Я учту твои пожелания.

Появилась заспанная Рита. В таком же халате как у мамы, в таких же танкетках и с таким же хвостом за спиной.
- Ооо, Рома, привет,- сказала она, улыбаясь.
- Привет, Ритуль. Вот зашел на огонек. Не прогонишь?
- Тебя?! Ну что ты, Ромочка. Проходите в дом, я сейчас вернусь.
- Да мы здесь покурим.
Она пошла к сараю, и Юра ощутил «дежа-вю». И сердце заныло. Ритка была так хороша. Только настоящие принцессы могут так грациозно уходить за сарай. И королевы. Потому что если Рита -принцесса, то ее мать выходит – королева.
Роман закурил еще одну папиросу. Юру раздражал противный дым дешевого табака, но он сдерживался. Все-таки сын Шумновых.
Рита подошла.
- С облегчением,- сказал Роман.
Рита смутилась, покраснела и покосилась на Юру. В дверях показалась Воробьева и позвала на завтрак. Роман прошествовал к столу как был, в натюрморте на штанах.
- Эк, ты как покрасился,- довольно пробасил Воробьев.
Роман развел руками и улыбнулся по-свойски. Будто профессор был его приятелем.
- Батя ремонт никак не закончит,- пояснил он Юре.
Григорьев понял, что он единственный не в курсе событий жизни семьи Шумновых.
- Нам тоже пора обновить фасад,- отозвалась мать,- А мы никак не раскачаемся. Вы, Рома, молодцы. Подхватились и вперед до победы. Виктор Семенович- молодец. Все в руках горит. А ты в него. Как успехи в училище?
- Полный порядок, тетя Люд.
- В училище?- удивился про себя Григорьев,- Он из ПТУ что ли? Рита дружит с «пэтэушником». Вот это нонсенс.
- Ты молодец, Рома,- продолжала мать,- Знаешь, чего хочешь, и идешь к своей цели. И профессию выбрал мужскую.
- Токаря или слесаря?- подумал Григорьев,- А может, экскаваторщика?
Его вдруг осенило: Роман готовится стать маляром.
От этой мысли ему стало весело, и он улыбнулся.
- А что ты, собственно, нашел тут смешного?- накинулась на него мать,- Извини, Юра, но Роман, как мужчина, как защитник… Я в возвышенном смысле…. Роман намного превосходит тебя. Прости за прямоту.
- Да чем же?- возмутился Юра, но Рита оттеснила его в прихожую, а потом и, вообще, на улицу.
- Юра, прошу тебя, не кипятись,- зашептала она, требовательно глядя в его глаза,- Рома для мамы свой. Понимаешь? Мои родители в прекрасных отношениях с его родителями, мы иногда ходим в гости друг к другу. Это нормально. Понимаешь?
- Понимаю. Но только он говорит тебе такое… Ты бы меня убила.
- Вот это ты правильно подметил. Давай сразу договоримся. Ты никогда не будешь повторять то, что услышишь от Ромы. Он такой человек. Понимаешь? На него обижаться невозможно.
- Совсем дурак?
У Риты глаза заледенели.
- Ты сам идиот. Просто Рома мне как брат. Понял? Мы с ним вот такими были..
Рита отмерила ладошкой сантиметров семьдесят от земли.
- Вот такими,- поправил ее Юра и опустил ладонь на двадцать сантиметров.
- Юморист,- презрительно бросила Рита и пошла в дом. Юра за ней.
- Вы чего там секретничаете?- спросила мать с сарказмом.
- Ничего. Мам, давай не будем никого ни с кем сравнивать. Ладно?
- А кого я с кем сравнивала? Просто объяснила Юре про Романа…. Садитесь за стол.
Юре досталось место рядом с Ритой. То есть право на сидение с ней рядом пока не оспаривалось. Воробьевы сели напротив, а Роман сбоку. Его левый локоть почти касался правого локтя Риты.
- Юра, я тебе не говорила,- вспомнила девушка,- Рома учится в военно-морском училище под Ленинградом.
У Юры что-то оборвалось в груди.
- Будущий адмирал,- пробасил Воробьев.
- Ну, дядя Андрей, адмиралом я может и не стану, но по миру покатаюсь. Свою жену одену как картинку. Моя жена работать не будет…
- Ты-то покатаешься,- бесцеремонно перебил Юра,- А жена твоя? На берегу будет ждать? Как Пенелопа Одиссея?
Ему вдруг стало смешно.
- Чего ты увидишь в этой загранице? Берег в бинокль? Встанете на рейде в километре от причала. Вот и вся заграница.
Юра покусился на родного человека, и Воробьева возмутилась. Но Роман остановил ее.
- Не надо, тетя Люд. Товарищ просто не в курсе.
- Так введи в курс,- попросила Рита.
- А зачем? Я же не интересуюсь вашими проблемами. Ритуль, у каждой специальности своя специфика. Остальным она просто не интересна. К тому же, в отличие от вас, я обладаю секретной информацией.
- Правильно, Рома, не надо ничего объяснять,- поддержала мать,- Скажи, ты что-то про жену говорил? Не женился часом?
- Да что вы, теть Люд.
Роман метнул короткий выразительный взгляд на Риту. Та сделала вид, что ничего не заметила.
- Ты ешь, Рома,- говорила мать,- Чего ты, как не родной?
- Да я сыт, теть Люд. Я сегодня встал рано, окно покрасил, позавтракал… Давайте, я вам что-нибудь спою.
Воробьевы оживились.
- Спой, Ром. Только новомодного нам не надо. Какой-нибудь романс или песню старую,- попросила мать.
- Рогожскую заставу,- встрепенулся Воробьев,- Сможешь?
- Конечно, дядя Андрей. Любой каприз.
Роман обнял гитару и взял первые аккорды.
-«Тишина над Рогожской заставою
Спят деревья у сонной реки
Лишь составы идут за составами…»
- Красиво поет бродяга,- восхитился Воробьев,- Рома, дай я спою. Ты только аккомпанируй. Ладно?
- Любой каприз.
У Воробьева оказался недурственный густой баритон.
- «Тот кто любит в пути не заблудится
Вот и я никуда не пойду.
Все равно переулки и улицы
К дому милой меня приведут….».
Воробьев замолчал и уставился на Юру.
- Чего ты улыбаешься и головой качаешь? Не нравится мой вокал?
- У вас хороший голос, Андрей Федорович. Просто вы переврали слова.
Воробьихи пооткрывали рты, а Роман усмехнулся.
- Да какая разница,- негодующе начала Рита,- Главное смысл… И красота. Ты меня убиваешь своей тупостью.
Юра вспыхнул, но сдержался. Только желваки заходили на скулах. Мать смотрела на него, прищурившись.
- Так я как раз про смысл,- сказал Юра,- Смысл чуть-чуть другой.
- Если можешь, пой,- сухо отчеканил профессор,- А мы послушаем.
Он окинул присутствующих насмешливым взглядом.
- Голос у меня не очень, но я попробую,- Юра решил идти напролом,- Играй, Роман.
- «Тот, кто любит в пути не заблудится
Так и я, ну куда не пойду
Все равно переулки и улицы
К дому милой меня приведут…».
- И ты из-за этого папу перебил?- ужаснулась Рита.
- У тебя неплохой голос, Юра,- похвалила мать,- Зря ты прибеднялся. И смысл действительно другой. Я согласна. Ну давай, допой до конца.
- Нет,- возмутился профессор,- Дальше я. Я сам спою.
- Конечно, пусть папа поет. Играй, Ромочка.
Профессор заливался соловьем и смотрел на несравненную жену свою.
- «Как люблю твои светлые волосы
Как любуюсь улыбкой твоей
Ты сама догадайся по голосу
Семиструнной гитары моей».
Роман взял заключительные аккорды.
-« Ты сама догадайся по голосу
Семиструнной гитары моей».
Проникновенно закончил Воробьев и поцеловал жену в щеку, а потом в губы.
- Горько!- крикнул Роман,- Воробьевы, горько! Раз, два, три…
На счете пять поцелуй закончился. Юра посмотрел на Риту, и у него закружилась голова. Если бы он допел эту песню… Светлые волосы. Боже мой.
- Эх, хорошо пошло,- профессор блаженно потянулся,- В прежние времена мы так целовались с Людмилой Петровной…. Куда вам до нас. А давайте выпьем по такому случаю.
Он посмотрел на жену.
- По чуть-чуть, Людок.
- Аааа, давайте,- согласилась мать.
На столе выросла бутыль с Воробьевской «фирменной» и стаканчики. А так же банки с солеными огурцами и маринованной капустой. Выпили по первой.
- Спой что-нибудь, Рома,- попросила мать.
- А что?
- Нууу…. Может, помнишь такую – «Я в тебя не влюблен….»
- Слышал много раз, но слов не знаю, теть Люд.
- Жалко. Нуууу…..
- Я знаю,- встрял Григорьев.
Рита опалила его взглядом, а мать посмотрела внимательно.
- Спой,- попросила она,- Рома, ты сможешь подобрать мелодию?
- Без проблем. Начинайте, Юрий.
- «Я в тебя не влюблен, я букеты тебе не дарю..»
Рита пронзительно взглянула на Григорьева. Роман подбирал мелодию.
-«На крылечко твое, на окошки твои не смотрю
И, вообще, я твой дом обхожу стороной, огибая за целый квартал
Я с тобой не ходил любоваться луной и нечаянных встреч не искал»…
Он взглянул на Воробьеву. Она задумчиво смотрела на него.
- Пой, Юра. Ты очень хорошо поешь,- ободрила она.
Он перевел взгляд на Риту.
- «Я в тебя не влюблен,…. но другие, зато влюблены….»
Рита вздрогнула и округлила глаза.
- «Ты собой хороша, словно утро цветущей весны
Я одним из соперников быть не хочу
За тобою ходить по следам
Лучше я отойду, лучше я промолчу
Лучше сердцу я воли не дам»..
Теперь Рита смотрела на него во все глаза. Эту песню она, конечно, слышала раньше, но в слова не вслушивалась. Получилось так, что сейчас она услышала слова впервые.
- «Я в тебя не влюблен, никогда на тебя не смотрел
Лишь один только раз я свой взгляд отвести не успел
Лишь один только взгляд, но сказал тебе он, то, что сам от себя я таю:
Слишком мало сказать, что в тебя я влюблен
Я тебя больше жизни люблю».
- Молодец,- похвалила Воробьева,- Так давно не слышала эту песню. Андрюш, помнишь, ты пел мне ее?
- Конечно, милая, помню.
Они опять поцеловались. Потом выпили. Рита, правда, не пила и «мусолила» ту же стопку.
- Куда вам до нас,- повторил Воробьев,- Эх, мы в свое время…
- А, может, посоревнуемся?- предложил с улыбочкой Роман.
- Я с тобой целоваться не буду,- рявкнул Юра,- А больше тебе не с кем.
- Ты чего несешь?- взорвалась Рита.
- А с кем он собрался целоваться? С мамой твоей?
Рита подскочила на табурете, глаза из небесно- голубых превратились в темно- синие грозовые. Мать умирала со смеху.
- Дочь, ты чего? Юра пошутил.
- Он гадость сказал.
- Да, побойся бога. Какая гадость?... Юра, а ты, наверное, любишь анекдоты?
- Люблю. Смешные.
- Что-нибудь навскидку. Только без «картинок».
- Он таких не знает,- проворчала Рита.
- Я даже интеллектуальные знаю,- похвастал Юра,- Например, про математика и инженера. Вот вы, Андрей Федорович, к кому себя причисляете? К инженерам или математикам?
- Когда- то я был инженером, а теперь, скорее, математик.
- Инженера и математика привели в большой зал и поставили у стены. А у противоположной стены поставили обнаженную красивую молодую женщину. Дали вводные. После каждого гудка и тот и другой должны были преодолевать половину расстояния, отделяющего от женщины. Первый гудок. Инженер мгновенно пробежал половину расстояния. А математик остался на месте. Второй гудок. Инженер проскочил еще половину. А математик остался на месте. Инженер этому удивился. Математик объясняет, что сколько бы они не пробегали половинок, женщину они не достигнут никогда. А инженер ответил, что после определенного количества гудков, он окажется на расстоянии от женщины, достаточном для ее практического применения.
- Ха, ха,- сказала Рита.
- А по-моему, неплохой анекдот,- возразила мать,- И главное, вроде без «картинок», а все присутствует.
- Я все-таки, больше инженер, чем математик,- сказал профессор,- Не плохой анекдотец. Надо будет на кафедре рассказать. С Руденского вашего начну. Он точно считает себя математиком.
- А мне показалось, что он инженер - практик,- сострила Рита.
- Когда?- насторожился профессор.
Рита «потухла» и посмотрела с надеждой на Юру.
- Владимир Павлович обаял главную агрономшу,- нашелся Юра,- От нее зависел весь наш быт. Ну, вот, ему пришлось… Только вы ничего не подумайте. Просто легкий флирт.
- Я и чувствую, чем он там занимался,- проворчал профессор,- Розг бы хороших вашему Владимиру Палычу.
- А давайте не будем о плохом и выпьем,- предложил Роман.
Его поддержали.
- Спой еще, Рома,- попросила Воробьева,- Что-нибудь про любовь.
- Спою. Только я сам. Ладно?
- Конечно.
- «Что так сердце, что так сердце растревожено…
- Стоп, Рома! Я сам это спою,- закричал Воробьев.
Он пел, жена и дочь слушали упоенно. Он допел и опять целовал жену.
- Наливай, Юра. Чего ты портки просиживаешь?
Выпили.
- Берет, берет зараза,- бодро говорил Воробьев,- Кровь по жилушкам пошла. Русская кровушка. Давай Рома вот эту:- «Почему ж ты мне не встретилась юная нежная в те года мои далекие…».
- Стоп. Воробьев, ты кого это встретил? Лаборантку Люсю, что ли?
Профессор сконфузился.
- Людок, ну какая Люся? Ты о чем?... Людок, я сейчас исправлюсь…
Пели и выпивали по чуть-чуть. Мужчины - побольше, Воробьева - поменьше, а ее дочь выпила один стаканчик.

Женщины мыли посуду на кухне. Воробьев отдыхал в комнате после сытного завтрака. Воробьева вытащила дочь на террасу.
- Посмотри, какая идиллия,- смеясь, сказала она.
На крыльце в обнимку сидели Роман с Юрой.
- Ничего себе,- поразилась Рита, - Они заснули, что ли?
- Нет. Даже о чем-то разговаривают.
Мать приоткрыла форточку.
- Анекдоты знаешь, да?- спросил в этот момент Роман,- Интеллектуал, да?... А я моряк! Понял? Про моряков ты анекдоты не знаешь… Потому что моряк- это…
- Знаю… Я про всех знаю… И про вас тоже знаю.
- Ра… ра…расскажи.
- Слушай. Приходит новый офицер на эсминец…
- Ха… Ты хоть знаешь, что такое эсминец? Это зскад…эскадрррр ренный миноносец. Понял?... Салага.
- Не имеет значения…. Приходит новый офицер на корабль. Ему показывают каюты, капитанский мостик и всякое другое.
- Всякое другое… Рассказываешь анекдот про моряков, а как чего называется, не знаешь.
- Да не в этом же суть…. Вдруг офицер видит в стене, на уровне метра от палубы, отверстие. А сверху надпись…. Короче, женский половой орган из пяти букв.
- Чегоооо? П….да, что ли?.... Охрененно смешно.
- Да, она самая. Офицер удивился:- «Это, мол, что»? Ему отвечают:- «Читать умеешь»?
Офицер:- «Эта самая»?
- Эта самая.
- А мне можно?
- Можно.
Он расстегнул ширинку, сделал дело и спрашивает довольный:
- А завтра можно?
- Можно.
- А послезавтра?
- Можно.
- А послепослезавтра?
- А послепослезавтра нельзя. Ваша очередь раком становиться.

- Мама,- пискнула Рита и схватила мать за руку,- Что он говорит? Боже мой, какая гадость.
Мать закрыла форточку и отвела дочь от окна.
- Он же не знал, что мы его слышим. Ничего страшного…. Лихо он нашего Рому уел.
- Мама,- шептала Рита,- Я сегодня тебя не узнаю. Целуешься, похабными анекдотами восторгаешься.

Юра проснулся. Тишина. Он один на террасе. Кто-то заботливо укрыл его одеялом. И сразу резанула мысль:-« А Роман»?
Часы показывали два часа. День в самом разгаре.
- Где же Роман?
Дом спал. Юра приложил ухо к двери и не уловил ни одного звука.
- Где проклятый Роман?
Юра вернулся на террасу, прошел из угла в угол. Раз и два и три раза.
- Где эта тварь в раскрашенных штанах?
Ели уловимый звук в огороде. Будто звякнуло ведро. Юра выскочил из дома. Воробьихи возились у парников. Никакого Романа рядом не было. Рита заметила Юру и пошла навстречу. Они встретились около угла дома.
- Ты как?- спросила она,- Алкоголик.
Последнее слово девушка произнесла с легкой нежностью, и у Юры сразу защипало в горле. Напустив безразличия, он спросил:
- А этот Роман?... Спит в твоей комнате?
- Дурак, что ли? Он домой ушел. Мы же с тобой его провожали.
- Дааа?... А я не помню.
- Я же говорю. Алкоголик. Вообще, ничего не помнишь?
- Ни бум-бум.
- Мы договорились идти в лес в пять часов. Посидим у костра, попоем. Не помнишь?
- Нет. А мы- это кто?
- Я, ты и Рома.
- Рита, ну на хрена нам этот Роман? Я понимаю, что вы дружите семьями… Но тут же совсем другое. Он клеится к тебе, причем откровенно. Ну, что мне его убить, что ли?
Лучше бы он этого не говорил. Рита сразу превратилась в разъяренную пантеру.
- Ты чего мне здесь Шекспировские страсти устроил?- взвилась она,- Отелло выискался. Будешь мне указывать с кем дружить?!... Вон из моего дома!! И чтобы я твоего духа здесь больше…..
Григорьев не стал дослушивать. Молча зашел в дом, забрал куртку и не попрощавшись ушел. Рита удивленно смотрела вслед, пока он не скрылся за поворотом. Подошла мать. Отзвуки перепалки долетели до ее ушей.
- Зря ты так поступила,- сказала она,-  Я никогда не обижала своих парней. Плохо, когда человек затаит на тебя обиду.
- Ой, брось. Какая обида? Явится, как миленький… Еще и прощение попросит,- Рита презрительно усмехнулась.
- Не явится и не попросит.

Рита взглянула на часы. Автобус отходил через двадцать минут. Она подхватилась и побежала к центральным воротам.
Юры не оказалось ни на остановке, ни в автобусе. Рита растерянно крутила головой надеясь на чудо. Двери захлопнулись, и автобус умчался в город взметая клубы пыли. Рита вдруг вспомнила Капошино, и такую же пыль летящую из-под трактора. И Юру за рулем. На душе стало мерзко. Она понеслась к дому, схватила велосипед, вихрем долетела до центральных ворот и застыла в нерешительности. Юра мог пойти вдоль шоссе. Тогда автобус нагонит его, Юра проголосует…. И шансы его догнать, равны нулю.  А, может, он выбрал путь покороче и пошел по тропинке через лес…. Была не была. Рита рванула по тропинке. Колеса подскакивали на корнях, руль вырывался из рук, седло больно лупило по ягодицам. Когда она догнала Юру у самого выхода из леса, было ощущение, что ее основательно выпороли ремнем. Она соскочила с велосипеда и пошла рядом. Юра делал вид, что не замечает ее. Впереди замаячил знакомый «Гастроном». Рита сделала рывок и резко развернула велосипед прямо перед парнем. Юра не успел остановиться и врезался в раму. Но и это не помогло. Он обогнул велосипед и упрямо двинулся дальше. Тогда она бросила велосипед на землю и сама встала перед Григорьевым. Он хотел обойти ее, но она проворно обняла его за плечи и прижалась к нему всем телом. Она молчала, и он ничего не говорил. Но их сердца вдруг рванулись друг к другу и запели в унисон.
Назад возвращались долго. Юра одной рукой вел велосипед, другой обнимал Риту. Она обнимала его одной рукой, а второй иногда трогала ушибленную задницу и горестно вздыхала.
- Ты чего?- шептал он.
- Гналась за тобой и отшибла попу.
- Придем домой, я тебе ее помассирую.
- Ага. Размечтался.
Через каждые три- четыре минуты они останавливались и долго целовались. В конце концов Рита расчувствовалась и, потеряв контроль над собой, попросила у Юры прощения. Он подхватил ее правой рукой и понес. Рита обомлела. Так ее не носил даже атлет Громов.
Вернулись в дом. Рита поила Юру чаем на кухне и ощущала необычное томление в теле. Попутно она ласкалась и говорила, говорила. В конце концов Григорьев согласился на все, и Рита начала подготовку к походу в лес.
Солнце палило изрядно. Рита взглянула странно на Юру и скрылась в доме. Через несколько минут она вернулась. В темно- зеленом бикини и с обалденной фигурой. Юра посмотрел на плоский животик с аккуратным пупочком, на бугорок лобка, обтянутый узкой полоской ткани…. И быстренько убрался в дом.

Рита облачила Григорьева в старые отцовские брюки и литые резиновые сапоги с подрезанными до середины голенищами. Сама натянула старенькие джинсы и резиновые сапожки. Предусмотрительно прихватила два темно- зеленых бушлата, резонно заметив, что через час в лесу похолодает.
Из небольшого сосново елового «островка» тянулся легкий дымок. Деятельный Роман таскал к костру сухие ветки и сучья. В пеньке, неподалеку, торчал топорик. Рядом лежала гитара.
- Оооо, сколько лет,- приветствовал их Роман.
На нем был тот же спортивный костюм, только еще более рваный.
- Тебе не холодно?- спросила Рита, намекая на дыры в штанах.
- Нееее….. Я же моряк. Ты, мать, не представляешь, какие в море ветра.
- Про шторма мы слышали,- сдержанно сказал Юра.
- Шторма. Ха….. Что ты знаешь про шторма?
- Ром, не заводись. Лучше спой. Мою любимую.
Роман взял гитару.
- «А ты опять сегодня не пришла…..»
Хорошо пел Рома. С душой. А самое главное, его слушалась гитара. Рита задумчиво смотрела в костер. И кто разберет. Какие мысли крутились в ее голове?
Роман взял последние аккорды.
- Хорошо,- промолвила Рита,- Только я не эту хотела, а про лошадей.
- Любой твой каприз,- улыбнулся Роман.
- «Лошади умеют тоже плавать, но не хорошо, не далеко…»
Эту песню Юра услышал впервые. Как- то Рита проговорилась, что очень любит песню про «лошадей в океане». И даже пересказала содержание и еще призналась, что плачет, слушая финальный куплет.
Юра искоса взглянул на Риту. По ее лицу бродила восторженная грусть. Юра отвел взгляд.
- «Плыл по океану рыжий остров…»
Юра опять взглянул на девушку. В уголках ее глаз переливались «бриллиантики».
- «Вот и все…. А все- таки мне жаль их, рыжих, не увидевших земли».
Рита смахнула слезу со щеки. Если бы они были одни, он дотронулся до ее щеки губами и осушил слезы. Но Роман портил дело.
- Чего желает, моя королева?- спросил он, вроде бы шутейно.
- Давай про зодчих.
- Выдержишь?
- Попробую.
- Ну, смотри, королева.
Рита взяла вдруг Юру за руку.
- Послушай… Только внимательно-внимательно.

- «Как побил государь золотую орду под Казанью….»
Песня была длинной и томительной. О том, как двое зодчих построили по приказу царя великолепнейший храм, равного которому не было в мире всем.
- «И тогда государь повелел ослепить этих зодчих
Чтоб в земле его церковь стояла одна такова
Чтобы в Суздальских землях и землях Рязанских и прочих
Не поставили лучшего храма, чем храм Покрова.
Соколиные очи кололи им шилом железным,
Дабы белого света увидеть они не смогли…..»

Роман допел песню. Рита утирала слезы. Она горевала о зодчих, которым когда- то много веков назад вырвали глаза.
- Антракт,- воскликнул Роман,- Может, по маленькой? Я прихватил на всякий случай.
Григорьев категорически отказался, Рита – тоже.
- Сколько раз пою, столько Ритуля плачет,- улыбнулся Роман.
Рита уже пришла в себя, утерла слезы и достала из кармана маленькое зеркальце.
- Очень хорошая песня. Рома, ты не знаешь, кто ее написал?
Тот пожал плечами.
- Кедрин,- сказал Юра,- Был такой поэт Дмитрий Кедрин.
Рита, прищурившись, посмотрела на него.
- Что-то я не слышала про такого поэта. Что он еще написал?
- «Щекотка губ и холодных зубов
Огонь, блуждающий в потемках тела,
Пот меж грудей….. И это любовь?
И это все, чего ты так хотела?....»
- Какая гадость,- возмутилась Рита,- Ты все врешь, Григорьев. Эти стихи не мог написать один и тот же поэт. И не уговаривай. Никогда не поверю.
- «Я теперь скупее стал в желаньях
Жизнь моя иль ты приснилась мне
Будто я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…»- прочел Юра.- Это Есенин, Маргарита Андреевна.
- Я без тебя знаю, что это Есенин.
- А вот это, по-твоему, чье?
«Излюбили тебя, измызгали,
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Или в морду хош»?
- Есенин,- подтвердил Роман.
- Да,- согласилась Рита,- Я знаю, что это тоже Есенин… Так всем известно, что он был пьяницей и бабником….. А тебе Григорьев больше голову занять нечем. Запоминаешь черте что.
Она назвала его по фамилии уж второй раз. Несколько часов назад, когда она догнала его у шоссе, а потом держалась за ушибленную задницу, он, чего уж греха таить, подумал, что теперь уж она точно изменится.
- Тебе не кажется, что костер вот-вот потухнет?- капризно спросила Рита,- Ну чего ты на меня смотришь? Подкинь сучьев. Это ты хоть можешь?
Роман насмешливо следил за этой сценой. И Григорьев понял, что с него хватит. Резко вскочил, ногой швырнул в костер корягу, валявшуюся поодаль. Столб искр поднялся до вершин деревьев.
- Ты, дурак?!- изумленно завопила Рита.
Но Григорьев уже не слушал. Скорым шагом направился к опушке и почти уж достиг ее, но его ухватил за руку Роман.
- Старик, брось,- сказал он,- Не обращай внимания.
И зашептал прямо в ухо Юре.
- Рита любит «выпороть» своего парня прилюдно. Любимое ее развлечение. Вам просто еще не довелось побывать в компании.
- А тебе, значит, довелось?
- И не раз. Я и Громова и Дронова и …… Кого я только не видел.
- Что значит, кого я только не видел? Ты ее ****ью считаешь?
Глаза Романа превратились в щелки.
- Дурак ты. Она святая. Понял? Она может ходить меж говна и мусора и к ней ничего не прилипнет. Тебе такое счастье досталась, а ты им не дорожишь…. Пошли назад.
Они вернулись к костру. Рита стояла у сосны и смахивала слезы. Григорьев потерся носом о ее щеку.
- Не подлизывайся,- всхлипнула она,- Сумасшедший дурачок.
- Все-таки, надо выпить,- решительно сказал Роман и достал чекушку.
Рита отказалась, Юра отхлебнул несколько капель, а Роман отпил больше половины.
- Этот Кедрин жив?- спросила Рита.
- Погиб в сорок пятом в Москве. То ли сам попал под поезд, то ли кто-то помог. Ему еще сорока не было.
Роман запел о «Натали с удивленными глазами», потом «Помню-помню, мальчик я босой», потом «я спросил у ясеня».
- «Была тебе любимая, а стала мне жена….»
С юморком посмотрел на Юру, допил чекушку и заголосил.
-« Как- то по проспекту с Манькой я гулял»
Рита слушала с непроницаемым каменным лицом.
-«Спрашиваю Маньку:- чего мы будим пить?
А она мне отвечает, что голова болит.
Дура бестолковая, люби сама себя
Я найду другую, плевал я на тебя
Или я не молод, или не красив
Иль тебе не нравится мой аккредетив?»

- Терпеть не могу блатняк,- Рита смотрела оскорблено,- Сто раз тебе об этом говорила.
Роман пристыжено замолчал.
- Ну, не все так плохо,- возразил Юра,- Есть очень приличные блатные песни.
- Ни одной не слышала.
- Могу напеть. Ромыч, я начну, а ты на три аккорда.
- Я как хочешь могу. Любой каприз. Давай, начинай… Ритуль, а ты топор возьми. Не понравится, бей Юрку обухом по голове.
- «На Колыме, где север и тайга кругом
Среди замерзших елей и болот
Тебя я встретил тогда с подругой
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам
Вы северным сияньем увлеклись
Я подошел к вам и руку подал
Вы встрепенулись, поднялись
И я увидел свет твоих прекрасных глаз
И руку подал, предложил дружить
Дала ты слово быть моею
На веки верность сохранить
В любви и ласке время незаметно шло
Пришла весна, и кончился твой срок
Я провожал тебя тогда у пристани
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя
Ночами я не спал и все страдал.
Я проклинал тот день разлуки, когда у пристани стоял.
А годы шли, себя тоской замучил я
Но близок встречи миг, любовь моя
По актировке врачей путевке, я покидаю лагеря.
И вот я покидаю мой суровый край
А поезд все быстрее мчит на юг
И всю дорогу молю я бога
«Приди встречать меня мой друг».
Огни Ростова поезд подхватил в пути
Вагон к перрону тихо подходил
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй поседевшая любовь моя
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветки клена
На твой заплаканный платок
На берег Дона, на ветки клена
На твой заплаканный платок.»

- Какая прелесть,- с сарказмом произнесла Рита,- «Ночами я не спал и все страдал». Обалдеть. Это не ты сочинил?
- Это даже Высоцкий пел,- оторопел Юра.
Ему казалось, что Рите понравится песня. Во всяком случае, последние куплеты.
- Высоцкий для меня не эталон.
- А мне понравилось,- сказал Роман,- Слова запишешь?
- Говорить мне больше с вами не о чем. Тушите костер и идем домой.
- Как скажешь, королева. Выходи на тропинку, а мы потушим.
- Нет уж. Я прослежу, чтобы вы все потушили до конца. Как вы, вообще, собираетесь тушить? Надо было хоть ведерко с собой взять и принести воды из речки.
- У нас вода у горла булькает. Ты иди, Рит. Иди.
До нее дошло. Она вспыхнула и смутилась. Опустила голову и быстро-быстро исчезла за деревьями.
Рита ждала их на тропинке. Посмотрела исподлобья.
- Все потушили?
- Маленький кусочек остался. Как раз для тебя,- съюморил Роман.
Рита посмотрела на него ошеломленно и ничего не сказала. Она еще в лесу накинула бушлат и заставила Юру сделать тоже самое. Бушлат оказался для Риты слишком большим, и Юра невольно сравнил ее с Брунгильдой. Ему стало не по себе, и он поинтересовался:
- Рит, а где тот бушлат, в котором ты была в Капошино?
Она сначала не поняла, почему он спросил, и ответила беспечно:
- Дома, наверное. У нас полно бушлатов. Я взяла первые попавшиеся. А что?
И перехватила его взгляд. Она закусила губу, а в глазах появилась обида и беззащитность.
- Я страшно выгляжу? Я здоровенная бабища, да?
А сама уж скидывала злополучный бушлат. Юра дал ей свой, но он оказался таким же большим. Григорьев проклинал себя за то, что раздул историю с бушлатом. Тут еще и Роман выразительно постучал по виску. Слава богу, что до дома было рукой подать. Начались огороды, и Роман, попрощавшись, свернул к себе. Рита с Юрой остались вдвоем. Он с обреченностью думал, что она опять начнет делать из него козла отпущения, а последний автобус уже ушел.
- Он сегодня вел себя как хам,- сказала Рита,- Никогда себе такого раньше не позволял, а тут как с цепи сорвался.
- Просто он к тебе не равнодушен.
- Ты тоже был ко мне не равнодушен в Капошино, но не хамил.

Ему снова постелили на террасе, и он заснул сразу. Воробьихи грели воду, мыли посуду, шастали по прихожей, а Юра видел сон. Костер и Рита задумчивая и красивая бросала веточки в огонь и что-то тихо напевала. А потом легла рядом в постель. И он чувствовал, как она прижимается к нему холодной спиной. Холод проникал в тело. Начался озноб.
Юра проснулся. Зубы выбивали барабанную дробь, ноги и руки онемели. Он закутался в простынку, но озноб усилился. Юре почудилось, что он смертельно занемог, и озноб всего лишь прелюдия к горячке. Он встал с дивана и пошел к двери, плохо ориентируясь в темноте. Тут еще и приспичило. Он нащупал ногой какие- то галоши и, как был, в плавках и майке вышел на крыльцо. Странная картина открылась ему. На краю неба торчал желтый месяц, и в его тусклом свете все вокруг разливалось серебром. И крыльцо, и трава, и насос.
Григорьев сбегал в туалет, и вернулся. Озноб добивал его. Ноги не слушались, снедаемые ревматической болью. Он понял, что умрет сейчас и испугался. Забежал в прихожую, крючок выскальзывал из пальцев, и Юра никак не мог запереть дверь. Наконец, справился и неверным шагом бросился к двери в комнаты. Пахнуло теплом и уютом. В кромешной тьме он нащупал выключатель. Распахнулись сразу две двери, и одновременно вспыхнул свет. В одной из дверей застыла Ритина мать. Почти голая. В другой куталась в длинный халат Рита. Мать ойкнула и скрылась в комнате. Рита смотрела с ужасом на Юру. Он ничего не успел объяснить. Она схватила его ладонь, и он чуть не вскрикнул от острой обжигающей боли.
На тыльной стороне ладони багровела наливаясь кровью полоска шириной с ноготь. Кусочек кожи прилип к Ритиному ноготку. Юра недоуменно уставился на девушку.
- За что?
- За маму.
Мать вышла в коридор. В халате, туго перетянутом поясом. Сразу увидела «рану» на руке и усмехнулась.
- Рита отомстила тебе за меня? И правильно. Не надо входить без стука.
- Я же в коридор зашел, а не к вам в комнату,- в сердцах пробормотал Юра,- Простите, Людмила Петровна.
Рита в это время принесла зеленку и вату.
- Ну-ка дай руку. А чего ты такой холодный? Что с тобой?
Воробьихи встревожились. Юра пытался объяснить им свое состояние. Наконец, до матери дошло. Она зашла на террасу и ахнула.
- Здесь же померзь.
Она взглянула на градусник за окном и бросилась в свою комнату.
- Андрей! Андрюша! Вставай скорее!

Рита крутила из газет пакеты, мать разжигала в теплицах свечки, Юра наполнял водой ведра с тазами и расставлял в теплицах. Профессор окуривал дымом кусты и деревья. На соседних участках занимались тем же.
- Вот и верь этим прогнозистам,- орала Майорова,- Плюс шесть-семь. Ничего себе ошибочка. На десять градусов….Трава в инеи. Хорошо, что у вас парень бессонный.
В начале четвертого пошли спать. Только профессор остался со своим окуривателем. Мать вымоталась и заснула сразу.
Рита легла у стенки в наглухо застегнутом халате.
- Пристанешь, выгоню на террасу,- прошипела она.
Юра не собирался к ней приставать, но и спать не собирался. Предыдущая ночь с нежной Ритой все еще стояла перед глазами. Он лег рядом, правда, под отдельным одеялом. Ему захотелось объяснить Рите свое состояние в лесу у костра, он хотел прочитать ей стихи. Он даже начал, но Рита отвечала невпопад и ускользала от него в сон. Наверное, она была уверена в его порядочности на все сто, потому что даже не защищалась. В полудреме забралась под его одеяло и прижалась к его шее горячей щекой. Он поцеловал ее в край губ, в щеку, в ухо. Она не сняла на ночь серьги, и Юра тихонько подергал сережку зубами. Рита шептала в полусне:- «Не надо. Ну, Юр…..». тогда он начал целовать ее в нос. Рита чихнула и проснулась.
- Юрочка, я спать хочу. Ну, пожалуйста, родной, дай мне поспать.
- Ну почему же ты днем- то другая?- с отчаянием думал он.


Через два дня Юра уехал на неделю в Волжск. В общежитие поселились заочники, а жить у Воробьевых было неприлично. Да и мама просила приехать. Рита проводила Юру до центральных ворот и ушла, не дожидаясь автобуса. Так попросил сам Григорьев. Так легче было прощаться.
На третью ночь случилось происшествие. Старшие Григорьевы улеглись в начале одиннадцатого. Юра посидел у телевизора еще с часок и тоже улегся. Дом был огромный. Мать с дядькой спали в одной половине, Юра в другой.
Сон не шел. Разные мысли копошились в голове. Все нормальные люди спали по парам, как положено. А ему уже девятнадцать и никакого просвета. Раньше, до Риты, было привольно. Встречался, влюблялся, совокуплялся… Он думал,- так будет всегда. И вот на тебе. Появилась девушка дожидающаяся от него каких-то неведомых слов. Можно, конечно, сходить на сторону. Но это значило похоронить святое в душе. Такого предательства он бы сам себе не простил.
И что остается? Заниматься онанизмом? Припомнилось вдруг название этому, вычитанное в старой книге – рукоблюдие. Доведет Рита до греха.
Юра еще долго бы раздумывал над житьем-бытьем, но вдруг зазвенел телефон. Жуть, как не хотелось подниматься из постели. Тем более звонили явно не ему. Этот номер приятели не знали. И Рита не знала. Звонок надрывался, а Юра не реагировал. И дождался. В коридоре послышались дядькины шаги. Звонок смолк, дядька взял трубку.
Через несколько минут дверь приоткрылась, и заглянул дядька.
- Юра, на почтамте тебе телеграмма из Калинина. Пришла пять часов назад, а балбес, который их разносит, не застал нас дома и вернул телеграмму на почту. Говорит,- три раза заходил.
Юра вскочил ни жив ни мертв. В голове закрутились картины одна страшнее другой.
- Юра, только спокойно. Ничего страшного не произошло. Мне текст зачитали по телефону. Передаю дословно. «Хочу видеть тчк дозвониться не могу тчк приезжай срочно тчк рита тчк».
«Ява» завелась с «полтыка». Ровно заурчали цилиндры. Юра застегнул кожаную куртку до самого горла, опустил стекло шлема.
- Не торопись,- дядька потрепал его по плечу.
Мать молча взирала на происходящее. Мотоцикл с ревом умчался в ночь.
- Ты только не волнуйся. Я позвоню Денису. Он предупредит наш пост и Калининский.
До Ленинградки долетел за десять минут. Инспектор приветливо помахал рукой, и Юра понял, что об его ночном броске извещены все ГАИшники района. Ну что ж, это к лучшему. Он прибавил скорость. Через полчаса пролетел поселок Эммаус, чуть притормозил и пронесся мимо поста ГАИ. Одинокий постовой проводил его взглядом.
К дачному поселку подъехал в половине третьего ночи. Заглушил мотор и окунулся в ночную тишину. Голоса птиц, стрекот кузнечиков…. Больше ни звука. Юра покатил мотоцикл по дорожке. Ритина телеграмма придавала силы. Через несколько минут он оказался у дачи Воробьевых. Подкатил мотоцикл к дому и прислонил к углу. Обошел дом окутанный тишиной, надеясь различить в окнах хоть лучик света. Окна зияли темнотой. Он посидел на крыльце с полчаса, не решаясь постучать. Наконец решился и стукнул один раз в Ритино окошко. Потом еще раз погромче. Зажегся свет. В доме послышались движения. Юра рванул к двери. Заметил, как на темной террасе поднялась занавеска. Шаги в прихожей, щелчок задвижки. В дверях Воробьевы. Все трое. НЕМАЯ СЦЕНА.
Мать пришла в себя первой.
- Заходи, Юра. Здравствуй.
- Здравствуйте,- ответил он.
А сам не сводил глаз с Риты. Когда садился на мотоцикл в Волжске, и после, когда гнал по шоссе, надеялся, что девушка оценит маленький «подвиг». А она явно не радовалась его приезду. Держалась в отдалении, будто он примчался среди ночи не к ней. Будто не было телеграммы. Вдруг пронеслась шальная мысль. А кто эту телеграмму видел? Зачитали текст по телефону и только. Может, это розыгрыш?
- Рита, ты же хотела, чтобы я приехал. Ты же телеграмму прислала,- прошептал он, страшась ее ответа.
- Хотела,- Ритин голос сухой и колючий. И взгляд такой же,- Вчера. Я послала телеграмму в час дня. За это время можно добраться до Ленинграда.
- Я поздно получил телеграмму…. И сразу приехал.
Родители смотрели недоверчиво.
- Честное слово! Вы мне не верите?
- Ты все врешь!- не выдержала Рита,- От вас последний автобус уходит в семь. Полтора часа до Калинина. Плюс полтора до дач. В десять ты был бы здесь. Как же ты надоел со своим враньем, Григорьев.
- Я не вру. Честное слово. Я получил телеграмму во втором часу ночи.
- Ночи!? А как же ты здесь оказался?


Воробьевы ошеломленно разглядывали мотоцикл. Рита недоверчиво провела ладонью по блестевшему в свете карманного фонарика бензобаку.

Воробьевы лежали в постели.
- С этим Юрой не соскучишься,- говорил профессор,- То одно, то другое. Я скоро дергаться буду при одном его виде.
- А мне даже понравилось. Вот ты, Андрюша, смог бы так? Ночью на мотоцикле за сто верст.
- Нууу, если бы у меня был мотоцикл….
- И ты умел бы на нем ездить…. Вот-вот, Андрюш. В этом и суть. Не понесся бы ты сломя голову. И любой здравомыслящий человек не понесся бы. Ну что там такого страшного было? Хочу видеть. Приезжай… И все…. А тот случай в деревне? Ну выбрался сам, ну, в конце концов, помог тем, кто рядом. А в пекло- то зачем лезть? О чем он думал? О матери? О дядьке своем? Единственный ребенок. Сгорел бы или стал инвалидом…. Не думал он ни о чем. Ни о себе, ни о матери… И о своей жене он тоже думать не будет. Случится подобная ситуация, полезет, не задумываясь… Это дурь, Андрюша. Отсутствие инстинкта самосохранения…. Кстати, как бы не угнали этот чертов мотоцикл.
Воробьев самолично пристегнул «Яву» цепью к самой толстой яблоне и запер на амбарный замок.
- Только если с яблоней,- пробормотал он, зевая,- А я так и не научился ни на чем ездить. Только на велосипеде.
- Были у меня знакомые мотоциклисты…. Так и остались мотоциклистами…. Не найти нашей такого мужика, как ты. Ой, Андрюшка, не найти. Сердце кровью обливается. Вот Рому взять. Ну чем он ей не нравится? А Валерка? Разменяла всех на какого- то мотоциклиста. Ты не спишь, Андрюш?
Но профессор уже видел второй сон. Жена обиженно засопела и отвернулась к стене.

Юра проснулся. Дневной свет заливал террасу. Посмотрел на часы и ужаснулся. Двенадцатый час. Скоренько оделся и вышел в прихожую. Прежде чем зайти в коридор, постучал в дверь.
Комнаты пустовали, сверкая заправленными постелями. Григорьев вышел на крыльцо. Воробьев строгал доску на самодельном верстаке возле сарая. Жена возилась в теплице. А Рита словно сквозь землю провалилась. Юра подошел к профессору и поздоровался.
- А, Юра? Доброе утро. Как спалось на новом месте?
- Спалось замечательно. Не такое уж оно и новое. А где Рита?
- Эээээ, брат, проспал ты свою ненаглядную. Украли.
Он говорил со смехом, но Юра почувствовал напряжение в интонациях. Огляделся и не обнаружил мотоцикла. Ночью сам лично поставил «Яву» у той яблони. Воробьевы настояли.
Профессор занялся доской не на шутку. Стружка золотистыми кольцами летела из-под рубанка. Юра потоптался немного у верстака и не получив вразумительного ответа, побрел к дому. Осмотрел фасад и ту сторону дома, что выходила на участок Майоровых. Мотоцикл как в воду канул.
Неужели Рита взяла «Яву»? И родители ей позволили…. Бред!
Юра вернулся к верстаку.
- Андрей Федорович, где все-таки Рита?
Профессор отложил рубанок и утер пот со лба тыльной стороной ладони. Снял очки и протер стекла концом майки.
- Роман приезжал на велосипеде. Они поехали на Волгу к монастырю. Там монастырь есть. Вернее развалины монастыря. Там наша Орша….
- Я знаю, Андрей Федорович. Я вижу эти развалины, когда еду домой на «Метеоре».
- Ну, вот… Они поехали к этому самому монастырю. Там хорошее место для купания. Они, кстати, хотели тебя разбудить, но мы не разрешили. Ты и так полночи не спал. Не обижаешься, что они взяли мотоцикл?
- Нет,- на душе скребли кошки, и ответил он хмуро,- А за рулем кто?
- Рома, конечно. Он и мотоцикл водит и машину. Скоро корабль научится водить. Смышленый парень….Тебе, кстати, не приходилось иметь дело с электродрелями?
Профессор принес из сарая электрическую дрель в темно- синем корпусе, похожую на огромный пистолет.
- Конаковская,- определил с ходу Юра.
- Точно! Приходилось бывать?
- Много раз. У меня даже родственники там есть. Хороший городок. Уютный. Кстати, очень напоминает Волжск.
- Да, не плохой город. Современный. Был я там как- то. На заводе электроинструмента, где изготавливают эти самые дрели. Студентов на практику устраивал. Года два назад…. Вот тогда мне эту дрель и подарили. Хорошо работала, но вчера что-то закапризничала… Посмотришь?
Через полчаса дрель запела победную песню. Воробьев с умилением слушал тихий шелест «движка».
- Ты не делаешь ошибку? Может, к дьяволу институт и на завод? Слесарем…. Или в «автосервис»…. И зарплата достойная, и дело увлекательное. А то засядешь за чертежи… Черточки, кружочки… Скучища.
- А вы свою дочь за слесаря выдадите?
Профессор опешил и не нашелся с ответом. Смущенно пожал плечами и проборматал:
- Нууууу…
- Вот именно. Так что я диплом все-таки получу…. А потом, Андрей Федорович, завод- это не только черточки с кружочками. И не слесаря с токарями… Есть директор, его замы, главный инженер…. Начальники цехов и служб, в конце концов.
Профессор смотрел на Григорьева, как на ребенка.
- Эх, Юра, не знаешь ты, о чем говоришь. Это же такая рутина… Что такое начальник цеха? План, план и еще раз план. С утра до вечера… И постоянное ощущение вины. Перед директором за срыв графика, перед рабочими за то, что не смог обеспечить работой и достойной зарплатой…. Я не начальником цеха был, а главным технологом. И то…. План любой ценой. Один проект бросаешь, хватаешься за другой, потом возвращаешься к первому, снова бросаешь. Последнюю неделю каждого месяца отдел вымирал. Все «итээры» уходили в сборочный цех на конвейер…. Короче, сплошное латание дыр, а в голове только одно,- как бы чего не упустить и не стать крайним…. А на директора и главного инженера есть свой кнут. Министерство, Главк, Обком, Горком… По большому счету директор завода- это мальчик для битья. Виноват, не виноват, бьют со всех сторон. А потом выгоняют с треском.
- У вас, я тоже думаю, несладко,- возразил Юра,- Слышал я про все эти козни с замещениями, про черные и белые шары. Вы даже поругаться- то меж собой не можете. Боитесь, как бы чего не вышло.
- Не спорю. У нас дерьма хватает. Но уровень совсем другой…. Короче, я понял, что в науку ты идти категорически не желаешь.
- А я сам не знаю, желаю или нет. Вот, вы все твердите: - наука, наука. А что это такое? Я понимаю так. Наука- это новые разработки, открытия… Но почему же хвастаются не тем, что что-то открыли, а тем, что защитились. Кандидатская, потом докторская…. Доцент, профессор…. А где открытия? Вот вы….
В этот момент Роман закатил на участок «Яву». Следом шла Рита. Роман, по-видимому, очень дорожил своим необыкновенным костюмом с натюрмортом. Как любой поэт, в душе он был, наверное, художником. Рита, наоборот, оделась более чем. Легкий сиреневый сарафан до колен, надет был явно для Романа. Во всяком случае, Григорьев ни разу не видел на ней этого сарафана. Юра представил, как сидела она позади Романа, бесстыдно задрав подол. Мотоцикл трясло на ухабистой дорожке, и она все плотнее прижималась к Роману, обвивая руками мускулистый торс. А потом вообще разделась и осталась в купальнике. А может они купались нагишом? В такой-то глуши.
У Григорьева созрел план. Не выказывая чувств, поздороваться с Романом, молча сесть на мотоцикл и убраться восвояси, не сказав Рите на прощание ни одного слова. В крайнем случае бросить фразу типа:- «Давай. Пока»…. Он и с Ворбьевым затеял бесцеремонную беседу как раз потому, что больше не видел своего будущего рядом с его семьей.
Роман подкатил мотоцикл к дому, Юра пожал ему руку и молча кивнул. Все шло по плану.
- Классный мотоцикл,- похвалил Роман,- Работает как часы. И ход великолепный…. Правда, Рит?
А она смотрела на Юру так…. Сразу расхотелось говорить дурацкое «Давай. Пока».
- А мы купались,- сказала она виновато,- Вода теплая, солнце… Жаль, что тебя не было.
- Втроем на мотоцикле?
- А мы бы на велосипедах. Вон Ромкин стоит.
Слово «Ромкин» резануло, но уже не так сильно.
- Не сердишься, что мы мотоцикл взяли?- спросила Рита,- Я подумала, что если твой, то немного и мой. Правда?
- Он твой, Рит. Можешь делать с ним, что хочешь.
Если бы она сейчас попросила, он бы отписал ей дом на Волге… И квартиру, и гаражи…. Вот только дядя Витя вряд ли согласился бы на такую жертву.
- Мне вчера было так одиноко. Все валилось из рук. Я поехала на переговорный. Твой номер не отвечал. Тогда я отбила телеграмму…. А где ты был?
Ее слова звенели хрусталем. Он любовался ее лицом. Вода смыла тени под глазами и тушь с ресниц. Рита была сейчас первозданно хороша. Волосы, все еще хранившие влагу, тяжелым хвостом сбегали к ягодицам. Вот до них он и дотронулся слегка… И отдернул руку. Халат был сухой. Григорьев отшатнулся потрясенно. Рита посмотрела недоуменно.
- Ты чего?
- Ты говоришь, что вы купались… А сарафан сухой.
- Глупый, ты что меня ревнуешь что ли? Я переоделась в сухое. Вон на багажнике пакет
Григорьев в самом деле увидел Ритин «Мальборовский» пакет, пристегнутый к багажнику «Явы». Вспомнил, как в лето перед десятым классом купался в Волжске с одноклассницей Любой. В маленьком заливчике у «Рыбхоза». С одной стороны их спасала глухая изгородь, а с остальных они были, как на ладони. Люба дала ему полотенце и встала у забора. Теперь ее скрывало полотенце и сам Григорьев. Под его взглядом, она сняла купальник и надела трусики с лифчиком. И делала вид, что немного стесняется…. Потом отжала купальник и положила в сумку. У нее не было такого замечательного пакета, как у Риты.
Григорьев ясно представил Риту, стягивающую с себя мокрый купальник, и Романа с полотенцем.
- Ты решил, что я при нем переодевалась? Ну, ты и олух. Господи, за что мне такое наказание?
- Вы же дружите. А между друзьями такое иногда случается,- он как бы пошутил, но никто не рассмеялся. Ни он сам, ни Рита.
- Дурачок, я ушла в развалины…Я вспомнила развалившуюся ферму в Капошино. Помнишь?
- Помню…. Я не знал, что ты там бывала.
- Была, Юр. Один раз.. Я боялась, что Валерка тебя изувечит, и мы с Женькой побежали за вами
Григорьев поразился.
- Мы спрятались за развалины и все видели. Я хотела подбежать к вам, но не успела. Где ты так научился драться?... Ты такой сильный, Юрасик.
 И Юрасик «поплыл». Забыл про Рому, про купальники… Все забыл. Они зашли в Ритину комнату и целовались. Сначала стоя, потом сидя, потом лежа. Она разрешила забраться под сарафан… Но заскрипела дверь в прихожей, и они очнулись. Вышли из дома. Григорьев ощущал необычное счастье. Будто только что совершил с Ритой половой акт. Роман о чем-то спорил с Воробьевым у сарая. Григорьев победно взглянул на него и сплюнул в траву.

Все случится позднее. В середине осени. В тот день Зайцев признается Рите в любви. Она придет домой взбудораженная и будет ходить по комнатам из угла в угол. Родители вернутся с работы, она запрется в своей комнате, притворится нездоровой и не пойдет в гости к Самсоновым. Но лишь дверь закроется за ними, снимет телефонную трубку. На той стороне будут искать студента Григорьева. И найдут.
- Кино отменяется,- скажет она,- Приходи ко мне. Прямо сейчас.

Родители вернулись в двенадцатом часу. Мать с ходу поняла ситуацию. Увидела другую дочь и смущенную полуулыбку на лице Григорьева.
Родители готовились ко сну. Мать слышала шаги в прихожей и тихий шепот. Накинула халат и вышла из комнаты. Григорьев зашнуровывал ботинок.
- Куда ты его выпроваживаешь на ночь глядя? Постели Юре в большой комнате.
В середине ночи он перебрался к Рите.
- Только один раз. Пообещай,- прошептала она.
- Обещаю.

Воробьев проснулся. Темно и тихо, но он сразу понял, что жена не спит.
- Ты чего, Людок?- спросил он тревожно.
- Не спится что-то. Уж час лежу с открытыми глазами.
- Давай чайку попьем. Помогает. Сейчас заварю.
Он хотел соскочить с постели, но жена остановила.
- Лежи, прошу тебя.
- Ты из-за Юры, что ли?- догадался профессор,- Оставила, а теперь боишься?
- Отбоялась уже.
До мужа не дошло.
- Чего-чего?
- Да, что ты не понял, что ли? Он в ее комнате.
- Как это?- ахнул профессор,- С чего ты взяла?
- Слышала.
- Слышала и ничего не предприняла?
- Поздно предпринимать, Андрюш. Пока мы были у Самсоновых, у них уж все случилось. Я сразу по лицам поняла.
- Кошмар… Какой кошмар,- профессор сгреб одело и зарылся в него лицом,- Боже мой, что делать теперь?- он швырнул одеяло на пол,- Людочка, родная, что теперь делать?
- Возьми веревку и повесься. Мыло я дам.
Профессор застонал.
- Люда, ну как ты можешь? Со мной инфаркт сейчас случится.
- От чего?- спросила жена сухо,- Что такого произошло, чтобы получать инфаркты и бросать на пол одеяла? Ты мужик или нет?
- Мужик,- согласился муж,- Сейчас я ему покажу кузькину мать.
- Не надо ничего показывать. Пусть будет, как есть. Ей, в конце концов, скоро двадцать. У меня в ее возрасте уже мужчина был. И ничего страшного.
Они замолчали и лежали так несколько минут.
- Ты сейчас Аркадия имела в виду?- спросил осторожно профессор.
- Аркадия?... Ты о чем?
- Ты про мужчину говорила…. Который у тебя был. Это ты про Аркадия Вольского?....
Жена нервно рассмеялась.
- О боже… Какая разница, Андрей? Я ведь вышла за тебя. В ту нашу первую ночь ты сильно во мне разочаровался?
- Ну, что ты, родная. Я любил тебя больше жизни….. И сейчас люблю.
- Ну вот и все. И чего ты психуешь? Пусть пробует жизнь со всех сторон. Главное, чтобы в подоле не принесла… Я с ней завтра поговорю об этом.
- Если уже не поздно,- проворчал профессор,- Хотя… Если поздно, то пусть женятся.
Жена вздрогнула.
- Ты чего, Людочка?
- Нет, Андрей, Юра Рите не пара. Не приведи господь ей такого мужа…. Все, давай спать.

Григорьев ушел на рассвете. Людмила Петровна задремала, но чуткое ухо уловило шепот в прихожей и едва слышные шаги. Скрипнула входная дверь. Людмила Петровна поднялась с постели и осторожно, стараясь не разбудить мужа, вышла в прихожую. Зашла в Ритину комнату. Через минуту появилась дочь. Увидела мать и страшно смутилась.
- Я провожала Юру,- сказала она, как бы оправдываясь.
- Он здесь спал?- спросила мать.
- Ты что!? В большой комнате… Я же там ему постелила.
- А это что?- мать указала на простынь.
Рита с ужасом увидела красное пятнышко.
- Не знаю, мам,- пробормотала она дрожащими губами,- У меня тут на ноге ссадинка была…. Может от нее?
- Рит, не вешай мне лапшу на уши….. И не трясись, как овечий хвостик. Что сделано, то сделано. Иголкой не зашьешь…. Да и не надо.
Мать усмехнулась и снова посмотрела на пятнышко.
- Представляю, что было бы, если бы эту простынку показали утром, как раньше было принято в деревнях. Нам бы ворота дегтем намазали.
Рита вспыхнула и ошалело посмотрела на мать. И прочитала в ее глазах такое, от чего упала к ней на грудь и разрыдалась. Рыдала от счастья, что мама все поняла, и ничего не надо объяснять. И еще от того, что мама ее очень любит. Так сидели они обнявшись несколько минут и рыдали.
Наконец, женщины начали приходить в себя.
- Всю ночнуху мне своими тенями уделала,- сказала весело мать.
- А ты мне,- Рита смахивала последние слезинки и улыбалась,- В чем мне теперь спать?
- У тебя других полно.
- Да?- Рита подбежала к шифонеру,- Смотри, мамочка.
Она достала несколько сорочек и показала матери.
- В этом можно кому-то показаться? Стыдоба. Стирано-перестирано по сто раз.
- А новая с кружевами?
Рита поджала губы и отвела взгляд. Достала что-то завернутое в газету.
- Понятно,- сказала мать,- Репутация сохранена.
- Мам, тебе не кажется, что у меня мало белья?
- Побойся бога. Целых две полки.
- Мама, тут больше половины старья. Если такое увидят…
- Да кто увидит- то? Юра будет по твоим шкафам лазить?
- Может, это и его шкаф будет.
- Таааак. Ты уже решила за него замуж выходить? Он, что же, предложение тебе сделал?
- Практически да.
Мать пришла в ужас.
- Чтооо!!!? И ты согласилась?

В большой комнате произошел серьезный разговор. Родители расположились на диване, Рита в кресле напротив. Людмила Петровна уже приняла решение, сомнения больше не мучили ее. Под угрозой оказалась ее семья, и тут уж все средства были хороши.
- Ты никогда не выйдешь замуж за этого человека,- заявила она резко.
Рита молча смотрела на нее.
- Ты меня слышишь или нет?
- Слышу.
- Что ты слышишь?
- Мам, успокойся, я ни за кого замуж пока не собираюсь. Я понимаю, что Юра не устраивает вас. Простите меня, что я не нашла себе сына академика или генерала. Вот такая я непутевая.
Отец слушал молча. Только косился на жену.
- Да при чем тут родители,- возмутилась мать,- Мы сами не из графьев. Все намного серьезнее….. Я бы никогда не рассказала, но ты уже слишком далеко зашла…. Помните, летом у соседки угнали мотоцикл?
- При чем тут это?- удивилась Рита.
- Это Юра угнал.
- Чтооо?! Зачем? Мам, ты с ума сошла?
- Он угнал,- твердо повторила мать,- Я тогда выходила в туалет, а его на террасе не было. Я говорила тебе. Помнишь? Мы подумали, что ему наш сортир не понравился, и он бегал в лес. А на следующий день он спокойно заседал в нем. Помнишь или нет?
- Мама, но это чушь.
- Нет, не чушь. Помнишь, как он проговорился? У меня, мол, такой же двухцилиндровый. Откуда он знал, сколько у Славиного мотоцикла цилиндров?
- Ну, на фига ему это надо, мама? Он пришел ко мне, я его оставила на террасе… Он рад был до безумия, что остался у нас… Вдруг среди ночи встает, пробирается в темноте черти куда и ворует мотоцикл…. Для чего? Чтобы покататься полчаса и бросить в лесу? У него дома свой есть. Катайся - не хочу.
- Действительно,- вмешался отец,- Ты, душа моя, слегка нафантазировала.
- Ну да. Нашел фантазерку. В ту ночь еще кое-что случилось, если вы не забыли. У Нины Роговой разбился сын.
- А это при чем тут?- взвилась Рита.
- При том самом. Чего это он вдруг полетел под откос? Ездил, ездил и вдруг на тебе…. А все очень просто. Как это слово-то?... А, вспомнила. Подрезал. Подрезал его Юра на «Яве».
- Зачем?- ахнул профессор.
- А ты ее спроси. Она тебе расскажет, как этот самый Рогов накануне сбил ее на шоссе. При Юре.
- Мама, это чудовищное обвинение. Это безумие какое-то. Юра совсем не такой. Он добрый…. Он даже чересчур наивный.

Она вспомнила Дронова, лежащего на земле у заброшенной фермы.
- Подраться он смог бы. Не спорю. Но так изощренно все устроить…. Угнать мотоцикл, сбить человека…. Нет-нет, этого быть не может.
Мать молча встала и вышла на кухню, Рита выскочила следом.
- Мама, давай доспорим.
- Не о чем спорить. Я с Юрой говорила. Не впрямую, намеками. Он понял, что я обо всем догадалась.… И признался. Взглядом признался. Вот так- то…. Да я бы не сказала вам никогда, если бы не зашло так далеко.

Юра летал. Погрузился с головой в счастье. Вдруг поймал себя на том, что уже ощущает Риту своей женой.
Рита…. Жена…. Жена…… Рита…. Уму не постижимо. Нет, так хорошо быть не может… Что-то должно случиться. Эта мысль пришла неожиданно и не покидала целый день.
Терзаемый счастьем и плохими предчувствиями, он пришел к Воробьевым под вечер. На кухне готовился ужин. В нос пахнуло аппетитным ароматом жареной картошки. Аж до слюны пробило. Юра сегодня только позавтракал и то легко. Он сладко потянулся в предчувствии сытной трапезы и вдруг поймал испытующий взгляд Людмилы Петровны. И сразу вернулся на землю.
- А где Рита?- удивился он.
Когда шел сюда, думал, что она встретит его у дверей и утащит в комнату.
- Ей что-то нездоровится. Легла пораньше спать,- ответила мать, отведя взгляд.
Юра так и стоял в прихожей. В обуви и плаще. Ритина мать смотрела на него и молчала. До Юры вдруг дошло. Родители узнали о «нравственном падении» дочери и приняли меры. Он смутился и не знал как поступить. Молчание переросло предел. Он понял, что его не хотят видеть больше в этой квартире. Ни родители ее, ни она сама.
- Извините,- сказал он потерянно,- Я тогда, наверное, пойду.
- Да, иди, Юра. До свидания.
Он уже взялся за ручку двери, собираясь выйти, но остановился. Как утопающий ухватился за соломинку.
- Мне нельзя ее увидеть даже на минуту?
- Не стоит, Юра. Она, наверное, уже спит.
Юра обреченно покачал головой и нажал на ручку. Позади скрипнула дверь, он обернулся и увидел Риту. Первое, что заметил, ее отстраненный чужой взгляд. Второе, ее прическу. Надо быть полным кретином, чтобы поверить, что Рита только что встала с постели.
- Здравствуй,- сказал Юра дрогнувшим голосом.
- Здравствуй.
Мать усмехнулась и скрылась на кухне. Рита долго глядела в его глаза и молчала. И он молчал, не зная, что сказать.
- Проходи,- сказала Рита.
Юра снял плащ, разулся и прошел в комнату. Только дверь закрылась за ними, он приблизился к ней вплотную и прошептал:
- Рита, что случилось?
Та пожала плечами.
- Ничего.
- Почему же ты такая?
- Какая?
- Далекая.
- Ой, Юра, не заводи свою шарманку.
Она включила электрофон и полилась негромкая музыка. Кажется, итальянская или французская. Они сидели рядом на диване и молчали. Юра ничего не мог понять. Попытался ее обнять, она отстранилась резко.
- Родители узнали?- спросил он.
- Ты о чем?
- О нас с тобой.
- При чем тут это?
- А что тогда? Злишься на меня за что-то и молчишь. Что я должен думать?
- А ты не думай. Станет легче.
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
- Иди ради бога.
- Я не хочу.
Рита окинула его непонятным взглядом и вздохнула. Они помолчали. Мелодия кончилась, началась другая.
- Это Поль Мориа?- спросил Юра.
- Не помню.
- Мне нравится. Люблю такую музыку. Что-то в душе рождается хорошее.
Рита вдруг потерла колено и сморщила носик.
- У тебя болит колено?
Рита не ответила и опять потерла тоже место. Юра положил на колено ладонь. Рита попыталась стряхнуть руку.
- Погоди, не надо. У меня целебная ладонь. Снимает боль с любого места.
Его ладонь легко скользила по ее колену.
- Это все после того случая с велосипедом,- шептал он,- Век не прощу себе, что отстал тогда на такое расстояние. Был бы рядом, он бы не посмел.
Рита вдруг словно проснулась.
- А тебе не хотелось набить ему морду?... Проглотил все и забыл?
Юра сумрачно молчал.
- Скажи честно,- продолжала Рита,- Если бы не было аварии, ты бы пошел с ним разбираться или нет?
- А если бы нет? Ты бы меня презирала?
Рита молчала.
- Он ведь не один был. Там их такая команда…. Как в Капошине,- сказал Юра, словно оправдываясь.
Капошино. Она совсем забыла про Капошино. И про пацана, ломающего стенку в горящем вагончике. И еще…
- Юра, помнишь песню Высоцкого про парус? Ты тогда сказал, что парус- это то, что защищает хорошее в нас. Еще ты говорил, что самое страшное, когда рвешь парус своими руками. Помнишь?
Юра кивнул.
- Это что-то личное? Ты про себя говорил?
Он замялся на секунду. Вдруг улыбнулся широко. В грустных глазах отразился запоздалый свет.
- Ну что ты. Нет, конечно. Это я образно.
Но Рита уже все поняла.
- Ты той ночью нашел Рогова,- сказала она.
- Да. Их там было человек двадцать. Окружили меня. Коню понятно, что по-честному не получится. А тут твой Славик подъехал на «Яве» и на меня передним колесом… Я ему в морду ногой. Он с мотоцикла слетел. Я в седло и по газам. Они в разные стороны. Я на асфальт вылетел и в город. Слышу следом мотоцикл на дальнем свете. Но куда «Ковровцу» против «Явы». Я его сделал в секунду. Остановился километрах в трех от дач, мотор заглушил и откатил по тропинке в лес. Думал, он в город рванет, а я назад к дачам. Ждал минут десять. Никого. Подумал, что он вернулся. Выкатил мотоцикл, завел. Только тронулся, он навстречу. Усек, значит, что я зашухарился, и ждал…. Короче, я врубил дальний и пошел прямо на него. Лоб в лоб. Он улетел в кювет, я мимо проскочил. А там по тропинке через лес к дачам. Оставил на самом краю, носовым платком отпечатки с руля и фары стер и к вам.
- Юрка, Юрка,- сказала Рита, взлохматив ласково его шевелюру,- Почему ты не мог сказать про это сразу? Думал, никто ни о чем не догадается? Наивный ты.
- А как ты догадалась?
- Не я. Мама моя. Она видела, как ты ночью возвращаешься со стороны леса. А потом ты проговорился про два цилиндра…. Она подумала, что ты угнал «Яву» у Славика…. И еще… Этот Славик никогда не был моим. Хотел быть, но мне такие придурки не нужны.



В конце декабря началась пора зачетов. Григорьев умчался в Волжск на один день. Рита праздно шаталась по Центральному корпусу. Вообще-то она искала Женьку, но несколько минут назад Люба Орлова сообщила, что Маевская уже укатила в общагу. Рита психанула. Один смотался домой, предупредив об отъезде за час, другая уехала, ничего не сказав.
Вдруг подошел Зайцев, и Рита выплеснула на него клокотавшую досаду.
- Только помолчи ради бога,- резко оборвала она его приветственное вступление.
Она пошла к выходу, он за ней. Она обернулась.
- Я домой, а ты куда?
- Я тебя провожу.
- А я тебе разрешила?
Он понял, что к ней лучше не приставать. Она заспешила на остановку трамвая, Зайцев плелся далеко позади. Но нужный трамвай где- то затерялся, и Зайцев оказался опять рядом.
- Где же этот чертов трамвай?- думала Рита.
Подошла «пятерка». Рита зашла в первый вагон. Зайцев тоже. К Рите он не приближался, трясся на задней площадке. Свободных мест не было, Рита встала за спиной пожилого «джентельмена» с газетой и сделала вид, что внимательно изучает передовицу. На следующей остановке она сошла и понеслась к остановке троллейбуса. Она не оборачивалась, но могла поклясться, что Зайцев спешит следом. Троллейбус как раз подходил к остановке, Рита заскочила в заднюю дверь, за ней женатая пара, дядька в тулупе и Зайцев. Троллейбус был заполнен также, как и трамвай, но незнакомый мужчина средних лет уступил ей место. Она отказывалась, но он очень настаивал, и она согласилась поблагодарив. Мужчина отошел к задней площадке. Там же стоял Зайцев и рассматривал Ритину спину. Он смотрел так настырно, что она что-то почувствовала и обернулась. Зайцев сделал вид, что смотрит в окно.
Троллейбус остановился у Комсомольской площади. Зайцев жил в общежитии института неподалеку. Это была его остановка, и Рита искоса взглянула в окно на выходящих пассажиров. Зайцева среди них не оказалось. Значит, он остался в салоне. И Рита вдруг затылком почувствовала, как он смотрит на нее. Проехали еще остановку. Зайцев опять не вышел. Наконец троллейбус подкатил к Ритиной остановке. Она вышла в переднюю дверь и сделала уже шаг к дому. Но что-то заставило ее обернуться. Зайцев стоял у задних дверей. Двери с шумом затворились, троллейбус со свистом понесся к конечной. Они остались на остановке вдвоем. Зайцев подошел к ней.
- Зачем это дурацкое преследование?- спросила она негодуя.
- Я плохо ориентируюсь в городе,- Зайцев виновато прятал взгляд,- Пропустил свою остановку.
Она не поверила ему и смотрела грозно.
- Саша, что тебе надо?
- Хочу поговорить с тобой.
- Не о чем нам с тобой говорить. Неужели не понятно?
- Вообще- то, я хотел поговорить о друге,- сказал он, нажимая на слово «друг».
- Почему я должна говорить с тобой о каком-то твоем друге?
Она сделала вид, что не сообразила, кого имеет в виду Зайцев.
- Я про Григорьева хотел поговорить,- он просительно заглянул в ее глаза.
- Говори. Только быстро.
- Понимаешь, я ведь к Юрке очень хорошо отношусь.
Он замялся и посмотрел смущенно.
- Не могу здесь говорить. Давай где-нибудь присядем.
- Еще чего. На улице зима, если ты заметил.
Он умоляюще посмотрел на нее.
- В квартиру я тебя не приглашу,- с поспешной резкостью бросила она.
- Рита, это очень важно. Честное слово.
Она раздумывала несколько секунд.
- Ладно, пошли ко мне…. Только договоримся сразу. Никакого чая. Рассказываешь и уходишь.
Зайцев послушно кивнул.
За честь свою она не переживала. Мама в этот час была дома, да и Зайцев казался слишком скромным для роли насильника. К тому же нравилась она ему безмерно. Это Рита видела и чувствовала.
Они зашли в квартиру. Зайцев оглядел прихожую и восхищенно крякнул. Рита зыркнула на него, но заметила восторженный взгляд и чуть оттаяла. Еще вспомнила, как первый раз здесь появился Григорьев. Ясно представила его спокойный чуть снисходительный взгляд. Пристально посмотрела на Зайцева и увидела в его глазах мученическую надежду.
Мама орудовала на кухне. Звякала посуда, лилась вода из-под крана.
- Рита, ты с Юрой?- громко крикнула она, пытаясь перекричать шум воды.
Рита не стала орать в ответ и открыла дверь в кухню.
- Мам, я не одна.
- Это не Юра?
- Нет.
Мать закрыла краны и вышла в прихожую.
- Ааааа, Саша. Давно тебя не видела.
Она глянула на дочь. Та отвела взгляд.
- Сейчас будем обедать. Подождите минут десять.
- Мам, никакого обеда. Через пять минут Саша уходит. Он очень спешит. Правда, Саша?
- Нуууу,- Зайцев замялся, но встретился с Ритиным взглядом.
- Я, правда, очень спешу, Людмила Петровна.
Та пожала плечами.
- Ну как знаете.
И исчезла на кухне.
- Вот тапки,- Рита швырнула тапки парню под ноги,- Разувайся и проходи.
Они зашли в большую комнату, и Зайцев опять изображал щенячий восторг. А может, не изображал, а восторгался искренно.
Рита усадила его в кресло, а сама села на диван.
- Давай, говори.
- Даже не знаю, с чего начать.
- Начни с конца. Придумал про разговор? Ну, ты и фрукт.
Она поднялась с дивана.
- Ты слышала про Гришаева?- спросил поспешно Зайцев.
Рита продолжала стоять напротив него.
- Ну, слышала. И что?
- Он провалялся полмесяца в травматологии.
- Ты пришел поговорить о Гришаеве?- изумилась Рита.
- Я пришел поговорить о Юре. Я уже тебе говорил.
- При чем тогда Гришаев?
- Ты можешь меня выслушать, не перебивая?- тихо попросил он.
- Хорошо говори. Только коротко и ясно.
Рита опустилась на диван.
- Я волнуюсь за Юру. Он очень странно ведет себя с некоторых пор. Я имею в виду ту поездку в совхоз. Мне кажется, что он возомнил себя этаким судьей и одновременно палачом. Знаешь, у Фридриха Дуреманта есть такая повесть «Судья и палач». Нет, там конечно про другое, но…
- Саша, не отвлекайся,- перебила Рита,- Давай к делу. Кого Юра судил и кого повесил?
Она издевалась над ним. Зайцев это понял, но не отступил. У него были козыри на руках.
- Я не знаю… Может быть многих,- ответил он,- Уверен, что Гришаев его рук дело.
Рита опешила.
- Чтоооо?! Ты чего несешь?! Какое Юра имеет отношение к вашему Гришаеву?!
Зайцев смотрел на нее честными растерянными глазами.
- Как какое? А Наташка Фридман?
Теперь растерялась Рита.
- А при чем тут Наташка?
Зайцев смотрел на нее во все глаза.
- Ты чего, Рит? Они же того…. Еще на первом курсе…. Ты не знала?
Рита сжала губы, и глаза заледенели.
- Нет, ты, Рит, не подумай. Он давно с ней не встречается. Просто Олег любит трепаться про свои подвиги. Кстати, терпеть не могу его за это. Как- то, в самом начале семестра, он рассказал нам такое про Наташку…. Подло поступил, конечно. Не по-мужски…. Ну короче, Юрка это тоже слышал. Я тогда еще почувствовал. Он так на Олега посмотрел…. Будто убить хотел.
Рита уже справилась с собой.
-Я знаю историю про Гришаева и Наташку. Ее все слышали. Ублюдок ваш Гришаев. Самый последний. Его вообще убить мало. Но при чем здесь Юра? Во-первых, Гришаев здоровенный и спортсмен,- сказала она и вспомнила в который раз заброшенную ферму в Капошино.
- Самое главное,- продолжала она,- Ваш Гришаев рассказал, что на него напали три незнакомых мужика. Никакого Юры рядом не было.
- А я и не сказал, что он сам бил Олега. У него для этого дружки есть. Уголовнички. Ты лучше меня знаешь.
Рита посмотрела на него испепеляюще.
- Ты пойми,- зашипел Зайцев,- Я ведь от чистого сердца. Я ведь именно тебе рассказал. Одной единственной. Клянусь, никому больше ни полслова.
Рита молчала.
- Я люблю тебя,- сказал Зайцев,- Больше жизни люблю. Я все понимаю и особенно не надеюсь. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. С тем, кого ты полюбишь…. Не хочу, чтобы ты потом локти кусала…. Ты сама-то готова в тюрьму передачки носить?
Рита округлила глаза.
- Чегооо? Какие передачки?
- Обыкновенные. А то ты не понимаешь, куда это обычно заводит?..... В тюрьму, Рита. Тебе нужен муж- уголовник?
- У тебя все?- спросила она холодно.
- Все. Я пошел. Будь счастлива.
Она не ответила, проводила до дверей и молча ждала пока он надевал пальто, шапку и сапоги. Выглянула мать.
- Ты еще здесь, Саша? Оставайся обедать с нами. У меня замечательный борщ…
- Мама,- резко перебила Рита,- Я же говорила, Саша очень занят.

Она с грохотом захлопнула за Зайцевым дверь и прошла в свою комнату. Включила Поля Мориа и бросилась на диван. О Гришаеве она не думала. Терпеть не могла этого фигляра и выскочку с манией величия. Он заговорил с ней в первый же ее день на новом месте. Сразу начал с пошлой шутки и продолжил в том же духе. При этом самодовольно похрюкивал и сам собой любовался со стороны. Когда случилась с ним та неприятность, она подумала:- «ну вот, кого-то ты достал дружок». И почти сразу забыла. Надо признать, что злорадства она тоже не ощутила. В отличие от многих девушек с их «потока».
Думала она о Наташке. Вот уж кого она никогда не прикладывала к Юре. Даже в голову не приходило, что они когда-то близко общались. А насколько близко?
Даже лоб испариной покрылся. Вот бы узнать про их отношения.
- А дальше что?- спросила она себя,- А дальше видно будет.
Ответ пришел через несколько минут. Раздался звонок в дверь, Рита пошла открывать. В дверях стояла Женька. Хитрюга Маевская точно знала, когда Воробьевы сядут за стол и пришла вовремя.
Людмила Петровна с первого знакомства приняла Маевскую. Хорошая подруга для дочери. Высокая, под стать Рите. Самостоятельная. Спокойная. Рациональная. Парней отталкивает холодностью и излишним прагматизмом, да и внешностью уступает Рите. Лучшей подруги не сыскать.
- О, Женечка,- воскликнула она радостно,- Проходи на кухню. Я приготовила бесподобный борщ.
Они чмокнули друг друга в щеки.

На столе три тарелки с борщом, хлеб и сметана.
- Как вкусно,- похвалила Женька,- Вы бесподобно готовите, теть Люд. Вот бы мне так научиться. А сметана? Просто чудо. Сразу видно не магазинная. И хлеб…
- Ну, уж ты совсем меня захвалила. Хлеб- то я не пеку.
- Ааааа, тут совсем другое. С таким борщом и сметаной и хлеб другим кажется.
- Твоя мама ведь тоже неплохо готовит. Ты говорила.
- Не плохо, но с вами несравнимо. И, вообще, вы выглядите так…. Вы с моей мамой ровесницы, но она кажется лет на десять старше вас. Честное слово. Вы обалденно выглядите, теть Люд. Вот бы мне такой быть в вашем возрасте.
Воробьихи иронично переглянулись. А меду тем Женька не притворялась. Ей так осточертело варить супы в общаге, что любой домашний «супец» пошел бы на пять с плюсом. А выглядела Людмила Петровна действительно прекрасно и могла бы еще показаться многим старшей сестрой Риты. В другое время сама Рита несомненно примкнула бы к Женькиным восторгам. Но сейчас ее заботило другое. Она с нетерпением ждала, когда ее подруга, наконец, насытится. Та, кстати, очень серьезно следила за своей талией и отложениями на бедрах, но сегодня будто приехала из голодной губернии. Съела первое, второе и принялась за десерт. Рита легонько пнула ее ногой под столом и показала глазами:- «Жри быстрее». Сама поднялась и вышла из кухни. С нетерпением бороздила свою комнату в различных направлениях. Наконец появилась счастливая подруга. Рита сразу перешла к делу.
- Я тут одну вещь узнала,- она говорила и внимательно изучая Женькины глаза,- Оказывается у Григорьева были отношения с Наташкой Фридман. Ты знала об этом?
Женька склонила голову, так что ее глаза заслонились прядями волос.
- Да, пожалуй, знала. Так это когда было. А почему ты спрашиваешь?
- Просто интересно узнать что-то новенькое о своем парне,- Рита криво ухмыльнулась,- И долго у них это было?
Женька призадумалась.
- Я не помню точно, но что-то у них произошло на юге. В Крыму. Наташка ходила сама не своя. Юрка на нее грустно смотрел. Кстати, мы как раз поехали на картошку. Ту самую.
Рита уже выстраивала цепочку из временных звеньев.
По-видимому, Григорьев расстался с Наташкой незадолго до первого знакомства со мной. И по-видимому, расстался не по своей воле. Что ж, Наташкой можно увлечься. И личико и фигурка. Никаких страшностей, о которых болтал Гришаев, у Наташки никогда не было. Я видела ее в бане. Значит, Наташка бросила его, а потом ходила сама не своя. И стала встречаться с Гришаевым.
До Риты вдруг дошло.
Не той национальности оказался Юрочка. Наташка страдала. Оба страдали. Потом совхоз. Назло Наташке он находит ****юшку Люду. От этого Наташке должно быть еще больнее. Он не останавливается и затаскивает в квартиру меня. Правда, вместе с Женькой, но это ничего не меняет. Все уверены, что между нами что-то было. Господи, как же, наверное, ненавидела меня Наташка.
- Он не любил меня,- ужаснулась Рита,- Он просто мстил Наташке.
День закончился никак. Часа два побродила с Женькой по окрестностям, слушала ее в пол- уха и отвечала невпопад. Вернулась домой и все думала, думала. О Григорьеве. Вновь и вновь прокручивала в голове каждый эпизодик их отношений. Мать приставала с вопросами, Рита сослалась на усталость и легла в постель. Отец пришел с работы, о чем-то оживленно беседовал с матерью. Рита не слушала. Встала только к ужину. Голова гудела от чувств и мыслей.
За ужином взяла себя в руки и справилась с ролью веселой жизнерадостной девочки. Родители не почувствовали ее волнения. Она не знала плюс это или минус. Может, было бы лучше вывернуть себя сейчас перед ними, переложить свою обиду и боль на их плечи. Но разговор за столом, легкий и неспешный, не располагал к признаниям. Отец рассказывал о недотепе первокурснике Копейкине. Рита слушала и улыбалась.
- Где же Юрий?- поинтересовался вдруг отец.
- В Волжске,- сухо ответила Рита и перестала улыбаться,- Завтра вернется.
Отец внимательно посмотрел на нее и ничего не сказал. Несколько минут тишину нарушал только звон вилок.
- Я Владимира Павловича очень деликатно расспросил насчет того паренька. Помнишь, Людочка, он приносил к нам на дачу магнитофон?
- Еще бы не помнить,- мать зыркнула на Риту,- И что сказал Володя?
- Очень толковый паренек. Учится прекрасно. В пивные с друзьями не ходит. Вежливый и культурный. Характер есть.
- Зачем ты спрашивал?- Рита разозлилась, но постаралась не выказать эмоций.
- Просто хотел узнать. По-моему, естественное желание.
Она доужинала быстро без аппетита и скрылась в комнате до утра.

Григорьев появился в начале девятого. Родители ушли на работу, до зачета по термодинамике оставалось больше двух часов.
Как ей жутко было начинать этот разговор. Его ответы страшили ее. Она боялась услышать правду. С сомнением она смотрела на Юру и никак не могла задать первый вопрос. Он чувствовал, что что-то происходит в ее душе сейчас, и начал нервничать. Он боялся странных необъяснимых перепадов в ее настроении. Впрочем, сегодня все разъяснилось быстро.
- Юра. Почему ты не говорил, что у вас с Наташкой были отношения?
Он не смутился, но удивился изрядно.
- С Наташкой? С чего ты взяла? У нас не было никаких отношений.
- Разве вы не отдыхали вместе в Крыму?
- Аааааа,- он сразу просветлел лицом,- Мы встретились в Алуште. Случайно. Прошлым летом. Не тем, что было, а….
- Я поняла, Юра.
- Мы встретились, искупались пару раз, прошли туда-сюда…
Он вдруг остановился.
- Рит, а в чем собственно дело? Это было давно. Я тебя тогда даже не знал.
- Просто, странно, что ты мне об этом не рассказал сам.
- Ну а чего тут рассказывать? Так, мелкий эпизод из жизни.
- Ну-ну.
- Можно подумать, ты мне все про себя рассказала,- не выдержал он,- Чья бы корова мычала.
- Чтоооо!?- ахнула негодующе Рита,- Ну-ка объяснись, Григорьев.
Глаза ее наполнились ледяной сталью, но Юру уже сорвало с тормозов.
- Ну, например, Витя,- бросил он.
- Какой еще Витя?
- Белоконь.
Рита осела. Стала похожей на надувную куклу с проколотым боком. А Юра набирал скорость.
- Я разговаривал с его матерью и все знаю..
Рита выпрыгнула из кресла. Прямо перед собой Юра увидел перекошенное от злобы лицо. Такую Риту он еще не знал. Он не предполагал, что она может быть такой. И хоть он не был трусом и не пасовал даже перед «серьезными ребятами», сейчас ощутил мистический ужас, словно оказался героем одной из леденящих кровь историй про оборотней и ведьм. Почувствовал как стянуло кожу на затылке, провел ладонью по волосам. Показалось, что они встали дыбом. И еще показалось, что это последние секунды его жизни.
- Пошел к черту,- рявкнула Рита разбив вдребезги колдовские чары.
Юра поперхнулся и пришел в себя.
- Ты чего, Рит?
- Пошел к черту! Я видеть тебя больше не желаю! Уходи немедленно и никогда больше здесь не показывайся. Сволочь.
Она выдала тираду на одном дыхании, и чуть не задохнулась. Закрыла лицо руками и вроде всхлипнула. Юра дотронулся до ее руки, она отмахнулась и задела парня по носу. Он понуро побрел к двери, натянул сапоги и застегнул змейки. Взялся за пальто. Рита налетела сзади и уткнулась лицом в его шею. Та сразу взмокла от слез.
- Юрка, ты гад, ты гад,- шептала она,- Ты же не знаешь ничего и такое говоришь. Ты же не знаешь, дурак.
Он целовал залитое слезами лицо, тушь и тени черными струйками текли по их щекам.

Зайцева он встретил около института. Рита убежала вперед и скрылась в дверях, Юра подождал приятеля. Поздоровались. Юра пожал потную ладонь и подивился сначала, но приглядевшись, заметил, что из-под нутриевой шапки бегут капельки пота.
Зайцев заметил Риту в окошке трамвая. В это время он только вступил на «Новый мост». Он побежал следом за трамваем. Мост не был особенно длинным, но и коротким тоже. Этак метров триста длиной. Трамвай неспешно поднялся до центра моста, а потом припустил во все тяжкие, и Зайцев отстал, хоть и перебирал ногами с невиданной для него скоростью. Он и две трети не пробежал, когда увидел, как Рита вышла из трамвая на остановке. Он понесся под уклон не чувствуя ног, и у него родилось второе дыхание. Глаза заливал пот, он уж не видел ничего впереди, а когда додумался утереть лоб и веки, понял, что старался зря. Рядом с Ритой вышагивал Григорьев. Как он его сразу не разглядел? Зайцев остановился и попытался скрыться за спины шагавших рядом студентов. Но было поздно. Рита обернулась, заметила его и прибавила шагу. Григорьев поспешил следом. Она что-то шепнула ему в ухо. Он обернулся и увидел Зайцева.
Теперь они стояли друг перед другом. Спокойный уверенный Григорьев и потный красный, задыхающийся от быстрого бега и еще от чего-то, Зайцев.
- Ты чего, заболел?- спросил удивленно Григорьев.
- Так, самую малость,- ответил Сашка и для порядка кашлянул пару раз.
- Хреново,- посочувствовал Григорьев,- Накануне экзаменов заболеть – это хреново.
- Ничего. Как-нибудь.
Если бы даже Григорьев сейчас долго-долго рассматривал асфальт под ногами, то не заметил бы трещины, стремительно растущей меж ним и Зайцевым. А ведь это была уже не трещина, а целая пропасть. И дна у этой пропасти не было, потому что нет предела подлостям, совершаемым одним по отношению к другому, если меж ними вдруг встанет женщина. Григорьев слышал о подобных историях и фильмы соответствующие видел не раз, но примерить «одежку» несчастных романтиков, преданных близкими своими, не мог даже в страшном сне.
Они приближались к институту. Сашка все еще задыхался. Может, от пробежки, а может, от ненависти к тому, кто безмятежно шагал рядом.
Тот, кто хочет зла тебе, заметит в твоем лице то, на что настоящий друг не обратит внимания. Вот и Зайцев вдруг спросил участливо:
- Ты чем-то расстроен или мне показалось?
Он спрашивал не просто так. Вчерашний разговор с Ритой не мог остаться без последствий. На это он очень сильно надеялся. Судя по всему, надежды оправдались. Юра слишком преувеличенно «безмятежничал».
- Ааааа,- Юра с досадой махнул рукой,- Я сегодня сам себя окунул в такое дерьмо.
- Поделишься?- спросил участливо Зайцев, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.
- Это в двух словах не объяснить. Подлость я совершил, Санек. Понимаешь?
Он посмотрел в доверительные поросячьи глаза. Захотелось вдруг поделиться пережитым.
- Ладно, слушай. У Риты был одноклассник. Он был в нее влюблен. Давно. Еще в восьмом классе. Они встречались какое -то время, а потом она нашла другого. Так часто бывает, и ничего такого в этом нет. А парень оказался, то ли слабаком, то ли сумасшедшим. Взял и бросился с балкона. Остался инвалидом. Теперь мать возит его в коляске…. Мать есть мать. Сам понимаешь, что во всем она винит Риту, хотя Рита в принципе не при чем. Мамаша встретила меня и все рассказала. Со своей колокольни, естественно…. И я ведь понимал, что Рита не виновата. Прекрасно понимал. А вот что-то нашло. Взял и обвинил. И еще таким тоном.
Юра опять пережил свой ужас и поежился. У Зайцева перехватило дыхание.
- Вы же вместе шли,- осторожно сказал он.
- Вместе. Простила она меня…. Только я теперь себя простить не могу.

Около аудитории толкались студенты. Рита стояла у окна в полном одиночестве. Григорьев подошел к ней, Зайцев остался в стороне.
- Не обижаешься на меня?- Юра заглянул в ее глаза.
- Нет. Иди к своим, а то опоздаешь…. Ни пуха….
- К черту….
Григорьев поспешил к своей аудитории, Зайцев двинулся следом, искоса поглядывая на Риту. Он вернулся через несколько минут.
- Уже сдал?- съязвила Рита.
- Оказывается у меня «автомат». А я и не знал.
Рита окинула его взглядом с ног до головы. Зайцев уже подсох. Только на лице осталось несколько красных пятен. Самодовольная улыбка и щенячий взгляд.
- Завидую,- сказала Рита,- А мне еще сдавать.
- Да ладно. Будто не сдашь.
Она промолчала.
- Юрка не скоро освободится,- сказал Зайцев,- Там у нас очередь.
- Я сама не скоро освобожусь.
Помолчали. Рита в принципе не хотела говорить, а Зайцев очень хотел, но не знал как начать. В конце концов, решился и замурлыкал под нос неизвестную Рите мелодию. Слух у него был и мурлыкал он грамотно. Рита сразу откликнулась.
- Это откуда?- спросила она,- Вроде что-то знакомое, но не могу вспомнить.
- Это из «Крестного отца»,- небрежно сообщил Зайцев.
- «Крестный отец»?
Рита вдруг вспомнила. Есть такой фильм. Американский, кажется. Запрещенный в СССР.
- Там сцена такая классная под эту музыку,- продолжал Зайцев.
- Сцена?! Ты хочешь сказать, что смотрел этот фильм?
- Конечно, смотрел.
- Не ври. Он запрещен.
- Для кого как. Хочешь посмотреть?
Рита уже приготовилась выплеснуть на Сашку ведро презрения. Последние его слова сразили ее.
- Ты серьезно говоришь или издеваешься?- грозно спросила она.
- Я не посмел бы над тобой издеваться. Никогда.
- Ну, предположим, я хочу посмотреть этот фильм,- начала она осторожно,- Что для этого надо?
- Ничего. Только твое желание. У меня здесь в Калинине есть друг. Мой троюродный брат. Зовут Тимуром. Живет на Советской в «сталинке». Папа мотается по «загранкам»…. У него есть видеомагнитофон. Короче, я могу договориться с ним на любой день.
Рита на секунду задумалась.
- Да хоть сегодня. В любое время.
- А Юрка?- спросил с придыханием Зайцев.
Рита сразу не врубилась.
- Юра, я думаю, тоже согласится.
Зайцев замотал головой.
- Неее, Рит. Юрку я пригласить не могу. Тима человек серьезный и кое с кем не общается.
Рита вспыхнула.
- Что значит, кое с кем?
- Ну сама подумай. Кто такое Юра? Ни кола ни двора.
- А ты?
- Я его брат. Мы все детство вместе.
- А я, значит, не кое-кто?
- Сравнила. Ты профессорская дочь. Рит, это не я придумал. Так всегда было и будет. Ты-то сама с кухаркиными дочками, небось, не дружишь.
- Я без Юры не пойду никуда.
На лице Зайцева отразилась досада.
- Зря,- сказал он,- Я ведь не на свидание тебя приглашаю. Придем к Теме, посмотрим кино и уйдем. Я слово даю, что не прикоснусь к тебе….. И ничего не буду говорить о своих чувствах. Клянусь. Просто хочется, чтобы ты приобщилась… Ну где ты еще сможешь такое увидеть?
Рита молчала.
- Я слово даю, что не пристану,- повторил Сашка.
Рита решилась.
- Хорошо. Завтра Юра уедет домой…. Если сможешь, договорись часов на пять. Фильм длинный?
- Часа на два.
- Ну вот, как раз. Не рано и не поздно.

В аудиторию она зашла после всех, взяла билет и села на задний ряд. Вышел последний студент, Рита подошла к столу.
- Ну, так как, Маргарита Андреевна, готовы?- спросил Полянский.
Рита кивнула.
- Надеюсь, знаете на отлично?- продолжал он.
- На хорошо,- Рита скромно потупилась.
- На отлично, только на отлично, Маргарита Андреевна.
Полянский лихо заполнил зачетку и протянул Рите. Та не поверила глазам.
- У меня ведь только зачет….
- Я уверен, что вы прекрасно знаете предмет. К чему лишние формальности. Считайте, что сдали экзамен досрочно…. Всего вам доброго, Риточка.
Та выскочила из аудитории, не чувствуя под собой ног. Григорьев переминался у окна. Она подошла и с удовольствием поцеловала его в губы.
- Юрка, я сдала экзамен! Поздравь меня!
Угрюмо начавшийся день расцветал разноцветными красками.


                Продолжение следует.