Она была такая старая, что, кажется, уже всех в городе пережила. И даже дохлая Берта – дворовые дети звали так соседку слева за вечное моментальное засыпание посередине фразы – так вот, даже дохлая Берта и правда померла в прошлом году. А Александра жила. Она и сама понять не могла, зачем так зажилась на свете. Муж давно умер. Первый муж, с которым прожила не самые счастливые свои десять лет (хорошо, что почти все забылось), умер еще раньше. Из четверых детей двое уже умерли тоже, и даже один внук в 45 свалился с инфарктом и больше не встал. А Александра все жила. Ей казалось, внуки и правнуки ходят посмотреть на нее как на достопримечательность и эдакую семейную реликвию. Ни у кого не было такой старой бабки, а у них была.
В целом, Александре повезло. В свои 93 она сохранила рассудок и даже некоторую свободу передвижения. Конечно, далеко было тяжело, но до магазина или до парка и обратно вполне могла дойти сама, каждый раз неизменно удивляя этим соседей. Хотя что соседи… Соседи тоже давно уже поумирали, а их детям было все равно. Почти все на их улице продавали домишки, которые оставались от дедок и бабок. Наверно, и ее внуки не станут исключением.
Александра тяжело встала с кровати и поплелась на кухню. Через пару шагов закружилась голова, и она привычно прислонилась к стенке. Последние лет десять голова кружилась именно в этом месте, и она удивилась скорее бы, если бы этого однажды утром не произошло. Переждала головокружение, неторопливо доковыляла до печки. Кухни как таковой в доме не было, было большое помещение прямо на входе, раньше назвали бы – горница. Александра совершила свой утренний ритуал, который непонятно зачем установился давным-давно – заглянула в печь, и только после этого подошла к плите и зажгла огонь под чайником. На печке стояла еле тепленькая вчерашняя вода, и теперь предстояло одно из двух самых сложных утренних действий – умывание. В старом доме не было ванной комнаты, поэтому умывалась Александра просто над тазиком. Вот только приподнять этот тазик, переставить, нагнуться к нему – все это было уже тяжело.
Как всегда, умывание она закончила четко к тому моменту, как закипел чайник. И это был ритуал, отточенный годами. Александра отставила тазик и поковыляла к плите. Свисток на чайнике всегда ее раздражал, но снять, изменить что-то в таком привычном укладе рука уже не поднималась.
Она налила себя чай в маленькую, еще мужем подаренную чашку. Положила ложку сахару. И только теперь ощутила, что второе утреннее дело осталось не сделанным. Ведро. Одно и то же ведро за шторкой давным-давно исполняло роль туалета. Беда была в другом – лет с девяноста Александру стали регулярно мучить запоры. А попробуй-ка пережить их не сидя на унитазе, а согнувших над алюминиевым ведром! Кряхтя, она устроилась за шторкой поудобнее и приготовилась ждать. Потом вспомнила, что радио забыла включить – расстроилась. Чтобы как-то скоротать время, решила подумать о настоящем туалете – ну когда-то же он будет! Александра даже зло шутила сама с собой, что будет жить, пока ей не сделают туалет. А там уж можно и помирать.
Мысли о новой уборной плавно перенесли ее на сегодняшние дела. Как раз сегодня Александра собиралась в горисполком, тьфу ты, в администрацию, правнучка все время исправляет. Ну как все время, только когда забегает на полчаса, конечно, раз в неделю – и то хорошо. Александра никогда не упрекает – у них, молодых, свои дела, она вот свою молодость хорошо помнит. Вот только мужа первого стала забывать, но это тоже все к лучшему.
Так вот, собралась она сегодня на прием к большому начальнику, который должен приехать из Москвы. Может, хоть он с туалетом как-то поможет, а то уже сколько можно жалобы главе писать! Ответы всегда приходят одни и те же, только за разными подписями – мол, не положено, бабушка, у вас и так квадратных метров в три раза больше, чем у нас по нормативам проходит. Пожил бы кто в этих метрах…
Александра, все так же кряхтя, ополоснулась и привела хозяйство за занавеской в порядок. Тут только забудь один раз – запах будет на весь дом. Один раз уже было – так не знала куда себя перед внучкой от стыда деть.
Вспомнила про чай – кинулась пить, а он уже холодный, конечно. Ну не будет же вода ждать, пока бабка свои дела сделает! Александра перелила все в железную кружку, поставила на печку. Потом вспомнила, что печку-то сегодня и не топила. Вздохнула, перелила обратно, стала пить как есть. Своим провалам в памяти она давно уже не расстраивалась, смысла никакого. Все равно забывала и будет забывать.
Потом делала еще много дел – сидела у окна, зачем-то взялась чистить картошку на обед (хотя в холодильнике оставались еще макароны), но почистила плохо – доделать не доделала, а палец порезала, теперь заживать будет недели две, если не три, у старых-то долго все заживает. Потом еще снова пила чай и ходила за шторку, слушала радио и телевизор. В двенадцать собралась на прием к большому начальнику. Достала из шкафа китель с орденами, погладила их, посмотрела. Хотела было заплакать, но вспомнила, что уже опаздывает, и не стала. Собрала сумку с документами, а еще положила туда два куска рафинаду – а вдруг поплохеет, как в прошлый раз. Ну, еще взяла с собой немного денег – на обратном пути можно зайти в магазин, побаловать себя чем-нибудь особенным.
Уже у самого порога, пока надевала сапоги и пальто, навалилась опять привычная усталость, которая гонит в кровать. Обычно Александра с удовольствием на это поддавалась, но сегодня было дело. Она стряхнула с себя сонную тяжесть и пошла.
Идти надо было до автобуса, потом ехать, потом опять идти. В последний раз женщина в администрации, заглянув в графу «возраст», предложила прислать за ней машину. Александра отказалась – еще чего! Можно подумать, совсем бабка труп, в автобусе не проедет. Ну не будешь же объяснять этой чиновнице, что стыдно за подъезд к дому, который давно зарос, за покосившийся забор, за их старую улицу с ямами глубиной в колесо.
Доехала она в этот раз на удивление легко, ни разу не споткнулась, в автобусе сидела прямо у окошка. Праздник, а не дорога. Вот только в администрации оказалось, что большого начальника еще нет. Сказали, ждите. Она и села прямо перед дверью, и стала ждать.
Потом вроде бы засыпала или просто задумалась. Вернулась в реальность от того, что кто-то осторожно трепал за плечо: бабушка! Бабушка, ваша очередь! Александра подхватилась, сняла пальто так быстро, как только смогла (и чего не сообразила, дура, сразу его сбросить!), пошла в кабинет. Девочка, которая ее будила, прибежала следом – притащила в охапке брошенные в коридоре вещи. Александра поморщилась, глядя на свое верхнее в руках у молодой, ухоженной, в светлом хорошем костюме. Пальто же было совсем старое, стыдное – шила еще при муже на заказ. Мех на воротнике повылез, рукава потерлись. Но зато оно было такое свое, родное, и даже когда внучка чуть ли не силой тащила ее в магазин – не сдавалась, не шла.
– Да кому оно там нужно-то, - буркнула Александра, и больше уже на ерунду не отвлекалась. Ее посадили прямо перед начальником – крупным седым мужчиной с нестарыми глазами, по александриным меркам, так вообще в самом расцвете. И она начала рассказывать ему так, как рассказывала бы собственному внуку – вот, мол, жили-были, да туалета не нажили. Начальник слушал внимательно, перебил только раз, когда упомянула про второго мужа, заинтересовался: - а сколько мужей-то? Два, - с достоинством ответила Александра, - а что, сейчас и по пять заводят. Начальник засмеялся: Ваша правда. Ну, досказывайте. Досказала – про то, что соседи уже поумирали, а дома их продали, что даже помыться теперь попроситься не к кому. Рассказала, что внуки у нее хорошие, и к себе перебраться предлагали, но она не хочет – все-таки ДОМ. Потом еще сказала, что много помогать не надо – только ремонт немного и туалет. Но еду всякую, вещи там или еще чего – у нее хватает. А закончила фразой, которую придумала еще две недели назад, когда только записывалась на прием. Сказала: ну ладно бы в 70. Ладно бы еще в 80. Но мне 93 года. А в следующем году – юбилей победы. Ну пожалуйста, можно я хоть к юбилею перестану в туалет на ведро ходить?
Эффект, как она и ожидала, получился. И начальник, и все в кабинете замерли и замолчали. Конечно, откуда им знать, что когда-то увлекалась она сочинительством и писательством, даже в журналы брали. А еще помнила по тем давним временам, что уходить надо на самой высокой ноте. Поэтому пока эти не выпали из оцепенения, собрала свои вещи и пошла к двери. Обернулась, сказала: простите, если что не так, и вышла. Это вы меня простите, - мельком услышала вслед, но задерживаться уже не стала. Знала – этот – поможет. Был у Александры такой даже не дар, а скорее подарок опыта – всегда на глазок определяла, стоит тратить на человека время или нет, будет польза или все впустую. От этого – будет.
Как возвращалась домой – почти не запомнила, потому что в горисполкоме все-таки устала. Наверно, уснула в автобусе, а может, просто забыла. Дома дольше обычного открывала дверь – зрение никак не хотело фокусироваться на ключе. Когда все-таки вошла, не стала тратить время даже не традиционное мытье рук – сразу же хлопнулась на кровать и замерла. Старые кости требовали покоя.
А на следующий день у Александры началось целое паломничество. Сначала приехали из газеты. Потом сразу из администрации, причем первые со вторыми успели разругаться. Потом строители, которые не измерили в доме разве что саму Александру. Потом приезжали еще какие-то уполномоченные, тоже долго расспрашивали, что да как. И сначала все это даже радовало. А потом Александра просто оставила дверь открытой и ушла на свою кровать. Пусть себе измеряют. В унитаз по-прежнему не верилось.
Маша ехала к прабабушке с тортиком. И тортик-то не простой, а со смыслом, специально заказывала в кондитерской на другом конце города. Украдкой приподняла крышку, заглянула в коробку. Вот он, красавец. Прямо посередине прекрасного, любимого прабабушкой сметанника красовался… унитаз. А что, должна оценить, она в свои 93 шутки прекрасно понимает, получше мамы даже. К тому же это был визит-сюрприз. Обычно Маша приходила по выходным, но сейчас специально сбежала пораньше с работы. Надо же с новым туалетом поздравить, так давно мечтала!
Как всегда, дверь Маша открыла своим ключом, а то прабабушка будет минут десять ковылять. Крикнула от порога: баба Саша! Это я! Где ты? – Ой, Машка, - закряхтела Александра из спальни, - щас, халат только надену! Щас! – Да ничего, - заорала в ответ Маша, - я пока твоей новой супер-уборной воспользуюсь, а то полдороги о туалете мечтаю. Щас, Маш, подожди, мне надо там… Маша, не слушая, направилась в туалет. Ну надо, правда же! Щелкнула выключателем, открыла дверь. И ахнула. Рядом с новеньким, красивым, натертым до блеска унитазом стояло накрытое дощечкой ведро. То самое ведро, та самая дощечка-крышечка. Боже, бабушка! – и Машка так расхохоталась, что вдруг поняла – если сейчас же не воспользуется хоть чем-нибудь, последствия будут катастрофические.
17 января 2015